Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя

Глава 21

Там же. Сидор Громов.

— Все назад, — превращая пальцы правой руки в острые кривые

когти, а левую кисть в длинное метра полтора лезвие рычит командир. — Назад, живо!

Шипение из жутковатого здания нарастает и когда начинает резать уши, вдруг стихает. Из темноты доносятся шаркающие шаги, бессвязное бормотание. На свет показывается старик, глядя на нас охает, качает головой, двигается вперёд…

— Свят-свят-свят, — увидев то что вышло крестится Влад.

А вышло нечто по-настоящему страшное. Человеческая голова, на непропорционально длинной и подвижной шее. Шея на большом и раздутом теле покрытом шипастым панцирем. Длинные мускулистые руки с неестественно длинными пальцами. Мощный покрытый чешуёй хвост.

— Приветствую вас, души заблудшие, — нараспев басом произносит нечто. — Никак помолиться ко мне пожаловали. Правильно…

— На хер иди, чудище, — закрывая собой маршала мотает головой Ваня. — Чудище.

— Благославлённый, — поправляет его нечто. — Посмотрите на меня, разве я не прекрасен? Силён, быстр, практически бессмертен. Новые хозяева сделали меня лучше, приблизили к себе. Дали настоящую веру. Кем я был раньше и кто я сейчас…

— Урод, — глядя на светящийся в руке кристалл улыбается командир. — Смотреть противно.

— Ну-ну, это лишнее. Да и оскорбления на меня не подействуют. Р-р-рах!

Чудище с хрустом выпрямляется, пластины панциря расходятся, из плеч выдвигается вверх огромная зубастая пасть, проглатывает человеческую голову, рыча скалится…

— Вот именно поэтому я и тороплюсь, — глянув на маршала кивает Влад. — А вы…

Договорить командир не успевает. На сцене появляется новое действующее лицо, то есть морда. Огромное, отдалённо похожее на лысую гориллу, оно влетает на поляну, подпрыгивает, и обрушивает удар двух рук на голову чудища. Тут же хватает, перебрасывает через себя, подпрыгивает и выставив локоть падает им на пузо чудища. Откатывается, заревев бьёт ручищами по земле, и рвётся в бой.

Вставшее чудище, получая сокрушительные удары от гориллы, пытается отмахиваться. И даже попадает, но натиск так силён, что помогает это слабо. Горилла оглушительно рыча, просто крушит монстра. Ломает ему лапы, отрывает пластины панциря. Наконец валит чудовище, хватается за челюсти и с треском разрывает ему пасть. Но на этом не останавливается, запускает руку внутрь, выдёргивает изуродованное человеческое тело. Хватает его за ногу, и встав трясёт и мотает как тряпку.

— Хм, что-то вроде пилота, — хмурясь выдаёт командир. — Биоскафандр. А тело изменено. Подозреваю, что это новая модель сборщика. Судя потому что тощий и длинный — да. Но мозги имеются. Скафандр… Наверное может наращивать на себе биомассу. Как? Очень интересно.

Наступает гробовая тишина, нарушаемая только какими-то щелчками. Смотря на гориллу и понимая что к нам она никакой агрессии не проявляет. Да и командир спокоен. Пытаясь понять откуда щелчки, опускаю голову и вижу что это я. Я стою, и машинально нажимаю на спусковой крючок ППШ. Ваня делает точно также, маршал жмёт на крючок пистолета.

— Нда, — качает головой командир. — Да не жмите, вы. Не сработает. Я всм механизмы заклинил.

— Нахрена?! — кричит Быстрицкий.

— Чтоб в меня не стреляли, — знакомым голосом говорит горилла и тут же…

Она начинает разваливаться. Куски мяса, кожа, костяные пластины, всё это отваливается и растекается лужами сукровицы. Нам же является голая, но очень довольная испачканная кровью Ритка. Которая сначала прикрывается руками, потом… Форма на ней просто вырастает.

— Молодец, — кивает командир.

— Нестерова, ты меня до инфаркта доведёшь, — пытаясь убрать пистолет в кобуру, что получается не с первого раза ворчит Быстрицкий. — Предупредить нельзя?

— Некогда, товарищ маршал, — улыбается комроты. — Я за вами пошла, мы там кое-что интересное нашли. А вы тут… Ну вот, я и решила помочь. И силы свои испытать. Взяла образ Конга, добавила Библиотекаря. Получилось же. Вань, рот закрой, ворона залетит.

— Молодец, — счастливо улыбается командир. — А что интересного?

— Вам самим лучше посмотреть, — хмурится Ритка.

Пока командир, явившаяся с Лазаревым и Лариской Серафина, осматривают жуткое здание, возвращаемся назад. В штаб, где уже почти всё командование и бледный Савин трясёт стопкой документов и силится что-то сказать. Но не может, пока на него Быстрицкий не рявкает. И тут…

Из найденных документов, которые по причине паники не уничтожили, становится понятно, что нацистские подонки, совсем озверели. По их планам, нас надо уничтожать. Всех. Подчистую. У руководства сидевших здесь войск, прямой и чёткий приказ за номером триста семьдесят два — при невозможности дальнейшего удержания позиций, отступающие нацисты должны зачистить гражданское население. Всех, даже полицаев. Потому что они всё равно биологический мусор и тратить на них время нецелесообразно. Население же, дети и женщины… Одни вырастут и пойдут воевать, другие нарожают новых недолюдей.

— Твари, — кривится Маршал. — Ну и твари. Так! Вася, собирай документы, в Свердловск отправим. Пусть в ставке оценят. Громов, раз уж ты сегодня в пехоте, собери мне три роты. Пойдём в лагерь. Нестерова, найди Горчакова, остаётся за меня и беги за Константиновым.

— Я выше по званию, — возмущается полковник Березин. — Я могу остаться.

— А ты, щенок, сиди и не отсвечивай, — рычит маршал. — Выше он, по званию. Доверие к тебе нет, заслужить его надо. Горчакову не только я, но и солдаты доверяют. А тебе? Они же тебя порвут. Сиди ровно, узнаю что вякал, пропадёшь. Чего сидим? Вперёд, выполнять.

Только выхожу из штаба и подзываю к себе знакомых солдат, так замечаю кое-кого интересного. То есть одного хмыря, который наплевал на всё, сбежал из санчасти и теперь трётся здесь.

Хмырь, видя мой взгляд, изображает что очень занят, разворачивается на месте и пытается сбежать.

— Сержант Иванов, а ну стой!

— Стою, — подняв руки кивает он.

— Ты что творишь, придурок? — подойдя и схватив друга за шиворот поднимаю его над землёй. — Тебе ещё сутки лежать надо. Мариша же приказала.

— Не могу, дружище, — даже не пытаясь оправдаться вздыхает Самуил. — Вот знаю что мне с тобой надо. Не знаю зачем, но надо. Извёлся весь, места себе не находил. И таки сбежал. Не мог я иначе.

— Уверен?

— Да друг. Ты извини, но я с тобой.

— Вперёд не лезь. Болеешь ещё. Пошли, собирать будем. Три роты. Идём.

Народ собираем быстро. Грузимся в прихватизированные здесь же немецкие грузовики, хватаем побольше медиков и отбываем.

Маршал, Нестерова, командир с жёнами, как всегда впереди, на санях. Самуил нервничает и действительно места себе не находит. Вздыхает, дёргается. Чешет руки, надавливает пальцами на глаза. Всё время спрашивает скоро ли приедем.

Доезжаем быстро. Выгружаемся и первое что видим — колючая проволока. У входа валяются брошенные вещи, каски, автоматы. Скулят привязанные к столбам собаки. За забором из колючки, стоят обтянутые кожей скелеты. Измученные голодом и тяжёлой работой, трясясь от холода, на нас опасливо смотрят узники.

Константинов сразу ломает ворота, заходит…

— Товарищ капитан, — еле ворочая языком и пошатываясь от порывов ветра говорит один из узников. — Сержант Романов… Я… Дождались…

Вздохнув, командир обнимает несчастного, уносит к машине, укрывает своей шинелью…

— Чаю бойцу, быстро. Родной, держись, всё закончилось. Ты…

— Немцы ушли. Сбежали. Третий барак изрешетили пулемётами. Кричали что Константинов и Быстрицкий идут. Они… Прихвостней и предателей расстреляли. Бежали так, сапоги теряли. А мы… Там раненых много.

С этим, Романов выдыхает и отключается. Командир отдаёт его медикам, встаёт и махнув рукой идёт на территорию лагеря. Бойцы рассредоточиваются, стаскивают узников в одно место. Самуил, как бешеный олень несётся к одному из бараков. Расталкивая медиков выбивает дверь и скрывается внутрь. Бегу за ним, с другом явно что-то не так. Опасаясь того что после контузии крыша поехала, пробегаю по бараку и нахожу его стоящим между нарами.

— С тобой что?

— Тс-с-с, тихо, — прижав палец к губам крутит головой Самуил.

Шагает вперёд, поскальзывается… Только сейчас замечаю что стены светятся. Отверстий от пуль столько, что барак напоминает решето. Все узники, то есть узницы, лежат и не подают признаков жизни. Смотрят в пустоту стеклянными глазами.

— Неужели не успел? — всхлипывает Иванов. — Нет, я не мог. Где ты?! Отзовись, я рядом!

В ответ едва различимый стон, Самуил пробуксовывая срывается с места, бежит к нарам и…

— Нашёл, — схватив и подняв на руки похожее на скелет тело стонет он. — Нашёл. Мариша!

От вида этого, снимаю шапку и круглыми глазами смотрю на друга и женщину у него на руках. Которая… Мало того что она заморена почти до до смерти, так в неё ещё и попали два раза. В плечо и живот. При этом она… Она улыбается, гладит Самуила по щеке, беззвучно всхлипывает и пытается что-то сказать. Иванов же, аккуратно несёт её, смотрит как на величайшую драгоценность и словами пытается успокоить. Что творится вокруг, Иванов не замечает. Медиков спешащих на помощь отгоняет и зовёт Маришку.

Вскоре Волкова является. Укладывает несчастную на Нары и приступает к лечению. Нарисовываются Лазарев и Лариска, говоря о том что случай интересный подключаются к процессу и обкладывают женщину кристаллами.

Самуил в это время заламывая руки ходит рядом. Смотрит дикими глазами и пытается доказать проходящим мимо медикам, что это она. Его единственная. Он нашёл её и теперь не отпустит.

Кроме этой единственной, выживших к сожалению нет. Нацисты убили всех, некоторых, то есть многих в упор расстреляли. Потом изрешетили барак из пулемёта. Твари…

Дабы не мешать, выхожу, закуриваю…

— Не ревнуй, — заставляя меня подпрыгнуть улыбается появившаяся рядом со мной Преображенская.

— Да я и…

— Мне не ври, — улыбается она. — Я мысли слышу. Сейчас ты думаешь, что вашей дружбе конец. Но ты ошибаешься. Ваши узы, крепче чем братские. Вы, несмотря на то что заведёте семьи, всегда будете вместе.

— Спасибо… А… Серафина Яровна, вы видите будущее?

— Будущее увидеть нельзя, — хитро щурится Преображенская. — Оно ещё не произошло. Но я вижу варианты. И в одном из них, я вижу вас. Тихое место, дачный посёлок, который ещё не скоро построят рядом с городом которого ещё нет. Большой дом на два хозяина с общей затянутой вьюнком верандой. А там, в беседке вы. В этом варианте… Прозвучит дико, но в этом варианте, вы будете сватать дочек соседу.

— Дочек? Соседу? Мы?

— Соседу, Сидор, соседу. А теперь соберись и слушай. Ваш сосед. Ты будешь знать о нём, знать много, но появится он там где ты меньше всего ожидаешь. Ваша встреча будет случайна и поначалу введёт вас в смущение и удивление. Ты будешь потрясён в той же степени что и он. Но… Не вздумай вмешиваться. Твоя дочь сама всё решит, с помощью подруг.

— Моя дочь… Так я тоже женюсь? На ком? Когда?

— Долму любишь? — ещё хитрее щурится Серафина.

— Я даже не знаю что это…

— Хи-хи… Узнаешь. Потом…

Помрачнев и всхлипнув, Серафина исчезает. Оставляет меня в глубокой задумчивости.

— Долма… Что такое долма? Сладости наверное. Вот ведь ведьма. Столько наговорила и никакой конкретики. А я…

— Жива! — вылетает из барака Самуил. — Она жива! Она будет жить. Братцы… А чёрт. Девчонки, она будет жить.

Смеясь Самуил кружится на месте, падает на колени и крича как ненормальный, бросает вверх снег.

— Совсем того, — глядя на друга затягиваюсь. — Наверно контузия.

— Контузия тут не причём, — выйдя качает головой Мариша. — Он нашёл её.

— А по-моему он просто двинулся.

— Нет, Сидор, он более чем нормальный. Радуется просто. Запечатление случилось, вот он и рвался сюда. К ней.

— Это что получается, когда у меня случится, я тоже себя как полудурок вести начну? Буду кричать, бегать…

— Может быть, — пожимает плечами Мариша. — А может ещё хуже.

— Нет, Лариска, нет и ещё раз нет, — выходит из барака Лазарев.

— Как нет, когда да, — возмущается сидящая на его плече Лариска. — Ты сам всё видел. В итоге мы имеем то, что запечатление может произойти без зрительного и тактильного контакта. Это судьба.

— И всё же… О, Сидор Макарович. Он Иванова лучше всех знает. Давай его спросим. Сидор Макарович, у нас тут…

— Сидор беги, — встав передо мной раскидывает руки Мариша. — Беги, я их задержу.

— Стой…

— Да ну вас, — следуя совету Волковой убегаю.

Убегаю и… И видя Серафину останавливаюсь. Серафина же сидит на корточках и задумчиво смотрит на нашу кошку Маруську, которая непонятно как здесь появилась. Смотрит и как будто мысленно разговаривает с ней.

Сзади бегут Лазаревы и на ходу засыпают меня вопросами. Но тут…

— Серёжа, Лариса, мне нужны капли вашей крови, — спасая меня от двух безумцев говорит Серафина.

Пока они заняты, отступаю. Возвращаюсь к лежащему на снегу Самуилу, хватаю его и ставлю на ноги.

— Вставай, паразит, застудишься.

— Не страшно. Я… Мне надо к ней. Надо узнать как она.

— Чудны дела твои Господи, — глядя вслед убегающему другу говорю. — Ладно. Пойду посмотрю что происходит.

Некоторое время спустя. Влад.

Задерживаемся на целых три дня. Приводим в порядок узников, дожидаемся блукающих по лесу партизан и ставим их в строй. Разбираемся с найденными документами, пленными немцами, и предателями.

Хотя с предателями никто церемониться не хочет. Их, несмотря на крики о раскаянии, просьбах простить и желании искупить вину, жалеть никто не собирается. По законам военного времени… Они даже этого не заслужили. Их после допроса и сканирования разумов, сгоняют в кучу, Осип выращивает вокруг них каменные стены, Спичкины выдают огонь, Роза кислород. Сгорают быстро, не остаётся даже пепла. К старосте, который активно сотрудничал с фашистами, паре особо повёрнутых полицаев и одному четырнадцатилетнему идиоту который за конфеты сдавал всех кого мог, применяется другое наказание. За деревней, Осип создаёт канал, шириной два и длиной сто метров. Маришка заполняет его водой. Предателям предлагается проплыть по каналу, с условием, проплывёте — пойдёте на все четыре стороны. Нет — ваши проблемы.

Плыть в минус двадцать, в ледяной воде, особо никто не собирается. Все давят на жалость и просят судить их по советским законам и по ним же наказывать. Наказываем по законам Тёмной Империи то есть живьём рассаживаем на колья.

И вроде бы слишком жестоко, но… Староста сам не прочь был пострелять в своих односельчан. Похаживал в лагерь, забавляться с пленными советскими девушками. Полицаи вообще никого не жалели. А пиздюк, четырнадцатилетний, за конфеты и сигареты, сдал больше сотни односельчан. Половина из которых младше его по возрасту. Так что… Нда…

Операция выдалась успешной. Захватили много оружия. Сотню танков, тридцать разномастных самоходок. Четыре десятка орудий, грузовики, но самое главное — склады. Продовольствие, медикаменты, горючее, боеприпасы. Всё что нужно и необходимо. Конечно, некоторым стрёмно жрать немецкую тушёнку, но тут никто не заставляет. Хочешь ешь, хочешь нет. Не нравится, совесть не позволяет, жуй консервированную кашу советского производства. Хочешь сил, употребляй немецкую тушёнку. Нда…

Сейчас вот сижу на ящике, курю и смотрю как наши танкисты перекрашивают «Пантеру» в зелёный и заодно красные звёзды на ней рисуют. Ну и на некоторых надписи. На русском, но крупно… В таких, лозунгах, ненавязчиво указывается что немцам пора идти подмываться, раздвигать булки и готовиться к анальным утехам…

А я… Со мной по прежнему всякая хрень. Я научился менять внешность. У меня теперь два обличия. Получеловеческое и, что не удивительно человеческое. В первом нагоняю на всех страх, во втором вызываю томные вздохи жён и визг девушек бойцов. Второе, человеческое, стараюсь использовать как можно меньше. Но! Я возвращаюсь. К моей огромной радости, мои жёны, снова начинают вызывать у меня приступы похоти. Пока не сильные, но с каждым разом всё сильнее. И тут…

— Тащ командир! — вытягивается передо мной и широко улыбается Сидор.

— Да?

— Тебя маршал Быстрицкий в штаб зовёт. Говорит срочно. Телеграмма пришла, сейчас радиопередача будет. Связисты оборудование настраивают, на столбы говорильники вешают. Походу что-то важное.

— Спасибо. Пойдём. Курить будешь?

— Не, я только что, — улыбается Сидор. — А ты никак расстроен?

— Да так, мелочи. А вы... Самуил, как я слышал, уже жениться собрался?

— Да, — почёсывая шрамы лыбится Громов. — Чертяка, собрался. Жену свою в медсанчасть определил. Маришка говорит способности у неё. Вот только имя… Рахиль зовут. Фамилия Коромысло. Хех… С Кубани. Говорит что потомственная ведьма. Ага, как же. До твоих красавиц ей явно не дотянуться. Заболтал я тебя, идём.

— Идём.

И это, я всё уже прекрасно знаю. Всё. Но не скажу же я бойцу, что в курсе и не попрошу его заткнуться. Меня тут командиром признали. Можно сказать третье лицо после Быстрицкого и Горчакова. Авторитет Быстрицкого сомнению не подлежит, Горчакова по прежнему боятся. Меня… Ну, несмотря на звание, полученное можно сказать на халяву, обращаются ко мне — командир. Приятно… Конечно, обращение Император и преклонение мне более привычно, но и так неплохо. Ладно, надо послушать что вещать будут. Наверное и правда что-то интересное.