Величественно возвышаясь над учебным городком, раскинувшимся на добрые дне сотни квадратных миль, плацем для проведения парадов и построений, аэропортом и космодромом, девяносто этажное здание из нержавеющей стали и стекла ослепительно сверкало под утренними лучами июньского солнца. Эта громада называлась Вентворт Холлом. Там занимались, переходили с курса на курс и жили земные кандидаты в Линзмены — Носители Линзы — пилоты Галактического Патруля. В то утро особое оживление царило в одном крыле верхнего этажа, где обитали гордые пятикурсники. Сегодня — день их выпуска, и через несколько минут пятый курс должен строиться для торжественного рапорта в зале А.
Зал А находился в личных апартаментах самого начальника Учебного центра. Для кадетов это было логовищем ужасного чудовища, в которое они попадали только для того, чтобы навсегда исчезнуть из Вентворт Холла и учебною корпуса; для выпускников — парадный зал, в который ежегодно строем входила группа для последнего построения. И когда они выходили оттуда, каждый ощущал какую-то едва уловимую, но глубокую перемену.
В своих спальнях выпускники еще и еще раз придирчиво осматривали дру! друга, удостоверяясь, что ни одна морщинка или пылинка не нарушает великолепия черною, как космическое небо, с серебром мундира линзмена из Галактического Патруля, что ни одно тусклое пятнышко не скрадывает блеск золотых комет на воротниках или зеркально отполированных лучевых пистолетов и прочей амуниции, подвешенной к поясам. Но вот придирчивый взаимный осмотр закончен, принадлежности для чистки, шитья и глажки сложены в футляры, те в свою очередь запрятаны в тумбочки, и кандидаты в Галактический Патруль направились в зал для построения.
В гардеробе Кимболл Киннисон, капитан курса по праву первого по успеваемости кадета, и три его лейтенантаКлиффорд Мейтланд, Рауль Ла Форж и Видель Холмберт — еще раз тщательно осмотрели друг друга и теперь ожидали со все возрастающим напряжением «момента ноль».
— Не забудьте о спуске, коллеги! — отрывисто заметил капитан. — Мы спускаемся в люк на большей скорости и в более плотном строю, чем наши предшественники. Стоит кому-нибудь нарушить строй, и… Хороши мы будем на своем последнем построении, да еще на глазах у всех младших курсов!
— Не беспокойся о спуске, Ким, — посоветовал Мейтланд. — Все три взвода хорошо отрепетировали маневр. Вот от чего меня действительно бросает в дрожь, так это мысль, что произойдет в зале А.
— Угу, — в один голос откликнулись Ла Форж и Холмберт.
— Думаю, вы справитесь со спуском, — согласился Киннисон. — Впрочем, скоро узнаем. Пора!
Все четверо офицеров вошли в зал, где уже выстроились выпускники. При их появлении курс замер по стойке «смирно».
Киннисон, строгий и подтянутый, живое воплощение безупречного исполнения служебного долга, как и подобает капитану курса, оглядел безукоризненно прямые шеренги и коротко бросил:
— Рапорт!
— Пятый курс в полном составе построен, сэр! — сержант-майор прикоснулся к кнопке на своем поясе, и громада Вентворт Холла вздрогнула от звуков всепроникающей торжественной мелодии марша «Наш Патруль», исполняемой лучшим в мире военным духовым оркестром.
— Нале-во! Шагом марш!
Человеческий голос было невозможно различить в громе берущего за душу марша, но хотя губы Киннисона лишь едва шевельнулись, отданная им команда прозвучала в теле каждого, кому она предназначалась (ни один посторонний ничего бы не услышал), благодаря прикрепленным на груди курсантов лучевым ультракоммуникаторам.
— Сократить дистанцию! Плотнее строй!
Соблюдая идеальное равнение, четко печатая шаг, команда замаршировала по залу туда, где на пути ее зиял провал — люк площадью в двадцать квадратных футов, верхний срез шахты, простиравшейся по вертикали от первого этажа до самой крыши Вентворт Холла более чем на тысячу футов. Всякое перемещение в шахте было приостановлено сиявшими красными огнями. Пять левых каблуков одновременно стукнули о самый край бездонной пропасти. Пять правых ног шагнули в пустоту. Пять правых рук крепко ухватились за поясные ремни, и пять тел, сохраняя строго вертикальное положение, устремились вниз с такой быстротой, что непривычному человеку могло бы показаться, будто шеренга просто исчезла.
Через шесть десятых секунды, не сбившись с ритма сотрясавшего здание бодрого марша, десять каблуков одновременно коснулись пола первого этажа Вентворт Холла — коснулись совершенно беззвучно. Развив к моменту приземления скорость почти в две тысячи футов в секунду, пять тренированных тел погасили скорость мгновенно, не испытав никакого удара, ибо падение совершалось при полной нейтрализации инерции, или, как выражались профессиональные астронавты, «свободно». При соприкосновении с полом инерция восстанавливалась, и движение строем возобновилось или, лучше сказать, продолжалось в точном соответствии с ритмом гремевшего оркестра. Пять левых ног шагнули вперед, и в тот самый момент, когда пять носков правых ног оторвались от пола, вторая шеренга с зазором всего лишь в один дюйм уже появилась на том месте, где за секунду до этого стояли их предшественники.
Шеренга приземлялась за шеренгой и устремлялась в марше с точностью часового механизма. При подходе кадетов к страшной двери зала А она автоматически отворилась и, пропустив шеренги, снова закрылась.
— Правое плечо вперед! — неслышно скомандовал Киннисон, и курс мгновенно повиновался. — Прямо! Стой!
Перед строем в огромном квадратном помещении без какой бы то ни было мебели стоял сам Людоед лейтенант-маршал Фриц фон Хоэндорф, начальник Учебного центра. Солдафон, тиран, диктатор., он был известен по всей системе как воплощение бездушия, а поскольку он ни разу не проявил ни перед кем никаких чувств или эмоций, родилось убеждение, что фон Хоэндорф больше всего на свете гордится и дорожит репутацией самого безжалостного и свирепого служаки, которого когда-либо знала Земля. Его густые седые волосы, постриженные ежиком, казалось, стояли дыбом. Левый глаз искусственный, а лицо иссечено множеством шрамов: даже чудеса пластической хирургии той эпохи оказались неспособны полностью убрать следы былых космических сражений. Правая нога и левая рука, выглядевшие внешне вполне нормальными, в действительности представляли собой чудо науки и искусства, а не творение природы.
Приблизившись на уставную дистанцию к самодержцу Учебного центра, Киннисон, четко отсалютовав, доложил:
— Сэр! Пятый курс в полном составе прибыл на Церемонию выпуска!
— Вольно! Встаньте в строй, сэр! — Космический ветеран церемонно отдал честь, и пока он делал это, вокруг него прямо из пола поднялась полукруглая кафедра.
— Номер первый: Кимболл Киннисон! — отрывисто пролаял фон Хоэндорф. — Выйдите из строя! Ко мне шагом марш!.. Присягу, сэр!
— Перед Всемогущим Свидетелем всего Сущего клянусь никогда не снижать высокие требования и стандарты Галактического Патруля, — благоговейно произнес Киннисон и, обнажив вытянутую руку, вложил ее в специальное углубление, сделанное в кафедре.
Из небольшого футляра с надписью «№ I. Кимболл Киннисон» начальник извлек нечто похожее на ювелирное украшение — чечевицеобразную линзу, изготовленную из сотен крохотных камешков тускло-белого цвета. Взяв линзу специальными щипцами с изолированными ручками, фон Хоэндорф на мгновение прикоснулся ею к бронзовой коже на руке Киннисона, и в тот же миг тусклые камни линзы сверкнули вспышкой многоцветных огней. Удовлетворенный, начальник опустил драгоценную линзу в углубление, и механизм сразу заработал.
Предплечье Киннисона покрыл толстый слой изоляции, поверх которого легли шины и защитные экраны; на миг вспыхнуло и тут же погасло нестерпимо яркое сияние. Отошли шины и экраны, снята изоляция, и глазам всех присутствующих открылась ЛИНЗА. Прикрепленная к загорелому запястью Киннисона браслетом из прочного, почти не поддающегося разрушению металла, в который она была вделана, линза сверкала и переливалась во веем своем великолепии. Это было уже не ювелирное изделие из неприметных тускло-белых камешков, а сверкающая всеми цветами радуги, испускающая переливающееся сияние драгоценная Линза, неопровержимо свидетельствующая всем, что перед ними Носитель Линзы из Галактического Патруля.
Такие же знаки своего нового достоинства получили и все остальные выпускники. Затем начальник Учебного центра с непроницаемым лицом нажал кнопку, и из гладкого металлического пола выросли глубокие мягкие кресла — по числу выпускников.
— Располагайтесь со всеми удобствами, — скомандовал начальник и почти по-мальчишески улыбнулся. Это было первым проявлением чего-то человеческого со стороны свирепого старого тирана: никто из пятикурсников даже не подозревал, что начальник Учебного центра умеет улыбаться. Между тем фон Хоэндорф продолжал странно изменившимся голосом:
— Садитесь, джентльмены, и закуривайте. У нас с вами час, чтобы потолковать кое о чем. Я хочу ввести вас в курс дела. Каждый найдет свой любимый напиток в подлокотнике кресла. Не беспокойтесь, здесь нет никакого подвоха, — заметил начальник в ответ на удивленные недоверчивые взгляды и закурил большую черную сигару из венерианского табака. — Отныне вы Носители Линзы, Линзмены. Правда, вам еще предстоит выполнить кое-какие формальности, связанные с зачислением на службу, но они не в счет. Каждый из вас окончил полный курс, и его Линза обрела жизнь.
Нам хорошо известны ваши склонности и привычки, и у любого из вас есть свой любимый сорт курева — от тилотсоновских «Питтсбургских сигар» до сноуденовских сигарет «Альзаканит», хотя до Альзаканита отсюда далеко, — ведь эта планета находится на окраине нашей галактики.
Нам хорошо известно, что вы все обладаете стойким иммунитетом против соблазна опасных наркотиков — иначе вы бы не сидели здесь сегодня. Поэтому курите и чувствуйте себя как дома. Можете задавать мне любые вопросы, и я постараюсь на них ответить. Никаких запретных тем у нас нет — это помещение надежно защищено от любого вида лучевого шпионажа или информационной связи, работающей на любой частоте.
Наступила краткая неловкая пауза. Затем Киннисон неуверенно спросил:
— Может быть, сэр, будет лучше, если вы расскажете нам все по порядку, с самого начала? Думаю, большинство из нас сейчас слишком взволнованны, чтобы задавать разумные вопросы.
— Пожалуй, вы правы. Несомненно, некоторые из вас кое о чем догадываются, но я прежде всего хочу остановиться на том, что стоит за всеми трудностями, через которые вам пришлось пройти за последние пять лет. Пожалуйста, чувствуйте себя совершенно свободно и перебивайте меня вопросами, когда вам вздумается. Вы знаете, что каждый год миллион восемнадцатилетних юношей Земли, выдержавших конкурсные экзамены, зачисляется в кадеты. Вы знаете также, что в течение первого года, еще до того как кто-нибудь из них увидит Вентворт Холл, это число сокращается до пятидесяти тысяч и менее. Вам превосходно известно, что ко дню выпуска на курсе остается примерно сто человек. Теперь я могу сообщить вам, что вы блестяще выдержали самый суровый, придирчивый и жесткий отбор, который когда-либо проводился.
Любой кадет, у которого обнаруживалась хоть малейшая слабость, безжалостно исключался. Большинство отсеявшихся навсегда отчислялись из Патруля. Существует множество превосходных людей, которые по различным причинам, не имеющим ничего общего с предосудительным поведением или погрешениями против морали, не удовлетворяют всем требованиям, предъявляемым к Носителям Линзы. Из этих людей составляется наша организация — от нижних чинов до высших офицеров, чей ранг, однако, ниже ранга Линзмена. Этим и объясняется то, о чем вы уже знаете: Галактический Патруль — самая блестящая команда интеллектуалов, которая когда-нибудь служила под одним знаменем.
Из миллиона отобранных на старте вы — те немногие, которые дошли до финиша. Как всякий, кто когда-нибудь носил или носит Линзу, каждый из вас неоднократно прошел проверку, иногда приводившую вас к рубежу смерти, и каждый из вас вполне достоин чести носить Линзу. Например, Киннисон однажды имел в высшей степени рискованную беседу с одной леди с Альдебарана II и ее друзьями. Киннисон не ведал, что мы знали об этой беседе, но нам известно все.
Киннисон почувствовал, что уши его нестерпимо пылают, но фон Хоэндорф невозмутимо продолжал:
— Так же было с Фелкером и гипнотизером с Каралона, с Ла Форжем и пожирателями бентлама, с Флюэллингом, kогда контрабандисты с Ганимеда, промышлявшие нелегальной переправкой тионита, пытались соблазнить его, предложив взятку в десять миллионов золотом…
— Ради Бога, командир! — взмолился один из выпускников — Неужели… неужели… неужели Вы знали обо всем, что происходило?
— Думаю, не обо всем, но мой долг знать достаточно много. Никто из тех, кою можно расколоть или подцепить на какой-то крючок, никуда не носил и не будет носить Линзу и никому из вас не следует стыдиться: вы успешно прошли осе испытания Те, кто не прошел, отсеялись.
Нет ничего постыдного в отчислении из Учебного центра Миллион зачисленных вместе с вами на первый курс это элита планеты, но мы заранее знали, что из отобранного нами миллиона едва ли найдется один на десять тысяч, который будет отвечать всем требованиям. Поэтому в высшей степени нечестно клеймить позором не допущенных до финиша за то, что им недоставало от рождения того «чуть-чуть», тою высшего качества, которое присуще и должно быть присуще каждому Носителю Линзы. Вот почему отчисленный не знает, за что его отчислили, и никто, кроме Носителеи Линзы, не ведает, почему именно они отобраны, а линзмены умеют молчать.
Чтобы стала понятной необходимость в столь строюм отборе персонала, позвольте мне коротко остановиться на истории Патруля и общей обстновке. Разумеется, вы все знакомы с историей, но лишь немногие рассматривали ее с такой точки зрения. Наш Патруль детище старых систем Планетной полиции, Но покуда не был создан Патруль, силы защитников правопорядка неизменно отставали oт возможностей нарушителей закона Например, в далеком прошлом, вскоре после появления автомобилей, местная полиция не имела права пересекать границу штата. Когда же, наконец, была создана Национальная полиция, ее служащим запрещалось преследовать вооруженных ракетами преступников за пределами государственных границ.
Позднее, когда межпланетные полеты стали повседневной реальностью, Планетная полиция оказалась в таком же невыгодном положении, что и ее предшественницы Ее служащие не обладали властью за пределами своих собственных миров, в то время как враги общества беспрепятственно перелетали с одной планеты на другую. Наконец, с изобретением безынерционного привода и после открытия peгулярного сообщения между мирами различных планетных систем преступность начала безудержно расти и стала неконтролируемой, угрожая самим основам цивилизации. Преступник мог совершить любое преступление, ничуть не опасаясь наказания, поскольку через какой-нибудь час-другой он мог оказаться так далеко от места преступления, что был вне досягаемости для закона.
Мощным толчком ко всеобщему хаосу стали новые пороки, распространявшиеся от одного мира к другому, в том числе новые сильнодействующие наркотики. Например, тионит добывается только на Тренко Этот наркотик по своему действию во столько же раз превосходит героин, во сколько последний превосходит кофе, и сюит столь бешеных денег, что контрабандист в полом каблуке может переправить целое состояние.
В ответ на этот вызов был создан Объединенный Патруль Трех Планет и Галактический Патруль. Что касается первого, то это оказалась довольно жалкая организация. С самого начала Патруль Трех Планет был скован по рукам и ногам снаружи — политикой и политиками, и внутри — небольшой, но необычайно вредной долей непрофессионалов, коррупционеров, взяточников и преступников. Положение усугублялось тем, что в то время не существовало эмблемы или удостоверения, которое нельзя было бы подделать. При виде человека в форме никто не мог сказать с уверенностью кто перед ним — патрульный или переодетый преступник.
Как вы знаете, Вирджил Сэммс, бывший в то время главой Патруля Трех Планет, стал Первым Линзменом — Носителем Литы и основателем Галактического Патруля. Линза, которую невозможно ни подделать, ни даже имитировать, позволила безошибочно и самым убедительным образом идентифицировать истинных линзменов, что и сделало возможным современный Патруль. Располагая Линзой, мы смогли избавиться от тех немногих, кто не подходил для службы в Патруле. Требования, предъявляемые к патрульным, удалось поднять на недосягаемую прежде высоту, когда было убедительнейшим образом доказано, что любой Носитель Линзы неподкупен. Авторитет Галактического Совета стал возрастать не по дням, а по часам. Все новые и новые планетные системы обзаводились собственными линзменами, присоединялись к Цивилизации и стремились ввести своих представителей в Галактический Совет, даже если для этого требовалось в чем-то поступиться своим суверенитетом.
Ныне Совет и его Галактический Патруль обладают практически абсолютной властью. Нагие вооружение и экипировка не знают себе равных. Мы можем преследовать нарушителя закона повсюду, куда бы он ни вздумал направиться. Кроме того, каждый линзмен вправе использовать любой материал и рассчитывать на помощь, где бы и когда бы она ему ни потребовалась — в любой солнечной системе, принадлежащей к нашей Цивилизации. Авторитет Линзы во всей Галактике столь высок, что Носитель ее может быть в любое время призван для исполнения функций судьи, члена судебного жюри или судебного исполнителя. Где бы ни находился Носитель Линзы, — на суше, в воде, в воздухе или в космическом пространстве, — повсюду в пределах нашей Островной Вселенной его слово считается ЗАКОНОМ.
Вот чем объясняются те суровые испытания, через которые вам пришлось пройти. Единственное извинение жесткости предъявляемых к вам требований — те результаты, которые они дают: ни один Носитель Линзы не уронил свое высокое звание.
Теперь о том, что касается самой Линзы. Как и все другие, вы слышали о ней с тех пор, как научились говорить, но не знаете ничего ни о ее происхождении, ни о ее природе. Теперь вы стали лейтенантами Галактического Патруля, и я могу сообщить вам то немногое, что известно мне самому. Есть ли вопросы?
— Сэр, конечно, мы все немало размышляли о Линзе, — отважился заговорить Мейтланд. — Современные преступпики широко используют в своих целях достижения науки. Я всегда полагал, что если наука может создать нечто, то она способна это повторить. Мне представляется довольно несомненным, что не одна Линза попала в руки преступников. Так ли это?
— Если бы Линза была изобретением или научным открытием, то ее давным-давно удалось бы повторить, — невозмутимо ответил начальник Учебного центра. — Но природа Линзы никак не связана с достижениями науки. Ее характерные особенности имеют скорее философский и психологический характер, и она была разработана для нас эрайзианами.
— Вспомните, каждый из вас недавно побывал на Эрайзии, — продолжал фон Хоэндорф. — Какое впечатление произвели ее обитатели на вас, Мерфи?
Новоиспеченные офицеры, не веря своим ушам, переглянулись между собой и снова уставились на грозного начальника.
— Сначала, сэр, мне показалось, что они были чем-то вроде новой разновидности драконов, но драконов, способных мыслить. Это ощущалось во всем. Я был рад убраться оттуда, сэр. Они действовали мне на нервы, хотя мне ни разу не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из них передвигался.
— Что и говорить, эрайзиане — особая раса, — кивнул фон Хоэндорф. — Многие почему-то считают их нашими врагами. В действительности же без них не было бы ни нашего Патруля, ни нашей Цивилизации. Я не могу понять их и не знаю никого, кто мог бы. Они дали нам Линзу, но Носители Линзы не должны говорить об этом никому из посторонних. Они изготовляют Линзу индивидуально для каждого кандидата в патрульные, хотя все кандидаты видят их по-своему. Мы склоняемся к мнению, что никому и никогда не удавалось видеть эрайзиан такими, какие они суть на самом деле. Всем, кроме Носителей Линзы, они кажутся совершенно антисоциальными, но даже те, кто становится линз-менами, бывают на Эрайзии только раз в жизни. Создается впечатление, — правда, я должен оговориться, что такое мнение может не иметь никакого отношения к истинному положению дел, — будто эрайзиане совершенно безразлично относятся ко всему материальному.
На протяжении гораздо большего числа поколений, чем вы можете себе представить, они посвящали себя размышлениям, главным образом, о сущности жизни. Они утверждают, что не знают об этом ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания, но, несомненно, им известно о сущности жизни несравненно больше, чем всем другим расам. Хотя эрайзиане обычно не вступают в контакты с обитателями иных миров, они тем не менее согласились оказать помощь Галактическому Патрулю во имя всеобщего блага.
Поэтому накануне производства в линзмены каждый выпускник направляется на Эрайзию, где для него создается Линза, наиболее полно отвечающая его характеру и жизненным возможностям.
Отвлекаясь от представления, что некий эрайзианин знает до тонкости, как устроена и как действует ваша Линза, общее понятие о ней вы получите, если будете считать, что ваша Линза синхронизована или находится в резонансе с вашей личностью или вашим эго. Линза не живая в том смысле, какое принято вкладывать в это слово. Однако в определенном смысле она наделена псевдожизнью и поэтому обладает способностью к характерной игре цвета и света при прикосновении с той живой наделенной способностью мыслить плотью, для которой она предназначена. Та же псевдожизнь придает Линзе телепатические способности, позволяя вам с ее помощью общаться с другими наделенными разумом существами, даже если они не обладают органами речи или слуха.
Снять Линзу не может никто, кроме ее Носителя. При попытке завладеть ею со стороны любого другого существа она распадается на части. Линза испускает особое сияние до тех пор, пока она находится у своего Носителя. В момент, когда тот умирает, или вскоре после его смерти Линза перестает мерцать. Есть и еще одно обстоятельство, полностью исключающее всякую попытку использовать Линзу посторонним. Линза не только перестает сиять, если ее наденет чужой. Если линзмен захвачен живым или Линза отобрана у него насильно, то она за считанные секунды убивает любое живое существо, которое попытается носить ее. Пока Линза мерцает, то есть находится в контакте со своим живым владельцем, она совершенно безвредна, но стоит ей потемнеть, как таящаяся в ней псевдожизнь с такой интенсивностью вмешивается в любую не синхронизованную с ней биологическую жизнь, что последняя неизбежно погибает.
Наступило молчание. Молодые лейтенанты сосредоточенно размышляли над словами начальника училища. Каждый из выпускников все отчетливее сознавал героизм состарившегося линзмена, который сидел сейчас перед ними. Физически немощный, давно достигший пенсионного возраста, он подавил свои человеческие эмоции и добровольно согласился на роль Людоеда, ибо этим мог в наиболее полной мере способствовать прогрессу своего Патруля.
— Я лишь бегло коснулся самого необходимого, — нарушил молчание фон Хоэндорф, — и познакомил вас с азами вашего нового статуса. В последующие несколько недель, прежде чем вы приступите к выполнению своих служебных обязанностей, другие офицеры разъяснят вам многое из того, о чем вы сейчас не имеете ни малейшего понятия. Наше время подходит к концу, но задать мне один вопрос вы еще успеете.
— Не вопрос, сэр. Я хотел бы сказать нечто более важное, — обратился к нему Киннисон. — Я говорю от имени всего курса. Мы глубоко заблуждались относительно вас, сэр, и хотели бы извиниться за это.
— Благодарю вас за намерение, хотя никакой необходимости в извинениях нет. Вы не могли думать обо мне иначе, чем вы думали. Задача, стоящая перед нами, стариками, не из простых: вырастить тех, кому нет равных. Но мы слишком стары, чтобы нести службу в космическом пространстве; у нас не хватает быстроты реакции, столь необходимой для патрульных; поэтому нам остается делать то, что в наших силах. Однако наша работа имеет и свою светлую сторону: каждый год мы отбираем около сотни офицеров, достойных стать линзменами. И тот час, который я провожу ежегодно с выпускниками, служит оправданием всех прошедших лет. У других ветеранов тоже есть нечто такое, что воздает им за понесенные труды.
В заключение я хотел бы обратить ваше внимание на особый склад ума, присущий Носителям Линзы. Вы должны осознать, что всякое существо, носящее Линзу, будь то человек или чудовище немыслимых форм и размеров с какой-нибудь далекой планеты, является линзменом. Каков бы ни был облик, на него можно положиться так же, как на любого из вас. Оно прошло те же испытания и проверки, которые преодолели вы сами. Оно заслуживает такого же доверия, как и вы. Мое последнее слово: линзмен умирает, но не сдается, патрульные приходят и уходят, но Галактический Патруль остается!
И без всякого перехода фон Хоэндорф рявкнул, как заправский солдафон:
— Пятый курс, смирно! В аудиторию шагом марш!
Курс, снова став великолепно вымуштрованным подразделением, четко маршируя в ногу, покинул зал А и но длинному коридору направился в огромную аудиторию, расположенную амфитеатром. На церемонию официального выпуска собрался весь личный состав Учебного центра и множество гражданских лиц.
Маршируя, выпускники размышляли о том, сколь велико различие между линзменами, которыми они только что стали, и кандидатами, которые вошли в зал А незадолго до этого. Они вошли туда юнцами, напряженными, полными страха и надежд и несколько неуверенными в себе, несмотря на то что им удалось перенести за пять лет обучения в Центре все суровые проверки. Они вышли оттуда взрослыми людьми, впервые постигшими истинный смысл физических и духовных испытаний, через которые они прошли, мужчинами, способными справедливо и мудро воспользоваться той огромной властью, о границах и масштабах которой даже теперь они имели весьма смутное представление.
Не минуло и месяца после выпуска как Киннисона, так и не успевшего до конца пройти инструктаж и собеседование, предшествующие зачислению в Галактический Патруль, вызвал на Главную Базу сам Командир Порта адмирал Хейнес. Сидя в личной авиетке адмирала, новичок и ветеран медленно проплывали над необъятными просторами Базы среди сверкающих навигационных огней в плотном потоке снующих во все стороны разнообразных летательных аппаратов.
Магазины и заводы, казармы, напоминающие целые города, посадочные площадки простирались за горизонт; все, что способно летать, — от крохотных одноместных вертолетов, малых и больших разведывательных космических супердредноутов — ничто не ускользало от профессионалов и подвергалось обсуждению. Наконец авиетка приземлилась позади длинного низкого здания, тщательно охраняемого, несмотря на то что оно находилось в глубине территории Базы, обогнув которое Киннисон увидел нечто такое, от чего у него захватило дух.
Это был космический корабль, но какой корабль! (В самых больших боевых космических кораблях — крейсерах и дредноутах, имеющих каплевидную форму, тяга главных двигателей всегда направлена «вверх» — от кормы к носу корабля вдоль его оси, искусственная сила тяжести — «вниз», т с от носа корабля к корме, вдоль той же оси Поэтому мри всевозможных маневрах, свободных или инерционных, «низ» и «верх» имеют гот же смысл, что и на Земле. Крейсеры и дредноуты обычно садятся только в специальные доки, но к экстренных случаях могут опускаться практически всюду, зарываясь глубоко в землю, поскольку их чудовищной массы не выдерживают даже самые прочные породы Корабли обоих типов тонут в воде, но сохраняют способность маневрировать даже под водой). По своим размерам он во много раз превосходил даже супердредноуты Галактического Патруля, но в отличие от них имел повсюду зализанную, идеально обтекаемую форму.
— Как вам нравится эта игрушка? — спросил адмирал.
— Она… — голос у «молодого офицера дрожал от волнения, — она просто великолепна! У меня нет слов, сэр! Если мне очень посчастливится, то я мечтал бы когда-нибудь, набравшись знаний и опыта, вступить в командование таким кораблем!
— Ваша мечта сбудется намного скорее, чем вы думаете, Киннисон, — спокойно заметил Хейнес. — Вы вступаете в командование этим кораблем, начиная с завтрашнего утра.
— Я? Не может быть! — воскликнул вне себя от изумления Киннисон, но тут же овладел собой. — Простите, сэр! Я все понимаю. Требуется добрый десяток лет безупречной службы, чтобы стать командиром первоклассного космического корабля. Я не обладаю для этого никакими заслугами или опытом. Вы уже упомянули о том, что корабль экспериментальный. Какие-то узлы и системы еще не прошли необходимых испытаний и поэтому представляют определенную опасность, и Вы, естественно, не желаете рисковать жизнью опытного командира. Мне предоставляется право провести испытания и в случае их благополучного исхода вернуть корабль в целости и сохранности настоящему командиру. Но я согласен, сэр! Благодарю вас, что вы оказали мне столь высокое доверие. Какой шанс! Какая удача!
И глаза Киннисона засверкали при мысли, что он хотя бы на короткое время станет командиром столь совершенного корабля.
— Вы правы и в то же время глубоко заблуждаетесь, — невозмутимо ответил старый адмирал. — Действительно, корабль новый, не до конца испытанный и потому представляет определенную опасность. Вместе с тем конструкция корабля отнюдь не нова. Наоборот, основной принцип настолько стар, что от него отказались уже несколько столетий назад. В качестве топлива здесь применяются взрывчатые вещества такого типа, что испытать их можно было бы только в боевых условиях. Основное вооружение корабля так называемая Q-пушка. Ракетным топливом служит гептадетонит: оболочка вмещает заряд в двадцать тонн дуодекаплилатомата.
— Но, сэр… — прервал адмирала Киннисон.
— Потерпите, я вернусь к техническим деталям позднее. Вы исходили из правильных посылок, но пришли к неверному заключению. Вы окончили первым по списку и во всех отношениях, кроме опыта, обладаете столь же высокой квалификацией, как и любой капитан Космического флота.
Поскольку «Британия» построена со столь радикальными отступлениями от традиционных типов космических кораблей боевой опыт не столь уж необходим при выборе кандидатуры на должность командира корабля. Поэтому, если корабль выдержит испытательные полеты, он но праву останется вашим и дальше. Иначе говоря, в компенсацию за вероятность быть разорванным на атомы и рассеянным по всему космическому пространству вы получаете шанс выиграть десять лет медленного восхождения по служебной лестнице, о которой вы упомянули минуту назад, одолев ее за один испытательный полет. Достаточно честно, не так ли?
— Честно? Да это просто великолепно! И позвольте поблагодарить вас, сэр…
— Воздержитесь от благодарностей до возвращения.
— Кажется, вы хотели что-то сказать по поводу применения взрывчатых веществ в качестве ракетного топлива, позволяющего свободно маневрировать в космическом пространстве, и в качестве космического оружия?
— С момента постройки «Британии» такое применение стало возможным, хотя эффективность его еще не до конца отработана.
Теоретически схема применения нового вооружения «Британии» выглядит так. Вы сближаетесь с пиратским кораблем и фиксируете его своими лучевыми захватами, экран к экрану, на расстоянии около десяти километров. Пробиваете в его защитных экранах дыры вплоть до основного корпуса. Прицел Q-пушки представляет собой кольцевой мультиплексный излучатель, выбрасывающий силовую трубку Q — типа 047 М9, если говорить точно. Как видно из условного обозначения, это винтовая линия, которая, по существу, удлиняет ствол пушки от корабля до корабля и заставляет газы, образующиеся при работе ракетного двигателя, располагаться там, где им положено быть, — позади ракеты. Когда корпус боевой ракеты, летящей внутри этой силовой трубки, ударяется об основной корпус пиратского корабля, ракета взрывается. Все наши ученые головы в один голос утверждают, что направленному взрыву двадцати тонн дуодека, продукты которого менее чем за одну микросекунду приобретают температуру в сорок миллионов градусов, не сможет противостоять ни одно вещество или силовое поле.
Ствол пушки и захваты «Британии» — чисто силовые и рассчитаны на конкретную комбинацию взрывов. Поэтому они выдерживают возникающие напряжения, и, по расчетам наших физиков, десяти километровый столб раскаленных выхлопных газов обладает столь большой инерцией, что любой основной корпус, какими бы экранами он ни был защинеизбежно будет разрушен. Разумеется, этот расчет не проверялся экспериментально; не исключено, что пиратам удастся разработать защитные экраны для основного корпуса, способные противостоять нашим Q-пушкам, хотя мы сами пока не располагаем такими приспособлениями.
Вряд ли нужно напоминать, что если пираты располагают защитными экранами, способными выдержать столь сокрушительный удар, то ответным выстрелом сквозь силовую трубку Q-пушки они разнесут «Британию» на части, словно та изготовлена из спичечной соломки. У вас и у вашей команды есть шанс, но должен сказать, что он не очень велик. Кстати сказать, все члены команды — добровольцы, и в случае успешного завершения испытаний их ожидает значительное повышение по службе. Ну как, вы все еще хотите отправиться в испытательный полет?
— Можете не спрашивать меня, адмирал. Вы прекрасно знаете, что я просто мечтаю об этом!
— Разумеется, но мой долг — официально спросить вас о согласии. А теперь хочу сообщить еще кое о чем. Как вы знаете, деятельность пиратов полностью вышла из-под контроля. Мы даже не знаем, существует ли в действительности Боскония или это мираж, символ, плод воображения прошлых поколений линзменов. Мы пребываем в полном неведении относительно того, кто или что такое Боскония: живое существо или группа существ, объединившаяся в весьма совершенную по своей структуре и эффективно действующую организацию преступников, — настолько эффективную, что нам до сих пор не удалось установить, где находится их Главная База.
Возможно, вам известно и то, что еще не было предано широкой огласке: в настоящее время даже конвои не обеспечивают безопасности космических кораблей. Пираты разработали корабли нового, неизвестного нам типа, которые имеют гораздо большую скорость, чем наши тяжелые боевые корабли, не слишком маневренные, и вооружены лучше, чем наши быстроходные крейсеры. Поэтому пираты способны без труда подавить огневую мощь любого патрульного космического корабля, который пытается перехватить их, и уйти от преследования тяжелых кораблей, легко выдерживая их лучевые атаки.
— Видимо, этим и объясняются понесенные нами в последнее время потери, — высказал предположение Киннисон.
— Совершенно верно, — мрачно кивнул Хейнес. — Корабль за кораблем, цвет нашего флота, бесследно исчезали в космическом пространстве, обреченные на поражение еще до того, как они давали первые лучевые залпы но пиратам. Не сомневаюсь, что нам предстоят новые потери. Мы не можем навязать пиратам свою тактику. Нам приходится вступать с ними в сражение тогда и там, где им заблагорассудится.
Создалась совершенно нетерпимая ситуация. Необходимо любой ценой узнать, что представляет собой новая энергетическая система пиратских кораблей. По мнению наших ученых, она может быть чем угодно — от приемников космической энергии и се преобразователей до управляемого искривления космического пространства. Как бы то ни было, преступникам удалось разработать и построить ее, и мы должны узнать, что она собой представляет. «Британия» тот самый инструмент, который инженеры спроектировали, чтобы добыть необходимую информацию. Сейчас это наш самый быстроходный космический корабль, развивающий при полной тяге инерциальное ускорение в десять g. Подсчитайте сами, какой скорости это соответствует в открытом космосе!
— Как вы сами заметили, сэр, невозможно совместить все в одном корабле, — задумчиво заметил Киннисон. — Чем же пришлось пожертвовать инженерам, чтобы достичь такой скорости?
— Всем обычным наступательным вооружением, — откровенно ответил Хейнес. — У «Британии» нет излучателей, поражающих цель на больших расстояниях. Имеется только близкодействующая лучевая установка, помогающая винтовой линии Опушки проникать сквозь защитные экраны вражеского корабля. Практически единственное наступательное вооружение «Британии» это ее Q-пушка. Но зато у «Британии» имеется богатый набор защитных экранов и скорость, позволяющая ей перехватывать любой объект, находящийся в космическом пространстве. Ну и, конечно, Q-пушка, которой, как мы надеемся, должно хватить.
Перейдем теперь к общему плану операции. Инженеры познакомят вас со всеми тонкостями работы систем корабля во время испытательного полета, который будет продолжаться столько, сколько вы сочтете необходимым. После того как бы и ваш экипаж досконально изучите все узлы и механизмы «Британии», вы возвращаете инженеров на Базу и отправляетесь на патрулирование. Если где-то в Галактике вы обнаружите пиратский корабль нового типа, вам надлежит сблизиться с ним на предельно короткую дистанцию. Наводя Q-пушку на пиратский корабль, постарайтесь целиться в него как можно дальше от энергетической установки, чтобы не повредить главных механизмов. Произведя выстрел, вы возьмете пиратов на абордаж и высадите штурмовую группу. Специалисты из числа членов вашего экижа, которые до этого момента изнывали от безделья, сумеют выяснить то, что так интересует наших ученых. Если обстоятельства позволят, они мгновенно передадут собранную информацию на Базу с помощью лучевого коммуникатора. Если по каким-нибудь причинам им не удастся выйти на связь с Базой, доставка собранной информации на Базу становится вашей главной задачей.
Адмирал замолчал, пристально посмотрел на молодого офицера и продолжал, подчеркивая каждое слово:
— Добытая вами информация должна быть доставлена на Базу любой ценой. Если эта задача не будет выполнена, экспедиция «Британии» теряет всякий смысл. Мы снова будем отброшены назад, к тому, с чего начали: убийцы наших коллег и разрушители наших кораблей будут бесконтрольно творить свое черное дело. Мы не можем дать вам даже общих инструкций относительно того, что и как вам надлежит делать. Можно только сказать, что вам поручается самое главное задание во Вселенной. Повторяю еще раз: информация во что бы то ни стало должна быть доставлена на Базу. А теперь отправляйтесь на свой корабль и познакомьтесь с членами экипажа и инженерами.
Под руководством высококвалифицированных конструкторов и строителей «Британии» лейтенант Киннисон бороздил просторы Галактики (Навигация. Каждый космический корабль имеет в качестве референтной сферы галактический компас — индуктор. Этот прибор, свободно качаясь в кардановом подвесе, почти лишенном трения, сохраняет свое положение относительно планет Галактики под действием силовых линий, галактического поля, аналогично тому, как магнитное поле Земли воздействует на стрелки земных компасов. Экватор галактического компаса всегда параллелен галактическому экватору, а его нулевая линия всегда параллельна прямой, соединяющей Централию (центральную часть солнечной системы Первой Галактики) с системой Вандемара, находящейся на самой окраине Галактики. Положение космического корабля во Вселенной (его «месте») в любой момент времени может быть определено по положению подвижной точки, перемещающейся в замкнутой области пространства прибора — так называемого «куба». Перемещение точки осуществляется автоматически вычислительными машинами, индуктивно связанными с рулям» и двигателями космического корабля. В инерционном режиме полета указатель положения не действует, так как при прокладке галактического курса любые расстояния, преодолеваемые в инерционном режиме. т в расчеты не входят. Из-за различных возмущений и других небольших ошибок происходит накопление погрешности, и пилот время от времени «Ручную корректирует положение подвижной точки в «кубе». — Э. Э. С.), стараясь овладеть всеми заложенными в корабле возможностями. Он испытывал «Британию» в режиме свободного и инерционного режимов полета, без конца менял всеми мыслимыми и немыслимыми способами тягу, с одинаковым пылом атакуя и воображаемых противников, и реальные метеорные тела.
Маневры и атаки продолжались до тех пор, пока Киннисон не почувствовал, что слился с «Британией» и автоматически реагирует на любое поведение великолепного корабля, пока и он сам, и каждый член экипажа, с рвением и старанием выполнявшего свои обязанности, не изучил корабль до последнего вольта и до последнего ампера гаргантюанскои мощи «Британии» и, не раздумывая, мог принять правильное решение об увеличении или уменьшении скорости полета.
Только после этого Киннисон возвратился на Базу, высадил инженеров и отправился в свободное патрулирование. Он не пропускал ни одного сколько-нибудь подозрительного следа, но все было напрасно. Он прислушивался к одному сигналу тревоги за другим, но всегда подходил к месту происшествия слишком поздно, лишь к тому моменту, чтобы застать разграбленного «купца» и конвойный корабль без признаков жизни на борту и без малейших следов, которые указывали бы, в каком направлении скрылись мародеры.
И наконец долгожданное сообщение:
— QBT! Вызываем QBT! — донеслись позывные «Британии» из громкоговорителя специального приемника, неизменно настроенного на одну и ту же волну. Вслед за позывными последовала серия цифр — пространственные координаты несчастного корабля.
Шеф-пилот Генри Гендерсон ввел эти цифры в свой локатор и в модель Галактики, напоминающую своими очертаниями куб. В «кубе» появилась красная светящаяся точка. Киннисон стремительно выскочил из своей каюты и, на ходу протирая заспанные глаза, бросился в свое кресло рядом с креслом пилота.
— Да это совсем рядом! — воскликнул он, — Каких-нибудь десять световых лет от нас! Начать постановку космических помех!
И «Британия» полным ходом устремилась к месту происшествия. Все космическое пространство вокруг пиратов заполнилось множеством вспышек излучений, сквозь помехи от которых мародеры не могли позвать на помощь никого, а в том, что помощь им вскоре потребуется, у команды «Британии» не было ни малейших сомнений.
Однако помехи давали передышку и командиру пиратского корабля. Уж не применяет ли противник какое-то новое оружие? Перед ним лежал в дрейфе тяжело нагруженный транспортный корабль. Два сопровождавших его конвойных корабля были практически выведены из строя. Еще несколько минут, и богатый приз достался бы пиратам! Тем не менее командир пиратского корабля бросился прочь, ощупывая эфир своими детекторами, обнаружил «Британию» и увеличил скорость до предела. Если обтекаемый красавец крейсер уверен в своей неуязвимости настолько, что дерзает поставить помехи в эфире против него то эту информацию на Босконии оценят выше, чем стоимость груза рядового «купца».
Но теперь пиратский корабль можно было наблюдать на видеоэкранах «Британии», и Гендерсон, без колебаний оставив на произвол судьбы грузовой корабль и сопровождавшие его конвойные корабли, устремился в погоню за пиратом. Легко управляясь со сложной системой контроля легкими прикосновениями пальцев, Гендерсон не отрываясь смотрел на экран, бросая свой гигантский корабль чудовищными рывками из стороны в сторону. Казалось, прошла целая вечность. Наконец шеф-пилот щелкнул тумблером и после долгой паузы с улыбкой посмотрел на Киннисона.
— Удержим их? — с тревогой спросил молодой командир.
— Удержим, капитан, — уверенно ответил пилот, — После контакта мы в течение девяноста секунд преследовали его, но теперь я включил трассер CRX. Пилот не сможет включить на полную мощность свои реактивные двигатели — я крепко держу его!
— Прекрасная работа, Ген! — Киннисои пристегнул себя ремнями к креслу и заговорил в микрофон, укрепленный на оголовье. — Внимание! Тревога! Боевые посты! Доложите о готовности!
— Пост номер один лучевой захват-к бою готов!
— Пост номер два — репеллеры — к бою готов!
— Пост номер три — излучатель номер один — к бою готов!
Так один за другим боевые посты космического крейсера докладывали командиру о готовности, пока сам Киннисон не доложил по трансляции:
— Пост номер пятьдесят восемь — Q-пушка — к бою готов!
Затем Киннисон обратился к пилоту со словами, которые на всех путях и перекрестках Галактики означают высшую степень боевой готовности:
— К бою, Ген! Ну и зададим же мы им жару!
Пилот еще больше отдал от себя рычаг управления тягой, и без того отодвинутый почти до отказа, убрал ограничители и склонился над приборами, почти незаметно меняя тягу, направляющую «Британию» к противнику с почти невообразимой скоростью в девяносто парсеков в час(открытием нейтрализации инерции выяснилось, что для безынерционной (лишенной инерции) материи не существует предельной скорости. безынерционный космический корабль мгновенно набирает скорость, при которой сила тяги в точности уравновешивается сопротивлением среды. — Э. Э. С.) скоростью, доступной только для безынерционной материи, мчащейся сквозь почти идеальный вакуум силой взрыва способного поднять чудовищную махину небоскреба против силы тяжести, в десять раз превышающей силу тяжести на родной Земле.
Это не укладывается в воображении? Вы совершенно правы: корабль Галактического Патруля мчался в космическом пространстве со скоростью, по сравнению с которой любая скорость, которую только в состоянии представить себе человеческий разум, кажется черепашьей; даже свет, казалось, замирал на месте.
Обычное зрение при таких скоростях было бы просто бесполезным, но наблюдатели в те дни, когда развертывались описываемые события, пользовались не древними оптическими системами, а лучевыми детекторами, которые превращали сигнал в видимое изображение на видеоэкранах; сами же сигналы переносились субэфирными ультраволнами, — колебаниями, происходящими на гораздо более глубоких энергетических уровнях, чем эфир, и поэтому обладающими скоростью распространения и дальностью, во много раз превышающие скорость и дальность распространения любых волн.
Звезды описывали причудливые зигзаги на видеоэкранах, когда преследуемый и преследователь фантастическими скачками длиной в световые годы проносились мимо одной планетной системы за другой, но Гендерсон следовал за пиратским кораблем, как привязанный, медленно, но верно сокращая расстояние до противника. Скоро луч системы захвата, выпущенный «Британией», слегка коснулся стремительно несущегося пирата, и два космических корабля начали стремительно сближаться.
Нельзя сказать, что пиратский корабль не был готов к схватке. Один из лучших рейдеров Босконии, гроза всей известной части Вселенной, этот корабль до сих пор без особого труда расправлялся с любым патрульным кораблем, посланным для его поимки. Вот почему командир пиратского корабля и на этот раз не сделал ни малейшей попытки уклониться от луча захвата. А поскольку два безынерционных корабля устремились навстречу друг другу в репеллерную зону контакта за столь невообразимо малую долю секунды, что ни один человек не успел бы предпринять за это время какое-нибудь действие, правильнее было бы сказать, что капитан пиратского корабля мгновенно изменил свою тактику и от бегства перешел к схватке.
Он включил собственную систему лучевого захвата, и из раскаленных добела рефракторных раструбов его излучатей вырвались мощные лучи аннигиляции, обладавшие громадной мощностью и должные в клочья разнести защитные экраны корабля Патруля. Видеоэкраны сверкали и переливались всеми цветами радуги. Казалось, буйство красок заполнило все космическое пространство, в котором действовали силы чудовищной величины, способные поразить самое пылкое воображение, силы, нейтрализация которых вызывала заметные напряжения в структуре эфира.
Молодой командир «Британии» крепко сжал кулаки и произнес слова «клятвы открытого космоса», придававшей силы не одному поколению офицеров Галактического Патруля. Вокруг него в центральном посту то и дело вспыхивали красные огни и звучали сигналы тревоги. Экраны были изрешечены, практически уничтожены тонкими, как игла, сконцентрированными лучами невиданной силы, пробившими не только защитные экраны, но и основной корпус корабля! Четыре защитных экрана уже были полностью уничтожены, а остальные едва держались!
— Отставить план! — крикнул Кинписон в микрофон. — Включить все системы на полную мощность! Выключить все реостаты! Энергию подводить прямо по шинам! Дальхауси, выключите все репеллеры! Дайте нам войти в репеллерную зону пиратов. Лучевая группа, сосредоточьте свое внимание на секции пять пиратского корабля! Разрушить защитные экраны пирата!
Киннисон наклонился над приборной доской и проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Расчистить основной корпус пирата, чтобы я мог воспользоваться Q-пушкой!
Под удвоенным энергетическим натиском «Британии» защита противника начала поддаваться. Руки Киннисона без устали перебегали по кнопкам и тумблерам пульта управления. В бронированном борту патрульного корабля открылся люк, и в образовавшееся отверстие выдвинулась безобразная махина — прицел и дуло чудовищной пушки. Из ее проектора со скоростью света выплеснулась трубка силовых линий, как бы продолжившая ствол и не уступавшая по твердости самым прочным материалам. Эта силовая трубка сокрушила слабый третий защитный экран пиратского корабля и начала таранить второй экран. При поддержке концентрированной атаки всех лучевых генераторов «Британии» силовая трубка преодолела второй защитный экран, затем прошла и сквозь первый и коснулась основного корпуса пиратского корабля — непроницаемой стены, сконструированной и построенной с таким расчетом, чтобы она была способна выдержать любое инерционное столкновение, так что ни одно материальное тело не могло бы пробить иди разрушить ее.
Именно в такую стену (защитный экран основного корпуса пиратского корабля) уткнулся нематериальный «ствол» Опушки «Британии». В тот же момент лучи захватывающего устройства, до того развивавшие силу в несколько грамм, как бы отвердели и превратились в неразрушимые жесткие энергетические стержни, связавшие два космических корабля в одну нерасторжимую систему, в которой каждый корабль недвижимо покоится относительно другого.
Указательный палец Киннисона нажал кнопку, и Q-пушка выстрелила. Из ее зияющего жерла вырвалась огромная торпеда. Казалось, гигантский снаряд еле движется на глазах пораженных ужасом и изумлением офицеров обоих кораблей. Для них, закаленных космическими странствиями ветеранов, скорость света была невообразимо медленной: ведь это было нечто такое, чему на преодоление каких-нибудь десяти километров требовалось так много времени — целых три стотысячных секунды!
Но как бы медленно ни двигалась торпеда, она могла оказаться опасной, поэтому командир пиратского корабля предпринял все возможное, чтобы оторваться от силовой трубки, высвободиться и тисков лучевого захвата и подорвать медленно ползущую торпеду, прежде чем она достигнет основного корпуса его корабля. Но тщетно, ибо каждый боевой луч «Британии» был направлен на защиту торпеды и мощных энергетических «стержней».
Медленно, так медленно, что мгновения казались вечностью, полз от «Британии» к пиратскому кораблю раскаленный добела столб газов, образовавшихся при сгорании гептодетонита, и как поршень толкал перед собой корпус 0-снаряда с начинкой огромной разрушительной силы. Что должно произойти? Пробьет ли почти неизмеримая сила атомного заряда защитный экран основного корпуса, способный выдерживать удары метеоритов? Что произойдет, если защитный экран выдержит?
Вопреки воле хозяина воображение Киннисона рисовало страшную картину: взрыв чудовищной силы, защитный экран пиратов цел и невредим, раскаленнные газы устремляются вспять по силовой трубке. Киннисон знал, что металл казенной части Опушки не защищен, да и не мог быть защищен неизмеримо более прочным, хотя и нематериальным, энергетическим щитом, прикрывающим обшивку корабля, и что ни одно вещество не в силах устоять перед мгновенным всесокрушающим натиском взрыва неимоверной мощи.
Не осталось бы времени и на то, чтобы убрать Q-пушку после взрыва в походное положение: «Британия» была бы разрушена раньше, ибо если бы защитный экран выдержал напор взрыва хотя бы ничтожную долю секунды, взрывная волна распространилась бы назад по плотно сжатому газу в силовой трубке, смяла бы, как папиросную бумагу, толстый металлический барьер казенной части Опушки и вызвала бы внутри «Британии» разрушения более сильные, нежели те, которые должна причинить вражескому кораблю.
Не лучше было и положение остальных членов экипажа. Каждый знал, что наступил решающий момент, сама жизнь его зависит от исхода следующей ничтожной доли секунды. Если бы можно было как-то подогнать, ускорить невероятно медленно ползущую торпеду! Ударит ли она когда-нибудь в борт пиратского корабля?
Кто-то из членов экипажа молился, кто-то отводил душу в замысловатых ругательствах, но и молитвы и ругань были совершенно непроизвольны и свидетельствовали об одном и том же. Каждый, кто был на борту «Британии», с побледневшим лицом, сжав руки, напряженно ждал, когда торпеда, наконец, соприкоснется с корпусом пиратского корабля.
Торпеда врезалась в пиратский корабль, и в тот же миг блеск звезд померк от ослепительной вспышки нестерпимо яркого пламени. Защитный экран пиратов не выдержал, и чудовищная сила детонации 0-заряда превратила в облако пара весь носовой отсек пиратского корабля. Испарившийся металл слился с быстро расширяющимся огненным шаром. Стремительно вырастая, этот шар охлаждался, и вскоре его нестерпимый блеск сменился розовым свечением, сквозь которое снова засияли померкшие было звезды. Шар темнел, охлаждаясь и открывая взору изуродованные останки пиратскою корабля. Тот все еще пытался вести огонь, по безуспешно, так как все его батареи главного калибра, сосредоточенные в носовом отсеке, были уничтожены.
— Лучевые установки! Вести огонь па поражение без дополнительной команды! — прозвучал по трансляции приказ.
Даже то слабое сопротивление, которые еще могли оказывать уцелевшие пираты, вскоре было подавлено. Сосредоточенные операторы лучевых установок, напряженно всматривавшиеся в видеоэкраны, пробивали отверстие за отверстием в обшивке пиратского корабля, пытаясь отыскать и разрушить пульты управления уцелевшими лучевыми установками и защитными экранами.
— Взять пиратский корабль на абордаж! — последовал новый приказ.
Два космических корабля сошлись вплотную: зияющий провал снесенного взрывом носового отсека пиратского рейдера был подтянут к бронированному борту «Британии». Медленно разошлись створки огромного люка.
— Теперь, Бас, дело за вами! Классификация по шести пунктам. Нужно установить, кто такие пираты: люди или какие-то другие существа? Действуйте!
За створками в нетерпении ждали команды около сотни членов группы захвата, с головы до пят закованные в космические доспехи, оснащенные самым смертоносным оружием, какое только известно науке, и снабжаемые энергией от гигантских аккумуляторов «Британии». Командовал группой захвата сержант ван Баскирк, шесть с половиной футов голландско-валерианского динамита, отчисленный из Учебного центра Валерии только из-за врожденной неспособности овладеть премудростями высшей математики. Группа захвата устремилась вперед серебристо-черной волной.
Четыре приземистые полупортативные лучевые установки с грохотом встали на свои опоры с магнитными присосками, и под действием нестерпимого жара их лучей массивная переборка пиратского корабля, сверкнув всеми цветами радуги, обрушилась. За ней оказалось десятка два защитников пиратского корабля, также облаченных в доспехи, и сражение закипело. Взрывались гранаты, пули рикошетировали от панцирей скафандров, пучки огня, выбрасываемые лучевыми излучателями Де Ляметра, рукотворными молниями вспыхивали на защитных силовых полях. Но неразбериха жаркой схватки была недолгой. Нападающие протащили вперед лучевые установки, установили их в проломе и дали лучевой залп, который смел все живое в отсеке пиратского корабля. — Еще одна переборка, и мы полностью овладеем неприятельским кораблем, — воскликнул ван Баскирк. — Дайте по ней лучевой залп!
Но когда операторы лучевых установок нажали на пусковые кнопки, ничего не произошло. Пираты ухитрились запустить аварийный генератор защитного экрана, и тот как топором отсек лучи нападающих. Впрочем, группа захвата настойчиво продолжала проделывать в массивной переборке одно отверстие за другим, надеясь протащить сквозь пролом свои лучевые установки.
— Принести ферропасту! — скомандовал сержант, — Прижаться к стене как можно ближе! У самой стенки мертвая зона, и пираты не смогут достать нас своими лучами!
Ферропаста, отдаленный потомок термита, быстро появилась, и гигант-голландец несколькими мазками нанес ее огромной дугой от пола до самого верха переборки и от верха до самого низа и поджег. В тот же момент кто-то из пиратских операторов ухитрился направить свой луч так, чтобы задеть задние ряды патрульных. Вспышки лучей, сталкивающихся с защитными экранами, мертвенный блеск термитного пламени и сокрушительная энергия пиратских лучей превратили полуразрушенный отсек пиратского корабля в настоящий ад.
Но ферропаста сделала свое дело. Полукруглый кусок переборки упал, и бойцы из группы захвата устремились к образовавшемуся пролому в не успевшей остыть переборке, чтобы закончить схватку с пиратами, дравшимися с ожесточением обреченных. Полупортативные лучевые установки и другие виды тяжелого вооружения, питаемые энергией с «Британии», были теперь бесполезны. Пистолеты не могли пробить броню пиратских скафандров, изготовленных из специальных сплавов, а лучевые пистолеты были бессильны против защитных экранов. Среди сражавшихся одна за другой стали рваться тяжелые ручные гранаты, неся смерть и патрульным, и пиратам. Главари преступников никогда не заботились о том, что убивают много своих, лишь бы при этом им удалось нанести урон Закону. Хуже было то, что команда пиратов-операторов, водрузив тяжелую лучевую установку на наскоро изготовленную опору, могла, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону, держать под прицелом сектор отсека, в котором находилось много патрульных.
Но у членов Галактического Патруля на крайний случай было припасено еще одно оружие — «космическая секира», усовершенствованная комбинация боевого топора, булавы, Дубины и багра лесоруба, массивное орудие с острием на конце, потенциальные возможности которого ограничивались только физической силой и ловкостью владельца этого Ужасного оружия.
Все члены группы захвата на «Британии» были валерианцы: рослые, атлетического сложения, быстрые и ловкие, но самым высоким, сильным, быстрым и ловким был командир группы ван Баскирк. В его руках «космическая секира» массой в добрых тридцать фунтов превращалась в поистине страшное оружие, и, если он наносил ею удар по пиратскому панцирю, скафандр не выдерживал. Не выдерживала и живая плоть, скрытая за жесткой скорлупой панциря, независимо от того, попадало смертоносное острие в жизненно важную часть тела или нет: куда бы ни попадала секира, сокрушив броню, — в голову, ногу или руку, результат был одним и тем же. Пират погибал, так как его скафандр окатывался разгерметизированным.
Ван Баскирк обратил внимание своих бойцов на опасность, которую таила в себе медленно вращавшаяся лучевая установка пиратов, и впервые вызвал по трансляции командира.
— Ким, — заговорил он в микрофон, понизив голос. — Дай залп по их дельта-лучевой установке, идет? Ты меня слышишь? Сдается мне, что они перерезали нашу линию связи.
— Пираты нарушили нашу связь, — сообщил ван Баскирк своим бойцам. — Постарайтесь удержать их подальше от меня, а я попробую подобраться к лучевой установке.
При массированной поддержке своих патрульных ван Баскирк, резко виляя из стороны в сторону, бросился к грозной установке. Оказавшись за импровизированной турелью, на которой поворачивалась установка, он нанес чудовищной силы удар по пирату, стоявшему за пультом управления, по почувствовал лишь, что острие едва коснулось скафандра оператора, и увидел, как тот без малейших усилий поплыл в пространстве. Командир пиратов выложил свою последнюю карту: ван Баскирк беспомощно барахтался в пространстве не только невесомый, но и лишенный всякой инерции.
Однако великан-голландец, хотя и не был силен в математике, все же соображал гораздо быстрее, чем двигал мускулами. Недаром он провел столько часов в изнурительных тренировках на безынерционных тренажерах, развивая силу и ловкость. Зацепившись ногами за подвернувшийся кстати штурвал, ван Баскирк схватил пиратского оператора и изо всех сил ударил его защищенной шлемом головой об основание турели с длинным стальным рычагом, посредством которого поворачивалась дельта-лучевая установка. Затем, вложив в рывок каждую унцию своего тела, ван Баскирк обхватил ногами ствол лучевой установки пиратов и резко потянул его вверх. Шлем пирата от удара разлетелся, как яичная скорлупа, кровь и мозг поплыли вокруг тошнотворными сгустками, а лучевая установка оказалась настолько изуродованной ударом, что надолго утратила способность угрожать кому бы то ни было.
Разделавшись с лучевой установкой пиратов, ван Баскирк через весь отсек устремился к главному пульту управления пиратского корабля. Растолкав толпившихся у пульта офицеров, ван Баскирк переключил два тумблера и восстановил на корабле инерцию и искусственную гравитацию.
Схватка продолжалась, но исход се явно склонялся в пользу Патруля. Серебристо-черные скафандры Патруля явно преобладали по численности. Пиратов уцелело гораздо меньше. Схватка шла с прежним ожесточением, но теперь пиратам приходилось безнадежно обороняться. Разумеется, ни патрульным, ни пиратам в пылу сражения некогда было вести подсчеты. Сержант ван Баскирк неизменно находился в самом центре событий. Еще четыре раза вздымалась и опускалась, наподобие молота бога Тора, его страшная секира, разя пиратов и прокладывая путь сквозь металл доспехов и живую плоть. Наконец, пробившись к центральному пульту управления пиратского корабля, сержант произвел на нем нужные манипуляции и обратился к Киннисону:
— Слышишь меня, командир? Мы очистили от этой нечисти корабль. Приходи и забирай всю секретную информацию!
Специалисты с главным бортинженером Лазерном Торндайком с нетерпением ждали этих слов. Они буквально налетели со всех сторон и стремительно, но в четкой последовательности и по заранее разработанному графику приступили к тщательному осмотру пиратского корабля. Ничто не ускользало от их внимания ни один прибор, ни один провод, ни одна шина, ни один луч. Все необычные и новые приборы и механизмы были демонтированы, стандартные устройства безжалостно разбиты на части или разрезаны излучателями. Каждая мелочь, каждая деталь тщательно фотографировалась, зарисовывалась и записывалась.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем здесь соль, Ким, — заметил, наконец, Торндайк во время крохотного перерыва в работе. — Система необычайно остроумная…
— Взгляните сюда, сэр! — перебил его механик. — Тут какой-то разбитый механизм.
Защитный кожух был сорван со сложного устройства из металла, похожего на какой-то двигатель или генератор необычного типа. Изоляция его обмотки и отдельные витки свисали обугленными лохмотьями, медь проводов расплавилась и застыла причудливыми потеками.
— Это то, что мы ищем! — обрадованно воскликнул Торндайк. — Займитесь этим устройством! Альфа!
— Седьмой!
— Третий!
— Девятый!
— Четвертый! — послышались доклады, и работа закипела. Наконец инженеры сообщили:
— Достаточно! Мы знаем теперь все, что нужно! Чертежники и фотографы! Все ли измерено, зафиксировано в эскизах и сфотографировано?
— Все на борт! По местам стоять! — слились в одну две команды.
— Уходим!
— И уходим быстро! — приказал Киннисон. — Боюсь, что мы и так вышли из графика.
Участники абордажа поспешили на борт «Британии», не обращая внимания па тела, устилавшие палубы пиратского корабля. Каждый знал, что приказ покинуть вражеский корабль был продиктован суровой необходимостью и что мертвым, будь то друг или враг, уже ничем не поможешь. Если «экипаж «Британии» не хотел вскоре попасть в столь же плачевное положение, в каком оказались сейчас пираты, от каждого из членов экипажа требовалось полное напряжение умственных и физических сил.
— Можете связаться с Базой, Нельс? — спросил Киннисон своего офицера-связиста еще до того, как закрылся воздушный шлюз.
— Нет, сэр, они плотно экранируют нас, — сразу доложил тот, — Космическое пространство так плотно забито статическими зарядами, что через пего не пробиться даже лучу, не говоря уже о коммуникаторе. Впрочем, прямую связь нам все равно установить не удалось бы — взгляните, где мы находимся! — и офицер показал на указатель места космического корабля.
— Гм! Вряд ли можно забраться дальше, не покидая нашу Галактику. Боскония получила предупреждение. Либо пираты успели сообщить о нас на свою Базу, либо Боскония засекла нас но возмущениям. Теперь за нами следят… И кто-нибудь вскоре попытается зацепить нас захватом…
Командир «Британии» сунул руки в карманы и глубоко задумался. Собранную информацию о пиратах нужно во что бы то ни стало передать на Базу. Но как? Гендерсон уже вел огромный корабль назад, к Солнцу, выжимая все, что только возможно из двигателей, по добраться до Базы вряд ли удастся. Жизнь «Британии» теперь измерялась часами. В этом командир был совершенно уверен. Впрочем, и о часах говорить не приходится. Сотни пиратских кораблей уже несутся в космической пустоте, отрезая «Британии» путь к Базе. Как ни быстроходна «Британия», кому-нибудь из преследователей непременно удастся приблизиться к ней на нужное расстояние и пустить в ход лучевой захват, а тогда полет прервется.
Вступать в бой с пиратами «Британии» не под силу. Она только что разгромила первоклассный военный корабль противника. Что верно, то верно. Но какой ценой досталась победа! Любой свежий пиратский корабль первым же залпом разнесет искалеченную лучевую установку главного калибра «Британии», а вражеский корабль заведомо будет не один. В считанные доли секунды «Британия» окажется окруженной цветом Босконского военного флота, лучшими истребителями. Шанс на спасение оставался только один, и молодой лейтенант Киннисон, или, как его предпочитали называть члены экипажа «Британии», капитан Киннисон, тщательно взвесив все за и против, решил воспользоваться им.
— Всем, всем, всем! — обратился он по трансляции к членам экипажа. — Мы должны во что бы то ни стало доставить собранную информацию на Базу. Сделать это, оставаясь на борту «Британии», невозможно. Пираты непременно поймают нас, а шансы на победу в предстоящей схватке у нас равны нулю. Нам не остается ничего другого, как покинуть «Британию» на спасательных лодках и рассредоточиться в надежде, что хоть кому-нибудь удастся добраться до Базы.
Инженерам и специалистам необходимо собрать все добытые ими данные — все описания, наброски чертежей, снимки, словом, все — и в сжатом виде перенести на видеоленту, с которой будет изготовлено несколько сотен копий. Посадка членов экипажа и гражданских лиц в спасательные лодки начнется, как только вы получите копии ленты. Лодки отходят от «Британии» по готовности. Оказавшись в открытом космосе, лодки должны двигаться с минимальной тягой, а еще лучше — с выключенным двигателем, чтобы не привлекать внимания пиратов, пока вы не удалитесь на много парсеков от того места, где те будут охотиться за «Британией».
Все остальные, я имею в виду специалистов и лиц командного состава, покинут борт «Британии» в последнюю очередь. Двадцать спасательных лодок по два человека на каждую — ожидают их. У каждого с собой будет лента со всей добытой нами информацией. Спасательные лодки движутся строго автономно. Вы вправе действовать, как вам заблагорассудится, лишь бы добраться до Базы. Мне не нужно убеждать вас в важности задачи. Вы сами знаете, насколько это необходимо.
Командиры спасательных лодок назначаются по жребию. Квартирмейстер напишет наши имена, включая и свое собственное имя, на клочках бумаги и будет вытягивать их наугад из шлема по две бумажки за один раз. Если в одной лодке по жребию окажутся два навигатора, например, Генперсон и я, то обе бумажки снова возвращаются в шлем, и жеребьевка пойдет заново. Приступим!
Имя «Киннисон» дважды оказалось в паре с кем-нибудь из специалистов-навигаторов и потому возвращалось для повторной жеребьевки, но на третий раз партнером Киннисона оказался ван Баскирк, к явной радости гиганта с Валерии и одобрению всех собравшихся.
— У меня прямо камень свалился с души, Ким, — заметил сержант, отвечая на поздравления друзей. — Уж теперь-то и уверен, что непременно доберусь до Базы.
— Хватит болтать, малыш! — ответил Киннисон с мальчишеской улыбкой. — Сказать по правде, о лучшем попутчике я и не мечтал.
Вскоре весь экипаж был разбит на пары. Ручные излучатели Де Ляметра, запасные батареи и другое оборудование проверено и опробировано; копии ленты с информацией запечатаны в антикоррозионные футляры и розданы. Улучив минуту, Киннисон присел потолковать с бортинженером.
— Пиратам удалось разрешить проблему эффективного приема космического излучения и превращения его в другие виды энергии, — тихо проговорил Киннисон сквозь зубы. — А любое солнце, даже не очень большое, испускает каждую секунду столько же энергии, сколько выделяется при аннигиляции от одной до нескольких миллионов тонн массы! Согласитесь, что это какая-никакая, а все-таки энергия!
— В том-то вся суть, капитан! Этим объясняется, почему пиратские корабли столь сильно превосходят наши по скорости. Пираты могут установить на своих кораблях двигатели, которые сделают их более быстроходными, чем «Британия», что, по всей видимости, произойдет, поскольку потребность в таких кораблях вполне созрела, особенно после нашего успешного нападения. Если бы сечение энергетических шин в их приемниках-конвертерах было всего на несколько процентов больше, то их защитные экраны, пожалуй, выдержали бы даже попадание нашей дуодечной бомбы. Пока же их защитные экраны позволяют принять oгромноe количество энергии из космоса, но не могут перераспределить ее.
— Их атомные двигатели ничем не уступают нашим — такие же большие и столь же эффективные, — кивнул Киннисон. — Но эти двигатели — все, что у нас есть; они же включают их на полную мощность и используют только для запуска космоэнергетических экранов. А голубые блазеры! Какая мощь! Кто-то из нас непременно должен вернуться на Базу, Берн. Если нам это не удастся, то Боскония схватит за хвост всю Галактику, и наша цивилизация погибнет.
— Я говорю так не только для нас, но и для тех, кто не вернется, — не из-за отсутствия желания… А теперь я пойду проверю все ли в порядке в моей лодке. Если больше не увидимся, старина Ким, желаю тебе чистого эфира!
Они обменялись крепким рукопожатием, и Торндайк отправился по своим делам. По дороге он остановился за спиной у квартирмейстера и подал ему сигнал отключить коммуникатор.
— Хитрая же ты бестия, Аллердайс! — прошептал с ухмылкой Торндайк. — Как тебе удалось дважды подтасовать жребий? Впрочем, думаю, что никто, кроме меня, ничего не заметил. Уж во всяком случае ни капитан, ни Гендерсон, иначе тебе пришлось бы тянуть жребий еще раз.
— Но ведь хотя бы одна пара должна добраться до Базы? — тихо ответил Аллердайс. — А ведь даже для самой сильной команды, которую мы только можем составить, путь будет не из легких. Если же команда состоит из сильного и слабого, то это уже слабая команда. Киннисон, единственный линз-мен среди нас, естественно, самый сильный член экипажа наших космических колымаг. Кого бы ты выбрал вторым номером ему под пару?
— Разумеется, ван Баскирка, как ты и поступил. Я отнюдь не собираюсь тебя критиковать. Наоборот, хотел сделать тебе комплимент, а заодно и поблагодарить за то, что ты дал мне в напарники Гендерсона. В нем тоже много такого, что не может не способствовать успеху нашей экспедиции.
— Ван Баскирк тебе в напарники не годился, — согласился квартирмейстер. — Было бы очень трудно представить тебя или Гендерсона третьим, не говоря уже о четвертом, в любой компании, сколь бы выдающимися ни были интеллектуальные или физические качества ее членов. Однако мне показалось, что ты как нельзя лучше подходишь в напарники пилоту. Я сумел подтасовать состав двух команд, и никто, кроме тебя, ничего не заметил. Думаю, мне удалось сколотить две самые сильные пары, какие только можно было составить. Уверен, что кто-нибудь из вашей четверки непременно прорвется на Базу, а если вам не удастся вернуться, значит, это никому не под силу.
— Все же надежда есть. Еще раз большое спасибо. Может быть, когда-нибудь увидимся. Чистого космоса.
За несколько минут шеф-пилот Гендерсон изменил курс «Британии», и теперь космический крейсер летел не по прямой, а описывал в космическом пространстве сложные кривые, принимая то вправо, то влево. Улыбаясь, он повернулся к Киннисону.
— Мне кажется, лучше начать водить их за нос как можно раньше, — пояснил он свой маневр. — Хотя мы ничего подозрительного пока не обнаружили, думается, что пираты не заставят себя долго ждать, а когда они расставят свои ловушки, мы попытаемся протянуть время подольше.
— Прекрасно!
Одна за другой восемнадцать спасательных лодок отходили от борта «Британии» и исчезали в космической пустоте. Сколь ни мал временной промежуток, отделяющий старт одной спасательной лодки от другой, в пространстве их разделяли расстояния в несколько световых лет. Гендерсон и Торндайк с ван Баскирком и Киннисоном должны были покинуть «Британию» последними.
— Ну что ж, Ген, запускайте вашу рулетку — датчик случайных курсов, — предложил Киннисон и ответил на удивленный взгляд Торндайка — Это шарик, упруго прыгающий на вибрирующем столе. Каждый раз, когда шарик касается одной из игл, которыми утыкан стол, курс изменяется на значительный, но случайный по величине угол. Чисто случайный выбор, и мы надеемся, что это немного озадачит пиратов.
Световые лучи толщиной в волос связывали пульт управления с иглами датчика случайных величин, и вскоре четыре зрителя с интересом наблюдали, как «Британия» начала менять курс из стороны в сторону еще более причудливым образом, чем маневры, которые она совершала под управлением Гендерсона. Непрестанные изменения курсового угла были настолько неожиданными, что не могли не вызвать удивления у последних четырех пассажиров «Британии» и у любого внешнего наблюдателя.
Еще одна спасательная лодка отошла от «Британии», и на борту обреченного корабля остались только Носитель Линзы и его спутник-гигант. Пока они ожидали момента отправления, Киннисон сказал:
— Бас, нам нужно сделать еще одно дело, и я придумал, как это выполнить. «Британия» не должна попасть в руки пиратов целехонькой. На борту у нас, как ты знаешь, немало новинок, которые изрядно порадовали бы их, как они порадовали в свое время нас. Пираты знают, что «Британия» — один из лучших наших кораблей, но не знают, что и как мы сделали. С другой стороны, мы хотим, чтобы «Британия» продолжала свой полет как можно дальше после того, как мы покинем корабль — ведь чем дальше от нас окажется «Британия» в момент захвата ее пиратами, тем больше шансов у нас ускользнуть от них. Сейчас мы проделаем кое-что с дуодечными торпедами, чтобы они не рванули — все семь сразу — при первом же касании обзорного луча. Во-первых, нужно помешать пиратам обследовать торпеды и, во-вторых, позаботиться о том, чтобы свести до минимума возможный ущерб при дистанционном обследовании. Ведь пираты непременно перейдут в инерционный режим и подтянут «Британию» к своему кораблю, как только смогут привести в действие захваты. Вот тогда-то торпеды и сработают во всю мощь! Разумеется, мы не можем полностью отсечь обзорные лучи с помощью специального экрана, но думаю, мне удастся создать вис наших обычных, штатных экранов дополнительное поле R7TX7M, которое интерферирует с полем ТХ7 достаточно интенсивно, скажем, с интенсивностью в одну десятую процента, чтобы привести в действие луч, создающий поле.
Не прошло и нескольких минут, как внушительная громада самого быстроходного крейсера Галактического Патруля устремилась в космическое пространство без единого человека на борту… И датчик случайных курсов, неодушевленный рулевой, продолжал поддерживать ее необычный курс с уверенностью, превосходившей самые оптимистические ожидания членов команды «Британии». Для капитанов пиратских кораблей маневры «Британии» были вполне осмысленными, и сомнений, что «Британией» управляет разумное существо, у них не возникало. Поэтому капитаны пиратских кораблей направляли свои быстроходные перехватчики туда, где по всем законам космической навигации должна была оказаться «Британия», — направляли только для того, чтобы с изумлением обнаружить ошибку в своих расчетах. Вопреки здравому смыслу «Британия» устремлялась к огромным солнцам, пролетая в столь опасной близости от них, что обеспокоенные пираты дивились хладнокровию и безрассудству тех, кто столь беспечно подвергал себя смертельной опасности. Но по непостижимой причине «Британия» внезапно совершала крутой разворот и устремлялась в противоположном направлении, пролетая мимо пиратского корабля, почти касаясь его, и снова удалялась в космическое пространство, прежде чем озадаченные пираты успевали прийти в себя и ощупать «Британию» своим обзорным лучом.
Но, наконец, «Британия» на какую-то ничтожную долю секунды задержалась с выполнением очередного маневра. Пролетая между двумя пиратскими кораблями, «Британия» осталась на прямолинейном участке курса чуть дольше, чем следовало. Мгновенно пиратские корабли выпустили захваты, и три корабля сразу объединились в одно нерасторжимое Целое. В то же мгновение пиратские корабли перешли в инерционный режим, чтобы затормозить свою свободно плавающую добычу. Их обзорные лучи принялись ощупывать внутренние помещения «Британии».
При прикосновении этих лучей, сколь бы нежными и деликатными они ни были, сработали реле, и торпеды вырвались из своих шахт. Их смертоносные боеголовки были спроектированы и начинены взрывчаткой с таким расчетом, что каждая торпеда могла уничтожить любую из известных инерционных структур. Что же говорить в таком случае о семи торпедах? Последовал взрыв, способный потрясти самое сильное воображение. Нам не остается ничего другого, как предоставить его воображению читателей, потому что слова на любом галактическом языке бессильны описать его адекватно.
«Британия», буквально расплющенная взрывом, наполовину сплавившаяся и наполовину обращенная в пар нестерпимым жаром, разлетелась во все стороны осколками, брызгами расплава и другими обломками. Подобно осколкам гранаты или артиллерийского снаряда, части «Британии» двигались от центра взрыва. А поскольку эти осколки обладали теперь инерцией, они могли передавать свою кинетическую энергию любым обладающим инерцией объектам, с которым, приходили в соприкосновение.
Один из обломков, образовавшихся при взрыве, пронесся с такой чудовищной скоростью, что у его жертвы не оставалось времени, чтобы увернуться или перейти в безынерционный режим; со всего маху этот обломок нанес сокрушительный удар в борт ближайшего пиратского корабля. Противометеорные защитные экраны вспыхнули ярко-фиолетовым пламенем и погасли. Основной защитный экран устоял, но сила удара о корпус пиратскою корабля была столь велика, что те немногие члены его экипажа, которые остались в живых, надолго потеряли всякий интерес к происходящему.
Другому пиратскому кораблю, находившемуся на некотором удалении, повезло немного больше. У его командира хватило времени, чтобы перевести корабль в безынерционный режим, и пока облаками образовавшегося пара корабль относило в сторону от места происшествия, командир сухо доложил в штаб о случившемся. Наступило краткое молчание, после чего дежурный вновь обрел дар речи.
— У микрофона Гельмут, говорит Боскония, — последовал недовольный ответ из громкоговорителя. — Твое донесение не полно и не закончено. Собери и исследуй все следы взрыва, сделай снимки. Доставь в штаб каждый осколок, частицу деталей взорвавшегося корабля. Особое внимание обрати на тела или части тел экипажа.
— У микрофона Гельмут, говорит Боскония, — зазвучал динамик никогда не выключавшегося приемника, настроенного на общую волну. — Вниманию командиров космических кораблей всех классов и любого тоннажа! Корабль, о котором говорилось в нашем предыдущем оповещении, уничтожен. Существуют опасения, что некоторым или всем членам его экипажа удалось бежать. Каждый из обнаруженных астронавтов должен быть уничтожен, прежде чем он установит связь с Базой Галактического Патруля. Всем кораблям надлежит в отмену полученных ранее приказов, какими бы те ни были, проследовать с максимальной скоростью в указанный район. Всю область космического пространства в этом районе надлежит тщательно обследовать. Уничтожать любой корабль, на борту которого обнаружатся какие-нибудь несоответствия с судовыми документами. Перекрыть все возможные пути побега. Более подробные распоряжения будут переданы каждому из вас, когда вы приблизитесь к району поисков.
Одетые в космические скафандры, только без шлемов (шлемы лежали под рукой); Киннисон и ван Баскирк сидели в крохотной рубке спасательной лодки, дрейфовавшей в безынерционном режиме в межзвездном пространстве. Киннисон склонился над картами, прихваченными из штурманской рубки «Британии»; сержант от нечего делать разглядывал экран обзорного локатора.
— Пожалуй, эфир по-прежнему забит, — заметил капитан, свертывая карту и отбрасывая ее в сторону.
— Помехи не ослабевают ни на миг, — подтвердил ван Баскирк. — Они не оставляют нашему экипажу ни одного шанса на спасение. Как ты думаешь, нас уже обнаружили? Где-то здесь поблизости должен быть Альзакан.
— Должен, но не так близко даже для большого корабля, не говоря уже о нас. Никаких обитаемых объектов, тем более Цивилизаций, здесь нет. Во всяком случае они встречаются не чаще, чем один объект на звездное скопление. Я никогда здесь не бывал. А ты?
— Тем более. Как, по-твоему, долго еще нам дрейфовать, прежде чем мы сможем, не привлекая внимания пиратов, включить двигатель?
— О запуске не может быть и речи, пока наш экран полностью не очистится. Все, что можем детектировать мы, в свою очередь способно обнаружить нас, как только мы начнем потреблять энергию.
— Хорошо, подождем еще немного… — начал было ван Ба-скирк, как тон его резко изменился от возбуждения. — О боже! Ты только взгляни!
— Вот это да! — Киннисон так и впился в экран. — Во всем безбрежном космосе и всей вечности не нашлось другого места и времени! Ее несет на нас!
Прямо по курсу на расстоянии какой-нибудь сотни миль виднелась лежащая в дрейфе «Британия» и два пришвартовавшихся к ней пиратских корабля.
— Нам лучше всего убираться отсюда как можно быстрее, — прошептал ван Баскирк.
— Не говори глупостей, — заметил Киннисон. — С такого расстояния они моментально засекут нас. Единственный шанс на спасение притвориться грудой безжизненного металла. Думаю, нам удастся увернуться от обломков, плавающих в космическом пространстве… О боже! «Британия» взорвалась!
Со своего наблюдательного пункта двое членов Патруля оказались невольными свидетелями конца своего доблестного корабля. Они видели, что один из пиратских кораблей основательно поврежден при взрыве обломком «Британии», а другой перешел в безынерционный режим и быстро скрылся с места катастрофы.
Поврежденный пиратский корабль, по-прежнему находившийся в инерционном режиме, двигался теперь почти с такой же скоростью, как и спасательная лодка. Огромный космический корабль и крохотная спасательная лодка медленно сближались. Киннисон стоял, напряженно всматриваясь в экран детектора. Его руки впились в рычаги управления двигательной установки, готовые при первом контакте с обзорным лучом пиратского корабля включить двигатель на полную мощность. Минута проходила за минутой, но ничего не происходило. Решительно ничего!
— Хотел бы я знать, почему они бездействуют! — не выдержал наконец Киннисон. — Ведь они не могут не знать, что мы здесь, разве что их детектор из рук вон плох и они не замечают, что творится у них под носом! Да что там детектор! Теперь они могли бы заметить нас без всякого детектора!
— А может быть, все спят, потеряли сознание или погибли, — высказал предположение ван Баскирк. — Пожалуй, вряд ли они спят. Поверь мне, Ким, этот корабль здорово зацепило обломком. Весь экипаж, должно быть, контужен и валяется без сознания. Слушай, ведь на пиратском корабле должен быть люк аварийного входа, не правда ли? А что, если…
Киннисон мгновенно понял дерзкий замысел своего подчиненного, но ответил не сразу. Ведь теперь их единственная обязанность — сохранить две ленты с информацией и доставить на Базу. Но если спасательная лодка будет лежать в дрейфе до тех пор, пока пираты не придут в себя, то те без труда обнаружат лодку, и захват ее станет неминуемым. Та же печальная судьба уготована ему и ван Баскирку при первой же попытке прорваться в соседний участок космического пространства из района, до отказа забитого пиратскими перехватчиками. Так что, сколь ни безумной казалась на первый взгляд идея ван Баскирка, пожалуй, именно она сулила наибольший шанс на спасение!
— Отлично, Бас, стоит попытаться! Попробуем включить двигатели на минимальную мощность — десятую дины тяги за сотую секунды. Подберись к их аварийному люку с ручными магнитами и открой замок.
Спасательная лодка осторожно пришвартовалась к бронированному борту пиратского корабля. Сержант, искусно манипулируя двумя небольшими ручными магнитами, быстро проскользнул вдоль стальной обшивки к дюзам маршевого двигателя. Там, в обычном месте, непосредственно рядом с соплами главных двигателей, действительно располагался люк аварийного входа со стандартным пультом управления, отвечавшим всем требованиям Галактического Регистра.
Не прошло и нескольких минут, как Киннисон и ван Баскирк проникли внутрь пиратского корабля и устремились к главному посту управления. Добравшись до цели, Киннисон взглянул на пульт и вздохнул с облегчением.
— Великолепно! Тот самый тип, который мы изучали в Учебном центре. То же поколение. И та же раса, — добавил он, разглядывая неподвижные фигуры пиратов, усыпавшие палубу центрального поста. Подхватив одно из бесчувственных тел, Киннисон привалил его к пульту так, чтобы пират заслонил собой линзу телеобъектива.
— Это глаз, с помощью которого они наблюдают за центральным постом, — пояснил он без всякой к тому надобности, — Мы не можем прервать видеосвязь с их главным штабом, не вызвав подозрений, равно как не можем позволить им заглянуть сюда прежде, чем построим кое-какие декорации.
— Они все равно заподозрят неладное, когда мы включим двигатели, — возразил ван Баскирк.
— Конечно, заподозрят, но мы позаботимся об этом чуть позже. Прежде всего нужно убедиться в том, что вся команда кроме одного-двух пиратов, действительно погибла. Не прибегай к лучевому пистолету без крайней необходимости. Надо сделать так, будто все члены экипажа погибли или были смертельно ранены при взрыве и столкновении корабля с обломком «Британии».
Киннисон и ван Баскирк произвели тщательный досмотр пиратского корабля, обмениваясь между собой краткими репликами. Не все пираты погибли. Многие уцелевшие сохранили полную боеспособность, но без боевых доспехов и захваченные врасплох они могли оказать лишь слабое сопротивление. Открыв грузовой люк пиратского корабля, Киннисон и ван Баскирк подняли на борт свою спасательную лодку. Вернувшись в центральный пост, Киннисон приподнял с палубы еще одно тело и прислонил его к центральному пульту управления.
— Этот парень, — пояснил Киннисон ван Баскирку, — был тяжело контужен, но сумел добраться до пульта управления. Ему удалось поставить в рабочее положение тумблеры-вот так, видишь? — и включить двигатели на полную мощность. Затем он попытался дотянуться до навигационного глобуса и проложить курс к главному штабу, но не успел. Он умер, установив тот курс, который ты сейчас видишь. Заметь: не прямо на Солнце, иначе совпадений было бы слишком много, и это могло бы вызвать подозрение, но достаточно близко, чтобы помочь нам добраться до нашей Базы. Его браслет зацепился за предохранитель — вот так. Теперь все выглядит совершенно естественно. Именно так все и произошло. Самое время нам выйти из поля зрения вон того всевидящего ока и дать возможность закрывавшему обзор телу вполне естественно отплыть от объектива.
— А что нам теперь делать? — спросил ван Баскирк, когда они укрылись в недосягаемом для наблюдений секторе центрального поста.
— Ровным счетом ничего до той самой минуты, когда ситуация потребует нашего вмешательства, последовал ответ. — Я бы хотел, чтобы мы недельку-другую провели, изнывая от безделья, но шансов на это слишком мало. Главный штаб пиратов очень скоро заинтересуется, почему мы движемся.
Резкий всплеск шума из коммуникатора прервал Киннисона на полуслове, — шума, означавшего:
— Бортовой F47 596! Сообщите, куда вы держите курс и почему. Отвечайте!
При звуках властного командного голоса одна из распростертых на палубе фигур попыталась было подняться на колени и произнести несколько слов, но тут же замертво упала на палубу.
— Великолепно! Лучше и не придумаешь, — прошептал Киннисон на ухо ван Баскирку — Им понадобится какое-то время, чтобы перехватить нас; возможно, мы успеем добраться куда-нибудь поближе к Теллусу.
Киннисон прислушался:
— Кажется, еще одно сообщение! Коммуникатор вновь ожил:
— Попробуйте настроиться на волну их передатчика, — произнес кто-то.
— Борт F47 596! Если кто-нибудь из оставшихся в живых членов экипажа в состоянии доложить обстановку, сделайте это немедленно! — разобрал Киннисон.
Затем голоса зазвучали по-другому, как будто говоривший отвернулся от микрофона в сторону кого-то, находящегося рядом:
— Никто не отвечает, сэр! Это наш корабль, который находился ближе всего к новому кораблю Галактического Патруля в момент взрыва, — так близко, что навигаторы не успели избежать столкновения с обломками. Экипаж, по-видимому, погиб или тяжело контужен.
— Если кто-нибудь из офицеров остался жив, позаботьтесь о том, чтобы они предстали перед военным трибуналом, — распорядился более далекий от микрофона голос с властными интонациями. — Босконии не нужны «сапожники», разве что как отрицательные примеры. Прикажите перехватить корабль и вернуть его как можно быстрее на базу.
— Ты можешь настроиться на их волну, Бас? — нетерпеливо спросил Киннисон. — Прослушивать даже одну волну их штаба чрезвычайно полезно.
— Не могу отстроиться от помех, отсюда и весь этот шум, — посетовал ван Баскирк. — Эфир просто забит статическими помехами. Что нам теперь делать?
— Поесть и лечь спать. Главное — как следует выспаться.
— А кто останется на вахте?
— Нет необходимости. Если что-нибудь случится, я сразу же проснусь. — моя Линза предупредит об опасности.
Они утолили свой волчий аппетит и отлично выспались, затем снова поели и еще раз легли спать. Отдохнувшие, с новыми силами принялись за изучение захваченных у пиратов карт, но мысли ван Баскирка явно витали где-то Далеко.
— Ты понимаешь весь этот жаргон, а для меня он сплошная загадка, — обратился он наконец к своему молчавшему командиру. — Я имею в виду Линзу, ну и все такое. Может об этом нельзя говорить?
— Нет, никаких секретов здесь нет, по крайней мере между нами, — заверил его Киннисон. — Линза воспринимает как чистую мысль любое взаимодействие, любую силу, все, представляющее мысль или как-то связанное с мыслью. Мой мозг воспринимает мысль по-английски, поскольку английский — мой родной язык. При этом мой слух практически отключен, так что я фактически всегда слышу английскую речь вместо шума. Я ничего не слышу, когда говорят на любом иностранном языке. Поэтому не имею ни малейшего понятия о том, как звучат слова того языка, на котором разговаривают пираты, поскольку мне никогда не доводилось его слышать.
Когда же мне приходится разговаривать с кем-нибудь, кто не знает ни одного из известных мне языков, я просто обращаюсь мысленно к Линзе и направляю на собеседника ее воздействие; тогда ему кажется, будто я разговариваю с ним на его родном языке. Сейчас ты слышишь, как я разговариваю с тобой на прекрасном валерианском диалекте голландского языка, хотя, как ты знаешь, я едва знаю дюжину слов, да и те произношу с ужасным американским акцентом. Более того, ты слышишь, как я произношу слова своим голосом, хотя в действительности не говорю ни слова. Если я широко открою рот, то ты увидишь, что не только мои губы, но и язык, и голосовые связки находятся в покое. А будь ты французом, то услышал бы мою «речь» на французском языке. Если же ты — манаркан, которые, как ты знаешь, вообще не разговаривают, а общаются с помощью телепатии, то Линза транслировала бы тебе мою «речь» с помощью обычной телепатии.
— Поразительно, — только и мог произнести потрясенный ван Баскирк. — Ты можешь принимать мысли… Все передают свои мысли, как радиостанции. Значит, ты можешь читать чужие мысли? — ван Баскирк не столько спрашивал, сколько утверждал.
— Если захочу, то могу. Именно этим я и занимался, когда мы досматривали пиратский корабль. Я мысленно спрашивал у каждого из оставшихся в живых пиратов, где находится их База, но никто из них не знал. Я получил множество зрительных картин и описаний расположения различных зданий, установок и персонала Базы, но ни малейшего намека на то, где она расположена. Все навигаторы погибли, а даже эрайзиане не могут читать мысли мертвых. Впрочем, это увело бы нас слишком далеко в дебри философии. Давай-ка лучше снова подзаправимся!
День за днем проходили безмятежно. Ничто не нарушало покой Киннисона и ван Баскирка, пока, наконец, коммуникатор не ожил снова. Два пиратских корабля сближались, чтобы оказаться в точке встречи одновременно с кораблем-призраком, оживленно переговариваясь между собой.
— А я — то надеялся, что удастся связаться с нашей Главной Базой до того, как они нас настигнут, — посетовал Киннисон. — Не повезло. Я так и не смог вступить в контакт ни с кем, кто услышал бы мою Линзу, и эфир по-прежнему забит помехами. Пираты чертовски подозрительны и не дадут нам улизнуть, если почуют, что здесь что-то не так. Тебе удалось изготовить дубликат пиратского дешифратора?
— Именно по нему ты слушаешь переговоры пиратов. Мне пришлось собирать дешифратор целиком из собственных деталей. Кроме того, чтобы нигде не осталось никаких следов нашего пребывания на борту, я облазил с детектором загрязнений все помещения пиратского корабля. Смею тебя заверить, нигде ни пятнышка, ни отпечатка пальца — ничего, что говорило бы о присутствии на борту посторонних.
— Неплохо! Проложенный нами курс приведет нас через несколько минут к одной заброшенной системе. Попробуем там высадиться. Взгляни. На этой карте планеты номер два и три отмечены как необитаемые, но с красным номером по каталогу… Это означает… так!., что они практически не исследованы и о них мало что известно. На них никогда не высаживались люди… Патрульные корабли сюда не заглядывали и не устанавливали с планетами лучевой контакт… Не отмечен ни один случай торговли с кем-нибудь из обитателей, если они существуют… Состояние цивилизации неизвестно. Производился лишь дистанционный обзор планет во время Третьей Галактической переписи, но она проходила очень давно. Все это не слишком обнадеживает, хотя, быть может, для нас не так уж плохо. Во всяком случае, нам предстоит вынужденная посадка. Ступай-ка и приготовь все необходимое!
Киннисон и ван Баскирк поднялись на борт спасательной лодки, раскрыли створки грузового люка пиратского корабля и, отключив автоматическую блокировку, принялись ждать. При той колоссальной скорости, с которой несся корабль, диаметр планетной системы он проскакивает за столь ничтожно малую долю секунды, что ни о каких предварительных обсервациях, не говоря уже о детальных вычислениях, не могло быть и речи. Астронавтам не оставалось ничего другого, как сначала действовать, а потом выполнять Расчеты.
В намеченный момент они словно прыгнули за борт пиратского корабля и оказались в проделал необычной планетной системы. Прямо перед ними, пугающе близко, смутно маячила незнакомая планета, хотя в момент их старта с борта корабля она оставалась почти невидимой даже на экранах ультравизиров. При старте спасательная лодка перешла в инерционный режим, как только прошла защитные экраны основного корпуса пиратского корабля. Створки грузового люка сомкнулись за кормой лодки. Удача сопутствовала Киннисону и ван Баскирку: до планеты оставалось не более миллиона миль. Пока ван Баскирк держал курс на планету, Киннисон быстро произвел необходимые астрономические определения.
— Могло быть и получше, а могло быть и гораздо хуже, — сообщил он. — Перед нами планета номер четыре. Необитаемая, что очень кстати. Планета номер три, очевидно, находится по другую сторону от местного солнца, а планета номер два расположена не так близко, чтобы до нее имело смысл лететь в одном космическом скафандре как-никак восемьдесят миллионов миль. Преодолеть такое расстояние в наших скафандрах вполне возможно — нам приходилось совершать тренировочные прыжки и подальше. Беда в том, что нас засекут минут через пятнадцать после того, как мы пустимся в путь. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь… Осторожно, мы садимся!
— Ты собираешься садиться в безынерционном режиме? — присвистнул ван Баскирк. — Стоит ли рисковать?
— Если бы нас не поджимало время, то лучше всего, конечно, садиться в инерционном режиме, — согласился Киннисон, — но я надеюсь, что мощности хватит. А на обратном пути, при взлете, у нас будет достаточно времени, чтобы перевести лодку в инерционный режим и проделать все необходимые манипуляции.
Спасательная лодка мгновенно замерла на пустынной скалистой поверхности странного необитаемого мира. Оба патрульных, не говоря ни слова, выбрались из лодки с полностью снаряженными ранцами и извлекли переносную лучевую установку. Направив всесокрушающий луч в основание холма, близ которого они опустились, Киннисон и ван Баскирк выжгли в скале полость и, не дожидаясь, пока покрытые стеклоподобным расплавом стены перестанут дымиться, втащили в нее свою лодку. Затем с помощью лучей Де Ляметра они подрыли холм и обрушили вниз огромную груду породы, надежно закрыв вход в пещеру и скрыв все следы пребывания на планете. Разумеется, Киннисону и ван Баскирку не составило бы труда отыскать тайник со спасательной лодкой по приметам, но для любого другого эта задача оказалась бы невыполнимой.
По-прежнему не проронив ни слова, оба беглеца взмыли над планетой. Скользни разрежена и холодна была ее атмосфера, все же атмосферное сопротивление оказалось достаточно велико, и потому Киннисону и ван Баскирку пришлось затратить несколько лишних минут столь драгоценного в их положении времени. Но они справились и с этой задачей и вскоре мчались в межпланетном пространстве со скоростью, четырехкратно превосходящей скорость света. Наконец, ван Баскирк заговорил:
— Посадка, маскировка лодки да и наше путешествие… Все это довольно опасные шаги. Тебе удалось что-нибудь услышать?
— Нет, и не думаю, что в ближайшее время мы что-нибудь услышим. Кажется, они нас потеряли. Впрочем, ничего нельзя сказать с полной уверенностью, пока они не захватят корабль, что произойдет минут через десять. К тому времени мы приземлимся.
Под ними проплывал незнакомый мир. Издали он казался приятным, напоминающим чем-то Землю: плывущие облака, зеленые леса, простирающиеся насколько можно окинуть глазом равнины, поросшие лесом заснеженные горные хребты, безбрежные океаны. Время от времени встречались скопления огней, напоминающие большие города, но Киннисон держался в стороне от них и, наконец, выбрал для посадки место на открытой лужайке под сенью черных скал.
— Сели вовремя, — объяснил Киннисон. — Пираты возобновили переговоры. Пока-ничего существенного. Они проникли в корабль и обшаривают отсек за отсеком. Я буду пересказывать их переговоры дословно, как только появится что-нибудь интересное.
Киннисон немного помолчал, а потом забормотал монотонно, как будто вспоминал вслух слова давно забытой песни:
— Капитаны кораблей Р4 263 и EQ69B47 вызывают Гельмута! Мы остановились и поднялись на борт F47 596. Все в порядке, как заключили и доложили вам внешние наблюдатели. Все члены экипажа погибли. Не все умерли в одно время, но смерть у всех наступила от столкновения с обломком встреченного ими корабля. Следов вмешательства извне не обнаружено. Все члены экипажа, внесенные в судовую роль, находятся па борту.
— Говорит Гельмут, Боскония! Ваш доклад неполон. Тщательно обыщите весь корабль. Обращайте внимание па любую мелочь: следы, отпечатки пальцев, царапины. Обратите внимание, на месте ли аппаратура и оборудование, не сдвинуто ли что-нибудь с штатных мест. Тщательно осмотрите все механизмы, особенно преобразователи и коммуникаторы. Проверьте, не предпринимались ли попытки вскрыть их.
— Плохи дела! — присвистнул Киннисон. — Сейчас они обнаружат тот коммуникатор, который ты разобрал на части, чтобы посмотреть, как он устроен. Как пить дать, обнаружат!
— Не обнаружат, — с уверенностью возразил ван Бас-кирк. — Я разбирал его плоскогубцами с резиновыми прокладками на концах губок. Готов поклясться чем угодно, на корпусе не осталось ни единой царапины и ни одного отпечатка.
Несколько минут прошли в напряженном молчании.
— Гельмут! Мы все тщательно осмотрели. Нигде ни малейших следов пребывания посторонних на борту. Ответ Гельмута не замедлил последовать:
— Ваш доклад все еще неполон. Если кто-нибудь и побывал там, на борту, то уж, конечно, это был линзмен и, надо думать, соображал он неплохо. Сообщите мне показания счетчика срабатывания люков и не забудьте указать, сколько раз и какие люки открывали и закрывали вы сами.
— Эх! — с досадой воскликнул Киннисон. — Кажется, на этот раз пираты нас перехитрили! Разве ты заметил какие-нибудь устройства на створках люков? Я не увидел ни одного, Нам и в голову не пришло, что какие-то датчики фиксируют, сколько раз открывается и закрывается каждый люк. Но тише! Пираты снова заговорили!
— На счетчике числа срабатывания люков значатся следующие цифры… сплошная тарабарщина, ничего не понять… мы открывали люк аварийного входа один раз и главный грузовой люк один раз… нет, два раза. Других люков на корабле нет.
Снова послышался голос Гельмута:
— Я так и думал! Люк аварийного входа один раз был открыт извне посторонними, а грузовой люк они открывали дважды. Линзмен проник на борт корабля, направил его курсом на Солнце, поднял на борт свою спасательную лодку, подслушал наши переговоры и преспокойно покинул корабль. И это в самой гуще нашего флота, весь персонал которого, как предполагалось, должен был вовсю следить, не появится ли на экранах чего-нибудь подозрительного! Как астронавты, которых все считают разумными, могли совершить такую неслыханную и непростительную глупость!
— Он еще много чего такого говорит им, — пояснил Киннисон ван Баскирку. — Грозится спустить на астронавтов всех собак… А вот кое-что поважнее!
— Общее оповещение! Корабль F47 596, на борту которого, как предполагается, не осталось в живых ни одного члена экипажа, следует от точки гибели корабля Галактического Патруля курсом…
— Нет нужды пересказывать тебе все, Бас, он просто дает указание, отмечая со всеми подробностями весь проделанный нами маршрут… Сигнал ослабевает… то усиливается, то ослабеваем… Этот приемник годится только для работы на близких расстояниях.
— А тебе не кажется, что мы попали из огня да в полымя?
— Нет, наше положение не так уж плохо. Мы находимся на планете и не пользуемся ни одним видом энергии, по которому они могли бы нас выследить. Им пришлось бы охватить поисками столь большую площадь, что прочесать ее достаточно тщательно они просто не в состоянии, и это даст нам некоторую передышку. Кроме того…
Чудовищная тяжесть внезапно обрушилась на спину Кинписона, и в тот же миг он и ван Баскирк вступили в отчаянную схватку не на жизнь, а на смерть. С голой, казалось бы, безобидной поверхности скалистого утеса на них накинулась группа чудовищ с отвратительными длинными щупальцами. Под разящими лучами Де Ляметра сотни горгоноподобных чудовищ исчезли в ярких вспышках, но чудовищ становилось все больше. Откуда-то они появлялись тысячными ордами. Наконец батареи, питавшие энергией проекторы, иссякли. В тот же миг щупальца мертвой хваткой охватили сталь скафандров, огромные клювы яростно заскрежетали по броне. Напрасно тяжелые боевые секиры патрульных сокрушали одну голову чудовищ за другой. Кин-нисону и ван Баскирку никак не удавалось освободиться от хватки щупалец хотя бы на долю секунды, чтобы взмыть в безынерционном полете. И тогда Киннисон прибегнул к последнему средству спасения — сигналу SOS.
— Носитель Линзы просит о помощи! Носитель Линзы просит о помощи! — бросил он в эфир всей силой своего разума и Литы, и тотчас же ясный, чистый голос зазвучал в его сознании.
— Иду к тебе на помощь. Носитель Линзы! Лечу к скалам Катласа! Держись! Я прибуду через тридцать…
Тридцать чего? Какая мера какого неизвестного и непознаваемого понятия времени могла быть сотворена самой мыслью?
— Держись, Бас! Продолжай орудовать секирой. К нам идет подмога! Местный патрульный — голос звучал как женский — будет здесь через тридцать чего-то. Не знаю, минул или дней, но мы должны держаться.
— То ли продержимся, то ли нет, — проворчал в ответ голландец. — Похоже, сюда приближается и незваный гость. Взгляни-ка вверх, и ты сам убедишься.
Киннисон взглянул вверх. С вершины утеса к ним спускался по воздуху самый настоящий дракон. Голова рептилии могла привидеться только в кошмарном сне, огромные кожистые крылья, челюсти с зловеще блестящими клыками, чудовищные задние конечности и передние суставчатые лапы, длинное змееобразное туловище. В крохотные просветы между телами одолевавших его чудовищ Киннисон мог мало-помалу увидеть все не правдоподобное существо, быстро спускавшееся с вершины, и как ни привык он к неожиданностям миров, едва ли известных людям, голова у него пошла кругом от увиденного.
Когда дракон спустился с утеса, чудовища, казалось, совершенно обезумели. И без того яростно нападавшие на патрульных, они теперь просто осатанели. Оставив в покое гиганта ван Баскирка, катлаты со всей округи устремились к Киннисону и оплели голову, руки и туловище линзмена так плотно, что тот едва мог пошевелиться. Чудовища и беспомощный человек сплелись в один клубок, который медленно, но неотвратимо двинулся в сторону зева самой большой пещеры, зиявшей на гладкой черной поверхности утеса.
Вокруг этого плотного шевелящегося клубка метался сан Баскирк, нанося секирой удар за ударом. Но как он ни старался высвободить своего командира из опутавших того щупалец, сержанту это никак не удавалось. Не удалось и воспрепятствовать движению клубка чудовищ к пещере. Изловчившись, ван Баскирк все-таки сумел перерубить несколько щупалец, связавших ноги Киннисона.
— Попытайся уцепиться ногами за мое туловище, Ким, — прохрипел он, не переставая наносить по чудовищам сокрушительные удары своим смертоносным оружием. — Как только мне удастся, я пристегнусь к тебе всеми поясными карабинами. Тогда мы продержимся до прибытия подкрепления. Если пропадать, то вместе! Хотел бы я знать, почему эти Взбесившиеся гады не обращают на меня никакого внимания? Как ты думаешь, дракон не вцепится мне в спину? Мне некогда посмотреть вверх, что он там делает.
— Не вцепится. Это Ворсел, то существо, которое ответило на мой вызов. Разве я не говорил, что голос показался мне странным? Драконы не могут говорить или слышать, — они пользуются телепатией, как манаркане. Еще немного, и он разгонит всю эту нечисть. Если ты удержишь меня минуты три, то от них следа не останется.
— Я продержу тебя три минуты против всей мрази, какая только существует в космосе отсюда и до Андромеды, — торжественно заявил ван Баскирк. — Мне удалось пристегнуться к тебе четырьмя карабинами.
— Не так плотно, Бас, — предупредил Киннисон. — Оставь между нами небольшой промежуток, чтобы ты в случае чего мог отпустить меня. Помни, что самое главное-это катушки с записями. Если чудовищам удастся втащить внутрь нас обоих, все пропало. Никакой Ворсел не поможет. Если возникнет такая угроза, бросай меня, не раздумывая.
— Гм, — недовольно проворчал голландец, выражая свое несогласие с командиром. — Свою катушку я кидаю вот здесь, на поверхности планеты. Передай Ворселу, чтобы он подобрал ее и доставил по назначению, если эти твари затянут нас внутрь горы. Я отправлюсь с тобой куда угодно.
— Ты должен отстегнуться от меня, если нас затащат в пещеру! — повысил голос Киннисон. — Делай, что тебе говорят! В конце концов это официальный приказ! Помни об этом.
— К черту официальный приказ! — процедил сквозь зубы ван Баскирк, продолжая орудовать секирой. — Им ни за что не удастся затащить тебя в пещеру, пока они не разорвут меня надвое, а это, что ни говори, нелегкая работенка.
— А теперь заткнись, — добавил ван Баскирк угрюмо. — Я буду так занят, что у меня не останется ни секунды, чтобы подумать о чем-нибудь.
Ван Баскирк говорил правду. Он заранее наметил подходящую точку опоры и, достигнув ее, воткнул острый конец секиры в трещину вверху у входа в пещеру, зажал древко под мышкой, расставил могучие ноги и геркулесовы ручищи, напряг богатырскую спину. И ван Баскирк застопорил движение клубка вглубь пещеры: чудовища остановились! Разъяренные катлаты, уже попавшие в мрачное пространство пещеры, цеплялись щупальцами за выступы и неровности стен и тянули своих пленников внутрь с каждым мгновением все сильнее и сильнее.
От чудовищного напряжения скафандр Киннисона затрещал: это приспосабливались к новому необычному положению герметические соединения в сгибах и сочленениях. В том, что броня, изготовленная из специальных сплавов, рассчитанных на нагрузки и условия глубокого космоса, выдержит, сомнений не было. Но выдержит ли живой якорь?
Для Кима Киннисона, да и для всей нашей цивилизации, несомненной удачей оказался выбор квартирмейстера «Британии», подобравшего ему в напарники Питера ван Баскирка. Смерть, неизбежная и ужасная, ожидала каждого, кто оказался бы внутри пещеры, и ни одно земное существо, закованное даже в самую крепкую броню, не смогло бы выдержать чудовищное усилие, с которым затягивали в пещеру свою жертву катлаты.
Но Питер ван Баскирк, хотя его предки были родом из мирной Голландии на далекой Земле, родился и вырос на планете Валерия. Тяготение на этой планете, в два с половиной раза превосходившее земное, наделило его силой и здоровьем, почти немыслимыми для нас, обитателей маленькой зеленой Земли. Почти двух метров росту, ван Бас-кирк казался невысоким из-за широчайших плеч и мощного торса. Кости его были прямо-таки слоновых размеров — ведь им приходилось служить опорой и рычагами для окружавшей их громадной массы мускулов. Но сколь ни велика была физическая сила ван Баскирка, и она была на исходе.
Цепи карабинов звенели от напряжения, захваты врезались в металлические кольца. Все мышцы ван Баскирка вздулись от страшного напряжения, сухожилия были натянуты до предела и грозили вот-вот лопнуть, пот катился по могучей спине. Челюсти были сведены судорогой, глаза вылезли из орбит от нечеловеческих усилий, но ван Баскирк держался.
— Отпусти меня! — скомандовал, наконец, Киннисон. — Даже ты не можешь больше выдержать такое напряжение! Довольно! Не хватало, чтобы они сломали тебе спину… Отпусти меня, кому говорю!.. Я сказал отпусти, слышишь, валерианская обезьяна?
Но даже если ван Баскирк и слышал или, точнее, ощущал отдаваемые срывавшимся от напряжения голосом команды Киннисона, он никак на них не реагировал. Всеми фибрами своей души, каждой частицей своего тела, достойного жителя Бробдингнега — страны великанов, он мрачно, упорно и самоотверженно сопротивлялся усилиям катлатов, не подаваясь ни на йоту.
И ван Баскирк держался, пока Ворсел с Велантии, их неожиданный союзник, дракон из легенд, прокладывал себе путь к двум патрульным сквозь полчища катлатов — вихрь разящих клыков и когтей, наносящих удары крыльев и почти огнедышащей пасти, могучих лап и смертоносного хвоста.
Ван Баскирк держался, пока Ворсел, подлинный демон во плоти, пробивался все ближе и ближе, разбрасывая во все стороны трупы и остатки разорванных в клочья катлатов.
Ван Баскирк держался и тогда, когда змееподобное тело Ворсела протиснулось в щель между ним и стеной пещеры, проскользнуло в глубь пещеры за спиной Киннисона и дракон начал сеять смерть и разрушение среди катлатов, набившихся в пещеру.
Когда же чудовищная нагрузка внезапно ослабела, ван Баскирк упал навзничь. Перетруженные мышцы непроизвольно сокращались. Сверху на него навалился прикованный к нему карабинами линзмен. Киннисон, чьи руки наконец освободились, отстегнул карабины, и тотчас же обернулся к пещере, готовый отразить натиск врага, но битва уже завершилась. Катлатам вполне хватило Ворсела с Велантии. Испуская резкие пронзительные крики, еще не успев остыть от пыла сражения, они спешно расползались по своим пещерам.
Ван Баскирк, шатаясь, поднялся на ноги.
— Благодарю за помощь, Ворсел. Без вас мы чуть было не отправились к праотцам… — начал было он, но тут же был остановлен мысленной командой, переданной телепатически необычным союзником.
— Немедленно прекратите мысленное излучение! Перестаньте думать совсем, если не можете заэкранировать свой мозг! — последовала неслышная, но категорическая команда. — Катлаты — самые мелкие представители животного мира планеты. Другие дельгонские твари гораздо крупнее и опаснее. К счастью, вы мыслите на частотах, которые никогда не использовались в этих местах. Если бы я не находился так близко от вас, то бы ничего не услышал. Но если бы у правителей Дельгона слуховой аппарат был настроен на полосу частот вашего незаэкранированною мозга, то последствия оказались бы самыми серьезными. Следуйте за мной. Я постараюсь лететь помедленнее, но поторопитесь.
— Скажи ему, капитан, — произнес ван Баскирк и замолчал. Мозг его не излучал ничего, словно был сделан из железа.
— Я передаю вам задрапированную мысль через мою Линзу, — возобновил разговор с драконом Киннисон. — Вам не нужно замедлять полет, мы способны развивать любую скорость. Ведите, мы последуем за вами!
Велантиец взмыл в воздух и начал свой стремительный полет. К его величайшему изумлению, оба человеческих существа, не прилагая каких-либо видимых усилий, не отставали от него (оба астронавта летели в безынерционном режиме). Спустя какое-то время Киннисон направил дракону еще одно заэкранированное мысленное послание.
— Если время вас поджимает, Ворсел, то я и мой напарник можем перенести вас куда угодно со скоростью в сотни раз большей, чем та, с которой мы сейчас летим, — предложил он.
Выяснилось, что время действительно имело первостепенное значение, и все трое быстро объединились. Дракон сложил крылья, вцепился когтями в броню скафандров, и дружная троица устремилась с такой скоростью, которую Ворсел с Велантии не мог и вообразить даже в самых дерзновенных фантазиях. Не прошло и минуты, как цель путешествия — небольшой неприметный шатер из тонкого листового металла, установленный в самой чаще зеленых джунглей — была достигнута. Оказавшись внутри шатра, Ворсел плотно закрыл за собой вход и обернулся к своим гостям.
— Думаю, теперь мы можем поговорить свободно. Стенами шатра служат экраны, исключающие всякую возможность подслушивания, в том числе мысленного.
— Насколько я могу понять, этот мир вы называете планетой Дельгон, — начал медленно Киннисон. — Сами вы родом с планеты Велантия, которая находится по другую сторону от здешнего Солнца. Я полагал, что вы намеревались доставить нас к своему космическому кораблю. Но где же он?
— Никакого космического корабля у меня нет, — ответил велантиец, — да мне он и не нужен. До конца моей жизни, которая теперь измеряется всего лишь несколькими вашими часами, этот шатер — мое единственное…
— Нет корабля? — вмешался в разговор ван Баскирк. — Надеюсь, нам не придется до конца наших дней оставаться на этой всеми забытой планете. Сказать по правде, мне не очень-то хочется возвращаться и на борт нашей спасательной лодки.
— Возможно, нам не придется делать ни того, ни другого, — подбодрил сержанта Киннисон. — Ворсел происходит из племени долгожителей, и если он полагает, что его враги доберутся до него через несколько часов, то это еще не означает, что действительно так и будет. Ведь нас теперь трое. Кроме того, если нам понадобится космический корабль, то он у нас будет, даже если нам придется самим построить его.
А теперь постараемся разузнать, что к чему. Ворсел, начните, пожалуйста, и расскажите все по порядку, ничего не пропуская. Я абсолютно уверен, что втроем мы сумеем из любого положения найти выход, который устроит нас всех.
И велантиец поведал Киннисону и ван Баскирку свою историю. В его рассказе было много повторов, много отвлечений в сторону, поскольку некоторые понятия оказывались настолько необычны, что передать их было просто невозможно. Но в конце концов из мозаики полученной информации у членов Галактического Патруля сложилось достаточно полное представление о той ситуации, которая сложилась в этой планетной системе.
Властители Дельгона пользовались дурной славой. Человеческий ум не в силах представить себе всю гнусность и низость совершаемых ими преступлений. Дельгонцы были не только врагами велантийцев, не только пиратами и захватчиками, поработившими велантийцев и использовавших их в качестве домашнего скота. Нет, зло коренилось гораздо глубже. Дельгонцы путем массированного воздействия на сознание велантийцев внедрили в них отвратительный паразитизм, духовный и биологический. Так продолжалось на протяжении нескольких веков. Сопротивление поработителям оказалось невозможным: стоило появиться велантийцу, способному возглавить недовольных, как он тут же бесследно исчезал, не успев ничего предпринять.
Наконец все же удалось изобрести средства, позволяющие экранировать мысли. У велантийцев начало развиваться осознание того, что высший смысл жизни состоит в том, чтобы освободить Велантию от тирании Дельгона. Однако ни один велантиец, будь то студент, ученый или просто путешественник, не вернулся на Велантию после высадки на Дельгоне.
— А почему вы не подадите жалобу на дельгонцев в Галактический Совет? — спросил ван Баскирк. — Уж он-то быстро навел бы порядок.
— До сих пор мы не знали, если не считать самих ненадежных и окольных слухов, о том, что такая организация, как ваш Галактический Патруль, вообще существует, — ответил велантиец с явной неохотой. — Тем не менее много лет назад мы все же запустили космический корабль в сторону ближайшей базы, не контролируемой дельгонцами. Однако продолжительность полета втрое превышала продолжительность жизни велантийца; к тому же корабль постоянно подстерегала смертельная опасность. Было бы чудом, если кораблю удалось долететь до цели. Но даже в этом случае нашу жалобу вряд ли удостоили рассмотрения, поскольку у нас отсутствовали какие-либо вещественные доказательства.
Никто из живых велантийцев никогда не видел ни одною дельгонца, никто не может клятвенно подтвердить истинность того, о чем я вам поведал. Хотя мы убеждены, что все обстоит именно так, как я вам рассказал, наша уверенность опирается не на свидетельства, принимаемые во внимание при судебных разбирательствах, а на умозаключения, выводимые нами из тех мыслей, которые внедряют в наше сознание дельгонцы. Эти мысли различны по содержанию…
— Не будем вдаваться в излишние подробности, — прервал Ворсела Киннисон. — Примем нарисованную вами картину за истину. Но из вашего рассказа отнюдь не следует, что вам предстоит умереть через несколько часов.
— Единственная цель жизни велантийца — избавление родной планеты от господства Дельгона. Много велантийцев прибывали сюда, на Дельгон, но никому не удалось сделать ничего, что способствовало бы освобождению Велантии от ига дельгонцев. Ни один не вернулся и не прислал после начала своих действий ни одного сообщения на Велантию, Я велантиец. Я прибыл на Дельгон. Вскоре открою дверь cboci о убежища и вступлю в мысленный контакт с противником. Поскольку лучшим велантийцам не удалось одолеть Дельгон, нет никакой надежды, что это удастся сделать мне. Вот почему я никогда не вернусь на родную планету. Стоит мне начать действовать, как дельгонцы пошлют мне мысленный приказ — телепатему, требующую, чтобы я пришел к ним. Против своей воли я вынужден буду выполнить их команд) и вскоре после этого погибну, хотя и не знаю как.
— Прекратите, Ворсел! — резко прервал его Киннисон. — То, что вы говорите, пораженчество в чистом виде, и вы это превосходно понимаете. Такие разговоры к добру не приводят.
— Вы толкуете сейчас о вещах, вам совершенно неизвестных, — заметил Ворсел, и обычная беспристрастность впервые покинула его. — Ваши мысли поэтому праздны, не несут никакой полезной информации и ничем не могут помочь. Вы не имеете ни малейшего представления об интеллектуальной мощи дельгонцев.
— Возможно, вы правы, — возразил Киннисон. — Я отнюдь не претендую на роль этакого интеллектуального гиганта, но одно знаю наверняка: никакая интеллектуальная мощь не может противостоять ясно и четко выраженной воле. Эрайзиане, возможно, могли бы сокрушить мою волю, но, клянусь жизнью, ни один другой разум во всей Вселенной не в силах сделать это!
— Ты так думаешь, землянин? — почти осязаемая сфера чужой мысли окутала мозг Киннисона. Все его чувства напряглись до предела от чудовищного давления, но он нашел в себе силы стряхнуть оцепенение и даже улыбнуться.
— Давайте еще, раз, Ворсел, — попросил Киннисон. — Признаться, вы застали меня врасплох, но мне все же удалось устоять.
— Вы меня поразили, — заявил велантиец в изумлении. — Я едва смог коснуться вашего разума. Мне не удалось преодолеть даже внешнюю защиту, а ведь я напряг все свои силы. Это вселяет надежду. Мой мозг, конечно, уступает мозгу дельгонцев, но поскольку мне не удалось воздействовать на вас даже при прямом контакте и предельном напряжении сил, вам, возможно, удастся оказать сопротивление и разуму дельгонцев. Готовы ли вы рискнуть и проверить, сколь сильна клятва, которую вы только что дали? Готовы ли рискнуть Линзой, которую носите, зная, что от исхода испытания зависит судьба целого народа?
— Почему бы и нет? Разумеется, сейчас для нас превыше всего ленты с записанной информацией, но без вас, Ворсел, наши ленты остались бы погребенными в глубине пещеры катлатов. Передайте своим, чтобы они знали, где найти катушки с лентой, и попытались доставить их по назначению, если нас постигнет неудача, и я ваш. А теперь скажите мне, с кем нам предстоит сразиться, и в путь!
— Кто противостоит нам, я не знаю. Мне известно только, что они направят против нас такую интеллектуальную мощь, какую вы себе не можете представить. Вот почему невозможно даже предупредить вас относительно того, в каких формах проявится эта мощь; про себя скажу, что дельгонцы одолеют мой разум при первом же проявлении своей мощи. Поэтому пропсу вас сковать меня вот этими цепями, прежде чем я уберу защитный экран. Физически, как вы уже знаете, я очень силен, поэтому прошу вас, не жалейте цепей, чтобы я не мог освободиться от оков. Ведь если мне удастся избавиться от них, то я убью вас обоих.
— Хотел бы я знать, как все это происходит, — заметил ван Баскирк, когда двое патрульных так сковали совершенно безучастного велантийца цепями, наручниками, кандалами, металлическими бандажами, что он не мог пошевелить даже кончиком хвоста.
— Мы многократно пытались разобраться во всем этом, — вяло ответил Ворсел. — Но стоило убрать защитный экран, как мы сразу оказывались во власти загадочной силы и разбивали все оковы. Заклинаю и предостерегаю вас, что бы ни происходило, что бы я ни приказал вам, о чем бы ни умолял, как бы вам ни хотелось сделать это, ни при каких обстоятельствах не освобождайте меня до тех пор, пока защитный экран не окажется в том же положении, в каком он находится сейчас. Запомните раз и навсегда: если вы освободите меня при убранном экране, то сделаете это под воздействием дельгонцев. И мы все трое погибнем смертью не только мучительной, но и, что хуже всего, без всякой пользы для нашей цивилизации. Вы поняли? Вы готовы?
— Понял. Готов, — как один мысленно ответили Киннисон и ван Баскирк.
— Тогда откройте вон ту дверь.
Киннисон открыл дверь шатра. Несколько минут ничего не происходило. Затем перед глазами Ворсела, Киннисопа и ван Баскирка начали возникать объемные картины, которые — это все трое осознавали существовали лишь в их воображении. Но они казались столь яркими и реальными, что предметы в шатре не были видны за ними. Смутная и расплывчатая вначале, сцена (ибо на глазах у зрителей развертывались уже не картины, а некое связанное действо) обрела вскоре объемность и резкость. К изображению добавился звук. Перед потрясенными Киннисоном, ван Баскирком и Ворселом, заслоняя металлическую стенку их убежища, находившуюся в каких-нибудь нескольких футах он них, разверзся зримо и осязаемо дантов ад!
В темной мрачной пещере прямо перед ними лежали, сидели и стояли сонмы каких-то фигур. Это были представители высшего сословия, «краса и гордость», элита Дельгона. Их тела походили по форме на тела гигантских рептилий, несколько напоминая тело Ворсела; однако в отличие от него головы дельгонской «знати» были скорее обезьяньи, чем крокодильи. Кроме того, у дельгонцев нет крыльев. Глаза всех чудовищ неотрывно устремлены на экран, висевший на стене пещеры, как в кинотеатре.
Медленно, содрогаясь от ужаса, разум Киннисона начал воспринимать то, что происходило на экране. (Киннисон был уверен, что все не было просто иллюзией.) Экран заполнили тела жертв. Сотни из них велантийцы, многие — с крыльями, но были и существа, каких Киннисону не приходилось видеть. Пленников пытали всеми изощренными способами, известными инквизиции, и новыми, до которых не дошла даже фантазия средневековых изуверов. Одних несчастных выкручивали во всех направлениях на специальных приспособлениях, другие были распяты на каких-то конструкциях. Одни жертвы палачи безжалостно растягивали с чудовищной силой, других погружали в колодцы, где их тела подвергались воздействию высокой температуры или едких паров, разъедавших постепенно все ткани. Венцом этого ужасного зрелища — своего рода дьявольской выставки пыток, — было яркое пятно мертвенною света, в центре которого виднелось тело велантийца, распростертого наподобие насекомого, пришпиленного к дну энтомологической коробки. Под воздействием какой-то невидимой силы велантиец расплющивался вес сильнее и сильнее, несмотря на то что мощные мышцы его тела, хвоста, крыльев, лап и шеи были напряжены до предела и дергались в предсмертных конвульсиях.
Ощущая тошноту, почти в шоке от увиденного, оглушенный стонами и воплями пытаемых, Киннисон титаническим усилием попытался отвлечь свой разум от страшной картины, но тут же был остановлен Ворселом:
— Ни с места! Вы должны все видеть! Важна малейшая подробность! — потребовал велантиец. — Впервые живому существу удалось увидеть так много! Теперь мне требуется ваша помощь! Дельгонцы атаковали мой мозг, но при поддержке мощных импульсов вашего разума я смог оказать им достойное сопротивление и до сих пор передавал неискаженную картину происходящего. Однако дельгонцы, удивленные моим неожиданным сопротивлением, концентрируют на мне вес большие и большие мысленные усилия… Мои силы на исходе… Вы должны помочь моему разуму! Если картина изменится (а она должна измениться очень и очень скоро), не верьте своим глазам. Держитесь, собратья по Линзе, ради спасения собственной жизни и всех обитателей Велантии! Худшее еще впереди!
И Киннисон продолжал наблюдать страшное зрелище. Не отключился и ван Баскирк, борясь с дельгонским наваждением всеми силами своего упрямого голландского ума. Охваченные ужасом и бессильной яростью, борясь с приступами тошноты при виде страшных пыток, оглушенные стенаниями и воплями, они смотрели и запоминали. Содрогаясь от боли вместе с жертвами, они оказались как бы между жерновами гигантской мельницы, увлекавшими их по кругам дантова ада. До боли сжав кулаки и стиснув зубы, бледные, с напряженными лицами, Киннисон и ван Баскирк продолжали наблюдать жуткое зрелище.
Пещера озарилась ярким зеленовато-желтым светом. Стало видно, что каждая жертва окружена бледной мерцающей аурой. И, как бы венчая картину воплощенного садизма, из глаз наблюдавших за смертными муками чудовищ к их жертвам протянулись силовые лучи! Соприкасаясь с аурой, они гасили ее, убивая свои жертвы.
Правители Дельгона питались жизненными силами жертв, умиравших под пытками!
Медленно и незаметно, так медленно, что, казалось, предостережению Ворсела о возможном изменении действа не суждено сбыться, изображаемая сцена преобразилась. Правильнее было бы сказать, что преобразилась не сцена — изменилось, причем радикально, восприятие ее зрителями. Более того, зрители теперь испытывали все более сильные угрызения совести за то, что так нехорошо, несправедливо думали о виденном прежде.
Пещера уже была не огромной камерой пыток, какой представлялась всего несколько минут назад, а больницей для тяжелобольных; существа, незадолго до того казавшиеся жертвами пыток, были в действительности пациентами, которых заботливые врачи лечили от различных болезней. В самом деле, пациенты, которые давно бы умерли, если бы прежние картины имели под собой хотя бы малейшее основание, один за другим покидали обширный операционный театр. Каждый из них был не только полностью здоров физически, но и обладал ясно мыслящим умом, несравнимым по мощи и быстроте с тем, какой пациент имел до поступления в больницу и излечения под наблюдением дельгон-ских суперхирургов.
Наблюдатели совершенно не правильно восприняли аудиторию и ее поведение. В действительности это были студенты-медики, а губительные якобы лучи, исходившие из их глаз, были просто видеолучами, дававшими студентам возможность следить за малейшими подробностями наиболее интересных для них этапов операции. Что же касалось самих пациентов, то, покидая операционный театр, они рассыпались в благодарностях медицинскому персоналу за чудесные результаты лечения или проведенной операции.
Киннисон вдруг остро ощутил, что ему самому необходима срочная хирургическая помощь. Его тело, которое он всегда считал сильным и надежным, теперь представлялось ему жалким и немощным; его душевное состояние было еще хуже, чем физическое; и телу и душе сразу бы полегчало, если бы удалось попасть в дельгонскую больницу до того, как разойдутся хирурги. Киннисоп ощутил почти непреодолимое желание опрометью броситься в больницу, сейчас же, немедленно, не теряя ни одного драгоценного мгновения. А поскольку у него не было никаких причин сомневаться в своих ощущениях, его разум не воспротивился активно такому желанию. Но где-то в глубине подсознания, в той сокровенной части самого главного и трудно определимого компонента его существа, которая сделала Киннисона линзменом, все же зазвучал едва слышимый предостерегающий голос.
— Освободите меня от оков, и мы вес отправимся в больницу, чтобы успеть застать там этих чудесных хирургов, — последовал мысленный посыл от Ворсела. — Но поторапливайтесь, времени у нас в обрез.
Ван Баскирк, всецело находясь под воздействием мощного импульса, шагнул было к велантийцу, но путь ему преградил Киннисон, который, словно в тумане, мучительно пытался выяснить одно важное обстоятельство в не вполне понятной ситуации.
— Минуточку, Бас, закрой сначала дверь! — скомандовал он.
— Закрывать дверь ни к чему! — донеслась во все возрастающем крещендо мысленное послание Ворсела. — Освободите меня немедленно! Поторапливайтесь, или мы опоздаем!
— Вся эта сумасшедшая спешка ни к чему, — заявил Киннисон, решительно блокируя свой мозг от настойчивых посягательств вслантийца. — Мне тоже не терпится отправиться в больницу, как и тебе, Бас, или даже сильнее, но я не могу отделаться от смутного ощущения, что здесь что-то не так. Впрочем, вспомни сам о том, что сказал под конец Ворсел, и закрой сначала защитный экран, а уж потом начинай расковывать цепи.
И туг в мозгу линзмена словно что-то щелкнуло.
— Да это же гипноз! Они пытаются загипнотизировать нас через Ворсела! — закричал Киннисон, и его сознание начало активно противодействовать воздействию извне. — Гипнотизируют так мягко, так постепенно, что мне и в голову не пришло начать сопротивляться. Святой Клоно, какого же дурака я свалял! Борись с ними, Бас, сопротивляйся! Не давай им и дальше себя дурачить и не обращай внимания на мысленные приказы и мольбу Ворсела!
Повернувшись, Киннисон шагнул было к открытой двери защитного шатра. Но тут его мозг подвергся столь концентрированному воздействию извне, что Киннисон ощутил нечто вроде шока и распростерся на полу, утратив контроль над своим телом.
— Дверь закрывать не следует! — пронеслось у него в мозгу. — Нужно освободить велантийца. Вам всем необходимо как можно скорее прибыть в дельгонскую пещеру.
Но теперь Киннисону был вполне ясен источник, направляющий эти мысленные послания, и, собрав всю силу сопротивления, противясь враждебной мысли, он стал дюйм за дюймом приближаться к двери защитного шатра.
Помимо импульсов, посылаемых дельгонцами, мозг Киннисона вынужден был защищаться от импульсов, посылаемых находившимся рядом с ним мозгом Ворсела, требовавшего немедленного освобождения и послушания. Хуже всего было то, что чье-то мощное сознание внушало ван Ба-скирку (Киннисон явственно ощущал исходивший от неведомого существа мысленный посыл) мысль об убийстве непокорного командира. Один удар валерианской секиры разнес бы вдребезги шлем и череп, а это означало бы еще одну победу дельгонцев! Но упрямый голландец, хотя его силы были на исходе, продолжал сражаться с невидимым противником. Ван Баскирк сделал неуверенный шаг вперед, поднял секиру, но лишь для того, чтобы конвульсивно отбросить ее назад. Затем, против своей воли, ван Баскирк вернулся, поднял секиру и шагнул по направлению к командиру, медленно, дюйм за дюймом, подползавшему к двери.
Снова и снова ван Баскирк вступал в изнурительную борьбу с собой. Снова и снова Киннисон, собрав все свои силы, заставлял себя продвинуться еще на дюйм к заветной цели. Наконец, линзмен дополз до двери и захлопнул ее. Защитный экран закрылся. Сразу же прекратился мучительный хаос в мыслях, и двое бледных как смерть патрульных освободили от оков ослабевшего, находившегося в глубоком обмороке велантийца.
— Как бы помочь ему поскорее прийти в чувство? — произнес Киннисон, но его беспокойство было напрасным. Велантиец пришел в себя, как только Киннисон заговорил.
— Благодарю вас за удивительную способность к сопротивлению. Я жив, здоров и знаю теперь о наших врагах и их методах больше, чем любой представитель нашей расы за всю историю Велантии, — с чувством мысленно произнес Ворсел. — Но все эти сведения не стоят ничего, если мне не удастся передать их на Велантию. Защитный экран ограждает мое сознание только в стенах шатра. Стоит мне проделать хотя бы маленькое отверстие в его стенах, как для меня это будет означать смерть. Может быть, научные достижения Галактического Патруля позволяют вам передавать мысль сквозь металлические стены?
— Нет, этого мы еще не умеем. Впрочем, мне кажется, что нам лучше позаботиться кое о чем помимо защитных экранов для мысли, — заметил Киннисон. — Можно не сомневаться, что теперь, когда дельгонцам достоверно известно, где мы обретаемся, они не замедлят-сюда пожаловать. А у нас практически нечем защищаться.
— Они не знают, где мы находимся. Им все равно… — начал велантиец.
— Но почему? — прервал его ван Баскирк. — Любым обзорным лучом можно сканировать все так, как вы нам показывали (должен признаться, что никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного), и без труда обнаружить нас.
— Я ничего не сканировал обзорным лучом и не производил подобных действий, — осторожно послал мысленное сообщение Ворсел. — Поскольку наша наука вам совершенно чужда, я не уверен, что смогу удовлетворительно объяснить, но постараюсь. Начну с того, что вы видели. Когда дверь шатра открыта, защитный экран поднят, и какой-либо барьер для мысли отсутствует. Я лишь принимаю мысль и транслирую ее вам, входя в мысленный контакт с правителями Дельгона, находящимися в своем убежище. Как только контакт установлен, я слышу и вижу то, что слышат и видят они. Но то же самое слышите и видите вы, поскольку находитесь в мысленном контакте со мной. Вот и все.
— Ничего себе «вот и все»! — отозвался ван Баскирк. — Какая система! Вы можете проделывать подобные вещи без всякой аппаратуры и говорите как ни в чем не бывало «вот и все»!
— О мощи системы следует судить по результатам, — мягко напомнил ван Баскирку Ворсел. — Хотя нам, велантийцам, действительно удалось сделать многое, впервые в истории я смог вступить в контакт с разумом правителей Дельгона и остаться в живых. Это великое событие стало возможным лишь благодаря вашей силе воли, доблестные патрульные. Одного моего разума было бы недостаточно. Но мы стоим перед печальной истиной: нам нельзя покинуть убежище и остаться при этом в живых.
— А почему нам не понадобится оружие? — спросил Киннисон, возвращаясь к своим прежним мыслям.
— Защитные экраны, исключающие навязывание дельгонцами своих мыслей нашему сознанию, — единственное оборонительное оружие, которое нам требуется, — твердо ответил Ворсел, — ведь они не используют никакого оружия, кроме своего разума. Только силой мысли они заставляют нас покидать укрытие и приходить к ним, а придя оставаться в рабском услужении. Разумеется, чтобы избавиться от них, нам придется прибегнуть и к наступательному оружию. Оно у нас есть, по мы никогда не могли применить его. Ведь для того, чтобы обнаружить противника с помощью телепатии или обзорного луча, мы должны убрать свои защитные экраны, а стоит нам сделать это, как мы оказываемся в плену у дельгонцев. Вот почему мы в безвыходном положении, — безнадежно заключил Ворсел.
— Не стоит унывать, — подбодрил его Киннисон. — Существует множество возможностей, которые вы еще не испробовали. Например, осматривая ваш генератор и устройство мыслезащитного экрана, я понял, что металлические проводники нужны вам как рыбе зонтик. Возможно, я заблуждаюсь, но в данном случае мы вас намного опередили. Если излучатель де Виблисса может служить приводом для защитного экрана (я думаю, сможет, если его надлежащим образом настроить, — ван Баскирк и я справимся с этим за какой-нибудь час), то мы втроем сможем покинуть наше убежище в полной безопасности, по крайней мере от вторжения в наше сознание. А пока мы будем возиться с излучателем, расскажите о новинках, которые разработаны на Велантии для борьбы с дельгонцами, не упуская ничего, что могло бы оказаться полезно для нас. Помните ваши собственные слова: впервые велантийцам удалось одержать верх над дельгонцами. Не думаю, чтобы это обстоятельство прошло для них незамеченным. Разумеется, они предпримут какие-то контрмеры. Думаю, теперь дель-гонцы просто вьются над нами. Давай, Бас, займемся делом!
Излучатели де Виблисса были смонтированы и настроены. Киннисон был прав: они надежно работали и могли служить приводом для защитного экрана. Один за другим Ворсел, Киннисон и ван Баскирк выдвигали различные предположения, но в каждом из них обнаруживался какой-нибудь изъян, и его безжалостно отбрасывали.
— Какой бы план мы ни избрали, в нем слишком много оговорок и условий, чтобы он пришелся мне по вкусу, — подвел итог обсуждению Киннисон. — Если мы сможем обнаружить дельгонцев и нам удастся приблизиться к ним на достаточно близкое расстояние, сохраняя независимость мышления, то мы сумеем уничтожить их при условии, что в наших аккумуляторах хватит энергии. Поэтому я считаю, что нам прежде всего необходимо зарядить аккумуляторы. Пролетая над планетой, мы заметили несколько поселений, а в крупных поселениях всегда есть источник энергии. Ведите нас к любому из них, Ворсел, и мы зарядим наше оружие.
— Поселения на планете действительно имеются, — ответил Ворсел без особого энтузиазма. — Их обитатели — обычные дельгонцы, те самые, которых, как вы видели, подвергали пыткам и пожирали в пещере верховных правителей Дельгона. Как вы, должно быть, заметили, по внешнему виду они в какой-то мере напоминают нас, велантийцев. Но поскольку они находятся на более низком культурном уровне и физически слабее нас, правители Дельгона предпочитают рабов-велантийцев рабам своей собственной расы.
Посещение любого из поселений дельгонцев — дело безнадежное и бессмысленное. Каждый обитатель любого поселения — покорный раб правителей Дельгона, и его мозг для них — открытая книга. Все, что бы он ни увидел, о чем бы ни подумал, немедленно передаётся его господину и повелителю. Боюсь, что из моих мысленных посланий у вас создалось неверное представление о способностях правителей Дельгона использовать оружие. Хотя в прошлом такая ситуация никогда не возникала, вполне логично предположить, что как только нас заметит любой дельгонец, правители тотчас же прикажут обитателям поселения схватить нас и доставить к себе.
— Чудной парень этот Ворсел! — прервал велантийца ван Баскирк. — Хотелось бы знать, случалось ли ему видеть в жизни хоть что-нибудь хорошее?
— Похоже, единственная отрада для него это полные пессимизма разговоры, — заметил Киннисон. — Ты заметил, что как только в эфире появляется нечто, он сразу же обращается в слух, но не передает нам ни слова. Однако вернемся к вопросу об энергии. У меня в аккумуляторе осталось энергии на несколько минут свободного полета. Твоя батарея с учетом твоей массы, должно быть, почти села. Подумай об этом. Разве посадка не была чуточку жестче, чем следовало?
— Ты прав. Я ушел в грунт по колено.
— Так я и думал. Нам просто необходимо раздобыть энергию, и лучше всего это сделать в ближайшем поселении, независимо от того, стоит нам там появляться или не стоит. К счастью, оно расположено неподалеку отсюда.
— По мне хоть на Марсе, — проворчал ван Баскирк. — Раз нужно, значит, нужно. Можешь взять мои аккумуляторы, а я подожду тебя здесь.
— С твоим аварийным запасом продовольствия, воды и воздуха? Исключается! Нет ли других вариантов?
— Я могу распространить свое поле так, чтобы оно накрыло всех троих, — подумав, предложил Киннисон. — Это даст нам, по крайней мере, одну минуту свободного полета, то есть почти столько, сколько надо, чтобы преодолеть джунгли. На Дельгоне бывают ночи, и, подобно нам, дельгонцы имеют обыкновение по ночам спать. Если мы отправимся в сумерки, то ночью сумеем перезарядить аккумуляторы.
Последующий час, в течение которого огромное жаркое солнце опустилось за горизонт, прошел в острой дискуссии, но никаких существенных изменений план Киннисона так и не претерпел.
— Время! — сообщил Ворсел, следя одним глазом за заходящим светилом. — Я записал все, что мне удалось обнаружить на Дельгоне. Я пробыл здесь дольше и сделал с вашей помощью больше, чем кто-нибудь мог поверить. Я был готов умереть и должен был бы умереть давным-давно.
— Жить сверх ожидаемого срока куда лучше, чем не жить совсем, — философски заметил Киннисон. — Сгруппируемся поплотнее. Внимание!.. Марш!
Он щелкнул тумблером, и все трое в плотном строю взмыли над Дельгоном. Внизу до самого горизонта простирались непроходимые джунгли. Но взгляд Киннисона был неотрывно прикован не к сказочному зеленому ковру, враждебному и загадочному, а к индикаторам двух приборов, от которых теперь зависела жизнь: по ним он пытался скорректировать полет так, чтобы обеспечить максимально возможную горизонтальную дальность при оставшемся скудном запасе энергии.
По прошествии пятидесяти секунд полета Киннисон скомандовал:
— А теперь, Ворсел, выходите вперед и приготовьтесь буксировать нас. Энергии осталось на десять секунд полета, и еще пять секунд я смогу удерживать нас в том же режиме после того, как запас энергии будет полностью исчерпан.
Двигатель Киннисона заглох: его батареи иссякли, и тогда Ворсел, расправив могучие крылья, повлек патрульных за собой. Продолжая двигаться в безынерционном режиме с Киннисоном и ван Баскирком, уцепившимися за его хвост, Ворсел с каждым взмахом крыльев покрывал милю за милей, упорно продвигаясь вперед. Но вскоре батареи, питавшие нейтрализаторы инерции, также исчерпали свою энергию, и все трое — Ворсел, Киннисон и ван Баскирк — начали снижаться все круче и круче, несмотря на титанические усилия Ворсела сохранить набранную высоту.
Впереди на некотором расстоянии зеленые джунгли резко обрывались, как будто кто-то провел запретную черту. За этой линией шел густой подлесок, а за ним не далее чем в двух милях было поселение — заветная цель путешествия, столь близкая и столь далекая!
— Сейчас мы либо наломаем дров, либо проскочим, — бесстрастно заметил Киннисон, мысленно прокладывая курс — Видно, придется садиться в джунглях. Это несколько смягчит падение. Врезаться в твердый грунт в инерционном режиме на такой скорости не очень приятно.
— Если мы произведем посадку в джунглях, то никогда из них не выберемся, — возразил Ворсел, не замедляя лихорадочных взмахов крыльев. — Впрочем, какая разница, умру ли я сейчас или позднее?
— Зато для нас это большая разница! — взорвался Киннисон. — Хватит все время каркать! Выкиньте из головы все мысли о смерти хоть на миг! Вспомните о нашем плане и следуйте ему! Мы врежемся в джунгли метрах в девяноста или в ста отсюда. Если вы совершите посадку вместе с нами, то сразу же погибнете, и весь наш план рухнет. Поэтому, когда мы совершим посадку, продолжайте полет и опуститесь в подлеске. Не бойтесь, мы присоединимся к вам: наша броня достаточно крепка, чтобы преодолеть сотню метров джунглей, даже в самой чащобе… Внимание, Бас, приготовились! Пошли!
Патрульные со всего маху врезались в сплошную массу веток и лиан, и, продолжая падение, проскочили через нижние, более толстые ветви, до самого грунта. Там им сразу же пришлось вступить в борьбу за свою жизнь: плотоядные растения питались не только теми соками, которые им удавалось вытянуть корнями из почвы, но и кровью несчастных животных и насекомых, которые оказывались в пределах их досягаемости. Вялые, но плотные щупальцы со всех сторон протянулись к Киннисону и ван Баскирку. Отвратительные присоски, источая густые едкие выделения, заскользили по скафандрам, огромные, похожие на дубинки выросты с шинами застучали по закаленной стали, прежде чем чудовищные растения-хищники начали смутно ощущать, что попавшие в их объятия лакомства заключены в оболочку более прочную, нежели шкура, чешуя или кора.
Однако Киннисон и его богатырского сложения спутник не были покорными жертвами. Они спустились, ориентируясь на местности, преисполненные готовности сражаться. Ван Баскирк впереди прокладывал путь своей смертоносной секирой, размахивая ей как гигантским мачете, и с каждым взмахом медленно, но верно продвигался вперед. Вплотную за валерианцем шел Киннисон, прикрывая напарника с боков и со спины. Патрульные упорно продвигались в намеченном направлении, и никакие заросли хищных растений, даже самые густые и, казалось, непроходимые, не могли противостоять геркулесовым усилиям ван Баскирка, так же как никакие выступы, покрытые шипами, и змеящиеся щупальцы с присосками не могли оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление разящим ударам секиры Киннисона.
Груды отвратительных растительных щупалец рушились на головы патрульных, жадно раскрытые присоски конвульсивно сокращались, чавкая и чмокая, непрерывно выделяя мутный едкий сок, под действием которого мало-помалу начала корродировать даже закаленная сталь космических скафандров. Но, несмотря на все препятствия, почти вслепую, Киннисон и ван Баскирк продолжали сражаться, и все удлиняющийся узкий проход за их спинами убедительно свидетельствовал, что они продвигаются.
— Ну разве не забавно, шеф? — проговорил сквозь стиснутые зубы голландец в такт с мощными взмахами секиры. — Дивная у нас команда: один — голова, другой — мышцы. Не так ли?
— Угу, — пробормотал Киннисон, не переставая размахивать секирой. — Один — сила, другой — слабость или, если ты предпочитаешь романтику, один — ветчина, другой — яичница.
— Похоже, что если мы не выберемся из этой мясорубки до того, как твари продырявят едкой слизью наши скафандры, самым подходящим сравнением будет «один — кожа, другой — кости». Но вроде бы впереди редеет. Мне кажется, прямо по курсу я различаю за лианами деревья подлеска.
— Прекрасно, если ты действительно видишь деревья, — последовала в ответ спокойная, бесстрастная мысль Ворсела, — ибо я попал в чрезвычайно затруднительное положение. Торопитесь, или я погибну!
Получив это мысленное послание, Киннисон и ван Баскирк с еще большей энергией устремились вперед. Прорвав, наконец, последнюю завесу лиан, они вышли на опушку джунглей и, едва протерев шлемы своих скафандров, огляделись и увидели велантийца. Тот действительно находился в «чрезвычайно затруднительном положении». Шесть тварей — гигантских, гибких и быстрых рептилий облепили его со всех сторон. Ворсел едва мог пошевелить кончиком хвоста и был совершенно беспомощным, а чудовища между тем уже начали вгрызаться в его бок, покрытый чешуей с прочностью стальной брони.
— Сейчас я их остановлю, Ворсел! — воскликнул мысленно Киннисон. Он решил воспользоваться тем общеизвестным фактом, что любое живое существо, каким бы диким оно ни было, подчиняется командам любого линзмена, ибо на сколь бы низком уровне развития ни находился интеллект животного, Носитель Линзы может вступить в контакт с разумом этого животного и воздействовать на него доступными этому разуму доводами.
Однако чудовища, облепившие Ворсела, как немедленно убедился Киннисон, не были животными в подлинном смысле слова. Животные по внешнему виду и подвижности, они были растениями по своей физиологии, поведению и мотивации действий, реагируя только на простейшие раздражители — пищу и продолжение рода. Враждебные всем остальным формам жизни, они были настолько чужды всему остальному живому, что как ни напрягал свой разум Киннисон, ему так и не удалось установить с чудовищами контакт, несмотря на содействие Линзы.
Не оставалось ничего другого, как вступить с ними в схватку и попытаться силой освободить Ворсела. В свою очередь «рептилии» также без промедления набросились на Киннисона и ван Баскирка, но битва была недолгой. Мощным взмахом секиры ван Баскирк рассек одно чудовище, Киннисон расправился с другим, ван Баскирк уничтожил еще одну «рептилию», а три остальные уже не могли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления разъяренному Ворселу, пылавшему жаждой мести. Но чудовища перестали яростно отбиваться от противников лишь после того, как были буквально изрублены на мелкие части.
— Они застали меня врасплох, — мысленно обратился к своим спутникам Ворсел, хотя никто его ни о чем не расспрашивал, когда все трое возобновили свое продвижение к намеченной цели сквозь ночную тьму, — и вшестером против одного одолели меня. Я пытался воздействовать на их разум, но у них, по-видимому, нет разума.
— А как с правителями Дельгона? — спросил Киннисон. — Что, если им удалось принять некоторые наши мысли? Бас и я могли испустить неконтролируемое излучение.
— Это невозможно, — последовал твердый ответ Ворсела. — У батарей, обеспечивающих экранирование мысли, очень большой срок годности, хотя сами они невелики по размерам и маломощны. Но приступим к осуществлению следующих пунктов нашего плана действий.
Поскольку никакие неожиданности более не подстерегали их на пути, Киннисон, ван Баскирк и Ворсел. вскоре достигли дельгонского поселения. В большой части городка было темно и тихо. Темные здания выделялись черными сгустками на несколько более светлом фоне. Время от времени по пустынным улицам проносились некие подобия автомобилей — самодвижущиеся экипажи. Киннисон, ван Баскирк и Ворсел притаились за углом, поджидая, когда такой экипаж проедет по той улице, на которой они находились. Наконец долгожданный «автомобиль» показался вдали. Когда он поравнялся с тем местом, где притаилась маленькая Десантная группа, Ворсел прыгнул ему навстречу и в скользящем полете, крепко зажав в одной из лап тяжелый нож Киннисона, одним ударом поразил насмерть сидевшего в экипаже дель-гонца. Прежде чем несчастный успел передать хотя бы одно мысленное сообщение, его мозг перестал функционировать, ибо голова скатилась в кювет. Ворсел притормозил экипаж у обочины, и двое его компаньонов не мешкая вскочили в машину и улеглись на полу, чтобы их не было видно снаружи.
Ворсел, знакомый с дельгонскими обычаями и внешне настолько похожий на обитателей Дельгона, что мог сойти за дельгонца при случайной встрече с ночным патрулем, уверенно повел машину. Промчавшись по нескольким улицам и проездам с явным превышением скорости, он наконец остановился перед невысоким длинным зданием, погруженным во тьму. Тщательно оглядевшись по сторонам, Ворсел убедился, что поблизости никого нет.
— Путь свободен, друзья, — мысленно передал он, и все трое в одно мгновение оказались перед входом в здание. Дверь, точнее некое подобие двери, была заперта, но ван Ба-скирк своей секирой легко справился с возникшим препятствием. Проникнув в здание, путешественники поставили поврежденную дверь на место, подперев ее изнутри, чтобы дельгонцы не застали их врасплох. Ворсел повел своих спутников вглубь здания, уверенно ориентируясь в кромешной темноте. Наконец он зажег фонарь и наступил на черную, особым образом помеченную кафельную плиту в полу. В тот же миг резкий ярко-белый свет залил все помещение.
— Немедленно выключите свет, пока кто-нибудь из дельгонцев не поднял тревогу! — встревожился Киннисон.
— Тревогу никто не поднимет, — успокоил его веланти-ец. — Ни в одном из помещений нет окон, и свет снаружи не виден. Мы в помещении, где находится пульт управления энергетической системой города. Вся энергия, питающая город, в нашем распоряжении. Можете почерпнуть из нее столько, сколько сочтете необходимым. В этом же здании находится арсенал дельгонцев. Понадобится вам что-нибудь из него или нет, решайте сами. Я к вашим услугам.
Киннисон погрузился в изучение пультов и приборов. И он и ван Баскирк сняли шлемы и расстегнули бронированные скафандры и начали старательно орудовать пробниками, отвертками и другими инструментами. К этому времени стало известно, что атмосфера Дельгона, хотя и не совпадает по своему химическому составу с атмосферой внутри скафандров, но, по крайней мере, может поддерживать человеческую жизнь. Вскоре их израсходованные до конца батареи уже стояли на полу у пульта зарядки и жадно поглощали энергию из запасов дельгонцев.
— Ну а теперь, когда мы пополнили наши запасы энергии, посмотрим, что дельгонцы используют в качестве оружия. Ведите нас в арсенал, Ворсел!
Под предводительством Ворсела доблестная тройка устремилась в дальнее крыло здания, минуя многочисленные повороты и боковые проходы. Было достаточно одного взгляда, чтобы увидеть — здесь занимались изготовлением оружия, однако даже беглый осмотр причудливых устройств и механизмов на рабочих столах и полках, тянувшихся вдоль стен, убедили Киннисона, что ничего особенно интересного в оружейном цехе найти не удастся. Правда, там собирали мощные лучевые установки, но настолько тяжелые и громоздкие, что назвать их даже полупереносными было невозможно. Попадалось немало образцов портативного оружия различных систем и назначения, но они все без исключения намного уступали по мощности, дальности действия, удобству использования и емкости батарей штатному оружию Галактического Патруля — излучателю Де Ляметра. Перепробовав на всякий случай достаточное количество образцов дельгонского вооружения, Киннисон отобрал несколько мощных портативных излучателей и обернулся к своим компаньонам.
— Вернемся на центральный пульт, — настойчиво предложил он. — Я стал нервным, как кошка. Чувствую себя без батарей словно голым. Стоит кому-нибудь случайно зайти в зал и стукнуть по нашим батареям, и мы погибнем, даже не пикнув.
Нагруженные дельгонским оружием, Киннисон, ван Баскирк и Ворсел поспешили вернуться в зал, где находился Центральный пульт управления энергосистемой города, К огромному облегчению Киннисона, беспокоившие его тяжелые предчувствия не оправдались: все аккумуляторные батареи были там же, где их оставили, и продолжали поглощать миллион за миллионом киловатт-часов от дельгонских генераторов. Не сводя глаз с милых его сердцу батарей, Киннисон задумчиво произнес:
— Мне кажется, что аккумуляторы нужно хорошенько изолировать и поместить в скафандры. Они вполне могут дозаряжаться, оставаясь на рабочих местах. Было бы нелепо считать, что такая большая утечка энергии останется без внимания со стороны дельгонцев. Сюда вскоре обязательно кто-нибудь заявится. А после этого правители Дельгона предпримут в ответ множество мер, ни об одной из которых мы пока ничего не знаем.
— Но в ваших аккумуляторах уже достаточно энергии, чтобы мы могли спокойно подняться и улететь при первых признаках опасности, — заметил Ворсел.
— Вот этого нам ни в коем случае не следует делать! — решительно возразил ему Киннисон. — Теперь, когда мы нашли подходящий источник энергии, нам не следует бросать его до тех пор, пока до отказа не зарядим все аккумуляторы Зарядка идет быстрее, чем мы рассчитывали, и нам стоит зарядиться полностью, если мы хотим противостоять банде негодяев с Дельгона.
Никто не нарушал спокойствие трех пришельцев гораздо дольше, чем рассчитывал Киннисон, пока, наконец, не прибыли несколько дельгонских инженеров, чтобы выяснить причину небывалого перерасхода энергии автоматизированных генераторов. При входе в здание им пришлось основательно задержаться, так как подручными средствами преодолеть баррикаду, сооруженную ван Баскирком за входной дверью, оказалось невозможным. Тем временем с наведенным на дверь оружием Киннисон и ван Баскирк ожидали появления штурмовой группы. Однако дельгонцы не показывались. Час проходил за часом, а их все не было. Наконец, на рассвете раздались тяжелые удары таранов, гулко разносившиеся по всему зданию.
Киннисон и ван Баскирк выбрали себе по два излучателя из груды беспорядочно сваленного перед ними дельгонского оружия, и Киннисон мысленно обратился к Ворселу:
— Возьмите несколько железных скамеек, стоящих у стен, соорудите из них баррикаду в коридоре и укройтесь за ней. Скамьи спасут вас от шальных электрических разрядов, а поскольку дельгонцы не будут вас видеть, они не смогут вести прицельный огонь.
Велантиец возмутился и заявил, что не станет прятаться, когда двое его компаньонов будут сражаться с грозным противником.
— Не будьте дураком, — резко оборвал его Носитель Линзы, — Луч из любого дельгонского оружия поджарит вас до хрустящей корочки за какие-нибудь десять секунд, а защитное поле наших скафандров способно нейтрализовать тысячу лучевых залпов. Делайте, что вам говорят, да побыстрее, или мне придется оттащить вас в укрытие силой!
Поняв, что Киннисон не шутит и что без защитного поля и космической брони он, Ворсел, не может оказать сколько-нибудь достойное сопротивление ни землянину, ни их общему врагу — дельгонцам, Ворсел неохотно подчинился и отправился сооружать баррикаду. Едва он успел скрыться за ней, как события начали стремительно разворачиваться.
Баррикада у наружной двери рухнула, и в зал, где располагался пульт управления, хлынули существа, по внешнему виду напоминавшие рептилий. Это не был обычный досмотр с целью выяснения неисправности: правители Дельгона явно заранее изучили обстановку, так что ворвавшиеся в зал управления были вооруженными до зубов дельгонски-ми солдатами. Их переносные лучевые установки изрыгали потоки пламени; дельгонцы непоколебимо верили во всесокрушающую мощь своего оружия. Но они глубоко заблуждались. Двое отвратительных, на их взгляд, двуногих не обратились в пепел и не пали мертвыми. Смертоносные лучи не приносили им вреда: не долетая до них каких-нибудь несколько дюймов, лучи вспыхивали язычками бессильного пламени. В свою очередь пришельцы не ждали смиренно своего неизбежного конца. Нимало не заботясь о небольших энергетических ресурсах слабомощных дельгонских боевых излучателей, они стреляли из них на максимальной мощности при наибольшем выходном диаметре луча и косили дельгонских солдат-рабов, превращая их в груду обгоревших останков. Прибывающие подкрепления — взвод за взводом — постигала та же участь, ибо как только интенсивность разящего луча начинала, падать, двуногие отбрасывали разрядившийся излучатель в сторону и хватали другой. Наконец, исчерпав весь запас дельгонского оружия, двуногие взялись за свои собственные излучатели Де Ляметра — самое мощное портативное оружие, созданное для Галактического Патруля.
Различие в действии было поразительным: атакующие рептилии не дымились и не сгорали в корчах, они просто бесследно исчезали в вспышке ослепительного пламени, как и попадавшие под лучи стены и значительная часть здания за ними. Лишь убедившись в том, что орды дельгонцев рассеяны без остатка, ван Баскирк выключил излучатель. Киннисон направил луч вверх и проделал огромное отверстие в потолке и перекрытиях здания прямо над головами, приговаривая:
— Лучше заранее приготовиться, чтобы в случае чего мы могли взлететь без промедления.
Наступила томительная пауза. Все трое — Киннисон, ван Баскирк и Ворсел — с нетерпением следили за тем, как стрелки приборов медленно подползали к отметкам, означавшим, что аккумуляторы полностью заряжены. Не покидала всех троих и тревожная мысль о том, что задумали притаившиеся где-то вдали коварные правители Дельгона, которые, конечно, не преминут сделать все зависящее от них, чтобы следующая атака на пришельцев была более успешной.
Правители не заставили себя долго ждать. В зале появился новый небольшой отряд дельгонцев, продвигавшихся под прикрытием бронированных щитов. Зная, что можно ожидать от правителей Дельгона, Киннисон не удивился, когда луч Де Ляметра не только не смог пробить щиты дельгон-ских солдат, но и оказался бессильным воспрепятствовать продвижению их колонны.
— Пожалуй, мы сделали все, что в наших силах, — с улыбкой обратился Киннисон к голландцу. — Вряд ли стоит в последние две минуты показывать, на что мы способны. Как ты считаешь?
— Согласен, — коротко ответил ван Баскирк, и двое патрульных легким прыжком перемахнули через баррикаду, за которой скрывался велантийский изгнанник. Затем все трое, перейдя в безынерционный режим, взмыли в воздух с такой быстротой, что медленно воспринимавшим окружающее дельгонцам показалось, будто противник внезапно исчез, растворившись в воздухе. Лишь после того как баррикада была испепелена ударами боевых лучей, а каждый угол, коридор и закоулок огромного здания тщательно прочесаны, дельгонцы — а через их порабощенный разум и правители Дельгона — убедились, что казалось бы верная добыча ускользнула от них таинственным и непостижимым образом.
Поднявшись высоко в воздух, трое союзников за считанные минуты с легкостью преодолели то самое расстояние, которое накануне потребовало от них стольких усилий. Они пронеслись над кишащим чудовищами лесом, над обманчиво спокойной зеленью джунглей и совершили посадку у палатки Ворсела с ее мыслезащитными экранами. Войдя в палатку и тщательно опустив все экраны, Киннисон потянулся и широко зевнул:
— Работать день и ночь в течение какого-то времени даже приятно, но вскоре становится утомительным. Поскольку эта палатка, по-видимому, единственное безопасное место на Дельгоне, я предлагаю отдохнуть здесь денек-другой, как следует поесть и отоспаться.
Они спали и ели, спали и ели.
— Следующим пунктом нашей программы, — провозгласил Киннисон, когда компаньоны передохнули и набрались сил, — значится полная очистка того закутка, куда запрятались правители. После того как мы справимся с этой задачей, Ворсел почувствует себя наконец-то свободным и поможет нам в решении наших собственных проблем.
— Зачем вы так легкомысленно говорите о невозможном, — мрачно заметил Ворсел, явно не одобряя намерения Киннисона. — Я уже объяснял вам, почему уничтожение правителей было и остается непосильной для нас задачей.
— Да, но вы явно не учитываете возможностей, которыми мы теперь располагаем, — ответил теллуриец, — Выслушайте меня внимательно. До сих пор вы были бессильны потому, что не могли ничего видеть, а тем более действовать, сквозь мыслезащитные экраны. Вы не способны даже сейчас подчинить себе сознание дельгонца и заставить его привести вас к пещере, где скрываются правители Дельгона. Правители сейчас начеку, и дельгонец привел бы вас куда угодно, только не в их убежище. Однако один из нас может сознательно частично высвободиться из-за своего мыслезащитного экрана и сдаться на милость правителей, в то же время сохраняя отчасти экранировку. Это не позволит врагам полностью завладеть его разумом: он будет сознавать, что рядом с ним находятся два его компаньона. Остается вопрос — кому из нас лучше всего сдаться на милость нашим «друзьям»?
— Никакой проблемы здесь нет, — последовал мгновенный мысленный ответ Ворсела. — Все решено. Лучше всего это сделать мне; сказать по правде, я не вижу другой кандидатуры. Правители сочтут вполне естественным, что им удалось подчинить себе мой разум. Кроме того, я единственный из нас троих, кто в достаточной мере может контролировать свои мысли, с тем чтобы правители даже не заподозрили существования моих спутников. Кроме того, вы сами понимаете, как вредно будет для вашего разума, привыкшего к активной деятельности, добровольно оказаться в слепом подчинении у врага.
— Признаюсь, что мысль о подобном подчинении вызывает у меня непреодолимое отвращение, — с чувством произнес Киннисон. — Разумеется, я пошел бы на это. если бы не оставалось другого выхода, но все равно такое подчинение вызывает у меня внутренний протест. Боюсь, я не смог бы смириться с ним. Вот почему мне очень не хочется перекладывать на вас, Ворсел, столь тяжелую миссию. Но вы, несомненно, лучше всех из нас подготовлены к выполнению этой работы, хотя и для вас она окажется нелегкой.
— Да… — задумчиво проговорил велантиец. — Если бы не крайняя необходимость, я бы ни за что… Работа тяжелая, очень тяжелая… Возможно, вам придется самим уничтожить меня своими лучами, если мы сумеем добраться до укрытия, где прячутся правители Дельгона… Уж они непременно позаботятся об этом. Если это произойдет, действуйте без сожаления. Знайте, что я готов к такому повороту событий и добровольно иду на него. Любой из моих соплеменников охотно согласился бы оказаться на моем месте. Подумать только, что это означает для велантийцев! Да будет вам также известно, что я уже сообщил на Велантию о грядущих событиях и вас ожидает на моей родной планете теплый прием независимо от того, буду ли я сопровождать вас или нет.
— От души надеюсь, что мне не придется убивать вас, Ворсел, — медленно произнес Киннисон, а перед его мысленным взором встала картина того, что может произойти, если могучее тело гигантской рептилии станет управляться мозгом, полностью подчиненным злой воле жестоких и бездушных правителей Дельгона. — Разумеется, если вы не потеряете полностью контроль над своим сознанием, то подчинить вас правителям будет не так-то просто. Управлять вами, как я знаю по собственному опыту, трудновато. Но я постараюсь поразить вас лучом, не убивая, а лишь уничтожая определенные части тела. Я попытаюсь не повредить ничего, что не могло бы потом регенерировать.
— Если вам удастся таким способом остановить меня, то это будет просто чудом. Итак, мы готовы?
Все трое приготовились. Ворсел открыл дверь и сразу стрелой устремился ввысь со скоростью, которая была бы немыслимой для любого крылатого существа на Земле. Вслед за ним, немного отстав, мчались в безынерционном режиме Киннисон и ван Баскирк.
Во время полета, хотя он продолжался довольно долго, все трое, даже Киннисон и ван Баскирк, едва ли обменялись между собой хотя бы одной мыслью. О том, чтобы направить мысль велантийцу, не могло быть и речи. Все каналы связи с ним были прерваны: его мозг до последней клетки был сосредоточен на том, что ему необходимо сделать. Киннисон и ван Баскирк воздерживались от разговоров даже по лучевым переговорным устройствам, радио или акустическим передатчикам из опасения, что малейшая утечка энергии мысленного акта способна выдать их присутствие бдительно следящим за обстановкой правителям Дельгона. Если не использовать открывающуюся возможность и не покончить раз и навсегда с кучкой злодеев, то другой такой шанс может не представиться никогда. Трое компаньонов пересекли обширную область суши, потом море, и только когда перед ними показалась гигантская горная цепь, Ворсел, сложив не знающие усталости крылья, ринулся вниз в крутом, захватывающем дух пике. Следуя за ним, Киннисон успел заметить вход в пещеру — черное пятно на фоне крутого склона горы. На скалистом выступе, у самого входа возлежал дель-гонец — страж или наблюдатель.
Излучатель Де Ляметра был у Киннисона наготове. Завидев дельгонца, он тотчас же прицелился и поразил чудовище лучом. Но как ни быстро действовал Киннисон, его движения оказались слишком медленными: правители успели обнаружить, что велантийца сопровождали компаньоны (видимо, до сих пор Ворселу удавалось скрывать своих спутников от бдительных врагов).
В тот же миг крылья Ворсела непроизвольно захлопали, унося его куда-то в сторону, и хотя сознание Киннисона и ван Баскирка было изолировано от его мыслей, смысл странного виража для них был совершенно ясен: Ворсел пытался показать им, что темневшее внизу отверстие не было входом в пещеру правителей Дельгона; пещера в действительности лежит совсем в другой стороне, и Киннисону и ван Баскирку надлежит следовать за ним, если они хотят обнаружить убежище правителей. Когда же Ворсел обнаружил, что ни Киннисон, ни ван Баскирк не желают следовать за ним, он с безумной яростью набросился на них.
— Сбей его, Ким! — закричал ван Баскирк. — Останови эту птичку! — И сам навел на Ворсела излучатель Де Ляметра.
— Не стреляй, Бас! — приказал линзмен. — Я с ним управлюсь! В воздухе это гораздо легче, чем на земле.
Так и произошло. Киннисон летел в безынерционном режиме, поэтому обрушившиеся на него удары велантийца не оказывали ни малейшего действия, а когда Ворсел обвился вокруг него и попытался задушить, сдавливая в кольцах своего мощного тела, Киннисон просто раздвинул свой мыслезащитный экран так, чтобы тот охватил и Ворсела, и тем самым высвободил временно помутившийся разум своего друга из цепкой хватки правителей Дельгона. В тот же момент велантиец пришел в себя, замкнул свой мыслезащитный экран, и все трое продолжали прерванный было спуск.
У входа в пещеру за обращенными в пепел останками стража Ворсел замер, зная, что для него, лишенного защитной брони, дальнейшее продвижение означало бы мгновенную, гибель. Но его облаченные в космические доспехи компаньоны не останавливаясь устремились в мрачный зев пещеры. Поначалу они не встретили никакого сопротивления: у правителей Дельгона просто не было времени, чтобы организовать оборону. Время от времени отдельные группки рабов-дельгонцев пытались преградить путь патрульным, но лишь для того, чтобы обратиться в пепел под лучами Де Ляметра, тогда как их ручное оружие оказывалось бессильным перед броней космических скафандров Киннисона и ван Ба-скирка. Однако по мере того как они удалялись от входа, защитники логова правителей Дельгона становились все многочисленнее. Впрочем, и они не могли воспрепятствовать продвижению представителей Галактического Патруля. Наконец, путь им преградил тускло мерцавший металлический барьер. Создаваемое им поле нейтрализовало или поглощало вспышки лучей Де Ляметра, однако металл не смог устоять против ударов тридцатифунтовой секиры, которой орудовал один из сильнейших людей, когда-либо рождавшихся на планетах, колонизованных выходцами с Земли.
Наконец, Киннисон и ван Баскирк оказались в святая святых правителей Дельгона. Именно здесь висел огромный экран, услаждавший правителей зрелищем чудовищных пыток. Сейчас экран был отключен и девственно чист, а зрители, некогда столь оживленно следившие за адскими муками жертв, в панике метались по всему пространству пещеры. На возвышении, своего рода балконе, толпились главные фигуры отвратительного клана. Они лихорадочно, изо всех сил пытались что-нибудь предпринять против неслыханного покушения на их вековую незыблемую прежде власть.
Последняя волна дельгонских рабов накатилась на Киннисона и ван Баскирка, но тщетно. Вспышки дельгонских излучателей гасли, как только лучи утыкались в силовую завесу, создаваемую мощными излучателями Де Ляметра. Патрульным претила мысль об уничтожении лишенных собственных разума и воли дельгонских рабов, но эту отвратительную работу нужно было выполнить. Сметая на своем пути последние остатки дельгонских солдат, лучи Де Ляметра, наконец, достигли сгрудившихся Верховных правителей.
Теперь Киннисон вместе с ван Баскирком не испытывали ни малейших угрызений совести или сострадания, ибо чудовищно жестокие правители Дельгона не заслуживали иной судьбы, кроме полного уничтожения. Их нужно было вырвать с корнем, не оставив ни одного побега, дабы они не могли более отравлять своим существованием галактическую цивилизацию. Лучи Де Ляметра метались по огромной пещере, пересекая ее из стороны в сторону, сверху вниз, справа налево до тех пор, пока в пещере не осталось ничего живого, кроме двух угрюмых фигур у входа.
Убедившись, что противник полностью уничтожен, Киннисон и ван Баскирк с излучателями наготове поспешили к входу в туннель, где их с беспокойством поджидал Ворсел. Восстановив снова каналы связи, Киннисон коротко поведал ему о битве, разыгравшейся в пещере, и Ворсел, все еще не веря случившемуся, стал сектор за сектором отключать свой мыслезащитный экран. Когда интенсивность защитного поля упала до нуля, Ворсел торжествующе сообщил, что впервые за незапамятное число веков Верховные правители Дельгона изгнаны из пространства!
— Мы вряд ли сумели уничтожить их всех за один рейд, — с сомнением заметил Киннисон, — так что опасность еще не преодолена! Кому-нибудь из них, возможно, удалось бежать. Может быть, где-нибудь па планете еще сохранились укромные уголки, где прячутся последние правители Дельгона.
— Вполне возможно, — беззаботно махнул хвостом велантиец, обнаруживая впервые за все время их знакомства проявления радости, — но теперь власть их полностью и окончательно разрушена. Располагая новыми мыслезащит-пыми экранами, новыми видами оружия, которые благодаря вам мы сможем теперь производить сами, велантийцы завершат разгром правителей Дельгона. Теперь это не составляет особого труда. Вы же отправитесь вместе со мной на Велантию. где все природные ресурсы планеты будут предоставлены в ваше распоряжение. Я уже вызвал космический корабль. Менее чем через двенадцать дней мы прибудем на Велантию и приступим к работе над вашим проектом. А пока…
— Двенадцать дней! Великие боги! — воскликнул ван Баскирк, и Киннисои счел нужным вмешаться:
— Не забывай, что велантийцам незнаком переход и безынерционный режим полета. Полагаю, что нам лучше воспользоваться нашей спасательной лодкой. Она не столь комфортабельна, но в ней мы будем подвержены риску обнаружения пиратами менее одного часа, тогда как в велантийском космическом корабле перелет займет двенадцать дней. Не следует забывать и о том, что пираты могут появиться в любую минуту. К тому же велантийский космический корабль будет обязательно остановлен пиратами и подвергнут досмотру до того, как успеет вернуться на Велантию, и если мы окажемся на борту, то это будет очень плохо.
— Но поскольку экипаж велантийского корабля уже знает о нас, пираты скоро тоже узнают, что не очень отрадно, — заметил ван Баскирк.
— Вы не совсем правы, — прервал его Ворсел. — Те немногие из моих соотечественников, кто знает о вас, получили строжайшие инструкции наглухо заблокировать информацию в своем сознании. Должен признаться, что меня очень беспокоит все сказанное вами о космических пиратах. До сих пор я ничего не знал ни о пиратах, ни о Галактическом Патруле.
— Что за чудесный мир! — воскликнул ван Баскирк. — Ни тебе Патруля, ни пиратов! Жизнь и вправду была бы проще без них и полетов в безынерционном режиме, как в доброе старое время, когда все летали на самолетах, о чем так любят вспоминать наши романисты.
— Разумеется, я не могу судить об этом, — серьезно заметил велантиец. — Мир, в котором мы живем, находится на периферии Галактики, и вполне возможно, что мы не располагаем ничем, что хотели бы заполучить пираты.
— Скорее всего пираты, как и Галактический Патруль, просто не успели распространить свое влияние на эту часть Галактики, — высказал предположение Киннисон. — В нашей Галактике существует так много планетных систем, что пройдет еще не одна тысяча лет, прежде чем Галактический Патруль включит их в сферу своего действия.
— Но вернемся к пиратам, — настойчиво продолжал свою мысль Ворсел. — Если у них такой же разум, как у правителей Дельгона, то им ничего не стоит взломать блокаду нашей памяти. Но, насколько я мог заключить из ваших мыслей, пираты не обладают такой силой внушения.
— Да, насколько мне известно, не обладают, — подтвердил Киннисон. — У вас, мой друг, и ваших соплеменников самый мощный разум, обладающий наибольшей силой внушения, о какой я только слыхал, если не считать эрайзиан. Если говорить о дальнодействии вашего разума, то вы способны передавать мысли гораздо дальше, чем я со своей Линзой и захваченным у пиратов мыслеулавителем. Попробуйте, может быть, вам удастся услышать, нет ли пиратов в космосе поблизости от нас?
Пока велантиец, сосредоточившись, прослушивал эфир, ван Баскирк спросил у Киннисона:
— Почему же в таком случае правители Дельгона так легко справлялись с Ворселом и подавляли его могучий разум и не могли одолеть нас с нашим «слабым» человеческим разумом?
— Думаю, что ты путаешь «разум» и «волю». Многовековое подчинение правителям Дельгона лишило велантийцев воли к сопротивлению во всем, что касалось правителей. Мы же с тобой, естественно, противились любой попытке порабощения, как и большинство людей. Если бы правителям Дельгона удалось сломить нас, то это неминуемо привело бы к психической травме.
— Должно быть, ты прав. Мы, люди, ломаемся, но не сгибаемся.
Тем временем Ворсел уже был готов сообщить результаты прослушивания космического пространства.
— Я обследовал весь космос вокруг нас, вплоть до ближайших звезд — это около одиннадцати ваших световых лет, — заявил он, — но не обнаружил никаких посторонних включений.
— Одиннадцать световых лет! Вот это да! — воскликнул Киннисон. — Но даже такое расстояние соответствует лишь двум минутам хода пиратского корабля при полной тяге. Впрочем, нужно рискнуть. Чем скорее мы отправимся за нашей спасательной лодкой, тем быстрее вернемся. На Велантию мы стартуем отсюда. Вы, Ворсел, можете даже не забираться в свою палатку. Не успеете оглянуться, как мы вернемся. Вы здесь находитесь в полной безопасности, в особенности имея при себе наш излучатель Де Ляметра. В путь, Бас!
Взмыв над поверхностью Дельгона, Киннисон и ван Баскирк устремились в безвоздушное межпланетное пространство. Отыскать временное укрытие спасательной лодки было делом нескольких минут. Еще несколько минут ушло на то, чтобы извлечь лодку на поверхность. Настроив детекторы, Киннисон неотрывно следил за показаниями приборов, а ван Баскирк внимательно вслушивался в шумы, доносившиеся из приемника. Но эфир оставался пустым и безжизненным вплоть до момента, когда спасательная лодка снова вошла в атмосферу Дельгона, и даже позже, когда, работая включенными на полную мощность двигателями и перейдя в инерционный режим полета, астронавты уменьшили скорость, чтобы дать возможность Ворселу догнать их корабль.
— Прекрасно, Ворсел, теперь держитесь покрепче! — одобрительно воскликнул Киннисбн и добавил, обращаясь к ван Баскирку:
— Слышишь, ты, большелапая космическая ищейка с Валерианы? Надеюсь, твой бог-покровитель астронавтов не покинет нас в ближайшие четырнадцать минут. Нам и так повезло гораздо больше, чем мы вправе были рассчитывать, но еще немного божьего благоволения не помешало бы.
— Бог-покровитель астронавтов Ношабкеминг действительно посылает удачу космоплавателям, — заверил командира гигант, приветствуя почтительной гримасой крохотную золотую статуэтку божества, подвешенную в шлеме. — Впрочем, у вас, вечно куда-то спешащих и суетящихся космических блох с планеты Земля, к тому же отчаянных безбожников, не хватило ума уверовать в это! Да что взять с вас, если вы не верите в собственных богов, даже в Клоно!
— Вот ты и скажи своим богам все, что надо, Бас! — засмеялся Киннисон. — Хорошо, если бы это помогло тебе подзарядить батареи… Внимание! Приготовиться! Марш!
Когда Ворсел поднялся на борт спасательной лодки, люк снова задраили, и миниатюрный космический корабль взял курс с Дельгона на Велантию. Повсюду, насколько хватало мощности детекторов, эфир был пуст. Это не вызвало особого удивления у Киннисона, хотя опасения не оставляли его полностью, ибо патрульные оторвались от пиратов так далеко, что должно было пройти немало дней, прежде чем те преодолеют разделявшее их огромное расстояние и обследуют затерявшуюся в космических просторах неизвестную планетную систему. По дороге к родной планете Ворсел установил связь с командой велантийского космического корабля, уже находившегося в пути, и приказал астронавтам возвращаться на базу, подробно проинструктировав, что им следует держать в сознании и как действовать, если их задержит и станет досматривать пиратский рейдер. К тому времени, когда Ворсел закончил свой инструктаж, под спасательной лодкой уже раскинулась Велантия. Следуя указаниям Ворсела, Киннисон направил лодку к огромному океану, на берегу которого находился родной город Ворсела.
— Но я хочу, чтобы они приветствовали вас как победителей, поэтому прошу вас держать курс на Купол, — настойчиво просил Ворсел. — Подумать только! Вам удалось свершить то, за что на протяжении веков тщетно гибли лучшие умы нашей планеты, вы же настаиваете на том, чтобы все почести достались мне одному!
— Я отнюдь ни на чем не настаиваю, — возразил Киннисон, — хотя на самом деле все заслуги принадлежат вам. Я только убедительно прошу, чтобы вы никоим образом не вмешивали в отчет о событиях на Дельгоне ни нас, ни Галактический Патруль. Расскажите вашим все, что только взбредет вам в голову! Вы не хуже меня понимаете, почему вам следует это сделать. Заявите, что двое розоволосых чикладорцев помогли вам расправиться с правителями Дельгона и затем отправились к себе домой. Чикладор — планета достаточно далекая, и если пираты прослышат про чикладорцев, то им за собственные денежки придется преодолеть немалое расстояние. Только после того как обман раскроется, но не раньше, вы можете открыть велантийцам правду.
Что же касается нашего прибытия на торжества в Купол, то это исключается полностью. Никаких торжеств с нашим участием! Мы нигде не будем показываться, кроме самого большого космопорт. э на Велантии. От вас нам нужно поскорее получить необходимые материалы и побольше высококвалифицированных специалистов, разумеется, при условии, что вы сможете полностью предотвратить обмен мыслями между обслуживающим нас персоналом и посторонними.
— Нам нужно быстрее построить немало необходимого снаряжения и стартовать, как только позволят Клоно и Ношабкеминг!
Ворсел превосходно знал всех членов Совета Ученых Велантии, поскольку, как выяснилось, он сам занимал высокое положение в этом избранном круге. Верный своему обещанию, он устроил так, что самый крупный космопорт планеты был целиком отдан в распоряжение Киннисона и ван Бас-кирка. Весь прежний персонал космопорта на следующее же утро заменили новой группой работников.
Вновь прибывшие оказались не обычными рабочими. Новый персонал составляли-молодые, энергичные и высококвалифицированные велантийцы, направленные в распоряжение двух землян — сотрудников Галактического Патруля, — полностью изолированных от внешнего мира мыслезащитными экранами, созданными велантийскими учеными. Правда, прибывшие не имели ни малейшего понятия о том, что им предстояло делать, ибо даже в самых дерзких мечтах не могли представить такие двигатели, которые им предстояло создать.
Впрочем, все они получили основательную теоретическую подготовку и великолепно разбирались в математике, а от чистой математики до прикладной механики всего лишь один шаг. Кроме того, они были наделены интеллектом — знали приемы последовательного логического и эффективного мышления и не нуждались ни в понуканиях, ни в надзоре-им требовались только рабочие инструкции. К счастью, почти все устройства, которые нужно было изготовить, уже имелись в миниатюре на борту спасательной лодки с «Британии», так что их можно было разобрать, проанализировать и воспроизвести и увеличенном масштабе. Работу замедляло отнюдь не отсутствие взаимопонимании: просто Велантии не могла похвастаться станками и механизмами. достаточно крупными для изготовления огромных массивных деталей будущего оборудования космического корабля.
Пока шло строительство новых станков и механизмом, Кинписон и вал Баскирк занялись сборкой сверхчувствительною приемника, настроенного на диапазон частот, и которых вели свои переговоры пираты. Располагая точным знанием схемы приемника и имея в своем распоряжении самых искусных инженеров и самые лучшие детали, которые только изготовляла промышленность Велантии, патрульные вскоре завершили работу.
Киннисон заканчивал чрезвычайно деликатную операцию-наматывал последние витки настроечной катушки, когда в лабораторию, извиваясь, протиснулся Ворсел. Он был в превосходном настроении.
— Привет тебе, о Кимболл Киннисоп, Носитель Линзы! — весело провозгласил он. Обвив несколько ярдов своего змееобразного тела вокруг подходящей стойки, он придал остальной части тела горизонтальное положение и лишь концом одного крыла касался пола. Затем, беззаботно перевернувшись, выпустил три или четыре стебля, похожих на телескопические антенны, на концах которых находились его глаза; изогнув их, попытался заглянуть через плечо в лицо Киннисону, чтобы по его выражению оценить, насколько тот доволен работой своих помощников. Куда девался унылый пессимист, без конца ноющий о неизбежной и близкой смерти! Теперь Ворсел был совершенно иным: веселый, счастливый, беззаботный и жизнерадостный, если только можно себе представить жизнерадостного крокодилоголового питона с кожистыми крыльями длиной в тридцать футов!
— Привет, ваше королевское змееподобие! — приветствовал Ворсела Киннисон. — Все еще околачиваетесь здесь? А я — то думал, что вы возвратились на Дельгон и искореняете там остатки нечисти.
— Оборудование еще не готово, да к тому же нет никакой спешки, — поведала Киннисону игривая рептилия и, отмотав со стойки десять или двенадцать футов своего хвоста, весело помахала ими в воздухе. — Мощь дельгонцев подорвана, их раса теперь обречена на вымирание. А как ваши дела? Кажется, вы готовитесь к испытаниям нового приемника?
— Да, вы подоспели вовремя, мы как раз приступаем к ним, — кивнул Киннисон и принялся ловко манипулировать рукоятками и верньерами настройки.
Не спуская глаз ей стрелок многочисленных приборов, он внимательно вслушивался в эфир. Ничего! Киннисон увеличил чувствительность приема и прислушался снова. Так повторялось несколько раз. Внезапно Киннисон замер. Пальцы его впились в ручки регуляторов. Он весь обратился в слух, и по мере того как он вслушивался в еле заметные сигналы, лицо его становилось все угрюмее и жестче. Едва заметными касаниями пальцев Киннисон пытался как можно точнее настроиться на пойманную станцию.
— Бас! — приказал он. — Не выпускай их: они используют чрезвычайно остро направленную антенну. Используй все, что у нас есть, до последнего милливатта, но не упускай их! Сдается, я поймал самого Гельмута напрямую, а не через ретрансляционную станцию пиратов.
Снова и снова Киннисон всматривался в показания приборов, задающих направление приемной антенны, каждый раз отмечая точное время.
— Есть! А теперь, дорогой Ворсел, я бы хотел, чтобы ваши астрономы как можно быстрее обработали эти данные. Б результате мы получим точное направление на штаб-квартиру Гельмута. А если мне вновь повезет, я сделаю еще одну засечку!
— Какие же новости ты услышал? — поинтересовался ван Баскирк.
— И хорошие, и плохие, — ответил линзмен. — Хорошие, потому что Гельмут не верит, будто мы пробыли на борту пиратского корабля столько, — сколько мы провели на самом деле. Как ты знаешь, он чертовски подозрителен и уверен, что мы попытаемся сыграть с ним еще раз такую же шутку, какую сыграли в прошлый раз. А поскольку в его распоряжении нет достаточного количества космических кораблей, чтобы осуществить сплошное прочесывание всей подозрительной области космоса, он сосредоточил внимание на близкой окрестности. Есть и плохие новости: пиратам удалось захватить четыре наши спасательные лодки, и они ищут другие. Как бы мне хотелось выйти на связь с остальными лодками! Их экипажи заведомо успели бы добраться сюда прежде, чем их схватят пираты.
— Позвольте мне внести предложение, — вмешался в разговор Ворсел с неожиданной радостью.
— Пожалуйста! — сразу откликнулся линзмен. — Все, что вы нам предлагали до сих пор, всегда было кстати. Откуда такая неуверенность?
— Потому что мое предложение… э… не совсем обычно… Точнее сказать, совсем необычно. Вы, люди, очень высоко цените индивидуальный, личный характер своего мышления! Вы наверняка успели заметить, что ваша наука и наша, велантийская, сильно отличаются. Вы ушли гораздо дальше нас в механике, физике, химии и других прикладных науках. Мы же преуспели в психологии и других интроспективных областях знания. Поэтому я убежден, что Линза, которую вы носите, способна на несравненно большее, чем позволяют ваши собственные возможности. Разумеется, я сам не могу воспользоваться Линзой, так как она настроена на вашу личность. Но я мог бы — разумеется, с вашего согласия — проникнуть в ваш разум и воспользоваться Линзой, чтобы установить связь с вашими товарищами. Я не высказывал это предложение раньше, поскольку знаю, сколь отвратительна вам самая мысль о любом постороннем контроле над разумом.
— Не о любом постороннем контроле, а только о враждебном контроле, — поправил Киннисон. — Правда, мысль о дружественном контроле над моими мыслями никогда Не приходила мне в голову. Это совсем другое дело! Раз нужно, значит, нужно. Валяйте, дружище, приступайте!
По просьбе Ворсела Киннисон максимально расслабил свое сознание, и разум велантийца начал проникать в него мягкой дружеской волной, несущей доброжелательную силу. Собственно говоря, это была не просто сила, а нечто большее, — глубина прозрения, ясность восприятия и понимания, неведомые до того Киннисону даже в минуты наивысшего подъема. Обладатель влившегося в него разума видел глубинную сущность вещей выпукло и четко до самых микроскопических деталей, которые даже наиболее проницательным умам на Земле представали как бы расплывчатыми пятнами!
— Дайте мне мысленный портрет того, с кем вы хотите установить связь прежде всего, — возникла откуда-то из глубины сознания Киннисона мысль Ворсела.
Легкое беспокойство кольнуло Киннисона от ощущения находившегося в нем таинственного двойника, но он подавил возникшее неприятное чувство и ответил спокойно:
— Сожалею, но не могу.
— Я знаю, — продолжал настаивать Ворсел, — что вы не можете мыслить в образах, присущих нам, велантийцам. Подумайте как о личности о том человеке, с кем вы хотели бы установить связь в первую очередь. Представьте себе его мысленно, думаю, для меня этого будет достаточно.
В сознании Киннисона ясно и четко возник портрет Гендерсона. Он ощутил, что его Линза начала вибрировать и как бы зазвенела от концентрации жизненной силы, никогда прежде не изливавшейся через все его существо в почти живое творение эрайзиан, и в тот же миг почувствовал, что вступил в контакт с разумом шеф-пилота «Британии»! Более того, Киннисон почти наглядно представлял себе, что напротив Гендерсона за столом, заваленным всякой всячиной, в небольшом отсеке спасательной лодки сидит Лаверн Торндайк, главный бортинженер «Британии».
Когда телепатическое послание бомбой взорвалось у него в мозгу, Гендерсон с криком вскочил на ноги, и потребовалось несколько секунд, прежде чем он смог убедиться, что не стал жертвой космической болезни и не страдает другими формами галлюцинаций. Но как только Гендерсон осознал, что не бредит, он начал действовать без промедления, и его спасательная лодка, включив на полную мощность маршевый двигатель, устремилась к Велантии.
Затем наступила очередь других членов экипажа «Британии».
— Нельсон! Аллердайс! Томпсон! Дженкинс! Уленгут! Смит! Чатауэй!.. — вызывал Киннисон членов своей команды, мысленно читая строку за строкой судовую роль.
На вызов своего капитана первым откликнулся Нельсон, специалист по связи. За ним последовал Аллердайс, боцман «Британии». Подал голос и бортинженер Уленгут. Отозвались еще три спасательные лодки. Две из них находились в опасной зоне, и пираты могли захватить их, как только обнаружат, но команды лодок без колебаний решили воспользоваться внезапно представившимся им шансом на спасение. Четыре спасательные лодки, как было уже известно, оказались захваченными пиратами. Остальные…
— Всего восемь лодок, — задумчиво произнес Киннисон. — Не так уж хорошо, хотя могло быть гораздо хуже. Пираты могли захватить всех наших людей, а так, по крайней мере, появилась надежда, что кому-нибудь удалось ускользнуть от пиратов, и они уже находятся вне досягаемости для космических разбойников.
И, повернувшись к Ворсел у, который ушел из его разума, как только закончил работу, сказал просто:
— Огромное спасибо, дружище! У тех парней, которые скоро сюда прибудут, есть много такого, что нам необходимо, а самое главное — они знают, как всем этим пользоваться!
Одна за другой спасательные лодки прибывали в порт и совершали посадку. Их команды встречали прочувствованным, хотя и кратким, приветствием, после чего вновь прибывшие включались в работу. Особенно теплая встреча ожидала Нельсона из экипажа спасательной лодки, совершившей посадку последней.
— Нельс, ты нам очень нужен, — сразу начал Киннисон, едва они успели обменяться приветствиями. — Пираты передают с помощью остро направленной антенны особым образом кодированные сигналы, которые им удается принимать и декодировать, даже если против них применяется любая известная нам система интерференционного глушения. Ты лучше всех разбираешься в хитростях и тонкостях пиратской системы связи. Возможно, кое-кто из велантийских ученых сможет оказать тебе помощь: раса, способная собственными усилиями сконструировать и изготовить мыслезащитные экраны, должна кое-что смыслить в теории колебаний и волн, помимо общих представлений. Мы собрали несколько моделей пиратских приборов и установок; по ним ты сможешь понять устройство и принцип действия используемой пиратами аппаратуры. Когда разберешься во всем этом, тебе вместе с велантийскими учеными предстоит построить декодирующее устройство, способное переводить все перехваченные пиратские сообщения в пределах дальности приема. Если удастся расшифровать пиратские сигналы, то мы узнаем, о чем они толкуют. Поверь мне, это нам очень пригодится!
— Вас понял, шеф, мы так и сделаем, — лаконично ответил Нельсон и потребовал инструменты, модели пиратских приборов и помощников.
Работа закипела на всей территории огромного космопорта. Множество велантийцев и горстка патрульных с «Британии» напряженно трудились бок о бок, и результат их титанических усилий был поистине впечатляющим. Мало-помалу всю территорию космопорта заполнили незнакомые ранее устройства и механизмы. Чего там только не было! Излучатели всевозможных типов и назначений — подлинные демоны ада с отверстыми пастями, готовыми изрыгнуть все виды силовых полей, известных специалистам Галактического Патруля. Поглотители излучений с предохранительными сопротивлениями, антеннами-уловителями, стержнями разрядников и шинами для источников питания. Приемники и преобразователи космического излучения, предназначенные для энергоснабжения различных устройств и механизмов. Десятки атомных двигателей соседствовали с громоздившимися одна на другой батареями гигантских аккумуляторов. Было готово и сверхмощное декодирующее устройство, построенное под руководством Нельсона.
Внешне эти устройства, машины и механизмы выглядели далеко не идеально; они казались грубыми или незаконченными, ибо на отделку, внешний лоск и все несущественное их создатели нетратили ни времени, ни труда. Но движущиеся детали были подогнаны с величайшей тщательностью и действовали идеально — все без исключения!
По сигналу Ворсела Киннисон выбрался из глубокой шахты, надежно защищенной от воздействия различных излучений. Верхняя крышка шахты была утыкана остронаправленными лучевыми захватами. Остановившись лишь для того, чтобы убедиться, что забарахливший было переключатель генератора одного из защитных экранов заменен исправным, Киннисон быстрыми шагами направился в небольшое помещение центрального пульта управления, укрытое надежной броней, где его ожидали коллеги по Галактическому Патрулю. Их — увы! — было немного.
— Друзья мои, пираты приближаются, — объявил Киннисон. — Каждый из вас знает, как ему действовать. Многое еще можно добавить, будь у нас больше времени, но придется встретить незваных гостей тем, что у нас есть.
Закончив на этом свою краткую речь, Киннисон склонился над приборами.
В обычных обстоятельствах пираты просканировали бы планету обзорным лучом-шпионом и потребовали бы от ее обитателей либо предъявить карантинное свидетельство, подтверждающее, что на ней обитают только коренные жители, либо незамедлительно выдать всех пришельцев. Но Киннисон не ждал, да и не мог ждать, пока события примут такой оборот. Он знал, что обычные лучи сразу выявили бы наличие на планете скопление боевой техники, построенной велантийцами под руководством членов экипажа «Британии» и явно не соответствовавшей уровню местной цивилизации. Поэтому Киннисон решил нанести упреждающий удар. Все произошло практически мгновенно.
Обшаривая космос, луч наведения батареи сверхмощных захватов, подобно хлысту, ударил по пиратскому кораблю. Под чудовищным притяжением захватов космический корабль, летевший в безынерционном режиме, стал «падать» на источник гибельного для корабля излучения и оказался в сфере действия декодирующего устройства Нельсона, защитных экранов, предохранявших шахту от притока космической энергии извне и сверхмощных боевых излучателей всевозможных калибров.
Все это произошло в мгновение ока. Пиратский корабль уже замедлял свой бег в атмосфере Велантии, а его командир так и не успел сообразить, что подвергся нападению. Только автоматически сработавшие защитные экраны спасли корабль от мгновенного и полного уничтожения, но спасшийся врагом от неминуемой гибели корабль открыл яростный огонь из всех видов бортовых излучателей.
Тщетно. Защитные системы шахты могли выдержать любое излучение. Они приводились в действие механизмами, способными поглотить любое количество энергии, испускаемой передвижным излучателем. К величайшему изумлению, пираты обнаружили, что приток космической энергии к приемным устройствам их корабля прекратился. Не мешкая, командир пиратов послал сигнал о помощи, но не moi установить связь ни с одной пиратской станцией ни в эфире, ни в субэфире: все сигналы, подаваемые пиратом, надежно глушились. Даже ценой крайних перегрузок двигатели пиратского корабля не могли удержать его от сползания к центру пылавшего неугасимым огнем горнила — так сильны были охватившие пиратский корабль незримые щупальца захватов.
Вскоре энергоснабжение пиратского корабля начало заметно снижаться. Рассчитанный на пополнение энергии за счет притока ее из космоса, пиратский корабль имел на борту аккумуляторные батареи, мощности которых было достаточно лишь для поддержания стабильного уровня энергии, но явно не хватало для военных действий против столь мощною противника, как остатки экипажа «Британии» совместно с их велантийскими союзниками К величайшему изумлению, капитан пиратов заметил, что по мере того как иссякали запасы энергии на борту его корабля, ослабевал и натиск атакующих. Откуда ему было знать, что уничтожение пиратского сверхдредноута не входило в планы Носителя Линзы.
— У нашей старой «Британии» была одна замечательная особенность, — заметил Киннисон, постепенно уменьшая интенсивность боевых лучей. — Уж если она обладала каким-то запасом энергии, то никто и ничто не могло ее от нею отрезать.
Вскоре ресурс энергии пиратского рейдера окончательно иссяк, и тигантский корабль замер. Могучие механические захваты подняли его, перенесли через стену шахты и опустили на свободную площадку на открытом пространстве, защищенном только экранами.
В распоряжении Киннисона не было игольчатых излучателей, поскольку имевшегося времени хватило только для того, чтобы изготовить лишь самое необходимое оборудование и снаряжение. Пока члены экипажа «Британии» вели дискуссию о том, какую часть пиратского дредноута разрушить, чтобы извлечь затаившихся внутри пиратов, ic сами положили конец спорам створки люка в борту пиратского корабля распахнулись, и о пуда по сходням выбежал весь экипаж дредноута, ведя на ходу яростный июнь из портативных излучателей.
Не той закваски были пираты, чтобы умереть как крысы и западне, они не сомневались, что, оставаясь на борту неподвижною и лишенного энергии корабля, они могли в любую минуту погибнуть по воле захвагивших их в плен. Кроме того, пираты были сверепы, что раз им не удалось победить противника, то они обречены на смсрп. Сдаться на милость победителя означало для них лишь отсрочить свою гибель, до казни в камере смертников по приговору суда. Выйдя же за пределы корабля, они неминуемо погибнут, но пo крайней мере, увлекут за собой несколько врагов.
Кроме юю, и земляне, и велантиицы, и все дригие были для пиратов существами низшего сорта, отбросами галактическою общестна, то есть тем самым, чем они сами были в глазах существ, оборонивших эту удивительно стойкую крепость, затерявшуюся в отдаленном уголке Галактики. Поэтому закаленные и космических схватках пираты — ветераны сражались с безрассудной храбростью и отчаянием существ, которым нечего терять. Но победителями в битве на этот раз оказались не пираты они пали и схватке вес до единого.
Как только сражение закончилось, прежде чем снял, интерференционное глушение с пиратских средств связи, Киннисон прошелся по всем отсекам захваченною пиратскою корабля, разрушая видеоэкраны, транслировавшие информацию в пиратскую штаб-квартиру, и всю автоматическую аппаратуру, способную передать любое сообщение на базу пиратов. Затем глушение было снято, защитные экраны выключены, и пиратский корабль перемещен зa пределы сферы действия размещенной в шахте аппаратуры. Пока Торндаик со своими велантийскими помощниками занимались установкой па борту захваченною пиратскою корабля сверхмощного декодирующею устройства (велангиицы к этому времени стали не менее квалифицированными специалистами, чем их наставники), Киннисон и Ворсел обшаривали космическое пространство в поисках новой добычи. Они обнаружили ее, однако на большем расстоянии, чем первую, и в совершенно другом направлении. Снова были пущены в действие узконаправленное излучение и лучевые захваты. Снова заработали во всю мощь боевые получатели, и вскоре еще один огромный космический крейсер занял место рядом с первым. Затем к ним присоединился еще один, несколько позже за ним последовал другой, и космос надолго стал свободным от пиратов.
Подключив питание к своему сверхчувствительному приемнику, Киннисон направил антенну строго по прямой, указывающей на Базу Гельмута, которую проложили для него велантийские астрономы. И снова луч, на котором вел передачу Гельмут, был настолько остро направлен, что Кин-нисону пришлось выжимать из аппаратуры все, на что та была способна, и шум электронных деталей почти заглушил едва различимые сигналы. Однако и на этот раз усилия Кин-нисона не пропали даром: он был с лихвой вознагражден, услышав слабо доносившийся голос руководителя Оперативного отдела штаб-квартиры пиратов:
— …четыре корабля, все в пределах или вблизи одной из пяти планетных систем, прервали связь. Каждый раз прекращение связи сопровождалось в течение некоторого времени интерференционным глушением по ранее не зарегистрированной схеме. По получении данного приказа вам, экипажам двух кораблей, надлежит обследовать указанный район, соблюдая при этом крайнюю осторожность. Во время рейса включить все защитные экраны и все детекторы сигналов с автоматической записью показаний. Галактический Патруль вряд ли имеет какое-то отношение к указанным выше исчезновениям четырех наших кораблей, потому что масштабы происшествия превосходят возможности любых технических средств, которыми, по нашим данным, располагает Галактический Патруль. В качестве рабочей гипотезы мы предположили, что одна из планетных систем, до сих пор не исследованная, в действительности является местом обитания расы, находящейся на высокой ступени развития и предпринявшей враждебные действия в ответ на какой-то промах в поведении экипажа нашего первого корабля, посетившего эту систему. Необходимо соблюдать крайнюю осторожность и прежде, чем идти на сближение, попытаться обследовать систему обзорным лучом на предельной дальности. В случае высадки вам надлежит вместо привычной практики соблюдать величайший такт и дипломатию. Постарайтесь выяснить, повреждены или уничтожены наши корабли, а также установить судьбу их экипажей, в частности, живы ли члены команд. Повторяю: докладывать мне по автоматической связи в любое время. Говорит Гельмут с Босконии. Как слышите? У меня все.
Еще несколько минут Киннисон пытался манипулировать рукоятками аппаратуры, но безуспешно: из эфира больше не донеслось ни звука.
— Что ты еще хочешь поймать, Ким? — удивленно спросил Торндайк. — Разве того, что мы услышали, тебе мало?
— К сожалению, удалось поймать только половину передачи Гельмута, — ответил Киннисон, — а Гельмут отнюдь не дурак. Он явно пытается оценить границы нашего вмешательства в события, и очень хотелось бы знать, что у него получается. Однако на случай надежда плохая. Боскония находится так далеко от нас, а передаваемый Гельмутом сигнал настолько остро направлен, что его можно поймать, только когда антенна направлена прямо на нас. Впрочем, вскоре мы подкинем ему кое-что, чтобы он ощутил наше присутствие и нанес данные на свою карту. А теперь давай-ка прикинем, что сделать с теми двумя пиратскими кораблями, которые направляются сейчас к нам.
Как ни осторожно продвигались, внимательно исследуя окружающее пространство, два пиратских корабля, как ни скрупулезно следовали их экипажи инструкциям и наставлениям Гельмута, все предосторожности ничего не дали. В соответствии с полученным приказом, пираты включили обзорный луч на предельной дальности, но даже на таком большом расстоянии аппаратура Киннисона оказалась более эффективной, и сигналы, передаваемые пиратами на свою Базу, затерялись в искусственных помехах. Затем с пиратами повторилась та же история, что и с их предшественниками. Сценарий развернувшихся событий отличался от уже имевших место только отдельными деталями, поскольку на этот раз Киннисону и его друзьям предстояло сразиться не с одним пиратским кораблем, а с двумя сразу. Но шахта-ловушка оказалась достаточно вместительной, чтобы принять оба вражеских дредноута, а лучевые захваты удержали их с такой же легкостью, как до того они держали один корабль. Правда, сражение с экипажами продолжалось несколько дольше, а лучевая перестрелка заметно ожесточеннее, но исход схватки оказался таким же, как прежде. Установив на обоих захваченных кораблях декодирующие устройства и специальную аппаратуру, Киннисон созвал всех членов своего экипажа.
— У нас почти все готово, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову. Дважды нам удавалось ускользнуть от пиратов, и нет никаких причин, по которым мы не могли бы воспользоваться такой же тактикой и в третий раз, разумеется, если внесем в полюбившуюся нам тему достаточное количество новых вариаций, чтобы Гельмут и дальше оставался в неведении относительно наших планов. Если пираты и впредь будут столь же щедро поставлять нам свои корабли, то не исключено, что удастся заставить Гельмута обеспечить нас транспортом до самой Главной Базы!
Моя идея состоит в следующем. Мы располагаем шестью пиратскими космическими крейсерами и достаточным количеством велантийцев, которые добровольно вызвались стать членами их экипажей, хотя и знают, что скорее всего им не суждено вернуться на родную планету. Разумеется, шести кораблей совершенно недостаточно для отряда особого назначения, способного проникнуть сквозь боевые порядки пиратского флота под командованием Гельмута. Поэтому нам придется разделиться, чтобы охватить как можно большее пространство. Мы заполним эфир радиопомехами, используя для этого мощность наших передатчиков до последнего ватта. Нужно постараться, чтобы сигналы были максимально разнообразны по форме и продолжительности. Мы не сможем переговариваться между собой, но зато никому другому поблизости от нас не удастся ни с кем установить связь, а это дает нам шанс. Каждый из захваченных нами пиратских кораблей полетит самостоятельно, как мы летели до нашей встречи на Велантии, когда находились в спасательных лодках, с той лишь разницей, что теперь мы будем находиться на борту супердредноутов.
— А теперь вопрос к вам, джентльмены: следует ли нам снова разбиться на группы или держаться всем вместе? Я считаю, что нам лучше лететь на одном корабле, разумеется снабдив остальные корабли записями информации о пиратах. Ваше мнение?
Все согласились с Киннисоном, и он мысленно обратился к Ворселу:
— А теперь, Ворсел, о ваших соплеменниках. Постарайся воспринять мою мысль спокойно. Рано или поздно, а я склонен думать, что скорее раньше, чем позднее, ребята Гельмута нагрянут сюда, чтобы познакомиться с вами поближе. Разумеется, будут вооружены до зубов, подозрительны и беспощадны. Но это будет сражение, а не массовое убийство беззащитного населения Велантии.
Пусть пираты высадятся на Велантии без помех, с каким бы вооружением они ни прибыли. Чем больше появится незваных гостей, тем меньше они будут тревожить вас впредь и препятствовать вашему развитию. Вооружение, которым вы располагаете, — самое лучшее из того, что имеется у Галактического Патруля и пиратов, да еще усовершенствованное вашими и нашими специалистами, которые работали в полном согласии. Мы теперь до тонкости знаем, как устроено оружие пиратов, как оно действует и что нужно, чтобы поддерживать его в боевой готовности. Уверен, вы никогда не станете добычей и данниками пиратов и любой пират, осмелившийся посетить вашу систему, останется в ней навсегда!
— Желаю нам, Ворсел, па долгие годы оставаться сказочным змеем! — заметил шутливо Киниисон и добавил более серьезным тоном:
— Может быть, когда-нибудь мы увидимся снова. Если нет, то, прощайте. Прощайте, велантийцы. Все по местам! Готовы? Тогда всем чистого космоса! В путь!
Шесть кораблей, некогда входивших в состав пиратскою флота, а ныне ставших отрядом Галактического Патруля, взмыли в атмосферу Велантии и, пронзив се, устремились к космическое пространство. И каждый из космических кораблей создавал вокруг себя плотную завесу радиопомех, сквозь которую не мог пробиться даже мощный CRX-локатор.
Кимболл Киннисон сидел за пультом управления, покуривая душистую сигарету и широко улыбаясь. Он пребывал в том благодушном настроении, когда человек находится в согласии со всем, что его окружает. И для этого у Киннисона имелись определенные основания: вместо жалкой и беззащитной спасательной лодки он находился на борту одного из самых мощных космических кораблей, полным ходом мчавшимся на Базу Галактического Патруля. И хотя членов бывшего экипажа «Британии» осталось немного и каждому приходилось нести вахту за двоих — в частности на долю Киннисона и Гендерсона выпало пилотирование корабля и осуществление штурманской прокладки — под началом у них теперь находилась группа из великолепно подготовленных велантийцев, с готовностью выполнявших любое приказание. Что же касается противника, то теперь это уже была не сплоченная группа, постоянно информировавшая Гельмута о малейших изменениях обстановки и мгновенно исполнявшая его приказания. Пираты, полностью утратив связь между собой и с Главной Базой, были вынуждены действовать вслепую. Они как бы оказались в кромешной мгле — в абсолютной темноте межзвездного пространства.
В рубку вошел, слегка нахмурившись, Торндайк.
— Ким, ты сейчас выглядишь как знаменитый неширокий кот из «Алисы в Стране Чудес Кэррола. Мне не хотелось бы портить тебе настроение, но я должен сообщить, что мы пока не выбрались из чащи леса.
— Может, и не выбрались, — легко согласился линзмен, — но по сравнению с тем положением, в котором находились еще совсем недавно, пожалуй, нам удалось не только выбраться из болота, но и взобраться на достаточно высокую вершину. Пираты не могут ни передавать, ни принимать сообщения и команды и не в силах сообщаться между собой. Их детекторы тоже основательно хромают — ведь нам доподлинно известно их дальнодействие в оптическом и в любом другом диапазоне. Кроме того, наш корабль утерял и свой номер, и другие опознавательные знаки: если они и были, то давно уничтожены, поскольку внешняя обшивка снята до самой брони. Что же могло приключиться, с чем мы бы не справились?
— Двигатели, — кратко ответил бортинженер. Приборы зафиксировали у Бергенхольма какие-то скачки, которые мне решительно не нравятся.
— Неужели двигатель стучит? Или появились посторонние шумы? — с тревогой спросил Киннисон.
— Пока все тихо, — неохотно признал Торндайк.
— А велик ли скачок?
— Самое большее около двух тысячных. В среднем полторы тысячных.
— То есть едва заметная извилина на ленте самописца. Да ведь двигатели работают месяцами с гораздо большими скачками!
— Прочие механизмы — да. Но у Бергенхольма никогда ничего подобного не отмечалось. Вот я и ломаю голову, что бы это значило? Я отнюдь не хочу понапрасну тревожить тебя. Просто докладываю.
Механизм, о котором шла речь — компенсатор Бергенхольма, или «Берг», представлял собой нейтрализатор инерции. Без него корабль не мог развивать скорость, достаточную для покорения межзвездных расстояний. Неудивительно, что малейшее нарушение в работе нейтрализатора становилось предметом пристального внимания бортинженера. Но день проходил за днем, а конвертор корабля продолжал нормально работать, принимая и выдавая чудовищные потоки энергии. Компенсатор Бергенхольма работал совершенно бесшумно, и скачки на ленте самописца не становились сколько-нибудь ощутимее. За это время корабль покрыл невообразимо большое расстояние.
До сих пор все оптические приборы корабля не обнаружили в космическом пространстве ничего подозрительного — ничего, кроме обычных небесных тел. Время от времени детекторы электромагнитного излучения вне оптического диапазона засекали что-нибудь невидимое или находящееся за пределами видимости, но оптические приборы обладали столь низким быстродействием, что эти сигналы не позволили ничего обнаружить: к тому времени, как сигналы поступали на борт космического корабля, объекты, ставшие причиной возмущения, оставались далеко за кормой корабля.
Но наступил день, когда нейтрализатор инерции неожиданно прекратил работу-отключился без перегрузок, подозрительных шумов, разогрева — короче говоря, без каких-либо признаков надвигающейся беды. За миг до остановки нейтрализатора космический корабль мчался в просторах Вселенной, преодолевая парсек за парсеком, и вот он лежит в дрейфе, вновь обретя всю свою чудовищную инерцию, лежит практически неподвижный, ибо любая скорость, которую может развить корабль в инерционном режиме, — не более чем черепаший шаг по сравнению со скоростями, развиваемыми в безынерционном полете.
Весь экипаж трудился, не жалея сил. Как только удалось снять массивные крышки, Торндайк внимательно обследовал механизм нейтрализатора и обратился к Киннисону:
— Думаю, мы справимся с ремонтом, но для этого потребуется некоторое время. Может быть, от тебя, Ким, будет больше толку, если ты не станешь отлучаться от пульта управления. Ведь пока корабль будет лежать в инерционном дрейфе, а это не столь безопасно, как в церкви во время мессы.
— Большая часть приборов работает в автоматическом режиме, но, возможно, ты прав, и мне действительно лучше внимательно приглядывать за обстановкой. Не забывайте время от времени сообщать мне о том, как идут у вас дела с ремонтом, — и линзмен направился в центральный пост и попал туда как раз в нужный момент.
Один из пиратских кораблей яростно обстреливал корабль Кинписона из своих боевых излучателей. Лишь то, что активная защита корабля работала в автоматическом режиме, спасло похищенный у пиратов крейсер от мгновенного разрушения. А едва изумленный линзмен начал быстро считывать показания приборов на пульте, как другой пиратский корабль внезапно появился с другого борта и сразу открыл огонь.
Как неоднократно повторял своему экипажу Киннисон, Гельмут был отнюдь не дурак. Неожиданно появившееся необычайно эффективное глушение всех видов связи пиратских кораблей и Главной Базы сразу же стало проблемой, от успешного решения которой зависело самое существование пиратской империи. Почти все космические корабли, имеющиеся в распоряжении Гельмута, день за днем несли вахту у границ области, охваченной помехами, непрестанно ведя наблюдения и докладывая на Базу обо всем замеченном. Однако область помех перемещалась в космическом пространстве так быстро, его конфигурация изменялась столь причудливо, а перемещения происходили столь хаотическим образом, что компьютеры Гельмута не могли справиться с поступавшей к ним разрозненной и противоречивой информацией.
Именно в этот момент у Киннисона отказал нейтрализатор инерции. В считанные минуты пираты засекли местоположение одного из источников помех. Как только его координаты были установлены, с полдюжины пиратских кораблей, получив приказ, устремились в подозрительный район космоса. Первый же рейдер, достигнув назначенной точки, попытался установить с обнаруженным там кораблем связь, подавая световые и звуковые сигналы, но не получил никакого ответа и немедленно пустил в действие лучевой захват. Корабль Киннисона безмолвствовал не только потому, что в момент поступления сигналов от пиратского корабля в центральном посту никого не было. Даже если бы за пультом управления находился кто-нибудь, ответа все равно не последовало бы: Киннисон с помощью дешифратора понимал, о чем говорят пираты, но ни он сам, ни кто-нибудь другой из его команды не смог бы ничего ответить.
К двум пиратским кораблям, атакующим корабль-перебежчик, присоединился третий, а линзмен продолжал невозмутимо восседать за пультом: пока приборы не показывают опасных перегрузок, беспокоиться не о чем. Опытный экипаж в силах справиться со всем, что могли причинить кораблю пираты.
Появившийся в помещении центрального поста Торндайк мало походил на подтянутого офицера Галактического Патруля. В пропотевшей рубашке, видневшейся из-под комбинезона, он был вымазан в тавоте и машинном масле, и на лице, покрытом разводами грязи, застыла маска крайней усталости. Торндайк уже открыл было рот, чтобы сообщить что-то своему командиру, как взгляд его упал на экраны радиолокаторов, мерцавших от ярких засветок.
— Клянусь когтями святого Клоно! — воскликнул Торндайк. — Сколько же их против нас? Почему ты не крикнул мне, что пираты так близко?
— А зачем? — спокойно ответил Киннисон. — Если бы я знал, что ты и твои помощники не торопясь занимаетесь профилактикой или какими-нибудь другими работами, которые в любой момент можно прервать, то я непременно позвал бы вас. Но вы работаете не переводя дыхания, и отрывать вас от дела я счел излишним. Ведь для того чтобы захватить нас, требуются усилия не менее четырех пиратских кораблей» а я крепко надеялся, что тебе удастся запустить нейтрализатор раньше, чем перегрузки от пиратских захватов достигнут критического уровня. Так о чем ты собирался сообщить мне?
— Я пришел, чтобы, во-первых, доложить, что можно двигаться дальше, во-вторых, предупредить, чтобы при запуске ты не зафорсировал двигатели с места в карьер, а увеличивал тягу постепенно, и, в-третьих, узнать, нет ли у нас на борту каких-нибудь смазочных материалов. Полагаю, что ввиду экстренности обстановки пункты два и три можно опустить. Хватит нам церемониться с этими ребятами — очень уж грубо они играют. Я не пойду умываться, пока не увижу собственными глазами, как наша машина выдержит перегрузку при запуске. Включай двигатели на полную мощность! Покажем этим парням, на что мы способны!
— Думаю, они очень удивятся! Ведь у нас есть кое-что новенькое.
Киннисон перевел несколько рукояток на пульте управления в новое положение и с силой нажал три кнопки. Ярко светившиеся экраны сразу померкли: вокруг корабля снова простиралась космическая пустыня. Онемевшим от неожиданности пиратам показалось, что добыча внезапно ускользнула от них, словно провалившись в четвертое измерение. Лучевые захваты, только что охватившие чужой корабль, работали вхолостую; их лучи беспрепятственно проходили сквозь космическое пространство, где за мгновение до того они наталкивались на непреодолимые защитные экраны. Захваты оказались совершенно бесполезными! Пираты не могли понять, что и как произошло, даже толково доложить о случившемся суперинтеллекту на Главной Базе в Босконии и, соответственно, получить от него команды относительно последующих действий.
Несколько минут Торндайк, ван Баскирк и Киннисон напряженно ожидали, не зная, что происходит, но ничего не случилось, и напряжение, царившее в центральном посту, постепенно спало.
— Так что же случилось с компенсатором Бергенхольма? — спросил Киннисон.
— Сгорел от перегрузки, — последовал краткий ответ Торндайка.
— От перегрузки? — недоверчиво переспросил Киннисон. — А как им удалось перегрузить компенсатор Бергенхольма? И для чего, скажи на милость, им понадобилось делать это? Клянусь девятью кругами ада Валерии, мне не приходит в голову ни одно сколько-нибудь разумное объяснение!
— А между тем создать перегрузку для компенсатора Бергенхольма не составило особого труда. Достаточно подсоединить к нему последовательно-параллельно батарею аккумуляторов. Для чего им это понадобилось, не знаю; предоставляю строить догадки тебе. Без нагрузки на нейтрализатор ты получаешь полную инерцию, с нагрузкой инерция полностью исчезает. Ничего больше выжать из пиратской машины невозможно, поэтому любые трюки с аккумуляторами считаю дурацкой затеей. Впрочем, я всегда считал, что все пираты с придурью — на то они и пираты.
— Не знаю, прав ли ты. Хотелось бы думать, что прав, но вряд ли. Я вообще считаю, что эти парни не пираты в обычном смысле слова.
— А кто же они?
— Полагаю, занятие пиратством подразумевает определенное сходство у представителей культур, — задумчиво произнес линзмен. — Как правило, обычные пираты — изгои и отступники, люди в чем-то ущемленные, восставшие против авторитета властей, с которыми они некогда познакомились на своем опыте и которых продолжают опасаться. А вот поведение наших «пиратов» совершенно не укладывается в эту схему.
— Ну и что? Нам-то какое дело?
— Никакого. Но кто-то должен ими заняться, иначе…
— Терпеть не могу думать. От мыслей у меня начинает болеть голова, — прервал Киннисона ван Баскирк. — К чему думать, когда мы благополучно управились с Бергенхольмом?
— Вот тут ты не прав. Именно компенсатор Бергенхольма способен причинить нам всем головную боль и немалую, — засмеялся Киннисон, — Держу пари на добрый теллурийскии бифштекс, что пираты пытались создать отрицательную инерцию, когда перегрузили компенсатор Бергенхольма, и думали о новом необычном поведении массы.
— Я слышал, как эти чокнутые умники из университетов толковали о чем-то похожем, — заметил Торндайк, — но ведь создать отрицательную инерцию с помощью компенсатора Бергенхольма невозможно?
— Как и всеми другими способами, которыми до сих пор пытались создать отрицательную инерцию. Но если последняя все же существует, то результаты подобных экспериментов могут оказаться самыми неожиданными. А сейчас вам лучше пойти и немного отдохнуть, вы просто валитесь с ног от усталости. Берг вращается как хороший волчок, — все идет как по маслу. Что касается смазки, то ее вы найдете в моем шкафчике.
— Может быть эта чертова машина будет вести себя прилично и даст нам немного поспать, — глаза бортинженера с сомнением устремились на шкалу прибора. Но все шло как надо: стрелка замерла на зеленой линии и не отклонялась от нее ни в ту, ни в другую сторону.
— Сумасшедший мир! — проговорил после паузы Торндайк. — Мы идем сейчас, так сказать, под самодельными парусами, изготовленными наскоро из подручных средств. После того как Берг подвергся перегрузке и вышел из строя, полагаться на него нельзя. Он способен подвести в любую минуту. Как ты знаешь, для серьезного ремонта такого механизма нужны мастерские и специальное оборудование. Поэтому прислушайся к совету: постарайся как можно быстрее совершить где-нибудь посадку, пока это еще в наших силах. Поверь мне, нейтрализатор инерции в плохой форме. Какое-то время мы протянем, но вскоре он окончательно застопорится, а когда это случится, лучше находиться в пятнадцати минутах от мастерских, чем в пятидесяти годах.
— Согласен, — кивнул Киннисон. — Но, с другой стороны, я очень не хочу, чтобы эти птички сели нам на спину в тот момент, когда мы совершим посадку. Давай-ка посмотрим, где мы и где базы. Так, так!.. Секторные базы помечены белыми кружками, промежуточные — красными звездочками…
Три головы склонились над картами.
— Ближайшая база, помеченная красной звездочкой, расположена в системе 240-16-37, - заявил после некоторого молчания Киннисон. — Я не знаю названия планеты и никогда там не был…
— Слишком далеко, — прервал его Торндайк. — Не дотянем. С таким же успехом мы можем попытаться долететь до Главной Базы на Теллусе. Если не можем подыскать красную звездочку поближе, постарайся найти оранжевую или желтую.
— Базы любого класса в нашем секторе космоса встречаются редко, — заметил линзмен. — Ты несколько переоцениваешь плотность сети баз. Вот здесь — видишь? — расположен фиолетовый треугольник, но там нам не смогут оказать никакой помощи. Это просто аванпост… А как насчет того синего квадрата? Он лежит прямо по курсу на Теллус, и поблизости нет ничего лучше, до чего мы сможем дотянуть.
— Похоже, что лучшего у нас действительно ничего нет, — подтвердил Торндайк, тщательно изучив карту. — Не сомневаюсь, по пути нас ждут несколько поломок, но, думаю, мы сумеем выкрутиться, разумеется, на какое-то время. Синими квадратами помечены космопорты очень низкого класса, однако ремонтное оборудование у них имеется. Кстати, а как называется этот космопорт? У него есть название или только номер?
— Это знаменитая планета Тренко, — ответил Киннисон, справившись в указателе, помещенном в конце атласа.
— Тренко! — повторил Торндайк с отвращением. — Самая дурацкая, нелепая, вконец свихнувшаяся планета в Галактике! Ничего худшего, чтобы совершить посадку и произвести ремонт, мы просто не могли себе выбрать! Впрочем, возражений нет. А теперь пойду посплю немного. Разбуди меня, если мы перейдем в инерционный режим до того, как я сам проснусь, Ким! Ладно?
— Идет! А я постараюсь совершить посадку как можно незаметнее, чтобы все пираты, какие только есть в космосе, не слетелись к нам.
Сдав вахту Гендерсону, Киннисон отправился спать, а компенсатор Бергенхольма исправно продолжал поддерживать корабль в безынерционном режиме. К тому времени, когда произошла первая из ожидавшихся Торндайком поломок, все члены экипажа успели отдохнуть и встретили ее достаточно подготовленными. Задержка корабля в пути оказалась недостаточно продолжительной для того, чтобы пираты успели обнаружить и нагнать беглецов, но последующий путь к месту назначения — планете Тренко, снискавшей себе у астронавтов дурную славу, был цепью коротких перелетов от аварии к аварии.
Потные, грязные, клянущие все на свете инженеры и их помощники из числа «духов», обслуживавших двигатели космического корабля, совершали чудеса, устраняя одну поломку за другой и используя всю изобретательность, хитроумие и смекалку, на какие только был способен мозг Лаверна Торндайка. Глава инженерной службы корабля был одним из лучших и образованнейших инженеров Солнечной системы, но не стремился работать своими руками. Достигнув признания в молодые годы, он предпочитал работать только головой, направляя усилия и энергию исполнителей своих замыслов.
Теперь же Торндайк трудился не покладая рук. Он вечно был вымазан с головы до ног в машинном масле и ухитрялся испачкаться даже в смазке из той единственной банки, которую удалось отыскать в шкафчике Киннисона. Под ногтями Торндайка, обломанными и наскоро обкусанными, залегла неистребимая грязь. Руки и лицо покрылись ожогами, волдырями и кровоточащими царапинами. Все мышцы нестерпимо ныли и болезненно отзывались на малейшее прикосновение от непривычной нагрузки. Но Торндайк без единой жалобы, почти весело переносил все тяготы и неуклонно шел к решению возникшей задачи — устранению очередной поломки — и всегда находил его. Однажды во время краткосрочного перерыва между двумя авариями, когда космический корабль находился в свободном безынерционном полете, Торндайк вошел в центральный пост и, бросив взгляд на прокладывавший курс прибор, уставился в «танк».
— По-прежнему на прежнем курсе. Тебе не удалось разузнать ничего новенького?
— Ничего примечательного, поэтому предпочитаю держаться прежнего курса, пока мы не окажемся в ближайшей к Тренко точке. Я прикидывал различные варианты так и этак, но добился лишь того, что мой мозг вконец устал и отказывается выдать какую-нибудь дельную мысль.
Я то сужал, то расширял создаваемую нами зону помех, а время от времени полностью прекращал создавать помехи, чтобы как можно сильнее запутать наших преследователей. Прибыв в точку, откуда предстоит совершить прыжок на Тренко, мы выключим на борту корабля все, что способно стать источником колебаний, которые могли бы навести на наш след. Разумеется, компенсатор Бергенхольма будет продолжать работать, но, хотя он дает сильное излучение, его нетрудно почти полностью заэкранировать. Хуже всего обстоит дело с маршевыми двигателями. Похоже, что выключить их и тем самым погасить испускаемое излучение мы сможем только у места предполагаемой посадки.
А как быть со свечением дюз лучевых двигателей? Ведь при работе двигателя они раскалены и их видно далеко?
— Велантийцы по моей просьбе построили несколько светомаскировочных экранов. Кроме того, у нас на борту предостаточно вольфрама, тантала, карбаллоя и огнеупорных материалов. Мы прихватили с собой на всякий случай…
— Радиация… детектирование… декремент… косинус квадрат тэта… гм… ноль целых ноль-ноль три восемь… — забормотал себе под нос бортинженер. — Ноль целых пять десятых умножаем на десять в шестой… около тысячи девятисот световых лет в секунду то, что надо… медленно, конечно, но до места доберемся — когда-нибудь. Теперь относительно светомаскировочных экранов…
И Торндайк снова углубился в расчеты. Некоторое время были слышны лишь отдельные слова:
— Температура… инертные частицы… скорость… точка плавления… постоянная Вайнбергера…
Наконец, Торндайк поднял голову:
— При скорости около тысячи восьмисот световых лет в секунду светомаскировочные экраны не выдержат. Слишком близко к радиационному пределу. Но что меня беспокоит больше всего, так это мысль о том, сможет ли продержаться компенсатор Бергенхольма.
— Дело обстоит не так скверно, как ты думаешь? Я не анализировал схему, — честно признался Киннисон, — но, быть может, тебе придет в голову что-нибудь, прежде чем…
— Мне? — со смехом прервал командира Торндайк. — Что и говорить, звучит лестно. Но кто у нас на борту самый умный? Не смеши меня!
Прошло немало времени. Наконец, линзмен снял помехи, выключил двигатели, остановил все механизмы, которые могли быть источником колебаний, способных помочь врагу обнаружить космический крейсер. Из кормового люка выдвинулись специальные механизмы, приспособленные к работе в условиях открытого космоса, и закрыли все еще раскаленные добела дюзы лучевых двигателей светомаскировочными экранами.
Разумеется, в принципе пираты могли обнаружить корабль визуально или по электромагнитному излучению, но вероятность этого была чрезвычайно мала. Найти иголку в стоге сена было пустяковой забавой по сравнению с задачей обнаружить в телескоп или на экране темный, без единого огня, космический корабль в бесконечных просторах космического пространства. Компенсатор Бергенхольма был предметом неусыпных забот экипажа, и инженеры из группы Торндайка ухаживали за громоздким механизмом с нежностью и предупредительностью, сравнимой разве что с заботливостью медицинских сестер, хлопочущих над прихворнувшим малым ребенком из семьи мультимиллионера.
Забота и внимание принесли свои плоды. Проливая сто потов, кляня на чем свет капризный нейтрализатор и свою судьбу, инженеры все же сумели непостижимым образом заставить компенсатор Бергенхольма функционировать нормально — если не все время, то по крайней мере большую его часть. Корабль Киннисона пираты так и не обнаружили.
Внимание высшего командования пиратов было приковано к забитой помехами, непроницаемой для всех известных средств связи, которыми располагали пираты, и поэтому особенно загадочной области космического пространства. Эта область быстро перемещалась, непрестанно расширяясь и принимая самые причудливые очертания. С ней явно связаны какие-то происки Главной Базы Галактического Патруля. Несомненно, это дело рук линзмена, того самого, который сумел захватить один из сверхмощных кораблей пиратов и, выведав все секреты, умудрился ускользнуть на спасательной лодке, пройдя сквозь густую сеть, раскинутую специально Для того, чтобы поймать его! Мало того, этот же линзмен, видимо, захватил один за другим несколько мощных космических дредноутов и сейчас преспокойно летит на одном из них к себе домой, что несмываемым позором легло на всех пиратов и взывало к отмщению. Используя в качестве наблюдательных постов каждый из пиратских кораблей в том секторе космического пространства, где находилась область помех, Гельмут со своими программистами и знатоками космической навигации последовательно составлял и решал уравнения движения области помех. Все четче и четче вырисовывались причудливые очертания ее границ, все больше сведений поступало о ее внутренней структуре. Корабль за кораблем устремлялись в космос, чтобы уточнить курс и скорость, а затем и попытаться захватить каждый источник помех и возмущений, который удавалось засечь.
Хотя Киннисон и его друзья ничего не знали об этом, только выход из строя компенсатора Бергенхольма спас жизнь им, а вместе с ними и существование современной Цивилизации.
Медленно, отвратительно медленно, оставаясь незамеченным пиратами по причинам, о которых читателю уже известно, Киннисон мало-помалу приближался к Тренко, сгорая от нетерпения и на чем свет понося то и дело выходящий из строя компенсатор Бергенхольма, его конструктора и тех, кто довел его до столь плачевного состояния. Но вот, наконец, перед астронавтами показались смутные очертания Тренко, и Киннисон вновь прибег к своей Линзе.
— Вызываю линзмена из космопорта планеты Тренко или любого другого линзмена, услышавшего мой сигнал! — послал он телепатему, — Я Киннисон с Теллуса III. Мой компенсатор Бергенхольма почти полностью вышел из строя, и мне необходимо совершить посадку в космопорте Тренко, чтобы произвести ремонт. До сих пор мне удавалось уйти от пиратов, но они могут быть впереди или позади меня, или то и другое вместе. Сообщите, какая ситуация сейчас на Тренко?
— Боюсь, что не смогу ничем помочь, — донеслась в ответ слабая мысль, причем, вопреки обычаю, посылавший ее даже не представился. — Со мной все кончено, я умираю. Правда, сейчас там есть Тригонси…
Киннисон почувствовал, как непереносимо мучительная конвульсия умирающего разума пронзила все его существо: шок, мощный, словно удар молота, пронзил каждую клеточку мозга, как бы взорвав ее изнутри. Казалось, кулак, покрытый острыми, как иглы, шипами длиной в ярд, нанес сильнейший удар в жизненно важные нервные центры.
Связь прекратилась, и линзмен с необычайной ясностью почувствовал, что с ним из последних сил разговаривал другой Носитель Линзы, которого только что не стало.
Если подходить к планете Тренко с земными мерками, то по любым критериям она попала бы в разряд весьма необычных. Двумя ее особенностями, во многом определявшими другие отличительные черты, были атмосфера, состоявшая не из воздуха, и гидросфера, не бывшая водой. Почти половина атмосферы Тренко и гораздо большая часть жидкой фазы приходились на долю вещества с необычайно малой скрытой теплотой испарения и с такой низкой точкой кипения, что в дневное время суток гидросфера превращалась в пар, а по ночам конденсировалась в жидкость. Но что еще хуже, другие составляющие газообразной оболочки Тренко обладали весьма слабой защитной способностью от внешних воздействий, низкой удельной теплоемкостью и высокой прозрачностью; поэтому в дневное время на планете было изнуряюще жарко, а в ночное — очень холодно.
По ночам на Тренко шли дожди. Слова бессильны передать тем, кому не приходилось бывать на Тренко, что такое дождь на этой планете. В земных условиях выпадение одного дюйма осадков в час считается ливнем небывалой силы. На Тренко такие осадки не считались бы даже легкой росой: в тропической зоне менее чем за тринадцать теллурийских часов (то есть за одну ночь на Тренко) выпадает ровно сорок семь футов и пять дюймов осадков — и так каждую ночь в течение всего года.
А грозы на Тренко! Молнии вспыхивают здесь не отдельными зарницами, а сверкают ослепительно ярким блеском непрерывно, превращая ночь в нечто совершенно непохожее на ее земной аналог. Оглушительные раскаты грома держат нервы в непрерывном напряжении, а грозовые разряды создают настолько сильные помехи, что ни один сигнал, даже подаваемый с помощью мощного излучателя, не проходит ни в эфире, ни в субэфире. Не приносят облегчения и дни. Хотя в светлое время суток грозы немного стихают, зато на смену им приходит жесткое облучение местного солнца, не смягчаемое атмосферой и вызывающее не менее разрушительное воздействие.
Из-за различий в давлении атмосферы Тренко, создаваемого чудовищным количеством осадков, на планете везде дует ветер, и какой ветер! За исключением полюсов, где слишком холодно для того, чтобы могла существовать даже местная жизнь, на всей планете вряд ли найдется место или время, когда неистовый ветер полностью стихал бы, а вдоль экватора ветер дует с дневной стороны в направлении ночной со скоростью восьмисот миль в час!
На протяжении тысячелетий ветер и волны сгладили и выровняли поверхность Тренко, придав планете геометрически правильную форму вытянутого сфероида. Никаких впадин и возвышений. На поверхности ничего не растет и не возвышается: ни одно сооружение, выстроенное когда-либо на поверхности Тренко, не смогло выстоять хотя бы сутки против катастрофических метеорологических явлений, столь обычных для тренконианской атмосферы.
Флора Тренко представлена двумя типами растений, каждый из которых имеет бесчисленное множество разновидностей. Растения одного типа дают побеги по утрам в жидкой грязи после ночной непогоды, пускают глубокие корни и достигают поры цветения под ветром и в жару дня, дают плоды к вечеру, погибают с закатом солнца, после чего их бренные останки смывает ночной потоп. Растения другого тина — «свободноплавающие». Некоторые из них напоминают по внешнему виду футбольные мячи, другие похожи на перекати-поле, третьи — на семена чертополоха, а сотни разновидностей не имеют даже отдаленных аналогов среди земной растительности. Впрочем, по образу жизни все они схожи. Их семена тонут в «водах» Тренко, зарываются в грязь и ил, откуда черпают часть питательных веществ, прорастают из грязи на солнечном свету и, оставаясь в целости и сохранности, перекатываются с места на место, подгоняемые неутихающими ветрами. Они способны обвиваться вокруг любого препятствия, которое встретится им на пути, если оно окажется достаточно надежной опорой.
Животный мир Тренко при всем своем разнообразии и богатстве имеет три общие особенности. Все его представители от низших до высших относятся к земноводным, имеют обтекаемую форму тела и всеядны. Жизнь на Тренко суровая, и любое животное, чтобы жить и развиваться, должно в силу Необходимости пожирать буквально все, что встречается ему на пути. Вот почему выжившие формы на Тренко, будь то растения или животные, обладают прожорливостью и плодовитостью, почти неизвестными где-либо еще в Галактике.
Тионит, сильнейший из известных наркотиков, мы уже упоминали в нашем повествовании, — единственная причина, по которой Тренко имеет галактическую известность. У тренконианских растений тионит играет такую же роль, какую для земных растений играет хлорофилл. Тренко — единственная из пока известных планет, на которой встречается это вещество. Синтезировать же тионит или хотя бы установить его точную структурную формулу пока не удавалось ни одному из наших ученых. Тионит действует только на такие расы живых существ, которые дышат кислородом и обладают теплой кровью, красной от гемоглобина. Но обитателям планет, принадлежащим к таким расам, нет числа, поэтому вскоре после открытия тионита орды преступников, контрабандистов, торговцев наркотиками и всякого рода грабителей и пиратов устремились в новое Эльдорадо. Тысячи искателей приключений нашли свою смерть. Одни пали от руки соперников, другие не выдержали тягот и невзгод жизни на Тренко, но тионит по-прежнему оставался тем, чем он был, и тысячи новых авантюристов все прибывали и прибывали на планету. Появился на Тренко и Галактический Патруль, чтобы пресечь это в самом зародыше, безжалостно уничтожая всякого, кто вздумает заготавливать страшное зелье.
Между Галактическим Патрулем и синдикатом, промышлявшим наркобизнесом, разгорелась непрекращающаяся война не на жизнь, а на смерть. И представителям Галактического Патруля и преступникам приходилось сражаться с формами жизни громыхающей, раскатами грома планеты, всеядными, прожорливыми и вечно голодными. Любой представитель тренконианской флоры или фауны сам по себе был силен и свиреп, а их многочисленность превращала растения и животных в грозную силу, с которой нельзя было не считаться. Но и это было еще не все. Против Галактического Патруля, нар кос и иди ката и всего живого на Тренко действовали ветер, молнии, дождь, чудовищные потоки жидкости и смертельные излучения, испускаемые бело-голубой звездой-гигантом — солнцем Тренко.
Вот на какую планету Киннисону пришлось совершить посадку, чтобы отремонтировать основательно забарахливший компенсатор Бергенхольма. И хорошо, что все сложилось так удачно!
— Киннисона с планеты Теллус приветствует Тригонси с Ригеля IV из космопорта Тренко. Приходилось ли вам прежде совершать посадку на Тренко?
— Нет, а что за…
— Вынужден прервать вас. Самое важное сейчас, чтобы вы совершили посадку быстро, без поломок и аварии. Где вы находитесь относительно планеты Тренко?
— Видимый диаметр планеты чуть меньше шести градусов. Мы находимся вблизи плоскости вашей эклиптики и почти в плоскости вашего терминатора с внутренней стороны.
— Это хорошо. У вас в запасе много времени. Выполните маневр так, чтобы ваш корабль оказался между Тренко и местным солнцем. Войдите в атмосферу Тренко ровно через пятьдесят минут (время Галактического Патруля), считая от данного момента, в двадцати градусах от нулевого меридиана, как можно ближе к эклиптике, которая одновременно является плоскостью экватора планеты. При вхождении в атмосферу переходите в инерционный режим, так как безынерционная посадка на Тренко невозможна. Синхронизируйте корабль со скоростью суточного вращения планеты (сутки длятся на Тренко двадцать шесть целых и две десятых часов Галактического Патруля). Опускайтесь вертикально до тех пор, пока давление не достигнет семисот миллиметров ртутного столба, что соответствует высоте примерно в тысячу метров. Поскольку вы в основном полагаетесь на чувство, которое у вас принято называть зрением, хочу предупредить, чтобы вы ему не доверяли. Повторяю: когда наружное давление достигнет семисот миллиметров ртутного столба, вы окажетесь на высоте тысячи метров независимо от того, что свидетельствуют зрение и другие чувства. Остановитесь на этой высоте и информируйте меня, стараясь по возможности удерживаться на месте. — Как слышите? Прием!
— Слышу вас хорошо. Не хотите ли вы сказать, что с расстояния всего в тысячу метров мы не сможем установить местоположение друг друга?
— Я способен засечь, где находится ваш корабль, но вы не сможете определить, где я, — последовал сухой ответ. — Общеизвестно, что Тренко — планета необычная но тот, кому никогда не приходилось бывать на ней, не может даже представить себе, насколько она необычна. Детекторы и обзорные лучи на Тренко бесполезны, электромагнитные приборы практически не действуют, а оптические заведомо ненадежны. На Тренко нельзя полагаться на зрение. Не верьте своим глазам, что бы вы ни увидели. Обычно на посадку в космопорте на Тренко уходит несколько суток, но наши Линзы и мое «чувство восприятия», как вы его называете, позволяет нам произвести посадку за считанные минуты.
Вскоре Киннисон привел корабль в указанную Тригонси позицию.
— Выключите компенсатор Бергенхольма, Торндайк, он больше не понадобится. Теперь нам нужно приобрести такую скорость в инерционном режиме, при которой мы скомпенсируем собственное вращение Тренко и сможем совершить посадку, по-прежнему оставаясь в инерционном режиме.
— Хвала всем космическим богам, — бортинженер вздохнул с облегчением, — я все время ожидал, что Берг вот-вот откажет, и не был уверен, что нам удастся снова запустить его.
— Нахожусь в указанной точке на орбите, — сообщил через несколько минут Киннисон все еще невидимому космопорту, — А что с тем линзменом, с которым я установил связь сначала? Что-нибудь случилось?
— Обычная история, — последовал ответ, лишенный каких-либо эмоций. — Такое случается с очень многими, можно сказать, слишком многими линзменами, обладающими способностью видеть, несмотря на все наши предупреждения. Он настоял, чтобы мы разрешили ему преследовать цвильников по поверхности Тренко, и, разумеется, нам не оставалось ничего другого, как разрешить ему. Он заблудился, потерял контроль, и что-то, возможно, подложенная цвильниками бомба, попало ему в крыло, а ветер доделал все остальное. Это был Леджистон с Меркатора V, славный парень… Какое у вас давление сейчас?
— Пятьсот миллиметров.
— Замедлите спуск. Собственному зрению доверять не советую, лучше прикройте видеоэкраны и следите только за показаниями манометра.
— После вашего предупреждения я, пожалуй, смогу не верить своим глазам, — успел ответить Киннисон, и связь примерно на минуту прекратилась.
Услышав удивленное восклицание ван Баскирка, Киннисон взглянул па экран, и ему понадобилось все самообладание, чтобы не начать лихорадочно манипулировать кнопками и рычагами на пульте управления. Поверхность планеты под ним наклонялась, покачивалась и поворачивалась. Временами окружающее бешено вертелось в вихре немыслимых движений. На глазах Киннисона какая-то огромная масса оторвалась от поверхности планеры и устремилась прямо к космическому кораблю.
— Попробуй уклониться, Ким! — заорал во весь голос валерианец.
— Успокойся, Бас, — остановил его Носитель Линзы. — Это как раз то, чего следовало ожидать. Я был на связи с линзменом из космопорта на Тренко и понял почти все, о чем он успел сообщить мне. Цвильник — это, должно быть, что-то или кто-то, охотящиеся за тионитом. Прием, Тригонси, давление за бортом семьсот миллиметров, и я надеюсь, что мне удастся удержать корабль на месте!
— Ты действительно стоишь почти на месте, но находишься слишком далеко, чтобы мы могли помочь тебе приводным лучом нашего космопорта. Включай маршевые двигатели на малую тягу… Возьми курс чуть левее и вниз — еще немного левее… чуть вверх… так, хорошо… теперь медленнее… Внимание!
Последовал мягкий толчок. Корабль сбавил ход, и Киннисон снова вслух произнес мысленное сообщение незримого собеседника для своих компаньонов:
— Мы взяли ваш корабль под проводку. Выключите все двигатели и поставьте все кнопки и рычаги управления в нейтральное положение. Не делайте больше ничего без моих указаний.
Киннисон повиновался. Свободные от всех своих обязанностей, члены экипажа уставились на экран, на котором развертывалась поистине невероятная, но оттого еще более захватывающая картина, которая не могла бы привидеться ни одному землянину, даже обладающему самым пылким воображением. Фантастические чудовища, словно родившиеся в горячечном бреду, кружатся в атмосфере, подгоняемые ураганной силы ветром, более ужасным, чем песчаные бури в пустынях американского континента или в Сахаре. Представьте себе, что вы видите эту картину в зеркале, но не в обычном, а искривленном, в котором искаженные контуры фантастических существ непрестанно меняются в хаотическом ритме, лишенном всякой логики, обретая очертания еще более гротескных чудовищ. Вот такая картина открылась взорам Киннисона и его экипажа.
Как ни старались астронавты, по разглядеть поверхность Тренко им не удавалось. Однако корабль снизил ся, чудовищные искажения изображений стали меньше, и раскинувшаяся внизу необозримая ровная пустыня стала походить на твердую поверхность. Прямо на месте предполагаемой посадки, насколько можно было разглядеть, находилось небольшое возвышение, напоминавшее сильно уплощенный купол. Вокруг пего бет конца и края простиралась абсолютно ровная поверхность, не имеющая каких-либо отличительных особенностей. К этому куполу и вывел космический корабль невидимый лоцман.
Едва корабль совершил посадку, как отворились створки ворот, размеры которых казались маленькими лишь по сравнению с гигантскими размерами купола. Сквозь эти ворота опустившийся корабль был отбуксирован внутрь по специальным рельсам. Створки ворот позади корабля сомкнулись. Гигантский док, в котором оказался корабль, стал наполняться воздухом, со свистом поступавшим сквозь невидимые отверстия, а поверхность бортов оросили струи жидкости. Киннисон вновь воспринял спокойную мысль Тригонси, линзмена с Ригеля IV:
— Можете открыть люк и выходить. Насколько я помню, атмосфера Тренко по содержанию кислорода близка к вашей, поэтому никаких болезненных ощущений вы не почувствуете. Впрочем, рекомендую оставаться в скафандрах, пока не освоитесь: наша атмосфера гораздо плотнее вашей.
— Хвала всем богам! — обрадованно прогудел басом ван Баскирк, услышав от Киннисона, о чем сообщил Тригонси. — Сказать по правде, мне изрядно надоело вдыхать ту разреженную гадость, которой нам приходилось дышать во время перелета. У меня от нее кружится голова!
— Нет, вы только послушайте! Вот она, благодарность! — вознегодовал Торндайк — Мы изо всех сил старались поддерживать на борту привычную всем нам атмосферу, подпитывали ее кислородом, от которого, видите ли, теперь голова раскалывается! Как хотите, но если воздух в местном космопорте плотнее нашего, то я собираюсь не снимать скафандр все время, пока мы будем находиться здесь.
Киннисон открыл люк, нашел, что атмосфера вполне приемлема и шагнул наружу, чтобы от души приветствовать Тригонси, линзмена с Ригеля IV, волею судеб оказавшегося на Тренко.
Тот, подобно призраку, возвышался неподалеку от люка (хорошо еще, что Тригонси оказался прямостоящим!). Туловище Тригонси по своим размерам и форме походило на бочку из-под нефти. Под массивным цилиндрическим туловищем находились четыре короткие толстые ноги. С непостижимой быстротой перебирая ногами, Тригонси прохаживался то в одну, то в другую сторону. Посредине туловища над каждой из ног находились извивающиеся, лишенные костей «руки», более похожие на щупальца, длиной около десяти футов. От конца каждой руки веером отходили дюжины более мелких щупалец разного диаметра от тончайших отростков толщиной с волос до массивных пальцев диаметром в два дюйма и более. Голова Тригонси без малейшею признака шеи представляла собой неподвижную куполообразную выпуклость на верхней «крышке» цилиндрообразного туловища. Ни глаз, ни ушей не было только четыре расположенных на равных расстояниях друг от друга беззубых рта, над каждым из которых зияло по одной вывороченной ноздре.
Но как ни уродлива была внешность Тригонси, у Киннисона она не вызвала отвращения: на кожистой плоти одной из рук сверкала Линза. И Киннисон как Носитель Линзы твердо знал, что какой бы причудливой ни была внешность, перед ним по существу стоял человек, а может и человек-супермен, чьи способности во много раз превосходили его собственные.
— Добро пожаловать на Тренко, Киннисон с планеты Теллус, — «услышал» Киннисон мысленное послание Тригонси Хотя в космосе мы почти соседи, мне никогда не доводилось бывать на вашей планете. Правда, случалось встречать теллурийцев здесь, на Тренко, но это были незваные гости.
— Цвильники — отнюдь не украшение теллурийского общества, — согласился Киннисон. — Спускаясь, я хотел хотя бы ненадолго, пусть на день, обладать такой же полнотой восприятия, как и вы. Должно быть, интересно воспринимать вещь целиком изнутри и снаружи. Для нашего зрения, как вам известно, поверхность служит непреодолимой преградой: нам не дано видеть внутренность вещей. Хорошо не зависеть от света или тьмы, навсегда утратить способность заблудиться в пространстве и надобность в приборах, точно знать в любой момент, где ты находишься относительно любого другого предмета или окружающих предметов. Мне кажется, это самое потрясающее ощущение во Вселенной!
— Точно так же, как мне хотелось бы обладать зрением и слухом, этими двумя замечательными и для нас совершенно непостижимыми чувствами. Я так мечтаю об этом! Перечитал горы литературы о цвете и звуке. Цвет в искусстве и в природе, звук в музыке, голоса любимых… Увы! Все это осталось не более, чем символами на бумаге. Впрочем, такие мысли не ведут ни к чему хорошему. Ни один из нас не смог бы воспользоваться перцепциями другого. Такой обмен «чувствами» не имел бы для вас никакого реального значения.
Сосредоточившись, Киннисон импульс за импульсом поведал мысленно Тригонси обо всем, что довелось испытать ему и его экипажу с тех пор, как они покинули Главную Базу.
— Насколько я понял, ваш компенсатор Бергенхольма — стандартный прибор четырнадцатого класса, — заметил Тригонси, когда Киннисон закончил свое повествование. — У нас здесь есть несколько запасных компенсаторов такого типа, все они стандартных размеров и отвечают всем требованиям Галактического Патруля. Вы сэкономите много времени, если вместо разборки и капитального ремонта вашего неисправного механизма просто замените его другим компенсатором.
— Совершенно с вами согласен, — мысленно ответил Киннисон. — Мне даже в голову не приходило, что у вас могут найтись запасные компенсаторы. Мы и без того потеряли много времени. Как, по-вашему, сколько времени может занять замена компенсатора?
— Одна рабочая смена на замену и примерно восемь смей — на капитальный ремонт вашего компенсатора, если вы непременно хотите сохранить свой прибор.
— Мы, конечно, предпочли бы заменить компенсатор. Сейчас я позову своих ребят…
— Не нужно никого звать. У нас великолепное оборудование, но ни вы, ни велантийцы не умеете с ним обращаться Мы справимся сами.
Тригонси не сделал ни одного видимого движения, но пока он вел мысленный разговор с Киннисоном, с полдюжины неуклюжих ригелианцев, бросив то, чем они занимались до этого, начали собираться к вновь прибывшему космическому кораблю.
— А теперь, прошу извинить меня, — передал Тригонси телепатему Киннисону, — я вынужден вас покинуть. Мне нужно кое-куда заглянуть.
— Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — осведомился Киннисон.
— Нет, — последовал твердый ответ. — Я вернусь через три часа. К тому же до захода солнца из-за ветра до космопорта невозможно добраться даже на машине, способной передвигаться по поверхности Тренко. По возвращении я покажу вам, почему я не ждал от вас помощи в ремонтных работах.
Три часа Киннисон провел, наблюдая за тем, как ригелианцы демонтировали старый компенсатор Бергенхольма. Им не требовались ни руководства, ни инструкции или советы. Каждый знал, что ему делать, и быстро и умело выполнял свои обязанности. Тонкие, толщиной с волос, щупальца, или «пальцы», на концах «рук» с удивительной деликатностью и осторожностью производили самые сложные операции. Когда же дело доходило до действий, требовавших больших физических усилий, в ход пускались более толстые щупальца или даже руки целиком, или совместными усилиями рук и тумбообразных ног ригелианцы легко справлялись с такими тяжестями, поднять которые не удалось бы даже такому силачу, как ван Баскирк.
К концу третьего часа Киннисон с помощью обзорного луча окон в космопорте планеты Тренко не было — принялся осматривать окрестности космопорта с подветренной стороны. Несмотря на все «трюки» местного солнца, которое совершало причудливые кульбиты, бешено вертелось, исчезало и появлялось вновь, Киннисон знал, что время близится к закату. Вскоре он увидел приближавшуюся к куполу машину. Двигалась она как-то по-крабьи: нос был направлен навстречу ветру, а в действительности машина двигалась назад и вбок. Видимость была очень плохой, но когда машина приблизилась настолько, что искажения почти исчезли, Киннисону удалось рассмотреть ее получше. Конструкторы придали кузову столь обтекаемую форму, (нижние края кузова почти касались поверхности планеты), что чем сильнее дул ветер, тем крепче машина прижималась к поверхности Тренко.
Небольшая дверца в гигантских воротах космопорта приотворилась ровно настолько, чтобы впустить подъехавшую машину, и сразу же захлопнулась. Но не успела машина въехать на направляющие, как ее подхватил вихрь, успевший ворваться сквозь отворившуюся на миг дверцу. В плотной атмосфере Тренко постоянно возникающие вихри, вращающиеся с бешеной скоростью, обладали плотностью твердого тела. Один из вихрей подхватил машину и швырнул ее из одного конца въездной эстакады в другой. Но Тригонси с непостижимым искусством умудрился выровнять машину, и вскоре она как ни в чем не бывало медленно поползла по рельсам. Хотя корпус машины сотрясался, как лист на ветру, теперь она была в безопасности: зажимы на направляющих надежно удерживали ее. Поток какой-то жидкости оросил машину, и из нее вышел Тригонси.
— Зачем вы все опрыскиваете? — поинтересовался Киннисон, когда ригелианец вошел в свою рабочую комнату.
— Большинство живых организмов на планете развиваются из крохотных спор. Они растут быстро, достигают огромных размеров и поедают все живое, встречающееся им на пути. До того как мы изобрели дезинфицирующий раствор и стали опрыскивать им все, попадающее в купол космопорта, все живое внутри него время от времени погибало. А теперь у меня к вам просьба. Направьте, пожалуйста, свой обзорный луч в наветренную сторону от космопорта.
За несколько минут ветер достиг такой чудовищной силы, что, несмотря на плавные, идеально «зализанные» очертания космопорта, вихри, срывавшиеся с его задней стороны, вздымая остатки почвы, уносились вдаль к горизонту. Скорость вращения вихрей была столь велика, что по силе они во много раз превосходили самые страшные земные бури и ураганы. Но обитателям Тренко они казались нежным дуновением ветерка, а окрестности космопорта — тихим, спокойным местом, в котором можно было остановиться, передохнуть, поесть или… самому быть съеденным!
Какое-то чудовище глубоко запустило свои ложноножки в кипящую грязь. Вот оно молниеносно выпустило верхние конечности и схватило ими какое-то существо, напоминавшее по виду перекати-поле. Оно отчаянно сопротивлялось, но все его усилия не производили на чудовище ни малейшего впечатления. В это время какое-то существо меньших размеров скатилось по гладкой поверхности космопорта и было тут же схвачено «перекати-полем». Глазам Киннисона предстало невиданное зрелище: одна половина «перекати-поля» пожирала свою добычу, а другая уже скрылась в чреве чудовища.
— А теперь взгляните вон туда… еще дальше, — мысленно попросил Киннисона Тригонси.
— Не могу. Предметы совершают совершенно немыслимые перемещения, а очертания их искажаются до неузнаваемости.
— Вот именно. Если бы вы увидели цвильника, куда бы вы выстрелили?
— Разумеется, в него. А почему вы спрашиваете?
— Потому, что если бы вы выстрелили в то место, где, как вам кажется, находится цвильник, то не только промахнулись бы, но и подвергли себя серьезной опасности. В атмосфере Тренко выпущенный вами луч вполне мог бы описать замкнутый круг и поразить вас в спину. Многие погибли именно так от своего же оружия. Но если мы доподлинно знаем не только, что представляет собой объект, но и где он находится, то всегда можно внести соответствующие поправки и поразить цель. Именно поэтому только мы, ригелианцы, и другие расы, обладающие восприятием, аналогичным нашему, способны нести полицейскую службу здесь, на Тренко.
— Судя по тому, что я успел увидеть, для такого выбора полицейских имеются весьма веские причины.
Наступило молчание.
В течение нескольких минут двое линзменов наблюдали, как сотни живых существ самого разного вида и размеров, приносимых чудовищной силы ураганом, оказавшись в «ветровой тени» космопорта, принимались хватать и пожирать друг друга. Наконец, какое-то существо вползло в поле зрения, двигаясь против неимоверной силы ветра. Своими очертаниями оно несколько походило на черепаху, но еще больше смахивало на ту машину, на которой приехал Тригонси. Выпуская длинные щупальца, вцепляясь ими в грязь, оно дюйм за дюймом продвигалось вперед, не обращая внимания на полчища более мелких существ, облепивших всю его спину, пока, наконец, не добралось до самого большого существа, напоминавшего по форме футбольный мяч. Тогда оно молниеносным движением выбросило иглоподобное жало, вонзив его на несколько дюймов в тело своей жертвы. Конвульсируя, «футбольный мяч» оторвал «черепаху» примерно на дюйм от тренконианской почвы, и в тот же момент оба существа скрылись из виду, унесенные новым вихрем: еще живце «футбольный мяч» продолжал поедать лакомый кусок своей добычи, хотя сам уже был пронзен «кинжалом» черепахи и обречен на скорую гибель.
— Боже, что это? — воскликнул Киннисон.
— Вы спрашиваете о том плоском существе? Перед вами представитель одной из высших форм жизни на Тренко. Со временем эта раса, возможно, создаст местную цивилизацию. Она уже сейчас наделена разумом.
— Создать цивилизацию на Тренко? — удивился Киннисон. — Но ведь это сопряжено с такими трудностями! Возводить города в подобных условиях! Да что города — хотя бы один дом!
— На Тренко не нужно строить ни города, ни даже дома. К чему строить? Ничто здесь не закреплено, да и не может быть закреплено, а поскольку любое место на планете ничем не отличается от другого, то к чему непременно оставаться на одном месте? Ведя подвижный образ жизни, кочуя с места на место, эти существа поступают очень разумно. А вот, как вы, должно быть, заметили, и дождь начался.
Ливень — сорок четыре дюйма осадков в час — сопровождался непрерывным сверканием молний. Грязь превращалась в бурлящий глинистый раствор, потом в мутные потоки, подгоняемые то и дело налетавшими вихрями. Обитатели Тренко, скопившиеся с подветренной стороны космопорта, уходили под воду, продолжая пожирать друг друга и все, что оказывалось в пределах досягаемости.
Низвергавшаяся с неба жидкость все прибывала и прибывала. Вдруг по залитой поверхности застучали на излете струи, начавшие фонтанировать из отверстий в покрытии космопорта. Гигантское сооружение всплыло, и Киннисон, к своему изумлению, обнаружил, что хотя выступавшая над поверхностью часть здания космопорта была мала и имела обтекаемую форму, все здание увлекалось по воле ветра гигантскими плавучими якорями.
— Как вы определяете свое место в этом море, если у вас нет ни одного ориентира? — спросил он в крайнем, удивлении.
— Нам и не нужно знать, где мы находимся, — мысленно ответил ему Тригонси. — В этом мы ничем не отличаемся от коренных обитателей Тренко. Поскольку одно место на планете совершенно такое же как и другое, зачем отдавать ему предпочтение?
— Что за мир. Что за мир! Теперь я начинаю понимать, почему тионит так дорог, — несколько подавленный все усиливавшейся за стенами космопорта бурей, Киннисон поднялся на борт своего корабля.
Наступило утро, и все события предыдущего вечера повторились — с точностью до наоборот. Жидкость испарилась, грязь затвердела, с ужасающей быстротой устремились к солнечному свету побеги растений, откуда ни возьмись появились животные — чтобы поедать одних и быть съеденными другими.
И туг совершенно неожиданно последовало заявление Тригонси о том, что скоро наступит полдень и в течение примерно получаса атмосфера Тренко будет достаточно спокойна для того, чтобы космический корабль Киннисона мог покинуть космопорт.
— Может быть, я могу еще чем-нибудь помочь вам? — чуть ли не с мольбой спросил Тригонси.
— Боюсь, что нет, Тригонси. Ведь вы подходите для наших условий ничуть не больше, чем мы для привычных вам Впрочем, вот кассета, о которой я вам говорил. Если вы сумеете доставить ее на свою базу, когда отправитесь туда во время очередного отпуска, то окажете цивилизации и Галактическому Патрулю гораздо более ценную услугу, чем если полетите вместе с нами. Благодарю вас за новый компенсатор Бергенхольма. Стоимость его оплачена галактическим кредитом. И oipoMnoe вам спасибо за помощь и гостеприимство, которые не могут быть оплачены ничем. Прощайте!
И космический корабль, выплыв из ворот космопорта, устремился сквозь бурлящую атмосферу Тренко в космическое пространство.
На небольшом удалении от Галактики, связанная с ней невидимыми, но прочными узами тяготения, обращалась вокруг местного солнца небольшая уютная планета, на которой располагалась Главная База Гельмута. Планета была выбрана весьма тщательно, и тайна ее местонахождения оберегалась с величайшей строгостью. Из миллиардов обитателей Босконии вряд ли найдется один житель на миллион, который бы подозревал о существовании планеты-базы. А из тех немногих, кто посетил ее, на Босконию возвращались лишь единицы.
Главная База занимала сотни квадратных миль на поверхности сверхсекретной планеты. На Базе в огромном количестве были собраны все виды оружия, созданного лучшими учеными и конструкторами Галактики. В геометрическом центре Базы возвышался огромный металлический купол, сверкавший под лучами местного солнца. Изнутри поверхность купола снизу доверху была покрыта экранами и коммуникаторами — сотнями тысяч приборов. Многие мили легких лестниц и переходов уходили на головокружительную высоту по стенам купола. Внизу рядами и группами располагались пульты управления и телеметрического контроля, расставленные так тесно, что между ними оставались лишь узкие проходы. А персонал! Кого только тут не было! Выходцы с Соляриса, Сириуса, Антареса, Арктура, десятков и сотен других планетных систем, входящих в Галактику.
Независимо от своего внешнего вида все обитатели купола дышали кислородом, а питательные вещества по их организмам разносила теплая кровь красного цвета. Все они обладали сходным типом мышления. Каждый из них достиг своего высокого положения, попирая более слабого и пресмыкаясь перед более сильным в той пиратской организации, в которую когда-то вступил. Каждый с холодной безжалостностью неуклонно стремился к власти и высокому положению в пиратской иерархии.
Киннисон был абсолютно прав, когда считал, что Боскония — не шайка пиратов в обычном смысле этого слова, но даже его догадки о преступной природе Босконии были далеки от истинных масштабов этой организации. На Босконии воцарилась особая культура, уже ставшая межгалактической по своему размаху, но построенная на идеях, диаметрально противоположных тем, которые были положены в основу цивилизации, представляемой Галактическим Патрулем.
Это была абсолютная тирания, деспотизм, превосходящий жесточайшие диктаторские режимы на Земле в самые мрачные времена ее истории. Единственным девизом Босконии было: «Цель оправдывает средства». Ничто, буквально ничто из того, что способствует достижению цели, не могло считаться зазорным или предосудительным. Не достичь поставленной цели означало совершить тяжкое преступление. Никаких других преступных деяний босконцы не признавали. Те, кто достигал успеха, удостаивались наград. Неудачники подвергались наказанию, строгость которою соответствовала масштабу несостоявшейся акции.
Слабым не было места среди обитателей космической крепости, но из всех жадных до добычи, безжалосшых и решительных пиратов самым хладнокровным, безжалоаным и решительным был Гельмут, «голое Босконии». восседавший за большим письменным столом в центре огромного зала, накрытого сверкающим металлическим куполом. По внешнему виду и сложению Гельмут почти ничем не отличался 01 людей: планета, откуда он был родом, по массе, атмосфере и климату была очень похожа на Землю. И только синева выдавала неземное происхождение Гельмута. Синими были его глаза, синими были его волосы, и даже кожа Гельмута слегка отливала синевой, несмотря на сильный загар. Вся его сухощавая подвижная фигура отливала синевой, по не мягкой синевой земного неба, не безобидной синевой земных цветов, а холодной пронзительной синевой полярных айсбергов, жесткой синевой излома вольфрамо-хромистой стали.
С брюзгливой гримасой на надменном породистом лице, не отрывая взгляда от своего помощника на экране, Гельмут внимательно слушал очередной доклад:
— … Пятый корабль скрылся в самом глубоком из океанов Корвины II, в котором лучи любых детекторов оказываются бесполезными. Сообщения с кораблей сопровождения пока не поступали, но они, несомненно, поступят, как только корабли вернутся с задания. Никаких следов шестого корабля обнаружить не удалось. Предполагается, что он погиб…
— Кто так предполагает? — холодно прервал доклад Гельмут. — Для подобного заключения пет никаких оснований. Продолжайте!
— Линзмен, если таковой имеется и если он жив, должен находиться на пятом корабле, который вот-вот будет захвачен.
— Ваш доклад неполон и содержит необоснованные выводы. Я не одобряю ваш намек па то, что линзмен всего лишь плод моего воображения. То, что это был Носитель Линзы, — единственно возможное логическое заключение. Никто другой из членов Галактического Патруля не мог бы сделать того, что было осуществлено. Если принять реальность существования Носителя Линзы в качестве постулата, то мне представляется не только возможным, но и весьма вероятным, что ему опять удалось ускользнуть от нас, и снова на одном из наших собственных космических кораблей — на том самом, который вы столь любезно назвали погибшим. Исследовали ли вы траекторию полета?
— Да, сэр! Было проведено тщательное обследование всего космического пространства и всех планет в пределах досягаемости траектории, за исключением, разумеется, Велантии и Тренко.
— Оставим на время Велантию. Она нас пока не интересует. Шестой корабль покинул Велантию и назад на нее не вернулся. Почему не обследовали Тренко?
Гельмут нажал несколько кнопок.
— Так, понятно… Итак, подведем итоги. Один корабль — по-видимому, тот самый, на борту которого линзмен, до сих пор не обнаружен. Где он сейчас? Нам достоверно известно, что корабль не совершал посадку и не находится вблизи какой-либо планетной системы. Приняты меры, чтобы он не мог совершить посадку или оказаться вблизи любой из планет «Цивилизации». Теперь, как я полагаю, настало время тщательно, дюйм за дюймом, прочесать Тренко.
— Но, сэр, как… — начал было помощник с беспокойством.
— С каких это пор мне необходимо объяснять вам все на чертежах и снимать для вас копии? — язвительно осведомился Гельмут. — В нашем распоряжении имеются корабли с экипажами, укомплектованными ордовиками и представителями других рас, способными воспринимать телепатемы. Установите, где сейчас находятся корабли с подобными экипажами, и передайте им мой приказ незамедлительно с максимально возможной скоростью следовать к Тренко.
Гельмут нажал кнопку, и на экране вместо помощника появился другой сотрудник центра.
— Сейчас жизненно важно собрать самую полную информацию о Линзах, которыми пользуются члены Галактического Патруля, — начал Гельмут без всяких приветствий и пояснений. — Вам удалось выяснить происхождение Линз?
— Надеюсь, что удалось, хотя не полностью. Задача оказалась столь трудной, что…
— Если бы задача была легкой, я не поручил бы ее вам. Продолжайте!
— Все имеющиеся у нас данные указывают на планету Эрайзия, о которой мне не удалось узнать ничего определенного, за исключением того, что…
— Минуту! — Гельмут нажал еще несколько кнопок и прислушался:
— Не исследована… Не известна… Командиры всех космических кораблей предпочитают обходить ее стороной…
— Что это — предрассудок или здесь что-то кроется? — обратился Гельмут к своему собеседнику. — Еще один космический притон?
— Нет, сэр, здесь нечто большее, чем предрассудок астронавтов, но что именно, мне пока не удалось установить. Просеяв персонал моего департамента, сэр, мне удалось собрать экипаж из тех, кто либо не боится Эрайзии, либо никогда не слыхал о ней. Сейчас корабль с экипажем уже в пути.
— Кто у нас отвечает за этот сектор космического пространства? Считаю необходимым проверить все то, что вам удалось установить.
Глава департамента, не колеблясь, привел на память длинный перечень фамилий и номеров, который Гельмут выслушал с глубоким вниманием.
— Гильдерслив, валерианец, — наконец выбрал он. — Дельный сотрудник, быстро продвигается по служебной лестнице. Если не считать глубокой веры в валерианских богов, у него нет других признаков слабости. Вы рассматривали его кандидатуру?
— Разумеется, сэр, — произнес начальник департамента таким же ледяным тоном, как и Гельмут, отлично зная, что никакие объяснения не удовлетворят сейчас Гельмута, и поэтому не предлагая никаких объяснений, — В, настоящее время он находится в полете, но если вы остановили на нем свой выбор, я отзову его.
— Непременно отвозите, — и на экране перед Гельмутом вспыхнула объемная картина пиратского нападения на грузовой корабль.
Сопровождавший «купца» патрульный крейсер уже был уничтожен. Лишь несколько лениво дрейфовавших в космическом пространстве обломков указывали то место, где еще недавно он находился. Тонкие, как иглы, разящие лучи нападавших пронизывали пространство, и вскоре «купец» беспомощно замер, полностью лишенный защиты. Пираты не сочли нужным даже воспользоваться люком аварийного входа и просто отсекли всю входную панель. Вот они поднялись на борт лежавшего в дрейфе «купца» закованным в космические доспехи роем. Здесь и там вспыхивали излучатели Дс Ляметра, сеявшие смерть и разрушение.
Астронавты из экипажа товарно-пассажирского корабля превосходили нападавших по численности и вооружению и сражались героически, но тщетно. Они падали замертво и группами и поодиночке. Тех же, кто еще не был убит, но получил рану или повреждение скафандра, безжалостно выталкивали в космическое пространство с разбитыми вдребезги маршевыми двигателями. Только молодые женщины стюардессы, медсестры из корабельного госпиталя и несколько пассажирок — были взяты в качестве добычи. Все остальные разделили участь экипажа.
Обследовав «купца» от носа до кормовых дюз и перенеся на свой корабль все мало-мальски стоящее, пираты отчалили от захваченного корабля, озаряемые бело-голубым пламенем взрывов бомб, довершавших уничтожение малейших следов взятого на абордаж товарно-пассажирского корабля. Только после этого Гельмут оторвался от страшного зрелища и обратился к Гильдерсливу.
— Чистая работа, капитан, — одобрил он. — А как насчет того, чтобы отправиться с визитом на Эрайзию, разумеется, по моей личной, подчеркиваю — личной, просьбе?
Бледность разлилась по обычно красноватому лицу валерианца, и непроизвольная дрожь прошла по всему его гигантскому телу. Но поскольку ему не нужно было объяснять, какая угроза таилась в заключительных словах Гельмута, он облизал губы и заговорил:
— Мне не хотелось бы говорить вам «нет», сэр, в особенности если это приказ и нет другого способа заставить мой экипаж выполнить задачу. Но нам случалось бывать там однажды, сэр, и мы… то есть я… я хочу сказать, они… словом, сэр, я там кое-что видел… и получил предупреждение, сэр!
— Что вы там видели? И что за предупреждение?
— То, что я видел, сэр, не поддается описанию. Не могу даже четко сформулировать, что мне довелось увидеть. Что же касается предупреждения, сэр, то оно было недвусмысленно. Мне было сказано без обиняков, что если я когда-нибудь осмелюсь приблизиться к этой планете, то умру смертью гораздо более ужасной, чем любая, на которую я когда-нибудь обрекал живое существо.
— Но вы, конечно, отправитесь на Эрайзию снова?
— Я уже доложил вам, сэр, что мой экипаж ни за что не согласится лететь на Эрайзию, — упрямо ответил Гильдерслив. — Даже если бы я горел желанием отправиться на эту чертову планету, экипаж взбунтуется, когда узнает, что мы берем курс на Эрайзию.
— Сообщите немедленно вашему экипажу, что вы получили приказ отправиться на Эрайзию.
Командир корабля повиновался, но едва он начал говорить по трансляции, как был прерван самым решительным образом своим старшим офицером, разумеется, тоже валерианцем, который вытащил излучатель Де Ляметра и заявил, дрожа от ярости:
— Заткнись, Гил! Мы не собираемся лететь на Эрайзию! Ты знаешь, что мне довелось побывать там вместе с тобой.
Если ты вздумаешь взять курс, проходящий хотя бы вблизи Эрайзии, я сожгу тебя на месте!
— Говорит Гельмут с Босконии! — послышался из приемника голос главного пирата. — Это самый настоящий мятеж со всеми вытекающими последствиями. Сознаете ли вы, какое наказание полагается за бунт на корабле?
— Конечно, сознаю, сэр! Ну и что из того? — отрезал старший офицер.
— Предположим, что не командир корабля, а я лично отдам вам приказ лететь на Эрайзию. Что тогда? — голос Гельмута вкрадчив и мягок, но в нем явственно ощущалась угроза.
— В этом случае я пошлю вас ко всем чертям или на Эрайзию, что в миллион раз хуже!
— Что?! Вы осмеливаетесь так разговаривать со мной? — дерзость подчиненного настолько изумила пирата, что даже заглушила разгоравшийся было гнев.
— Осмеливаюсь, — заявил мятежный офицер, и весь вид его и поза свидетельствовали о непоколебимой решимости. — Все, что вы способны сделать с нами, это убить. Вы можете приказать своим кораблям атаковать нас, у вас достаточно сил и средств, но это все, что вам удастся сделать. Двум смертям не бывать, и мы с удовольствием захватим с собой на тот свет десяток-другой наших коллег. А вот если мы вздумаем отправиться на Эрайзию, то нам придется плохо, очень-очень плохо. Нет, Гельмут, заявляю вам прямо: если я когда-нибудь и окажусь снова в окрестностях Эрайзии, то только на борту корабля, командиром которого будете вы сами… Если вы думаете, что это пустые слова, и они вам не нравятся, поступайте как знаете, мне все равно. Можете напустить на нас всю свою свору!
— Я непременно так и сделаю, и немедленно. Доложите о своем проступке на базу Д командиру…
Внезапная вспышка гнева прошла, и Гельмут вновь обрел способность рассуждать трезво. Случилось нечто совершенно неслыханное! Экипаж космического крейсера, состоявший из отпетых головорезов, открыто взбунтовался, да что там взбунтовался — восстал, именно восстал против него, Гельмута! И это — не обычное, тщательно спланированное и всесторонне подготовленное восстание, а бунт отчаяния людей, загнанных в угол, знающих, что отступать им некуда. Сколь сильным должен быть предрассудок или страх, чтобы экипаж из отчаянных и жестоких головорезов предпочел заведомую смерть ужасам, скорее всего воображаемым, которые ждут их на планете, неизвестной и неисследованной босконскими планетографами. Правда, если разобраться, все члены экипажа не более чем обычные астронавты, их умственные способности и реальные возможности ограничены. А если так, то неразумно раздувать конфликт и предпринимать опрометчивые действия.
Придя к такому выводу, Гельмут спокойно, без малейшей паузы, продолжил как ни в чем не бывало:
— Забудьте обо всем, о чем мы говорили и что произошло, уничтожьте все записи. Продолжайте выполнять задание согласно ранее полученному приказу, — и переключил экран снова на начальника департамента:
— Я проверил ваши выводы и нашел, что они справедливы, — невозмутимо заявил Гельмут, как будто ничего особенного не произошло. — Вы поступили правильно, направив туда корабль, чтобы на месте произвести дополнительное расследование. Независимо от того, где я буду находиться и чем буду занят, немедленно сообщайте мне о первых же признаках необычного поведения любого члена экипажа.
Сообщение не заставило себя долго ждать. Специально подобранный экипаж, отобранный по принципу полного незнания и отсутствия всяких представлений о загадочной планете, которую им предстояло обследовать, мчался к Эрайзии в блаженном неведении как относительно истинной цели экспедиции, так и ожидающего их ужасного конца. Вскоре после не совсем удачного разговора Гельмута с Гильдерсливом и его старшим офицером несчастный корабль достиг внешней границы, установленной эрайзианами вокруг своей системы — границы, сквозь которую не разрешалось проникать ни одному незваному гостю.
Свободно летевший космический корабль врезался в невидимый барьер и остановился в пространстве. И в тот же момент, когда произошел контакт, мысленная волна неслыханной интенсивности захлестнула мозг командира корабля, который, сотрясаясь от охватившего его ужаса, повернул корабль прочь от невидимого барьера, который, казалось, источал саму субстанцию страха, и истерически посылал по лучевой связи вызов за вызовом на свою базу. Первый же вызов в момент приема был переключен на Гельмута.
— Спокойно, старина, докладывайте по порядку! — негромко произнес Гельмут, и его глаза, гипнотизируя, уставились в глаза командира экспедиции на экране. — Соберитесь с мыслями и доложите мне подробно обо всем, что произошло. До мельчайшей подробности!
— Слушаюсь, сэр! Когда мы налетели на что-то, — думаю, это был какой-то силовой экран — и остановились, на борту корабля появилось что-то. Это было… а-а-а!.. у-у-у! — голос командира непроизвольно сорвался на крик, но, повинуясь властному взгляду Гельмута, капитан взял себя в руки и продолжал:
— Это было чудовище, сэр. Огнедышащий дьявол, сэр, с зубами, когтями и хвостом, унизанным шипами. Чудовище обратилось ко мне на моем родном кревенианском языке и сказало…
— Не важно, что оно сказало. Хотя я и не слышал, но могу догадаться, о чем шла речь. Чудовище угрожало вам, что вы погибнете какой-то ужасной смертью. Я угадал? — холодный саркастический тон Гельмута помог потрясенному командиру космического корабля обрести душевное равновесие в гораздо большей степени, чем любые выражения сочувствия.
— Да, сэр, чудовище заявило, что смерть будет неотвратимой и мучительной, — признал командир космического корабля.
— И вы верите в эту чепуху, вы, командир первоклассного корабля босконского флота? — презрительно фыркнул Гельмуг.
— Сказать по правде, сэр, угрозы чудовища показались мне несколько преувеличенными, — послушно признал командир.
— Они действительно несколько преувеличены.
Сидя в безопасности под куполом центра управления, главный пират мог позволить себе роскошь высказывать категорические суждения.
— Мы не знаем точно, что именно вызвало эту галлюцинацию, видение или что бы там ни было. Установлено достоверно только одно: никто, кроме вас, чудовища на борту космического корабля не видел. Никакого чудовища не было и на экранах в центре управления космическими полетами… Должно быть, это была какая-то разновидность внушения или гипноза, а вы, как и мы, хорошо знаете, что такого рода внушению можно противопоставить волевое усилие. Вы не пытались волевым усилием прогнать навязчивое видение?
— Нет, сэр, я не успел.
— Вы не успели также включить защитные экраны, автоматическую запись показаний приборов и многое другое… Думаю, лучше всего вам развернуться и, включив двигатели на полную мощность, вновь поспешить к Эрайзии.
— О нет, сэр! Только не это…
Командир прервал себя на полуслове: он знал, какая кара последует за невыполнение приказа. Кроме того, тщательно подобранные слова Гельмута произвели именно то действие, на которое рассчитывал главный пират.
— Эрайзиане застали меня врасплох, сэр, думаю, что во второй раз им это не удастся.
— Прекрасно! Даю вам еще один шанс. Когда вы приблизитесь к барьеру или к тому, что там у них установлено, перейдите в инерционный режим полета и включите все защитные экраны. Расставьте людей у экранов и оружия. Помните: все, что поддается гипнозу, может быть убито. Включите двигатели на полную мощность и постарайтесь развить максимальную скорость, на какую только способен ваш корабль. Прорвитесь через все заслоны. Расстреливайте лучами все, что вам удастся обнаружить или увидеть. Можете ли вы предложить еще что-нибудь?
— Думаю, этого вполне достаточно, сэр! — душевное равновесие командира корабля полностью восстановилось. Предложенные главным пиратом меры предосторожности делали все более призрачной и туманной ту мощную волну мысленного внушения, которую ему внезапно пришлось пережить вблизи Эрайзии.
— Тогда действуйте!
Разработанный Гельмутом план был скрупулезно выполнен. На этот раз пиратский корабль врезался в защитную стену Эрайзии в инерционном режиме, и барьер не выдержал напора огромной массы. И поскольку барьер был прорван, на этот раз экипаж не получил ни мысленных предостережений, ни возможности отступления.
У многих людей имеются свои личные тайны. У не меньшего числа — свои фобии. — вещи и мысли, которых они сознательно боятся. Есть и такие, которые чего-то боятся, но бессознательно, храня причины испуга глубоко в подсознании — как своего рода привидения, которые редко поднимаются (если вообще поднимаются) над порогом сознания. Можно утверждать, что у каждого наделенного чувствами существа имеются если не такие призрачные страхи, то по крайней мере какие-то скрытые или явные антипатии, опасения или нечто, способное вызвать безотчетный панический ужас. И это справедливо для всех, даже тех, кто жил тихо и мирно.
На борту же пиратского рейдера собрались отпетые мерзавцы и негодяи. За плечами у каждого из них лежала тяжелая жизнь, полная преступлений, насилия и жестокости. Они боялись и ненавидели очень и очень многое, и на их совести (если допустить, что таковая у них существовала) было много такого, о чем они предпочитали не вспоминать никогда и ни при каких обстоятельствах. Каждый в глубине своей памяти таил немало черных дел. Эрайзианам, стоявшим на неизмеримо более высокой ступени развития, не составляло особого труда пробудить в сознании пиратов (и тем более в темных глубинах их подсознания) образы, способные повергнуть в ужас не только пиратов, но и гораздо более развитых существ. Пробуждение непередаваемо страшных видений входило в обязанности дежурного Стража. Эрайзии. Из самых темных закоулков сознания он извлекал особенно темное и тайное, все, способное вызвать у данного субъекта наибольший страх. Из обрывочных деталей Страж формировал невыразимо ужасное целое — зримый и осязаемый образ, повергавший любого пирата в смертельный ужас, хотя он сам оказывался невольным создателем страшного чудовища. Нужно ли удивляться, что каждый член экипажа пиратского рейдера при виде «своего» монстра лишался от ужаса дара речи и сходил с ума?
Вряд ли необходимо описывать видения, даже если бы это было возможно, ибо каждое видение предназначалось лишь одному члену экипажа, и наблюдал его только сам пират, и больше никто. Перед Гельмутом и другими пиратами, находившимися на безопасном расстоянии в центре управления Главной Базы, ни одна из химер не появилась. Они увидели лишь, что все члены экипажа по совершенно непонятной причине вдруг покинули свои боевые посты и с безумной яростью набросились друг на друга, нанося смертельные удары всем, что ни попадало им под руку. Более того, многие пираты сражались просто голыми руками, хотя оружие висело на поясе, пытаясь зубами и когтями уничтожить противника, и бились до тех пор, пока их не покидали последние признаки жизни. В других отсеках корабля вспыхивали лучи Де Ляметра, в ход шли ножи, вывернутые металлические стойки. Вскоре все было кончено — почти. Один из пилотов остался жив. Недвижимый и как бы высеченный из камня, он возвышался над пультом управления.
Но вот и он вышел из оцепенения и задвигался. Движения его были быстры и осмысленны. Пилот включил компенсатор Бергенхольма, развернул корабль, включил двигатели на полную мощность и лег на новый курс. Когда Гельмут взглянул на экран курсоуказателя на своем столе, даже его железные нервы не выдержали: пиратский корабль направлялся не в свой родной порт, а прямо на Главную Базу — на ревностно охраняемую секретную планету, координаты которой не были известны ни одному пилоту и ни одному живому существу, кроме самого узкого круга высших чинов Базы!
Гельмут отдал несколько приказов, но ни на один из них пилот не отреагировал. Впервые за всю свою карьеру Гельмут сорвался на крик, но пилот по-прежнему не обращал на грозного начальника никакого внимания. Вдруг глаза его расширились от ужаса, пальцы, как острые когти, вцепились в подлокотники, он откинулся на спинку кресла и внезапно резким броском устремился вперед, словно увидел своего смертельного врага. Но никакого врага — как по крайней мере считал Гельмут — перед пилотом не было. Тело пилота взмыло в воздух и, описав дугу, упало на оголенные шины, находившиеся под высоким напряжением. Яркая вспышка, и от пилота осталось только облако плотного черного дыма.
После короткого замыкания напряжение автоматически включилось снова, и огромный космический корабль продолжал полет, хотя на его борту не осталось ни одного живого существа.
— … Подонки! Трусливые негодяи! — надрывался начальник департамента, все еще отдававший приказы, стуча кулаком по столу и срываясь на крик. — И чего бояться? Подумать только, их никто не трогает, а они как сумасшедшие начинают ни с того ни с сего убивать друг друга. Вот я сейчас отправляюсь сам…
— Нет, Санстид, — прервал начальника департамента Гельмут. — Вам не нужно никуда отправляться. Поразмыслив, я пришел к выводу, что во всем этом есть нечто такое, с чем вам не справиться. Вы упустили из виду одно обстоятельство, имеющее существенное значение.
Гельмут замолчал и снова сверился с курсом корабля, потрясшим его до глубины души.
— Пусть все идет, как идет, — предупредил он новый поток вопросов и возражений со стороны начальника департамента. — Бесполезно посвящать вас сейчас в детали. Позаботьтесь о том, чтобы корабль вернулся в порт приписки.
Теперь Гельмут твердо знал, что астронавты стремятся всеми силами избегать приближения к Эрайзии не из-за предрассудка. Он осознал, по крайней мере со своей точки зрения, что с планетой далеко не все благополучно. Но тем не менее у Гельмута не было даже малейшего представления о том, что происходит на Эрайзии в действительности. Не имел он понятия и о том, какой реальной и ужасной силой обладают эрайзиане — силой, которую они при некоторых обстоятельствах пускают в ход.
Гельмут сидел за своим письменным столом, глубоко погрузившись в размышления. Он трезво, без каких-либо иллюзий анализировал создавшуюся ситуацию.
Этот линзмен энергичен и необычайно изобретателен. Привод корабельных двигателей, работавший от космической энергии, был величайшим достижением науки, о котором Галактический Патруль не знал. Именно этот привод давал Босконии одно из сильнейших преимуществ. Если бы удалось продержать Патруль в неведении относительно космического привода в течение еще года, битва за Галактику была бы выиграна. Культура железной руки воцарилась бы повсюду, не встречая более сопротивления. Но если Галактическому Патрулю удалось раскрыть величайший секрет Босконии, то война между двумя цивилизациями продолжится бесконечно долго. Этот проклятый линзмен знает секрет, все еще на свободе и уверен в своей неуязвимости. Следовательно, этого Носителя Линзы необходимо уничтожить и заодно захватить Линзу.
Линза — единственное, чем обладает Галактический Патруль и что отсутствует у сил Босконии. Он, Гельмут, должен завладеть Линзой и непременно получит ее, чего бы это ни стоило, ибо Линза, несомненно, представляет собой весьма мощное оружие. Разумеется, она не идет ни в какое сравнение с монополией Босконии на использование космической энергии, но и эта монополия находится теперь под угрозой, причем весьма серьезной. Итак, дерзкий линзмен должен быть уничтожен.
Но как? Легко было сказать «прочесать Тренко, дюйм за дюймом», но выполнить этот приказ оказалось поистине геркулесовой задачей. А что, если проклятый линзмен снова сбежал и находится где-то там — в области космического пространства, забитой поразительными по силе помехами? Ведь он уже дважды ускользал от преследования, причем в обоих случаях эфир был гораздо прозрачнее для всякого рода лучей, чем на Тренко? Впрочем, если собранная линзменом информация не достигла Главной Базы Галактического Патруля, то особого вреда он не причинит. К тому же вокруг всех планетных систем, до которых мог бы добраться линзмен, расставлены корабли Босконии. Сквозь их экраны не может проникнуть без сигнала «Я свой» даже мельчайшая метеоритная пылинка, тем более линзмен. С этим вроде бы ясно. А теперь о том, как завладеть секретом Линзы. В самом — как? На Эрайзии заведомо существует нечто, напрямую связанное с Линзой и мышлением, а возможно, и с мыслезащитными экранами…
Размышления Гельмута унеслись в прошлое — к тем необычным обстоятельствам, при которых он стал обладателем этих устройств. Обстоятельства и в самом деле необычны: ведь не пришлось ни похищать мыслезащитныс экраны, ни убивать их изобретателя. Просто в один прекрасный день к нему, Гельмуту, прибыл некто со всеми паролями и верительными грамотами, игнорировать которые было бы не только невозможно, но даже опасно, и вручил тщательно опечатанный контейнер, доставленный, по его словам, с планеты Плур. Посланец лаконично заметил:
— Здесь все данные по мыслезащитным экранам. Вы сами поймете, когда они вам понадобятся. И незнакомец отбыл.
— Хватит воспоминаний, — оборвал себя Гельмут и принялся снова обдумывать создавшуюся ситуацию. Кто бы ни был эрайзианин (или эрайзиане?), охраняющий подступы к своей планете, он без сомнения наделен мощным интеллектом. Какова вероятность того, что из полной сферы возможных направлений пилот «корабля мертвых» возьмет случайно курс точно на Главную Базу? Она ничтожно мала. И никакая измена здесь ничего не объясняет: пилот, прокладывая курс, был совершенно невменяем, и самое главное — просто-напросто не знал, где находится Главная База.
Объяснить случившееся одной лишь интеллектуальной мощью противника было бы слишком фантастично, но никакого другого объяснения пока нет. В пользу такого объяснения говорит также невероятный, но безусловно категорический отказ обычно бесстрашного Гильдерслива приблизиться к планете. Нужно обладать неслыханной интеллектуальной мощью, чтобы довести закаленных ветеранов до такого состояния.
Гельмут по принадлежал к числу тех, кто склонен недооценивать противника. Есть ли кто-нибудь под этим куполом (за исключением, разумеется, его самого), кто обладал бы достаточным интеллектуальным потенциалом, чтобы предпринять столь необходимую экспедицию на Эрайзию? Поразмыслив, Гельмут решил, что таких пет. Он сам, несомненно, обладае! наиболее гонким и проницательным умом» а планете, иначе другой обладатель более острого разума давно низложил бы его и сам занял место в центре этого зала. Гельмут также был вполне уверен в том, что ничье мышление по могло вторгнуться извне и подчинить себе его колю. К тому же он располагал мыслезащитными экранами, секретом которых на всей планете владел лишь он один. Теперь настала пора пустить экраны в ход.
Как мы уже успели убедиться, Гельмут отнюдь не был ни дураком, ни трусом. Если он мог сделать что-то наилучшим образом, то все делалось с той холодной и безупречной четкостью, которой в равной мере были отмечены каждое его действие и каждая мысль.
Что следует предпринять теперь? Надо ли принять брошенный ему вызов и отправиться во главе взбунтовавшегося экипажа головорезов Гильдерслива на Эрайзию? Нет. Вероятность полного успеха невелика, а в случае неудачи не хотелось бы терять лицо перед бандой отпетых негодяев. К тому же не слишком уютна даже мысль о том, что под твоей командой находится экипаж, способный внезапно обезуметь. Решено! На Эрайзию отправится только он, Гельмут, и никто больше.
— Вольмарк, зайдите ко мне, — приказал Гельмут. Тот прибыл по вызову незамедлительно.
— Садитесь. Разговор у нас будет серьезным. Должен признаться, что я давно с восхищением наблюдаю за вашей деятельностью и высоко ценю ваши способы сбора информации, хотя некоторые из них кажутся мне довольно забавными, особенно когда речь идет об информации в областях, заведомо не относящихся к компетенции вашего департамента. Должен признать, однако, что они вполне эффективны. Вы всегда находитесь в курсе всех событий.
— Да, сэр, — спокойно подтвердил Вольмарк, несколько удивленный, но отнюдь не обескураженный словами шефа.
— Вот почему вы находитесь сейчас здесь. Я всячески одобряю вашу деятельность. Мне необходимо на несколько дней покинуть планету, и вы — самый подходящий человек в нашей организации, на которого я могу возложить свои обязанности на время моего отсутствия.
— Я предполагал, что вам придется на время покинуть планету, сэр.
— Мне об этом известно, но теперь я официально информирую вас, чтобы вы не строили догадок относительно моего отсутствия, поскольку существуют, по крайней мере, несколько причин, о которых вы не подозреваете. Взять, например, хотя бы этот сейф, — кивнул Гельмут в сторону неподвижно висящего в воздухе мерцающего шара — сгустка силового поля. — Даже ваша, не скрою, весьма эффективная система шпионажа оказалась бессильной разузнать что-либо об этой штуке.
— Пока бессильной, сэр, — не удержался от уточнения Вольмарк.
— Смею заверить вас, что бессильными окажутся любые попытки, — возразил Гельмут, — но вам все равно не следует ослаблять усилия. Это меня забавляет. Разумеется, мне становится известно обо всех предпринимаемых вами действиях, но, прошу вас, продолжайте в том же духе. А теперь к делу. Должен сказать — и для вашего же блага прошу мне поверить на слово, — что мое невозвращение за этот пульт было бы для вас величайшей бедой.
— Не сомневаюсь в этом, сэр. Любой разумный человек принял бы все меры предосторожности, какие только в его силах. Но, сэр, предположим, что эрайзиане…
— Если ваше «принял бы» выражает сомнение, то попытайтесь переубедить меня и поучите уму-разуму, — холодно посоветовал Гельмут. — Пора бы вам знать, что я никогда не теряю головы и не блефую. Я принял все меры, чтобы защитить себя как от врагов, например, от эрайзиан и Галактического Патруля, так и от друзей, например, от честолюбивых молодых людей, которые стремятся подсидеть меня. Если бы я не был на сто процентов уверен в благополучном возвращении, дорогой Вольмарк, я бы не тронулся с места.
— Вы не правильно поняли меня, сэр. Я вовсе не намеревался подсиживать вас.
— Пока вам не предоставится для этого удобный случай. Я отлично вас понял, Вольмарк! И как я уже говорил, вполне одобряю вашу деятельность. Продолжайте осуществлять свои планы. До сих нор мне удавалось держаться на шаг впереди вас. Когда я почувствую, что не являюсь больше лидером, я не смогу говорить от имени Босконии. Разумеется, мне не нужно объяснять вам, что поиски Носителя Линзы имеют сейчас для нас первостепенное значение. Прочесывание планеты Тренко и экранирование систем Галактического Патруля — всего лишь две фазы этой операции.
— Понимаю, сэр.
— Вот и прекрасно. Думаю, что могу положиться на вас. Если случится что-нибудь серьезное, вроде тех событий, которые разыгрались из-за линзмена, немедленно дайте мне знать. Во всех остальных случаях на связь не выходите. А теперь занимайте мое место, — и Гельмут вышел из-за пульта.
Прямо из центра он направился в космопорт, где его поджидал личный сверхскоростной космический корабль, оснащенный многочисленными устройствами, назначение которых известно лишь самому Гельмуту.
Полет к Эрайзии не был для Гельмута ни продолжительным, ни утомительным. Его небольшой корабль полностью автоматизирован. Поэтому, находясь в кабине, Гельмут продолжал не отвлекаясь обдумывать ситуацию по-прежнему трезво и эффективно, как если бы находился у себя за главным пультом управления. Более того, кабину космического корабля обладала тем преимуществом, что его размышлений никто не прерывал. Он многое успел обдумать, принял несколько важных решений, и стопка сделанных им заметок все росла и росла.
Приблизившись к пункту назначения, Гельмут прервал свою работу, включил имевшиеся на борту корабля специальные механизмы и принялся ждать. Когда корабль налетел на невидимый барьер и остановился, на лице Гельмута появилась слабая улыбка, которая тотчас же исчезла: в его мозг, казалось бы, надежно защищенный мыслезащитными экранами, внезапно вторглась чужая мысль:
— Вы удивлены, что ваши мыслезащитные экраны не действуют? — холодно и отчужденно пронеслось в голове Гельмута. — Мне достоверно известно, что посланец с планеты Плур передал их вам и сообщил, что вы сможете ими воспользоваться в нужный момент. Но он говорил так по незнанию. Мы, эрайзиане, знаем о мышлении многое, о чем ни один из представителей его расы не знает и никогда не сможет узнать.
Вам, Гельмут, известно, мы, эрайзиане, не желаем и не терпим незваных гостей.
Охваченный искаженными и извращенными идеями, вдохновляемый временными преимуществами в овладении некоторыми видами оружия, скованный узами алчности и разнузданных преступных страстей, вы прибыли сюда, чтобы вырвать у нас секрет Линзы. У нас, расы, стоящей на неизмеримо более высокой ступени развития.
Вы считаете себя холодным, твердым и безжалостным. Но по сравнению со мной вы слабы, мягки и изнежены, вы беззащитны, как новорожденное дитя. Учтите это и оцените но достоинству, что только по этой причине вы еще живы в настоящий момент. А теперь я преподам вам урок.
И Гельмут, внезапно окаменев и полностью утратив способность двигаться, почувствовал, как в его мозг проникают тончайшие иглы. Каждая поразила строго определенный центр, причинив невыносимую боль, и каждая следующая усиливала смертельные муки.
Гельмут утратил присущие ему холодность и спокойствие. Он кричал от боли, но та упорно не отпускала. Вскоре, не будучи в силах даже кричать, он умолк и сидел, тупо уставившись перед собой и конвульсивно вздрагивая.
Потом у него начались галлюцинации. В кабине космического корабля перед ним вдруг прошла бесконечная вереница содеянного либо лично им, либо по его приказу, и во время восхождения на высший пост в пиратской империи и после того, как он стал главой всей организации. Нескончаем был перечень черных деяний. И по мере того как они разворачивались перед Гельмутом, испытываемые им муки становились все острее и сильнее, пока, наконец, спустя некоторое время, которое могло охватить и мгновения и многие часы, силы не покинули его. Гельмут потерял сознание и стал недосягаемым для боли, погрузившись в темную пучину небытия.
Когда он пришел в себя, бледный и трясущийся, мокрый от пота и настолько слабый, что едва мог сидеть, Гельмут с невыразимым блаженством вдруг ощутил, что по крайней мере на какое-то время наказание уже отбыто.
— Имейте в виду, что я обошелся с вами весьма мягко, — почувствовал Гельмут внутри себя голос с холодным эрайзианским акцентом. — Вы не только живы, но и в здравом рассудке. А теперь мы подходим ко второй причине, по которой вас еще не уничтожили. Если бы мы так поступили, то это пагубно сказалось бы на развитии молодой сражающейся цивилизации, против которой вы выступаете.
Мы передали ей инструмент, позволяющий уничтожить и вас, и то, что вы отстаиваете. Неудача будет свидетельствовать о том, что она еще не готова стать действительной цивилизацией, и вашей отвратительной культуре будет позволено покорить ее и вступить на какое-то время в пору расцвета.
Отправляйтесь назад и не вздумайте возвращаться. Я считаю вас достаточно благоразумным, чтобы вы не вернулись сюда лично. Но не пытайтесь направлять сюда ваших посланцев, кем бы они ни были.
В голосе эрайзианина не было ни угроз, ни предостережений, ни упоминания о тяжелых последствиях, но звучал он столь внушительно и непреклонно, что в сердце Гельмута проник неведомый ему раньше холодок страха.
Гельмут круто развернул корабль и, включив на полную мощность двигатели, устремился к родной планете: лишь через много часов он немного пришел в себя и стал походить. на прежнего Гельмута и только спустя несколько дней обрел способность поразмыслить над теми невероятными событиями, участником которых он стал.
Гельмуту очень хотелось верить, что эрайзианин, кем бы он ни был, блефовал и просто не мог уничтожить его, Гельмута, и что пережитые им муки — самое большее, на что способны эрайзиане. Будь он, Гельмут, на его месте, он беспощадно уничтожил бы пришельца. Такой исход представлялся Гельмуту естественным и единственно возможным.
Но холодный аналитический ум не позволял Гельмуту тешить себя подобными успокоительными предположениями. Гельмут осознавал, что эрайзианин мог уничтожить ею с такой же легкостью, с какой он сам способен уничтожить стоящего на нижней иерархической ступени члена своей банды, и эта мысль потрясла все его существо.
Что делать? Что делать ему, Гельмуту? Снова и снова, пока сверхскоростной космический корабль оставлял за кормой световые годы, в сознании Гельмута возникал этот мучительный вопрос. Но даже когда прямо по курсу на пределе видимости замаячили смутные очертания Босконии, ответ все еще не был найден.
Поскольку Вольмарк искренне считал насильственный захват власти дурным тоном и полагал, что действовать нужно тоньше, возвращение Гельмута обошлось без каких-либо неприятных неожиданностей. По его первому сигналу защитные экраны были отключены, и корабль благополучно совершил посадку. Сразу после возвращения Гельмут собрал глав департаментов на военный совет. Он подробно, спокойно и точно проинформировал своих подчиненных обо всем случившемся и и заключение сказал:
— Эрайзиане держатся настолько отчужденно, безучастно, незаинтересованно, что я при всем желании не могу их понять. Они враждебны к нам из чисто философских соображений, но не предпринимают против нас никаких враждебных действий, пока мы не приближаемся к их планетной системе. Следовательно, получить сведения о Линзе путем прямых действий мы не можем. Разумеется, существуют другие способы, которые будут разработаны по ходу дела.
Эрайзиане поддерживают Галактический Патруль и оказали ему существенную поддержку, передав Линзу. Однако этим контакты между Эрайзией и Галактическим Патрулем исчерпываются. Если линзмсны не знают, как эффективно использовать свои Линзы (а судя по той информации, которую мне удалось собрать, они этого действительно не знают), мы имеем шанс одержать победу над Галактическим Патрулем и обеспечить себе на какое-то время процветание. Одержав победу, мы приложим все усилия для того, чтобы период нашего процветания продолжался как можно дольше. В целом сложившаяся ситуация такова: наша космическая энергия против Линзы Галактического Патруля. Сила па нашей стороне, но на успех можно надеяться лишь в том случае, если удастся сохранить в тайне от Патруля наши приемники и преобразователи космической энергии. Один из линзменов уже располагает подробными сведениями об этих установках. Поэтому, джентльмены, всем вам должно быть ясно, что его смерть стала для нас абсолютно необходимой. Мы должны найти линзмена во что бы то ни стало, даже ценой отказа от любой другой операции, проводимой нами в Галактике. Представьте мне полный отчет о блокировании планет, на которые мог бы попытаться совершить посадку этот Носитель Линзы.
— Меры приняты, сэр, — последовал незамедлительный ответ. — Все планеты надежно блокированы. Наши космические корабли расположены вокруг них так плотно, что даже электромагнитные детекторы позволяют контролировать пространство с пятикратным перекрытием. Визуальные детекторы контролируют пространство с двухсотпятидесятинроцентным перекрытием. Ни один объект размером более одного миллиметра по любому измерению не может проникнуть на планеты незамеченным.
— А как обстоит дело с обследованием Тренко?
— Все результаты пока отрицательны, Один из наших кораблей с документами, оформленными по всем правилам, открыто посетил космопорт на Тренко. Ничего подозрительного не обнаружено, только регулярные силы ригелианцев. Разумеется, командир нашего корабля не мог проявлять излишний интерес, поскольку это показалось бы подозрительным, но исчезнувшего корабля в космоиорте заведомо не было, и из расспросов выяснилось, что наш корабль первый, посетивший Тренко за месяц. На Ригеле IV нам удалось установить, что Тригонси, дежурный ли измен на Тренко, безотлучно находился там в течение всего месяца и будет находиться весь следующий месяц. На Тренко он единственный Носитель Линзы. Разумеется, мы продолжаем обследование остальной части планеты. Примерно половина экипажей всех кораблей пропала, но корабли были укомплектованы удвоенными составами и, кроме того, им направлено пополнение.
— Информация о линзмене Тригонси может быть и верной, и ложной, — скептически заметил Гельмут. — Это не имеет особого значения. Спрятать космический корабль в космопорте на Тренко невозможно, а раз там нет корабля, то нет и того линзмена, которого мы разыскиваем. Возможно, он скрывается где-то в другом месте на Тренко, но я в этом сомневаюсь. Тем не менее поиски необходимо продолжить. Есть много такого, что он мог успеть сделать… Я обдумаю это.
Но у Гельмута было очень мало времени для размышлений о том, что мог сделать Киннисон, ибо тот давно покинул Тренко. Из-за глушителей пламени на дюзах корабль Киннисона двигался сравнительно медленно. Но и расстояние, которое ему предстояло покрыть, не было очень большим. К тому моменту, когда Гельмут принялся размышлять над возможными последствиями визита Киннисона на Тренко, тот вместе со своим экипажем приближался к экрану дальнего оповещения босконских боевых кораблей, разбросанных по всей Галактике.
Приблизиться к подобному экрану и остаться незамеченным было физически невозможно, и прежде чем Киннисон осознал, что он находится в опасной зоне, шесть боевых захватов, выпущенных кораблями пиратов, схватили космический корабль и втянули в зону поражения, где он оказался в пределах досягаемости боевых излучателей пиратов. И хотя Киннисон был начеку, события застали его врасплох.
Сигналы тревоги прозвучали в центре управления на Далекой пиратской базе, и Гельмут, напряженно следя за докладами, принял командование всем пиратским космическим флотом на себя. Между тем на месте происшествия Киннисон мощными залпами своих боевых излучателей высвободился из смертельных объятий пиратских захватов, глушители исчезли в ослепительном блеске выхлопных газов, истекавших из включенных на полную мощь двигателей, а эфир снова заполнился шумами, создаваемыми специальным сверхмощным мультиплексным передатчиком.
Сквозь эту неразбериху Киннисон направил мысль, вложив в нее всю мощь своего интеллекта и Линзы:
— Командиру Порта адмиралу Хейнесу — Главная База! Командиру Порта адмиралу Хейнесу — Главная База! Срочно! От Киннисона — направление на Сириус! Срочно!
Когда это отчаянное послание достигло Главной Базы, там была глубокая ночь, и Командир Порта адмирал Хейнес крепко спал, но старый космический волк и во сне продолжал оставаться на посту. Он мгновенно проснулся, перейдя от сна к бодрствованию. Едва разомкнув глаза, он мгновенно послал мысленный ответ:
— Хейнес слушает. Говорите, Киннисон!
— Возвращаюсь на пиратском корабле. За нами по пятам гонятся пираты, но мы прорвемся сквозь весь этот ад! Не посылайте кораблей нам на подмогу. Пираты вмиг расправятся с ними, нас же задержать они не в силах. Готовьтесь к встрече. Теперь уже скоро!
Подождав, пока адмирал Хейнес объявит тревогу по Базе, Киннисон продолжал:
— На нашем корабле нет опознавательных знаков, но он только один такой среди пиратского флота, и вы его легко распознаете — мы будем выполнять обманные маневры. Пираты настолько увлечены погоней, что последуют за нами в атмосферу, где у вас хватит сил, чтобы оказать им достойную встречу. Тем не менее помните, что они способны почти на все! Если они не отстанут от нас, готовьте им встречу. Мы будем с минуты на минуту!
Преследуемые и% преследователи вошли и самые верхние слои атмосферы, снизились настолько, что их можно было различить невооруженным глазом. Битва в атмосфере разгоралась во всем своем великолепии. Один из космических кораблей совершал головокружительные пируэты, немыслимые прыжки, описывал мертвые петли, носился то в одну, то в другую сторону, словом, проделывал все маневры, которые только могли прийти на ум членам Галактического Патруля, жаждущим стряхнуть с плеч свору преследователей.
Между тем пираты отлично сознавали, что главное для них любой ценой не дать этому линзмену совершить посадку. Захваты его не держали, таранить безынерционный корабль было невозможно. Пиратам не оставалось ничего другого, как прибегнуть к стратегии, которая четыре раза оказывалась успешной в подобных обстоятельствах: полностью окружить корабль и вынудить его следовать за собой. Пытаясь окружить корабль Киннисона, пираты делали все от них зависящее, чтобы увести его как можно дальше от находившейся непосредственно под ними грозных своей огневой мощью укреплений Главной Базы.
Но командиром корабля был линзмен. Он и его шеф-пилот Гендерсон использовали все свои ресурсы — мгновенную реакцию, блестящие умственные способности и великолепную технику пилотирования, чтобы избежать смертельной ловушки. И им удалось избежать ее, после того как они выполнили подряд несколько серий головокружительных эволюции, не описанных ни в одном руководстве но ведению боя в космосе.
Вооружение Главной Базы было мощным, но из-за плотной атмосферы дальность его действия не превышала пятидесяти миль. Операторам наземных лучевых установок и офицерам супердредноутов не оставалось ничего другою, как, столпившись у экранов, беспрерывно куря и отводя душу в крепких выражениях, следить за битвой, происходившей «ад их головами, ибо помочь своим сражающимся товарищам они были бессильны — приказ Командира Порта строго-настрого запрещал вмешиваться в сражение.
Медленно, мучительно медленно Киннисон приближался к родной планете, следя за тем, чтобы не дать пиратам окружить себя, и наконец оказался на расстоянии залпа излучателей Главной. Только самые тяжелые из лучевых установок могли произвести залп по пиратам, но зато они начали огонь одновременно! В кромешном аду, мгновенно образовавшемся в перекрестии лучей, не мог бы продержаться и самый мощный защитный экран. Там, где только что кружились пиратские рейдеры, буквально образовалась дыра в атмосфере! Лучи на мгновение погасли, и Киннисон, уловив этот миг с помощью своей Линзы, устремился вниз на посадку, прежде чем излучатели заработали вновь.
Корабль за кораблем пираты направились вслед за ним в последней самоубийственной попытке воспрепятствовать посадке и попадали под смертоносный огонь Главной Базы — самой вооруженной и неприступной из всех крепостей Галактического Патруля. Ничто не могло угрожать Базе с воздуха или из космоса, и безрассудно храбрые атаки пиратов приводили лишь к тому, что их корабли один за другим исчезали, превращаясь в сверкающие облака дыма…
Киннисон, еще до того как перевести корабль перед посадкой в инерционный режим, запросил Командира Базы:
— Кто-нибудь из ребят вернулся на Базу до нас?
— Нет, сэр, — гласил краткий ответ. Поздравления, радость встречи и празднование — все это было потом, а пока Командир Порта адмирал Хейнес принимал официальный рапорт:
— Имею честь доложить, что экспедиция успешно закончена, — отрапортовал Киннисон и, не удержав юношеского восторга при мысли о благополучном завершении своей первой серьезной экспедиции, добавил:
— Своего мы добились!
На розыски членов экипажа «Британии», которым, возможно, удалось избежать гибели и вырваться из лап пиратов, был брошен огромный космический флот. Торжества на Главной Базе отгремели, а за силовыми стенами защитных экранов, прикрывающими родную планету Киннисона, только начинались. И земные специалисты и велантийцы оказались в центре всеобщего внимания. Дело в том, что никто на Земле ничего не знал о Велантии, а ее обитатели, напоминающие по внешнему виду огромных рептилий, но наделенных высокоразвитым интеллектом, в свою очередь ничего не знали о Земле, или планете Тсллус. Однако поскольку они оказали помощь членам Галактического Патруля, их повсюду па Земле встречали как самых желанных гостей.
— Кин-ни-со-на, Кин-ни-со-на! — скандировали праздничные толпы, предводительствуемые журналистами из компании «Юниверсал Теленьюс», пока, наконец, Киннисон не показался из дверей космопорта. Дав сделать несколько снимков и сказав несколько слов в микрофон, он поспешно ретировался, пробормотав:
— Простите, меня срочно требуют к телефону!
Толпа встречавших, немного подождав, устремилась к городу, прихватывая по дороге всех членов Галактического Патруля, которые встречались ей на пути.
Конструкторы и инженеры эксплуатационных служб со всех сторон облепили пригнанный Киннисоном пиратский корабль, набились во все его помещения, и с пачками «синек», распечатанных с доставленной на Главную Базу кассеты с драгоценной информацией, и в окружении механиков и техников занимались разборкой двигателей и других устройств гигантского космического рейдера. В самой гуще этого людского муравейника находился Киннисон. Его буквально разрывали на части. Вопросы сыпались со всех сторон, пока, наконец, он не был извлечен из толпы специалистов самим Командиром Порта адмиралом Хейнесом.
— Джентльмены, — обратился адмирал к специалистам, — из розданных вам документов вы сможете почерпнуть более точную и детальную информацию, чем от Киннисона, а сейчас мне просто необходимо получить от него рапорт.
Взяв Киннисона под руку, старый линзмен увел его за собой, но, войдя в кабинет, не стал вызывать секретаря, включать записывающее устройство, а, наоборот, нажал кнопки, приводящие в действие экранировку, и лишь после этого заговорил:
— Ну, давай, сынок, выкладывай, что там у тебя. Только уговор: ничего не утаивай. Расскажи все, о чем ты умалчивал с самой посадки. Ведь я получил твой сигнал.
— Вы совершенно правы, сэр, — почтительно заметил Киннисон. — Я действительно кое о чем умалчивал. Мне не хотелось раньше времени совать голову в петлю и высказывать публично идею, которая не подлежит огласке. Я рад, что вы так быстро уделили мне время, потому что хотел обсудить ее с вами, только с вами и ни с кем другим. Может быть, она покажется столь же сумбурной, как атмосфера на Тренко. Вы единственный человек, кто может судить об этом.
— Думаю, вы не ошиблись, — сухо ответил Хейнес. — Продолжайте.
— Важная особенность боевых действий в космосе состоит в том, что мы летим в безынерционном режиме, а сражаемся в инерционном, — начал Киннисон, тщательно подбирая слова. — Корабль в свободном полете входит в контакт с вражеским кораблем с помощью детектора, затем пускает в ход захваты и переходит в инерционный режим. Исход определяется относительной скоростью. До сих пор пираты… Кстати сказать, мы преуменьшали силы и возможности наших противников и опасно переоценивали свои, когда называем врагов пиратами. В действительности они не пираты. Боскония не просто раса или система. Скорее всего это культура, достигшая галактических масштабов. На Босконии господствует абсолютный деспотизм, поддерживающий свою власть с помощью жесткой системы поощрений и наказаний. В наших глазах система в корне порочна, но она действует, и весьма эффективно. Система хорошо организована и располагает великолепными базами, кораблями и персоналом. Космические корабли Босконии превосходили наши (если не считать недолгого преимущества «Британии») по скорости и энерговооруженности. Теперь преимущество босконцами потеряно. Таким образом, мы имеем две могущественные державы, галактические по своим масштабам, каждая из которых располагает необычайно мощным оружием, техническими возможностями и подготовленным персоналом. Обе державы обладают одинаковыми средствами нападения и защиты, и каждая преисполнена решимости уничтожить другую. Возникает патовая ситуация, тупик, из которого нет и не может быть выхода, война на полное уничтожение противника, которая будет длиться веками и завершится исчезновением и Босконии, и нашей цивилизации.
Адмирал безмолвствовал. В глубине души и он испытывал сомнения, но ни он сам, ни кто-нибудь из его окружения никогда не осмеливался выразить их столь ясно и отчетливо, как это сделал Киннисон. Адмирал понимал, что чем бы ни располагала одна сторона, будь то оружие или конструкция кораблей, это рано или поздно становилось достоянием другой стороны.
— Возможно, вы правы, — адмирал помолчал и добавил, как и подобало нестареющему ветерану:
— Но сейчас преимущество на нашей стороне, и мы постараемся ин. воспользоваться. В конце концов, вполне возможно, что нам удастся удерживать преимущество за собой достаточно долго.
— Я подумал сейчас еще об одной вещи, которая могла бы быть нам полезна. Я имею в виду связь, — Киннисон не стал оспаривать реплики адмирала, он просто продолжал:
— По-видимому, кажется совершенно невозможным пробиться с помощью любого лучевого коммуникатора сквозь двойную экранировку…
— Не сомневайтесь в этом, капитан, — с иронией заметил Хейнес. — Это просто невозможно! Ничто, кроме мысли…
— Вот именно! Мысль! — прервал старшего Киннисон. — Велантийцы могут» проделывать с помощью Линзы такие вещи, которые все другие сочли бы абсолютно невозможными. Почему бы нам не воспользоваться этим преимуществом для Галактического Патруля. Я уверен, что Ворссл, да и многие другие, легко могли бы установить связь сквозь двойную экранировку. Велантийцы умеют передавать мысли сквозь что угодно, кроме мыслезащитных экранов. А какие у них коммуникаторы!
— В этой идее заложено немало возможностей, и мы займемся ими. Но, насколько я понимаю, вы хотели обсудить нечто иное. Продолжайте.
— Вас понял, — кивнул Киннисон и принялся развивать перед адмиралом свои идеи относительно связи Линза — Линза. — Я хочу создать нечто вроде завесы или экрана, который бы нейтрализовал или сводил на нет действие детектора. Я спрашивал Хотчкинса, нашего специалиста по связи. Он сообщил, что подобный вопрос никогда не исследовался, даже как чисто теоретическая проблема, но, вообще говоря, такая связь в принципе возможна.
— Как вам известно, эта комната полностью за-экранирована, — заметил Хейнес, крайне заинтересованный неожиданным применением Линзы как средства связи, — Это имеет какое-нибудь значение?
— Не знаю, сэр. К сожалению, мне самому ничего не ясно. Но если в моей идее есть хоть капля здравого смысла, то мой нейтрализатор может стать нашим главным оружием. Видите ли, сэр, в конечном счете наше единственное преимущество перед Босконией, имеющее непреходящее значение, — это Линза. Должен быть какой-то способ, позволяющий использовать ее. Если идея нейтрализатора осуществима и нам удастся сохранить ее в тайне на какое-то время, то почти наверняка я сумею создать нужный прибор. По крайней мере, мне бы очень хотелось попытаться. Возможно, первая модель не будет работать, даже скорее всего не будет, но все же какой-то, пусть крохотный шанс есть, и я хочу им воспользоваться. Если же дело выгорит, то мы сможем за несколько месяцев вымести Босконию из космоса, вместо того, чтобы вести с ней изнурительную войну за выживание. Прежде всего я хотел бы…
— Подождите! — прервал Киннисона Хейнес. — Дайте подумать. Я не вижу связи между предлагаемым вами устройством и любым реальным боевым оружием или Линзой. Но если я не вижу, то увидят ее немногие, и это очко в нашу пользу. Если в вашей идее вообще что-то есть, то она настолько необычна, что не укладывается даже в моей голове. Поэтому вам лучше всего хранить ее про себя.
— Но ведь речь идет всего лишь о конкретной схеме, и из всей затеи может ничего не выйти, — возразил Кинписон. — Не исключено, что вы сами отвергнете ее.
— За это можете не беспокоиться, — последовал твердый ответ адмирала. — Вы таете о пиратах, пардон, о Босконии, больше, чем любой другой член Галактического Патруля. Вы считаете, что ваша идея имеет, хотя и очень малый, но шанс на успех. Прекрасно! Одного этого достаточно, чтобы все ресурсы Галактического Патруля были предоставлены в ваше распоряжение. Запишите нашу идею на кассете и запечатайте своей личной печатью Носителя Линзы, чтобы идея не пропала бесследно в случае вашей смерти. И приступайте к делу.
— Благодарю вас, сэр! — и Киннисон по всей форме откланялся.
В течение следующих нескольких недель на территории Главной Базы царила лихорадочная деятельность. Новый прибор был спроектирован и испытан — новые схемы, новые генераторы, новые передатчики и множество других новых устройств. Затем по всей Галактике кораблям Патруля был отдан приказ вернуться на свои секторные базы для реконструкции. Перестраиваемые космические корабли делились на два основных класса. Корабли одного класса превращались в разведывательные крейсеры; от них требовалась большая скорость и минимальная защита, причем скорость должна быть самой высокой, а защита — обеспечивать от внезапного нападения. Это не требовало значительных переделок. Корабли другого класса пришлось перебирать заново от самого киля, ибо ничего подобного прежде на Земле не строилось. Это были корабли-тихоходы, летающие склады самого мощного наступательного оружия. На борту подобных кораблей монтировались излучатели такого калибра и мощи, которые никогда прежде не устанавливались на подвижных платформах. Страшное по своей разрушительной мощи оружие не зависело от космической энергии — необходимые энергетические ресурсы корабли-тихоходы несли с собой в гигантских аккумуляторах. Каждая из этих чудовищных космических крепостей была способна создать защитный экран такой конфигурации и плотности, что ни один корабль, оказавшийся за экраном, не смог черпать энергию из космических запасов.
Крепнущая космическая цивилизация готовилась нанести решающий удар по Босконии. Теоретически все выглядело необычайно просто. Быстроходные крейсеры обнаруживают корабли противника в космическом пространстве, сцепляются с ними своими лучевыми захватами так прочно, что те не могут сдвинуться, переходят в инерционный режим и превращаются в плавучие якоря для кораблей противника. Поглощая и рассеивая все виды сигналов, подаваемые противником, крейсера создают специально модулированные помехи, источник которых легко устанавливается. Затем в дело вступают летающие крепости и завершают разгром и уничтожение противника.
Подготовка к решающему наступлению заняла немало времени, но в назначенный срок все было готово к последнему, как все надеялись, сражению с Босконией. Все секторные и более мелкие вспомогательные базы доложили о готовности. Был назначен «час икс».
На Главной Базе Кимболл Киннисон, самый молодой из землян, удостоенных когда-либо четырех серебряных нашивок, находился в командном отсеке тяжелого крейсера «Британия», названного так по его просьбе в честь выполнившего свой долг корабля. При мысли о скорости, которую способен развивать космический гигант, Киннисона охватывал внутренний трепет. Скорость была так велика, что, несмотря на идеально обтекаемую форму корпуса, сопротивление необычайно разреженной космической среды раскалило обшивку корабля настолько, что помимо мощной теплоизоляции пришлось предусмотреть специальные устройства — диссипатеры, отводившие тепло в космическое пространство. Не будь их, корабль, идущий с работающими на полную мощь двигателями, даже в глубоком вакууме межзвездной среды сгорел бы в течение часа!
В своем служебном кабинете Командир Порта адмирал Хейнес внимательно следил за стрелкой хронометра. До назначенного срока оставались минуты, потом секунды…
— Чистого космоса! — низкий голос адмирала прозвучал хрипло от сдерживаемого волнения, — Пять секунд — четыре — три — две — одна — старт!
И весь космический флот взмыл в воздух.
Первая цель теллурийского (земного) флота была очень близка от дома-босконцы построили одну из своих баз на спутнике Нептуна, то есть в пределах Солнечной системы. Босконская база находилась так близко от Главной Базы на Земле, что только мощное экранирование и неусыпная бдительность землян не позволяли лучам босконских детекторов обнаружить Главную Базу. Вместе с тем босконская база была столь мощной крепостью, что посылать против нее обычные боевые корабли Галактического Патруля просто не имело смысла. Теперь эту базу необходимо было уничтожить.
Вскоре (ибо время, необходимое для преодоления расстояний между планетами Солнечной системы, невелико) босконцы обнаружили опасность и вступили в бой с кораблями землян. Но едва завязались первые схватки, как босконцы осознали, что столкнулись с чем-то новым, ранее не виданным. Однако было уже поздно. Босконцы не могли даже обратиться в бегство, ибо были «заякорены» кораблями землян, а эфир, сплошь забитый помехами, не позволял доложить Гельмуту о происходящем. Крейсера первой линии, стартовавшие с Главной Базы землян, по существу не сражались с босконцами. Подобно бульдогам, они просто вцеплялись в свою добычу и держали ее мертвой хваткой, не отвечая на залпы боевых излучателей босконцев. Защитные экраны земных кораблей работали на всю мощь, отражая в пространство низвергавшиеся на них смертоносные потоки энергии, излучаемые с кораблей и береговых установок босконцев на спутнике Нептуна. Но корабли землян не отвечали, хотя ни одному босконскому кораблю не удалось освободиться от своего «якоря». И тут в игру вступили корабли-истребители второй линии. Развернув экраны, блокирующие босконские корабли от притока космической энергии, они принялись методически расстреливать неподвижные цели. Из раструбов чудовищных излучателей залп за залпом вырывались самые мощные разрушительные силы, когда-либо созданные передвижными установками. Под сокрушительным натиском землян наружные защитные экраны босконцев были смяты в одно мгновение. Экраны второй линии защиты вспыхнули фиолетовым пламенем и также были уничтожены. Внутренние экраны упорно сопротивлялись, переливаясь всеми цветами радуги, но и они не выдержали натиска и, меняя свои цвета на все более темные оттенки, разрушились. Теперь лишь силовые стенки босконских кораблей, способные выдержать взрыв двадцати тонн дуодека, отделяли основной корпус от гибельных лучей противника. А всеразрушающие потоки энергии по-прежнему обрушивались на корабли босконцев, лежавших в вынужденном дрейфе. Направленные потоки энергии, сталкиваясь, образовывали видимые и осязаемые вихри — настолько высока была интенсивность энергии. Эти огненные вихри пересекали арену сражения и уносились в космическое пространство.
Босконские командиры кораблей смотрели на показания своих приборов сначала в изумлении, затем с ужасом, когда обнаружили, что приток космической энергии упал до нуля и защитные экраны начали рушиться один за другим, но Продолжали сражаться с неослабевающим напряжением. Они надеялись, что адские лучи, обстреливавшие их мощными импульсами со всех сторон, должны ослабеть. Не могут же передвижные энергетические установки так долго работать в столь сумасшедшем режиме!
Но новые установки землян могли выдерживать такой режим, и действительно выдерживали его достаточно долго. Атака продолжалась, не ослабевая. Чудовищные по своей мощности излучатели противника явно черпали энергию не от обычных аккумуляторов. Босконские командиры не знали, что на земных кораблях были установлены новейшие космические установки с Титана. Корабли-истребители были созданы с одной-единственной целью — уничтожать противника, и они делали свое дело методично и безостановочно, разрушая один за другим корабли босконцев.
Вскоре экраны один за другим начали выходить из строя. И момент, когда гас очередной защитный экран, отмечал гибель еще одного босконского корабля. Ибо после того как рушилась последняя силовая защита, ничто не могло спасти голый металл от всесокрушающего натиска сверхмощных лучевых залпов.
Так один за другим ушли в небытие корабли босконского отряда Солнечной системы. Ни одному из кораблей отряда не удалось спастись. Об этом позаботились крейсеры землян. После того как весь босконский флот был разгромлен, земляне сосредоточили все силы на разгроме босконской базы. Под натиском превосходящих сил землян оборона босконцев вскоре начала рушиться. Один за другим стали выходить из строя защитные экраны. Когда пал последний экран, участь базы была решена. Излучатели кораблей-истребителей пронизывали сталь и бетон крепостных сооружений с такой же легкостью, с какой пули пронзают масло, и выжигали глубокие отверстия в грунте планеты, прежде чем их разрушительная сила окончательно истощалась.
Вновь и вновь боевые лучи обшаривали поверхность спутника Нептуна, пока от возведенных босконцами сооружений ничего не осталось. Только озера раскаленной лавы покрывали поверхность спутника.
Окружение противника не входило в замыслы руководителей операции. О пощаде никто не просил, никаких условий сдачи никто не предлагал. Сама по себе победа над босконцами не была достаточна. Это была война на полное, безжалостное и окончательное уничтожение противника — война, продиктованная суровой необходимостью;
Вражеский оплот, расположенный столь вызывающе близко от Главной Базы, был разгромлен. Региональные соединения космических кораблей землян, разбившись на отряды, принялись систематически прочесывать различные области Галактики. Всего за несколько недель захвачена богатая добыча. Сотни босконских кораблей-рейдеров были заякорены кораблями-разведчиками Галактического Патруля и затем обращены в пар кораблями-истребителями.
Росло число уничтоженных босконских баз. Разведывательная служба землян знала ранее о местоположении одних баз, другие были обнаружены их быстроходными кораблями-разведчиками, а третья группа баз выявлена сверхчувствительными антеннами земной службы связи.
Лишь немногие из баз располагались скрытно или в труднодоступных местах, большинство пало при первых же залпах лучевых установок кораблей-истребителей. Обычно с базой без труда справлялся один такой корабль, но если его сил оказывалось недостаточно, то на помощь приходили другие корабли-истребители и вели огонь до тех пор, пока от базы не ославились лишь дымящиеся развалины. Одна из босконских крепостей, до того неизвестная и оказавшаяся на редкость хорошо защищенной, потребовала усилий всего истребительного флота землян, но необходимые силы были сосредоточены, и даже эта сверхкрепость пала. Как уже говорилось, война велась на уничтожение, и каждая обнаруженная пиратская база беспощадно испепелилась.
Но вскоре после этих успехов крейсер землян обнаружил босконскую базу, явно не защищенную от обзорных лучей корабельных детекторов. При более тщательном осмотре выяснилось, что база брошена и совершенно пуста. Все, что возможно вывезти — машины, оборудование, склады и персонал, — было эвакуировано. Опасаясь военной хитрости со стороны противника, корабли Галактического Патруля не стали приближаться к базе и дали залп по ней издалека, испепелив лучами то немногое, что осталось, но ничего неожиданного так и не произошло. Сооружения базы просто утонули в расплавленной поверхности планеты, и вес.
В таком же состоянии находились и все другие обнаруживаемые с тех пор босконские базы. Корабли босконцев, некогда столь многочисленные, теперь полностью исчезли из космического пространства. День за днем крейсеры землян утюжили гигантские просторы космического пространства на невообразимой скорости, но им не удавалось обнаружить никаких следов босконских кораблей. Еще более замечательным оказалось то, что впервые за многие годы эфир стал абсолютно чист от босконских помех.
Повинуясь внутреннему порыву, Киннисон испросил и получил разрешение отправиться на своем новом корабле в разведывательный полет. Включив маршевые двигатели на максимальную мощность, он поспешил в велантийскую систему и, достигнув ее, сумел перехватить сообщение, передававшееся Гельмутом. Взяв пеленг, Киннисон в течение нескольких дней летел по вновь проложенному курсу и лег в дрейф только тогда, когда оказался за пределами Галактики. Перед ним простиралась космическая пустыня — ни одного объекта, до которого можно было бы добраться, если не считать нескольких звездных скоплений. За кормой корабля находилась гигантская Галактика, мерцавшая мириадами звезд во всем своем великолепии, но в тот день капитану Киннисону было не до того, чтобы любоваться красотами космоса.
В течение часа «Британия» лежала в дрейфе, пока Киннисон еще и еще раз перебирал в уме все известные ему факты, пытаясь разгадать их тайный смысл. Детекторы «Британии», работая в чистом, без помех, эфире, запеленговали направление на Главную Базу Гельмута. Вероятность того, что детекторы не смогли обнаружить столь крупный объект, как База Гельмута, если она действительно находится вблизи взятого пеленга, ничтожно мала. Следовательно, заключил Киннисон, возможны четыре, и только четыре, объяснения того, почему База все же не обнаружена.
Во-первых, Базу Гельмута могли эвакуировать так же, как эвакуированы прочие базы босконцев. Судя по тому, что известно о Гельмуте, его Главная База должна быть не менее неприступной, чем Главная База Галактического Патруля. Во-вторых, не исключено, что Главная База представляет собой «подземное» сооружение. Вырытая глубоко под поверхностью планеты в скальной породе, содержащей много металла, такая база недоступна наблюдению с помощью лучевых детекторов. Но и эта возможность столь же маловероятна, как и первая. В-третьих, в распоряжении Гельмута может быть прибор, которого так недостает ему, Киннисону, над которым давно, но пока безуспешно, трудятся Хотчкинс и другие специалисты — нейтрализатор детекторных лучей. Такое возможно, вполне возможно. Настолько возможно, что, по крайней мере, вариант не следует сбрасывать со счетов, а необходимо тщательно обдумать. В-четвертых, База Гельмута может находиться не в Галактике, а в тех звездных скоплениях, которые лежат прямо по курсу, а может быть, и еще дальше. Последний вариант кажется самым привлекательным из всех четырех. Правда, в этом случае босконцам потребовались бы сверхмощные коммуникаторы, но такая аппаратура вполне доступна для Гельмута. Такой вариант хорошо согласуется со всеми имеющимися у Киннисона данными.
Но если Главная База Гельмута находится где-то, среди звездных скоплений, то она в целости и сохранности пребывает там и сейчас… Чтобы уничтожить такую Базу, одного боевого корабля явно недостаточно. Слишком велико было бы сопротивление обороняющихся, слишком слабы силы наступающих… Одного корабля недостаточно… А может быть, наоборот, одного корабля слишком много? Впрочем, он, Киннисон, пока не готов к нападению на Главную Базу… Сейчас ему позарез нужен еще один пеленг на Базу. Поэтому, пожав плечами, Киннисон развернул свой корабль и присоединился к остальному флоту.
За сутки до прибытия к месту сосредоточения основных сил землян Киннисон был вызван, на связь и увидел на экране адмирала Хейнеса.
— Удалось ли вам что-нибудь обнаружить? — спросил адмирал.
— Ничего определенного, сэр. Только кое-какие данные для размышлений. Хотя, должен сказать, что эти данные мне совсем не нравятся.
— Мне тоже, — заметил адмирал. — Похоже, однако, что патовое положение удастся разрешить. Куда вы сейчас держите курс?
— Возвращаюсь к основным силам флота, сэр.
— Задержитесь. Оставайтесь в автономном разведывательном полете еще какое-то время. Если вам не удастся обнаружить ничего интересного, то сообщите мне. Здесь у нас есть кое-что, представляющее для вас интерес. Наши ребята установили, что…
Изображение адмирала на экране исчезло в яркой вспышке, а слова потонули в бессмысленном шуме. Донесшийся было сигнал бедствия потонул в потоке активных помех, создаваемых босконцами, от которых эфир до того был чист. Киннисон воспользовался своей Линзой и обратился к адмиралу как старшему Носителю Линзы:
— Прошу прощения, сэр. Если я правильно вас понял, вы рекомендуете мне оставаться в автономном полете, покуда я не разберусь, в чем тут дело?
— Именно, сын мой.
— Взяли пеленг на их центр? — обратился Киннисон к своему офицеру по связи, — Босконцы где-то близко, идут прямо к нам в руки!
— Да, сэр! — ответил связист и выдал ряд чисел — пеленг босконской базы.
— Полный ход! — скомандовал Киннисон, но корабль и без того уже мчался по новому курсу: пилот, не дожидаясь приказа, ввел новые данные в навигационное устройство и включил двигатели па полную мощность.
— Если это то, что я думаю, — пробормотал Киннисон сквозь зубы, — то сейчас они у нас получат!
«Британия» мчалась к той точке космического пространства, в которой находился источник помех. В свою очередь Киннисон также поставил помехи. Смодулированные особым образом, они полностью исключали прохождение сигналов от любого передатчика, кроме Линзы. В то же время эти помехи служили сигналом для любого земного корабля-истребителя, по получении которого тот должен незамедлительно прибыть на помощь кораблю, поставившему помехи.
«Британия» оказалась так близко от источника босконских помех, что достигла его через несколько минут полета. На экране перед Киннисоном и всеми, кто находился в центральном посту, предстала типичная картина разбойничьего нападения. Грузовой корабль, или как его еще принято называть «купец», и напавший на него пиратский корабль лежали в дрейфе. Обрадованный прекратившимися было пиратскими нападениями, какой-то концерн, занимавшийся доставкой грузов, зафрахтовал подходящий по тоннажу космический корабль, заполнил его трюмы срочным грузом и отправил по назначению. Сейчас «купец» лежал в «объятиях» пирата, стиснутый лучевыми захватами, а пираты пытались прожечь защитные экраны, чтобы проникнуть внутрь корабля. Грузовой корабль еще сопротивлялся, но все слабее и, слабее. Защитные экраны, не выдерживая чудовищной перегрузки, один за другим вьгходили из строя. Команде «купца» вскоре предстояло сделать не очень богатый выбор: либо открыть люки в знак сдачи на милость победителя, либо превратиться в кусок обугленного мяса. Многие члены экипажа предпочли бы быть зажаренными заживо.
Так складывалась ситуация за миг до прибытия «Британии». С появлением «Британии» все мгновенно изменилось, как по мановению волшебной палочки. Босконцы внезапно обнаружили, что их лучи, до того сравнительно легко прожигавшие слабые защитные экраны грузового корабля, оказались бессильными не то чтобы прожечь, но даже раскалить добела мощные защитные экраны космического крейсера Галактического Патруля. Тогда вместо тепловых лучей, которыми босконцы так успешно расправлялись с защитными экранами «купца», пираты прибегли к самым жестким лучам, обладающим наибольшей проникающей способностью и разрушительной силой, но все было тщетно. Защитные экраны «Британии» были спроектированы и построены с таким расчетом, что могли неограниченно долго выстаивать против самых мощных излучателей любого корабля, и экраны «Британии» действительно выстояли.
На борту «Британии» находились необычайно мощные лучевые установки, но Киннисон не стал пускать их в ход. Ответ на вопрос, который крепко засел у него в голове, могли дать только сверхмощные лучевые установки корабля-истребителя.
Как пират ни увеличивал мощность лучевых залпов, рискуя разрушить чрезмерными перегрузками бортовые излучатели, пробить защитные экраны «Британии» ему так и не удалось. Опасаясь ответного лучевого залпа, пират был вынужден непрестанно маневрировать и никак не мог занять позицию, в которой ему было бы удобно продолжить нападение на грузовой корабль. Тут подоспел вызванный Киннисоном корабль-истребитель: в момент получения вызова он находился неподалеку. Еще один миг — и мощный залп лучевой установки истребителя поразил пиратский корабль в самую середину его борта.
От мощного лучевого толчка пиратский корабль как будто отбросило, и он исчез — не испарился, обратившись в мерцающее облачко металлических паров, а исчез в глубинах космического пространства, чудом оставаясь целым! Перед тем как исчезнуть, пират сумел освободиться из, казалось бы, несокрушимых лучевых захватов «Британии», порвав невидимые узы, словно нити. Быстрое исчезновение пирата в глубинах космического пространства объяснялось не только полученным им мощным лучевым ударом от «Британии», но и тем. что его маршевые двигатели в момент атаки на него работали на полную мощь.
Возникла та самая патовая ситуация, которую предвидел Киннисон.
— Не нравится мне это, — проворчал себе под нос молодой капитан «Британии» и, не обращая более никакого внимания на грузовой корабль, вызвал на связь командира корабля-истребителя. Разумеется, на столь малом расстоянии никакие глушители сигналов и помехи не могли прервать связь по видеокоммуникатору, и на своем экране Киннисон увидел лицо Клиффорда Мейтланда, своего однокурсника, окончившего Академию вторым в выпуске.
— Привет, Ким, бродяга ты этакий! — радостно приветствовал его Мейтланд, но тут же, спохватившись, перешел на официальный тон:
— Прошу прощения, сэр! — в голосе Мейтланда явственно слышались иронические ноты, но вид был преувеличенно серьезен. — Должен сказать, что для парня с четырьмя двигателями такой мощности, как у…
— Ладно, хватит валять дурака, Клифф, а не то я тебя хорошенько вздую при первой же встрече! — прервал своего сокурсника Киннисон — Боюсь, что из-за пиратов придется тебе взять на буксир этот грузовой корабль. Как он там называется — «Эль Пондерозо»? И подумать только, что какому-то мальчишке, у которого молоко на губах едва обсохло, придется доверить этакую махину!
— Корабль называется «Дамфино». В нашем справочнике он не значится. Что прикажете мне с ним делать, капитан?
— Будто ты сам не знаешь! Разве у тебя нет инструкций? Сам же говоришь, что в справочнике об этом «купце» нет никаких сведений. О том, что стандартный пиратский корабль может запросто перекусывать захваты наших истребителей, тоже нигде не говорится. Но как бы то ни было, «купец» твой, а не мой. Мне необходимо срочно лететь дальше. Выясни, какой 1руз у него на борту, из какого космопорта он следует и куда направляется, почему и зачем. Если хочешь, то можешь сопроводить его либо в порт отправления, либо в порт назначения — как тебе удобнее. Если помехи не позволят установить связь с Главной Базой, воспользуйся Линзой. Запроси у Главной Базы инструкций или действуй по своему усмотрению — Чистого тебе космоса, Клифф! А теперь мне пора.
— Чистого космоса, капитан!
— Ну, Ген, — обернулся Киннисон к своему пилоту, — нам нужно поторапливаться, а если я говорю, что нам нужно, то это действительно так, можешь мне поверить на слово. Выжми из двигателей все, что возможно.
«Британия» на чудовищной скорости устремилась к Земле. Едва корабль совершил посадку, как Киннисон был вызван в управление Командира Порта. Увидев прибывшего на пороге своего кабинета, Хейнес приказал всем покинуть помещение и включил защиту, исключающую всякое подслушивание и любую утечку информации. С того времени, как в этом же кабинете состоялся памятный разговор с Киннисоном, Хейнес заметно постарел. Морщин изрядно прибавилось. На лице, да и во всей подтянутой фигуре адмирала явственно ощущалась усталость: напряженные дни и бессонные ночи не прошли бесследно.
— Вы пыли правы, Киннисон, — начал адмирал, приблизившись к нему вплотную, Линза к Линзе. — Мы оказались в патовой ситуации. Положение безвыходное. Я вызвал вас для тоги, чтобы сообщить о том, что Хотчкинс изготовил ваш аннигилятор и прибор на испытаниях отлично работал. Только против электромагнетизма он оказался не очень эффективен. Судя по всему, удастся сократить радиус действии вражеских излучателей.
— Благодарю вас, сэр! Полагаю, что сумею обойтись и этим: ведь значительную часть времени я буду держаться далеко за пределами радиуса действия электромагнитных приборов, к тому же за их показаниями никто особо не наблюдает. Еще раз благодарю вас! Позвольте спросить, готов ли прибор к монтажу на борту «Британии»?
— Его не нужно монтировать. Он настолько миниатюрен, что вы можете положить его в карман. Прибор работает в автономном режиме и действует где угодно.
— Тем лучше. В таком случае мне понадобятся два аннигилятора и, разумеется, корабль. Я хотел бы воспользоваться одним из этих новых автоматических спидстеров (В отличие от больших боевых кораблей Галактического Патруля спидстеры имеют очень узкий корпус по сравнению со своей длиной и сконструированы с таким расчетом, чтобы развивать как можно большую скорость, и обладают высокой маневренностью. Что же касается комфорта, то на борту спидстера он не предусмотрен. Спидстеры оснащены тормозными реактивными двигателями, «верхними», «нижними», боковыми, а также маршевыми двигателями, что позволяет им в инерционном режиме с необычайной легкостью маневрировать в любом направлении На борту спидстера каждый предмет находится на отведенном ему месте, все. в том числе продукты в холодильнике, закреплено специальными замками-стопорами. Экипаж спит не в кроватях, а в подвесных койках. Все кресла у пультов управления и в местах отдыха снабжены ремнями безопасности. Ни один предмет внутри спидстера, будь то мебель, прибор или что-нибудь еще, не плавает свободно в пространстве. Все жестко закреплено. Так как спидстеры сконструированы для достижения максимально возможной скорости в безынерционном режиме, при пилотировании в инерционном режиме они плохо управляемы и способны совершать причудливые и опасные эволюции, если не включены «нижние» двигатели (которые размещены на корпусе и предназначены только для полетов в инерционном режиме). Как мы узнаем из дальнейшего, некоторые из сверхскоростных кораблей пиратов очертаниями и особенностями конструкции напоминают спидстеры.).
— Дальность полета, экраны, опоры… И только один излучатель. Впрочем, я, скорее всего, не воспользуюсь и спидстером…
— Вы хотите отправиться в космос в одиночку? — прервал Киннисона адмирал Хейнес, — Лучше возьмите свой крейсер. Мне решительно не нравится ваше намерение отправиться в глубокий космос в одиночку.
— Сказать по правде, такая перспектива мне тоже не очень по вкусу, но иначе ничего не получится. Весь наш флот со всеми его кораблями-истребителями и кораблями другого назначения не обладает достаточной мощью для того, чтобы сделать то, что должно быть сделано. Даже двух человек слишком много. Задачу можно решить лишь одним способом. Вы знаете это, сэр…
— Только, пожалуйста, без объяснений. Все объяснения записаны на этой кассете, где мы их и найдем, если понадобятся. Вы знаете о последних событиях?
— Нет, сэр. Кое-что я слышал, но не очень много.
— Мы находимся почти в таком же положении, в каком находились перед тем, как вы отправились в рейс на первой «Британии». Торговля почти полностью прекратилась. Все транспортные фирмы практически не имеют заказов, но это еще не все и далеко не самое худшее. Вы даже не представляете, насколько важное значение имеет межзвездная торговля. В результате ее приостановки замерла вся деловая активность. Как и следовало ожидать, жалобы поступают тысячами, поскольку мы не изгнали пиратов из космоса. Все требуют, чтобы с пиратами было покончено раз и навсегда. Они не понимают истинной ситуации и не знают, что мы делаем все, что в наших силах. Мы не можем посылать истребитель с каждым грузовым кораблем или лайнером, а порта назначения достигают только корабли, сопровождаемые истребителями.
— Гм… гм… Мне нужно найти пиратский корабль. Я планировал последовать за грузовым кораблем или лайнером, стартующим на Альзакан, но если таких не найдется… Придется порыскать по округе…
— Ну, это легко устроить. Сейчас многие грузовые и пассажирские корабли охотно отправились бы в рейс. Мы выпустим один из них, а корабль-истребитель будет сопровождать корабль-грузовик, но на расстоянии, превышающем радиус действия детектора.
— Это решает все проблемы. Остается уладить только формальности. Мне не очень удобно испрашивать сейчас отпуск, но, может быть, я могу подать рапорт не по команде, а лично вам?
— У меня есть лучшее предложение, — адмирал широко улыбнулся, с видимым удовольствием предвкушая реакцию Киннисона. — Все устроилось как нельзя лучше. Приказ о вашем увольнении со строевой службы в Галактическом Патруле уже внесен в книгу приказов. От командования кораблем вы также освобождены, поэтому можете повесить свой мундир в шкаф у себя дома. Вот ваше удостоверение о праве принимать самостоятельные решения и действовать по своему усмотрению. Все остальное прилагается. Теперь вы линзмен, действующий на свой страх и риск, так сказать, «Вольный Стрелок».
«Вольный Стрелок»! Цель, к которой стремились все линзмены, но достигали лишь немногие. Теперь он, Киннисон, самостоятельно действующая единица, не подотчетная никому и не несущая ответственность ни перед кем и ни перед чем, кроме собственной совести. Теперь он не принадлежит ни Земле, ни даже Солнечной системе, он работает на всю Галактику в целом. Он более не маленький винтик в огромной машине Галактического Патруля. Всюду, где бы он ни оказался на бескрайних просторах Вселенной, он полномочный представитель, или, если угодно, воплощение, Галактического Патруля!
— Да, это так, — пожилой адмирал с удовольствием наблюдал за онемевшем от неожиданного известия молодым коллегой, вспоминая, что он чувствовал сам много лет назад, когда стал «Вольным Стрелком». Все же, как в свое время его собственный старший начальник, адмирал счел необходимым напомнить Киннисону о правах и обязанностях вольного линзмена.
— Вы можете отправляться куда угодно, заниматься чем угодно и находиться там, сколько сочтете нужным. Вы предпринимаете любые действия, которые покажутся вам необходимыми. Свои действия вы вольны объяснить или не объяснять, как вам угодно, хотя обычно вы будете оставлять в качестве подтверждения своих полномочий узкую полоску бумаги с отпечатком большого пальца. С этого момента вы не получаете заработной платы. Вы можете распоряжаться любыми средствами по своему усмотрению в любом месте нашей Галактики.
— Но, сэр… я… вы… я хочу сказать, что… — Киннисон трижды сглотнул, прежде чем смог заговорить связно. — Я не готов, сэр! Мне кажется, я слишком молод для вольного линзмена. У меня еще недостаточно опыта. При мысли о том, что я вольный линзмен, я немею от ужаса!
— Так и должно быть, так всегда и бывает, — Хейнес говорил вполне серьезно, но и его серьезный тон звучал радостно. Он был горд за своего младшего коллегу.
— Вы теперь почти абсолютно свободны в своих действиях, разумеется, насколько может быть свободным живое существо из плоти и крови. Человеку с улицы такое состояние покажется верхом всех желаний. И только линзмен, облаченный в серое, знает, какая это невыносимо тяжелая ноша, но сколь бы она ни была тяжела, любой Носитель Линзы рад нести ее и считает это за особую честь.
— Разумеется, рад, сэр, только сомневаюсь, по силам ли она мне…
— Эта мысль, сынок, будет посещать тебя время от времени, в противном случае ты бы не стоял сейчас здесь, но гони ее от себя. По мнению тех, кто должен в этом разбираться, — ты не только доказал, что созрел для того, чтобы стать вольным линзменом, но и заслужил эту почесть.
— Откуда они знают? — спросил Киннисон, которого от смущения даже бросило в жар. — Мне просто необычайно повезло во время того рейса. Если бы не перегорел компенсатор Бергенхольма (тогда я думал, что мне не повезло), то ничего не получилось бы. А ван Баскирк, Ворсел и другие… Бог знает, кто только не вытаскивал меня из всех неприятностей и передряг, в которые я попадал. Мне бы очень хотелось считать, что я созрел для вольного линзмена, сэр, но я еще не готов. Я не могу отнести на свой счет то, что в действительности объясняется слепым везением и способностями других людей.
— Ну что же, взаимопомощь — не последнее дело, и мы на нее рассчитываем. Что же касается везения, то почему бы нам не давать право ношения серой униформы линзменам, которым во веем сопутствует удача? — Хейнес от души рассмеялся. — Впрочем, я сообщу тебе сейчас кое-что, отчего тебе, возможно, полегчает. Во-первых, ты сумел совершить больше, чем любой другой выпускник Вентворт Холла. Во-вторых, мы, члены Совета, убеждены, что ты справился бы с почти невыполнимой миссией и без ван Баскирка, Ворсела, даже если бы не было счастливой поломки компенсатора Бергенхольма. Как бы сложилась ситуация, нам теперь остается только гадать, но ты, несомненно, справился бы и с ней. Разумеется, мы отнюдь не умаляем выдающиеся способности других участников экспедиции и отнюдь не отрицаем роль везения и случая. Тем не менее мы считаем, что ты обладаешь всеми необходимыми качествами, чтобы стать вольным линзменом.
— А теперь — закрыть люки, и на старт, — шутливо скомандовал адмирал, когда Киннисон попытался что-то сказать, и, похлопав его по плечу, развернул кругом и слегка подтолкнул к дверям:
— Чистого тебе космоса, сынок!
— И вам того же, сэр, и всем членам Совета. Я все же думаю, что вы заблуждаетесь относительно меня, но попытаюсь не подвести Вас.
С этими словами новоиспеченный зольный линзмен вышел из кабинета. Он споткнулся о порог, налетел на стенографа, торопившегося куда-то по коридору, и чуть не врезался в косяк выходной двери, не вписавшись в ее проем. Выйдя на воздух, Киннисон несколько пришел в себя и зашагал к себе домой, но впоследствии так и не мог вспомнить, как он шел и встретил ли кого-нибудь по пути. Одна мысль неотступно сидела у него в голове: вольный! Вольный! ВОЛЬНЫЙ! Он вольный линзмен!
А позади, в кабинете Командира Порта, адмирал Хейнес едва заметно улыбался, уставившись невидящими глазами на дверь, все еще открытую, через которую, словно слепой, почти на ощупь вышел Киннисон. Этот малый вполне заслужил оказанную ему высокую честь. Со временем он станет настоящим мужчиной. Женится. Сейчас он об этом, разумеется, не думает, сейчас все его помыслы сосредоточены на службе в Галактическом Патруле, но все равно придет время, и он женится. Если понадобится, то Галактический Патруль проследит за тем, чтобы он женился. Для этого существуют разные способы, но на эту тему лучше не распространяться. А лет этак через пятнадцать, если он только доживет, Киннисон почувствует, что не может более жить той напряженной, требующей полной отдачи жизнью, к которой он сейчас так страстно стремится, и выберет себе какую-нибудь работу, связанную с постоянным пребыванием на Земле, и станет отличным, добросовестным чиновником. В Галактическом Патруле все чиновники такие. Впрочем, одернул себя адмирал, сны наяву ни к чему не приводят, и, тряхнув головой, он снова углубился в работу.
Киннисон добрался до дома и только тут с трепетом ощутил, что это уже не его жилище. Теперь у него нет ни дома, ни постоянной резиденции, ни адреса. Где бы он ни был, в любом уголке необъятного космического пространства, всюду его дом.
Но мысль о предстоящей жизни не испугала. Наоборот, его охватило острое желание поскорее окунуться в эту жизнь.
В дверь постучали, и в комнату с огромным свертком в руках вошел вестовой.
— Ваша серая униформа, сэр! доложил он, четко отдав честь.
— Благодарю, — столь же четко приветствовал его Киннисон и, едва дверь за посыльным затворилась, принялся расстегивать черный, как небо, с золотым шитьем и серебряными знаками отличия мундир капитана Галактического Патруля.
Раздевшись догола, Киннисон сделал быстрый жест, исполненный особого смысла, — жест, о котором он и не подозревал, что знает, как его делать. Знак Серых. Знак, который никогда не оставлял и не оставит впредь ни одною Серою равнодушным, ибо исполнен глубокого смысла, означая все то, чему они глубоко преданы.
Серая униформа — нейтрального цвета кожаное одеяние без всяких украшений — была предметом особой гордости особого круга членов Галактического Патруля, к которому отныне принадлежал и он, Киннисон. Форма была сшита точно по его размерам, и он не мог не взглянуть без одобрения на свое отражение в зеркале. Круглая шапочка с крохотным козырьком, основательно простеганная для защиты головы от ударов о боевой шлем. Тяжелые очки — маска, непрозрачные для всех видов излучения, вредных для глаз. Короткая куртка подчеркивала широкие плечи и узкую талию. Брюки в обтяжку и сапоги плотно охватывали сильные, мускулистые ноги.
— Какой наряд! Подумать только, какой наряд! — вздохнул Киннисон. — Возможно, что в таком роскошном наряде и я выгляжу не такой уж обезьяной!
Ни тогда, ни позже Киннисону и в голову не приходило, что на нем была строго утилитарная униформа, самая простая, которая когда-либо существовала на свете! В его глазах, равно как и для всех, кто ее знал, это была особая, высшая простота кожаной униформы вольного линзмсна, намного превосходившая по красоте самые роскошные мундиры всех остальных подразделений Галактического Патруля. Киннисон по-мальчишески восхищался своим внешним видом — восхищался, как это делают мужчины, чуточку стыдясь своего восторга. Ни тогда, ни позже Киннисон не сознавал, какой внушительной фигурой он был, когда шагал по широкой улице, которая вела от офицерского общежития, где жил Киннисон, к доку, в котором находилась «Британия».
Киннисон был искренне рад, что его новое производство не сопровождалось никакими торжественными церемониями и публичными актами. Поздравить его пришли не только члены экипажа «Британии», но и товарищи и друзья со всей Резервации. Они толпились вокруг него, сжимали в обьятиях, хлопали по спине и выказывали ему свою приязнь так долго, что под конец Киннисон почувствовал: больше он не выдержит. Продлись эта пытка еще немного, и произойдет нечто непоправимое: он либо падет бездыханным, либо расплачется, как дитя, причем, что именно произойдет, сам Киннисон не мог бы сказать с уверенностью.
А пока кричащая от восторга толпа сгрудилась вокруг него и, считая за честь помочь Киннисону — самому Киннисону! — поднести скромные пожитки, оставшиеся в командирской каюте «Британии», двинулась к стоянке спидстера наподобие почетного караула. Астронавты вели себя, как буйнопомешанные. Они бросали в воздух форменные фуражки и скромные шапочки и кричали что было сил. Все правила уличною движения и уставы для них — по крайней мере на какое-то время — перестали существовав. Автомашины? Ничего, обведут! Пешеходы? Подождут! Да что гам пешеходы-ледовые автомашины, тяжелые грузовики, даже поезда подождут (ничего с ними не случится), пока не пройдет герой дня! Смотрите! Вот идет Киннисон! Кимболл Киннисон! Кимболл Киннисон, линзмен, ставший теперь Серым! Дорогу!
И все расступались, давая дорогу буйной от радости за своего товарища толпе и образуя проход от дока, в котором находилась «Британия», через всю Базу к стоянке спидстера.
Что за чудо-корабль был этот маленький спидстер! Изящный, стройный корпус его поражал своими идеально обтекаемыми обводами. Сам корабль покоился на стоянке, но его спокойствие обманчиво: он буквально начинен энергией, и эта скрытая энергия была почти ощутима в своей готовности вырваться наружу, унося изящный корабль в необъятные просторы космического пространства.
Разумеется, никто из сопровождавших Киннисона не поднялся на борт спидстера. Они остались на земле и только изо всех сил махали всем, что ни попало им под руку, посылая прощальный привет своему Киннисону.
Когда Киннисон нажал на стартовую кнопку и спидстер стремительно взмыл в воздух, отважному капитану пришлось несколько раз сглотнуть, но безуспешно: в горле у него стоял неизвестно откуда взявшийся там комок.
Случилось так, что в Нью-Йоркском космопорту в течение многих недель лежал срочный груз, предназначенный для Альзакана, и срочность груза определялась отнюдь не простыми соображениями. Дело в том, что если не считать нескольких пачек, владельцы которых хранили их в сейфах с секретными замками и не расстались. бы с ними ни за какие деньги, на Земле не осталось ни одной альзаканской сигареты!
Тогда, как и теперь, предметы роскоши ценились тем выше, чем большей редкостью они были. Только очень богатые могли позволить себе курить альзаканские сигареты, а для столь состоятельных людей, если они чего-то действительно хотели, цена почти не имела значения. А многие из них хотели, очень хотели, курить альзаканские сигареты — в этом ни у кого не было ни малейших сомнений. Рыночный бюллетень сообщал: «Спрос: тысячекратная цена за одну пачку из десяти альзаканских сигарет. Предложение: ни одной пачки ни за какую цену».
Имея в виду все возраставшую стоимость альзаканских сигарет, некто по фамилии Мэтьюз, король торговцев, попытался снарядить и отправить на Альзакан космический корабль. Он с полным основанием решил, что один-единственный груз альзаканских сигарет, благополучно доставленный в любой теллурийский (то есть земной) космопорт, принесет больше прибыли, чем весь торговый флот за десять лет обычных рейсов. Поэтому он на протяжении нескольких недель пытался использовать все свои связи — в политической и финансовой сфере, рискуя подчас очутиться на грани уголовного преступления, но все было безрезультатно.
Даже если бы ему удалось набрать команду, согласившуюся пойти на риск, запускать грузовой корабль в космос без сопровождения было сущим безумием: корабль, который заведомо не вернется на Землю, не мог принести прибыль. Грузовой корабль принадлежал ему, Мэтьюзу, и он мог делать с кораблем все что угодно, но корабли-истребители для сопровождения назначались только Галактическим Патрулем, а Патруль не предоставил бы ему сопровождения.
В ответ на запрос Мэтьюза ему сообщили, что только грузы категории «необходимые» сопровождаются боевыми кораблями на регулярной основе; грузы категории «полунеобходимые» сопровождаются лишь в особых случаях, когда речь идет об очень полезных или нужных товарах или когда представляется возможность отправить их попутным рейсом. Что же касается грузов категории «предметы роскоши», то для их сопровождения корабли вообще не выделяются. Мэтьюзу также сообщили, что его уведомят, если грузовой корабль «Прометей» получит сопровождение.
Политики всех рангов — от местных до общенациональных — забросали власти «запросами», дипломатичность которых варьировалась в широких масштабах. Финансисты сулили различного рода соблазнительные приманки, а когда это не действовало, грозились «сыграть на понижение» и оказывали всеми известными им способами давление. Но Галактический Патруль было невозможно ни подкупить, ни поймать на лесть, ни запугать. Из какого бы источника ни исходило предложение о посылке боевого сопровождения, оно неизменно наталкивалось на отказ.
Исчерпав все доступные средства дипломатического, политического, финансового давления, а также всевозможные уловки, король торговцев покорился неизбежному и прекратил дальнейшие попытки отправить свой корабль в рейс на Альзакан. И тогда совершенно неожиданно для всех Нью-Йоркская база получила из Главной Базы сообщение, которое гласило: «Вылет грузового корабля «Прометей» в рейс на Альзакан разрешаю. Дата вылета — по усмотрению владельца корабля. Сопровождать «Прометей» приказываю кораблю В 42 ТС 838 Галактического Патруля. Все предыдущие приказы командиру этого корабля настоящим отменяются. Подлинное подписал: Ценнее».
Упади на Нью-Йоркскую базу фугасная бомба — эффект был бы слабее, чем тот, который произвело на всех это сообщение. Никто не мог толком объяснить его — ни командир базы, ни командир корабля-истребителя, назначенного в сопровождение, ни капитан «Прометея», ни весьма обрадованный сообщением, но также недоумевающий Мэтыоз, но каждый без промедления приступил к снаряжению корабля в рейс. Вскоре все было готово к отправлению (по сути дела «Прометей» давно был готов к рейсу, поэтому особых приготовлений не потребовалось).
Когда командир базы и Мэтыоз находились в управлении космопорта незадолго до назначенного времени вылета, прибыл Киннисон, или, точнее, уведомил их о своем прибытии. Он пригласил обоих в рубку управления спидстера, а любые приглашения, исходившие от Серого Линзмена, не было принято обсуждать или не принимать во внимание.
— Если я не ошибаюсь, вы ломаете голову над тем, что бы такое все это значило, — начал Киннисон. — Буду по возможности краток. Я попросил вас прибыть сюда потому, что здесь единственное удобное место, где мы можем свободно поговорить, не боясь, что нас подслушивают. Вокруг, знаете вы об этом или не знаете, существует множество подслушивающих устройств. А теперь к делу. Разрешение на полег «Прометея» на Альзакан выдано потому, что в окрестностях Альзакана, по нашим сведениям, пираты особенно многочисленны, а нам не хотелось бы терять попусту время на розыски пиратов по всему космическому пространству. Ваш корабль, мистер Мэтьюз, был выбран по трем причинам и, подчеркиваю, вопреки вашим попыткам получить особые привилегии, а не благодаря им. Первое, в настоящее время нет необходимых или полунеобходимых грузов, предназначенных для отправки на Альзакан. Второе, мы не хотим, чтобы ваша фирма потерпела неудачу. Мы не знаем ни одной другой крупной грузовой линии, которая находилась бы в столь же шатком положении, как ваша, мистер Мэтьюз. Не знаем мы и ни одной другой, фирмы, для которой отправка одного-единственного груза значила бы так много. Я имею в виду — так заметно сказалась бы на финансовом положении фирмы.
— Вы абсолютно правы, линзмен! — охотно согласился с Киннисоном Мэтьюз. — Для пас груз, о котором идет речь, означает либо банкротство, либо благосостояние.
— Позвольте мне продолжить. Произойдет следующее. «Прометей» и сопровождающий его истребитель стартуют строго по расписанию, то есть через четырнадцать минут. Когда оба корабля достигну! окрестностей Валерии, они оба будут отозваны назад. Командир истребителя получит срочный приказ, предписывающий ему принять участие в спасении грузового корабля, подвергшегося нападению пиратов. Что же касается капитана «Прометея», то он. скорее всего, пожелает продолжать полет, ссылаясь па то, что он стартовал на Альзакан и туда направляется…
— Но он не захочет продолжать полет без сопровождения! Он просто не осмелится! — попытался было возразить владелец «Прометея».
— Вы заблуждаетесь, мистер Мэтьюз. Капитан «Прометея» непременно заупрямился и захочет продолжать полет, — с улыбкой заметил Киннисон — Именно в этом и состоит третья причина, по которой вашему кораблю дано разрешение на вылет, потому что «Прометей», несомненно, подпер! нется нападению пиратов. Вам до этого момента, конечно, не было известно, что ваш капитан и более половины экипажа пираты и намереваются…
— Что? Пираты? — заревел вне себя от негодования Мэтьюз. — Да я сейчас…
— Вы сейчас останетесь здесь, мистер Мэтьюз, и отдадите только обычные распоряжения, причем сделаете это отсюда. Мы полностью контролируем ситуацию.
— Но мой корабль! Мой груз! — запротестовал владелец «Прометея». — Мы будем разорены, если…
— Позвольте мне закончить, — прервал его Носитель Линзы. — Как только сопровождавший «Прометея» истребитель ляжет па обратный курс, наш капитан почти заведомо пошлет пиратам уведомление о там, что он представляет для них легкую добычу. Через минуту после отправления этого сообщения капитан умрет. Умрут и все остальные пираты па борту «Прометея». Ваш корабль совершит посадку па Валерии и возьмет на борт экипаж отчаянных ребят под командованием Питера ван Баскирка. После этого «Прометей» продолжит полет на Альзакан, и когда пираты возьмут корабль па абордаж и, преодолев притворное сопротивление, завладеют кораблем, им вдруг покажется, что перед ними разверзся ад. К тому же истребитель, срочно отозванный для Участия в «спасательной операции», будет тащиться следом зa «Прометеем» на не слишком большом расстоянии oт него.
— А мой корабль? Что будет с ним? Он действительно Достигнет Альзакана и благополучно вернется па Землю? — Мэтыоз был ошеломлен и никак не мог прийти в себя от неожиданных новостей. Ход событий полностью ускользнул из его рук, и события развивались так стремительно, что он едва успевал следить за ними, — Но если экипажи моих кораблей укомплектованы из пиратов, то некоторые из них могут… Разумеется, в случае необходимости я непременно обращусь к местной полиции и попрошу у нее защиты…
— Если не случится чего-нибудь совершенно непредвиденного, то «Прометей» благополучно совершит рейс туда и обратно и доставит груз в целости и сохранности, причем истребитель будет сопровождать его на всем протяжении маршрута от взлета до посадки. Разумеется, с представителями местной полиции вам придется утрясти все остальные вопросы.
— А когда произойдет нападение на грузовой корабль, сэр? — поинтересовался командир Нью-Йоркской базы.
— Именно это хотел знать командир истребителя, когда я сообщил о том, что его ожидает, — улыбнулся Кшшисон. — Он хотел бы поточнее знать, когда произойдет нападение. Я сам хотел бы ото знать, но, к сожалению, момент нападения выберут пираты после того, как получат сигнал от капитана «Прометея». Могу только с уверенностью сказать, что нападение непременно произойдет на пути к Альзакану. Дело и том. что груз, который находится сейчас в трюмах «Прометея», представляет для Босконии несравненно большую ценность, чем груз альзаканских сигарет.
— А вы полагаете, что вам удастся захватить пиратский корабль? — с сомнением спросил командир базы.
— Нет, но мы уменьшим численность экипажа на бopтy пиратского корабля настолько, что он будет вынужден вернуться на свою базу.
— A это именно то, что вам нужно, — обнаружить пиратскую базу. Понимаю, — кивнул командир Нью-Йоркской базы.
Он так ничего и не понял, решительно ничего, но Киннисон не стал объяснять.
Снаружи все озарилось двумя яркими вспышками: это один за другим взлетели «Прометей» и сопровождающий корабль-истребитель. Киннисон показал знаком Мэтьюз, что тот может идти.
— Разрешите мне также идти, сэр? — осведомился командир базы, когда Мэтьюз вышел. — Мне необходимо отдать кое-какие распоряжения.
— Минуточку. Я имею для вас еще одно сообщение, официальное. Мэтьюзу не понадобится больше полицейский эскорт по крайней мере в течение какого-то времени, а может быть и вообще. Дело в том, что когда «Прометей» будет атакован пиратами, это послужит сигналом для начала операции по ликвидации всех банд и захвату всех пиратов в районе Большого Нью-Йорка, самом гнусном пиратском притоне на всей Земле. Ни вы лично, ни ваши подчиненные не будете принимать непосредственного участия в операции, но можете замолвить словечко кому считаете нужным, чтобы ваши люди были информированы раньше, чем поступят выпуски теленовостей.
— Прекрасно! Это давно надо было сделать.
— Да, но, как вы понимаете, требуется немало времени, чтобы взять на заметку всех членов столь большой организации до единого. Командование решило захватить всех пиратов, но так, чтобы не затронуть случайно ни одного невиновного.
— А кто проводит операцию? Главная База?
— Да. В ее распоряжении достаточно людей, чтобы, перебросив их сюда, завершить операцию за час.
— Хорошие новости! Спасибо! Чистого вам космоса, линзмен! — и с этими словами командир Нью-Йоркской базы поспешил в свое управление.
Когда затворы шлюзов сработали и герметические шлюзы закрылись за ушедшим посетителем, Киннисон поднял свой спидстер в воздух и взял курс на Валерию. Два корабля, стартовавшие перед ним, покинули атмосферу, как и полагалось, в безынерционном режиме, и ср времени их взлета мротпло несколько сотен секунд. Поэтому спидстер Киннисона находился в нескольких десятках тысяч миль от их курса и на расстоянии во много миллионов миль позади них. Но ни одно из этих расстояний ничего не значило для самого быстроходного спидстера Галактического Патруля. Слегка форсирован работу маршевых двигателей, Киннисон легко, за несколько минут, догнал «Прометей» и сопровождавший его истребитель. Оказавшись на расстоянии менее одного светового года от них, Киннисон замедлил полет, сбросив скорость до скорости преследуемых кораблей, и пристроился за ними, сохраняя дистанцию.
Будь на его месте любой обычный космический корабль, он давно был бы обнаружен, но Киннисон летел не на обычном корабле. Его спидстер невидим для всех видов излучения, кроме электромагнитного, в том числе и в видимом диапазоне, поэтому даже держась от преследуемых кораблей в полуминуте полета, Киннисон оставался невидимым для них. Электромагнитные приборы на таком расстоянии были бесполезны, а оптические приборы даже с субэфирными преобразователями надежны только в диапазоне всего лишь нескольких тысяч миль, и то, если наблюдатель точно знает, какой объект и где именно требуется обнаружить.
Итак, Киннисон, оставаясь незамеченным, следовал за «Прометеем» и сопровождавшим грузовой корабль истребителем, и когда те приблизились к валерианской солнечной системе, командир истребителя получил приказ срочно возвращаться на базу для участия в операции по спасению попавшего в лапы пиратам грузовоза, а капитану «Прометея — рекомендовано также вернуться на Землю, чтобы не подвергать себя риску нападения. Но как и следовало ожидать, капитан, который вел двойную игру, возвращаться отказался и в свою очередь уведомил командование пиратов о том, что остался без сопровождения. Истребитель повернул назад, грузовой корабль продолжал идти прежним курсом. Вскоре, однако, «Прометей» остановился, перешел в инерционный режим и выбросил из люков в космическое пространство какие-то сгустки материи, по-видимому, тела босконских членов экипажа. Затем «Прометей» снова перешел в инерционный режим и взял курс на планету Валерия.
«Прометей» совершил безынерционную посадку, Киннисон сделал то же. Он вышел из своего спидстера, облаченный в тяжелый скафандр, так как атмосфера на Валерии очень плотная, и, с небольшим усилием передвигаясь в ее необычайно сильном гравитационном ноле, был сердечно встречен лейтенантом ван Баскирком, чьи люди стремительно разбегались по внутренним помещениям «Прометея».
— Привет, Ким! — радостно воскликнул голландец. — Сработали точно, как часы. Мы тебя долго не задержим. Взлет через десять минут.
— Привет, лейтенант! — улыбка Киннисона не уступала в сердечности улыбке ван Баскирк, но, приветствуя новоиспеченного лейтенанта, Киннисон был подчеркнуто официален. — Послушай-ка, Бас! Я вот о чем размышляю… Как тебе покажется идея…
— Из этой идеи ничего не выйдет, — не дослушав, прервал Киннисона ван Баскирка. — Я знаю, о чем ты думаешь и что сейчас хочешь сказать, но лучше не говори ничего.
— А что, если я присоединюсь к вам… — попытался было продолжить Киннисон.
— Нет, нет и нет! — решительно отверг его попытки валерианец. — Ты должен оставаться со своим спидстером. На борту для спидстера нет места. «Прометей» и без того забит до отказа грузом и моими людьми. Снаружи ты тоже не можешь прицепиться, так как это выдаст весь замысел операции. Кроме того, в первый и последний раз в жизни я имею возможность отдавать приказания линзмену, да еще в Сером. Так вот я приказываю: оставайся сам по себе, держись в стопопе от корабля, а я прослежу, чтобы ты это сделал. А по будешь меня слушать, так я тебя вздую, козявка ты земная!
— С тебя станется, обезьяна валерианская! — не остался в долгу Киннисон. — А кто это все придумал? Хейнес?
— Угу, — кивнул ван Баскирк. — Иначе я не осмелился бы гак грубо разговаривать с тобой! Но не расстраивайся, ты ничего не теряешь! Дело в шляпе, и ты своего еще добьешься. Кстати, Ким, прими поздравления. Ты заслужил свое новое звание. Мы все с тобой — отсюда до Магеллановых Облаков и обратно.
— Спасибо. Тебя тоже с новым званием, Бас! Спасибо всем ребятам. Раз ты не берешь меня с собой, я полечу полегоньку вслед за тобой. Чистого тебе космоса, но я очень надеюсь, что завтра утром здесь будет полным-полно пиратов. Хотя, возможно, никаких пиратов не будет. Не станут же они лететь сюда, когда мы находимся поблизости.
И Киннисон уныло потащился вслед за ван Баскирком, покрывая многие тысячи световых лет однообразного пути без каких-либо приключений.
Часть времени он находился в спидстере, рыская то в одну, то в другую сторону по космическому пространству, но значительно большую часть времени Киннисон провел на борту значительно более комфортабельного и просторного истребителя, к бронированному корпусу которого он подвешивал свой крохотный спидстер на магнитных присосках. На борту истребителя Киннисон ел, спал, обменивался новостями, читал, работал на тренажерах и играл с офицерами и рядовыми членами экипажа, наслаждаясь неповторимой атмосферой особого космического братства. Случилось так, что когда долгожданное нападение на «Прометей» наконец последовало, Киннисон находился в своем спидстере и, благодаря этому обстоятельству, мог слышать и наблюдать все с самого начала.
Эфир был забит уже знакомыми помехами. Пиратский рейдер приблизился к «Прометею», пустил в ход магнитные захваты и, образовав с грузовым кораблем единое целое, принялся методично обстреливать «Прометей» лучевыми залпами. Интенсивность залпов была не слишком высокой — их мощности едва хватало на то, чтобы разогреть защитные экраны, — и Киннисон стал осматривать внутренность пиратского корабля с помощью лучевого детектора.
— Земляне! Североамериканцы! — воскликнул он вполголоса, отпрянув от экрана. — Впрочем, ничего удивительного тут нет. Нападение на «Прометей» разыграно как но нотам, больше половины экипажа составляют гангстеры из Нью-Йорка.
— Этот тип включил защитные экраны. Наш лучевой детектор их не берет, — обратился пилот пиратского корабля к своему капитану. То, что пилот говорил по-английски, не имело особого значения для Киннисона, равно как и для любого другого линзмена. Киннисон с таким же успехом понял бы мысль, изложенную на любом другом языке или переданную любым другим способом.
— Вроде бы ничего такого по плану быть не должно, — продолжал размышлять вслух пилот.
Если бы нападение спланировал Гельмут или какой-нибудь другой выдающийся ум на Главной Базе Босконии, то в это! момент оно заведомо было бы прекращено. Эмоциональная вспышка пилота, поразмысли он над ней, переросла бы (или по крайней мере могла бы перерасти) в подозрение. Но капитан пиратского корабля был напрочь лишен воображения.
— Мне никто ничего такого не говорил, — равнодушно заметил он. — Должно быть, на вахте у них стоит не наш парень. Их капитан должен сам открыть люки. Если он промедлит, то я открою их сам… Посторонись-ка! Так! Ребята, на абордаж!
«Ребята», сотни отчаянных головорезов, облаченных в боевые доспехи и вооруженных до зубов, лавиной ринулись сквозь открывшиеся люки внутрь «Прометея». Но стоило последнему пирату из группы захвата перешагнуть через комингс входного люка, как произошло нечто такое, что явно не предусматривалось планом операции: массивные створки люка захлопнулись и приводившие их в движение коленчатые тяги стали па место.
— Сожгите дурацкие экраны! Сбейте их! Дайте залп по ним из излучателей! — рявкнул капитан пиратского корабля. Он не принадлежал к числу тех отчаянных храбрецов, которые, подобно Гильдерсливу, лично ведут своих головорезов в атаку. Капитан чувствовал себя полномочным представителем высших официальных лиц Босконии и, подражая тем, предпочитал руководить набегами своих подчиненных сидя в безопасности — в центральном отсеке корабля. Но, как мы уже упоминали, капитан не во всем походил на высших руководителей Босконии — те были намного умнее и обладали способностью гораздо быстрее оценивать обстановку. Лишь когда стало слишком поздно, капитан заподозрил что-то неладное.
— Уж не перехитрил ли нас кто-нибудь? Может быть, космические гангстеры?
— Сейчас мы все узнаем, — пробормотал пилот, и именно в этот момент лучи детектора проникли сквозь экраны «Прометея». Глазам пилота и капитана открылось ужасное зрелище — настоящая бойня.
Ван Баскирк и его валерианцы не были захвачены врасплох, и они не оказались командой — безоружной или частично вооруженной, чьи действия к тому же скованы проникшими в число, ее членов гангстерами, а именно такую частично парализованную команду, не способную оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления, пираты рассчитывали найти на борту «Прометея».
Вместо этого пираты столкнулись с силой, во много раз превосходившей их силу. Мы имеем в виду не только великолепную физическую подготовку и подвижность валерианецев, но и по крайней мере один полупереносной излучатель, державший под прицелом каждый коридор «Прометея». Во вспышках проекторов большинство пиратов нашли свою мгновенную смерть, так и не успев понять, кто их атакует.
Но то были счастливчики. Другие пираты знали, что их ждет, и видели, как приближается к ним их погибель, ибо валерианцы даже не стали доставать излучатели Де Ляметра. Им было известно, что защитные костюмы пиратов способны противостоять любым ручным излучателям в течение считанных минут, и люди из команды ван Баскирка сочли ниже своего достоинства прибегать к более тяжелому оружию и не стали снимать полупереносные излучатели с подставок. Они предстали перед пиратами, вооруженные своими космическими секирами, и при виде столь грозного оружия ближнего боя пираты не выдержали и в панике бежали, крича от ужаса. Но избежать своей участи и спастись от гибели они не могли: створки люка плотно сомкнуты, и путь к отступлению отрезан.
Вся пиратская группа захвата была перебита. Как и предсказывал ван Баскирк, уничтожение пиратов вряд ли можно считать битвой: для валерианца, размахивающего боевой секирой, обычный защитный костюм не большее препятствие, чем лист фольги.
Лучи детектора проникли сквозь экраны «Прометея» как раз вовремя для того, чтобы капитан пиратского корабля увидел ужасный финал побоища. При виде страшного зрелища лицо капитана сначала налилось кровью, а потом смертельно побледнело.
— Галактический Патруль! — едва смог вымолвить он. — Валерианцы… Целая группа валерианцев! Я же говорил, что нас заманили в ловушку!
— Ловко нас провели, что и говорить! — подтвердил пилот. — Но вы еще не знаете и половины всего, капитан! Сюда приближается какой-то корабль. Если истребитель нас выпотрошит, то немного от нас останется, верно?
— Хватит болтать, — оборвал пилота капитан. — Так кто там приближается — истребитель или не истребитель?
— Пока объект находится на слишком большом расстоянии от нас, чтобы его опознать, но скорее всего истребитель. Они ни за что не послали бы «купца» без сопровождения, старая вы перечница! Им же известно, что мы за какой-нибудь час прожигаем насквозь экраны любого грузовоза. Ну как, приготовимся драпать?
Командир счел за благо поспешно ретироваться с места происшествия. Дикие мысли теснились у него в голове. Если истребитель приблизится настолько, что сможет пустить в действие свои магниты, то пиши пропало. Нет, что ни говори, а лучше всего смотаться домой, под крылышко Главной Базы.
— Давай, жми на всю катушку!
Пилот включил маршевые двигатели на полную мощность.
— Это истребитель. Нас здорово провели. Дуем на базу!
— Вот и прекрасно!
Чувствовавший себя не в своей тарелке капитан включил коммуникатор, чтобы доложить непосредственному начальнику об унизительном исходе, казалось бы, тщательно спланированной операции.
Покуда пират опрометью мчался к своей Главной Базе, Киннисон следовал за ним издали, тщательно сообразуя свой курс и скорость с курсом и скоростью преследуемого корабля.
Киннисону во что бы то ни стало хотелось подслушать разговор, который непременно должен состояться, как только капитан пиратского корабля установит связь со своими старшими начальниками и доложит им о случившемся. Особенно Киннисону хотелось, чтобы в разговоре Базы с капитаном принял участие Гельмут: это позволило бы ему, Киннисону, взять еще один пеленг на Главную Базу, положение которой пока не удалось засечь с достаточной точностью. Киннисон опасался (и, как вскоре выяснилось, не без оснований), что теперь ему не удастся ни подслушать важные переговоры пирата с Базой, ни взять пеленг на Главную Базу пиратов — для этого у него просто не хватит рук! Размышляя над создавшимся положением, Киннисон даже горько пожалел, что не может раздвоиться или, по крайней мере, что он не родился велантийцем. У тех есть глаза и руки, а отделы головного мозга функционируют независимо, что позволяет велантийцам заниматься одновременно полудюжиной вещей и каждое дело выполнять отлично. Киннисон твердо знал, что так действовать ему не дано, но все же не мог отказаться от попытки сделать все от него зависящее. Может быть, было ошибкой отправляться в одиночку и следовало взять с собой кого-нибудь из ребят? Нет, этого делать нельзя ни в коем случае, так как впоследствии нарушило бы все планы. Ладно! Будь что будет, но он, Киннисон, сделает все от него зависящее, чтобы добиться успеха.
Между тем капитан пиратского корабля установил связь со своей Главной Базой и приступил к докладу. Киннисон одной рукой пытался подстраивать лучеуловитель, а другой манипулировать пеленгатором. Ценой больших усилий ему удалось кое-как взять пеленг на Главную Базу пиратов и записать отрывки переговоров. Недоставало самого важного фрагмента — той части переговоров, когда командир Базы переключил незадачливого капитана на самого Гельмута. Киннисон был немало раздосадован: луч, который он было нащупал с таким трудом, исчез, а после того, как ему удалось снова настроить лучеискатель, он услышал только заключительные слова той головомойки, которую Гельмут устроил несчастному капитану:
— …вина не только ваша, поэтому на этот раз я накажу вас не очень строго. Доложите обо всем на нашу базу на Альдебаране I, ваш корабль отныне находится в подчинении командира базы. Вы будете беспрекословно выполнять все его приказания в течение тридцати местных суток.
Киннисон лихорадочно принялся шарить пеленгатором, пытаясь засечь, откуда говорит Гельмут, но верховный шеф всех пиратов замолчал до того, как Киннисон успел синхронизовать свой прибор с излучателем главы пиратов. Киннисон глубоко задумался.
Альдебаран! Практически рядом с его, Киннисона, родной солнечной системой, от которой он забрался так далеко. И как только пиратам удалось построить (или восстановить) свою секретную базу так близко от Солнца?! Ведь Галактический Патруль буквально прочесал все его окрестности, не оставив без внимания ни одной сколько-нибудь крупной планеты. Но, как бы там ни было, теперь по крайней мере известно, куда лететь, а это существенно упрощает задачу. Есть, правда, одно обстоятельство, которое он не учел, обдумывая план своей экспедиции: преследуя пиратский корабль, он, Киннисон, не сможет обходиться совсем без сна. Хотя бы изредка ему необходимо вздремнуть самую малость, а пока он будет спать, преследуемый вполне может скрыться. К счастью, теперь ему достоверно известно, куда он направляется. Путь на Альдебаран не близкий, и у него, Киннисона, хватит времени, чтобы построить дюжину необходимых приборов. Все нужные детали и инструменты на борту имеются. И пока спидстер стремительно мчался вслед за пиратским кораблем, Киннисон собрал своего «охотничьего пса», как он назвал прибор. В каждую из первых четырех или пяти «ночей» Киннисон терял преследуемый пиратский корабль, и найти его после пробуждения стоило немалых трудов. Но день ото дня усовершенствуй «пса», Киннисон довел свое детище до такой стадии, что тот стал превосходно справляться со своими «обязанностями», разве что не говорил. После доводки «охотничьего пса» Киннисон принялся обдумывать, что делать дальше.
Первая конкретная задача, которую предстояло решить, состояла в ответе на вопрос, как проникнуть на пиратскую базу. Поскольку разведчики Галактического Патруля не обнаружили базу, она должна быть очень искусно спрятана. А надежно укрыть на Альдебаране I от зорких глаз Галактического Патруля объект размером с космическую базу — достижение, которому нельзя не позавидовать. Ему, Киннисону, доводилось однажды бывать в той системе, но…
Находясь в полном одиночестве на борту своего спидстера, мчавшегося в открытом космосе, Киннисон мучительно покраснел при воспоминании о том, что приключилось с ним во время того достопамятного визита на Альдебаран. Он преследовал двух торговцев наркотиками, проследив их путь до Альдебарана II, и встретил там самую обаятельную, самую красивую, самую замечательную и самую загадочную девушку изо всех, кого ему приходилось видеть. Разумеется, он встречал красивых женщин (и немало) и прежде. Он видел красавиц-любительниц и профессионалок: ночных бабочек, танцовщиц, актрис, моделей и манекенщиц, нагих и одетых по последней моде, но даже не подозревал, что столь совершенное создание может существовать наяву, а не в видениях одурманенного тионитом наркомана. В облике невинной девушки она была неотразимо прекрасной, и Киннисон содрогнулся при мысли о том, что могло бы случиться, сыграй она свою роль чуточку лучше.
Но, зная слишком многих торговцев наркотиками и слишком немногих патрульных, девица составила совершенно неверное представление не только о чувствах кадета, кем в ту пору был Киннисон, но и его реакциях. Ибо даже когда она, искусно разыгрывая любовное томление, пришла к нему в объятия, Киннисон сразу понял, что тут дело нечисто. Женщины такого сорта не ведут игру просто так, из любви к искусству. Должно быть, эта красотка связана с теми двумя торговцами наркотиками, которых он преследует. Ему удалось вырваться из объятий красотки, отделавшись только несколькими царапинами, и как раз вовремя, ибо два ее сообщника пытались было улизнуть. С тех пор Киннисон боялся красивых женщин больше всего на свете. Впрочем, он был бы не прочь еще раз взглянуть — разумеется, только один раз! — на ту кошечку с Альдебарана. Тогда он был почти ребенок, а теперь…
Впрочем, эти праздные мысли ни к чему хорошему не приводят. Киннисон решительно тряхнул головой. Лучше подумать об Альдебаране I, куда он сейчас следует. Голая, безжизненная, необитаемая планета, лишенная атмосферы, безводная. Голая, как ладонь, покрытая возвышающимися над унылой равниной вулканами, испещренная кратерами, с острыми выступами скал и провалами. Размещение базы на такой планете потребовало бы чудовищных усилий, к тому же база была бы чрезвычайно труднодоступной для своих кораблей. Если бы база располагалась на поверхности, в чем он, Киннисон, очень сомневается, то ее бы непременно засекли. Во всяком случае все подходы к пиратской базе тщательно заэкранированы и оборудованы детекторами, способными «видеть» в ультрафиолетовой, инфракрасной и, разумеется, в видимой области спектра. От его аннигилятора здесь мало толку.
Ясно, что спидстер не смог бы незаметно даже приблизиться к базе. А он сам, в одиночку? Разумеется, придется надеть тяжелый скафандр со своим автономным запасом воздуха. Правда, скафандр излучает. Впрочем, не обязательно: он может совершить посадку вне радиуса действия детекторов базы и двигаться дальше пешком, не используя никаких источников энергии. Осталось справиться с экранами и видеодетекторами. Если пираты начеку, то из задуманного им ничего не выйдет, а они, несомненно, начеку.
Как же пройти сквозь, казалось бы, непреодолимые барьеры? По зрелом размышлении, проанализировав все известные ему факты, Киннисон нашел ответы на мучившие его вопросы и разработал ясный план, которого он вознамерился неукоснительно придерживаться. Пиратский корабль, который он, Киннисон, преследует, несомненно, будет пропущен на базу. Следовательно, ему необходимо проникнуть на базу внутри пиратского корабля. А коль скоро это решено, остается только разработать способ, который ко всему прочему должен быть до смешного простым.
Предположим, что все трудности позади: удалось проникнуть на базу. Что делать дальше? Точнее говоря, что можно было бы сделать дальше? Несколько дней Киннисон один за другим строил различные планы и сам же безжалостно их отбрасывал. От расположения базы, ее персонала, оборудования и режима работы зависело столь много, что Киннисон никак не мог выработать хотя бы грубое подобие рабочего плана. Он знал, что ему хотелось бы сделать, но не имел ни малейшего представления относительно того, как наилучшим образом осуществить свои намерения. Из тех возможностей, которые могут представиться, предстояло выбрать наиболее многообещающую и действовать с учетом обстоятельств.
Придя к такому решению, Киннисон направил обзорный луч своего детектора на планету, на которой ему предстояло незаметно совершить посадку, и принялся тщательно обшаривать ее. Ему представилось то самое зрелище, которое он ожидал увидеть, и, может быть, даже несколько худшее. Безжизненная, выжженная солнцем пустыня, планета Альдебаран I вообще не имела почвы, вся ее поверхность состояла из коренных горных пород, лавы и пемзы. Гигантские горные хребты пересекали поверхность Альдебарана I во всех направлениях. Вдоль каждого хребта тянулась вереница действующих вулканов и кратеров частично обрушившихся, потухших вулканов. Горные склоны и каменистые равнины, стенки кратеров и дно долин были испещрены и изъязвлены бесчисленными более мелкими кратерами и огромными зияющими углублениями, словно планета на протяжении геологических эпох служила мишенью для непрекращающейся космической бомбардировки.
Киннисон не только обследовал всю поверхность, но и, насколько позволяла мощность детектора, заглянул внутрь планеты, так ничего и не обнаружил. Насколько он мог судить по показаниям своих приборов (а Киннисон обследовал Альдебаран I гораздо более тщательно, чем любой из обычных кораблей с наблюдателями на борту до него), никакой базы ни на поверхности, ни в недрах планеты не было. Тем не менее, Киннисон твердо знал, что база была. Какой вывод из этого следует? База Гельмута могла находиться где-то внутри планеты, защищенная от детектирования многими милями железа или железной руды. Необходимость в еще одном пеленге на Главную Базу пиратов ощущалась с особой остротой. Между тем оба корабля — преследуемый и преследователь — быстро приближались к системе Альдебарана.
Киннисон пристегнул к поясу личное снаряжение, в которое входил и аннигилятор, осмотрел скафандр, проверил систему жизнеобеспечения и заправку и, только убедившись, что все в порядке, перебросил скафандр через руку. Бросив беглый взгляд на экран, Киннисон с удовлетворением отметил, что «охотничий пес» действует отменно. Теперь уже и преследуемый и преследователь находились в пределах солнечной системы Альдебарана, и поскольку пират снизил скорость, замедлил движение и спидстер. Наконец, ведущий (пиратский корабль) перешел в инерционный режим, готовясь войти в посадочную спираль. На этот раз ведомый не повторил его маневр, так как Киннисон более уже не следовал за пиратом. Прежде чем перейти в инерционный режим, он приблизился к запретной поверхности Альдебарана I на расстояние не более пятидесяти тысяч миль. Затем выключил свой компенсатор Бергенхольма, перевел спидстер на почти круговую орбиту на достаточном удалении от посадочной орбиты пирата, выключил все энергетические установки и лег в дрейф. Он оставался на борту спидстера, производя наблюдения и вычисления до тех пор, пока не рассчитал траекторию спуска, чтобы в любой момент воспользоваться ею. Затем Киннисон вошел в герметический тамбур, вышел в космос и, подождав, пока створки люка захлопнутся за ним, устремился к посадочной спирали пирата.
Поскольку теперь он двигался в инерционном режиме, продвижение в пространстве казалось ему почти неощутимым, но зато у него появилось много времени. Кстати сказать, его скорость была малой только по сравнению со скоростью спидстера в безынерционном режиме. В действительности же он мчался в пространстве со скоростью более двух тысяч миль в час, а его крохотный двигатель постоянно увеличивал скорость, создавая ускорение в два «g» (ускорение свободного падения).
Вскоре пиратский корабль оказался прямо под ним, и Киннисон, увеличив свое ускорение до пяти «g», устремился к кораблю в длинном нырке. Это была самая рискованная минута за все время пути, но Киннисон правильно рассчитал, что внимание офицеров на борту корабля будет сосредоточено на происходящем впереди и под ними, но отнюдь не на том, что происходит вверху и над ними. Так и случилось, и он, оставаясь незамеченным, приблизился вплотную к кораблю. И сближение с пиратским кораблем, и посадка на космический корабль, движущийся с чудовищной (по земным меркам) посадочной скоростью по спирали, для опытного астронавта были несложным делом. Работая одними лишь тормозными двигателями, он ухитрился даже избежать вспышки, которая могла бы причинить ему хлопоты и даже осветить его. Выравняв скорости, он осторожно, используя магнитные присоски, прокрался вдоль корпуса, подтянулся на руках и, открыв крышку аварийного люка, оказался внутри пиратского корабля.
С беззаботным видом он прошел в кормовой отсек и проник в безлюдные каюты экипажа. Там он с удобством расположился в подвесной койке, пристегнул предохранительные ремни и принялся обшаривать обзорным лучом своего детектора центральный пост. Там, на видеоэкране капитана, он увидел сложную, словно разорванную в клочья, топографию планеты, выступавшую все более отчетливо по мере того, как пилот миля за милей снижал корабль. Круто садится, отметил про себя Киннисон. Корабль действительно совершал крутой спуск, очень трудный для пилота, вместо того чтобы снижаться по более пологой траектории, заложив еще один виток посадочной спирали вокруг планеты, и затем перейти на работу двигателями, специально предназначенными для такого случая. Но, повинуясь воле пилота, корабль вошел в крутое пике, и теперь корпус сотрясался от толчков, рывков и вибрации, от сильных взрывов в дюзах тормозных двигателей. Корабль быстро снижался, и лишь после того, как он опустился ниже краев одного из кратеров, пилот выровнял корабль и придал ему нормальное положение для посадки. Все маневры выполняются излишне торопливо, подумал Киннисон, но пилот пиратского корабля знал, что делал. Пять миль падал корабль по вертикали в гигантской шахте, прежде чем достиг дна и остановился. Нижний пояс обшивки стен был прорезан множеством окон. Прямо перед кораблем маячили очертания наружных створок гигантского герметичного люка. Створки раздвинулись, корабль втянули внутрь, уложили на специальную подвижную опору, напоминавшую огромную колыбель, и массивные створки снова сомкнулись. Это и была пиратская база, и он, Киннисон, находился внутри нее!
— Внимание! — прозвучал по внутренней трансляции голос командира пиратов. — Воздух на этой планете смертельно ядовит, поэтому приказываю всем надеть скафандры и проверить, есть ли топливо в баках ваших индивидуальных двигателей. Для всех членов экипажа на базе приготовлены комфортабельные помещения с хорошим воздухом, но не вздумайте разгерметизировать ваши скафандры без моей команды. Всем собраться в центральном отсеке. Те, кто не будет здесь через пять минут, останутся на борту на свой собственный страх и риск.
Киннисон без секунды промедления решил присоединиться к экипажу, собирающемуся в центральном отсеке. На корабле ему делать нечего. К тому же можно не сомневаться, что корабль подвергнется досмотру. Воздуха у него достаточно, а все космические скафандры выглядят одинаково. К тому же Линза своевременно предупредит его, если у кого-нибудь появится в отношении него недружественное намерение или закрадется подозрение. Ему, безусловно, лучше идти со всеми. Вот если пираты вздумают провести перекличку, то тогда положение окажется не из завидных… Впрочем, что толку пугать себя? Неприятности лучше всего преодолевать постепенно, по мере того как они возникают.
Но ни капитану, ни старшему помощнику и в голову не пришло проводить перекличку. Судя по всему (а в действительности так оно и было), капитану пиратского корабля не было решительно никакого дела до членов своего экипажа. Они вольны были собраться в центральном отсеке или не собираться — капитану было все равно. Поскольку оставаться на борту означало неизбежную смерть, все пираты до единого были точны. По истечении пяти минут капитан покинул борт корабля. За ним гурьбой ринулся экипаж. Миновав двери, свернули налево. Там капитана встретило какое-то существо, которое Киннисону не удалось как следует рассмотреть. Последовала небольшая заминка, после чего пираты снова двинулись вперед. Поворот направо.
Киннисон решил на этот раз никуда не сворачивать. Лучше всего остаться поблизости от шахты, в которую произвел спуск космический корабль, чтобы в случае чего можно было прорваться к выходу, пока он не изучит пиратскую базу настолько, что сможет хотя бы в общих чертах набросать план кампании. Вскоре Киннисон обнаружил пустое помещение, которым, по-видимому, никто не пользовался, и убедился, что через массивное кристально чистое окно открывается великолепный вид на гигантскую цилиндрическую шахту — очевидно, жерло потухшего вулкана, которое пираты переоборудовали и приспособили для своих нужд.
С помощью лучевого детектора Киннисон наблюдал за тем, как пиратов эскортировали до отведенных им апартаментов. Вполне возможно, что это были номера гостиницы для приезжих, хотя, с точки зрения Киннисона, все сильно смахивало на негласное заключение под стражу, и он порадовался, что покинул своих невольных спутников. Осматривая с помощью обзорного луча все здание необычного космопорта, Киннисон наконец обнаружил то, что искал — Центр связи. Помещение, в котором располагался центр, было ярко освещено, и при виде открывшегося ему зрелища у Киннисона от удивления отвисла челюсть.
Он ожидал увидеть людей, так как Альдебаран II, единственная обитаемая планета в системе Альдебарана, была населена колонистами — выходцами с Земли, и эти поселенцы были самыми настоящими людьми, такими же, как жители Парижа или Чикаго. Но эти существа… Уж на что он был бывалым космическим путешественником и видывал виды, но ни о чем таком ему даже не приходилось слышать. Перед ним были живые… колеса! Если им нужно переместиться, они не шли, а катились. Вместо голов у них были, насколько мог разобраться Киннисон, выступы… Глаза, руки, десятки рук с внушительными сильными кистями…
— Вотенар! — пронеслось совершенно отчетливо от одного странного существа к другому и было уловлено Линзой Киннисона. — Кто-то… какой-то чужак… смотрит на меня. Прикрой меня, пока я не ослаблю воздействие этой невыносимой помехи.
— Должно быть, кто-нибудь из странных созданий с Земли. Мы скоро научим их. что подобное вмешательство совершенно недопустимо.
— Нет, кто-то другой. Контакт похож на контакт с теми землянами, но тон совершенно другой. Это не может быть кто-то из них, так как ни у кого из землян, прибывших на корабле, нет прибора, служащего неуклюжей заменой высшей способности, присущей разуму. Сейчас я настроюсь…
Киннисон мгновенно включил свой мыслезащитный экран, но было поздно: его мысль достигла центра связи и возмутила эфир. Между тем рассерженный наблюдатель продолжал:
— Я выясню, откуда он смотрит. Сейчас он исчез, но его передатчик не может находиться далеко, так как наши стены надежно бронированы и защищены экранами… Стоп! Я обнаружил пустое пространство, в которое не могу проникнуть, в седьмой комнате четвертого коридора. Вероятнее всего, это один из наших гостей, который прячется за мыслезашитным экраном.
И рассерженный связист, прервав дальнейшие размышления, отдал приказ страже:
— Взять его и поместить вместе с остальными!
Киннисон не слышал приказа, но был готов ко всему, поэтому прибывшая за ним стража обнаружила, что такого рода приказы легче отдавать, чем исполнять.
— Ни с места! — скомандовал Киннисон при виде стражи, и Линза внедрила его слова в сознание колесоидов. — Я не хочу причинять вам никакого вреда, но не приближайтесь ко мне!
— Вы? Причинить вред нам? — поступила извне холодная, ясная мысль, и странные существа исчезли. Но ненадолго. Через считанные мгновения они (или другие колесоиды — различить было невозможно) вернулись, на этот раз вооруженные и в защитных скафандрах, готовые применить силу.
Как уже бывало и раньше, Киннисон обнаружил, что излучатели Де Ляметра совершенно бесполезны. Кожухи, покрывавшие излучатели его противников, были изготовлены из столь же прочного материала, как и кожух его собственного излучателя, и хотя воздух в помещении вскоре начал светиться нестерпимым блеском от силовых полей; а стены помещения начали растрескиваться и испаряться, ни сам Киннисон, ни нападавшие на него колесоиды не понесли сколько-нибудь заметного урона. И тогда Носитель Линзы вспомнил о своем средневековом оружии и, отбросив излучатель Де Ляметра, принялся сокрушать врагов секирой. Хотя Киннисону было далеко до ван Баскирка, все же он обладал недюжинной для землянина силой, сноровкой и быстротой реакции и тем, кто противостоял ему, казался настоящим Геркулесом.
Он наносил сокрушительные удары направо и налево, и вскоре помещение стало напоминать бойню: везде, куда ни глянь, громоздились изуродованные тела колесоидов, по полу текли потоки крови и слизи. Несколько последних колесоидов, не в силах противостоять разящей секире, укатились прочь, и Киннисон принялся лихорадочно размышлять над тем, что делать дальше.
До сих пор все шло как нельзя лучше. Оставаться здесь дальше не имеет смысла. Лучше всего попытаться улизнуть, покуда цел. Но как? Через дверь? Нет, слишком поздно. Его защитные экраны способны выдержать залпы небольших портативных излучателей, но теперь колесоиды знают это так же, как он. Они используют против него новое оружие, скорее всего полупортативный излучатель. Нет, выход через дверь исключается. Лучше всего попытаться выйти через стену. Им будет о чем поразмыслить, пока он проникнет сквозь стену.
Сказано — сделано. Не медля ни секунды, Киннисон бросился к стене. Установив минимальный диаметр выходного отверстия и максимальную мощность, Киннисон сформировал узкий луч, сокрушающий на своем пути все. Луч легко вошел в стену, пронзив ее насквозь. Киннисон принялся выжигать отверстие в стене: луч пошел вверх и, описав окружность, вернулся в исходную точку.
Но как ни быстро действовал Носитель Линзы, он все же опоздал. В комнату позади него въехала четырехколесная тележка, на которой был смонтирован сложный механизм, напоминавший по виду какое-то чудовище. Киннисон быстро обернулся. В это время с грохотом вывалился наружу вырезанный им кусок стены. Воздух из помещения со свистом устремился в образовавшееся отверстие и, подхватив Киннисона, выбросил его в шахту. В тот же момент с оглушительным стаккато заработал механизм на тележке. Киннисон отчетливо ощутил, как каждый звук проходит сквозь броню скафандра и впивается в живую плоть, причиняя мучительную боль, словно от разящих ударов секиры ван Баскирка.
Впервые за свою жизнь Киннисон был серьезно ранен, и ему стало плохо. Но, находясь почти в бессознательном состоянии от чудовищной боли, которой отзывался во всем теле каждый звук несмолкавшего стаккато, Киннисон все же ухитрился дотянуться правой рукой до кнопки своего нейтрализатора. Ведь он падал в инерционном режиме, и до дна, насколько ему помнилось, было метров десять — пятнадцать: если он не хотел «приземлиться» в инерционном режиме, нужно было поторапливаться. Он нажал кнопку, но нейтрализатор не заработал. По-видимому, в пылу сражения что-то в нем повреждено. Индивидуальный двигатель также безмолвствовал. Сбросив с руки пристегнутую к рукаву скафандра перчатку, Киннисон, превозмогая боль, попытался добраться до внутреннего выключателя, но не успел и с грохотом рухнул на груду обломков, упавших на дно шахты чуть раньше и даже не успевших достичь равновесного состояния. Сверху на него обрушился град мелких осколков, стучавших по наружной оболочке его скафандра.
То, что груда обломков еще не успела занять равновесное положение, было на руку: словно гигантская подушка, она смягчила удар при «приземлении». Однако падение в инерционном режиме с высоты в сорок футов, даже несколько смягченное, было весьма чувствительным. Киннисон с грохотом упал. У него было такое ощущение, будто на него одновременно обрушилась тысяча кофров. Волны невыносимо острой боли захлестывали все его существо, кости трещали, и плоть, казалось, отделялась от костей, и помутившимся разумом Киннисон ощутил, как на него нисходит спасительное забвение.
— Но в то же время где-то внутри, сначала расплывчато и туманно, но чем дальше, тем явственней и определенней пробуждалось какое-то не поддающееся определению, неизвестное и непознаваемое нечто, сделавшее его тем, что он есть. Кинписон ощутил вдруг, что он жив, а пока Носитель Линзы жив, он не теряет надежды. Нужно действовать, во что бы то ни стало действовать. Прежде всего нужно остановить утечку воздуха из скафандра. У него в кармане с инструментами есть скотч, и ему нужно заклеить многочисленные мелкие пробоины в скафандре и сделать это быстро. Левая рука как обнаружил Киннисон, совсем не двигалась. По-видимому ее основательно повредило при падении. Каждый вдох, даже совсем неглубокий, вызывал острую боль в груди. По-видимому, одно или несколько ребер сломаны. К счастью, вкуса крови во рту не было, значит, легкие были целы. Правой рукой он мог двигать, хотя она была словно чужой или деревянной. Киннисон мог заставить ее двигаться только колоссальным усилием воли. Собрав все свои силы, он высвободил из рукава правую руку, непослушную и словно налитую свинцом, с трудом заставил ее проскользнуть внутрь скафандра и нащупать среди залитых, кровью углублений и выпуклостей карман, где хранились различного рода мелочи. Прошла целая вечность, прерываемая вспышками ослепительной боли, прежде чем ему удалось открыть карман и извлечь оттуда скотч.
Стиснув зубы, он из последних сил заставил свое изломанное, раздавленное, искалеченное тело поворачиваться с боку на бок, наклоняться и откидываться, пока он одной рукой заклеивал дырки в скафандре, через которые со свистом выходил драгоценный воздух. Каждую дыру нужно было найти и быстро, а главное плотно, заклеить. Заделав последнее отверстие, Киннисон почувствовал, что силы его на исходе. Боль несколько утихла: испытываемые им муки были настолько невыносимы, что нервная система не выдержала непосильной нагрузки и заблокировала болевые сигналы.
Сделать предстояло еще очень многое, но для этого нужны были силы, а их у Киннисона больше не было. Нужен был отдых. Даже его железная воля не могла заставить пошевелиться выдержавшие чудовищную нагрузку мышцы до того, как они немного передохнут и оправятся.
«Интересно, много ли воздуха у меня осталось», — вяло подумал Киннисон, совершенно остраненно, как будто речь шла не о нем. Возможно, в баллонах воздуха совсем не осталось. Должно быть, заделка всех дыр в скафандре заняла не так уж много времени, как могло показаться, иначе воздух и в баллонах, и внутри скафандра давно бы кончился. Но сколько воздуха осталось, он не знал. Нужно было взглянуть на манометры.
Киннисон почувствовал, что не может не только пошевелиться, но даже повести глазами из стороны в сторону — такая слабость вдруг накатила на него. Откуда-то недалеко на него опускалась мягкая, все обволакивающая тьма, сулившая измученному телу покой и тишину. К чему страдать, казалось, призывала она, когда гораздо проще отдаться в ее ласковые объятья?
Киннисон не потерял сознания — слишком многое нужно сделать, слишком многое должно быть сделано. Нужно выбраться отсюда. Нужно вернуться на спидстер. Нужно во что бы то ни стало так или иначе вернуться к себе на Главную Базу! И Киннисон, стиснув зубы, чтобы не закричать от страшной боли при малейшем движении, вновь обратился к тем глубоко скрытым силам и ресурсам, о существовании которых в себе он даже не подозревал. Его лозунг был прост: пока в линзмене теплится жизнь, он не сдается. Киннисон был линзменом. Киннисон был жив. Киннисон не сдавался.
Усилием воли Киннисон вырвался из кромешной тьмы, которая волна за волной накатывала на его сознание, отринул обманчиво ласковые объятья забвения, заставил ту неуклюжую, содрогавшуюся от боли массу, которая была его телом, делать то, что, нужно. Наложил кровоостанавливающие повязки на раны, кровоточившие особенно сильно. В нескольких местах на теле оказались ожоги. Должно быть, на четырехколесной тележке был установлен излучатель. Но с ожогами Киннисон не стал ничего делать: у него для этого просто не было времени.
Кабель, питавший энергией портативный нейтрализатор, был перебит шальной пулей. Зачистить концы от изоляции было невероятно трудно, но Киннисону после многочисленных попыток удалось сделать и это. Еще труднее оказалось соединить концы. Как и все остальные коммуникации в космическом скафандре, силовой кабель был проложен без малейшей слабины, поэтому скрутить оголенные концы не представлялось возможным. Пришлось прикрутить к каждому из концов по короткому отрезку проволоки и скрутить свободные концы отрезков. Наконец и эта работа была завершена. Киннисон проделал ее в полубессознательном состоянии от боли, полагаясь скорее на доведенные до автоматизма руки, чем на свой замутненный разум.
О том, чтобы спаять концы, не могло быть и речи. Киннисон боялся обмотать концы изоляционной лентой, чтобы не нарушить и без того ненадежный контакт. Но у него в запасе оставалось несколько сухих носовых платков. Правда, до них еще нужно было дотянуться. Дотянулся! Обмотал платком скрученные концы проволок и, затаив дыхание, попытался включить нейтрализатор. О чудо из чудес! Нейтрализатор работал. Функционировал и маршевый двигатель.
Через несколько мгновений Киннисон уже взлетал, направляясь к входу в шахту. Миновав то место, где в стене зияло вырезанное им отверстие, Киннисон с удивлением обнаружил, что подъем, длившийся, как ему показалось, долгие часы, в действительности занял всего лишь несколько минут. Колесоиды уже хлопотали и суетились у отверстия, пытаясь завести временный пластырь и прекратить сильную утечку воздуха. Киннисон с тревогой взглянул на манометры. Воздуха пока было достаточно, разумеется, если он не будет мешкать.
И он не стал мешкать. Поторапливаться на Альдебаране I было совсем не трудно, так как атмосферы, которая тормозила бы полет, совсем не было. Пролетев пять миль в стволе шахты, Киннисон выбрался наружу. Хронометр, способный выдерживать даже всемеро большие нагрузки, чем те, которые испытал при падении Киннисона, подсказал ему, где следует искать спидстер, и через несколько минут Киннисон нашел свой корабль. Он заставил непослушную руку снова войти в рукав скафандра и пристегнутую к рукаву перчатку, потянул на себя затвор входного люка. Затвор легко подался. Створки люка открылись. Киннисон снова был на борту своего космического корабля.
И опять кромешная мгла накрыла его сознание, но он усилием воли прогнал ее. Теперь он просто не мог отступить. С неимоверным трудом добравшись до пульта управления, он взял курс на Солнце (со столь большого расстояния такое крошечное небесное тело, как его родная планета Земля, было просто неразличимо) и включил автопилот.
Силы быстро оставляли его, и Киннисон отчетливо это сознавал. Но ему во что бы то ни стало необходимо почерпнуть силы из неведомого источника и выполнить то, что ему подсказывал его долг, и Киннисон нашел в себе силы. Он включил компенсатор Бергенхольма и запустил на полную мощность маршевые двигатели. Держись, Ким! Ну хоть чуть-чуть! Киннисон отключил локатор, выключил аннигилятор и, собравшись с духом, воззвал мысленно к Линзе:
— Хейнес! — думать было тяжело, мысли путались. — Говорит Киннисон. Я возвращаюсь… воз…
Киннисон потерял сознание, лежал безучастный, холодный и недвижимый. Он и так сделал то, что было выше его сил, намного выше. Он заставил свое израненное тело выполнить необходимые движения до последнего, вынудил измученный чудовищной болью мозг мыслить. Теперь же вся его огромная жизненная сила была полностью исчерпана, и он погрузился, камнем ушел во тьму забвения, которого он так долго и так безуспешно стремился избежать и так упорно гнал от себя. А спидстер вес мчался и мчался на невообразимо высокой скорости, унося погруженного в мрачные глубины небытия, находившегося в бессознательном состоянии Носителя Линзы к родной Земле.
Но Кимболл Киннисон., Носитель Линзы в Сером, успел сделать все необходимое еще до того, как его сознание отключилось. Его последняя мысль, сколь ни слаба и обрывочна она была, сделала свое дело.
Командир Порта адмирал Хейнес восседал за своим письменным столом, обсуждая важные вопросы с только что прибывшими представителями различных служб, заполнившими весь просторный кабинет. Старый закаленный космический волк, переживший на своем веку немало схваток, не раз лежавший на излечении в госпиталях, адмирал Хейнес мгновенно осознал посланную ему Киннисоном мысль и оцепил ту крайнюю необходимость, Которая вынудила послать ее.
К удивлению собравшихся в кабинете офицеров Хейнес внезапно вскочил из-за стола и, схватив микрофон, принялся отдавать приказы и распоряжения. И тех, и других пришлось отдать немало. Всем кораблям, находившимся в семи секторах, независимо от их класса и тоннажа предписывалось включить детекторы на предельной дальности действия. Спидстер Киннисона должен был находиться где-то там. Необходимо как можно быстрее обнаружить спидстер, выключить его двигатели и, захватив, доставить на землю, — на посадочную площадку номер десять. Срочно вызвать одного, пет, двух лучших пилотов в автономных скафандрах. Лучше всего Гендсрсона и Ватсона или Шсрмерхорна, если они находятся в пределах досягаемости. Им предстоит войти в оперативную группу. Затем Хейнес воспользовался своей Линзой и обратился к своему давнему другу маршал-хирургу Лейси из Главного госпиталя.
— Привет, старый костоправ! У меня тут одного парня тяжело ранило. Он находится на борту спидстера, летящего к нам в безынертном режиме. Что это значит, тебе объяснять ни надо. Нужен опытный врач. Найдется у тебя медсестра, знающая, как пользоваться нейтрализатором, которая не побоится пройти через сеть?
— Жди. Буду у тебя сам, — мысль главного врача Базы была столь же четкой и лаконичной, как и мысль адмирала. — Когда нам к тебе прибыть?
— Как только патрульные захватят спидстер. Когда это произойдет, тебя немедленно уведомят.
И отложив все остальные дела, адмирал Порта принялся лично руководить. действиями кораблей первого эшелона, отправившихся на поиски киннисоновского спидстера.
Когда, наконец, спидстер был обнаружен, Хейнес выключил все экраны на своем пульте и быстрым шагом направился к шкафу, в котором висел его собственный автономный скафандр. Хотя адмиралу годами не приходилось надевать его, космические доспехи Хейнеса содержались в полном порядке, на случай если они ему экстренно понадобятся. Теперь у старого космического волка появился удобный предлог, чтобы тряхнуть стариной и вновь надеть свой скафандр. Разумеется, адмирал мог бы послать одного из молодых астронавтов, но на этот раз Хейнес предпочитал все сделать сам.
Облаченный в скафандр, он вышел на стартовую площадку, тяжело ступая по вымощенной дорожке. Его ожидали две фигуры, также облаченные в автономные скафандры: два лучших пилота, прибывших по срочному вызову. Находились на взлетной площадке и главный врач Базы с медсестрой. Хейнес мельком увидел, точнее заметил краем глаза, не успев зафиксировать в своем сознании, белоснежную шапочку, кокетливо сидевшую на пышных волосах, и стройную фигурку в безупречно белом халате. Лица адмирал не разглядел. Зато он успел отметить нейтрализатор, ладно сидевший на спине медсестры, но еще не выключенный.
Всем собравшимся на взлетной площадке предстояло выполнить необычную работу. Спидстер вероятнее всего совершит посадку в безынертном режиме. Более всего адмирал опасался (и не без основания), что Киннисон в момент посадки также будет находиться в безынертном режиме, но с другой скоростью, чем корабль. Участникам спасательной операции предстояло проникнуть в спидстер, поднять его снова в космос и перевести в инертный режим. Киннисона предстояло извлечь из спидстера, перевести в инертный режим, уравнять его скорость со скоростью спидстера и снова поместить внутрь спидстера. Тогда и только тогда врач и его помощница смогут приступить к оказанию помощи. Спидстер необходимо было посадить на Землю как можно скорее: раненый и без того давно нуждался в госпитализации.
Проделывая все эти эволюции и вплоть до возвращения на Землю, сами спасатели должны были находиться в безынертном режиме. Обычно те, кто наносил визиты на космический корабль, самостоятельно переходили в инертный режим и возвращались на Землю своим ходом. Но на этот раз для обычной процедуры просто не оставалось времени. Киннисона нужно было срочно доставить в госпиталь. Кроме того, от врача и медсестры, в особенности от медсестры, нельзя было требовать, чтобы они были искусными астронавтами, способными совершать космические полеты в автономном скафандре.
К тому же, всем участникам спасательной операции предстояло пройти через сеть, и это обстоятельство было еще одной причиной, по которой им следовало торопиться. Ибо за время пребывания в безынерционном полете, их собственная скорость оставалась неизменной, между тем как скорость окружавших их в момент старта (и перехода в безынерционный режим) предметов постоянно изменялась. Чем дольше они отсутствовали, тем больше их скорости отличались от скоростей всего, что их окружало на старте. Отсюда и необходимость в прохождении через сеть.
Сеть представляла собой огромный мешок, армированный стальными пружинами в оболочке из пористой резины. Мешок был прикреплен к полу, стенам и потолку с помощью хитроумной системы пружин из бериллиевой бронзы и нейлоновых канатов. В целом это сооружение представляло собой наиболее совершенно ударогасящую систему, которую когда-либо создавал человеческий разум. Она была способна поглотить и рассеять кинетическую энергию, которой могло обладать человеческое тело, если его собственная скорость не совпадала со скоростью окружающих предметов. Взглянув на стройную фигурку медсестры, Хейнес на миг задумался и затем произнес:
— Может быть, обойтись без медсестры, Лейси, или дать ей скафандр?
— Время слишком дорого, — перебила адмирала девушка. — Не беспокойтесь обо мне, адмирал, мне уже приходилось приземляться в сеть.
С этими словами она повернулась к Хейнесу, и он в первый раз рассмотрел ее лицо. Перед ним стояла настоящая красавица, да какая! Полный нокаут! Сигнал общей тревоги по всем семи секторам…
— Вот он!
Спидстер, стиснутый захватами космического корабля-разведчика, стремительно приземлился перед пятью ожидавшими его, и те устремились на борт.
Хотя все пятеро спешили, в их действиях не было ни суеты, ни торопливости. Каждый точно знал, что ему делать, и делал то, что нужно.
Маленький спидстер снова стремительно взмыл в космос. Вот его стало бросать из стороны в сторону, а иногда он резко проваливался вниз: это один из пилотов выключил компенсатор Бергенхольма. Из люка с герметичным тамбуром в космос выплыл командир Порта адмирал Хейнес, увлекая за собой безжизненное тело Киннисона, оба — в безынерционном режиме и скованные между собой прочным фалом. Хейнес выключил нейтрализатор Киннисона, и оба с огромными скоростями устремились в различные стороны. Пространство вокруг озарилось светом от двух автономных двигателей их скафандров.
Как только позволили соображения безопасности, из люка спидстера вылетел пилот с прочным линем и зацепил его карабин за скобу на скафандре адмирала. Вернувшись на борт спидстера, пилот вместе со своим коллегой встали в проеме раскрытого люка и, упершись ногами в стальную раму герметичного тамбура, принялись подтягивать адмирала и его спутника к спидстеру, ослабляя линь ровно настолько, сколько нужно, чтобы плававшие в открытом космосе могли погасить относительную скорость.
Вскоре оба линзмена, молодой и пожилой, были на борту спидстера. Врач и медсестра в тот же момент приступили к работе со спокойствием и особой точностью движений, столь характерной для высококлассных специалистов. Они мгновенно извлекли Киннисона из скафандра, затем сняли с неге серую кожаную униформу и уложили на подвесную койку. Им сразу стало ясно, что в условиях космоса единственное, чем они могут помочь своему пациенту, это сделать перевязку. Серьезную помощь удастся оказать, только когда Киннисон окажется на операционном столе. Между тем пилоты, покачиваясь в своих подвесных койках, производили наблюдения, делали необходимые расчеты и переговаривались между собой.
— У спидстера сейчас очень большая скорость, адмирал, с весьма значительной составляющей, направленной к Земле, — доложил Гендерсон — При посадке ускорение достигнет двух «g» после того, как мы совершим один полный оборот вокруг Земли. Есть другой вариант приземления. Один из нас может удержать спидстер в равновесии и посадить его прямо на хвост. В этом случае ускорение составит более пяти «g». Какой вариант кажется вам более предпочтительным?
— Что важнее, Лейси, время или перегрузки? — спросил адмирал своего друга, предоставив тому решать.
— Время, — не задумываясь, ответил Лейси. — Сажайте на хвост.
Его пациент испытал на себе такие перегрузки, что еще какие-нибудь пять «g» не могли уже причинить ему особого вреда, а время решало все. Врач, медсестра и адмирал улеглись в свои подвесные койки. Пилоты за пультом управления пристегнули ремни безопасности и гасители ускорения — выдержать в течение получаса перегрузку в пять «g» было делом отнюдь не легким, и возвращение на Землю началось.
Все пространство вокруг спидстера озарилось яркими отблесками выхлопных газов, вырывавшихся из дюз маршевого и боковых двигателей. Корабль сильно болтало из стороны в сторону, но искусные руки пилотов каждый раз жестко взнуздывали корабль, останавливая его рысканья в нужный момент. Спидстер стремительно опускался на Землю не но какой-нибудь хитрой кривой и даже не по обычной посадочной спирали, а по прямой — вниз, как можно быстрее вниз, на Землю. Этот захватывающий спуск происходил не под действием маршевого реактивного двигателя и даже не под действием еще более мощных тормозных реактивных двигателей. Шефпилот Гендерсон, лучший из лучших пилотов Главной Базы, намеревался погасить чудовищную инерцию спидстера «балансированием на хвосте». В переводе с жаргона астронавтов это означало, что он собирался удерживать верткий корабль в вертикальном положении до тех пор, пока сила, приводящая спидстер в движение, не погасит всю огромную кинетическую энергию, соответствующую его массе и скорости!
И Гендерсону удалось посадить спидстер.
Машина «скорой помощи» вместе с бригадой уже ожидала прибывших на месте посадки, и Киннисона без промедления увезли в госпиталь. Остальные участники экспедиции поспешили пройти через сеть. Первым, конечно, доктор Лейси, следом за ним — медсестра. Малоприятную процедуру она выдержала как подобает ветерану, заслужив этим одобрительный взгляд адмирала Хейнеса. Выйдя из «кокона», сестра бегом бросилась через газон в госпиталь.
Хейнес вернулся к себе в кабинет и попытался работать, но не мог заставить себя ни на чем сосредоточиться и отправился в госпиталь. Там подождал, пока Лейси не выйдет из операционной, и, схватив приятеля за пуговицу, принялся расспрашивать:
— Ну как там, Лейси? Он будет жить?
— Жить? Жить-то он будет, — ответил хирург грубовато, — но больше ничего сказать не могу. Пока мы сами ничего не знаем. Все станет ясно через несколько часов. Сделай мне одолжение, Хейнес. Уходи и не возвращайся до шестнадцати сорока. Тогда я тебе скажу все.
Спорить с Лейси было бесполезно Адмирал вернулся снова к себе. но ровно в шестнадцати рок он снова был в госпитале.
— Ну как он? — без всяких преамбул спросил Хейнес. — Будет жить? Или ты пытаешься просто успокоить меня?
— У меня для тебя есть неплохие новости, — сообщил хирург Хейнесу. — Могу сказать со всей определенностью, что парень будет жить. Состояние его гораздо лучше, чем мы могли надеяться. У него легкие переломы, но ничего серьезного. Несколько можно судить сейчас, никакая ампутация ему не угрожает. Он полностью выздоровеет. Никакие протезы ему не понадобятся. На нем даже шрамов не останется. Должно быть, он не попал в столкновение, иначе бы ему так легко не отделаться.
— Прекрасно, док! Просто великолепно! А теперь подробности.
— Вот снимок.
Лейсу развернул рентгеновский снимок Киннисона во весь рост, на котором легко можно было разглядеть все анатомические детали внутреннего строения тела Носителя Линзы.
— Прежде всего обрати внимание на этот скелет. Да он просто великолепен. Разумеется, сейчас он коегде слегка поврежден, но, сказать по правде, это первый идеальный мужской скелет, который мне когданибудь приходилось видеть. Ни единого изъяна! Этот молодой человек далеко пойдет, Хейнес.
— Не сомневаюсь в этом. Как по-твоему, почему мы облапили его в серую униформу? Но я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать комплименты по поводу его действительно прекрасного телосложения. Меня интересуют, что у него повреждено.
— Взгляни на снимок, убедишься сам. Множественные сложные переломы рук и ног, а также нескольких ребер. Вот здесь повреждена лопатка. Здесь — небольшая трещина в черепе. Вот и все. Позвоночник, как видишь, цел.
— Что значит «вот и все»? А его раны? Я видел некоторые из них своими глазами. Это не пустяковые царапины.
— Ничего серьезного. Несколько колотых и резаных ран, но ни один жизненно-важный орган не задет. Ему не понадобится даже переливание крови, поскольку вскоре после ранения он сам остановил кровотечение. Еще у него есть несколько ожогов, но они все поверхностные, не из числа тех, которые плохо поддаются заживлению.
— Очень рад все это слышать, старина! Сколько он у тебя пробудет? Недель шесть?
— Скажи двенадцать — не ошибешься Может быть, мы управимся и раньше, недель за десять. Правда, несколько переломов и парочка ожогов потребуют от нас внимания, К тому же пациент довольно долго оставался без медицинской помощи, а это тоже ни к чему хорошему не ведет.
— Думаю, недели через две он оправится и захочет вставать и ходить, а недель через шесть разнесет твой госпиталь по камешкам.
— Скорее всего, ты прав, — хирург улыбнулся. — Не очень-то он похож на идеального пациента, но должен тебе сказать, что мне очень нравятся пациенты, которых мы терпеть не можем.
— Еще одно дело, Лейси. Я очень хотел бы познакомиться с досье на всех медсестер, которые будут ухаживать за Киннисоном, особенно на ту, рыжеволосую.
— Я так и думал, что ты захочешь ознакомиться с досье, и запросил прислать их мне заранее. Вот они. Рад, что бы обратил внимание на Мак-Дугалл. Кстати сказать, это моя любимица. Кларисса Мак-Дугалл, настоящая шотландка, как и ее фамилия, двадцати лет. Рост — пять футов шесть дюймов, вес — сорок пять с половиной килограммов. Вот ее снимки — обычная фотография и рентгеновский снимок! Ты только взгляни на этот скелет! Какая прелесть! Единственный идеальный женский скелет, который мне доводилось видеть!..
— Меня интересует не скелет, — проворчал Хейнес. — Мой Носитель Линзы будет любоваться не скелетом, а наружной оболочкой.
— Не беспокойся относительно Мак-Дугалл, — заверил его хирург. — Вглядись внимательно в этот рентгеновский снимок, и тебе все станет ясно. Снимок классифицирует людей: с таким великолепным снимком она просто не может не быть совершенством. Даже если бы захотела, у нее просто ничего не получится. Скелет сразу скажет тебе все о человеке: хороший он или плохой, мужчина или женщина, каково его физическое, умственное и духовное развитие.
— Тебе, может быть, и скажет, но не мне, — возразил Хейнес и взял из рук Лейси обычную стереоскопическую цветную фотографию Макдугалл во весь рост, почти живого двойника девушки. Густые тяжелые волосы не были рыжими, как показалось сначала Хейнесу. Они были цвета меди или старинной бронзы с золотистым отливом. Глаза Мак-Дугалл… Хейнес не нашел другого сравнения, кроме все той же старинной бронзы, лучистого топаза с золотыми искорками. Кожа тоже имела едва заметный бронзовый оттенок и как бы светилась изнутри, охаряемая особым сиянием здоровой молодости. Девушка не просто красива, подвел итог своим наблюдениям адмирал, она, как выразился Лейси, совершенство.
— Гм, — кашлянул Хейнес. — К тому же еще очаровательные ямочки на щеках… Все обстоит гораздо хуже, чем я думал. Да это не девушка, а угроза цивилизации!
И он принялся «просматривать документы в досье. Сведения о семье… Автобиография… Послужной список… Реакции и характеристики… Особенности поведения… Психологические особенности… Умственное развитие…
— Подходит, Лейси, — объявил он, наконец. — Пусть она за ним присмотрит…
— Подходит! — фыркнул Лейси. — Вопрос не в том, походит-ли она. Ты только посмотри на эти волосы, эти глаза. Нечто невообразимое! Ей подойдет разве один из ста миллиардов. Впрочем, с таким скелетом, как у твоего Киннисона, подойдет.
— Конечно, какие могут быть сомненья? Да знаешь ли ты, близорукий вырезатель аппендицитов, что это не кто иной, как Киннисон чистейших кровей, Киннисон до мозга костей!
— Ага!.. Может быть, нам стоит попытаться?… Впрочем, все это пустые хлопоты. Раз он допущен к автономным полетам, то на какое-то время у него иммунитет. Все амурные стрелы отлетят, как от пуленепроницаемого жилета. Ты ведь знаешь молодых Носителей Линзы, тем более в Сером — они ни о чем не могут думать, кроме своей работы, по крайней мере в течение нескольких лет.
— Его скелет говорит тебе об этом, старина? — иронически проворчал Хейнес. — Обычно это так, но никто не может сказать, чем кончится дело в госпитале…
— Еще один яркий пример нелепых представлений, бытующих у профанов о госпиталях! — возразил Лейси. — Вопреки распространенному мнению, госпиталь — отнюдь не место, где процветают романы. Медсестры не влюбляются в пациентов, потому что человек в госпитале не находится на высоте снох возможностей. Наоборот, чем лучше человек, тем более жалкое зрелище представляет он собой в стенах госпиталя.
— Не помню, кто сказал в давние времена, что «ни одно обобщение не верно, в том числе и это», — парировал адмирал. — Если он полюбит, то всерьез. А как насчет той сестры-брюнетки?
— Как я уже тебе говорил, Мак-Дугалл обладает самым совершенным женским скелетом, который мне когда-нибудь приходилось видеть. У Браунли скелет тоже хорош, но ему далеко до…
— По-твоему, Браунли недостаточно хороша для линзменов? — завершил Хейнес мысль своего приятеля. — Тогда вычеркнем ее раз и навсегда, и не будем больше к этому возвращаться. Давай свой прекраснейший скелет, и пусть его обладательница присматривает за Киннисоном, а остальных не подпускай к нему и на пушечный выстрел. Переведи куда-нибудь подальше — в другой госпиталь или, по крайней мере, на другой этаж. Любая женщина, в которую он влюбится, ответит ему взаимностью, что бы ты там ни говорил о якобы ложных представлениях о госпитальных романах. Мне очень не хочется, чтобы он выбрал кого-нибудь, кто окажется не достойным его. Прав я или нет? А если заблуждаюсь, то насколько?
— Видишь ли, у меня не было времени, чтобы как следует изучить скелет твоего подопечного, но…
— Тогда возьми недельный отпуск и изучи его. За последние шестьдесят пять лет мне доводилось встречать немало людей. Многих из них я успел основательно изучить и в любой момент могу сравнить свой опыт с твоими познаниями по части костей. Я отнюдь не утверждаю, что он непременно влюбится, но хочу играть наверняка: если это произойдет, мне хотелось бы быть спокойным за его выбор.
Киннисон с трудом приподнялся (точнее, хотел приподняться) и крикнул фигуре в белом, смутно видневшейся где-то вдали, догадавшись, что это должна быть медсестра:
— Сестра! — резкий приступ боли пронзил все его существо, и он продолжал мысленно, обращаясь к фигуре в белом с помощью Линзы:
— Мой спидстер! Мне нужно посадить его на Землю в безынерционном режиме! Предупредите космопорт…
— Успокойтесь! Вам нельзя волноваться, — низкий, виолончельного тембра приятный голос звучал успокаивающе. Голова с пышной копной волос, отливавших красноватой медью, склонилась над Киннисоном.
— О вашем спидстере уже позаботились. Все в порядке. А сейчас постарайтесь заснуть и ни о чем не думайте. Забудьте о вашем спидстере. Его посадили на Землю и отбуксировали в укрытие.
— Постарайтесь забыть о вашем спидстере, — вкрадчиво продолжал тот же голос. — Его посадили на Землю и отбуксировали…
— Послушайте, вы, безмозглая курица! — гневно прервал ее пациент, на этот раз вслух и весьма громко, не обращая внимания на боль и стараясь произносить слова как можно более отчетливо, — Непытайтесь успокаивать меня напрасно! Думаете, я брежу? Слушайте меня внимательно. Спидстер нужно посадить на Землю в безынерционном режиме. Если вам не понятно, что это такое, передайте мои слова кому-нибудь, кто в этом разбирается. Свяжитесь с космопортом, с адмиралом Хейнесом…
— Мы связались с космопортом, линзмен, — хотя голос по-прежнему звучал невозмутимо, ровно и мелодично, на щеках сестры выступила легкая краска гнева. — Я же сказала вам, что беспокоиться не о чем. Ваш спидстер сейчас покоится в укрытии в инерционном режиме. Как еще вы могли бы оказаться в госпитале? Я сама принимала участие в вашем возвращении на Землю, поэтому мне достоверно известно, что ваш спидстер переведен в инерционный режим и покоится сейчас в ангаре.
— Вас понял, — привычно ответил Киннисон, как бы заканчивая связь в эфире, и снова потерял сознание, а медсестра обратилась к стоявшему рядом молодому ординатору (нужно сказать, что всюду, где бы ни находилась эта медсестра, поблизости от нее непременно оказывался кто-нибудь из молодых врачей).
— Безмозглая курица! — возмущенно воскликнула она — На редкость приятный пациент! Не успел прийти в себя, как наговорил грубостей!
Через несколько дней Киннисои окончательно пришел в себя, и сознание, не отрывочное и замутненное, а ясное и устойчивое, более не покидало его. Неделю спустя боль отпустила, и различного рода запреты и ограничения, обычные в лечебных учреждения, начали невыносимо раздражать его. Дней через десять он уже был (по его же словам) «в полном порядке», и его отношения с медсестрой, начавшие складываться при столь неблагоприятных обстоятельствах, стали еще более ухудшаться, ибо, как не без основания предполагали Хейнес и Лейси, Киннисон отнюдь не принадлежал к числу образцовых пациентов.
Ничто не могло удовлетворить его. Все доктора были беспросветными тупицами, даже Лейси, который буквально собрал его из осколков. Все медсестры, как на подбор, были безмозглыми курицами, даже (или особенно?) эта «Мак», которая почти с нечеловеческим искусством, так-том и терпением ухаживала за ним. Только невероятным усилием воли Киннисон сдерживал свое негодование. Еще бы! Даже тупицы и безмозглые курицы, даже последние идиоты должны были бы взять в толк, что человеку необходимо есть!
Неприхотливый в еде, Киннисон в обычной обстановке без разбора поглощал все съестное от трех до пяти раз в день. Ни он сам, ни его желудок, никак не могли взять в толк, что телу, недвижимо покоящемуся на госпитальной койке, не требуются те пять или даже более килокалорий, которые ранее оно потребляло в течение двадцати четырех часов, чтобы сжечь их в интенсивных физических нагрузках. Находясь в госпитале, Киннисон все время ощущал голод и требовал, чтобы ему дали поесть.
Именно поесть, основательно заправиться, а не поглощать какие-то дурацкие соки, апельсиновый, виноградный, томатный, или какое-то там молоко. Не жидкий чай с гренками, не анемичное яйцо всмятку. Если он, Киннисон, и соглашался есть яйца, то требовал, чтобы ему поджарили яичницу из трех-четырех яиц с двумя или тремя толстыми ломтями ветчины.
Он требовал, убеждал, настаивал, чтобы ему дали толстый сочный бифштекс, желательно побольше. Ему хотелось тушеной фасоли с доброй порцией жирной свинины. Он жаждал вкусить хлеба, свежего хлеба, нарезанного толстыми ломтями и намазанного толстым слоем масла, а не каких-то жалких рахитичных тостов. Ему хотелось вволю поесть ростбифа или тушеного мяса с кукурузой и капустой. Он грезил о пироге с какой угодно начинкой, лишь бы тот был нарезан крупными кусками. Ему хотелось поесть гороха, кукурузы, спаржи, огурцов и многого другого, и он упорно и настойчиво напоминал об этом.
Но больше всего на свете Киннисону хотелось бифштекса Он думал о нем днем и ночью. Однажды бифштекс приснился ему особенно отчетливо. Он, Киннисон, каким-то образом оказался в каком-то уютном кафе, и ему подали великолепный бифштекс, обжаренный в грибах. Он уже ощущал божественный запах, исходивший от вожделенного блюда, и приготовился было проглотить первый кусок, как вдруг проснулся. И что же? После роскошных сновидений разочарование было особенно сильным: перед ним на подносе бы? жидкий чай, сухой тост и — о ужас! — студенистое бледное у жалкое даже на вид яйцо-пашот! Это была последняя капля Чаша терпения Киннисона переполнилась.
— Уберите эту гадость, — слабым голосом сказал он, а когда медсестра не повиновалась, потянулся и столкнул поднос и все, что было на нем, со столика. То, что еще совсем не давно было завтраком, разлетелось и разлилось по полу, но Киннисон этого не видел: он повернулся лицом к стене, из-под его плотно зажмуренных век, как он ни силился сдержать себя, покатились две жгучие слезы.
Уговорить строптивого пациента съесть предписанный ему завтрак было сущей мукой и требовало даже от Мак всего ее искусства, дипломатии и выдержки. Наконец, настойчивость сестры победила, и, выйдя в коридор, Мак-Дугалл повстречала ординатора, неотступно следовавшего за ней, куда бы она ни направлялась.
— Ну как там ваш линзмен? — поинтересовался ординатор, когда они вошли в небольшую диетическую кухню. Перспектива хотя бы немного побыть наедине с мисс Мак-Дугалл явно прельщала его.
— Не смейте называть его моим линзменом! — вспыхнула от негодования медсестра. Сказать по правде, несчастный ординатор ничем не заслужил такого взрыва эмоций, но не могла же Мак-Дугалл излить переполнявшие ее ярость и раздражение на жалкого и беспомощного пациента, будь он хоть трижды линзменом!
— Бифштекс! Еще немного, и я сама захочу, чтобы ему дали проклятый бифштекс и чтобы он им подавился! Да этот линзмен хуже малого ребенка! В жизни своей не видала такого гадкого мальчишку! Иногда я бы с удовольствием его отшлепала — он давно заслужил трепку. Хотела бы знать, как только он умудрился стать линзменом, привереда несчастный. И это ему не так, и то ему не этак! Вот посмотрите, как-нибудь я не выдержу и хорошенько его отшлепаю.
— Не принимайте близко к сердцу, Мак, — мягко посоветовал ординатор. Но в глубине он испытал глубокое облегчение, узнав из первых усг, что отношения между красивым молодым линзменом и прекрасной медсестрой с волосами цвета красноватой меди носят сугубо официальный характер и полностью лишены личных симпатий. — Он здесь долго не пролежит. Я никогда не видел, чтобы пациент так выводил вас из себя.
— Смею уверить, что такого пациента вам тоже никогда не приходилось видеть. Надеюсь, что он больше никогда не разобьется, а если и разобьется, то мне удастся отправить его куда-нибудь в другой госпиталь.
Сестра Мак-Дугалл надеялась, что когда линзмен получит те блюда, о которых он так мечтал, хлопот с капризным пациентом станет меньше, но она глубоко заблуждалась. Киннисон был нервозен, угрюм и замкнут, и удивляться тут было нечему. Он был прикован к постели и испытывал нестерпимые муки совести при мысли, что потерпел поражение. Более того — выставил себя полным идиотом. Недооценил противника, и результат налицо: по его собственной глупости весь Галактический Патруль вынужден отступить перед пиратами. Мысль об этом была для Киннисона невыносима. И вот в один прекрасный день он обратился к Мак с несколько необычной просьбой:
— Послушайте, Мак, принесли бы вы мне какую-нибудь одежду и вывели на прогулку. Мне просто необходимо поразмяться.
— Нет, Ким, еще рано, — мягко возразила она с обычной обезоруживающей улыбкой, — но очень скоро, как только ваши ноги перестанут походить на головоломку, сложенную из множества кусочков, вы вместе с вашей нянечкой непременно выйдете погулять.
— Такая красивая и такая глупая! — зарычал линзмен. — Неужели вы и ваши умники не понимаете, что я никогда не наберусь сил, если будете держать меня в постели до конца дней? И не разговаривайте со мной, как с малым ребенком. Со мной все в порядке, поэтому можете убрать свою профессиональную улыбку и перестать меня успокаивать.
— Прекрасно! Я тоже так считаю! — резко ответила Мак, терпение которой иссякло, — Кто-нибудь ведь должен сказать вам правду. Я всегда полагала, что у линзмена должны быть мозги, вы же с самого начала вели себя как дурно воспитанный мальчишка. Сначала вы хотели наесться до отвала, сейчас вы требуете, чтобы я вывела вас на прогулку, — сейчас, когда ваши переломы едва срослись, а ожоги еще не зажили как следует, словно для того, чтобы свести на нет все, что для вас сделали. А не лучше ли будет, если вы перестанете валять дурака и начнете вести себя, как подобает в вашем возрасте?
— Я никогда не считал медсестер особенно умными, а теперь вижу, что они просто дуры набитые, — Киннисон в упор смотрел на медсестру со все возрастающей враждебностью. Ее слова его ни в чем не убедили.
— Я же не говорю о том, чтобы вернуться к исполнению служебных обязанностей. Я хочу лишь немного поразмяться и знаю, что мне делать.
— Боюсь, что вас ждет большое разочарование, — едва процедила сквозь зубы медсестра и, вздернув подбородок, вышла из палаты, но через пять минут снова вернулась. На лице ее снова безмятежно сияла ослепительная улыбка.
— Прошу извинить меня, Ким, мне не следовало вылетать из палаты, как ракета. Я ведь знаю, что вам приходится нелегко и у вас бывают приступы дурного настроения. Будь я на вашем месте, у меня тоже…
— Перестаньте извиняться. Мак, — неуклюже начал Киннисон, — я сам не знаю, что на меня находит и почему я к вам все время придираюсь.
— Вас поняла, прием, линзмен, — ответила Мак-Дугалл, на этот раз совершенно серьезно. — Я все понимаю. Вы не тот человек, который может безмятежно лежать в постели. Неподвижность угнетает; вас. Но когда человек превращается в такую отбивную, в какую превратились вы, ему волей-неволей приходится оставаться на больничной койке независимо от того, нравится это или не нравится. А теперь повернитесь на другой бок, и я протру вас спиртом. Теперь уже недолго осталось. Скоро мы пересадим вас в инвалидную коляску…
Так прошли недели. Киннисон знал, что ведет себя с сестрой неоправданно грубо и резко, но ничего не мог с собой поделать. Накапливавшееся внутреннее напряжение и неизбывная горечь при мысли о поражении, которое он, как ему казалось, потерпел от пиратов, и бедственное положение, вызванное множественными переломами, ожогами и ушибами, требовали выхода и находили его, подобно тому как молодой, полный сил тигр, страдающий от зубной боли, кусает и рвет клыками все, что попадается ему на пути.
Но вот, наконец, изучен врачами последний рентгеновский снимок, снята последняя повязка. Киннисон снова на свободе: его выписали из госпиталя, сочтя вполне здоровым. Напрасно Киннисон поносил на чем свет стоит свое «заключение» — врачи выписали его из госпиталя лишь после того, как он действительно выздоровел, и ни секундой раньше. За этим проследил адмирал Хейнес собственной персоной. И все время, пока длилось выздоровление, Хейнес при посещении Киннисона ограничивался лишь весьма краткими беседами. Но, выйдя из госпиталя, Киннисон поспешил разыскать адмирала.
— Позволь мне сказать кебе несколько слов, — быстро проговорил Хейнес, едва Киннисон появился на пороге его кабинета. — Никаких упреков самому себе, никакой разрушительной критики. Все замечания должны быть конструктивны. Но о деле потом. Прежде всего, Кимболл, я чертовски рад узнать, что ты совсем выздоровел. Когда тебя доставили на Землю, ты был совсем плох. А теперь говори!
— Хорошенькое дело! Вы сами же заткнули мне рот, а теперь приказываете говорить, — кисло улыбнулся Киннисон. — Если в двух словах — полное поражение. Если позволите еще Два слова — пока поражение.
— Вот это характер! — воскликнул Хейнес. — Но мы не согласны с тобой в оценке и не считаем, что ты потерпел поражение. Неуспех да, но только неуспех и совсем не поражение. Должен сказать, что пока ты находился на лечении в госпитале, мы все время получали о тебе самые лучшие отзывы.
— Не может быть! — Киннисон от удивления даже потерял дар речи.
— Разумеется, как и следовало ожидать, ты чуть не разнес госпиталь на отдельные атомы…
— Но, сэр, если я и позволил себе некоторым образом…
— Вот именно! Как часто повторяет Лейси, он любит иметь дело с теми пациентами, которые не любят иметь дело с ним. Намотай себе на ус — станешь постарше, поймешь. Однако, может быть, эта мысль поможет хотя бы немного снять груз с твоих плеч.
— Спасибо, сэр. Я действительно чувствую себя не очень уютно, но если вы и все остальные действительно считаете, что…
— Мы гордимся тобой, сынок, так что выше голову! А теперь сделай одолжение, расскажи-ка мне все по порядку…
— Видите ли, сэр, у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить над тем, что случилось, и я пришел к выводу: прежде чем снова сунуться в это пекло, мне совершенно необходимо…
— Если не хочешь, можешь не продолжать…
— Нет, сэр, думаю, что мне все же лучше продолжить и рассказать вам обо всем. Я хочу отправиться на Эрайзию и выяснить, не помогут ли эраизиане мне излечиться от тупоумия и заторможенности мышления. Я по-прежнему полагаю, что знаю, как использовать Линзу в затруднительных ситуациях, но у меня просто недостает тонкости и глубины мышления, чтобы делать это с наибольшей отдачей. Видите ли, сэр, я…
Киннисон запнулся. Ему не хотелось, чтобы у адмирала создалось впечатление, будто он, Киннисон, ищет оправданий. Но старый линзмен читал в душе своего молодого коллеги, как в открытой книге.
— Продолжай, сынок. Мы тебя ни в чем не виним.
— Если я вообще о чем-то думал, совершая посадку на Альдебаран I, так это о том, что имею дело с людьми, поскольку экипаж пиратского корабля был укомплектован людьми и единственные известные нам обитатели системы Альдебарана также были людьми. Но когда колесоиды захватили меня так легко и просто, мне стало ясно, что я не могу сражаться с ними на равных. Я бежал от них, как перепуганный щенок, и был рад, что вообще сумел унести ноги. Ничего подобного не произошло бы, если бы…
Киннисон умолк.
— Если бы что? Поясни, сынок, — мягко, но настойчиво попросил Хейнес. — Ты заблуждаешься, глубоко заблуждаешься. В действительности ты не совершил ошибки ни тогда, когда принимал решение, ни позже, когда взялся осуществлять его. Ты винишь себя в том, что посчитал обитателей Альдебарана I за людей. Но предположим, что на твоем месте были сами эраизиане. Что тогда? При тщательном анализе даже с учетом того, что стало нам известно потом, мы не видим, каким образом ты мог бы изменить исход событий. Даже проницательному адмиралу не приходило в голову, будто Киннисон мог уклониться от проникновения на Альдебаран I. Такая мысль показалась бы ему просто нелепой: линзмены всегда идут хоть в самое пекло, если того требуют обстоятельства!
— Все равно, колесоиды задали мне жару, и воспоминание об этом жжет меня, — откровенно признался Киннисон. — Поэтому я считаю необходимым отправиться на Эрайзию в надежде, что мне удастся пройти там переподготовку, разумеется, если эраизиане согласятся принять меня. Возможно, мне придется пробыть у них довольно долго: даже Ментору понадобится немало времени, чтобы сделать мой череп несколько более проницаемым, чтобы мысли проходили сквозь кости не со скоростью одна мысль за столетие, а хотя бы чуть-чуть быстрее.
— А Ментор никогда не приглашал тебя посетить Эрайзию?
— Нет, сэр, — Киннисон по-мальчишески улыбнулся. — Должно быть, он просто позабыл про меня. Наверное, это единственное упущение Ментора, но именно оно и дает мне сейчас шанс.
— Гм, — Хейнес с недоверием выслушал бит этой невероятной информации. Уж он-то несравненно лучше, чем молодой Киннисон, знал силу эрайзианского разума. Адмирал вообще не верил, что Ментор Эрайзии мог что-нибудь забыть, сколь бы мелким и несущественным ни был предмет или дело.
— Такого еще не случалось, — подумал Хейнес. — Эрайзианин может отвергнуть тебя, не пожелав вступить в контакт, но не причинит тебе никакого вреда, разумеется, если не вздумаешь пересекать барьер без приглашения. Твоя идея, по-моему, великолепна, но следует быть очень осторожным — пересекать барьер в безынерционном режиме и почти с нулевой тягой, а еще лучше вообще не пересекать.
Адмирал пожал Киннисону руку, и не прошло и нескольких минут, как спидстер снова неудержимо мчался в космических просторах. На этот раз Киннисон твердо знал, чего он хочет, и использовал каждый час своего долгого путешествия (за исключением времени, отведенного на сон) за физическими и умственными упражнениями, чтобы лучше подготовить себя к грядущим испытаниям. Время шло незаметно. К барьеру Киннисон подошел со скоростью улитки, мгновенно остановился, едва коснувшись барьера, и послал через барьер мысленный запрос на разрешение следовать дальше.
— Кимболл Киннисон с Солнца-III вызывает Ментора Эрайзии. Прошу разрешения приблизиться к вашей планете.
Вопрос не был ни дерзким, ни подобострастным. Прямой вопрос, не таивший в себе никакого подвоха, требовавший простого и ясного ответа.
— Приблизиться разрешаю, Кимболл Киннисон с планеты Земля, — прозвучал в голове Киннисона низкий размеренный голос. — Нейтрализуйте все двигатели и приборы. Вас посадят.
Киннисон последовал команде, и его спидстер, уже в инерционном режиме, повинуясь какой-то силе, устремился вперед, чтобы совершить безупречную посадку в космопорте. Войдя в здание, в котором размещалось управление космопортом, Киннисон оказался перед тем самым существом, которое некогда снимало с него мерки для Линзы. Как давно и как недавно это было! Киннисон молча посмотрел прямо в глаза странного существа.
— А вы проделали немалый путь в своем развитии. Теперь вы понимаете, что на собственное зрение можно полагаться далеко не всегда. Помнится, когда мы с вами беседовали в прошлый раз, вы ничуть не сомневались в том, что все видимое вами реально существует, и вас не особенно интересовало, каков наш истинный вид.
— Теперь это меня интересует, и даже очень, — заметил Киннисон. — Если мне будет позволено, я хотел бы остаться здесь до тех пор, пока не увижу вас в вашем истинном виде.
— А какой вид вас интересует? Может быть, такой? — и странное существо мгновенно превратилось в пожилого джентльмена весьма ученого вида с седой бородой.
— Нет. Я вполне сознаю, что вы можете сделать так, чтобы я увидел вас в любом виде, в каком только пожелаете. Вы даже можете предстать в образе моего идеального двойника, любого другого лица или любого мыслимого предмета.
— Ваш уровень развития весьма удовлетворителен. Можно сообщить вам, юноша, что теперь вы стремитесь не просто к информации, а, как мы и ожидали, к истинному знанию.
— Ожидали? А разве это можно было ожидать заранее? Ведь я пришел к окончательному решению всего несколько недель назад.
— Такое решение было неизбежно. Еще когда мы собирали вашу Линзу, нам было ясно, что вы непременно вернетесь к нам, если, конечно, останетесь в живых. А поскольку недавно нам стало известно, что некто по имени Гельмут…
— Гельмут? Так значит вы знаете, где находится…
Киннисон оборвал себя на полуслове. В этом деле он просто не может, не имеет права просить ничьей помощи. Сражения он должен выигрывать сам, и сам хоронить своих павших. Если эрайзиане захотят добровольно поделиться с ним информацией, которой они располагают о Гельмуте, — другое дело. Он, Киннисон, возражать не станет. Но просить о ней? Ни за что!
Эрайзианин не стал делиться с Киннисоном информацией о Гельмуте.
— Вы совершенно правы, — заметил эрайзианин невозмутимо. — Для вашего развития очень важно, чтобы вы раздобыли информацию сами.
И эрайзианин продолжил свою мысленную речь:
— Недавно мы сообщили Гельмуту, что передали вашей цивилизации некое особое устройство, называемое Линзой. Оно призвано обеспечить вашу безопасность в любом месте Галактики. Передавая вам Линзу, мы не можем более ничего сделать для вас, покуда вы, линзмены, сами не постигнете истинную взаимосвязь между разумом и Линзой. К такому пониманию вы рано или поздно неизбежно придете. Уже давно нам известно, что несколько юных умов созреют настолько, что откроют эту пока не известную им взаимосвязь. А стоит чьему-то разуму открыть ее, как носитель такого разума непременно захочет вернуться на Эрайзию, источник всех Линз, за дополнительными инструкциями, которыми его разум не мог располагать ранее.
Десятилетие за десятилетием умы молодых линзменов становились все более зрелыми. Наконец, появились вы, и мы вручили вам изготовленную специально для вас Линзу. Ваш разум, находившийся тогда в жалком, недоразвитом состоянии, обладал скрытой способностью анализировать и обобщать поступающую информацию, равно как и недюжинной мощью. Все это сделало ваше возвращение на Эрайзию неизбежным. Разумеется, среди нас было немало споров относительно того, кто станет нашим первым адъюнктом — вы или кто-нибудь другой.
— А кто этот другой, осмелюсь спросить?
— Ваш друг — Ворсел с планеты Велантии.
— Вот у кого по-настоящему зрелый ум. Куда мне до него, — констатировал линзмен самоочевидный для себя факт.
— В определенных отношениях — да, но по некоторым весьма важным характеристикам — нет.
— Вы так полагаете? — Киннисон был искренне удивлен. — В чем же, по-вашему, я превзошел Ворсела?
— Я не уверен, что смогу объяснить вам это так, чтобы вы поняли. Если не вдаваться в детали, его разум лучше тренирован, более полно развит. Он быстрее мыслит и схватывает суть дела, лучше излагает выводы. Он более управляем, легче реагирует и лучше адаптируется, чем ваш разум сейчас. Но ваш разум, оставаясь пока неразвитым, обладает существенно большей емкостью, гораздо большим числом более разнообразных способностей. Прежде всего вы обладаете движущей силой, волей к действию, неистребимым стремлением к постижению истины, которого не знает ни одна другая раса, А поскольку именно я предсказал, что вы вернетесь к нам первым, мне и было поручено проследить за тем, чтобы ваше развитие протекало в соответствии с моим предсказанием.
— Сказать по правде, мне некогда было размышлять о чем-нибудь, кроме выполнения моих обязанностей. К счастью, у меня было несколько перерывов, но, как мне кажется в своем развитии я скорее откатился назад, чем продвинула, вперед.
— Так всегда кажется тем, кто по-настоящему серьезно смотрит на вещи. А теперь приготовьтесь!
Киннисону показалось, что у него в голове вспыхнула молния. Его разум как бы вывернулся наизнанку в быстро вращающемся вихре причудливых смутных образов.
— Сопротивляться! — последовала извне резкая команда.
— Сопротивляться, но как? — мысленно спросил корчившийся, словно от боли, покрытый холодным потом Киннисон. — С таким же успехом вы можете приказать мухе. чтобы она оказала сопротивление космическому кораблю!
— Соберите всю свою волю, напрягите все силы, используйте вашу способность адаптироваться к необычной обстановке. Попытайтесь заставить ваш разум во всем идти навстречу моему разуму. Помимо этих элементарных советов, ни я, ни кто-нибудь другой не сможет сказать вам большего. Каждый разум должен найти для себя свою среду и развиваться по-своему. То, что вы сейчас испытываете, — это еще щадящий режим, ведь вы только недавно выписались из госпиталя. Постепенно я буду ужесточать его, разумеется, так, чтобы не. причинить непоправимого вреда. К конструктивным упражнениям мы перейдем позже. Сейчас главное — выработать у вас внутреннее сопротивление. Так что — сопротивляйтесь!
Сила, не перестававшая действовать ни на миг, медленно возрастала и становилась почти невыносимой, но линзмен, угрюмо насупившись, пытался бороться с ней. Стиснув зубы, с одеревеневшими от напряжения мускулами, впившись пальцами в твердые кожаные подлокотники кресла, Киннисон сопротивлялся изо всех сил…
Внезапно пытка прекратилась, и линзмен бессильно откинулся в кресле, чувствуя себя полностью опустошенным и физически и умственно. Киннисон был бледен, все его существо била дрожь, по лицу и всему телу катились струйки холодного пота. Киннисон стыдился своей слабости. Его не покидало чувство унижения и горечи за то, что, как ему казалось, он не выдержал первого испытания. И тут от эрайзианина пришла спокойная мысль, которая ободрила Киннисона.
— Вам нечего стыдиться. Наоборот, вы должны гордиться, что так замечательно выдержали первое испытание. Должен сказать, что даже я, ваш Ментор, не ожидал от вас ничего подобного. Возможно, первое испытание показалось вам чем-то вроде ненужного наказания, но это не так. К сожалению, только таким путем вы можете найти то, что ищете.
— В таком случае я выдержу все, — заявил линзмен. — Я смогу пройти и это испытание.
По мере того как обучение в адъюнктуре продолжалось, адъюнкт Киннисон становился все сильнее. Наконец он научился переносить такие перегрузки, которые еще сравнительно недавно, в начале обучения, попросту раздавили бы его. Тренировки становились все короче и напряженнее. Каждая из них требовала такой отдачи умственных сил, что человеческий разум не мог бы выдержать ее, продлись она более получаса.
Противоборство воли и разума перемежалось с обычными занятиями. Эти занятия не вызывали болевых ощущений и были не лишены приятности. Умудренные жизненным опытом ученые мужи проникали в разум линзмена и отыскивали в нем огромные «пустые отсеки», о существовании которых он даже не подозревал. Некоторые из таких отсеков теперь уже были частично или полностью заполнены. Оставалось только связать все в единое целое. Другие «отсеки» оставались почти пустыми. Однако теперь они были внесены в реестр и стали доступными. И повсюду, во все «отсеки», проникала Линза.
— То, что вы делаете со мной, напоминает действия водопроводчика, прочищающего засорившуюся систему водоснабжения. Без Линзы, этого чудесного насоса, система не могла бы работать! — воскликнул однажды Киннисон.
— Ваше сравнение точнее, чем вы сейчас думаете, — согласился эрайзианин. — Разумеется, вы обратили внимание на то, что я не давал вам никаких подробных инструкций и не указывал на особенности Линзы, о которых вы бы не знали, как их использовать. Вы должны сами научиться пользоваться насосом, и вас ожидает немало сюрпризов и относительно того, что перекачивает ваш «насос», и относительно того, как он работает. Наша единственная задача состоит в том, чтобы подготовить ваш разум к работе с Линзой, и эта задача нами еще не выполнена. Так что продолжим!
Через несколько недель (по крайней мере так показалось Киннисону) наступил момент, когда ему удалось полностью заблокировать те мысли, которые пытался внушить Ментор, и это было сразу замечено Ментором. Линзмен собрал все свои силы и, сосредоточив их на мысленном послании эрайзианина, отразил их, как отражают поданный мяч теннисисты. Последовала борьба, не уступавшая по напряженности схватке титанов, хотя и не носившая в себе никакой враждебности. Эфир просто кипел от яростной схватки двух разумов, но вот, наконец, линзмену удалось пробить все защитные экраны своего учителя. Погрузив взгляд в глаза Ментора, Киннисон страстно желал одного: увидеть эрайзианина таким, каков он есть на самом деле. И в мгновение ока пожилой джентльмен ученого вида превратился в… МОЗГ! Разумеется, мозг был окружен и опутан различными устройствами и приспособлениями, позволявшими ему питаться, передвигаться и отправлять другие жизненные функции, но по самой своей сути эрайзианин был только мозгом.
Напряжение спало, конфликт двух разумов уступил место покою. Киннисон извинился перед Ментором.
— Не думайте об этом! — раздалось в голове у Киннисона ответное мысленное послание Ментора, и Киннисону показалось, что его наставник хочет улыбнуться. — Любой разум, достаточно сильный, чтобы нейтрализовать те силы, к которым прибег я, сам способен воздействовать на другой разум с немалой силой. Следите лишь за тем, чтобы ваша сила не обрушилась на более слабый разум, так как от перегрузок он мгновенно погибнет.
Киннисон хотел было возразить, но эрайзианин продолжал:
— Не беспокойся, сынок, я всегда знал и знаю теперь, что мое предостережение излишне. Если бы ты не был достоин такой силы и не мог бы управлять ею должным образом, ее бы у тебя просто не было. Ты обрел то, что искал. Ступай и действуй!
— Но ведь это всего лишь одна фаза, только начало! — запротестовал Киннисон.
— Ах, ты понимаешь даже это? Поистине, юноша, ты основательно продвинулся на пути к истине и проделал свое восхождение удивительно быстро. Но к большему ты сейчас еще не готов, а как гласит избитая истина, если разум не подготовлен к каким-то силам, он может от них погибнуть. Когда ты пришел ко мне, ты точно знал, чего хочешь. Знаешь ли ты теперь с. такой же определенностью, чего хочешь от нас?
— Нет.
— И не будешь знать еще долгие годы, а может быть, и никогда не узнаешь. Лишь твои потомки будут готовы к тому, о чем ты сейчас лишь смутно догадываешься. И поэтому я повторю тебе то, что уже сказал: ступай и помни, что теперь ты наделен силой.
И Киннисон последовал совету Ментора.
Прошло немало времени, прежде чем линзмен точно сформулировал для себя, чего бы он хотел от эрайзиан, и вывод, к которому он пришел, исходил из многих источников. Отчасти из познаний Киннисона в обычном гипнозе, отчасти из способности верховных правителей Дельгона управлять на расстоянии разумом других существ, отчасти из случая с Ворселом, который, манипулируя разумом Киннисона, сумел проделать столько удивительного с помощью Линзы. Но более всего Киннисон почерпнул у самих эрайзиан, обладавших способностью как бы налагать свой разум на разум других существ, где бы те ни находились. Так шаг за шагом линзмен с планеты Земля составил свой план, но тогда он еще не обладал интеллектуальной мощью, необходимой для его осуществления. Теперь он был во всеоружии и преисполнен решимости довести задуманное дело до конца.
Итак, куда отправиться? Первым желанием было вернуться на Альдебаран I и проникнуть в оплот колесоидов, которые столь беззастенчиво обошлись с ним при первой встрече. Однако благоразумие взяло верх над эмоциями.
— С колесоидами лучше бы тебе повременить, старина Ким, — сказал он себе. — У них видимо-невидимо всякого оружия, а ты еще не вполне овладел своим новым оружием. Выбери-ка себе для начала что-нибудь полегче!
С тех пор, как он покинул Эрайзию, Киннисон подсознательно ощущал, насколько изменился его взгляд на все окружающее. Он стал видеть зорче, отчетливее, различал многие ранее ускользавшие от него детали. Настал миг, когда он осознал это вновь обретенное им качество и взглянул вверх — туда, где проходили световые трубки. Все световые трубки были выключены за исключением крохотных лампочек и светящихся «глазков» приборов на пульте управления. Все остальное пространство спидстера было погружено во тьму. И Киннисон с испугом вспомнил, что, взойдя на борт спидстера, он не включил освещение. Тем не менее он все прекрасно видел — видел при полностью выключенном освещении!
Киннисон понял, что это первый из обещанных ему Ментором сюрпризов. Теперь он обладал способностью восприятия, не уступающей той, которая присуща ригелианцам или колесоидам? Или тех и других? Может быть, ригелианцы обладают такой же способностью восприятия, как колесоиды? Полностью сознавая свои новые способности, Киннисон сосредоточил внимание на приборе, находившемся перед ним. Прежде всего на его циферблате, попутно заметив, что стрелка прибора устойчиво держится на тонкой — толщиной с волос — зеленой линии, свидетельствующей о нормальном функционировании соответствующей системы. Киннисон попытался сфокусировать свой взгляд в глубине прибора, за циферблатом. И что же? Поверхность циферблата исчезла, и Киннисон отчетливо различил катушечки, пружинки, оси и прочие внутренние части. При желании Киннисон мог разглядеть даже зерна того плотного, твердого композитного материала, из которого сделан пульт управления. Его зрение было ограничено, но, насколько можно судить, только его желанием видеть!
— А ведь это уже нечто? — мысленно обратился Киннисон ко Вселенной в целом и вздрогнул от неожиданной мысли:
— А что если они меня ослепили?
Включив свет, Киннисон легко обнаружил, что его зрение ничуть не пострадало и остается во всех отношениях нормальным. Тщательно обследовав самого себя, Киннисон установил, что теперь он помимо обычного зрения обладает еще и новым сверхчувством или даже двумя сверхчувствами и может по своему усмотрению переходить от одного зрения к другому или пользоваться тем и другим зрением одновременно. Неожиданное открытие заставило Киннисона воздержаться от немедленных действий. Прежде чем пускаться в путь или предпринимать что-либо, следовало сначала разобраться в своих новых способностях. Ведь он даже не знал, чем теперь обладает, не говоря уже о том, как пользоваться свалившимся на него богатством. Надо отправиться бы куда-нибудь в такое место, где можно бы немного поэкспериментировать, не боясь уничтожить себя или нанести себе непоправимый урон из-за того, что в критический момент что-то ускользнуло от внимания. Где расположена ближайшая база Галактического Патруля? Большая, полностью защищенная база? Так, посмотрим… По-видимому, ближайшая секторная база находится в Раделиксе. Интересно, сумеет ли он добраться до Раделикса, не пользуясь приборами наведения.
Спидстер устремился в заданном направлении, и вскоре под килем простиралась красивая зеленая планета, напоминавшая чем-то Землю. Поскольку планета Раделикс по климату, возрасту, атмосфере и массе действительно походила на Землю, ее обитатели по многим характеристикам и тела и разума похожи на людей. Разумом они, пожалуй, даже несколько превосходили землян, и их база была великолепно защищена. Пользоваться обзорным лучом детектора бессмысленно, так как все базы Галактического Патруля постоянно и тщательно заэкранированы. Киннисону хотелось испробовать свое новое восприятие и узнать что-нибудь о его возможностях. Судя по объяснениям Тригонси, на таком расстоянии оно должно действовать.
Оно действительно действовало. Стоило Киннисону сосредоточить внимание на базе, как он увидел ее. Он приблизился к базе со скоростью мысли и проник без малейших затруднений сквозь защитные экраны и стены. Система сигнализации при этом не сработала. Киннисон видел обитателей базы, занятых своими повседневными трудами и слышал, точнее ощущал, о чем они говорили между собой, обычные деловые разговоры между профессионалами. Осознав свой новый дар, Киннисон ощутил легкую дрожь при мысли о тех возможностях, которые перед ним открываются. Если он, Киннисон, может заставить одного из обитателей планеты, копошащихся там, внизу, совершать некое действие, не сознавая того, что он делает, то проблема решена. Вот, например, тот вычислитель: что если заставить его сесть за компьютер и вычислить какой-нибудь интеграл? Войти с ним в контакт было бы достаточно легко.
Киннисон без особых трудностей проник в разум вычислителя и внушил, что требовалось делать. Но офицер-вычислитель не выполнил того, что от него ожидалось: он встал, огляделся вокруг с явным удивлением и снова сел на свое место.
— В чем дело? — спросил его один из коллег, находившихся в том же помещении. — Что-нибудь забыл?
— Не совсем, — ответил вычислитель, все еще не придя в себя от удивления. — Мне вдруг нестерпимо захотелось взять интеграл, который я и не собирался брать. Могу поклясться, что кто-то приказал мне сделать это.
— Никто тебе ничего не приказывал, — проворчал один из вычислителей. — Не шатался бы по ночам, не приходили бы в голову всякие фантазии.
— Что-то здесь не так, — подумал Киннисон. — Парень должен был просто взять интеграл, а не чувствовать, как кто-то приказал ему это сделать.
Впрочем, он и не надеялся, что ему удастся внушить кому-нибудь те или иные действия со столь большого расстояния: ведь, в конце концов, он не обладал мощным мозгом эрайзиан. Нет, он должен следовать своему первоначальному плану-работе в тесном контакте с близкого расстояния.
Дождавшись, когда база окажется на ночной стороне планеты, и убедившись, что пламя гасители на месте, Киннисон круто спикировал на планету и посадил спидстер неподалеку от крепости. Оставив там свой корабль, он приблизился к цели серией длинных безынерционных скачков. С каждым разом скачки становились все более пологими и короткими. Наконец, Киннисон выключил двигатели автономного скафандра, и остаток пути проделал пешком. Шел он до тех пор, пока чуть не уперся в сверкающую силовую паутину, уходившую вверх прямо из почвы, насколько мог охватить взгляд, Киннисон знал, что перед ним силовой занавес, обозначавший границу резервации. Стоит коснуться этого занавеса твердому объекту или лучу, как немедленно начнется последовательность событий, прервать которую будет не в его силах.
На глаз база не производила особого впечатления. Перед ним простиралась ровная площадка в несколько квадратных миль, по периметру которой выстроились приземистые широкие ящики, а ближе к центру кое-где вздымались невинные на вид купола. Кроме того, было несколько скоплений зданий. И все — для неопытного глаза. Но Киннисона внешне мирный вид базы ничуть не обманывал: он знал, что база на тысячи футов уходит вниз, под поверхность планеты, что в безобидных ящиках таятся линзы обзорных перископов и детекторы, что купола, готовые раскрыться в любую секунду, просто защищали от непогоды раструбы излучателей, равных которым по мощности не было даже на Главной Базе.
Далеко справа, между двумя высокими пилонами из металла, находились ворота — ближайшее к Киннисону отверстие в сплошной силовой паутине. Киннисон умышленно не стал приближаться к воротам: в его намерения не входило подвергать себя опасности быть замеченным зоркими фотоэлементами входа. Пользуясь вновь обретенными чувствами, Киннисон проследил за проводниками, идущими от этих элементов вниз, сквозь толщу бетона и стали, сквозь каменные стены подземных сооружений, до самого центра управления, расположенного глубоко под землей. Затем Киннисон наложил свой разум на разум оператора, сидевшего за пультом, и что было духу устремился ко входу на базу. Теперь он как бы раздвоился: одна часть разума по-прежнему пребывала в теле, а другая находилась глубоко внизу, в центре управления, и оттуда наблюдала за тем, как он приближался к воротам и принимала его сигналы!
Ворота открылись, и за ними Киннисон увидел наклонный туннель, по которому он и устремился. Вскоре ему попался какой-то склад, и, проскользнув в складское помещение, Киннисон тщательно устранил свой контроль над разумом дежурного наблюдателя, стер все следы своего «пребывания» в чужом разуме и принялся оценивающе наблюдать за реакцией наблюдателя. Киннисон был почти уверен в том, что выполнил все правильно, но ему необходима абсолютная уверенность. Более того, теперь жизнь Киннисона напрямую зависела от исхода проверки. Но дежурный наблюдатель как ни в чем не бывало сохранял спокойствие и продолжал оставаться на своем посту. Тщательно прочитав мысли наблюдателя, Киннисон окончательно убедился в том, что тот даже не подозревает о происшедшем и не имеет никакого представления о чем-то необычном.
— Еще один тест, и можно быть спокойным, — подумал Киннисон.
Необходимо установить, сколько умов он может контролировать одновременно, но лучше всего тест провести открыто. Не следует без нужды заставлять человека чувствовать себя идиотом.
Еще раз проделав все операции, с помощью которых он проник на базу, Киннисон вернулся к спидстеру, поднял его в космическое пространство и улегся спать. Когда на следующее утро солнце осветило базу, Киннисон выключил свой аннигилятор детекторных сигналов и в открытую приблизился к базе.
— База Раделикс! Линзмен Киннисон с планеты Земля, находящийся в автономном полете, просит разрешения на посадку. Мне необходимо срочно переговорить с командиром базы линзменом Жероном.
Обзорный луч детектора с базы придирчиво ощупал спидстер, силовая сеть исчезла, и Киннисон благополучно совершил посадку. Его встретили без особых церемоний, но вполне уважительно и сердечно. Командир базы знал, что его гость прибыл не для своего удовольствия: Серые Линзмены не совершают автономные полеты, повинуясь собственному капризу. Поэтому он без лишних слов провел гостя в свой личный кабинет и опустил над кабинетом мыслезащитный экран.
— Мое сообщение не для распространения, — заявил Киннисон, — и чем меньше о нем будут знать, тем лучше. Мне необходимо кое-что испытать, и я хотел попросить вас и трех офицеров по вашему выбору-самых «упорных» — стать на несколько минут моими подопытными кроликами.
— К вашим услугам.
По вызову начальника базы прибыли три офицера, и Киннисон объяснил всем участникам предстоящего эксперимента стоявшую перед ними задачу:
— В течение длительного времени я работал над созданием мин и контроллера и хотел бы проверить его на деле. Перед каждым из вас я кладу на стол по одной книге. Я попытаюсь заставить двоих или троих из вас, а если мне удастся, то и всех четверых, раскрыть книгу, поднять ее и держать над столом. Ваша задача — стараться изо всех сил не притрагиваться к книге, а если я сумею заставить вас повиноваться, положить книгу на стол, как только вы сможете. Согласны?
— Согласны! — воскликнули трое офицеров, а командир базы поинтересовался:
— Разумеется, ваш эксперимент не причинит никакого вреда никому из присутствующих?
— Никакого вреда и никаких последствий. Я испытал свое изобретение на себе и проделал это неоднократно.
— Вам понадобится какая-нибудь аппаратура?
— Нет, у меня есть с собой все необходимое. От вас требуется только сопротивление изо всех сил.
— Приступайте. Сопротивления мы окажем вам предостаточно. Если вы сумеете заставить хотя бы одного из нас взять книгу со стола, то можно считать, что вы кое-чего добились.
Офицер за офицером, несмотря, на упорное сопротивление и разума и тела, поднимали со стола книги и опускали их только после того, как Киннисон на мгновение ослабевал свой контроль. Он легко мог контролировать двух человек, причем любых двух, но не мог справиться с тремя. Удовлетворенный, Киннисон прекратил опыт.
Пока командир базы наливал всем пятерым прохладительные напитки в высокие бокалы, один из офицеров спросил:
— А как вы это делаете, Киннисон? О, прошу прощения, мне не следовало бы об этом спрашивать.
— Я очень сожалею, — ответил Киннисон, чувствуя себя неловко, — но прибор еще не вполне доведен. Вы узнаете о нем, как только я закончу работу, но не сейчас.
— Понимаю, — офицер с базы на планете Раделикс был очень смущен своим вопросом. — Мне не следовало вас ни о чем спрашивать.
— Большое вам спасибо, друзья, — Киннисон со стуком поставил свой бокал на стол. — Теперь я смогу быстро завершить работу над контроллером. Позвольте сделать еще одно замечание. Вчера вечером я проделал небольшой эксперимент над одним из ваших офицеров-вычислителей, пытаясь управлять им с большого расстояния…
— Пульт номер двенадцать? С тем вычислителем, который ни с того ни с сего захотел непременно взять интеграл?
— Именно. Передайте ему, что я использовал его в качестве объекта своего эксперимента, и вручите этот чек. Пусть другие офицеры не очень его подкалывают.
— Непременно. И большое спасибо… Разрешите вас спросить… Мне хотелось бы знать… — у линзмена с Раделикса явно что-то было на уме. — Можете ли вы с помощью вашего прибора заставить человека говорить правду? И если можете, то будете ли вы так делать?
— Думаю, что могу. И заведомо буду, если мне действительно удастся. А почему вас это интересует? — Киннисон был абсолютно уверен, что может заставить человека говорить правду, но ему не хотелось выглядеть самонадеянным хвастуном в глазах командира базы и его офицеров.
— Дело в том, что у нас на Раделиксе произошло убийство. Трос офицеров понимающе переглянулись между собой и вздохнули с глубоким облегчением.
— Зверское убийство женщины или, точнее, юной девушки. Подозрение пало на двух мужчин. У каждого абсолютное алиби, подтверждаемое показаниями честных свидетелей, но вы сами знаете, как мало значит алиби в наше время. Оба подозреваемых в убийстве рассказали абсолютно правдоподобные истории о том, где они были, что делали в момент совершения убийства, и выдержали проверку на детекторе лжи, но не позволили пока ни мне, ни одному другому линзмену войти в соприкосновение со своим разумом.
Жерон умолк.
— Непростое дело, — вздохнул Киннисон. — Многие невиновные люди просто не выносят, когда их разум подвергают проверке с помощью Линзы, и, сопротивляясь, могут сильно блокировать свой мозг.
— Рад, что вы так думаете. Либо один из подозреваемых лжет с непостижимым искусством, либо оба невиновны. Один из них должен быть виновен, так как других подозреваемых нет. Если мы устроим сейчас суд над ними, то выставим себя на всеобщее посмешище. Откладывать суд дальше тоже невозможно, ибо тогда власти теряют лицо. Не могли бы вы помочь нам в столь запутанном деле? Вы бы оказали большую услугу Галактическому Патрулю во всем нашем секторе.
— Я могу вам помочь, — решительно произнес Киннисон, — но для этого вам понадобятся кое-какие приготовления. Изготовьте ящик — двойной контроль Бербанка — с пятью разноцветными пятнышками, как в детском саду, — оранжевым, синим, зеленым, пурпурным и красным, и раздобудьте самые большие наушники с оголовьем и толстой наглазной повязкой. Сколько вам понадобится времени на приготовления?
— Чем быстрее, тем лучше. Мы можем управиться сегодня после обеда.
Было объявлено о том, что во второй половине дня подозреваемые в совершении убийства будут подвергнуты тесту, который позволит установить, кто из них говорит правду. Задолго до назначенного часа огромный зал суда самого большого города на планете Раделикс был заполнен до отказа. Часы пробили, и в зале наступила тишина. Киннисон в своей серой униформе прошел к судейскому столу и сел на место судьи за каким-то необычным ящиком. В мертвой тишине к судейскому столу приблизились два офицера Галактического Патруля. Первый почтительно вручил Киннисону большие наушники с оголовьем. Голова второго была плотно укутана черной тканью, сквозь которую ему ничего не было видно.
— Я прибыл к вам из мира, отстоящего от вашей планеты на огромное расстояние, но меня попросили разобраться в правдивости показаний двух подозреваемых в убийстве, — произнес Киннисон. — Я не знаю ни деталей преступления, ни личностей тех, кто подозревается в его совершении. Знаю только, что и подозреваемые и их свидетели находятся за тем ограждением. Теперь я выберу тех, кто подвергнется проверке на правдивость.
Зал пронзили разноцветные лучи, которые остановились на двух группах людей, сидевших за ограждением, а Киннисон продолжал своим низким внушительным голосом:
— Теперь я знаю, кто подозреваемые. Попрошу их встать, подойти ко мне и сесть вот здесь.
Подозреваемые подчинились, но всем, кто находился в зале, было хорошо заметно, что делают они это весьма неохотно.
— Свидетелей можно понять и простить. Человек слаб, а они только люди. Для нас сейчас важна только истина. Свидетели же часто уводят в сторону от истины, нежели способствуют ее достижению. А теперь я подвергну проверке обоих подозреваемых.
И снова заиграли по залу разноцветные лучи света и пали на лицо сначала одного, а затем другого подозреваемого. Между тем Киннисон погрузил свой разум в глубины их сознания. Тишина, и без того стоявшая в зале, стала звенящей, как тишина открытого космоса. Все затаив дыхание ожидали результатов.
— Я полностью обследовал разум обоих подозреваемых. Все вы знаете, что по уставу Галактического Патруля любой линзмен в случае необходимости может быть судьей, присяжными и приводить приговор или решение суда в исполнение. Однако я сейчас не являюсь судьей, не выношу решения о виновности подозреваемых и тем более не привожу приговор в исполнение. То, что происходит в зале, не является судебным процессом в том смысле, какой обычно принято вкладывать в этот термин. Я уже упоминал о том, что не нуждаюсь в свидетелях. Могу добавить, что судья и присяжные нам тоже не понадобятся. Все, что сейчас требуется, — это установить истину, ибо истина всесильна. По той же причине отпадает нужда и в исполнителе приговора: открывшаяся истина сама послужит нам в полном объеме.
Один из двух людей, сидящих перед вами, виновен, другой невиновен. Из глубин сознания виновного я извлеку сейчас то, что поможет мне не только восстановить картину ужасного убийства, но и всех преступлений, когда-либо совершенных виновным в убийстве. Картины совершенных им преступлений я спроецирую на воздух перед глазами убийцы. Невиновный не увидит перед собой ничего. Перед тем, кто виновен, картины всех совершенных им преступлений предстанут во всех своих отвратительных деталях, и, восприняв их, он перестанет существовать в этом плане жизни.
Одному из подозреваемых бояться было нечего — Киннисон давно сообщил ему об этом, убедившись в его невиновности. Другой трепетал от ужаса. Вскочив со скамьи, он закатил глаза и закричал, словно в припадке безумия:
— Я убил ее! Я! Пощадите! Уберите ее! И упал бездыханный.
В зале суда стояла пронзительная тишина. Потом потрясенные виденным жители бросились бежать и с облегчением перевели дух лишь после того, как благополучно выбрались наружу.
Офицеры с Раделикса также были потрясены. В полном молчании все пятеро — Киннисон, командир базы и трое вызванных им офицеров — вернулись в кабинет командира. Первым заговорил Киннисон, все еще бледный от пережитого, со сведенными от напряжения челюстями. Остальные понимали, что он обнаружил виновного и каким-то ужасным способом покарал того. Киннисон, понимая, что все присутствующие в кабинете начальника базы знали о виновности погибшего. Тем не менее он счел нужным сказать:
— Он был виновен, грешен, как все черти в аду. Я никогда не занимался подобными делами прежде, и мне претит заниматься ими теперь, но я не мог перекладывать черную работу на вас, дорогие коллеги. Я никому не пожелал бы увидеть те картины, которые должен был увидеть виновный в совершении убийства, но без этих картин вам не понять, в каких чудовищных преступлениях было виновно исчадие ада, совершившее пресловутое убийство.
— Благодарю вас, Киннисон, — просто сказал Жеррон, — Киннисон с планеты Земля. Я запомню это имя на случай, гели вы снова нам понадобитесь в какой-нибудь столь же безвыходной ситуации. Но после того, что вы сегодня совершили, преступления на Раделиксе прекратятся надолго, гели не навсегда. А знаете ли вы, что вас сегодня видели обитатели четырех планет?
— Святой Клоно, конечно, нет! А они видели?
— Можете не сомневаться. И если судить по тому, как вы напугали даже меня, то пройдет немало времени, прежде чем нечто, подобное ужасному убийству, снова совершится в нашей системе. Еще раз благодарю вас, Серый Линзмен. Сегодня вы оказали весьма важную услугу всему Галактическому Патрулю.
— Прошу вас демонтировать этот ящик на столь мелкие детали, чтобы никто не догадался об их назначении, — слабо улыбнулся Киннисон. — Еще один вопрос, и я покину вас. Не знает ли кто-либо из вас, где здесь поблизости располагается какая-нибудь неприступная пиратская крепость? И не хочу лукавить, я бы предпочел иметь дело с теплокровными и дышащими кислородом собратьями, чтобы не носить все время тяжелый скафандр.
— Вы спрашиваете всерьез или хотите подшутить над нами?
Командир базы на Раделиксе сформулировал свой вопрос как-то иначе, но Киннисон уловил его основную мысль и в изумлении уставился на своего коллегу.
— Уж не хотите ли вы сказать, что такая база есть поблизости? — в полном восторге спросил землянин, — Она действительно существует?
— Существует и настолько неприступна, что до сих пор нам ни разу не удалось даже приблизиться к ней. Известно, что она населена и укомплектована уроженцами вашей родной планеты Земля, или Теллус. Мы обнаружили ее восемьдесят три дня назад и сразу сообщили на Главную Базу. Вы прилетели к нам прямо с Главной Базы, и мы полагали, что вам все известно.
Командир базы умолк: с Серым Линзменом разговаривать в таком тоне было недопустимо.
— В то время я находился в госпитале и сражался с медсестрой, которая не давала мне есть, — объяснил Киннисон со смехом. — А когда я улетал с Земли, мне и в голову не пришло просмотреть последние донесения с баз. Я и не думал, что они мне понадобятся так скоро. Итак, вы обнаружили базу пиратов…
— Вы были в госпитале? Вы? — переспросил Киннисона один из молодых офицеров.
— Да, я. Откусил чуть больше, чем смог проглотить, — и Киннисон кратко рассказал о неудаче, постигшей его при встрече с колесоидами на Альдебаране I. — Впрочем, с тех пор многое произошло, и теперь я уже не сунусь в это пекло очертя голову, как прежде. Но то, что вы обнаружили хорошо защищенную пиратскую базу, позволяет мне избежать долгого перелета. А где она расположена?
Офицеры сообщили Киннисону координаты базы и ту весьма скупую информацию, которую им удалось собрать о ней. Они не спрашивали, зачем ему эти сведения. Они лишь дивились его безрассудной храбрости: решить в одиночку проникнуть в пиратскую крепость, способную противостоять значительным силам Галактического Патруля, сосредоточенным в секторе. Но что бы ни думали офицеры, свои мысли они держали при себе, ибо перед ними был Серый Линзмен, явно наделенный сверхчеловеческой силой, хотя даже самый слабый из присутствующих был достаточно силен. Если линзмен пожелает что-то объяснить, они будут благодарны. Но Киннисон не сказал ничего. Внимательно выслушав все, что было известно о босконской базе, он встал.
— Великолепно. Мне надо поторапливаться. Чистого космоса, коллеги!
И Киннисон вышел из кабинета.
Спидстер с Серым Линзменом на борту несся с Раделикса в направлению Бойссии II, где находилась босконская база. Силам Галактического Патруля не удалось обнаружить ее точное местонахождение. По-видимому, база была достаточно хитроумно замаскирована. Населенная и укомплектованная землянами, она лежала очень близко к курсу, проложенному капитаном пиратского корабля, чей экипаж основательно поредел после схватки с ван Баскирком и его валерианцами. Босконских баз с персоналом, набранным из землян, не должно быть так уж много, размышлял Киннисон. Вполне возможно, даже с точки зрения теории вероятности, что он повстречает своих бывших товарищей. Так как система Бойссии находилась на расстоянии меньше сотни парсеков от Раделикса, линзмен уже через несколько часов мог созерцать простиравшуюся под ним незнакомую планету. Лежавший внизу мир очень походил на Землю. Те же ледяные шапки у полюсов, те же ослепительно белые просторы приполярных областей. Планета была окутана довольно толстым слоем нежно-голубой атмосферы, освещенной по большей части солнцем. Кое-где виднелись облака. Некоторые, более темные, означали медленно перемещавшиеся по поверхности планеты бури. Виднелись обширные континенты с горными цепями и равнинами, верами и реками. Простирались внизу и океаны с островами, большими и малыми.
Но Киннисон не был планетологом и отбыл с Земли не так давно, чтобы при виде прекрасного, так напоминающего родную планету мира у него возникла ностальгия. Киннисона интересовала пиратская база, и, снизившись в ночном небе до минимальной высоты, он принялся за поиски. Он легко обнаружил достаточно многочисленные следы пребывания человека или человеческой деятельности. Люди, или человекообразные обитатели планеты находились на очень изной ступени развития. Помимо нескольких рассеянных а довольно обширных пространствах рас или скорее племен, живших в норах, пещерах и расселинах, встречались и кочевники, не имевшие ни постоянного места обитания, ни какой-нибудь объединяющей их структуры. Животный мир считывал многие десятки родов и видов, но Киннисон не был биологом. Он искал пиратов, а именно эта форма жизни ему никак не попадалась!
Наконец, благодаря чисто бульдожьей мертвой хватке и настойчивости, ему повезло. Пиратская база должна была быть где-то поблизости» Он найдет ее, сколько бы времени ни пришлось затратить на поиски. Он отыщет пиратов, даже если для этого ему придется просканировать всю толщу планетной коры, сушу и воды, один кубический километр за другим! Он был весь нацелен на поиск, и его настойчивость помогла ему в конце концов отыскать босконскую твердыню.
Пиратская крепость была построена прямо под горным массивом и защищена от обнаружения с помощью детекторов милями залежей меди и железной руды.
Входы в крепость, ранее совсем невидимые, были и теперь едва различимы, искусно замаскированные по форме, цвету и текстуре под скалы, среди которых они находились. Но после того как входы в крепость удалось обнаружить, все остальное было гораздо проще. Киннисон вывел спидстер на тщательно рассчитанную орбиту вокруг Бойссии и высадился на планету в автономном скафандре. Подкравшись к крепости, он, как и на планете Раделикс, обнаружил, что пиратская база окружена сверкающей силовой паутиной.
Способ, избранный им для проникновения на босконскую базу, если не считать незначительных вариаций, был аналогичен тому, которым Киннисон воспользовался для проникновения на базу Галактического Патруля на планете Раделикс. Однако на этот раз он работал с уверенностью и точностью, которых ему недоставало на Раделиксе. Эксперимент, поставленный на офицерах Галактического Патруля, вооружил Киннисона знанием и умением. Многому его научило и заседание в зале суда, во время которого он вошел в контакт почти с каждым разумом в обширной аудитории. Прежде всего его многому научил ужасный финал того заседания — научил ценить непреходящие ценности и особо осторожному подходу к вынесению и приведению в исполнение смертного приговора.
Киннисон знал, что в течение некоторого времени он может, никем не замеченный, оставаться на базе, и поэтому с особой тщательностью выбрал себе укрытие. Разумеется, если бы его обнаружили, Киннисон легко стер бы воспоминание о своем присутствии на Бойссии из памяти любого пирата, но поскольку такое вмешательство могло понадобиться в решающий момент, Киннисон предпочитал расположиться в каком-нибудь укромном уголке. Разумеется, на базе было немало пустующих офицерских квартир — на любой базе всегда немало помещений для гостей, и линзмен решил обосноваться в одной из них. Заполучить ключ было совсем несложно, и, закрыв за собой дверь небольшой, но уютной комнаты, Киннисон со вздохом облегчения снял с себя скафандр.
Откинувшись в глубоком кожаном кресле, он закрыл глаза и разрешил своему сверхчувственному восприятию отправиться путешествовать по всему огромному зданию. Напрягая вновь обретенную способность, Киннисон час за часом, день за днем изучал противника. Когда Киннисон был голоден, босконские повара, сами того не ведая, кормили его, и на их рационах он продержался довольно долго. Когда на него наваливалась усталость, Киннисон отправлялся спать, но его вечно бодрствующая Линза всегда оставалась на страже.
Наконец, Киннисон узнал все, что хотел узнать о пиратской крепости. Настала пора действовать. Он не стал захватывать разум командира базы, а выбрал главного офицера связи как человека, который наиболее вероятно и тесно должен, быть связан с Гельмутом. Именно Гельмут, говоривший от имени Босконии, был на протяжении многих месяцев главной целью линзмена.
Но в этой игре нельзя было спешить. Пиратские базы, даже самого высокого ранга, никогда не вызывали Главную Базу за исключением совершенно экстренных ситуаций, но такие ситуации все не возникали и не возникали. А сам Гельмут также не вызывал базу на Бойссии, потому что ничего не обычного не происходило, разумеется, насколько это ему было известно, а внимание Гельмута требовалось где-то в другом месте.
Но вот в один прекрасный день в триумфальном рапорте появилась небольшая трещинка: корабль, стартовавший с базы на Бойссии, захватил потрясающую добычу — ни больше ни меньше как госпитальный корабль Галактического Патруля с полным оборудованием! Когда рапорт о захваченном корабле дошел до сознания Киннисона, он был уязвлен до глубины души. Потерять такой корабль! Неужели они там не эскортировали его?
Тем не менее, приняв в качестве старшего офицера связи рапорт, Киннисон через радиста пиратского корабля сердечно поздравил капитана, офицеров и команду корабля.
— Великолепная работа! Сам Гельмут услышит о вас, — заключил Киннисон свои поздравления и поинтересовался:
— А как вам удалось захватить госпитальный корабль? С вами был один из наших новых кораблей-истребителей?
— Да, сэр, — пришел ответ. — Истребитель, сопровождавший нас за пределами обнаружения, в нужный момент приблизился и отвлек на себя их корабль-истребитель. Госпитальный корабль остался без сопровождения, и мы легко захватили его, пустив в ход магниты.
— И так мы оказались на борту, — закончил командир пиратского корабля.
Они действительно взошли на борт госпитального корабля. Вот он, несчастный корабль, залитый кровью: пациенты, врачи, ординаторы, офицеры и весь обслуживающий персонал, все, кто был на борту, до единого человека были зарезаны и заколоты с бессмысленной варварской жестокостью, характерной для всех пиратов Босконии. В живых остались — пока — только медсестры. Им была предназначена пиратами совсем иная участь, разумеется, при соблюдении некоторых условий.
Сестры испуганно жались друг к другу, небольшой островок женщин в белых халатах, посреди горы трупов. Именно в тот момент, когда взгляд Киннисона проник в помещение, одну из сестер пираты пытались вытащить из общей группы. Сестра отчаянно отбивалась, пустив в ход кулаки и ноги, ногти и зубы. Ни один пират не мог совладать с ней в одиночку. Справиться с разъяренной фурией оказалось под силу только двум рослым сильным пиратам. Они грубо поволокли ее за собой, голова медсестры откинулась назад, и Киннисон увидел знакомый каскад волос цвета красноватой меди. Это была Кларисса Мак-Дугалл! Киннисон вспомнил обрывок разговора: кто-то упомянул о том, что Мак собираются вернуть в летный состав. Линзмен мгновенно решил, что делать.
— Немедленно прекратите, грязные свиньи! — страшным голосом заревел он в находившийся у него под рукой пиратский микрофон. — Куда вы ее тащите?
— В капитанскую каюту, сэр! — пираты растерянно остановились, услышав властный голос, доносившийся из динамика, и на вопрос ответили — четко и точно.
— Отпустите ее немедленно!
И когда девушка присоединилась к группе медсестер в углу помещения, Киннисон приказал:
— Пригласите сюда капитана, всех офицеров и членов экипажа. Я хочу говорить со всеми вами сразу.
Минуту или две, которые у него оставались на размышление, Киннисон обдумывал сложившуюся ситуацию яростно, но в то же время холодно, стараясь ничего не упустить из вида. Необходимо что-то предпринять, но любой предпринятый им шаг должен быть строго выдержан в соответствии с пиратскими представлениями об этике. Стоит ему допустить хотя бы небольшой просчет, и Альдебаран I вполне может повториться. Киннисону казалось, что он знает, как избежать просчетов. Но какой бы шаг он ни предпринял, необходимо сделать нечто такое (и в этом и заключалась основная трудность!), чтобы медсестер не покинула надежда, и они поняли, что в драме, которая разыгралась на борту госпитального корабля, последний акт еще не сыгран, В остальном у него не было никаких сомнений относительно того, что произойдет дальше. Киннисон знал, из какого великолепного материала производится отбор в корпус космических медсестер Галактического Патруля, и был уверен, что принудить их к чему-нибудь можно лишь до определенного предела, но ни на шаг дальше, по крайней мере живых.
Выход из трудного положения, как показалось Киннисону, тоже существовал. Находясь в госпитале, он в детской запальчивости назвал как-то раз сестру Мак-Дугалл безмозглой курицей. Тогда он думал о сестре весьма нелестно и не скрывал от нее своего мнения. Но в глубине души он и тогда понимал, что за прекрасной внешностью кроется глубокий ум, и под копной волос цвета красноватой меди скрывается мозг, способный мыслить быстро и точно. Обдумав все это, Киннисон дождался, пока в отсеке соберется весь экипаж корабля, и заговорил ясно и определенно:
— Слушайте меня внимательно, вы все! Впервые за много месяцев мы ухватили такую богатую добычу, и вы, ребята, имеете полное право выбрать себе любую из этих баб по своему вкусу, прежде чем их увидят другие. Но сейчас вам лучше повременить с этим, и вот почему. Я сам, своими руками, убью каждого, кто осмелится прикоснуться к любой из медсестер прежде, чем они прибудут на базу. Вы, капитан, ведете себя хуже всех.
Киннисон взглянул прямо в глаза офицеру, которого видел в последний раз, когда тот во главе экипажа направлялся в гостиницу (или тюрьму?) колесоидов, и продолжал притворно вкрадчивым голосом, в котором отчетливо слышались саркастические ноты:
— Не спорю, что вы выбрали не худший товар. К сожалению, мы с вами сходимся во вкусах. Видите ли, капитан, я сам нуждаюсь в услугах медсестры. Нужно же, чтобы и обо мне кто-нибудь позаботился, А поскольку мне нужна медсестра, я хочу, чтобы за мной поухаживала вон та, рыжая. У меня была однажды медсестра с волосами как раз такого цвета. Она поила меня жидким чаем, кормила тостами и давала яйца всмятку, а мне до смерти хотелось бифштекса. Поэтому я хочу отыграться на этой сестренке за всех рыжих медсестер. Надеюсь, вы простите меня за длинную речь, но я хотел вам объяснить, почему я считаю именно эту медсестру моей личной и неприкосновенной собственностью. Присмотрите за ней и постарайтесь, чтобы она прибыла к нам в точности такой, как сейчас.
Капитан не осмелился прервать старшего, но стоило Киннисону умолкнуть, он сразу же возразил.
— Послушайте, Блейксли! — возмутился он. — Она моя по праву, я взял ее в плен, я первый увидел ее, я доставил ее сюда…
— Хватит болтать, капитан! — Киннисон презрительно фыркнул, — Вы же понимаете, что нарушаете правила, когда берете себе добычу до того, как ее поделили на базе. За это вы заслуживаете расстрела.
— Но ведь все так делают! — возразил капитан.
— За исключением того случая, когда старший офицер ловит нарушителя на месте преступления. Старшие получают свою долю первыми, — напомнил линзмен.
— Я протестую, сэр! Я захватил ее вместе с…
— Заткнись! — приказал Киннисон тоном, не оставлявшим сомнений в том, что принятое им решение окончательно и не подлежит обжалованию. — Можете делать, что вам угодно, но помните — это мое последнее предупреждение. Доставьте мне ее такой, как она есть сейчас, и вы останетесь живы. Троньте ее, и вы умрете! А теперь вы, медсестры, подойдите поближе к пульту управления.
Сестра Мак-Дугалл что-то тайком прошептала остальным сестрам и выступила вперед с высоко поднятой головой, всем своим видом выражая непокорность. Она была не только медсестрой, но и великолепной актрисой.
— Взгляните и запомните хорошенько кнопку, она находится на пульте справа от вас, на которой написано «Реле 46», — послышалось из динамика, — Если кто-нибудь на борту корабля вздумает коснуться вас или бросит косой взгляд, нажмите эту кнопку, а все остальное я беру на себя. А теперь вы, безмозглая курица, — взгляните на меня. Только не нужно умолять меня о пощаде, вы еще успеете. Я просто хочу быть уверенным в том, что вы узнаете меня при встрече.
— Я вас отлично запомнила, мальчишка вы этакий! — воскликнула Мак, желая дать понять Киннисону, что она узнала его и все поняла, а потом, резко сменив тон, добавила:
— Знать вас не желаю! Попадетесь вы мне — все глаза выцарапаю!
— Вряд ли у вас что-нибудь получится, — презрительно фыркнул Киннисон и отключил связь.
— Что это на тебя нашло, Мак? — накинулись на Мак-Дугалл остальные сестры, когда они остались одни. — Сама не знаю, — прошептала она, — Нас могут подслушивать! Я действительно не знаю, что на меня нашло. Все это слишком фантастично, слишком противоречит здравому смыслу. Шепните по секрету тем, кто далеко от меня: нас спасут, нас непременно спасут. За дело взялся мой Серый Линзмен. Я не знаю ни где он, ни что он собирается делать, но он нас непременно спасет.
При первом же упоминании о жидком чае и тостах, еще до того, как она смогла хотя бы приблизительно оценить ситуацию, в памяти Мак-Дугалл живо всплыл Киннисон, самый упрямый и не покорный из всех пациентов, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело. Кроме того, Киннисон был единственным человеком, который обращался с ней так, словно она была частью госпитальной мебели. Как женщина, тем более красивая женщина, Мак-Дугалл любила порассуждать о правах женщин и о месте женщины в сложившейся системе вещей. Она яростно отрицала все женские привилегии и не раз заявляла, что не просит ни о каких скидках и одолжениях ни одного из ныне живущих мужчин или мужчин, которые еще появятся на свет в будущем. Тем не менее, как всякую женщину, ее глубоко задевала самая мысль о том, что есть мужчина, который даже не сознает, что перед ним женщина, не говоря уже о том, что перед ним необыкновенно красивая женщина! И хотя даже самой себе она никогда не признавалась в этом, тем не менее память о пациенте, оставшемся глубоко равнодушным к ее красоте, жила где-то в глубине сознания.
При упоминании о бифштексе Мак-Дугалл едва не вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Никакой надежды на спасение у нее не было. Необходимо просто сражаться до конца, который, судя но всему, не за горами. И Мак-Дугалл, собравшись с силами, принялась действовать.
Услышав из динамика знакомое выражение «безмозглая курица», Мак-Дугалл сразу поняла, что говорит Киннисон, Серый Линзмен, человек, который не привык бросать слова на ветер. И чисто по-женски она успокоилась, ибо твердо знала, что пока Серый Линзмен жив и находится в сознании, он полностью овладеет любой ситуацией, в какой бы ему ни пришлось оказаться. Придя к такому выводу, крайне нелогичному, но весьма обнадеживающему, Мак-Дугалл сочла необходимым поделиться своими надеждами с другими сестрами, которые, будучи женщинами, приняли сказанное как непреложный факт, реальный и не подлежащий ни малейшему сомнению.
Когда захваченный пиратами госпитальный корабль совершил посадку и был заведен в док, Киннисон полностью владел обстановкой. Оставалось лишь сделать последний, решающий шаг. Помимо старшего офицера связи, Киннисон к тому времени установил полный контроль над весьма способным наблюдателем. Манипулировать разумом этих двух офицеров было для него детской забавой по сравнению с попыткой удержать в повиновении разум двух или трех настороженных и к тому же предупрежденных офицеров Галактического Патруля, отчаянно отстаивавших самостоятельность своего мышления!
— Вы просто молодец, Мак, — послал он мысленное сообщение своей бывшей медсестре, — Очень рад, что вы приняли мою мысль. Вы хорошо разыграли пиратов. Если вы и дальше сможете действовать так же, все будет в порядке.
— Я буду делать все, что нужно! — пообещала Мак, — Я не знаю, что вы задумали, как вам это удастся и где вы находитесь, но с этим можно подождать. Сообщите, что мне делать, и я выполню все, что нужно!
— Попробуйте пококетничать с командиром базы, — инструктировал ее Киннисон. — Вы должны до смерти ненавидеть меня, я имею в виду ту обезьяну, через которую я работаю, по имени Блейксли. Вы можете даже любить его, но меня вы должны ненавидеть. Терпите от командира базы все, что сможете вытерпеть. Постарайтесь вызвать между командиром базы и Блейксли ревность и вражду. Если командир базы в вас влюбится, удобный случай для того, чтобы вызволить вас, непременно представится. Если вам не удастся влюбить его в себя, нам придется выполнить немало грязной работы. Я могу убить многих пиратов, но не могу уничтожить достаточно многих из них за короткое время.
— Командир базы непременно в меня влюбится! — радостно пообещала Мак-Дугалл. — Вот увидите, влюбится!
И командир базы действительно влюбился. Он, месяцами не видевший женщины и не ожидавший от женщин, состоявших в космической службе Галактического Патруля, ничего, кроме отчаянного сопротивления и самоубийства, был потрясен до глубины души, когда самая прекрасная из когда-либо виденных женщин по собственной воле бросилась к нему в объятия, ища у него защиты от его же старшего офицера связи.
— Я его ненавижу! — рыдала красавица, прильнув к командиру и устремив на него прекрасные глаза, пронзившие старого космического волка не хуже работающих на полную мощь излучателей. — Вы ведь не будете обращаться со мной так плохо, как он?
Голова красавицы, от которой исходило еще ощутимое благоухание, опустилась на плечо командира базы. Старый космический волк растаял, как воск.
— Ну конечно же, какие могут быть разговоры! И понизив голос так, чтобы его слышала только прекрасная собеседница, командир добавил:
— Я женюсь на вас, крошка! Клянусь всеми богами космоса, женюсь!
Так медсестра и командир базы в обнимку вошли в помещение, где находился центральный пульт управления.
— Вот он! — взвизгнула красавица, указывая на старшего офицера связи. — Это он, и никто другой! Попробуй теперь приставать к женщине, красномордое чудовище! Наконец-то нашелся один настоящий мужчина, который сразу поставит тебя на место. Уж он-то не даст меня в обиду!
Ее провожатый заметно надулся от гордости.
— Что такое? — Киннисон захлебнулся от негодования. — Выбрось из головы все эти глупости и иди ко мне, Я заметил тебя сразу, как только увидел, и ты будешь моей, нравится тебе это или не нравится, и кто бы и что бы ни говорил по этому поводу. Что же касается вас, капитан, то вы опоздали — я увидел красотку первым. А теперь, мой рыженький помидорчик, иди сюда, где тебе и надлежит быть.
Но Мак лишь теснее прижалась к командиру, который из красного стал синим.
— Что значит «вы опоздали»? — заревел он. — Разве вы сами не похитили ее у капитана корабля? Разве не вы сами сказали, что старшие офицеры выбирают первыми? Я здесь старший начальник, и я забираю ее у вас, понятно? Вы же придерживаетесь этого правила, Блейксли, и вам оно нравится. Попробуйте только возразить мне, и я прикажу вас распять на жерле излучателя номер шесть!
— Старшие офицеры не всегда выбирают первыми, — ответил Киннисон, еле сдерживая клокотавшую в нем холодную ярость, но выбирая слова не менее тщательно. — Все зависит от того, кто те двое, между кем производится выбор.
Настало время нанести удар. Киннисон знал, что если командир базы сохранит свою голову, то женщины, державшиеся на удивление храбро, поплатятся за это жизнями, а весь его собственный план подвергнется серьезной опасности. Он сам, Киннисон, мог в любой момент выйти из игры, но не считал возможным покинуть их при сложившихся обстоятельствах. Нет, командира нужно довести до бешенства. Лучше бы обойтись без ругательств: старая обезьяна знает такие забористые выражения, от которых встают дыбом даже блистеры в тяжелоармированных корпусах. Мак могла бы здорово помочь. И Мак помогла, причем сама, без всякой подсказки со стороны Киннисона.
— Прошу тебя, мой мальчик, не нужно принимать все так близко к сердцу, — прошептала она командиру базы. Не нужно вызывать сюда солдат, чтобы они распяли его на этом — как он там называется? — жерле излучателя. Испепели его;ам. Ведь ты сильнее его. Испепели этого наглеца и покажи кто здесь главный.
— Когда подчиненным является такой человек, как я, а начальником — такое ничтожество, как вы, — начал звенящим от негодования и ярости голосом Блейксли, или, лучше сказать, Киннисон, — я говорю, когда начальник — такая тупая скотина, такой отъявленный подонок, такой напыщенный индюк, ничего не смыслящий в своем деле, как вы…
Разъяренный пират, полностью утративший способность соображать, пытался было вклиниться, но не тут-то было: голос Киннисона-Блейксли, хотя и не уступал голосу командира по громкости, зато превосходил его пронзительностью.
— …то подчиненный оставляет рыжеволосую красавицу себе. Можете «записать это на ленте и проглотить ее, мерзавец!
Кипя от ярости, командир повернулся и бросился в соседнюю с кабинетом комнату, где хранилось оружие.
— Испепели, сожги его! — визжала красавица, подливая масла в огонь, и никто не заметил, как она крикнула:
— Сожги его, Ким! Не медли! Сожги его, пока он не взялся за оружие!
Но линзмен не действовал — пока. Пока почти все члены пиратского экипажа, онемев от неожиданности, наблюдали за происходящим, порабощенный Киннисоном наблюдатель на протяжении многих секунд занимал эфир, отведенный для личного вызова Гельмута и срочного вызова. Для разработанного Киннисоном плана было жизненно важно, чтобы Гельмут своими глазами увидел кульминацию сцены. Поэтому Блейксли стоял как вкопанный, пока его потерявший от ярости голову начальник быстрым шагом подошел к оружейной комнате и настежь распахнул ее дверь.
Блейксли был вооружен — об этом Киннисон позаботился заранее, и когда командир базы ворвался в оружейную комнату, личный детектор Гельмута заработал. Теперь Гельмут собственной персоной наблюдал за происходящим, и порабощенный Киннисоном наблюдатель начал наводить свой излучатель. Когда разъяренный пират вернулся, держа на весу излучатель Де Ляметра, его встретил луч уже наведенного излучателя Блейксли, и через какие-нибудь секунды от командира базы осталась небольшая дымящаяся кучка пепла.
Киннисон был несколько удивлен, что из динамика до сих пор не раздался холодный голос Гельмута, но вскоре обнаружил причину непонятного молчания: он просто не заметил, как один из наблюдателей пришел в себя от потрясения и вызвал караул. Пять вооруженных офицеров немедленно явились на вызов и, войдя в помещение, огляделись.
— Стража! Испепелить Блейксли! — раздался в тот же момент из динамика неповторимый голос Гельмута.
Повинуясь приказу, караульные с решительным видом прицелились, и если бы против них действительно стоял мятежный Блейксли, его гибель была бы неизбежной. Но перед ними стояло только тело старшего офицера связи. Что же касается головного мозга, управлявшего мышцами тела, то он принадлежал Кимболлу Киннисону, Серому Линзмену, самому искусному в обращении с ручным оружием на Земле. Не успели патрульные опомниться, как Блейксли уже был готов открыть по ним огонь из двух ручных излучателей Де Ляметра с бедер. Это было что-то новенькое! Человек, которого только что должны были уничтожить, не мог действовать так быстро!
Не успел никто и мигнуть, как пять вспышек одна за другой озарили помещение, и с пятью патрульными было покончено. Никто из них так и не успел выстрелить.
— Видите, Гельмут, — произнес Киннисон язвительно, обращаясь к пульту управления. — Играть в такие игры безопаснее, находясь на расстоянии от места событий и заставляя других людей таскать для вас каштаны из огня. Тогда все выходит очень ловко, но лишь до тех пор, пока все происходит по-задуманному. Но стоит случиться сбою, как сейчас, и вы оказываетесь там, где оказались — по уши в дерьме. Мне давно надоело выслушивать приказы от какого-то бестелесного голоса, я сыт по горло, в особенности от голоса, все повадки хозяина которого выдают в нем самого отъявленного негодяя в Галактике!
— Наблюдатель! Я обращаюсь к вам, тому, кто находится за пультом управления, — зарычал Гельмут, не обращая внимание на колкости Киннисона. — Вызовите стражу с оружием!
— Бесполезно, Гельмут, наблюдатель глух как пробка, — пояснил Киннисон не без яда в голосе. — Я единственный человек на всей базе, с которым вы можете разговаривать, но и то недолго.
— И вы всерьез полагаете, будто вам дадут безнаказанно уйти после мятежа, открытого неповиновения и подрыва моего авторитета?
— Конечно! Именно об этом я вам и толкую. Если бы вы находились сейчас здесь или вам когда-нибудь довелось побывать здесь или если бы кто-нибудь из ребят хотя бы раз видел вас в лицо или знал вас не только как некий абстрактный голос, то я, возможно, не смог бы уйти отсюда живым. А поскольку вас никто и никогда не видел, это дает мне шанс…
В уме Гельмута, восседавшего за пультом на своей базе, вихрем пронеслись мысли по поводу различных аспектов неслыханной ситуации. Он решил потянуть время и спросил нарочито спокойным голосом, хотя руки его лихорадочно бегали по кнопкам на пульте:
— Так вы хотели бы видеть мое лицо? — задумчиво спросил он. — А известно ли вам, что если вы увидите мое лицо, то никакая сила во всей Галактике не спасет…
— Перестаньте молоть чепуху, шеф, — презрительно фыркнул Киннисон. — Не пытайтесь внушить мне, будто вы не убили бы меня при сложившихся обстоятельствах, если бы могли. Что же касается вашего лица, то для меня безразлично, увижу ли я когда-нибудь вашу уродливую физиономию или нет.
— Сейчас увидите! — и на экране появилось лицо Гельмута, смотревшего на мятежного офицера с такой нескрываемой яростью, что обычный человек пал бы бездыханным. Но не таков был Блейксли-Киннисон!
— Что же! Совсем недурно! Этот парень почти похож на человека! — воскликнул Киннисон тоном, рассчитанным на то, чтобы привести главного пирата в еще большую ярость.
— Но мне нужно поторапливаться. Вы можете представить, что здесь творится, — и в яркой вспышке излучателя Де Ляметра исчез экран Гельмута, вся установка. Киннисон так же, как и его противник, стремился выиграть время, а его наблюдатель между тем взял и перепроверил столь важный второй пеленг на сверхсекретную базу Гельмута.
Затем по всей крепости зазвучали сигналы общего сбора, к которым линзмен добавил от себя.
— Внимание! Сигнал общего сбора касается всех, повторяю — всех, кто сейчас находится на базе, включая экипажи кораблей в доках, постоянный персонал базы и всех, кто пребывает сейчас под стражей. Не переодевайтесь — приходите в том виде, в котором вас застал сигнал общего сбора. Торопитесь! Через пять минут двери зала закроются, и те, кто останется снаружи, очень об этом пожалеют.
Зал находился рядом с центральным пунктом управления. Стоило лишь убрать перегородку, и помещение центрального пункта управления как бы превращалось в сцену. Так были оборудованы все босконские базы, чтобы старшие офицеры с Главной Базы могли наблюдать через свои приборы в центральном пульте управления за собраниями состава, подобными тому, о котором было объявлено. Все, кто услышал сигнал общего сбора, думали, что он исходит от Главной Базы, и поспешили выполнить приказ.
Киннисон убрал перегородку, отделявшую зал от пульта управления и внимательно наблюдал за оружием, которое было у входящих в зал. Обычно вооружена была только охрана, но у кого-нибудь из офицеров космических кораблей мог быть с собой портативный излучатель Де Ляметра… Так, четыре, пять, шесть… Капитан и пилот боевого корабля, захватившего госпитальный корабль Галактического Патруля, заместитель командира базы Кримский, трое охранников… Ножи и дубинки не в счет.
— Время. Заприте двери. Принесите ключи сюда. Пусть медсестры поднимутся ко мне, — приказал Киннисон шести вооруженным людям, назвав каждого по имени, — Женщины пусть сядут здесь, а мужчины там.
Когда все расселись, Киннисон нажал кнопку, и стальная переборка плавно скользнула и встала на свое место.
— Что здесь происходит? — возмутился один из офицеров. — Где командир? Знает ли о том, что здесь происходит, Главная База? Взгляните на тот пульт!
— Сидите тихо, — предупредил Киннисон. — Руки — на колени, или я испепелю вас при первом движении. Я уничтожил командира базы и пятерых людей из охраны и отключил Главную Базу. Нас семеро, и я хотел бы спросить вас, джентльмены, пойдете ли вы за мной или нет.
Линзмен заранее знал ответ каждого, но тем не менее ждал ответа.
— Почему выбор пал на нас?
— Потому, что только у вас имеется ручное оружие. Весь остальной персонал безоружен и заперт сейчас в зале. Вам лучше знать, сумеют ли ваши люди выбраться из зала, если один из нас их не выпустит.
— А как же Гельмут? Ведь он уничтожит вас за это!
— Руки коротки. Я тщательно все обдумал. Итак, джентльмены, кто из вас готов отправиться вместе со мной?
— Каков план ваших действий?
— Доставить медсестер на одну из баз Галактического Патруля и сдаться. Мне надоела вся эта возня, а поскольку никто из сестер не пострадал, нам это зачтется. По крайней мере, срок дадут поменьше.
— Так вот почему… — свирепо начал капитан.
— Именно поэтому, сэр, но я никого не принуждаю и не приглашаю следовать за мной тех, кто сейчас мечтает всадить в меня луч при первом удобном случае.
— Я с вами, — заявил пилот, — У меня крепкий желудок, но с некоторых пор я не перевариваю того, что у нас творится. Если вы можете гарантировать мне заключение на срок короче пожизненного, то я с вами. Но предупреждаю, я ни за какие коврижки не стану помогать вам против…
— Никакой помощи от вас и не требуется, по крайней мере пока мы не в космосе. Здесь, на базе, я управлюсь сам.
— Отдать вам мой Де Ляметр?
— Нет, пусть он будет у вас. В меня вы не выстрелите. Кто еще?
Один из стражников присоединился к пилоту, стоявшему теперь в стороне. Четверо остальных охранников колебались.
— Время! — произнес Киннисон. — Либо вы переходите на нашу сторону, либо встаньте ко мне спиной.
Четверо охранников предпочли повернуться к Киннисону спиной, и он одного за другим разоружил их. Затем, подняв перегородку, приказал обезоруженным охранникам присоединиться к тем, кто был в зале. Обратившись к собравшимся, Киннисон сообщил им о том, что он сделал, и поведал о своем плане.
— Многие из вас тяготятся своим преступным ремеслом и охотно порвали бы с пиратством. Сейчас вам предоставляется возможность покончить с прошлым ценой не слишком строгого наказания, — заключил свою речь Киннисон. — Я совершенно уверен в том, что те, кто взойдут на борт госпитального корабля, чтобы возвратить его Галактическому Патрулю, в большинстве случаев отделаются легкими приговорами. Мисс Мак-Дугалл — старшая медсестра, офицер Галактического Патруля. Попросим ее сказать, что она думает по этому поводу.
— Я могу утверждать нечто большее, — заявила она. — Я не только совершенно уверена, нет, я абсолютно уверена, что любой из тех, кого мистер Блейксли отберет для своего экипажа, вообще не будет осужден. Все члены экипажа получат прощение, и каждому будет предоставлена работа в соответствии с его квалификацией.
— А откуда вам это известно? — спросил один из пиратов. — Ведь мы, как принято у вас говорить, кучка негодяев и мерзавцев.
— Знаю, — просто сказала Мак-Дугалл. — Откуда мне известно, объяснить трудно, но я твердо знаю, что будет именно так. Можете поверить мне на слово.
— Пусть те из вас, кто готов отправиться с нами, выстроятся здесь, — указал Киннисон и быстро прошел вдоль строя, читая в умах людей. Многим из них он жестом приказал вернуться. Это были те, кто либо задумал измену, либо был закоренелым преступником. Все отобранные были искренны в своем желании навсегда покинуть ряды пиратов, куда их привело или стечение обстоятельств, или какой-то порок. Каждому прошедшему проверку Киннисон вручил оружие из личного арсенала командира базы.
Набрав экипаж, линзмен открыл ближайший к стоянке госпитального корабля выход, уничтожил пульт управления, чтобы выход нельзя было закрыть, и повернулся к пиратам.
— Заместитель командира Кримский! Как старший по званию вы вступаете в командование базой, — сообщил Киннисон. — Я отнюдь не собираюсь отдавать вам приказы, но хочу сообщить кое о чем. Первое, я не устанавливаю никаких сроков, в течение которых вы не должны выходить отсюда. Советую только не приближаться к нам, пока мы будем следовать отсюда к госпитальному кораблю: это опасно для вашей жизни. Второе, у вас нет ни одного корабля, способного обеспечить вам преимущество в космическом пространстве. Болты на опорах главных излучателей всех боевых кораблей срезаны, и вашим механикам, как бы быстро они ни работали, понадобится не менее двух часов, чтобы смонтировать новые излучатели или закрепить старые. Третье, ровно через два с половиной часа на вашей планете произойдет сильнейшее землетрясение — семь толчков, после которого от базы останутся только воспоминания.
— Землетрясение! Да вы просто блефуете, Блейксли! Уж это-то не в ваших силах!
— Возможно, не совсем обычное землетрясение, но нечто весьма на него похожее. Если вы думаете, что я блефую, — подождите, пока не убедитесь сами. Но здравый смысл должен подсказать вам, что я говорю правду. Должен признаться, что сначала я хотел уничтожить вас всех без предупреждения, но потом передумал и решил оставить в живых. Должен же кто-нибудь представить Гельмуту точный доклад о том, что произошло на базе. Хотел бы я видеть его в тот момент, когда он узнает, как легко удалось провести его одному человеку и как далека от совершенства система защиты на его базах, но, к сожалению, мне нужно торопиться. В путь!
Когда вся группа быстрым шагом направилась к госпитальному кораблю, Мак, несколько приотстав, поравнялась с Блейксли, замыкавшим шествие, и спросила шепотом:
— Ким, где вы?
— Я присоединюсь к вам в следующем коридоре. Постарайтесь держаться в голове группы и будьте готовы бежать, как только я скажу.
Когда группа прошла следующий коридор, откуда-то сбоку вышла фигура в темно-серой кожаной униформе, несшая в руках какой-то необычайно тяжелый предмет. Киннисон — а это был он собственной персоной — опустил предмет на пол и, крикнув: «Бегите!» — повернул рычажок, после чего бросился бежать сам. Вслед ему из механизма ударили струи нестерпимого жара. Перед ним на некотором расстоянии бежали Блейксли и Мак-Дугалл.
— Как же я рада видеть вас, Ким! — искренне проговорила девушка, когда линзмен присоединился к замыкающим, и все трое несколько замедлили бег. — А что это за штуку вы там установили?
— Ничего особенного, обычную тепловую бомбу KJ4Z. Особого вреда она не причинит. Просто расплавит стены туннеля, и он перестанет существовать, чтобы те, кто остался, не могли помешать нам благополучно добраться до нашего корабля.
— А что это вы говорили о землетрясении? — поинтересовалась Мак-Дугалл, и в ее голосе послышались едва заметные нотки разочарования. — Блефовали?
— Вряд ли это можно назвать блефом, — возразил Киннисон. — В течение двух с половиной часов ничего не произойдет, но в назначенное время кое-что здесь случится.
— А что именно?
— Вы напоминаете мне любопытную кошку. Впрочем, никаких секретов здесь нет. Насколько я могу судить, речь идет о трех бомбах на гидрите лития, заложенных в таких местах, где их разрушительное действие скажется особенно сильно, и установленных на одновременную детонацию. Но вот мы и пришли. Не говорите никому, что я здесь.
Поднявшись на борт корабля, Киннисон скрылся в одной из кают, предоставив Блейксли командовать кораблем. Экипаж был разделен на вахты, и корабль стартовал. После непродолжительной остановки (нужно было захватить с собой спидстер Киннисона) легли на прежний курс, и Блейксли, передав управление Крепделлу, пилоту, зашел в каюту к Кшшисону.
Там линзмен снял свой контроль над разумом Блейксли, оставив лишь память о происшедшем. В течение нескольких минут Блейксли был как в тумане, но поборол слабость и протянул Киннисоиу руку:
— Очень рад встрече с вами, линзмен. Благодарю. Скажу только, что после того, как я погряз в этих гнусных делах, мне никак не удавалось…
— Я знаю все, — успокоил его Киннисон, — именно поэтому я и остановил свой выбор на вас. Ваше подсознание совсем не сопротивлялось. Командуйте кораблем вплоть до самой Земли. А сейчас удалите всех из поста управления, кроме Кренделла.
— Знаете, что мне только что пришло в голову? — воскликнул Блейксли, когда Киннисон присоединился к двум офицерам за пультом управления. — Вы, должно быть, тот самый линзмен, который в последнее время доставил Гельмуту немало неприятностей.
— Вполне возможно. Досаждать Гельмуту — главная цель моей жизни.
— Хотел бы я видеть лицо Гельмута, когда он прочитает доклад о том, что произошло на базе. Я уже говорил об этом раньше, но сейчас мне хотелось бы этого особенно сильно.
— Я тоже думаю о Гельмуте, но мне приходит в голову совсем иное, — сказал пилот, поворачиваясь от экранов к Блейксли и линзмену и с любопытством переводя глаза с одного на другого. — Должен сообщить вам, что Гельмут гонится за нами по пятам. Взгляните на экраны!
— Ого! Четыре корабля! — воскликнул Блейксли. — Вот еще один! А у нас на борту нет даже излучателя, от которого можно было бы зажечь сигарету, или защитного экрана, способного остановить хотя бы щелкунчика. У нас только ноги, да и то меньше, чем нужно. Вы обо всем знали заранее еще до того, как все началось, и раз мы дошли до этой стадии, значит, у вас есть что-то в запасе. Что именно?
— По тем или иным причинам наши преследователи не могут детектировать нас. Все, что вам необходимо делать, это держаться за пределами радиуса действия их электромагнитных приборов и следовать курсом на Землю.
— Так вы говорите, по тем или иным причинам? Девять кораблей на экране, все, как один, босконские, все, как один, ищут нас, и ни один нас не видит — по тем или иным причинам! Я не задаю вам вопросов…
— Пока лучше обойдемся без вопросов. Позвольте, лучше я задам вам вопрос. Кто такой Боскония?
— Этого не знает никто. Гельмут говорит от имени Босконии, но никто другой себе этого не позволяет, даже сам Боскония, если такое лицо в действительности существует. Доказать это не может никто, но все знают, что Гельмут и Боскония — просто два имени одного и того же человека. Гельмут, как вы знаете, это всего лишь голос. До сегодняшнего дня никто не видел его лица.
— Я и сам начинаю так думать, — согласился Киннисон и отправился туда, где находилось царство старшей сестры Мак-Дугалл.
— Мак, ног маленькая, но очень важная коробочка, — сказал Киннисон, извлекая из кармана нейтрализатор и вручая его медсестре. — Заприте его в свой сейф и не доставайте, пока не прибудете на Землю. По прибытии на Землю вы лично должны передать нейтрализатор адмиралу Хейнесу в собственные руки, и никому другому. Передайте адмиралу Хейнесу, что нейтрализатор прислал ему я, остальное он знает.
— А почему бы вам не передать нейтрализатор самому? Ведь вы же летите с нами?
— Не совсем. Думаю, мне вскоре придется покинуть вас.
— Но мне так хочется поговорить с вами! — огорчилась сестра. — У меня к вам миллион вопросов.
— Чтобы ответить на них, мне понадобилось бы много времени, — улыбнулся Киннисон, — а его у нас нет, ни у меня, ни у вас.
И линзмен снова направился к пульту управления. Там, на центральном посту, он несколько часов проработал с компыотером и с космическим танком — своего рода объемной картой космического пространства. Наконец, он потянулся и, глядя на два острых, как иглы, луча света в танке, принялся негромко насвистывать. Две светящиеся линии, хотя и лежали в одной плоскости, не пересекались в пределах танка! Определив как можно точнее координаты точки пересечения двух пеленгов, Киннисон нажал на кнопку, стер все следы работы над танком и отправился в штурманскую, где хранились карты. Там он основательно поработал штурманской линейкой, циркулем и транспортиром и, наконец, пометил на одной из карт точку — она совпала с одной из точек, около которых на карте значился номер.
Увидев это, Киннисон присвистнул.
Проверив все вычисления, он еще раз построил расчетную точку и убедился, что она совпала с прежней. С минуту Киннисон вглядывался в карту, изучая окрестность помеченной точки.
— Звездное скопление АС 257-4736, - размышлял он. — Самое небольшое и самое незначительное звездное скопление, какое только можно найти. Но возможная ошибка вычислений слишком мала, чтобы расчетная точка могла находиться где-то еще… Может быть, она расположена где-то внутри звездного скопления, но туда я никогда раньше не заглядывал. Неудивительно, что запеленговать Гельмута было так трудно. Этот орешек на четыре градуса шкалы Бриннеля тверже, чем алмаз!
И насвистывая себе под нос, Киннисон свернул в рулон карту с которой работал, и, сунув ее под мышку, разложил остальные карты по местам и вернулся в центральный пост.
— Что новенького? — спросил он.
— Вас понял, переходите на прием, — ответил Блейксли.
Мы прошли сквозь боевые порядок пиратов и сейчас летим в чистом космосе. На экране ни одного корабля! Они просто нас не заметили.
— Прекрасно! Дальнейший полет до Главной Базы пройдет без всяких осложнений. Я очень рад этому, так как я вас покинуть. Вы вполне самостоятельные люди и обойдетесь без моей помощи и без моего присмотра.
Что касается последнего, то он совершенно излишен.
— Но мы вовсе не против, чтобы вы за нами присматривали.
— Не беспокойтесь. Набранной команде можно верить, всем до единого человека. Никто из вас не стал пиратом по своей доброй воле, и никто из вас никогда не принимал активного участия в…
— Да вы кто, ясновидец или читаете мысли? — не выдержал Крендел.
— Вроде этого, — улыбнулся Киннисон, а Блейксли добавил:
— Вы хотите сказать больше, чем это. Нечто вроде гипноза, только гораздо сильнее. Вы думаете, я имею хотя бы какое-то отношение к тому, что произошло на базе? Ничего подобног. Это линзмен сделал сам!
— Гм! — Кренделл уставился на Киннисона с еще более почтительным выражением. — Я знал, что вольные линзмены могут многое, но я и не подозревал, что они могут так много! Неудивительно, что Гельмут так охотится за вами. Я готов идти за каждым, кто может в одиночку захватить целую базу изадать основательную трепку такому надутому, индюку как Гельмут. Но меня бросает в дрожь при мысли о том, что произойдет, когда мы окажемся на Главной Базе Галактического Патруля без вас. Ведь на нас начнут вешать всех собак и, чего доброго, без суда и следствия отправят в камеру смертников! Разумеется, мисс Мак-Дуталл замолвит, но хватит ли этого, чтобы изменить отношение к нам.
— У нее хватит и сил и авторитета, но, чтобы избежать всяких споров, я обо всем договорился заранее. Вот здесь отчетом о том, что произошло на базе. Отчет заканчивается моей рекомендацией предоставить каждому из вас полную амнистию и работу по специальности. Вместо подписи там стоит отпечаток моего большого пальца. Передайте или перешлите мой отчет Командиру Порта Хейнесу, как только совершите посадку. Думаю, я приложил достаточно усилий. Все должно получиться, как задумано.
— Если вы приложили свои усилия, то этого более чем достаточно. Ведь вы могли бы с вашей энергией доставить четырнадцать грузовых кораблей с полными трюмами с северного полюса Валерии. Что еще?
— Склады и запасы для моего спидстера. Мне предстоит длительный полет, а у вас на борту есть все необходимое, поэтому попрошу поделиться со мной.
Спидстер был загружен. Помахав рукой на прощание, Киннисон взошел на борт крохотного космического корабля и взял курс к своей далекой цели. Кренделя, пилот, отдыхал. Корабль вел Блейксли. Примерно через час в помещение центрального поста вошла сестра.
— Ким? — осторожно спросила она, боясь ошибиться.
— Нет, мисс Мак-Дугалл. Очень сожалею, но перед вами Блейксли.
— О, я так рада! Значит, вы обо всем договорились? А где линзмен? Отдыхает?
— Он улетел, мисс.
— Улетел! И ничего не сказал. А куда?
— Он не сообщил.
— Ну, конечно, это так на него похоже.
Сестра повернулась и подумала про себя:
«Улетел! С каким удовольствием я бы его поколотила! Подумать только, улетел и не сказал ни единого слова! Вот свинья!»
Но Киннисон направлялся не на Базу Гельмута — пока не на Базу. На предельной скорости, какую только мог развивать спидстер, он мчался к Альдебарану, а система Альдебарана была одной из самых удаленных в Галактике. У него были две веские причины побывать на Альдебаране прежде, чем направиться на Главную Базу Босконии. Во-первых, ему было необходимо проверить свою силу и свое искусство на нечеловеческом интеллекте. Во-вторых, он был в долгу перед колесоидами, и ему не хотелось обращаться за помощью ко всему Галактическому Патрулю, чтобы заплатить старые долги. Ему казалось, что он сумеет справиться с задачей и в одиночку.
Теперь, когда ему было точно известно, где находится секретная база пиратов, найти вулкан, который служил входной шахтой базы, было совсем не трудно. Сосредоточив свое сверхчувственное восприятие на глубине шахты, Киннисон обнаружил экраны наблюдения и проследил за питающими их кабелями. Осторожно и мягко Киннисон погрузил свой разум в разум одного из колесоидов, находившихся за пультом. К его большому облегчению, управлять чудовищем или уродом оказалось не труднее, чем управлять наблюдателем на Раделиксе. Киннисон обнаружил, что разум, или интеллект, совсем не зависит от формы мозга, а определяется его качеством, легкостью доступа к нему и его мощью. Придя к такому выводу, Киннисон проник внутрь крепости и расположился в том же помещении, из которого недавно был насильственно выдворен. Киннисон с интересом изучил стену, сквозь которую его выбросило, и отметил, что отверстие заделано настолько тщательно, что он едва смог найти швы.
У колесоидов, как было известно Киннисону по собственному опыту, были взрывчатые вещества. Именно эти ВВ привели в действие те пули, которые прострелили его скафандр. Следовательно, подумал Киннисон, было бы недурственно узнать, где колесоиды хранят свой «порох». Вскоре пороховой погреб колесоидов был обнаружен. Подумав о том, кто из колесоидов имеет доступ к пороховому погребу, Киннисон без труда обнаружил нужного. И то и другое Киннисону удалось проделать легко и быстро, потому что теперь ему не было необходимости обшаривать помещения лучом детектора, и колесоиды не насторожились.
Киннисон осторожно вышел из разума колесоида и уничтожил все следы своего пребывания в нем, а затем приступил к обследованию арсенала. Он обнаружил только несколько ящиков пулеметных патронов. Проникнув в разум одного из офицеров, ведавших боеприпасами, Киннисон установил, что тяжелые бомбы хранились у колесоидов в отдаленном кратере, чтобы свести до минимума губительные последствия возможного взрыва.
— Не так просто, как я думал, — подвел Киннисон итог своим исследованиям, — но все равно справлюсь. Должен же быть какой-то выход!
Выход был. На его поиск Киннисону пришлось затратить около часа времени и взять под контроль разум не одного, а двух колесоидов, но Киннисону и это оказалось под силу. Когда начальник склада боеприпасов приказал подать наверх люльку, в которой поднимали и опускали ВВ, никому из персонала и в голову не пришло, что происходит нечто необычное. Единственный колесоид, заведомо знавший, что производимая операция не была запланирована заранее и не входила в число работ, предусмотренных на сегодня, был тем самым, чей разум Киннисон также держал под контролем. Люлька поднялась, была загружена ВВ и начала снова опускаться. Линзмен успел подняться высоко в космос, когда люлька достигла дна. Все было проделано так ловко, что никто во всем складе так ничего и не успел заметить, пока предпринимать что-нибудь было уже слишком поздно. Даже те колесоиды, которые занимались погрузкой и разгрузкой ВВ, не заметили, что люлька на этот раз опускалась слишком быстро.
Киннисон не знал, что бы произошло, если бы разум, а тем более два разума, которые он контролировал, погибли бы, оставаясь в тисках его разума, да и не очень стремился узнать. Поэтому за мгновение до взрыва он предусмотрительно освободил своих подопечных от контроля и принялся наблюдать.
С высоты взрыв и его последствия не производили особого впечатления. Гора слегка содрогнулась, затем заметно осела. Из вершины се вырвалась едва заметная вспышка пламени, облачко дыма и небольшой фонтан камней и мелких осколков.
Но когда все успокоилось, стало видно, что никакой шахты, ведущей из кратера вниз, больше нет: сплошная скальная порода плотно заполняла кратер почти до краев. Тем не менее линзмен тщательно обследовал все окрестности крепости и убедился, что оплот пиратов полностью перестал существовать.
И лишь тогда он взошел на борт своего спидстера и бросил его стремительное веретенообразное тело к звездному скоплению АС 257-4736.
Совершая свой скрытный побег, стремясь забраться как можно дальше от солнц и миров, переполнявших Галактику, Гельмут был отнюдь не в завидном состоянии духа. Четырежды он отдавал приказ уничтожить проклятого линзмена, кем бы тот ни был, и использовал для этого все имевшиеся в ею распоряжении силы и средства, и всякий раз тот уходил от него, как ускользает из-под пальца ребенка капля ртути.
Подумать только, что линзмен, у которого не было ничего, кроме спидстера и бомбы, сумел захватить и изучить один из новейших боевых кораблей Босконии. Это от него Галактический Патруль узнал тайну космической энергии. Покинув свои собственный корабль, к тому времени сильно поврежденный и обреченный па гибель или плен, этот линзмен ухитрился похитить один из кораблей, совершавших разведывательный полет по сю, Гельмута, заданию, и отправиться прямиком на Велантию сквозь, казалось бы, непроницаемый строй кораблей-перехватчиков Босконии, посланных им, Гельмутом. Каким-то непонятным способом линзмен превратил Велапгию в мощную космическую крепость, сумевшую захватить шесть босконских боевых кораблей! Более того, овладев одним из шести кораблей, проклятый линзмен стал обладателем информации столь высокой ценности, что сразу лишил организацию Босконии ее превосходства в космосе. Но и это еще не все: тот же линзмен где-то нашел или создал сам новые образцы вооружения, которые раньше способствовали достижению успехов им, Гельмутом, а после того, как попали в руки линзмена, обеспечили Галактическому Патрулю явное и решающее преимущество в космосе над Босконией. Теперь силы равны, если не считать, конечно, Линзы.
Гельмут с содроганием вспоминал те муки, которые ему довелось пережить при попытке самовольно проникнуть сквозь эрайзианский барьер, и сосредоточил все свои помыслы на том, чтобы раскрыть секрет Линзы силой или выведать его у эрайзиан. Но должны же быть и какие-то другие способы…
Размышления Гельмута были прерваны на этом месте поступившим срочным вызовом с Бойссии II, за которым последовал странный мятеж никому до того не известного Блейксли, завершившийся разрушением всех средств оптической и иной связи, соединявших Гельмута с Бойссией. Бледный от гнева до синевы, Гельмут попытался было раскинуть сеть, чтобы поймать изменника, но, поразмыслив, пришел к неожиданному заключению, которое поразило даже его самого. Блейксли был совершенно ни при чем. У него бы на это просто не хватило духа. Нет, Блейксли здесь решительно ни при чем. А что из этого следует?
Гневное выражение исчезло с лица Гельмута, словно его терли губкой, и Гельмут вновь обрел свой обычный вид невозмутимого компьютера из плоти и крови. Новая точка зрения в корне меняла все. Он имел дело не с обычным мятежом бывшего подчиненного. Человек совершил нечто такое, чего п заведомо не мог совершить. А что это значит? Снова — Л инза, снова проклятый линзмен, который знает, как пользоваться этой самой Линзой…
— Вольмарк, вызовите все корабли, находящиеся на наши базе на Бойссии, — коротко приказал Гельмут, — Продолжаете вызывать до тех пор, пока кто-нибудь не откликнется. Заодно разыщите командира базы и передайте ему, пусть немедленно соединится со мной.
Через несколько минут заместитель командира базы Кримский вышел на связь и подробно доложил обо всех событиях, разыгравшихся на базе, не забыв упомянуть об угрозе полного уничтожения базы.
— У вас есть автоматический спидстер?
— Да, сэр!
— Передайте командование базой следующему по старшинству офицеру и прикажите ему срочно перебираться на ближайшую базу, захватив с собой как можно больше снаряжения. Предупредите его о необходимости срочно эвакуироваться, хотя я очень опасаюсь, что и на этот раз мы опоздали сделать что-нибудь, чтобы предотвратить полное разрушение базы. Вы сами садитесь в спидстер и прихватите с собой досье на всех, кто отправился вместе с Блейксли. Вам навстречу выслан другой спидстер. Место встречи будет сообщено дополнительно. Передайте ему все материалы.
Прошел час, второй, третий.
— Вольмарк! Блейксли и госпитальный корабль, должно быть, исчезли?
— Именно, сэр! — Ожидавший разноса подчиненный был несказанно удивлен мягкостью тона своего шефа и выражением полной безмятежности на его лице.
— Подойдите сюда, — приказал Гельмут и, предложив лейтенанту сесть, продолжал:
— Я отнюдь не ожидаю, что вы понимаете, кто совершил или, лучше сказать, что совершило эти чудовищные действия…
— А разве это не Блейксли?
— Я тоже так думал — сначала. Но на самом деле действовал некто другой, который хотел заставить нас поверить в то, что он Блейксли.
— Но это был Блейксли, и никто иной. Мы видели все собственными глазами, сэр. Откуда же здесь мог взяться кто-то другой?
— Не знаю, но зато я уверен, и вам это известно не хуже, чем мне, что Блейксли не мог совершить ничего подобного. Блейксли сам по себе никогда не был значительной фигурой.
— Мы поймаем его, сэр, и заставим рассказать все, что ему известно. Уйти от нас он не может.
— Скоро вы обнаружите, что поймать его не удается и что он от нас ускользает. Самому Блейксли такое не под силу, равно как он не мог совершить и того, что уже совершил. Нет. Вольмарк, мы имеем дело не с Блейксли.
— А с кем же, сэр?
— Неужели вы еще не поняли? С линчменом, дурак, с тем самым линчменом, который сует нос во все наши дела с тех пор, как он захватил один из наших первоклассных боевых кораблей, располагая лишь спасательной лодкой и жалкой хлопушкой.
— Но кто же этот линзмен?
— Я снова должен признать, что не знаю, пока не знаю. Но связь очевидна. Подумайте сами. Блейксли мыслит явно выше своего уровня. Линзы изготавливают только на Эрайзии. Обитатели этой планеты овладели процессами, недостижимыми и непостижимыми для нас. Все это лишь фрагменты, из которых, если сложить их правильно, выстроится полная картина.
— Не понимаю, как нам удастся сложить из разрозненных фрагментов законченную картину.
— Я тоже пока не понимаю. Но не мог же линзмен засечь… Минутку! Мы достигли такого момента, когда становится опасно говорить о том, что линзмен может и чего не может. Наши коммуникационные лучи остро сфокусированы и надежно защищены, но любой луч можно уловить или поймать, стоит лишь приложить достаточную энергию. А если луч пойман, то можно определить и его пеленг. Я ожидаю, что этот линзмен непременно навестит нас, и постараюсь сделать все, чтобы мы оказали ему достойную встречу. Вот здесь устройство, генерирующее поле, через которое не может проникнуть мысль. Оно находится у меня уже некоторое время, но по понятным причинам мне не приходилось пускать его и действие. Здесь чертежи и полные инструкции но использованию. Распорядитесь от моего имени, чтобы несколько сотен таких устройств было изготовлено как можно быстрее, и проследите за тем, чтобы после того как эти устройства будут всем розданы, каждый обитатель нашей планеты не расставался со своим прибором. Внушите каждому, я постараюсь сделать то же со своей стороны, что ношение прибора имеет первостепенное значение и что абсолютная защита мыслей гарантируется даже при смене батареек.
Наши специалисты уже в течение некоторого времени работают над защитой всей планеты с помощью экрана, но надежда на то, что им удастся достичь успеха в ближайшее время, не очень велика. Именно поэтому индивидуальная защита приобретает особое значение. Необходимо ненавязчиво внушить всем, что жизнь каждого зависит от того, будут ли все обитатели планеты постоянно пользоваться индивидуальными мыслезапщтными экранами. Это все, что я хотел сказать.
Когда посыльный спидстер доставил Гельмуту личные досье Блейксли и остальных дезертиров, Гельмуту и его психологи принялись тщательно изучать документы. И чем больше они изучали досье, тем больше склонялись к мнению, что вывод Гельмута был правильным. Тот линзмен, о котором шла речь, несомненно обладал даром читать в умах других существ.
Здравый смысл и логика подсказали Гельмуту, что единственная цель, ради которой линзмен атаковал бойссийскую базу, состояла в том, чтобы взять пеленг на Главную Базу. Отлет Блейксли и разрушение базы были всего лишь диверсиями, призванными затемнить истинную цель визита.
Проклятый линзмен поставил это театральное действо специально для него, Гельмута, определив по лучу пеленг на Главную Базу, такова единственная причина, по которой его личная видеоустановка не была выведена из строя раньше. Наконец, не оставалось никаких сомнений в том, что линзмен одержал чистую победу.
Его, Гельмута, провели, как мальчишку. При одной лишь мысли об этом лицо Гельмута окаменело. Он сам, Гельмут, пока не был вовлечен в события. Его предупредили, и теперь он будет начеку. По зрелом размышлении можно сказать со всей определенностью, что истинными целями линзмена были Главная База и он сам, Гельмут. Этот линзмен отлично сознавал, что уничтожение любого числа обычных баз, космических кораблей и людей не причинит особого ущерба делу Босконии.
Следовательно, необходимо принять все меры к тому, чтобы Главная База стала столь же непроницаемой для мысленных сил, какой она была для сил физических.
Киннисон приближался к заветному звездному скоплению с большой осторожностью. Как ни мало оно было в космическом масштабе, все же в нем насчитывалось несколько сотен звезд и неизвестное число планет. Главная База пиратов могла находиться на любой из этих планет, и приблизиться к Базе по незнанию означало бы провал всей операции. Поэтому Киннисон теперь не летел, а крался, медленно поглощая один световой год за другим, а его сверхмощные детекторы веером простирали свои лучи перед спидстером на невообразимое расстояние, так как радиус их действия весьма велик.
Он был почти уверен, что ему придется обшаривать все скопление, звезду за звездой, как вдруг выяснилось, что его ожидает приятное разочарование. В углу одного из экранов появилось и смутно замерцало светлое пятнышко — первый признак того, что детектор обнаружил какой-то объект. По звонку, известившему, что детектирование состоялось, Киннисон навел свой самый мощный искатель в указанный район. На экране Киннисон увидел восемнадцать малых центров излучения, окружающих один огромный источник.
Сомнения относительно местонахождения базы Гельмута рассеялись, но возникла проблема: как приблизиться к ней? Возможность проникновения сквозь защитные экраны передовых постов Киннисон даже не рассматривал: если посты охранения расположены достаточно близко друг от друга и создаваемые ими электромагнитные поля перекрываются хотя бы на пятьдесят процентов, то можно спокойно возвращаться домой. Но были ли малые источники излучения действительно аванпостами, и насколько плотно они распределены в пространстве? Киннисон наблюдал, продвигался вперед и снова наблюдал. Наконец, после серии вычислений понял, что чем бы ни были малые источники излучения, расстояния между ними слишком велики для того, чтобы создаваемые ими электромагнитные поля могли перекрываться. В космическом пространстве они распределены настолько рыхло, что он, Киннисон, может пролететь между ними и остаться незамеченным. Нет, заключил Киннисон, малые источники излучения это не сторожевые посты первой линии защиты, а просто наблюдательные аванпосты, вынесенные далеко за пределы той солнечной системы, которую они охраняли, для того, чтобы предупреждать Гельмута о возможном приближении достаточно больших сил, могущих угрожать Главной Базе.
Киннисон подбирался к Главной Базе все ближе и ближе. Он установил, что центральный источник излучения действительно находился на Базе, и подивился ее мощным и совершенным укреплениям. Малые источники излучения при ближайшем рассмотрении оказались огромными крепостями, плавающими в космическом пространстве и почти неподвижными относительно солнца той системы, которую они охраняли. Линзмен взял курс на центр воображаемого квадрата, образованного четырьмя аванпостами, и приблизился к планете настолько, насколько хватило смелости. Затем, перейдя в инерционный нежим, он запустил свой спидстер по замкнутой орбите, не очень интересуясь ее формой и проследив лишь за тем, чтобы га была не слишком близка к эллиптической, и выключил двигатели. Теперь он в безопасности: обнаружить его невозможно. Раскинувшись в кресле пилота и закрыв глаза, Киннисон попытался с помощью своего сверхчувственного восприятия проникнуть сквозь толщу массивных укреплений Главной Базы.
Долгое время Киннисону не удавалось обнаружить ни одного живого существа. Он просмотрел сотни миль стен, но напрасно: автоматические устройства сменялись аккумуляторами, излучателями с дистанционным управлением и другими видами оружия и оборудования. Наконец, дошла очередь и до купола, в котором находился центр управления во главе с Гельмутом, и, проникнув мысленно сквозь купол, Киннисон испытал первое потрясение: персонал, живой персонал, насчитывал сотни сотрудников, но ни с одним из них Киннисон, как ни старался, не смог установить мысленный контакт. Каждый член банды Гельмута был защищен индивидуальным мыслезащитным экраном, не уступавшим по эффективности его собственному экрану!
Спидстер совершал оборот за оборотом вокруг планеты, а Киннисон все боролся с новым неожиданным препятствием. Гельмут словно предвидел, что он прибудет на Главную Базу пиратов! Киннисон знал, что Гельмут отнюдь не дурак, но как он смог догадаться о готовящейся атаке на разум его подчиненных? Может быть, Гельмут ввел индивидуальные мыслезащитные экраны просто так? Если он ни о чем не подозревает, то удобный случай для проникновения на базу рано или поздно представится. Люди беспечны, батареи садятся и нуждаются в замене.
Но вскоре выяснилось, что эта надежда была тщетной. Как показало продолжавшееся наблюдение, все батареи внесены в особый реестр, проверены, и для каждой установлен срок годности. Ни один мыслезащитный экран не выключался ни на миг, потому что даже при замене батареек новый источник начинал работать до того, как выключалась старая разрядившаяся батарея.
— Все складывается столь скверно потому, что Гельмут знает о моем намерении, — размышлял Киннисон, тщетно проследив за заменой нескольких батарей. — Он стреляный воробей. Голова у него на месте. Одно только непонятно: с чего вдруг он понял, что происходит?
День за днем линзмен внимательно изучал каждую деталь конструкций, прослеживал до мельчайших подробностей все операции, вникал в размеренный распорядок базы, пока, наконец, у него сначала смутно, потом все яснее и яснее не забрезжила идея. Киннисон сосредоточил свое внимание на казармах, которые часто наблюдал в последнее время, но остановился в нерешительности.
— Послушай доброго совета, Ким, — сказал он самому себе, — лучше брось это дело и не суйся туда. Гельмут неплохо соображает, раз так быстро разобрался в происшествии на Бойссии…
— Может быть, это и к лучшему, — продолжал рассуждать Киннисон сам с собой. — Если бы я попытался проникнуть на базу сейчас, Гельмут скорее всего засек бы мое появление, и в следующий раз, когда мне действительно понадобится проникнуть к нему на базу, сорвал бы мои планы.
Киннисон перешел в безынерционный режим и устремил свой спидстер к Земле, до которой было далеко. Несколько раз за время длительного полета Киннисон испытывал сильное искушение вызвать Хейнеса через Линзу и поведать ему обо всем, но каждый раз передумывал. Слишком важной была информация, чтобы ее можно было доверять субэфиру, или обдумывать где-нибудь, кроме помещения с абсолютно надежным мыслезащитным экраном.
Кроме того, каждый час бодрствования даже в столь длительном полете можно с большой пользой употребить на усвоение и коррелирование полученной им информации и обдумывание отдельных деталей предстоящей кампании. Наконец, после порядком надоевшего однообразного полета Киннисон совершил посадку на Главной Базе и был немедленно принят адмиралом Хейнесом.
— Очень рад тебя видеть, сынок, — приветствовал молодого линзмена адмирал Хейнес, включая в своем кабинете мыслезащитный экран. — Поскольку ты прибыл к нам по собственной воле, тебе, очевидно, есть что рассказать?
— У меня есть нечто гораздо лучшее, сэр. Я прибыл на Главную Базу, чтобы начать некое грандиозное предприятие. Наконец-то я узнал, где расположена Главная База пиратов, и даже составил ее подробный план. Теперь мне известно, где находится Гельмут, и я разработал план. Если мне удастся его осуществить, мы уничтожим базу, Босконию и Гельмута, а также всех негодяев меньшего ранга одним махом.
— Спасибо Ментору, не так ли, сынок?
Впервые за долгое время, что Киннисон знал адмирала, старый космический волк утратил официальность. Он вскочил на ноги и схватил Киннисона за руку:
— Я знал, что ты способен на многое, но сделать такое! Ментор дал тебе то, что ты хотел?
— Да, сэр! — и молодой линзмен по возможности кратко рассказал адмиралу обо всем, что произошло, — Однако предстоит проделать немалую работу. Я обследовал Главную Базу пиратов от киля до плотика и могу утверждать, что в том виде, в котором База существует сейчас, она совершенно неприступна. Я никогда не видел ничего подобного. Главная База выглядит как заброшенный перекресток после холодной зимы. Чего только нет у пиратов на Базе: тут и экраны, и ловушки, и излучатели, и аккумуляторы. Всю информацию вы можете получить, прослушав эту ленту и просмотрев прилагаемые к ней схемы. Фронтальной атакой на крепость пиратов не взять. Они выдержат осаду, даже если мы используем для штурма» все наши истребители, да и вообще весь наш космический флот. Силы равные, и нам никогда не удастся подойти к их базе на расстояние лучевого залпа, если они будут заранее знать о нашем приближении.
— Но раз задача невыполнимая, то что…
— К этому я сейчас и перехожу. Взять Базу в том виде, в каком она находится сейчас, невозможно, но есть шанс, и немалый, что мне удастся ослабить оборону противника.
И молодой линзмен приступил к изложению плана, который он вынашивал так долго.
— Вы знаете, как действует червь — выгрызает яблоко изнутри. Это единственный способ овладеть Главной Базой пиратов. Я попрошу вас, адмирал, распорядиться, чтобы на каждый корабль, который примет участие в кампании, были установлены аннигиляторы детекторных лучей. Нам понадобится все, чем мы располагаем.
— Насколько я могу понять, операция должна быть расписана по минутам.
— Совершенно верно, сэр. Необходимо строжайшее соблюдение намеченного графика, так как я не смогу входить в контакт с командирами наших кораблей — я буду по другую сторону мыслезащитного экрана. Сколько времени понадобится нам на все приготовления и когда выделенные корабли смогут оказаться в звездном скоплении?
— Недель через семь, в крайнем случае восемь.
— Прибавим еще две недели на всякие непредвиденные трудности. Прекрасно! Итак, ровно в двадцать ноль-ноль через десять недель, считая с этого дня, все наши корабли должны подойти к Базе как можно ближе и открыть огонь из всех излучателей. Где-то здесь имеется подробный план Базы… Вот он! На нем отмечены двадцать шесть главных целей. Их следует уничтожить одновременно с точностью до секунды. Когда цели падут, то падет и все остальное. Если же уничтожить их не удастся, мы окажемся в незавидной ситуации. После подавления главных целей необходимо перенести огонь по указанным здесь направлениям на купол. Атака должна продолжаться ровно пятнадцать минут, ни минутой больше или меньше. Если к двадцати пятнадцати нам не удастся принудить купол к сдаче, уничтожив его защитные экраны, уничтожайте сам купол, хотя, боюсь, задача будет не из легких. После этого вы и пятизвездные адмиралы можете руководить действиями наших кораблей по обстоятельствам.
— Твой план не предусматривает, что делать, если нам не удастся уничтожить защитные экраны купола? И что будет с тобой?
— Если нам не удастся пробить защитные экраны купола, то я погибну, а вы окажетесь втянутым в самую ужасную из войн, которые когда-либо видела эта Галактика.
Заправка и техосмотр спидстера заняли каких-нибудь два часа, но Киннисон пробыл на Земле почти двое суток, принимая на борт множество специального оборудования. Почти все время ушло на изготовление скафандра с неслыханно мощной броней. Когда скафандр был готов, адмирал в сопровождении Киннисона прошел в облицованный стальными плитами бетонный бункер, в котором стоял манекен с дистанционным управлением, облаченный в новый скафандр. В пятидесяти футах от манекена был установлен крупнокалиберный пулемет, вокруг которого застыл в ожидании расчет, облаченный в защитные костюмы. При приближении Киннисона и адмирала все вытянулись по стойке «смирно».
— Все, как мы условились? — спросил Хейнес.
— Сравнили ли вы заряды с теми, которые я привез с Альдебарана I? — спросил Киннисон у командира расчета, усаживаясь за щитами, ограждавшими пульт управлениями.
— Да, сэр. Заряды увеличены на двадцать пять процентов, как вы указывали.
— Прекрасно! Открываем огонь!
Пулемет заговорил оглушительно громко. Киннисон заставлял манекен вставать, поворачиваться, нагибаться, совершать обманные движения, стремясь подставить под ураганный огонь каждую пластину брони, каждый сантиметр поверхности, каждое сочленение скафандра. Наконец, рев крупнокалиберного пулемета умолк.
— Тысяча выстрелов, сэр! — доложил офицер.
— Ни одной пробоины, ни одном вмятины, ни одной царапины, — констатировал Киннисон после минутного осмотра и, надев на себя скафандр, приказал:
— Дайте по мне две тысячи выстрелов. Я скажу, когда прекратить стрельбу. Огонь!
И снова крупнокалиберный пулемет завел свою монотонную яростную песню. Киннисон обладал огромной физической силой, но, несмотря на это и на включенные на полную мощность ранцевые двигатели, он не мог устоять против шквального огня. Киннисон упал навзничь, и огонь сразу прекратился.
— Продолжать стрельбу! — раздраженно крикнул он. — Вы думаете, пираты прекратят стрельбу, когда увидят, что я упал? Продолжайте стрельбу до тех пор, пока не кончатся патроны или я не подам команду прекратить огонь!
И град пуль крупного калибра застучал по гудящей оболочке скафандра.
Линзмен снова был отброшен навзничь, он несколько раз перевернулся и на секунду затих. Потом снова вскочил и снова был отброшен на пол бункера. Так повторялось много раз. Пулеметный расчет, забавляясь, вел теперь огонь то одиночными выстрелами, то залпами, целясь то в одну, то в другую точку скафандра. Но, наконец, несмотря на все усилия пулеметчиков, Киннисон научился стоять под огнем.
Работая ранцевыми двигателями, он мог теперь смотреть прямо в грозное дуло пулемета, изрыгавшего смерть. Воздух в бункере был полон металла. Пули и осколки рикошетировали от стальных стен и с воем и свистом носились по всем направлениям вместе с отколотыми кусками бетона и песком. Напрасно пулеметчики подносили все новые и новые ленты с патронами, напрасно вся эта сталь извергалась потоком на линзмена. Киннисон мог не только стоять под огнем, но и продвигаться вперед. Он был в каких-нибудь шести футах от жерла пулемета, когда огонь прекратился вторично.
— Двадцать тысяч выстрелов, сэр, — доложил хриплым голосом офицер. — Нам необходимо сменить ствол, прежде чем мы сможем продолжать стрельбу.
— Благодарю вас, довольно! — сказал Хейнес и, обратившись к Киннисону, добавил:
— Пойдемте отсюда!
Киннисон вышел. Он снял тяжелые наушники, несколько раз сглотнул, поморгал и подвигал лицевыми мышцами. Только после этого он обратился к адмиралу:
— Работает великолепно, сэр, если не считать шума. Хорошо, что у меня есть Линза-несмотря на наушники, дня три я ничего не буду слышать!
— А как ведут себя пружинные подвески и противоударные устройства? У тебя нет синяков? Тебя несколько раз хорошо зацепило.
— Ни одного синяка. Давайте вместе осмотрим скафандр.
Вся поверхность бронированного скафандра теперь была покрыта пятнами в тех местах, где пули, ударившись о сверкающую поверхность скафандра из сверхпрочного сплава, оставили на ней частицу своего металла, но на самой поверхности не было ни пробоин, ни вмятин, ни царапин.
— Благодарю вас, ребята! Отлично сработано! — поблагодарил Киннисон пулеметчиков.
Вполне возможно, что пулеметной прислуге очень хотелось узнать, что может видеть человек в шлеме из многослойного металла толщиной в дюйм, в котором не было ни одной прорези, ни одного иллюминатора. Но даже если они и умирали из любопытства, никто не задал ни единого вопроса. Ведь они тоже были членами Галактического Патруля.
— Как, по-твоему, эта штука на тебе — скафандр или индивидуальный танк? — спросил Хейнес. — С таким скафандром ты можешь отправляться куда угодно.
— Испытания лучше проводить, когда находишься среди друзей, чем среди врагов, — засмеялся Киннисон. — Конечно, в нем очень тяжело, он весит около тонны, и я не хотел бы в нем разгуливать. В нем лучше летать. Итак, сэр, все улажено. Я думаю, мне лучше всего перелететь в скафандре до спидстера и стартовать. Не могу сказать точно, сколько времени потребуется мне на Тренко.
— В добрый час, — кивнул адмирал, и Киннисон ушел.
— Что за человек! — прошептал Хейнес, глядя вслед удалявшейся чудовищной фигуре, и медленно, погруженный в размышления, направился в свой кабинет.
Сестра Мак-Дугалл была очень обижена тем, что Киннисон покинул госпитальный корабль, даже не простившись. Хейнес воспринимал все иначе. Старый космический волк отлично знал, что Серые Линзмсны, в особенности молодые Серые Линзмены, роют носом землю, чтобы добиться поставленной цели. Адмирал понимал то, что еще предстояло понять Мак-Дугалл: Киннисон уже перестал быть землянином.
Он был сыном Земли, но принадлежал всей Галактике в целом, а не крохотной пылинке, затерянной в ее просторах. Киннисон — офицер Галактического Патруля. Он олицетворял Галактический Патруль и к возложенным на него обязанностям относился весьма серьезно. В своем неистовом стремлении довести задуманную им кампанию до успешного завершения Киннисон использует любого нужного ему человека, мужчину или женщину, безразлично. Он не остановится даже перед тем, чтобы использовать Главную Базу, как только что поступил с ним самим, Хейнесом, пулеметным расчетом и всеми, кто помогал снарядить спидстер в полет. После того как он использует людей, те просто перестают для него существовать, и он бесцеремонно бросает их, не понимая, что вежливость и внимание так украшают жизнь!
Предаваясь этим размышлениям на ходу, Командир Порта тихо улыбался про себя. Он знал, что со временем Киннисон поймет, сколь огромна Вселенная, как долго течет время и что Порядок Вещей, охватывающий всю Вечность и всю Вселенную, есть нечто непостижимо большее. С такими тайными мыслями ветеран космоса уселся на свое рабочее место и погрузился в нескончаемые дела.
Для Киннисона, не достигшего в своем мироощущении философских высот Хейнеса, а смотревшего на все с позиций своего возраста, перелет на Тренко был поистине бесконечным. Как ни хотелось ему поскорее приступить к осуществлению плана задуманной им кампании, Киннисон не без удивления обнаружил, что ни мысленные посылы и даже произносимые вслух ругательства не позволяют спидстеру прибавить скорости, так как и без того он развил ту совершенно немыслимую, чудовищную скорость, на которую были способны его двигатели. Не помогло и расхаживание по крохотному посту управления. Киннисон пытался заняться физическими упражнениями, но напрасно: даже физическая нагрузка не могла отвлечь его от размышлений о главном. Заниматься же умственной гимнастикой было решительно невозможно. Киннисон не мог думать ни о чем другом, кроме как о Базе Гельмута.
Но вот спидстер приблизился к Тренко. Киннисон без труда нашел космопорт Галактического Патруля. К счастью, было лишь одиннадцать часов и Киннисону не пришлось долго ждать разрешения на посадку. Он посадил свой спидстер в инерционном режиме, послав в пространство мысленное сообщение:
— Линзмен из космопорта Тренко — Тригонси или тот, кто его замещает! Линзмен Киннисон из Солнца III просит разрешения на посадку.
— Здесь Тригонси, — последовал мысленный ответ, — Добро пожаловать, Киннисон. Вы опускаетесь по идеальной прямой. Вам удалось настолько усовершенствовать свой летательный аппарат, что можете совершать посадку по идеальной прямой даже в среде с сильными возмущениями?
— Спидстер усовершенствовал не я. Мне его только предоставили для полета.
Пока спидстер в крепких объятиях посадочных захватов втягивался в тамбур и проходил дезинфекцию, Киннисон продолжал мысленные консультации с Тригонси. Этот уроженец Ригеля играл важную роль в планах задуманной Киннисоном кампании, а поскольку он к тому же был Линзменом, ему можно доверять. Кратко рассказав Тригонси о разыгравшихся событиях и о своих планах на будущее, Киннисон заключил:
— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо экстренно раздобыть около пятидесяти килограммов тионита. Не миллиграммов и даже не граммов, а пятьдесят килограммов! Поскольку такого количества тионита заведомо не найдется во всей остальной Галактике, мне не оставалось ничего другого, как прибыть сюда и просить вас помочь мне собрать все пятьдесят килограмм до последнего грамма.
Вот так! Ни больше ни меньше! К линзмену, в чьи обязанности входит пресекать любую попытку вывезти с Тренко хотя бы одно растение, вдруг ни с того ни с сего обращаются с просьбой помочь в сборе такого количества запрещенного наркотика, которое превышает всю продукцию подпольных лабораторий торговцев наркотиками всей Галактики за солнечный месяц! С тем же успехом Киннисон мог бы зайти в Казначейство в Вашингтоне и обратиться к начальнику Бюро по борьбе с наркотиками с меланхолическим замечанием, что вот, мол, заглянул к вам, чтобы одолжить десять тонн героина! Но Тригонси не возмущался и не задавал вопросов. Он даже не удивился. Ведь перед ним был Серый Л и измен.
— Собрать такое количество тионита не составит особого труда, — ответил Тригонси, задумавшись на мгновение. — Мы располагаем сейчас несколькими лабораторными установками для получения тионита, конфискованными у цвильников. Их просто не успели еще отослать. Все мы, разумеется, хорошо знакомы с методами экстрагирования и очистки наркотика.
Тригонси отдал необходимые распоряжения, и вскоре космопорт Тренко представлял собой удивительное зрелище: весь личный состав Галактического Патруля, расквартированный на Тренко, изо всех сил… нарушал закон, который до того считался незыблемым!
Лишь недавно миновал полдень, и наступило самое тихое время суток. Ветер упал почти «до нуля», что на планете Тренко означало: сильный человек в состоянии выстоять против такого ветра. Поэтому Киннисон облачился в легкий скафандр и вскоре с деловым видом собирал некое растение с широкими листьями, которое, как ему сообщили, было богатейшим источником тионита.
Не успел Киннисон проработать несколько минут, как к нему подползло какое-то плоское существо и, убедившись, что оболочка скафандра несъедобна, отползло в сторону и стало внимательно наблюдать за Киннисоном. Линзмен не мог устоять перед искушением и не использовать предоставившуюся возможность попрактиковаться.
На Земле он проводил часы, подчиняя своему разуму различных животных, и в разум своего нового знакомого вошел без особых усилий. Киннисон сразу обнаружил, что существо обладает гораздо более развитым интеллектом, чем земная собака. Уровень развития этих странных ползающих существ был настолько высок, что они создали даже свой язык, правда, довольно примитивный. Вскоре линзмен научился управлять существом и приспособил его для сбора растения с широкими листьями. А поскольку плоское существо было идеально приспособлено к условиям окружающей среды, то он заготовил больше растений, чем все остальные сборщики, вместе взятые.
— Извини, приятель, за то, что сыграл с тобой такую шутку, — обратился Киннисон к своему невольному помощнику. — Пойдем-ка со мной в приемную комнату, и я попробую вознаградить тебя за труды.
Поскольку единственным вознаграждением могла быть еда, Киннисон принес из спидстера небольшую консервную банку лосося, упаковку сыра, плитку шоколада, несколько кусков сахара, картофелину и стал по очереди предлагать все яства обитателю Тренко. Лосось и сыр получили высокое одобрение. Шоколад был воспринят существом как восхитительный деликатес. Но больше всего плоскому существу пришелся по вкусу кусок сахара — разум Киннисона ощутил волну невыразимого блаженства, когда чудесное вещество исчезло во рту животного. Не осталась без внимания и картофелина: любое из обитающих на Тренко существ обладало способностью поглощать всякую пищу, но это была лишь обыкновенная еда, не вызвавшая никаких вкусовых эмоций.
Киннисону стало ясно, что делать: он вывел своего помощника под открытое небо, где уже ревел и бесновался ветер, снял контроль над разумом существа и бросил кусочек сахара, который оно ловко поймало ртом прямо в воздухе и закатилось в пароксизме восторга.
— Еще! Еще! — требовательно просило оно, пытаясь взобраться по ноге линзмена, закованной в броню скафандра.
— Если хочешь еще, нужно заслужить, — объяснил ему Киннисон. — Срывай вой те растения с широкими листьями и складывай их сюда, видишь, где пустое место, тогда получишь еще.
Для коренного обитателя Тренко это была совершенно новая идея, но после того, как Киннисон, взяв его разум под контроль, показал, что нужно делать, он довольно охотно принялся за работу, которую прежде в течение часа выполнял бессознательно. Прежде чем начался дождь, положив тем самым конец трудовому дню, около дюжины плоских существ проворно собирали урожай тионитоносных растений, и все ригелианцы вместе едва могли за ними угнаться. После того как космопорт закрылся, они упорно толпились у входа, принося с собой листья и явно напрашиваясь на то, чтобы их впустили.
Потребовалось некоторое время, прежде чем Киннисон сумел растолковать им, что на сегодня рабочий день окончен, но завтра они могут приползать снова. Наконец, Киннисону удалось внедрить свою мысль в сознание существа, и его помощники, несколько разочарованные, расползлись в разные стороны. Однако на следующее утро не успела грязь просохнуть и затвердеть, как те же двенадцать существ пришли на работу. И тут линзмена поразила неожиданная мысль: как они нашли космопорт? Неужели всю ночь провели где-то поблизости, в бурю, под проливным дождем?
— Этого я еще не знаю, — сказал сам себе Киннисон, — но непременно узнаю.
Он снова, и более тщательно, обследовал разум двух или трех существ.
— Нет, они вовсе не слепо подражали нам, — сообщил Киннисон ригелианцам. — Они не так глупы, как может показаться. У них, Тригонси, примерно такой же уровень восприятия, как у вас, быть может, даже чуть выше. А почему бы вам не обучить их? Ведь они легко могли бы стать эффективными помощниками полиции.
— Если с ними обращаться так, как вы, то конечно. Я немного могу разговаривать с ними, но никогда прежде они не проявляли готовности сотрудничать с нами.
— Вы никогда не давали им сахара, — засмеялся Киннисон. — Ведь сахара у вас достаточно? Я чуть было не забыл, что многие расы не употребляют сахар.
— Мы, ригелианцы, принадлежим к числу таких рас. Крахмал кажется нам гораздо вкуснее и намного лучше соответствует биохимии нашего тела. Сахар используется только как химическое вещество. Но это не мешает нам получать его сравнительно легко. Есть и еще одно обстоятельство. Вы сказали существам, что делать, и заставили их понять вас. Я так не умею.
— Научиться довольно просто. Если хотите, научу вас за пять минут. Кроме того, оставлю вам достаточно сахара, чтобы вы могли использовать его, пока не получите свой собственный.
За те несколько минут, пока линзмены обсуждали своих потенциальных союзников, грязь высохла и стала на глазах покрываться растительностью. Происходило это невероятно быстро, и менее чем через час некоторые растения достигли таких размеров, что их можно было собирать. Листья растений были мясистыми, сочными и имели кроваво-красный цвет.
— Ранние утренние побеги отличаются особенно богатым содержанием тионита, гораздо более богатым, чем растения с широкими листьями, но цвильникам из-за ветра никогда не удается собрать больше нескольких охапок побегов, — заметил ригелианец. — А теперь покажи, как ты это делаешь, и я проверю, получится ли так у меня.
Киннисон показал, и вскоре существа работали на Тригонси столь же проворно и трудолюбиво, как прежде на Киннисона, работали и поедали предмет своих вожделений — сахар.
— Достаточно, — решил, наконец, ригелианец. — Этого хватит на твои пятьдесят килограммов тионита и еще останется.
Затем Тригонси расплатился со своими новыми помощниками, преисполненными энтузиазма, и велел им возвращаться, когда солнце будет стоять прямо над головой, пообещав новую работу и новый сахар. На этот раз они не жаловались, не толпились поблизости и не приносили растений, чтобы вымолить себе еще кусочек сахара. Они обучались быстро.
Задолго до полудня последний килограмм тионита, тонкого порошка голубовато-розового цвета, был упакован в мешок. Вся аппаратура тщательно промыта, неиспользованные листья и остатки от переработки растений выметены из космопорта, помещение и все, кто в нем находился, опрысканы антитионитом. Только после этого участники операции сняли свои маски и воздушные фильтры. Космопорт Тренко перестал быть раем цвильников и снова стал базой Галактического Патруля.
— Спасибо вам, друзья, спасибо, Тригонси… — Киннисон помолчал и добавил с сомнением:
— Не думаю, чтобы вы хотели…
— Мы не хотим, — заверил его Тригонси. — Наше время принадлежит вам, никакой платы нам не нужно. Время — единственное, что мы вам подарили.
— Разумеется, если не считать тионита на тысячу миллионов.
— Вы же понимаете, что это не в счет. Думаю, что вы помогли нам несравненно больше, чем мы вам.
— Надеюсь, что смог хотя бы в малой степени отплатить вам добром за добро. А сейчас мне пора. Еще раз огромное спасибо. Может быть, когда-нибудь увидимся.
И линзмен с планеты Земля снова взлетел в космос.
Как и в первый раз, Киннисон приблизился к звездному скоплению АС 257-4736 с большой осторожностью и без особого труда миновал на своем спидстере редкие посты наружного наблюдения на дальних подступах к пиратской крепости. На этот раз он проложил курс вдали от планеты, на которой обосновался Гельмут. Ему предстояло пробыть в звездном скоплении слишком долго, и риск, что его спидстер может быть обнаружен электромагнитными детекторами, был слишком велик, по какой бы орбите тот ни циркулировал вокруг планеты. На этот раз Киннисон рассчитал сильно вытянутую эллиптическую орбиту вокруг солнца глубоко внутри зоны, охраняемой вражескими истребителями. Правда, рассчитать орбиту ему удалось лишь приближенно, так как он не знал ни масс расположенных поблизости небесных тел, ни возмущающих сил. Все же Киннисон надеялся, что ему удастся найти свой крохотный корабль с помощью электромагнитных детекторов. Потеря спидстера была бы невосполнимой. Итак, он вывел спидстер на расчетную орбиту и, облачившись в свой новый скафандр, покинул корабль.
Киннисон знал, что вокруг всей планеты Гельмута установлен мыслезащитный экран, и подозревал, что таких экранов может быть несколько. Экономя запас своей энергии, он скользнул в свободном падении на ночную половину планеты, наметив для посадки точку, почти диаметрально противоположную Главной Базе пиратов. Выхлопные огни дюз были тщательно замаскированы пламя гасителям и, но Киннисон из предосторожности все равно не включал тормозные двигатели до самого последнего момента. Он тяжело «приземлился» и длинными скачками в безынерционном режиме направился в ранее намеченную точку — к огромной каверне, заэкранированной толщей железной руды и находившейся в пределах радиуса действия его детектора. Достигнув каверны, он спрятался в ней и стал выжидать, не появятся ли признаки того, что его обнаружили. Тревожных признаков не было. Первая часть задуманной операции прошла успешно.
Не без легкого потрясения Киннисон обнаружил, что Гельмут сделал свою оборону еще более глухой. Теперь каждый, кто находился под куполом, носил не только индивидуальный мыслезащитный экран, но и был в скафандре. Интересно, пронеслось в голове у Киннисона, снабдил ли Гельмут индивидуальной защитой собак? Неужели он приказал уничтожить всех собак на своей Главной Базе? Если же хоть одно домашнее животное живо, не важно, какое именно, хотя бы какая-нибудь завалящая ящерица, то тогда другое дело! Сосредоточив свое сверхчувственное восприятие на казармах, Киннисон с облегчением обнаружил, что собаки бегали как ни в чем не бывало и никаких экранов у них нет. Даже изощренному уму Гельмута не пришла в голову мысль, что собака может стать источником опасности для его интеллекта.
Со всеми предосторожностями, следя за тем, чтобы ни одна частица ядовитого вещества не попала в его собственную систему, Киннисон перенес тионит в специальный контейнер, в котором наркотик предстояло использовать в дальнейшем. Следующий день ушел на наблюдение за охраной у входных ворот. Киннисона интересовало все: внешность стражей, размещение постов, порядок и очередность смены караула. Затем линзмен, примерно на неделю опережая намеченные сроки, принялся ждать, когда наступит момент для совершения следующего шага. Все было готово, и Киннисон мог позволить себе без всякой нервозности терпеливо, как кот у мышиной норки, ждать, когда наступит подходящий момент.
Наконец настало время действия. Киннисон установил контроль над мозгом одной собаки и направил ее в бункер, где спал выбранный им охранник. Шансов завладеть разумом бдительно несущего свою вахту стража не было никаких, но здесь, в казарме, пока охранник спал, завладеть его разумом можно было до смешного легко. Собака, вобрав когти, едва слышно прокралась в комнату, принюхалась, вытянув нос, и острыми зубами перекусила проводок от батарейки. Мыслезащитный экран был снят, и в тот же момент Киннисон завладел разумом охранника.
Первое, что тот сделал, заступив на дежурство, — впустил Кимболла Киннисона, Серого Линзмена, на Главную Базу Босконии! Киннисон мчался но очень низкой настильной траектории, а страж у ворот закрывал своей широкой спиной приемные отверстия всех видеоэкранов, чтобы кто-нибудь случайно не увидел непрошеного гостя. В считанные минуты линзмен достиг портала купола. Дверь отворилась, и он внутри здания! Проникнув в купол, Киннисон снял контроль с разума стража и принялся наблюдать. Все было спокойно. Операция продолжала развиваться по плану.
Побывав во всех казармах, кроме одной, Киннисон, используя первое попавшееся под руку животное, действовал весьма эффективно. Он не лишал пиратов умственной силы — для этого у него просто не хватило бы собственных сил, но ведь механизм не обязательно уничтожать: достаточно слегка подкрутить какой-нибудь клапан, и механизм начнет функционировать безнадежно плохо. Некоторые из обитателей казарм после вмешательства Киннисона, возможно, могли бы откликнуться на экстренный вызов Гельмута, но сделали бы это безнадежно поздно.
Затем Киннисон опустился по лестнице туда, где находился большой воздухоочиститель. Теперь, даже если бы пираты и засекли его своими детекторами, было бы поздно. О боги Клоно! Где же космический флот Галактического Патруля? Пора ему вступать в действие.
А флот между тем приближался чудовищная армада Галактики. Каждая база Галактического Патруля выделила все корабли, способные нести хотя бы один излучатель. На борту каждого корабля находился либо линзмен, либо какой-нибудь другой офицер, облеченный высоким доверием, и у каждого офицера было по два аннигилятора, один на нем лично, другой — в его сейфе. Оба аннигилятора полностью защищали корабль от детектирования.
Ряд за рядом, соблюдая интервалы и дистанцию, неисчислимая армада подкрадывалась к космическим кораблям охранения Главной Базы. И не следовало винить экипажи этих кораблей за то, что они проморгали противника. Они несли свою нелегкую службу месяцами. Ни один астероид не нарушал монотонного однообразия на их борту. Они пристально наблюдали за видеоэкранами, но экраны были чисты. Могли ли они что-нибудь сделать? Откуда им было знать, что изобретена такая вещь, как аннигилятор детекторного излучения?
Когда флот Галактического Патруля сконцентрировался вокруг первоначальных целей, каждый корабль занял отведенную ему позицию. Пилоты, капитаны и штурманы переговаривались между собой, несколько нервозно и приглушив голос, как будто сказанное громко слово могло выдать врагу их присутствие. Офицеры-огневики склонились над пультами управления, не сводя глаз с кнопок, нажать которые им предстояло еще не скоро.
А далеко «внизу» под ними, укрывшись за воздухоочистителем, Киннисон расстегнул свой тяжелый комбинезон и выскользнул из него наружу. Прожечь отверстие в первичном воздухопроводе было делом секунды. Еще секунда — и в образовавшееся отверстие заброшен контейнер с тионитом. Перед тем, как отправить его в воздухопровод, Киннисон оросил контейнер специальным раствором, полностью растворявшим оболочку контейнера, но никак не действовавшим ни на его содержимое, ни на стенки воздухопровода. Затем Киннисон заклеил пластырем отверстие и снова облачился в свой тяжелый скафандр. На все это у него ушло чуть больше одной минуты. До срока оставалось одиннадцать минут.
Поднимаясь по лестнице, линзмен заставил собаку в ближайшей казарме обесточить мыслезащитный экран у одного из спящих пиратов. Прос1гувшись, этот пират, вместо того чтобы отправиться на пост и выполнять свои обычные обязанности, взял клещи и принялся перекусывать ими проводки, идущие от батарей к мыслезащитным экранам, у всех спящих, причем делал это так, что связаться со спящими можно было бы теперь не иначе как только сняв с них скафандры.
Несколько человек проснулись и направились в купол. Они бежали по узким проходам, они явно торопились и, казалось бы, ничего больше не делали. Но, пробегая мимо дежурного офицера, каждый из них выдергивал клемму батареи, питавшей мыслезащитный экран дежурного, и каждый дежурный по команде Киннисона поднимал забрало своего шлема и глубоко вдыхал воздух, казалось, насквозь пропитанный тионитом.
Тионит, о чем уже неоднократно упоминалось, самый худший из всех известных наркотиков. Достаточно ничтожной его дозы, чтобы жертве казалось, что любое се желание, каким бы оно ни было, исполняется. Чем больше доза тионита, тем сильнее возникало у жертвы ощущение удовлетворенности. Дозировки росли, и скоро наступал момент, когда экстаз, в котором пребывала жертва, становился непереносимым и жертва погибала.
В куполе все было спокойно: ни тревоги, ни крика, ни предупреждения. Каждый наблюдатель сидел или стоял, погруженный в транс, сохраняя ту позу, в которой он находился, когда открыл забрало своего шлема. Но, вместо того чтобы внимательно выполнять свои обязанности, каждый наблюдатель все глубже и глубже погружался в бездонную бездну пароксизмально-экстатического тионитового наваждения, стряхнуть которое ему уже было не суждено. И прежде чем Гельмут успел осознать, что случилось нечто необычное, половина состава была выведена из строя.
Гельмут дал сигнал общей тревоги и обратился к офицерам, находящимся в казармах. Но облако смерти достигло казарм раньше его приказов, и на вызов ответила едва лишь четверть офицеров. Только немногие из них сумели дойти до купола, но все рухнули замертво, так и не добравшись до своих постов. Три четверти личного состава базы было уничтожено, прежде чем Гельмут обнаружил корабли Галактического Патруля.
— Огонь! Уничтожить всех до единого! — закричал Гельмут.
Уничтожить кого? Линзмены вели теперь огонь со всех сторон из боевых излучателей.
— Уничтожить всех, кто сейчас не находится на посту! — заполнил весь купол дрожащий от ярости голос Гельмута. — Я обращаюсь к вам, пульт четыреста семьдесят девять! Немедленно уничтожьте человека, который лежит в проходе двадцать восемь у пульта четыреста девяносто пять!
Решительные инструкции Гельмута резко поубавили число невольных агентов Киннисона. Но стоило уничтожить одного, как на его месте появлялся другой, и вскоре несколько оставшихся в живых офицеров беспорядочно вели огонь из излучателей, стремясь уничтожить друг друга. А тут наступила кульминация всей вакханалии — момент ноль.
Флот Галактического Патруля был в сборе. Каждый крейсер, каждый боевой корабль, каждый истребитель нацелен на свою цель. Все излучатели расчехлены. Все аккумуляторы полностью заряжены, все генераторы и устройства отрегулированы. На каждом корабле за пультом управления огнем в полной готовности сидел офицер. Его рука покоилась рядом с пусковой кнопкой, не касаясь ее. Глаза всех офицеров были устремлены на стрелки точно выверенных хронометров. От напряжения офицеры едва слышали успокаивающий голос Командира Порта Хейнсса.
Старик, как называли его за глаза все офицеры, настоял на том, чтобы он сам дал команду открыть огонь, и сейчас адмирал Хейнес сидел перед главным хронометром и обращался к офицерам в главный микрофон. Рядом с ним в кресле сидел фон Хоэндорф, старый командир всех кадетов. Оба ветерана давно полагали, что навсегда расстались с космическими войнами, но удержать любого из них дома мог только приказ Галактического Совета, и то при полном кворуме. Они решили про себя, что их долг быть там, где возникнет смертельная опасность, хотя никому не дано знать, кто погибнет а кто останется в живых. Если погибнет Гельмут — прекрасно, лучше и быть не может. Если же погибнет Киннисон, то скорее всего погибнут и они. Чему быть, того не миновать.
— Помните, ребята, стрелять только по моей команде, — успокаивающий голос Хейнеса звучал из динамиков, ничем не выдавая то чудовищное напряжение, в котором он находился. — Я дам вам несколько предупредительных сигналов и отсчет времени в течение последних пяти секунд. Я знаю, что каждый из вас хотел бы произвести первый залп, но помните, что я своими руками повешу каждого, кто выстрелит раньше хотя бы на одну тысячную секунды. Теперь уже недолго осталось ждать… Вторая стрелка пошла по последнему кругу… Руки прочь от кнопки, ребята… Осталось пятнадцать секунд… Начинаю отсчет. Пять, четыре, три, две, одна, огонь! — скомандовал адмирал.
Возможно, кто-то из офицеров нажал кнопку чуть раньше, но таких оказалось немного. Разброс во времени был настолько незначительным, что сокрушительный залп из всех излучателей флота можно считать данным одновременно. Непрерывный огонь по Главной Базе велся на протяжении пятнадцати минут. И если чья-то задача не была выполнена в эти пятнадцать минут, значит, она просто невыполнима.
Совершенно бесполезно даже пытаться представить себе то, что происходило на Главной Базе, или описать зрелище, развернувшееся на экранах. Что толку объяснять слепому, что такое розовый цвет? Достаточно сказать, что огонь излучателей обрушился на Базу, как потоп. Но автоматические защитные экраны Гельмута сопротивлялись до последнего, и нужно сказать, что сопротивление было немалым.
Если бы все наблюдатели Гельмута были на своих постах и вовремя обнаружили приближающуюся опасность, эти экраны были бы подкреплены практически неограниченным запасом энергии. Тогда даже вся мощь Галактического Патруля оказалась бы бессильной, и защита Босконии не пала бы даже под чудовищным натиском флота. Но офицеров на постах не было. Мыслезащитные экраны двадцати шести офицеров, некогда добросовестных наблюдателей были отключены, а их владельцы бессмысленно бродили назад и вперед по заданной линии.
Каждый сигнал тревоги, исходивший от Гельмута, достигал двадцати шести жизненно важных пунктов Главной Базы пиратов, но напрасно. Ни одна рука не поднялась, чтобы нажать на нужную кнопку, которая высвободила бы чудовищную энергию всесокрушающих излучателей Босконии. Ничей взгляд не следил за совмещением прицелов с приближающимися целями. Только Гельмут в своем тщательно заэкранированном кабинете сохранял способность реагировать, а Гельмут обладал недюжинным интеллектом, железной волей и отнюдь не был рядовым оператором. Но теперь у него не было операторов, которыми он мог руководить, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ему оставалось лишь наблюдать за гигантским флотом Галактического Патруля; он полностью сознавал исходившую от противника смертельную опасность, но не мог ни усилить экранировку, ни привести в действие излучатели. Ему оставалось только сидеть в кресле, скрипя зубами в бессильной ярости, и наблюдать за уничтожением укреплений, которые, если бы они могли обороняться, прихлопнули бы все эти боевые корабли и истребители, как мух.
Время от времени Гельмут вскакивал на ноги, порываясь бежать к одному из постов управления, но всякий раз снова опускался в кресло. Одной огневой точки слишком мало, чтобы сокрушить противника, но все же лучше, чем ничего. А за всем этим кошмаром, несомненно, кроется все тот же проклятый линзмен, и никто другой. Он был, должен быть где-то здесь, поблизости, под куполом. Ему, этому проклятому линзмену, очень хочется, чтобы он, Гельмут, покинул свой пост, но оставаясь за своим пультом, он в безопасности. Именно поэтому был в безопасности и весь купол. Еще не построен проектор, способный пробить своим лучом такие экраны! Нет, что бы ни случилось, он должен оставаться у своего пульта!
Киннисон, выжидая, дивился выдержке Гельмута. Он давно бы покинул пульт, но Гельмут будет оставаться за своим пультом и дальше. Время шло, истекли пять из пятнадцати минут. Киннисон надеялся, что Гельмут оставит свое святилище, потенциальные возможности которого до конца не выяснены, но если пират оттуда не выйдет, то ему, Киннисону, придется войти к Гельмуту. Именно для штурма внутренней твердыни и был предназначен новый тяжелый скафандр.
И Киннисон ворвался к Гельмуту. Но тот и не думал сдаваться. Еще до того, как Киннисон сокрушил защитные экраны главного пирата, его собственные экраны сгорели от перегрузки, и сквозь пламя о скафандр застучали пули крупнокалиберного пулемета.
Ха! Значит, пулемет все-таки был! Предусмотрительный человек, этот Гельмут! И как здорово, что он вовремя позаботился о том, чтобы научиться действовать в тяжелом скафандре под шквальным пулеметным огнем!
Но когда в дело вступил пулемет еще более крупного калибра, Киннисон почувствовал, что его силы на исходе. И тут Киннисон увидел противника. Гигантским прыжком он устремился к нему, и вот две фигуры в скафандрах, яростно сжимая друг друга в объятьях, покатились по полу. Увлекшись борьбой, они не заметили, как оказались на линии огня. Сначала Киннисон. Пули с визгом отскакивали от брони его скафандра, рикошетировали от стен и потолка, но не причиняли линзмену никакого вреда. Вторым на линии огня оказался Гельмут. Пули крупного калибра прошили скафандр и пронзили его насквозь. С главным пиратом было покончено навсегда.