43

В первый день исхода горожан впечатление у всех, кто это видел, было такое, что к вечеру Москва опустеет совсем. Но потом прошел второй день, и третий, и исход продолжался, а Москва так и не опустела. Все-таки десять миллионов человек – это очень много.

Правда, поговаривали, что в Москве уже не десять миллионов жителей, а меньше, потому что многие погибли в беспорядках и еще больше умерло за прошедшие месяцы от разных причин, в том числе от голода и некачественного спирта. Однако статистика этого не подтверждала.

Смертность от насилия, недоедания и суррогатного спирта, действительно, немного подскочила, но зато снизилась смертность от болезней. А главное, медики предсказывали всплеск рождаемости. Шутили, что это связано с нехваткой электроэнергии на фоне темных тропических ночей. Света нет, а развлекаться чем-то надо…

Во всяком случае, после катастрофы женщины беременели чаще, чем до нее. А число абортов, наоборот, уменьшилось – может быть, потому, что беременные не могли за них платить. Медики соглашались брать плату продуктами – но где их возьмешь.

Итак, Москва после исхода не опустела. Не все семьи отправились столбить участки в полном составе. Некоторые главы семейств благоразумно оставили жен и детей дома. Некоторые оставляли только детей. Не покинули Москву многие старики.

Не были захвачены исходом сотрудники ключевых служб города, которых подкармливали остатками последних запасов. А когда стало ясно, что многих эти жалкие пайки не остановят, Гарин пообещал, что милиции, военным, коммунальщикам и энергетикам разрешат разбить огороды прямо в городе – в парках, где деревья все равно либо уже вырублены, либо продолжают вырубаться.

Многие горожане уходили из Москвы без намерения остаться за городом навсегда.

Они спешили застолбить участки, чтобы потом обрабатывать их обычным порядком, приходя один-два раза в неделю из города.

Правда, такое не всегда получалось. Чем ближе к кольцевой дороге, тем больше была опасность, что участок, владелец которого отлучился хотя бы на день, тут же приватизирует кто-то другой. И ничего не докажешь, даже если у тебя есть бумага, которая подписана соседями и свидетелями и подтверждает, что ты действительно пришел на это место первым.

Но многие все же возвращались. Некоторые так и не нашли земли для себя, повернули с полпути, утратив надежду. Другие договорились с новыми соседями о совместной посменной охране участков. Третьи выбрали землю далеко от города, где не было большого риска, что ее отнимут.

Но несмотря на все это уже на следующий день после начала исхода президент Казаков обвинил премьера Гарина в опустошении Москвы.

– Предприятия встали, света нет и не будет, транспорт не ходит и скоро все развалится окончательно, потому что работать будет некому, – горячился генерал.

– Нужна новая мобилизация на лесоповал, а как ее провести, если все население рассеяно на сотню километров вокруг, и нет ни адресов, ни учета, ничего!

– Очень просто, – отвечал Гарин. – Не надо никакой мобилизации. Сейчас все будут рубить деревья на своих участках. Надо только подрядить кого-нибудь на доставку. За деньги.

– А дальше что? Все рабочие разбежались. На предприятиях никого не осталось.

– Рабочие вернутся, когда в городе будет работа. Когда насытится рынок продовольствия и обработка своего участка уже не будет вопросом жизни и смерти.

И так далее до бесконечности, потому что на каждый вопрос у Гарина находился ответ, а Казаков не хотел слушать эти ответы. Он хотел сместить Гарина, и для этого требовались такие аргументы, которые никто не сможет оспорить.

Пробным шаром послужила статья в «Российской газете», где Гарин обвинялся в разрушении промышленности и городской инфраструктуры, а косвенно также и в создании голода, так как перебои с поставками продовольствия в Москву начались будто бы из-за «дачного бунта».

Статья не вызвала никаких беспорядков и даже протестов, и атака на Гарина была продолжена в следующих номерах.

Тимур, как и положено либералу, не препятствовал этим публикациям, и вскоре понял, что очутился в ловушке.

Если прежде Гарин держал чекистов на коротком поводке, шантажируя их новым голодным бунтом, то теперь они поменялись местами.

На новых дачах за внешним кольцом начал созревать первый урожай, а старые дачники и фермеры приступили к уборке третьего. Ловкие коммерсанты в пригородной зоне торговали продуктами в долг под залог земли – так что здесь голод тоже отступил. А потом и в городе стали снижаться цены на продукты. Казалось, все идет хорошо – точно так, как предсказывал Гарин, но сам он очень быстро терял свое преимущество.

Поднять на бунт сытых людей гораздо труднее, чем голодных. Максимум, на что мог рассчитывать Гарин теперь – это мирная демонстрация в его защиту. Но если начнется стрельба, демонстранты просто побегут.

Все дело в том, что голодному нечего терять, а у сытого слишком много дел на этом свете, и он вовсе не торопится на тот.

И чем оптимистичнее становились вести с полей, чем лучше были показатели продовольственного снабжения города, тем яснее Гарин понимал, что в высоком кабинете он долго не удержится.

Загрузка...