Первый император. Эндшпиль

Победный марш

Победный марш

И так сладко рядить Победу,

Словно девушку, в жемчуга,

Проходя по дымному следу

Отступающего врага.

Н. Гумилев «Наступление»

Дневник императора Николая II

10-го января 1911 г. Понедельник. Немного погулял. После доклада Григоровича принял Шуваева и графа Игнатьева. От 2 до 3 ч. посидел у Кострицкого… До чая принял ген. Мрозовского из Москвы. Занимался до 7 ч. Дали обед Каролю и всем румынам. Миша тоже приехал. Разговаривали до 9 ч. Вечером был свободен.

Сиам (Таиланд) – Французский Индокитай. Ноябрь-декабрь 1910 г.

Отношения между Сиамом и Францией стали недружественными еще в начале шестидесятых годов прошлого столетия. Когда французы, расширяя свои колониальные владения, угрозой силы нагло отобрали у Сиама часть Камбоджи. Постепенно, то в результате войны, то под ее угрозой, с тысяча восемьсот девяносто третьего по девятьсот седьмой году Сиам потерял территории Лаоса, Камбоджи и области шанов. После чего Франция воспринималось в среде тайских аристократов, как противник.

Король Рама Пятый, старый и болезненный, к витающим среди военных идеям реванша относился довольно равнодушно. Зато их вполне разделяли наследный принц Вачиравуд и его брат принц Чакрабон. Чакрабон, учившийся в России и служивший в русской армии, имел неплохие отношения с русским императором, получил чин полковника и даже женился на русской дворянке Екатерине Десницкой. При возвращении на Родину он сумел договориться о командировании в Сиам нескольких отставных армейских русских офицеров. Которые стали советниками при тайской армии. Кроме того, благодаря его хорошему знакомству с царем, при реорганизации флота Сиам получил практически по цене металлолома броненосец береговой обороны и четыре эсминца. Ну и несколько офицеров и кондукторов, в качестве инструкторов, конечно. Правда, большая часть русских покинула Сиам еще в начале войны и через Китай вернулась на родину. Но все равно, теперь у тайского короля была вполне боеспособная армия численностью в шестнадцать батальонов, пять эскадронов и свыше сотни орудий, в том числе шестьдесят тяжелых. Такое усиление вероятного противника не могло не тревожить власти Французского Индокитая. Поэтому генерал-губернатор Льюс отбивался от требований властей метрополии прислать в Европу хотя бы полк из числа местных войск. Но требования из Парижа становились все настойчивее, и он с неохотой отдал два батальона и несколько батарей. Отправленные пароходами через Индийский океан, они оказались на Мадагаскаре. Где и застряли из-за действий русских и германских рейдеров в Индийском океане.

Но превосходство французов в силах на самом деле оказалось мнимым – сосредоточить все войска и силы флота на границе с Сиамом они не имели возможности. Потому что в таком случае почти наверняка теряли оставшиеся без гарнизонов земли, уступая их повстанцам. Самым настоящим повстанцам, появившимся во всех провинциях Индокитая словно из-под земли. Причем вооруженным довольно современным оружием, которое, как выяснилось поставлялось в колонии через вновь присоединенные китайские территории. А учитывая участившиеся нападения русских и немецких рейдеров на порты Японии и колоний Англии, большая часть флота прикрывала гавани на Тихоокеанском берегу.

В такой ситуации тайская армия получала локальное превосходство, а учитывая приходящие из Европы новости – и возможность его сохранить из-за тяжелого положения французской метрополии. Именно поэтому принц Вачиравуд еще до вступления на престол через своих сторонников начал тайно снабжать оружием повстанцев в Тонкине и Аннаме.

В октябре старый король умер, и сразу после объявления его королем Рамой Шестым, еще до коронации, Вачиравуд объявил о нескольких реформах. Впервые в истории страны он ввел в армии звания генералов, а на флоте – адмирала. А его дядя принц Бханурангси став фельдмаршалом, начал подготовку к нападению на французов. Причем, как ни странно, реальную готовность к нападению удалось сохранить в тайне до последнего момента. А когда несколько тайских торговцев, пытавшихся как обычно, закупить некоторые товары у французов и вывезти их контрабандой в Сиам были арестованы, ответ последовал незамедлительно. Причем совершенно неожиданный для французов.

Первая сиамская дивизия «Королевские кобры» захватила приграничную заставу, а затем и расположенный в пяти километрах за ней городишко Ангкронг, разбив третий батальон тонкинских стрелков. Вторая дивизия, «Черная пантера», захватив Пойпет, двигалась в сторону Баттамбанга, преследуя отступающий полк аннамитских стрелков. В Лаосе направленный туда батальон из состава третьей дивизии сбил несколько застав колониальной пехоты и захватил Паксе. Генерал-губернатор Льюс приказал выдвинуть к Баттамбангу войска из Кохинхины и гарнизонов Камбоджи, сведенные в первую колониальную дивизию. Из состава флота в Сиамский залив направились бронепалубные крейсера «д’Антрекасто» и «Жан Бар», авизо «Сюрприз», «Десидэ» и «Зеле», три миноносца типа «тридцатипятиметровые» (16S, 20S, 21S). Они должны были поддержать французские войска, обстреляв побережье Сиама.

Пока французский флот выдвигался к берегам Камбоджи, произошло генеральное сражение у деревень Ян-Дхан-Кхум и Пхум-Преав. Тайцы сумели захватить и укрепить эти деревни, а подошедшие французы атаковали их с марша. Но неожиданно для французского генерала Дегу оказалось, что сиамские войска хорошо окопались, включив в систему обороны пулеметы, свои и трофейные. Артиллерия тайцев стреляла с закрытых позиций, причем весьма точно. Поэтому атаки закончились большими потерями и французская пехота отошла к Баттамбангу. Отступление прошло сравнительно организованно, так как попытку контратаки сиамской пехоты и кавалерии сдержал батальон колониальной пехоты, потерявший в результате боя две трети личного состава убитыми и ранеными.

Передовая эскадра Сиама, возглавляемая командиром броненосца капитаном 1 ранга Луангом Промвираапаном[1] поджидала французов у острова Ко-Чанг. Противника ожидали днем, поэтому стоявшие в передовом дозоре миноносцы «Суа Тхайян Чон», «Суа Кхамрон Син» держали лишь дежурную смену кочегаров. Французские корабли приблизились к Ко-Чангу с юго-запада около полшестого утра и разделились на две группы. Погода была хорошая, на море стоял штиль. Солнце еще не взошло, но полная луна светила ярко, от чего и французские и тайские наблюдатели обнаружили друг друга практически одновременно. Но пока на сиамских миноносцах поднимали пары, французы приблизились на расстояние верного выстрела стомиллиметровых орудий авизо. Которые и начали сражение, открыв огонь. Тайцы отстреливались из семидесятипятимиллиметровок. Чуть позднее в перестрелку включился крейсер «Жан Бар». К этому времени авизо стреляли из всех орудий, кроме малокалиберных и добились первых попаданий в тайские корабли. На головном миноносце вспыхнул пожар, хорошо видимый в лучах рассвета. Второй миноносец двинулся вперед, пытаясь набрать скорость и отстреливаясь изо всех своих орудий, от носовой семидесятипятимиллиметровки до скорострелок Гочкиса. Как раз в этот момент первые снаряды орудий «Жан Бара» упали рядом с его бортом. Второй миноносец скрылася среди столбов многочисленных разрывов. Когда же они опали, стало ясно, что и это кораблик долго на поверхности не удержится.

Пока передовые французские корабли добивали тайский дозор, обогнувший их строй крейсер «д’Антрекасто» попытался застать врасплох тайский броненосец. Однако «Шри Аютия» оказался, как ни странно, более готов к бою, чем остальные корабли эскадры. Кочегары поддерживали все котлы в подогретом состоянии и при первых же выстрелах начали поднимать пар. Артиллеристы вообще ночевали неподалеку от своих постов. Так что «д’Антрекасто» неожиданно для его командования и комендоров столкнулся с идущим навстречу, хотя и малым ходом, и готовым к бою броненосцем. А броненосец, пусть устаревший и предназначенный для береговой обороны, это крепкий орешек даже для другого броненосца, не говоря уже о защищенном только броневой палубой крейсере.Так что перестрелка между вооруженным двумя двухсотсорокамиллиметровками крейсером и бронированным кораблем с тремя десятидюймовыми пушками закончился закономерно. Несмотря даже на пришедшие ему на помощь крейсер «Жан Бар» и все три авиазо, «д’Антрекасто» вынужден был выйти из боя и на предельных для поврежденного корпуса пятнадцати узлах уходить в Камрань. Вслед за ним ушли «Жан Бар», «Сюрприз» и «Зеле». Не повезло получившему попадание десятидюймового снаряда «Десидэ». Луанг даже приказал добивать потерявший ход авизо, когда в атаку пошли все три французских миноносца. Двух казематных стодвадцатимиллиметровок и двух семидесятипятимиллиметровок оказалось маловато для того, чтобы отбить атаку сразу трех быстроходных французских миноносцев. Один из них получил стодвадцатимиллиметровый снаряд в нос, но удержался на поверхности. Зато два других вышли на дистанцию залпа и, выпустив каждый по три торпеды, увертываясь от огня тайцев, отошли вслед за главными силами.

Конечно пятнадцатидюймовая торпеда в современной войне аргумент слабый, но когда она попадает в небольшой и слабо защищенный от торпед корабль… то ему приходится быстро искать ближайший берег. Так что на берегу Ко-Нгама оказались сразу два противника – сиамский броненосец и сдавшийся в плен тайским морякам поврежденный авизо «Десидэ».

Но даже не слишком удачный исход боя у Ко-Чанга не остановил наступления сиамской армии, захватившей территорию Лаоса до самой реки Меконг, Баттамбанг, Пайлин, Кохконг, Сиемреап, Бантеаймеантьей и Оддармеантьей. И только начавшиеся перебои с боеприпасами и переброска дополнительных сил из вьетнамских провинций заставила тайцев прекратить наступление. Заключенное в последних числах декабря перемирие продержалось до конца Великой Войны.

Над Бельгией, Северным морем и Великобританией. Январь 1911 г.

Построенные неподалеку от Люттиха(Льежа) три огромных эллинга, охраняемых большим отрядом русских войск, в том числе морских пехотинцев, сразу привлекли внимание английской и французской разведок. К сожалению их начальников, получить что-то более существенное, чем рисунки и примерные размеры эллингов, резидентам не удалось. При этом французский разведчик попался на глаза немецкой и русской контрразведкам. И вынужден был, бросив свою сеть на растерзание проклятым бошам и русским варварам, срочно убегать в Голландию. Английский оказался более удачлив, всего лишь потеряв трех агентов в Льеже и его окрестностях.

Впрочем, то, что в этом районе собираются разместить русские дирижабли ясно было и без дополнительных расследований. Главный вопрос, особенно с учетом попыток германских воздушных кораблей бомбить Париж, заключался в другом - требовались сведения о целях предстоящих ударов с неба и характеристиках используемых дирижаблей. Но ничего конкретного узнать не удалось и потому пришлось принимать самые чрезвычайные меры. Французы на всякий случай усилили оборону Парижа от атак с воздуха противодирижабельными пушками, снятыми с кораблей Средиземноморского флота. Англичане поступили аналогично, но защитили в первую очередь места базирования флота. Лондон смогли прикрыть всего несколько батарей, причем только с востока. Дополнительно к ним в устье Темзы завели старый эсминец «Зефир» с орудиями, переделанными для стрельбы по дирижаблям. Кроме того, в трех отрядах у вооруженных пулеметами аэропланов сидели на дежурстве летчики и стрелки…

Цепеллины «Альбатрос» капитан-инженера Мациевича и «Ястреб№ лейтенанта Китицина прилетели к месту базирования под утро. Ни один из трех наблюдателей, посланных английским резидентом, прибытия дирижаблей не заметил. Поэтому появление из эллингов и взлет двух воздушных гигантов оказался для всех посторонних наблюдателей полной неожиданностью.

Два цеппелина ровно в одиннадцать часов выплыли из эллингов и гудя моторами, неторопливо набирая высоту, устремились на юго-запад. На одном из них вместе с экипажем летел корреспондент «Нового времени» Александр Александрович Пиленко. Поскольку военный воздушный корабль нес только необходимое для боя, то ему пришлось заменить одного из матросов-наблюдателей. И сейчас Александр, одетый в стандартную униформу воздухоплавателя из кожаной, на меху куртки, с меховым же воротником, теплых брюк и унтов на ногах и финской шапки-ушанки на голове, расположился в передовой гондоле на месте второго наблюдателя. Рядом стояли вахтенный офицер – мичман Левитин и рулевой – кондуктор Коротин. Время от времени Пиленко поднимал к глазам бинокль и осматривал окружающие однообразные облака.

- Вячеслав Иванович, а что самое неприятное в полете? - пользуясь правами журналиста, решился задать офицеру вопрос Александр.

- Скука, Александр Александрович, - ответил мичман. Удивленный Пиленко повернулся к Левитину. Но, заметив промелькнувшую на лице офицера недовольную гримасу, отвернулся и поднял бинокль к глазам.

- Именно скука, - спокойно, словно ничего не произошло, продолжил вахтенный офицер. – Холод, о котором вспоминают в первую очередь – чепуха. Это просто мелкое неудобство, как и разряженный воздух и возможность обстрела из противодирижабельных орудий. А вот скука… сами посудите – необходимо сидеть на земле и ждать подходящей погоды. Потом взлет и… снова ждать, всматриваясь в однообразное пространство вокруг. Даже земная поверхность с высоты полета кажется сравнительно одинаковой и со временем примелькается. Так что скучаешь и ждешь прибытия…

- Но ведь на корабле…

- Простите, что перебиваю вас, Александр Александрович. На корабле много больше людей, да и сам по себе он просто больше. Есть возможность чем-то развлечься и отвлечься. Мы же будем в полете часов десять, из которых поработать придется не более получаса над целью. А остальное – вот такое однообразное провождение времени…

На этом разъяснении разговор сам собой прекратился.

Дирижабль все также стремительно (со скоростью пятьдесят узлов) и столь же неторопливо час за часом перемещался к английским берегам. Вахта исправно несла службу, двигатели работали. Однообразие морского простора иногда разбавлялось маленькими с высоты, весело дымящими корабликами, чаще всего дозорными крейсерами. Но и эти встречи почти ничего не меняли в монотонном существовании экипажа. Теперь-то Пиленко понял, о чем говорил мичман. Время тянулось словно резина, заполненное мелкими однообразными скучными заботами и холодом, постепенно начавшим пробирать непривычного журналиста до, казалось, самых костей…

К удивлению Пиленко, британские посты наблюдения не заметили ни пересечение цеппелином линии побережья, ни полета над английской территорией. Неожиданно все оживились. Пулеметчики направились к своим Браунингам, все свободные матросы под руководством боцмана двинулись на бомбовую галерею. Как выяснил Александр, бомбы сбрасывались по-отдельности вручную, с помощью рычагов, по команде из рубки управления и дублирующей команде боцмана.

Цепеллины, плывущие в воздухе словно два огромных кита, плавно развернулись в обратном направлении. Как шепотом пояснил Левитин недоуменно смотрящему на это Пиленко:

- Заходим на цель с запада, чтобы ударить с неожиданного направления.

Внизу, на земле, замелькали крошечные, словно игрушечные, квадратики построек.

- Готовность! – громко, заставив журналиста вздрогнуть от неожиданности, приказал Мациевич. – Полградуса левее. Еще немного. Сброс первая и одиннадцатая!

Команда дирижабля работала словно хорошо сыгранный оркестр. Бомбы уходили вниз одна за другой. Сброса бомб почти не чувствовалось, попытка облегченного цепи взмыть вверх парировалась сбросом газа и действиями рулей.

Пиленко, видевший учебную бомбардировку на полигоне под Гатчиной, хорошо представлял себе, что происходит. От идущего четко выверенным прямым курсом дирижабля одна за другой отделяются капли бомб – переделанных снарядов старых орудий. Слегка покачиваясь в полете, словно выбирая, куда упасть, они стремительно сближаются с землей. И вот уже на поверхности вырастают высокие кусты разрывов. Если все сделано правильно, то сейчас они сносят с земли заводские цеха, подъездные пути и вообще все, что возвышается над землей.

Но возвращаться, чтобы посмотреть результаты бомбардировки никто не собирался. Отбомбившиеся цепеллины, слегка набрав высоту, вошли в облака и сменили курс, направившись домой, к континенту. И только сейчас, переведя дух, Александр понял, что несмотря на царивший вокруг зверский холод, пот буквально катится с него градом…

Цепеллины вернулись к своим ангарам у Люттиха без происшествий. Обыденно уравновесились, опускаясь вниз, к земле. Сбросили причальные тросы и с помощью усилий наземной команды и привычной для русских ругани, втянулись в эллинги.

Пиленко опубликовал в «Новом времени» статью о доблестных русских военных воздухоплавателях. Англичане ответили на налет привычно-бессильным воем о «русских варварах, бомбивших мирные британские города».

Война продолжалась…

Южная Африка. г. Дурбан. Февраль 1911 г.

Дурбан затаился, придавленный приблизившейся вплотную угрозой. Дальняя, казалось бы, никак не задевающая интересы колонии война неожиданно пришла к самому порогу обывательского дома. «Буры, эти неграмотные полудикие мужики, которых Империя не так давно привела к покорности, неожиданно восстали. Воспользовались милосердием и незлопамятностью британцев, разрешивших недавним врагам встать в ряды защитников Империи и героически погибнуть в боях. Не оценив оказанной чести, буры вонзили нож в спину, перейдя на сторону врагов Великой Британии русских варваров и кровожадных бошей. Но Империя еще преодолеет возникшие в Европе трудности и нанесет ответный удар. Мятежники обязательно будут покараны и покараны жестоко» - рассуждающие подобным образом обыватели с надеждой смотрели на стоящие на рейде крейсера. И, конечно на транспорты, доставившие в город целый батальон сипаев. При этом старавшийся не думать, что оборону города держит всего две неполные бригады, и это батальон будет всего лишь седьмым. А также о том, что всего армейцев не более семи тысяч. А вся тяжелая британская артиллерия включает лишь шестнадцать шестидюймовок и шесть стодвадцатимиллиметровок крейсеров «Кент» и «Пик», да две четырехдюймовки канонерки «Брэмбл». Собирающийся же осаждать город армейский отряд генерала Бейерса превосходит силы обороняющихся минимум втрое, уступая лишь в числе тяжелых осадных орудий. Но в числе, а не в калибрах. По данным разведки, у буров имелось не менее дюжины британских пятидюймовых гаубиц и столько же крупповских пушек и мортир калибром от сто пятидесяти до двухсот десяти миллиметров. Если же учесть, что Дурбан стоит на холмистой местности, то превосходство обороняющихся в тяжелых пушках становится весьма сомнительным. Потому что стреляющие настильным огнем морские орудия не могут подавить спрятанные в складках местности и ведущие навесной огонь полевые батареи. О чем, конечно, простой обыватель, да и не только он, а даже большинство офицеров, и не догадываются. Остается, надо признать, еще одна надежда. На то, что при всем их могуществе, буры будут действовать, как во вторую бурскую, при осаде Ледисмита. То есть окружат город с суши линией траншей, которые займут полупартизанские отряды, и начнут неторопливый обстрел города в расчете на капитуляцию обороняющихся. А там придет помощь из метрополии или Индии и…

Но действительность, как часто бывает, жестоко поломала все планы и надежды дурбанского гарнизона и дурбанских обывателей. Буры, не растеряв своих прежних навыков отличных стрелков и партизан, научились за прошедшее время воинской дисциплине и организации полноценной полевой обороны, включая рытье окопов. Кроме того, у них появились настоящие штабы и даже профессионалы штабной работы, пусть в основном и иностранные. То есть осаду Дурбана начала армия, а не ополчение. Что сразу сказалось на положении англичан. Буры умело давили огнем и маневром, поддерживая наступление своей пехоты гаубицами и не жалели ни снарядов, ни патронов. Выбитые с передовых позиций британские батальоны, состоящие преимущественно из местных колонистов и сипаев, откатились практически к берегу. И здесь остановились, прикрытые огнем корабельной артиллерии. Морские шестидюймовки оказались более дальнобойными чем тяжелые орудия буров. Преимущество в численности пехоты буров ничем не могло помочь против стального огненного дождя, сыплющегося на наступающих с недостижимой для их орудий дальности. Ситуация оказалась более выгодна англичанам, чем бурам. Их войска, после всех потерь вчетверо уступавшие в численности армии Бейерса, привязали ее к этой точке. Бурам же срочно требовались подкрепления в войска, действующие в Капской колонии и Родезии. Но и оставить пусть и ослабленный английский гарнизон в осаде они, помня ситуацию, сложившуюся в прошлой войне, с осадой Ледисмита, тоже не соглашались. Одновременно не желая класть тысячи бойцов и десятки пушек под огнем скорострельных тяжелых орудий. В результате установилось равновесие. Разрушить которое при отсутствии флота у южноафриканского государства не имелось никаких возможностей. О чем с гордостью и поведали всему миру английские газеты, получив сообщения из Дурбана по радио.

Вот только кроме английских радистов эту радиограмму приняли и сумел и расшифровать на одном из русских кораблей. К несчастью британцев, им оказался «Баян». Тот самый тяжелый русский крейсер, который изрядно проредил число торговых судов в Индийском океане. И сумел неплохо порезвиться в гаванях Персии, прерванное снабжение нефтью метрополии. За которым, также как из пришедшим вместе с ним германским «Эмденом» гонялись английские и французские крейсера по всему океану.

Ускользнувший от них «Баян» неожиданно вошел в гавань Дурбана. Неожиданно и быстро, не снижая скорости. Рискованно развернувшись с помощью работающих враздрай машин, бронированный русский гигант от отстрелялся по англичанам всем бортом. Семь шестидесятивосьмилинейных[2] орудий, бьющих на полной скорострельности, обрушили на британские крейсера град четырехпудовых фугасных и бронебойных снарядов. Старенький бронепалубный крейсер «Пик» не успел даже открыть огонь и, озаренный пламенем многочисленных пожаров, быстро завалился на левый борт. Экипаж броненосного «Кента» даже попытался развести пары и отстреливаться из уцелевших орудий. Но даже фирменное упрямство англичан ничем не могло им помочь в сложившихся условиях. Не имеющий хода, скованный портовыми сооружениями и размерами гавани, крейсер был обречен. Но даже в этих условиях британские артиллеристы сумели попасть в «Баян» тройкой шестидюймовых снарядов. Один из которых попал в каземат и разбил одно из орудий главного калибра, убив и переранив весь его расчет. Еще несколько человек из расчетов противоминной артиллерии погибло от осколков другого снаряда. Но мощный огонь русских быстро уничтожил большую часть орудий стреляющего борта англичанина. После чего приблизившийся русский крейсер выпустил торпеды, окончательно добив «Кент». Получивший два попадания в борт британский крейсер сразу начал ложиться на левый борт и быстро затонул.

Расправившись с водоплавающими противниками, «Баян» подошел ближе к берегу и дал пару залпов всей бортовой артиллерией, от главного калибра до противоминного. Сразу после второго залпа на позициях англичан появились белые флаги и через пару часов буры и высадившийся на берег командир крейсера капитан первого ранга Бутаков принимали капитуляцию британского гарнизона.

Дальневосточный фронт. Корея. Март 1911 г.

Вход в блиндаж, завешенный куском брезента, располагался в овраге, невидимом со стороны противника. Но сопровождавший Поплавко и Красовского посыльный все равно двигался осторожно, не разгибаясь. И даже разрешения войти спросил тихо, словно боясь, что его услышат японцы.

- Войдите! – вот обитатель блиндажа явно ничего не опасался.

Вероятная причина такой храбрости стала ясна сразу, как только летчики вошли. Едва посыльный начал доклад, сидящий капитан отправил солдата назад, после чего первым делом пригласил офицеров за стол. За которым, кроме него сидел еще один офицер в чине подпоручика. Сам стол напомнил Поплавко мирные времена и любимый ресторан на Пятницкой.

- … Прошу господа, прошу, - настойчиво повторил капитан, привставая с места.

- Поплавко, Виктор Родионович. Красовский Павел Васильевич- представились летчики, по очереди пожимая руку командиру роты.

- Римский-Корсаков, Петр Васильевич. Мой субалтерн-офицер[3] поручик Эссен, - ответно представился капитан.

- Василий Данилович, - обмениваясь рукопожатиями, представился подпоручик.

- Без чинов, господа офицеры, - предложил, вновь присаживаясь за стол, капитан. – И с нами - по одной? За знакомство и боевую дружбу.

Все дружно выпили и начали закусывать чем бог послал. А поскольку он сегодня к командиру роты отнесся очень хорошо, то на столе стояли разнообразные домашние разносолы.

- Хорошо живут фронтовики, - усмехнулся, попробовав рыбу горячего копчения, Поплавко.

- Должны же мы, хотя бы изредка, получать компенсации за риски и лишения, - иронично улыбнулся в ответ Римский-Корсаков.

- Петр Васильевич, ваша реплика мне напомнила, - спросил, бросив взгляд в сторону двери, Красовский. – С чего это ваши нижние чины такие запуганные?

- А это не наши, - расхохотался Римский-Корсаков. – Это полковые штабные солдатики. У нас тут последнее время япошки соболятников[4] своих задействовали. Вместе с осадными мортирами или гаубицами калибром не меньше шести дюймов. Стрельнут «чемоданом»[5] по окопам и начинают по появившимся целям из винтовок стрелять. Вот тыловые и пугаются, ибо слух прошел, что ускоглазые на звук и движение бьют.

- А что, нет? – удивился Красовский.

- Нет, конечно, - ответил, улыбнувшись, Эссен. – Ежели в окопах, на передовой заметят, тогда уж точно выстрелят. Но уж здесь, у блиндажа бояться нечего…

- А наблюдатели ваши как? – сделав вид, что не расслышал намека, спросил Поплавко.

- Наблюдателей мы хорошо укрыли, - ответил первым Римский-Корсаков. – А у нас в роте и свои меткие стрелки есть. Соболятники лучше, чем у ускоглазых. Разрешите еще раз представить вам нашего ротного меткого стрелка, – он показал на заметно смутившегося Эссена. - Василий Данилович вчера третьего японского соболятника к ихним богам отправил. Вот и решили отметить сие событие.

- Петр Васильевич, не стоит меня так хвалить. Стрелок Панкратов уже полдюжины уничтожил, - пытался перевести разговор Эссен. – Да и не затем сюда господа летчики прибыли, чтобы наши ротные новости выслушивать…

- Егорка охотник потомственный, соболятник настоящий. Ему полдюжины выслеженных и уничтоженных стрелков японских – проще, чем «Отче наш» вспомнить, - возразил капитан. – Но ты прав, Василий Данилович. Соловья баснями не кормят. Извините, господа, за сию прелюдию. И позвольте узнать, чем заинтересовали вас, позиции нашей, забытой начальником дивизии и Генеральным штабом, простой стрелковой роты? Или… вас ко мне субалтернами направили? А-ха-ха-ха!

В ответ дружно засмеялись и гости.

- Увы, Петр Васильевич, - отсмеявшись, ответил Поплавко. – Все ваши субалтерны у вас и останутся. Мы с Павлом Васильевичем рекогносцировку местности обязаны провести и с вами о взаимодействии договориться.

- Странно, - удивился Римский-Корсаков. – Вам же сверху видно намного лучше, чем нам отсюда. А взаимодействие… зачем и как?

- Открою вам небольшую тайну, Петр Васильевич, - ответил Поплавко. – В австрийской кампании мы опробовали пулеметную стрельбу с самолетов по наземным целям совокупно с бомбардировками[6]. Результаты получились обнадеживающие. Поэтому решено использовать, для облегчения прорыва японских укреплений, кроме артиллерии и сии самолеты. По опыту для лучшего применения сих аппаратов летчикам желательно ориентироваться на той местности, где они будут действовать… и не только с воздуха. Так что мы у вас первые, но не последние гости.

- А взаимодействие? – напомнил Римский-Корсаков.

- И об этом договоримся. Приедут позднее наставники по сему вопросу. Привезут вам сигнальные пистолеты и к ним патроны, будете обозначать цели выстрелами. А пока предлагаю решить, как мы рекогносцировкой заниматься будем…

К наступлению готовились полтора месяца. За это время на позициях роты Римского-Корсакова побывало почти три дюжины летчиков, артиллеристов и сопутствующих им лиц. Артиллерия перестреливалась с японцами, как объясняли наблюдатели, для пристрелки целей. В небе, грохоча моторами, проносились разведывательные аэропланы и степенно проплывали не менее разведывательные цепеллины. Однако и капитану, и его единственному субалтерн-офицеру было не до любования небом. Вместе с прикомандированными саперами солдаты его роты днями и ночами копали тихие сапы[7], приблизившись к японским окопам на двести шагов. Приходили новости о нескольких серьезных боях на море. Русские и немецкие броненосцы, подкрепленные линейными крейсерами, победили, хотя и не без потерь.

А незадолго до наступления всем ротным выдали планы своих участков с точным расположением позиций противника, включая обнаруженные наблюдателями и съемкой с воздуха пулеметные точки. На инструктаже сказали, что о таковых можно особо не печалиться, так как они будут первыми целями для артиллерии… Которая открыла огонь в день наступления в три часа ночи. В приказе, полученном за несколько часов до начала артиллерийской подготовки, сообщалось, что одновременно на флангах японского фронта будут высажены морские десанты.

Орудия несколько раз прекращали огонь, а потом начинали его снова. А когда рассвело и разрывы тяжелых русских снарядов переместились куда-то вглубь обороны, капитан поднял первые цепи в атаку. Прямо на окопы, по которым еще били полевые пушки.

Артиллеристы постарались на славу. В проволочных заграждениях было сделано достаточно проходов. Первая полоса обороны - совершенно сметена, превратившись в горы обломков и растерзанных тел. Пару оживших пулеметов стрелки обошли с тылу и закидали гранатами. Захватив две линии окопов, рота принялась оборудовать оборону. В э то время их нагнала следующая за ними рота капитана Невядомского. «Перекатившись» через занятые русскими окопами, солдаты этой роты продолжили двигаться вперед. За ними прошла еще одна цепь. И еще одна. Подобно морским волнам, они перекатывались через окопы роты Римского-Корсакова и двигались дальше, на прорыв. Через некоторое время куда-то вперед пронеслась пятерка аэропланов. Высоко в небе Петр Васильевич заметил блеснувшую на солнце тушу дирижабля. А к окопам уже приближались колонна саперов и за ней и можно было различить первые артиллерийские упряжки…

Наступление, начавшееся сразу на двадцати заранее подготовленных участках фронта, поддержанное двумя десантами в ближнем тылу обороняющихся, увенчалось успехом. Преследуя беспорядочно отступающего врага, Корейский фронт вышел на оперативный простор. И к середине месяца японцы удержали только плацдарм в районе от Мозампо до Пусана.

Здесь наступление русских войск, понесших потери, растративших наступательный потенциал и большую часть запасенных к наступлению боеприпасов, остановилось. Рисковать командующий фронтом генерал от инфантерии Лечицкий не хотел. Тем более, что передислоцированные в порты Кореи русские и немецкие миноносцы, и подводные лодки практически блокировали плацдарм с моря. Японские войска оказались в очень трудном положении, имея минимальный запас продовольствия и боеприпасов.

Но сдаваться упертые самураи пока не собирались…

Франция. Париж. Июнь 1911 г.

Жан-Пьер Ломбаль, одетый как средней руки буржуа, стоял вместе с несколькими зеваками на площади Звезды. И с грустью смотрел на колонну немецких войск, проходящую под Триумфальной аркой.

«Второй раз на протяжении всего лишь сорока лет боши разбили нас, - рассматривая пехотинцев в мундирах мышиного цвета и касках с пикой на верхушке. - Обычные, мало чем отличающиеся от среднего француза лица. Разве что каким-то одинаково-механически-кукольным выражением лиц. Француз даже в строю выглядит весело и беззаботно… Но как получилось, что русские нас предали? Почему наша «говядина по бордосски»[8] не смогла удержать таких нужных нам союзников… ради союза с коварным Альбионом поссорились с единственным союзником, способным удержать эту серую лавину своим «паровым катком». Идиотами назвать и то мало будет», - поток солдат неторопливо тянулся по площади и казалось, что он никогда не закончится.

А Жан-Пьер вспоминал…

Из Арраса, или точнее из тех развалин, что остались после боев, он уходил одним из последних. Ирландцы, шотландцы, уэлльсцы, англичане и французы – сводный отряд, последний батальон защитников города. Но англичане двинулись на запад, к порту Кале, к побережью и к эвакуации на родину. А Ломбаль и почти сотня французов решили идти на юго-запад. По дороге к ним присоединились еще почти сотня таких же бродяг из остатков разбитых полков. Всего лишь пара стычек с уланами и их отряд присоединился к полку Пятой армии. Войска отступали, временами останавливаясь на подходящих позициях частью сил и давая бой преследующим германским войскам. Основные силы армии поспешно отходили к Марне. Германцы неустанно преследовали, пытаясь навязать решительное сражение. Ходили слухи, что англичане, прижатые к морю, окончательно решили выйти из войны. Потом пошли разговоры о использовании ими против наступающих германских войск удушающих газов. По этим же слухам, германцы остановили наступление на левом фланге фронта и теперь обхода слева можно не опасаться. Тем более, что там якобы формировалась из территориальных войск новая, Девятая армия. Которая перейдет в наступление совместно с англичанами.

Но отступление все продолжалось, боеприпасов подвозили все меньше, а врагов становилось все больше. Поскольку стало ясно, что устойчивой линии фронта на Марне организовать не удастся, командование приказало считать крайней линией отхода реку Сена и Париж. Правительство в полном составе и совершеннейшем порядке покинуло столицу, переехав в Бордо. Возглавивший оборону Парижа «герой Мадагаскара» генерал Галлиени получил приказ обороняться «до предела». Но обороняться, как оказалось, было нечем.

Часть войск Пятой армии, среди которых оказался и полк с влившейся в него ротой «аррасцев», отрезали от остального фронта германские кавалеристы и посаженные на автомобили и повозки егеря. Поговаривали, что вместе с германцами воюют и русские казаки. Но лично Жан-Пьеру русских видеть не приходилось.

Окружение морально надломило большинство солдат. Целые батальоны покорно складывали оружие перед взводом улан. Ломбаль и еще несколько его сослуживцев решили пробираться в осажденный, но, по слухам, не сдающийся Париж. В одной из деревень они обменяли часть оружия и небольшое количество франков на гражданские костюмы. Чтобы еще больше походить на обычных беженцев, часть спутников Ломбаля достала разными путями какие-то тачки, кофры и чемоданы. Но идти решили отдельно, резонно опасаясь, что большая группа молодых мужчин быстрее привлечет внимание германских кавалеристов.

О том, как ему удалось пробраться в столицу, Жан-Пьер вспоминать не хотел. Хорошо еще, что удалось не только сохранить, но и немного преумножить свои капиталы. На найденном трупе беженца он обнаружил почти тысячу франков. Только поэтому сейчас он не только не выглядел бродягой, но и смог снять мансарду неподалеку от площади.

Неожиданно сменившаяся музыка отвлекла бывшего капитана от воспоминаний. Из-под Триумфальной арки под смутно знакомый ему марш шла рота в русской униформе. Фуражки, лихо сдвинутые набок, чубы, усы щеточкой. И все одного роста и с одинаковыми фигурами и лицами повторяющие, словно куклы одного и того же мастера, идущего впереди строя офицера.

- Русские… Предатели, - расслышал Ломбаль шепот кого-то из стоящих рядом. Подумал, что если русские предатели, то англичане и собственно французские правители нисколько не лучше. Расстроившись, он не стал досматривать прохождение конных пулеметных повозок и следующих за ними орудийных расчетов. Развернулся и не обращая ни на что внимания, прошел сквозь толпу расступающихся перед зевак. И двинулся по улице, снова погрузившись в неприятные воспоминания. Пока он, изображая натурального клошара[9] и прячась от германских патрулей добирался до Парижа, столица просто сдалась.

«Конечно, одна кадровая дивизия, бригада морских стрелков и десяток батальонов Национальной Гвардии – не те силы, которыми можно долго оборонять крепость с периметром обороны в сто сорок километров. Но хотя бы некоторое время сопротивляться можно было! А эти предатели в штабе воспользовались ранением Галлиени во время очередной бомбардировки немецкого дирижабля и капитулировали», - погруженный в свои мысли Жан-Пьер даже не обратил внимания на встретившийся патруль. Впрочем, германцы просто переглянулись и пропустили прущего как бык прямо по тротуару француза. И лишь когда он отошел подальше, рассмеялись.

- Что, Вилли, понравилось смотреть, как француз расстроился, - спросил старший патруля, в чине фельдфебеля.

- Конечно, херр фельдфебель, - невольно приняв стойку «смирно» ответил самый молодой из солдат.

- Ничего, Вилли, мы его еще встретим. Причем расстроенного еще сильнее, когда наш Кайзер приедет, - заржал третий солдат, судя по тому, как он себя вел и разговаривал со старшим патруля, ветеран. – Если только его удар не хватит…

И троица, продолжая смеяться, пошагала дальше, не обращая внимания на неприязненные взгляды редких прохожих.

Великобритания. Германия. Северное море. Конец июля 1911 г.

К исходу второго года войны положение Британской империи назвать просто трудным не решился бы и самый большой оптимист. На морских коммуникациях, этих нервных путях империи, вовсю пиратствовали целые эскадры русских и германских крейсеров, от линейных до вспомогательных. Введение системы конвоев, сопровождаемых броненосцами и крейсерами, помогло, но недостаточно. Из-за этого промышленность получала мало ресурсов, а население и армия - продовольствия и прочих жизненно необходимых товаров. Были введены даже нормы снабжения и карточки. Эвакуировать с континента удалось пока немногим больше половины отправленных туда войск, причем практически без лошадей, артиллерии и обозов. Нет, бои во Франции еще продолжались. Германские войска, усиленные бывшими австрийскими частями, и немногочисленные русские полки теснили сопротивлявшиеся остатки английских экспедиционных войск и французской армии. Но любому, самому далекому от военных знаний наблюдателю уже было ясно, что это агония. Один, максимум два месяца – и французы окончательно сдадутся. Причем, по сведениям разведки, пока не озвученным в газетах, с каждой неделей все больше германских войск обосновывалось на побережье, явно готовясь к большой десантной операции. Не добавляло оптимизма и появление во французском Бресте частей русской морской пехоты, уже получившей опыт высадки в Турции.

Если же добавить к этому налеты русских и немецких дирижаблей на порты, железные дороги, заводы и позиции береговой артиллерии. А также набеги германских линейных крейсеров, обстреливающих побережье острова… Нервирующие публику, а если признать честно, то и правительство вместе с военными. То предсказать будущие действия континенталов было совсем нетрудно, даже без всяких модных спиритических сеансов.

Для отпора будущему десанту делалось все возможное и невозможное. Из арсеналов доставали хранившееся там со времен Восточной войны[10] оружие, в строй ставили всех, способных его держать. На верфях днем и ночью шла напряженная работа. Благодаря ей, а также негласной помощи кузенов из Америки, в составе Гранд Флита имелось уже два боеготовых линейных крейсера и тринадцать линкоров-дредноутов. Противники, по подсчетам разведки, могли выставить против них не более трех-четырех линейных крейсеров, уступающих по вооружению английским «кошкам», и те же тринадцать линкоров[11]. В результате обсуждения сложившейся ситуации командующий Гранд Флитом адмирал Каллаген принял план, разработанный в штабе под руководством адмирала Джелллико. Решено было что, как только немцы вновь совершат набег на британские берега, линейные крейсера «Лайон» и «Тайгер» и тяжелый крейсер «Канада» перехватят их и свяжут боем. После чего подоспевшие линкоры добьют крейсера неприятеля. Если же к на помощь линейным крейсерам подойдут линкоры Хохзеефлотте, то Гранд Флит примет бой и с ними. В результате резко ослабленному немецкому флоту станет не до десантов. И тогда у Британии появится время и возможности втянуть в войну американцев. Но как оказалось, почти такой же план приняло и командование флотов Континентальной Коалиции. А если двое решили серьезно подраться – то что им может в этом помешать? Только погода или непредвиденная случайность. Однако в этот раз случайность была как раз на стороне желающих битвы…

На английском патрульном дирижабле R-2, уже несколько часов болтавшемся в небе над Северным морем около Вильгельмсхафена, дымы идущих на крейсерской скорости германских кораблей заметили и подлетели поближе. Различив три больших, кажется, линейных и несколько легких крейсеров и эсминцев, идущих курсом явно на Британские острова, передали об этом сообщение по радио.

Радиограмма, полученная в Розайте и немедленно переданная в Лондон и Скапа-Флоу, запустила цепочку приказов. Ждавшие только приказа на выход в море, корабли один за другим покидали гавани. Первыми, как и планировалось, вышли крейсера из Розайта. Вслед за ними, но уже из Скапа-Флоу, потянулись британские линкоры. Впереди каждого из отрядов шли тройки новейших легких скаутов – крейсеров-разведчиков.

R-2 успел еще передать, что обнаружил эскадру из девяти больших кораблей, похоже – линкоров, идущих вслед за первым отрядом. А потом сообщил, что вступает в бой с германским дирижаблем… и замолчал.

Но два великих флота могли еще не встретиться, так как точных данных о курсе и местонахождении противника у их командующих не было. Но около двух часов пополудни, впередсмотрящий на британском скауте «Глазго» заметил широкую полосу бурого дыма. Прибавив скорость, двинулся в его сторону. На поверку выяснилось, что дымит небольшой датский пароход «Лоссен», медленно дрейфующий по течению.

Любое нейтральное судно, находящееся в зоне боевых действий, подлежало досмотру на предмет военной контрабанды или разведывательной деятельности. Поэтому капитан «Глазго» приказал взять курс к подозрительному пароходу. Дистанция была около восьмидесяти кабельтов и легкий туман мешал наблюдателям англичан следить за «нейтралом». Но глазастый сигнальщик разглядел, что над загроможденной ящиками палубой купца торчит лишняя мачта. Выслушав доклад, вахтенный офицер удивился и уточнил у матроса, не померещилось ему. Но пока он уточнял донесение, на горизонте показались новые дымы. А из-за высокого борта датского судна выскочил стремительный темный силуэт крупного миноносца. И понесся навстречу крейсеру. Как выяснилось позднее, за несколько минут до обнаружения британцами, пароход встретили немцы, которые и начали его досматривать.

Теперь, бросив неудачливого купца, они устремились в атаку на «Глазго». Менее, чем через полчаса, английский скаут сошелся в артиллерийской перестрелке с миноносцем G.137, к которому через четверть часа присоединился бронепалубный крейсер «Майнц». Вторым залпом германские артиллеристы крейсера сумели попасть пятнадцатисантиметровым снарядом под основание командирского мостика. К счастью офицеров «Глазго», снаряд не взорвался.

Злосчастный же «Лоссен», воспользовавшись моментом, понемногу поднял пары. И сначала потихоньку, а потом все быстрее побежал подальше от увлеченных перестрелкой друг с другом противников. И никто из его экипажа не догадывался в это момент, что стал свидетелем начала великого морского сражения…

На призыв разведчиков с обоих сторон устремились авангарды, а за ними и основные силы флотов.

Первыми вступили в бой легкие крейсера- разведчики. Английские скауты и германские бронепалубники стремились прорваться сквозь завесу дозоров к боевым порядкам противника, чтобы уточнить состав и развертывание сил. После же этого они должны были отступить, заманивая легкие силы противника под огонь основных, сильнейших боевых кораблей. Одинаковые задачи и похожая тактика привели к тому, что короткая перестрелка на контргалсах закончилась практически безрезультатно. Несколько некритичных для продолжения боя попаданий друг в друга, убитые и раненые в экипажах… и на этом все закончилось.

Северное море [12] . Недалеко от пролива Скагеррак. Конец июля 1911 г.

Пока разведчики пробовали друг друга «на зубок» к полю боя подтянулись линейные и тяжелые крейсера. Первыми заметили и опознали неприятеля сигнальщики линейного крейсера «Лютцов», флагманского корабля контр-адмирала Ингеноля. На британских линейных крейсерах разобрались с ситуацией на четверть часа позже. К этому времени Ингеноль уже развернул свои крейсера на курс отхода к основным силам. Корабли последовательно повернули и строем пеленга не спеша уходили к своим линкорам. Англичане начали преследование, увеличив скорость до полной и также перестроившись в пеленг. Орудия противников, заряженные «в виду неприятеля», пока молчали.

Наконец расстояние между кораблями сократилось до семидесяти кабельтов и Ингеноль приказал открыть огонь. Каждый из германских крейсеров выбрал себе противника. «Лютцов» должен был стрелять по «Лайону», «Мольтке» достался «Тайгер», а везучему «Гебену» - самый легкий из противников, «Канада», вооруженный всего лишь восьмидюймовыми орудиями. На пару минут раньше приказ на открытие огня дал и коммодор Битти. Англичане дали залп, а через несколько секунд прогремели ответные выстрелы.

Низкие, покрашенные в бледно-серый цвет, линейные крейсера Ингеноля было плохо различимы, сливаясь с легкой дымкой на юго-востоке. В западном направлении, при имеющейся идеальной видимости, высокобортные британцы отлично различались в прицелы противника. Тем более, что цейсовская оптика немцев была лучшей в мире. Поэтому первыми добились попадания в своих противников немцы. Двенадцатидюймовые снаряды «Мольтке» взорвались на полубаке «Тайгера», разворотив один из казематов и сорвав крышу с первой башни главного калибра. Невезучий англичанин едва не взлетел на воздух от взрыва собственного боезапаса. «Лютцов» также удачно попал в «Лайон», уничтожив несколько противоминных орудий и заклинив вторую башню главного калибра. Однако «Тайгер» быстро отомстил своему обидчику. Два снаряда калибром в тринадцать с половиной дюймов взорвались в генераторном отсеке, лишив часть систем корабля электроэнергии. Третий такой же снаряд попал в башню. Снаряды и заряд в системе подачи тотчас же вспыхнули. Только поспешное затопление подбашенных отсеков спасло «Мольтке» от обширного пожара.

Слишком быстро сократив дистанцию, которая уже упала до шестидесяти кабельтов, британцы сами поставили себя в невыгодную ситуацию. Имеющие более крупнокалиберные и дальнобойные орудия и менее толстую броню, английские линейные крейсера, не говоря уже о более слабо вооруженном тяжелом крейсере, на такой дистанции потеряли все свои преимущества. За что и поплатились довольно быстро.

Двенадцатидюймовый снаряд «Лютцова» вскрыл вторую башню главного калибра корабля Битти. Расчет башни оказался уничтожен почти полностью, загорелись заряды пороха в башне и трубе подачи. «Лайон» избежал гибели только благодаря мужеству командира башни Э. Харви. Он приказал перекрыть люки из подбашенного отделения в рабочее и заливать горящий порох водой. Взрыва не произошло, но огонь, к тому времени перекинувшийся на снаряды, потушить не удалось. Над башней взвился семидесятиметровый столб пламени. Все, кто выжил при попадании, погибли в огне. Но корабль уцелел и даже не покинул боевой линии, ведя огонь из уцелевших орудий.

Хуже всего пришлось «Канаде». Не причинив противнику практически никакого вреда, он продержался под огнем двенадцатидюймовок «Гебена» не более трети часа. После чего резко вывалился из строя, теряя управление, и несколько секунд двигался вперед с сильным дифферентом на корму. Потом из-под носовых башен вверх вырвались струи ярко-желтого пламени. И крейсер исчез из виду в облаке черного дыма. И так и исчез за этим прикрытием в пучине моря.

«Мольтке» и «Гебен» сосредоточили огонь на «Тайгере», который пытался уйти из-под обстрела коордонатом влево и затем вправо. Он даже смог попасть в кормовую башню «Гебена», повредив оба орудийных ствола. И несколько раз попал в «Мольтке» разнеся ему полубак. Но под огнем двух крейсеров британский корабль начал быстро терять боеспособность и через четверть часа загорелся. А затем перед глазами сражающихся вновь пронеслась картина локального апокалипсиса. Невероятно высокий столб огня, взлетевший в небо гриб черного дыма, оглушительный грохот нескольких взрывов, слившихся в один… И только волны с разливавшимся на их поверхности нефтяным пятном напоминали, что где-то здесь несколько мгновений назад вел бой корабль Его Величества.

Оставшийся в одиночестве «Лайон» развернулся и начал отход к показавшимся на северо-востоке дымам главных сил. Прикрывая его, на германские линейные крейсера бросились английские эсминцы, лидируемые эсминцем «Свифт». Германцы отражали их атаку огнем из орудий среднего и противоминного калибров. Навстречу атакующим британцам бросились германские миноносцы во главе с легким крейсером «Регенсбург». Но эсминцу «Зулу», оправдавшему свое название, данное в честь воинственного африканского племени, удалось подобраться к «Мольтке» на дистанцию залпа. И всадить в поврежденный артиллерийским огнем корабль две торпеды. Если бы это были новейшие двадцатиоднодюймовые торпеды, то скорее всего крейсер не спасла бы и хваленая живучесть германских кораблей. Но они были старого образца. Поэтому поврежденный «Мольтке» всего лишь вышел из боя и на несерьезных десяти узлах отправился к ближайшему порту в сопровождении двух миноносцев.

Тем временем на поле боя вышли основные силы противников. С северо-запада одной длинной колонной шли все тринадцать линкоров Гранд Флита. А с юга им навстречу тянулась колонна из девяти германских линкоров во главе с флагманом Генриха Прусского, линкором «Нассау». Точнее во главе колонны шел корабль командующего авангардом контр-адмирала Шеера, а флагман флота находился в середине колонны. Гросс-адмирал вполне полагался на командные качества Рейнхарда Шеера и подготовку команд линкоров типа «Остфрисланд». Чуть позади германских линкоров, восточнее главной колонны, шла четверка русских кораблей, не замеченная первоначально английскими наблюдателями.

Несмотря на два года боевых действий, адмиралы противостоящих флотов продолжали действовать практически по шаблону. Две линии бронированных гигантов сближались, причем англичане забирали слегка влево. Авангард их колонны, новейшие линкоры типа «Беллерофон» даже прибавили скорость до двадцати узлов. Неторопливо отрываясь от основной колонны и приняв вместо колонны строй, слегка вогнутый по направлению к неприятелю, они открыли сосредоточенный огонь по линейным крейсерам Ингеноля и авангардным кораблям Шеера. Приняв влево, британский флот терял возможность отсечь германцев от их берегов. Но при таком маневре дистанцию боя диктовали англичане, а не прорывающиеся домой немцы.

Казалось, расчет Джорджа Каллагэна вполне оправдывается. Через полчаса боя избитый до потери боеспособности, имеющий сильный дифферент на нос «Лютцов» вышел из боевой линии. На шкафуте корабля полыхал пожар. Орудия молчали, системы управления огнем не действовали, начала выходить из строя энергетика. Он еще мог держать пятнадцатиузловой ход, но ни выполнять флагманские обязанности, ни вести бой был уже не в состоянии. «Гебен» выглядел не лучше. Получив не менее двух десятков попаданий снарядами разных калибров, в том числе полдюжины тринадцатисполовинойдюймовых «подарков» от «Лайона», корабль горел. Стреляли всего два орудия главного калибра. В носовой части левого борта, около клюза, взрывом вырвало плиту главного броневого пояса. При каждом подъеме носом на волну в эту пробоину Ниагарским водопадом вливались потоки воды. Однако корабль упорно держался в строю, отвлекая на себя огонь англичан.

Германские линкоры огрызались изо всех орудий. Сосредоточив огонь двух из четырех авангардных линкоров, не считая линейных крейсеров, на идущем во главе колонны «Лайоне» они быстро сделали из него небоеспособную мишень. Девятидюймовая броня не выдержала ударов двенадцатидюймовых снарядов крупповских орудий. Корабль получил несколько тяжелых повреждений и вышел из боя. Заглядывая вперед, надо отметить, что до спасительного берега он так и не добрался, затонув на полпути. Большую часть экипажа удалось спасти, приняв на борт эскортирующих его эсминцев и легкого крейсера «Сапфир».

Продолжая отстреливаться от наседающей колонны англичан, десять германских кораблей сделали поворот «все вдруг» и начали отходить. Обе колонны держали скорость в восемнадцать узлов и Каллагэн уже готов был бросить вперед более скоростные «Беллерофоны» и «Кинг Эдуарды». Бросив сковывающие его своим малым ходом концевые дредноуты. Но в этот момент, вынырнув из очередной полосы тумана, англичан атаковали русские линкоры, до этого принимаемые британскими наблюдателями за прячущиеся за строем дредноутов крейсера. Четверка русских бронированных гигантов, предводительствующая старым, но имеющим хорошо подготовленный экипаж «Ингерманландом», обрушилась на хвост колонн. В котором шли два полученных из Соединенных Штатов в обмен на военные базы в Америке, первых американских линкора. «Ринаун» и «Центурион», ранее называвшиеся «Мичиган» и «Айдахо», имели самую низкую скорость и самое слабое вооружение из всех линкоров Гранд Флита. К тому же, несмотря на наличие в экипаже американских «добровольцев» - наемников, слабо освоены своими командами. Поэтому ответный огонь отстреливающихся британцев оказался неэффективным. Куда опаснее оказался обстрел идущего передним мателотом перед ними бывшего флагмана флота – «Дредноута». Получившие по восемь-десять попаданий двенадцатидюймовыми снарядами, «американцы» окончательно снизили ход до пятнадцати узлов. Кроме того, они лишились от четверти до половины орудий главного калибра и части противоминной артиллерии. «Ингерманланд», словивший пару снарядов от «Дредноута», потерял разбитой башню «Веди» и одно из казематных орудий.

Несмотря на малый ход поврежденных линкоров, добивать их русские не стали. Возможно, русские решили, что продолжение боя чревато схваткой с разворачивающимися в их сторону линкорами британцев. И не стали рисковать. А может быть, англичан спас близкий приход ночи.

Солнце садилось за водную гладь, раскаленным красным шаром на фоне дымов горящих кораблей. День заканчивался и казалось, короткая летняя ночь положит конец затянувшейся бойне. Но планы сторон еще не воплотились полностью…

Северное море. У пролива Скагеррак. Конец июля 1911 г.

Наступила ночь, время миноносцев и торпедных атак…

Адмирал Каллагэн, опасаясь дальнейших потерь, планировал отойти к своим портам под прикрытием легких сил. Которым поставил задачу на чистую оборону. Поэтому все торпедные атаки британских эсминцев оказывались их чистой инициативой. Русско-германские миноносцы наоборот, получили приказы на самостоятельный поиск и атаки неприятеля. А линейные силы должны были обойти район сражения по большой дуге, чтобы уклониться от атак миноносцев англичан.

Одиннадцать оставшихся в строю британских линкоров, перестроившись в три колонны, уходили на полной скорости к своим берегам. А в оставшемся за кормой районе вспыхивали короткие ожесточенные схватки.

Первыми, сразу после наступления темноты, в бою сошлись легкий английский крейсер «Скимитар», одиннадцатая флотилия эсминцев и три германских крейсера-разведчика «Любек», «Гамбург», «Бремен». Артиллерийская перестрелка и пуски торпед закончились практически вничью. Поврежденные «Скимитар», «Гамбург» и пара британских эсминцев ничего принципиально не меняли в раскладе сил. Однако и немцы, и британцы, разойдясь, доложили командованию о потоплении крейсеров противника.

Как только закончилась эта схватка, из темноты навстречу русским линкорам вынырнул черный призрак одинокого корабля. Это был восстановивший ход до семнадцати узлов «Ринаун». Приняв попавшиеся навстречу силуэты за своих, «Ринаун» просигналил лучом фонаря Ратьера свой позывной. В ответ вспыхнули разом несколько боевых прожекторов, выхватив из мрака силуэт линейного корабля. И на ослепленных англичан градом обрушились снаряды всех калибров. За несколько минут крупный корабль был превращен в пылающий остров искореженного металла. Лейтенант Николай Маштаков с «Гангута» вспоминал потом, что, когда остов неприятельского корабля проносило течением мимо «Гангута», всех поразил золотисто-красный цвет надстроек, раскаленных внутренним пожаром…

Пока русские линкоры расстреливали «Ринауна», отставший от него «Центурион» крался мимо в полной темноте. Наблюдатели на нем видели гибель систершипа и даже опознали в отсветах пламени линкор «Сисой Великий». Но рассказать о своих наблюдениях им было не суждено. Через час на них наткнулся рыскавший в поисках неприятеля отряд германских больших миноносцев. И немедленно перешел в атаку, считая, что в этом квадрате никого, кроме противников нет. Но к несчастью, к «Центуриону» приближался отставший от своего отряда легкий крейсер «Данциг». Поддержав своего невольного соратника, которого атаковали «британцы», огнем, «Данциг» уничтожил эсминец S.138 и повредил S.141. В ответ ему в борт попали три торпеды, отчего крейсер затонул через три четверти часа. Впрочем, британский корабль это не спасло. Потеряв еще миноносец S.148, германцы всадили в «Центурион» шесть исправно взорвавшихся торпед. Агония поврежденного линкора была недолгой. Подобрав пару моряков с английского корабля и десятка три немецких матросов с затонувших миноносцев и крейсера, флотилия вышла из боя.

Большой миноносец G.132 совместно со своей флотилией, учитывая сравнительно небольшую максимальную скорость входящих в нее миноносцев, выдвинулся на перехват англичан заранее и по другому курсу, чем остальные отряды. И неожиданно обнаружил подходящие сзади крупные тени-силуэты, похожие на линкоры. Причем один из них кажется выдал что-то вроде сигнала ратьером. В ответ на это командир G.132 приказал ответить своим позывным, полагая, что здесь им могут встретиться только германские или русские корабли. Но это оказались линкоры Каллагэна. Осветив германцев лучами прожекторов, они открыли ураганный огонь из всех способных стрелять орудий. Британцы сразу потопили неосторожный миноносец G.132 и принялись расстреливать миноносцы его флотилии. Германцы растерялись и миноносец G.135, с поврежденным попаданием трехдюймового снаряда рулем столкнулся с миноносцем S.125, а в образовавшуюся «кучу малу» врезался и миноносец S.128. Однако в этой суматохе нашлись способные сориентироваться командиры. Их миноносцы атаковали противника, стремясь торпедировать хотя бы кого-нибудь.

На миноносце S.126 заметили, что расстояние до ближайшего англичанина позволяет выпустить торпеды и дали залп из всех трех аппаратов. Прозвучал один взрыв, но и миноносец получил повреждения и вынужденно вышел из боя. Торпедированный им «Нептун» вынужден был сбросить ход до пятнадцати узлов…

G.136 атаковал другой корабль, выпустив три торпеды. Но попаданий не было, а невредимый G.136 на полной скорости продолжил атаку. И неожиданно врезался носом прямо в бронированный борт неприятеля, стреляя из всех своих трех пушек. Один восьмидесятивосьмимиллиметровый снаряд попал точно в мостик линкора. При этом погиб командир корабля кэптен Артур Крейг и несколько членов экипажа. Линкор продолжал яростно отстреливаться, даже когда миноносец вонзился ему в борт. Пороховыми газами выстрела одного из стволов главного калибра на G.136 сбило и покалечило весь расчет восьмидесятивосьмимиллиметрового орудия, покорежило мостик и оторвало трубу. Тяжело раненый капитан-лейтенант Эрих Гренер успел скомандовать: «Полный назад». G.136, выдернув свой побитый форштевень из пробоины в борту линкора, растворился в ночной темноте. Забегая вперед, следует заметить, что покалеченный миноносец все же добрался до Гельголанда. А линкор «Орион» после столкновения еще мог держать ход в двенадцать узлов и благополучно добрался до Розайта.

Результатом этого столкновения, кроме повреждения двух линкоров, стала потеря колоннами линейных сил британцев своих соседей. В результате, держась в колоннах за своими мателотами, три поредевших отряда британских дредноутов шли раздельно друг от друга.

В остальных стычках между крейсерами и миноносцами двух флотов погибли по тройке эсминцев и больших миноносцев, а также крейсера «Форсайт» и «Мюнхен».

Три колонны британских линкоров шли всю ночь, больше так и не обнаруженные германскими миноносцами. Однако колонна, состоящая из линкоров «Дредноут», «Лорд Нельсон» и «Худ», под утро была обнаружена русскими эсминцами. Которые навели на нее русские линкоры. Начавшаяся перестрелка закончилось неожиданно быстро. В идущий последним мателотом «Худ» попало несколько снарядов из первого же залпа линкора «Гангут». В районе башни D возник гигантский фонтан огня. Через мгновение раздался мощный взрыв, разорвавший корабль пополам. Корма «Худа» моментально затонула. Носовая часть некоторое время держалась на воде, все больше задираясь вверх. Потом вдруг резко скользнула в воду и исчезла. Корму «Лорда Нельсона», идущего передним мателотом, буквально осыпало обломками. Еще через пару залпов русские прекратили огонь и вышли из боя. Сильно поврежденный «Дредноут» и потерявший треть орудий «Нельсон» с большим трудом добрались до Скапа-Флоу… Вот только без длительного ремонта выйти в море они уже не могли.

Как выяснилось позднее, русских вызвал на помощь германский командующий, рассчитывающий, что они успеют перехватить еще и пару линкоров - «Коллосус» и «Коллингвуд». Однако русские эти корабли так и не нашли, зато наткнулись на покалеченный «Нептун». Упорно сопротивлявшийся британец окончательно вывел из строя всю артиллерию «Ингерманланда» и сильно повредил «Андрей Первозванный». Но силы были неравные и примерно через полчаса боя британский линкор, горящий от носа до кормы, лег на правый борт. А затем перевернулся и затонул, унося с собой на дно всю команду.

В это же время девятка германский линкоров, ориентируясь по донесениям легкого крейсера «Штутгарт», вышла на идущие вместе линкоры «Кинг Эдуард VII», «Вэнгард», «Агамемнон» и «Темерер». И открыла по ним огонь. Четверка британцев, практически не пострадавшая в предыдущем бою, отвечала. Тем более, что до берегов метрополии оставалось не больше полутора часов хода и у английских экипажей была надежда отбиться и ускользнуть от противника. Но не повезло «Кинг Эдуарду», идущему мимо позиционного района подводной лодки U-29 под командой Ганса фон Швейтница[13]. Получив в борт две торпеды, линкор потерял ход. Отстреливающийся до последнего, постепенно погружающийся кормой в воду, корабль затонул через четверть часа.

За «Короля Эдуарда» отомстил «Вэнгард», протаранивший не успевшую сманеврировать лодку. Потерявший в результате перестрелки обе кормовые башни и половину противоминной артиллерии, линкор ушел от преследования вместе со своим мателотами, линкорами «Агамемнон» и «Темерер». Последний также не мог похвастаться отсутствием повреждений, но машины его работали исправно. Отстреливаясь из уцелевших орудий, британские линкоры отошли к берегам Англии. Преследовать беглецов германцы не решились, обнаружив впереди по курсу следы от перископов многочисленных английских подводных лодок.

Британская империя. Лондон. Букингемский дворец. Август 1911 г.

В якобы демократической и конституционной монархии Великобритании на деле не только не существует самой конституции как правого акта. В ее законах и государственных учреждениях таится множество запутанных и неожиданных для поклонников «английской демократии» пережитков самого дремучего дикого средневековья. Например, такого, как Его Величества Почтеннейший Тайный Совет. Который официально является чисто церемониальным органом, состоящим из советников Его Величества. Однако если попытаться разобраться в его реальных полномочиях, которые официально никем и никогда не отменялись… Окажется, что этот совет может законно заменить законодательные, исполнительные и судебные власти Британии. Без всяких военных переворотов и конституционных коллизий, только восстановив то, что в спокойное время просто не используется.

Но после тяжелейшего поражения флота, превзошедшего по своим последствиям не только поражение в сражении у Доггер-банки, но даже «Чатэмский позор»[14] семнадцатого века, короля «верноподданно попросили созвать его ближайших советников». По крайней мере, так озвучивали произошедшее в широко распространившихся среди всех слоев населения слухах. Георг V[15], в отличие от своего отца, не любил афишировать свое влияние на публичных политиков. Предпочитая играть на публику роль того самого идеального конституционного монарха, который «царствует, но не правит». Но на самом деле он воздействовал на министров и политиков через своих доверенных лиц, прежде всего через личного секретаря Артура Бриджа, кузена адмирала Луиса Маунтбетена и Уильяма Лайгона, седьмого эрла Бошампа. Именно Уильям рассказал своему преемнику на посту лорда-президента Тайного Совета достопочтенному Джону Морли, первому виконту Морли из Блэкберна, о неотложной необходимости созвать Совет «в связи с не имеющей прецедентов политической ситуацией».

Обычно на деловые, не церемониальные заседания Тайного Совета приходило не больше четырех-пяти человек, включая министра, которого рассматриваемый вопрос касался, и секретаря Совета. В данный момент присутствовало восемь человек, не считая короля. Кроме лорда-президента и секретаря Тайного Совета сэра Альмерика Фицроя, в библиотеке Букингемского дворца собрались: лорд-канцлер Ричард Холдейн, занимавшийся до занятия этой должности реорганизацией английской армии, недавно назначенный Первым морским лордом адмирал Маунтбеттен, министр иностранных дел сэр Эдвард Грей, премьер-министр Роберт Асквит, Уильям Лайгон, эрл Бошамп, член Тайного Совета и бывший его руководитель, и Первый лорд Адмиралтейства Уильям Черчилль.

После вступления лорда-президента, слово взял Георг V.

- Джентльмены, я хочу знать, что мы имеем и ваши предложения по выходу из сложившейся ситуации. Только кратко, джентльмены. Прошу, сэр Джон, ведите заседание

Первым Морли предложил высказаться Луису Маунтбеттену.

- Сир, джентльмены. Коротко – флот не сможет сдержать возможное вторжение. Половина броненосцев и крейсеров находится в охране конвоев, вторая половина стоит в послепоходном ремонте. Сражение у Скагеррака практически уничтожило наши линейные силы. В настоящее время мы можем рассчитывать, после краткосрочного ремонта, на два линкора. Все остальные уцелевшие корабли нуждаются в ремонте сроком от месяца до полугода. Но и после окончания ремонтных работ линейные силы будут иметь вдвое меньше дредноутов, чем у противника. Полагаю, Ваше Величество, нам необходимо запросить условия мира.

- А что скажете вы, сэр Ричард? – обратился к Холдейну король.

- Сир, испокон века наша старая добрая Англия защищала весь цивилизованный мир от натиска агрессивного варварства! Это наш крест, сир, наша доля, и мы обязаны нести ее по воле Господа! Я уверен, что армия исполнит свой долг и на это раз. Больших сил германцы и русские выделять не смогут, пока держится Франция. Нового Гастингса[16] не будет, сир, даже если флот не сможет остановить вторжение.

- Но, сир, джентльмены, - вступил в разговор Уильям Лайгон-Бошамп. – Расчет на сопротивление Франции мне кажется ошибочным. Французы уже сдали столицу. Что мешает им заключить мир с Континентальной Коалицией? Что скажете, сэр Грей?

- Сир, джентльмены, - Эдуард Грей выглядел печально, - перед заседанием я получил известие от нашего посла. Германцы взяли город Либурн, неподалеку от Бордо. Правительство Франции выехало, по некоторым данным, в Тулузу, по другим – в Марсель. Руководство страной фактически утеряно.

- Сир, это как раз то, о чем я предупреждал, - заметил Лайгон.

- Разрешите, сир, сэр Джон? – вступил в разговор Черчилль. – Ваше Величество, джентльмены! Мы не можем заключить мир сейчас. Мы обязаны использовать все шансы для сопротивления. Иначе, желая избежать тягот войны, мы получим позор и получим новую войну. Да, на этом пути нам предстоят суровые испытания. Перед нами много долгих месяцев борьбы и страданий. Вы меня спросите, каков же наш политический курс? Я отвечу: вести войну на море, суше и в воздухе, со всей мощью и силой, какую дает нам Бог. Прошу вас, Ваше Величество. Прошу вас, джентльмены.

- Сир, красивые слова не заменят пушек и снарядов, денег и пороха, - презрительно разглядывая Черчилля, заметил Маунтбеттен. – Заключив мир сейчас, пока мы еще выглядим достаточно сильными, мы можем сохранить свою страну. Уберечь свои основные колонии, в первую очередь Индию. Сохраним доминионы. И будем готовить реванш, сир. Рано или поздно мы отомстим. И русским, и гуннам, и даже предателям-кузенам. А месть, сир, месть, джентльмены, это блюдо, которое следует подавать холодным. И готовить его надо с холодной головой и спокойным сердцем.

Маунтбеттена поддержал Асквит, доложивший, кроме всего прочего, что экономика метрополии находится на грани коллапса из-за трудностей с доставкой сырья и продовольствия. Однако ему дружно возразили Холдейн, Черчилль и Морли. В качестве аргумента они привели заинтересованность в сохранении Британии, которую выразили часть американских бизнесменов. И возможность договориться о их поддержке.

Но окончательно решение в этот день так и не было принято. Однако Его Величество после окончания заседания попросил задержаться министра иностранных дел Грея.

А еще через пару дней, но новом заседании, когда Грей зачитал полученные через посредников русско-германские предложения, Тайный Совет решил начать мирные переговоры. Тем более, что к этому времени стало известно о капитуляции французов и новом тяжелом поражении японцев. К тому же, переданные предложения сопровождались предупреждением, что Германия и Россия рассматривают возможность объявления полной блокады Британии и неограниченной подводной войны, даже несмотря на недовольство Северо-Американских Соединенных Штатов.

Из газет:

«Сообщают из Нью-Йорка: губернатор штата Нью-Джерси Вудро Вильсон заявил на званом обеде об идущей в настоящее время войне: "Все ищут и не находят причину, по которой началась война. Их поиски тщетны, причину эту они не найдут. Война началась не по какой-то одной причине,война началась по всем причинам сразу"…».

«Петербургскiя вѣдомости» 05.06.1911 г.

«Купеческая Москва потеряла одну из своих видных и ярких представительниц, Марию Федоровну, которая после смерти своего мужа, Т.С. Морозова, энергично продолжала вести все его огромные торговые и промышленные дела и стояла во главе крупной русской мануфактуры "Савва Морозов и сын". [...]Состояние, которое она оставила, оценивается на сумму до 50 миллионов. Главным наследником является сын покойной С.Т.Морозов».

«Московскiя вѣдомости» 18.07.1911 г.

«Из Константинополя сообщают: Закончено размежевание границы между российской территорией и болгарскими землями».

«Петербургскiя вѣдомости» 19.07.1911 г.

«Вчера в магазине Кочеткова, в Хрустальном пер., отравилась прилично одетая женщина. При ней найдено письмо: "Ваня, почему ты меня довел до смерти? Вчера ты выбросил меня из окна 2-го этажа, но злой рок не постиг меня. Теперь поднимай мой труп. Жестокий Ваня, ты очень жалеешь себя, а меня довел до последнего издыхания. Прощай. Настя." В больнице она назвалась А. О. Комиссаровой. …».

«Московскiя вѣдомости» 09.08.1911 г.

Примечания:

[1] Авторский произвол...

[2] Вооружение крейсера «Баян» после модернизации - 10 - 172,5/50 мм (именуются иногда 7-дюймовыми, иногда 68-линейными), 8 - 75/50 мм, 2-47 мм, 2 ТА 450 мм, 2 пулемета «Браунинг» 7,62 мм. Бронепалубный крейсер «Пик» (1893 г.) вооружен всего 2-152 мм и 6 -120 мм, а броненосный «Кент» (1903 г, бронепояс и казематы -4 дюйма) -14 -152 мм (оба – без учета противоминной 47-37 мм артиллерии)

[3] Напоминаю: субалтерн-офицер (субалтерн) - общее название младших офицеров роты, эскадрона, или батареи, подчиненных командиру соответствующего подразделения

[4] Соболятник – охотник на соболя. По рассказам – меткие стрелки, бьющие соболя пулей в глаз, чтобы не испортить шкурку. Синоним принятого в нашей реальности английского слова «снайпер», которое тоже происходило от наименования охотников на трудную дичь – птицу бекас

[5] Чемодан –жаргонное название снарядов тяжелых орудий. В нашей реальности появилось в Первую Мировую войну

[6] Первенство в применении самолетов поля боя (штурмовиков) принадлежит России. В нашей истории 1 августа 1915 г. 5 русских самолетов 31-го авиаотряда 3-й армии, содействуя атаке пехоты 1-й гвардейской дивизии, в нескольких заходах нанесли с высоты 30–50 м бомбоштурмовой удар по скоплению немецких войск, пытавшихся переправиться по наведенным мостам через р. Бугу местечка Влодава. Пулеметный огонь и бомбы внесли смятение в ряды противника и обеспечили успех атаки 1-й гвардейской дивизии

[7] Тихая сапа - способ отрытия траншеи, рва или тоннеля для приближения к укреплениям. Производилась со дна исходной траншеи без выхода копающих на поверхность

[8] В этой, как и в нашей реальности во время Первой Мировой войны – прозвище французского правительства, сбежавшего из Парижа в Бордо

[9] Клошар – французский бомж, нищий бродяга

[10] Название Крымской войны в Англии и Франции

[11] Гранд Флит : крейсера «Лайон» и «Тайгер» с 8-ю 343 мм орудиями, линкоры «Дредноут», «Кинг Эдуард VII», «Лорд Нельсон», «Худ», «Вэнгард», «Агамемнон», «Темерер», «Орион», «Колосус», «Нептун», «Коллингвуд» с 10-ю 305 мм, «Ринаун» и «Центурион» (тип «Мичиган») с 8-ю 305 мм орудиями. Кроме того – новый тяжелый крейсер «Канада» (тип «Бруклин», примерный аналог английским «доминионам») с 12-ю 203 мм орудиями.

Хохзеефлотте: крейсера «Мольтке», «Гебен», «Лютцов» - с 8-ю 305 мм орудиями, «Фон дер Танн» с 8-ю 283 мм (на самом деле крейсер заканчивал ремонт и модернизацию с целью повышения дальности плавания), линкоры «Нассау», «Вестфален», «Позен», «Гельголанд», «Рейнланд» с 12 283 мм орудиями, «Остфрисланд», «Тюринген», «Ольденбург», «Баден» с 10-ю 305 мм

Атлантическая эскадра Российского флота – линкоры «Ингерманланд», «Андрей Первозванный» с 8-ю 305 мм орудиями, «Гангут», «Сисой Великий» с 12-ю 305 мм

[12] В предыдущем и данном отрывках использованы материалы из описаний реального Ютландского сражения

[13] В нашей реальности погиб, командуя ПЛ U-13, в 1914 г.

[14] В результате набега эскадры де Рюйтера во время второй англо-голландской войны 1667 года, англичане потеряли 8 линкоров, 6 фрегатов и 1 пинас. Ройал Неви лишился четырех из пяти самых сильных своих кораблей. По словам Эввелина присутствие голландцев в устье Темзы было «жутким спектаклем, позор которого никогда не будет смыт». В английском парламенте охарактеризовали Чатэмский рейд как «позор нации».

[15] В первый же год войны, чтобы подчеркнуть свой патриотизм, Георг объявил о смене королевской фамилии с немецкой Саксен-Кобург-Гота на английскую Виндзор. Также ближайшие родственники короля из числа немцев поменяли свои фамилии на английские. Его кузен Людвиг Баттенберг стал маркизом Милфорд-Хэвеном, а шурин герцог Тек - маркизом Кембриджем

[16] В битве при Гастингсе высадившиеся в Англии нормандские войска герцога Вильгельма разбили англо-саксонскую армию. После этого разгрома вся Англия была подчинена нормандской династии.