Перст Божий?

Глава 3

Январь начался с хождений по врачам. Все успокаивали, говорили о переутомлении, предлагали подождать.

— Вы молоды, время само излечит вас, — внушали они, но деньги за консультацию брали. Николай чувствовал в душе какую-то обреченность и не верил в исцеление. Ему все сильнее казалось, что он в очередной раз стал игрушкой в руках неких высших сил. Он терялся в догадках, что нужно Богам от такого ничтожества, как он. В мыслях Николай проклинал Бога, наславшего на него тяжкий недуг. Ему казалось, что если он призовет на помощь дьявола, то непременно поправится. Но такие размышления могли далеко завести его, и он отбросил их. Важнее было разобраться с неожиданной болезнью. Николай решил провести над собой серию экспериментов. Он купил пару видеокассет с крутым порно, но не ощутил при их просмотре ничего, кроме отвращения. Вызвал к себе на дом по телефону проститутку, замучил ее своими капризами, но эффект опять оказался нулевым. Распалял себя эротическими мечтами и фантазиями, но распаленный мозг так и не достучался до бесчувственного тела. В начале февраля он решился на отчаянный шаг: пригласил к себе Ирину. Он твердо знал, что никакая другая женщина не сможет так расшевелить его, как она. Но свидание принесло очередные муки. Ирина, отчаявшись добиться от мужа взаимности, не сдержалась и выдала ему по полной программе. Она вспомнила ему и Настю, и его ночные автомобильные похождения, обозвала импотентом и бабой и гордо удалилась. В марте он решил попробовать «Виагру». Женщин приглашать не стал, так как не очень-то рассчитывал на успех, но на подстраховке была Настя. Ее приезд не понадобился. Хваленое запатентованное средство не справилось с его бедой. Мелькнула, правда, спасительная мысль, что ему подсунули подделку, но эксперимент на соседе показал, что средство работает.

Все эти неудачи настроили Николая на философский лад. У него вошло в привычку по вечерам накачиваться пивом перед телевизором. Не имело значения, что при этом показывали. Мозг выхватывал из увиденного отдельный фрагмент, который становился отправной точкой сумбурных рассуждений. Через мгновение какой-нибудь другой фрагмент разворачивал его мысли в противоположном направлении. Все это сглаживалось изрядной порцией пива, которое отодвигало проблемы, делая их эфемерными.

Летом Николай слетал в Питер. Старенький профессор из первого медицинского прописал ему несколько гомеопатических снадобий и посоветовал налегать на женьшень и физические упражнения. Последнее было не лишним. От пива у Николая вырос изрядный живот, появились складки жира на боках. С пивом пришлось распроститься. Ударная работа на даче у матери во время отпуска подтянула ему живот, подняла настроение. Снова захотелось в город…

Николай осознал, как он привязан душой к родному городу, во время учебы в институте. Прилетая на каникулы домой, он еще по пути из аэропорта в автобусе поражался, насколько мельче оказывались улицы и дома его малой родины по сравнению с тем, что сохраняла память. Но уже на следующий день его покоряла атмосфера провинциальности тихих архангельских улочек. Вообще-то Архангельск — столица Севера и плацдарм для покорения Арктики — не был по-настоящему провинциальным городом. Город-порт, где каждый год бывали сотни иностранных судов, был во многом частью многоликого мира. Но не эта сторона Архангельска грела душу Николая. Во время долгих расставаний ему вспоминались тихие улочки старой деревянной части города, сплошь заросшие вековыми тополями. Деревянные тротуары со сломанными досочками по-домашнему поскрипывали в его снах. Запах нагретого солнцем дерева, щебет птиц в ветвях тополей, гудение оводов, теплый ветерок с моря — все это составляло непередаваемую симфонию Родины.

Зимний город имел свое особое очарование. Он утопал в снегах. Вдоль тротуаров и дорог вырастали огромные баррикады сугробов. Свежевыпавший снег укрывал пушистыми белыми шапками деревья, свисал с крыш невысоких домов, делая их похожими на диковинные грибы. В зимние каникулы лыжня неизменно уводила Николая в пригородный лес, в царство елей и сосен, одетых в богатые снежные наряды. По утрам над деревянными домами вились белые дымки — это топились печи. Хорошо высушенные за лето дрова горели почти без дыма, наполняя морозный воздух клубами пара да легким запахом лесного костра. Зимние сумерки были светлы и романтичны. Снег отражал рассеянный свет, и казалось, что белые ночи возвращаются на помощь влюбленным.

Особое место в его ощущении Родины занимали земляки. Не было, наверно, места на земле, где бы еще жили такие открытые добрые люди, щедрые на угощение, всегда готовые подставить плечо. В старых дворах жили по-семейному. Приглядывали за соседскими ребятишками, за сохнущим бельем. Попутно перемывали косточки соседям, подмечая, кто к кому пришел.

В соседнюю квартиру въехал бандит. Весь дом бурно обсуждал новость. Николай усмехался про себя, что весь город знает своих «героев» в лицо и по фамилиям, одна только милиция не может их обнаружить. У соседа сразу же поменяли старую деревянную дверь на металлическую.

— Собирается выдержать длительную осаду, — подумалось Николаю. Бандит оказался молодым (до 30 лет) человеком, немного угрюмым и неразговорчивым. К соседям не лез, но и к себе никого не подпускал. У подъезда появился его черный «Мерседес» трехсотой серии. Местные бомжи ежедневно намывали его. Николай удивился, увидев, как сосед расплачивается с бомжем за услугу десятирублевыми бумажками. Ему показалось, что бумажек было не меньше трех. Николай невольно сравнивал соседа с другими бандитами, встречавшимися ему в жизни. Впервые он столкнулся с ними лицом к лицу в конце восьмидесятых на вещевом рынке, где начал продавать джинсы, выменянные за водку у моряков. По рынку ходили, цепко вглядываясь в лица продавцов, ребята хулиганского вида. Командовал ими старый знакомый Николая по кличке Кочан. Они когда-то жили на одной улице, вместе ездили на третий лесозавод на танцы, где каждый вечер дрались с местными ребятами, вместе убегали от нарядов милиции. Николай думал, что если бы он не уехал в 1981 году на учебу в Ленинград, то наверняка оказался бы вместе с Кочаном и на скамье подсудимых. Большинство из его знакомых ребят отсидели тогда сроки за драку и хулиганство. Архангельская милиция работала в то время, как часы, и славилась на всю страну как самая неподкупная. Сколько с тех пор воды утекло, сколько тысяч рублей перекочевало из рук Николая в карманы доблестных работников дорожной милиции. А сколько из тех первых бандитов (вчерашних хулиганов) лежало сейчас в земле сырой. На Жаровихе — центральном Архангельском кладбище — в середине 90-х выросла целая «аллея героев». На ней, словно красуясь друг перед другом посмертными хоромами, привольно расположились недавние новые хозяева жизни. С мраморных портретов на прохожих смотрели совсем еще молодые люди, смотрели по-хозяйски, будто и оттуда собираясь командовать и управлять. Николай, воспринимающий блатную романтику и присущий ей блатной жаргон (вдруг ставший обиходным языком) не иначе, как сквозь зубовный скрежет, относился к покойным с уважением. Сколько бы за ними ни было крови и слез, они за все уже заплатили. Не было в нем привычки топтать свергнутых начальников. В 1990-м году в самый разгул демократии, когда стало модным выбирать себе руководителей, попался за приписки и был снят с работы его начальник участка. Человеком тот был взбалмошным, нервным, постоянно без причины орал на рабочих, а потому, свергнутый, стал объектом всеобщих насмешек. Николай единственный из всего большого коллектива продолжал относиться к нему ровно, здоровался за руку и зубоскалил с ним на отвлеченные темы, когда был не занят.

Были на «аллее героев» и памятники тем, кого лично знал Николай. Тот же Кочан, просидевший на зоне самые захватывающие моменты дележа всенародной собственности и обнаруживший в 1994 году после выхода на свободу, что остался у разбитого корыта, а всем в городе распоряжаются бывшие его подручные с вещевого рынка, решил восстановить статус кво. Несколько кавалерийских рейдов на вотчины новых хозяев жизни оказались удачными. К Кочану потянулись многочисленные помощники, ситуация грозила выйти из-под контроля. Но подручные, подсчитав убытки, смекнули, что гораздо дешевле будет один раз скинуться на мраморный памятник бывшему предводителю, чем пускать в малинник матерого медведя. Пуля доказала правильность их выводов. И доказывала потом еще много раз, пока почти все бывшие подручные не стали соседями Кочана.

Знавал Николай и еще одного небожителя с «аллеи героев». Звали его Сайгак. Николай так и не дознался, откуда у русского парня такая восточная кличка. Знаменит Сайгак был тем, что по пьяни был неуправляем. Познакомился Николай с ним так. Сайгак с другом и двумя девицами подъехали на машине Николая к кафе, контролируемому Сайгаком. Все были изрядно навеселе. Компания покинула машину, а Сайгак, которому опять попала вожжа под хвост, заупрямился. Он наотрез отказался вылезать из машины (при этом еще и не расплатился). Долгие уговоры друзей и девиц только распаляли Сайгака. Он поносил их матами, грозил всех зарезать и пристрелить, плевался. Единственный, кто вызывал в нем в тот момент дружеские чувства, был Николай. Сайгак ежеминутно жал ему руку, лез обниматься, кричал всем, что Николай единственный его друг в этом городе. Часа через два спектакль закончился. Николай, получив деньги, поехал работать дальше, а Сайгака увели в уютное кафе. Вторая их встреча оказалась заочной. У ночного дискобара машину Николая остановила компания молодых людей. Состояла компания из двух интеллигентных, но сильно взволнованных парней и одной девушки. Они сидели в машине рядом с дискобаром и обсуждали проблему, как спасти вторую девушку из рук разбушевавшегося Сайгака. Было понятно, что тот, напившись до чертиков, выгнал ребят с дискотеки, а их спутницу окружил своим вниманием. Сделано это все было настолько по-хамски, что молодые люди недоумевали, как такой беспредельщик до сих пор еще живой.

— Да ведь он сто раз мог уже нарваться на еще более крутого парня и получить нож под ребро, — думали вслух пассажиры. Целый час длилась операция по вызволению пленницы. Сначала принесли из гардероба ее пальто, а потом (по пути в туалет) перехватили и саму девушку. Николай совсем не удивился, когда вскоре услышал весть о гибели Сайгака.

— Вот и нарвался на крутого, — подумал он.

Самые известные архангельские бандиты гибли почему-то вдали от дома. Двух братьев расстреляли в Москве в подъезде дома, а их преемника через пару лет взорвали в московском лифте. Кто-то погиб в Сочи, кто-то на Украине. На ум приходила фраза из фильма «12 стульев»: «У нас длинные руки». Другая фраза Остапа Бендера из этого шедевра веселила Николая во время одного из его многочисленных дорожных приключений. Дело было так. Его машину остановил солидный мужчина лет сорока пяти в дорогой дубленке. Они долго колесили по городу, проверяя, нет ли хвоста. Мужчина рассказал, что в тот день встретил старого знакомого бандита, которого не было уже года три. Боялся он воскресшего неподдельно. Видно, сильно задолжал ему. Подъехав к винному ларьку, пассажир достал из кармана пистолет и выстрелил в пол автомобиля. Пистолет оказался газовым. Машина заполнилась зловонным облаком, Николай поспешно выскочил, а пассажир стоически глотал слезы. Оказывается, он так решил немного протрезветь. Средство действительно помогло. Слегка протрезвевший пассажир решил записать Николая в свои телохранители. Они подъехали к его явочной квартире и стали подниматься на третий этаж. Клиент, достав оружие, прижимался к стенкам подъезда. Николай шел спокойно. На явочной квартире ему был обещан пистолет.

— Я дам вам парабеллум, — прокручивалась в голове Николая знаменитая фраза Остапа Бендера. Смех не давал ему испугаться. Казалось полным бредом, что в подъезде прячется озверелая банда киллеров, готовая разорвать их на куски. И действительно, никто их не ждал. На квартире, к удивлению Николая, ему действительно вручили газовый револьверчик. Оружие оттягивало его карман, наполняя сердце холодком. Но спасительная фраза «Я дам вам парабеллум» не давала впасть в полный маразм. Она делала ситуацию анекдотичной. А смешное не бывает страшным. Самое удивительное, что напуганный пассажир действительно вскоре исчез из города. Николай через знакомых узнал, что предприятие, где раньше работал директором его ночной спутник, закрылось после его пропажи. Но на «аллее героев» не прибавилось памятника со знакомыми Николаю чертами. А через три с половиной года, уже в 2000-м году, Николай случайно встретил на улице мужчину, который показался ему до боли знакомым. Только вечером дома, взглянув на корешок бессмертного творения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», Николай вспомнил парабеллум и узнал прохожего. Он был жив-здоров и даже не ранен. Возможно, что за это время переселился на Жаровиху и перестал быть опасным знакомый ему бандит.

Николай сидел за письменным столом, куда его неотвратимо влекло последнее время. Воспоминания и размышления, которым он любил предаваться, отвлекали его от девственно чистого листа бумаги. Он глубоко, всем сердцем понимал, что это неправильно, что на бумаге должны красоваться его бессмертные строки, и надо сосредоточиться и написать хоть одну.

Иисус, напрягающий последние силы в борьбе за внимание Николая, смог, наконец, перевести дух. Осталось еще вложить в эту упрямую голову сюжет первого романа, и Божественные откровения достигнут мира людей.

Сатана бессильно опустил руки. Пятнадцать лет он продолжал эту затянувшуюся битву. До сих пор она шла под его диктовку. Десяток жалких стишков вместо томов Божественных откровений — такой результат вдохновлял. Но теперь, кажется, не осталось в его арсенале больше средств, способных воздействовать на этого слабого человечка.

Николай сидел за письменным столом, обдумывая сюжет будущего романа. Героиней его должна была стать простая деревенская девушка, современная Жанна Д’Арк, мечтающая принести в разлагающий души город чистоту и искренность веры. Своей верой, как мечом, она будет расчищать себе дорогу среди городской скверны. План романа определился, действующие лица тоже. Можно было начинать. Николай пододвинул лист бумаги, взял ручку, на мгновение задумался и начал писать. Он решил начать со сцены приезда Татьяны — так он назвал героиню — в город.

«Одинокая вся в черном девушка со старым рюкзаком стояла на обочине шоссе Псков-Гдов. Мимо пролетали автомашины, обдавая девушку клубами дыма. Люди спешили по своим греховным делам, и никому из них не было дела до праведницы, глотающей пыль под жарким июльским небом. Наконец, большая иностранная машина с огромным фургоном остановилась возле голосующей. Водитель лет 35-ти открыл дверцу и пригласил к себе молодую спутницу. Не ведающая сомнений праведница забралась в кабину и поблагодарила добрых людей за помощь. Машина тронулась. За рулем сидел второй водитель — лысоватый невзрачный мужчина лет пятидесяти. Он что-то недовольно буркнул в ответ на приветствие пассажирки. Проехав немного, познакомились: его звали Станислав, а молодого водителя — Федор. Девушка назвалась Татьяной. Федор оказался разбитным парнем, не гнушающимся дорожных интрижек».

Сатана усиленно распалял воображение Николая. В его памяти произвольно всплывали десятки и сотни эротических сцен. Обнаженные женщины и девушки разной комплекции и возраста принимали самые причудливые позы, вытягивали губы в немом поцелуе, тянули зовущие руки.

«Девушка казалась безобидной и вполне чистой. Федор по-хозяйски положил руку ей на колено и начал задирать длинную юбку. Татьяна молчала. Через пять минут похотливые руки Федора жадно обнимали хрупкую девушку, дотягиваясь до скрытых застежек лифчика, забираясь в трусы. Мокрые губы целовали шею, ухо. Сидеть было неудобно. Федор все сильнее наваливался на нее, тяжело дышал. Татьяна, закрыв глаза, в страхе истово молилась Господу. Она не знала, может ли оттолкнуть насильника или должна подставить другую щеку для удара. Молитвой пыталась она разжалобить небеса и получить срочный ответ.

Федор, видя, что девушка не сопротивляется, поднял ее на руках и закинул на заднее спальное место. Сам, не мешкая, залез следом. Там за шторкой атаки его стали неистовыми. Татьяна, разгоряченная его ласками, тихо постанывала в перерывах между молитвами. Стоны ее учащались, молитвы становились короче. Она была уже совсем голой, коленями жарко обхватывая ногу Федора. Распалясь до последней крайности, Федор попытался раздеться сам, неуклюже повернулся в объятиях Татьяны. Его плоть, дугой выгибающая штаны, скользнула при этом взад-вперед по голой ноге девушки и вдруг… беспокойное семя потоком хлынуло в трусы».

Иисус тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Каких усилий стоило ему прорваться через баррикады эротических видений в мозгу Николая и внушить правильное завершение сцены. Теперь он сможет описать правдиво дальнейшую историю Татьяны и донести до людей Божественные мысли.

Николай еще много раз чувствовал позывы к творчеству. Но не успевал он поднять ручку над листом бумаги, как рой эротических видений уносил его мысли вдаль от Божественного промысла. В его видениях Татьяну насиловали на заднем дворе задрипанного бара, в лифте гостиницы, в рабочем общежитии, на работе, куда она, наконец, устраивалась. В церкви во время исповеди молодой священник, распаленный ее рассказами, склонял ее к греху. Не было на земле места, где бы не нашлось кобеля на его героиню. Николай после долгих мучений забросил тему и не пытался больше записывать этот бесконечный бредовый порнофильм.

Обязанности службы заставляли его довольно часто ездить на Бакарицу. Поездки эти будили воспоминания, наталкивали на размышления. Грузовой район Бакарица, как и поселок с этим названием, находились на левом берегу широкой в этом месте Северной Двины. В восьмидесятые годы, когда Николай начал здесь работать, весь левый берег от Пирсов до Затона и Исакогорки был плотно занят десятками различных предприятий и баз. Это была рабочая окраина. Отсюда СССР начинал наступление на Заполярье в тридцатые годы. Архангельск так и назывался тогда: ворота в Арктику. Десятки пароходов и барж стояли по всей длине левого берега, представляющего собой один бесконечный причал. Сотни автомашин возили бесчисленные грузы, десятки железнодорожных составов ежедневно разгружались здесь. Только железнодорожных станций помещалось здесь целых три. У каждого солидного предприятия была своя столовая, а у большинства — свои поселки. Дома на левом берегу были в основном деревянными. Часть жителей работала в центре города (на правом берегу), но еще большее количество людей ездило из города на работу сюда. Весь этот пассажиропоток перевозил один-единственный автобусный маршрут под номером 3. Пресловутую «тройку» брали штурмом независимо от времени суток. Ходила «тройка» через пень-колоду. Могла вдруг посредине дня пропасть на целый час, а потом приходили сразу 2 или даже 3 автобуса. Году в 1990-м Николай, воодушевленный перестроечными лозунгами, сочинил такой стишок:

Женщины левого берега

В вечно заполненной «тройке»,

Сколько терпенья отмерено

Вам ждать плодов перестройки?

Сколько надеждою тешиться,

Что вас поймут в исполкоме

И хоть немного уменьшится

Путь от детсада до дома?!

Много воды утекло с тех пор. Большинство предприятий и баз разорилось. Закрылись все до одной столовые. На Бакарице разорился и стоял заколоченным модный некогда ресторан. Исчезли железнодорожные составы. Три станции объединились в одну. Редкие теперь тепловозы перетаскивали раз в сутки по одному, редко по два вагона. Грузовые машины почти исчезли, уступив место легковушкам. Страна отступилась от освоения Арктики. Одно оставалось неизменным: третий автобусный маршрут. «Тройка» и в 2000-м году ходила не лучше, чем в 1990-м, так же через пень-колоду. Не решали проблемы и появившиеся маршрутные такси. Большинство пассажиров предпочитало ездить на привычной «тройке», так как только на ней действовали многочисленные льготы на проезд.

Иисус размышлял над судьбой мира людей. Его мысли отражались в мозгу Николая, настроенного на прием Божественных откровений.

Николай всегда поражался, как быстро его мозг перестраивался от мелких бытовых проблем к глобальным и вселенским. Ему ничего не стоило, размышляя о том, что за годы перестройки и либерализации экономики пресловутая «тройка» так и не стала ходить лучше, вдруг понять, что уровень зла в мире — вещь почти незыблемая. Здесь все было как в законе сохранения энергии. Если где-нибудь что-нибудь уменьшилось, то где-нибудь оно и прибавилось. Зло просто перетекало по миру из одной страны в другую. Никто не хотел совершать подвиги веры, никто не развенчивал лжепророков. Дело духовности — дело Божье, — единственно могущее уменьшить уровень зла в мире, было никому не интересно. Оно находилось в разных плоскостях с миром денег, а деньги любили все. Все человечество шло за деньгами, уходя все дальше от духовности, погружаясь все глубже в пучину зла.

Мысль о том, что зло само уничтожает избыток зла в мире, казалось, не покидала головы Николая. Каждый раз, обдумывая эту тему, он находил все новые повороты. Бог регулировал уровень зла в мире, это было ясно. Вот и сейчас, осознав, что угроза мгновенной гибели человечества в глобальной ядерной катастрофе сошла почти на нет (а значит, и уровень зла в мире существенно уменьшился), Николай понял, что это положение временно. Уровень зла мог уменьшаться (он был в этом уверен) только с ростом благочестия народов. Рост числа верующих, количества праведников, рост религиозного рвения могли снизить количество зла в этом конкретном месте или стране. В России и других бывших республиках СССР, где 90% населения за годы коммунистического правления стали атеистами, количество зла резко возросло. Всеобщее обнищание населения, озлобленность, бандитизм, криминальный беспредел и прочие прелести либерализации экономики были только частью айсберга. Необходимо было учитывать возросший непримиримый национализм, войну в Чечне, тотальную коррупцию, подкуп избирателей, продажность милиции и других правоохранительных органов. Кроме всего прочего, заметно увеличилось и число техногенных катастроф. Постоянно, вроде бы без причины, падали самолеты и вертолеты, сталкивались поезда, взрывался газ, полыхали огромные пожары в городах, а летом в неслыханных ранее масштабах горели леса. Наконец, прогремел трагический взрыв на атомном подводном крейсере «Курск». С точки зрения количества зла в России все было в порядке. Его было нисколько не меньше, чем тогда, когда на СССР было нацелено все ядерное оружие стран НАТО. Зато в тех самых странах НАТО после падения СССР количество зла явно уменьшилось. А ведь верующих там не прибавилось. Напротив, различные лжепроповедники уводили людей, жаждущих посвятить души Господу, в мир грез и экстатических песнопений, ничего общего не имеющий с Божьим миром. Значит, где-то и когда-то обязательно должно было рвануть. Должно было — и чем позже, тем сильнее — выплеснуться в мир такое количество зла, которое уравняло бы с Россией весь остальной мир.

И началось все опять на Балканах. Самолеты НАТО полетели бомбить Югославию. Зло поднимало голову. Заполыхало в Палестине. Израиль повел массированные атаки на автономию, в ответ палестинцы мобилизовали смертников — и полилась невинная кровь. Незыблемой оставалась только Америка. Но невидимые качели правосудия уже летели на запад в поисках равновесия. И свершилось: 11 сентября 2001 года самая богатая страна мира подверглась массированной атаке террористов-смертников. Рухнули, поглотив под собой больше трех тысяч человек, небоскребы-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, уничтожено крыло здания Пентагона, рухнул, не долетев до еще одной цели, пассажирский самолет с полусотней ни в чем не повинных людей. Президент США тут же объявил войну всемирному терроризму. Оживились торговцы оружием, засуетились лидеры государств, поддерживающих террористов. Начались, наконец, бомбежки Афганистана. Равновесное количество зла в мире было восстановлено.

Иисус спокойно наблюдал за происходящим в мире людей. Уровень зла колебался подобно морским приливам уже многие столетия. В этом не было ничего необычного. Но у него оставалось невыполненным одно маленькое дело. И этим делом был непослушный Николай Сыромятов.

Николай уже подъезжал к дому, когда натренированный взгляд заметил махнувшую у обочины женскую фигуру. Тело автоматически проделало все необходимые манипуляции: рука приподняла рычажок указателя поворота и тут же повернула руль, направив машину к обочине, ноги надавили на педали тормоза и сцепления, правая рука передвинула рычаг переключения передач в нейтральное положение и открыла пассажирскую дверцу. Мозг еще не сделал выбора: подвозить или нет, а машина с призывно распахнутой дверцей уже звала голосующую покататься. Женщина оказалась лет 35-ти, не очень стройной, какой-то слегка замученной жизнью и немного подшофе. Не говоря ни слова, она села в машину и невнятно махнула рукой. На недоуменный вопрос:

— Куда? — неопределенно сказала: — Вперед.

В прежней своей «кобелиной» жизни Николай бы не задавался вопросом, что это значит. И так было ясно, что женщина искала приключений, но сейчас, когда слабый пол мог его интересовать только в качестве источника доходов, Николай был обязан указать ей на дверь. Но почему-то не указал, а тихонько тронулся и поехал мимо своего дома по улице. От незнакомки, видимо, распространялись некие флюиды, действующие, как оказалось, даже на импотентов. Ум Николая лихорадочно работал, пытаясь разобраться в необычной ситуации:

— Ну что за баба? Ни кожи, ни рожи, а командует! — Некстати полезли в голову картины прежних дорожных приключений, вспомнилась собственная недавняя попытка написания эротического романа. Да, теперь он был не в состоянии извергнуть семя даже в трусы.

Атмосфера в машине, наэлектризованная молчанием пассажирки и запретными мыслями водителя, казалось, начала сгущаться. Совершенно явственно Николаю представилось, как незнакомка садится к нему на колени и начинает елозить своим не очень худым задом в области его ширинки. Тело Николая напряглось от видений. До мозга, наконец, дошла волна аромата духов женщины. Аромат этот наполнил его воспоминаниями 10-летней давности, когда он, молодой и неутомимый, встречался целый месяц с двумя женщинами одновременно. Аромат был явно из того блаженного времени. И что-то сдвинулось в Николае. И одновременно с переменами, которые он ощутил в душе, и в его организме произошли кардинальные преобразования. Николай вдруг почувствовал слабое шевеление плоти внизу живота. То, что было невозможным в течение многих месяцев, происходило! Рука автоматически соскочила с рычага переключения передач и опустилась на колено пассажирки. По ее колену прошла волна нервной дрожи — дрожи желания. Женщина встрепенулась и повернулась к Николаю всем телом:

— Останови.

Но мужская рука продолжала свое движение вверх по ноге и останавливаться не желала. Женщина потянулась к Николаю, обхватила его голову руками и стала неистово целовать. Волей-неволей пришлось остановить машину. Брюки выгнулись дугой в том месте, которое, как думал Николай, уже никогда его не будет беспокоить. Руки, освободившиеся от обязанности вести машину, жадно обнимали податливое тело женщины. Оно было приятно мягким и вместе с тем наэлектризованно-пружинным. Машина остановилась у края тротуара. Пешеходы любопытно оглядывались на обнимающуюся в машине парочку. Наконец, видно, утолив первый голод, любовники оторвались друг от друга и заметили любопытствующих.

— Поедем в гараж, — предложил Николай. Она молча кивнула. По пути купили бутылку «Петровской» и пару пирожков…

Никогда, казалось, Николай не испытывал такой страсти, как в этот вечер. Они сидели полуголые на заднем сидении с искусанными губами, натруженными телами и никак не могли насытиться друг другом. Трижды с небольшими промежутками их тела содрогал дружный оргазм, но их снова и снова бросало в объятия друг друга. Водка убывала не быстро и еще через час, когда на счету любовников было уже пять соитий, бутылка, наконец, опустела. Обессиленные, опустошенные, они лежали в полусне-полуобмороке. Минут через 20 Николай почувствовал, что замерзает. В полудреме дотянулся он до замка зажигания, повернул ключ, заводя машину, и снова погрузился в забытье. Ему снилось, что он, молодой и полный сил, выехал с очередной пассажиркой на давно облюбованное место на берегу Двины. Работающая машина не даст замерзнуть разогретым любовникам. И совсем не отложилось в затухающем сознании Николая, что сегодня-то он приехал не на Красную пристань, а загнал машину в свой утепленный бетонный гараж…

Смерть неслышно подходила к любовникам в клубах выхлопных газов.