Первый Линзмен

Глава 1 АРИЗИЯ И ЭДДОР

Три миллиарда лет… Неизмеримая бездна времени, которую не в силах объять ни разум, ни чувства… Она отделяет нашу эпоху от тех событий, которые положили начало звездным цивилизациям, от первотолчка, исходного импульса, разбросавшего в Галактике семена жизни. И от истоков великого сражения, ареной для которого стала гигантская звездная спираль, на периферии которой мерцала золотистая точка — солнце Земли.

Существовали — и существуют — другие огромные звездные острова, во многом подобные первой Галактике. Но лишь еще один из них отмечен особо, ибо на нем также появилась мыслящая жизнь, стремившаяся к определенным целям, которые представлялись носителям разума единственно верными и достойными их усилий. Но если первая Галактика, над которой властвовала планета Аризия, принадлежала нашему миру, нашей Вселенной, то другая, в пылающем чреве которой таился Эддор, перенеслась в нашу реальность из иного пространственно-временного континуума, из неведомых далей, скрытых завесой чудовищного расстояния и времени. Это произошло около трех миллиардов лет назад — плюс-минус пару сотен миллионов в ту или другую сторону, которые не значили ничего по сравнению с таким огромным темпоральным интервалом. Ошибка в десять процентов, сколь большим временем она бы не выражалась, была несущественной для тех бессмертных созданий, что населяли Аризию и Эддор.

Итак, вторая галактика внезапно возникла на пути первой; затем началось их взаимопроникновение — светила одной вторгались в межзвездную пустоту другой, но, по-прежнему разделенные световыми годами, сталкивались редко. Таким образом, Проникновение не послужило причиной вселенской катастрофы, хотя большинство звезд в обеих галактиках имели планеты. Впрочем, тогда эти миры были необитаемыми; их происхождение — вероятно, искусственное — пока остается тайной. Как свидетельствуют аризианские источники, в глубокой древности, задолго до начала Проникновения, в их родной галактике была лишь одна солнечная система — их собственная. Но со временем светило, породившее жизнь на одной из своих планет — редчайшая аномалия во Вселенной! — начало стареть, гаснуть, и молодой цивилизации пришлось решать сложнейшую проблему перемещения своей планеты к другому, юному и жаркому солнцу.

Древнейшие записи Эддора — фолианты, магнитные ленты и диски, уцелевшие в его ядовитой атмосфере, — рисуют сходную ситуацию. За много миллионов лет до Проникновения во второй галактике существовала только одна планета, только один мир, в котором возникли жизнь и разум — Эддор.

Итак, миллионолетия две цивилизации разумных созданий, единственные в своих галактиках — и, возможно, во всех прочих Вселенных, — не ведали друг о друге. В момент Проникновения обе расы уже были стары и могущественны — еще одна черта сходства между ними. Обе использовали телепатические силы и владели неизмеримой ментальной мощью.

Аризия напоминала Землю — и климатом, и составом атмосферы, и своим животным миром, и внешностью населявших ее мыслящих существ. Эддор же был совсем иным. Огромный мир с высокой гравитацией, темный, холодный и мрачный; его океаны состояли ядовитой желеобразной субстанции, атмосфера казалась едким, вонючим и смертельно опасным для гуманоидных созданий туманом. Эддор был — и останется — уникальной планетой, не похожей на остальные миры в обеих галактиках; это обстоятельство долгое время казалось загадочным и непостижимым, пока не стало ясно, что эддорианский планетоид возник в другой Вселенной, в ином пространственно-временном континууме, который принципиально отличается от нашего.

Обитатели Аризии и Эддора различались столь же сильно, сколь непохожими были их планеты. Аризиане прошли обычный путь исторического развития: каменный век, дикий и безжалостный; не менее жестокие и варварские времена бронзы и железа; век пара, столетие электричества, эпоха атомной энергии. Вполне возможно, что все эти ступени, по которым они поднимались к вершинам цивилизации, являют собой типичный путь для всех прочих гуманоидных обществ, ибо никто иной, как обитатели Аризии, засеяли спорами жизни бесчисленное количество миров обеих галактик — в том числе, и Землю.

Несомненно, существовали и зародыши иной жизни — эддорианской. Однако они не могли ни выжить, ни начать развиваться в условиях нашего континуума; они нуждались совсем в иной питательной среде, оставшейся за гранью пространства и времени — того пространства и того времени, откуда вынырнула галактика Эддора.

Овладев силами атомной энергии, разорвав цепи тяготения, которые раньше приковывали их к планете, аризиане занялись изучением Вселенной и самосовершенствованием. Задолго до Проникновения они уже не нуждались ни в космических кораблях, ни в телескопах, ни в счетных машинах, ни в роботах, ни в разрушительном оружии. Их разум — могучий, необъятный и стремительный, успевающий за единый миг обежать мириады звезд и планет, заменял им приборы и ракеты, непрочные и недолговечные изделия из металла и пластмасс. Они с интересом наблюдали взаимопроникновение двух галактик — почти невероятное с точки зрения математики событие; они следили за рождением бесчисленных планет, запечатлевая в своей памяти каждую подробность, каждую деталь их развития; они с надеждой и восторгом видели, как в этих мирах, еще недавно пустых и мертвых, зарождается жизнь. Сильные, свободные, вдумчивые, они путешествовали в космических далях в поисках знаний — пока один из них не наткнулся па Эддор.

Хотя при желании любой из эддориан мог принять человеческий облик, ничего человеческого в них не было. Более всего они походили на амеб; однако, несмотря на простоту внутренней организации и мягкие бескостные тела, определение «амебовидные» далеко не полностью отражало их суть. Они были изменчивы и непостоянны; каждый мог переменить не только свой внешний вид, но и структуру тканей — в соответствии с необходимостью. Для них не составляло труда вырастить любое число конечностей, удобных для выполнения той или иной работы — прочных или хрупких, упругих, эластичных или твердых, как сталь, с суставами или без оных, с пальцами, когтями или щупальцами. Стоило лишь подумать об этом, вообразить — и тело послушно приспосабливалось к задаче, подчиняясь разуму.

Обитатели Эддора были бесполы — столь же бесполы, как дрожжи или вирусы. В этом отношении им не было даже отдаленных аналогов в животном мире Земле; они не являлись ни гермафродитами, ни андрогенами, и не размножались партеногенезом. Они просто не имели пола — и, как следствие, не знали радостей любви. Было ли это платой за бессмертие, за то, что гибель их могла наступить только в случае несчастья или насилия? Возможно… Они жили миллионолетия, и лишь тогда, когда кто-либо из них пресыщался бесчисленной чередой веков, возникали две новые жизни — родительская особь делилась пополам. Потомки могли иметь иные устремления, но каждый из них владел знаниями, памятью и ментальной мощью своего прародителя.

Если физиология эддориан еще поддается описанию и истолкованию в понятиях, которыми пользуются гуманоидные цивилизации, их разум, их психический мир, их побуждения и пристрастия — тайна за семью печатями. Лишь наблюдая внешние проявления их деятельности, можно обозначить привычными терминами их основные черты.

Они являлись существами нетерпимыми, деспотичными, ненасытными и холодными. И они были жестоки — очень жестоки, хотя вряд ли у них имелось такое понятие, как жестокость. Они обладали упорным умом, изощренным и аналитическим, и они умели добиваться своего. Но прочие чувства, столь обычные в любом цивилизованном обществе — гуманность и милосердие, дружба, самопожертвование, любовь, гордость, отвага — были им недоступны. И ни один из них даже отдаленно не мог представить, что такое юмор.

Они не были кровожадными по природе — в том смысле, что не стали бы тешиться напрасно пролитой кровью или муками других существ. Ими правила целесообразность; и если во имя определенной цели требовалось уничтожить миллионы, их уничтожали без колебаний. Бессмысленные убийства не одобрялись — но не потому, что убивать дурно, а лишь из-за отсутствия пользы в совершенном деянии.

И, наконец, вместо великого множества мелких и крупных желаний, надежд и задач, которые ставит перед собой представитель любой гуманоидной цивилизации, у каждого эддорианина была только одна мечта, одна главенствующая цель — власть. Власть!

Вожделенный и чаемый призрак власти — полной и безраздельной — определял все их поведение. В древности, в те времена, когда Эддор еще пребывал в своей родной Вселенной, планету населяли всевозможные народы, отличавшиеся меж собой так же, как различаются расы Земли. Но стремление у них — у всех и каждого — было одно: власть, власть! И потому древняя история Эддора представляется бесконечной, длившейся тысячелетиями войной. А так как война стимулирует технологическое развитие, то эддориане достигли гигантской мощи — к тому времени, когда на планете были уничтожены все живые существа, за исключением горстки победителей.

А затем эти последние, терзаемые неутолимой страстью покорять и властвовать, сцепились друг с другом. Однако средства защиты от чудовищных механизмов уничтожения были столь эффективны, что война зашла в тупик, а цель ее стала совершенно бессмысленной. Ведь власть тем упоительнее, чем большее число разумных существ удалось поработить — и никто из эддориан не желал властвовать лишь над голыми выжженными скалами своей безжизненной планеты.

Тогда немногие уцелевшие пришли к своего рода мирному договору. Так как их собственная галактика оказалась лишенной планет — а, значит, и жизни, — они решили исследовать другие Вселенные, последовательно перемещаясь в них, чтобы выбрать ту, которая будет наиболее подходить для их целей.

Они жаждали отыскать такую реальность, в которой каждый эддорианин мог бы стать господином и повелителем огромного и все возрастающего числа миров; и эта соблазнительная перспектива привела к тому, что впервые за всю историю Эддора его обитатели согласились объединить ресурсы и трудиться сообща.

Однако они знали, что демократия является неподходящей социальной структурой для общества, ориентированного на войны, порабощение и захват чужого добра; следовательно, демократия и не принималась в расчет. Форма правления могла быть только диктаторской, тиранической — иного пути они не видели. Меж эддориан, как и в случае любых достаточно сложных организмов, существовала дифференциация; они не были идентичны по своим способностям, силе, ментальной мощи и материальным ресурсам. Эти различия, иногда — едва заметные, послужили основой для разделения их общества на два класса — тех, кто руководит, и тех, кто подчиняется.

Один из них, чуть более сильный — и, бесспорно, самый жестокий — стал вождем, фюрером, Владыкой; а около дюжины прочих, слегка уступавших ему в силе и жестокости — его советниками и правительством, получившим впоследствии название Внутреннего Круга. Состав этого своеобразного кабинета варьировался, когда один из его членов испытывал желание уйти и раствориться в двух своих потомках; в этом случае число советников возрастало еще на одну особь. Но иногда ревнивый коллега или какой-нибудь настойчивый подчиненный совершал удачное покушение — и тогда Круг уменьшался.

Такой — и только такой — могла быть форма их сотрудничества, но и она принесла свои плоды. Среди них были поистине замечательные творения разума — гиперпространственный канал и безынерционный привод, который спустя много тысячелетий был воссоздан на Земле. К числу достижений объединенного Эддора относится и способ перемещения в иные Вселенные, благодаря которому их галактика перенеслась в наш мир. Этот несомненный успех послужил поводом для очередного совещания Внутреннего Круга.

«Мы должны решить, подходит ли эта Вселенная для нас, или следует выбрать иное место, — мысли Владыки, холодные и бесстрастные, окутали советников подобно ледяному туману. — С одной стороны, необходимо ждать, пока все эти бесчисленные миры остынут и на них возникнет жизнь, подготовив основу нашей будущей империи. С другой — мы потратили уже миллионы лет на поиски, но ни разу не встретили такого изобилия планет, способных заполнить и нашу галактику, и ту, в которую мы проникли. Возможно, есть даже определенное преимущество в том, что планетные тела этой реальности находятся еще на стадии формирования. Когда на них начнет развиваться жизнь, она будет под нашим полным контролем. — Владыка сделал паузу, потом ментальный луч его мысли коснулся одного из советников; — Кронгенес, что ты можешь сообщить об изучении других пространств?»

Имя, которое он назвал, не являлось именем в общепринятом значении этого слова; оно было чем-то большим, включая не только мысленное сочетание определенных звуков, но и ментальный образ, телепатический пароль, вместивший жизнь, деяния и личность данного эддорианина.

«Я не обнаружил ничего подходящего, Величайший, — ответная мысль Кронгенеса была холодна, как излучение Владыки. — Ни одна из Вселенных, доступных моим приборам, не обладает и малой частью планетоидов, обнаруженных в этой реальности.»

«Так… Значит, империя будет основана здесь! Есть ли у кого-нибудь возражения? Серьезные возражения?»

Возражений не последовало. Во-первых, возражать диктатору весьма вредно для здоровья; во-вторых, ни один из советников — как и сам Величайший — не знал об аризианах и их созидательной деятельности. Впрочем, в противном случае это ничего бы не изменило, ибо обитатели Эддора органически неспособны признать превосходство над собой другой расы.

«Хорошо, — удовлетворенно излучил Владыка. — Итак, отныне мы… — внезапно он прервал трансляцию и в собрании воцарилась ментальная пауза — молчание, в котором, однако, чувствовалось нечто инородное. Наконец, тишину разорвала мысль вождя — угрожающая и сокрушительная:

— Среди нас чужой! Кто ты, пришелец, проникший на совещание Внутреннего Круга?»

«Энфилистор, с планеты Аризия, проходящий обучение.»

Его имя тоже являлось ментальным знаком, характеристикой личности юного аризианина; в то время Энфилистор еще не был Стражем-наблюдателем — до появления эддориан его мир не нуждался в Стражах. Но в будущем ему, как и многим другим аризианам, предстояло выполнять эту миссию.

«Простите мое вторжение, но я всего лишь ждал, когда на меня обратят внимание. Я не прочел ни одной вашей мысли…, не коснулся ни одного из разумов… Это было трудно, очень трудно! Ведь впервые за миллионы временных циклов мы встретили разумных! — в беззвучном ментальном голосе юноши звучал восторг. — Мы нашли подобных себе! И теперь…»

«Замолкни, ничтожный! И слушай волю господина! Ты посадишь свой корабль и сообщишь нам, где находится твоя планета — тогда вы останетесь в живых и превратитесь в слуг Эддора. Иначе — смерть!»

Казалось, ответ аризианина был полон любопытства — но не страха, тревоги или благоговения, ожидаемых Владыкой.

«Посадить корабль? Какой корабль? — пришелец как будто недоумевал. — Господин? Слуга? Я уверен, что воспринимаю твои мысли…, но не их значение.»

«Ты, червь, говоришь с Высочайшим и должен обращаться ко мне только так. Предупреждаю последний раз — приземляйся, или погибнешь!»

«Я готов звать тебя Высочайшим, если у вас так принято. Но насчет всего остального…, насчет приземления и гибели… — теперь в тоне Энфилистора сквозила легкая насмешка. — Неужели ты думаешь, что я присутствую здесь во плоти? И уверяю тебя, о самый Высочайший из всех Высоких, которых я когда-либо встречал, ты не сможешь повредить даже грудному младенцу на Аризии! — вдруг ментальный голос юноши стал тихим, и он словно про себя произнес:

— Поразительно! Какая необычная, неординарная психика у этого создания! Кажется, оно угрожает и…»

«И убьет тебя, — сухо закончил Владыка, посылая импульс энергии, достаточный, чтобы сжечь мозг любого существа.

Однако Энфилистор без труда отразил ментальный удар и не нанес ответного. Он все еще не покинул собрание, не сбежал и явно не был устрашен. Члены Круга атаковали объединенной мощью, но не смогли прорваться сквозь телепатическую защиту странного гостя. Парируя выпады разъяренных эддориан, он внезапно начал взывать к кому-то — в недоумении, но отнюдь не в растерянности:

«Придите, Старшие! Я попал в ситуацию, с которой не могу разобраться! И я не хочу наносить вред этим существам!»

«Мы, Старшие, объединенный разум Аризии, здесь, — спокойный мощный голос раздался в сознаниях эддориан. Все они вдруг мысленно увидели образ старца — высоколобое лицо с сеточках морщин, яркие глаза, седую бороду. Его губы были плотно сжаты, но голос продолжал звучать:

— Мы ждали вас, пришельцы из иной Вселенной. Что ж, пусть свершится предопределенное… Но сейчас — сейчас вы забудете об Аризии, забудете обо всем, что произошло. Пройдет немало циклов, пока эддориане узнают о нас.»

Рокочущий голос смолк, лицо старца исчезло, члены Внутреннего Круга и их вождь остались одни. Как и раньше, они были уверены, что Эддор является единственным вместилищем разума в бесконечном и необъятном космосе.

А на Аризии тоже был созван совет — гигантский форум всех разумов планеты. И первым задал вопрос юный Энфилистор.

«Почему же вы не убили их? — проходящий обучение был слишком молод и подобная мысль была ему простительна. — Я понимаю, что такое деяние отвратительно…, но разве…, разве…»

Он замолчал, прислушиваясь к мерному и могучему гласу Старших.

«Ты еще слишком мало знаешь, ученик… Лишь часть целого, лишь капля в океане, лишь песчинка из горного массива доступны твоему пониманию… — На миг ментальный сигнал угас, потом гулкие мерные слова опять послышались в голове Энфилистора. — Мы не пытались уничтожить пришельцев, потому что не в силах сделать этого. И не по моральным причинам, нет! Слишком цепко держатся за жизнь эти существа. Мы могли бы попробовать убить их…, да, могли бы — но такая попытка, весьма вероятно, кончилась бы провалом и блокировала другую возможность — лишить их воспоминаний. А это сейчас важнее. Нам нужно время…, циклы и циклы времени!»

Теперь коллективное сознание Старших обращалось ко всем обитателям планеты:

«Мы, Старшие, не тревожили вас до сих пор мрачными прогнозами, ибо до появления Эддора существовала вероятность, что силы зла и тьмы — лишь сон нашего обеспокоенного разума. Но теперь Эддор здесь! И наш сон, наше провидение, не является ошибкой… Общества разумных, их юные цивилизации, которые должны были наполнить жизнью обе галактики, не смогут устоять перед жаждущими власти монстрами. Мы, аризиане, призваны помочь им и защитить их!

Эддориане обладают чудовищной потенциальной мощью. Если они узнают сейчас о нашем существовании, то смогут создать такие механизмы, задействовать такие силы, которые позволят им блокировать все наши действия. И тогда — тогда они выбросят нас из этой Вселенной, из родной галактики. Нам нужно время; если мы выиграем его — мы выиграем битву. Нам надо дождаться эпохи, когда появятся Линзы-Концентраторы — и разумные существа, представители новых цивилизаций, достойные того, чтобы их носить.

Мы, аризиане, не сумеем справиться в одиночку с Эддором. Но существует возможность — хотя в том еще нет полной уверенности, — что обитатели пока несуществующих миров создадут новую расу, более могущественную, чем наша. И они помогут нам, приняв на свои плечи часть груза по защите гуманоидных цивилизаций.»

Тянулись века и тысячелетия; миллионы лет отлетали в вечность вместе с излучением юных жарких светил. Проходили космические и геологические эры. Планеты, дети звезд, остыли, покрылись плотной корой, в трещинах ее зазмеились реки, во впадинах — засинели океаны. Поднялись горы, выплеснули обжигающую магму вулканы, молодые миры окутал полог атмосферы. Появилась жизнь. Возникшая из рассеянных аризианами спор, она начала расти, крепнуть, развиваться, стремясь к вершине обетованной — к разуму. Одна сила — Аризия — поддерживала ее на этом долгом пути; другая — Эддор — жадно ждала, мечтая оплести своими щупальцами все миры, все звезды, обе галактики. Вселенную.

Глава 2 ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ

Слушайте. Члены Внутреннего Круга: где бы вы ни были и чем бы вы ни занимались, — передавал Владыка. — Анализ поступившей информации показывает, что в целом Великий План воплощается в жизнь вполне удовлетворительно. Существуют, однако, четыре планеты, на которых нашим агентам не удается контролировать ситуацию: Сол III, Ригель IV, Велантия III, Полэн VII. Все эти миры находятся в иной галактике. То, что происходит в нашей, не вызывает проблем.

Первая из четырех названных планет развивается особенно быстро. За незначительное время, прошедшее с момента предыдущей инспекции, ее население овладело атомной энергией и двинулось по пути, который абсолютно не соответствует нашим основным принципам. Наши агенты, посчитавшие, что сумеют обойтись без докладов вышестоящим и вызова помощи, должны быть строго наказаны. Неудача — какая бы причина ни вызвала ее — недопустима.»

Ментальный голос Владыки, сухой и резкий, достиг каждого из советников; сейчас он гудел угрожающими ударами колокола.

«Гарлейн, член Круга, ты займешься Солом III. Немедленно! Ты можешь предпринимать любые действия, чтобы восстановить порядок на планете — ниш порядок. Изучи данные об остальных трех мирах; каждый из них может в ближайшем будущем доставить нам неприятности. — Сделав паузу. Высочайший метнул новую мысль:

— Тебе нужна помощь? Должен ли еще кто-нибудь из членов Круга присоединиться к тебе? Мы хотим иметь полную уверенность в том, что противодействующие нам силы будут подавлены.»

«Нет, Высочайший, — ответил после краткого раздумья Гарлейн, уверенный в своем могуществе и твердости. — Эти дикари стоят на весьма низкой ступени развития, и техника их схожа — так что я смогу управлять всеми четырьмя планетами более эффективно в одиночку, чем с чьей-либо помощью. Я располагаю данными об этих мирах; там не нужны предосторожности в использовании ментальных сил, ибо только одна раса, велантиане, обладает примитивными познаниями в этой области.»

«Я оцениваю информацию аналогичным образом, — заметил вождь, и Круг единогласно согласился с ним. — Приступай, Гарлейн. По окончании представишь нам полный отчет.»

«Я иду, Высочайший. И Круг может не сомневаться в успехе.»

«Мы, Старшие, сообщаем вам для раздумья и окончательного решения свою оценку ситуации, сложившейся в настоящий момент. Многие из наших молодых коллег — таких, как Эуконидор, недавно удостоенный звания Стража, — просили соответствующие инструкции. Все они еще слишком юны и не способны ни в одиночку, ни в слиянии с объединенным разумом, понять стратегию, которой руководствовались четыре Хранителя Цивилизации — Ниделлор, Кридиган, Дроуни и Бролентин; им неясно, почему эти Старшие совершали в прошлом одни действия и не совершали других, вполне очевидных — и почему в будущем Хранители вынуждены придерживаться строго определенной линии.

Этот анализ, более комплексный и полный, чем проведенный нашими предками в момент Проникновения, согласен с прежним во всех отношениях.

Итак, первое: эддориан можно победить только с помощью ментальной силы.

Второе: эта сила должна быть исключительно велика; ее единственным источником в будущем станет новая мощная организация — Галактический Патруль, над созданием которого мы работаем до сих пор.

Третье: так как ни один аризианин не способен овладеть подобной силой, необходимо создать расу с соответствующими ментальными способностями, готовую выполнить эту задачу.

Четвертое: став орудием, отражающим эддорианскую угрозу, новая раса в конце концов сменит аризиан в качестве Стражей Цивилизации.

Пятое: эддориане не должны знать о нас до тех пор, пока выигрыш времени не станет очевидным — тогда они окажутся не в состоянии создать достаточно эффективное оружие, способное нас уничтожить.»

Наступило молчание, томительное, долгое.

«Безрадостная перспектива», — прозвучала, наконец, чья-то угрюмая мысль.

«Это не так, младший. Позже ты поймешь, что причин для подобной оценки нет. Когда придет время, каждый аризианин будет готов к переменам. Мы знаем свой путь. Мы не знаем, к чему он ведет, но наша цель в данной Вселенной и в данной фазе существования будет достигнута; затем мы добровольно и радостно перейдем к следующей ступени.

А теперь поразмышляйте над нашим сообщением. Может быть, кто-то из вас, даже самый юный, постигнет частицу истины, упущенной нами или обнаружит нечто, способное спасти одну из многообещающих цивилизаций, обреченных сейчас, как нам кажется, на гибель.»

Прошли минуты. Часы. Дни. Новых предложений не поступило.

«Итак, все согласны, что сделанный обзор ситуации является наиболее полным и точным, какой только смог создать общий интеллект Аризии на основании изложенных фактов. Сейчас Хранители Цивилизации сообщают нам, что они сделали в прошлом и что считают необходимым совершить в ближайшем будущем.»

Слитый воедино, разум Хранителей был ясен и тверд, как гигантский кристалл алмаза.

«За прошедшее время мы проследили эволюцию разумной жизни на многих планетах, — началось повествование. — Изо всех сил мы оберегали и направляли эти ростки будущего; мы пытались добиться, чтобы как можно больше рас достигло того уровня интеллекта, который необходим для эффективного и сознательного использования Линз — или Концентраторов, без чего нельзя создать Галактический Патруль.

Много циклов мы потратили на индивидуумов четырех наиболее перспективных народов, один из которых сменит нас на посту Стражей Цивилизации. Вначале были отобраны определенные личности; затем мы начали инициировать браки, которые усиливали в потомстве необходимые способности и подавляли нежелательные черты. До тех пор, пока эти качества не будут закреплены в наследственном механизме, никакие выдающиеся ментальные или физические параметры не смогут в корне улучшить каждую из рас.

Однако эддориане уже заинтересовались многообещающей цивилизацией планеты Земля и, очевидно, что они скоро вмешаются в нашу работу в системах Ригеля, Велантии и Полэна. Напомним же, что одна из задач этого совещания — предостеречь аризиан от благородных, но непродуманных поступков. Только мы, Хранители, имеем право доступа к перечисленным, мирам, и мы будем действовать в них, пользуясь плотью и разумом, неотличимыми от стандартных для жителей этих планет. Никто не сможет выявить связь между телом-носителем и нашей истинной сущностью, если прочие аризиане не появятся в этих мирах. Эддориане не должны узнать о нас; тут любая случайность должна быть исключена. И Стражам придется бдительно следить за обстановкой, чтобы нелепый случай не погубил тщательно разработанные планы.»

«Но ведь все эти цивилизации деградируют, если мы не вмешаемся!» — запротестовал Эуконидор.

«Будущее покажет тебе, младший, что общий уровень интеллекта непрерывно повышается, — прервал его один из Старших. — Он повышается! Даже спады его находятся выше, чем предшествовавший средний уровень. Когда будет достигнута нужная граница, позволяющая использовать Линзы, мы не только раскроем факт своего существования, но и воспользуемся помощью юных миров.

Но один фактор остается неясным… — на миг Старший смолк. — Пока не найден способ, могущий устранить вероятность вычисления нас эддорианами. Конечно, эддориане, в силу своей природы, мыслят скорее механически, чем философски, но это нельзя считать абсолютной гарантией; они способны вычислить нас чисто логически. Эта мысль тревожит меня, так как тщательный статистический анализ ближайших событий на четырех планетах покажет, что они не случайны. И тогда…, тогда даже средний интеллект способен раскрыть наше участие. Я полагаю, что мы должны принять во внимание подобную возможность — во всяком случае, нам надо быть готовыми к ней.»

«Вопрос поставлен своевременно, — заметил Хранитель Ни-деллор. — Да, такая возможность существует. Остается надеяться, что эддориане не проведут подобный анализ до тех пор, пока мы сами не объявим о себе. Но когда это произойдет, они начнут действовать против нас на четырех лидирующих планетах — и повсюду, в обеих галактиках.»

«Мы знаем, что это будут за действия, — объединенный разум Старших был спокоен и ясен. — Мы постоянно следим за их деятельностью и знаем, что пока ситуация не изменилась. Если наметятся перемены, мы снова созовем всепланетный совет разумов. Итак, есть ли еще проблемы на данный момент? Если все обсуждено, совет закончен.»

Последний удар грома, тучи, медленно клубившиеся на горизонте, потом — ласковое сияние яркого, словно новорожденного солнца и тихий шепот спокойного океана… Ничто в мире не предвещало катастрофы.

Огромный город раскинулся на побережье. Его каналы, улицы, парки в зелени высоких деревьев, дома, построенные из светло-серого камня, — все сверкало и переливалось, омытое теплым летним дождем. И над этим ослепительным великолепием высилось огромное здание Фаростерии, занятое всевозможными службами; там же находился и личный кабинет самого Фароса — правителя Атлантиды.

Арипонидес, недавно избранный фаросом в третий раз, неподвижно замер у окна. Его старческая сгорбленная фигура казалась чуждой великолепию огромного кабинета: броским дорогим коврам, тяжелой массивной мебели, огромному золотому гербу, висевшему над обитой кожей дверью. Фарос был очень стар. Его лицо, некогда поражавшее своей красотой, было покрыто сетью глубоких морщин, нос с благородной горбинкой и узкими ноздрями резко заострился и только глаза, такие же карие и живые, как в молодости, напоминали прежнего Арипонидеса. Сейчас, глубоко задумавшись, он не видел ни огромного города, шумевшего у его ног, ни тихого голубого океана. Его старческие руки с пергаментной кожей слегка дрожали, когда он сцепил пальцы за спиной. Так он стоял до тех пор, пока вдалеке не раздался стук хлопнувшей двери, возвещавший, что к нему поднимаются посетители.

— Входите, прошу вас. Садитесь. — Фарос устроился в глубоком кресле в конце огромного стола, сделанного из прозрачного пластика. — Не все присутствующие здесь знают друг друга. Я представлю вас, а затем сразу перейдем к делу. Итак, знакомьтесь:

Познаватель Душ — Таломонидес. Политик Клето, Правитель Филамон, Правитель Марконес, Стратег Артоменес.

Итак, я собрал вас здесь, так как защита этой комнаты от любых подслушивающих устройств абсолютно надежна, чего уже нельзя сказать о наших личных каналах связи.

Усмешки, появившиеся на лицах собравшихся, подтвердили опасения фароса.

— Мы должны обсудить создавшуюся ситуацию и найти приемлемый выход из нее. Каждый из нас уверен только в самом себе и не доверяет соседу…, что ж, такова жизнь. Однако наука познания душ обладает большими возможностями, и познаватель Таломонидес заверяет нас, что среди собравшихся здесь нет предателей.

— Крайне беспочвенное заявление, — дородный стратег недоверчиво покачал головой. — Есть ли у вас доказательства, что сам Таломонидес не является главарем какой-нибудь партии или группировки? Заметьте, у меня нет особых причин сомневаться в лояльности познавателя. Он был моим другом в течение двадцати лет и, надеюсь, останется им навсегда. Я только хочу отметить, что любые предосторожности бессмысленны, потому что истинная сущность человека останется тайной в любом случае.

— Вы правы, друг мой, — высокий седоволосый Таломонидес поднялся. — Пожалуй, я лучше удалюсь.

— Это тоже не поможет, — Артоменес покачал головой. — Хороший агент подготовлен к любой неожиданности. Уйдете вы, останется еще кто-то, готовый подслушать и предать, — стратег обвел собравшихся сузившимися глазами. — И я предупреждаю, что после этого совещания все присутствующие попадут в поле моего внимания — пристального, очень пристального!

— Кажется, наш досточтимый стратег считает, что разбив нам головы, он сумеет по цвету мозгов определить, кто предатель. Простим ему эту милую слабость, — в словах правителя Марконеса звучал неприкрытый сарказм.

— Братья! Коллеги! — запротестовал Арипонидес. — Пусть мы не можем прояснить до конца сущность человека, но всем известно, какую проверку прошел Таломонидес; и вы знаете, что в этом случае не может быть никаких сомнений. Да, есть вероятность измены, но она существует всегда! Однако нам надо верить друг другу, иначе все, что мы делаем, обречено на провал. Обречено заранее! Теперь же, сделав это предупреждением я хочу перейти к своему докладу.

Одобрительный шум подбодрил старого фароса.

— По всему миру распространяется безумие, — начал он, — безумие, возникшее вслед за появлением ядерной энергии. Но, что бы об этом ни говорили, оно не является следствием имперских амбиций Атлантиды. Нельзя возлагать всю ответственность за происходящее на нас одних! Действительно, существующие ныне государства развивались как колонии нашей страны, но мы никогда не пытались навязать им колониальный статус против воли законно избранного их народами правительства. У нас были поистине братские отношения. Атлантида, колыбель человечества, осуществляла общую координацию действий, но она никогда не добивалась права управлять всем и каждым! Решения всегда принимались открытым голосованием.

Но сейчас! К чему мы пришли сейчас! Партии и группировки повсюду — и даже древняя Атлантида заражена этим безумием! Все страны буквально разрываются на части из-за внутренних конфликтов и раздоров. Но это еще не все, далеко не все! Югар завидует богатству Южных Островов, которые завидуют мощи Майя, те, в свою очередь, — Банту, Банту — Екопту, Екопт — Норхейму, а Норхейм — Югару. Порочный круг, полный ненависти и зла! Каждый боится, что его сосед захватит весь мир и, как следствие этого страха, быстро распространяется беспочвенное утверждение, что Атлантида сама собирается превратить остальные государства в данников, а их население — рабов.

Таково, по моему мнению, сегодняшнее состояние мира. И мы не можем использовать силу для решения споров, ибо рамки демократии не позволяют принимать жестких мер. А посему — вот мое предложение: всемерно ускорить подписание всех соглашений и мирных договоров, над которыми мы сейчас работаем. Подчеркиваю: максимально ускорить все наши действия в области внешней политики, — фарос глубоко вздохнул и повернулся к соседу справа:

— А сейчас заслушаем Клето.

— Я согласен с вашей оценкой событий, досточтимый фарос, — политик склонил лысеющую голову. — Однако лично я считаю, что основной причиной всех бед является возникновение большого числа партий, состоящих из экстремистов и сумасшедших. Связь их с атомной бомбой очевидна; теперь любой придурок, заполучивший эту игрушку, считает себя вправе угрожать всему миру. К сожалению, в некоторых странах у власти стоят именно такие личности, и мои рекомендации вытекают прямо из вашего доклада; надо любой ценой повлиять на избирателей Югара и настоять на быстрейшем подписании договора о контроле над ядерным оружием. У меня все.

— У вас есть письменный текст доклада? — вежливо осведомился познаватель.

— Да, конечно, коллега…, прошу вас…

Взяв пергамент, Таломонидес подошел к странному ребристому прибору в углу кабинета; его пальцы быстро забегали по клавишам.

— Теперь слова правителю Филамону, — объявил фарос.

— Насколько я понимаю — как, впрочем, и любой разумный человек, — огромная глыба плоти, состоявшая из множества складок и морщин пришла в движение, навалившись на стол, — основным вкладом атомной энергии в затопивший нас хаос является полная деморализация труда. Выпуск продукции увеличивается, ее стоимость уменьшается. Пытаясь нагреть руки, наши руководители надели жесточайшую узду на производство и теперь удивляются, что начала падать производительность, а цены подскочили до небес. Одновременно уменьшаются доходы страны. Выход один: труд должен подчиняться разумным законам. Эти бездельники…, эти…

— Я протестую! — тонкий голосок бледного и низкорослого правителя Марконеса, главы департамента труда, заглушил бас Филамона. — Во всем случившемся виноваты промышленники, владельцы заводов! Их жадность, ненасытность…

— Минуту! — Арипонидес резко постучал по столу. — Наше время представляет сейчас исключительную ценность, и нельзя тратить его на перебранки! Стыдитесь! Вы оба носите голубые туники и требуете к себе уважения, но ведете себя, как простые торговцы! Думаю, вам уже нечего добавить?

Оба правителя снова попросили слова, но недовольное сопение стратега заставило их примолкнуть; мало кто рисковал сердить Артоменеса. Передав свои доклады Таломонидесу, они приготовились слушать.

— Вам слово, стратег, — Артоменес мягко улыбнулся. — Начинайте, друг мой.

— Вы, фарос, уже сообщили, что нас обвиняют в имперских поползновениях… — стратег скрестил на груди мощные руки. — Конечно, причиной этих подозрений является наша оборонная программа, за осуществление которой я отвечаю. Надо быть слепцом, чтобы этого не заметить, и упрямцем, чтобы не признать…, а я — ни тот, и ни другой! Но скажите, что я могу сделать? От атомной бомбы нет защиты, а бомб у каждого потенциального противника становится все больше и больше. Неужели я должен оставить Атлантиду беззубой среди оскаливших пасти врагов? — Стратег вызывающе оглядел собравшихся.

— Положим, Артоменес, мы не меньше вашего любим Атлантиду, и никто не собирается вас критиковать, — спокойно произнес фарос. — Мы бы хотели услышать ваше мнение, что делать.

— Я думаю дни и ночи, но не могу найти выхода, приемлемого при нашем демократическом режиме, — губы военачальника презрительно изогнулись. — У меня есть только одно предложение. Основное беспокойство внушают Югар и Норхейм — особенно Норхейм, — и пока что у нас бомб больше, чем у них обоих вместе взятых, а их сверхзвуковые истребители уступают нашим. Так почему бы нам не воспользоваться удобной ситуацией? Начали ходить странные слухи о появившемся у них чудовищном оружии — я как раз собираюсь провести проверку, послав туда своего лучшего агента; если эти слухи подтвердятся, надо немедленно их атаковать, иначе Атлантида погибнет! Атака должна быть сокрушительной — все стереть в порошок! Затем мы предложим объединить все страны под руководством сильного правителя… Только не качайте головами — именно так! В случае неподчинения — любое государство, даже сама Атлантида, должно быть уничтожено.

— Вы сумасшедший! — пискнул Марконес, глядя изумленными глазами на самоуверенного стратега. — Это преступление!

— Несомненно. Это преступление против международных принципов и демократии — к тому же, подобная акция может провалиться. Однако, насколько я понимаю, это наш единственный шанс.

— Вы…, мы…, мне кажется, подобное предложение рождено слабостью и неуверенностью, — фарос замолчал, уставившись на сцепленные пальцы рук. — Вы, Артоменес, утверждаете в своих докладах, что вам известны все базы и центры обороны противника, но многие из них расположены глубоко под землей и добраться до них будет крайне сложно…, вероятность же ответного удара очень велика. По данным Познавателя, все остальные страны будут реагировать крайне негативно, и с их стороны возможна упреждающая атака. Властью фароса я отклоняю ваше предложение. Первыми мы не ударим! — Твердый голос и властное лицо Арипонидеса не позволяло усомниться в его решении, но, когда взгляды стратега и верховного правителя встретились, Артоменес понял, что его проект одобрен и поддержан. — А теперь слово Таломонидесу.

— Я уже ввел данные в интегратор, — Познаватель Душ нажал на кнопку, и аппарат начал мигать лампочками и щелкать. — И я добавил только один факт…, но весьма важный…, имя одного из политиков и его официальное заявление о том, что между Югаром и Норхеймом может быть заключен союз…

Он замолчал, так как механизм перестал щелкать и выбросил длинную и узкую ленту с результатами анализа. Познаватель склонился над ней.

— Смотрите — за последнюю неделю подъем на десять процентов! — Таломонидес показал пальцем. — Обстановка ухудшается все быстрее и быстрее. Столкновение неизбежно, и ситуация выйдет из-под контроля приблизительно через восемь дней. И в основе любых действий лежат хорошо продуманные и тщательно рассчитанные планы — за исключением того, что партии и нации намечают себе врага по принципу случайного выбора. Совершенно ясно, что ни одна из стран не способна победить, даже полностью распылив Атлантиду…, они скорей уничтожат друг друга и всю цивилизацию! Этот вывод основан на докладе стратега и, скорее всего, окажется справедливым, если не принять немедленные меры. Вы полностью уверены в своих данных, Артоменес?

— Уверен. Но вы говорили про политика, объявившего о союзе Югара с Норхеймом… Кто это?

— Ваш старый друг…

— Ло Сунг! — произнесенные слова были полны ярости и гнева.

— Никто иной… И, к сожалению, нет никакого выхода, даже с минимальной надеждой на успех.

— Тогда используйте силу! — Артоменес вскочил и грохнул по столу кулаком. — Разрешите мне послать два звена ракет — прямо сейчас! — и превратить Югарстоу и Норград в радиоактивную пыль! Тысячи квадратных миль вокруг них станут необитаемыми на пару столетий…, вот единственный путь их проучить! Так давайте проучим!

— Сядьте, стратег, — мягко приказал Арипонидес. — Способ, который вы предлагаете, никого не защитит. Он нарушает все Основные Законы нашей цивилизации. Более того, он абсолютно бесполезен, так как в результате все народы Земли будут уничтожены за один день.

— И что же тогда? — горько спросил Артоменес. — Сидеть здесь и ждать, пока уничтожат нас?

— Ну, это совершенно не к чему. Мы собрались здесь, чтобы выработать план. Прямо сейчас! Таломонидес, на основе нашей общей информации, решит, что мы должны делать.

— Выводы будут неприятными, весьма неприятными, — угрюмо объявил ученый. — Единственный путь, с какой-то надеждой на успех — один к восьми, — это меры, предложенные фаросом. Я бы добавил сюда предложение Артоменеса насчет агента…, и хорошо бы досточтимому фаросу побеседовать с этим человеком — перед тем, как его отправят… — Таломонидес обвел взглядом сидевших за столом и добавил:

— Обычно я не одобряю планов с такой малой вероятностью успеха, но в данном случае речь идет о завершение всего, что мы делали раньше… Думаю, что стоит рискнуть.

— Все согласны? — спросил Арипонидес после недолгого молчания.

Властители страны были согласны. Четверо из них покинули кабинет; Артоменес, сидевший у переговорного устройства, остался.

Минут через десять в покои фароса вошел худощавый молодой человек — высокий, с быстрыми движениями вошел. Хотя он не смотрел прямо на верховного правителя, в его глазах был вопрос.

— Явился за приказаниями, старший, — он четко отсалютовал стратегу.

— Вольно, — Артоменес вернул приветствие. — Вас вызвали сюда для беседы с фаросом, — он слегка поклонился в сторону Арипонидеса. — Досточтимый, представляю вам разведчика Фригеса.

— Нет, нет, никаких особых указаний, сынок… — рука правителя приветливо легла на плечо разведчика, его мудрые старые глаза смотрели прямо в отливающие золотом светло-карие зрачки юноши; фарос видел пылающую копну его рыжевато-каштановых волос, высокий лоб, решительно сжатые губы. — Я позвал вас сюда, чтобы пожелать удачи — не только от себя, но и от всего нашего народа…, может быть, и от всего человечества. Сердце мое восстает против неспровоцированного и необъявленного нападения, но мы можем оказаться перед страшным выбором — выбором между планами наших стратегов и разрушением цивилизации. Вы уже знаете о важности своего задания, и я не буду на этом останавливаться. Но я хочу, чтобы вы знали, разведчик Фригес — все надежды Атлантиды летят с вами в эту ночь.

— Бла…, благодарю вас, досточтимый, — Фригес несколько раз сглотнул, чтобы восстановить голос.

Позже, направляясь к аэродрому вместе со своим начальником, молодой Фригес прервал затянувшееся молчание.

— Так вот он какой, наш старый фарос… Он мне понравился, стратег! Я никогда раньше не видел его так близко…, в нем что-то есть. Он совсем не похож на моего отца, но у меня такое ощущение, что я знаю его уже тысячу лет.

— Хм-м… Любопытно… Мне показалось, что вы с ним во многом схожи — не во внешности, правда. Я не могу сказать, в чем…, но сходство существует.

Хотя Артоменес, как любой другой в его время, не мог объяснить этого, но сходство было — причем и внешнее, и внутреннее: золотистые глаза и «орлиный» взгляд, который много тысячелетий спустя будет ассоциироваться с носителями аризианской Линзы.

— Ну, вот мы и на месте. Твой корабль готов. Удачи, сынок.

— Благодарю вас, старший. Еще одно… Если я…, если я не вернусь, вы присмотрите за моей женой и ребенком?

— Обязательно. Они уедут в Северную Майя завтра утром. Они будут жить, что бы ни случилось со мной и с тобой. Еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. До свидания.

Корабль напоминал огромное летающее крыло. Обычный грузовой коммерческий рейс. Без пассажиров — их никогда не подвергали перегрузкам, возникавшим в транспортных судах. Фигес посмотрел на панель управления. Ленты с записью курса медленно ползли в приемные щели автоматического пилота, все огоньки горели зеленым. Хорошо. Натянув непромокаемый костюм, он прошел через шлюз в свой противоперегрузочный отсек, влез в резервуар с водой и приготовился ждать.

Резко взвыла сирена, и ослепительные вспышки включившихся атомных двигателей разорвали ночь. Корабль завибрировал, словно пытался разорваться на части — ту, что стремилась в небеса, и ту, что упрямо не желала покидать землю. Фригеса не беспокоила эта судорожная дрожь. Раньше случалось, что воздушные суда терпели катастрофу при столкновении с атмосферой на скорости звука, но это было достаточно прочным, чтобы неповрежденным миновать опасный барьер.

Адская вибрация прекратилась; теперь фантастическая мощь полета отзывалась только простыми толчками. Фригес знал, что корабль достиг своей крейсерской скорости — две тысячи миль в час. Он заторопился; сдвинул прозрачную крышку и, выплескивая воду на пол, вылез из противоперегрузочной ванны. Затем разведчик снял громоздкий костюм, бросил его в угол и направился в отсек управления. Достав из шкафчика под пультом пару мягких перчаток, он отключил все приборы, способные спасти воздушное судно. Оно упадет в океан, затонет и никогда не будет обнаружено. На всякий случай Фригес тщательно осмотрел контрольный отсек и коридор. Никаких следов — ни царапин, ни отпечатков. Пусть поищут… Итак, до сих пор все идет хорошо.

Теперь назад, к шлюзовой камере, в которой находится тусклый темный шар спасательной капсулы. Сначала разобраться с креплениями…, так… Теперь — открыть наружный клапан…

Он задохнулся, когда воздух, начавший вырываться из разгерметизированного отсека в близкое к вакууму пространство за бортом, подтолкнул капсулу в шлюзу, но его приучили к таким резким перепадам давления. Разведчик открыл шар: две соединенные полусферы, каждая покрыта изнутри плотной массой, напоминавшей пористую резину. Казалось невероятным, чтобы человек такого роста, как Фригес, — тем более, с парашютом, — сумеет поместиться в таком маленьком пространстве, но это ложе точно соответствовало его телу.

Шар должен был быть маленьким. Корабль — хотя он совершал обычный рейс и шел по расписанию, — тщательно наблюдался с момента входа в область действия норхеймских радаров. Если шар будет невидим на их экранах, то никаких подозрений не возникнет. По крайней мере, до тех пор, пока не будет создано устройство, определяющее на расстоянии присутствие людей на сверхскоростных кораблях.

Фригес терпеливо ждал — до тех пор, пока стрелка на его часах не коснулась нужной отметки. Затем он влез в одну половинку шара, вторая накрыла его и с тихим лязгом защелкнулась. Распахнулся шлюз, шар и заключенный в нем человек полетели в темноту, снижаясь быстро, с огромным ускорением. Если бы воздух на этой высоте был хоть немного плотнее, разведчик погиб бы мгновенно; но все было тщательно рассчитано, и Фригес остался жив.

И в то время, пока шар пулей летел вниз, он исчезал! Это было новым изобретением — пластик, разрушавшийся током воздуха молекула за молекулой; и так быстро, что даже малая частичка не достигла земли.

Исчезли оболочка и пористое ложе. Фригес сбросил остатки своего кокона на высоте в тридцать тысяч футов; совершая сложные движения, он повернулся так, чтобы видеть землю, слабо различимую в первых серовато-розовых лучах рассвета. Он летел сейчас параллельно вытянувшейся внизу ленте шоссе, и он должен был приземлиться от него не дальше, чем в сотне ярдов.

С трудом он поборол желание раскрыть парашют — было еще слишком рано. Ему надо ждать, ждать до последней секунды, потому что купол парашюта слишком велик, а норхеймские радары буквально ползали по небесам своими лучами.

Наконец, снизившись, он потянул за кольцо. Зззи-и-и-и — бап! Парашют раскрылся; стропы резко натянулись — за несколько минут до того, как его ноги почувствовали удар о землю.

Это было близко — слишком близко — к смерти! Бледный и дрожащий, но невредимый, он скатал вздымающееся полотнище вместе со стропами в одни тюк. Разбил над ним маленькую ампулу и, как только капли жидкости коснулись плотной ткани, она начала растворяться. Ткань не горела, она просто исчезала. Меньше, чем за тридцать секунд от парашюта осталось несколько стальных заклепок и колец, которые разведчик спрятал под аккуратно вырезанным куском дерна.

Он по-прежнему действовал в соответствии с планом. Меньше, чем через три минуты, появятся сигналы, и он определит свое местоположение — если, конечно, норхеймцам не удалось уничтожить всю подпольную организацию атлантов. Он нажал кнопку на маленьком приборе, прикрепленном к запястью, потом опустил его. Линия на шкале вспыхнула зеленым, красным и исчезла.

— О, небо! — он резко выдохнул. Сигнал был мощным; значит, он находился на расстоянии не дальше мили от тайника. Отличный результат! Но красный сигнал советовал не приближаться к промежуточной базе. Киннекса — лучше бы это была Киннекса! — сама доберется к нему.

Как? Воздухом? По дороге? Через лес пешком? Он не мог этого узнать — о связи, даже направленным лучом, нечего было и думать. Фригес выбрался к шоссе и замер, скорчившись под деревом. И снова он ждал, изредка нажимая кнопку.

Длинная, распластанная по земле машина появилась из-за поворота, и разведчик поспешно натянул бинокуляры. Это была Киннекса — или ее двойник. Подумав, он снял очки и достал оружие — лучевой метатель и пневматический пистолет. Хотя это не пройдет… Она станет слишком подозрительной…, как и положено в подобной ситуации. Ее машина наверняка вооружена, и хорошо… Если он сейчас появится с метателем в руках, она его просто поджарит… Может быть, и нет, но пробовать он не собирался.

Машина замедлила ход. Остановилась. Девушка вышла, осмотрела переднюю шину, затем перевела взгляд на дорогу — теперь она уставилась прямо на укрытие разведчика. В этот момент бинокуляры приблизили ее на расстояние вытянутой руки. Высокая стройная блондинка; слегка изогнутая левая бровь, упрямый подбородок… И глаза — карие, с золотистыми искрами; такие встречаются у некоторых атлантов. На верхней губе — небольшой шрам… Этим она была обязана Фригесу; Киннекса всегда соревновалась в игре «полицейский — бандит» с мальчишками намного старше и сильнее ее… Да, это была она! Вся наука Норхейма не могла бы так точно подделать ее лицо! Он знал эту девушку с тех пор, когда она не доставала до колен даже утке.

Киннекса вернулась в кабину, машина медленно поехала вперед. С голыми руками Фригес ступил на дорогу. Автомобиль замер.

— Повернись! Спиной ко мне! Руки назад! — резко приказала девушка.

Удивленный, он повернулся. Но когда почувствовал, как ее пальцы шарят в коротких волосах возле самой шеи, понял, что она ищет — почти неразличимый шрам в том месте, куда она его стукнула, когда ей было семь лет.

— О, Фри! Это ты! Действительно ты! Слава небесам! Я всегда стыдилась этого, но теперь…

Он повернулся и подхватил ее, когда она пошатнулась.

— Ну, садись… Веди машину… Не так быстро! — предупредила она, когда шины взвизгнули, — ограничение скорости здесь около семидесяти, а нам не стоит попадаться.

— Успокойся. Но в чем дело, Кинни? Где Коланидес? Или, точнее, что с ним?

— Мертв. И я думаю, что все остальные — тоже. Они положили его под психоскоп и вывернули наизнанку.

— А блокировка?

— Не устояла. Пока он валялся под психоскопом, с него снимали кожу… Но никто ничего не знал обо мне, и наши отчеты не удалось расшифровать — иначе бы нашли и убили меня. Но все это не имеет значения, Фри…, главное — мы опоздали на неделю.

— В каком смысле? Ну, быстрей! Говори! — его голос звучал грубо, но рука, покоившаяся на ее руке, была сама нежность.

— Я говорю так быстро, как могу. Я получила последние сведения позавчера. Их ракеты так же велики и стремительны, как наши — или даже еще мощнее. И они полетят к Атлантиде сегодня…, ровно в семь часов.

— Сегодня! Проклятье! — у Фригеса начало мутиться в голове.

— Да, — подтвердила Киннекса низким, лишенным выражения голосом. — И я ничего не могла сделать. Если бы я сумела добраться до какого-нибудь из наших тайников с мощным передатчиком, меня немедленно бы схватили. Я думала и думала, и пришла к мысли, что есть только один план, который мог бы нас спасти, но в одиночку он неосуществим. Разве что вдвоем…

— Продолжай. Я сделаю все, что надо. Ну, Кинни! Никто никогда не мог бы обвинить тебя в отсутствии мозгов, а сейчас вся страна лежит в твоей ладошке!

— Украсть корабль. Зависнуть над базой ровно в семь. Когда сдвинут люк — мчаться вперед на полной скорости и дать сигнал Артоменесу…, если у нас будет время до того, как они заглушат нашу волну… Потом…, потом встретить их ракету в лоб — в их же собственном канале запуска.

План был нелегким и, безусловно, самоубийственным, но в этот момент не приходилось считаться с жизнью. К тому же, оба разведчика отличались настолько высоким профессионализмом, что ни один из них не видел ничего особенного в подобном безумии.

— Неплохо, — заметил Фригес, — если нет ничего лучшего. Трудность лишь в том, что ты не знаешь, как похитить корабль, верно?

— Вот именно. Я не могу таскать оружие на виду. А в это время года ни одна женщина в Норхейме не оденет пальто или плащ. Посмотри на мое платье… Ну, куда я могу его спрятать?

Фригес оценивающе осмотрел ее, и девушка покраснела.

— Действительно, прятать некуда, — отметил он. — Вообще-то, я предпочел бы один из наших кораблей. Ты думаешь, мы сумеем вдвоем справиться с этой операцией?

— Шансов мало. По крайней мере, один из пилотов будет находиться в корабле. Даже если мы перебьем всех снаружи, он улетит прежде, чем мы взломаем дверцу кабины.

— Вероятно… Но продолжай! Ты уверена, что все именно так, как ты сказала?

— Именно так, — безрадостно усмехнулась она. — И я сама жива только потому, что обо мне не знали… — Киннекса порывисто вздохнула. — Впрочем, я не настаиваю на своем плане, если ты можешь предложить что-нибудь получше. У меня есть паспорта и документы на все случаи жизни. Ты можешь стать кем угодно — от трубочиста до банкира из Екопта. И я тоже… У меня для нас обоих найдутся документы мужа и жены.

— Милая девочка! — он опустил голову и задумался на несколько минут. — Я не вижу другого выхода. Наше связное судно подойдет не раньше, чем через неделю — и, судя по твоим словам, может не прийти вообще. Но тебе стоит остаться. Я тебя где-нибудь высажу и…

— Нет, — она прервала Фригеса спокойно, но решительно. — Что бы ты предпочел: взорваться, или попасть им в лапы? Вначале — психосканирование…, затем с тебя сдерут кожу, посыплют солью…, и, если выживешь, четвертуют…

— Итак, мы идем вместе, — решил он. — Муж и жена. Туристы, молодожены из близлежащего городка. Прекрасно подойдет для нашей цели. Найдутся ли такие документы?

— Запросто, — она открыла шкафчик и достала пачку бумаг. — Вот, смотри… Надо будет уничтожить все остальные… И еще тебе придется натянуть одежду, подходящую к твоему фото.

— Хорошо. Дорога впереди идет прямо, и впереди — никаких машин… Дай мне куртку, я переоденусь прямо сейчас. Ехать или остановиться?

— Лучше остановиться, — решила девушка. — Быстрее! Нам надо еще найти место, чтобы спрятать или сжечь весь остальной хлам.

Пока разведчик переодевался, Киннекса собрала все ненужное и завернула в его старую куртку. Потом посмотрела на Фригеса — он как раз застегивался. Ее взгляд остановился на манжетах.

— Где твои метатели? — спросила она. — Они должны выглядывать — хоть чуть-чуть, но я ничего не вижу.

— Метатель у меня в потайном кармане. А на запястьях — пневматические пистолеты с отравленными иглами. Не очень хороши с дальней дистанции, но вблизи смертельны. Одно попадание в любую часть тела — и мгновенная смерть. Максимум за две секунды.

— Отлично, — ее не пугали убийства, эту юную шпионку атлантов. — У тебя, конечно, есть запасные, и я могла бы спрятать их в ножную кобуру. Давай-ка сюда, и покажи, как они действуют.

— Обычные предохранители…, тут — спуск… — Он протянул девушке миниатюрный пистолет. Пока они медленно ехали, она внимательно изучала оружие.

День, полный грядущих событий, зарождался. Фригес размышлял о возможных случайностях и, наконец, поколебавшись, произнес:

— Лучше сообщи мне координаты базы… На тот случай, если с тобой что-нибудь случится, и я останусь один.

— О! Конечно! Прости, Фри, — у меня совсем вылетело из головы, что ты не знаешь места. Район шесть точка 4,73 на 6,5.

— Понял.

Он повторил данные и послал машину вперед.

Молодая пара, празднующая свой медовый месяц, без помех добралась до Норградского Взлетного Поля и, оставив машину на стоянке, прошла в ворота.

Их бумаги, включая билеты на ближайший рейс, были в полном порядке; выглядели неброско и не казались подозрительными — обычные молодожены, ни больше, ни меньше. Было шесть часов утра. Уже шесть часов.

Весело прогуливаясь и с любопытством посматривая по сторонам, они приближались к небольшому строению. Как и говорила Киннекса, на огромном поле и в ангарах рядом с ним находились сотни сверхзвуковых кораблей — пассажирских, транспортных, посыльных. Под ближайшим к ним алюминиевым колпаком стоял остроносый, внешне неуклюжий V-образный флайер. Воздушный разведчик, один из самых быстрых в Норхейме. Полностью оснащенный к полету.

Было слишком самонадеянным считать, что чужакам удастся приблизиться незамеченными. Да они так и не считали.

— Назад! — охранник вышел навстречу. — Вернитесь к своей посадочной площадке. Сюда подходить не разрешается.

Фф-сст…, фф-сст… — пневматические пистолеты Фригеса издали тихий смертоносный свист. Киннекса развернулась и побежала — юбка высоко взлетела над стройными ногами. Другие стражи попытались остановить ее, их руки тянулись за оружием, но девушка была быстрее. Снова раздался негромкий свист, и норхеймцы упали.

Фригес тоже побежал. Его метатель раз за разом выплевывал тонкие струи пламени, не позволяя врагам приблизиться. Над его головой просвистела пуля; разведчик невольно пригнулся, потом точным выстрелом снял нападавшего. Ружья у норхеймцев были плохие, но грохотали они ужасно.

Киннекса была уже рядом с флаером. Открыв дверцу, она привстала на носках; Фригес втолкнул ее в кабину, прыгнул следом и закрыл дверь. Тело девушки тяжело навалилось на его плечо — он перевел взгляд на лицо Киннексы и горько всхлипнул. Маленькая круглая дырочка зияла у нее во лбу, затекая кровью.

Он рванул на себя рычаги, и флаер, словно серебристая стрела, взлетел в небо. Фригес склонился над передатчиком, выкрикивая свои позывные. Никакого ответа — лишь гул помех! Именно этого он и боялся. Нортхеймцы перекрыли все частоты, сообщение не дойдет…

Но он еще успеет уничтожить ракету… Или уже только может успеть? Фригес не боялся их истребителей. У него имелся опыт воздушных боев, а этот корабль был одним из лучших, из самых скоростных. Но если враги что-то заподозрили, не запустят ли они ракету раньше семи? Он пытался выжать из своего корабля все возможное.

На полной скорости Фригес достиг базы в тот момент, когда смертоносный снаряд пролетел мимо и растворился в стратосфере.

Он резко развернул флаер и помчался следом. Его корабль не обладал таким гигантским ускорением, как ракета, но он успеет перехватить ее до того, как она достигнет Атлантиды — ведь часть пути снаряд пройдет по инерции. Что он сделает с ним, когда догонит, Фригес не знал. Но что-нибудь сделает!

Он настиг ракету и завис над ней, совершив серию стремительных пируэтов — лишь тот, кто сам водил сверхзвуковые корабли, мог бы оценить его искусство. Затем с расстояния сотни футов разведчик сбросил бомбы. Он не мог промахнуться, однако ничего не произошло. Эта дьявольская машина была хорошо защищена от вибраций и ударов!

Теперь оставался только один выход. Не надо больше вызывать Артоменеса, даже если удастся пробиться через помехи; радары на побережье Атлантиды уже засекли подарок из Норхейма, и стратегу известно о нападении. Все, что надо сделать — сбить с курса ракету!

На полной скорости Фригес устремился вниз и вперед; острый нос его корабля ударил металлический корпус на расстоянии фута от боеголовки. Умирая, он верил, что выполнил свой долг. Ракета Норхейма не долетит до Атлантиды; она рухнет в океан и уйдет под воду. Там глубоко, очень глубоко… Взрыв не причинит вреда континенту.

И еще молодой разведчик надеялся, что Артоменес знает, какая угроза нависла над страной и сможет отвести ее. Это было почти верно; но стратег слишком поздно получил информацию о том, что из Норхейма вылетела не одна ракета, а семь — и еще как минимум пять из Югара. Ответный залп возмездия, произведенный еще до того, как пусковые установки были уничтожены взрывами и землетрясением, стер с лица земли и Норград, и Югарстоу, и тысячи квадратных миль земли вокруг них. Но было поздно. Когда все закончилось, лишь волны бушевали над тем местом, где еще недавно возносились материки.

Глава 3 ПАДЕНИЕ РИМА

Как два высокопоставленных чиновника какого-нибудь министерства, встретившись в клубе для избранных, праздно судачат о политике, так и Владыка Эддора проводил время с Гарлейном — за чем-то вроде эддорианского эквивалента беседы. «Ты хорошо поработал на Земле, — отметил Высочайший. — В трех остальных мирах тоже, но с этой планетой намечалось больше неприятностей, чем с ними вместе взятыми. Когда эти последыши цивилизации атлантов так тщательно и добросовестно покончили друг с другом, я думал, что заодно покончено и с тем, что они называли «демократией». Но похоже, что с этой идеей расправиться нелегко… — ментальная аура Владыки была пронизана отвращением. — Надеюсь, Гарлейн, ты полностью контролируешь ситуацию в их новой империи, в этом Риме?»

«Абсолютно. Митридат, Сулла, Марий, Ганнибал, Цезарь — все они являлись моими ставленниками. Руками этих полководцев, жаждущих крови и власти, я уничтожил практически все толковые мозги в Риме и его диаспоре. Я превратил так называемую демократию в бессмысленный лай толпы голодранцев. А Нерон — мой Нерон — покончит с ней раз и навсегда. Рим погибнет, погибнет быстро и неотвратимо; то, что уничтожит Нерон, будет невозможно восстановить.»

«Хорошо. Перед тобой действительно стояла тонкая и сложная задача.»

«Не столь уж сложная…, правда, работать приходилось весьма напряженно. В этом-то и состоит вся трудность общения с короткоживущими расами. Они существуют не дольше мига — и так быстро меняются, что трудно не выпустить их из-под контроля. Я хотел было немного отдохнуть, но чувствую, что еще рано. Надо ждать — ждать, пока они не постареют, не остепенятся и не изживут все вредоносные идеи.»

«Осталось недолго. Срок жизни увеличивается по мере созревания примитивных рас. Важно, чтобы зрелые плоды пришлись нам по вкусу.»

«Несомненно, Высочайший… Но у остальных нет таких проблем, как у меня. Большинство планет развивается так, как нужно. Мои же миры — всего лишь четыре! — источник постоянного беспокойства. И это не моя вина — ведь после вас я обладаю наивысшим могуществом и интеллектом. Однако мне досталась самая грязная работа.»

«Именно потому, что ты обладаешь должным могуществом и интеллектом.» — Если можно говорить об улыбке эддориан, то в этот момент Владыка улыбнулся.

«Пусть так, но меня занимает вопрос, насколько случайны все эти отклонения. Я начинаю подозревать, что уже случайности выходят за рамки своих весьма эластичных границ…, и как только я обнаружу того, кто злоупотребляет случайностью, в нашем Круге появится вакантное место.»

«Вот как? — легкомыслие и беспечность исчезли из мыслей Владыки. — Двойная игра, Гарлейн? Кого же ты подозреваешь? Кого готов обвинить?»

«Пока никого. И я не собираюсь подозревать и обвинять. Я узнаю, кто это, и буду действовать.»

«Против меня! Или моих указаний?» — мысли Высочайшего начал пропитывать холодный гнев.

«Нет, только в их поддержку, — не растерявшись, заметил Гарлейн. — Если кто-то сознательно усложняет мне работу, то в каком положении оказываетесь вы? Представьте, что я прав, и мои четыре планеты пребывают в плачевном состоянии из-за махинаций кого-то из Внутреннего Круга. Пусть это погубит мою репутацию — но кто будет следующим?… Мне кажется, тут есть о чем подумать.»

«Быть может, ты прав… Тут есть несколько непонятных моментов. Взятые по отдельности, они незаметны и не вызывают тревоги. Но все вместе…, да еще под таким углом зрения…»

Итак, подтвердилось предположение Старших, что эддорианам не удастся своевременно вычислить Аризию; в результате пришельцы из иной Вселенной потерял шанс создать оружие, способное противостоять Галактическому Патрулю — стражу цивилизации, появление которого ожидалось совсем скоро, в ближайшие тысячелетия.

Если бы эти существа оказались не столь подозрительными, самонадеянными и деспотичными, если бы они могли прислушаться к чужому мнению — другими словами, если бы они не являлись эддорианами — история цивилизации никогда не была бы написана. Или ее написали бы другие руки.

Но они были эддорианами.

За краткий период между падением Атлантиды и возвышением Рима к вершине могущества Эуконидор почти не повзрослел. По аризианским понятиям он все еще оставался юношей. Он был Стражем, и ему предстояло выполнять эти функции еще много, много веков. Разум молодого исследователя возмужал, теперь ему были понятны рассуждения Старших о путях развития цивилизации; к тому же, он сам мог наблюдать движение порученных его заботам миров по пути прогресса. Однако ему еще не хватало выдержки для того, чтобы бестрепетно принимать события, которые, по мнению Старших аризиан, являлись неизбежностью.

«Твои чувства естественны, Эуконидор, — Дроуни, Хранитель, заботящийся о Земле, смешал свои мысли с мыслями юного Стража. — Нам все это нравится не больше, чем тебе. Но существуют необходимые вещи…, они должны произойти, иначе цивилизация не достигнет зрелости.»

«Но неужто ничего нельзя предпринять?» — Эуконидор не мог смириться с неизбежным.

Дроуни подождал.

«У тебя есть предложения?…» — его ментальный вопрос был пронизан печалью.

«Нет, — признался юноша. — Но я думал, вы, Старшие, намного опытнее и умнее меня…, вы можете все!»

«Не можем. Рим погибнет. Он должен погибнуть.»

«Из-за Нерона, да? И мы ничего не сделаем?»

«Нерон… Пойми, младший, нам позволено немногое.

Наши воплощения — Петроний, Акте и другие — сделают, что сумеют, но их силы не могут превышать возможности обычных людей. Они должны быть скрытными, поскольку любая демонстрация странных свойств, ментальных или физических, будет мгновенно замечена и раскрыта. С другой стороны, Нерон — земная ипостась Гарлейна Эддорского — может действовать более свободно.»

«Да, я понимаю… И даже физическое устранение Нерона ничего не изменит… Погибнет Нерон — но Карлин останется… — он помолчал. — Что ж, Старший, я буду послушен.»

На этой безрадостной ноте беседа закончилась.

В крохотной клетушке под западными трибунами ипподрома стояли двое. Сквозь узкую щель окна доносился запах крови и пота, иногда каменные стены амфитеатра содрогались от рева и возбужденных воплей.

— Разве у тебя, Ливиус, как и у любого из нас, есть причина, чтобы жертвовать жизнью? — негромко говорил Киннет, склонившись к уху приятеля. — Да, гладиаторов хорошо кормят, хорошо содержат и отлично тренируют — словно скаковых жеребцов. И, как и жеребцы, мы ниже любого человека…, даже раба. У рабов есть хоть какая-то свобода действий, у нас же нет ничего. Мы — звери…, бьемся со всеми, с кем угодно стравить нас хозяевам. Тот, кто выживает, снова бьется, пока не наступит конец… — он тяжело вздохнул. — Когда-то у меня была жена…, дети… У тебя тоже… Увидим ли мы когда-нибудь наших близких? Узнаем ли что-нибудь о них? Нет… Чего же стоят тогда наши жизни — твоя и моя? Сестерций, стершийся в жадных руках, не более… Так не лучше ли рискнуть ими ради правого дела?

Ливиус, беотиец, уставился через посыпанную песком арену на пышный императорский трон, украшенный пурпурными флагами. Внезапно он повернул голову, осмотрев соседа с ног до головы. Крепкие мускулистые ноги, тонкая талия, мощный торс, широкие плечи. Львиная голова, увенчанная нечесаной копной рыжевато-каштановых волос. И, наконец, глаза — сверкающие золотыми искрами светло-карие глаза, — холодные, сосредоточенные, целеустремленные.

— Я ждал этих слов, — тихо сказал Ливиус. — Ты все хорошо продумал, Киннет — поводов для подозрений не было. Но я слишком хорошо знаю гладиаторов…, я не мог не почувствовать, как что-то носится в воздухе…, уже много недель. Мне ясно, что не стоит задавать вопросов…

— Именно так. Не стоит.

— Хорошо. Я благодарю за доверие — и я полностью с вами. Но в сердце моем нет места надежде. Твое племя растит мужей, чьи глаза полны солнцем…, отважных и мудрых, как Спартак…, но ведь его затея провалилась. А ведь сейчас дела обстоят хуже, чем тогда. Никто из покушавшихся на императора не выжил — даже эта ведьма, его мать. Все погибли, и ты знаешь, каким образом. Его шпионы повсюду… Однако, — Ливиус крепко стиснул плечо фракийца, — я умру довольным, если прихвачу с собой на тот свет пару-другую преторианцев. Мне достаточно тени надежды…

— Я дам тебе больше, чем тень, много больше, — Киннет сверкнул зубами в волчьей усмешке. — Да, его шпионы хороши, очень хороши. Но и мы не глупее! Многие из этих тварей, следивших за нами, уже мертвы. Другие вскоре умрут… Например, Гладиус. Знаешь, случается, что слабый убивает сильного, но Гладиус проделал это уже шесть раз — и без единой царапины! Думаю, в следующем бою он погибнет — несмотря на защиту Нерона. У нас есть свои трюки…

— Это верно. Но гладиаторы не в первый раз замышляют против Нерона. И всегда за день-два до дела они оказывались на арене и рубили друг друга. Как бы и теперь… — Ливиус остановился.

— Нет. Не только гладиаторы замешаны в этом. У нас есть могучие покровители при дворе. Один из них уже отточил клинок, чтобы вогнать Нерону меж ребер…, все время таскает его с собой. И я знаю, что император ничего не подозревает. На этот раз мы его достанем, Ливиус!

В этот момент Нерон, развалившийся на троне, зашелся диким хохотом — на арене львы рвали тело молодой христианки.

— Что я должен делать? — спросил беотиец.

— Сначала ты должен кое-что узнать, — фракиец сделал паузу. — Тюрьмы переполнены христианами, их гонят на арены, закапывают живьем в землю для устрашения остальных. Кроме того, несколько сотен распнут на крестах.

— Почему бы и нет? Все знают, что они отравляют колодцы, убивают детей и занимаются магией. Сплошные ведьмы и колдуны!

— Возможно, — Киннет передернул массивными плечами. — Но завтра ночью тех, кого не распнут… — он сделал паузу и вдруг спросил:

— Ты когда-нибудь видел, как из людей делают факелы?

— Только раз. Потрясающее зрелище! Кровь закипает, словно в бою…, как в тот момент, когда враг умирает на кончике твоего клинка. Значит, ты имеешь в виду, что их…

— Да. Прямо в саду императора. Когда свет станет достаточно ярким, Нерон откроет торжественное шествие. Его колесница проедет мимо десятого факела, и наш сообщник метнет нож — тот самый, который он точит уже неделю. Преторианцы набросятся на толпу, начнется неразбериха, и тут-то мы и ударим. Вырежем стражу, проникнем во дворец и разделаемся со всеми… Мужчины, женщины, дети — все умрут! Все!

— Это хорошо — на словах, — Ливиус был настроен несколько скептически. — Великие гладиаторы вроде Киннета Фракийца могут гулять, где угодно, и получат шанс позабавиться в этой заварушке. Но мы-то, простые смертные! Мы будем заперты в казарме!

— Не беспокойся, все продумано. Кое-кто из высокородных римских граждан уговорил ланист устроить пир для гладиаторов сразу после распятия. И пьянствовать мы будем в Клавдиевой роще, как раз напротив императорского парка.

— Хо! — выдохнул Ливиус, его глаза разгорелись. — Клянусь Баалом, Бахусом и отвислой задницей Изиды! Впервые за все эти годы я чувствую себя человеком! Перебьем эту нечисть, а затем… Но погоди… Оружие! Где взять оружие?

— Наши сообщники из благородных пронесут под плащами мечи. Сначала прикончим ланист, потом — собак преторианцев. Но запомни, Ливиус… Тигеллин, трибун гвардии — мой! Я сам вырву ему сердце!

— Обещаю. Я слышал, он позарился на твою жену… — беотиец стиснул кулаки и негромко рассмеялся:

— Ну, будет потеха! Ради такого дела не страшно умереть — и мне кажется, что я уже слышу плеск весел Харона. Чувствую, сегодня мой меч никому не даст пощады…

— Спокойней, Ливиус, побереги силы. Что до меня, то я не волнуюсь. Я принес жертвы Юпитеру…, он никогда не оставлял меня раньше, не оставит и сейчас. Кто бы не встретился мне сегодня на арене — человек или зверь, — умрет!

— Надеюсь. Слушай! Звучат трубы… Кто-то идет сюда.

Дверь распахнулась. Ланиста — тучный и рослый, с мечом и плетью у пояса, — вошел в клетушку. Двери закрылись за ним, раздался скрежет ключа в замке, заглушенный воплями с арены. Несколько минут хозяин молча разглядывал Киннета; чувствовалось, что он сильно взволнован.

— Ну, Железная Рука, — наконец сказал он, — неужели тебе не интересно, кто там ждет на арене?

— Ни капли, — безразлично произнес Киннет. — Разве что выбрать подходящий клинок. А ты запыхался… Почему? Что-то особенное?

— Особенное? Поединок года! Киннет — Фермиус! Без всяких ограничений! Любое оружие, любые доспехи. Ставки на десять миллионов сестерций!

— Фермиус! — воскликнул беотиец. — Галл Фермиус! Да прикроет тебя Афина своим щитом!

— Можешь пожелать того же мне, — с грубоватым юмором заметил ланиста. — Я поставил тысячу на Киннета, один к двум, до того, как узнал имя противника. Послушай, Железная Рука, — он повернулся с своему бойцу, — если ты вышибешь из него дух, треть выигрыша — твоя!

— Благодарю. Можешь пока подсчитать мою долю. Говорят, Фермиус хорош на арене, но в деле я его не видел. Он сильный и быстрый — чуть полегче меня, но немного быстрей. Он знает-, что я предпочитаю фракийский стиль, и выберет, скорее всего, тяжелое самнитское вооружение. Ты не знаешь?

— Нет. Об этом мне не сказали. Условия гласят одно — бой без ограничений!

— Хм-м, без ограничений… Наверняка он натянет самнитский доспех! Такие поединки тяжеловаты, зато можно потянуть время, а затем пустить в ход кое-какие трюки… Ладно, я возьму меч и пару кинжалов. И еще… Достань-ка мне булаву. Самую легкую, которая найдется в оружейной.

— Булаву? Но фракийцы не…

— Булаву, я сказал! Или ты сам собираешься драться с Ферми-усом?

Ланиста выглянул в окно, что-то рявкнул, и через несколько минут принесли оружие. Взяв булаву двумя руками, Киннет раскрутил ее над головой и нанес мощный удар о выступ каменной стены. Булава осталась неповрежденной. Они продолжали ждать.

Вновь прозвучали трубы, и оглушительный шум сменился почти полной тишиной. Затем дверь распахнулась.

— Неустрашимый Фермиус против отважного Киннета, — донесся голос с арены. — Время поединка не ограничено. Оружие — по выбору бойцов. Начинайте!

Две рослые фигуры застыли друг против друга в центре арены. Доспехи Киннета, шлем и щит тускло поблескивали сталью; помятые и исцарапанные, они были созданы для боя и использовались в бою. Панцирь галла был покрыт затейливым чеканным орнаментом, на шлеме покачивался яркий плюмаж, щит сиял серебряными украшениями. Казалось, ни меч, ни трезубец противника еще не касался всего этого великолепия. Фермиус, видимо, был щеголем.

Гладиаторы одновременно шагнули вперед и повернулись лицом к подиуму, где в мягком развалился Нерон. Шум разговоров — булава вызвала немалые толки и споры — внезапно стих. Киннет подбросил палицу в воздух, галл несколько раз крутанул над головой длинным острым мечом. Они прокричали в унисон:

— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Взлетел вымпел, возвещавший начало схватки — ив тот же миг бойцы сорвались с места. Фермиус взмахнул мечом, сделав стремительный выпад, но промахнулся. Булава в руке Киннета летала как перышко, нацелившись в грудь противника — но сверкающий панцирь остался невредим. Фракиец надеялся, что никто не заподозрил, что атака была ложной; он собирался бить ниже, много ниже. Фермиус снова занес клинок, на секунду приоткрывшись, и Киннет ударил; потом — еще и еще раз.

Но, как и говорили, галл оказался быстр и силен. Первый удар, нацеленный на незащищенное правое колено, он отразил щитом.

Удар слева по бедру тоже пришелся в вовремя подставленный щит. В третий раз булава глухо звякнула о бронзовый оплечник панциря. Затем последовала серия выпадов мечом, резких и быстрых, которые Фермиус парировал с трудом; в конце концов, яркий плюмаж с его шлема, срезанный точным взмахом клинка, упал на землю. Публика возбужденно зашумела. Бойцы отскочили в разные стороны и внимательно посмотрели друг на друга.

С их точки зрения это было просто легкой разминкой. То, что галл всего лишь потерял свои перья, для них, профессионалов, значило только одно — внезапная атака Киннета провалилась. Теперь каждый почувствовал, что перед ним смертельно опасный противник; это щекотало нервы зрителям, но отнюдь не самих бойцам.

Толпа сходила с ума. Старый гигантский ипподром, место конных ристаний и гладиаторских боев, давно не видел таких поединков. Запах смерти, неожиданной и скорой, витал над посыпанной песком ареной и рядами каменных скамей, тянувшимися к самому небу. Сердца проваливались вниз, желудки подпирали гортань, щерились рты, жадно хватая воздух, выпучивались глаза. Римляне наслаждались любимым зрелищем. Каждый — будь то мужчина или женщина — ощущал пьянящий привкус крови и жаждал увидеть ее цвет. Каждый знал, что сегодня один из этих двоих умрет; никто не позволил бы остаться в живых обоим. Впрочем, такие бойцы не могли разочаровать зрителей.

Женщины с раскрасневшимися лицами вскрикивали и визжали от избытка чувств. Мужчины, вскочив на ноги, размахивали кулаками, кричали и ругались. Но и те, и другие не забывали делать ставки.

— Пять сотен на Фермиуса! — вопил один, размахивая дощечкой и стилем.

— Принято! — звучал ответный крик. — Галл уже мертвец! Киннет добьет его!

— Тысяча! — следовало очередное предложение. — Киннет упустил свой шанс. Тысяча на Фермиуса!

— Принято!

— Две тысячи!

— Пять тысяч!

— Десять!

Гладиаторы сблизились. Замах — резкий свист клинков — грохот. Щиты трещали от сыпавшихся на них ударов, мечи звенели и сверкали. Вперед и назад, по кругу, отступая и наступая, минута за минутой демонстрируя свое мастерство, ярость и мощь. Проходило время, напряжение возрастало, сгущаясь вокруг арены, словно мрачный туман.

Кровь струилась из рассеченного бедра галла, и половина толпы вопила от радости. Кровь сочилась сквозь сочленения доспехов Киннета, засыхая темной коркой, и другая половина завывала в зверином восторге.

Ни один боец не сумел бы долго выдержать такого темпа. Оба, фракиец и галл, начали уставать, их движения замедлились. Благодаря преимуществу в весе и вооружении, Киннет заставлял галла обороняться, но силы его убывали с каждой минутой. Наконец, он сделал быстрый шаг вперед и ударил по щиту противника; пробив металлическую оковку, лезвие до половины засело в доске. Резкий поворот клинка — и щит, вместе с погнутым мечом, отлетел в сторону. Фермиус, ошеломленный, вдруг издал радостный вопль и, перехватив обеими руками свой тяжелый самнитский меч, занес его над головой.

И тогда Киннет ударил. Булава, прятавшаяся за щитом, вдруг очутилась в его правой руке, потом панцирь галла жалобно звякнул и вдавился внутрь, словно жестяная пустышка. Железное на вершие палицы попало в самый центр кирасы, Фермиус покачнулся, отступил назад на негнущихся ногах и рухнул на землю. Как только его тело коснулось песка, Киннет поставил ногу галлу на грудь и поднял голову. Его противник был уже мертв, но это не имело значения. Сжимая в руке кинжал, фракиец ждал знака императора.

Обезумевшая толпа окончательно сошла с ума. Ни единой мысли о снисхождении не возникло у этих опьяненных кровью людей. Возможно, в более спокойную минуту они даровали бы жизнь побежденному — не из милости, а лишь потому, что такой боец мог еще не раз пощекотать им нервы; но теперь, чувствуя опьяняющую близость смерти, они хотели пережить все до конца.

— Смерть! — рокотало эхо выкриков. — Смерть! Смерть! Большой палец правой руки Нерона опустился, и зрители единодушно повторили жест владыки. Смерть! Чудовищный шум толпы стал еще громче.

Киннет опустил кинжал и нанес ненужный уже удар.

— Дело сделано! — прозвучал чей-то громкий вскрик.

Так выжил фракиец Киннет; Ливиус, к своему собственному изумлению, выжил тоже.

— Рад за тебя, Железная Рука! — Киннет никогда не видел беотийца в таким возбужденным. — Афина Паллада прикрыла тебя щитом, как я и просил! Но, клянусь Тотом и Осирисом, я страшно перепугался, когда ты ударил в щит этого галла и остался без меча… Да, бойцы вроде тебя не ровня нам, простым смертным!

— Ну, и ты сражался неплохо, — прервал Киннет болтовню приятеля. — Я не смотрел двух первых твоих поединков, но видел, как ты разделался с Каленидосом. Он тоже был хорош — один из лучших в Риме — и я боялся, что тебе здорово достанется…, но, судя по всему, ты отделался парой царапин. Отличная работа!

— Жертвы — жертвы богам и молитвы, вот что мне помогло. На арене кровь у меня заиграла, и я понял, что судьба мне благоприятствует… Кстати, ты видел, как рыжая гречанка делала пассы над твоей головой, когда ты бросился навстречу Фермиусу?

— Да? Не дури, Ливиус. У меня есть другие заботы, кроме колдовства.

— Она хотела тебя приворожить. А потом заявилась сюда вместе с ланистой и начала строить мне глазки. Я, наверное, второй после тебя в нашей школе… Ну и девка! Но я чувствовал себя все лучше и бодрей, и когда она ушла, мне показалось, что ни один поганый ретиарий со мной не справится. Еще пара-другая таких встреч, и я сам стану Великим Бойцом — не хуже тебя!

Они с жадностью накинулись на еду — императорский дар победителям, а затем вернулись к арене, поглазеть на распятие христиан. Кресты со скорченными телами заполняли дно амфитеатра от края и до края.

Надо признать, оба гладиатора получили немалое удовольствие от этого чудовищного зрелища. Они были жестокими людьми, выросшими в жестокую эпоху, обученными двум основным премудростям: убивать по первому приказу и бестрепетно умереть при необходимости. Не стоило судить их с точки зрения морали и нравов более мягких времен.

Приближалась ночь. Все гладиаторы Рима собрались в Клавдиевой роще вокруг столов, ломившихся под тяжестью яств и питья. Женщин тоже хватало — тех женщин, которых можно было взять, и которые сами жаждали этого. К полуночи, как показалось бы стороннему наблюдателю, волны разгула затопили все вокруг. Однако, хотя выпито и съедено было немало, большая часть вина очутилась на земле, под столами. И когда начало смеркаться, гладиаторы начали под тем или иным предлогом отделываться от своих подруг и потихоньку перебираться к дороге, которая отделяла рощу от шеренги преторианцев, охранявших императорский дворец.

В полной тьме из парка цезаря взметнулся ввысь ярко-алый язык пламени, и гладиаторы, скопившиеся вдоль дороги, бросились на стражей. Завязалась борьба; преторианцы отчаянно оборонялись, но противник вдесятеро превосходил их и численностью, и яростью. Вооружившись, заговорщики ворвались в запретные сады. Мечи, кинжалы, секиры и копья кололи, резали, дробили плоть и кости; вода в фонтанах покраснела от крови, трава стала скользкой.

Киннет несколько задержался, разыскивая панцирь, подходивший ему по размеру. Затем ему пришлось прикончить трех чужих ланист, пока он, наконец, добрался до своего и свел с ним счеты. Фракиец был чуть позади прочих гладиаторов, когда к нему бросился Петроний, молодой римский всадник. Юноша схватил Киннета за руку.

Бледный и трепещущий, он совсем не походил на изысканного законодателя мод, невозмутимого потомка древнего рода. Тело Петрония сотрясала дрожь, глаза блуждали, одежда была в беспорядке.

— Киннет! Во имя Вакха! Киннет, почему они напали? Сигнала не было! Я…, я не убил Нерона!

— Что?! — взорвался фракиец. — Клянусь Юпитером! Сигнал был — я сам его видел! Что случилось?

— Я не смог… — Петроний облизнул губы. — Я стоял перед ним… Никто не успел бы вмешаться! Все было так просто… Но его прежде чем я взял нож, я понял, что не могу двигаться. Это были его глаза… Киннет, я клянусь грудью Венеры, — он смотрел и я не мог двинуться с места, говорю тебе! А потом, вопреки своей воле, я повернулся и побежал.

— Как ты меня нашел так быстро?

— Я…, я не знаю, — пробормотал перепуганный аристократ. — Я бежал и наткнулся на тебя. Но что мы…, что ты будешь делать теперь?

Фракиец задумался. Он верил, что им движет сам Юпитер. Он чтил всех богов и богинь Рима и Фракии — и половину божеств Греции, Египта и Вавилона. Потусторонний мир казался таким близким и реальным; недобрый глаз был одним из обычных явлений повседневной жизни. Однако несмотря на свою доверчивую религиозность — а, может быть, и благодаря ей, — Киннет так же твердо верил в себя, в свои силы. Он быстро принял решение.

— Юпитер, защити меня от злого взгляда! — громко крикнул он, повернувшись.

— Куда ты идешь? — спросил Петроний, все еще дрожа.

— Сделать то, в чем поклялся перед алтарем Юпитера — убить проклятую тварь! И свести счеты с Тигеллином!

Ринувшись вперед, он быстро обогнал вооруженную толпу и влился в потасовку. Он был Киннетом, Великим Бойцом, и занимался своим делом; тяжелым делом, в котором не имел равных. Ни преторианец, ни обычный легионер не могли устоять перед ним; даже без привычного доспеха и оружия он справлялся неплохо. Стражи, один за другим, вступали в схватку с ним — и умирали.

Император, спокойно сидевший между красивым юным мальчиком и не менее прелестной куртизанкой, любовался живыми пылающими факелами сквозь свой шлифованный изумруд, а крохотная часть его эддорианского разума следила за действиями Киннета и Тигеллина.

Позволить ли гладиатору убить командира гвардии? Или нет? В общем, это не важно — так ли, иначе… На самом деле ничто на этой убогой варварской планетке — небольшом сгустке космической пыли в будущей империи эддориан — не имело значения. Было бы приятно посмотреть, фракиец насытит свою ярость, разрубив римлянина на куски. Но, с другой стороны, нужно еще многое сделать. И, с этой точки зрения, убивать Тигеллина не стоило, поскольку этот продажный мерзавец мог еще пригодиться. Он будет все глубже и глубже погружаться в невероятный разврат и, в конце концов, перережет себе горло. Хотя фракиец об этом никогда не узнает — и лучше так, ибо самая жестокая, самая страшная его месть была бы благодеянием по сравнению с тем, что ждало несчастного командира преторианцев.

Сильный удар обрушился на шлем Киннета, сбив его на землю. Следующий удар расколол его череп.

Так закончилась последняя попытка спасти Рим — столь, полным провалом, что даже такие педантичные хронисты, как Тацит и Светоний, упомянули о ней лишь как о досадной помехе на очередном празднестве Нерона.

После гибели Атлантиды Земля совершила больше двадцати тысяч оборотов вокруг своего солнца. Промелькнуло больше шестидесяти человеческих поколений. Но этого было недостаточно; аризианская генетическая программа требовала больших жертв. И Старшие, после длительных размышлений, пришли к выводу, что римский мир тоже должен погибнуть, оплодотворив юные расы, надвигавшиеся с севера и востока.

Гарлейн Эддорский был отозван из краткого отпуска. Прибыв на Землю, он обнаружил, что дела идут настолько плохо, что необходимо опять браться за работу. В ярости он убил одного из членов Внутреннего Круга, однако зря — тот и не помышлял строить против него козни.

Глава 4 1918 Год

Воздушный бой подходил к концу. Капитан Ральф Киннисон, забияка и грубиян, мертвой хваткой вцепился в рычаги управления. Самолет с отстреленными закрылками казался адски тяжелым и неповоротливым. Но еще можно было продержаться — пилот не был ранен, а машина пока не загорелась. Киннисон сделал резкий вираж, бросив самолет вниз и в сторону; затем он услышал звон пуль, ударившихся о его мертвый мотор. Загорелся? Слава богу, пока нет. Может, ему удастся посадить эту груду металла…

Медленно, слишком медленно крен начал выравниваться; машина ринулась к полю внизу и спасительной, словно влекущей к себе канаве. Если они не достанут его на следующем заходе…

Позади раздался грозный рокот. Господи, пулеметы! Киннисон весь сжался, ожидая взрыва, но ничего не произошло — видимо, целили не в него. Мотор ему повредили недалеко от линии фронта, и теперь главный вопрос заключался в том, на чьей территории он приземлится. Судя по выстрелам, свои были близко.

Шасси почти касались земли, когда невероятным усилием он заставил самолет поднять нос кверху; его скорость резко упала, Машина подпрыгнула, ударившись о землю, но затем Киннисон выровнял ее и покатил по полю — сказалась старая сноровка, Ральф несколько лет участвовал в гонках на мотоциклах. Совершая фантастические виражи, он почувствовал волну жара — пуля, наконец, нашла бак с горючим. Обстрел продолжался; пули зарывались в землю, свистели у затылка, отскакивали от крыльев. Но канава была уже близка. Ее вонючие топкие берега и гнилая стоячая вода были единственным спасением для Киннисона — небо над ним разрывалось от воя вражеских машин и пулеметного стрекота. Киннисон уже медленно погружался в спасительную грязь, когда раздался чудовищный грохот. Видно, одному из «Гансов» не повезло!

Пальба неожиданно затихла.

— Достали одного! Достали гада! — раздались радостные вопли.

— Лежать! Не поднимать головы, идиоты! — рявкнул властный голос, очевидно — сержантский. — Хотите поймать пулю в башку? Хватит палить, надо отсюда выбираться. Эй, летчик, ты там живой?

Омерзительная грязь затопила кабину, набилась в сапоги, залила лицо. Самолет погружался все глубже и глубже. Киннисон отплевывался, пока не смог заговорить.

— Нормально, — крикнул он и начал подниматься по пологому склону канавы. Однако свист пролетавшей мимо пули предупредил его, что столь необдуманные действия не безопасны.

— Эй, парни, я не собираюсь оставлять свою уютную канаву… Там у вас слишком жарко!

— Это ты прав, братец! Здесь жарче, чем на сковородке в аду! Спустись чуть дальше до первого поворота. Увидишь цепь валунов, ползи за ними, потом будет опасный участок, спрятаться там негде — но, думаю, ты пройдешь. И сразу забирайся к нам на холм. Эта мерзавцы в воздухе уже нас разглядели, скоро тут все сравняют с землей. Торопись!

Киннисон тщательно следовал указаниям сержанта. Он нашел гряду и пополз под ее прикрытием, обдирая кожу и налипшую на комбинезон грязь. Случайная пуля просвистела высоко над головой. Наконец, он взобрался на склон холма и скорчился за тощим голым древесным стволом. Подполз к людям. Огромный светловолосый сержант улыбнулся и пробасил:

— О'кей, парень. Ты среди своих. Ну, а теперь шевели ногами, здесь делать уже нечего.

— Это я с удовольствием, — первый раз за день Киннисон усмехнулся; в ясных светло-карих глазах сверкнули золотые точечки. — Я и так драпал, что было сил. Из какой вы части? Где мы находимся?

Бу-у-ум! Земля и небо содрогнулись. Там, где только что были люди, поднялось чудовищное облако, внушавшее поистине благоговейный ужас; туча земли, каменных обломков, осколков дерева. Затем последовал новый взрыв, еще и еще!

Крах! Бум! Похоже, снаряды всех калибров обрушились на землю. Маленькая группка американцев, как один человек, обратилась в бегство. Ральф не помнил ничего; и душа его, и ноги стремились вперед, прочь от этого страшного места. Только когда людям не хватило дыхания, они остановились.

— Мы из шестой роты семьдесят шестого артиллерийского полка, — сержант говорил так, будто вопрос был только что задан. — А вот насчет того, где мы находимся, скажу одно: где-то между Берлином и Парижем. Вчера нас ко всем чертям вышибли с позиций и с тех пор мы удираем. Наш капитан был на холме, но его подстрелили, когда началась охота на тебя. Остался только лейтенант, зеленый, как пучок спаржи.

— Неважные новости… Пойду-ка я лучше с вами, парни…, определимся на местности, и я прикину, каковы мои шансы вернуться в свою часть.

— Чертовски малые. Разрази меня гром! Бошей здесь больше, чем блох на собаке. — Киннисон сжал кулаки и опустил голову. Угораздило же его попасть в самую заварушку! А артиллерист невозмутимо продолжал:

— Надо подняться повыше: во-первых, оттуда лучше видно, а во-вторых, там могут быть наши.

Когда они добрались до вершины холма, то убедились, что сержант был прав. Первым, кого они увидели, был седовласый мужчина, слишком старый, чтобы находиться на передовой, сидевший на обломке скалы. Он курил сигарету; отлично сшитая форма, ловко облегавшая его отнюдь не худощавую фигуру, казалась неимоверно грязной и мятой, из-под полуоторванной штанины торчали окровавленные бинты. Несмотря на то, что он был офицером — и немалого ранга — никаких знаков различия на отворотах тужурки не наблюдалось. Киннисон, вместе с артиллерийской командой, приблизился, и молоденький лейтенант подскочил к сидевшему человеку.

— Сообщите ваше звание, — потребовал он. — Я лейтенант Рэндольф из…

— Мой чин, да? — мужчина усмехнулся и отбросил окурок. — Когда я был лейтенантом, мне это тоже казалось важным, сынок. Кстати, тогда ты еще не родился… — он потер раненую ногу и сообщил:

— Я — генерал-майор Слайтон.

— О, простите, сэр!

— Забудем. Сколько вас? Все вооружены?

— Семеро. Есть рация.

— Рация! Черт побери! Где же она? Немедленно сюда! Лейтенант ринулся бегом. Слайтон повернул голову к Киннисону и сержанту, оглядывая их с ног до головы.

— У вас есть боеприпасы, сержант?

— Да, сэр! Тридцать патронташей.

— Отлично! Они нам пригодятся — как и вы сами. А вот что касается летчика, я даже не знаю…

Тут притащили рацию, и генерал согнулся над ней. Киннисон рассматривал его с изумлением. Трудно было понять, как этакая «тыловая крыса» с солидным брюшком и сверкающей лысиной оказалась здесь, под обстрелом.

— Дайте мне «Мяту». «Мята»? Это Слайтон… Да… Да… Дайте Везера… Дьявольщина! Везер, заткнись и дай мне сказать, связь может прерваться в любой момент. Мы на вершине холма 4-71, около двух-трех сотен… Состав? Все рода войск. Да… Отступали слишком быстро и убежали слишком далеко — оба фланга открыты и отрезаны… Алло!.. Алло!.. — Он оставил рацию и повернулся к Киннисону. — Вероятно, вы хотите вернуться в свою часть, капитан, ну а мне как раз нужен гонец. Хотите попробовать пробраться к своим?

— Да, сэр.

— Используйте первый же полевой телефон, чтобы вызвать «Мяту» — генерала Везера. Передайте ему: мы отрезаны, но у немцев здесь нет ни больших сил, ни хорошей позиции. Пусть он пошлет самолеты или танки, чтобы рассечь их фронт… Подождите минуту. Сержант, как ваше имя? — Слайтон внимательно осмотрел мощную фигуру, замершую перед ним по стойке «смирно».

— Велс, сэр.

— Если бы в вашем распоряжении были пулеметы, что бы вы сделали?

— Расставил их тут и тут, чтобы держать под прицелом всю равнину, — сержант ткнул пальцем. — Затем, если останется еще несколько лишних, я бы поставил их…

— Достаточно. С этой минуты Велс, вы — лейтенант. Под вашу команду поступают все пулеметы. Через полчаса доложите о занятых позициях. — Он отвернулся от застывшего в изумлении артиллериста. — А теперь вернемся к вам, Киннисон. Итак, я смогу продержаться здесь до вечера. Нас пока не обнаружили, но когда начнется наступление, они сравняют этот холм с землей. Так что передайте Везеру, пусть посылает людей и технику как можно быстрее. Все ясно?

— Да, сэр. — По рукаву генеральского мундира полз огромный черно-коричневый жук, и Киннисону ужасно хотелось его стряхнуть.

— Компас есть?

— Да, сэр.

Жук взобрался Слайтону на плечо и теперь забавно поводил усами. Киннисон буквально не мог оторвать от него глаз. Генерал недоуменно посмотрел на него и продолжил:

— Возьмите каску и отправляйтесь. Двигайтесь на северо-восток — примерно полторы мили. Дорога опасна, старайтесь не вылезать из кустов. Затем выходите к шоссе. До него непросто добраться, но оно наше — или было нашим, по последним сводкам. По шоссе надо пройти около двух миль; там будет почта. Увидите — рядом будут стоять мотоциклы и прочая техника. Оттуда звоните Везеру. Удачи!

Пули снова засвистели вокруг, генерал бросился ничком на землю и быстро пополз к небольшой рощице, продолжая на ходу отдавать приказы. Жук, привлекший внимание Киннисона, упал в грязь и теперь слабо барахтался, пытаясь найти твердую опору. Поразительное сходство между жуком и удалявшимся на четвереньках генералом заставило Киннисона рассмеяться. И еще долгие годы слово «генерал» ассоциировалось у него с копошащимся в грязи гладким и блестящим жуком.

Тряхнув головой, Ральф отогнал наваждение и пополз к древесному стволу, за которым жались несколько человек. Один из них, худенький бледный паренек с сержантскими нашивками, обратился к Киннисону.

— Сигаретки не найдется, сэр? — попросил он.

— Бери, бери все, — Ральф протянул пачку. — У меня есть еще…, больше, чем нужно. Слушай, что здесь, черт возьми, происходит? Разве кто-нибудь слышал о генерал-майоре, забравшемся там далеко от тылового клозета? И он вещает так, будто от его действий зависит судьба всего фронта. Может, старик двинулся от перенапряжения?

— Если и двинулся, то не настолько, чтоб это стало заметно. Вы что, никогда не слышали о Слайтоне? Ну, еще не раз услышите! Першинг будет полным идиотом, если не даст ему после этой истории три звездочки. Старик вообще не должен был принимать участие в боях, — сержант жадно затянулся сигаретой. — Он — из высших военных чинов и может разжаловать любого. Слайтон выехал с инспекторской проверкой, но все его тут слушаются — большая шишка! Я сопровождал его — вместе с взводом стрелков…, вот они там, лежат под брезентом… Думал, что все успокоится, но становится все хуже и хуже… Эй, лучше нагнитесь! Боши, кажется, взялись за дело!

Пули свистели и выли, срезая ветви и срывая листья с израненных деревьев. Они оба бросились в заплывшую грязью траншею, вжимаясь в сырую землю. Пулеметы Велса оглушительно рявкнули в ответ.

— Черт, не нравится мне все это, — проворчал сержант. — Я не успеваю высохнуть — купаюсь в грязи каждые полчаса!

— Просвети меня еще, приятель, — попросил Киннисон. — Чем больше я узнаю, тем больше хочу убраться отсюда подальше. Кто же собрался под генеральским стягом?

— Тут остатки двух стрелковых батальонов и всякие приблудные, Начало было неплохим, но фланги не устояли, а потом боши разделались и с центром. Приказ об отступлении пришел слишком поздно — уже некому было его выполнять.

Киннисон кивнул. Он представлял, что такое отступать по равнине, среди бела дня, под дождем из свинца и осколков снарядов.

— Вам придется идти в одиночку? Тогда держите глаза широко открытыми, — продолжал сержант. — Бинокль есть?

— Нет.

— Ну, это легко исправить. Видели там, за рощей, сапоги, торчащие из-под брезента?

— Да, ясно. — Киннисон знал, что боевые офицеры всегда носили бинокли. — Покойников там хватает. И что, все офицеры?

— Большинство. Они держались за спиной Слайтона, а бош прошел на бреющем и хорошо прицелился. Наши сбили его, но только слишком поздно — он уже успел сбросить бомбу. Знаете, из людей получилась кровавая каша, но штук шесть-семь целых биноклей должно было остаться, — сержант ткнул пальцем в сторону рощи и огляделся. — Похоже, наши заткнули эти чертовы пулеметы…, пойду, найду своего старика, он мне теперь как родной.

Черт бы побрал эту грязь! — он оглушительно чихнул и пополз к деревьям.

Киннисон медленно приблизился к ряду трупов, покрытых заскорузлым от крови палаточным холстом. Аккуратно приподняв ткань, он взглянул — и отшатнулся от чудовищной картины. Желудок свело комом; потом его вырвало. Люди, люди! Что же вы творите друг с другом!

Однако он должен найти бинокль. И он его нашел.

А затем, потный, бледный и дрожащий, пошел на восток. Путь его лежал по некогда цветущей, а ныне заброшенной земле. Повсюду в самых разных позах валялись тела, утренний воздух был пропитан запахом гниющей плоти и сырости. Трупы были единственными обитателями этой равнины, по которой медленно полз пока еще живой человек.

Где-то севернее непрерывно строчил пулемет. Огневая позиция была где-то близко, но эхо и туман не позволяли точно ее определить. Дюйм за дюймом Киннисон продвигался вперед, тщательно осматривая в бинокль каждый фут земли. По звуку он определил, что пулемет был немецким — то, чего Киннисон не знал о пулеметах, можно было записать на ладони — и еще он припомнил, что «Максим 1907» — весьма грозное оружие, а стреляли именно из него. Пулемет мог доставить серьезные проблемы его друзьям на холме, но они ничего не могли поделать. К тому же, маскировка у «гансов» была великолепной; даже отсюда, так близко от них, Ральф ничего не мог разглядеть. Но, черт возьми, эта тарахтелка должна быть где-то здесь!

Минута за минутой — двигался только бинокль — он искал противника и, наконец, увидел. Едва заметный блеск металла, небольшой бугорок, легкий пар, поднимавшийся над землей… Вот он! Парок явно шел от кожуха «Максима». Ага! Еще раз блеснул ствол!

Киннисон задумался. Двигаться дальше, не попав под обстрел, было невозможно; обойти — значит, сделать большой крюк… Наверно, там всего несколько человек…, к тому же, у него есть возможность добыть гранаты.

Ральф подобрался к одному из распростертых в траве тел и пошарил в подсумке. Немец оказался запасливым — целых три гранаты! Затем он осторожно приблизился к укрытию немцев, встал, и одну за другой бросил все гранаты, предварительно укрывшись за огромным валуном.

Бум! Банг! Бам!

И маскировочная сеть, и, казалось, вся почва, исчезли на несколько ярдов вокруг обреченного «Максима», словно огромный плуг ковырнул дерн. Скорчившийся за валуном Киннисон пригнулся еще ниже, так как в наступившей тишине громко прозвучал чей-то далекий крик. Его снова затошнило. Но теперь он не мог тратить время на подобную слабость — дорога была каждая секунда.

Черт побери! Какие скверные броски! Он никогда не блистал на бейсбольном поле, но полагал, что может без особого труда попасть в цель величиной с окоп; однако ни одна из его гранат не угодила по назначению. Солдаты, наверное, погибли, но пулемет он не повредил, это ясно. Надо бы до него добраться…

И Ральф пошел — не слишком уверенно — сжимая в руке пистолет и моля бога, чтобы все были уже мертвы. В окопе лежали три неподвижных тела; еще одно, навалившееся на бруствер, мешало ему пройти. Резко оттолкнув труп, он увидел, как солдат покатился по откосу. И в этот момент волосы под каской Киннисона встали дыбом — скользившее вниз тело внезапно ожило, потом раздался стон. На помощь к раненому двинулись фигуры в серых мундирах.

Капитан Ральф Киннисон не верил ни в бога, ни в дьявола; он был сорвиголовой и храбрым малым, но в этот момент ему захотелось вознести отчаянную мольбу, чтобы пулемет уцелел. Теперь он благодарил господа за свои неумелые броски.

Минуту на осмотр… Уф! Цел! Несколько запасных патронташей… Отлично! Киннисон развернул пулемет и начал поливать огнем приближавшиеся фигуры. Одна лента — и немцы в панике; вторая — и он уже не видел на равнине никаких признаков жизни.

Ральф оттянул затвор и отбросил его в сторону, потом прострелил водяной кожух. «Максиму» конец. Снова развернув пулемет, Киннисон выскользнул из окопа, надеясь, что немцы не сразу поймут, кто в них стрелял.

Двигаясь со всей возможной скоростью, иногда даже слишком быстро, он вернулся на прежний курс. Ничто вокруг не внушало тревоги. Он пересек равнину и постарался как можно скорее миновать искалеченный разрывами снарядов лес. Наконец, перед ним протянулась серая лента почти неповрежденного шоссе. Киннисон добрался до первого поворота — и замер, пораженный. Когда-то он слышал или читал о подобном — но никогда раньше ему не доводилось видеть такое зрелище; описать это словами казалось невозможным. Сейчас он шел прямо на это, и его путь впоследствии превратился в ночные кошмары, мучившие капитана все девяносто шесть лет его жизни.

На самом деле ничего особенного, с точки зрения нашего жестокого века, не произошло. Шоссе обрывалось. То, что когда-то было дорогой, фермами, полями, уже не отличалось друг от друга; все стало невероятно одинаковым, раздробленным и перемешанным в какой-то гигантской ступке. Киннисону казалось, что земля и все, что цвело, росло, двигалось и просто стояло на ней, побывало в неком чудовищном желудке, изрыгнувшим обратно непереваренные остатки — куски дерева и металла вперемешку с обгоревшей плотью. Он вскрикнул и побежал, побежал прочь от этого изуродованного, оскверненного места. И на бегу его мозг рисовал жуткие картины — одну омерзительней другой; и чем больше он старался выбросить их из головы, тем страшнее и страшнее они становились.

Еще днем раньше эта дорога была одним из самых оживленных шоссе. Мотоциклы. Грузовики. Велосипеды. Машины «скорой помощи» и полевые кухни. Легковые автомобили. Пушки на больших ребристых колесах. Лошади. Мулы. И люди, особенно — люди, такие же, как сам Ральф. Плотные колонны, маршировавшие со всей возможной скоростью — не хватало грузовиков. Дорога была переполнена. Переполнена людьми, орудиями и прочими атрибутами войны.

И на это шоссе обрушился огненный дождь. Скорей всего, газ не применяли. Немецкое командование приказало стереть в порошок этот участок дороги, и сотни, а может быть, и тысячи орудий, слившись в грохочущей яростной симфонии, выполнили приказ. Буквально. Тщательно. Педантично. Дороги больше не осталось: ни здания, ни дерева, ни поля, ни куста. Окровавленные куски плоти могли принадлежать человеку или мулу; металлические обломки не позволяли даже догадаться, чем они служили до начала обстрела.

Ральф бежал — вернее, пошатываясь, брел по этой кровавой ране на лике земли и, наконец, выбрался на более или менее сохранившийся отрезок. Тут дорога была перепахана воронками, но ее хотя бы можно было заметить. Он припомнил, что ферма с почтой и командным пунктом должна быть за следующим поворотом.

Должна быть… Или огонь был прицельным, или снарядов не жалели, но разрушения оказались максимальными. Вместо здания зиял огромный кратер; землю усеивали обломки мотоциклов и машин. Деревья без листьев, голые стволы, пни… С растущим ужасом Киннисон увидел на одной из ветвей, довольно высоко от земли, окровавленный торс мужчины.

Снаряды еще сыпались, но уже не так интенсивно. В нескольких сотнях ярдов появились две машины «скорой помощи»; объезжая воронки, они медленно двигались вперед. Первая из них остановилась.

— Эй, парень! Ложись!

Киннисон уже и сам расслышал незабываемый звук летящего снаряда и нырнул в ближайшую воронку. Раздался грохот, как будто земля разлетелась на части. Что-то ударило Ральфа в спину и он потерял сознание.

Когда Киннисон снова пришел в себя, он уже лежал на носилках, глядя на склонившиеся над ним лица двух мужчин.

— Что это было? — выдохнул Ральф. — Я?… — Он остановился, боясь спрашивать дальше, боясь шевельнуться, чтобы вдруг не ощутить отсутствие ног или рук.

— Колесо и часть кузова «скорой помощи». Их бросило на тебя взрывом, — успокоил один из мужчин. — Ничего страшного, скоро будешь в форме. Ну, еще ободрана рука, да пара-другая всяких мелочей…, может быть, шрапнель задела живот. Но мы тебя подлечим, успокойся…

Киннисон слабо кивнул. Проснувшаяся боль словно зубами вцепилась в живот.

— О'кей! Дел у нас еще куча, а пока тебя стоит показать доктору.

— Мне нужен телефон — и как можно скорее… — Киннисон говорил голосом, который казался ему самому полным силы и значительности, на самом деле звучал слабо и тихо. — У меня важное сообщение для генерала Везера.

— Скажи-ка это лучше нам. — «Скорая» маневрировала по остаткам дороги. — Телефон есть в госпитале, но ты можешь потерять сознание, пока мы туда доберемся.

Рассказывая, Ральф собрал все силы, чтобы сохранить сознание. Всю эту страшную дорогу он держался. Боль терзала его тело, но он сам смог поговорить с Везером — врачи, узнав, что Киннисон капитан авиации, решили, что его сообщение может быть очень важным, и помогли связаться с генералом.

Затем кто-то вонзил в него иглу, и он погрузился в глубокий обморок. Несколько недель он балансировал на грани между жизнью и смертью. Иногда он приходил в себя, но ни тогда, ни потом Ральф не мог понять, было ли происходившее вокруг него реальностью или страшным бредом, фантомом, непрерывно терзающим разум.

Он запомнил докторов, докторов, докторов — и операции, операции, операции. Были палатки, куда притаскивали на носилках стонавших людей и выносили уже затихших навсегда. Был большой госпиталь, обширное деревянное здание. Была жужжавшая аппаратура, и одетые в белое мужчины, просматривающие какие-то пленки и бумаги. Были обрывки разговоров.

— Ранения в живот всегда опасны, — звучал оглушительный бас. — И еще ушибы, множественные осколочные переломы. Прогноз неблагоприятный — но мы еще посмотрим, что можно сделать. Интересный случай…, исключительный, можно сказать. Какое же лечение вы выберете, коллега?

— Оставлю его в покое, — резко заявлял более молодой и чистый голос. — Перфорация, инфекция, отеки… Я просто наблюдаю, профессор, наблюдаю и учусь.

Забытье, снова и снова. Так длилось до тех пор, пока не раздались слова, которых Киннисон уже не мог слышать:

— Адреналин! Массаж! Массаж, разрази вас гром! Адская боль пронзала тело. Кто-то втыкал иглы в каждый дюйм его кожи; кто-то сжимал и крутил его мышцы, словно нарочно надавливая на самые болезненные точки. Ральф кричал и ругался. «Прекратите!.. Не надо!..» Его голос звучал очень слабо, но этого оказалось достаточно.

— Слава богу! — Киннисон услышал тревожный женский голос. Удивленный, он замолчал и открыл глаза. Видел он еще плохо, но смог разглядеть лицо пожилой сиделки; на глазах у нее были слезы. — Он будет жить!

Шло время. Постепенно кошмарное забытье сменялось нормальным сном. Он чувствовал голод; выздоравливавшему организму требовалось больше пищи, чем давали в госпитале. Киннисон был угрюмым, злым и недовольным.

Вскоре он поправился.

Так закончилась Первая Мировая Война для летчика Ральфа Киннисона.

Глава 5 1941 ГОД

Ральф Киннисон, еще мгновение назад спокойно лежавший на диване, в волнении заметался по комнате. Его жена, пышная брюнетка Сони Киннисон, мерно покачивалась в кресле-качалке и следила за мужем внимательными карими глазами. Вечер этой дружной любящей четы был испорчен только что прозвучавшим по радио сообщением.

— Пирл Харбор! — прорычал он. — Как! Как им позволили зайти так далеко!

— А наш Фрэнк! — всплеснула руками Сони. Она не слишком беспокоилась за мужа, ведь он был рядом с ней, а вот их сын Фрэнк… — Его призовут?

— Ни в коем случае. — Киннисон не размышлял, а говорил с полной уверенностью. — Инженер-изобретатель из Локвуда? Он, конечно, захочет повоевать, но всем, кто имеет отношение к аэронавтике, придется сидеть дома.

— Говорят, эта война долго не продлится. Да, милый?

— Я так не думаю. Пустые разговоры! По-моему, эта бойня затянется не меньше, чем на пять лет, если кого в этом мире интересует мое мнение. — Он резко взмахнул рукой, потом несколько раз прошелся по комнате. Дурное настроение не оставляло его.

— Я все понимаю, Ральф… Тебе ведь тоже хочется пойти, да? — Она мягко взяла его руку.

— Конечно! Вообще-то я надеялся, что Америка не будет втянута в эту войну, но что делать. — Киннисон посмотрел на жену. — Если ты против, то я останусь с тобой.

— Мое желание или нежелание ничего не изменят. Я позволила бы тебе уйти, если б опасность была действительно велика…

— Что ты хочешь сказать?

— Существуют определенные правила, дорогой. И ты на один год старше призывного возраста. — Последняя фраза прозвучала как-то слишком торжественно.

— Подумаешь! Технические эксперты нужны всегда, так что для меня сделают исключение. Неужели никому не нужен такой умница?

— Вполне вероятно… И ты станешь штабным офицером, а их не убивают и даже не ранят. Тем более, что дети наши выросли, заботу о кошках я поручу соседям, и вполне смогу поехать с тобой. Мы даже не будем разлучаться.

— Но, с другой стороны, деньги… — Киннисон покачал головой.

— Фу, ну кто сейчас об этом думает! Хотя для безработного химика такая забота о своем будущем — явление очень отрадное, — Сони рассмеялась так заразительно, что Ральф не устоял. Он перестал хмуриться и тоже улыбнулся.

— Ладно, ехидная девчонка, я пошлю телеграмму в военный департамент.

Телеграмма была послана. Киннисоны ждали. Ждали, ждали, ждали. Пока в середине февраля не начали поступать красиво оформленные письма.

«Военный департамент высоко оценивает ваш военный опыт и желание снова взять в руки оружие для защиты своей родины. Анкета ветерана…, аккуратно заполните… Форма 191А… Форма 170… В двух экземплярах… Не отчаивайтесь, что вашу помощь отвергли. К сожалению, военный департамент не может принять вас…»

— Черт подери, я уже закипаю! — сжав кулаки, Киннисон ходил по комнате, натыкаясь на стулья. — Что у этих идиотов в головах? Они уверены, что если мне пятьдесят один, то я стою одной ногой в могиле — а я ставлю четыре против одного, что нахожусь сейчас в лучшей форме, чем этот вонючий начальник департамента. — Ральф никогда не церемонился в выражениях.

— Конечно, конечно, дорогой, — успокаивала его Сони, облегченно улыбаясь. — Я тут нашла в газете объявление, может, оно тебя заинтересует?

— Так… Инженер-химик… Завод по производству снарядов… Семьдесят пять миль от Тонвиля, стаж работы более пяти лет… Органическая химия…, технология взрывчатых веществ…»

— Вот видишь, ты им нужен, — твердо сказала Сони — Степень доктора у меня есть, химиком-технологом я проработал более пяти лет, а если я не разбираюсь во взрывах, то в них вообще никто не разбирается. Пожалуй, я напишу им письмо. Он написал и ему прислали кучу анкет. И снова — ожидание. Ральф ужинал, когда оглушительно зазвенел телефон.

— Говорит Киннисон, — недовольно пробурчал он. — Да…, да…, доктор Самнер…, да…, конечно, очень приятно. Да…, на один год старше… О, это не важно, мы отнюдь не умираем от голода. Не можете платить сто пятьдесят, я согласен на сто… Семьдесят пять… Да, пятидесяти достаточно. О, я слишком известен в своей области, чтобы звание младшего химика меня оскорбило. Встретимся в час… Что? Да, наверное, смогу… До свидания.

Он повернулся к жене, пнул толстую рыжую кошку, подошедшую к нему приласкаться и возбужденно заговорил:

— Знаешь, они хотят, чтобы я приехал прямо сейчас и сразу взялся за работу!

— Конечно, милый, — Сони пыталась утешить обиженную кошку и обратила не слишком много внимания на слова мужа.

Киннисон сел за стол и, взяв вилку, продолжал разглагольствовать:

— Я очень рад, что вовремя объяснил старому придурку Хендриксу, куда надо было засунуть предложенный им контракт. Столько лет честно делились друг с другом, и вдруг он предлагает мне такое! Видите ли, опубликовать работу только с одним автором — с ним самим — достойно по отношению к старому другу!

— Конечно, милый, ты прав. Это совсем не по-джентльменски. Но, может быть, он поверил в то, что ты говоришь после любой драки — дескать, ты слабый и мягкий человек. — Сони усмехнулась. — К тому же, ты его достаточно наказал. Как ты думаешь, возьмут тебя обратно в фирму после окончания войны? Ведь свару-то затеял ты.

— Это все мелочи, детка. Я обязательно вернусь, — он сжал челюсти. — Нет такого начальства, которое разбрасывалось бы своими лучшими работниками. Пока они могут продавать уже разработанные технологии, я буду не нужен, а вот когда понадобятся мозги, они меня позовут обратно.

— Дай-то бог! — Сони ласково взяла мужа за руку. — Удивляюсь, что кто-то вообще может добровольно брать на работу такого забияку, как ты.

— Опять меня недооценивают, — шутливо посетовал Ральф. — Моя жена явно больше любит кошек, чем единственного мужа. Однако, несмотря на то, что я не кладезь добродетелей, я выбиваю людям зубы только после покушения на мои собственные.

Энтвилский артиллерийский завод раскинулся на площади более чем двадцать квадратных миль. Девяносто восемь процентов этой территории было огорожено высоким забором с рядами колючей проволоки, натянутой поверху. Редкие здания были разделены весьма значительными расстояниями — ведь взрывчатку здесь мерили тоннами, а значит, безопасность работавших требовала особой планировки. Вся огромная площадка была разделена на квадраты, и в каждом из них занимались определенным типом взрывчатки и снарядов.

«Снаружи» забора все было иначе. Царство администрации и благоустроенности. Дома, заполненные чистенькими, аккуратненькими профессионалами, отвечавшими за организацию труда двадцати тысяч мужчин и женщин. Но несмотря на тишину и уют, работавшие «внутри» предпочитали заглядывать сюда как можно реже.

Именно там, «внутри», подальше от администрации и на безопасном расстоянии от Первого квадрата, находилось длинное низкое здание, совершенно не правомерно называвшееся химической лабораторией. Не правомерно в том смысле, что главный химик — очень способный, но невероятно сварливый специалист-взрывник — набрал в свой химический сектор лучших инженеров, химиков, физиков и даже метеорологов.

Она из комнат лаборатории отделялась от прочих сплошной стеной из стали толщиной в шестнадцать дюймов. Это помещение было построено так, чтобы ни один из взрывов, которыми развлекались работавшие там парни, не мог повредить зданию и его персоналу.

Главные магистрали в Энтвиле были вымощены серым камнем, но в феврале 1942 года такие мелочи, как дорожки между корпусами существовали только на бумаге. Почва, богатая глиной, размякла и превратилась в сплошную лужу глубиной в шесть дюймов, полностью изолировав дальнюю лабораторию от внешнего мира. Редкое начальство рисковало пробираться по грязи, чтобы увидеть ехидные ухмылки и услышать советы купить лодку или построить мост. Недоступность и постоянные сквозняки, царившие в комнатах, дали повод одному из остряков-химиков назвать это «уютное» местечко Сибирью.

Прозвище прижилось. Более того, его подхватили и провозгласили официально. Так что когда грязь высохла и набеги начальства стали постоянными, сотрудники химической лаборатории остались сибиряками. В течение одного года сибиряки стали известны на всех артиллерийских заводах, а также в таких кругах, где никто не имел понятия, как зародилось это прозвище.

Киннисон превратился в «сибиряка» с тем же энтузиазмом, что и работавшие в лаборатории юнцы. По сравнению с ним все они были очень молоды, хотя у каждого уже имелся стаж самостоятельной работы, а «Кэп» Самнер старался подкинуть им еще и еще — побольше. Принимал он на работу с неподражаемой любезностью, а вот выгонял с беспардонной грубостью; впрочем, этот человек хорошо разбирался и во взрывах, и в людях. Конечно, так любви не завоюешь, но уж уважали Самнера все.

Будучи «стариком», младший химик Киннисон не был принят сразу за своего, но он даже не заметил пристального внимания к собственной персоне, сразу приступив к служебным обязанностям. Он был очень осторожен — но без малейшей примеси страха — с весьма опасными предметами своих исследований. Он проверял трассирующие и зажигательные снаряды, взрывчатые смеси, а если его просили, отправлялся в «квадраты» — на испытания.

Его экспериментальные образцы тетрила всегда подходили по размеру, а болванки для сорокамиллиметровых пушек Третьей квадрата получались плотными, без трещин и полостей. И тогда эти юные и довольно саркастические умы поняли, что он единственный среди всех них точно знает, что делает. Они начали советоваться с Киннисоном, и он не раз помогал молодым в решении их проблем. Его авторитет рос неуклонно.

Темноволосый и темнолицый «Таг» Тагвел — двести фунтов костей и мышц, бывший футболист, ныне отвечающий за разработку трассирующих пуль в на Седьмом квадрате, — называл его «дядюшка Ральф»; это меткое прозвище прижилось быстро, а вскоре прибавилось еще одно — «Летчик». Это произошло после того, как Киннисон, перелетев через всю комнату, вышиб спиной дверь из-за «небольшого» случайного взрыва зажигательной смеси в Восьмом квадрате. Затем последовало повышение до инженера-химика, но прошло оно без лишнего шума, так как касалось только титула и зарплаты.

Однако три недели спустя он стал старшим химиком, отвечавшим за взрывчатые вещества. По этому случаю было устроено пышное празднество, которым руководил «Блондин» Ваначек, занимавшийся тетрилом во Втором квадрате. Киннисон ожидал увидеть хотя бы тень зависти или неприязни, но, к его радости, ничего подобного не было и в помине. И уже в новом звании он взялся за работу в Шестом, пытаясь создать двадцатифунтовую разрывную бомбу. Помогали ему Таг и еще двое; одним был «Док» или «Барт» Бартон, которого, как гласила молва, Кэп хотел сделать своим помощником. Этот парень напоминал Рики-Тики-Тави — вечными метаниями и беготней, во время которых он успевал выяснить и продумать массу вещей. Он был очень неплохим химиком; ничуть не хуже зарекомендовал себя и второй помощник «Карли» Каривокс, седоволосый, но очень молодой эксперт, недавно влившийся в содружество сибиряков.

А еще через несколько месяцев Киннисона вызвал в свой офис сам Кэп Самнер. Ральф шел, размышляя, по какому поводу будет крик в этот раз, ведь все знали, что подобный вызов означал только одно — выволочку.

— Киннисон, мне нравится, как вы работаете, — начал главный химик, и его посетитель застыл с открытым ртом. — Вы получили степень в институте Монтроза, значит, вы знаете все о взрывах, а по данным ФБР у вас есть мозги, способности и невероятное упрямство. Эти качества полностью искупают вашу склонность решать конфликты с начальством при помощи кулаков. Мне интересно, как вы так легко управляетесь с этими чертовыми сибиряками. Я хочу сделать вас своим помощником, ответственным за всю лабораторию. Формально, я имею в виду, — на самом деле вы исполняли эти обязанности уже много месяцев.

— Да…, но я… А как насчет Бартона? Он слишком хороший парень, чтобы подставить ему ножку.

— Я уже это заметил. — Замечание шефа сильно удивило Киннисона. Он даже не думал, что такой самоуверенный и раздражительный человек как Самнер, способен признавать свои ошибки. Такого Кэпа он еще не знал. — Я обсудил с ним этот вопрос еще вчера. Он чертовски хороший парень, но я сомневаюсь, что в нем есть то, что заставило бы этих бандитов работать семьдесят два часа без отдыха, засыпая вповалку на скамьях, питаясь бутербродами и кофе — до тех пор, пока бомба не была создана.

Самнер не упомянул, что все это время с ними был сам Киннисон. Это было очевидно.

— Я, право, не знаю… — Киннисон покачал головой. — Сначала мне бы хотелось самому поговорить с Бартоном. Ладно?

— Я ждал этого. Хорошо.

Киннисон нашел Бартона и сразу отвел его в сторону.

— Барт, Кэп собирается сделать меня своим помощником, а ты, по его словам, одобряешь эту идею. Одно твое слово, и я скажу ему, куда засунуть это предложение и объясню, где этим стоит заниматься.

— Я ожидал от вас именно этого. Я невероятно рад, — Бартон улыбнулся и пожал Ральфу руку. — Я бы реагировал так же, если бы подобное предложили мне. Кое-что в этой истории мне не нравится, но поймите, в этой конторе я единственный независимый человек. Я могу уйти в любую минуту и ничего от этого не потеряю. Мне нравится работать с вами. Соглашайтесь, и я во всем вас поддержу. — Бартону незачем было добавлять, что он будет работать на совесть.

— Я согласен, — заявил Киннисон, вернувшись к Самнеру.

— Возможно, а теперь утрясите все вопросы со своими сибиряками.

— Это не будет слишком сложно.

И действительно, сложностей не было. Реакция сибиряков заставила Киннисона проглотить комок в горле.

— Ральф Первый! Царь Всея Сибири! — орали они. — Да здравствует его величество! Кланяйтесь, рабы, царю Ральфу Первому!

Щеки Киннисона все еще ярко пылали, когда он добрался к себе домой. Он никогда не забудет событий этого удивительного дня.

— Ну и банда! Ну и банда! Послушай, детка, они работают ради собственного, удовольствия! Этих парней просто нельзя вытащить из лаборатории. Ну как я могу отвечать за то, что они натворят?

Шли месяцы работы, работы тяжелой и напряженной — не стоит вникать в детали, они не важны. Пол Джонс, крупный медлительный мужчина, обустроил Четвертый квадрат. Фредерик Хилтон перешел к сибирякам и начал работу с противопехотными минами.

Последовало новое повышение — Киннисон стал главным химиком. Они с Самнером не были друзьями, и Ральф даже не пытался узнать, почему Самнер ушел или был уволен. Это повышение не изменило ничего; Бартон, став его помощником, взял в свои руки все, кроме лаборатории, избавив Киннисона от административных дел, а Ральф остался царем Сибири.

Противопехотные мины доставляли массу неприятностей. Слишком много людей погибало при испытаниях, а никто не понимал почему. И вот, как и обычно, неразрешимую проблему передали сибирякам. Хилтон радостно взялся за дело, потерпел поражение и позвал на помощь. Сибиряки бешено заметались. Киннисон заряжал и испытывал мины с помощью Тага, Пола и Блондина.

Во время одного из многочисленных испытаний Ральфа пригласили на совещание руководства. Пришлось вызывать себе замену; неисправимый оптимист Хилтон с радостью сменил его. Но Киннисон еще не успел выехать за ворота, когда его остановила патрульная машина.

— Простите, сэр, несчастный случай в Пятом, и требуется ваше присутствие.

— Несчастный случай! Фред Хилтон! Он…

— Боюсь что да, сэр.

Нет ничего страшнее, чем собирать останки своего друга, который еще недавно хохотал вместе с тобой, работал бок-о-бок и жил теми же интересами. Бледный и дрожащий, Киннисон вернулся на огневую позицию как раз вовремя, чтобы услышать слова шефа службы безопасности:

— Очевидное разгильдяйство и недостаток аккуратности! Я уже не раз предупреждал этого Хилтона, что…

— Разрази вас гром! Разгильдяйство!.. — глаза Киннисона метали молнии. — Когда вы предупреждали меня, я тут же забыл половину правил безопасности, запутавшись в ваших инструкциях! Фред был осторожен…, и, кстати, если бы не совещание, на его месте оказался бы я.

— Так в чем причина? — шеф службы безопасности держался уверенно, только отступил на несколько шагов.

— Пока не знаю, но обещаю вам, что первый, с кем я поговорю, выяснив истину, будете вы.

Он вернулся в Сибирь, где и нашел заплаканных Тага и Пола, уставившихся на крошечный кусочек провода.

— Вот оно, — пробормотал Таг. — Не понимаю, как все могло случиться, но причина в этом.

— Что такое? — голос Ральфа прозвучал резко и требовательно.

— Кусочек чеки — очень, очень хрупкий. При попытке поставить снаряд на предохранитель, эта штука ломается в самом тонком месте.

— Черт возьми, Таг, это не играет никакой роли. Это напряжение…, но постой, здесь должна быть еще часть, вот тут… И чтобы сломаться, эта штука должна быть хрупкой, как стекло…

— Вот именно. Кажется, эта мелочь не имеет значения. Но мы там были, и разбирали эти чертовы мины своими руками. Больше не может быть никакой причины для взрывов.

— Ладно, займемся проверкой. Вызывайте Барта, пусть прихватит с собой дюжину парней. Надо поискать другие осколки от чеки…, и пусть кто-нибудь сгоняет на полигон.

Они проверили сотню предохранителей — и пять сломались при малейшем усилии. Еще сотня — и сломано три. Сибиряки собрались на совет.

— Причина найдена, — объявил Киннисон. — Но для начальства это не доказательство. Надо сделать тысячу испытаний. Из этой тысячи сломались тридцать две.

— Барт, продиктуй Джине рапорт и отправь его в первый корпус как можно быстрее, а я пойду и побеседую с Маултоном. Думаю, шеф службы безопасности мне обрадуется, — улыбка Киннисона не предвещала ничего хорошего.

Майор Маултон был, как обычно, «на совещании», но у Ральфа не было желания ждать в приемной.

— Сообщите ему, — заявил Киннисон пытавшейся преградить дорогу личной секретарше майора, — или он немедленно меня примет, или я пойду прямиком к его начальству. У него есть шестьдесят секунд, чтобы подумать.

Маултон решил все же побеседовать с назойливым посетителем.

— Я очень занят, доктор Киннисон…

— Ваша исключительная занятость меня не касается. Я обещал сообщить вам первому, в чем причина взрывов мин М2, и вот я выполняю обещание. — Взгляд Ральфа был холоден и внимателен. — Слишком хрупкие запалы в чеке. Три целых два десятых процента из них дефектны, И я…

— И я, доктор, просто поражен! Надо направить рапорт по инстанциям… — майор пригладил остатки волос на шишковатой голове и уставился на Ральфа водянистыми хитрыми глазами.

— Рапорт! Формальный рапорт уже подан, но я делаю вам доклад исключительной важности — как шефу службы безопасности. Дефект не был обнаружен экспертами, и любой, кто попытается заняться испытаниями — потенциальный покойник; так вот, если вы немедленно своей властью не приостановите выпуск М2, я лично сообщу ФБР, что вы и только вы ответственны за любой несчастный случай, который произойдет с этой минуты.

Любой работник системы безопасности скорее пресечет какой-либо процесс, чем признает его существование, и в этом смысле шеф энтвилской охранки ничем не отличался от своих коллег; так что Киннисон был очень удивлен, что тот не начал действовать немедленно. Однако он ничего не знал о расстановке сил «за забором».

— Но страна нуждается в этих минах, сэр! Если мы остановим выпуск, то на какое время? У вас есть предложения?

— Да, Мы можем возобновить работу уже завтра, если вы обеспечите экспертизу со стопроцентной надежностью. Ни одна испорченная деталь не должна пройти незамеченной.

— Великолепно! — майор словно излучал удовлетворение. — Отличная работа, доктор! Мисс Морган, вызовите немедленно отдел экспертов…

Это тоже должно было насторожить Киннисона, но он плохо знал людей, работавших в административном корпусе. Ральф вернулся в лабораторию.

Шло время.

Поступило указание разработать стопятидесятимиллиметровые разрывные снаряды, и ими занялись в Девятом квадрате с обычным сибирским энтузиазмом. Взрывчатка делалась из чрезвычайно секретной смеси, что вызывало совершеннейший восторг среди сибиряков.

— Но почему, черт подери, создается такая таинственность вокруг этой дряни? — возмущался Блондин, пристроившийся вместе с пятью другими инженерами за столом Ральфа. В отличии от Кэпа Самнера, Киннисон увеличил свой офис до размеров всей Сибири. — Немцы ведь ее уже давно разработали, разве нет?

— Именно так! А итальянцы уже применили ее в Эфиопии — потому их бомбы были столь смертоносны. Но если уж все засекретили, то пусть так и будет. — Ральф улыбнулся. — Если ты собираешься болтать по ночам, предупреди Бетти, чтобы не подслушивала.

Сибиряки работали. Снаряд М-67 был запущен в производство намного раньше намеченного срока. Заказы начали поступать с такой интенсивностью, что их было просто невозможно выполнять качественно. Производительность увеличивалась, надежность падала. Стали появляться мелкие дефекты. Ничего серьезного; они соответствовали стандартам и изделия проходили поверку без проблем. Однако Киннисон представил формальный протест, который был столь же формально принят к сведению.

Генерал Как-Его-Там, глава инспекционной службы, был смещен за допущенные ошибки; вместо него появился полковник Сноуграсс. А потом М-67 взорвался в дуле пушки, убив двадцать семь человек. Киннисон снова протестовал, на этот раз уже устно, заявив, что расследование было формальным и поверхностным. Затем ему сообщили — так же на словах и без свидетелей, — что расследование было продолжено и причина отнюдь не в снаряде. Появился новый начальник отдела инспекции — полковник Фрэнклин; затем сменили и его.

Сибиряки были слишком заняты, чтобы читать газеты, и они пропустили сообщение о том, что при взрыве снаряда, произошедшего во время учений, погибло несколько высокопоставленных лиц. Они знали, что случай долго расследовался; но даже Киннисон только спустя много лет установил, что в Вашингтоне в конце концов выяснили причину и попытались исправить ситуацию; инспектор, контролировавший надежность нового изделия, был смещен, затем пошли слухи, что глава отдела экспертовле соответствует должности. И вот ничего не подозревавшего Киннисона вызвали в офис суперинтенданта Келлера, отвечавшего за выпуск продукции.

— Киннисон, как вы умудряетесь держать в руках этих невыносимых сибиряков? Я ничего подобного в жизни не видел! — Низкорослый худенький суперинтендант ходил по комнате, размахивая руками.

— Не видели и больше нигде не увидите. Только война собрала их всех вместе, и я вовсе не держу их — ничто не может сдержать увлеченных людей. Я даю им работу, и они делают ее… Ну, и еще я прикрываю их от всяческих бед и начальства. Вот и все.

— Угу, — буркнул Келлер. — В этом-то все и дело. Когда я желаю, чтобы работа была сделана как надо, мне приходится выполнять ее самому. Но я хочу побеседовать совсем о другом, — он сел и внимательно посмотрел в глаза Ральфу. — Как бы вы отнеслись к предложению возглавить отдел инспекции? Если он будет увеличен и включит в себя весь химический сектор?

— Что? — переспросил пораженный Киннисон.

— С оплатой, размер которой останется конфиденциальным, — Келлер написал цифру на листке бумаги и, показав ее Ральфу, тут же сжег в пепельнице.

Киннисон присвистнул.

— Я соглашусь — и не только поэтому. Но вы уже обсудили этот вопрос с генералом и мистером Блэком?

— Естественно. Я внес данное предложение и получил безоговорочное согласие. Вам, наверное, любопытно — почему?

— Конечно.

— Во-первых, вы воспитали таких специалистов, что нам завидуют все предприятия в стране. А во-вторых, вы и ваши люди выполнили все мои заказы, и сделали это быстро. Как глава целого подразделения, вы уже не будете мне подчиняться, но я надеюсь, что недоразумений между нами не возникнет.

— Не вижу для них причин, — ответ был честным; но позднее, когда Ральф понял, что имел в виду Келлер, он сожалел о сказанном.

Киннисон переехал в офис Стиллмана, бывшего главного инспектора, и быстро сообразил, что он переполнен лишним персоналом, в частности — всевозможными заместителями и помощниками. Стиллман не любил выходить в квадраты, а курировавшие их инспектора, действительно представлявшие ситуацию на производстве, не любили ходить к нему, предпочитая писать рапорты его заместителям; те, в свою очередь, докладывали Стиллману, выносившему, в конце концов, свои решения.

Оценив ситуацию, Ральф принялся сбивать экспертов в тесную дружескую группу, наподобие сибиряков. Заместителей и помощников он отправил работать в квадраты, сократив свой штат до нескольких клерков и личной секретарши, темпераментной, а иногда просто взрывоопасной брюнетки Селесты Парни. Инспектора получили полную свободу, а те, кто не справлялся с обязанностями, постепенно перешли в другие отделы. Поначалу не все сумели оценить такое доверие — до тех пор, пока Киннисон не встал на защиту рекомендаций своих сотрудников в истории с сорокамиллиметровыми снарядами. Ральф выдержал бой с Келлером, генералом, Стоунером и Блэком — владельцами завода, и все же забраковал партию. Тогда инспекторы поверили, что Киннисон — свой, и сами стали его людьми.

Однако не все приняли Ральфа; начальники некоторых секторов отдела были весьма недовольны его повышением. Например, Петлер и Вилсон, слишком много разглагольствовавшие на эту тему и втихаря строившие всякие козни. Словно два шакала, они следили за каждым шагом Ральфа, ожидая его первой ошибки.

Шли недели. Киннисон становился все опытнее и опытнее, но не подавал и виду, что его кто-то не устраивает. Однажды, во время ленча, секретарша повесила на дверь объявление: «Тихо, идет совещание» — и вошла в кабинет Киннисона.

— Кажется, нас ждут неприятности… — она умолкла, словно собираясь еще что-то добавить, и внимательно поглядела на своего шефа.

— Садись-ка, Селеста, — Киннисон задумчиво потер лоб. — Значит, неприятности? Ну, давай! Ты умная девушка и понимаешь, что со мной можно говорить откровенно.

— Да, но… Ах, ладно! Ходят слухи, что вас хотят убрать отсюда, как раньше выгнали всех честных экспертов.

— Я ждал этого. — Киннисон казался спокойным, но на его щеках играли желваки. — И я знаю, как они собираются это сделать.

— Как? — Селеста удивленно подняла брови.

— Из-за этого скоростного снаряда, который испытывают в Девятом, будет большая драка. Они понимают, что я не позволю запускать в производство дефектный снаряд…, а вот тот, кого они готовят мне на замену, позволит все.

— Генерал Сэндфорд, наш первый шеф, был хорошим солдатом, — сказала она, — таким же был и полковник Сноуграсс. Полковник Фрэнклин…, ну, тот скорее штатский… но для такой грязной работы он оказался слишком хорошим человеком.

— Вот именно, грязной, — сухо повторил Ральф. — Продолжай.

— Стоунер всего лишь игрушка в руках Блэка…, а этот старый дурак не отличит бомбы от хлопушки!

— Итак… — надо было слышать, как Ральф произнес это слово, чтобы понять, как много смысла можно в него вложить.

— Итак! — взорвалась девушка. — Я с ужасом жду, когда вы что-нибудь натворите…, несмотря на вашу любимую пословицу:

«Хороший удар можно нанести только твердо стоя на обеих ногах», — Селеста так похоже передразнила Киннисона, что тот, не удержавшись, рассмеялся. — Так когда же вы твердо встанете на ноги?

— Боюсь, уже никогда, — сказал Ральф. — Мне придется бить, стоя на одной ноге.

— Объясните! — потребовала Селеста.

— Мне нужны доказательства…, информация о том, что отправляются забракованные снаряды…, даты, размеры партий, имена… А у меня ничего нет — только догадки.

— Этого мало, — согласилась девушка. — Но хватит, чтобы добить Петлера, Вилсона и их дружков. Как я ненавижу этих скользких тварей! А если бы вы спихнули ядовитого гада Келлера, моя жизнь обрела бы смысл!

— Не надо быть такой кровожадной, девочка. Келлер не похож на «ядовитого гада» — скорее, на щенка, тыкающегося головой во все препятствия. Лучше прекрати свои вопли и запомни — драка начнется завтра, в четырнадцать ноль-ноль — после того, как Дрейк забракует сегодняшнюю партию снарядов.

— Правда? Но как Петлер и Вилсон…

— Не беспокойся, они меня не интересуют. Дать им взбучку можно всегда, а вот настоящий шум подымется тогда, когда я доберусь до Келлера.

— Келлер! Но ведь вас…

— Конечно, меня уволят. Ну и что? Спихнув Келлера, я подниму такую бучу, что придется увольнять многих из его шайки. Тебя тоже могут выгнать, ты была тесно связана со мной.

— Только не меня, — девушка покачала головой. — В тот момент, когда уволят вас, я уволюсь сама. Фу! Какая важность! К тому же, я запросто найду работу получше в Тонвилле.

— Пока что об этом рано говорить. Но главное — в моих парнях. Я готовил их к такому повороту событий уже давно, но реакцию все равно предсказать не могу.

— Они уволятся все! И сибиряки, и инспектора — все уйдут с вами! — уверенно заявила Селеста.

— Их никто не отпустит, а если они покинут завод самовольно, то Стоунер и Блэк дадут им такие рекомендации, что их никто даже на порог не пустит. Если ребят не станут слишком прижимать, им незачем увольняться. Келлер брызжет слюной, желая избавиться от Сибири, но это не под силу ни ему, ни его прихвостням. Сделаем так, — Киннисон задумчиво побарабанил пальцами по столу, — я напишу докладную Блэку… Надо объяснить ему, что грозит заводу, если мои парни уйдут.

— Вы думаете, он обратит на это внимание?

— Уверен! — сказал Ральф. — Не думай об этом, Селеста… Блэк — умный человек и понимает, что должен сохранить репутацию незапятнанной.

— Но как вы все это провернете? — спросила девушка. — Я бы с вашими ребятами не справилась. И если припомнить еще кое-что…, например — патриотизм…

— Патриотизм! Какого черта! Если бы дело было в патриотизме, я давно бы поднял здесь революцию! Дело в моих парнях. Они тоже должны уйти незапятнанными. Достань блокнот, надо набросать план докладной — потом я доработаю ее так, что яд будет сочиться из каждой строчки.

В тот же вечер он рассказал Сони о всех событиях.

— Скорее всего, меня выгонят со столь высокооплачиваемой работы, — закончил Ральф.

— Ничуть не удивлюсь. Зная тебя, милый, глупо ожидать другого, — жена ласково положила руку ему на плечо. — Как бы я хотела свернуть им шеи!

Дальнейшая их беседа была посвящена обычным мелочам, и не стоит приводить ее здесь. В жизни любящих друг друга людей — даже если они женаты около тридцати лет, — должны оставаться какие-то свои секреты, и нам неприлично совать нос в их дела.

На следующий день, в два часа, в офис позвонили, и Селеста немедленно принялась подслушивать.

— Киннисон у телефона.

— Таг, дядюшка Ральф. Все произошло, как мы и предполагали. Дрейк повесил красные флажки на все снаряды. Пидди уже был там наготове и сразу поднял шум. А когда пришел я, он унесся куда-то как ошпаренный. Дрейк не хотел вас беспокоить, но я настоял. Если Пидди бежит с прежней скоростью, он уже у Келлера.

— Отлично, Таг. Скажи Дрейку, чтобы немедленно шел ко мне с рапортом, и я клянусь, что все забракованное не пойдет в поставку. Ты сам не хочешь заглянуть ко мне?

— Хочу ли? — возбужденно проорал Таг и повесил трубку.

— Зачем он вам здесь? — изумленно спросила Селеста, ничуть не беспокоясь о том, одобряет ли шеф столь откровенный интерес к его делам.

— Он мне нужен. Если я смогу сдержать эмоции Тага, значит, и остальные будут спокойнее.

Через несколько минут Таг ворвался в кабинет, буквально волоча за собой Дрейка — инспектора Девятого квадрата. Сразу вслед за ними в приемную прошествовал Келлер в сопровождении еще одного суперинтенданта Как-Там-Его, которого все сибиряки презрительно называли Пидди.

— Черт подери вас всех! Киннисон, немедленно идите сюда, я хочу с вами поговорить, — рычал Келлер, оглушительно хлопая дверьми.

— Заткнись, вонючий ублюдок! — рявкнул Таг; его темные глаза буквально метали молнии. Он выступил вперед, словно прикрывая собой Киннисона. — Сейчас я тебе…

— Спокойно, Таг, я сам этим займусь, — тон Киннисона был холодным и значительным. — Я сам все разъясню — на словах или физически, как им больше понравится.

Он повернулся к Келлеру, который уже успел предусмотрительно укрыться за креслом.

— Теперь, что касается вас, Келлер… Даже если господь дал вам мозги незаконнорожденной курицы, стоило бы сообразить, что нашу беседу лучше вести тет-а-тет. Ну, раз вы начали разговор на людях, на людях мы его и закончим. Почему вы решили, что я стану вам поддакивать? — Киннисон насмешливо приподнял брови. — Так в чем дело?

— С этими снарядами все в порядке! — заорал Келлер. — Велите Дрейку их принять, иначе…

— Заткнитесь! — голос Киннисона прозвучал так веско, что Дрейк замер с открытым ртом. — Я буду говорить, а вы — слушать. Снаряды не должны содержать полости, а эксперты говорят, что там множество каверн — и об этом же докладывают инженеры. Таким образом, снаряды забракованы, и их выпуск будет прекращен.

— Это вы так думаете, — Келлера била мелкая дрожь, — но завтра — завтра тут будет сидеть другой главный инспектор, который их примет!

— В чем-то вы правы, Келлер. Когда вам надоест лизать сапоги Блэка, скажите ему, что я в офисе.

Киннисон повернулся и подошел к окну. Вытирая со лба пот, Пидди и Келлер ушли, еще раз хлопнув дверью.

— Я уволюсь, дядюшка Ральф…, законно или незаконно, мне плевать! — бушевал Тагвелл. — Они примут этот хлам, я…

— Обещай мне не увольняться, пока их не примут, — тихо попросил Киннисон.

— Что? — Глаза Тага и Селесты были полны удивления, но девушка поняла первой.

— О, незапятнанная репутация! — воскликнула она.

— Именно! Ни этот снаряд, ни прочий брак принят не будет. Вам кажется, что мы проиграли — ведь я буду уволен… Но со временем вы поймете, что поле боя — за нами. И если вы, как и раньше, будете стоять в одной шеренге, то выиграете еще не одну битву.

— Но если мы поднимем шум, нас тоже уволят, — сказал Дрейк.

— Сомневаюсь. Правда, ты выглядишь так, будто сам собираешься подавать заявление об уходе, — Киннисон улыбнулся чему-то, еще не понятному этим горячим молодым парням.

— Что Стоунер и Блэк сделают с нами — вполне понятно, но вот что они сделают с вами? — Таг был явно взволнован.

— Ничего, — заверил его Ральф. — Вы, молодые, еще мало известны, а у меня такая репутация, что любой, поливший меня грязью, будет просто осмеян. Так что отправляйтесь в Девятый и вывешивайте красные флажки на всем, что не соответствует стандарту. И попрощайтесь за меня со всей нашей бандой…

Через час Киннисон был вызван к президенту компании. Он был совершенно спокоен, чего нельзя было сказать о Блэке.

— Было решено…, просить вас об отставке… — в конце концов выдавил тот.

— Поберегите нервы, — посоветовал Киннисон, — я приехал сюда, чтобы работать, и единственный способ избавиться от меня — это уволить.

— Этого мы ожидали… Вопрос только в том, какую причину увольнения указать в ваших бумагах.

— Любую, — Киннисон пожал плечами — Но с одним исключением — если будет хоть намек на мою некомпетентность, вам придется доказывать это в суде.

— Может быть — психологическую несовместимость? — О'кей!

— Мисс Бриггс, впечатайте — «несовместимость с руководящими работниками фирмы». Подождите, Киннисон, сейчас все будет готово.

— Отлично. У меня есть еще кое-что для вас. Я прекрасно понимаю, что и вы сами находитесь между Сциллой и Харибдой. Вам придется плохо, если вы задержите поставки, и еще хуже, если бракованная продукция попадет на фронт.

— Какая бракованная продукция! О чем вы говорите, Киннисон! Что за бред! — Блэк возмущался очень искренне, но глаза, сузившиеся и внимательные, выдавали его сразу.

— Если вы отправите этот проклятый снаряд, будут еще несчастные случаи. Не много, один на тысячу. Но вы понимаете, что теперь нельзя допустить даже одного. Этот идиот Келлер поднял невероятный шум, его слышал весь корпус, и все уже в курсе — и мои сибиряки, и клерки, и техники — все, кто был в здании, теперь знают о вас, Келлере, Пидди и прочих вполне достаточно, чтобы устроить бунт. И никто, даже набор рождественских шишек из Вашингтона, их не остановит. С другой стороны, я полагаю, что у вас хватит мозгов, чтобы не допустить скандала. Я обещал своим парням, что вы не отправите дефектные и опасные изделия, и думаю, что на этом мы с вами и сойдемся.

Все напускное спокойствие и солидность его собеседника словно ветром сдуло.

— Вы им обещали! — в отчаянии крикнул Блэк. — Да вы!!!

— Почему бы и нет, — с невинным, но крайне многозначительным видом сказал Ральф. — Не хочу произносить проповеди, но бороться с честностью и порядочностью бесполезно… Надеюсь, теперь вы это поняли.

— Вон!!! Берите свои бумаги и убирайтесь! Доктор Ральф Киннисон покинул кабинет президента Блэка и артиллерийский завод с высоко поднятой головой. Так закончилась его вторая война.

Глава 6 ГОД 19…

— Теодор Киннисон! — С экрана визиофона на Теодора смотрело спокойное мужское лицо. Плохо понимая спросонок, что произошло, он потянулся к кнопке связи, но проснувшаяся первой жена его опередила.

— Слушаю, — ответил он, понимая, что теперь говорящий видит его заспанную недовольную физиономию.

— Операция «Снегирь». Они идут над полюсом.

— Операция «Снегирь» — вызов принял! — рявкнул, вскакивая, Тед. Экран погас. Он повернулся к жене и замер, пораженный отчаянным и безнадежным выражением ее лица: расширенные глаза, в которых затаился ужас, бледные, как мел щеки, капельки пота на висках, руки нервно прижаты к груди. Симона была исключительно красива — высокая, стройная блондинка с соломенными волосами и ярко-голубыми глазами, — но в этот момент она выглядела испуганной девчонкой, не знавшей, что же ей делать.

— Спокойней, девочка, спокойней, — шепнул Тед, привлекая ее к себе, — все будет хорошо, крошка, не волнуйся.

Взяв давно приготовленные чемоданы, он вышел из дома и выкатил из гаража серебристо-серую, сверкающую машину.

За эти минуту Симона успела одеть и собрать в дорогу их ребятишек — четырехлетнего мальчугана и хорошенькую кудрявую двухлетнюю девчушку.

Несмотря на спешку, и дети, и родители были аккуратно одеты в дорожные комбинезоны, а малыши даже прихватили с собой любимые игрушки.

— Таблетки кодеина не забыла? — спросил Тед жену, помогая своему семейству разместиться в автомобиле.

— Все на месте.

— Они тебе понадобятся. Гони на полной скорости — и старайся держаться впереди. Машина у тебя отличная, масла и бензина хватает…, главное — отъехать от города на несколько сотен миль, и вы в безопасности.

— Я беспокоюсь не о нас, а о тебе, — всхлипнула Симона. — Жены специалистов получают предупреждение первыми, и я буду впереди всех беженцев. Но ты, Тед! Ты!

— Не беспокойся, милая, мой мотоцикл достаточно быстр, а дорога в этот час совершенно свободна…

— Ты знаешь, что я беспокоюсь не об этом!

Они уже сидели в машине. Киннисон уложил чемоданы в багажник; дети радостно галдели, ослепительное летнее солнце ласкало встревоженные лица взрослых.

— Не волнуйся, девочка, я обязательно вернусь. — Он поцеловал жену и дочку и, пожав руку сыну, добавил:

— Малыш, вы с мамой едете навестить дедушку Киннисона… Он вас давно уже ждет, и вы это знаете. Будет очень весело. Я приеду к вам чуть позже… А теперь, моя длинноногая леди, — он повернулся к жене, — жми на газ!

Тяжелая машина словно присела перед прыжком и, взметнув клубы пыли, быстро исчезла из виду.

Киннисон бросился к маленькому, притулившемуся возле дома гаражу и вывел оттуда свой мотоцикл. Приземистый корпус машины был словно утыкан красно-зелеными фарами, которые сейчас мигали тревожными огоньками. Резким движением Тед загнал плоскую коробочку в подготовленную для нее щель, и тишину разорвал оглушительный вой сирены. Оседлав своего ревущего стального скакуна, Тед вылетел со двора и, развернувшись под невероятным углом, понесся к Центру.

Красный свет светофора его не остановил — звуки сирены были слышны за милю, и весь транспорт замер, пропуская его. Еще одна сирена взвыла за спиной — его догонял полицейский мотоцикл, также сверкая своими огнями. «Молодцы — быстро работают», — подумал Тед.

— Началось! — прокричал одетый в форму полицейский, стараясь перекричать вой мотора.

— Да, — завопил в ответ Киннисон. — Уводи людей к Дальней дороге, Карри, или на север, к Воксгану! Передай всем!

Черно-белый мотоцикл отстал, повернув к участку; там, схватившись за микрофон, полицейский начал отдавать распоряжения.

Киннисон мчался вперед. На Инсер-авеню поток машин был настолько плотным, что Теду пришлось замедлить ход; на улице Пуласки его пропустили на красный свет. За Сакраменто ни одной машины уже не было.

Семьдесят… Семьдесят пять… Мост он пролетел на восьмидесяти, оторвавшись колесами от земли. Восемьдесят пять… Девяносто…, больше он не рисковал прибавлять скорость, опасаясь просто не удержать тяжелую машину на старом заезженном шоссе. Он уже не был одинок на дороге; множество таких же, как у него, сверкающих машин неслось в том же направлении, выныривая из каждой подворотни, а иной раз и сокращая путь через чьи-то участки. Пришлось снизить скорость и влиться в поток мотоциклов.

Сигнал тревоги, возвещавший общую эвакуацию Чикаго, разносился над городом, но Киннисон был слишком далеко, чтобы слышать его резкие звуки.

Через парк, еле-еле вписавшись в поворот — такое количество мчавшихся в одном направлении машин существенно замедляло движение — затем под виадук и, левым поворотом, на шоссе — прямую дорогу на север.

Эта магистраль была задумана как скоростная — как, впрочем, и его мотоцикл. Каждый из гонщиков пригнулся, вжав подбородок в мягкое углубление шлема, и давил педаль скорости. Все они очень спешили; ехать было еще далеко. Каждый из этих парней, так называемых «техников», торопился занять свой пост и прикрыть часть страны от атомного удара; каждый из них знал свое место в Генеральном Плане Защиты, ничтожную часть которого составляла операция «Снегирь».

Дорога повернула направо и, сбавив скорость, Киннисон въехал в тяжелые, широко распахнутые ворота.

Охрана никого не останавливала; яркие огни служили своеобразным пропуском для мотоциклов, а настоящая проверка была еще впереди. Повернув за угол, Тед соскочил с машины, и подбежавший охранник тут же увел ее в сторону, освобождая место следующим.

Киннисон подошел к стене здания, которая казалась сплошной, подставив свою спину под нацеленные стволы автоматов, и надавил незаметную кнопку. Из стены выдвинулось что-то вроде чаши, и Тед прижался к ней лицом. В отличие от отпечатков пальцев, рисунок сетчатки глаза было невозможно подделать или изменить, и любой чужак, рискнувший подвергнуться здесь подобной процедуре, умер бы сразу, без допроса и следствия — ведь каждый из приехавших держал в своих руках судьбу всей страны.

Стена плавно отошла в сторону, открывая широкую лестницу. Спустя пятнадцать секунд Тед вбежал в огромную, переполненную людьми Диспетчерскую.

— Хай, Тед! — зазвучали голоса.

— Привет! Привет! — улыбаясь, отвечал он; большинство собравшихся были его закадычными друзьями.

— Где остальные? — спросил он. — Еще не все появились? Ну, мой-то экипаж уже на месте.

Они действительно были на месте, когда Тед протиснулся в люк своего корабля и, миновав узкий коридор, вошел в рубку управления. Приветствовав команду кивком головы, он приказал:

— Ну-ка, Лем, займись шариком.

— О'кей, босс, я уже…

Это не было шаром; предмет гораздо больше напоминал полусферу, которой искусно придали форму северного полушария. На ее поверхности переливались яркие огни, отражая движение смертоносных снарядов, мчавшихся к американским городам. По заявлениям официальной пропаганды, Америка располагала большим количеством ракет — что вполне соответствовало истине; а вот утверждение о том, что она обладает и универсальной системой защиты, еще предстояло доказать. Вскоре на карте вспыхнула цепочка голубых огоньков — заработала первая линия обороны; потом засияла полоска янтарных — вторая линия тоже была готова; наконец, возник зеленый прерывистый контур третьей линии, ограждавшей Чикаго, Нью-Йорк и Бостон. Вскоре после этого доложили о готовности четвертая, пятая и шестая линии.

Зазвенел сигнал. Сгрудившиеся вокруг полусферы мужчины бросились к глубоким креслам, расставленным по периметру рубки; перед каждым возвышался пульт, заполненный кнопками и экранами величиной от спичечного коробка до большой книги. Боевой корабль номер 685, набитый под завязку противоракетными снарядами, пошел на взлет с громоподобным воем, который не мог заглушить даже его массивный корпус.

Выше! Быстрее! Пройдена скорость звука… Еще быстрее! Еще выше! Пятьдесят миль, сто…, тысяча, две тысячи…, разворот — и весь контингент Чикагской службы безопасности вышел на нужную высоту и устремился в бой.

Ускорение уменьшилось. Техники, облегченно вздыхая, снимали Шлемы, вытирали потные лбы.

Киннисон следил за россыпью точек на экране локатора. Его приборы были гораздо точнее, чем те, что передавали информацию на глобус; там все казалось упрощенным и более примитивным. Сейчас, в условиях боя, к услугам техников были радары и компьютеры, но расстояние до вражеских ракет оставалось еще слишком большим, чтобы полностью доверять их показаниям.

Этот полет ничуть не напоминал обычные тренировочные бои, когда целью служила безобидная почтовая ракета, пусть даже запущенная с огромной скоростью. Сейчас все было реально; смертельная угроза, таившаяся в мерцающих на экране точках, заставляла дрожать пальцы и путала мысли. А для точного попадания требовались спокойствие, внимание и мгновенная реакция.

Неужели ракеты? Да! Три или четыре уже приближались.

«Цель один — зона десять», — прозвучал спокойный голос в наушниках Киннисона и, словно услышав его, белые всплески на мониторе засияли желтовато-зеленым огнем. Те же слова услышали остальные двенадцать техников — весь экипаж корабля; и, так же, как Тед, они буквально впились взглядами в свои дисплеи. Этих людей подбирали с помощью множества тестов и испытаний, а лучший из них — в данном случае, сам Киннисон, — назначался командиром. Голос, сообщавший позиции целей, принадлежал координатору их линии обороны, который рассчитывал скорости, направления и прочие характеристики атакующей армады по данным, получаемым от наблюдателей на земле и в небе. Сейчас маневрировавший в вышине корабль находился в полной боевой готовности; «зона десять» означало, что до появления цели в пределах досягаемости их орудий еще уйма времени. Однако Киннисон приказал:

— Цель один. Лоренс — первый, Дойль — второй, Друмонд — третий.

Услышав команду, каждый из техников забегал пальцами по клавиатуре, вслушиваясь в слова координатора и стараясь даже на мгновение не упустить из вида цель. Компьютеры рассчитывали курс, противоракетные торпеды класса «воздух-воздух» были готовы поразить противника.

Киннисон, зная, что Лоренс — самый меткий стрелок, велел ему выпустить пару снарядов. Ни один из них не мог сбить вражескую ракету с такого расстояния, но они приблизились бы к мчавшейся над полюсом армаде, и их датчики могли выдать ценную информацию. Эти сведения помогли бы Дойлю, второму стрелку, более тщательно рассчитать свои удары.

Друмонд — третий номер звена — не имел права выпускать снаряды, если Лоренс и Дойль не промахнутся. Такой же порядок был установлен в остальных звеньях; сам Киннисон мог действовать только по приказу координатора — командиры приберегали свои огневые средства на случай непредвиденных осложнений.

— Цель два — зона девять, — произнес сухой голос координатора.

— Цель два, — повторил Тед. — Карни — первый. Френч — второй, Доу — третий.

— Черт, промазал! — огорченно простонал Дойль.

— Ничего, снарядов у нас хватит, — в янтарных глазах Киннисона была твердая решимость, — Мы ее возьмем!

Огненная точка цели номер один вспыхнула и погасла. Друмонд довольно кивнул головой и, нажав несколько клавиш на пульте, перезарядил свои орудия.

— Цель три — зона восемь, четыре — восемь, — сообщил координатор.

— Цель три — Хиггинс, Грин, Харпер. Цель четыре — Каэйс, Лопес, Сантос.

Через несколько минут ситуация стала поспокойнее; огоньки второй, третьей и четвертой целей погасли, и операторы слегка расслабились.

— Цель сорок один, — прозвучал голос координатора.

— Первое звено, готовность! — приказал Киннисон. — Лоренс, Дойль, Друмонд!

— Тед! — внезапно крикнул Лоренс. — Я промазал! Похоже, в этой жестянке — пилот! Дойль, следи за ней! Следи!

— Киннисон, займись им, — голос координатора прозвучал резко и отрывисто; он не стал ждать выстрела Доила. — Он уже в третьей зоне и держит курс прямо на нас!

— Принято!

Получив данные, Киннисон рассчитал траектории своих торпед; одна, две, три — остальные пошли так кучно, что их нельзя было различить на экране радара.

Начальные подсчеты и выкладки производились компьютером, но все остальное зависело не от машины, а от человеческого мастерства, от тренированности нервов, мышц и скорости реакции. Глаза Киннисона перебегали со столбиков цифр на мониторе на экран радара; в то же время левой рукой он регулировал скорость торпед, а пальцы правой буквально плясали по клавиатуре.

— Первая прошла на волосок! — воскликнул он. — Теперь немного левее…

Ракета противника продолжала полет; она уже достигла второй зоны. Киннисону казалось, что первая же его торпеда поразит цель, но вражеский пилот успел сманеврировать в самый последний момент. Вторая торпеда скользнула чуть выше корабля противника; третья приблизилась еще больше, и радар показал слияние курсов. Тед, однако, не спешил радоваться удачному выстрелу — ошибка была весьма возможна. Вдруг яркая точка на мониторе слежения погасла. Взрыв вражеской ракеты наверняка уничтожил все живое на много миль вокруг, но какая бы не таилась в ней начинка, больше опасности не было.

— Сорок первая уничтожена! — отрапортовал он координатору, и снова взялся за руководство своим экипажем.

Сражение продолжалось. Раз за разом его техники выпускали торпеды, да и сам Тед еще трижды вступал в бой. Первая волна атаки — вернее, то, что от нее осталось, — прошла сквозь них, чтобы найти гибель от торпед четвертой и следующих линий. Начался второй заход: безумная схватка ярилась, торпеды пронизывали воздух, взрывы сотрясали землю, точки целей то возникали, то гасли на экранах. Оборона устояла.

Третья атакующая волна была поистине чудовищной. Техники уже не получали столь полной информации, как в начале битвы; видимо, многие посты и системы наблюдения вышли из строя. Корабль Киннисона прошел сквозь стену огня, страшнее которого планета еще не знала; мысли людей путались, движения замедлились, но они продолжали бой почти с прежней эффективностью.

Третья волна миновала. Ракеты появлялись все реже и реже; можно было расслабиться.

Ни экипаж, ни командир не имели понятия, что происходит на континенте. Они даже не знали, какой смертоносный груз несли сбитые ими ракеты — все они были всего лишь яркими точками на экранах локаторов. И они не представляли, куда теперь направят их корабль — но, в любом случае они двигались навстречу опасности.

— Что творится снаружи? Пит, у нас есть пара минут, так что выкладывай, — попросил координатора Киннисон.

— Слушайте. Шесть из сбитых вами ракет несли атомные боеголовки, и они нацеливались на пятую и шестую линии; еще пять были с нашими опознавательными знаки. Вы хорошо поработали, ребята, можете гордиться! Прорвалось очень немного, так что особого вреда нам они не принесут. Из наших ракет ответного удара сбили очень немногие — так что их система хуже нашей, а уж таких стрелков у них точно нет.

Техники заулыбались — суровый координатор очень редко баловал их комплиментами. Потягивая укрепляющие напитки, они наслаждались покоем, однако в каждом жила неотступная мысль — что с их семьями?., со всеми остальными людьми?

Словно подслушав их мысли, координатор произнес:

— Детальные страны словно взбесились. Наше западное и восточное побережье непрерывно атакуют, но их техники еще держатся, а вот Европы больше не существует — там палят друг в друга как сумасшедшие. По моим данным. Южная Америка бомбит Азию, а оттуда в ответ запустили тучи ракетных снарядов. Мир сошел с ума, — голос координатора как-то подозрительно дрогнул.

Улыбки медленно сползали с молодых лиц, глаза снова стали строгими и внимательными.

— А наши потери? — хрипло спросил Дойль.

— Мы неплохо держимся…, относительно, конечно. Потери меньше предполагавшихся — только семь процентов. Погибла первая линия и все посты наблюдения — подозрительно, как они умудрились вычислить большинство из них, крайне подозрительно…

Корабль продолжал барражировать над Гудзоновым заливом, экраны были чисты, никаких признаков опасности не наблюдалось. Внезапно экраны вновь ожили — пришло сообщение о еще одной волне ракет, отличавшихся странной конструкцией; летели они над самой землей.

Их заметили слишком поздно. Координатор попытался рассчитать курс, пальцы техников забегали по клавишам, но армада неумолимо продвигалась вперед.

В испепеляющем пламени атомного взрыва Теодор Киннисон даже не осознал, что происходит с кораблем и с ним самим.

А где-то далеко маленькая кареглазая девочка, вскрикнув, забилась в руках матери. Ни ласка, ни уговоры не могли успокоить ее; перед глазами малышки — необычными, карими, с золотыми искорками, — стояло запрокинутое лицо отца на фоне огненной стены. Пройдет время, и трагедия забудется, но зрение души — «глаза орла», будущий знак носителей Линзы, никогда не покинет эту девочку и сохранится в ее потомстве.

Гарлейн Эддорский посмотрел на разрушенную Землю, плод своих усилий, и решил, что поработал совсем неплохо. Куда он отправился затем, нам неизвестно — ведь он был убежден, что еще сотни и сотни лет Земля не доставит ему никаких неприятностей. На протяжении следующего тысячелетия Гарлейн посетил Ригель, Полэн VII, затем вплотную занялся Велантией — там дела шли из рук вон плохо, его ставленники, Верховные Лорды, деградировали на глазах, и многое пришлось исправлять. Восстановив порядок вещей, Гарлейн вернулся в пределы Внутреннего Круга и начал безрезультатно искать виновного во всех своих неудачах.

А на Аризии вновь состоялся большой совет: пришло время вмешаться в дела эддориан.

«Готовы ли мы начать открытую войну? — неуверенно спросил Эуконидор. — Очистить Землю от радиоактивных отходов и чудовищных мутантных форм жизни не составит труда, а из людей, спасшихся в Северной Америке, вырастет и распространится по планете новое племя, сильное и приверженное демократическим традициям. Они колонизируют Марс, Венеру и Астероидный Пояс. Но Гарлейн…, он начнет действовать под именем Роджера, и брошенные им семена вырастут в Юпитерианские войны.»

«Твои мысли интересны, юноша. Продолжай. Думай.»

«Межпланетные войны неизбежны, и они только укрепят правительство Внутренних планет — конечно, если не вмешается Гарлейн. Пожалуй, он не сразу поймет, что происходит; ведь Земля — его стараниями! — опять лежит в руинах. Когда же он снова посетит ее, будет слишком поздно. Мы будем действовать в телах людей, и Роджер не сможет повредить новой цивилизации.

Теперь же нам стоит обратить внимание на Невию. Эддориане не интересуются этой удаленной и незаметной планетой; ведь вся она покрыта водой и там очень мало суши. Но невиане — амфибии, способные дышать и в воде, и в воздухе — могут переносить большие ускорения, а мы поможем им создать межзвездные корабли. Затем придет час, когда они встретятся с людьми. И, волей или неволей, амфибии передадут им массу полезного… Полициклический щит, реакторы на активированном железе, деструкционные лучи… Земная цивилизация выйдет к звездам — внезапно и быстро! Я правильно мыслю?»

«Очень хорошо, — одобрили Старшие. — Зрелые и разумные выводы.»

Прошли тысячи земных лет. Столетия разрухи и безлюдья. Эпоха реконструкции. Эра возрождения. Век колонизации новых миров. Объединение. Юпитерианские войны. Наконец — мощный, непоколебимый союз планет Солнечной системы.

Ни один из эддориан не догадывался о таком стремительном развитии; Гарлейн был уверен, что застанет на Земле только стаи хищных варваров.

И стоит отметить, что за это время мужчины по имени Киннисон не раз женились на девушках с рыжевато-каштановыми волосами и карими, сверкающими золотыми искорками глазами.

Глава 7 ПИРАТЫ КОСМОСА

Межпланетный крейсер «Гиперион» стремительно мчался в ледяной тьме, с каждой секундой удаляясь от Земли. Стоя на мостике, в централи управления, капитан Брэдли пристально следил за россыпью разноцветных огоньков на приборных панелях, полукольцом охватывающих переднюю часть отсека. Внезапно прозвенел зуммер, и капитан, нахмурив брови, бросил взгляд на короткое сообщение, выведенное на экран его дисплея оператором связи. Он кивнул вахтенному офицеру, и тот, получив это молчаливое разрешение, наклонился над плечом Брэдли и прочел: «Сообщения разведпатрулей остаются негативными».

— Остаются негативными… — задумчиво произнес офицер. — Но ведь они уже прочесали более обширный район, чем сектор возможного обнаружения обломков… Совершенно необъяснимые исчезновения — сначала «Диона», потом «Рея»… И оба корабля — за один месяц! Пусть от них не осталось ни единой спасательной шлюпки, но хотя бы обломок микросхемы!..

Мне это совсем не нравится, сэр. Одна авария может быть случайностью, но две… — он умолк.

— А на третий раз это уже становится закономерным, — закончил его мысль капитан. — Меня больше всего тревожит внезапность катастрофы. Ведь ни один из лайнеров даже не послал сигнала бедствия — я уж не говорю о каких-либо сообщениях! Их управляющие комплексы просто переставали выдавать координаты — и все! — Брэдли раздраженно потер подбородок. — Однако у них не было ни наших следящих мониторов, ни нашего вооружения. Сейчас, судя по докладам с наблюдательных постов, мы в чистом эфире, но будь я проклят, если стану им доверять — любому из этих подслеповатых лодырей от Луны до самого Марса! — он взглянул на вахтенного. — Вы получили новые указания?

— Разумеется, сэр. Задействованы все следящие мониторы и три линии барьерных экранов, эмиттеры полностью укомплектованы расчетами, десантные группы готовы Любой обнаруженный нами объект будет немедленно идентифицирован, каждый корабль — предупрежден. Тот, кто попытается пересечь контрольную зону, попадет под огонь наших орудий.

— Все правильно…, на войне как на войне.

— Именно так, сэр, — кивнул вахтенный. — Я совсем не удивлюсь, если в слухах об этих происшествиях окажется немалая доля истины.

— С чего вы это взяли? — фыркнул капитан, покосившись на своего офицера. — Пираты на сверхсветовых крейсерах, субэфирные лучи, безынерционные манипуляции в поле тяготения…, да это же просто смешно! Этого не может быть! — его кустистые брови взлетели вверх. — Если в этом секторе и творится разбой — что, к сожалению, похоже на правду, — средства у мерзавцев поскромнее. И никому из них не выстоять против наших мультиплексных эмиттерных батарей, прикрытых тремя барьерными щитами! Этого хватит на любого — пиратов, нептуниан, ангелов или дьяволов, на звездолете или верхом на метле! И если они попробуют взяться за «Гиперион», мы попросту выжжем их из эфира!

Отдав салют, вахтенный отправился в обход корабля; он был непрочь поскорее убраться с глаз раздраженного начальства. Шесть больших мониторов дальнего слежения, в темную глубину которых напряженно всматривались дежурные операторы, спокойно мерцали, их чувствительные ультрасенситивные детекторы ничего не обнаруживали — пространство было чистым на тысячи и тысячи миль. Сигнальные лампочки на панели пилота не мигали, зуммеры молчали. Яркая светящаяся точка находилась прямо в центре микрометрической сетки, в перекрестии направляющих линий; значит, гигантский крейсер шел точно по проложенному автоматическими интеграторами курсу. Все было в порядке; управляющий комплекс корабля функционировал с обычной стопроцентной надежностью.

Завершив обход, вахтенный так и доложил капитану Брэдли:

«Все в порядке, сэр.» Тем не менее, это было далеко от истины.

Смертельная опасность угрожала огромному звездолету — тем более страшная, что источник ее находился на самом корабле. В закрытом и тщательно защищенном отсеке, глубоко в стальном чреве «Гипериона», мерно гудел большой климатизатор, разгоняя по обитаемым палубам потоки чистого воздуха. В этот момент над его трубопроводом — главной кислородной артерией судна — согнулась фигура в неуклюжем защитном скафандре. Плечи человека подрагивали, он склонялся все ниже и ниже — и все глубже в стальную стенку трубопровода вгрызалась дрель, негромко жужжавшая в его руках.

Вскоре сверло прошло насквозь, и в отверстие был вставлен гибкий и плотно пригнанный шланг, на конце которого находился тяжелый металлический цилиндрик с хрупкой стеклянной ампулой внутри. Человек стоял в напряженной позе, глядя на циферблат хронометра, светившегося на левом запястье; его правая рука сжимала цилиндр, большой палец лежал на торце, поглаживая едва заметный выступ. Сквозь прозрачное забрало шлема была видна ухмылка, игравшая на губах незнакомца — он ждал точно высчитанного момента, когда его палец, надавив на кнопку, освободит содержимое хрупкого сосуда, и оно медленно растечется по отсекам огромного корабля.

А на верхней палубе крейсера, в большом салоне, были в разгаре ежевечерние танцы. Недостатка в партнершах не было; по давней традиции, в поход обычно брали гостей — специалистов, ученых или просто привлекательных девушек, помогавших скрасить томительную скуку долгих перелетов. К тому же, в команде крейсера имелись и женщины.

Оркестр грянул последние аккорды, раздался гул оваций, и Клио Марсден, по единодушному мнению офицерского состава самая блестящая красавица этого вояжа, предложила своему партнеру прогуляться к одному из наблюдательных мониторов.

— О, Землю больше не видно! — с легким разочарованием воскликнула она. — Куда направлен этот монитор, мистер Костиган?

Конвэй Костиган, рослый молодой мужчина, старший офицер «Гипериона», добавил увеличение.

— Этот направлен назад, на Землю, а этот смотрит вперед, — показывая, он коснулся пальцами прохладного стекла. Земля выглядела сейчас ярко сверкающим полумесяцем, висевшим где-то в безмерной дали под корпусом корабля. Впереди по курсу пылали красный Марс и серебристый Юпитер — два ярких огонька на фоне бархатного черного занавеса, усыпанного мириадами сияющих звезд.

— Боже, какое великолепие! — взволнованно выдохнула девушка. — Вы-то, конечно, уже привыкли к подобному зрелищу, но я впервые покинула Землю и, кажется, могла бы любоваться на это вечно! Вот почему мне доставляет такое удовольствие прогуливаться здесь. Вы знаете, Конвэй, я…

Внезапно голос ее прервался, ладонь судорожно вцепилась в запястье Костигана и тут же обмякла. Он недоуменно взглянул па девушку, и в то же мгновение понял, что с ней происходит. В ее расширившихся, лихорадочно блестевших глазах плескался ужас: теряя сознание, она пошатнулась и начала падать, но офицер подхватил ее за талию. Сжав губы, затаив дыхание, он рывком вытянул из-за пояса плоский блок переговорного устройства и надавил клавишу «Тревога».

— Мостик! — выдохнул он, и все динамики крейсера повторили хриплый шепот, вырвавшийся из его горла вместе с остатками воздуха. — Газ Ви-два! Задержать дыхание!

Корчась в отчаянной попытке сдержать вдох, с безжизненным телом девушки на сгибе левой руки, Костиган бросился к тамбуру ближайшей спасательной шлюпки. В этот момент оркестранты безвольно выронили свои инструменты, танцующие пары мягко осели па пол, и в наступившей тишине молодой офицер, перед глазами которого уже вращались огненные круги, справился с входным люком шлюпки. Он рванулся через крохотную рубку к воздушным вентилям автономного климатизатора, открыл их на полную мощность и приник ртом к живительному потоку, наконец-то позволив своим измученным легким сделать первый вдох Едва придя в себя, он снова задержал дыхание, вскрыл шкафчик слева от пульта и натянул один из хранившихся там аварийных защитных костюмов; он широко открыл клапан на его воздушном баллоне, чтобы очистить скафандр от остатков смертельного газа.

Затем он повернулся к лежавшей без сознания девушке. Быстро захлопнув люк, он пустил ей в лицо струю чистого кислорода и начал делать искусственное дыхание, ритмично сгибая тонкие руки Клио. Через несколько минут она закашлялась, сделав первый судорожный вдох, и Конвэй поменял кислород на воздух. Когда девушка открыла глаза, он быстро проговорил:

— Держитесь за эту стойку и не отводите лицо от воздушного потока, пока я не надену на вас скафандр. Вы поняли меня?

Клио слабо кивнула. Убедившись, что она может стоять без его поддержки, молодой офицер облачил ее в защитный костюм — дело двух минут при надлежащем опыте. Затем, когда она в изнеможении упала в пилотское кресло, Костиган щелчком включил видеофон внутренней связи и набрал код централи управления. Там, над приборными панелями, по-прежнему невозмутимо сиявшими россыпью цветных огней, склонились одетые в скафандры фигуры.

— На корабле лазутчик! — Сейчас старший офицер говорил со своим капитаном без соблюдения должной субординации, как часто бывало в Трипланетарном Флоте в экстремальных случаях. — Скорее всего, отравляющий газ попал в главный воздухопровод. Не исключено, что таким же способом были захвачены и два предыдущих судна. Это пираты! Или человек, или подброшенное на корабль автоматическое устройство! — на миг он сделал паузу, потом задумчиво произнес:

— Только Фрэнклин мог отключить контрольный щит большого климатизатора… Ну, я проверю, что там произошло, а потом поднимусь к вам наверх. Держитесь, парни!

— Что это было? — спросила потрясенная девушка. — Мне кажется, вы сказали: «Ви-два». Но ведь этот страшный газ запрещен! — ее лицо исказила гримаса ужаса. — Вы спасли мне жизнь, Конвэй, и я никогда этого не забуду…, никогда! Но другие…, что сталось с ними?

— Да, это был Ви-два, и он действительно запрещен, — жестко ответил Костиган, не отрывая взгляда от видеофона, через который он методично вызывал телемониторы служебных отсеков крейсера. — Наказание за его применение — казнь; за хранение — вечная ссылка. Но гангстеры и пираты, заочно приговоренные к смерти, частенько используют его — терять-то им нечего… — Конвей искоса бросил взгляд на бледное лицо девушки. — Что же касается вашей жизни, то она вне опасности, Клио. А остальные…, я не успел бы привести их в чувство…, я и с вами чуть не опоздал…, еще на пару секунд дольше… — Его ловкие пальцы отстукивали код за кодом на клавишах видеофона; картина За картиной сменялась на маленьком экране. — Но у нас, к счастью, есть действенный антидот, он всегда хранится в неприкосновенном запасе наших скафандров…, мы знаем, что многие подонки не побрезгуют использовать Ви-два и тому подобные смертельные штучки…, и мы готовы к этому. Так что, когда воздух очистится, мы приведем в сознание всех, кто надышался этой мерзостью. С этим проблем не будет, но вот что может произойти после…

Внезапно он оборвал свой монолог и резко выпрямился. На экране застыла фигурка в неуклюжем скафандре высокой защиты; блики света играли на лицевом щитке, не позволяя разглядеть черты лазутчика.

— Ага, я так и думал, вот он — прямо в воздушном отсеке! Он в скафандре главного инженера, но это не Фрэнклин. Вероятно, один из пассажиров…, наших гостей… Застал врасплох беднягу Фрэнклина, забрал его скафандр и ручной эмиттер… Ну, а потом дыра в трубопроводе и — пс-с-ст! — экипаж готов! Может, это все, что он намеревался сделать на этот раз, но, уверяю вас, больше он ничего не успеет сотворить!

— Костиган, не ходите туда! — взмолилась девушка. — Его скафандр намного прочнее, чем ваш аварийный костюм, а у него теперь «левистон» мистера Фрэнклина!

— Не говорите глупостей! — резко оборвал ее Костиган. — Вы что думаете — мы можем позволить, чтобы на борту крейсера разгуливал живой пират, в то время, когда будем заняты с его приятелями, которые не замедлят объявиться снаружи? Не беспокойтесь, я не собираюсь давать ему ни малейшего шанса. Я возьму «стэндиш» и сотру его в порошок. Не уходите отсюда, пока я не вернусь за вами! — приказал он, и тяжелая дверь спасательной шлюпки с лязгом захлопнулась за ним.

Конвэй шагал через салон, не обращая внимания на распростертые на полу безжизненные тела. Подойдя к глухой стене, он нажал на ряд незаметных выступов, и перед ним, за отъехавшей в сторону тяжелой дверью, показалась глубокая ниша. Он вытащил из нее «стэндиш» — наиболее мощное лучевое оружие, которым располагали Флот и Служба. Массивное и тяжелое, оно походило на огромную винтовку, но было снабжено толстым коротким стволом с несколькими непрозрачными конденсирующими линзами и параболическим отражателем. Сгибаясь под тяжестью «стэндиша», молодой офицер углубился в лабиринт коридоров, потом спустился на несколько уровней по крутому трапу. Наконец, он подошел к отсеку главного климатизатора и свирепо усмехнулся, заметив зеленоватую дымку, затягивающую его дверь — барьерный экран; значит, пират все еще был внутри, продолжая отравлять ядовитой мерзостью палубы «Гипериона».

Он опустил наземь свое оружие, выдвинул три тяжелые подпорки, пристроился плашмя на полу и повернул переключатель. Тусклый красный луч огромной пробивной силы, отразившись от рефлектора, ударил по защитному экрану; эффект был подобен вспышке десятка молний. Силовой барьер не продержался и нескольких секунд — зеленоватое свечение раздалось под превосходящей мощью «стэндиша». Металл двери, не защищенный более экраном, изменяя окраску, пробежал всю гамму спектра — от красного через желтый, зеленый и голубой до ослепительно белого, а затем взорвался и потек, расплавленный и сожженный.

Теперь за уничтоженной дверью Костиган увидел человека в скафандре главного инженера — этот защитный костюм выдерживал огонь обычного оружия и мог некоторое время противостоять даже лучам «стэндиша». К тому же лазутчик тоже был неплохо вооружен — сжигающее пламя выплеснулось из дула его эмиттера, и вспыхнуло, засверкав разноцветным фейерверком, не в силах преодолеть защитный силовой экран «стэндиша».

Адская машина Костигана обладала не только разрушительной мощью лучевого оружия. Когда сверкнул огонь эмиттера пирата, офицер дотронулся до спускового крючка, и в узком пространстве отсека загрохотали, разрывая барабанные перепонки, два выстрела. Тело лазутчика превратилось в туман, когда импульсный снаряд взорвался, пробив его скафандр. Костиган выключил луч «стэндиша», огляделся, шагнул в отсек и вырвал из воздухопровода отравленный шланг. Лишь убедившись, что климатизатору — легким крейсера — не нанесено никаких серьезных повреждений, он позволил себе немного расслабиться.

Разобрав «стэндиш», он дотащил его до салона и снова упрятал в сейф, установив секретный шифр на комбинационном замке.

После этого он направился к шлюпке, и Клио с облегчением вскрикнула, увидев его живым и невредимым.

— О, Конвэй, я так боялась, что с вами что-нибудь случится! — воскликнула она, пока он торопливо вел девушку на мостик. — Конечно, вы его…

— Ну, разумеется, — последовал лаконичный ответ. — Ничего страшного. Как вы себя чувствуете? Начали приходить в норму?

— Мне кажется, я в порядке, — ответила девушка. — За исключением, пожалуй, того, что перепугалась до смерти. Я не представляю, чем могу помочь вам, но я сделаю для вас все, что в моих силах.

— Отлично. Вы можете оказать очень большую помощь, мисс Марсден. Ведь большая часть экипажа выведена из строя — за исключением тех, кто, как и я, был предупрежден и сумел задержать дыхание и добраться до скафандров.

— Но кто же предупредил вас? Я знаю, что этот ужасный газ не имеет ни цвета, ни запаха.

— Вы. Вы сделали вдох за секунду до меня, и я увидел ваши глаза. Однажды я уже хлебнул этого газа…, а когда вы хотя бы раз видели пораженного им человека, то не забудете этого зрелища до конца своих дней, — Костиган мрачно усмехнулся. — Инженеры в нижних отсеках первыми получили дозу, затем он проник в салон и па прогулочную палубу, где ваш обморок предупредил меня. К счастью, у меня хватило дыхания, чтобы передать сигнал тревоги. Однако не думаю, что многие, даже услышав его, успели надеть защитные костюмы… Всех, кто уцелел, мы встретим сейчас на мостике.

— Ах, теперь я понимаю, почему вы воскресили меня…, в благодарность за столь любезное предупреждение, — кокетливо рассмеявшись, сказала Клио. Смех ее был еще хрипловатым, но звучал задорно.

— Вы угадали, — в тон ей ответил Конвэй. — Ну, вот мы и на месте. Боюсь, мы скоро узнаем, какой нас ожидает следующий сюрприз.

В централи управления собрались, по меньшей мере, двенадцать вооруженных и одетых в скафандры мужчин; они спокойно, хотя и с заметным внутренним напряжением, следили за показаниями приборов. Им крупно повезло, что Костиган — опытный астронавт, несмотря на свою молодость, — оказался в момент газовой атаки на прогулочной палубе; повезло, что он был знаком с воздействием этого запрещенного, неощутимого по цвету и запаху газа; повезло, что у него хватило присутствия духа и запаса воздуха передать сигнал тревоги. Капитан Брэдли, вахтенный офицер и несколько других членов команды «Гипериона», находившихся в своих отсеках или в офицерской кают-компании, все — закаленные ветераны космоса, с честью выдержавшие не одно опасное приключение, мгновенно и без раздумий подчинились переданному динамиками сигналу. Задержав дыхание при словах «Ви-два», они успели натянуть защитные скафандры и продуть их сжатым воздухом.

Костиган усадил девушку на свободное кресло, сменил аварийный скафандр, который все еще был на нем надет, на настоящий защитный костюм, и подошел к капитану Брэдли.

— Что-нибудь заметно, сэр? — спросил он, козырнув. — Они должны начать действовать одновременно с этой акцией.

— Они-то начали, но мы не можем их обнаружить. Как только мы попытались передать общий сигнал тревоги по сектору, они стали глушить нашу волну. Взгляните!

Проследив за взглядом капитана, Костиган повернулся к дисплею, за которым склонилась облаченная в скафандр фигура оператора. С экрана, вместо трехмерной объемной картины, бил пылающий ослепительной белизной сноп света; из динамиков, вместо обрывков радиопереговоров, доносился визг и скрежет помех.

— Невероятно! — возмущенно пробормотал Брэдли. — Сквозь барьерную защиту, если судить по показаниям приборов, не проникло ни крошки металла… Но чтобы наводить такие помехи, они должны находиться где-то у нас под боком! Невероятно! Как вы полагаете, Костиган?

Брэдли, командир «Гипериона», закаленный космический вояка, был крутым человеком, консервативным сторонником старой школы и обычно возражений не терпел. Сейчас он казался разгневанным, сбитым с толка, разозленным на себя самого и на всех остальных; практически, впервые в жизни он встретился с невидимым врагом, которого не могли обнаружить радары его крейсера. Столкнувшись с этим необъяснимым фактом, капитан, похоже, готов был выслушать мнение своего молодого подчиненного — весьма нехарактерная для него терпимость.

— Невозможно? — повторил Костиган. — Но вывод же очевиден, сэр! Пираты имеют на вооружении нечто нам неизвестное! — он резко повернулся к Брэдли, разглядывая сквозь прозрачный щиток шлема его покрасневшее лицо. — И что тут удивительного? Военные суда получают новое вооружение после испытаний и многомесячной обкатки, пираты же и гангстеры проявляют небывалый интерес ко всякого рода новым штучкам.

Хорошо еще, что мы успели подать хотя бы несколько тревожных позывных…, станции наблюдения их, пожалуй, зафиксируют… Но и пираты тоже! Не думаю, что они заставят нас долго ждать, — закончил он довольно мрачным тоном.

И Конвэй не ошибся. Никто не успел ответить ему — внешний барьерный экран вспыхнул ослепительным белым светом под излучением ужасающей мощи, и в тот же момент на одном из следящих мониторов возникло изображение пиратского судна — огромной черной стальной торпеды, от которой расходились в стороны смертоносные лучи.

Мгновенно заговорили орудия «Гипериона», и под ударом включенных на полную мощность эмиттеров раскалились добела и вспыхнули защитные экраны незнакомца. Тяжелые орудия послали серию импульсных снарядов; отдача залпа была столь сильна, что гигантский корпус крейсера вздрогнул и завибрировал. Но капитан пиратского судна, видимо, имел полное представление о вооружении «Гипериона» и знал, что его защита окажется бессильной перед огневой мощью пиратских батарей.

Действительно, силовой барьер черного корабля успешно противостоял залпам «Гипериона»; снаряды взрывались, не достигая внешней брони. Неожиданно черная торпеда выпустила тонкий, как спица, сверкающий луч. Он прорезал пространство между кораблями, его не остановили ни мощные защитные экраны, ни сверхпрочный металл обшивки крейсера. Силовая защита «Гипериона» была прорвана, и он сразу же начал терять ускорение.

— Поражен энергетический отсек! — простонал Брэдли. — Мы идем теперь на аварийном ходу, лучевое оружие бездействует, а наши снаряды не долетают до пирата!

В следующий миг страшный разрушительный луч ударил прямо в централь управления, и в зияющем проломе исчезли и пилот, и орудийные расчеты, и операторы защитных установок — все дееспособные члены экипажа «Гипериона», кроме чудом уцелевших трех человек, чьи скафандры раздулись как тугие мячи, когда в отсеке резко упало давление.

Костиган подтолкнул капитана Брэдли к противоположной стене рубки и, схватив за руку полубесчувственную от ужаса девушку, прыгнул в том же направлении.

— Выбираемся отсюда, живо! — заорал он, и миниатюрные радиоприемники в шлемах, вступившие в строй вместо отключившихся в вакууме звуковых дисков, донесли эти слова до его спутников. — Они не могут нас видеть — силовой заслон еще действует, и их сканирующие лучи еще не могут проникнуть сквозь него. Но им прекрасно известна конструкция нашего крейсера, и мостик будет следующей целью!

Три человека метнулись к двери, превратившейся теперь во внешний люк воздушного шлюза, и луч пиратского корабля прошил то место, на котором они только что стояли.

Через шлюз, вниз по коридорам и трапам бежали они, торопясь к спасательной шлюпке, их последнему средству для укрытия, последней надежде для бегства. Едва они успели нырнуть в это убежище, как почувствовали резкое увеличение гравитации. Все большая и большая сила сдавливала практически беззащитный крейсер — до тех пор, пока он не стал двигаться с нормальным ускорением.

— Что вы думаете об этом, Костиган? — спросил Брэдли. — Притягивающее излучение?

— Похоже на то… Они заарканили нас транспортным лучом и тащат куда-то. Пойду раздобуду пару «стэндишей» и еще один скафандр с полной защитой — оборона будет непростым делом.

Когда он вернулся и установил в крохотной рубке два толстых цилиндра на треногах, шлюпка сразу превратилась в настоящую крепость. Рейд за скафандром был более длительным — Костиган принес защитный костюм Трипланетарной Службы; внешне он напоминал те скафандры, что были надеты на мужчинах, но выглядел значительно менее громоздким.

— Натяните его, Клио — аварийные костюмы не всегда могут защитить в сражении. Думаю, вы никогда не имели дело со «стэндишем»?

— Нет, к сожалению; но я быстро научусь!

— В этом замкнутом объеме могут работать одновременно только два «стэндиша», но вы должны знать, как обращаться с ними — на случай, если один из нас выйдет из строя. И еще одно: когда будете переодеваться, приладьте на себя несколько небольших штучек, которые я смог здесь разыскать… Вот, — он протянул девушке горсть блестящих предметов, — специальные переговорные устройства и детекторы Трипланетарной Службы. Этот маленький диск приклеивается кусочком ленты к груди — не очень высоко, лучше всего под грудиной. Замените ваши наручные часы вот этими — и ни на секунду не расставайтесь с ними. Жемчужное ожерелье тоже лучше носить постоянно; а эту маленькую капсулу надо спрятать особенно тщательно, чтобы ее не обнаружили хотя бы при поверхностном обыске. В крайнем случае, проглотите ее — она не причинит вам вреда и столь же успешно продолжит свою работу внутри вашего кишечника. Она важнее всего остального — утратив какое-нибудь из этих приспособлений, вы не потеряете своего шанса, но без управляющей капсулы вся система защиты рассыплется, как карточный домик. С таким снаряжением, — Костиган взвесил на ладони свои дары, — вы всегда можете связаться с нами. Кстати, мы оба оснащены таким же образом, хотя наши приборы выглядят немного иначе. Вам не нужно говорить в полный голос, Клио, достаточно шепота. Эти великолепные маленькие штучки почти невозможно обнаружить, а способны они на многое.

— Спасибо вам, Конвэй, — я сделаю все так, как вы сказали, — с благодарностью ответила девушка и повернулась к маленькому шкафчику, за дверцей которого могла без помех выполнить его многочисленные инструкции. — Но скажите, разве наши разведчики и патрули не смогут обнаружить нас по тревожным позывным?

— Боюсь, наши сигналы не достигли цели — космос вокруг пуст на многие тысячи миль.

Капитан Брэдли во время этого разговора в немалом изумлении таращил глаза на своего помощника. При его словах — «мы оба оснащены таким же образом» он открыл было рот, но заставил себя молчать — видимо, немалым усилием воли. Когда же девушка скрылась за шкафчиком, он обратился к Костигану уже с выражением полного понимания на лице.

— Вот оно что, сэр! — сказал он весьма уважительно — с таким уважением он не обращался до сих пор ни к одному из своих офицеров. — Вы, разумеется, имели ввиду, что поделитесь со мной на время кое-какими «спецсредствами Службы»…, правда, что вы еще не упомянули, к какой именно службе они относятся.

— Теперь, когда вы употребили слово «Служба», сэр, я ни за что не поверю, что вы не догадались, — усмехнулся Костиган.

— Ну что ж, это объясняет многое — скажем, быструю реакцию на «Ви-два», а также ваше необычайное самообладание и острый ум. Но не могли бы вы…

— Нет, — резко ответил Костиган. — Ситуация слишком серьезная, чтобы можно было переоценить ставки. Если мы выберемся из этого переплета, я заберу у нее свои штучки, и она никогда не догадается, насколько секретно это оборудование.

Что же касается вас, то я не сомневаюсь, что вы будете держать язык за зубами. Поэтому я без колебаний готов доверить вам эти приспособления — у меня таких штуковин было множество, но я выбрал самые важные, а остальные сжег «стэндишем». Не знаю, как вы оцениваете наши шансы, но я уверен, что мы попали в крайне неприятную историю, и выбраться из нее живыми — дело весьма проблематичное…

Он замолчал, так как из-за шкафчика показалась Клио — теперь ни дать, ни взять маленький трипланетарный офицер, — и они втроем погрузились в длительное тягостное ожидание. Проходил час за часом, а крейсер по-прежнему летел куда-то; наконец, по увеличившемуся ускорению они поняли, что корабль совершает пологий наклонный разворот. После короткого совещания капитан Брэдли включил радар и, оперируя лучом минимальной мощности, осторожно направил его вниз, в направлении, как они предполагали, противоположном тому, где находился корабль пиратов. Все трое впились глазами в монитор, но он отражал лишь бесконечную пустоту, прорезанную кое-где только далекими, холодно сверкающими звездами.

Слева экран затягивала дымка. Постепенно она начала рассеиваться, и они увидели слабо светящуюся голубым огромную сферу — настолько гигантскую и так близко, что они, казалось, падали на нее, словно это была планета. Крейсер замер на месте, предметы потеряли свою тяжесть, затем мягко отъехала в сторону массивная дверь — и их корабль потянуло вверх через шлюз и понесло в воздухе над небольшим аккуратным и ярко освещенным городком с металлическими строениями. Вскоре «Гиперион» был осторожно опущен на поверхность и застыл в объятиях посадочного комплекса.

— Ну что ж, где бы мы не были, но мы на месте, — мрачно усмехнулся капитан Брэдли.

— И сейчас начнется салют в нашу честь, — добавил Костиган, бросив вопросительный взгляд на девушку.

— Не думайте обо мне, — мужественно ответила она на его невысказанный вопрос. — Мы не должны так просто поднять руки! Нет, нет и нет!

— Верно, малышка! — и оба мужчины залегли под защитой силовых стен за своим грозным оружием; девушка пристроилась сзади них.

Ждать долго не пришлось. На пороге крохотного отсека возникла группа людей — они выглядели как земляне и не были вооружены. Брэдли и Костиган направили па пришельцев стволы своих эмиттеров — от отражателей через дверной проем ударил концентрированный двойной луч, несущий уничтожение, но не достиг цели. Пришельцев окружал непроницаемый для излучения «стендишей» защитный экран. Мгновенно были нажаты спусковые крючки, и из ревущих орудий вылетел поток импульсных снарядов — однако с тем же самым результатом. Встретив на пути силовой барьер, снаряды просто исчезли — без взрыва, не оставив ни малейшего следа своего существования.

Костиган вскочил на ноги, но прежде, чем он успел броситься в атаку, перед ним разверзся широкий туннель — какая-то сила, разворотив весь корпус крейсера, вырезала из него без видимых усилий огромный цилиндр. И трое людей почувствовали, как их сжали невидимые объятия силовых полей и повлекли по этому коридору.

Они летели к замеченным раньше строениям, затем их курс изменился, и они оказались перед массивными дверьми, увенчанными пилонами. Створки распахнулись перед ними и, пропустив, снова захлопнулись. Теперь они очутились в комнате, которая могла бы служить офисом бизнесмену; они стояли перед необъятным письменным столом, на котором, кроме обычного оборудования, необходимого деловому человеку, располагались также обширный распределительный щит и пульт управления.

За столом сидел невозмутимого вида серый человек. Он не только был одет во все серое, но его густые волосы тоже были пепельного оттенка, глаза — серо-стальные, и даже под загорелой кожей, казалось, проглядывало нечто асфальтное. Он как будто излучал серый цвет — но не мягких тонов голубиного крыла, а неумолимого оттенка мчащегося в атаку дредноута; то был цвет серого излома несгибаемой высокоуглеродистой стали.

— Капитан Брэдли, старший офицер Костиган, мисс Марсден, — человек говорил тихо, но отчетливо. — Я не предполагал, что вы останетесь в живых. Эту прискорбную деталь, однако, мы обсудим позднее. Теперь вы можете снять скафандры.

Никто не пошевелился, но мужчины пристально посмотрели на говорящего.

— Я не привык повторять свои указания, — спокойно произнес человек за столом; в его голосе, по-прежнему ровном и бесстрастном, угадывалась скрытая угроза. — Однако у вас есть выбор: спять скафандры или быть похороненными в них.

Костиган подошел к Клио и помог ей освободиться от защитного костюма. Затем, обменявшись молниеносными взглядами, оба офицера одновременно сбросили свои скафандры и выстрелили в серого человека: Брэдли из «левистона», Костиган — из тяжелого автоматического пистолета. Человек в сером, окруженный невидимым и непробиваемым заслоном, только снисходительно улыбнулся. Костиган, взбешенный неудачей и этой улыбочкой, свирепо рванулся вперед — только затем, чтобы прозрачная стена отбросила его на исходные рубежи. В следующий момент силовой луч швырнул Конвэя налево, потом — направо, вырвав при этом у него из рук оружие; то же самое произошло с Брэдли, и трое пленников снова оказались на прежнем месте.

— Я позволил вас сделать это, чтобы наглядно продемонстрировать всю бесполезность сопротивления, — сказал серый человек, в бесстрастном голосе которого прорезались стальные ноты, — но больше подобных глупостей не произойдет. Теперь я представлюсь. Здесь я известен под именем Роджера. Не думаю, что вы слышали что-либо обо мне; мало кто из землян может похвастать подобной информацией. Будете ли вы двое жить — зависит исключительно от вас самих; но поскольку я в свое время уделил немало внимания изучению человеческой натуры, боюсь, что проживете вы очень недолго. Хотя вы оба, способные к адаптации личности, обладающие большими внутренними резервами, могли бы оказаться весьма полезными для меня. Что же касается вас, мисс Марсден, — серые глаза холодно уставились на девушку, — то я пока не смог сделать выбор между двумя вариантами; каждый из них имеет свои преимущества, но, к великому сожалению, они взаимоисключающи. С одной стороны, ваш отец будет счастлив выкупить вас за астрономическую сумму; с другой, я могу попытаться использовать вас в своих сексуальных исследованиях.

— Что вы имеете в виду? — Клио держалась великолепно и по ней нельзя было заметить, что девушка находится в смертельной опасности: надменно вздернутый подбородок, пылающие презрением дерзкие глаза, вызывающе выпрямленная фигурка. — Похоже, вы воображаете, что можете делать со мной все, что угодно! Но смею вас уверить, вы глубоко заблуждаетесь!

— Я потрясен! Почему всякий раз упоминание о таких важных экспериментах вызывает у молодых особ женского пола столь неадекватную реакцию? — Глаза Роджера пронизывали Клио и, наконец, девушка, не выдержав, вздрогнула и отвела взгляд. — Впрочем, сам секс, первобытный и примитивный, неотъемлемый спутник жизни в этом пространственно-временном континууме, абсолютно алогичен и парадоксален. Совершенно сбивает с толку… Вы убедили меня — эти исследования будут продолжены!

Роджер нажал на кнопку, и в кабинете появилась миловидная женщина высокого роста, без каких-либо признаков возраста и национальности.

— Покажите мисс Марсден ее апартаменты, — приказал он, и женщины вышли; на пороге, словно на смену им, показался мужчина.

— Разгрузка закончена, сэр, — доложил вошедший. — Обнаружены две мужские особи и пять женских — они доставлены в госпиталь.

— Прекрасно. От остальных избавитесь обычным способом. — Подчиненный вышел, а Роджер продолжал своим бесстрастным тоном:

— Если считать на круг, за всю вашу команду и пассажиров можно было бы взять выкуп не меньше миллиарда; но, пожалуй, не имело смысла тратить время из-за такого пустяка.

— Что вы за чудовище, дьявол вас побери! — взревел Костиган, приходя в ярость от своего бессилия и забывая об осторожности. — Я слышал о маньяках, пытавшихся взорвать Землю, и о безумных гениях, воображающих себя Наполеонами, способными покорить всю Солнечную Систему. Кем бы вы себе не представлялись, вам полезно знать — вы не останетесь безнаказанным!

— Я не чудовище и не маньяк. Я — ученый и управляю сообществом других ученых. Вы считаете меня сумасшедшим? Наверно, вы обратили внимание на особенности этого места?

— Да, на искусственную гравитацию и эти защитные экраны. Обычный силовой заслон непрозрачен в одном направлении и не является преградой для материи; ваши же экраны прозрачны с обеих сторон и обладают защитными свойствами — большими, чем просто непроницаемость. Каким образом вы этого добились?

— Вам это недоступно, даже если бы я и попытался объяснить. Вы обратили внимание на два самых незначительных наших достижения; поверьте, их гораздо больше. Тем не менее, я не собираюсь вмешиваться в ваши дела и разрушать вашу Землю; меня совершенно не привлекает и перспектива управлять массами никчемных безмозглых муравьев. Однако для реализации моих планов требуется сотни миллиардов в золоте, и еще сотни миллиардов в уране, тории и радии; все это я получу от планет вашей Системы — раньше, чем покину ее. И я возьму эти миллиарды вопреки усилиям флотов всей Трипланетной Лиги!

Вся эта конструкция разработана мной и построена под моим руководством. Она защищена от метеоритов и от любого другого внешнего воздействия непреодолимыми силами, послушными только мне. Сооружение это невидимо и практически необнаружимо — световые волны огибают ее без возмущения и искривления. Я столь подробно останавливаюсь на этих деталях, чтобы вы с предельной точностью могли представить свое положение. Как я уже упоминал, при желании вы могли бы стать моими помощниками.

— А что вы можете предложить человеку с Земли, чтобы склонить его к участию в ваших деяниях? — ядовито осведомился Костиган.

— Многое. — Голос Роджера по-прежнему не выдавал ни каких-либо эмоций, ни того, что он различает едва скрытое презрение в тоне офицера. — Под моим управлением трудится немало людей, и я отдаю себе отчет, сколь различны их нужды, стремления и страсти. Однако я могу удовлетворить практически любое их желание. Желания большинства мужчин не заходят дальше общества молодых красивых женщин, но существует и масса других побуждений, на мой взгляд, значительно более действенные — алчность, жажда славы, стремление к власти и тому подобное, не исключая и тех, которые обычно классифицируют как «благородные». Все, что обещано мной, исполняется; требую же я лишь лояльности — и то лишь в определенных вопросах и на определенный промежуток времени, относительно короткий. Во всем остальном мои люди вольны делать то, что хотят. Исходя из всего сказанного, вы можете выбирать теперь между службой у меня — и альтернативным исходом.

— Уточните, что именно является альтернативой?

— Думаю, что сейчас нет смысла вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что это связано с некоторыми исследованиями, которые пока проходят не совсем удовлетворительно. Закончатся они вашей смертью — и, вероятно, она окажется не слишком быстрой и не очень легкой.

— Я говорю — нет, ты, проклятый ублюдок, чертов… — взревел Брэдли и собрался уже было дать развернутую характеристику хозяина кабинета, но Костиган довольно резко прервал его:

— Подождите! У меня еще один вопрос: что будет с мисс Марсден?

— Ее судьба совершенно не относится к теме нашей беседы, — холодно ответил Роджер. — Я не торгуюсь — фактически, я уверен, что мне удастся удерживать ее от необдуманных шагов — хотя бы на некоторое время. Она пребывает в убеждении, что сможет покончить с собой, если я не позволю ее выкупить… Но очень скоро она обнаружит, что и эта дверь распахнется только тогда, когда я захочу.

— В таком случае я присоединяюсь к мнению капитана, которое могу существенно дополнить и расширить! — рявкнул Костиган. — Так что можете утереться своей альтернативой и…

— Очень хорошо. Я был уверен, что такое решение для мужчин вашего типа неизбежно.

Серый человек нажал на две кнопки, и в кабинете появились два странных создания.

— Поместите этих двоих в отдельные помещения на третьем этаже, — приказал он. — Тщательно обыщите: не все их вооружение могло находиться в скафандрах. Проверьте замки на дверях и установите специальную охрану, непосредственно связанную с моим кабинетом.

Офицеров развели по камерам и обыскали с должной тщательностью, но не нашли на них ни оружия, ни чего-либо, имевшего отношение к устройствам связи. Хотя в глубине души Роджер пребывал в уверенности, что если бы что-нибудь подобное было у его пленников, он сразу же смог это обнаружить. Однако его люди даже не подозревали о возможностях «спецсредств Службы» Костигана — переговорных устройствах, детекторах и следящих лучах, приспособлениях микроскопического размера и потребляющих ничтожное количество энергии; к тому же, работающих на субэфирном уровне, но необычайно эффективных даже на больших расстояниях и не вызывающих вибрации электромагнитного поля, по которой можно было бы засечь их работу. В конце концов, что может быть более невинным, чем обыкновенные личные вещи, разрешенные по уставу любому космическому офицеру — защитные очки, наручные часы и в придачу к ним — карманный хронометр, автоматический фонарик, пьезозажигалка и кошелек?

Все эти вещи были внимательно осмотрены; но светлые умы Трипланетарной Службы разработали эти средства связи и слежения так, чтобы они могли пройти обычный контроль — без применения спецприборов и просвечивающих лучей. Поэтому, когда за Костиганом и Брэдли захлопнулись двери камер, все чудодейственные приспособления оставались при них.

Глава 8 ПЛАНЕТОИД РОДЖЕРА

Клио шла через холл, сопровождаемая своим безмолвным стражем и лихорадочно озиралась по сторонам в поисках хоть какой-нибудь лазейки для побега. Но осуществить это намерение ей не удалось — внезапно ее локти оказались сжатыми как в железных тисках.

— Бесполезно. Ты не можешь ни убежать, ни сделать что-либо, противоречащее желаниям Роджера, — бесцветным голосом роинформировала Клио спутница и щелкнула каким-то переключателем, освободив тем самым ее руки.

— Любое его желание — закон, — продолжала она, шествуя алее по коридору. — Чем раньше ты поймешь, что необходимо в опасности и как можно быстрее выполнять его указания, тем проще и длиннее будет твоя жизнь.

— Воображаешь, что испугала меня? — запальчиво воскликнула девушка. — Я не хочу жить — и свое желание смогу исполнить, когда захочу!

— Очень скоро ты убедишься, что это не так, — монотонно продолжало бесстрастное создание. — Если же будешь продол-гать упорствовать, то вызовешь гнев Роджера — и тогда ты будешь молить о смерти как о благе, но не получишь ее — пока этого не пожелает Роджер. Взгляни на меня: я не могу умереть. А вот воя комната. Ты будешь оставаться здесь до тех пор, пока Роджер не даст на этот счет дальнейших указаний.

Живой автомат, открыв дверь, молча и спокойно наблюдал, как Клио, порядком-таки перепуганная, хоть и старавшаяся не показать этого, проскользнула в роскошно обставленные апартаменты. Дверь за ней бесшумно захлопнулась, и абсолютная тишина окутала девушку словно глухим покрывалом. Тишина действительно была невероятной — неописуемое, полное отсутствие каких-либо звуков! В этой жуткой тишине Клио стояла посреди великолепных покоев — неподвижная, напряженная, отчаявшаяся…, и боролась с непреодолимым желанием закричать.

Вдруг она услышала доносившийся как будто прямо из стены голос Роджера.

— Вы сильно переутомлены, мисс Марсден, и в таком состоянии совершенно бесполезны для моих целей. Настоятельно рекомендую вам отдохнуть; а чтобы наилучшим образом обеспечить этот отдых, вы можете потянуть за шнур, висящий справа от вас — он установит вокруг этой комнаты силовой заслон, сквозь который не проникнет даже мой голос…

Голос действительно исчез, когда Клио лихорадочно рванула за шнур и бросилась на диван, захлебываясь судорожными рыданиями. Затем она снова услышала голос. Но не извне: голос звучал словно в ней самой, в каждой клеточке ее тела; он был скорее ощутимым, чем слышимым.

— Клио? — спросил этот голос. — Не говори пока ничего…

— Конвэй! — выдохнула она с невероятным облегчением; все ее существо наполнила новая надежда при едва слышных звуках этого знакомого — и теперь такого родного — голоса Конвэя Костигана.

— Молчи! — прервал ее голос. — Не показывай вида, что слышишь меня — возможно, твоя комната непрерывно сканируется. Меня он слышать не может, а вот тебя — вполне. Ты ощутила слабое покалывание под ниткой жемчуга в тот момент, когда раздался голос Роджера? Все правильно; а сейчас, когда установлен силовой барьер вокруг комнаты, твои бусы перестали быть детектором. Теперь вот что: если ты ощущаешь похожее покалывание под наручными часами; глубоко вдохни два раза; если не чувствуешь ничего, можешь спокойно говорить вслух.

— Я ничего не чувствую, Конвэй! — обрадованно воскликнула Клио. Слезы на ее лице мгновенно высохли без следа; она снова была прежней энергичной молодой особой. — Но неужели этот заслон на самом деле существует? Я никогда бы в это на поверила…

— Не стоит слишком доверять этой защите — ведь Роджер со своего пульта может отключить ее в любое время. Запомни: ожерелье предупредит тебя о появлении в эфире любого следящего луча, а часы обнаружат все явления субэфирного уровня. В данный момент часы молчат, и наши три переговорных устройства соединены напрямую; я сейчас нахожусь на связи и с капитаном Брэдли. Я хочу, чтобы ты успокоилась и поняла — наше положение не так уж безнадежно.

— О боже! Ты уверен, Конвэй?!

— Вполне. Похоже, у нас будет для них неплохой сюрприз: наша ультраволна. Когда им не удалось обнаружить наши штучки, я не был удивлен, но вот иметь для их применения полностью свободные руки — приятная неожиданность! Мне до сих пор трудно поверить в такое счастье, но пока я не заметил ни одного признака, что они могут определить, каким видом связи мы пользуемся. Однако проверим еще раз…, я использую свой следящий луч. Сейчас я сканирую твою комнату…, ты чувствуешь это?

— Да! Теперь часы откликнулись!

— Прекрасно! Никаких следов того, что за нами наблюдают — ни в обычном пространстве, ни на субэфирном уровне… Странно! В распоряжении этого Роджера столько устройств, о которых мы даже не слышали…, вполне естественно было бы предполагать, что он имеет и ультраволновые передатчики. Однако их нет…, или они почему-то не действуют — ив этом наш шанс на спасение, — голос Конвэя на секунду смолк. — Ну, что ж, отключаюсь…, у нас с капитаном сейчас будет масса работы… — он снова сделал паузу и вдруг быстро произнес:

— Хотя подожди…, у меня только что мелькнула одна мысль. Я выйду на связь через минуту.

Снова короткая пауза; затем беззвучный, но ясный голос Костигана продолжал:

— Любопытная новость! Женщина, которая привела тебя в эту комнату и нагнала такого страха, не живая — она по макушку начинена микросхемами.

— О, Конвэй! — голос Клио задрожал от охватившего ее облегчения. — Я на самом деле перепугалась до судорог — так ужасно было думать о том, что случилось с нею и другими…, и могло случиться со мной! А она — всего-навсего автомат!

— Мне кажется, наш друг Роджер несколько блефует. Несомненно, он силен, очень силен; но до того всемогущества, которое он себе присвоил и столь красочно описал нам, ему весьма далеко. Излишняя самоуверенность до добра не доводит… Хотя, я думаю, в этом его вертепе случаются довольно неприятные вещи со многими женщинами, да и с мужчинами тоже…, что может произойти и с нами, пока мы не подрежем ему хвост — если забудем про осторожность. Так что держи ушки торчком, малышка, и немедленно выходи на связь, если что-нибудь случится. Привет!

Неслышимый голос исчез; часы на запястье Клио вновь стали обыкновенными часами, показывающими время, а Костиган в своей уединенной камере, запрятанной глубоко под ее комнатой в угловой башне, сидел с темными очками на носу — многократно увеличивающим интравизором — и напряженно вглядывался в открывающуюся перед ним картину. Его руки, засунутые в карманы, незаметно манипулировали крошечными рычажками прибора, а ястребиные глаза цепко ощупывали каждую малозаметную деталь гигантской сферы планетоида. Через некоторое время он снял очки и тихо заговорил с Брэдли, заключенным в другую камеру, также лишенную окон и располагавшуюся напротив.

— Я получил сейчас весьма ценную информацию, капитан. Я узнал, где они прячут наши скафандры, а также обнаружил все основные пульты, посты управления и силовые генераторы. Вокруг нас нет барьеров, но каждая дверь прикрыта щитом, а за ними стоят охранники — по штуке на каждого. Они — роботы, не люди, и это осложняет дело. Нет сомнений, что они напрямую связаны с кабинетом Роджера и дадут сигнал тревоги при первом же намеке на что-либо подозрительное. Значит, мы не можем действовать, пока он не покинет свой пульт. Вы видите черную панель чуть ниже шнура-переключателя справа от вашей двери? Это крышка трубопровода. Когда я подам сигнал, сорвите ее…, там — толстый жгут проводов…, красный питает генератор щита вашей двери. Порвите его и присоединяйтесь ко мне в холле. И мы сделаем вот что… — Конвэй перешел к деталям плана, который мог привести их к успеху.

— Внимание! Роджер встает из-за стола! — воскликнул наконец Костиган (к этому времени они с капитаном переговаривались уже около часа). — Теперь, как только мы узнаем, куда именно он направляется, мы сможем приступить… Он собирается к Клио, мерзавец! Это в корне меняет ситуацию, Брэдли! — Конвэй яростно выругался.

— Еще бы! — рявкнул капитан. — Я знаю, что во время нашего «круиза» вы уделяли ей внимание, Костиган… Ну, я с вами; но что мы можем теперь сделать?

— Что-нибудь придумаем! — свирепо произнес молодой офицер. — Этот негодяй может быть уверен — если он прикоснется к ней хотя бы пальцем, я достану его… Пусть для этого мне придется взорвать к чертовой матери весь этот шарик вместе с нами!

— Не глупите, Конвэй, — услышали оба заговорщика низкий бархатный голос Клио — немного дрожащий, но все-таки спокойный. — Роджер покинул кабинет и дал вам шанс — действуйте по своему плану и не думайте обо мне. Кто знает, может, он только хочет поговорить о выкупе…

— Очень сомневаюсь, что наедине с тобой он будет обсуждать сумму выкупа — боюсь, у него найдутся другие темы! — прорычал Костиган. Внезапно его голос стал мягче. — Клио! Может, ты права, и нам стоит начать действовать. Они не нашли при обычке ни одной из моих штучек, и мы сможем наделать достаточно шума…, они скоро убедятся в этом. Я не думаю, что этот Роджер быстро соображает…, мне так не показалось…, а когда мы примемся за дело, у него появится масса других забот, кроме тебя. Скажи, малышка, ты могла бы задержать его в своей комнате? Минут на пятнадцать, не больше…

— О, Конвэй, неужели ты не понимаешь, что я готова на все, чтобы помочь вам…, всем нам выбраться отсюда! Уверена, что мне удастся… — ее голос замолк в тот момент, когда Роджер отключил силовой барьер, о чем просигналило ожерелье, и прошел прямо к дивану, в углу которого притаилась девушка. Свернувшись клубочком, она глядела на Роджера широко распахнутыми, полными ужаса глазами, но в глубине их таилась отвага и решимость.

— Готовьтесь, Брэдли! — коротко сказал Костиган. — Он оставил силовой щит вокруг комнаты Клио отключенным. Итак, если произойдет что-нибудь существенное, его немедленно известят, но зря беспокоить в этих апартаментах вряд ли осмелятся. А сейчас я своим лучом опять включу барьер…, о чем он, разумеется, не подозревает… Вот так, — Конвэй довольно хмыкнул. — Что бы теперь ни произошло, предупреждения он не получит… Капитан, мне придется сосредоточить внимание на луче, так что грязная работа останется вам — оборвать красный провод и покончить с охранниками — моим и вашим. Вы знаете, как уничтожать роботов, не так ли?

— Знаю…, если у робота разбить глаза-линзы и ушные барабаны, он остановится и пошлет сигнал бедствия, чем бы ни занимался в этот момент. Ну, а что дальше?

— Потом откроете мою дверь — переключатель щита с правой стороны.

Через три минуты дверь распахнулась, и капитан Трипланетной Лиги ворвался в камеру Костигана.

— Теперь — за скафандрами! — крикнул он.

— Еще не время, — сдавленным голосом прервал его Конвэй. Он стоял, широко расставив ноги; его напряженный взгляд был прикован к одной точке на потолке. — Я не могу сдвинуться с места ни на дюйм, пока вы не включите силовой барьер вокруг комнаты Клио — если я отклоню луч хоть ненамного, мы погибли. Пять этажей вверх, капитан, прямо по коридору, четвертая дверь направо… Когда вы приблизитесь к переключателю, то обнаружите мой луч по реакции своих часов. Тумблер надо сдвинуть вверх.

— Понял! — и Брэдли ринулся вперед с резвостью, которой мог бы позавидовать мужчина вдвое меньшего возраста.

Когда он вернулся — и после того, как Костиган проверил барьер вокруг «покоев невесты», отсекающий Роджера от сообщников, — оба офицера поспешили туда, где хранилось их космическое облачение.

— Скверно, что его слуги не носят униформы, — произнес капитан, тяжело отдуваясь — многочисленные лестничные полеты сделали-таки свое дело. — Это здорово помогло бы нам в плане маскировки.

— Вряд ли… Здесь слишком много роботов и, скорее всего, они получают сигналы, понять которые мы все равно не смогли бы. Если встретим кого-нибудь из них — придется драться. Сейчас проверим дорогу… — Надев очки-интравизор и проникая взглядом сквозь стены, Костиган увидел две приближающиеся фигуры; они блокировали тот коридор, в который им необходимо было свернуть. — Двое — человек и робот, — сообщил он капитану. — Робот — ваш. Подождем их здесь, за углом; как только они обогнут его — нападаем! — И Костиган, стащив с носа очки, приготовился к схватке.

Когда не подозревавшая об опасности пара появилась из-за угла, офицеры прыгнули вперед. Костиган первым нанес короткий сильный удар в солнечное сплетение человека. Его железный кулак по запястье погрузился в живот противника, и тот сложился вдвое, хватая, словно рыба, ртом воздух. Однако краем глаза Конвэй успел заметить третьего врага, который следовал в отдалении и уже подымал свой эмиттер. Действуя почти автоматически, он резко дернул потерявшего сознание человека, заслонившись его телом от смертоносного луча, затем швырнул труп прямо на изрыгающий пламя зев проектора. Оружие выпало из рук пирата, и оба — и живой, и мертвый, — свалились на пол.

Костиган ринулся к ним, стараясь дотянуться до горла последнего врага. Но этот парень оказался не промах — увернувшись, он встретил офицера хлестким левым хуком, сопроводив его страшным ударом в пах. Будь реакция у Костигана помедленней, потерю правого глаза можно было гарантировать. Да, на этот раз офицеру Трипланетарной Службы противостоял не механизм, запрограммированный его создателем на выполнение с механической точностью определенных действий, а гибкий, сильный, великолепно обученный человек, умевший применять в смертельной схватке любой грязный прием, известный наемным убийцам.

Однако Костиган тоже не был новичком в таких поединках. Со всем букетом разнообразных ударов, наносящих человеку смертельные увечья, не были знакомы даже специалисты по рукопашному бою из секретных подразделений разведки Трипланетарной Службы; но Костиган, начальник сектора, знал и умел применять на деле практически все. Не для собственного удовлетворения или азарта борьбы, не ради миллионных призов использовали такие, как он, секретные агенты это грозное природное оружие — они шли на схватку только тогда, когда избежать этого было невозможно; и применяя эти приемы, они добивались только одной страшной цели: убить, чтобы не быть убитым, — причем в максимально короткое время. Так что ответ Костигана не заставил себя долго ждать. Пират нанес ему удар ногой, от которого он ловко увернулся; затем поймал щиколотку противника — его мощные руки сомкнулись на ней, как челюсти медвежьего капкана — и резко, с вывертом, дернул. Пират заорал, но этот ужасный крик захлебнулся в тот момент, когда тяжелый ботинок Костигана врезался ему в висок. И враг вышел из игры. Навсегда. Схватка заняла едва ли больше десяти секунд и завершилась как раз тогда, когда Брэдли ослепил и оглушил своего робота. Конвэй поднял выпавший из рук пирата эмиттер, снова надел очки, и они поспешили дальше.

— Чистая работа, парень, — с одобрением сказал Брэдли. — Видно, у тебя природный дар к подобным трюкам — теперь-то я понимаю, почему ты оставил мне робота.

— И к тому же большая практика, — усмехнулся молодой офицер. — Приходилось, сэр, бывать в кое-каких потасовках; и все-таки я моложе вас — значит, быстрее. — Пока они бежали по бесчисленным коридорам, Костиган не забывал высматривать дорогу своим пронизывающим стены взглядом.

По пути им встретилось еще несколько охранников, как живых, так и механических, но оказать серьезного сопротивления они не могли — Костиган замечал их первым. В яростном луче эмиттера, захваченного у мертвого пирата, они падали на пол, превращаясь в безжизненные трупы или груды металлолома, а офицеры спешили дальше, туда, где хранилось их драгоценное снаряжение. Три скафандра Трипланетарной Службы были заперты в комнате, дверь которой Костиган выбил одним могучим ударом.

— Ну вот, теперь я снова чувствую себя человеком! — с облегчением вздохнул он, облачившись в свой привычный костюм. — Рукопашная схватка хороша, когда встречаешь одного-двух, но боюсь, что местный энергоцентр нашпигован стражей под самую завязку…, вряд ли нам удалось бы справиться без скафандров и собственного оружия. Скафандр Клио мы возьмем с собой — оставим у энергетического отсека и захватим на обратном пути.

Теперь охрана была уже не страшна, и тяжело вооруженная пара направилась прямо к источнику энергии — сердцу космического города-крепости. Некоторые из встречавшихся им охранников пытались подать сигнал тревоги своему хозяину, который один мог пустить в ход всю мощь и все разрушительные силы планетоида; некоторые же, беспечно доверяясь царившей вокруг тишине, замечали их в последний момент. Но судьба и тех, и других была одинаковой: их эмиттеры были бессильны против силовых экранов, окружавших скафандры землян, а два безотказных «левинстона» мгновенно пожирали свои жертвы.

Достигнув массивной двери генераторного отсека, мужчины внезапно услышали Клио — ее голосок срывался, выдавая напряжение и страх:

— Конвэй, поторопись! Его глаза…, мне не выдержать больше! Торопись, милый!

Похоже, она ударилась в панику. Мужчин поразили не столько ее слова, сколько тон — в нем сквозил смертельный ужас. Оба поняли, что медлить нельзя ни секунды; с Клио творилось что-то страшное. Беззаботная жизнерадостная девушка, наследница сказочного состояния, впервые покинувшая Землю, была заперта за силовыми стенами с маньяком, с живым механизмом, который ставил себя вне совести, закона и морали, не признавал никаких авторитетов — никого и ничего, кроме своих желаний и страстей! Должно быть, она боролась с ним, собрав все свои силы. Должно быть, она плакала и просила, кричала и злилась, притворялась покорной, чтобы выиграть время — но вряд ли ее мучения трогали безжалостный и злобный разум существа, именовавшего себя Роджером. Теперь же, видимо, его игра, мучительно-жестокая игра кошки с мышью, приближалась к финалу.

Конвэй не видел, как ужасное серовато-смуглое лицо склонилось над девушкой, как жуткие холодные стальные глаза словно пронизали ее насквозь и как, выдохнув, выкрикнув отчаянный призыв о помощи, она вцепилась ногтями в эту отвратительную физиономию с яростью смертельно раненной тигрицы. Он не видел этого, но мог представить. И, пробормотав ужасное проклятие, он простонал;

— Продержись еще минуту, Клио! Еще минуту, любимая! Массивная дверь генераторного отсека исчезла, расплавленная огненными лучами. В огромном зале, открывшемся за ней, «левистоны» землян могли действовать в любом направлении с максимальной мощностью — и два смертоносных веера развернулись с энергией стальной пружины, уничтожая все, что попадало под удар обжигающих молний. Эмиттеры, выхваченные более расторопными охранниками, превращались в убийственно опасную взрывчатку от одного лишь прикосновения силового луча; грудами бесформенного металла становились тонко отлаженные, сложнейшие механизмы; пульты управления как будто растворялись в воздухе; высоковольтные разряды шипели, искрились и угасали, оставляя резкий запах озона; расплавленный металл тек ручьями на пути яростной силы, ненасытно выискивающей очередную жертву. Когда с грохотом взорвался последний генератор, двое разрушителей внезапно ощутили невесомость и схватились за скобы в стенах, сообразив, что первая часть их программы выполнена.

Костиган рванулся к наружной двери и выплыл в коридор. Брэдли следовал за ним, прикрывая тыл; он нес скафандр для Клио и иногда посматривал назад, чтобы вовремя позаботиться о погоне. Сам Конвэй, казалось, забыл об осторожности. Он передвигался гигантскими прыжками, подталкиваясь от стен и повторяя:

— Я иду, Клио! Держись, девочка! Держись!

— Я в порядке, Конвэй… — Хриплый срывающийся голос девушки, ставший почти неузнаваемым, выдавал, что пришлось пережить ей за последние минуты. — Когда раздался грохот, он обнаружил, что вокруг нас силовой барьер, и…, и, к счастью, совершенно забыл обо мне. Он отключил защиту… Знаешь, Конвэй, по-моему, он потерял рассудок…, барахтается в воздухе прямо надо мной, а я пытаюсь сделать так, чтобы он не спустился…

— Умница! Задержи его еще на полминуты! Теперь, когда барьер отключен, на него сразу посыпались все сигналы тревоги…, и, конечно, он жаждет вернуться к своему пульту. Но ты…, он не причинил тебе вреда, девочка?

— Нет…, пет…, он даже не коснулся меня…, только смотрел…, но я думала, что умру от этого… И сейчас мне так плохо…, так плохо! Я будто падаю куда-то…, у меня все плывет перед глазами, голова раскалывается… Я умираю, Конвэй, да?

— Ну что ты, малышка, все в порядке! — Костиган почти с обеспечением рассмеялся, сообразив, в чем дело; эти страдания были вполне реальны, но вызвала их отнюдь не гипнотическая сила Роджера. — Это только невесомость! Все-таки ты выросла на Земле, и сейчас у тебя всего лишь легкий приступ космической болезни. Это пройдет…, все будет хорошо! Я иду к тебе!

Теперь Конвэй уже был на улице и видел — в двухстах футах справа и сотне футов над своей головой — высокую башню, на верхнем этаже которой находилась комната Клио. Он прыгнул, стараясь попасть прямо в ее большое окно, и, взмыв вверх, начал корректировать курс с помощью своего тяжелого пистолета. При каждом выстреле внизу происходил небольшой взрыв, но это его уже нисколько не волновало. Он все-таки немного промахнулся мимо окна, что, впрочем, не имело большого значения — «левистон» проложил ему дорогу прямо сквозь стену.

Скользнув в комнату через открывшийся пролом, он направил пистолет и эмиттер на Роджера, краем глаза заметив, что Клио цепляется за спинку дивана у противоположной стены. Хозяин планетоида почти добрался до двери, но в следующий миг она вспыхнула и исчезла под страшным лучом «левистона». Однако Роджер остался невредим. Ни огненный луч, ни разрывные пули не могли поразить серого человека; несокрушимый экран защитного поля сомкнулся вокруг него.

Сказав, что Роджер словно потерял рассудок, Клио даже не подозревала, насколько она близка к истине: Гарлейн с Эддора, материализовавшийся в плотской форме Роджера, впервые за свою поразительно долгую жизнь претерпел столь ошеломляющий разгром — ив тот момент, когда он совершенно не ожидал неприятностей.

Гарлейн пребывал в непоколебимой уверенности, что полностью контролирует ситуацию. Он знал, что сумеет обнаружить любой источник ультраволн — и внутри планетоида, и в окружающем пространстве. И он не сомневался, что сможет подавить физическую и умственную активность любого количества полуразумных существ, населявших Землю и звавшихся «людьми».

Однако за ним следили — и весьма пристально. Силы, которыми распоряжались четверо аризиан — Дроуни, Бролентин, Ни-деллор и Кридиган — являлись не менее могущественными; и, когда пришло время, они были пущены в ход.

Первым помыслом Роджера-Гарлейна — после того, как он оценил огромные и непоправимые потери, нанесенные его планетоиду, — было немедленное уничтожение двух землян, непостижимым образом вызвавших катастрофу. Однако он не мог их достать. Вторая мысль, пришедшая ему в голову, — отыграться на женщине, в чьей комнате он находился, — оказалась столь же неосуществимой. Она вышла из-под его власти! Сильнейшие ментальные удары, способные навсегда сокрушить ее разум, словно вязли и растворялись в воздухе; она безбоязненно смотрела прямо ему глаза, будто не замечая изливавшихся на нее губительных потоков энергии. Он даже не смог поднять на нее оружие! Тогда он подумал — третья мелькнувшая у него мысль, — что надо вызвать помощь с Эддора. Однако Гарлейн был не в силах осуществить и это намерение: субпространство оказалось заблокированным, и он не мог обнаружить ни способ этой блокировки, ни энергии, которая ее питала!

Его эддорианское тело — даже если бы он сумел вызвать его к жизни в условиях планетоида — не смогло бы противостоять противнику в сложившейся ситуации; значит, тому, кто называл себя Роджером, придется обойтись на этот раз без физической поддержки Гарлейна. Впрочем, у Роджера как такового имелись немалые ресурсы, о которых он был превосходно осведомлен. Гарлейн наделил его плоть не только невероятной жизнестойкостью; он усилил и вооружил своего представителя, свое второе «я», многими хитрыми устройствами, созданными на Эддоре. И посему Гарлейн пока не испытывал особого беспокойства за целостность своего воплощения в Солнечной Системе.

Практика, однако, внесла свои коррективы. Хотя Роджер и обладал массой полезных качеств, он не очень хорошо представлял себе, как управляться в условиях невесомости; и опытный офицер Трипланетной Лиги, хотя и отделенный от него силовым барьером, в данном случае был еще более опасен, чем при нормальной гравитации. Держа свою жертву под прицелом «левистона», он схватил первый попавший под руки тяжелый предмет — им оказался массивный металлический торшер — и со всей силы обрушил его на голову Роджера. В естественных условиях после такого удара череп был бы расколот пополам; но сопротивление защитного экрана привело лишь к тому, что Роджер закрутился в воздухе подобно жезлу тамбурмажора на параде в честь Дня Независимости.

Когда вращающееся тело ударилось о стену, в комнату величаво вплыл капитан Брэдли, зажимая под мышкой свернутый скафандр. Не тратя лишних слов, он мгновенно оценил ситуацию и, подобравшись к скорчившейся у дивана Клио, разжал ее судорожно стиснутые пальцы и помог облачиться в защитный костюм. Затем он навел свой «левистон» на голову Роджера, в то время как Костиган подталкивал свою добычу к зиявшему в стене пролому; оба астронавта прекрасно отдавали себе отчет, что пленника ни на миг нельзя выпускать из-под прицела.

В любой момент он мог отключить защиту и воспользоваться своим оружием — вероятно, еще более мощным, чем их собственное.

Придерживаясь за стену, Костиган отыскал взглядом определенную точку на величественном куполе искусственного планетоида и сильнейшим толчком послал к ней тело Роджера. Затем мужчины подхватили Клио за руки и, оттолкнувшись, прыгнули — три облаченные в скафандры фигуры начали полет к своей единственной надежде на спасение, небольшому разведывательному кораблику, причаленному у аварийного порта снаружи гигантской сферы.

Полуразрушенный «Гиперион» и его спасательные шлюпки были недоступны — им не удалось бы миновать без боя огромные ворота главного шлюза, а других выходов не было.

Они плыли по воздуху. Костиган по-прежнему держал под прицелом медленно вращающееся тело Роджера, Брэдли поглядывал вниз, а Клио — Клио, тем временем, понемногу начала приходить в себя. Наконец, она обрела дар речи.

— А что, если им удастся восстановить нормальную гравитацию? — спросила она в тревоге. — Тогда нас могут достать и лучами, и снарядами!

— Это уже можно было бы сделать, — заметил Конвей, — у них наверняка есть запасные генераторы. Но тогда Роджеру, как и нам, будет не сладко. Кому понравится рухнуть наземь с такой высоты! Значит, его команде надо как-то достать своего босса — скажем, на вертолете; но они прекрасно понимают, что мы накроем их, как только машина поднимется в воздух. Из обычных эмиттеров нас уже не достать, а тяжелая установка пробьет дыру в куполе. Так что для беспокойства, малышка, нет особых причин.

— Но что ты собираешься делать с этим…, этим… — задохнувшись, девушка махнула рукой на плывущее впереди тело Роджера.

— Он — наш заложник и проводник до люка ближайшего корабля. Потом придется его бросить.

— У меня большое желание прихватить этого мерзавца с собой, — мрачно заметил капитан Брэдли, — но, к сожалению, вы правы… Похоже, что кролик поймал питона и не знает, с какой стороны отрезать кусок посочнее…, да и ножик затупился! — он бросил взгляд на свой «левистон» и сообщил:

— Энергия почти на исходе, да и в вашем, по-моему, осталось не так уж много. Рисковать не стоит.

Очутившись у огромной вогнутой стены, мужчины с усилием повернули рычаг. Створки аварийного шлюза медленно, со скрипом разошлись; за ним зиял цилиндрический проход, упиравшийся в люк миниатюрного космического корабля. Костиган, в общих чертах представлявший устройство суденышка, — он внимательно изучал его часа два с помощью интравизора из своей камеры — устроился за пультом и направил кораблик в открытый космос, к далекой Земле.

Затем он предусмотрительно отключил от внешней линии связи переговорные устройства Брэдли и Клио, и начал крутить верньеры передатчика.

— Сэммз! — резко произнес он. — Здесь Костиган. Мы выбрались…, все о'кей. Да, конечно…, абсолютно… Кстати; передай им, Сэмми, что я не один.

Через звуковые диски шлемов девушка и капитан слышали только половину диалога — краткие реплики Костигана, — но этого было достаточно, чтобы оба уставились на него в немом изумлении. Даже Клио слышала это могущественное, почти легендарное имя! Несомненно, их спутник и спаситель стоял высоко — подумать только, в таком фамильярном тоне он общался с самим Вирджилом Сэммзом, всемогущим шефом Службы, наводнившей космос агентами Трипланетной Лиги!

— Надо послать общий вызов. — наконец пробормотал Брэдли. — Всем наблюдательным станциям и кораблям Флота…

— Это сделают за нас, — ответил Костиган. — Теперь они знают, что искать, и знают, что мониторы дальнего слежения бесполезны. Но есть и другие средства…, не думаю, что это займет у них много времени, — откинувшись на спинку кресла, он потянулся. — Все военные корабли в семи секторах, все патрульные суда уже мчатся к нам…, и все тяжелые дредноуты и крейсера Флота. У Службы хватает и ультраволновых детекторов, и операторов, чтобы обнаружить этот чертов планетоид. Ну а когда они его засекут, то сообщат координаты всем боевым кораблям.

— Но что же будет с пленниками Роджера? С пассажирами ограбленных лайнеров, которые томятся на планетоиде? — спросила девушка. — Ведь пираты не пощадят их…

— Трудно сказать, — Костиган пожал плечами. — Все зависит от того, как пойдет дело. Мы и сами, между прочим, еще далеко не в безопасности.

— Да, — согласился Брэдли, — сейчас наши шансы беспокоят меня больше всего. Вероятно, погоня уже выслана.

— Не сомневаюсь. И корабли у них помощнее, чем эта скорлупка. Наша судьба зависит от случая…, от расстояния до ближайшего трипланетарного корабля и мощи его батарей. Пока же нам остается только ждать — мы сделали все, что могли.

Наступила тишина. Костиган подключился к переговорному устройству Клио и подошел к ней. Девушка сидела, свернувшись калачиком в пилотском кресле, бледная и измученная; сказывались тяжелые испытания, выпавшие на ее долю за последние несколько часов. Когда Конвэй присел рядом, она непроизвольно вспыхнула, но не отвела синих глаз от лица молодого офицера.

— Клио, я должен…, мы…, ты… — тут он совершенно неожиданно тоже покраснел и замолк в совершенном смущении.

Конвэй Костиган, офицер Трипланетарной Службы, на чей острый ум и мужество можно было положиться в любых испытаниях, профессионал высочайшего класса, не единожды доказавший на деле, что его невозможно сбить ни с ног, ни со следа, секретный агент, способный найти выход из самой отчаянной ситуации, вспыхнул от смущения как мальчишка. Однако он упрямо продолжал:

— Боюсь, малышка, я выдал себя еще там, внизу… Но…

— Ты хочешь сказать, Конвэй, что мы оба выдали себя, не правда ли? — заговорила после паузы Клио. — Теперь ты тоже знаешь обо мне…, знаешь все…, все, что я чувствую… Но я не хотела бы удерживать тебя против воли, милый. Только…, ведь ты тоже любишь меня, Конвэй?

— Ты еще спрашиваешь?! — воскликнул молодой офицер, стиснув в отчаянии кулаки; грудь его тяжело вздымалась, под скулами ходили желваки. — Я люблю тебя, Клио…, люблю так, как не любил никогда в жизни. Удерживать меня?! О чем ты говоришь, девочка? Для меня нет большего счастья, чем находиться рядом с тобой! Ни одна женщина не значила для меня больше, чем ты…, и никогда уже не будет значить… Ты — моя единственная…, ты для меня… — внезапно он опустил голову и горько пробормотал:

— Ну как ты не понимаешь, девочка моя…, это же совершенно невозможно!

— Разумеется, не понимаю, — девушка сбросила тяжелые перчатки, и руки их встретились. Ее бархатный голос слегка дрожал от волнения. — Конвэй, ты любишь меня, и я тебя тоже. Это все, что имеет значение.

— Хотел бы я, чтобы это было так! — горько усмехнувшись, ответил Костиган. — Но ты не представляешь, о чем говоришь. Кто ты, и кто я — подумай! Клио Марсден, дочь сенатора Кэртиса Марсдена! Где ты была и что видела в свои девятнадцать лет — хоть ты и уверена в обратном! И кто я такой, чтобы его любила прекрасная юная девушка? Бродяга, бездомная космическая гончая, которая сидит в конуре не больше трех недель в году… Спец по аварийным ситуациям, драчун — не только по долгу службы, но и по натуре, наверное… Шпи… — он прервал себя на полуслове и продолжал после короткой паузы:

— Ты ведь совсем меня не знаешь, девочка, — и многого не узнаешь никогда, я не смогу тебе этого рассказать! Клио, ты не будешь счастлива со мной…, нам лучше расстаться, малышка, пока еще не поздно, поверь мне…

— Но, Конвэй, я уже не могу этого сделать! И ты не можешь, я уверена, — глаза девушки сияли чудесным ласковым светом. — Слишком поздно, милый. Пока мы танцевали на корабле — это было еще совсем другое, но с тех пор… Тебе не кажется, что мы несколько лучше узнали друг друга? И мы погибли, дорогой…, все, что случилось — необратимо! И даже если б мы могли что-то изменить, мы бы не сделали этого, правда? — она коротко, взволнованно вздохнула. — Я знаю, ты пытался бороться с собой, со своими чувствами, Конвэй…, но стоит ли? И почему ты так говоришь о себе? Люди на Трех Планетах уважают Службу — ведь вы охраняете нас… И потом, мне кажется, что Вирджил Сэммз выбирает себе помощников из тысяч и тысяч лучших профессионалов…

— С чего ты взяла, что я помощник Сэммза? — буркнул Костиган.

— О, ты сам выдал это, милый! Ну скажи, кто еще в Трех Мирах мог бы назвать его просто «Сэммз»? — девушка улыбнулась. — Конечно, ты тверд…, может быть, даже жесток…, но, знаешь, мне никогда не нравились мягкие мужчины. Ты драчун? Но мне показалось, что ты вступаешь в схватку только когда нет другого выхода… Нет, ты настоящий мужчина, Конвэй, самый лучший из всех, кого я встречала…, и…, и я люблю тебя! Теперь я ничего не боюсь — даже если нас поймают, все равно мы с тобой будем вместе — до самого конца!

— К сожалению, ты права, — мрачно согласился Костиган, — я не верю, что на самом деле дал бы тебе уйти, хотя и понимаю, что это было бы самым разумным… — и их пальцы сплелись еще теснее. — Если мы когда-нибудь выберемся из этой переделки, я собираюсь поцеловать тебя…, но раньше не получится — шлем снимать я тебе не позволю.

Руки — нехотя — разжались; Костиган встал и присоединился к сидевшему у пульта управления Брэдли.

— Есть новости, капитан? — спросил он. — Они успеют?

— Трудно сказать… Наши еще далеко — пройдет не меньше часа, пока корабль окажется в зоне их наблюдения. Костиган склонился к экрану локатора.

— Посмотрим, может, мне удастся обнаружить какой-нибудь из преследующих нас крейсеров. Не хотелось бы попасть под лучевой удар… Хотя наш друг Роджер имеет, вероятно, большое желание увидеть нас живыми. Надеется предъявить счет на пару миллиардов — за разгром своей базы и попранное достоинство…, наверно, уже и веревку намылил…

— Конвэй, ты сделаешь то, о чем я попрошу? — Лицо Клио побелело от ужаса при мысли о новой встрече с ужасным серым человеком. — Пожалуйста, дай мне пистолет — или что-нибудь еще… Я не хочу…, я не хочу, чтобы он еще когда-нибудь смотрел на меня так…, пока я жива…

— Этого не будет, — зловеще прищурив глаза и сжав кулаки, заверил ее Костиган. — Но пистолета я тебе не дам — ты можешь неверно оценить ситуацию…, занервничать…, и пустить его в ход раньше времени. Я сам о тебе позабочусь — в последний момент, девочка. Потому что, если мы опять попадем к нему в руки, второго шанса исчезнуть у нас не будет.

В молчании текли минуты. Конвэй зондировал пространство — локатором и своим ультраволновым устройством. Неожиданно брови его полезли вверх, и он расхохотался.

Остальные с немым изумлением уставились на него.

— Нет, я не сошел с ума! — улыбаясь, воскликнул молодой офицер. — Просто вспомнил, что силовые экраны Роджера делают невидимыми все его суда…, в том числе, и нашу скорлупку. Правда, я их засек — при помощи ультраволнового сканера…, а они нас — нет! Я знал, что погоня где-то близко, и вот нашел всю банду — их корабли только что прошли мимо. И знаете, куда они направляются? — глаза Конвэя Костигана сверкнули торжеством. — Они идут как раз навстречу нашему Флоту! Представьте, какой сюрприз их ждет!

Но не одним лишь пиратам предстояло удивиться. Когда началась яростная схватка, когда пиратская армада, уничтоженная на три четверти, предприняла последнюю отчаянную попытку атаки, когда, потеряв невидимость, черные сигарообразные корабли ринулись на таран, экипаж маленького суденышка пережил серьезное потрясение. Внезапно последние крейсера Роджера и половину трипланетарного флота затянула розовая дымка, которая становилась все ярче и ярче; затем огромные корабли начали взрываться, превращаясь в брызги расплавленного металла. Костиган просканировал окружающее пространство в ультраволновом диапазоне и обнаружил, что космос отнюдь не был пустым! Там находилось нечто огромное, бесформенное и невероятное даже для подпространственного зрения; нечто, засасывающее останки взорванных кораблей. Металлические брызги словно вливались туда — и исчезали.

Мощные помехи блокировали его передатчик; но, надеясь, что хоть какая-то часть сообщения дойдет до Сэммза, он вызвал его, а затем спокойно и последовательно изложил все произошедшее. Конвэй продолжал доклад, не упуская ни одной детали, в то время как его корабль сносило к розовому облаку; он продолжал говорить до тех пор, пока их суденышко не погрузилось в розовый туман. Тут он почувствовал, что не может шевельнуть даже пальцем. Костиган был в сознании, его сердце билось ровно, грудь мерно вздымалась и опадала, но ни один мускул больше не повиновался его воле.

Глава 9 ФЛОТ ПРОТИВ ПЛАНЕТОИДА

Один из новейших кораблей Трипланетной Лиги — тяжелый крейсер «Чикаго» из Североамериканского дивизиона земного флота — уже пять недель патрулировал отведенную ему область пространства. Вскоре крейсер должен был вернуться на космодром вблизи города, в честь которого он получил свое название; там уставшая от бесконечной пустоты команда сможет месяц отдыхать и развлекаться, чтобы затем вновь приступить к своей монотонной работе.

Сейчас экипаж занимался обычным делом — следил за метеоритами и астероидами, которые могли бы помешать космической навигации, не забывая, однако, проверять все суда, возникавшие на следящих мониторах. «Чикаго» являлся боевым кораблем, мощной машиной разрушения, и его основной задачей была охота за любыми космическими аппаратами с планет, еще недавно пытавшихся ввергнуть Трипланетие в чудовищный хаос войны. Каждый встреченный транспорт изучался дважды: с помощью экранов слежения и прицельной рамки лучевых мультиплексных эмиттеров.

В один из дней долгого и скучного патрулирования на пульте вдруг вспыхнула ослепительная алая лампочка, и вслед за этим корабль потрясли оглушительные звуки сирены. Затем по внутренней связи началась трансляция сигналов гибнущего поблизости корабля.

«Тревога! «Гиперион» подвергся нападению! Затоплен Видва… В пространстве нет ничего подозрительного, но…»

Незаконченное послание было прервано мерным гулом помех, и точка, обозначавшая на экранах положение «Гипериона», погасла. Наблюдатели, навигаторы, и просто любопытные, заглянувшие на мостик, словно окаменели. Даже сам капитан, прошедший сквозь огонь и кровь многих космических сражений, замер в изумлении. Трипланетарный крейсер исчез — но приборы «Чикаго» не могли обнаружить вражеского судна, создающего такие сильные помехи. А ведь их интенсивность говорила о непосредственной близости нападавшего корабля!

— Максимальное ускорение! Держать курс по последним замеренным координатам «Гипериона»! — капитан, рослый, темноволосый и уже немолодой, казался воплощением спокойствия, когда его пальцы набирали код связи с верховным командованием. Спустя полминуты все боевые корабли сектора, независимо от их величины и вооружения, начали стягиваться к точке, откуда «Гиперион» в последний раз подал сигнал. Несмотря на то, что полосу помех непрерывно расширялась, суда могли общаться друг с другом.

Час за часом огромный шар крейсера набирал ускорение; капитан, офицеры и боевые расчеты стояли на местах, внимательные и напряженные как никогда. Их мысли вертелись вокруг исчезнувшего корабля — ведь подобное происшествие могло означать что угодно, вплоть до начала новой войны, а люди слишком устали от крови.

Они устали терять друзей и близких в бесконечных космических баталиях, устали с трепетом ждать, когда лучи вражеских орудий прошьют защиту их судна; и многих охватывало отчаяние.

В секции снабжения, однако, царил совершенно другой настрой. Там двое помощников суперкарго пытались найти ошибку в ведомостях; их не трогали такие мелочи, как исчезновение крейсера — отчетность была намного важнее.

— Требование на «левистоны» — двенадцать штук, запрос на десантные скафандры — десять, теперь еще… — спокойный мягкий голос, диктовавший цифры из обширной ведомости, прервался на полуслове; один из молодых офицеров застыл, словно прислушиваясь к чему-то извне, недоступному его товарищу.

— Давай дальше, Клив, — начал было второй, но остановился пораженный странным видом своего коллеги: его худощавое мускулистое тело напряглось, янтарные кошачьи глаза смотрели куда-то вдаль, а руки с тонкими изящными пальцами вцепились в край стола.

— Так! — воскликнул он наконец. — Значит, они проявили себя… Да… Я все понял… Слушаюсь… До связи…

Снабженец уставился на Клива — тот бросил ведомости, которые держал в руках, и твердым шагом направился к столу дежурного. Достойный офицер удивленно следил, как весельчак и балагур Клив, словно постарев на десять лет, идет к нему уверенной походкой. Затем изумление сменилось почтением, когда молодой человек показал ему какой-то маленький блестящий диск.

— Я только что получил приказ, сэр, и должен отправиться к капитану. Конечно, сейчас нельзя шататься по кораблю, но дело крайне срочное, — с этими словами он выскользнул за дверь, оставив обоих офицеров в состоянии глубокого шока.

Никто не остановил Клива, пока он шел к централи управления, и даже возле ее двери короткая фраза «срочный доклад капитану» послужила паролем. Клив беспрепятственно перешагнул порог, но тут же на него налетел вахтенный офицер:

— …и немедленно под арест! — закончил он свою короткую, но содержательную речь.

— Вы совершенно правы, сэр… Я хотел пройти сюда незаметно, но мне это не удалось. Значит, так: по приказанию Вирджила Сэммза я явился для беседы с капитаном. Видите это? Прикоснитесь! — он протянул вахтенному небольшой плоский диск с изображением метеора. Манеры офицера тут же изменились.

— Я слышал об этом знаке, но не видел ни разу, — он прикоснулся к изображению пальцем и ощутил всем телом, мышцами, нервами и разумом удар неведомой силы, словно кричавший непроизнесенные вслух слова — пароль Трипланетной Службы. — Подлинный знак или нет, но он дает тебе право пройти к капитану, а старик-то разберется…, но если это подделка, то уже через пять минут ты будешь порхать в космосе голышом, парень.

Держа эмиттер наготове, вахтенный провел Клива в святая святых корабля. Без лишних слов огромный, похожий на медведя капитан «Чикаго» коснулся диска, не сводя с посетителя внимательных глаз. Этот командир получил свой пост не случайно и без помощи «крепкой волосатой руки сверху» — так что он все понял очень быстро.

— Должно быть, дело срочное, — произнес он, разглядывая своего подчиненного с некоторым интересом. — Сэммз не любит раскрывать своих агентов.

Затем он повернулся к вахтенному, вытянувшему от любопытства шею, и рявкнул:

— Благодарю за службу! Вы свободны! Дождавшись, когда офицер выйдет за дверь, капитан лаконично приказал:

— Ну, выкладывайте!

— Обстоятельства настолько серьезны, что все наши люди, дислоцированные на боевых кораблях, получили приказ обратиться к старшему командиру или любому члену экипажа, который может оказать полезное содействие. Такие инструкции даны впервые за все время существования Службы. Итак, сэр, найдена вражеская база — огромный искусственный планетоид, охраняемая тяжелыми крейсерами. Ни сама база, ни корабли не могут быть обнаружены обычными средствами. Однако Служба уже ряд лет экспериментирует с ультраволнами, так что есть надежда кое-что разглядеть. Один из наших парней был на «Гиперионе» и успел передать важное сообщение; Сэммз объявил тревогу, и мне передали приказ подсоединить систему ультраволновой связи к вашему передатчику — на случай новых неожиданностей.

— Работайте, — буркнул капитан, кивнув на передатчик, и Клив сразу приступил к делу.

Внезапно раздался мелодичный сигнал, и передатчик ожил.

— Командующим всех боевых кораблей, — голос адмирала разорвал напряженную тишину. — Судам в секторах «Л» и «Р» отключить опознавательные сигналы. Суда, командиры которых получили указания из не подлежащих упоминанию источников, немедленно включают красные огни по системе К-четыре и берут на себя роль флагманов. Корабли без опознавательных знаков направляются к флагманам и выстраиваются за ними в боевые конусы. Эскадры, наиболее удаленные от точки контакта с противником, движутся к ней с максимальной скоростью; ближние замедляют ход. До прибытия всего флота боевые действия не начинать. Крейсерам других секторов передислоцироваться на орбиту Марса… — приказы продолжали поступать, все флоты Трипланетной Лиги готовились вступить в бой, если сосредоточенные около Земли силы не смогут уничтожить пиратскую базу.

В ближайших секторах как минимум дюжина кораблей зажгла красные сигнальные огни, и на следящих экранах остальных появились яркие точки, к которым на максимальной скорости начали стягиваться боевые эскадры. В то время небольшие разведывательные корабли Службы обследовали каждый дюйм пространства вокруг пиратской базы. Однако они не рисковали приближаться к планетоиду, и ультраволновые детекторы не могли его обнаружить — малый радиус действия сильно ограничивал их возможности. Пока что невидимый черный шар плыл вне зоны контакта, недоступный локаторам разведчиков.

В капитанском отсеке, на мостике крейсера «Чикаго» молодой агент Службы уставился в пол в глубоком раздумье. Мысли его были прерваны довольно бесцеремонно.

— В чем дело? — капитан положил огромную ручищу на плечо Клива. — Не можете их найти?

— Нет… Безнадежно! — коротко бросил агент, по внезапно в его глазах сверкнул огонек. — Капитан, я попробую кое-что переделать, но мне нужна помощь. Найдется у пара-другая парней, которые разбираются в электронике?

Просьба Клива была выполнена немедленно, и пока ультра-волны обшаривали космос в безнадежных поисках, помощник суперкарго и специалисты секции электронного оборудования «Чикаго» занимались созданием нового мощного локатора. Инженеры крейсера работали почти вслепую, но Клив, казалось, точно знал, что надо делать. В конце концов грубое, но эффективное приспособление было создано — и оно работало! Подобные вещи случаются не так редко, как можно подумать, и не имеют никакого отношения к чуду; необходимость диктует определенное конструкторское решение и, при наличии хороших мозгов и умелых рук, повое устройство быстро появляется на свет божий.

Итак, локатор заработал и расходящиеся круги ультраволн пронизали космическое пространство.

— Вот и все, сэр — доложил Клив, когда па экране прибора показались яркие точки. — Давайте сравним мои данные с теми, что на ваших локаторах — по координатам ближайших кораблей флота. Итак, диктую: Х-11-62-23. RA-124-32-16, DX-173-25…

Цифры совпали. Капитан отсалютовал Кливу и произнес:

— Я знал что в вашей Службе немало толковых ребят. Но то, что вы сделали сейчас, по плечу только одному человеку: Лиману Кливленду!

— О, что вы, сэр! Это не имеет… — начал было Клив, но тут вновь раздался мелодичный сигнал и, обернувшись к приемнику, мужчины увидели на экране уверенное и властное лицо Вирджила Сэммза.

— Привет, Лиман, — голос шефа Трипланетарной Службы четко звучал из динамиков, и капитан шумно вздохнул, сообразив, что помощник суперкарго с его корабля и Лиман Кливленд, лучший специалист по лучевой трансмиссии, — одно лицо. — Я был уверен, что ты как-нибудь выкрутишься. Ну? Такие штуки можно поставить па прочие суда?

— Боюсь, нет, — Кливленд нахмурился. — Система, конечно, работает, но мы собрали ее на живую нитку. Эта куча металлолома может развалиться в любую минуту.

— Вы сумеете получить хотя бы несколько снимков окружающего пространства?

— Секунду,… Да, вполне. Но зачем?

— Там происходит что-то непонятное — ни нам, ни пиратам. Адмирал решил, что юпитериане опять проявляют активность, но этого просто не может быть — им не под силу разработать такие приспособления за прошедшее время… — Сэммз вкратце изложил сведения, полученные от Костигана и мрачно усмехнулся:

— Больше я ничего не знаю…, и хочу, чтобы вы не лезли в драку. Необходима информация! Так что держитесь подальше и делайте снимки. Я прослежу, чтобы «Чикаго» получил нужные указания.

— Но послушайте, сэр…

— Это приказ! — отрезал Сэммз. — Нам важно знать все детали происходящего, а единственная возможность их получить — ваш новый аппарат. Если флот потерпит неудачу — а я не разделяю уверенности адмирала в победе — у нас останутся хотя бы снимки…, и они могут многое подсказать. И еще одно — похоже, мы потеряли Конвэя, и я не желаю рисковать и вашей головой.

Кливленд молчал, обдумывая новости, но капитан «Чикаго», который был ветераном Четвертой юпитерианской войны, не мог стерпеть сомнений в могуществе флота.

— Мы распылим их, Сэммз! — свирепо рявкнул он. — Мы сделаем из них…

— Как вам угодно, капитан… Я никому не навязываю своего мнения, — шеф Службы пожал плечами. — Я предупредил адмирала, что планетоид, скорее всего, будет держаться до тех пор, пока мы не применим что-нибудь новенькое… Но он не пожелал меня слушать! Он согласился лишь вывести ваш корабль из зоны боевых действий.

— Этого вполне достаточно, — недовольно пробормотал капитан, когда связь прервалась. — Кливленд, мне не нравится перспектива удирать от огня, и я этого не сделаю, пока не получу указаний от самого адмирала!

Однако приказ верховного командования поступил незамедлительно, и «Чикаго», выключив сигнальные огни, уменьшил скорость. Крейсер шел все дальше и дальше, до самой границы действия прибора, над которым колдовали Кливленд и его коллеги из экипажа корабля.

Флот, тем временем, объединил силы. Тяжелые крейсера, озаренные сиянием алых огней, вели боевые конусы, направляясь к «Бесстрашному» — супер-дредноуту из Британского дивизиона, который был флагманом Флота, самым мощным космическим кораблем, когда-либо поднимавшимся в пространство.

Теперь флот перестраивался в один огромный конус, направленный основанием к противнику. Подобная тактика была разработана еще во время Юпитерианских войн, когда силы Трипланетия боролись за жизнь своих миров; с тех пор, как последние звездные корабли юпитерианских убийц были уничтожены, конуса не использовались.

Основанием конуса служили маленькие корабли-разведчики — самые слабые, но и самые подвижные суда флота. За ними шло кольцо легких крейсеров, затем — кольцо тяжелых; дредноуты образовывали четвертый круг. В вершине, под защитой всех кораблей, в оптимальной позиции для руководства боем, шел флагман. При таком построении каждая боевая единица могла применять свои огневые средства без опасения повредить соседа; в то же время по оси конуса направлялись мощнейшие всплески энергии, генерируемые эмиттерами тяжелых кораблей. Интенсивность огня флагманского судна и его ближайшего окружения была точно рассчитана; казалось, ничто не могло устоять перед этим лучевым шквалом.

Искусственная планета была уже близка и доступна пока еще несовершенным ультраволновым радарам — как и пиратские корабли, один за другим вылетавшие из разверстых шлюзов. Они не утруждали себя регулярным построением — видимо, Роджер был уверен, что его корабли-невидимки смогут уничтожить огромную армаду противника, не выдав своего местоположения. Однако он ошибся — ошибся, позволив своим передовым судам проникнуть внутрь боевых порядков земного флота еще до того, как арьергард покинул планетоид. Как только десятки сигарообразных кораблей пересекли плоскость основания конуса, капкан захлопнулся, и Флот ответил энергетическим ударом невероятной мощности. Одна команда, один сигнал — и океан беснующейся энергии обрушился на противника, неся уничтожение и смерть. Ультраволновые экраны невидимости, скрывавшие пиратские суда, не могли выдержать подобного напора — как и любые иные средства обороны, имевшиеся в распоряжении Роджера или Трипланетной Лиги. Защитные экраны пиратских кораблей начали краснеть и гаснуть; затем сами корабли разлетались на части, превращаясь в груды опаленного искореженного металла. Медленно и беспорядочно вращаясь, они плыли куда-то в равнодушном мерцании звезд — безжизненные, темные, зловещие; и мы никогда не узнаем, где они нашли последний приют…

Две трети сил Роджера были пойманы в капкан и уничтожены, но остальные корабли не собирались отступать к планетоиду. Словно стая обезумевших волков, они метались по краям конуса, атакуя его с флангов. Но теперь, после потерн невидимости, пираты стали гораздо уязвимей, и эффективность ударов Трипланетарного флота неизмеримо возросла.

Вспышки и разрывы вспарывали черную бездну космоса, страсть к уничтожению овладевала сердцами, ибо нет ничего более притягательного, чем бой — воздушный или космический, когда в руках человека сосредоточена чудовищная мощь адских машин уничтожения. Любой, испытавший это пьянящее чувство всемогущества, смешанное со страхом, отчаянием, отвагой, никогда не позабудет его; призрак страшной и покорной силы, под ударами которой сотрясалась Вселенная, будет тревожить его сны годами, десятилетиями…

Противоборствующие корабли наносили и отражались лучевые удары; мощные энергетические щиты, одинаково эффективными с обеих сторон, прикрывали их. Огромное расстояние делало бесполезными атомные торпеды — пространство было насыщено помехами, сбивавшими снаряды с курса. В одиночном бою пиратские суда намного превосходили по мощи земные дредноуты и крейсера, и вскоре это стало очень заметным. Более слабые корабли флота погибали один за другим под губительными лучами вражеских эмиттеров; пришло время использовать последний козырь — ультраволновые торпеды. Их было немного, ибо флот еще только оснащался этим новейшим оружием, но каждая из них несла гибель.

Операторы, впившись глазами в прицельные рамки, запускали их одну за другой. Не реагируя на обычные помехи, не отклонясь в сторону ни на дюйм, они летели точно в цель — смертоносные посланцы земных кораблей. Попадание — взрыв! Попадание — взрыв! Но даже гибнущие суда врага еще какое-то время продолжали посылать снаряды — они вылетали из любой достаточно крупной части. Изумлению людей не было предела, но разгадка оказалась проста — на пиратских кораблях не имелось живых существ. Экипажи роботов, управляемых с планетоида, сражались до последнего, не ведая страха смерти.

Впрочем, это было уже не важно; пиратские корабли гибли в беззвучных вспышках атомных взрывов. Видимо, Роджер понял, что битва проиграна; уцелевшие сигарообразные крейсера вдруг ринулись к вершине конуса, пытаясь протаранить самые мощные суда флота. Так погиб «Бесстрашный» и два десятка лучших кораблей; на какое-то время Трипланетарные силы остались без управления. Однако на их стороне было огромное преимущество — боевой опыт, полученный в долгих и кровавых войнах последних столетий. Вскоре новый командир возглавил земную армаду и, добив последними залпами пиратские суда, флот устремился к планетоиду. Но в тот момент, когда корабли Трипланетия приготовились к атаке, а Роджер включил на полную мощность защитные экраны, обе стороны осознали, что в космосе действует еще одна сила.

Пространство озарилось розоватым сиянием; неведомый пришелец из межзвездной бездны начал забрасывать свою чудовищную сеть. Он собирался славно поохотиться в этом далеком уголке космоса, столь богатом драгоценным металлом. И капитан чужаков был намерен заполучить сокровище любой ценой; его не пугали ни орудия Трипланетного флота, ни гибель тысяч живых существ. Главное было в другом — в этом мире никто и ничто не могло противостоять его кораблю.

Так в Солнечной системе впервые появился звездолет невиан.

Глава 10 ПОД РОЗОВЫМИ НЕБЕСАМИ

Мир Невии был родным для корабля, вторгшегося в Солнечную систему; странный и удивительный мир по земным меркам. Высоко в поднебесье плыло огромное яркое солнце, посылая пурпурные отблески на покрытую водой планету. Ни облака, ни тучки на горизонте; в хрустальном воздухе открывалась необъятная даль, и где-то далеко-далеко зеленоватый спокойный океан сливался с розовым небом. Когда же ослепительное солнце скрывалось за безбрежными водами, с другой стороны, с восхода, наплывали облачные массы, нависали над океаном, и начинался дождь, сильный и долгий. До полуночи капли его вспенивали волны, затем тучи исчезали, как будто их и не было…

Невия, единственное детище жаркого солнца, покрытая водой планета, была далека от Земли; два мира, две расы разумных разделяло много световых лет. Но огромный звездолет — тот самый, который вскоре вступит в бой с флотом Трипланетия и планетоидом Роджера — мог преодолеть это расстояние без труда. Сейчас он мчался над родной планетой, виток за витком сбрасывая скорость, и, наконец, вертикально устремился вниз — туда, где раскинулся странный город, наполовину погруженный в воду. Его строения были похожи друг на друга — шестиугольники с плоскими верхушками складывались в правильный рисунок, напоминавший пчелиные соты; каждая ячейка была отделена от остальных узкой полоской воды. Мосты, перекинутые между шестиугольными башнями, и сами здания были построены из белого сверкающего металла. Каналы, служившие улицами этого города, переполняли его обитатели, разумные амфибии, то плывущие, то медленно шествующие; повсюду мелькали небольшие подводные лодки — очевидно, аналог земных автомобилей.

Пилот, неподвижно замерший у пульта снижавшегося корабля, обозревал одним глазом окрестности сквозь иллюминатор, вторым следил за действиями помощников, третьим наблюдал за показаниями приборов.

Был еще и четвертый глаз, нацеленный на испещренную значками ленту, выползавшую из логической машины — земляне назвали бы ее компьютером. Четыре руки — гибких сильных щупальца — управляли рычажками и кнопками, мягко прикасаясь к пульту. Со слабым всплеском массивный корабль ушел в воду и, проплыв небольшое расстояние, замер перед металлической дверью ангара. Круглая диафрагма раскрылась и пропустила его внутрь.

Капитан — вернее, тарг (этот титул присваивался лишь выдающимся исследователям космоса), — расстегнул ремни, прижимавшие его крупное тело к желобу невысокой скамьи, и, отключив все приборы, направился к люку, возле которого собралась команда. Из-за толстых коротких ног его движения казались неуклюжими, но когда люк отошел в сторону и невианин шлепнулся в воду, его тело обрело гибкость и подвижность.

Будучи земноводными амфибиями, жители Невии обладали холодной кровью и с одинаковой легкостью могли дышать с помощью жабер и легких, под водой и над водой; их пастообразные ноги были способны достаточно проворно двигаться по тверди земной и позволяли развивать в воде скорость, доступную лишь немногим рыбам; их обтекаемые тела уменьшали сопротивление воды, а хвосты отлично справлялись с ролью руля.

Помогая себе хвостом, тарг плыл в глубокой прохладной воде. Через большую арку, прорезанную в стене ангара, он попал на широкое подводное шоссе, переполненное субмаринами; затем, совершив еще один поворот, добрался до пологого ската — основания башни. Вскоре лифт вознес его на вершину шестигранника — прямо в личные апартаменты весьма высокопоставленного существа, чью должность можно было обозначить так: министр коммерции и торговли Невии — или харод.

— Добро пожаловать, тарг Нерадо, — «министр» сделал приветственный знак щупальцем, в то время как вошедший доковылял до низкой мягкой скамьи и с удобством развалился на ней. Мебель в большом зале полностью соответствовала требованиям его обитателей: серебристые низенькие скамьи — желоба на шести ножках стояли по периметру у стен, их чуть приподнятые изголовья переливались узорами, сиявшими серебром в струившемся из шестиугольных окон свете. Рядом со скамьей достопочтенного харода располагалась странная конструкция, отдаленно напоминавшая стол с зеленоватой крышкой.

— Поздравляю с удачным завершением вашего последнего путешествия, — все четыре глаза харода смотрели прямо на Нерадо, что являлось признаком несомненного почтения. — Мы получали ваши доклады, мой тарг, несмотря на гигантскую скорость полета. Итак, закончив испытания корабля, готовы ли вы к новому странствию?

— Да! — уверенно ответил тарг, взволнованно помахивая хвостом. — Звездолет оборудован великолепно, команда — лучшие из лучших. Мы рассчитали координаты ряда звезд, богатых железом, но вот его запасов, необходимых для длительного полета, маловато. Правительство не в силах снабдить нас топливом, и вся надежда на вас. Сколько вы сумели купить?

— Десять румов…

— Десять румов! Оставленный нами залог не стоит и двух!

— Конечно, но ведь у вас есть друзья. Многие верят в ваше дело и отдали все свои сбережения… Подумайте, мой тарг, почему бы простым жителям планеты не помочь такому перспективному начинанию?

— Это чудесно! Я даже не знаю, как вас благодарить! Десять румов, — огромные треугольные глаза Нерадо налились фиолетовым. — Через год полета мы все вернем… Однако, — тарг взмахнул хвостом, — вдруг мы потерпим неудачу?

— В таком случае вы будете должны нам десять румов бесценного металла, — харод был абсолютно спокоен. — Кстати, так полагают многие в правительстве: они не против самой идеи поисков железа на других планетах, но не желают даром терять свои румы.

— Действительно, потеря велика, — сказал невианский Колумб, его глаза потускнели, а хвост обвис. — В конце концов, я могу ошибаться…

— Скорее всего, так, — последовал нерадостный ответ. — Как показывают астрономические исследования, в ближайшем к нам районе галактики не существует планетных систем, пригодных для наших целей. Здесь, похоже, Невия — единственная населенная планета, а мы — единственная разумная раса. И существует всего один шанс на миллиард, что вы обнаружите богатый железом мир, который можно будет эксплуатировать. Намного вероятнее встретиться с небольшим космическим телом, содержащим железо — настолько небольшим, что вы сумеете его захватить. Так что мы, пожертвовавшие на этот полет свои запасы, не слишком рассчитываем на компенсацию…

Вызвав охрану, харод отправил маленький контейнер с бесценным веществом на корабль. Перед тем, как расстаться, друзья в последний раз потерлись шеями, желая Друг другу удачи.

— Я буду постоянно информировать вас, — заверил «министра» Нерадо. — Я понимаю свою ответственность — десять румов железа — слишком серьезная потеря для планеты. Но если мы найдем сокровище, проследите, достопочтенный, чтобы второй корабль выслали немедля!

— Об этом не беспокойтесь! Если вы найдете железо, космос наполнится кораблями, спешащими к вам! Прощайте!

Вскоре Нерадо поднял в небо свой звездолет. Все выше и выше, за пределы атмосферы, стремился его корабль; вперед и вперед, сквозь холод и мрак космического пространства: все дальше и дальше — пока теплый голубой шар Невии не остался далеко позади, превратившись в маленькую голубовато — белую звездочку. Вскоре двигатели были отключены, чтобы не тратить драгоценное активированное железо, чей распад и давал необходимую для полета энергию. Затем начались долгие странствия в беспредельной пустоте космоса.

Прошло время — довольно значительное и по меркам Невии, и с точки зрения Земли — и, наконец, тарг обнаружил звезду G-ти-иа, окруженную девятью планетами, вокруг которых вращались спутники. Изумленный Нерадо созвал всю команду к экранам, чтобы каждый убедился в существовании этого великого множества планет, и только тогда сам поверил своим глазам.

Сбросив ускорение и включив ультраволновые локаторы, невианский корабль проник в пространство Солнечной системы. Вскоре системы поиска обнаружили субстанцию, которая состояла практически из чистого железа. Да, это было железо — невероятное количество железа, дрейфующего в космосе! Не дожидаясь окончательного анализа структуры и внешнего вида объекта, не слишком интересуясь происхождением сокровища, Нерадо велел включить деструкциопное поле, способное разрушить связи между атомами и превратить драгоценный элемент в тягучую красноватую субстанцию, которая начала заполнять грузовые трюмы его корабля.

Как только контейнеры поглотили первую порцию аллотронного железа, круглые экраны поисковых радаров заискрились так, что едва не ослепили наблюдателей. Неподалеку находилось огромное скопление металла в виде мелких объектов, а рядом с ними — гигантское сферическое образование; чуть в стороне в пространстве двигался еще один небольшой сгусток железа.

— Мы нашли его! Металл отличного качества — огромные залежи в космосе! Немедленно высылайте в горой корабль! — передавал дрожащий от возбуждения Нерадо, сверкая фиолетовыми глазами.

Как только сеанс связи был окончен, тарга позвали к одному из экранов.

— Я обследовал ближайший сгусток металла, самый маленький, — взволнованно доложил наблюдатель. — Это искусственное тело; вероятно — небольшой космический аппарат, и в нем — три живых существа! Совершенно отвратительного вида, но, очевидно, разумные, иначе они не могли бы перемещаться в пространстве и управлять этим механизмом.

— Невероятно! — воскликнул глава невианских исследователей. — Впрочем, почему бы и нет? — добавил он потише, а потом чуть слышно прошептал:

— Но нам так нужно железо… Доставьте их сюда, — велел он наконец, — ив свободное время мы изучим представителей этой примитивной расы и их механизм, — с этими словами Нерадо направил следящий луч на космическую шлюпку и внимательно оглядел мисс Клио Марсден и офицеров Трипланетарного Флота.

— Они явно разумны, — заключил он, обнаружив и заглушив ультраволновое сообщение Костигана, — но не настолько, чтобы это вызывало опасения. — Более детально обследовав суденышко и его обитателей, он продолжал:

— У них невероятные запасы железа, которое используется совершенно варварски — только как строительный материал. Очевидно, у них есть какие — то зачатки знаний об атомной энергии и ультраволнах, но они даже не в силах нейтрализовать создаваемые мной слабые помехи. Пожалуй, они стоят выше по развитию, чем шартразы, рыбообразные наших океанов, но с нами их сравнивать нельзя. — Он поднял голову на длинной гибкой шее и оглядел свой экипаж:

— Я чувствую большое облегчение…, я боялся, что поспешными действиями нанес вред представителям высокоразвитой расы.

Беспомощное суденышко, подтянули в огромному невианскому кораблю. Мощные энергегнческие ножи взрезали корпус в течение нескольких секунд, и три облаченные в скафандры фигуры — конечно, обезоруженные. — были доставлены в лабораторию. Тщательно изучив состав воздуха в скафандрах и установив его сходство с невианским, земноводные специалисты удалили защитные покровы с пленников.

Костиган уже мог немного шевелиться — паралич постепенно проходил. Он задержал дыхание, но тут же понял, что предосторожность была напрасной. Их чудовищные на вид похитители не собирались травить пленников; воздух, чуть более влажный, чем на Земле, был насыщен странными запахами, но годился для дыхания. Несмотря на то, что корабль неподвижно висел в пространстве, гравитация, почти не отличавшаяся от земной, давала приятное ощущение собственного веса. Удалив эмитгеры и все предметы, которые, по невианским меркам, могли служить орудиями убийства, пришельцы выключили паразующее поле. Земная одежда их чрезвычайно удивила, но при попытке снять ее земляне начали выражать неудовольствие столь бурно, что земноводные исследователи не решились настаивать, решив пока ограничиться визуальным изучением своей добычи.

Так впервые представители двух безмерно удаленных солнечных систем увидели друг друга. Невиане разглядывали людей со смешанным чувством любопытства и отвращения, а трое землян смотрели на их неподвижные невыразительные «лица» — или, скорее, конусовидные звериные морды — с ужасом и омерзением. И на первый, и на второй взгляд невиане выглядели чудовищно. Даже сейчас очень немногие из землян способны смотреть на жителя Невии, не испытывая чувства пустоты в желудке и позывов к тошноте. Марсиане, с их грубой морщинистой кожей и обликом надутых гномов, достаточно отличаются от людей, но облик их давно стал привычным. Узкоглазые, безволосые и бесцветные венериане еще менее приятны на вид, однако обе эти расы являются отдаленными родичами землян, и люди превосходно общаются с ними, посещая Марс и Венеру. Но невиане…

Горизонтальное туловище, плоское, похожее на черепашье, поддерживалось четырьмя короткими толстыми ногами с плоскими широкими ступнями; четырехлопастный забавный хвост стоял торчком, как у гончего пса. Все это казалось довольно необычным, но не вызывало отвращения. Можно было снести даже вид шеи — длинной, постоянно изгибающейся и покрытой кожистыми складками и морщинами — причем невиане очень тщательно подбирают их рисунок, зависящий от настроения. Даже их запах — запах протухшей рыбы, от которого начинает болеть голова, — можно перетерпеть и даже привыкнуть к нему, особенно если невианин пользуется креозотом — этот чисто земной химикат превратился впоследствии в любимые невианские духи.

Но голова! Именно она делала инопланетян столь омерзительными в глазах людей, ибо ничего подобного им не встречалось за всю земную историю. Сейчас даже дети знают, что костный конус головы невианина покрыт чешуей и буквально насажен основанием на шею. На середине этого конуса, на равном расстоянии друг от друга, расположены четыре зеленоватых глаза. Зрачки их могут сокращаться и расширяться, как у кошек, что обеспечивает хороший обзор независимо от интенсивности светового потока; невиане превосходно видят и в яркий полдень, и в почти полной темноте.

Сразу под глазами начинаются «руки» — длинные бескостные гибкие щупальца, оканчивающиеся восемью небольшими, но очень сильными отростками — «пальцами». Под каждой из рук расположен рот — крошечное отверстие, с помощью которого невиане могут издавать звуки. Наконец, под нависающим краем конуса расположены нежные хрупкие органы, играющие роль легких или жабер. Обозревая физиономии друг друга, невиане замечают любое изменение мимики и считают свои глаза весьма выразительными, хотя человек способен различить только их цвет — признак эмоций, по сравнению с которыми темперамент любого меланхолика может считаться просто бешеным.

Итак, подобные чудовища предстали перед глазами наших героев. У землян хозяева вызвали отвращение; им столь же мерзкими показались гости; неприязнь была взаимной. Хотя певиане — чрезвычайно разумная раса, изящные формы человеческих тел показались им квинтэссенцией уродства и нелепости.

— Мой» бог! Конвэй, милый! — воскликнула Клио, теснее прижимаясь к обнимавшему ее Костигану. — Что за чудища! И они молчат — никто не произнес ни звука! Как же они общаются?

В то же самое время Нерадо беседовал с коллегами.

— Какие забавные, бесформенные создания! Действительно низшая форма жизни, даже если у них и имеется какой — то интеллект. Они не говорят и даже не подают вида, что слышат нас. Как вы полагаете, может быть, они общаются с помощью глаз? Какой из их странных органов способен воспроизводить звуки?

Ни одна из сторон не понимала, что и каким образом говорит другая. Невиане общались на ультрачастотах, и даже самые низкие звуки их речи выходили далеко за те пределы, которые доступны человеческому слуху. Наиболее высокие ноты, которые способен взять землянин, для них невероятно низки и потому не слышимы.

— У нас еще много дел, — произнес наконец Нерадо, отворачиваясь от пленников. — Необходимо продолжить изучение этой звездной системы и взять полный груз железа, которого здесь так много. Нашими странными гостями мы займемся позже.

— Что же с ними делать? — спросил один из его помощников. — Запереть в какой-нибудь секции трюма?

— О, нет! Ни в коем случае! Их надо хорошо содержать, чтобы доставить в Храм Науки Невии живыми и здоровыми. Представьте, какое поднимется волнение, когда мы привезем их — живое доказательство того, что и другие светила имеют планеты, и что эти миры способны поддерживать органическую — и даже полуразумную — жизнь! — тарг на мгновение задумался, потом приказал:

— Поместите их в три сообщающиеся каюты в четвертом секторе — им явно необходимы свет и простор. Наружный выход закрыть, внутренние двери пусть останутся открытыми, чтобы они могли общаться или уединяться, как им захочется. — Нерадо окинул пленников задумчивым взглядом нижней пары глаз и заметил:

— Похоже, что самая маленькая особь — самка…, видимо, пара этого крупного существа, к которому она прижимается… Однако, мы слишком мало знаем об их физиологии и обычаях, так что предоставим им максимальную свободу — насколько это совместимо с нашей безопасностью. — И он отвернулся к приборам. Три члены команды приблизились к пленникам. Один из них заковылял по коридору, показывая недвусмысленными жестами щупальцев, что людям надо следовать за ним. Все трое послушно пошли следом; пара невиан замыкала процессию.

— Сейчас самый подходящий момент, — шепнул Костиган, когда они миновали низкий дверной проемом и вошли в протяженную и узкую секцию, тянувшуюся по оси судна. — Присмотри за этим парнем впереди, Клио, и попытайся задержать его. Брэдли, мы займемся теми, кто сзади. Начали!

Конвэй оступился и, резко откатившись в сторону, схватил похожее па резиновый шланг щупальце. В следующий миг он пригнул массивную голову инопланетянина к полу, и его тяжелый башмак с силой врезался в сочленение между телом и шеей. Невианин упал, а нападавший бросился на ковыляющее впереди чудище. Но он не достиг цели, рухнув под лучом парализатора. Возглавлявший процессию страж был наготове и действовал он очень быстро — достаточно быстро, чтобы остановить стремительную атаку Костигана. Появилось еще несколько невиан; и пока сраженное Конвэем существо билось на полу, колотя в него ногами и хлеща щупальцами, людей аккуратно подхватили на руки и отнесли в отведенные им апартаменты. Только после того, как пленников уложили на низкие скамьи в центральной каюте и тяжелые двери захлопнулись, паралич был снят.

— Что ж, этот раунд мы проиграли, — безрадостно подвел итоги Костиган. — Похоже, эти ребята не любят, когда их бьют — судя по тому, как задергался первый, которого я сшиб… — он вытер пот со лба и добавил:

— Но существа они на редкость миролюбивые. Я думал, меня сунут в реактор после такой выходки…

— Мне кажется, они просто не хотят нас калечить. Они собираются взять нас в свой мир — как забавные экспонаты или диких зверей, — решила Клио. — Конечно, выглядят они отвратительно, но я предпочла бы их Роджеру с его компанией роботов… — добавила она, помолчав.

— Полагаю, вы правы, мисс Марсден, — поддержал девушку Брэдли. — Именно так! Но я чувствую себя как медведь в клетке. Интересно, какие у нас шансы удрать из этого зоопарка?

— У таких зверюшек, как мы, шансы весьма велики, — заявила Клио, тряхнув головкой. — Вы с Конвэем сумели выбраться даже из застенков Роджера! Неужели двое таких сильных мужчин найдут выхода отсюда? Конечно, эти черепахи могут считать нас глупыми животными, но когда до них доберется Трипланетарный Патруль, они изменят свое мнение!

— Браво, малышка! — воскликнул повеселевший Костиган. — Женщины всегда вдохновляют нас на великие дела! Я не сумел бы обозначить ситуацию столь решительно и кратко! Но эти четырехногие уродцы обладают оружием посерьезнее, чем у Роджера…, правда, и нам есть чем ответить.

— Что вы имеете ввиду? — спросил Брэдли, приподняв кустистые брови.

— Новый корабль. Наши инженеры давно работают над ним. и это судно сможет развивать скорость, во много раз превышающую скорость света. Он облетит всю Галактику за месяц! Новый двигатель, новое вооружение, новые средства связи, локаторы…, все, все новое! Единственный недостаток — генераторы еще слишком ненадежны. Они уже раз пять взрывались и, насколько я знаю, погибло двадцать девять человек. Но когда его доведут до ума — это будет печально!

С этими словами Конвэй шагнул к стене, на которой поблескивал круглый экран с рядом клавиш внизу. После недолгих экспериментов ему удалось включить внешний обзор, и пленники увидели, как боевой конус трипланетарного флота атакует базу Роджера. Они наблюдали битву от ее победного начала до страшного конца, когда в сражение вмешались невиане.

Их пленители тоже с напряженным интересом следили за схваткой в космосе, не забывая, однако, и о своих интересах.

— Поразительно, как схожи войны во всех нецивилизованных обществах, — философски заметил Нерадо. — Подумать только, еще недавно наши города тоже бились друг с другом за власть над свободными водами, и даже не брезговали заключать союзы с недоразвитыми шартразами!

Он замолк и несколько мгновений наблюдал жестокую схватку космических флотов. Бой подходил к концу; боевой конус, развернувшись, устремился к планетоиду.

— Уничтожение, постоянно уничтожение, — пробормотал тарг, протягивая щупальца к переключателям на пульте. — Что ж, если они так старательно уничтожают друг друга, ничто не сдерживает нас от уничтожения их всех вместе взятых. Тем более, что необходимо железо.

Один из членов команды издал высокий вибрирующий звук, свидетельствующий о недовольстве. Он вытянул длинную шею и разразился речью, пытаясь доказать коллегам жестокость намерений тарга. Его протест, однако, был отклонен большинством голосов.

Нерадо включил генераторы поля деструкции. Несмотря на огромные размеры розового облака, оно не смогло покрыть весь флот, однако половина конуса начала быстро таять, превращаясь в поток распыленного на атомы железа. Мгновенно прекратив атаку на планетоид, трипланетные корабли перестроились, направив огонь орудий на пришельца, смутной тенью маячившего в ультраволновых локаторах. Они не были одиноки в своей попытке уничтожить эту третью силу.

Сразу после побега пленников Гарлейн понял, что происходит нечто непостижимое. Его ультраволновые каналы были перекрыты, и какое — то время он не мог использовать свое оружие ни против трех беглецов, ни против Трипланетарного Флота. Что же все это могло значить? Какая сила препятствовала его действиям?

Его уверенность в том, что эта троица относилась к человеческой расе не больше, нежели он сам, возросла и окрепла. Но кто же ими управлял? Очевидно, не тайный враг из числа эддорианин; непостижимо, чтобы в секрете от остальных была создана столь совершенная техника. Сама атмосфера Эддора, ментальные особенности его обитателей не позволили бы этого скрыть… Следовательно, существовало только одно разумное объяснение: где — то таится раса столь же древняя и могущественная, как сами эддориане.

Эти пришельцы в окруженном розовым сиянием корабле обладали механизмами, создать которые мог только Эддор; весьма вероятно, они могли управлять и ментальными силами. И они не случайно оказались в данной точке пространства — времени! Нет, не случайно! Они наблюдали за событиями с самого начала, управляя тремя пленниками — этими офицерами и женщиной. Данная версия подтверждалась тем, что чужаки атаковали трипланетарный флот, уничтожив тысячи людей, однако шлюпка с беглецами была со всей осторожностью подобрана их кораблем.

Так размышлял серый Роджер, земная ипостась Гарлейна Эддорского, делая из верных посылок совершенно не правильные выводы. Но в одном он не ошибался, предчувствуя, что следующей мишенью атаки пришельцев будет планетоид.

Что ж, на время он соединит свои усилия с мощью флота Трех Планет — и будет пользоваться тем же оружием, что и его недавние противники… А потом нанесет настоящий удар! Роджер отдал распоряжения роботам и рабам и принялся терпеливо ждать.

Итак, впервые за всю историю Трипланетия силы закона и порядка объединились с силами разбоя и беззакония против общего врага. Флот обрушил на него лучевые удары, потоки разрушительной энергии, снаряды и торпеды, и планетоид Роджера поддержал эту отчаянную атаку, ударив из всех батареи. Напрасные старания! Лучевое оружие не могло пробить защитный экран пришельца, атомные торпеды и снаряды исчезали в розовом облаке, окутывавшем огромный звездолет. Красноватая вуаль один за другим накрывала крейсера и дредноуты, они взрывались, превращаясь в аморфную массу металла, и непрерывным потоком текли, текли, текли в бездонные контейнеры невиан.

Когда последний из кораблей Трипланетного флота растаял в розовом тумане, и драгоценное железо заполнило трюм корабля Нерадо, его внимание переместилось на планетоид Роджера. Это сооружение, созданное под руководством самого Гарлейна, являлось мощнейшим орудием войны, намного превосходившим боевые корабли землян. Планетоид обладал мощностью, энергией и оружием, достаточными для отражения любой атаки, которую только мог измыслить эддорианин. Энергетический барьер, свойства которого так поразили Костигана, надежно прикрывал всю конструкцию; экран, гораздо более эффективный, нежели созданные до сих пор на Земле.

Мощный деструкционный луч невиан ударил в этот щит — и отразился; розовое облако бессильно растекалось вокруг невидимой границы, не достигая поверхности планетоида. Пораженный Нерадо удвоил, а затем учетверил мощность луча; красноватый туман вспыхнул, выпуская жадные языки пламени, тянувшиеся к гигантскому шару, однако барьер устоял. Пока устоял — ибо не существует силы, которую не могла бы сломить еще большая сила.

Серый Роджер неподвижно сидел за столом в своем кабинете — том самом, где побывали трое землян. Крышка стола сейчас была откинута, обнажая панель управления, заполненную приборами и экранами. Спокойно и холодно, без признаков усталости или волнения, серый нечеловек следил за развитием событий. Планетоид мог продержаться еще долго, но интуиция не обманывала Роджера — щит не устоит. И что же тогда? Истинную сущность Роджера — Гарлейна было невозможно уничтожить физическим воздействием, но если в игру вступят ментальные силы… Сейчас он решал только один вопрос — стоит ли ему оставаться с планетоидом до конца или немедленно перенестись на Эддор без каких — либо доказательств случившегося.

Нет! Слишком многое осталось неясным здесь, чтобы он. Гарлейн Эддорский, бежал, не разобравшись в ситуации! И был посрамлен в глазах Внутреннего Круга! Любое сообщение, основанное на имевшихся у него данных, не было бы ни полным, ни исчерпывающим, и Гарлейн знал, что подозрения и домыслы не заменят тщательного анализа. Самым важным фактом являлось существование как минимум одного существа с разумом столь же мощным, как и его собственный. А если есть один, значит, может существовать и целая раса! Мысль эта была весьма тревожной, однако ею не стоило пренебрегать. А так как мощь разума является производной времени, то гипотетическая раса, вероятно, не уступала по древности эддорианской. Значит, сведения, которыми располагал на сей счет Эддор, были неполны или ошибочны.

Но почему? Единственной причиной того, что одна из столь могучих рас ничего не знает о другой, могло быть только непосредственное вмешательство конкурента. К подобному заключению — вполне правильному — и пришел Гарлейн. Однако, будучи эддорианином, он мог сделать более определенные выводы. Тот факт, что его наследственная память оказалась подавленной, не относился к числу предположений; он знал это совершенно точно! Он знал, что его разум содержит всю информацию, вплоть до полученной когда-то его отдаленнейшими предками; и если контакт имел место, то некие следы должны сохраниться — как бы тщательно их ни стирали.

Он вспоминал, углубляясь в прошлое… Смутные картины проносились перед ним, неясные и туманные, словно кто — то смазывал их стремительным движением противоборствующей, мысли. Он не сумел добраться до всех тайников памяти, но теперь не сомневался, откуда взялись эти запечатанные двери.

— Итак, вы не хотите, чтобы я вспомнил, — произнес он вслух, не дрогнув, не переменившись в лице. — И вы, неведомые, считаете, что способны помешать мне? Помешать вспомнить? — глаза Гарлейна сверкнули, и он с угрозой в голосе закончил:

— Сейчас я прерву поиски, но будьте уверены, вскоре мне удастся их возобновить. Вам не скрыть от меня истину!

— Логическая машина закончила анализ природы их экрана, достопочтенный тарг, — произнес невианский инженер, протягивая Нерадо гибкую пластиковую ленту с символами.

— Полициклический… Поразительно! Эта слаборазвитая цивилизация знакома с принципом полициклической силовой зашиты! — тарг склонил длинную шею в тягостном раздумье.

В это время энергетический барьер, окружавший планетоид, засиял всеми цветами радуги и погас. Нерадо, возбужденно раскачивая голову над причудливым пультом, быстро защелкал переключателями, и генераторы корабля взвыли от перегрузки; выдержать такую атаку крепость Роджера не могла. Поверхность огромной сферы пылала теперь кроваво — красным адским пламенем, розовый туман окутывал ее со всех сторон, вгрызаясь в беззащитный металл, стенки шара становились все тоньше и тоньше, насыщая пространство парами металла. Внезапно чудовищный корпус планетоида завибрировал, ослепительные голубые вспышки пронизали красноватое облако; затем фонтаны огня брызнули к равнодушным холодным звездам. И на их фоне промелькнуло что — то темное, вытянутое, стремительное — промелькнуло и исчезло в космической тьме. Гарлейн Эддорский отбыл в свои пределы.

Невианский корабль удалялся, наполнив трюмы драгоценным грузом. Пленники, запертые в своем отсеке, не могли оторвать глаз от экрана, наблюдая гибель одного из самых грозных флотов Трипланетной Лиги. Наконец страшное истребление закончилось. Побледневшие люди переглянулись. С трудом шевеля пересохшими губами, Клио сказала:

— Конвэй, это чудовищно! Это просто невероятно, чтобы быть правдой! — Девушка всхлипнула, но, взглянув на Костигана, внезапно успокоилась. Он выглядел невозмутимым и задумчивым, и ничто на его молодом, но уже суровом лице не выдавало отчаяния или страха.

— Дела дьявольски плохи, — сказал он задумчиво. — И я мало что сумел понять…, будь здесь Кливленд или Родебуш, они бы сумели все извлечь гораздо больше полезного. Например, эта вспышка — вы заметили, что некое тело оторвалось от планетоида в самый последний момент?

— Причем здесь это? Разве можно сравнивать какую — то вспышку и гибель целого флота? — с недоумением спросила Клио.

— Полагаете, Роджер сбежал? — густые брови Брэдли приподнялись. — Возможно, возможно… Очень любопытная мысль…

— Я даже не знаю, что подумать. Никогда не видел корабля, способного так стремительно набрать скорость… — Конвэй покачал головой. — Ладно, друзья мои, пока мы живы, не будем терять надежду. А сейчас, если мой диапазон еще не заблокирован, попробую выйти на связь с Землей.

Он прижал подбородок к груди и негромко произнес:

— Сэммз? Это Костиган. Быстро записывайте все, что я скажу, у нас мало времени. — Он начал доклад и говорил около десяти минут, стараясь как можно быстрее и точнее изложить все подробности. Внезапно Конвэй умолк, вздрогнул, словно от сильной боли, потом резко рванул рубаху на груди и, сорвав с шеи небольшой медальон, отшвырнул его прочь.

— Засекли передачу! — его лицо было мрачным. — Помехи такие, что меня словно током долбануло словно… Не пугайтесь, я не ранен, — поспешил он добавить, заметив тревогу в глазах девушки. — Хорошо еще, что вы стояли поодаль, и я никого не задел…

Клио нежно погладила его руку.

— Ничего, милый…, ты успел рассказать почти все, — она приложила ладонь Конвэя к своей щеке и тихо спросила:

— Как ты думаешь, куда они нас везут?

— Не знаю, — честно ответил Костиган, засмотревшись в бездонную глубину ее. — Не знаю и не хочу тебе лгать… Но этот корабль не из Солнечной системы — значит, теперь они летят к себе, куда-то в невероятную даль…

Глава 11 ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА НЕВИИ

Невианский звездолет продолжал свое странствие. И Брэдли, и Конвэй уже догадывались, что скорость его во много раз превышает скорость света, однако казалось, что корабль стоит на месте — столь тщательно поддерживалась на нем гравитация, чуть более слабая, чем на Земле.

Брэдли, старый космический волк, привычный ко всему, посчитал за лучшее удалиться в свою каюту и немного отдохнуть. Спустя несколько минут до Конвэя и Клио долетел его оглушительный храп, по мощности примерно равный среднему атомному взрыву. Но они были настолько заняты, что даже эти чудовищные звуки не могли им помешать.

Костиган стоял посреди комнаты, рядом с Клио, однако руки их теперь не соприкасались. Напряженная поза молодого офицера и его глаза, смотревшие на девушку нерешительно, почти робко — все свидетельствовало о том, что их беседа приняла нелегкий поворот. По сути дела, продолжался старый спор.

— Ты не прав, Конвэй, совершенно не прав! — серьезно говорила Клио. — Ты знаешь, что чувствуешь на самом деле, и не надо обманывать нас обоих ложным благородством.

— Это не ложное благородство, — он отвечал не слишком-то уверенно. — Дело даже не в том, что мы встретились в экстремальной ситуации, подтолкнувшей нас друг к другу. Я чувствую всем сердцем — если сейчас между нами что-то произойдет, то это уже навсегда. Навсегда! Понимаешь? Не важно, когда и где мы займемся любовью — прямо здесь или на Земле…, возврата уже не будет! А я считал и считаю, что тебе лучше не связываться со мной! Если ты прикажешь, я смогу обуздать свои чувства, но иначе…, иначе я за себя не ручаюсь!

— Я все понимаю, дорогой…

— Ничего ты не понимаешь! — прервал он девушку. — Абсолютно ничего! Неужели ты всерьез хочешь выйти за меня замуж? Подумай, мы можем не вернуться домой, а если вернемся, то будет еще хуже — найдется какой-нибудь тип, способный заплатить пятьдесят граммов радия за мою голову. И тогда меня начнут выслеживать по всей галактике!

— Целых пятьдесят граммов! Я знаю, за голову Сэммза уже давали шестьдесят… О, милый! Я чувствовала, что ты — большой человек, но даже не надеялась, что настолько!

Она приподнялась на цыпочки, приблизив к лицу Конвэя нежные алые губки — решающий довод в споре, — и тот начал сдаваться. Ладони его легли на талию девушки, и Клио замерла, обвив руками шею своего избранника. На несколько мгновений они застыли, очарованные первым объятием.

— Девочка моя! Как же я тебя люблю… — голос Костигана звучал неожиданно хрипло, однако глаза сияли от счастья. — Будь что будет! — он крепче прижал ее к себе. — Теперь мне есть ради чего жить…, до тех пор, пока…

— Замолчи! — шепнула она. — Никаких «пока»! Ты будешь жить долго-долго и умрешь седым старцем, окруженным правнуками. И не пытайся увильнуть! Тебе просто придется долго жить, Конвэй! Я так хочу!

— Конечно! — он тихо рассмеялся. — Ни один пират между Землей и Андромедой теперь не заставит меня рискнуть жизнью… Ладно, милая, спокойной ночи. Тебе нужно отдохнуть и выспаться, а я пойду к себе…

Не стоит думать, что прощание влюбленных закончилось так быстро, как явствует из этих слов Костигана; однако надо отдать ему должное, он все-таки нашел дверь в свою каюту и улегся на груду подушек, наваленных на полу. Зрение Конвэя, обычно острое, на этот раз ему изменило: вместо низкого металлического потолка он видел милое смеющееся личико, увенчанное короной золотистых волос. Его взгляд тонул в глубине голубых ясных глаз и, растворясь в их божественной синеве, Конвэй Костиган погрузился в спокойный счастливый сон. На его лице, слишком усталом и жестком для столь юного возраста, вдруг появилось выражение неожиданной мягкости, морщины разгладились, губы, помнившие вкус поцелуев Клио, уже не были сжаты так сурово. Строгий начальник сектора Трипланетарной Службы сейчас превратился в молодого и весьма привлекательного человека. Наверно, Клио Марсден тоже сумела это разглядеть.

Проспав восемь часов как убитый, Конвэй пробудился и тут же вскочил на ноги. Переход к бодрствованию был стремительным; сказывались и годы тренировки, и привычка.

— Клио! — шепнул он, подойдя к ее двери. — Ты проснулась, малышка?

— Проснулась, — ее голос, звучавший из переговорного устройства, казался тихим и расслабленным. — Слава богу, ты тоже открыл глаза! Я уже боялась, что вы с капитаном так и будете спать, пока мы не доберемся до края Галактики… И как вам это удается!

— Тебе надо научиться засыпать в любой обстановке… — распахнув дверь и увидев невыспавшееся, утомленное личико Клио, Костиган умолк. Было ясно, что она просидела здесь без сна не один час, а покрасневшие веки говорили о том, что она много плакала. — Боже, Клио, почему ты меня не позвала?

— Не волнуйся, со мной все хорошо, только чуть-чуть не выспалась и чувствую себя усталой. А вот про твое самочувствие даже и спрашивать не надо, — прижавшись к Конвэю, она потерлась виском о его плечо.

— Я голоден, — радостно сообщил он. — Попробую что-нибудь поискать, а заодно проверю, блокируют ли они сейчас волну Сэммза.

Он коснулся пальцами своего медальона, нажав крохотную кнопку. Его рука дрогнула и, словно отброшенная невидимым ударом, бессильно повисла вдоль тела.

— Наш номер все еще занят, — хотя ситуация была ясной, Костиган просто высказывал свои мысли вслух. — Хозяева явно не желают, чтобы мы общались с кем-нибудь вне корабля. Ну, посмотрим, что можно найти в пашей тюрьме… Я твердо настроился на завтрак!

Подойдя к напоминавшему иллюминатор экрану (он был круглым и вмонтированным прямо в стену), Конвэй наугад придавил одну из клавиш внизу. Круглое оконце осветилось, потом на нем вспыхнуло изображение Нерадо, расположившегося в странной позе возле не менее странного пульта. Сверкнул голубой огонек — видимо, сигнал вызова, — и невианин, протянув щупальце, передвинул несколько рычажков.

Понимая, что теперь его видят, Конвэй приблизил лицо к экрану и начал яростно жевать и причмокивать губами, одновременно тыкая пальцем в рот. Пантомима оказалась достаточно красноречивой — гибкое щупальце Нерадо опять скользнуло к пульту, и за спиной Конвея чуть слышно взвизгнула Клио. Он резко обернулся: участок напольного покрытия отошел в сторону, и из отверстия появилось нечто, напоминающее стол с тремя низкими, покрытыми подушками скамьями. Ослепив молодых людей сиянием серебра и хрусталя, он величественно застыл посреди комнаты, словно ожидая их восторгов.

Впрочем, восторгов не последовало. Сервировка действительно была великолепной: шестиугольные прозрачные бокалы на длинных ножках поражали странными узорами, исполненными в морском стиле; шестиугольные мисочки и тарелки тончайшей работы казались произведениями искусства — как и большое блюдо в центре стола, изукрашенное филигранной чеканкой по серебру. Но то, что содержалось в этих великолепных сосудах… В высоких бокалах отливала зеленоватым тошнотворная жидкость с едким запахом, в мисочках плескались живые твари — нечто среднее между пауками и осьминогами, на блюде возлежала красная рыбина — абсолютно сырая и неаппетитная на вид. Рядом с этими «деликатесами» сверкали странные столовые приборы — щупальца, изогнутые под фантастическими углами, с крошечными челюстями на конце, приоткрывавшимися от легкого нажатия на рычажки. Зрелище инопланетных кушаний, обрамленных красными, коричневыми и синими водорослями, производило неизгладимое впечатление.

Клио обозрела стол, судорожно сглотнула и отвернулась. Костиган, у которого нервы были покрепче, с трудом поймав трех паучков-осьминожек, посадил их к себе в тарелку, но затем отодвинул ее с недовольной гримасой.

— Отличное блюдо получится, если их поджарить, — заметил он, обращаясь к вошедшему в каюту Брэдли. Потом он направился к экрану и опять начал гримасничать и жестикулировать, пытаясь объяснить Нерадо, что им надо переговорить. В конце концов, его поняли; и стол исчез, а невианский капитан появился в комнате, оставив у порога трех сильных и хорошо вооруженных стражей. Конвэй изобразил очертания суденышка, в котором их захватили, и начал объяснять, что земляне хотели бы перебраться туда. Некоторое время в воздухе мелькали руки и щупальца и, в конце концов, соглашение было достигнуто. Нерадо не позволил пленникам жить в их кораблике, однако отправил своих подчиненных, чтобы они доставили запас земной пиши и кое-что из оборудования. Вскоре невианская рыба уже шипела на сковороде, а по невианскому кораблю растекались непривычные земные ароматы кофе и свежих бисквитов. При первом же появлении этих запахов Нерадо быстро удалился, собираясь проследить за дальнейшими действиями гостей на экране. Когда завтрак закончился и посуду убрали, Костиган повернулся к Клио.

— Послушай, малышка, тебе надо поспать. Ты уже на пределе — глаза красные, как у жертвы марсианского пикника, и даже половину завтрака ты не съела. Чтобы выдержать все, что нам предстоит, надо хорошо есть и хорошо спать. Так что давай, ложись и спи до полудня.

— О, не беспокойся. Я усну вечером, — слабо сопротивлялась девушка, по-детски потирая кулачками глаза.

— Ты ляжешь немедленно, — мягко, но твердо сказал Костиган, тронутый ее беззащитностью и усталым видом. — Я полагаю, ты не будешь нервничать, когда Брэдли и я рядом с тобой. Мы никуда не денемся — как две наседки около одного цыпленка. Давай, малышка, ложись.

Клио улыбнулась, но послушно легла. Костиган сидел рядом, на краю огромного дивана, держа ее за руку, и пытался поддерживать беседу. Молчание затягивалось, ответы Клио становились все реже и реже, а затем веки с, густыми ресницами прикрыли глаза, и в каюте послушалось ее глубокое ровное дыхание. Конвэй не мог оторвать от нее глаз. Такая юная и такая прекрасная — как он любил ее! Он совсем не был религиозным, но при взгляде на любимую каждая его мысль превращалась в молитву. Если бы только он сумел вытащить ее из этой новой передряги… Если бы был хоть один шанс!

Затем… Трудно сказать, что победило тренированный мозг Конвэя: невероятное напряжение последних дней или прелесть Клио, но через несколько минут и его веки сомкнулись, и он погрузился в сон, удобно устроившись на подушках возле девушки.

Брэдли с улыбкой смотрел на них.

— Клио милая девочка, — вслух подумал он, — а Костиган покрепче любого из известных мне парней. Пожалуй, эти выдержат все… Кстати, — тут он зевнул, — почему бы и мне, старику, не подремать?

Пристроившись у Клио в изголовье, он мгновенно уснул.

Через несколько часов мужчины были разбужены звонким смехом. Клио сидела меж ними, оглядывая своих стражей искрящимися весельем глазами. Она казалась свежей, веселой и ужасно голодной. Костиган был немного смущен, но Брэдли захохотал — столь же заразительно, как и девушка.

— Спасибо, что вы так хорошо меня охраняли, — улыбнулась она. — Я чудесно выспалась, но боюсь, что вечером не смогу заснуть, не держа вас за руки!

— Что вы, деточка, мы не преследовали такие далеко идущие цели! — шутливо запротестовал Брэдли.

— Нет, преследовали! — не Согласился Костиган. Так, перекидываясь шутками, они приготовили еду и, надо сказать, на этот раз Клио отдала ей должное. Отдохнувшие и освеженные, пленники начали составлять планы побега, но тут в комнату вошел Нерадо в сопровождении трех стражей. Он принес с собой небольшую коробочку, которую подключил кабелем к экрану; затем, касаясь щупальцами клавиш, внимательно посмотрел на землян. Из коробочки послышались какие-то звуки, и Костиган наконец понял ее назначение.

— Отлично! Оставь так! — сказал он, взмахнув рукой. — Видишь ли, Клио, они общаются в ином диапазоне звуковых частот, а эта штука — преобразователь или что-то в подобном роде. Ну, кем бы не был этот урод — он определенно не дурак!

Нерадо также слышал землян: его шея дернулась в невианском знаке удовольствия, и хотя ни один из партнеров по контакту не понял слов другого, сама мысль, что слух и способность говорить присущи им обоим, уже была приятной. Этот факт несколько изменил отношения между пленниками и их тюремщиками:, невиане поняли, что странные двуногие обладают развитым интеллектом, а в землянах проснулась надежда на спасение. — Не так уж плохо, что они умеют разговаривать, — подвел итог Костиган:

— Это надо использовать, даже если мы собираемся сбежать отсюда. Может быть, нам даже удастся убедить их вернуть нас домой…

И та, и другая сторона стремилась наладить взаимопонимание Занятия начались с самых элементарных вещей, но эта стадия была пройдена быстро. Земляне учили язык Невии, невиане овладевали трипланетарным (ко всеобщему удивлению, к ним присоединилась Клио), ибо этот логичный язык освоить было легче, чем сумбурный английский.

Через короткое время они уже могли понимать друг друга, общаясь на невероятной смеси слов, жестов и гримас. Когда произошел первый обмен информацией, невиане создали настолько маленькие преобразователи, что их можно было носить как кулоны. Теперь пленникам разрешалось свободно бродить по кораблю; единственной запретной зоной оставался ангар с пиратским суденышком. От людей ничего не скрывали, и когда на экранах корабля Нерадо появился встречный звездолет, пленникам откровенно объяснили его цель.

— Этот транспорт идет к Солнечной системе, чтобы взять груз железа, которого у вас так много, — сказал Нерадо своим невольным гостям.

— Надеюсь, наш новый корабль окажет ему достойную встречу, — прошептал Костиган, когда Нерадо удалился. — Вот тогда они получат кое-что посерьезнее железа, и мало им не будет!

Прошло еще довольно много времени, прежде чем яркая звездочка, сиявшая прямо по курсу, приблизилась настолько, что стал заметен вращавшийся вокруг нее мир; он рос, наплывал все ближе и ближе, — и вот изображение Невии заполнило экраны.

Огромный звездолет устремился вниз, опускаясь прямо в центр раскинувшегося под ним города. Корабль с драгоценным грузом медленно приближался к взбаламученной морской поверхности, потоки энергии поднимали высокие волны, вода шипела и испарялась. Медленно погружаясь в полупрозрачную жидкость, корабль продолжал движение, пока не застыл возле приготовленного для него ангара. Нерадо повернулся к стоявшим в капитанской рубке землянам и заговорил:

— Пока разгружают железо, вы, чужие, пойдете со мной в Храм Науки, где вас будут исследовать. Предупреждаю — охрану я усилю. Следуйте за мной.

— Минуту, — запротестовал Костиган, быстро оглядев своих друзей. — Неужели мы должны передвигаться в воде?

— Конечно! — ответил удивленный невианин. — Вы дышите воздухом, но вполне способны немного проплыть на такой смехотворной глубине — чуть больше сотни ваших футов.

— Вы ошиблись дважды, — спокойно заметил землянин. — Мы не в силах двигаться под водой с вашей скоростью — в лучшем случае, побарахтаемся пару минут и пойдем на дно. К тому же, нас расплющит давлением.

— Ну что ж, — протянул Нерадо, — тогда я возьму шлюпку. Все еще колеблясь, он протянул щупальце к пульту, но этот жест был прерван резким стаккато, донесшимся из переговорного устройства:

— Внимание, тарг Нерадо! Третий Город атакован шартразами! Они используют механизмы, городу не устоять! Требуется помощь. У вас на борту достаточный запас железа и самое совершенное оружие. Постарайтесь помочь им — как можно скорее.

Нерадо разразился серией резких звуков, и разгрузка продолжалась в ускоренном темпе. Красные потоки аллотропного железа заполняли наружные контейнеры, и облегченный корабль вертелся в струях кипящей воды. Когда большая часть добычи была перекачена в хранилище, люки захлопнулись, и корабль оторвался от водной поверхности.

— Вернитесь в свои каюты и ждите там, пока я вас не вызову, — приказал Нерадо.

Земляне немедленно ретировались, не желая вызывать недовольства своих хозяев.

— Ну, Костиган, вы настоящий актер! Каков сочинитель! — воскликнул Брэдли, когда все трое снова оказались в своем отсеке. — Вы же плаваете, как рыба и, если мне не изменяет память, участвовали в подъеме разведчика DZ-83 из глубин Северного моря на Венере!

— Может быть, я кое-то и преувеличил, — ухмыльнулся Конвэй, — но пусть лучше нас считают слабыми, беспомощными и совершенно беззащитными. Надо держаться подальше от их городов — пожалуй, сбежать оттуда будет трудновато. У меня есть пара неплохих идей на сей счет, и надеюсь, что мои расчеты верны… — Корабль тряхнуло, и молодой офицер поймал в свои объятия Клио, пробормотав:

— Резво же летает эта птичка! Если Нерадо будет и дальше маневрировать в таком темпе, мы разобьемся в лепешку!

Тарг Нерадо закладывал фантастические виражи, неуклонно стремясь к цели. Осажденный Третий Город оборонялся из последних сил, когда в его центральной лагуне приземлилась запущенная с корабля шлюпка. В ней не было ни бомб, ни воинов — только запас активированного железа, более важного для защитников, чем тысяча бойцов.

Городу приходилось туго; единственным препятствием на пути нападающих оставалось кольцо кипящей воды, взбаламученной взрывами. Все остальные укрепления уже пали, и на миг перед глазами пораженных землян предстала фантастическая картина: огромное шестиугольное здание бесшумно разломилось пополам, его верхняя часть взлетела в воздух, нижняя начала оседать в морские волны.

Ошеломленные, они вцепились друг в друга, когда звездолет на огромной скорости врезался в воду. Однако такие предосторожности были излишними — тарг Нерадо отлично знал свое дело. Раздался оглушительный всплеск, но ожидаемого взрыва не последовало. Гравитация не изменилась ни на йоту, путешественники даже не покачнулись, а космический корабль, мгновенно превратившийся в гигантскую подводную лодку, атаковал ближайшую крепость врага.

Это сооружение действительно выглядело как настоящая крепость: тяжелая субмарина из зеленоватого металла, уничтожавшая все на своем пути. Костиган использовал свои миниатюрные приборы, чтобы получше рассмотреть ее, и удивленно приподнял брови. Вся подводная крепость была заполнена водой — водой, искусственно аэрируемой и охлажденной, совершенно не похожей на кипящий ад, сквозь который двигалась субмарина. Ее экипаж состоял из рыбообразных созданий около пяти футов длиной. Эти твари с огромными сверкающими глазами и гибкими щупальцами склонялись над какими-то странными механизмами; они были явно разумны! Разумные рыбы, ведущие войну!

Эффективность их атаки не подлежала сомнению. Их тепловые лучи вскипятили воду на несколько сотен ярдов вокруг, их снаряды уничтожали невианские укрепления с поразительной точностью. Но самым поразительным было невиданное землянами оружие: выстреливаемый со скоростью метеора длинный суставчатый телескопический стержень, на конце которого ярко сверкал небольшой шарик. Любой объект, которого он касался, взлетал к морской поверхности с невероятным грохотом, а таинственный прут, сжимаясь, втягивался обратно.

Нерадо, удивленный не менее своих пленников, атаковал с исключительной осторожностью, посылая вперед смертоносное розовое облако. Однако субмарина абсолютно не содержала металлов, и невианские деструкционные лучи пронизывали ее зеленоватый корпус, никому не причиняя вреда. Тут же сверкающие шары один за другим метнулись к судну, и только рискованный маневр позволил ему избежать гибели в первые же секунды. Однако внимание шартразов, разумных обитателей невианских глубин, было отвлечено от города, и обороняющиеся, снабженные теперь огромным запасом энергии, успели привести в действие все средства защиты.

Внезапно в океан протянулись гигантские металлические сети, из каждого сочленения которых били яростные лучи. Против них были бессильны и торпеды, и огненные шары; под ударами энергии вода расступалась, обнажая морское дно. Мощные приливные волны вспенили водную поверхность, затем грохнул чудовищный взрыв. Вместо десятка вражеских субмарин в неглубоком шельфе возник кратер, размеры которого земляне даже не пытались себе представить; уцелевшие суда были отброшены на несколько миль. Казалось, гигантские волны сейчас уничтожат и сам город, но невидимый барьер устоял перед мощью взбешенной воды. Силовые экраны защитили и звездолет Нерадо; он продолжал атаковать две оставшиеся субмарины, не забывая уворачиваться от смертоносных шаров. Видимо, рыбообразные твари хотели любой ценой уничтожить этот новый опасный корабль, столь неожиданно пришедший на помощь обреченному городу. Попытка была явно безнадежной: массивные зеленоватые корпуса субмарин уже начали поддаваться невианским снарядам.

— Так, теперь самое время позаботиться о себе, — Костиган с трудом оторвался от захватывающего зрелища и посмотрел на своих спутников.

— И что же ты предлагаешь? — спросила Клио.

— Все, что угодно! — воскликнул Брэдли. — Я уже соскучился по настоящему делу!

— Нет ничего глупее, чем дожидаться тут, пока нас начнут обследовать, анализировать и резать на части, — продолжал Конвэй. — Я знаю намного больше об этом корабле, чем думают наши хозяева — мои приборы потребляют ничтожную энергию и дают узкий пучок излучения, так что засечь их непросто, — он ласково погладил свои часы, в которые было вмонтировано немало хитрых «штучек», и продолжал:

— Я могу открыть большинство их замков и знаю, как управлять спасательными шлюпками. Эта подводная драка — серьезное дело; значит, экипаж занят, охрана снята, и мы можем улизнуть в любую минуту. Лучшего шанса не представится!

— Ну, сбежим, а дальше? — скептически спросил Брэдли. Судя по его виду, бравый капитан намеревался как минимум захватить весь корабль.

— Можно отправиться обратно на Землю. Направление мы знаем.

— Но, Конвэй, милый, это же так далеко! — воскликнула Клио. — Где мы возьмем пищу, воду, воздух? Сможем ли мы продержаться?

— Не знаю. Этот маленький кораблик намного медленнее больших звездолетов, а Земля безумно далека! Продуктов у нас нет — те запасы, что есть на шлюпке, подходят невианам, а не нам. Так что шансов мало, друзья. Но если мы останемся здесь, на планете, нас быстро найдут — ведь нам нужна суша, а ее здесь отнюдь не много. Давайте рискнем!

— Согласны! — в один голос отозвались Клио и Брэдли, в глубине души давно готовые на все.

— Ну и хорошо. Тогда — хватит болтовни! За дело! Подойдя к двери, Конвэй достал заранее приготовленный ключ и вставил его в замок. Не раздалось ни звука, не сверкнули тревожные огни сигнализации; массивные невысокие створки распахнулись медленно и бесшумно. Пленники торопливо выскочили в коридор, и Костиган аккуратно запер за собой дверь.

— Но откуда у тебя… — начала Клио.

— Понимаешь, детка, когда я шатался по кораблю, то подбирал все, что плохо лежит… Такая уж у меня привычка! — Конвэй ухмыльнулся во весь рот. — Но надо бы поторапливаться — наши скафандры и оружие в пиратской шлюпке, так что давайте туда. Дьявол, с парой «левистонов» я бы чувствовал себя куда увереннее!

Они помчались по туннелям, ярусам и переходам, ведомые чудодейственными «штучками» Костигана. У Клио и Брэдли не было никакого оружия, но Конвэй подобрал плоский и острый, как бритва, кусок металла и теперь размахивал им с необыкновенной воинственностью.

— Пожалуй, если я метну свой томагавк, он запросто снесет черепахе голову, пока та не направила на нас парализующие лучи, — весело объявил он; но, к счастью, ему не пришлось доказывать на деле свои способности.

В то время, как наши герои продвигались по кораблю, все невиане стояли, а вернее — возлежали — на своих боевых постах, сражаясь с глубоководными тварями.

Путь был открыт, и беглецов не засекли по дороге к хранилищу, где находились их вещи. Двери не представляли проблемы — Костиган справился с ними в два счета; потом троица дружно взялась за работу. Они упаковывали пищу, складывали оружие и снаряжение — словом, собирали все необходимое для долгого полета.

Затем без всяких осложнений недавние пленники проникли в ангар, где находилась невианская шлюпка, способная выполнять две роли: подводной лодки и космического корабля.

Первым делом Конвэй, к немалому удивлению спутников, стащил сапог своего скафандра. С видимым облегчением он поставил его на пол и вынул из голенища цилиндрический контейнер. Маленький невианский контейнер, содержащий, как минимум, тридцать фунтов активированного железа.

— Я его стянул! — радостно сообщил он в ответ па изумленные взгляды. — Вы даже не представляете, как приятно извлечь его из сапога…, не мог же я украсть еще и тележку, так что башмак был единственным местом, куда можно было его спрятать. У этих суденышек в запасе всегда есть несколько граммов железа, но этого мало даже на половину дороги. А с таким контейнером можно добраться хоть до Андромеды! — Костиган внимательно осмотрел пульт и сообщил:

— Ну, отчаливаем!

Кораблик устремился к поверхности, прочь от невиапского города. Три путника сидели напряженные и слегка ошалевшие, уставившись на экраны. Клио и Брэдли, которые не могли сейчас помочь ни словом, ни делом, следили за Костиганом, пытавшимся спасти суденышко от огненных шаров, лучей, энергетической сети, снарядов и прочей мерзости, изобретенной на прекрасной Невии для уничтожения жизни. Но беда поджидала их не в воде, а в воздухе. Резкий удар в корму заставил шлюпку описать неуклюжую спираль, но Костиган выправил курс, и кораблик устремился к сияющим небесам. Наблюдая за температурой воздуха за бортом, Конвэй поднял его в верхние слои атмосферы, в то время как Брэдли отправился оценить повреждения.

— Очень плохо, но лучше, чем я ожидал, — доложил он, вернувшись. — В обшивке трехфутовая дыра, генератор защитного экрана взлетел ко всем чертям, часть баков с воздухом пробита. Мы взорвемся, даже если в нас пальнут еловой шишкой. На борту есть какие-нибудь инструменты?

— Наверно… Ну, чего нет — сделаем сами, — заявил Костиган. — Когда удалимся на приличное расстояние, сразу приступим к ремонту.

— Что за странные рыбы напали на город? — поинтересовалась Клио, поглядывая на иллюминатор. — На самих невиан не слишком приятно глядеть, но мысль, что здесь есть еще и разумные рыбы, просто сводит меня с ума!

— Помнишь. Нерадо несколько раз упоминал о шартрезах — полуцивилизованных рыбообразных тварях, обитающих в океанских глубинах? — напомнил Костиган. — Я бы их «полуцивилизованными» не назвал! — он мрачно усмехнулся. — И гак, в этом мире существуют три расы, и две мы уже видели — цевпап и шартразов. Еще есть какие-то существа с мелководья. Невианские города обычно стоят рядом, на отмелях или островах, так что они властвуют над мелководными соседями…, по сути дела, это их рабы. Их не только едят, но и заставляют работать в шахтах и на плантациях, они выполняют всю физическую работу на Невии. Но мелководье было нетрудно покорить, а вот на больших глубинах, недоступных невнапам, обитают разумные и опасные создания. И там же — самые ценные минералы, которых на Невии вообще немного и добраться до них нелегко. Нерадо говорил, что они поймали нескольких рыбообразных из глубин и заставили их работать на себя, но сильно просчитались. Эти рыбки — неглупый народ! Понимая, что амфибии, жители поверхности, будут развиваться очень быстро, они покорно добывали металл и пользовались любым случаем, чтобы овладеть технологией и оружием. Затем сами создали и то, и другое, а теперь, я думаю, собираются полностью стереть амфибий с лица планеты, пока те не поработили их окончательно.

— А невиане их боятся и стараются всех уничтожить, — предположила Клио.

— Логично, — прокомментировал Брэдли. — Ну как, мы уже далеко ушли от поля битвы?

— В окрестностях этой планеты нет такого расстояния, которое я посчитал бы безопасным. У них дьявольски чувствительные детекторы.

— Детекторы… Они могут засечь нас? — спросила Клио. — О, если бы они нас не задел снаряд, мы были бы уже далеко!

— Были бы, — с чувством повторил Костиган. — Но не надо расстраиваться по этому поводу. К счастью, мы еще дышим и летим, а не лежим на дне.

В молчании они совершили круг над планетой, и начали готовить свое суденышко к выходу в космос.

Глава 12 ХОЛМ

Тяжелый крейсер «Чикаго» недвижно замер в сотне миль от сражавшихся флотов; в капитанском отсеке Лиман Кливленд, согнувшись возле своего прибора, слегка касался пальцами верньеров. Его тело было неподвижно, а лицо не выражало никаких чувств; жили только глаза — янтарные, сияющие, перебегавшие с одного циферблата на другой.

Вокруг сгрудились почти все офицеры корабля, в волнении наблюдавшие за битвой; но Клив, не обращая на них внимания, занимался своим делом. Его новая установка фиксировала все детали борьбы с пиратским флотом, его уничтожение, последующий распад кораблей Трипланетия и взрыв гигантского планетоида. Затем он направил лучи локатора на опалесцирующую алую вуаль, за которой скрывалось нечто, поглощающее потоки расплавленного и испарившегося металла. Текли мгновения, Клив все добавлял и добавлял энергию. Однако большой район пространства оставался скрытым от его взгляда неведомыми силами, и справиться с этим он не мог. Затем розовый туман внезапно исчез; космос снова был чист и прозрачен для ультраволн его радара.

— Назад к Земле, мистер Кливленд? — прервал напряженное молчание командир «Чикаго».

— Пожалуй, еще нет, — распрямив спину и потягиваясь, Лиман выключил локатор. — В космосе полно обломков, и в любом из них может таиться ключ к разгадке. Я бы подобрался поближе к ним, сэр. Конечно, приказывать я не могу, но…

— Можете, — ответ капитана поразил Клива. — У меня есть приказ, в котором говорится, что вы командуете этим судном.

— В таком случае, идем к месту схватки, — приказал Лиман, и крейсер — единственное судно, оставшееся от земных подразделений Трипланетного флота, — устремился вперед на полной скорости.

Область пространства, в которой происходило сражение, была заполнена огромным количеством обломков, кружившихся вокруг планетоида.

В вечном ледяном мраке плыли части кораблей, оборудование, мебель, тела… Некоторые люди были облачены в скафандры — именно к ним и направился крейсер в надежде застать хоть кого-то в живых; однако в скафандрах были только замерзшие трупы.

— Все мертвы, — прозвучал в капитанском отсеке короткий доклад, — причем давно. Тут случилось что-то странное: на скафандрах не хватает многих деталей, но трупов явно никто не касался.

Кливленд повернулся к капитану.

— Прикажите вашим людям, сэр, доставить на корабль несколько тел и побольше разнообразных обломков. Кажется, я начинаю понимать, что здесь произошло.

— А затем — обратно на Землю?

— Вот именно, и как можно скорее!

Во время полета Кливленд и специалисты «Чикаго» занимались изучением этих печальных останков. Не впервые перед их глазами находились обломки космических кораблей, но такого они еще не наблюдали никогда. Казалось, каждая деталь, каждая частица была бессмысленно и зверски изуродована; все отверстия для заклепок и винтов зияли пустотой. Однако следов взлома или ударов обнаружить не удалось.

— Дьявольщина! — заметил капитан после тщательного осмотра одного из скафандров. — Если вы можете это объяснить, Кливленд, снимаю перед вами шляпу!

Молодой ученый усмехнулся.

— Обратите внимание не на то, что перед вами, а на то, что отсутствует, — произнес он.

— Так… Исчезло оружие, наплечники скафандров, антенны…, и все гайки и винты! — глаза капитана сверкнули. — Ого! Все, что сделано из пластика, сохранилось… Отсутствуют только металлические части! Ни одного кусочка стали! Но что же это значит?

— Пока не знаю, — задумчиво протянул Клив, — но боюсь, что это еще не все.

Откинув щиток шлема погибшего астронавта, Лиман обнажил перед офицерами «Чикаго» спокойное мертвое лицо, поражавшее своей невероятной бледностью. Кровь была отправлена на анализ, и полученный результат объяснил все.

— Вы когда-нибудь видели белую кровь? — спросил Кливленд, пробегая глазами бланки анализов. — Из нее полностью удалено железо…, как, впрочем, из всего пространства, где происходило сражение.

— Но каким образом? И зачем? — наперебой заговорили офицеры.

— Я знаю не больше вашего, — холодно прервал их Кливленд. — Если бы неподалеку отсюда, за орбитой Марса, не крутились огромные астероиды почти из чистого металла, я бы сказал, что кому-то позарез было нужно железо. И этот кто-то без особых колебаний уничтожил наш флот, чтобы его получить. Они просто взяли металл и ушли — так быстро, что я не смог проследить их ультраволновым локатором, — ученый покачал головой и тихо, словно про себя, произнес:

— Это разум…, мощный разум, чужой и недружелюбный. Пожалуй, надо подключить к работе Фреда Родебуша…

Наладив передатчик, он послал вызов Вирджилу Сэммзу; затем передал всю информацию на Землю, в исследовательский центр Трипланетарной Службы. Во время обратного пути Кливленду не пришлось скучать. Он много возился со своим ультралокатором и вел длительные беседы с Сэммзом и Фредом Родебушем — физиком-ядерщиком, занимавшимся тайной оружия пришельцев. Путь к Земле показался Лиману коротким и насыщенным событиями. — Когда крейсер начал традиционный облет планеты, из приемника послышался мелодичный сигнал; за ним раздался голос Сэммза.

— За тобой выслан «Серебряный», Лиман, — сообщил глава Службы. — Готовься к переходу.

Спустя минуту на экране появилась длинная топкая тень, стремительно догонявшая «Чикаго». Кливленд прошел в шлюз и облачился в скафандр. В иллюминатор он видел ракету, напоминавшую по форме сигару с тонкими, как иглы, концами. Это разведывательное и связное судно, гордость Трипланетарной Службы, было создано из самых дорогих и редких материалов, и в изобилии оснащено самым современным оружием. Его скорость оставалась непревзойденной и в космосе, и в атмосфере; серебристый корпус корабля подсказал его прозвище — «Серебряный». Конечно, существовало и официальное наименование, но о нем уже давно и прочно забыли все, кроме интендантских служб.

Вскоре Кливленд уже стоял в рубке разведчика, обмениваясь рукопожатиями с друзьями. Его приятель и коллега Фред Родебуш, славившийся скептицизмом и ворчливостью, радостно размахивал руками и, несмотря на царивший вокруг шум, пытался рассказать о дюжине вещей сразу.

— Ну что, Фред, как дела? — спросил Лиман, когда они, после долгих приветствий, присели за низенький столик. — Все ли материалы дошли до тебя? Конечно, с помощью передатчика особо не побеседуешь, зато теперь мы можем обсудить все новости.

— Я бы предпочел говорить в нашей лаборатории, в Холме, — серьезно ответил Родебуш. — Там вокруг волновые экраны, защита, охрана и все прочее. К тому же Вирджил Сэммз приказал прибыть в Холм как можно скорее и значит, «Серебряный» помчится с максимальной скоростью — а ты прекрасно знаешь, что это значит. Пристегнись-ка покрепче.

— Неприятная это штука — быстрый спуск, — сказал Кливленд, поудобнее устраиваясь в глубоком кресле и застегивая широкий эластичный ремень. — Но время не ждет, так что придется потерпеть — все-таки, не первый же раз.

Родебуш махнул пилоту рукой, тот слегка передвинул рычаги, и тихий шепот генераторов превратился в рев; серебристый корабль развернулся и начал быстро удаляться от «Чикаго». Через три минуты огромный боевой крейсер превратился в крошечную гичку, а разведчик, достигнув границы атмосферы и нацелившись вертикально вниз, устремился к земле. Металл корпуса начал светиться: розовым, ярко-алым, желтым, ослепительно белым — но он не плавился и не горел. Пилот был опытен и знал пределы разумного; промелькнув огненной стрелой над Сиэтлом, миновав Скалистые Горы, корабль частично сбросил скорость, направляясь к своей цели, расположенной на востоке Североамериканского континента. Там полыхала фиолетовыми огнями огромная гора с плоской вершиной и коническими склонами — гора, превышавшая по высоте своих могучих гранитных соседей. Холм.

Холм не был по природе искусственным образованием, но его сильно изменили талантливые инженеры, работавшие на Трипланетарную Службу. Его верхушка, около мили шириной, казалась сплошным листом металла без единого шва или сочленения; такими же монолитами выглядели и конусовидные склоны. Ни один механизм, робот или человек не сумел бы взобраться по гладкой поверхности, ни одно орудие не могло ее пробить, никакое средство передвижения не приблизилось бы к Холму незамеченным. Правильнее сказать, оно вообще не могло приблизиться — Холм окружала светящаяся фиолетовая субстанция, сквозь которую не проникали ни материальные тела, ни излучение.

Двигаясь со скоростью пять тысяч миль в час, «Серебряный» поравнялся с ярким фиолетовым барьером; в нем появилось круглое отверстие, мгновенно захлопнувшееся после того, как ракета проникла за границу сияния. Навстречу ей поднялась гибкая посадочная площадка, и разведчик мягко лег в ее цепкие объятия.

Устроившись в удобной колыбели, «Серебряный» плавно скользнул к ангарам у подножия горы. Кливленд и Родебуш вышли наружу из остывающего корабля, и перед ними распахнулись двери лифта. Опустившись в самую глубину Холма, они попали прямо в офис шефа Трипланетарной Службы. Здесь царила деловая обстановка. Спокойные молчаливые люди сидели за мониторами компьютеров; агенты и секретари, клерки и посыльные, мужчины и женщины мелькали в коридорах, занимались своими делами, почти не обращая внимания друг на друга. Видеоэкраны и дисплеи мерцали в каждом углу — все подразделения Трипланетарной Службы несли свою бессменную вахту.

Миновав длинный коридор, Родебуш и Кливленд наконец добрались до кабинета Сэммза.

— Шеф свободен. Норма? — лицо Фреда расплылось в улыбке, перед которой невозможно было устоять. Личная секретарша Сэммза нажала на кнопку, и дверь в кабинет распахнулась.

Вирджил Сэммз, высокий, атлетического сложения мужчина лет сорока, уже стоял на пороге. Энергично пожав руки вошедшим, он предложил им сесть и заказал кофе.

— Поздравляю с отличными результатами, Лиман — новый локатор сработал превосходно! — Сэммз подвинул к гостям массивную пепельницу. — Подсаживайтесь ближе, парни. Можете курить.

Кливленд расслабился в необъятном кресле. О личном кабинете Сэммза ходили легенды: говорили, что всю мебель он накупил у антикваров, и раньше она стояла у него дома, но потом, когда он переехал в Холм, его кабинет был специально переоборудован, чтобы создать уютную атмосферу старины.

Как бы там ни было, мебель эта была удобной — предки любили комфорт; резной стол, мягкие кресла, широкие диваны вдоль стен — вся обстановка располагала к покою и откровенности.

— Твои снимки очень помогли нам, но без сообщения Кости-гама мы бы блуждали в потемках. Сразу после несчастья Фред собрал свою ученую компанию и начал обработку данных; я надеюсь, вскоре у него будет достаточно информации для выводов.

— Ничего нового о Конвэе? — Клив задал вопрос, заранее боясь ответа.

Лицо Сэммза потемнело, руки затеребили застежку синего форменного комбинезона:

— Нет… Я надеюсь, что эти существа просто увезли его так далеко от Земли, что он не может с нами связаться.

— Они действительно из очень далеких краев, — вмешался Родебуш, — и наши установки не могут их засечь. Не улавливают даже помех от их ультралучей. Отвратительные приборы! — неожиданно закончил он.

— В этом наша единственная надежда, — продолжал Вирджил, игнорируя замечание Родебуша. — Не могу себе представить, что Конвэй погиб. Он великолепный работник, единственный, кто сочетает два главных качества идеального разведчика: он видит все, что можно увидеть, и способен об этом рассказать. Возьмем, к примеру, последние новости: способность пришельцев трансформировать железо в жидкую модификацию, и в таком виде использовать его для получения энергии. Несмотря на необычность и новизну метода, Конвэй настолько тщательно описал их конвертеры и генераторы, что Фред сумел разработать целую теорию за три дня, основываясь только на его сведениях. А теперь мы пытаемся создать такие же установки для своего суперкорабля.

— Работа в этом направлении ведется со дня сражения у планетоида, — добавил Фред, прикуривая сигарету. Рослый, белокурый и голубоглазый, Родебуш выглядел благодушным любителем коктейлей, обсуждающим со своими друзьями в каком-нибудь баре последние спортивные новости. — Затягивать с новым звездолетом просто нельзя. Несколько попыток улучшить конструкцию привели к человеческим жертвам, но сейчас ситуация в корне изменилась. Теория атомарной конверсии железа разработана, и мы поставили на корабль первый экземпляр генератора. Перспективы просто потрясающие! Похоже, нам удастся полностью нейтрализовать инерцию. Представляешь, Клив — безынерционный двигатель!

— Успокойся, парень! — одернул его Сэммз. — Ты вечно впадаешь в крайности: то сомневаешься в элементарных вещах, то строишь фантастические проекты. Инерция — неотъемлемый атрибут материи, и от нее не избавиться, не уничтожив заодно вещество. Не начинай новую серию опасных игр; вы с Лиманом нужны мне живыми!

— Вот уж о ком не стоит беспокоиться, — ухмыльнулся Фред. — Если мы сделаем эту штуку, все писатели-фантасты Трип-ланетия повесятся от зависти!

— Только без новых трупов, — отрезал Сэммз. Их беседа продолжалась еще с полчаса, затем ее прервал вызов секретарши.

— Простите, что беспокою, мистер Сэммз, но есть несколько срочных сообщений. Кнобос вызывает с Марса. Он перебил половину команды «Эндимиона» и готовится захватить корабль. Милтон докладывает с Венеры: после пяти дней молчания ему удалось восстановить связь. Он проследил Винтонов до кратера Талерон, где они обнаружили его и атаковали. Но все в порядке; у него в руках то, зачем он был послан… Еще поступило сообщение от Флетчера с Пояса Астероидов, он наконец нашел источник информации, который вам требовался… — Норма на миг замолчала, потом в селекторе вновь раздалась ее быстрая скороговорка:

— Это опять Кнобос…, он спрашивает, как поступить с «Эндимионом».

— Пусть он… Хотя нет, соедини-ка меня с ним, я сам все скажу! — велел Сэммз. Его лицо омрачилось. На экране появилась худая мрачная физиономия шефа Марсианского сектора. — Как ты считаешь, Кнобос? Они сдадутся добровольно и пойдут под суд?

— Нет, — марсиане никогда не отличались особой разговорчивостью.

— Согласен с тобой. Стреляй! Пусть лучше несколько гангстеров исчезнут бесследно, чем Патруль будет терять людей, пытаясь их образумить.

— Понял! — Экран погас, и Сэммз приказал секретарше:

— Как только на связь выйдут Милтон или Флетчер, немедленно соедините со мной! — Он повернулся к посетителям. — Пожалуй, мы уже все обсудили, так что вы можете идти. Работайте, парни! Я бы сам непрочь к вам присоединиться, но еще пару недель буду слишком занят.

— Слишком занят — это очень мягко сказано, — заметил Родебуш, когда двое ученых шли по коридору к лифтам. — Пожалуй, он самый занятой человек на всех трех планетах.

— И самый могущественный, — добавил Кливленд. — Не многие могут пользоваться властью с такой осторожностью, но ему это удается. Я бы месяц мучился кошмарами, если бы мне хоть раз пришлось сделать то, что он с легкостью проделал сейчас…, а ведь это просто часть его ежедневных забот.

— Имеешь в виду «Эндимион»? А как иначе он мог поступить?

— Никак, черт побери! Добывать пленников для суда — значит, подвергнуть опасности жителей Морсеки; но в то же время тяжело отдать приказ о расчетливом и хладнокровном убийстве.

— Ты прав, однако… — Родебуш замолк, не в силах выразить словами свои чувства. Оба некоторое время молчали; для тех, кто был избран Службой, она была всем — а собственная жизнь не стоила даже сожалений.

— Ну, хватит. У нас куча своих забав, — резко сменил тему Фред, когда ученые вошли в огромный зал, до потолка заставленный аппаратурой — в машинное отделение будущего корабля. Еще ни разу не взлетев, «Бойз» успел доставить много неприятностей Службе, отняв не одну человеческую жизнь. Сейчас, однако, корабль был центром всеобщей надежды и радостных ожиданий. Люди сновали по нему как муравьи, полностью реконструируя судно.

Окинув довольным взглядом двигательный отсек, Родебуш раскинул в стороны руки и заявил:

— Вот ты и дома, Клив. И теперь мы превратим этого убийцу в само совершенство!

Глава 13 ПЕРВЫЙ СТАРТ

В течение нескольких недель все ресурсы Трипланетия, и моральные и материальные, были отданы новому суперкораблю И вот «Бойз» подготовлен к своему первому полету, подготовлен настолько, насколько вообще это могли сделать человеческие руки. Родебуш и Кливленд, закончив последнюю проверку, стояли в главном шлюзе, беседуя со своим шефом.

— Вы утверждаете, что корабль абсолютно надежен, но отказываетесь брать на борт команду, — Сэммз пожал массивными плечами. — Значит, это опасно! А мы слишком нуждаемся в вас, чтобы позволить очередную самоубийственную операцию.

— Но позволить придется — ведь только мы двое разбираемся и в теории, и в практике дела, — настаивал Родебуш. — Я говорил, и повторяю сейчас — «Бойз» надежен! К сожалению, это невозможно доказать теоретически — слишком много в нем новой и непроверенной техники. Но не стоит переживать, для короткого путешествия команда не нужна… А если мы попадем в переделку, нас не спасут ни команда, ни сам Зевс Громовержец. Так что лучше мы отправимся вдвоем.

— Ладно, парни, но будьте осторожны. Ни к чему сразу обгонять свет в тысячу раз.

— Поймите, сэр, эта штука не может убрать инерцию наполовину или наполовину уменьшить силу тяжести. Все или ничего Начнем полет на обычных двигателях вместо наших нейтрализаторов, правда, в случае неприятностей это только удлинит агонию.

— Ну что ж, делайте по-своему Но берегите себя, ребята!

— Обязательно, шеф, — кивнул Кливленд. — Никто из пас не торопится на тот свет. А сейчас позаботьтесь, чтобы к судну никто не приближался, могут быть серьезные разрушения. До свидания!

— До свидания!

Тяжелый люк захлопнулся. Огромные подъемники обхватили звездолет стальными руками, шланги и тросы оплели его словно лианы; молчаливый и неподвижный, он ждал своего часа. Затем металлические стены Холма раздвинулись и подъемники медленно поползли в образовавшийся проем. Доставив корабль в дальний конец обширной, окруженной горами долины, механизмы опустили его на бетонную плиту и скользнули обратно в ангар — Все в порядке, — сообщил Сэммз Родебушу. Он сидел в своем кабинете, уставившись в экран. Он слышал, как Родебуш обращается к Кливу, ловил его отрывистые резкие ответы, видел, как тот нажал кнопку запуска и…, и экран потемнел, внезапно превратившись в окно, распахнутое в неизмеримую темноту. Там, где только что находился суперкорабль, тоже была пустота: ни рельсов, ни кабелей, ни деревьев, ни бетона; из почвы был словно вырезан полукруг диаметром в четверть мили. Однако пустота вскоре заполнилась. Раскатился звук оглушительного удара, и на землю хлынул дождь самых разнообразных обломков: погнутые рельсы, стволы деревьев, бетонные блоки. Видимо, генераторы «Бойза» оказались намного мощнее расчетной величины.

— Ты держишь их в луче, Рэндольф? — голос Сэммза прозвучал резко и хрипло, нарушив напряженное молчание. Но главе секции связи не надо было напоминать о его обязанностях.

— Нет, сэр, — спокойно ответил он. — Они пропали, и мне их никак не нащупать. Я сделал все возможное и растратил массу энергии…, однако их просто не существует. В пределах досягаемости наших локаторов, разумеется.

— Но обломков корабля не заметно, — тихо произнес Сэммз. — Что же происходит? Успех, или…

Некоторое время он молчал, поворачивая верньеры настройки Где они, его молодые друзья? Вернутся с триумфом, или станут новыми жертвами проклятого судна, сгубившего уже тридцать человек? Здравый смысл подсказывал, что они уже погибли, но сердце, горячее сердце Вирджила Сэммза, каждым своим ударом угверждало обратное. Пусть мощные радары не могут их засечь! Пусть все ученые Трипланетия утверждают, что корабль, движущийся с такой скоростью, немедленно распадется на атомы! Пусть! Они живы! Уверенность в успехе, для которой не было ни малейших оснований, кроме веры в гениальность двух молодых странников, заставила Сэммза выпрямить спину и расправить плечи. Его ждали важные дела; в конце концов, люди приходят и уходят, а Служба остается. Уверенным движением руки он подключил коммуникаторы, и в его кабинет ворвалась скороговорка секретарши.

— Мистер Фэйрчайлд просит аудиенции, и как можно скорее, — уведомила его Норма. — Он напоминает, что сенатор Морган находится здесь уже целый день и настаивает на личной беседе.

— Ах, вот как… Хорошо. Я его приму. Вызовите, пожалуйста, Фэйрчайлда. Дик, ты можешь говорить, или он нас слышит?

— Нет, сейчас он пытает Саундерса и будет занят еще минут пять. Он здесь уже давно, и достал всех до печенок. Найди свободное время, Вирджил, и вышвырни его прочь.

— Так я и сделаю, но почему бы тебе самому не поставить его на место, старина?

— Он хочет лично ознакомить тебя с законами. Этот придурок — большая шишка, а его шайка создает много лишнего шума. Так что лучше, если ему дадут по мозгам на самом верху. Ну, и к тому же ты очень метко бьешь — уж если попал, так в яблочко.

— Уговорил. Значит, он большая шишка и считает себя недосягаемым? Трипланетие ставит ниже национального суверенитета? А мы — железная пята на шее цивилизации, и так далее? — в голосе Сэммза звучало неприкрытое злорадство. — Что известно про него? Этот тип — толстокожий, ясно сразу, но хоть намек на мозги у него есть?

— Анацефал! Даже если у него и есть что-то в голове, то пользоваться этой штукой он не умеет. Дай ему увлечься речами, а потом врежь, — беседа профессионалов имела свои профессиональные тонкости. — Загарпунь эту тушу, а я сам разделаю.

— Гарпун-то на него есть? Впрочем, кого я спрашиваю!

— Конечно, есть, и даже три, — глава отдела информации Трипланетия излучал уверенность. — Босс Джим Таун купил его со всеми потрохами. Номер его банковского счета 4697414 — туда напрямую поступают деньги от Тауна. Он содержит юную девицу Фи-Ши ле Бэй — сам понимаешь, кто такая, одно имя чего стоит… Эта крошка недавно получила в подарок меховую шубку — настоящий марсианский варрол, немного, немало, — прямиком из рук контрабандистов. Цепочка: контрабандисты Клэндера — Морган — ле Бэй — серьезное основание привлечь к суду.

— Чудесный букет. Давай его сюда!

— Сенатор Морган. Мистер Сэммз, — с вежливой холодность произнес Фэйрчайлд, и хозяин с гостем испепелили друг друга взглядами. Сэммз увидел дородного широкоплечего мужчину в идеально сшитом костюме, скрадывавшем излишнюю полноту. Надо заметить, что он производил неплохое впечатление — со своим добродушным лицом «доброго малого», расчетливыми глазами удачливого политика и пухлогубым ртом женолюба. Сенатор, в свою очередь, с любопытством разглядывал высокого широкоплечего мужчину, перешедшего рубеж сорокалетия, его открытое, гладко выбритое лицо, буйную копну каштановых волос, которую явно давно следовало подстричь, карие, отливающие золотыми искорками глаза, слишком пронизывающие, чтобы чувствовать себя уютно под их взглядом. — Надеюсь, сенатор, что шеф службы информации ответил на все ваши вопросы.

— На все за исключением нескольких… — но так как Сэммз не спрашивал, о каких именно вопросах идет речь, сенатору пришлось продолжать самому. — Являясь главой комитета сената по расследованию преступлений против государства — Штатов Северной Америки, — я отметил, что большинство ваших официальных докладов отличается недосказанностью и крайней осторожностью. Лица, занимающие самые высокие посты, обладают такой же жалкой информацией о вашей деятельности, что и обычные граждане, но ваши агенты знают намного больше о внутренних делах этой страны, чем мы сами. В связи с этим было решено провести расследование, в котором мистер Фэйрчайлд отказался мне помочь.

— Кто решил провести расследование?

— Сенат Северных штатов и, в частности, наш комитет по…

— Благодарю, я понял, — прервал Сэммз. — Надеюсь, вам известно, что Холм не является частью Северных Штатов? Что Трипланетарная Служба подотчетна только Совету Трипланетия?

— Это всего лишь увертки и замалчивания. Вы имеете дело с демократией, — начал ораторствовать сенатор. — Подобное своеволие скоро кончится и, если вы так умны, как говорят, то вы поймете, что только сотрудничеством можно…

— Вполне достаточно. Я все понял, — голос Сэммза не оставлял никаких сомнений в его желании вышвырнуть посетителя вон. — Пока что ситуация не изменилась, и правительство Северной Америки управляет только своим континентом, как и другие континентальные администрации на Земле и других планетах. Их главы, как известно, составляют Совет Трипланетия, мнение которого значит намного больше мнения правительства любого из континентов. У Совета есть пара рук: одна — Трипланетарный Патруль, следящий за исполнением законов, договоров и соглашений, и Трипланетарная Служба, выполняющая прочие указания Совета. Могу вас уверить, что у Службы нет желания вмешиваться во внутренние дела Северной Америки. У вас имеются какие-то факты, говорящие об обратном?

— Вы снова уклоняетесь от темы, — возбужденный сенатор принял величественную позу. Полы его длинного, скроенного по последней моде сюртука распахнулись, элегантный галстук сбился в сторону, затейливая прическа растрепалась. — Уже не первый раз в истории бесстыдные диктаторы пытаются удушить демократию! Сэр, я требую открытого доступа ко всем архивам Службы — так, чтобы я мог ознакомиться с фактами и изложить их перед лицом сената…, с фактами по самым разным проблемам — я упоминал их в беседе с мистером Фэйрчайлдом, — в особенности о проблеме «Гипериона»! Демократия не позволит вам скрывать правду — граждане должны обладать полной информацией обо всем, что отражается на их благосостоянии и безопасности!

— Неужели? Тогда, чтобы ввести Трипланетарное правительство в курс дел Североамериканского континента, я должен попросить у вас ключи от сейфа с кодом 469Т414. Наверное, дорогие вашему сердцу граждане весьма заинтересуются его содержимым.

— Что?! Какая наглость! — Морган был готов лопнуть от негодования, но все же не сумел скрыть озабоченности. Первый гарпун царапнул жертву. — Там только личные бумаги!

— Может быть. Однако один из моих людей случайно обнаружил запись беседы сенатора Моргана с неким Джеймсом Тауном — по поводу разных делишек с контрабандистом Клэндером. Кроме того, мне сообщили о некоей юной особе, Фи-Ши ле Бэй, и шубке из натурального варрола… Бесконечно интересная тема для всех жителей Северной Америки!

Удар за ударом! Крупный мужчина постепенно съеживался. Однако, истекая кровью, он нашел силы пригрозить:

— Вы отказываетесь от сотрудничества? Что ж, я уйду, но вы об мне еще услышите, Сэммз!

— Пожалуй, мне это не удастся. Прежде, чем вы откроете рот, все факты будут опубликованы. Служба располагает сведениями об очень многих личностях, но пользуется ими лишь для самозащиты…

В то время как уничтоженный Морган покидал Холм, в кабинете снова прозвучал сигнал вызова.

— На связи Флетчер. Соединять?

— Да, пожалуйста. Привет, Сид! Чертовски рад тебя видеть — мы волновались за тебя! Как ты выкрутился, и что это было?

— Привет, шеф! — на экране появилось молодое загорелое лицо. — Так, мелочь — героин и марсианский ладолиан. Дело сделано, хотя трое бандитов скрылись, прихватив с собой четверть товара. Но суть не в том. Я связался с вами в такой спешке, потому что обнаружил подделку нашего кодового знака. Я впервые в жизни увидел поддельный метеор!

Сэммз выпрямился в кресле.

— Секунду. Норма, немедленно вызови Редмонда и соедини с нами… Слушай внимательно, Гарри. Флетчер, ты сам видел фальшивый метеор? Прикасался к нему?

— Да. Он и сейчас у меня. Один из беглецов, выдававший себя за работника Службы, швырнул его в меня. Клянусь, шеф, его нельзя отличить от настоящего в моем кармане! Послать его вам?

— Обязательно! Пусть передадут доктору Гарри Редмонду, начальнику исследовательского отдела. Продолжай слежку, Сид. До связи. — Юное лицо исчезло с экрана, и вместо него появилось другое, постарше и посерьезней. — Ну, Гарри, что ты думаешь? Это может быть один из наших, ты понимаешь?

— Скорее всего, нет. Как только эта штучка будет у меня в лаборатории, я скажу тебе точно. Вероятность утечки исключить невозможно, они могли еще раз заслать своего агента, но, скорее всего, это не так. В конце концов, мы ожидали чего-либо подобного — все, что наука может синтезировать, наука может проанализировать. Какими бы не были мораль и этика преступников, дураками их не назовешь.

— У тебя нет ничего взамен метеоров?

— Ведем новые разработки…, они требуют массу времени и сил. На данный момент наш метеор — лучшее из всего арсенала.

— Есть люди, которые могут взяться за дело немедленно?

— Конечно. Один из новеньких прекрасно подойдет для такой работы — Бергенхольм. Удивительный парень: толковый, старательный… Бывают у него необъяснимые вспышки гениальности — потом он сам переживает, как это у него получилось. Я немедленно привлеку его к работе.

— Спасибо.

Сэммз потер затылок. Голова раскалывалась от забот.

— Норма, никаких вызовов и посетителей. Я должен подумать.

Глубоко погрузившись в размышления, Сэммз невидящими глазами смотрел на бумаги, разложенные на столе, на мертвые погасшие экраны. Трипланетию был нужен новый символ — нечто, способное отличать работника Службы где угодно и когда угодно, в любой ситуации. Нечто настолько совершенное, что без сомнений и вопросов означало бы принадлежность к Службе. Нечто не поддающееся изучению, не говоря уже о копировании; такое, чтобы никто на Трех планетах не мог это сымитировать или уничтожить. Нечто, что может носить только представитель Трипланетия — человек! Сэммз горько усмехнулся своим мыслям. Слишком много требований и ограничений. Но выход должен быть!

— Прошу прощения, сэр! — голос секретарши, обычно спокойный и ровный, слегка дрожал. — Комиссар Киннисон на связи. Что-то странное происходит в районе М-151!

На экране появилось лицо Киннисона — комиссара Безопасности Трипланетия, верховного командующего всеми вооруженными силами союза: на земле, в воде, в космосе.

— Они вернулись Вирджил! — воскликнул он, не тратя времени на приветствия и вступления. — Уже погибли четыре корабля: пассажирский лайнер, два крейсера и транспорт. Все в секторе М-151. Я отдал приказ судам уйти в укрытия на планетах; даже военные корабли сейчас бесполезны, и надо сохранить людей. Как там твой новый звездный монстр? Может ли он прийти нам на помощь?

Никто за пределами защитных экранов Холма не знал о том, что запуск «Бойза» уже состоялся.

— Не знаю. Сейчас мы не можем даже сказать, есть у нас суперкорабль или нет. — Сэммз вкратце описал начало — а вернее всего, конец — пробного полета. — Кажется, мы потерпели неудачу, но если есть хоть какой-то способ его обуздать, то Кливленд и Родебуш справятся. Наши локаторы не могут их пока обнаружить, но…

Их разговор прервал сигнал тревоги, зарокотавший в кабинете комиссара. Сразу же сирена взвыла и во всех отсеках Холма.

— Питтсбург атакован! — звучало в послании. — Просим помощи!

А затем на экранах появилась картина осажденного города. Агенты Службы вели передачи и с улиц, и с воздуха. Несколько секунд потребовалось комиссару, чтобы мобилизовать силы планеты и направить воинские части к месту битвы. Выполнив все возможное, Сэммз и Киннисон смотрели на экраны, чувствуя страх и бессилие помочь гибнувшим людям…

Сцены разрушений заполняли экраны. Невианское судно — гот корабль, который Костиган заметил в космосе во время своего пути на Невию — по рекомендации капитана Нерадо устремилось прямо к Земле, не тратя времени на мелкую добычу вроде отдельных кораблей.

Сейчас огромный звездолет, отключив невидимость, завис высоко над городом, неуязвимый для жалких орудий «полуразумных существ». Из сияющего корпуса лился поток розоватых лучей, растекавшийся во все стороны в поисках драгоценного металла. Железо, некогда твердое, теперь вливалось широкой струей в красноватую дымку и заполняло обширные контейнеры невианского рейдера, а вслед за облаком деструкции шли разрушение и смерть. Небоскребы, дома, коттеджи с грохотом оседали, превращаясь в кучи мусора, лишенные своего стального скелета. Лучи проникали глубоко в землю, и вслед за этим раздавались взрывы; вода и вырвавшийся на свободу газ усиливали и усугубляли катастрофу. Перепуганные люди в панике метались по городу, матери прикрывали детей собственными телами, но все гибли, гибли, не сознавая, что происходит.

Защита Питтсбурга была напрасной тратой сил из-за явного превосходства нападавших. Несколько антикварных ракетных установок, чудом уцелевших со времен прошлых войн, выпалили во врага, но попавшие в облако снаряды превратились в потоки аллотропного железа. Новые корабли Трипланетия с ультраволновыми генераторами, работавшими на железе, вступили в бой немедленно, но результаты были не намного лучше. Под ударами их батарей защитные экраны невиан побелели, затем алое опалесцирующее облако накрыло земные суда. Когда оно рассеялось, на землю рухнули немногочисленные останки. Теперь боевой конус кораблей Трипланетия шел со своей базы в Буффало к Питтсбургу, чтобы принять участие в безнадежной защите обреченного города:

— Останови их. Род, — закричал Сэммз. — Это чистое самоубийство! Они ничего не сделают — большинство не имеет даже железного привода!

— Я знаю, — со стоном, сжимая обеими руками голову, выдохнул комиссар, — и адмирал Барнс тоже все понимает, но сигнала отбоя не будет. Подожди, не перебивай. У меня есть данные о том, что Вашингтонский конус перевооружен и спешит сюда, а за ними Филадельфийский и Нью-Йоркский. Идет помощь из восточного полушария — их эскадры уже над полюсом Может быть, теперь мы что-нибудь сделаем?

Флотилия Буффало замедлила движение, ожидая подхода основных сил. Конус быстро построился: верхушка из кораблей на железном приводе, основание — обычные звездные крейсеры — и изрыгнул поток аннигилирующей энергии. Снова невиан-ские экраны побелели от нагрузки, и снова они набросили на жалких противников розовые сети, но на этот раз напрасно. Слитые в боевую структуру суда не были беспомощны. Вооруженные экранами, подобными невианским, они без особого труда отразили первый удар. Несколько минут продолжалась эта невообразимая битва энергий, озаряя небеса над городом разноцветными вспышками и сполохами. Огненные струи чертили полосы в воздухе, видимые за много миль от обреченного города.

Конечно, такая битва не могла продлиться долго. Корабли Трипланетия держались из последних сил, а невиане еще и на тысячную часть не проявили своей мощи. Исполненные презрения к убогим двуногим уродцам, они удвоили энергию лучевой атаки. Так потерпела поражение последняя попытка человечества защититься от открытого нападения из космоса. Ультраволны все глубже и глубже врезались в корпуса дредноудов и крейсеров, разрушая структуру металла. Один за другим гибли боевые корабли, превращаясь в обломки, падавшие с небес на то, что еще недавно было Питтсбургом.

Глава 14 ЭКСПОНАТЫ

Много дней полет маленького суденышка длился без всяких происшествий, но однажды на обращенном в сторону Невии экране появился зловещий силуэт рыбообразного корабля Даже неизмеримое расстояние не могло помешать таргу Нерадо добраться до своих жертв.

— Быстрее, друзья, они приближаются — позвал Костиган, и Клио с Брэдли бросились в рубку.

Проверив оружие, трое землян с волнением следили за врагом. Корабль преследователей быстро увеличивался; видимо. Нерадо уже давно видел их и теперь направлялся вслед за беглецами.

— Мы не прошли и десятой части пути к Земле… — тихо произнес Брэдли. — Вы не можете еще выйти на связь с кораблями Трипланетия? — он скорее утверждал, чем спрашивал.

— Я пытался, пока они не блокировали мою волну, но все напрасно. Слишком большое расстояние для моего передатчика. Единственной надеждой была встреча с нашим новым кораблем, но он, по-видимому, еще не готов… — Конвэй прильнул в экрану — Ну, вот и все. Они рядом.

Передвигая рычаги, он послал волны излучения, заставившие защитные экраны невиан полыхать белым огнем; но, к удивлению странников, ответных ударов не было. Словно презирая эти жалкие попытки атаковать, звездолет не отвечал на удары, а защищался, напоминая няньку, успокаивающую расшалившееся дитя.

— Они просто не хотят с нами драться, — первой поняла Клио. — Это их собственный корабль, и мы тоже их собственность так что они не хотят повредить ни то, ни другое.

— Но мы можем попробовать кое-что еще! Держитесь крепче! — Костиган отключил защитные экраны и перевел все резервы энергии на двигатель.

Чудовищное ускорение вдавило людей в кресла, за краткий миг расстояние между преследователем и его целью утроилось. Но торжество беглецов была преждевременным. Вслед за корабликом устремился красный луч, принудивший его остановиться; потом необоримая сила потянула его назад. Люди покатились по полу, ударяясь о сиденья и столы. Струйка крови потекла по виску Клио, Костиган больно стукнулся плечом, и только Брэдли отделался легким испугом. С трудом приподнявшись, Конвэй подполз к пульту врубил защитный экран и попробовал вырвать шлюпку из объятий алого транспортного луча, но тщетно. Луч укорачивался, подтягивая их к чреву большого корабля. Наконец, распахнулся люк, пропуская жертву, а затем земляне услышали громкий лязг. Все! Крышка задвинулась, отрезав их от свободы.

Затем вокруг людей затрещали голубые искорки. Три вооруженных человека были словно окружены ослепительным голубым сиянием, колыхавшимся, словно полупрозрачная занавесь.

— Парализующие лучи, — Костиган мрачно рассмеялся. — Это светятся парализующие лучи, но мы можем сдерживать их столько, сколько захотим — железа у нас хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Сдерживать — но и только, — не менее мрачно добавил Брэдли. — Они не могут парализовать нас, а мы не можем повредить им, но все равно мы скоро окажемся на Невии.

— Думаю, Нерадо пойдет на переговоры, и можно достигнуть соглашения. Он понимает, что могут натворить трое с «левистонами», пока нас не обезвредят, — Костиган говорил очень уверенно, но он ошибался.

Люк откинулся, и сквозь проем скользнуло странное металлическое существо, состоявшее из колес, щупалец и ног. У него имелся защитный экран, достаточно мощный, чтобы отразить удары «левистонов», что оно и сделало без особых усилий. Три позвякивавших щупальца протянулись к людям и, вырвав оружие, швырнули на пол, а затем, скрутившись фантастическими узлами, спеленали и самих беглецов. Взвалив на корпус всех троих, робот понес их по коридорам. Вскоре, безоружные и полуголые, — одежда порвалась во время борьбы — люди предстали перед спокойным и хладнокровным Нерадо. К удивлению Конвэя, ожидавшего самого худшего, тарг не проявил ни гнева, ни удивления.

— Стремление к свободе присуще любому живому существу. — прокомментировал он ситуацию. — Однако я уже говорил вам, что вы, образцы иной жизни, подлежите изучению в Храме Науки. Что бы вы ни делали — это неизбежно. Поймите и смиритесь.

— Ладно. Допустим, мы больше не доставим никаких хлопот я даже постараемся сотрудничать, — предложил Костиган с кривой усмешкой. — Может быть, в таком случае вы дадите нам корабль и позволите вернуться на родину?

— Больше вам никто не позволит доставлять неприятности, — спокойно сказал невианин. — Нужды в сотрудничестве нет. Мы получим от вас любые сведения, какие пожелаем. И возвращение на вашу планету невозможно — мы не собираемся терять уникальные экспонаты. — Он повернул голову к стражам и приказал:

— Верните их в прежний отсек.

Их повели обратно под строгой охраной. Нерадо сдержал слово — у людей не было возможности доставить неприятности тюремщикам, и полет к Невии прошел без приключений. Сразу по прибытии все трое путешественников были отправлены в Храм Науки, где их подвергли физическим и психическим экспериментам — как, впрочем, и обещал Нерадо.

Прав был невианин и в том, что никого не интересовало сотрудничество с людьми. Разъяренные, но бессильные они переходили из лаборатории в лабораторию под взглядами внимательных холодных глаз, для обладателей которых земляне являлись всего лишь слаборазвитыми организмами — объектами для изучения. Их фотографировали изнутри и снаружи, описывали каждый нерв, каждую мышцу, изучали каждый рефлекс. Приборы регистрировали любые импульсы, записывали мысли, движения, даже чувства.

Пытка продолжалась со сводившей с ума регулярностью, день за днем, неделя за неделей — и наконец терпению пленников пришел конец. Когда очередной раз невиане начали пристегивать Клио к скамье с электродами, она запрокинула внезапно побледневшее лицо и дико, истерически закричала, вцепившись в края своего ложа. При первых же звуках ее голоса и без того напряженные нервы Костигана не выдержали — выхватив из щупалец невианина тяжеленный прибор, он заметался по комнате, в ярости берсерка круша все, что попадалось на пути.

И ярость мужчины, и крики женщины были напрасными, но они удивили невиан. После совещания было решено дать подопытным отдохнуть. Всех троих заперли в просторном помещении с прозрачными стенами, покачивавшемся на поверхности центральной лагуны города. Некоторое время их никто не беспокоил кроме любопытных невиан, постоянно вертевшихся вокруг.

— Сначала мы были бактериями под микроскопом, — сетовал капитан, — а теперь стали рыбками в аквариуме…

Но закончить фразу он не успел. Вошли два тюремщика и, не говоря ни слова, схватили Клио и Брэдли. Увидев, как девушка забилась в щупальцах монстра, Костиган взревел и бросился на невиан. Напрасная попытка! В прыжке по его телу чиркнул парализующий луч, и Конвэй тяжело упал на пол. В бессильной ярости смотрел он, как его любимая и капитан исчезли в подошедшей субмарине. Освобожденный от действия луча, Конвэй бросился на стену и начал колотить по ней кулаками, не чувствуя боли; лишь мысль о том, что чужие видят его слабость, отрезвило, молодого офицера. Он сел на пол прозрачной темницы и стиснул голову руками.

Глава 15 ПОЛЕТ «БОЙЗА»

Сидя в рубке за пультом управления, доктор Фредерик Родебуш поглаживал пальцами небольшую черную кнопку. Несмотря на некоторую неуверенность, на его лице играла улыбка, а глаза сверкали любопытством.

— Что бы ни случилось — да случится, — произнес он слова школьной молитвы — «Бойзу» пора в путь. Готов, Клив?

— Давай! — лаконично ответил Кливленд, не склонный выражать переполнявшие его чувства словами.

Родебуш нажал кнопку, и на обоих членов маленького экипажа обрушилась тяжесть. Перегрузка столь же не походила на привычную им стартовую, как невесомость па земную гравитацию. Родебуш попытался добраться до клавиш компьютера, но ослабевшие, неимоверно тяжкие руки отказывались повиноваться. Его сознание пульсировало, сжимаясь от этой пытки; ему казалось, что череп сейчас расколется, разлетится, не выдержав давления извне Сияющие спирали, вспышки зеленого и алого огня мелькали перед глазами; Галактика, вселенная кружилась и падала вокруг, когда, качаясь, как пьяный, он поднялся и сделал первый шаг. Он упал. Он понимал, что падает, но помог упасть! Отчаянно извиваясь и дергаясь, он попытался приблизиться к стене. Тяжелый башмак Родебуша наступил на тонкий провод, непонятным образом застывший над полом, но тот даже не согнулся под двумястами фунтами его веса — веса, не имевшего никакого значения в мире без инерции.

Постепенно он приходил в себя — будто после страшного испытания, Он наклонился, заставил руки сомкнуться вокруг проводка, висевшего над полом — провода, который он собирался убрать до взлета, но, к счастью, не успел. Продвигаясь вдоль этой путеводной нити, Родебуш добрался до приборной панели; лампочки на ней успокоительно мигали, сообщая, что все системы корабля работают нормально. Совершив невероятные акробатические трюки и приложив массу усилий, он ударил по красной кнопке и тут же тяжело рухнул на пол, наслаждаясь возвращением привычной силы инерции. Бледные, дрожащие, взмокшие от пота, путешественники посмотрели друг на друга, не скрывая облегчения.

— Сработало! — улыбнулся Кливленд, постепенно приходя в себя. Поднявшись на ноги, он добавил:

— Притормози его, Фред! Мы, наверное, мчимся с огромной скоростью, а мне не хочется разбить корабль о какой-нибудь булыжник в Астероидном Поясе.

— Вот это нам не грозит, — сказал странным голосом Родебуш, посмотрев на экраны. — Фу, все не так плохо, как я боялся! Я могу распознать некоторые созвездия, хотя они и сильно изменились…, значит, мы не больше, чем в паре световых лет от Солнечной системы. К счастью, старушка Земля окружена атмосферой, и на ее преодоление ушла порядочная энергии, иначе мы бы уже пролетели всю Галактику из конца в конец и очутились бы черт знает где.

— Что? О чем ты толкуешь? — Кливленд тоже склонился над приборами и поражение воскликнул:

— Так что же это? Получается, что за секунду мы пролетели… Ого!

— Вот именно! Сейчас мы вообще не движемся! — продолжал взволнованный Фред. — После совершенного прыжка по отношению к Земле мы неподвижны. И остановились мы мгновенно, как только инерцию была восстановлена… — он вытер потный лоб. — Меня не слишком волнует, где мы находимся, Клив… Когда — вот вопрос!

— Согласно показаниям приборов мы удалились на два световых года. Ты думаешь, что за эти секунды мы постарели на столько же? Сомневаюсь… Впрочем, все может быть; слишком долго эти теории обсуждались на земле, но мы — первые, кто проверил их на практике. Давай-ка лучше повернем домой и все окончательно выясним, а то от вопросов у меня разболелась голова.

— Ну, придется тебе еще пострадать, — Фред запустил пятерню в свою белокурую гриву. — Надо бы сделать еще парочку экспериментов. И лучше заняться этим здесь, чем рисковать возле Земли.

— Ты прав. К тому же, у нас вполне достаточно энергии, чтобы вызвать Землю, а потом можно заняться акробатикой. Попытайся определить позицию Солнца.

— Ну уж нет! Сначала поработаем, а то Сэммз тут же велит возвращаться!

— Ладно, с тобой бесполезно спорить. И все же мне очень хочется узнать, на сколько же я постарел…

В течение четырех часов они заставляли корабль совершать маневры, проверяя работу всех его систем — так же, как летчик-испытатель проверяет свой новый самолет. Они поняли, что можно приспособиться к чудовищному ускорению словно к обычной морской качке, и обнаружили кое-что новое и неожиданное в поведении своего детища. Наконец, завершив предварительные исследования, они направили мощный коммуникационный луч к желтоватой звездочке — к своему солнцу.

— Сэммз, Вирджил Сэммз, — медленно и отчетливо говорил Лиман, — Родебуш и Кливленд вызывают с «Бойза». Мы находимся на линии с Тау Кита на расстоянии двух и двух десятых светового года от Земли. За исключением неожиданно сильного приступа космической болезни, состояние хорошее. Все системы корабля работают нормально. Мы хотим узнать, сколько времени прошло с момента нашего старта. Четыре часа или больше двух лет?

Он повернулся к Родебушу и заметил:

— Никто не знает, с какой скоростью ультраволны распространяются в пространстве. Боюсь, они намного медленнее нашего корабля. Ну, через тридцать минут я повторю вызов.

Но Лиман не успел закончить фразу. На экране появилось лицо Сэммза, а его голос оглушительно зарокотал из динамиков.

— Слава богу, вы живы! И дважды слава — корабль в порядке! — воскликнул он. — Вы отсутствовали четыре часа двенадцать минут и сорок одну секунду, и мне наплевать на все ваши теории на сей счет. Идите обратно — и срочно к Питтсбургу! Проклятый корабль пожирателей железа вернулся и атакует город! Он уже уничтожил половину нашего флота!

— Через десять минут будем на месте, — ответил Родебуш. — Две минуты отсюда до границы атмосферы, еще четыре — до Холма и три — на окончательную подготовку. Вызовите команду, хватит нашего резервного экипажа, никого больше не надо. Корабль, оборудование, вооружение — все готово.

— Две минуты до атмосферы? Ты уверен? — спросил Клив, когда Родебуш отключил передатчик и взялся за рычаги. — Не боишься ошибиться в расчетах?

— Думаю, все точно. Мы почти не затратили энергии, Добираясь сюда, а на обратную дорогу я брошу все резервы, — быстро ответил физик, передвигая рычаги и нажимая клавиши на пульте.

Когда программа была задана, и оба пилота пристегнулись к креслам, они вновь испытали странные ощущения, порожденные отсутствием инерции. Правда, на этот раз они были намного слабее и не столь болезненны. Кливленд и Родебуш видели, как желтая звезда стремительно понеслась им навстречу, увеличиваясь в размерах с фантастической быстротой; затем на экраны словно прыгнул голубоватый шар Земли. Нервы Лимана не выдержали, и он воскликнул:

— Хватит, Фред! Хватит! Тормози!

— Я использую тысячную часть мощности и, как только мы коснемся атмосферы, отключу генераторы, — объяснил Родебуш. — Выглядит жутковато, но мы остановимся мгновенно, не беспокойся.

Чудесный корабль приблизился к Земле и, повинуясь руке пилота, застыл в верхних слоях атмосферы. Инерция вернулась, и в следующий миг звездолет ринулся к Холму, гостеприимно приподнявшему свою фиолетовую вуаль. Сбросив скорость, «Бойз» нырнул в небольшое, но глубокое искусственное озеро, располагавшееся возле ангаров Холма. В его ледяной воде раскаленный корпус остывал около трех минут, а затем, оставив озерцо бурлить и дымиться, корабль скользнул в приготовленный для него док, к бетонному причалу.

Распахнулись люки, и внутрь устремилась команда. Пилоты, стрелки, навигаторы, связисты, инженеры двигательной секции — отлично обученный экипаж занял свои посты, мгновенно превратив экспериментальный корабль в грозную боевую машину. Два испытателя в это время получали последние наставления от Сэммза.

— …половина флота еще в воздухе. Они не атакуют, только пытаются помешать им наносить дальнейшие разрушения, пока вы не подойдете на помощь. Взлетайте немедленно! Мы не можем помочь вам подняться, большинство подъемников и площадка полностью разрушены. Вы можете обойтись без них?

— Это была моя ошибка, — признал Родебуш. — Я не думал, что будут такие последствия. Сейчас мы поднимемся на обычных генераторах, так же, как садились — корабль легок в управлении, словно велосипед. Покажите мне, что творится в Питтсбурге, мы уже готовы.

— Прошу вас, доктор Родебуш, — прозвучал голос Нормы, и на экране появилась картина обреченного города. — Все люди и машины в укрытии. Можете взлетать.

— До встречи! Удачи, парни! — прозвенел голос Сэммза. Сразу за этим напутствием гигантский корабль выплыл из дока и, быстро набирая скорость, поднялся в стратосферу; там, развернувшись, он устремился к месту битвы. И все надежды Трипланетия неслись вместе с ним.

Невиане не стали дожидаться появления нового врага. Их чувствительные локаторы уже обшарили весь континент, обнаружив прикрытый фиолетовым флером Холм. Понимая, что это единственное место, откуда стоит ждать неприятностей, тарг чужого звездолета установил за ним постоянное наблюдение. Его опасения не было напрасными. Старт «Бойза», окруженного непроницаемым силовым барьером, был замечен и, не дожидаясь его подхода, рыбообразный корабль перешел к активным действиям.

Внезапно огромный шар «Бойза» замер. Клив, не спуская глаз с приборов, усмехнулся и положил ладонь на плечо сидевшего рядом Родебуша.

— Они атакуют, Фред! Ультраволновое излучение и транспортный луч. Пытаются удержать нас на расстоянии. Не пнуть ли их раз-другой?

— Давай, Лиман! Масса у нас огромная, а если еще включить генераторы на полную мощность, его защита не устоит!

Волновые клещи «Бойза» сдавили невианский корабль, отшвырнув от разрушенного города. Закрутившись в бешеных потоках энергии, он начал набирать высоту, с трудом выровняв полет.

— Бери его! — заорал Родебуш, и Клив отреагировал мгновенно. Транспортный луч земного судна настиг инопланетян, резко потянув к себе, под смертоносные удары мультиплексных ультраволновых эмиттеров. Невианин, однако, не собирался сдаваться: розовое облако окутало «Бойз», пытаясь поглотить стальной корпус, но силовой барьер суперкорабля был непроницаем.

— Уходите! Идите на помощь жителям Питтсбурга! — передавал Родебуш остаткам Трипланетного флота, находившимся вблизи опасного облака. Самые лучшие корабли уцелели, и не было смысла рисковать ими сейчас. — Вам не выстоять в красном тумане дольше секунды! И постарайтесь не попасть под наш удар — это намного хуже. Мы справимся с ними без вас, а если не сумеем, то нам не поможет даже чудо!

Генераторы «Бойза» взревели, и от корабля начало расходиться фиолетовое сияние — сначала почти невидимое, а потом ослепительно вспыхнувшее в лучах солнца. Сформировав правильную сферу, силовой купол начал расширяться, поглощая все, чего касалась его граница: и розовый туман, и вершины ближайших гор, и саму атмосферу. Красноватая вуаль подалась назад, отступила перед этой смертоносной пустотой; все дальше и дальше барьерный экран «Бойза» теснил розовое облако, пока не прижал почти к самому корпусу чужого звездолета. Силивой щит невиан вспыхнул от перенапряжения, но устоял. Словно разумное существо, фиолетовое сияние изменило форму — теперь оно превратилось в эллипсоид, в полюсе которого находился земной корабль.

А затем вакуум между противоборствующими судами заполнился губительным излучением; ультраволны пронизывали его, потоки энергии разбивались о мощные экраны. Раз за разом посылали убийственные лучи корабли, пока не стало ясно: они не в силах уничтожить друг друга.

— Купер, Админгтон, Спенсер, Даттон! — голос Родебуша гулко раскатился по командному отсеку, и пальцы канониров затрепетали на клавишах. — Готовы? Мы не можем достать его лучевым оружием! Как только я отключу фиолетовый кокон, запускайте торпеды!

Экран исчез, и воздух с грохотом заполнил пустоту. И сквозь этот смерч помчались снаряды Трипланетия. Купер ударил торпедами; лишенные даже крупицы железа, они несли атомные боеголовки с автоматическим наведением; Админгтон послал разрушительные бомбы, Спенсер — рой небольших снарядов, излучавших помехи; ракеты Даттона были начинены газами, способными превратить в ржавчину любой металл. Сто, двести, триста снарядов ринулись к кораблю невиан; батареи «Бойза» выплевывали их с невероятной скоростью, стремясь подавить вражеские системы перехвата. Пришельцы еще защищались, но что-то подсказывало замершим у пультов земным стрелкам, что конец близок.

Внезапно чужой звездолет, окутанный белым сиянием защитного барьера, рванулся вверх. Он бежал — торопливо, стремительно, устрашенный этой яростной атакой, пожиравшей запасы его энергии и мужество экипажа. Он мчался в космос, надеясь выиграть в скорости там, где проиграл в силе и стойкости. «Бойз», подобно карающему мечу Немезиды, не отставал. Голубоватый шар Земли уходил вниз, таял, превращаясь в чуть заметную звездочку; затем она исчезла, и теперь только желтая искорка Солка сияла на экранах. Беглец и преследователь погружались в безмерную тьму и холод пространства.

— Продолжим, — объявил с холодной усмешкой Кливленд. — Парни, вы еще не скончались от скуки? Отлично! Атакуем!

Противников разделяло не больше десяти миль, когда град торпед и снарядов вновь обрушился на инопланетян. Внезапно в их плотном потоке промелькнуло нечто черное, вытянутое и стремительное; в следующий миг страшный удар потряс земной корабль, и звездолет чужаков исчез с экранов.

— Локаторный отсек! Где они? Я их не вижу! Они атакуют или убегают? — Родебуш, лихорадочно вращая верньер настройки, склонился к микрофону внутренней связи.

— Убегают, и быстро!

— Попытайтесь проследить за ними. Админгтон!

— Здесь, сэр!

— Твоя работа? Одна из твоих «специальных» бомб?

— Так точно. Похоже, она взорвалась за их экраном, но чуть преждевременно, — в голосе канонира ощущалась растерянность. — Во всяком случае, им досталось больше.

— Больше! У нас вышли из строя два генератора… — Родебуш склонился над пультом, изучая показания приборов. — и полетели все защитные экраны! Ты чуть не угробил нас, парень! И я не знаю, что с главным двигателем — система контроля не работает! Клив, — он обернулся к другу, — надо посмотреть самим. Сейчас преследовать их бесполезно, — Родебуш кивнул на следящий экран, в углу которого ползла едва заметная искорка невианского корабля.

Натянув скафандры, они отправились в сопровождении двух инженеров оценивать свои потери. Сквозь запасной шлюз все четверо пробрались в пострадавший отсек и включили мощные фонари. Тут царил полный разгром. Внешняя обшивка была полностью разрушена, на внутренней висели обрывки проводов и кабелей, скрученные трубы и рваные металлические листы. Ракетная установка, с помощью которой Админгтон запустил свой чудовищный снаряд, выглядела так, словно по ней ударил гигантский молот. Соседние отсеки пострадали меньше, но и в них работы хватало. Два генератора из десяти, питавших безынерционный двигатель, вышли из строя, и здесь требовался основательный ремонт.

— Хмм… — протянул Родебуш. — Ну, электрики быстро починят приборы, с дырой в корпусе придется повозиться, но это дело поправимое, а вот генераторы…

— Да, тут работа посерьезнее, — согласился один из инженеров. — И делать ее лучше в доке, на Марсе или на Земле.

— А как мы туда доберемся? — спросил Кливленд. — С разбитыми генераторами нам придется годами ползти на обычном приводе до любой трипланетарной базы. Включить нейтрализатор инерции я бы сейчас не рискнул…

— Не знаю, можно ли вести ремонт в космосе. Если Земля и Марс отпадают, то надо присмотреть хотя бы астероид, — инженер покачал головой, обозревая поврежденный генератор. — Нам плевать на атмосферу и прочие удобства, нужна сила тяжести, пусть даже небольшая. Неужели здесь нет подходящей планетки?

Планетка нашлась — двухсотмильный обломок около ярко-красной звезды, усеянный скалами и трещинами. Он бешено вращался вокруг своей оси и обладал ничтожной гравитацией. Не обращая внимания на стремительно чередовавшиеся рассветы и закаты, инженеры взялись за дело. Прошло несколько дней. Корпус был заварен, генераторы восстановлены, силовой щит звездолета вновь был готов отразить любой удар. Родебуш сам трудился над генераторами не покладая рук, пока Клив с командой электроников восстанавливал приборы.

— Все в порядке. Лиман, — сообщил наконец Фред своему компаньону. — Сейчас проведем испытание, и — домой!

Одним прыжком корабль покинул астероид. На протяжении двух часов шла тщательная проверка, но, как Родебуш ни менял нагрузку, ни одна из систем не вышла из строя. «Бойз» снова был готов и к долгим странствиям, и к битве. Фред уже собирался включить безынерционный привод, когда на следящем экране вспыхнула пурпурная звездочка и загудел сигнал тревоги.

— Дьявольщина! — пробормотал он, направляя луч своего радара на подозрительную точку. На экране появился диск одной из внутренних планет красного солнца, затем поверхность ее приблизилась; возникло изображение какой-то странной угловатой конструкции. Родебуш замер с открытым ртом, и вдруг громко заорал:

— Роджер здесь! И он восстанавливает планетоид! Все по местам!

Глава 16 КОНЕЦ РОДЖЕРА

Как уже упоминалось, Роджер, телесное воплощение Гарлейна Эддорского, не погиб при взрыве своего планетоида. Когда розовое облако невиан уже начало лизать стальную поверхность, он включил переговорное устройство и спокойно произнес:

— Бакстер, Харткопф, Шателье, Анандрасунг, Пенроуз, Нишимура, Мирский — ко мне.

— База гибнет, — сообщил он избранной группе своих ученых рабов, собравшихся в кабинете. — Чтобы перенести необходимые запасы и инструменты на скоростной корабль, роботам потребуется пятнадцать минут, затем мы покинем планетоид. Даю вам тринадцать минут, чтобы собрать наиболее важные материалы; затем всем вернуться сюда. Никого не предупреждать и никому ничего не говорить.

Повинуясь воле хозяина, семеро покинули кабинет в полном молчании; затем Бакстер, менее хладнокровный, чем его коллеги, произнес:

— Бежать, бросив здесь остальных! Я думаю…

— Не стоит думать, — ухмыльнулся Нишимура. — Только нам суждено спастись — приятная новость, по крайней мере для меня! Взять все оборудование и всех идиотов, населяющих базу, невозможно. Вы знаете это не хуже, чем я.

— Но наши нежные ласковые шлюхи… — начал любвеобильный Шателье.

— Замолчите, глупцы! — оборвал разговор Харткопф. — Если Роджер услышит, что вы обсуждаете его приказ, нам придется сдохнуть вместе с остальными! Поберегите свои шкуры, коллеги.

Через несколько часов, когда скоростной крейсер, загруженный роботами и оборудованием, удалился на значительное расстояние от места схватки, Роджер вызвал своих помощников в рубку. Семеро ученых, расположившись по периметру цилиндрического отсека, молча смотрели на своего предводителя. Наконец, серый человек произнес:

— Есть вопросы?

— Да. — Это был Мирский, физик. — Почему нас разбили? Ведь база обладала практически неограниченными запасами энергии!

Узкие бледные губы Роджера скривились в усмешке.

— Все относительно, Мирский, все относительно. Наша энергия всегда измерялась конечной величиной. Ее было достаточно для наших целей в масштабах Трипланетия, но существа, вставшие недавно на нашем пути, намного опаснее и сильнее людей.

На Роджера посыпался град вопросов:

— Откуда вам это известно?

— Какова природа их энергии?

— Зафиксированы ли характеристики их лучевого оружия? Лицо серого человека было неподвижным. Подождав, пока стихнет шум, он заговорил:

— Источник их энергии — атомарный распад особым образом активированного железа. Абсолютно новая для нас идея — они совершают не частичное преобразование атома, а его полную аннигиляцию. И тут еще многое непонятно — даже мне самому.

Роджер задумался, и никто из помощников не решился прервать тишину. Гарлейн Эддорский понимал, что без его ведома и санкции в одной из звездных систем было совершено исключительно важное открытие. И теперь он знал, как это случилось: его мозг все еще находился под контролем чуждого существа, с которым предстояла серьезная борьба.

— Мы поступим так, — наконец сказал он. — Мы изучим по сделанным записям структуру их защитного экрана — от этого один шаг к познанию способа освобождения энергии. Мы построим роботов и машины, которые восстановят планетоид; и мы снабдим его новыми способами получения энергии.

— Но где же строить такой гигантский объект? — Мирский приподнял брови. — Трипланетие обнаружит нас даже за орбитой Плутона!

— Солнечная система уже позади. Мы отравимся к другой звезде, настолько далекой от Трипланетия, что их следящие лучи нас не достанут. Путь туда продлится несколько дней, и это время вы можете посвятить анализу данных, накопленных во время сражения.

Серый человек умолк, погрузившись в свои мысли, и ученые рабы поняли, что аудиенция закончена. Они разошлись по каютам. Бакстер, британский химик, уединился с Пенроузом — кибернетиком из Штатов Североамериканского континента.

— Послушайте, Пенроуз, я бы хотел задать вам пару вопросов, если вы, конечно, не возражаете… Насчет Хозяина…

— Ладно, валяйте. Это опасная тема, но сейчас его подслушивающая аппаратура вышла из строя, так что можно поболтать откровенно. Вы хотите услышать, что мне известно о Роджере?

— Вот именно. Вы работаете с ним намного дольше, чем я, и лучше информированы. Иногда он ведет себя нормально, но в последнее время я начал сомневаться в его человеческой сущности. Он слишком много знает о слишком многом: то упоминает о солнечных системах, один полет к которым длиннее нашей жизни, то — о событиях далекого прошлого…, причем так, как будто видел все собственными глазами. Простите мое любопытство, но…

— Э, друг мой, любопытство у нас не поощряется! Все заключившие с Роджером соглашение отдают ему жизнь и душу в обмен па щедрую плату. О ней можно не волноваться, Роджер всегда точен и аккуратен. Вы станете великим ученым, как он обещал. Я уже заработал миллионы и надеюсь получить еще. Шателье получит любую приглянувшуюся ему женщину. Анандрасунг и Нншимура могут наслаждаться местью всем, кто когда-то обидел или обошел их. Харткопф упивается властью — итак далее, и тому подобное, — внимательно оглядев превратившегося в слух собеседника, кибернетик продолжал:

— О самом же Хозяине ходит много слухов, но один факт не вызывает сомнений: мой прапрадед оставил записки, которые неопровержимо свидетельствует, что Роджер поступил в Гарвард в одно время с ним. И в то время он был уже зрелым мужчиной! Мой предок как-то заметил, что на его плече вытатуирован вот такой знак, — Пенроуз быстро начертил в воздухе кабалистический символ.

— Что? — воскликнул Бакстер. — Адепт Юпитера? В те времена?!

— Да! Вы знаете, что задолго до Первой Юпитерианской войны группа талантливых специалистов-генетиков сумела изменить наследственность и вывести новую расу людей. Эти создания и развязали потом бесконечные войны.

— Но это же сказки! Когда их уничтожили, оказалось, что большинство их чудес — просто фокусы!

— Если их уничтожили! — прервал его Пенроуз. — Кое-что действительно фокусы, но большинство «чудес» были намного серьезнее. Я не предлагаю вам верить на слово, но адепты Юпитера знали и умели многое…, в том числе, и такие вещи, которые до сих пор нам недоступны, — американец многозначительно приподнял брови. — А теперь — о Роджере…, кое-какие сведения, за правдивость которых я бы не поручился. Говорят, что он землянин; его отцом был пират с Луны, матерью — некая гречанка, любительница сильных ощущений. Когда пиратов вышибли из кратера Тихо, они бежали на Ганимед, затем большинство попало в руки юпитериан. Судя по всему, Роджер родился именно в то время, и был отдан адептам как заложник или искупительная жертва. Он начал свой путь с Академии Запретного Знания, как и все остальные, а потом, совершая убийства и преступления, постепенно добрался до высшей степени — семьдесят седьмой…

— До секрета вечной молодости, — выдохнул изумленный Бакстер.

— Вот именно. И тогда получил сан Старшего Демона — несмотря на все попытки младших демонов отправить его на тот свет. Так продолжалось до уничтожения главных сил Юпитера в Первую войну. После этого он надолго улетел куда-то, а вернувшись, занялся разработкой некоего таинственного плана, о котором никто не имеет понятия. Вот и вся история. Правда это или ложь — не знаю. Я бы посоветовал вам переварить ее в одиночку, или принять все, как есть.

Как предупреждал Роджер, через пять дней крейсер достиг неведомой планеты, спутника красной звезды, и опустился на ее каменистую почву. В течение долгих часов механизмы копали шахту глубиной в тысячу футов — укрытие для корабля. Сам Роджер в это время исследовал новый мир с помощью ультралокаторов, выискивая запасы необходимых материалов.

Это была довольно холодная планета; скудные лучи красного солнца не могли согреть человеческое тело, но поддерживали существование уродливых растений, старавшихся перехватить у соседа каждую каплю тепла. Иногда это сражение заканчивалось гибелью обеих особей; вырванные из земли, они катились, подгоняемые ветром, нигде не находя пристанища. Эта странная флора не отличалась разнообразием цветов — желтовато-бурая окраска господствовала повсюду; зато форм было великое множество, растения, похожие на кактусы, на деревья, даже на обычную траву, извивались, подставляя листья и стволы солнечным лучам. Не менее странной выглядела и животная жизнь, все эти твари, ползавшие, прыгавшие и летавшие над бурым растительным ковром. Животные имели защитную окраску, но этим их сходство не исчерпывалось; ими двигали два стремления — убить и, хорошо укрывшись, потихоньку переварить добычу.

Пролетая на разведывательной шлюпке над этим буйным и опасным миром, Роджер отметил:

— Здесь должна существовать какая-то разумная жизнь. — Поисковый луч заскользил по поверхности планеты. — А вот и она! Что-то похожее на город!

Через несколько мгновений космические странники зависли над поселением, состоявшим из конических сооружений, обнесенных стеной.

Внутри и вокруг «зданий» сновали бесцветные студенистые существа, одно из которых Роджер перенес на корабль с помощью транспортного луча. Удерживаемое в неподвижности, оно казалось гигантской амебой, сгустком студня; однако, несмотря на отсутствие конечностей, глаз, ушей и других привычных органов, от существа исходило мощное ментальное излучение, оставлявшее ощущение ярости и страха.

— Вот венец творения в этом мире, — прокомментировал Роджер. — Совершенно бесполезные для нас твари: мы построим механизмы быстрее, чем обучим их простейшим операциям. Однако, этого нельзя отпустить — он сообщит соплеменникам о нас, — и Роджер усилил излучение, превратив амебоподобное существо в пленка размазанной по полу слизи.

Вскоре они нашли богатые рудные залежи и, приземлившись, высадили первую партию роботов, нечувствительных ни к холоду, ни к ядовитой атмосфере. Роботы расчистили огромный круг почвы, однако сразу же начать работы не удалось. Скрываясь среди уцелевшей растительности, амебовидные существа приблизились к лагерю, а затем, словно по команде, бросились на роботов. Лучи эмиттеров сжигали их, но вместо одного поверженного появлялась сотня новых, одержимых одним желанием — прикоснуться к роботу. Видимо, тела аборигенов могли аккумулировать электричество, так как механизм, пораженный разрядом молнии, надолго выходил из строя. Наконец, Роджер включил защитные экраны, отбросив нападавших. Несколько дней они кружились вокруг непроницаемого барьера, затем отступили: временно остановленные, но отнюдь не признавшие поражения.

Хозяин и его помощники удобно устроились в корабле, ставшем много просторнее после разгрузки; вокруг вырос лес механизмов, копавших, строивших и рушивших в соответствии с заложенной в них программой. Шахты углублялись в землю, заводы возносились к небесам, создавались новые армии роботов. За недолгое время поверхность этого клочка планеты стала неузнаваемой.

Как только Роджер убедился в том, что работы больше не требуют его личного присмотра, он уединился в своей каюте, чтобы приступить к решению главной проблемы. Осторожно концентрируя ментальную мощь, он попробовал отомкнуть кладовые наследственной памяти, но неведомая сила продолжала сдерживать его разум. Он так и не сумел вспомнить, но нащупал эту чуждую волю и синхронизировал с ней свое излучение; затем он нанес удар, вложив в него все ярость могучего эддорианского разума — удар, который уничтожил бы любого члена Внутреннего Круга, кроме Высочайшего.

Роджер — или, вернее. Гарлейн — не удивился, что этот ментальный выпад не дал эффекта; ответное излучение было настолько мощным, что для его отражения эддорианину потребовались все силы. С трудом придя в себя, он направил мысль неведомому противнику;

«Ты — кем бы ты ни был — ты понял сейчас, что не можешь меня уничтожить! И я не способен причинить тебе вред. Но так ли ты уверен, что помешаешь мне вспомнить то, что знал мой предок?»

И тогда пришел ответ:

«Вспоминай, время пришло. Ты знаешь уже достаточно, и мы не можем помешать тебе вспомнить, а уничтожение бессмысленно. Вспоминай, эддорианин!»

Все дальше и дальше стремился разум Гарлейна, Миллионы циклов, эпохи, эры скользили мимо, разматывая бесконечные картины прошлого. Они смутными тенями мелькали в сознании Гарлейна — события, опыт, знания, о которые не вспоминал ни один из его предков. Но каждая крупица их памяти принадлежала ему. Каким бы туманным, слабым и подавленным не было воспоминание, оно сохранилось, и он разыщет его. Обязательно разыщет…

Нашел! Сила восприятия была такой, что ему показалось, будто Энфилистор Аризианский обращается прямо к нему; он ощутил и тот миг, когда Старшие Аризии повелели забыть о случившемся. Да, это было открытие — величайшее открытие! И весьма неприятное! То, что аризиане являлись древней расой, было уже очень плохо; но то, что они все это время знали об Эддоре и сумели сохранить свою тайну, делало ситуацию еще хуже. Итак, они уже миллионы лет скрытно противодействуют планам эддориан, и во многом добились успеха… Эта мысль была нестерпимой!

Значит, Эддору придется полностью пересмотреть свою концепцию вселенной, трезво оценить новые факты… Гарлейн нахмурился. Надо ли ему срочно вернуться на Эддор, или лучше закончить работы над планетоидом? Пожалуй, он подождет; несколько мгновений ничего не значат по сравнению вечностью.

Работы продолжалась. Хотя Роджер знал, что в окружающем пространстве не может быть никаких материальных объектов, он регулярно обследовал космос следящим лучом; привычный для него ментальный обзор был все еще заблокирован неведомыми силами. Однажды, во время очередного сеанса, его серые пронизывающие глаза внезапно потемнели.

На экране сиял и переливался всеми цветами радуги чудовищный металлический шар. Корабль Трипланетия! Но как они смогли забраться так далеко? Видимо, сумели выследить его крейсер и сейчас готовятся к атаке… Что ж, механизмы пока поработают в автоматическом режиме; с ними ничего не случится за то время, которое потребуется для решения этой небольшой проблемы…

Он вызвал своих людей. В предстоявшем сражении люди были надежнее роботов. Этим людям нравилось убивать, и он не собирался лишить их такого удовольствия.

Через несколько минут пиратский крейсер плавно поднялся в воздух, направляясь к замершему в стратосфере «Бойзу». Роджер хотел подойти к противнику поближе и ударить своим новым оружием — полем деструкции, подобным растворявшему металл облаку невиан. Таким способом небольшой космический бот мог бы расправиться со всем флотом Трипланетия, но Роджер не подозревал, что встреченный им корабль был оснащен не хуже его собственного. Он даже не догадывался, что это огромное судно является тем самым мифическим и легендарным суперкораблем, слухи о котором гуляли по Трем Планетам уже не первый год.

Пиратский крейсер испустил алое сияние, и Роджер к своему изумлению понял, что ему предстоит бой не на жизнь, а на смерть. Облако не достигло даже внешних экранов «Бойза», а космос, как будто в ответ, вспыхнул фиолетовым заревом, быстро поглотившим красноватый туман и потянувшимся к судну пиратов. Пока это смертоносное марево не могло причинить неприятностей Роджеру — его экраны вспыхнули огнем, однако выдержали удар.

За фиолетовой стеной последовал ливень снарядов, но щит Роджера держался. Купер, Админгтон, Спенсер и Даттон — четверка лучших стрелков Трипланетарного Флота — работали, как автоматы, засыпая черный сигарообразный крейсер торпедами, бомбами, ракетами. Защита Роджера устояла. Корабли, вцепившись друг в друга транспортными лучами, медленно кружили над планетой, словно сошедшиеся в схватке борцы.

— Видимо, у него полициклический щит — тот самый, о котором сообщал Конвэй, — задумчиво произнес Кливленд. — И я, кажется, знаю, как справиться с ним. Но мне понадобится вся-мощность десятого генератора… Ну, Фред, попробуем? — он взглянул на друга, и Родебуш кивнул в ответ. — Отлично. Теперь послушай меня внимательно. Я собираюсь пробить в щите скважину с помощью суперплотного луча — примерно тем же способом, как алмазная дрель сверлит металл. Не знаю, сколько эта брешь может продержаться в полициклическом экране, так что пусть стрелки не теряют времени. Все готовы? Начали!

Он нажал несколько клавиш, передвинул рычаг, и суперкорабль завибрировал, подчиняясь ритмичным выбросам энергии из мощного конвертера. Луч энергетического бура напоминал полый цилиндр, светившийся с нестерпимой яркостью; он вся глубже и глубже вгрызался в защитный барьер Роджера. Огненные вспышки и протяжный звон сопровождали его неумолимое продвижение, а когда, пробив насквозь экран пиратского крейсера, он уперся в черный корпус, громыхнул яростный взрыв.

Боеголовка ракеты Админгтона разнесла корабль Роджера напополам. А в следующие тридцать секунд стрелки «Бойда» превратили его в шар атомного пламени.

Плоть, так долго служившая Гарлейну, была уничтожена. Она распалась в огне атомного взрыва, ее молекулы стали плазмой, но то, что заставляло ее мыслить и двигаться, нельзя было уничтожить никаким физическим усилием. То была сущность Гарлейна Эддорского, возвратившегося на родную планету раньше, чем Лиман Кливленд отключил десятый генератор.

Был собран Внутренний Круг, и за время, показавшееся долгим любому земному существу, объединенные в телепатическом единстве чудовища обдумали все новые факты, все идеи, все грани изменившегося представления о мире. В конце концов, они познали аризиан с той же полнотой, как некогда их тайные враги вникли в их собственную сущность. Затем высочайший Владыка подвел итог:

«Итак, ясно, что аризиане, обладая исключительной ментальной силой, лишены должной жестокости; следовательно, их действия неэффективны. Они — могущественные существа, но не способны адекватно оценивать реальность и слишком мягки, чтобы правильно реагировать на события. Исходя из этого, наш триумф неотвратим.

Мы должны атаковать сразу по нескольким направлениям. Во-первых, открытые столкновения, хотя их роль не будет главенствующей; во-вторых, акции, подрывающие основы заложенного аризианами общественного устройства. Но самыми результативными будут действия небольших и хорошо организованных групп, направленные на уничтожение того, что эти слабые и бесхребетные существа считают моральными ценностями Цивилизации — я говорю о любви, правде, чести, верности, жалости, альтруизме, благородстве и тому подобным.»

«О, любовь — исключительно интересная вещь! — если бы Гарлейн мог, он бы облизнулся. — Они называют это сексом. Я изучал его очень внимательно долгое время, но до сих пор не могу представить исчерпывающего доклада. Пожалуй, стоит продолжить исследования, но в любом случае секс можно использовать. В наших руках даже примитивные пороки полуразумных тварей станут опасным оружием: наркотики, азартные игры, преступления, шантаж и тот же секс — можно использовать все!»

«Вот именно. — Владыка излучил довольство. — Дело найдется для всех, но я предупреждаю, что самовольные действия позволены не будут. Мы начнем работать, и каждый подчинится вышестоящим без колебаний и сомнений. Мы строго определим сферу влияния каждого члена Круга. Мы потребуем, чтобы все ранги, начиная от операторов на планетах и до самых ответственных лиц действовали мгновенно и эффективно в любой ситуации. Тот, кто хорошо справится с заданием, будет повышен; тот, кто не выполнит его — умрет! — теперь в мыслях Высочайшего сквозила неприкрытая угроза. Послав мощный ментальный импульс, он закончил свою речь типично эддорианским пассажем:

— Следите друг за другом! Это все.»

Хотя на Аризии ожидался такой поворот событий, всеобщее собрание разумов состоялось и там. Кое-кто из юных Стражей откровенно радовался открытому столкновению, которое назревало так долго, но в целом аризиане не чувствовали ни радости, ни горя. В огромном Распорядке Бытия, включавшем в себя Вселенную, случившееся было лишь незначительной деталью. Все было предсказано заранее и произошло в соответствии с предсказанием. И каждый аризианин взялся за решение задачи, которую поставил перед собой без страха и колебаний.

«На самом деле почти ничего не изменилось, — сказал молодой Эуконидор после того, как Старшие представили свое мнение совету. — Убийства будут продолжаться. Громадный ком горя, борьбы, страстей и слепой ярости будет только нарастать. По-моему, намного лучше — честнее, проще и быстрей — принять активное участие в происходящем, как всегда делали и делают эддориане.»

«Да, юный, честнее и проще. Но не лучше, ибо тогда кровопролитию не будет конца. Молодые цивилизации взрослеют лишь преодолевая трудности. С каждым пройденным этапом они поднимаются на ступень выше, и их страдания становятся все более нестерпимыми. Мы можем остановить подручных эддориан, это правда. Мы способны защитить избранные расы; война и бунты не потревожат их покой. Но к чему это приведет? Ни одна из них не возмужает, чтобы выдержать столкновение с Эддором… Нам грустно, юный, потому что твои мысли недостаточно зрелы.»

«Значит, без мучений и трудностей мы не сумеем победить?»

«Конечно. Каждый из тех, кого ты хочешь защитить, должен победить Эддор в своей душе — сам, своей силой и волей.

Мы можем только помогать.»

— Смотри, Фред, — Кливленд привлек внимание друга к экрану, на котором амебоподобные обитатели планеты в ярости метали молнии во все, что осталось от лагеря Роджера. — Я хотел уничтожить эти сооружения, но здешние ребята нас опередили.

— Молодцы! Они дружно взялись за дело! Стоило бы познакомиться с ними поближе, но сначала надо выследить наших любителей железа, И «Бойз» устремился в космос, на поиски корабля невиан. Настроив ультралокаторы, люди день за днем вслушивались в мерный гул пространства, похожий на рокот безбрежного океана. Они слушали, надеясь отличить визг и грохот помех от далеких сигналов.

Они слушали, в то время как за миллионы миллионов миль от них, вне досягаемости самых мощных радаров, трое человек посылали в пустоту безнадежные мольбы о помощи.

Глава 17 ПОБЕГ

Невиане милостиво оставили людям их ультраволновые переговорные устройства — понимая, что общение необходимо всем живым существам. Благодаря их легкомыслию пленники получили возможность скрасить разговорами мучительное одиночество. Костиган узнал, что его друзья, как и он сам, выставлены на всеобщее обозрение в двух других городах — невиане горели желанием поближе познакомиться со столь уродливыми, но почти разумными существами из далекой Солнечной системы. Им никто не причинял вреда; наоборот, к каждому был приставлен специалист, следивший, чтобы редкие экземпляры получали хороший уход.

Оценив сложившуюся ситуацию, Конвэй впал в глубокое уныние. Сутками сидел он на скамье, не поднимая головы и почти не шевелясь, отказывался от еды и питья. Когда взволнованный страж-невианин попытался выяснить причину его тоски, он потребовал свободы. Затем, понимая, что эту просьбу не выполнят, он попросил работы. Ему попытались втолковать, что столь развитая цивилизация, как невианская, не нуждается в его услугах. Его уверили, что будет сделано все, чтобы уменьшить его страдания, но он должен еще какое-то время потерпеть пристальное внимание к своей персоне. Почему бы ему не вести себя как следует и хорошенько не подкрепиться? Костиган некоторое время продолжал голодовку, но затем смягчился. В конце концов, он предложил компромисс: он будет есть и слушаться, если получит оборудование, чтобы продолжить начатые на родине труды. На это невиане согласились, и спустя некоторое время между пленниками состоялся такой разговор:

— Клио? Брэдли? У меня есть кое-какие новости Не хотел раньше вас обнадеживай», но теперь я уверен в успехе. Я устроил тут забастовку и выпросил у хозяев отличную лабораторию. Я опытный химик, а здешняя вода содержит вещества…

— Придержите язык, Костиган, нас могут подслушивать, — прервал его Брэдли.

— Не думаю Я тут кое-что подсоединил к передатчику, и при любой попытке подключиться к нашей волне будет слышен предупредительный сигнал. В общем, так: сделать Ви-два довольно просто, и я его сделал. Эти холоднокровные олухи предоставили мне все необходимое для его синтеза.

— Каким образом? — заинтересовалась Клио — Ну, они и не ведают, что я вытворяю. Сперва они наблюдали за мной, но я намешал разных отвратительных смесей, а на следующий день занялся выделением кислорода и азота. Потом бросил эту работу, как будто потерял к ней интерес. По их мнению, я совершеннейший идиот, а мои опыты не стоял и ломаного гроша. Но стоило им оставить меня в покое, как я сразу взялся за Ви-два. Сейчас у меня несколько фунтов сжиженного газа, и я готов идти к вам на помощь. Свой город я покину ровно через тридцать минут Тут неподалеку есть ангар с новым скоростным крейсером, только что прошедшим испытания. Я разглядел его с помощью своих «штучек», так что за точность ручаюсь.

— Но, Конвэй, милый, ты не сможешь освободить меня, — голос Клио сорвался, она всхлипнула. — Их здесь тысячи…, постоянно плещутся вокруг… Если можешь, беги один…

— Я же сказал, что приду за тобой, малышка! От унции газа тысяча умрет так же быстро, как десяток. Слушайте внимательно: я сделал себе маску, но вам она не понадобится — газ хорошо растворим в воде, и достаточно прикрыть нос и рот полоской ткани. Я предупрежу, когда надо будет это сделать. — Вдруг Конвэй сухо рассмеялся и добавил:

— Ну, на этот раз мы или погибнем, или спасемся — во всем этом вонючем болоте не найдется столько амфибий, чтобы нам помешать. Идет мой надсмотрщик — ключ к побегу. Пора начинать! До встречи!

Невианский специалист приложил пластинку к стене прозрачной тюрьмы; в ней появилось отверстие, быстро затянувшееся, когда амфибия вползла внутрь. За те несколько секунд, пока проход был открыт, Костиган швырнул наружу склянку с голубоватой жидкостью. Она мгновенно растворилась в водах океана, неся смерть всему живому. Удивленный невиапин повернулся к пленнику, по не успел вымолвить ничего — ядовитые испарения проникли в его легкие, и неподвижное тело шлепнулось на пол. Снаружи творилось нечто страшное — ядовитый газ струился в воде, испарялся, и тысячи невиан умирали, не понимая причины своей гибели. Костиган бесстрастно смотрел на мертвых амфибий, больше обеспокоенный планами побега, чем грянувшим над городом Судным Днем. Натянув маску, он терпеливо ждал» пока бившиеся в воде тела затихнут, затем открыл дверь. Он был совершенно спокоен, и только несколько фраз сорвалось с его губ:

— Значит, я бедный невежественный дикарь, идиот, которому можно играть в игрушки? — бормотал он, распихивая контейнеры с газом по карманам. — Теперь-то вы поймете, что не стоит по размеру крыльев судить о том, как далеко может прыгнуть кузнечик…

Бросившись в воду, Костиган поплыл к ближайшему зданию, а оттуда, по коридорам и навесным мостам, направился к ангарам. Впереди человека шествовал его страшный союзник — ядовитый газ, оставлявший за собой груды неподвижных тел. Сейчас, в этом царстве обреченных на смерть, он был королем, и правил беспощадно.

Помимо основной своей цели — ангаров, Костиган собирался посетить еще компрессорную станцию, снабжавшую весь город кислородом; после этого ни одно существо в радиусе мили не смогло бы избежать гибели. Беспрепятственно подобравшись к этим механическим легким, Конвэй бросил пару контейнеров в главный трубопровод и спокойно удалился. Часть дела была сделана.

Меж грудами тел Конвэй пробирался в кладовые с земным снаряжением и оружием. Теперь он мог надеть легкий скафандр; еще несколько комплектов снаряжения он сунул в мешок и, закинув его за спину, заторопился обратно к своей бывшей тюрьме, неподалеку от которой стоял ангар с невианскими скоростными кораблями. Здесь его ждали первые трудности. Автономные запасы воздуха и воды оберегали экипаж от отравления; команда была вооружена, хорошо вымуштрована и готова к экстремальным ситуациям — опасность атаки из глубин не исчезала никогда.

Конвэй скорчился возле входного шлюза, наблюдая с помощью своего крохотного прибора за перемещениями экипажа и подстерегая момент, кода все амфибии будут находиться далеко от люка. Их было с дюжину — или около того, — Пожалуй, пора, — сказал он сам себе. — Лишь бы они не успели закрыть люк, пока я не брошу контейнер. Стоит, однако, попробовать.

Он подобрался к люку и приложил ключ. Система сработала, и Конвэй швырнул в щель начавшей приоткрываться двери капсулу с газом; она разбилась о металлическую переборку, мгновенно сделав свое дело. Одно за другим Конвэй перетащил неподвижные тела в шлюз и сбросил их в воду лагуны, затем занялся контрольной панелью. Захваченный им маленький кораблик плавно поднялся в воздух и пролетел над стеклянной клеткой. Ему пришлось снизиться, чтобы захватить остальные контейнеры с газом, однако это ненадолго его задержало. Снова взлетев, он включил передатчик и заговорил:

— Клио, Брэдли, я выбрался! Клио, теперь иду за тобой!

— Но, милый… — в голосе девушки чувствовалось сомнение. — Почему бы сначала тебе не освободить капитана Брэдли? Он гораздо полезней меня и…

— Да я его в люк вышвырну, если он вас послушает! — рявкнул капитан.

Они начали спорить; Костиган не слушал их, поглощенный пилотированием корабля. Наконец он произнес:

— Не надо волноваться из-за пустяков. Посмотри-ка лучше по сторонам, Клио. Нет ли признаков тревоги?

— Ничего необычного я не замечаю, — ответила она. — Ты боишься, что за тобой следят?

— Надеюсь, нет. Но мне вряд ли удалось уничтожить все живое в городе, а эти ребята не дураки и быстро сообразят что к чему после твоего похищения. С Брэдли могут быть сложности… О, кажется, я вижу твой город!

— Что ты собираешься делать?

— Примерно то же, что и раньше. Отравлю все — и воду, и воздух.

— О, Конвэй, — голос Клио сорвался на высокой ноте. — Они что-то почуяли…, вылезают из воды и прячутся в зданиях.

— Вижу, — холодно сказал Костиган. — Я сейчас прямо над тобой и могу отлично наблюдать за происходящим. Вокруг клетки с дюжину кораблей, охрана во всех каналах и коридорах… Дьявол! Они все в масках! Умные твари…, я же говорил… Это резко меняет дело. Если я сейчас применю газ, то шансов спасти Брэдли у нас почти не останется. Отойди подальше от стены, детка, и приготовься прыгать, как только я ее снесу.

— Поспеши, милый! За мной уже идут… — у девушки началась истерика.

— Спокойней, милая, спокойней, — Костиган уже заметил двух невиан, торопливо приближавшихся к стеклянной клетке Клио. — Ты слишком ценный экспонат, чтобы бросить тебя на погибель… Но эти болваны зря рассчитывают добраться первыми!

Он немного не рассчитал, и вместо того, чтобы приводниться на поверхности лагуны, глубоко нырнул, расплющив о днище корабля плывших к Клио амфибий. Развернув судно, Костиган направил его к поверхности.

— Отойди в дальний угол! Спрячься! — резко приказал он. Без колебания и вопросов Клио укрылась за грудой подушек, заменявшей ей ложе; затем волновой удар разнес всю переднюю часть стеклянной тюрьмы. Девушка бросилась к пролому и, трепеща, замерла в ожидании сигнала. Когда волны спали, и корабль Конвэя закачался перед ней, люк распахнулся. Мощным рывком Конвэй втащил Клио внутрь и, захлопнув дверь, бросился к пульту.

— Твое оружие и скафандр — в этом пакете. Вооружись, проверь «левистон» и пистолеты — надо готовиться к худшему, — сказал он, не поворачивая головы. — Брэдли, говорите…, отлично, я вас засек! Подготовьте влажную маску и постарайтесь чем-нибудь вооружиться — каждая секунда промедления опасна. Мы придем быстро, но, боюсь, нас все равно опередят.

— Уже опередили, — спокойно сказал капитан. — Они пришли за мной. У них парализа…

Его голос прервался на середине слова. Скрипнув зубами, Костиган включил основной ультраволновый радар своего корабля, пытаясь определить, куда потащили Брэдли, и уже не заботясь о том, что его самого засекут — невиане явно были предупреждены. На экране появилось несколько монстров, влачивших неподвижное тело капитана в маленькую лодку; затем они направились к одному из крупнейших городских зданий. Брэдли положили в центральном холле, окруженном многочисленной охраной. Надежда таяла. Конвэй повернулся к девушке и, даже сквозь стекло шлема, она увидела, как исказилось от отчаяния его лицо. Он дважды пытался что-то сказать, но голос изменил ему. Однако корабль по-прежнему мчался вперед.

— Да, — ответила Клио на немой вопрос. — Мы должны его спасти! Я понимаю, что ты можешь сбежать со мной, но тогда…, тогда я никогда не подам тебе руки, а ты меня навсегда возненавидишь.

— Ты ошибаешься, — боль еще не исчезла из его глаз, голос был хриплым и ломким, но руки уверенно сжимали рукояти управления. — Ты самая чудесная женщина, которую я когда-либо видел, и я буду любить тебя всю свою жизнь, что бы не случилось. Я продам душу дьяволу, если он пообещает спасти тебя, но добрых дьяволов нет, и мы по уши увязли в этой каше, милая. Если амфибии убьют Брэдли, мы отомстим — но тех пор, пока мы живы, мы будем вместе или…, или не будет никого.

— Да, — повторила она, удивленная и немного испуганная тем искренним чувством, что прозвучало в его словах. В этот миг душа любимого человека раскрылась перед ней до конца. Ни тяга к жизни, ни страсть к женщине не могли принудить его к подлости и предательству. — Мы пробьемся…, и забудь о том, что я женщина. Мы — трое людей, трое против этих монстров, и я — я буду делать то, что надо…, вести судно, стрелять, бросать бомбы. Что у меня получится лучше всего?

— Бросай бомбы, — коротко приказал он. Конвэй знал, что требуется предпринять, чтобы победить без потерь.

— Я пробью дыру в здании, а ты забрось контейнеры с газом. Три самых крупных швырнешь, как только я ударю, а остальные запусти, когда я сломаю стену. Они сработают и в воздухе, и в воде.

— Но Брэдли! Он тоже отравится! — в ясных глазах сквозило недоумение.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь. У меня есть антидот, и он сработает в течение часа после отравления. Час — очень много, но больше десяти минут мы здесь не задержимся. Сюда плывут вооруженные твари и надо расправиться с ними поскорее, пока не прибыли боевые корабли. Ну, с богом, — начали!

Зависнув над плоской крышей башни, в котором лежал обездвиженный Брэдли, он включил луч деструкции. Твердый металл начал крошиться, в образовавшееся отверстие влетели три контейнера с Ви-два, треснули, залив весь этаж ядовитыми парами. Затем луч вспыхнул еще и еще, на полную мощность, прожигая перекрытия и стены. Середина здания рушилась под действием лучей и тяжести садившегося корабля; теперь оно напоминало разворошенную нору, а в самой крупной ее камере находилась желанная добыча. И корабль устремился в нее, сметая все на своем пути.

Вооруженные охранники со всего города стекались к башне. Большинство — простые стражи, даже не снабженными масками, но кое-кто носил и маски, и тяжелое снаряжение. Эти были очень опасны.

Конвэй отвернулся от пульта и поднял «левистон».

— Я не могу использовать лучевые орудия рядом с Брэдли. Оставайся здесь, Клио, и прикрой меня, — приказал он, подходя к люку.

— Не могу! Не буду! — отчаянно вскрикнула девушка. — Я не знаю, как управлять их оружием! Я убью и тебя, и капитана, сама того не желая. Но стрелять я умею и без работы не останусь! — Она схватила пистолеты и бросилась вслед за Конвэем к люку.

Уложив четырех стражей, две фигуры в скафандрах устремились к телу беспомощного Брэдли, парализованного врагами и отравленного друзьями. Некоторое время невиане отступали, но когда люди добрались до-капитана, в дверях появились шесть хорошо вооруженных амфибий. Вспышки «левистона» стали бесполезным фейерверком искр, пули глухо щелкали о защитные экраны.

Монстры перешли в атаку. За их спинами теснилось еще около двадцати одетых в маски солдат; еще дальше слышалось шлепанье ног спешившего на помощь подкрепления. Ситуация усложнялась. Если все эти твари устремятся сюда, спасения не будет. Решение было принято мгновенно. Костиган бросился к кораблю, крикнув девушке:

— Держись, малышка! Сейчас я с ними разберусь! Постарайся перебить тех, что в зале, и подтащить Брэдли к люку.

Вернувшись к пульту, Костиган сузил радиус действия лучей до тонкого мощного пучка — энергетической молнии — и один за другим шестеро тяжеловооруженных упали. Посмотрев на Клио, припавшую к полу, он решил, что девушке пока ничего не грозит, и переключил внимание на подходы к башне, заполненные монстрами, стекавшимися со всего города. Снова и снова вспыхивали лучи, и все живое замирало. Распадались в прах не только невиане — чудовищная энергия уничтожала здания и механизмы, превращая их в клубящиеся облачка пара.

Избавившись от угрозы, Конвэй отправился на помощь Клио. К его удивлению, девушка прекрасно справлялась сама. Массивные тела амфибий усеивали пол, а Клио, не глядя на трупы, изо всех сил тянула Брэдли за ноги.

— Ты просто прелесть! — ухмыльнулся Костиган, затаскивая капитана в люк. — Женщина моей мечты — прекрасная и такая полезная! Забирайся внутрь, и мы отправляемся.

Маленький крейсер устремился вверх. Да, Костиган не тратил время напрасно в своей стеклянной тюрьме! Следящим лучом он обшарил каждый дюйм кораблика, часами наблюдал за ним во время испытаний, изучая каждую деталь вооружения и управления.

Теперь Конвэй знал судно как свои пять пальцев, и собирался воспользоваться этим. Взвыли генераторы, работавшие на аллотропном железе; полициклический экран отразил снаряды и смертоносные лучи защищавших город субмарин, и крейсер устремился к свободе с максимальным ускорением, оставив позади погоню; бесконечный космос раскинулся перед ним. — Ты сделал это, Конвэй! Ты сделал это! — восторгу Клио не было предела. — Ты просто чудо, милый, настоящее чудо!

— Пока еще сделано немного, — предупредил девушку Костиган, — и самое худшее впереди. Нерадо! Из-за него я так спешил удрать побыстрее. Его корабль слишком опасен для нас, и я попробую увеличить скорость до предела, чтобы нас разделяло как можно большее расстояние.

— Ты думаешь, он нас выследит?

— Думаю! Я это знаю! Во-первых, мы редчайшие образцы чужой жизни, которые должны остаться на Невии навсегда — уже ради этого он пойдет за нами на край света. Во-вторых, мы их крепко напугали и озадачили своим побегом; в-третьих, мы слишком много знаем, чтобы вернуться на Землю; в-четвертых, наши земноводные передохнут от воспаления селезенки, если мы сбежим на их новейшем скоростном судне. Можешь не сомневаться, что нас выследят.

Замолчав, Конвэй сосредоточился на управлении, увеличив скорость так, что защитный экран начал светиться. Вскоре они оказались в открытом космосе. Включив автопилот, Конвэй встал и повернулся к беспомощному телу капитана.

— Он такой…, такой…, мертвый! Конвэй, ты сумеешь привести его в чувство? — со слезами на глазах спросила Клио.

— Конечно. У нас еще масса времени. Три инъекции в нужные точки — и все будет в порядке… — Костиган вытащил из приклада «левистона» маленькую плоскую коробочку, в которой оказалась игла и три баллончика с лекарством. Раз, две, три — он ввел заранее отмеренные дозы жидкости, а затем перенес капитана на низкую скамью.

— Ну вот. Действие газа закончится через пять-шесть часов. Паралич пройдет намного раньше и, проснувшись, он будет в полном порядке. Мы сделали все, что в наших силах, и теперь подождем результата.

Только теперь Конвэй повернулся к Клио и посмотрел в ее глаза. Широко открытые, ясные, они ответили на его взгляд без тени сомнения или страха, тем древнейшим взором, которым испокон веков смотрели женщины на своих избранников. Суровое лицо Костигана чудесным образом преобразилось, его руки, сильные и нежные, — привлекли девушку к себе. Губы прижались к жаждущим губам, глаза ласково заглянули в глаза, и влюбленные замерли, прижавшись друг к другу; ласковые волны счастья покачивали их. Они забыли о прошлом, перестали тревожиться о будущем и наслаждались чудесными минутами настоящего.

— Моя Клио…, милая…, девочка…, как же я люблю тебя! — глубокий голос Костигана дрогнул. — Я не целовал тебя уже сто тысяч лет! Я не стою твоей любви, но если мы выберемся из этой передряги, клянусь всеми богами космоса, я…

— Помолчи, любимый, — нежные губы снова лишили Конвэя возможности говорить. Переведя дыхание, Клио продолжала:

— Это я тебя не стою. Ты такой…

— Нет, не говори ничего, — шелковый локон щекотал подбородок Конвэя. — Я до сих пор не верю, что ты меня любишь, а когда ты говоришь об этом таким голосом, меня пробирает дрожь! Мне кажется, что я сейчас проснусь, и… — он перевел дух, заглядывая в ее глаза. — Но ведь это правда…, да, правда — и больше мне ничего не надо. — Я люблю тебя! Очень люблю! — их объятия стали еще теснее, и вдруг голос девушки задрожал.

— Конвэй, милый, ты знаешь, чего я хочу… О, Конвэй… Они пришли в себя еще не скоро. Потянувшись, Клио испустила глубокий счастливый вздох и, мягко выскользнув из объятий Костигана, отправилась прихорашиваться. Когда девушка вернулась, он уже проверил показания приборов и навестил Брэдли, мирно спавшего в своей каюте. Теперь, нежно обняв любимую, Конвэй покорно слушал ее болтовню.

— Мы будем вместе всегда, мой родной… Лишь бы вернуться на Землю… Как ты думаешь, у нас есть шансы?

— Шансы есть, а возможностей, пожалуй, нет, — ответил он, продолжая с восхищением взирать на нее. — Все зависит от двух вещей: скоро ли Нерадо пустился за нами в погоню, и от того, как обстоят дела с нашим суперкораблем. Нерадо — опытный пилот, так что он может поймать нас задолго до Земли… С другой стороны, я сообщил Родебушу и Кливленду достаточно сведений, чтобы наш новый корабль поскорее покинул доки. Так что не стоит заранее волноваться. В любом случае мы встретим того либо другого, и вот тогда уж придется решать, что делать.

— Если Нерадо захватит нас, ты должен… — она запнулась.

— Выбросить тебя за борт? Ни за что! — посерьезнел Конвэй. — Даже если он повезет нас обратно на Невию — ни за что! У нас будет еще много шансов бежать. В любом случае Нерадо не причинит нам вреда — ни физического, ни морального. Вот если бы мы попали в руки Роджера, я без колебаний избавил бы тебя от мук: Роджер — чудовище, грязная тварь… А Нерадо по-своему неплохой парень, умный и честный. Знаешь, я с удовольствием имел бы с ним дело — на равных началах, разумеется.

— Ну уж на это я не способна, — объявила девушка. — Он холодный, морщинистый, и так пахнет…

— Тухлой рыбой? — расхохотался Костиган. — Это мелочи. Я видел людей, красивых как картинки и благоухающих, словно букет цветов, но им нельзя было верить даже на ломаный грош.

— Ну ладно… Будем считать, что я его чуть-чуть недолюбливаю. Не стоит об этом. Давай говорить о нас, Конвэй. Вспомни-ка, что ты говорил, упрашивая меня не приближаться к тебе, — зазвенел серебристый смех, заставив Костигана покраснеть.

Как и всякая женщина, Клио хотела вновь углубиться в океан чувств, несмотря на то, что еще совсем недавно любимый ею мужчина утонул в нем с головой и с большим трудом выплыл на поверхность. Но Костиган, в жизни которого еще ни разу не было настоящей любви, еще не успел прийти в себя после откровенных признаний и близости; он немного побаивался верить в случившееся чудо. И в то же время он трепетал от желания вновь ощутить в своих объятиях это хрупкое тело, услышать шепот, заглянуть в бездонную глубину смыкающихся голубых глаз… Не отдавая себе отчета, он словно превратился в живое признание в любви.

Он действовал не задумываясь, подчиняясь истинной своей сущности — так, как действовал бы Костиган, ни разу не испытавший предательства и боли, не знавший суровых законов Службы.

— Я все помню, — заверил он девушку. — И до сих пор считаю, что это была хорошая идея, хотя сейчас я крайне далек от того, чтобы провести ее в жизнь.

Он нежно привлек Клио к себе и горячо поцеловал, а затем, отстранившись, внимательно осмотрел ее с головы до ног.

— Ты выглядишь усталой, малышка. Не лечь ли тебе поспать?

— Да, милый. Теперь ты со мной, и я больше ничего не боюсь. Ты нас обязательно доставишь на Землю — я это точно знаю. Спокойной ночи, Конвэй.

— Спокойной ночи, девочка, — сказал Костиган, отправляясь в комнату к Брэдли.

Через некоторое время капитан пришел в себя и, плотно перекусив, снова залег в койку, сотрясая могучим храпом металлические стены корабля. День за днем суденышко стремительно неслось к далекой Земле; день за днем на экранах не появлялось никаких подозрительных объектов.

— Я не знаю, чего больше опасаться, — повторял Конвэй, — того, что они появятся, или того, что подберутся незамеченными.

Но напряженному ожиданию вскоре пришел конец. Приемник загудел от помех, вызванные работой чужих генераторов, а еще через минуту лицо Костигана потемнело. Звездный крейсер Нерадо шел со стороны Невии.

— Ну что ж, всякому счастью приходит конец, — философски заметил он. — Им не достать нас еще несколько дней… Но что это?

Сигналы тревоги вновь зазвучали во всех отсеках корабля, и на экране появился еще один источник помех. Проследив его, Конвэй обнаружил, что прямо по курсу, между ними и родным солнцем, находится еще один невианский корабль.

— Должно быть, возвращается звездолет, посланный в. Солнечную систему за железом, — решил он. — Корабль тяжело нагружен, и мы можем избежать столкновения — их скорость так велика, что они пролетят мимо, не успев вовремя затормозить…

Он включил передатчики на полную мощность и начал медленно говорить, вызывая Трипланетарную Службу.

Второй корабль невиан подходил все ближе и ближе; вскоре стало ясно, что, несмотря на тяжелый груз, он сможет перехватить беглецов.

— Они меняют курс, — заметил Конвэй, всматриваясь в экраны. — Видимо, получили указание изловить нас любой ценой… Я попробую уйти в сторону, но перегрузки будут большими, так что пристегнитесь получше.

— Ты уверен, что мы от них оторвемся? — с ужасом спросила Клио, глядя, как стремительно растет на экранах переднего обзора встречный корабль.

— Я уже ни в чем не уверен, малыш, но попытаться стоит. Закрепились? Хорошо. Ну, теперь посмотрим, на что способна наша посудина!

Глава 18 ПОЕДИНОК ТИТАНОВ

Кто-то пытался пробиться к нам, Фред, проверь-ка приемники, — произнес Кливленд. «Бойз» уже давно мчался в безбрежной пустоте космоса, и инженеры-связисты день за днем проводили в бесконечном ожидании сигналов. Похоже, теперь их вахта подходила к концу. Родебуш увеличил мощность, и сквозь гул, хрипы и скрежет донесся почти неразличимый, слабый голос.

— …прошу любой возможной помощи. Сэммз, Кливленд, Родебуш и все, кто может — слушайте! Говорит Костиган! Со мной мисс Клио Марсден и капитан Брэдли, мы движемся приблизительно в направлении Солнечной системы, отклоняясь от курса максимум на четырнадцать градусов. Расстояние нам неизвестно, но похоже, несколько десятков световых лет. Вычислите наши координаты! Нас пытаются перехватить невианские корабли…, один заходит со стороны Солнца, второй преследует с момента старта. Вероятность избежать столкновения очень мала… Просим вашей помощи! Сэммз, Родебуш, Кливленд и все земляне, братья по Трипланетию!

Слабый голос продолжал повторять сообщение, но ни Родебуш, ни Кливленд больше не слушали. Посланные вперед лучи радаров уже обнаружили точку, из которой велась передача, и огромный звездолет с невероятной скоростью устремился к терпящим бедствие. Высасывая энергию из своих генераторов, «Бойз» пожирал пространство, а впереди него послушно мчались импульсы ультраволн, уточняя координаты позвавших на помощь.

— С какой скоростью мы идем? — коротко спросил Родебуш, на мгновение отрываясь от экрана дисплея. — Пора бы уже не только слышать, но и видеть их.

— Нет. При движении с таким ускорением наши анализаторы не могут правильно оценить атомарный состав встречающихся объектов, — Кливленд отвлекся от своих расчетов и, вытерев пот со лба, продолжал:

— Конечно, мы то и дело засекаем их, однако они снова пропадают с экранов — из-за нашего ускорения, да и их собственного тоже. Так что лучше не отрывайся от компьютера, а то мы налетим прямиком на них.

— Знаешь, кажется, мы скоро обгоним свои следящие лучи. Немного рискованный полет, а, Клив? — Родебуш пытался шутить, но его пальцы с бешеной скоростью метались по клавиатуре.

— Меня беспокоит не сколько скорость, сколько возможность драки с невианами. Как бы мы не опоздали.

— Вот они! Я нашел! — от радостного вопля Родебуша у Клива зазвенело в ушах.

Спустя мгновение в командной рубке загорелся экран и взволнованный экипаж «Бойза» увидел мужское лицо. С тоской вглядывались они в эти знакомые черты, пытаясь подметить след перенесенных лишений, но помехи все еще затрудняли визуальную связь.

— Хай, Фред! Привет, Клив! Хорошо, что завернули на огонек! — голос Костигана звучал ровно и радостно, как никогда. — Где вы прячетесь?

— Сами не знаем, — голос Кливленда подозрительно дрогнул. — Мы даже не можем точно определить, где вы находитесь — не хватает данных. Чертовски рад видеть тебя, старина! А где крошки невиане? Сколько у вас есть времени, пока они не доберутся до твоего корыта?

— Боюсь, очень мало. Судя по всему, их корабль приблизится к границам зоны поражения через пару часов, а вот ваше судно еще даже не появилось на моем экране.

— Пара часов! — облегченно выдохнул Кливленд. — За это время можно дважды облететь галактику и, конечно… — его прервал дикий вопль физика.

— Говори, друг мой, говори! — кричал он, видя, как облик Конвэя исчезает с экрана. Полностью отключив генераторы, затормозив корабль в пространстве, Роденбуш старался восстановить связь, однако все было тщетно. Вероятно, Костиган не слышал последних слов друзей, да и к чему могло привести продолжение их переговоров, если чудовищные скорости и миллионы, а может быть — миллиарды миль — разделяли собеседников. Ни одно средство связи не могло преодолеть таких препятствий. Однако Кливленду хватило даже малейшего намека, чтобы рассчитать курс и в какой-то мере разобраться в ситуации. Мощные компьютеры подключились к работе, и вскоре Кливленд отдал приказ навигаторам.

— Новый прыжок в обратном направлении, длительность — семнадцать секунд, — уверенно произнес он. — Конечно, рядом с ними мы не окажемся, но выйдем на дистанцию обнаружения наших радаров.

Чуть больше четверти минуты корабль возвращался по только что пройденному пути. Прыжок был рассчитан так тщательно, что невианское суденышко с трипланетным экипажем оказалось буквально в центре следящего монитора. Несколько угловых секунд в сторону — и могло бы произойти столкновение.

— Ты работаешь лучше любого компьютера, Клив, — одобрительно ухмыльнулся Родебуш. — Тебе бы еще локаторы вместо глаз и приемную антенну на макушку — цены не будет!

— Хватит, позубоскалишь потом, — хотя напряжение спало, но Кливленд еще чувствовал себя неуверенно. Только когда связь с Костиганом была налажена, и он убедился, что с друзьями все, в порядке, глубокая складка меж бровей Лимана разгладилась, а в янтарных глазах засверкали веселые огоньки. В это время Родебуш договаривался с Костиганом.

— Конвэй, мы будем приближаться к тебе очень медленно, постепенно и попытаемся взять вас на борт. Внешне это будет напоминать столкновение, но все пройдет отлично.

— Безынерционный привод? — полюбопытствовал Конвэй. — Думаешь добраться до нас таким хитрым способом?

— Почему бы и нет? — Родебуш снова принялся колдовать над переключателями.

Огромная сфера «Бойза» устремилась к судну Костигана на самой малой скорости, однако звездолет прошел разделявшее их расстояние за столь краткий, столь ничтожный отрезок времени, что его даже не стоило измерять. Скорость сближения была очень велика, и даже мощные компьютеры «Бойза» не успевали обрабатывать поступавшую информацию; все зависело от мастерства и реакции Родебуша, скорчившегося над панелью управления. Клив, лучше всех представлявший, чего следует ждать, задержал дыхание и почувствовал, как комок подступает к горлу.

Слишком быстро! Слишком опасно! Слишком близко!

И если даже эти двое, создатели стремительного и могучего «Бойза», с трудом держали себя в руках, то что говорить о трех звездных скитальцах, слишком смутно представлявших возможности корабля, шедшего на сближение с ними. Клио, напряженно вглядываясь в экран, только жалобно вскрикивала, вцепившись пальцами в плечо Конвэя, словно он один мог спасти их от гибели. Брэдли бурчал под нос проклятия на всех трипланетных языках, и готовился к неминуемой смерти. Костиган сначала изумленно смотрел на мониторы, а затем, несмотря на предупреждение Родебуша, протянул руку к переключателю скорости. К счастью, он опоздал. Когда его пальцы коснулись рифленой рукояти, «Бойз» уже настиг маленькое судно и, двигаясь прямо на него, выстрелил навигационную торпеду. Она закрепилась на корпусе невианского корабля, и теперь на звездолет непрерывным потоком шли сигналы ее маяка.

Клио облегченно всхлипывала в объятиях Конвэя, когда в динамике зазвучал громкий смех.

— Эй, вы, межзвездные ковбои! — крикнул в ответ Костиган. — Рад видеть вас, но надо сказать, что мы тут чуть не умерли от страха. Так вот он какой — суперкорабль, покоритель Галактики! Действительно, невероятная машина!

— Здорово, Мерф! — раздалось из динамика. — Что, поджилки еще трясутся?

— Мерф? Почему Мерф? — уже успокоившаяся Клио вопросительно посмотрела на своего спутника. Видимо, она еще не решила, одобрить или нет прозвище, которым их спасители наградили Конвэя — ее Конвэя!

— Мое второе имя Мерфи, и так они меня звали со времени, когда я был примерно такого роста, — Костиган развел руки дюймов на двадцать. — Когда поживешь со мной подольше, малышка, услышишь, как меня называют много худшими именами. По крайней мере, я надеюсь, что мы с тобой еще поживем, — Костиган неожиданно умолк и нахмурился.

— Не говори так, милый… Ведь сейчас мы в безопасности! Мне нравятся, что тебя так любят друзья — впрочем, иначе и быть не может. — Она еще ближе придвинулась к нему, и молодые люди прислушались к словам Родебуша, доносившимся из динамика.

— …не думал, что это так трудно, — Фред, великий мастер преуменьшать сложности все же отдал должное ситуации, — я и сам испугался не меньше вашего. А корабль у нас действительно подходящий… Но хватит болтать, ребята. Сейчас я включу транспортный луч и подтяну вас поближе. Можете собирать вещички.

— Их не так уж много, — рассмеялся Костиган, а Клио лучезарно улыбнулась.

— Стоит поторопиться, — заметил Брэдли, оглядывая тесную каюту. — Тем более, что невиане приближаются.

— Кстати, парни, не пригодится ли вам что-нибудь из оборудования этого корабля? — поинтересовался Конвэй.

— Стоило бы забрать его целиком, но у нас нет ангаров такой величины, — ответил Кливленд. — Лучше сделаем так: переведи управление в нейтральную позицию, чтобы мы могли рассчитать курс кораблика и взять его на буксир, если он нам понадобится.

— Отлично!

Три одетые в скафандры фигуры переступили порог шлюзовой камеры «Бойза» и, как только за ними захлопнулась дверь, транспортный луч выключился; покинутое маленькое суденышко, темное и одинокое, устремилось к далекой галактической окраине.

Обрадованная команда собралась вокруг трех путешественников. Шум, объятия, поцелуи и восторженные вопли буквально ошеломили отвыкших от человеческого общества скитальцев.

— Отложим восторги на потом, — капитан Брэдли нашел в себе силы прервать всеобщее ликование. — Я постарел на десять лет, наблюдая за нашим сближением, и нервы у меня никуда не годятся. Все не могу забыть про эти корабли невиан. И знаете — это отнюдь не легкие крейсера…

— Вот именно, — добавил Конвэй. — У вас хватит арсенала, чтобы выдержать драку? Впрочем, в скорости они нам явно уступают, так что можно вовремя сбежать.

— Сбежать! — Кливленд откровенно расхохотался; молодые парни из экипажа начали хитровато ухмыляться. — У нас есть свои способы справиться с ними. Мы остановим их, пока готовим свои генераторы — сейчас наши лучи уже прочно фиксируют положение корабля, который идет со стороны Солнечной системы. И обратите внимание, — Клив кивнул на экран, — он уже пытается удрать!

Невиане действительно попробовали спастись. Тарг звездолета узнал таинственное судно, вынырнувшее из пустоты, чтобы подобрать сбежавших пленников; однажды вступив в схватку с этим космическим чудовищем, он больше не горел желанием повторять свою ошибку. Сознавая преимущество противника, невиане стремились любой ценой оторваться от него. Однако напрасно. Еще до того, как Родебуш перевел «Бойза» в нормальное пространство, а Кливленд поймал шлюпку, транспортный луч намертво зацепил невианский корабль. И на этот раз справиться с ним не удалось; несмотря на потоки энергии, извергаемые в пространство, луч становился все сильнее и сильнее. Восстановленные генераторы надежно держали жертву, и вырваться ей не удавалось. Затем самые мощные и страшные средства уничтожения были пущены в ход.

Ударили ультраволновые торпеды, лучи эмиттеров пронизали космос, посылали смерть защитникам корабля; они гибли один за другим. В отчаянии тарг перевел все свои генераторы на выполнение единственной задачи — поддержку полициклического барьера, последней надежды корабля. Однако он с ужасом увидел, как энергетический бур «Бойза» прошел сквозь экран без малейших усилий.

Теперь конец был уже неизбежен и очевиден. Вторая убийственная ракета Админгтона дождалась своего часа, и одного сильного взрыва хватило, чтобы пробить сквозную дыру в корпусе невианского крейсера. В нее влетел поток снарядов, а вслед за ними пришла смерть.

Барьерный экран погас, и беспомощное судно невиан осталось беззащитным под ударами батарей «Бойза». Внезапно корпус его словно вспучился, превращаясь в сгусток ярко светившегося газа; в этом облаке лишь с трудом можно было обнаружить обломки некогда мощного корабля.

Так погиб первый звездолет, а Родебуш уже навел прицел на второе судно — корабль Нерадо. Однако тот был готов к любому повороту событий. Он давно уже прекратил погоню за тремя пленниками и посчитал опасным вступать в безнадежную схватку. Главной его целью было наблюдение и анализ: количество и виды вооружений, пущенных в ход, особенности защиты, мощность экранов — все, что могло помочь ему самому в выборе тактики боя со столь серьезным противником. Новые мощные генераторы его корабля посылали следящие лучи, двигатели работали на пределе; с каждой минутой он был все ближе к Невии, к родной планете, где тарг рассчитывал переоборудовать свой звездолет и превзойти мощью страшный корабль Трипланетия.

— Сразу его прикончим или последим за курсом? — спросил Родебуш, посматривая на экран.

— Пожалуй, я бы его оставил в живых, — задумчиво протянул Конвэй. — А что ты думаешь, Клив? Этот Нерадо — местный гений, как-никак, коллега…

— Конечно, — сказал Кливленд, кивая головой. — Пусть он приведет нас к Невии — ее трудновато найти без проводника. А когда мы до нее доберемся, наши земноводные приятели надолго забудут дорогу в Солнечную систему.

Итак, «Бойз» набрал нужную скорость и устремился к своей цели вслед за невианским судном. Трипланетный корабль не подходил настолько близко к звездолету Нерадо, чтобы его могли засечь, и в тоже время старался не упустить своего проводника из вида.

Тарг, однако, мог приготовить кое-какие сюрпризы. Костиган неплохо знал его и искренне уважал; Нерадо, бесспорно, являлся выдающимся ученым и отважным капитаном-исследователем. Поединок с ним был чреват неожиданностями, а посему — по предложению Конвэя — большинство техников на борту «Бойза» приступило к проверке оружия суперкорабля, а также к поискам новых способов применения энергии активированного железа. Внезапно невианский звездолет снизил скорость.

— Что это значит? — спросил Родебуш на специально созванном совете. — Он собирается нас атаковать?.

— Вряд ли, — покачал головой Кливленд.

— Он что-то готовит нам на Невии, — сказал Костиган. Его лицо оставалось таким же открытым, а глаза по-прежнему переливались золотисто-карими искорками, словно он не прошел через тяжкие испытания, гибельные для обычного человека. — Насколько я понимаю. Нерадо вышел сейчас на связь с планетой — наверное, готовит нам торжественную встречу. Он очень боится, что мы придем туда раньше него. Логично?

— Логично! — согласился Клив. — Но теперь, когда мы проследили его курс, не стоит ждать, пока он доведет нас до самого порога, верно?

— Мы будем там через несколько минут, — заметил Родебуш и направился к пульту.

Тарг Нерадо удивленно глядел на круглый экран прибора, который земляне назвали бы локатором. Яркая точка, еще секунду назад сиявшая в его верхней правой четверти, внезапно пропала. Где же этот страшный корабль, упорно преследовавший его столько дней? Он не пошел к Невии…, и он не повернул к родному миру, к своей звездной системе, столь богатой драгоценным железом… Он просто исчез!

Но «Бойз», первый межзвездный корабль Трипланетия, уже висел над городом Нерадо.

Его экипаж приник к следящим экранам.

— Подождите, — внезапно произнес Костиган, — я вижу что-то странное…, и это мне не нравится!

Словно услышав эти слова, из города навстречу кораблю поднялось множество сверкающих шаров. Видимо, земноводные невиане овладели секретами шартразов и теперь пытались применить их оружие против «Бойза».

— Вот эти штучки? — спокойно поинтересовался Родебуш. — На их счет можно не беспокоиться.

Действительно, шары уничтожали все, даже воздух вокруг корабля, но защитные экраны отбрасывали их прочь, легко справляясь с нагрузкой.

— Нет. Погляди-ка вот на это, — Костиган указал на полукруглое, слабо мерцавшее строение, возвышавшееся над прочими зданиями города. — Ни такой башни, ни экрана вокруг нее не было и в помине, когда я в последний раз был здесь. Помните, Нерадо притормозил свое судно? Хотел подцепить нас на крючок — потянуть время, надеясь, что сородичи успеют подготовиться к обороне… Но, к счастью, работа еще не закончена. Если бы они успели, нам пришлось бы убираться отсюда!

Нерадо действительно поддерживал связь с родным городом и инструктировал специалистов из Храма Науки в процессе строительства оборонительных конвертеров и генераторов — такой мощи, что они могли уничтожить любое судно. Но тарг не учел единственный фактор — невероятную скорость нового суперкорабля Трипланетной Лиги.

— Пустите-ка пару торпед в эту башню, — приказал Родебуш своим стрелкам.

— Без толку, — немедленно отозвался Админгтон. — Не стоит даже пробовать — она прикрыта полициклическим экраном. Лучше попытаться пробить его энергобуром, и тогда я брошу в щель одну бомбочку…, только одну, мое особое изобретение…

Главное, чтоб она долетела до воды неповрежденной, а там…, там — увидите!

— Я попробую, — сказал Клив, и Родебуш одобрительно кивнул. Щелкнув клавишей внутренней связи, Кливленд приказал:

— Занять места по боевому расписанию! Атакуем!

«Бойз» изменил курс и устремился вниз, не обращая внимания на град снарядов и огненных шаров. Нападение явилось неожиданностью для защитников города; когда же они увидели похожий на спиральный вихрь энсргобур, пронзивший толщу защитного экрана, их охватила паника.

Пламенный смерч бура разорвал барьер, и в этот колодец на город упала «особая» бомба Админгтона. Она действительно была особой! Огромная, тяжелая, наполненная активированным железом, начиненная детонаторами, она представляла несомненную опасность для всей планеты. Едва коснувшись глади океана, она взорвалась.

— Готово! — крикнул Админгтон в тот момент, когда посланный им сигнал включил первый детонатор.

Вначале взрыв не выглядел особенно эффектным. Громкий низкий гул — вот все, что было слышно; следящие экраны фиксировали медленный круговорот воды, словно гигантское невидимое весло неторопливо размешивало морские волны, сбивая их в чудовищное торнадо.

Но это было только началом. Медленно, очень медленно, как показалась землянам, океанские воды разошлись, обнажая дно с остатками зданий; затем колонна из жидкости и пара поднялась высоко в небо, вращаясь с безумной скоростью. Раз за разом выраставшие до облаков водяные горы смывали все с лика планеты — растительность, почву, строения, живых существ. Невия содрогнулась.

Звездолет Трипланетия начал набирать высоту, удаляясь от груды развалин, а расходившиеся по кругу приливные волны все еще продолжали разрушать остальные города целого полушария.

— Боже! — Кливленд первым прервал затянувшееся мучительное молчание. Он облизнул губы. — Но у нас не было выхода — и это ненамного хуже того, что они сделали с Питтсбургом. Они, наверное, эвакуировали из города всех, кроме защитников…

— Может быть… Что дальше? — спросил бледный Родебуш. — Надо бы покрутиться вокруг планеты, посмотреть, нет ли у них еще…

— О, нет! Конвэй, нет! Не позволяй им! — Клио билась в настоящей истерике. — Я уйду в каюту и заползу под кровать…, я буду это видеть во сне всю оставшуюся жизнь!

— Тише, Клио, тише, — Костиган привлек к себе всхлипывающую девушку и вытер ей слезы. — Конечно, мы все осмотрим, но ничего не найдем, я уверен. Одного такого сооружения должно было хватить на весь их мир.

«Бойз» снова и снова облетал планету. Никаких новых угрожающих построек — или чего-либо их напоминающего — экипаж не обнаружил. Невиане не сделали ни одной попытки напасть или вступить в контакт.

— Интересно, почему нет никакой реакции, — удивился Родебуш. — Как вы думаете — может, они ждут прибытия Нерадо?

— Скорее всего, так, — кивнул Конвэй. — И мы тоже его подождем. Сейчас нам нельзя уходить.

— Но если мы не заставим невиан пойти на переговоры… — голос Кливленда дрогнул, — что тогда?

— Мы повторим удар, — твердо сказал Костиган. — Проблема должна быть решена любой ценой, прежде чем мы покинем эту планету. Но сначала мы поговорим… Я знаю, что твое оборудование позволяет общаться с ними. В любом случае, переговоры не помешают.

Звездолет Нерадо появился через несколько дней, когда планетарный океан Невии уже успокоился. Он не пытался атаковать земной корабль, а завис в нескольких милях от «Бойза», также не начинавшего боевых действий.

Родебуш включил передатчик с наскоро собранным лингвистическим транслятором.

— Тарг Нерадо, я Родебуш, представитель Трипланетной Лиги. Какой выход из сложившейся ситуации вы хотели бы предложить?

— Я хочу говорить с вами, — голос разумной амфибии звучал громко и четко. — Вы являетесь намного более развитой формой жизни, чем я предполагал — пожалуй, вы прошли по пути эволюции не меньший путь, чем наша раса. Мне жаль, что мы не нашли времени для беседы намного раньше… Поймите, мне не у кого было просить совета, когда я впервые приблизился к вашей системе. Осмотрительность спасла бы множество жизней — и землян, и невиан… — тарг замолчал, и некоторое время из динамика доносилось только слабое потрескивание атмосферных разрядов.

Потом опять послышался монотонный холодный голос Нерадо:

— Но прошлое нельзя изменить. Как разумные существа, вы видите всю бессмысленность кровопролития, борьбы, в которой никто не сумеет победить. Конечно, вы можете уничтожить еще множество наших городов, а мне придется в отместку уничтожить столько же земных…, но любое мыслящее создание понимает, что это — очевидная глупость. Родебуш прервал связь.

— Что он имеет в виду? — обратился он к Костигану. — Звучит разумно, но…

— Слишком хладнокровно, — прервал его Кливленд, — и слишком разумно, чтобы быть правдой.

— Он говорит то, что думает, — попытался убедить друзей Конвэй. — Они все такие — разумные, безэмоциональные, расчетливые. Но в серьезных делах эта раса не лжет…, возможно, понятие лжи им вообще не знакомо, — Костиган потер висок и протянул руку. — Дай-ка мне микрофон, Фред, я с ним побеседую.

— Тарг Нерадо, — приветствовал он невианского командира, — это Конвэй Костиган. Познакомившись с народом Невии, я понимаю, что вы говорите правду — и говорите от лица всей планеты. Я так же буду говорить от имени Трипланетия. Наш Совет — руководящий орган Трех Планет — считает, что нет необходимости продолжать конфликт. Я сожалею о всех жертвах и хотел бы не совершать больше жестоких поступков. Вы правы: прошлое есть прошлое, и незачем его ворошить. Нашим народам есть чему поучиться друг у друга; лучше обмениваться товарами и знаниями, а не бомбами. Я предлагаю вам, тарг, дружбу Трипланетия. Согласны ли вы отключить экраны и встретиться с нами? Готовы ли заключить соглашение?

— Мои экраны уже отключены. Я иду, — кратко ответил Нерадо.

Родебуш немедленно снял защитные барьеры «Бойза», хотя его еще мучили кое-какие сомнения. Вскоре невианская шлюпка приблизилась к шлюзу земного корабля, а через час в его командной рубке компьютеры зафиксировали в своей нерушимой и вечной памяти текст первого Межпланетного Соглашения. По одну сторону просторного зала стояли трое невиан: четвероногие земноводные с коническими головами и гибкими шеями, покрытые чешуей — совершенно чудовищные создания по земным меркам; по другую напряженно застыли земляне: двуполые млекопитающие, круглоголовые, гладкокожие, с короткими шеями — словом, невероятные уроды по мнению невиан. Однако сейчас представители каждой из рас смотрели друг на друга со все возрастающим уважением. Договор был заключен.

Да, невиане уничтожили Питтсбург, но и бомба Админгтона полностью стерла с лица планеты их крупнейший город. Невианский корабль уничтожил один из флотов Трипланетия, но «Бойд» с лихвой расплатился за это поражение. Таким образом, потери в людях и материальных объектах можно было уравновесить. Солнечная система обладала богатыми запасами железа, в котором отчаянно нуждались невиане; Невия же могла поделиться с Землей другим сырьем, исключительно редким и жизненно важным для Трипланетия. Разумные амфибии хранили знания и навыки, неизвестные землянам, но не имели представления о многих примитивных и простых вещах, столь очевидных и естественных для их земных партнеров; таким образом, обмен информацией приветствовали обе стороны. И так далее, и тому подобное…

Так был подписан Трипланетно-Невианский мирный договор.

Нерадо и его помощников проводили обратно с церемонной вежливостью, приличествовавшей моменту, и «Бойз» вылетел к Земле. Он нес важную весть о том, что невианской угрозы больше не существует.

Клио, превратившаяся в закаленного космического волка и не боявшаяся ни черта, ни дьявола, ни серого монстра Роджера, пошевелила головкой, поудобнее устраиваясь на плече Костигана, и улыбнулась.

— Ты можешь говорить что угодно, Конвэй Мэрфи Костиган, но я их все-таки чуть-чуть недолюбливаю. У меня мурашки бегут по коже от одного их вида. Конечно, они действительно умные, талантливые, мудрые, но я совершенно уверена, что пройдет еще очень-очень много времени, пока действительно понравятся нам…

Она покаянно вздохнула, повернув лицо к Конвэю. Тот не ответил ничего. Он лишь нежно притянул любимую к себе, и губы их встретились…