Земля ужаса

Глава I

Когда недавно со мной по радио связался Джейсон Гридли и сказал, что на поверхности Земли уже одна тысяча девятьсот тридцать седьмой год от Рождества Христова, я едва поверил ему, так как мне казалось, что с того момента, когда мы с Эбнером Перри пробились сквозь земную кору во внутренний мир в огромном «железном кроте», изобретенном Перри для разведки полезных ископаемых под поверхностью Земли, прошло совсем мало времени. Меня поставил в тупик тот факт, что мы пробыли с Перри здесь, в Пеллюсидаре, тридцать шесть лет.

Видите ли, в мире, в котором нет ни звезд, ни луны, а находящееся на одном месте солнце постоянно стоит в зените, невозможно вычислить время, и поэтому оно здесь не существует. Ни я, ни Перри не ощущали на себе никакого физического воздействия прошедшего времени. Когда «железный крот» пробился через оболочку Пеллюсидара, мне было двадцать лет, и сейчас я не выгляжу и не чувствую себя намного старше.

Когда я напомнил Перри, что ему теперь сто один год, он чуть не закатил истерику, сказав, что это абсолютно нелепо и что Джейсон Гридли, должно быть, разыграл меня; однако после этого он развеселился и обратил мое внимание на то, что мне теперь пятьдесят шесть. Пятьдесят шесть! Что ж, возможно мне и было бы столько, останься я в Коннектикуте, но здесь, внизу, мне все еще третий десяток.

Оглядываясь на все, случившееся с нами под земной корой, я осознаю, что прошло гораздо больше времени, чем казалось нам. Мы видели так много. Мы жили! На поверхности мы не вместили бы и половины этого в одну жизнь. Мы жили в каменном веке, Перри и я — два человека из двадцатого столетия, — и мы принесли некоторые блага из нашего мира этим людям древнего каменного века. До нашего появления они убивали друг друга каменными топорами и копьями, обработанными при помощи камней, и лишь у нескольких племен были луки со стрелами; а мы научили их изготавливать порох, ружья и пушки, и они начали осознавать преимущества цивилизации.

Однако я никогда не забуду первые эксперименты Перри с порохом. Когда он закончил его изготовление, он был так горд, что его невозможно было удержать от восклицаний.

— Посмотри на него! — кричал он, показывая мне горсть готового пороха. — Запах пороха! Вкус пороха! Дэвид, это самый достойный день в моей жизни. Это первый шаг к цивилизации, и очень большой шаг.

Да, у порошка действительно были все физические свойства пороха, но чего-то все-таки не хватало, потому что он не горел. За исключением этого, порошок был очень хороший! Перри был раздавлен; но он продолжал свои эксперименты и немного спустя создал порох, который убил бы любого.

После этого произошло зарождение боевого флота.

Первый корабль мы с Перри построили на побережье безымянного моря. Это плоскодонное изобретение до жути напоминало гроб огромных размеров. Перри — ученый. Он ничего не знал о принципах конструирования кораблей, но полагал, что раз он занимается наукой и, следовательно, чрезвычайно умный человек, то может решить любые проблемы. Мы построили корабль на катках и спустили его в воду. Корабль замечательно проплыл пару сотен футов, после чего — перевернулся. Снова Перри был раздавлен; но он был настойчив, и вскоре мы имели флот парусных кораблей, позволивший нам доминировать на морях в нашем уголке этого огромного, загадочного внутреннего мира и нести цивилизацию и неожиданную смерть многим потрясенным туземцам.



Когда я отправился из Сари в экспедицию, о которой и собираюсь рассказать, Перри занимался усовершенствованием отравляющих веществ. Он заявлял, что это еще больше будет способствовать распространению цивилизации среди обитателей каменного века.

Глава II

Туземцы Пеллюсидара наделены невероятным инстинктом направления, и, уж поверьте мне, он очень нужен им, поскольку никто из них не способен найти дорогу домой, если его перенести в место, где нет знакомых для него примет, без инстинкта направления; и это тем более понятно в мире с неподвижно стоящим в зените солнцем, в мире, где нет ни звезд, ни луны, чтобы указать путешественнику путь, — в мире, в котором по этим причинам нет ни севера, ни юга, ни востока, ни запада. И именно благодаря этому инстинкту направления моих спутников я пережил те приключения, о которых собираюсь рассказать.

Когда мы отправились из Сари на поиски фон Хорста, мы шли по неясным приметам, которые вели нас то туда, то сюда, из одной страны в другую, пока наконец не достигли Ло-гара и не нашли этого человека; однако чтобы вернуться, нам не надо было повторять весь наш путь. Вместо этого мы двигались по прямой, отклоняясь только тогда, когда естественные препятствия казались непреодолимыми.

Для всех нас это был новый мир, и, как обычно, я чувствовал себя очень возбужденным, в первый раз видя девственные места, которые до этого, возможно, не видел ни один человеческий глаз. Это было великолепное зрелище. С восхищением я ощущал себя пионером и исследователем.

Но как это отличалось от моих первых шагов в Пеллюсидаре, когда мы с Перри бесцельно и одиноко бродили в свирепом мире колоссальных бестий, отвратительных рептилий и жестоких людей! Теперь меня сопровождал отряд моих собственных сариан, вооруженных ружьями, изготовленными под руководством Перри в арсенале, который он выстроил в Сари, недалеко от побережья Люрель-Аз. Даже могучий райт, чудовищный пещерный медведь, когда-то бродивший по внешней оболочке доисторической Земли, не пугал нас, и даже самые большие из динозавров ничего не могли противопоставить нашим пулям.

Покинув Ло-гар, мы совершали длинные переходы, поспав много раз, что служило единственным способом хотя бы приблизительно измерить время, и не встретив ни одно человеческое существо. Земля, по которой мы путешествовали, была раем, населенным только дикими зверями. Огромные стада антилоп и красных оленей и могучие волосатые быки (их называли здесь тагами) бродили по плодородным равнинам или лежали в прохладной тени похожих на парки лесов. Мы видели могучего мамонта и огромного маджа[1]. Конечно, там, где было много плоти, были и плотоядные — тараг, могучий саблезубый тигр, огромные пещерные львы и различные динозавры. Это было идеальное место для охотников, но охотились здесь только звери. Человек еще не успел внести разлад в эту идиллию жизни.

Звери абсолютно не боялись людей, и были чрезвычайно любопытны, но иногда окружали нас в таких количествах, что представляли большую угрозу. Это были, естественно, травоядные. Хищники избегали нас, когда были сыты, но в любое другое время они были опасны.

Пройдя через огромную равнину, мы вошли в лес.

Продвигаясь по нему, мы спали два раза, после чего вступили в долину, по которой бежала широкая река, омывавшая подножие виденных нами гор.

Большая река лениво текла мимо нас к какому-то неизвестному морю, и так как нам было необходимо пересечь ее, мои люди принялись строить плот.

Реки Пеллюсидара, особенно широкие, с медленным течением, чрезвычайно опасны при переправе: они населены свирепыми плотоядными рептилиями, давно исчезнувшими на наружной поверхности Земли. Многие из них были достаточно велики, чтобы с легкостью разбить наш плот, и мы внимательно следили за поверхностью воды, шестами направляя наш хлипкий плот к противоположному берегу.

Так как наше внимание было занято все без остатка, мы не заметили приближения нескольких каноэ, заполненных воинами, которые двигались к нам по течению от подножия гор. Один из моих людей обнаружил их и поднял тревогу в то время, когда они находились всего лишь в паре сотен ярдов от нас.

Я надеялся, что они будут дружелюбны, поскольку у меня не было никакого желания убивать их, ведь, будучи вооружены очень примитивно, они были бессильны перед нашими ружьями; и я изобразил знак мира, надеясь, что они поймут его, но они не отвечали.

Они подплывали все ближе и ближе, пока я не смог ясно разглядеть их. Это были крепко скроенные, коренастые воины с кустистыми бородами, что было довольно необычно для Пеллюсидара, где большинство в чистокровных белых племенах безбороды.

Когда их каноэ, плывущие в один ряд, были в сотне футов от нас, воины в лодках поднялись и открыли по нам огонь.

Я сказал «открыли огонь» по привычке. На самом деле они метали в нас некое подобие дротиков при помощи тяжелых пращей. Несколько моих людей упали, и я немедленно приказал стрелять.

По поведению бородатых воинов я понял, как потрясли их звуки и действие ружей, но должен сказать, что они были очень смелы, так как без колебаний двинулись на нас с еще большей скоростью. И тут они сделали то, чего я не видел ни до, ни после этого во всем внутреннем мире. Они зажгли факелы, сделанные, как я позже определил, из смолистого тростника, и разбросали их между нами.

Эти факелы испускали клубы едкого черного дыма, который ослепил нас и вызвал припадки удушья. По тому воздействию, которое дым оказал на меня, я знаю, что чувствовали мои люди, но рассказывать могу только про себя. Ослепленный и задохнувшийся, я был беспомощен. Я не видел врагов и не мог стрелять. Я хотел прыгнуть в реку, чтобы избежать воздействия дыма, но знал, что в воде я буду немедленно разорван безжалостными созданиями, таящимися под ее поверхностью.

Я почувствовал, что теряю сознание, что меня хватают чьи-то руки и куда-то волокут, и тут сознание окончательно оставило меня.

Придя в себя, я обнаружил, что лежу связанным на дне каноэ между волосатыми ногами захвативших меня воинов. С обеих сторон над собой я видел скалистые утесы: значит, мы плыли через узкий проход. Я попробовал сесть, но один из воинов пнул меня в лицо обутой в сандалию ногой и толкнул на дно каноэ.

Они обсуждали битву громкими, грубыми голосами, высказывая при этом свои догадки о странном оружии, которое с грохотом выпускало огонь и дым и убивало на большом расстоянии. Я легко понимал их, так как они разговаривали на языке, общем, насколько мне известно, для всех человеческих существ Пеллюсидара, поскольку какого-либо другого языка я здесь не слышал. Я не знаю, почему все племена, независимо от того, далеко они живут друг от друга или нет, разговаривали на одном языке. Это всегда было загадкой для нас с Перри.

Перри предполагал, что это мог быть основной, примитивный язык, который люди, живущие в одинаковой среде с одинаковыми проблемами, развивали естественным образом для выражения своих мыслей.

Возможно, он прав, и это объяснение ничем не хуже других.

Они продолжали спорить о нашем оружии, так и не приходя к общему мнению, пока пнувший меня в лицо воин не сказал:

— Пленник пришел в себя. Он может рассказать нам, как делать палки, выплевывающие огонь и дым и убивающие воинов, до которых далеко.

— Мы заставим его выдать нам эту тайну, — сказал другой, — а после этого сможем убить всех воинов Гефа и Джулока и забрать себе всех их мужчин.

Я был несколько озадачен этой фразой, так как мне казалось, что, если они убьют всех воинов, не останется мужчин, которых они смогут забрать; но, когда я более внимательно присмотрелся к бородатым и волосатым воинам, захватившим меня в плен, странная и поразительная правда открылась мне. Эти воины не были мужчинами — они были женщинами.

— Кому нужны еще мужчины? — сказала одна из них. — Мне не нужны. У меня достаточно хлопот и с теми, которые у меня есть, — сплетничают, ругаются, работают плохо. После тяжелого дня, проведенного на охоте или в битве, у меня не остается сил отлупить их, когда я возвращаюсь домой.

— Твоя беда, Рамп, — сказала другая, — в том, что ты слишком мягка со своими мужчинами. Ты позволяешь им управлять собой.

Рамп была той самой «леди», которая пнула меня в лицо. Возможно, она и была мягкосердечным созданием, но мне, после нашего короткого с ней знакомства, так не показалось. У нее были ноги профессионального футбольного защитника и уши артиллериста. Я не мог представить ее позволяющей, по доброте душевной, кому-то управлять собой.

— Знаешь, Фудж, — ответила она, — если бы у меня была такая же кучка бесхребетных слабаков, как у тебя, у меня бы тоже не было забот, но мне нравится, что у моих мужчин есть характер.

— Не говори ничего о моих мужчинах, — закричала Фудж, пытаясь ударить Рамп веслом по голове.

Рамп увернулась и стала искать свою пращу, но в это время с носа каноэ раздался зычный голос:

— Сядьте и заткнитесь.

Я посмотрел на обладательницу этого голоса и увидел огромных размеров создание, похожее на животное, с лохматой черной бородой и полуприкрытыми глазами. Один лишь взгляд на нее объяснил, почему Рамп и Фудж немедленно прекратили склоку. Это была Глак, вождь; и я вполне мог представить, чем она могла завоевать верховное положение.

Глак остановила свои налитые кровью глаза на мне.

— Как тебя зовут? — проревела она.

— Дэвид, — ответил я.

— Откуда ты?

— Из земли Сари.

— Как вы делаете палки, которые убивают дымом и громом? — спросила она.

Из их предыдущей беседы я понял, что этот вопрос неизбежно возникнет, и так как я знал, что они никогда не поймут настоящего объяснения, начни я им рассказывать о ружьях и порохе, я ответил:

— Это волшебство, известное только людям Сари.

— Дай ему свое весло, Рамп, — приказала Глак.

Получив весло, я подумал было, что она собирается заставить меня грести, но она имела в виду совершенно другое.

— Давай, — сказала она, — используй свое волшебство и сделай так, чтобы из него появились дым и гром, смотри только не убей кого-нибудь.

— Это неправильная палка, — ответил я. — Я ничего не смогу сделать с ней, — и вернул весло Рамп.

— Тогда какая палка тебе нужна? — спросила она.

— Мне нужен крепкий тростник, который растет только в Сари, — ответил я.

— Я думаю, ты лжешь. После того как мы вернемся в Уг, тебе лучше найти несколько таких палок, если ты желаешь себе добра.

Направляя каноэ по узкому ущелью, они принялись судачить обо мне. Могу сказать, что они были очень сдержанны в своих оценках, решив, что я слишком женоподобен для их идеала мужчины.

— Посмотрите на его руки и ноги, — сказала Фудж. — Он мускулист, как женщина.

— Никакой привлекательности, — добавила Рамп.

— Мы можем отправить его работать вместе с остальными рабами, — сказала Глак. — Он может даже помочь в бою, если на деревню нападут.

Фудж кивнула.

— Кажется, он годится только для этого.

Вскоре мы выплыли из ущелья в большую долину, где я увидел открытое плато и лес, и деревню на правом берегу реки. Это была деревня Уг, конец нашего пути.

Глава III

Уг была примитивной деревней. Стены хижин представляли собой бамбукообразный тростник, вертикально воткнутый в землю и переплетенный длинной прочной травой. Крышами служил настил из нескольких слоев больших листьев. В центре деревни находилась хижина Глак, она была больше остальных, окружавших ее неровным кольцом. Не было ни заборов, ни других оборонительных сооружений. Как и их деревня, эти люди были крайне примитивны, их культура находилась на очень низком уровне. Они имели несколько глиняных сосудов без всяких украшений и несколько грубо сплетенных корзин. Шедевром их работы служили каноэ, но и те были очень грубы. Их пращи были самой простой конструкции. Несколько каменных топоров и ножей в их хозяйстве считались сокровищем.

Поскольку во время моей жизни с этими людьми я не видел, чтобы кто-либо их изготавливал, я решил, что они были отобраны у пленников, попавших сюда из земель за пределами этой долины. Очевидно, дымовые факелы были их собственным изобретением, так как в других землях я не встречал ничего подобного. Но мог бы я распорядиться тем, что они имели, намного лучше их самих?

Мы с Перри часто обсуждали беспомощность человека двадцатого столетия, оторванного от своих ресурсов. Мы нажимаем на кнопку — загорается свет и даже не задумываемся об этом, но многие ли из нас могут построить генератор для получения этого света? Мы воспринимаем поездку на поезде как должное, но многие ли из нас могут построить паровой двигатель? Многие ли из нас могут делать бумагу, чернила, тысячи других обыденных вещей, которыми мы пользуемся ежедневно? Сможете ли вы переработать руду, даже если узнаете ее, когда найдете? Можете ли вы хотя бы сделать каменный нож, имея в своем распоряжении столько же инструментов, сколько было у людей каменного века, а именно — ничего, кроме собственных рук и других камней?

Если вы думаете, что первый паровой двигатель был чудом изобретательности, то ошибаетесь — насколько больше изобретательности должно было потребоваться для того, чтобы придумать и изготовить первый каменный нож!

Не смотрите с пренебрежением на людей каменного века. Их культура, по сравнению с тем, что было до них, выше, чем ваша! Подумайте, например, о том, каким чудесным должен был быть изобретательский гений, чтобы придумать и успешно создать инструменты для добывания огня. Это безымянное создание забытого века более велико, чем творения Эдисона.

При приближении нашего каноэ к берегу у деревни меня развязали; когда же лодка коснулась земли, меня грубо выбросили из нее. Каноэ были вытащены из воды. Несколько воинов спустились на берег поприветствовать приплывших, за их спинами толпились мужчины и дети; все они, казалось, немного опасались грозных женщин-воинов. Я же вызвал у них лишь легкое любопытство.

Женщины, не видевшие меня до этого, смотрели на меня с презрением.

— Чей он? — спросила одна из них. — Не слишком большая награда за целый потраченный день.

— Он мой, — сказала Глак. — Я знаю, что он может драться, я видела это, и он сможет работать не хуже женщины: он достаточно рослый.

— Можешь оставить его себе, — сказала другая. — В своей хижине я бы места ему не дала.

Глак повернулась к мужчинам.

— Глула, — позвала она, — подойди и забери это.

Его зовут Дэвид. Оно будет работать в поле. Смотри, чтобы его кормили и чтобы оно хорошо работало.

Вперед выступил безволосый, женоподобный, маленький мужчина.

— Да, Глак, — сказал он тонким голоском, — я буду следить, чтобы оно работало.

Я пошел за Глулой по направлению к деревне; когда мы проходили мимо толпы мужчин и детей, трое мужчин и трое детей двинулись за нами, презрительно разглядывая меня.

— Это Румла, Фула и Гила, — сказал Глула, — а это — дети Глак.

— Ты не очень-то похож на мужчину, — сказал Румла, — такой же, как все те, кого мы ловим за долиной. Должно быть, там очень странный мир, где мужчины выглядят как женщины, а женщины выглядят как мужчины, но это, должно быть, чудесно — быть больше и сильнее, чем твоя женщина.

— Да, — сказал Гила, — если бы я был больше и сильнее Глак, я бил бы ее палкой каждый раз, когда видел.

— И я бы тоже, — сказал Глула. — Я бы убил эту здоровую скотину.

— Вам, кажется, не очень по душе Глак? — спросил я.

— Ты когда-нибудь видел мужчину, которому была бы по душе женщина? — ответил Фула. — Мы ненавидим этих животных.

— А почему же тогда вы не сделаете чего-нибудь? — спросил я.

— А что мы можем сделать? — сказал он. — Что мы, бедные мужчины, можем с ними сделать? Даже за попытку заговорить с ними, они избивают нас.

Они отвели меня в хижину Глак, и Глула указал на место у самой двери.

— Можешь спать здесь, — сказал он.

Мне показалось, что лучшими считались места в дальнем от двери конце хижины, потому что, как я узнал позже, все мужчины боялись спать рядом с ней из страха, что при налете на деревню их могут похитить, а это их пугало больше всего. Они знали свои невзгоды и беды в Уге, но не будет ли им еще хуже в Гефе или Джулоке, двух других деревнях долины, которые постоянно совершали набеги за мужчинами и рабами.

Постелью в хижине служили простые охапки травы. Глула помог мне устроить место для отдыха, а потом вывел меня за деревню в сад, принадлежавший Глак. В нем работал еще один мужчина. Это был высокий парень, явно пленник из-за пределов долины. Он ковырял землю заостренной палкой. Глула протянул мне похожее грубое орудие и поставил работать рядом с рабом. После этого он вернулся в деревню.

Как только он ушел, мой напарник повернулся ко мне.

— Меня зовут Зор, — сказал он.

— А меня — Дэвид, — ответил я. — Я из Сари.

— Я слышал про Сари. Она лежит за Люрель-Азом.

Я из Зорама.

— Я много слышал про Зорам, — сказал я. — Он находится за теми горами, где живут крылатые ящеры — типдары.

— От кого ты слышал про Зорам? — спросил он.

— От Джаны, Красного Цветка Зорама, — ответил я, — и от Тоара, ее брата.

— Тоар — мой близкий друг, — сказал Зор. — Джана ушла в другой мир со своим мужчиной.

— Много раз ты спал здесь? — спросил я.

— Много, — ответил он.

— Отсюда нельзя убежать?

— Они внимательно следят за нами. Вокруг деревни всегда расставлена стража.

— Со стражей или без стражи, — сказал я, — я не собираюсь оставаться здесь до конца жизни. Когда-нибудь нам представится возможность сбежать.

Он пожал плечами.

— Возможно, — сказал он. — Но я сомневаюсь. Однако, если когда-нибудь получится, я убегу вместе с тобой.

— Хорошо. Будем как можно ближе держаться друг к другу, спать в одно время, чтобы и бодрствовать в одно время. Кому из женщин ты принадлежишь?

— Рамп. Она зла, как самка джалока[2]. А ты?

— Я принадлежу Глак.

— Она хуже. Держись от ее хижины как можно дальше, когда она дома. Спи, когда она на охоте. Кажется, она думает, что рабам вообще не нужен сон. Если она обнаружит тебя спящим, изобьет до полусмерти.

— Милый характер, — заметил я.

— Да они все одинаковы, — ответил Зор. — У них нет никакой женской чувствительности, только черты самых низких и жестоких типов мужчин.

— А как их мужчины? — спросил я.

— О, они порядочные ребята, но боятся даже собственной тени. Впрочем, ты очень скоро поймешь, что у них есть на это основания.

Во время разговора мы продолжали работать, так как почти все время стражницы смотрели на нас. Они были расставлены вокруг деревни таким образом, чтобы все ее части были прикрыты от внезапной атаки, и при этом все работавшие в садах рабы находились под постоянным их присмотром. Стражницы были отличные надсмотрщики, не позволявшие нам ни на секунду сбиться с ритма работы. Если раб хотел пойти в хижину своей хозяйки, чтобы поспать, он должен был сначала спросить разрешение у одной из стражниц, и чаще всего получал отказ.

Я не знаю, как долго я проработал в саду вождя Глак. Мне ни разу не удалось выспаться; из-за этого я постоянно находился в полуобморочном состоянии от усталости. Пища была грубой и не сытной, а выдавали ее рабам далеко не щедрыми порциями.

Однажды работая в саду, я, будучи полуголодным, нашел в земле тубер и, повернувшись спиной к ближайшей стражнице, принялся грызть его. Несмотря на все мои старания делать это незаметно, стражница увидела, что я ем, и бросилась ко мне. Она вырвала у меня тубер и сунула его в свой огромный рот, после чего попыталась отвесить мне такую затрещину, которая наверняка свалила бы меня с ног, не поднырни я под ее руку. Это взбесило ее, и она снова попыталась ударить меня. И снова я заставил ее промахнуться; к этому времени она была переполнена яростью и выла, как апач, употребляя в мой адрес все гнуснейшие ругательства Пеллюсидара.

Она так шумела, что это привлекло внимание других стражниц и женщин из деревни. Вдруг она выхватила костяной нож и двинулась на меня с горящими от жажды убийства глазами. До этого момента я просто старался избегать ее ударов, ведь нападение на одну из этих женщин, как мне сказал Зор, означало верную смерть. Но сейчас все было иначе — она явно намеревалась убить меня, и я должен был что-то предпринять.

Как и большинство женщин племени, она была неуклюжей, медлительной, с массивными мышцами; любое движение, которое она собиралась сделать, легко предугадывалось, и для меня не составило никакой сложности увернуться от нее, но на этот раз я не остановился на этом. Изо всех сил я ударил ее правой рукой в челюсть, она упала и осталась лежать неподвижно.

— Тебе лучше бежать, — прошептал Зор. — Конечно, твой побег обречен, но, по крайней мере, ты можешь попытаться, а если ты останешься, тебя точно убьют.

Я быстро оглянулся, оценивая свои шансы, но шансов не было никаких. Женщины, бежавшие из деревни, уже приближались. Они могли сбить меня с ног своими пращами задолго до того, как я выбежал бы из радиуса их действия, поэтому я остался на месте; увидев во главе толпы Глак, я понял, что перспективы мои довольно унылы.

Женщина, сбитая мною с ног, пришла в себя и, покачиваясь, поднималась на ноги, когда Глак остановилась перед нами и потребовала объяснений.

— Я ел тубер, — сказал я, — когда эта женщина подошла ко мне, отняла его и попыталась избить меня.

Я увернулся от ее ударов, но она вышла из себя и едва не убила меня.

Глак повернулась к сбитой мною с ног женщине.

— Ты пыталась избить одного из моих мужчин? — грозно спросила она.

— Он украл еду из сада, — ответила женщина.

— Неважно, что он сделал, — прорычала Глак. — Никто не может избить одного из моих мужчин и не быть наказанным за это. Если я хочу, чтобы они были избиты, я делаю это сама. Может быть, это научит тебя не трогать моих мужчин, — с этими словами она размахнулась и сбила стражницу с ног. После этого она принялась пинать распростертую на земле женщину в лицо и живот.

Стражница, которую звали Ганг, схватила Глак за ногу и свалила ее на землю. За этим последовала одна из самых жестоких драк, которые я когда-либо видел.

Они толкались, пинались, царапались и кусались, как две фурии. От такой жестокости меня затошнило. Если это было результатом освобождения женщин из рабства и попытки сделать их равными мужчинам, то, как мне казалось, возврат в рабство был бы наилучшим выходом и для них, и для всего мира. Один из полов должен править, и мужчины по темпераменту лучше женщин подходят для этой работы. Конечно же, если полная власть над мужчинами приводит к подобной развращенности и ожесточению женщин, мы должны следить, чтобы они всегда находились в подчиненном положении по отношению к мужчинам.

Драка продолжалась еще какое-то время с переменным успехом. С самого начала Ганг знала, что стоит вопрос о том, кто останется жить, она или Глак, поэтому она дралась с яростью загнанного зверя.

Я не буду дальше описывать это унизительное зрелище. Достаточно сказать, что с самого начала у Ганг не было никаких шансов осилить жестокую Глак; и она, побежденная, наконец замерла.

Глак, уверенная в смерти своей соперницы, поднялась и повернулась ко мне.

— Это все из-за тебя, — сказала она. — Ганг была хорошим воином и отличным охотником, а теперь она мертва. Ни один мужчина не стоит этого. Мне нужно было позволить ей убить тебя, но я исправлю эту ошибку.

Она повернулась к Зору.

— Принеси мне несколько палок, раб, — приказала она.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— Я собираюсь забить тебя до смерти.

— Ты глупа, Глак, — сказал я. — Если бы у тебя была хоть капелька мозгов, ты бы поняла, что это — твоя вина. Ты не даешь выспаться своим рабам, изнуряешь их работой, они вечно голодны, и, к тому же, считаешь, что их надо убивать за то, что они крадут еду или не позволяют себя бить. Дай им выспаться и накорми их, и они будут лучше работать.

— Думай, что хочешь — это не имеет значения: я покончу с тобой, — прорычала Глак.

В это время вернулся Зор с охапкой палок, из которых Глак выбрала самую тяжелую. Возможно, я не Самсон, но и не слабак и без хвастовства могу сказать, что никто не сможет пережить тридцать шесть лет опасностей и превратностей каменного века, если не будет постоянно следить за собой. Моя напряженная жизнь здесь развила мою мускулатуру до лучших образцов, виденных мною во внешнем мире, к тому же я знал несколько приемов, о которых не слышали ни один мужчина и ни одна женщина каменного века; и когда Глак подошла ко мне, я уклонился от ее первого удара и, схватив ее кисть обеими руками, быстро повернулся и бросил ее через голову. Она тяжело приземлилась на плечо, но тут же вскочила и немедленно бросилась ко мне, взбешенная так, что изо рта у нее капала пена.

Когда я бросил ее, она выронила палку, которой собиралась забить меня до смерти. Я наклонился и схватил ее; и, до того как она смогла достать меня, я изо всей силы ударил Глак по голове. Она упала — и потеряла сознание.

Женщины-воины с изумлением смотрели на все это какое-то мгновение, потом одна из них бросилась на меня, а еще несколько стали приближаться. Для того чтобы понять, что они были весьма разгневаны, мне не нужно было знать реалий каменного века; к тому же, как я сообразил, шансы мои были весьма невысоки, на самом деле при таких ставках их у меня вовсе не было.

Решение необходимо было принимать очень быстро.

— Подождите, — сказал я, пятясь от них, — вы только что видели, как поступает Глак с женщинами, которые оскорбляют ее мужчин. Если вы знаете, что для вас лучше, подождите, пока она придет в себя.

Эти слова заставили их остановиться, они повернулись в сторону Глак. Она лежала столь неподвижно, что я не мог сказать, жива ли она, но вот она задвигалась и немного погодя села. Одну-две секунды она смотрела вокруг себя мутным взглядом, после чего ее глаза остановились на мне. Мой вид, казалось, воскресил в ее памяти только что произошедшее. Она медленно поднялась на ноги и уставилась на меня. Я был наготове, все еще сжимая палку. Все смотрели на нас, но никто не двигался и не разговаривал. Наконец, Глак заговорила:

— Тебе следовало родиться женщиной, — сказала она, повернулась и двинулась к деревне.

— Разве ты не собираешься убить его? — спросила Фудж.

— Я только что убила одного хорошего воина и не собираюсь убивать самого лучшего, — бросила Глак. — Когда будет сражение, он примет в нем участие вместе с нами.

За Глак ушли и остальные женщины. Мы с Зором возобновили нашу работу в саду. Пришли мужчины Ганг и потащили ее тело к реке, там они бросили его в воду. В Уге похороны очень просты, а похоронные церемонии не затягиваются. Плакальщики умерли бы в Уге с голоду.

Все это было довольно практично. Не было никаких истерик. Когда отцы детей Ганг тащили ее, схватив за волосатые ноги, к воде, они при этом смеялись, болтали и делали неприличные жесты.

— Это, — сказал я Зору, — самое низкое и печальное, до чего может опуститься человек, — он идет в свою могилу неоплаканным.

— Очень скоро ты сам поплывешь вниз по реке, — сказал Зор, — но обещаю тебе, что у тебя будет один плакальщик.

— Почему ты думаешь, что скоро?

— Глак тебе этого не простит, — ответил он.

— Не думаю. Она достойно приняла свое поражение, и выходит, что она — хороший игрок.

— Это ничего не значит, — усмехнулся он. — Она убила бы тебя в тот момент, когда очнулась, если бы не боялась тебя. Она — задира, и, как все задиры, она труслива. Когда-нибудь во время твоего сна она подкрадется и вышибет тебе мозги.

— Ты рассказываешь очень милые сказки на ночь, Зор, — сказал я.

Глава IV

Конечно же, в течение какого-то времени основной темой наших с Зором разговоров были наши отношения с Глак, и пророчества Зора были таковы, что я уже был мертвец — просто оживленный труп. Но после того как я дважды спал и со мной ничего не случилось, мы перешли к другим темам, и Зор рассказал мне, почему он забрел так далеко от Зорама и что привело к его пленению женщинами-воинами Уга.

Зор был очень влюблен в одну девушку из Зорама, которая однажды слишком далеко ушла от деревни и была схвачена налетчиками из другой страны.

Зор немедленно двинулся по следу похитителей и на этом пути прошел через многие незнакомые земли; шел он, по его оценкам, около сотни снов.

Должно быть, он покрыл огромное расстояние — возможно, две-три тысячи миль, — но так и не настиг похитителей девушки и, в конце концов, был схвачен племенем джукан, жившим в огороженной забором деревне в середине огромного леса.

— Я находился там много снов, — рассказывал он, — моя жизнь была в постоянной опасности, так как они все время угрожали убить меня для умиротворения кого-то, кого они называли «Огар». Потом безо всяких видимых причин я неожиданно превратился из пленника в почетного гостя. Мне ничего не объяснили.

Я был волен покидать деревню и возвращаться в нее по своему желанию; и, естественно, при первой же возможности сбежал. Так как в лесу находилось несколько деревень, я побоялся идти в этом направлении из страха быть захваченным жителями других деревень, поэтому я выбрался из долины, собираясь сделать большой крюк; но после того, как я спустился с гор в эту долину, я вновь был схвачен.

— Где лежит долина джукан? — спросил я.

— Там, — ответил он, указывая в направлении заснеженных гор, с одной стороны ограничивавших нашу долину.

— Я думаю, что мне следует двигаться в этом направлении, чтобы попасть в Сари, — сказал я.

— Ты думаешь? — спросил он. — Разве ты не знаешь?

Я покачал головой:

— У меня нет инстинкта жителей Пеллюсидара, который безошибочно ведет их к дому.

— Странно, — сказал он. — Не могу представить себе никого, кто не может идти прямо к дому, где бы он ни находился.

— Видишь ли, я не из Пеллюсидара, — объяснил я, — и поэтому у меня нет этого инстинкта.

— Не из Пеллюсидара? — переспросил он. — Но в мире нет никого, кто был бы не из Пеллюсидара.

— Кроме Пеллюсидара существуют другие миры, Зор, даже если ты про них ничего и не слышал; и я — из одного из таких миров. Он находится прямо у тебя под ногами, на расстоянии около двадцати снов.

Он покачал головой.

— Ты случайно не джуканин, а? — спросил он. — У них тоже много всяких таких идей.

Я рассмеялся.

— Нет, я не джуканин, — успокоил я его, и попытался объяснить ему про другой мир на внешней стороне земной коры, но, конечно, это было далеко за пределами его понимания.

— А я думал, что ты из Сари… — сказал он.

— Сейчас я из Сари. Это моя приемная родина.

— Среди джукан была девушка из Сари, — сказал он. — Она была пленницей не в той деревне, где жил я, а в соседней, неподалеку. Я слышал, как они говорили о ней. Кто-то сказал, что они собираются убить ее для умиротворения Огара. Они все время делают что-то для умиротворения этого Огара, которого ужасно боятся; а после я слышал, что они собирались сделать ее королевой. Они все время меняют свои решения.

— Как звали эту девушку? — спросил я.

— Я не знаю ее имени, — ответил он, — но говорили, что она очень красива. Бедняжка, сейчас она, должно быть, уже мертва; но с этими джуканами ничего нельзя знать заранее. Они могли сделать ее королевой, могли убить или позволить ей убежать.

— Между прочим, — сказал я, — в каком направлении находится Сари? Знаешь, я могу только догадываться об этом.

— Если тебе удастся убежать — а тебе этого никогда не удастся, — тебе придется пересечь вон те горы — это приведет тебя в долину джукан, таким образом, положение твое будет не лучше нынешнего. Если бы мне удалось убежать, я бы тоже пошел в этом направлении, чтобы настичь похитителей Раны.

— Значит, пойдем вместе, — сказал я.

Зор рассмеялся.

— Если ты что-то задумал, ты никогда от этого не отказываешься, да?

— Конечно же, я не перестану думать о побеге, — сказал я ему.

— Да, об этом хорошо мечтать, но мы никогда не уйдем дальше этих джалоков с бакенбардами, наблюдающих за нами каждую минуту.

— Возможность должна представиться, — сказал я.

— Посмотри, что там еще приближается! — воскликнул он, указывая на долину.

Я посмотрел в том направлении и увидел странное зрелище. Даже на таком большом расстоянии я разглядел огромных птиц, верхом на которых сидели человеческие существа.

— Это такие же джалоки, — сказал Зор.

Он закричал об этом стражнице, показывая на приближающихся рукой. Тут же поднялась тревога, и наши женщины-воины начали собираться за деревней.

Они были вооружены ножами, пращами и тростником, который они использовали для дымовой завесы. Примерно каждый десятый воин нес факел, от которого остальные могли зажечь тростник.

Выбежав из деревни, Глак дала каждому из нас по ножу и по праще, протянула нам тростник и приказала присоединиться к женщинам, защищающим деревню.

Мы образовали что-то вроде защитной линии для встречи врага, который был уже достаточно близко, чтобы я мог рассмотреть все в деталях. Воины были женщинами, с густыми бородами, такие же коренастые, как женщины Уга; они сидели верхом на диалах, огромных птицах, очень напоминающих фороракоса, гигантскую птицу из Патагонии времен миоцена, останки которого находили во внешнем мире. Высотой они были семь-восемь футов, с головами больше лошадиных и шеями толщиной в шею лошади. Их длинные мощные ноги оканчивались трехпалыми лапами; скорость их была достаточной для того, чтобы свалить быка; их большие мощные клювы позволяли противостоять самым ужасным плотоядным млекопитающим и динозаврам внутреннего мира. Так как у них были только рудиментарные крылья, они не могли летать, но длинные ноги несли их по земле с невероятной скоростью.

Нападавших было около двадцати. Сначала они приближались к нам медленно; потом, когда между нами осталось около ста ярдов, они прибавили скорость. Наши женщины немедленно зажгли свои факелы и стали швырять их в приближающегося врага; после этого они стали разряжать в противника свои пращи с дротикообразными снарядами. Не все факелы были брошены в первый момент, так что, когда противник приблизился к ослепляющему дыму, у нас еще оставался приличный запас. Наши женщины бросились в атаку; я увидел, что они сражаются как фурии, бесстрашно и безрассудно. Они бросались на врага, стараясь сбить диалов с ног или стащить с них наездников.

Дым вредил нам так же, как противнику, и вскоре я уже беспомощно кашлял и задыхался. Зор сражался бок о бок со мной, но от нас было мало помощи — мы не умели обращаться с пращами.

Неожиданно из удушающего дыма на нас выскочил диал без наездника. Кожаный ремень, из которого состояла его упряжь, волочился по земле. На меня снизошло озарение, и я схватил уздечку огромной птицы.

— Быстрее! — крикнул я Зору. — Возможно, это тот шанс, которого мы ждали. Залезай на него!

Он не колебался ни мгновения и с моей помощью взобрался на спину птицы, беспомощной из-за дыма, которого она наглоталась. После этого Зор затащил на нее и меня.

Мы ничего не знали о том, как управлять этим созданием, но направили его голову в том направлении, в котором хотели двигаться, и принялись лупить его по бокам ногами. Птица побежала сначала медленно, нащупывая дорогу сквозь дым, но, наконец, выскочив на менее задымленное место и почуяв возможность убежать от ядовитых газов, рванула, как испуганный кролик; мы с Зором с трудом держались на ее спине.

Мы направлялись прямо к горам, за которыми лежала страна джукан, не боясь, что наш побег заметят раньше, чем окончится битва и рассеется дым.

Вот это была поездка! Нас смог бы обогнать только другой диал или железнодорожный экспресс. Птица была напугана и мчалась изо всех сил. Однако мы все еще могли удерживать ее в нужном нам направлении.

Когда мы достигли подножия гор, птица устала и замедлила свой бег, и вскоре мы перешли на быстрый шаг, поднимаясь в гору. А горы были очень высоки!

Над нами сверкали снеговые шапки — зрелище, необычное для Пеллюсидара.

— Это — идеальный способ путешествовать, — сказал я Зору. — Я никогда не путешествовал по Пеллюсидару так быстро. Нам очень повезло, что мы захватили этого диала, надеюсь, мы сможем найти для него пищу.



— Если вопрос в этом, — ответил Зор, — диал сам его решит.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Он съест нас.

Но он не съел нас, а мы не задерживали его слишком долго. Диал, достигнув границы снегов, категорически отказался идти дальше. А так как он стал слишком воинственным, нам пришлось отпустить его.

Глава V

В Пеллюсидаре почти повсеместно стоит вечная весна, и у жителей внутреннего мира очень простая одежда, чаще всего — набедренная повязка и сандалии. Атмосфера у поверхности немного плотнее, чем во внешнем мире, благодаря центростремительным силам, но по той же причине слой ее значительно тоньше, чем на поверхности земной коры. В результате этого в горах чрезвычайно холодно, так что вы вполне можете понять, почему мы с Зором не задерживались в снежной области горных вершин.

Когда Зор покинул долину джукан, он шел этой же дорогой, так что нам не пришлось долго искать проход.

Солнце сияло над нами в чистом небе, но все равно было очень холодно, ведь мы были почти полностью обнаженными и промерзли до костей. Я могу вас уверить, что мы почувствовали облегчение, когда пересекли самую высокую часть горы и начали спуск.

Тропа, по которой мы шли, была протоптана дикими животными, переходящими из одной долины в другую; к счастью, на этой тропе нам не встретились плотоядные животные, пока мы находились выше уровня лесов. А спастись от них мы могли только на деревьях.

Руками мы ничего не смогли бы сделать с ними: каменный нож — плохое оружие против пещерного медведя, могучего райта внутреннего мира, достигающего восьми футов в высоту до плеча и двадцати футов в длину — абсолютный двойник «ursus spelaeus», бродившего во внешнем мире одновременно с людьми палеолита. От пращей также было мало толку, так как мы владели ими очень плохо.

Возможно, вы представите себе, насколько беспомощным чувствуешь себя, будучи голым и безоружным в этом жестоком мире. Часто я удивлялся, как человек вообще смог выжить и здесь, и во внешнем мире, так плохо вооруженный Природой и для защиты, и для нападения. Утверждают, что окружающая среда — основной определяющий фактор в развитии видов; мне всегда казалось странным, что человек не столь же быстроног, как антилопа, ведь окружающая среда, в которой он жил веками, заставляла его проводить многие часы без сна и покоя, спасаясь от огромных зверей, которых невозможно было победить голыми руками или даже ножом и дубиной. Лично мне кажется, что человечество развилось в очень лесистом месте, там, где под рукой всегда есть дерево, чтобы, воспользовавшись им, убежать от ужасных созданий, которые постоянно охотились на людей.

Наконец мы попали в более теплые места со множеством деревьев; и нам очень повезло, что там были эти деревья, ведь первым встреченным нами животным был тараг — огромный полосатый тигр.

Большие животные чрезвычайно быстроноги; а когда они видят жертву, они действуют так стремительно, что, если у предполагаемой жертвы нет пути для побега или она недостаточно вооружена, результат легко предсказуем — она служит им обедом. Хищники Пеллюсидара всегда голодны, их огромные тела требуют много пищи для восполнения энергии, теряемой при их постоянной активности. Кажется, что они всегда бродят поблизости. Я ни разу не видел ни одного из них спокойно лежащим.

Встреченного нами тарага мы с Зором углядели одновременно, сразу после того, как он заметил нас. Он бросился на нас без промедления и на огромной скорости. Мы с Зором закричали друг другу: «Ищи дерево!»

Когда зверь устремился к нам, я находился прямо на его пути, на меня он и бросился; он почти схватил меня, когда я забирался на дерево. Пытаясь достать меня, он когтями царапнул одну из моих сандалий.

Зор сидел на соседнем дереве, смотрел на меня и улыбался.

— Это нам предупреждение, — сказал он. — Мы должны смотреть в оба.

— Нам нужно оружие, — ответил я. — Это куда важнее.

— Интересно, где ты собираешься его взять, — сказал он.

— Сделаю, — ответил я.

— Какое оружие?

— Пару луков со стрелами для начала и два коротких тяжелых метательных копья.

— Что такое лук со стрелами? — спросил он.

Я объяснил ему как смог, но он покачал головой.

— Люди Зорама убивают копьями даже райтов и типдаров. Копье и нож — вот все оружие, которое мне нужно.

Некоторое время спустя тараг убежал; мы слезли на землю и немного погодя обнаружили хорошее место для лагеря на берегу маленькой речки. К счастью, нам не пришлось искать его слишком долго, иначе нам было бы несдобровать, ведь место для лагеря в Пеллюсидаре должно представлять собой надежную защиту от хищников, а таким местом может быть только пещера, вход в которую можно забаррикадировать.

В этом прекрасном мире быстро привыкаешь к тому, что на тебя постоянно охотятся, и первое время это держало мои нервы в постоянном напряжении. Но постепенно это начинало восприниматься как нечто само собой разумеющееся, так же как во внешнем мире воспринимаются опасности дорожного движения, преступность и другие угрозы жизни, столь щедро предоставляемые цивилизацией.

Мы нашли пещеру в паре футов над поверхностью воды, в скале, омываемой горным потоком, — чистым, прохладным потоком, в котором, как мы знали, не было опасных рептилий, что было очень важно для нас, так как для проникновения в пещеру нам пришлось войти в поток. Это было идеальное место; а поскольку ни один из нас ни разу не выспался с момента пленения женщинами-воинами Уга, мы были рады возможности полежать в безопасном месте и хорошенько отдохнуть.

Осмотрев пещеру и обнаружив, что она не заселена, суха и достаточно просторна для того, чтобы нам было в ней удобно, мы сделали постели и вскоре заснули.

Не знаю, как долго я спал. Может быть, час или неделю по вашему времени; самым важным было то, что, проснувшись, я чувствовал себя полностью отдохнувшим. Лишь одно мучило меня — я был зверски голоден.

Глава VI

Люди редко ценят маленькие жизненные удобства, пока по каким-либо причинам не лишаются их. Скорее всего, у вас есть перочинный нож, а где-то в доме или в гараже есть долото и пила и, возможно, рубанок и топор; также весьма вероятно, что, будучи цивилизованным человеком и имея все эти острые орудия, вы можете, потратив массу времени, изготовить пригодный к использованию лук со стрелами, выбрав у столяра необходимые материалы более или менее подходящих размеров. В это время у вас будет достаточно еды в холодильнике и не будет рядом огромных, невероятных диких хищников, ожидающих своей очереди поохотиться за вами. Хотя условия и будут идеальными, вам все равно придется проделать большую работу. Теперь представьте ситуацию, в которой в вашем распоряжении всего лишь каменный нож, голые руки и, скажем так, подножные материалы. Добавьте к этому то, что вы голодны и что наполнение вашего желудка зависит в основном от лука и стрелы, не говоря уж о спасении вашей жизни от нападений бесчисленных диких зверей, мечтающих о вашей плоти. Именно в такой ситуации я оказался, проснувшись после долгого сна, однако это не доставило мне ненужного беспокойства, так как к этому времени я уже полностью приспособился к превратностям жизни в каменном веке.

Вскоре проснулся Зор, и мы отправились на поиски материалов для нашего оружия. Нам не понадобилось много времени, чтобы найти в богатой растительности Пеллюсидара твердые породы дерева, встречающиеся здесь достаточно редко.

Разновидности рода «таксус» широко распространены по всему Пеллюсидару; уже давно я обнаружил, что из этого дерева получаются самые лучшие луки. Для стрел я использовал прямой полый тростник, который при сушке становится очень прочным. Наконечники, которые я вставил в стрелы, были сделаны из дерева, обожженного на огне.

Современный спортсмен-лучник из цивилизованного мира внешней части земной коры, вне всякого сомнения, рассмеялся бы над грубым луком, изготовленным мною на краю Долины джуканов. Если он пользуется тисовым луком, то знает, что древесина для него сушится в течение трех лет, перед тем как из нее согнут лук, и после этого его не используют еще два года; но я не мог ждать пять лет без еды, поэтому отрезал приглянувшуюся мне ветку каменным ножом, ободрал с нее кору и грубо заострил от центра к обоим краям. Я предпочитаю шестифутовый лук весом восемьдесят фунтов для трехфутовых стрел — из-за огромных размеров и живучести некоторых зверей, обитающих здесь; но, конечно, мой лук не сразу стал таким. Каждый раз, когда мы разводили костер, я старался понемногу подсушивать его, и он постепенно приобретал полную свою мощь. Тетиву для луков я могу изготавливать из некоторых длинноволокнистых растений, но даже лучшие из них не служат долго, и мне постоянно приходится заменять их.

Пока я занимался луком и стрелами, Зор изготовил пару коротких, тяжелых копий, похожих на те, которыми пользуются воины Зорама. Это — грозное оружие, но оно неэффективно на расстоянии более ста футов, при этом их должен метать очень мощный мужчина, а мои стрелы могут пробить сердце самого крупного зверя на таком расстоянии.

Во время изготовления оружия мы питались лишь орехами и фруктами, но, закончив работу, мы немедленно отправились на поиски мяса; это привело нас в долину, большая часть которой была покрыта густым лесом. Дичь встретила нас настороженно, и это говорило о том, что на нее уже охотились; таким образом, здесь были люди. Наконец я сделал очень слабый выстрел и ранил антилопу, убежавшую в лес вместе со стрелой. Так как я был уверен, что рано или поздно рана свалит ее с ног, а я никогда не позволял себе продлевать мучения раненого животного, мы углубились в лес по следам нашей жертвы.

Выслеживание не представляло труда, так как путь антилопы был четко отмечен пятнами крови. Догнав ее, я добил животное другой стрелой, выстрелив в сердце.

Во время разделки антилопы мы несколько утратили бдительность, и были за это наказаны.

— Приветствуем, — раздался рядом чей-то голос.

Оглянувшись, я увидел не меньше двадцати воинов, вышедших из-за деревьев позади нас.

— Джукане, — прошептал Зор.

Их внешность была поразительной. Грубо подстриженные волосы росли перпендикулярно поверхности их черепов; зрачки глаз были довольно малы и полностью окружены белком; вялые отвислые их рты у многих были открыты.

— Почему вы охотитесь в нашем лесу? — спросил тот, кто заговорил первым.

— Потому что мы голодны, — ответил я.

— Тогда вас накормят, — сказал он. — Пойдемте с нами в деревню. Вы будете дорогими гостями деревни Мизы, нашего короля.

Судя по тому, что Зор рассказывал мне об этих людях, не было ничего опасного в том, чтобы пойти в одну из их деревень. Но мы все-таки рассчитывали пройти по краю леса, минуя их деревни.

— Мы не имеем ничего против посещения вашей деревни, — ответил я. — Но мы очень спешим и идем в другую сторону.

— Вы идете в нашу деревню, — сказал предводитель. Его голос повысился и начал ломаться от неожиданного возбуждения, и я увидел, что мой отказ разозлил его.

— Да, — сказали несколько других воинов, — вы идете в нашу деревню. — Казалось, они тоже вот-вот потеряют контроль над собой.

— Да, конечно, — ответил я, — если вы так приглашаете нас, мы сделаем это с радостью, но нам не хотелось бы доставлять вам столько беспокойства.

— Так-то лучше, — сказал предводитель. — Сейчас мы все пойдем в деревню, поедим и будем счастливы.

— Думаю, мы попались, — сказал Зор, когда воины окружили нас и повели в глубь леса. — Они могут продолжать вести себя дружески, — говорил он, — но невозможно предсказать, как изменится их настроение.

Я думаю, нам не стоит возражать им, ты же видишь, даже легкий намек на несогласие приводит их в ярость.

— Что будем злить их, — сказал я.

Мы прошли какое-то расстояние по лесу, пока не достигли деревни, окруженной грубым частоколом.

Деревня стояла на небольшой поляне посреди леса.

Воины у ворот узнали наших сопровождающих и пропустили нас внутрь. У деревни был странный вид. Очевидно, она строилась без всякого плана, дома располагались в соответствии с капризом каждого хозяина. Результатом был абсолютный беспорядок. Здесь не было улиц в том смысле, в каком мы понимаем это, так как пространство между домами нельзя было назвать улицей. Иногда оно было всего пару футов шириной, а иногда — больше двадцати. Конструкция домов была столь же причудлива, как их расположение, среди них не было и двух, построенных по одному плану. Одни были сделаны из небольших бревен, другие — из плетеной лозы, обмазанной грязью, или из коры; многие были просто из травы, уложенной на легкий каркас.

Они были квадратными, круглыми, овальными или коническими. Я заметил также башню двадцати футов высотой; рядом с ней стояла травяная хижина не выше трех футов от земли. Вместо двери у нее был открытый проем, размеры которого позволяли жильцам пролезать внутрь на локтях и коленях.

В узких проходах между домами играли дети, готовили пищу женщины и слонялись мужчины, так что наш эскорт с большим трудом пробился к центру деревни. Мы постоянно натыкались или наступали на мужчин, женщин и детей, большинство из которых не обращало на нас никакого внимания, в то время как другие ужасно свирепели, если мы касались их.



Во время нашего короткого путешествия по деревне мы заметили несколько странных картин. Один мужчина, сидящий перед своей дверью, неожиданно изо всех сил ударил себя камнем по голове.

— Стой, — закричал он, — или я убью тебя.

— Правда убьешь? — спросил он сам себя, и снова ударил по своей голове; после этого он выронил камень и, задыхаясь, упал на землю.

Я не знаю, чем закончилась его ссора с самим собой, так как мы завернули за угол дома и потеряли его из виду.

Немного дальше мы наткнулись на женщину, державшую вниз головой кричащего ребенка и пытавшуюся перерезать ему горло каменным ножом. Этого я не смог вынести: я схватил ее за руку и отдернул от горла ребенка.

— Зачем ты делаешь это? — спросил я.

— Этот ребенок никогда не болел, — ответила она, — значит с ним что-то не так. Я хочу избавить его от несчастий.

Вдруг ее глаза загорелись яростью, она прыгнула вперед и сделала попытку ударить меня ножом.

Я отбил ее удар, и одновременно с этим один из моих сопровождающих сбил ее с ног древком своего копья, в то время как другой грубо толкнул меня вперед по узкому проходу.

— Не лезь не в свое дело, — закричал он, — если не хочешь неприятностей.

— Но вы же не собираетесь позволить этой женщине убить ребенка? — спросил я.

— Почему я должен вмешиваться? Когда-нибудь мне самому захочется перерезать чье-нибудь горло, и я не хочу, чтобы кто-нибудь мешал моему веселью. Возможно, мне даже захочется перерезать горло тебе.

— Неплохая мысль, — заметил другой воин.

Мы повернули за угол дома, и через мгновение я снова услышал крики ребенка, но ничего не мог с этим поделать: теперь мне нужно было думать о моем собственном горле.

Наконец мы вышли на открытое пространство перед низкой, перекошенной, дико выглядевшей конструкцией. Это был дворец Мизы, короля. В центре площади перед дворцом стояла огромная, гротескная, непристойная деревянная фигура, представляющая собой существо, бывшее наполовину человеком, а наполовину — зверем. Вокруг нее, словно акробаты, ходили «колесом» несколько человек. Казалось, никто не обращал на них внимания, хотя на площади было много людей.

Проходя мимо фигуры, каждый член нашего эскорта сказал: «Приветствую, Огар!» Они заставили нас с Зором приветствовать эту фигуру таким же способом, после чего мы двинулись ко дворцу.

— Это Огар, — сказал один из наших сопровождающих. — Вы должны всегда приветствовать его, когда проходите мимо. Все мы — дети Огара. Мы обязаны ему всем. Он сделал нас такими, какие мы есть. Он дал нам наш великий разум. Он сделал нас самыми прекрасными, самыми богатыми, самыми сильными людьми Пеллюсидара.

— Кто эти люди, которые кувыркаются вокруг него? — спросил я.

— Это — жрецы Огара, — ответил воин.

— А что они делают? — спросил я.

— Они молятся за всю деревню, — ответил он. — Они берегут наше время. Если бы они не молились, пришлось бы молиться нам самим; а молитвы очень утомительны.

— Это я вижу, — сказал я.

Нас пропустили во дворец, который был самым причудливым и сумасшедшим строением, которое я когда-либо видел; здесь предводитель наших сопровождающих передал нас другому джуканину, распорядителю дворца.

— Вот, — сказал он, — несколько очень добрых друзей, которые пришли навестить Мизу и принесли ему подарки. Не перережь по какой-нибудь случайности им горло и не позволяй другим сделать это, если только они не откажутся поговорить с Мизой, который, я знаю, очень хочет побеседовать с ними.

Когда мы вошли, дворецкий сидел на полу. Увидев нас, он не поднялся и не прекратил своего занятия. Он отпустил наш эскорт и попросил меня и Зора сесть на пол и присоединиться к нему.

В грязном полу он выкопал ямку кончиком своего ножа, в эту ямку начал вливать смесь воды и вынутой им земли до тех пор, пока ямка не оказалась заполненной веществом наподобие мягкой глины; после этого он взял часть его в руку, придал форму шара, расплющил и осторожно положил на пол рядом с собой.

Он наклонил к нам голову и сделал рукой приглашающий жест в сторону ямки.

— Пожалуйста, присоединяйтесь, — сказал он. — Это не только изысканное развлечение, но и хорошее упражнение для просветления и воспитания характера.

Мы с Зором, вместе с дворецким принялись за изготовление пирогов из грязи.

Глава VII

Гуфо, дворецкий, в чье распоряжение мы были переданы, казалось был доволен нашей работой. Он сообщил нам, что его занятие было чрезвычайно важным, какое-то инженерное открытие, которое революционизирует Пеллюсидар; окончив рассказывать нам все это, он свалил всю грязь обратно в ямку, выровнял ее и прибил рукой, пока ее поверхность не слилась с поверхностью остального пола.

— Ну-ну, — сказал он, — это была вкусная еда. Надеюсь, вам понравилось.

— Какая еда? — ляпнул я, не подумав, ведь я не ел со времени последнего сна и был изможден от голода.

Он нахмурил брови, как бы стараясь припомнить что-то.

— Что мы делали? — спросил он.

— Пироги из грязи, — ответил я.

— Ах ты, — сказал он. — У тебя дырявая память, но мы это исправим.

Он хлопнул в ладоши и выкрикнул что-то неразборчиво. Из соседнего помещения появились три девушки.

— Сейчас же принесите еду, — приказал Гуфо.


Немного погодя девушки вернулись с тарелками пищи. В них были мясо, овощи и фрукты — все выглядело очень аппетитно. Мой рот наполнился слюной в предвкушении обеда.

— Поставьте, — сказал Гуфо, и девушки поставили тарелки на пол.

— Теперь ешьте, — сказал он им; они послушно принялись за еду. Я немного подвинулся к ним и протянул руку за куском мяса, однако Гуфо ударил меня по руке и закричал:

— Нет, нет!

Он внимательно следил за девушками.

— Съешьте все, — сказал он, — до последнего кусочка.

Пока они выполняли его распоряжение, я мрачно смотрел, как исчезает еда. Когда девушки все доели, он отправил их обратно, после этого повернулся ко мне и хитро подмигнул.

— Я слишком умен для них, — произнес он.

— Разумеется, — согласился я, — но я все еще не понимаю, почему вы заставили девушек все съесть.

— В том-то и дело. Я хотел проверить, не отравлена ли еда, теперь я знаю, что не отравлена.

— Но я все еще голоден, — сказал я.

— Это мы скоро исправим, — ответил Гуфо, хлопнул в ладоши и закричал.

В этот раз пришла только одна девушка. Она была симпатичной, с умным лицом. Однако выглядела она очень печальной.

— Мои друзья будут спать, — сказал Гуфо. — Покажи им место для сна.

Я попытался сказать что-либо, но Зор взял меня за руку.

— Не настаивай больше на еде, — прошептал он, догадываясь, о чем я собирался сказать. — Нужна сущая малость для того, чтобы расстроить этих людей, а поведение их непредсказуемо. Сейчас нам повезло, что этот Гуфо дружелюбен.

— О чем вы там шепчетесь? — спросил Гуфо.

— Мой друг спрашивал, — ответил я, — будем ли мы иметь удовольствие встретиться с вами после сна?

Гуфо выглядел польщенным.

— Да, — сказал он, — но в то же время я хочу, чтобы вы были настороже. Помните, что в этой деревне много эксцентричных людей и что вы должны быть очень осторожны в своих словах и поступках. Возможно, я здесь единственный нормальный человек.

— Я рад, что вы предупредили нас, — сказал я, и мы последовали за девушкой, покидавшей помещение.

В другой комнате две оставшиеся девушки готовили пищу; при ее виде и запахе я чуть не сошел с ума.

— Мы не ели уже очень давно, — обратился я к сопровождавшей нас девушке. — Мы умираем с голоду.

— Угощайтесь, — кивнула она.

— У вас не будет неприятностей? — спросил я.

— Нет. Гуфо, скорее всего, уже забыл, что отправил вас спать. Если он зайдет и увидит вас за едой, то подумает, что это он предложил, а девушки забудут о вас, как только вы уйдете отсюда. Они лишь немного лучше слабоумных. На самом деле, все в деревне, кроме меня, сумасшедшие.

Я почувствовал жалость к бедняжке, зная, что она верила в то, что произвела на нас впечатление своим заявлением. Я должен признать, что она не выглядела сумасшедшей; но один из симптомов ненормальности — верить в то, что все, кроме тебя, ненормальны.

— Как тебя зовут? — спросил я, когда мы уселись на пол и принялись за еду.

— Клито, — сказала она, — а вас?

— Дэвид, — ответил я, — а моего друга — Зор.

— Вы тоже сумасшедшие? — спросила она.

Я покачал головой и улыбнулся:

— Вообще-то нет.

— Все так говорят, — заметила Клито. Она неожиданно закашлялась, как если бы сказала что-то лишнее, и добавила: — Конечно, я знаю, что вы не сумасшедшие, ведь я видела, как вы с Гуфо готовили пирожки.

Мне показалось, что она иронизирует надо мной, однако потом я осознал, что для ее несбалансированного разума наше занятие должно было показаться абсолютно естественным и рациональным. Вздохнув, я продолжал есть — мне было жаль, что такой милой девушкой управляет искривленное сознание.

Мы с Зором проголодались до смерти, и Клито в изумлении смотрела на поглощаемые нами горы пищи.

Две другие девушки не обращали на нас никакого внимания, продолжая готовить пищу. Наконец наступил момент, когда мы не смогли больше съесть ни кусочка. Клито отвела нас в темную комнату и оставила там спать.

Я не знаю, сколько времени мы провели во дворце Мизы. Мы спали много раз и отлично питались. За этим следила Клито; казалось, мы ей очень понравились. Никто, как будто, не знал, что мы делаем во дворце, и, видя нас в нем постоянно, на нас совсем перестали обращать внимание. Однако нам запрещалось покидать здание, но мы надеялись на какой-нибудь случай, который даст нам долгожданную возможность бежать.

Дворецкий Гуфо так и не вспомнил, зачем мы были здесь. Я часто замечал, как он с озадаченным видом внимательно смотрит на нас, пытаясь вспомнить, кто мы такие и что делаем во дворце.

Время шло, и Клито производила на меня все большее и большее впечатление. У нее была прекрасная память, и по сравнению с остальными она была безусловно нормальной. Нам с Зором нравилось болтать с ней при малейшей возможности. Она много рассказала нам о людях и поведала множество дворцовых сплетен.

— Из какой вы деревни? — однажды спросила она.

— Деревни? Я не понимаю, — сказал я. — Зор из земли Зорам, а я — из земли Сари.

На мгновение она изумилась.

— Вы хотите сказать, что вы не джукане из другой деревни? — спросила она.

— Конечно нет. С чего ты взяла?

— Гуфо сказал, что вы его друзья и с вами нужно обращаться хорошо; и поэтому я была уверена, что вы не пленники, а, следовательно, джукане из другой деревни. Должна признать, я была удивлена тем, что вы намного умнее джукан. Они все, как вы наверняка заметили, маньяки.

На меня нашло просветление:

— Клито, так ты тоже не из джукан?

— Я здесь пленница. Моя родина — земля Суви, — сказала она.

Я не мог сдержать смех, и она спросила меня, почему я смеюсь.

— Потому что все это время я думал, что ты сумасшедшая; а ты думала, что это мы — сумасшедшие.

— Я знала, — сказала она. — Это на самом деле очень смешно, но, пожив здесь, ты перестаешь отличать сумасшедших от нормальных. Ни Миза, король, ни Моко, его сын, не выглядят слабоумными, они и не являются таковыми в полном смысле этого слова; но оба они — маньяки самого отвратительного типа, мерзкие и жестокие, всегда готовые убивать.

— Гуфо не выглядит столь уж плохим, — сказал я.

— Да, он безвреден. Вам повезло, что вы попали к нему. Если бы в тот день, когда вас привели во дворец, была смена Ноака, его помощника, все могло бы сложиться иначе.

— Давно ты здесь, Клито? — спросил я.

— Я здесь больше снов, чем могу сосчитать. Я здесь так давно, что они уже забыли, что я — не одна из них.

Они думают — я джуканка.

— Тогда тебе, должно быть, легко бежать, — предположил я.

— Ничего хорошего не выйдет, если я сбегу одна, — сказала она. — Я не надеюсь достичь Суви в одиночку и без оружия.

— Мы могли бы бежать вместе, — сказал я.

Она покачала головой:

— Ни разу не было возможности, чтобы три человека могли бежать из дворца, не говоря уже о том, чтобы выбраться из деревни. Здесь было много пленников, и я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь убежал.

Между прочим, — добавила она, — ты сказал, что ты из Сари, да?

— Да, — ответил я.

— Здесь есть пленница из Сари, девушка, — сказала она.

— В этой деревне? — спросил я. — Я слышал, будто в одной из деревень джукан была девушка из Сари, но я не мог и подумать, что она здесь. Ты не знаешь, как ее зовут?

— Нет, — ответила Клито, — и я никогда ее не видела, но говорят, она очень красива.

— Где она? — спросил я.

— Где-то во дворце. Ее прячет Верховный жрец. Видишь ли, Миза хочет сделать ее одной из своих жен, Моко, его сын, тоже хочет ее, а Верховный жрец желает принести ее в жертву Огару.

— Кто из них получит ее? — спросил я.

— Верховный жрец боится Мизы, а Миза боится забирать ее у Верховного жреца из страха призвать на свою голову гнев Огара.

— Выходит она сейчас в безопасности? — спросил я.

— Во дворце короля Мизы никто не может чувствовать себя в безопасности, — ответила Клито.

Глава VIII

Нашими основными занятиями во дворце короля Мизы были сон и еда. Эта жизнь была не для воинов, и скука начала бесить нас.

— Мы сойдем с ума, как они все, если не выберемся отсюда, — сказал Зор.

— Я не знаю, что мы можем сделать, — ответил я.

— Давай попробуем уговорить Гуфо отпустить нас в город, — предложил Зор. — По крайней мере, разомнемся и нарушим монотонность нашей жизни.

— Вдруг у нас появится там возможность бежать, — предположил я.

Зевнув, Зор встал и потянулся. Он толстел и становился неуклюжим.

— Пойдем поищем его.

Когда мы собирались выйти из комнаты, мы услышали крик, просто крик, а за ним — тишина.

— Интересно, что это было? — спросил Зор.

— Это где-то рядом, — сказал я. — Не лучше ли подождать? Неизвестно, в какие неприятности мы можем попасть, если что-нибудь возбудит этих людей, а мне показалось, что кричали в комнате Гуфо.

В это время в комнату вошла явно взволнованная Клито.

— В чем дело? — спросил я. — Почему ты нервничаешь?

— Вы слышали крик? — спросила она.

— Да.

— Это кричал Гуфо. Ноак только что всадил ему в спину нож.

Зор присвистнул.

— Он убил его? — спросил я.

— Не знаю, вполне возможно. В любом случае, он серьезно ранен, а Ноак теперь — дворецкий. Думаю, нам всем придется туго. У Ноака больше мозгов, чем у Гуфо, и хорошая память. Он не забудет о нас, как Гуфо.

— Но он не видел нас, — сказал Зор.

— Никакой разницы, — ответила Клито. — Он начнет с осмотра и скоро будет знать обо всех в этой части дворца.

— Плохо, что мы одеты не как джукане, — сказал я. — Мы могли бы убедить Ноака, что мы — гости из другой деревни.

Набедренные повязки и гетры джукан были сделаны из обезьяньих шкур, в качестве украшений они носили ожерелья из человеческих зубов, и, как я уже упоминал, у них были короткие волосы; сейчас нам было бы очень трудно сойти за джукан.

— Ты можешь найти что-нибудь для нас, Клито? — спросил Зор.

— Я знаю, где хранится одежда, — ответила девушка. — Она принадлежала человеку, который служил Гуфо. Ему неожиданно пришла в голову мысль, что ему вообще не нужна одежда; он выбросил ее и ходил голым. Все его вещи были сложены в одной из комнат, и, насколько я знаю, они все еще там.

— Будем надеяться, что он не возвращался за своими вещами, — сказал Зор.

— Не возвращался, — подтвердила Клито, — и не вернется. Он появился голым в присутствии короля, и Миза убил его.

— Теперь, если мы найдем одежду еще для одного, — сказал Зор, — мы сможем выйти из дворца незамеченными.

Пока мы разговаривали, я стоял лицом к двери, прикрытой занавеской, сделанной из хорошо выделанных шкурок какого-то мелкого животного. Я увидел, как занавеска слегка приподнялась; догадываясь, что кто-то подслушивает, я быстро подошел к ней и отдернул в сторону. За ней стоял человек с отвратительным лицом. Его близко посаженные черные глазки, длинный нос и выступающий подбородок делали его похожим на крысу. Секунду он молча глядел на нас, потом повернулся и поспешил прочь, семеня в точности как крыса.

— Интересно, слышал ли он наш разговор? — сказала Клито.

— Кто это? — спросил Зор.

— Ро, — ответила Клито, — один из приверженцев Ноака.

— Похоже, мы попались, — сказал Зор.

— Может быть, он забудет о нас до того, как найдет какого-нибудь слушателя? — предположил я.

— Только не он, — сказала Клито. — Здесь чем хуже человек, тем лучше у него память.

— Сейчас, — сказал я, — хорошее время, чтобы выбраться из дворца, если мы сможем замаскироваться под джукан. Допустим, Клито, ты достанешь ту одежду, и мы оденем Зора. Если он сможет неопознанным пройти по дворцу, мы подумаем о том, как добыть одежду для меня.

— А что с моими волосами? — спросил Зор.

— Клито, ты найдешь нам нож? — спросил я.

— Да. У нас есть ножи, которыми мы разделываем пищу. Я сейчас принесу вам пару.

После того как Клито принесла нам ножи, она отправилась за одеждой для Зора, а я принялся обрезать его волосы, которые уже сильно отросли. Это было непросто, но все же я справился с этой работой.

— Открой глаза пошире и разинь рот, — сказал я ему со смехом, — и ты можешь сойти за джуканина.

Зор состроил перекошенное лицо.

— Давай, — сказал он, — теперь я сделаю слабоумного из тебя.

Только он закончил подрезать мои волосы, как появилась Клито с джуканской одеждой.

— Тебе лучше переодеться в спальне, — сказала она. — Кто-нибудь может войти.

Зор вышел из комнаты, а Клито вернулась к своей работе на кухне; я остался один. Как обычно, когда я один и моя голова не занята планами побега, мои мысли вернулись в Сари, к моей жене, Диан Прекрасной. Несомненно, она считала, что я пропал навсегда; и если я не вернусь, моя судьба останется загадкой для нее и моих земляков-сариан.

До Сари было очень далеко, и любая мысль о возвращении казалась почти безнадежной: даже если я сбегу от джукан, найду ли я Сари, не обладая инстинктом направления, как другие жители Пеллюсидара?

Конечно, Зор может указать мне общее направление на Сари, но, не имея рядом его или другого жителя Пеллюсидара, я могу всю жизнь проплутать по огромному кругу; и если бы я даже шел по кажущейся прямой, шансы найти такой маленький кусочек земли, как Сари, были ничтожны. Однако никакие сомнения не могли отвратить меня от побега при малейшей возможности, и никогда не прекращу я попыток вернуться к моей Диан, пока я живу.

В то время, когда мои мысли витали где-то далеко, занавеска на двери откинулась, и в комнату вступил мускулистый мужчина с лицом не то человека, не то зверя. Он зарос жесткими, торчащими волосами почти до самых глаз, так что у него совсем не было видно лба, лишь узкая полоска в дюйм шириной белела над бровями. Глаза его были посажены так близко, что казались одним глазом, уши были заострены, как у зверя, губы — тонкие и жестокие. Несколько мгновений он стоял, уставившись на меня, губы его кривились в ухмылке.

— Итак, — сказал он наконец, — ты собрался бежать?

— Кто ты? — спросил я.

— Я — Ноак, новый дворецкий Мизы, — ответил он.

— Ну и что? — спросил я.

Все в нем вызывало у меня отвращение; по его отношению я чувствовал, что он пришел в поисках неприятностей, и я не стал пытаться умиротворить его. Что бы он ни собирался сделать, он собирался сделать это независимо от того, что я скажу или предприму; и я хотел побыстрее покончить с этим.

— Ты даже обрезал волосы, чтобы быть похожим на джуканина. Я думаю, все, что тебе сейчас надо, — набедренная повязка и джуканские украшения.

— Точно, — сказал я, глядя на его набедренную повязку.

Неожиданно его глаза загорелись маниакальной яростью.

— Ты думал сбежать от Ноака, а? Что разберусь с тобой. Когда я с тобой покончу, ты никогда ни от кого не сможешь сбежать. — Сказав это, он выхватил свой каменный нож и двинулся на меня.

У меня уже был один из принесенных Клито ножей, другой забрал с собой Зор; таким образом, я мог защищаться, и, когда он приблизился, я был готов встретить его.

Надеюсь, вам никогда не приходилось драться с сумасшедшим. Это одно из самых жутких воспоминаний в моей жизни. Ноак был не только сумасшедшим, но к тому же и очень мощным. Самым страшным в этой схватке было зверское выражение его лица, безумный блеск его жутких глаз, улыбка ярости на жестоких губах, обнаженные желтые клыки.

Я парировал его первый удар и ударил его в грудь своим ножом, но он немного уклонился, и я лишь порезал его мышцы. Это, однако, наполнило его еще большей яростью, он снова ударил меня и схватил свободной рукой за горло. Я еще раз увернулся от него, он с криком подскочил в воздух и прыгнул на меня. Я потерял равновесие и рухнул спиной на пол, а этот маньяк навалился на меня сверху. Он взмахнул ножом, чтобы прикончить меня, но я перехватил его кисть и ухитрился вырвать у него нож. Тогда он нацелился своими желтыми клыками мне в горло.

Я был вынужден отпустить его руку, чтобы оттолкнуть его, и вцепился пальцами в его горло. В другой руке я все еще сжимал свой нож, и, не задумываясь, направил его в сердце Ноака, а затем нанес еще несколько ударов.

Он закричал и какое-то время дергался в агонии, после этого сник.

Я столкнул с себя его труп и поднялся на ноги; меня тошнило от всего ужаса этой схватки и от близости его отвратительного лица.

Пока я стоял, восстанавливая дыхание, позади меня, в дверях, раздались какие-то звуки. Я резко обернулся, готовый встретить следующего противника, но это была всего лишь Клито. Она стояла в дверях и широко раскрытыми глазами глядела на труп.

— Ты убил Ноака? — прошептала она.

— Да, и у меня теперь есть джуканская одежда, — ответил я.

Глава IX

До того как я попал в Пеллюсидар, я никого не убивал. Я даже не видел ни одного человека, принявшего насильственную смерть, но здесь я убил многих людей, всегда, однако, из самозащиты или защищая других.

Это было неизбежно в обществе, где не существовало ни законов, ни людей, следящих за их выполнением.

Здесь, в Пеллюсидаре, каждый человек вынужден сам быть полицией, судьей и судом присяжных. Это не означает, что всегда побеждает правота, это только возможность; но когда на стороне человека правота и возможность, он чувствует значительно большее личное удовлетворение своей победой, чем если бы вызвал полицейского и передал преступника в руки медлительной машины правосудия, где правота не всегда побеждает.

Я полагаю, что Клито видела подобные смерти много раз, и ее потрясла не сама смерть Ноака, а страх перед тем, что может случиться, если мое преступление обнаружится.

— Теперь тебе некуда деться, — сказала она.

— Вряд ли я мог придумать что-нибудь еще, правда? — спросил я ее. — Не мог же я позволить ему убить меня.

— Я бы никогда не подумала, что ты можешь справиться с ним. Он был очень силен.

— Что ж, это уже сделано и ничего не вернуть назад. Теперь надо избавиться от улик.

— Мы могли бы похоронить его, — сказала она. — Другого способа нет.

— Но где? — спросил я.

— В вашей спальне, — сказала она. — Это будет самое безопасное место.

Свежий, неокоченевший труп очень трудно переносить, почему-то он кажется в два раза тяжелее и в четыре раза неуклюжее, чем при жизни, но мне удалось перекинуть тело Ноака через плечо и перенести его в нашу с Зором спальню. Зор, одетый в «костюм» джуканина, как раз выходил из нее, когда подошел я со своей ношей.

— Ну и ну! — воскликнул он.

— Ноак попытался убить меня, — сказал я.

— Так это Ноак? — недоверчиво спросил он.

— Был Ноак, — сказал я.

— Дэвиду пришлось убить его, — сказала Клито, — и я думаю, что для всех нас хорошо, что Ноак мертв.

— А зачем ты принес его сюда? — спросил Зор.

— Я собираюсь похоронить его в нашей спальне.

Зор почесал затылок.

— Судя по его виду, с ним лучше иметь дело с мертвым, чем с живым. Вноси его, я помогу тебе копать.

Мы вырыли узкую траншею глубиной три фута у одной из стен нашей спальни. Клито принесла из кухни еще один нож и помогала нам копать; но даже втроем мы копали очень долго. Мы прорезали слежавшуюся землю пола кончиками наших ножей, после чего выбирали ее руками, но в конце концов работа была завершена, и мы закатили труп Ноака в траншею и забросали его землей, плотно утоптав ее вокруг. На могилу мы набросали травяные маты; в тусклом свете комнаты ничего не было заметно.

— Теперь, — сказал я Зору после окончания этой работы, — давай удирать отсюда.

— Куда мы пойдем? — спросил он.

— Попытаемся выбраться из дворца, — ответил я, — и сделаем это прямо сейчас, пока Ноака никто не хватился. Пойдем, Клито, в конце концов ты можешь вернуться в Суви.

— Вы хотите взять меня с собой? — удивленно спросила девушка.

— Конечно. Ты ведь одна из нас. Без твоей помощи у нас ничего бы не получилось.

— Боюсь, что женщина будет обременять вас, — произнесла она. — Вам лучше идти одним. Вы можете вывести меня из дворца, но я очень сомневаюсь, что вы сможете провести меня через ворота деревни.

— Посмотрим, — сказал я. — В любом случае без тебя мы не пойдем.

— Конечно нет, — подтвердил Зор. — Если они остановят нас в воротах, мы скажем им, что мы гости из другой деревни и возвращаемся домой.

— Скажите им, что вы из Гамбы, — предложила Клито. — Это самая отдаленная деревня. Люди оттуда редко приходят сюда, так что у них будет мало возможностей проверить нас.

Однако мы даже не выбрались из дворца. Стража отказалась пропускать нас без разрешения Ноака, а когда мы начали настаивать, я увидел, что они насторожились. Тогда я сказал:

— Хорошо, мы вернемся и приведем Ноака.

Мы возвращались с упавшим сердцем, так как теперь побег казался невозможным. Мы обговорили все, и, наконец, пришли к мнению, что нам надо ознакомиться с дворцом, — вдруг имеется менее охраняемый выход. Нам светил всего один лучик надежды: никто даже не заподозрил, что мы не были джуканами.

Клито предположила, что из дворца должен быть еще один выход, так как она слышала, что Миза и Моко часто выходят в город, но абсолютно точно знала, что они не пользовались для этого главным входом.

— Я думаю, у них есть потайной ход, — сказала она.

— Мы с Зором попытаемся его найти, — сказал я. — А ты оставайся здесь, если мы найдем путь для побега, мы вернемся за тобой.

Дворец короля Мизы занимал несколько акров. Он сам по себе был целой деревней. Как и во внешней деревне, его конструкция следовала причудам сумасшедшего разума. Здесь были со множеством поворотов сумрачные коридоры, ведущие в никуда и заканчивающиеся глухой стеной, абсолютно темные комнаты без окон и множество маленьких двориков, которые были на самом деле комнатами без крыш. Как обитатели не терялись здесь, осталось для меня загадкой; я даже не представлял себе, как мы сможем найти дорогу назад к Клито, если мы обнаружим путь для побега. Я сказал все это Зору, но он успокоил меня, ответив, что полностью проследит наш путь. Очевидно, каждый фут нашего пути неизгладимо отпечатывался в его памяти вследствие его врожденного инстинкта направления.

Кружась по дворцу, мы постоянно встречались с людьми, но, казалось, никто не подозревал нас, в результате, мы стали слишком самоуверенными и дерзкими, заходя во все места в поисках тайного выхода, который мог бы привести нас к свободе. Наконец мы устали и проголодались; и, так как к этому времени мы не нашли никакой пищи, мы решили лечь и поспать; мы устроились в углу темной комнаты и молились о том, чтобы легко найти пищу, когда проснемся.

Многие из вас, живущих снаружи земной коры, боятся приходящей ночью темноты. Вы думаете о ней, как о времени, когда крадутся хищники и преступники проворачивают свои темные делишки, но могу вас уверить, что с радостью променял бы неисчезающее солнце внутреннего мира на спасительную темноту ваших ночей на двенадцать часов из двадцати четырех. Под покровом ночи мы могли бы найти множество способов бежать из деревни Миза. Мы могли бы действовать безопасно не только из-за темноты, но и потому, что там, где ночь регулярно сменяет день, есть время, установленное для сна, и там было бы немного глаз, которые могли бы увидеть нас; но здесь нет ночей и нет регулярного времени для сна, таким образом, большая половина людей все время бодрствует. Вы видите, что наши шансы проскользнуть незамеченными были очень невысоки. Да, я много бы отдал за одну хорошую темную ночь.



Проснувшись, мы продолжили наши бесцельные поиски тайного выхода из дворца, проверяя один коридор за другим. Мы нашли помещения, в которых уже годы никто не жил, и наоборот, переполненные джуканами настолько, что мы проходили сквозь них незамеченными.

Как дворец не имел плана, так и деятельность его обитателей казалась такой же безалаберной. Нам встретились все типы слабоумия, от безвредных шутников до опасных маньяков, от бормочущих идиотов до людей, казавшихся абсолютно разумными.

Один идиот дико бегал по маленькому кругу. Другой сидел на полу, скрестив ноги, уставившись в точку на стене в нескольких футах перед собой. Позади него один джуканин рубил другого на куски каменным топором, и даже дикие крики жертвы не могли отвлечь внимания сидящего. Двое мужчин и женщина апатично смотрели на это, но потом их внимание отвлек пышноволосый маньяк, который пронесся мимо с криком:

«Я — райт, я — райт». Он даже попытался доказать, что он райт, укусив одного из мужчин.

Расставшись с Клито, мы спали три раза, а между сном всегда умудрялись найти достаточно пищи, пару раз даже пообедав вместе с идиотами, которые, казалось, не заметили нашего присутствия.

Однажды, проведя какое-то время без пищи и сильно изголодавшись, мы набрели на большую комнату с длинным столом, за которым ели около сотни человек.



Так как за столом было несколько свободных мест, мы подошли и присели, предположив, что по-прежнему на нас никто не обратит внимания, но мы сильно ошиблись. В дальнем конце стола сидел мужчина в головном уборе из перьев.

— Кто эти двое? — закричал он, когда мы сели. — Я их раньше не видел.

— Я скажу тебе, кто это, — закричал сидевший напротив нас человек, и я узнал крысиное личико Ро.

— Кто они? — спросил мужчина в головном уборе. — И что они делают за королевским столом?

— Я не знаю, что они делают за королевским столом, Миза, — ответил Ро, — но я знаю, кем они были.

Их привели к Гуфо много-много снов назад, и они исчезли, когда исчез Ноак.

Таким образом, мы случайно попали в королевскую столовую, а мужчина в головном уборе из перьев был королем Мизой. Кажется, от нас могли потребовать каких-нибудь объяснений.

— Кто вы такие и что вы здесь делаете? — закричал Миза.

— Мы — гости из Гамбы, — ответил Зор.

— Я думаю, они лгут, — сказал Ро. — Последний раз, когда я видел их, они были одеты не как джукане, а как чужаки из другой страны.

— Как вас зовут? — спросил Миза.

Хотя он был намного спокойнее других, я видел, что он начал возбуждаться. Джукане столь неуравновешены, что мельчайший пустяк может вывести их из себя; а после этого невозможно предсказать, что может случиться.

— Моего спутника зовут Зор, — ответил я, — а меня — Дэвид.

— Зор, — повторил Миза. — Это может быть джуканским именем, но никак не Дэвид. Схватите его и свяжите. — Миза указал на меня. — Зор, ты будешь дорогим гостем во дворце короля Мизы.

— А Дэвид? — спросил Зор.

— Нам нужна умиротворяющая жертва Огару, — ответил Миза, — Дэвид как раз подойдет. Уведите его.

— Он мой друг, — настаивал Зор. — Не делай ему плохо, Миза.

Миза вскочил на ноги, его глаза сверкали от гнева.

— Ты осмеливаешься перечить мне? — заорал он. — Мне следовало вырезать тебе сердце, — но тут его голос упал, и он сказал: — Но ты мой почетный гость. Давай поешь и выпей с нами.

Когда меня уводили, я заметил, как двое слуг внесли огромный бивень мамонта, до краев наполненный какой-то жидкостью. Его передали Мизе, который отпил из него и передал сидящему справа человеку. Бивень начал свой путь вокруг стола, а меня вытащили из комнаты.

Меня провели по нескольким вьющимся коридорам в маленькую комнату, которая закрывалась грубой дверью, запиравшейся снаружи деревянными засовами.

Меня швырнули в эту мрачную, еле освещенную камеру, связали руки за спиной и оставили.

Перспективы были самыми туманными. Вот он я, пленник, приговоренный к жертвоприношению их языческому богу. Единственным лучиком надежды было то, как небрежно и неуклюже они связали мне руки.

Даже когда они связывали меня, я чувствовал, что освободиться будет нетрудно, и вскоре после их ухода я сделал это; но запертая дверь камеры выдержала все мои усилия открыть ее.

Глава X

Лежа в темнице, я размышлял об этих странных людях, в чьи руки меня бросила Судьба. Они, безусловно, были маньяками, но в то же время достигли более высокого уровня цивилизованности, чем любые из известных мне племен Пеллюсидара. Вместо пещер они жили в деревнях, ели за столами, а не на голой земле, и у них был бог, которому они поклонялись, в форме идола.

Мне было интересно, какой странный каприз Судьбы свел с ума целый народ, станут ли будущие поколения более жестокими, или зерно сумасшествия умрет в них; и, думая об этих вещах, я уснул и увидел в своих снах Сари, Эбнера Перри и Диан Прекрасную, и поэтому, когда я проснулся, мое сердце было переполнено сожалением о том, что я не могу спать и видеть эти сны вечно.

Я почувствовал дикий голод. Хотя я и сидел недавно за королевским столом, мне не удалось поесть, так быстро меня схватили. Интересно, думал я, принесут ли мне поесть, но, зная этих людей, я понимал — они могли совершенно забыть обо мне, и я могу лежать здесь, пока не умру от голода.

В поисках какого-нибудь занятия я решил измерить шагами мою темницу. Было достаточно темно; я нащупал одну из боковых стен и медленно двинулся вдоль нее, касаясь стены рукой. Я был удивлен, так как комната, считавшаяся мною маленькой, оказалась очень большой. На самом деле, помещение было просто огромным. Наконец я осознал, что они заперли меня в коридоре.

Я пересек его и обнаружил, что шириной он был всего в два шага. Куда он вел? Я намеревался пойти по нему и выяснить это, но прежде вернулся к стене, от которой начал свой путь, чтобы не потерять ориентир и всегда вернуться на прежнее место. Эта предосторожность была крайне необходима на случай, если здесь были ответвляющиеся коридоры или пересечения с другими коридорами, которые я мог бы пропустить в темноте.

Как и все виденные мною здесь коридоры, этот также постоянно менял свое направление; темнота его оставалась все такой же плотной.

Пройдя по коридору достаточно далеко, я услышал впереди голоса. Сначала они казались слабыми и глухими, но, по мере того как я пробирался вперед, они становились более ясными. Наконец я смог разобрать слова. Разговаривали мужчина и женщина. Казалось, они спорили о чем-то.

— Если ты уйдешь со мной, я верну тебя в твою страну, — говорил мужчина. — Если ты останешься здесь, Брума принесет тебя в жертву Огару. Даже Миза не спасет тебя, хотя он и хотел бы, чтобы ты принадлежала ему.

— Я не верю тебе, — произнес женский голос, — ты ведь знаешь, что никогда не сможешь вывести меня из этого города. Как только мое исчезновение обнаружится, Брума и Миза обыщут весь город.

— Ничего у них не получится, — сказал мужчина. — Прежде чем это обнаружится, мы будем далеко от города. Прямо здесь находится коридор, который ведет к пещере в лесу за стенами деревни.

С этими словами он ударил кулаком в деревянную панель, так близко к моему уху, что я даже отскочил в сторону.

Итак, это был коридор, ведущий из дворца. Бедные идиоты заперли меня в единственном месте, из которого я мог бежать. Это было очень забавно. Как я хотел, чтобы Зор и Клито оказались рядом со мной, но попытаться вернуться за ними сейчас было пустой затеей.

Во-первых, я не смог бы выбраться из коридора во дворец, а если бы и смог, как я нашел бы Зора, который стал теперь почетным гостем Мизы? Меня, несомненно, узнали бы, если заметили шатающимся у королевских апартаментов в поисках своего друга, а по запутанным коридорам дворца я не смог бы вернуться к Клито.

Не допуская даже мысли о том, чтобы покинуть своих друзей, я продолжал стоять в темноте, стараясь придумать, как передать весточку Зору и Клито.

Я слышал, как мужчина разговаривал с женщиной, но ничего не мог разобрать, пока он не повысил голос.

— Я люблю тебя, — сказал он, — и ты будешь моей.

— У меня уже есть муж, — ответила женщина, — а если бы и не было, я скорее вышла бы замуж за джалока, чем за тебя.

— Ты сравнила меня с джалоком, рабыня! — вскричал мужчина в гневе. — Меня, Моко, сына короля! Ты посмела оскорбить меня!

— Этим я оскорбила джалока, — сказала женщина.

— Во имя Огара! — кричал мужчина. — Теперь ты не достанешься никому и никогда не увидишь свою Сари. За это оскорбление, рабыня, ты умрешь.

Значит, это была та девушка из Сари. Мне было достаточно услышать это, чтобы я навалился на панель, находившуюся передо мной. Под тяжестью моего тела она рухнула. Влетев в комнату, я увидел девушку в лапах Моко, сына Мизу. Девушка стояла ко мне спиной, но мужчина увидел меня через ее плечо. Его глаза вспыхнули маниакальной яростью, и он попытался высвободить руку с ножом, которую удерживала его жертва.

— Убирайся отсюда! — заорал он мне. — Убирайся!

— Только когда покончу с тобой, — сказал я, приближаясь к нему с каменным ножом в руке.

— Я — Моко, — сказал он, — сын короля. Я приказываю тебе убираться. Ослушаешься меня — умрешь.

— Умру не я, — сказал я, приближаясь к нему.

С криком он оттолкнул от себя девушку и бросился на меня. Он очень искусно владел ножом, и если бы я зависел только от оружия, я умер бы там, во дворце короля Мизы. Но я не зависел от своего ножа, и я не погиб. Я парировал его первый удар правым предплечьем и ударил его левой рукой в подбородок. От удара он упал, но почти моментально вскочил на ноги и снова бросился на меня, но уже с меньшим порывом. Он ударил меня со всей своей дикой силой, но я отступил в сторону, и он промахнулся. Пока по инерции он двигался мимо меня, я всадил ему в ребра нож. С отвратительным криком он опустился на пол и замер, а я повернулся к девушке, и мои глаза раскрылись от изумления. Я не мог поверить тому, что увидел.

— Диан! — вскрикнул я. — Неужели это ты?

Она подбежала ко мне и обвила мою шею руками.

— Дэвид! — зарыдала она.

Мы стояли, сжимая друг друга в объятиях, и смогли заговорить только через пару минут.

— Дэвид, — сказала она наконец, — я не поверила своим глазам, когда узнала тебя. И мне стоило больших усилий, чтобы сдержать крик радости, ведь я могла отвлечь твое внимание от Моко.

— Как ты очутилась здесь? — спросил я.

— Это длинная история, Дэвид, — ответила она. — Подожди, пока у нас будет побольше времени. Сейчас нам надо думать о том, как выбраться отсюда. Моко показал мне дорогу.

— Да, — ответил я, — я слышал, но здесь находятся еще два пленника, которым я должен помочь бежать: Зор из Зорама, его захватили вместе со мной, и Клито, девушка из Суви, которая подружилась с нами и помогла нам добыть одежду джукан для маскировки.

— Мы должны попытаться помочь им, — сказала Диан, — и я уверена, что ты уже знаешь как.

— В том-то и дело, — ответил я, — что не знаю. — И рассказал ей обо всех трудностях. Когда я закончил, она покачала головой.

— Почти нет надежды помочь им, — сказала она, — но мы не можем бросить их здесь.

— Нам надо как можно быстрее выбраться из этой комнаты, пока сюда не пришел кто-нибудь и не обнаружил нас у тела Моко. Давай пройдем по коридору и убедимся, что он действительно ведет к свободе, тогда мы будем в лучшем положении и решим, что нам делать дальше.

Перед тем как покинуть комнату, я поставил на место выбитую деревянную панель, чтобы она не привлекала внимания и не указывала путь нашего бегства, а затем оттащил тело Моко в темный коридор.

— Если они найдут его в этой комнате, — сказал я, — то и поиски они начнут отсюда; и если они знают о коридоре, они немедленно догадаются, что мы убежали этим путем, но если его не будет здесь, они не узнают, откуда начинать поиски.

— Ты прав, — сказала Диан, — никто не знает, что Моко пошел именно сюда, и меня они не будут искать здесь, потому что я была заключена в другой комнате.

Рука об руку мы с Диан прошли темным коридором, пока не дошли до запертых деревянных ворот, которые не пускали нас дальше.

— За ними должна быть свобода, — сказал я, ощупывая дверь.

Глава XI

Известковая пещера выходила наружу на склоне горы сразу за деревней. Отверстие пещеры пропускало достаточно света для того, чтобы можно было ориентироваться внутри. Мы не могли сразу определить размеры пещеры; стены с одной стороны были различимы, а с другой — терялись в темноте, из которой появлялся небольшой поток чистой воды, пересекавший пол пещеры и вытекавший через отверстие.

Больше всего меня беспокоило то, что в пещере мог обитать какой-либо дикий зверь, но мы не слышали никаких звуков и не чувствовали никакого запаха, которые могли бы добавить нам страха. Подойдя к отверстию, мы увидели обрыв, от которого было около двадцати футов до дна лесистой ложбины. В том лесу можно было не бояться наиболее опасных ужасных крылатых рептилий Пеллюсидара, так как он был очень густой и сквозь него могли пролететь только самые маленькие крылатые твари. Дерево, росшее рядом с отверстием, могло послужить средством для спуска, но я не торопился покинуть пещеру, по-прежнему размышляя о судьбе Зора и Клито.

Однако мне не хотелось долго оставаться в пещере, так как ею время от времени пользовались члены королевской семьи и, таким образом, в любой момент мы могли быть обнаружены. Не нравилась мне и мысль о том, чтобы разбить лагерь за пределами пещеры, ведь деревня находилась слишком близко.

Не желая оставлять Диан в пещере одну, я взял ее с собой, и по дереву мы спустились на дно лощины, откуда увидели, что в скале было довольно много других пещер. Я обследовал некоторые из них и нашел одну, вход в которую можно было легко забаррикадировать. Она была небольшой и сухой. Мы натаскали в нее листьев и травы и покрыли ими пол. У нас получился уютный и удобный дом, о котором мог бы мечтать любой житель Пеллюсидара. С деревьев я нарвал съедобных плодов, а Диан накопала туберов, и, запасшись провизией, мы вернулись в пещеру.

Впервые после того как я нашел Диан, у нас появилась возможность отдохнуть в относительной безопасности, и я воспользовался этим, чтобы выслушать ее рассказ о тех обстоятельствах, которые привели ее в деревню Мизы.

Она рассказала мне, что когда мои воины вернулись в Сари, они сообщили ей, что я был убит в сражении с воинами-женщинами. В это время в Сари гостил До-Гад, племянник короля Суви; узнав о моей гибели, он стал назойливо преследовать ее, предлагая ей стать его женой. Угнетенная горем и испытывая отвращение к этому человеку, она сразу приказала ему покинуть Сари, а когда он отказался, все еще надеясь заполучить ее, она попросила Гака, короля Сари, отправить его прочь. Он сохранил свою жизнь только благодаря тому, что был племянником короля Суви. Несмотря на рассказ моих воинов, Диан не поверила в мою гибель и организовала экспедицию для поисков.

Путь экспедиции лежал через страну Суви, где, к огромному удивлению Диан, их ожидал враждебный прием со стороны короля Суви, который был настроен против сариан своим племянником До-Гадом.

Ее лагерь был окружен и атакован воинами Суви, количество которых значительно превосходило количество воинов Диан.

Конечно, ее войско было разбито, а сама она захвачена в плен. Ее привели к королю.

— Мне жаль, — сказал тот, — что ты женщина.

Если бы ты была мужчиной, я бы знал, как наказать тебя за оскорбление, которое ты нанесла мне, — ты заслуживаешь смерти.

— О каком оскорблении ты говоришь? — спросила Диан.

— Безо всяких причин ты приказала выгнать До-Гада, моего племянника, из Сари.

— Это он тебе сказал? — спросила она.

— Да, — ответил король, — и он также сказал мне, что едва спас свою жизнь.

— А он не сказал тебе, почему его выгнали из Сари? — спросила Диан.

— Потому что он — сувианин, — ответил король.

— Это неправда, — сказала Диан. — Он узнал, что мой муж погиб, и стал приставать ко мне с предложениями стать его женой. Я отказалась, но он продолжал настаивать. Тогда я приказала ему покинуть Сари, но он не сделал этого и не оставил меня в покое. Мне пришлось попросить Гака отправить его прочь. Гак пришел в ярость, и До-Гаду действительно повезло, что он остался в живых.

— Если ты говоришь правду, — сказал король, — то это До-Гад заслужил наказание, а не ты.

— Я говорю правду, — сказала Диан, — и ты должен понимать это, ведь утверждение До-Гада, что его выгнали из Сари только за то, что он сувианин, — глупость. Сувиане и сариане дружны с первых дней основания Империи Пеллюсидара. Ты знаешь, что многие сувиане посещали Сари, и с ними обходились по-королевски. Мы не настолько глупы, чтобы беспричинно начинать вражду с союзником, который является одним из самых сильных приверженцев Империи.

Король кивнул:

— Ты говоришь разумно, и я уверен, что ты говоришь правду. Мне жаль, что мои воины напали на твой лагерь и оскорбили тебя пленением. Ты можешь свободно уйти или остаться, как пожелаешь; но скажи мне, зачем ты пришла в Суви?

— Я никогда не верила слухам о том, что Дэвид, Император Пеллюсидара, погиб, — ответила Диан. — Я со своими воинами направлялась на его поиски.

— Я дам тебе воинов, чтобы заменить тех, которые погибли, — сказал король, — и ты сможешь продолжить свой путь.

— Со мной было только два воина, — ответила Диан, — которые могли провести нас к тому месту, где Дэвида видели в последний раз, и оба они убиты. Мне придется вернуться в Сари за другими проводниками.

— Я дам тебе охрану до Сари, — сказал король.

Когда До-Гад услышал о том, что произошло и что он будет наказан, то бежал из деревни с двумя десятками приближенных. Они прошли один переход в сторону Сари и залегли в ожидании Диан и ее охраны.

Не подозревая об опасности, Диан и ее охрана попали в засаду; увидев, что нападавшие превосходят охрану числом и поражение неизбежно, она сбежала с места сражения.

Пеллюсидар — дикий мир, в котором одинокая женщина особенно беспомощна. Опасности одна за другой отдаляли ее от Сари. Каждый раз, когда она хотела повернуть назад, что-нибудь вставало на ее пути; и, наконец, она узнала, что До-Гад шел по ее следу, и ее единственной мыслью стало убежать от него. Она не знала, как долго она путешествовала и как далеко ушла. Чудом она избежала многих опасностей, прежде чем попала в руки джукан. Она давно уже оставила надежду на побег, когда Судьба привела меня к ней.

Теперь, когда мы были вместе, все, через что мы прошли, казалось пустяком по сравнению с огромной радостью, которую мы испытали от нашего воссоединения, как мы думали — навеки.

Диан рассказала мне о наших друзьях в Сари, и, самое главное, о том, что королевства Пеллюсидара оставались лояльными по отношению к Империи. Конечно, мне было приятно услышать об этом, но сейчас меня больше заботило освобождение Зора и Клито.

Я снова принялся изготавливать оружие, на этот раз — два лука со стрелами для меня и Диан, а также два коротких копья. Диан была хорошо обучена обращению с этим оружием, и я не сомневался, что, оставив за спиной долину джукан, вдвоем мы доберемся до Сари. Жаль, что нам приходилось ставить под сомнение эту возможность из-за Зора и Клито, но наша честь не позволила бы нам оставить их в беде; и, работая над оружием, я одновременно продумывал план, при помощи которого надеялся вывести Зора и Клито из деревни.

Глава XII

К тому времени, когда оружие было готово, у меня уже созрел план освобождения Зора и Клито, который должен был сработать, хотя и включал в себя значительную долю риска. Самое плохое в нем было то, что Диан должна была остаться одна в пещере без всякой защиты, пока я буду в городе, и это мне не очень нравилось. Ей же не нравилось то, что я могу быть захвачен в плен, но другого способа мы не видели, и я решил действовать немедленно.

Коричневатым пигментом, который мы добыли из одного вида орехов, Диан нарисовала на моем лице морщины; закончив, она сказала, что сама с трудом узнает меня, так сильно изменилось выражение моего лица.

— Хотела бы я, чтобы все уже закончилось и ты снова вернулся ко мне, — сказала она. — Пока ты не вернешься, я буду трястись от страха за тебя.

— Если меня не будет через три сна, — сказал я ей, — немедленно уходи в Сари.

— Если ты не вернешься, мне будет все равно куда идти, — ответила она.

Я поцеловал ее на прощание; забаррикадировав вход в пещеру и замаскировав его ветками и травой, я направился в деревню. В пещере остался достаточный запас пищи и воды в нескольких тыквах, так что я не беспокоился о провизии для Диан; к тому же я был уверен, что пещеру не смогут обнаружить ни люди, ни звери.

Я подошел к воротам деревни, где был остановлен стражей, состоявшей из дюжины маньяков с безумными глазами.

— Кто ты? — спросил один из них. — И что тебе здесь надо?

— Я — гость из Гамбы, — сказал я. — Я пришел присоединиться к моему другу Зору, который гостит у короля Мизы.

Они немного пошептались, и наконец тот, который заговорил со мной первым, снова обратился ко мне:

— А как мы узнаем, что ты из Гамбы?

— Я — друг Зора, — ответил я, — а он из Гамбы.

— Звучит разумно, — сказал один из них. — Как тебя зовут?

— Иннес, — назвал я себя.

— Ин-есс, — повторил стражник. — Странное имя.

Должно быть, ты и вправду из Гамбы.

Остальные закивали с умным видом.

— Никакого сомнения, — сказал другой, — он из Гамбы.

— Мне не нравится, как он выглядит, — сказал третий. — У него нет копья. Никто не сможет добраться сюда из Гамбы с одним ножом.

Очевидно, он был более разумен, чем его напарники, так как его возражение было точным.

— Да, — сказал первый. — У тебя нет копья, значит, ты не из Гамбы.

— Говорю вам, он из Гамбы, — закричал второй.

— Тогда где же его копье? — уверенно спросил умник.

— Я потерял его на равнине, перед тем как войти в лес, — объяснил я. — Я был голоден, и мне надо было поесть, но когда я метнул копье в антилопу, она повернулась и убежала вместе с ним. Вот, мои замечательные друзья, что случилось с моим копьем. Теперь впускайте меня, а то Миза разозлится.

— Ну, — сказал командир стражников, — я думаю, ему можно верить. Ты можешь войти в деревню. Куда ты пойдешь?

— Я хочу пойти во дворец короля Мизы, — ответил я.

— Почему именно туда? — спросил он.

— Потому что там мой друг Зор.

Умный охранник высказал еще одну мысль.

— Откуда ты знаешь, что он там, — спросил он, — если ты только что пришел из Гамбы?

— Да, — почти хором закричали остальные, — откуда ты знаешь, что он там?

— Я не знаю, что он там, но…

— Ага! Он признается, что не знает. Он пришел сюда для чего-то плохого, и его надо убить.

— Подождите, подождите! — воскликнул я. — Вы не даете мне закончить. Я сказал, что не знаю, что он там, но знаю, что он пришел в гости к Мизе, и, конечно, я предполагаю, что он во дворце Мизы.

— Очень разумно, — сказал командир. — Ты можешь войти.

— Пошлите кого-нибудь со мной во дворец, — сказал я командиру, — чтобы он мог объяснить другим стражникам кто я и помочь мне найти моего друга Зора.

К моему разочарованию, он отправил со мной самого умного, и мы пошли узкими проходами во дворец.

Сцены безумного города были такими же, как в прошлый раз: неописуемое сумасшествие, гротеск и зверство, в зависимости от настроения каждого из актеров; а на площади перед дворцом жрецы по-прежнему ходили «колесом» вокруг Огара, бога джукан.

Мой провожатый все еще подозревал меня и без колебаний сообщил мне об этом:

— Я думаю, что ты самозванец и лжец. Я не верю, что ты из Гамбы и что твоего друга зовут Зор.

— Очень странно, — сказал я, — что ты так думаешь.

— Почему? — спросил он.

— Потому что ты — самый умный из встреченных мною людей и должен знать, что я говорю правду.

Я заметил, как он расцвел и заважничал. После этого он сказал:

— Конечно, я умный, но ты очень глуп. Если бы ты не был глуп, ты бы знал, что все это время я шутил.

Конечно, я с самого начала знал, что ты из Гамбы.

— Ты очень забавный парень, — сказал я. — У тебя чудесное чувство юмора. Теперь я уверен, что без труда войду во дворец и найду своего друга, ведь со мной идет такой выдающийся и умный человек, как ты.

— Не беспокойся, — ответил он, — ведь я сам проведу тебя во дворец, прямо к комнатам короля.

Этот парень держал свое слово. Казалось, что его все знают и что он — более важная фигура, чем я представлял себе. Охрана немедленно пропустила нас во дворец, и я снова попал в комнату, где Гуфо принял нас с Зором. Там находился новый дворецкий, который не обратил на нас никакого внимания. Он выглядел как жертва ипохондрии, так как сидел на полу и непрерывно рыдал. Одним из правил дворца было то, что дворецкий допрашивал каждого входящего. Мы не могли идти дальше без его разрешения.

— Меня нельзя беспокоить, — сказал он, когда мой спутник обратился к нему за разрешением. — Я очень больной человек, очень-очень больной.

— Что с вами? — спросил я.

— Ничего, — ответил он, — в том-то и беда. Я болен без причин.

— Ваши дела очень плохи, — сказал я.

Он взглянул на меня с воодушевлением:

— Ты на самом деле так думаешь?

— Вне всякого сомнения, — заверил я его.

— Куда, ты говоришь, хочешь пройти? — спросил он.

— Я пришел в гости к своему другу Зору, который гостит у короля Мизы.

— Так чего же ты ждешь? — спросил он со злостью. — Убирайся и оставь меня в покое.

Мы с моим спутником вышли из комнаты.

— Иногда мне кажется, что он сумасшедший, — сказал мой провожатый. — Как большинство людей.

— Наверное, так оно и есть, — ответил я.

Проходя мимо кухни, где работала Клито, мы столкнулись с ней лицом к лицу. Она внимательно посмотрела в мою сторону, но явно не узнала меня. Мне было интересно, в чем дело: или настолько хороша была моя маскировка, или настолько умна была Клито.

Чем дальше мы углублялись во дворец, тем медленнее шел мой спутник. Что-то беспокоило его, и наконец это прояснилось.

— Отсюда тебе лучше идти одному, — сказал он.

— Я не знаю, куда идти, — ответил я. — Почему бы тебе не пойти со мной?

— В последнее время во дворце происходят странные вещи, — ответил он, — и Миза может не обрадоваться чужаку.

— А что произошло? — спросил я.

— Ну, во-первых, пропали Моко, сын короля, и прекрасная сарианка, которую должны были принести в жертву Огару; во-вторых, здесь был пленник по имени Дэвид, который тоже пропал. Его руки были связаны за спиной, и он был заперт в камере. Его тоже должны были принести в жертву Огару, но когда за ним пришли, в камере его не было.

— Очень странно! — воскликнул я. — И никто не знает, что случилось с ним, и с Моко, и с девушкой из Сари?

— Никто, — ответил он, — но Брума выяснит, что приключилось с ними, как только найдет еще одну жертву для Огара, и Огар скажет ему.

— Я думаю, Брума без труда найдет жертву, — сказал я.

— Это должна быть особая жертва, — ответил мой провожатый. — Это должен быть не джуканин или, возможно, джуканин из другой деревни, — тут он неожиданно повернулся и посмотрел на меня странным взглядом. Мне не нужно было спрашивать, о чем он подумал.

Глава XIII

Множество мыслей роилось в моей голове, пока мы шли к комнатам Мизы. Я чувствовал себя как приговоренный, который надеется на то, что Верховный суд отправит его дело на пересмотр или губернатор помилует его. Кроме такой надежды у меня ничего не осталось. Взгляды, бросаемые на меня моим провожатым, подтверждали, что я обречен, ведь мысль, пришедшая ему в голову, несомненно, придет в голову и Бруме, который искал жертву. Он продолжал смотреть на меня веселыми дикими глазами.

— Я думаю, Огару ты понравишься.

— Надеюсь, — ответил я.

— Комнаты Мизы прямо перед нами, — сказал он. — Возможно, Брума здесь.

— Что ж, — сказал я, — спасибо, что привел меня сюда. Если ты думаешь, что у тебя будут неприятности из-за этого, можешь оставить меня здесь, дальше я пойду один.

— О нет, — сказал он. — Я провожу тебя до конца; думаю, тебя ожидает теплый прием и меня наградят за то, что я привел тебя.

Мы вошли в большую комнату, в которой было множество людей. В ее дальнем конце находилась платформа, на которой сидел Миза. С каждого бока короля стояло по десять-двенадцать воинов, защищавших его от возможных вспышек мании убийства у присутствующих. На Мизе не было короны, а только головной убор из перьев.

В центре комнаты стоял человек с неестественно вывернутыми руками, черты его лица были дьявольски недоброжелательны. Мой провожатый кивнул в его сторону и подмигнул мне, ткнув меня локтем под ребра.

— Он сошел с ума, — сказал он. — Говорит, что он — брат Огара.

— А он не брат? — спросил я.

— Не будь дураком, — оборвал он меня. — Он сумасшедший. Это я — брат Огара.

— О, — сказал я. — Он действительно ненормальный.

Мужчина представлял собой поразительное зрелище: он стоял абсолютно прямо, ни один его мускул не двигался, глаза смотрели прямо перед собой. Тут к нему подбежал человек и начал ходить вокруг него «колесом». Мой спутник опять ткнул меня:

— Он тоже сумасшедший.

Казалось, никто не обращал внимания ни на джентльмена с манией величия, ни на «акробата». Глядя на этих двоих, я не мог не подумать, как близки к безумию некоторые из так называемых великих людей внешнего мира, ведь многими из них явно двигала мания величия; несомненно, и в вашем времени есть любители попозировать.

— А, — сказал мой провожатый, — вот и Брума.

Неожиданно он очень возбудился. Он схватил меня за руку и потащил через комнату к толстому, сальному человеку в головном уборе из перьев, таком же большом, как у Мизы, но из черных перьев, а не из белых.

При приближении к Бруме мой спутник возбуждался все больше и больше. Я уже подумывал о побеге, но мое положение казалось безнадежным. Дрожа от возбуждения, парень подтащил меня к Бруме.

— Вот, Брума, — закричал он, — это…

Это все, что он смог произнести. Неожиданно он затих, его глаза закатились вверх, и он упал к ногам Брумы, извиваясь в судорогах припадка эпилепсии.

Пока он лежал, сдавленно вскрикивая и пуская пузыри изо рта, Брума вопросительно взглянул на меня.

— Что он хотел? — спросил он.

— Он хотел сказать: «Это мой добрый друг, который ищет человека по имени Зор», — ответил я.

— А кто ты? — спросил он.

— Я — Наполеон Бонапарт, — ответил я.

Брума покачал головой.

— Я никогда не слышал о тебе, — сказал он. — Зор там, рядом с королем, но я все еще думаю, что из него получится хорошая жертва Огару.

— Миза так думает? — спросил я.

— Нет, — выразительно ответил Брума, после чего наклонился ко мне и прошептал: — Миза — сумасшедший.

Мой провожатый все еще наслаждался своим припадком, который был для меня счастливым перерывом, так как мог дать нам с Зором время выбраться отсюда, пока он не пришел в сознание. Я оставил Бруму и пошел к трону.

Зора я нашел быстро, но, хотя я подошел и встал прямо перед ним, он не узнал меня. Люди, с которыми он разговаривал, стояли рядом, и я не осмеливался открыться ему в их присутствии.

Наконец я коснулся его руки.

— Пойдем со мной на минутку, — сказал я. — Там твой друг, который хочет повидаться с тобой.

— Какой друг? — спросил он.

— Друг, с которым ты работал в саду Глак, — ответил я.

— Ты пытаешься заманить меня в ловушку, — сказал он. — Этот человек ушел навсегда, если только его снова не поймали. Он не такой дурак, чтобы вернуться сюда по своей воле.

— Он здесь, — прошептал я. — Пойдем со мной, Зор.

Он колебался. Что я мог сделать? Конечно, он подозревает всех этих людей, и может думать, что это — уловка, чтобы увести его куда-нибудь и там убить.

Джукане действуют именно так. Однако я не мог открыться ему здесь, где множество людей могли услышать меня, говори я даже шепотом. Я оглянулся на моего провожатого. На него никто не обращал внимания, но он, кажется, начинал приходить в себя. Я знал, что мне следует действовать и действовать немедленно, пока он не пришел в сознание. Подняв глаза от моего бывшего спутника, я увидел, что взгляд Брумы остановился на мне и что он двинулся через комнату в мою сторону. Я повернулся к Зору.

— Ты должен пойти со мной, — сказал я, — и ты должен знать, что я говорю правду, ведь как еще я смог бы узнать про сад Глак?

— Да, это так, — сказал Зор. — Я не подумал об этом. Куда ты хочешь меня отвести?

— Назад, за Клито, — прошептал я.

Он очень внимательно посмотрел на меня, и его глаза немного расширились.

— Я дурак, — сказал он, — пошли.

Но я не мог идти, так как дорогу мне загородил Брума.

— Откуда этот Наполапарт? — спросил он Зора.

Зор выглядел озадаченным.

— Наполапарт твой друг? — настаивал Брума.

— Я не знаю никого с таким именем, — сказал Зор.

— А-а, самозванец, — сказал Брума, уставившись на меня. — Этот человек, Наполапарт, сказал, что он твой друг.

— Ты не понял меня, Брума, — прервал его я. — Я сказал, что меня зовут Наполеон Бонапарт.

— А, — сказал Зор, — конечно, я очень хорошо знаю Наполеона Бонапарта. Это мой старый друг.

— У него очень знакомое лицо, — сказал Брума. — Думаю, я тоже должен знать его. Откуда я знаю тебя, Наполапарт?

— Раньше я никогда здесь не бывал, — сказал я.

— Откуда же ты тогда? — спросил он.

— Из Гамбы, — ответил я.

— Прекрасно! — воскликнул Брума. — Как раз тот человек, которого я ищу, чтобы принести в жертву Огару.

Все смешалось, меня захватило отчаяние, ведь мой план почти удался. Что я мог сделать? Я слышал, что сумасшедших надо смешить, но чем я мог насмешить Бруму?

Глава XIV

Я не подвержен панике, но мое нынешнее положение располагало к ней намного больше, чем все, что я испытал за долгие годы своих странствий в этом диком и опасном мире.

Вот он я, во дворце, из которого не могу выйти без провожатого, в окружении маньяков, все они — мои враги, но самое ужасное заключалось в том, что Диан наверняка пропадет, если я не смогу вернуться к ней.

Я проклинал себя за то, что пожертвовал ее безопасностью ради двух людей, которым не обязан был хранить верность, продиктованную всего лишь обычной гуманностью. Сейчас я мог бы пренебречь ими без малейших угрызений совести, если бы это могло вернуть меня к Диан. Я понял, что переоценил свои удачливость и хитрость. Первая, казалось, оставила меня, а вторая не могла сравниться с еще большей хитростью сумасшедших. Тогда я решил блефовать до конца. Я знал: Зор встанет рядом со мной в случае драки, но я также знал, что реакция джукан будет непредсказуемой, если мы попробуем пробиться из дворца. Я вытащил нож и посмотрел Бруме прямо в глаза.

— Ты не принесешь меня в жертву Огару, — сказал я громким голосом, привлекшим внимание всех окружающих, включая короля Мизу.

— Почему? — спросил Брума.

— Потому что я — гость Мизы, — ответил я, — и прошу его защиты.

— Кто этот человек? — крикнул король.

— Его зовут Наполапарт, — ответил Брума, — он пришел из Гамбы. Я принесу его в жертву Огару, и Огар скажет нам, что стало с твоим сыном Моко.

В это время я не смотрел на Мизу, так как смотрел на Бруму и слушал его. Позади толпы я видел дверь, ведущую в тронную комнату. Спины всех, за исключением стражи, были повернуты к этой двери, но внимание стражи также было приковано к нам с Брумой, и никто, кроме меня, не заметил фигуру, похожую на ходячий труп, которая, пошатываясь, вышла из коридора и бессильно прислонилась к раме дверного проема.

— Скажет ли нам Огар, где Моко, если ты предложишь ему эту жертву? — спросил Миза у Брумы.

— Если жертва приемлема для Огара, он скажет нам, — ответил Верховный жрец. — Если нет, мы попробуем принести другую жертву.

Я повернулся к Мизе.

— Тебе не нужен Огар, чтобы узнать, где Моко, — сказал я. — Если я скажу тебе где он, отпустишь ли ты с миром меня и Зора?

— Да, — сказал король.

Я повернулся и указал на дверной проем:

— Вот Моко.

Все повернулись в указанном мной направлении и увидели, как Моко входит в комнату. Он выглядел как мертвец, наделенный способностью двигаться. Его тело и конечности были очень тонкими, а тело было буквально все покрыто кровью, запекшейся под полузажившей раной под сердцем.

Значит, я все-таки не убил Моко, и теперь, по иронии Судьбы, он вернулся, чтобы, возможно, спасти меня. Пошатываясь, он пересек комнату и, обессилевший, опустился на пол у трона Мизы.

— Где ты был? — спросил король. В его голосе не было ни малейшего признака отцовской привязанности или симпатии.

Слабый, задыхающийся Моко ответил прерывистым шепотом:

— Он пытался убить меня. Когда я пришел в себя, я находился в темноте: он перетащил меня в коридор, о котором знали только ты и я. Он ушел, и с ним ушла девушка из Сари.

— Кто это был? — спросил Миза.

— Не знаю, — ответил Моко.

— Должно быть, это тот человек, Дэвид, который сбежал из темницы, — предположил Брума.

— Мы найдем их! — сказал Миза. — Пошлите воинов искать их в лесу и обшарьте большую пещеру в Королевском ущелье.

Тут же воины двинулись к дверям, а мы с Зором присоединились к ним. Я думаю, Брума не заметил наш уход, так как его внимание было приковано к Моко, над которым он распевал на странном жаргоне какие-то слова, скорее всего — исцеляющие заклинания.

— Что будем делать? — спросил Зор.

— Мы должны найти Клито, — ответил я, — а затем попробуем выйти из деревни вместе с воинами. Мы притворимся, что хотим им помочь в поисках Дэвида.

— Ты не сможешь вывести Клито из деревни, — сказал Зор. — Разве ты не помнишь, что она рассказывала нам?

— Действительно, я забыл, но есть другой путь.

— Какой?

— Коридор, через который я убежал. Но вот беда — он ведет в большую пещеру, которую они собираются обыскивать.

— А что стало с девушкой из Сари? — спросил он.

— Я взял ее с собой и спрятал в другой пещере, рядом с большой.

— Ты, конечно, не собираешься оставить ее там?

— Конечно, — ответил я, — ведь когда я обнаружил ее с Моко, я сделал поразительное открытие.

— Какое? — спросил Зор.

— Эта девушка из Сари — моя жена, Диан Прекрасная.

— Так тебе повезло, что тебя поймали джукане.

Мы нашли Клито на кухне дворецкого. Она была потрясена, увидев нас, но поначалу никак не могла поверить, что это был я, — так хороша была маскировка.

Мы обсудили наше положение и решили пройти по коридору до заднего входа в пещеру. Там мы должны были подождать, пока джукане не закончат обыск и не уйдут. Мы были уверены, что они не будут обыскивать коридор, но если бы они и стали делать это, мы просто держались бы впереди них так, чтобы нас не заметили, даже если бы нам пришлось вернуться к самому входу.

Теперь, однако, перед нами встало другое препятствие. Никто из нас не знал, как найти вход в коридор.

Ни Зор, ни Клито не были там, а я не мог вспомнить свой путь туда, даже если бы от этого зависела наша с Диан жизнь.

— Тогда мы должны попытаться выйти через город, — предложил Зор.

— Идите вдвоем, — произнесла Клито. — Я уверена, что меня не выпустят.

— Должен же быть какой-то другой способ, — сказал Зор.

— И он есть, — подтвердил я. — Мы с тобой выйдем из города на поиски Дэвида. Когда джукане закончат обыскивать Королевское ущелье, мы проникнем в пещеру и вернемся за Клито. Ты, пройдя из коридора до этой комнаты, легко сможешь найти обратную дорогу, а вот я не смогу.

— Хороший план, — сказал Зор, — но тебе не нужно возвращаться со мной и оставлять свою жену одну, ведь все, что мне надо будет сделать, — это вывести Клито из дворца, а для этого не нужны двое мужчин.

— Все правильно, — сказала Клито, — но я не хочу, чтобы ради меня вы рисковали жизнью. Я никогда и не надеялась бежать, так что вы можете идти и позаботиться о себе.

— Дэвид уже рисковал своей жизнью и жизнью своей жены, возвращаясь сюда, чтобы спасти нас, — сказал Зор. — Если это возможно, мы возьмем тебя с собой.

Мы оставили Клито и вышли в город, к наружным воротам. Так как сквозь них все еще проходили воины, направлявшиеся на поиски меня, мы легко вышли из города. Мы обнаружили, что Королевское ущелье было заполнено воинами, и присоединились к ним, чтобы быть поблизости от Диан, если ее обнаружат.

— Если они найдут ее, — сказал я, — нам придется сражаться, я не допущу, чтобы ее вернули назад в город живой.

Смешавшись с джуканами и делая вид, что мы также ищем сбежавшего, мы подобрались поближе к пещере, в которой я спрятал Диан. Баррикада была на месте, ветки были никем не тронуты. Ничего не было нарушено. Внутри пещеры, всего в десяти футах от меня, находилась женщина, которую я любил, единственная женщина, которую я когда-либо любил, единственная женщина, которую я буду любить. Несомненно, она так же беспокоилась о моей безопасности, как я — о ее; и все же, я не осмелился окликнуть ее, чтобы дать ей знать о себе, поскольку вокруг нас было полно джукан.

Я увидел, как несколько человек спускались из большой пещеры: они закончили свои поиски, и теперь Зору нужно было проникнуть внутрь, как только джукане покинут ущелье, и пройти по коридору внутрь дворца.

В Пеллюсидаре нет понятия времени, но мне показалось, что прошла целая вечность, пока джукане не закончили поиски в ущелье и не ушли. Мы с Зором умудрились спрятаться, и никто не заметил, что мы остались в ущелье.

— А сейчас, — сказал я Зору, — ты можешь попытаться найти Клито и привести ее сюда. Вход в коридор находится прямо напротив отверстия пещеры. Когда войдешь в коридор, держись левой рукой за стену, и ты пройдешь по моему пути через дворец и коридор… — я замолчал, так как внезапно ко мне пришли воспоминания.

— В чем дело? — спросил Зор, заметив мое смятение.

— Глупец, как же я мог забыть это! — воскликнул я.

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— Ты не сможешь пройти через ворота в дальнем конце коридора, — сказал я. — Я был заточен за этими воротами, они выдержали все мои попытки открыть их.

— А другого пути нет? — спросил он.

— Есть, но я не знаю, как ты найдешь его. Там есть проход из коридора в комнату, в которой я обнаружил Диан и Моко. Может быть, ты почувствуешь его и узнаешь, когда подойдешь; но, насколько я помню, он выглядит как часть деревянной стены, проходящей почти вдоль всего коридора. Он находится примерно посередине между пещерой и дальним концом коридора.

— Если ворота все еще заперты, я найду этот проход, — успокоил меня Зор.

— Твои шансы отыскать эту дверь невысоки, — сказал я ему. — Я уверен, что эта комната находится в покоях или Мизы, или Моко, потому что они держали Диан в заточении недалеко от этого места. Если тебя обнаружат там — ты погиб. Может быть, тебе лучше совсем отказаться от этой затеи. Мы и так сделали все возможное, чтобы вызволить Клито.

— Если я не вернусь через два сна, — сказал Зор, — я не вернусь никогда, и вы с женой можете отправляться в Сари.

С тяжелым сердцем я попрощался с ним и стал наблюдать, как он забирается по дереву и входит в отверстие большой пещеры у меня над головой.

Глава XV

После того как Зор покинул меня, я вернулся к пещере, в которой была спрятана Диан. Убедившись, что в ущелье никого нет и меня никто не видит, я принялся разбрасывать ветки и разбирать баррикаду. При этом я окликал ее; не получив ответа, я предположил, что она спит, и продолжал убирать остатки заграждения как можно тише, чтобы не беспокоить ее, ведь сон в Пеллюсидаре драгоценен.

Я не знаю, был ли я когда-нибудь так же счастлив, как в этот момент. Я был воодушевлен, я верил, что у нас есть прекрасный шанс сбежать из долины джукан и вернуться в нашу любимую страну Сари.

Когда я расширил отверстие достаточно, чтобы пролезть в него, я протиснулся в пещеру спиной вперед и как можно тщательнее восстановил нарушенную мною маскировку, намереваясь лечь рядом с Диан и немного поспать.

Как она удивится, проснувшись рядом со мной! Я не мог преодолеть искушения протянуть руку и коснуться ее. Пещера была маленькой, и Диан не могла находиться от меня дальше, чем на расстоянии вытянутой руки; но, хотя я и протягивал руки во всех направлениях, я не мог найти ее. И тогда до меня дошла ужасная правда — Диан не было!

Я потерял присутствие духа от такого падения с высот надежды в глубины отчаяния. Словно маньяк, я ощупывал каждый дюйм пола пещеры. Я нашел немного пищи и воду. Я нашел свое оружие, но не Диан.

Теперь я и не мог думать о сне, о Зоре и Клито, сейчас меня волновала только судьба Диан.

Взяв копье, лук и стрелы, я разобрал завал и вышел наружу. Мгновение я стоял в нерешительности. Где искать Диан? Какое-то шестое чувство говорило мне, что ее не забрали обратно в деревню, и я решил пойти вниз по ущелью, прочь от деревни, в направлении, в котором мы отправились бы из долины джукан в Сари.

Я знал это, потому что Диан показывала мне его, когда мы были с ней вместе.

По всему Королевскому ущелью земля была утоптана недавно искавшими меня джуканами, и, если бы здесь и были следы Диан, найти их я уже не надеялся.

Я рассчитывал лишь на то, что, отойдя достаточно далеко, смогу обнаружить что-нибудь, так как, не обладая инстинктом направления жителей Пеллюсидара, я вынужденно превратился в отличного следопыта. Я мог идти по следу, который обычный человек просто бы не заметил, и я очень рассчитывал на свою способность обнаружить следы Диан и того, кто, возможно, похитил ее.

Я дошел до края джуканского леса, не встретив ни одного человека или зверя и не обнаружив никаких следов Диан.

В этом месте я, как показывала мне Диан, повернул направо и пошел краем леса. Она сказала мне, что так я дойду до дальнего края долины, где увижу речку, и, следуя ее течению, достигну маленького внутреннего моря, в который она впадает. После этого я должен буду повернуть налево и идти берегом моря. В этом месте я увижу вдали очень высокий горный пик, который будет указывать направление на Сари. После этого я должен буду полагаться на себя, так как она не могла припомнить других примет местности, и ей, рожденной с инстинктом направления, не нужно было обращать на них внимания.

Я дошел до нижнего края долины и до речки, не заметив ни одного следа Диан, и подумал, что я мог ошибаться, предполагая, что ее увели в этом направлении, в то время как с равным успехом она могла быть захвачена джуканами и возвращена в деревню. Должен ли я вернуться в деревню Мизы или мне следовало продолжать свой путь? Это был непростой вопрос. Разум подсказывал мне, что я должен повернуть назад, но я все-таки решил пройти еще немного вперед; однако в конце концов я посчитал это безнадежным и повернул назад.

Лес в долине джукан резко обрывался на границе с равниной, хотя на ней и были разбросаны отдельные скрюченные деревца. Для лучшей маскировки я шел лесом, вдоль самой границы с равниной, чтобы постоянно держать ее в поле зрения, но так, чтобы мне можно было быстро добежать до деревьев в случае появления хищников.

От деревни Мизы до нижнего края долины, где я повернул назад, было около двадцати миль. Я уже давно не спал и был практически обессилен, поэтому нашел дерево, на котором смог устроить платформу для сна, хорошо укрытую от хищных глаз и достаточно высокую от земли, чтобы звери не могли достать меня, и вскоре заснул.

Не знаю, долго ли я спал, но когда я проснулся, шел дождь, и лес буквально заливало водой. То, что дождь не разбудил меня, говорило о том, как сильно я был утомлен, но теперь я отдохнул и вскоре снова был на земле, готовый продолжить свой путь обратно к деревне короля Мизы. Я отдохнул и был чрезвычайно голоден, что примерно указывало на продолжительность моего сна.

Я не хотел терять время на охоту, поэтому набрал немного фруктов, намереваясь поесть на ходу, но то, что я увидел, спустившись на землю, заставило меня полностью забыть о мучившем меня чувстве голода: прямо под моим деревом были отпечатки ног мужчины и женщины, хорошо видные на влажной почве, — мужчины и женщины, которые быстро двигались к нижнему краю долины. Я тут же отбросил все мысли о возвращении в деревню, убежденный, что это были следы Диан и ее похитителя.

Я не мог определить, как давно были оставлены эти следы, поскольку не знал, много ли времени я спал; но я знал, что дождь начался сравнительно недавно и что эти люди прошли здесь во время или после бури.

Так как след был достаточно четким, я смог идти по нему довольно быстро. Порой я бежал собачьей рысью, из опыта зная, что могу поддерживать такой ритм бега в течение долгого времени и на большие расстояния.

Только так я мог догнать их, поскольку понимал: они спешили.

У нижнего края долины след вышел из леса, и далеко впереди я увидел две фигурки, однако расстояние было слишком велико, чтобы я мог разобрать, кто это был. Я перешел на бег. Часто я надолго терял их из виду, когда я или они спускались в низины; но каждый раз, когда они появлялись, я мог видеть, что настигаю их.

Наконец, снова ненадолго потеряв их, я поднялся на пригорок и увидел их прямо под собой. Они стояли перед парой джалоков, свирепых диких собак Пеллюсидара; и тут я узнал их — это были Зор и Клито. Вооруженные только грубыми каменными ножами, они обреченно смотрели на двух огромных животных, подкрадывавшихся к ним. Их положение было бы почти безнадежным, если бы я не находился совсем рядом с ними; и даже сейчас не было уверенности в том, что мы трое сможем выжить, так как джалок — животное огромной силы и ужасной жестокости. Они — людоеды самого худшего типа и предпочитают человека любой другой дичи.

Когда я бежал вниз по холму к Зору и Клито, их спины были повернуты ко мне, и они меня не видели, а также не слышали шагов моих обутых в сандалии ног. Джалоки не обратили на меня никакого внимания, они совершенно не боялись людей и, возможно, рассматривали меня как еще одну жертву.

На бегу я вставил в лук стрелу. Подбежав на расстояние полета стрелы, я остановился в нескольких шагах позади Зора и Клито и прицелился в более крупного из джалоков — огромного пса, который был на добрых шесть дюймов выше своего напарника. Я оттянул тетиву, пока кончик стрелы не коснулся моей левой руки.

Запела тетива, и стрела глубоко вошла в грудь собаки.

Зор и Клито одновременно повернулись и узнали меня, а оба джалока бросились на нас.

С быстротой, рожденной инстинктом самосохранения, я вставил в лук еще одну стрелу и выстрелил в самку. Стрела опрокинула ее на землю, но самец со стрелой, торчащей из груди, несся, яростно рыча. Когда он почти добежал до нас, я метнул в него копье — короткое, тяжелое оружие.

К счастью, я не промахнулся, и этот тяжелый снаряд опрокинул зверя; секунду спустя я послал стрелу в его сердце. Точно так же я прикончил самку.

Зор и Клито не знали меры в выражении своей благодарности. Они были изумлены тем, как это случилось, и тем, что я неожиданно оказался у них за спиной. Они рассказали, что пошли к пещере, где пряталась Диан, и обнаружили, что она пуста; и тут же пришли к заключению, что мы направились в Сари.

После этого я рассказал им о своем несчастье, о моих страхах по поводу того, что Диан похитили, о том, что не найдя ее следов, я подумал, что она в деревне.

— Нет, — сказала Клито, — уверяю тебя, что там ее нет. Если бы ее провели через покои дворецкого, я бы заметила это. Я слышала разговоры воинов после их возвращения, и было очевидно, что они не нашли никаких следов Диан; так что, я думаю, ты можешь быть спокоен: она не в деревне Мизы.

Конечно, в этом было определенное облегчение, но где она была? И кто похитил ее? Я вспомнил, что Моко предлагал ей убежать с ним, и спросил Клито, возможно ли, что Моко нашел ее убежище и забрал ее.

— Это возможно, — сказала она.

— Но он был серьезно ранен. Последний раз, когда я видел его, он был так слаб, что едва мог стоять.

— О, у него было достаточно времени, чтобы поправиться после этого, — сказала она.

Я в отчаянии покачал головой. Этот тупиковый вопрос истекшего времени сводил меня с ума. Мне казалось, что прошло не более двух дней с того момента, когда изможденный Моко упал у подножья отцовского трона, а Клито уверяла меня, что прошло много времени и рана могла зажить. Как я мог теперь узнать, сколько времени прошло с того момента, когда Диан исчезла из пещеры? Если ее забрал не Моко, это могло произойти много дней назад, по земным меркам. Если это был Моко, это было не так давно, но все равно у него было достаточно времени, чтобы увести ее туда, где я ее никогда не найду.



— Что ты собираешься делать? — спросил Зор.

— Я вернусь в Сари, — ответил я, — приведу сюда, в долину джуканов, армию и уничтожу эту проклятую расу. Их наследственное безумие является угрозой всему роду человеческому. А ты? — спросил я. — Куда направляешься ты?

— Я думаю, я никогда не найду Рану, — ответил он. — Мне кажется безнадежным продолжать поиски.

Клито зовет меня с собой в Суви, — добавил он, как мне показалось, несколько смущенно.

— Тогда мы можем идти вместе, — сказал я, — ведь Суви лежит по дороге в Сари; и имея Клито в качестве проводника, я не буду плутать.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Он не умеет находить дорогу домой, — рассмеялся Зор, как будто это была отличная шутка.

Клито в изумлении раскрыла глаза:

— Так ты не сможешь дойти до Сари в одиночку?

— Мне очень жаль, — ответил я, — но не смогу.

— Никогда о таком не слышала, — сказала Клито.

— Он говорит, что он из другого мира, — сказал Зор. — Сначала я не верил ему, но теперь, узнав его, я не сомневаюсь в его словах.

— Что это еще за другой мир? — спросила Клито.

— Он говорит, что Пеллюсидар — круглый, как яйцо большой черепахи, и пустой. Пеллюсидар, говорит он, находится внутри, а его мир — снаружи.

— Так есть кто-нибудь в твоем мире, кто, потерявшись, может найти дорогу домой? — спросила девушка.

— Да, — объяснил я, — но не так, как вы. Когда-нибудь я объясню это вам, но сейчас нам надо думать о других вещах и, самое важное, — как можно скорее выбраться из долины джукан.

Мы двинулись в долгий путь до Сари. Я был бы очень счастлив и доволен, если бы не беспокойство о судьбе Диан. Знать бы, в каком направлении ее увели и кто это сделал, я почувствовал бы какое-то успокоение, но я не знал ни того, ни другого, я только надеялся, что время приоткроет тайну.

Мы миновали долину и пошли вниз по реке к побережью внутреннего моря, о котором говорила мне Диан. Мы прошли мимо скелета огромного оленя, все мясо которого было содрано хищниками, населявшими Пеллюсидар.

В Пеллюсидаре так часто натыкаешься на свидетельства подобных трагедий, что проходишь мимо, даже не глядя на них, но, проходя рядом с этим, я заметил стрелу, лежавшую между костей. Естественно, я поднял ее, чтобы положить в свой колчан, но тут я, должно быть, удивленно вскрикнул, так как и Зор, и Клито быстро повернулись в мою сторону.

— Что случилось? — спросил Зор.

— Эту стрелу сделал я, — сказал я, — и сделал ее для Диан. Я всегда помечаю наши стрелы. На этой — ее отметка.

— Значит, она прошла здесь, — сказала Клито.

— Да, она возвращается в Сари, — сказал я и задумался.

Странно, что меня раньше не удивило то, что я нашел в пещере только свое оружие. Зачем было похитителю забирать ее оружие, не тронув моего? Я задал этот вопрос Зору и Клито.

— Возможно, это она прошла здесь, — предположила Клито.

— Она бы никогда не бросила меня, — сказал я.

Зор покачал головой.

— Я не понимаю этого, — сказал он. — Мало кто в Пеллюсидаре знает, как пользоваться этим странным оружием, которое ты изготавливаешь. У джукан его точно нет. Кто еще мог выпустить эту стрелу, кроме Диан Прекрасной?

— Это должна была быть она, — сказал я.

— Но если ее похитили, то похититель ни за что не позволил бы ей иметь оружие, — возразил Зор.

— Да, ты прав, — сказал я.

— Значит, она одна, — предположил Зор, — или… или она пошла с кем-то по своей воле.

Я не мог поверить в это, но, как ни ломал голову, я все же не пришел ни к какому объяснению.

Глава XVI

Интересно, как жизнь приспосабливается к окружающей среде, а особенно — безволосый и беззащитный человек, который, к тому же, относительно медлителен и слаб. И вот я, человек двадцатого века, с тысячелетней цивилизацией за спиной, продирался через девственный, дикий мир с мужчиной и девушкой каменного века и чувствовал себя так же, как они. Я, не позволявший себе выйти на улицы родного города в жилете, чувствовал себя удобно и уверенно в набедренной повязке и паре сандалий. Я часто улыбался, представляя, что подумали бы мои чопорные друзья из Новой Англии, если бы увидели меня; Клито показалась бы им дикаркой и замарашкой, хотя, практически как любая девушка в Пеллюсидаре, она была умницей и чистюлей и целомудренной почти до жеманства.

Ее наивный и обычно счастливый лепет часто отвлекал мои мысли от одолевавших меня печалей. Узнав, что я из другого мира, Клито задавала мне миллион вопросов. Эта Клито очень отличалась от Клито, которую я знал во дворце короля Мизы: тогда она была подавлена безнадежностью своего положения и страхом перед маньяками, в окружении которых жила, но сейчас она была на свободе и в безопасности, естественная жизнерадостность ее духа восстановилась, и снова расцвела настоящая Клито.

Я не сомневался, что Зор влюбился в нее, и эта маленькая негодница управляла им. Было невозможно определить, любит ли она его — где женщины, там и кокетство. Но я думаю, она любила его, так как обращалась с ним очень плохо. Как бы то ни было, это она предложила ему идти в Суви.

— Зачем ты покинула Суви, Клито? — спросил я ее однажды.

— Я убежала, — ответила она, пожав плечами. — Я хотела попасть в Кали, но заблудилась и странствовала, пока меня не захватили джукане.

— Если ты заблудилась, — сказал Зор, — то почему не вернулась в Суви?

— Я боялась, — ответила Клито.

— Чего боялась? — спросил я.

— Там был один человек, который хотел взять меня в жены, но я не хотела его. Это был большой и сильный мужчина, а его дядя был королем Суви. Из-за него я и убежала, из-за него я боялась вернуться.

— А сейчас ты не боишься возвращаться? — спросил я.

— Со мной будете вы с Зором, — ответила она, — и я не испугаюсь.

— Этого человека случайно звали не До-Гад? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Ты знаешь его?

— Нет, — сказал я, — но когда-нибудь я с ним познакомлюсь.

По странному совпадению и Диан, и Клито были захвачены джуканами, когда убегали от До-Гада. У нас с Зором образовался большой счет к этому человеку.

Для меня места, по которым мы шли, были новой страной. Размеры суши в Пеллюсидаре столь огромны, она столь редко заселена людьми и столь мало исследована, что представляла собой дикую землю, где еще не ступала нога человека. Это был медленно кипящий горшок жизни, где были представлены животные почти всех геологических периодов, в разное время жившие и в наружном мире. Мне говорили, что здесь существуют значительные области, начисто лишенные животной жизни; и были области, заселенные только рептилиями юрского и триассового периодов внешнего мира, так как другие создания не осмеливались проникать в эти земли. Другие области были населены исключительно птицами и млекопитающими, процветавшими во внешнем мире от начала кайнозоя до плейстоцена, но на большей части Пеллюсидара, известной мне по моим собственным исследованиям и по слухам, все эти формы жизни существовали вместе с отдельными изолированными сообществами людей, жившими в основном в пещерах. Только после основания Империи в Пеллюсидаре началось строительство первого подобия города, если не считать городами подземелья махар или сумасшедшие нагромождения хижин джукан.

Однако один город выпадал из этого обобщения. Это был город Корсар, находившийся рядом с отверстием на северном полюсе, который, по моему мнению, был основан экипажем пиратского корабля, каким-то чудом проникшим через полярное отверстие Арктического океана в Пеллюсидар.

Цивилизация этих людей не распространялась на юг. По природе своей они были мореходами, но, не имея ни солнца, ни луны, ни звезд для ориентирования, они не осмеливались отплывать далеко от берега великого океана Корсар-Аз, на берегу которого они жили.

Мы спали много раз, и все еще двигались по берегу моря, когда вдруг наткнулись на группу огромных мастодонтов в маленькой плоской долине, по которой протекала река. Их было трое — самец, самка и детеныш.

По поведению взрослых мы поняли, что произошло что-то неладное, так как они бегали взад и вперед, громко трубя.

Мы собирались обогнуть это место, когда мне стала ясна причина их возбуждения. Детеныш провалился в трясину на берегу реки и погружался в нее. Для его родителей было бы самоубийством, из-за их огромного веса, попытаться спасти его.

Как и большинство людей, я сентиментален, когда дело касается детенышей животных, а когда я услышал, как орет этот малыш, мое сердце чуть не разорвалось.

— Давай посмотрим, не сможем ли мы вытащить его оттуда, — сказал я Зору.

— А в награду они нас убьют!? — ответил он.

— Старый мадж довольно сообразителен, — сказал я. — Я думаю, он поймет, что мы хотим помочь.

Зор пожал плечами.

— Иногда мне кажется, что ты настоящий джуканин, — сказал он со смехом, — потому что в голову тебе приходят абсолютно сумасшедшие мысли.

— Хорошо, — ответил я, — но, если ты боишься…

— Кто говорит, что я боюсь? — спросил Зор.

Этого было достаточно. Я знал, что теперь он пойдет со мной, если даже ему придется умереть: мужчины Зорама особо гордятся своей репутацией смельчаков.

Я двинулся в сторону мастодонтов, Зор и Клито последовали за мной. Я остановился на краю трясины, в сотне ярдов от животных, чтобы осмотреть землю и оценить возможность спасения детеныша. В этом месте между твердой почвой и рекой находилось всего около двадцати футов трясины, покрытой обломками деревьев, нанесенными во время подъема уровня воды в реке. Поверхность трясины высохла на жарком солнце, и, попробовав эту корку, я обнаружил, что она выдерживает наш вес; так что единственно возможный план спасения был очевиден. Я объяснил его Зору и Клито, и мы принялись собирать самые большие куски плавника, которые раскладывали перед маленьким мастодонтом, устраивая своего рода дорожку от него до твердой почвы. В первый момент малыш испугался и начал биться, когда мы приблизились к нему, но вскоре почувствовал, что мы не собираемся причинять ему вреда, и успокоился. Поначалу его родители тоже забеспокоились, но немного погодя они перестали трубить и принялись следить за нашими действиями. Последние несколько футов импровизированной дорожки нужно было проложить в непосредственной близости от них, в пределах досягаемости их хоботов, но они не мешали нам.

После того как дорожка была закончена, нам надо было попытаться затащить на нее малыша. Он весил около тонны, поэтому и речи быть не могло о том, чтобы поднять его.

Мы с Зором нашли большое бревно и пристроили его рядом с малышом, параллельно ему; после этого мы нашли в плавнике длинную упругую жердь — комель небольшого дерева, — положили ее поперек бревна и медленно завели свободный конец под одну из его передних ног. В то же время Клито, следуя моим указаниям, приготовила большой кусок плавника, который она могла поднять. Мы с Зором взялись за наружный конец рычага и налегли на него всем нашим весом.

Снова и снова мы повторяли это, пока, наконец, нога малыша не вышла из трясины; и как только она освободилась, Клито подсунула под нее кусок плавника.

После этого малыш попытался выбраться на дорожку, но у него ничего не получилось, поэтому мы зашли с другой стороны и повторили всю операцию с другой передней ногой. Это было легче, потому что он уже немного помогал нам свободной ногой; и как только обе его ноги встали на твердую опору, он выбрался из трясины.

Я не видел ничего более трогательного, чем забота этих родителей о своем детеныше, когда он наконец оказался между ними на твердой почве. Мгновение они ощупывали его, убеждаясь, что с ним все в порядке, а затем увели его от трясины.

Клито, Зор и я присели на бревно отдохнуть после этой утомительной работы. Мы думали, что мастодонты уйдут, но они остались. Они остановились в паре сотен футов и смотрели на нас.

Отдохнув, мы продолжили наш путь, стараясь отыскать место, где можно было бы перейти реку вброд; и как только мы двинулись, старый мадж направился за нами, его подруга и малыш шли следом. Это нас насторожило, и мы старались держаться поближе к краю болота, чтобы иметь возможность убежать, если ситуация изменится к худшему. Мы поглядывали через плечо, и я заметил, что мастодонты не проявляли никакой агрессивности. Просто направления нашего движения совпали.

Пройдя немного, мы обнаружили место, в котором могли спокойно пересечь реку. Это была не очень большая река, ее дно в том месте, где мы переходили ее вброд, было каменистым. Дойдя до противоположного берега, мы заметили, что мастодонты вступили в воду вслед за нами.

Они так и шли за нами, пока мы не нашли безопасное место для лагеря. Они ни разу не подошли к нам слишком близко; когда мы останавливались, они делали то же самое.

— Похоже, они просто идут за нами, — сказала Клито.

— Да, — согласился Зор, — но зачем?

— Послушайте меня, — сказал я. — Я не думаю, что они хотят причинить нам вред. Они не выказывают никаких признаков беспокойства или возбуждения, иначе бы они злились на нас или боялись.

— Старый мадж ничего не боится, — сказал Зор.

— Я хочу проверить, насколько они дружелюбны, — сказал я.

— Перед этим тебе лучше найти хорошее дерево, — ответил Зор, — и к тому же большое. Этот старик может перевернуть здесь все что угодно.

Мы остановились около пещер, где собирались сделать привал, и я посчитал, что если мастодонты будут вести себя недружелюбно, я смогу добежать до заранее выбранной пещеры, в которой они меня, по крайней мере, не достанут.

Я медленно пошел к ним. Мастодонты наблюдали за мной и не проявляли никаких признаков возбуждения.

Когда я приблизился на сотню футов, малыш двинулся в мою сторону, а самка обеспокоенно зашевелилась и издала несколько негромких звуков. Я догадался, что она зовет его назад, но он целеустремленно шел вперед.

Я остановился. Два или три раза он замедлял шаг и оглядывался на родителей, но каждый раз после этого продолжал идти, пока не остановился в нескольких футах от меня. Он вытянул перед собой хобот, медленно протянул его к моей руке и коснулся ее. Я слегка почесал его; он сделал еще два шага вперед. Я положил руку ему на голову и почесал его лоб — казалось, ему это понравилось. Но тут он начал закручивать свой хобот вокруг меня, а мне это не понравилось; я взял его и размотал.

Взрослые мастодонты не двигались, но, поверьте мне, они внимательно следили за нами. Неожиданно самка задрала хобот и затрубила; малыш повернулся и побежал к ней изо всех сил, а я пошел назад к Зору и Клито.

Это было началом очень странной дружбы. Когда мы проснулись, мастодонты все еще были рядом, разгуливая вокруг. Они следовали за нами при переходах в течение долгого времени.

Я часто разговаривал с ними, называя самца «Мадж». Однажды, когда мы проснулись, а их не было около лагеря, я несколько раз выкрикнул это имя; и тут же все трое появились из леса, где они, очевидно, питались. Мы привыкли друг к другу. Они часто подходили к нам довольно близко, и я гладил их хоботы, что им очень нравилось. Но мы не догадывались, почему они шли за нами. Самое правдоподобное объяснение, которое я смог выдумать, заключалось в том, что они были благодарны нам за спасение своего малыша из болота. Он наверняка бы погиб в нем, если бы не появились мы. Их присутствие более чем возместило наши усилия, потраченные на спасение малыша: нам не угрожал ни один хищник, которыми были наполнены эти края, так как даже самые свирепые из них уважали силу маджа.

Покинув долину джукан, мы спали много раз; поэтому я знал, что мы прошли довольно приличное расстояние, когда собрались устраивать лагерь у подножия скалы, в которой была пещера, пригодная для ночлега. Остатки костра перед пещерой указывали на то, что ею пользовались сравнительно недавно, а поверхность скалы у входа в пещеру свидетельствовала о том, что многие путники останавливались здесь в прошлом и выцарапывали свои знаки на известняке, — привычка, распространенная среди более развитых племен Пеллюсидара, в которых у каждого был свой знак, заменявший подпись.

Когда я бросил взгляд на эти знаки, мое внимание привлек один из самых свежих — равносторонний треугольник с точкой в центре. Знак Диан! Я указал на него Зору и Клито. Это их взволновало так же, как и меня.

— Она была здесь недавно и одна, — сказал Зор.

— Почему ты думаешь, что она была одна? — спросил я.

— Если бы с ней кто-нибудь был, он бы тоже оставил свой знак, — ответил Зор, — но здесь только один свежий знак.

Могла ли Диан добровольно покинуть меня? Я не мог поверить в это, но в то же время я знал, что такой вывод был очевиден для любого, кто не знал Диан Прекрасную так хорошо, как я.

Глава XVII

В этом лагере мастодонты покинули нас. Проснувшись, я долго звал их, но они так и не появились. Немного расстроившись, мы отправились в долгий путь до Сари.

По необъяснимым причинам, когда мастодонты оставили нас, у меня возникло какое-то недоброе предчувствие, и не только у меня. И Зора, и Клито охватила такая же депрессия. Как будто для того, чтобы усилить наше плохое настроение, небо затянуло темными, зловещими тучами, и разразилась ужасная гроза. Вокруг завывал ветер, пригибая нас к земле. Все вокруг было наполнено летящими листьями и ветками, а деревья в лесу зловеще наклонялись и трещали. Положение наше становилось очень опасным. Дождь лил как из ведра и хлестал нас изо всех сил. Раньше я никогда не видел в Пеллюсидаре такой бури.

Наконец мы вышли на относительно открытое пространство, более безопасное, чем густой лес. Мы прижались друг к другу, повернувшись спинами к ветру, ожидая окончания этой стихии.

Мимо нас пробегали большие звери, которые в иных обстоятельствах были бы для нас серьезной угрозой, но сейчас мы не боялись их, так как знали: они были еще больше напуганы, чем мы, и даже не думали об охоте и пище. За исключением летевших ветвей, нам ничего не угрожало, поэтому мы были менее насторожены, чем обычно, хотя практически ничего и не видели за слепящим дождем. Ревущий гром, раскат за раскатом, почти непрерывный, смешивался с воющим ветром, заглушая все остальные звуки.

В самый разгар бури мы почувствовали, как нас схватили сильные пальцы. У нас отобрали оружие и связали нам руки за спиной. После этого мы, наконец, увидели захвативших нас людей. Их было пятнадцать или двадцать, это были самые крупные люди, которых я видел в своей жизни. Самый маленький из них достигал полных семи футов роста. У них были исключительно безобразные лица и по паре огромных бивнеподобных желтых клыков, отнюдь не прибавлявших им красоты. Они находились на одной из самых низших ступеней человеческой эволюции; они были полностью обнажены и вооружены самым примитивным оружием — очень грубыми каменными ножами и дубинками.

В дополнение к этому у каждого была сплетенная из травы веревка.

Они не обращали на бурю никакого внимания, как будто ее вообще не было. Судя по всему, неожиданная добыча их радовала.

— Хорошо, — прорычал один из них, ткнув пальцем в Клито.

— Что вы собираетесь сделать с нами? — спросил я.

— Съесть, — сказал один из них, наклонившись ко мне и обдав меня дурным запахом изо рта.

— Если вы не хотите, чтобы вас съели, держитесь подальше от Азара! — прокричал другой.

— Азар! — воскликнула Клито. — Теперь я знаю.

Всю свою жизнь я слышала о гигантах-людоедах Азара. У нас нет никакой надежды, Дэвид.

Должен признать, что перспективы наши были не очень приятными, но я никогда не теряю надежду.

Я попробовал немного подбодрить Клито, то же самое попытался сделать и Зор, но у нас ничего не получилось. Буря закончилась так же внезапно, как и началась, и на чистом небе засияло солнце, но вместе с тучами наши несчастья не исчезли.

Азариане протащили нас сквозь лес, и мы вошли в огороженную частоколом деревню или, если быть точнее, в огороженный участок земли, без всяких признаков жилья. Буря и здесь оставила свои следы — несколько деревьев упали, одно из них снесло часть частокола.

Внутри находились азарианские женщины и дети, такие же нескладные и отталкивающие, как и их мужчины, а к деревьям было привязано несколько похожих на нас людей, очевидно пленников. Такой же «чести» были удостоены и мы, после чего азариане принялись ремонтировать поврежденный частокол. Несколько женщин подошли к нам посмотреть, в каком мы были состоянии.

Я был привязан к дереву недалеко от одного из пленников, попавших сюда раньше нас, и разговорился с ним.

— Когда нас съедят? — спросил я его.

Он пожал плечами:

— Тогда, когда наше состояние будет устраивать их.

Они кормят нас в основном орехами и фруктами и совсем не дают мяса.

— Они не издеваются над вами? — спросил я.

— Нет, — ответил он, — ведь это может замедлить наше откармливание. Они могут съесть кого-нибудь из нас через много снов, так как считают человеческое мясо редким деликатесом. Я здесь уже больше снов, чем могу вспомнить, и за это время съели всего двух пленников. Это — неприятное зрелище. Они переламывают им все кости дубинками, а после поджаривают их заживо.

— Есть ли шанс бежать? — спросил я.

— Только не у нас, — сказал он. — Двое бежали во время бури. Их деревья сломались, порвав их веревки, и они бежали в лес со связанными за спиной руками.

Они не протянут долго, но смерть их будет легче, чем с переламыванием костей и поджариванием заживо. Мне очень жаль одного из них. Это была красивая девушка из Сари — Диан Прекрасная, как называл ее тот мужчина.

На мгновение я онемел. Шок был такой, как от физического удара. Диан в этом диком лесу, с руками, связанными за спиной! Я должен был что-то предпринять, но что я мог сделать? Я начал тереть веревку, связывавшую мои кисти, о кору дерева. Занимаясь этим почти безнадежным делом, я подумал, что, возможно, тот мужчина, который бежал с ней, найдет способ освободить ее. Это дало мне маленькую надежду.

— Ты сказал, что с ней бежал мужчина? — спросил я.

— Да.

— Ты знаешь, кто это был?

— Он был из Суви. Его зовут До-Гад.

Это был еще один ужасный удар. Из всех мужчин на свете это оказался именно До-Гад. Теперь я должен был бежать во что бы то ни стало.

Азариане закончили починку частокола и легли спать прямо на земле, как звери. Их единственным укрытием была тень от деревьев, под которыми они лежали.

Проснувшись, мужчины ушли на охоту, а женщины и дети принялись собирать фрукты и орехи, которыми кормили нас, чтобы мы жирели.

Проходил сон за сном. Я, когда за мной никто не следил, перетирал свои путы о жесткую кору дерева и неотступно думал о том, что я буду делать, освободившись от них? Внутри частокола всегда находились азариане; частокол был слишком высок, чтобы я мог перескочить через него, а единственные ворота, всегда были закрыты, но все равно я надеялся, что какое-нибудь стечение обстоятельств откроет мне путь к побегу. Самая большая помеха была в том, что я должен был освободить Зора и Клито, так как я не мог бросить их.

Они также перетирали свои путы, но вероятность того, что мы достигнем результата одновременно, была очень мала.

Время медленно тянулось даже в этом мире, не знавшем времени; я постоянно думал о Диан. Одна, в опасности… Жива ли она? Я был уверен, что она еще жива и нашла способ сбежать от До-Гада, иначе она убила бы себя.

Таковы были мои грустные мысли, пока я, привязанный к дереву, ждал решения своей судьбы гигантами-людоедами Азара, и моя ужасная участь казалась неизбежной.

Глава XVIII

Тянулся бесконечный пеллюсидарский день. В этот день я пробился сквозь земную кору из внешнего мира тридцать шесть лет назад, в это же самое время — ровно в вечный полдень. Это был тот же день и час, когда родился этот мир, тот же день и час, когда он умрет, — вечный день, вечный час, вечная минута Пеллюсидара.

За исключением нескольких женщин и подростков, все азариане спали. Бодрствовавшие суетились вокруг ямы в центре участка. Яма была около семи футов в длину, двух футов в ширину и около полутора футов в глубину. Они вынимали из нее золу. Они работали очень неряшливо, вычерпывая золу руками и выбрасывая ее на землю. Дети, злые, как звери, дрались между собой. Иногда какая-нибудь из женщин отвешивала одному из них оплеуху, сбивая с ног. Я ни разу не видел никаких знаков привязанности между этими людьми, во многом стоявшими даже ниже зверей.

Вынув из ямы всю золу, они выстелили ее сухими листьями и веточками. Сверху уложили большие ветки, а еще выше — несколько поленьев. Не составляло никакого труда догадаться, для чего это делалось. Они готовились к пиру. Но кто будет первой жертвой?

Меня захлестнула волна ужаса, почти паники. Теперь, когда я воочию увидел приготовления, во мне вырос страх перед подобной смертью. Каждый момент, когда за мной никто не наблюдал, я яростно тер свои путы. Это была трудная и утомительная работа, к тому же, казавшаяся напрасной. Я видел, что Зор с Клито также трудились над своими путами, но не знал, насколько успешно продвигались их дела.

Когда нас захватили, азариане забрали мой лук со стрелами и копье и оставили их лежать на земле, но они не обратили внимания на наши ножи. Они думали, что со связанными за спиной руками мы не сможем воспользоваться нашим оружием. Но, возможно, они не забрали их просто потому, что были глупы и ограниченны. Хотя безразличие их было обоснованным — мог ли я один противостоять этим огромным созданиям?

Пока эти мысли мелькали у меня в голове, я продолжал трудиться над путами и неожиданно почувствовал, что осталась всего одна натянутая нить. Мои руки были свободны! Я до сих пор вздрагиваю при воспоминании об этом моменте.

Свобода ничем не улучшила моего положения, но она придала мне чувство уверенности в себе. И если бы не Зор и Клито, я бы бросился бежать, так как был уверен, что смогу перескочить через частокол в том месте, где над ним нависало маленькое дерево.

В это время начали просыпаться азариане. Некоторые из мужчин подошли и проверили приготовления, сделанные женщинами и детьми. Затем один из них, по всей видимости вождь, подошел к нам. Он тщательно осмотрел нас, пощупав ребра и потыкав в бедра. Он надолго остановился перед Клито, потом повернулся к двоим сопровождавшим его воинам и сказал:

— Вот эта.

Воины сняли с нее путы. Со своего места я увидел, что она почти перетерла их, но азариане ничего не заметили. Итак, следующей жертвой была Клито! Что я мог сделать для нее, имея лишь небольшой каменный нож против этих Гаргантюа? Но я должен был что-то предпринять. Я решил, что, когда внимание азариан будет отвлечено от нас, я брошусь и перережу путы Зора своим ножом; потом мы вдвоем бросимся на них и попытаемся испугать так, чтобы нам троим успеть перелезть через частокол.

Они потащили Клито к краю ямы и там затеяли спор, которого я не слышал; а затем произошло кое-что, что вдохновило меня. Из-за частокола я услышал трубный зов мастодонта. Был ли это сам Мадж, искавший нас? Казалось невероятным, но все равно у нас был шанс. И как утопающий хватается за соломинку, так и я ухватился за этот шанс и, повысив голос, позвал зверя. Тут же все глаза обратились ко мне. Я позвал его снова, на этот раз громче, и издалека пришел трубный ответ, но азариане не связали эти два события и снова вернулись к приготовлениям своего ужасного пира. Они бросили Клито на землю, и, пока одни держали ее, другие пошли за дубинками, чтобы переломать ей кости. Тут я снова повысил голос и позвал Маджа, а потом, пока все внимание было приковано к Клито, быстро подбежал к Зору и перерезал оставшиеся волокна его пут.

— Они идут, — прошептал он. — Слушай!

— Да.

Я явственно слышал, как огромные тела продирались сквозь деревья. Трубные звуки достигли такой силы, что азариане забыли про Клито и вопросительно глядели в направлении, откуда шли мастодонты. Неожиданно бревна частокола разлетелись, как спички, и огромная масса Маджа влетела в деревню.

Потрясенные азариане застыли в беспомощном изумлении. Мы с Зором подбежали к Клито и подняли ее на ноги; и тут Мадж со своим семейством оказался около нас.

— Мадж, Мадж, — закричал я, надеясь, что он узнает нас; и я уверен, что он узнал.

Некоторые азариане бросились на мастодонтов с дубинками и ножами в руках, те поднимали их своими хоботами и бросали в воздух. Мадж подхватил меня своим хоботом, и я подумал, что он собирается убить меня, но вместо этого он двинулся через деревню; поддерживая меня своими бивнями, он наклонил голову и пробил частокол со стороны, противоположной той, где он вошел.

Он нес меня довольно долго, пока не остановился у реки, бежавшей по широкой равнине, здесь он опустил меня вниз.

Я был спасен, но что стало с Зором и Клито? Повезло ли им так же, как мне, или они все еще оставались пленниками людоедов Азара?



Я был сильно потрясен этим трудным путешествием через лес, так как, несмотря на свои добрые намерения, Мадж сжимал меня довольно сильно. Когда он отпустил меня, я лег на высокую траву у реки, чтобы отдохнуть, а Мадж охранял меня, раскачиваясь взад и вперед своей огромной тушей; его маленькие красные глазки смотрели назад, туда, откуда мы пришли. Вдруг он задрал хобот и резко затрубил, и тут же издалека пришел ответ. Я узнал более высокий голос самки и визг малыша; были ли Зор и Клито с ними?

Вскоре показались мастодонты, но они были одни.

Какова же была судьба моих спутников? Я был подавлен не только беспокойством за них, но и моим собственным положением. Если бы был хоть малейший намек на то, что я могу помочь им, я был бы рад вернуться в деревню и попытаться найти их, но я практически не мог ничего сделать для них.

Их потеря значила для меня очень многое не только с сентиментальной точки зрения — мое возвращение в Сари полностью зависело от Клито. Теперь, без провожатого, я не надеялся когда-либо достичь дома. И еще больше я падал духом при мысли о Диан. Я сбежал от азариан, но я не был счастлив, и, возможно, впереди меня ждала судьба вечного и бесцельного скитальца.

Глава XIX

Представьте себя микроскопическим микробом, находящимся на теннисном мяче, каким-то чудесным образом подвешенном в космосе. Поверхность мяча расходится от вас во всех направлениях, и, куда бы вы ни посмотрели, везде есть четкая линия горизонта. Неожиданно вас переносят во внутреннюю часть теннисного мяча, освещенную неподвижным солнцем, висящим точно в центре. Во всех направлениях поверхность загибается вверх, а горизонт отсутствует. Так это было со мной, когда я стоял на берегу реки в Пеллюсидаре.

Можно было подумать, будто я стою в центре полой чаши диаметром около трехсот миль. Воздух прозрачен, солнце ярко сияет, и в этих условиях видимость ограничивается ста пятьюдесятью милями, хотя, конечно, на очень большом расстоянии предметы плохо различимы — на периферии очертания чаши смазывались, превращаясь в дымку.

Дерево, стоявшее на равнине на расстоянии сотни миль, было вполне различимо, а вот гора — нет. Это происходило от того, что под вечным полуденным солнцем дерево отбрасывало тень, а гора — не отбрасывала и не было неба, которое могло бы стать контрастным фоном, поэтому гора видится на одном уровне с землей.

Я могу сказать, что для того чтобы разглядеть дерево за сотню миль, мне потребуется помощь моего воображения; но я легко могу отличить землю от воды даже на периферии моей чаши, так как вода более интенсивно отражает солнечный свет. Я мог видеть, как река, на берегу которой я стоял, впадает в океан в пятидесяти милях от меня.

Мне эти аспекты зрения в Пеллюсидаре были уже знакомы; но представьте себе, как они поразили нас с Перри, когда мы впервые пробились сквозь земную кору из внешнего мира. Да и теперь, зная все это, я так и не привык к отсутствию горизонта.

Итак, я стоял в центре огромной чаши, моими единственными спутниками были мастодонты, и мне необходимо было выработать какой-либо логичный план на будущее.

Масса воды, видневшаяся вдали, была великим неисследованным океаном, у которого было столько же названий, сколько племен жило на его берегах. В одном месте его называли Люрель-Аз, в другом — Дарель-Аз, а за Страной Вечной Тени — Соджар-Аз.

Если мои предположения были верны, я мог дойти по берегу океана до Амоза, а оттуда — до Сари.

Вдали я видел таинственные острова. Какие странные люди и звери населяли эти изумруды, плывущие по лазурному морю? Недостижимое и неизведанное всегда интриговало мое воображение. И я еще раз решил: если мне повезет и я вернусь в Сари, то построю морское судно и исследую водные просторы Пеллюсидара.

Когда я впервые попал сюда в этот мир, я с авторитетным видом рассуждал о многих вещах, о которых, как я понимаю сейчас, ничего не знал или знал очень мало. Я полагал, например, что те вещи, которые охватывал мой опыт, были типичными для всего Пеллюсидара. Я полагал, например, что махары — эти чудовищные рептилии — доминирующая раса во всем Пеллюсидаре, но сейчас я сознавал ничтожность своих знаний, потому что суша Пеллюсидара была огромна, а видел я лишь крохотную ее часть.

Точно так же мое предположение о том, что суша занимала три четверти поверхности Пеллюсидара, — это превышало общую поверхность суши внешнего мира, — основывалось только на теории Перри, предполагавшем, что впадины внешнего мира были возвышениями внутреннего. Таким образом, суша Пеллюсидара соответствовала океанам внешнего мира, но это была всего лишь теория, и я не знал, насколько она достоверна.

Имея морское судно и навигационные инструменты, которые мог изготовить Перри, я стал бы Колумбом, Магелланом и капитаном Куком в одном лице. Для искателя приключений эта перспектива была очень заманчива. Но в данный момент я даже не знал дорогу к себе домой.

Я шел вниз по реке по направлению к морю и обнаружил пещеру, в которой мог поспать; собрав немного ягод и выкопав несколько туберов, чтобы частично унять голод, я забрался внутрь и заснул. Как я уже говорил, я не знаю, сколько продолжается сон в Пеллюсидаре, но, когда я выбрался из пещеры, мастодонтов уже не было, и, хотя я долго звал их, они так и не появились, и я никогда больше их не видел.

Теперь я действительно остался один. Компания этих животных позволяла мне не только чувствовать себя в безопасности, но и не ощущать одиночества, а теперь я представлял собой человека, только что потерявшего последнего друга во всем мире. Вздохнув, я повернул в сторону великого моря, и, вооруженный только маленьким ножом, опять отправился на почти безнадежные поиски Сари.

Вскоре я нашел материалы для изготовления оружия и принялся за работу: я решил сделать лук со стрелами и копье. Я работал не разгибаясь. Конечно, я не знал, сколько времени у меня ушло на это, но закончив изготовление оружия, я уже очень хотел спать. Вы даже представить себе не можете, насколько безопаснее я почувствовал себя, имея, пусть даже примитивное, но вооружение.

Приблизившись к реке, я заметил на расстоянии несколько низких холмов. Они были полностью лишены растительности, что было очень необычно для этого мира буйной тропической зелени, но еще больше меня заинтересовали животные, бродившие по этим холмам.

Они были слишком далеко, чтобы я мог разглядеть их, но, исходя из их количества, я предположил, что это было стадо травоядных животных. Так как я уже давно не ел мяса, меня обрадовала возможность такой охоты, и я принялся подкрадываться к ним поближе, стараясь оставаться незамеченным. Хорошим укрытием для меня оказался нависающий склон берега реки, где я был незаметен с холмов; таким образом, животные не почувствуют меня, пока я не подберусь к ним достаточно близко.

Осторожно и бесшумно я продвигался вперед, пока не убедился, что нахожусь прямо напротив холмов.

Тогда я взобрался наверх по крутому берегу реки и дальше пополз на животе в высокой траве к месту, откуда я надеялся получше разглядеть свои жертвы. Трава резко закончилась у подножия одного из холмов, и мне открылось зрелище, от которого у меня перехватило дыхание.

Холмы состояли из палок, камней и валунов всех размеров, а по ним двигались огромные муравьи, выполняя такую же работу, что и их многочисленные мелкие собратья во внешнем мире, но только в великанских масштабах. Создания эти были огромных размеров, тела их достигали в длину полных шести футов, а самая высокая точка головы была поднята над землей не меньше чем на три фута. И что это были за головы!

Торчащие на них огромные глаза, антенны-усики и мощные жвалы выглядели крайне устрашающе.

Если вы наблюдали в саду за обычным муравьем, несущим груз во много раз тяжелее собственного веса, вы можете получить слабое представление о чрезвычайной силе этих существ. Многие из них таскали огромные валуны, которые смогли бы поднять лишь несколько человек вместе; я также видел одного муравья со стволом большого дерева в жвалах.

То, что я посчитал холмами, было муравейниками.

У подножия каждого холма было расчищено место во много акров, где множество муравьев занимались, как я определил, несмотря на отсутствие знаний в этой области, сельским хозяйством. Они работали на симметрично расположенных полях, на которых произрастали растения и цветы. Ряды были ровными, а растения высажены на одинаковом расстоянии друг от друга.

Куда ни кинь глаз — не просматривалось ни одного сорняка. Каждое растение, росшее на свежевскопанных грядках, было накрыто большим листом для защиты от жарких солнечных лучей.

Я был настолько изумлен, что какое-то время, не двигаясь, наблюдал за строительными и сельскохозяйственными работами этих созданий. Некоторые из них собирали на полях нежные ростки растений, другие добывали мед из цветов и относили его в муравейник. По склонам муравейников в противоположных направлениях спешно двигались потоки этих работников.

Я заметил, что среди муравьев были и такие, которые не работали. Они выглядели крупнее остальных, их жвала были мощнее, чем у их товарищей. Видимо, это были муравьи-солдаты, охранявшие муравьев-рабочих.

Все это заинтересовало меня, но я понял, что не могу лежать здесь вечно, наблюдая за работой муравьев.

Надо было наполнить желудок мясом, и, вздохнув с сожалением, я поднялся на ноги, чтобы уйти. Это была фатальная ошибка.

Когда я тихо лежал, замаскированный травой, я не был виден муравьям, но когда я поднялся, они обнаружили мое присутствие. Я знал, что, несмотря на свои большие глаза, муравьи могли быть слепыми, как некоторые из их видов, но я также знал, что муравьям не нужно зрение, — у них есть чувствительные органы слуха на голове, в трех грудных и двух брюшных сегментах и на ногах, в дополнение к этому их изогнутые усики, или антенны, снабжены окончаниями, которые действуют как органы обоняния, таким образом, даже не видя меня, они могли слышать меня и чувствовать мой запах. Так или иначе, они знали, что я здесь, и несколько больших муравьев-солдат направились в мою сторону.

Одного взгляда на их ужасные морды и мощные жвала было достаточно, чтобы убежать, но, оглянувшись через плечо, я понял, что уже слишком поздно.

Солдаты стремительно неслись ко мне на своих шести мощных ногах.

Я повернулся в их сторону и вложил стрелу в лук.

Мой первый выстрел пришелся прямо в глаз ближнему муравью, и он упал, вереща, на землю. Потом я сбил с ног еще одного, потом еще двух, но все это было бесполезно. Другие подбежали и свалили меня.

Я помню мысли, крутившиеся у меня в голове: наконец-то смерть взяла верх надо мной, и я умру в одиночестве, и никто не будет знать, как и где. Ни моя Диан Прекрасная, если она еще жива, ни добрый старик Перри, ни мои многочисленные новые друзья из внутреннего мира. Я ждал, пока пара этих огромных жвал выдавит из меня жизнь. Двое созданий ощупали меня, потом один из них взял меня за поясницу. Однако он не выпустил из меня внутренности, а легко понес меня так, как если бы вы несли котенка. Но шел он не по прямой, а зигзагами, постоянно натыкаясь моей головой или задевая моими ногами за всевозможные препятствия.

Другие муравьи почти не обращали на меня внимания, лишь некоторые из них ощупывали меня своими антеннами. Это, как мне кажется, были офицеры или какие-то начальники. Возможно, они осматривали меня, чтобы узнать, что я такое, и дать указания, как распорядиться мною дальше.

Бесцельно побродив некоторое время, мой носильщик направился в дыру у подножия холма. Отверстие было небольшим, и я застрял в нем. Дважды муравей попытался протолкнуть меня внутрь, но у него ничего не получилось, тогда он положил меня на землю, схватил за ноги и, пятясь, втащил в дыру.

Я понял, что чувствуют мухи и гусеницы, которых затаскивают в муравейник. Возможно, они, как и я, бросают последний, отчаянный взгляд на прекрасный мир, который покидают навсегда.

Глава XX

Пленение всегда мучительно, но пленение, которое может кончиться только смертью, намного хуже, а когда вас захватывают существа, с которыми вы даже не можете общаться, ужас вашего положения увеличивается во много раз. Если бы я мог поговорить с этими существами, то сумел бы понять, что они собираются сделать со мной, и попытался бы даже выторговать себе освобождение, но в данной ситуации я мог только ожидать конца и предполагать, каков он будет.

Существо затащило меня во внутреннюю часть холма, а потом подняло вверх по туннелю в большую камеру, прямо, как я догадался, под поверхностью земли, поскольку сквозь отверстия куполообразного потолка, проникал солнечный свет.

Наспех осмотрев камеру, я обнаружил в ней несколько муравьев, у троих из них, как я заметил, ненормально увеличенные животы свисали до самых ног.

Время от времени через отверстие в потолке в камеру проникал муравей и с силой проталкивал что-то в глотку одного из трех существ, которые были, как я позже узнал, живыми резервуарами для меда, поставлявшими его для своих товарищей и для существ, которых откармливали на съедение. Я вспомнил, что в детстве читал о существовании таких «горшков с медом» в некоторых муравьиных семьях, но я всегда представлял себе муравьев крошечными существами. Сейчас же вид этих огромных тел был особенно отвратителен.

Мой носильщик бесцеремонно бросил меня на пол камеры и подошел к паре других муравьев. Они начали ощупывать друг друга своими антеннами, видимо, это было способом общения между ними. Затем «мой» муравей вышел из камеры, а оставшиеся не обращали на меня никакого внимания.

Естественно, прежде всего меня занимали мысли о побеге, и, видя, что все муравьи занимаются своими делами, я осторожно начал двигаться в сторону отверстия, через которое меня затащили в камеру.

Так как я знал, что смогу найти дорогу к выходу из муравейника, я стал медленно и осторожно двигаться, чтобы не привлекать к себе внимания существ, работавших снаружи. Но не успел я достигнуть отверстия, как один из муравьев был уже рядом, схватил меня жвалами и затащил обратно в камеру.

— Не трать силы, — раздался голос из тени у стены, — ты не сможешь убежать.

Я посмотрел туда, откуда раздался голос, и увидел фигуру, валявшуюся у стены недалеко от меня.

— Кто ты? — спросил я.

— Пленник, как и ты, — последовал ответ.

Я придвинулся поближе к фигуре. Присутствие человека вселило в меня новую надежду и отвагу. Хотя обладатель голоса был чужаком и, несомненно, врагом, мы могли с ним все-таки составить своего рода компанию. Встретить среди этих молчащих, злобных насекомых представителя моего собственного вида было бесценным даром.

Муравьи не обращали на меня внимания, пока я приближался к своему товарищу по несчастью — ведь я двигался не в сторону выхода. Наконец я разглядел его. Неудивительно, что я не заметил его раньше, так как на фоне затемненной стены камеры он выглядел черным, как ночь. Позже я обнаружил, что у его кожи был легкий медный оттенок.

— Ты здесь единственный пленник? — спросил я.

— Да, — сказал он. — Остальных они сожрали.

Возможно, следующим буду я, но может быть, и ты.

— А убежать нельзя? — спросил я.

— Нет. Ты должен был понять. Ты же попытался — и ничего не получилось.

— Меня зовут Дэвид, — сказал я. — Я из Сари.

— Меня зовут У-Вал, — ответил он. — Я с Рувы.

— Будем друзьями, — предложил я.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Мы окружены врагами и скоро умрем.

Пока мы разговаривали, я следил за муравьем, достававшим мед из одного из «горшков», свисавших с потолка. Он спустился по стене вниз и пересек камеру, двигаясь по направлению к нам, а потом неожиданно бросился ко мне, швырнул меня на землю спиной и, удерживая меня, впрыснул в рот мед. После чего заставил меня этот мед проглотить. Когда такое насильственное кормление закончилось, муравей убежал.

Пока я плевался и кашлял, У-Вал хохотал.

— Ты привыкнешь, — сказал он. — Они откормят тебя на убой и не позволят выбирать, какую пищу и сколько тебе есть. Они точно знают, что, в каких количествах и как часто ты должен есть для получения наилучшего результата. Потом они дадут тебе зерно, которое сами пережуют и наполовину переварят. Это вкусно и очень питательно. Тебе понравится.

— Меня вырвет, — сказал я с отвращением.

Он пожал плечами:

— В первый раз — может быть, но ты быстро привыкнешь к этому.

— Если я не буду есть, я не растолстею, тогда они не убьют меня, — предположил я.

— Не будь слишком уверен в этом, — сказал он. — Я думаю, нас откармливают для королевы и ее потомства или, возможно, для муравьев-солдат. Если мы не растолстеем, нас скормят рабам и рабочим муравьям.

— Ты думаешь, что лучше быть съеденным королевой? — спросил я.

— Мне все равно, — сказал он.

— Напрасно, ведь можно ощутить себя более важной персоной!

— Ты шутишь? — спросил он.

— Естественно.

— Мы на Руве шутим редко, — сказал он, — а здесь совсем нет настроения заниматься этим. Я скоро умру, но так хочется еще пожить.

— Где находится Рува? — спросил я.

— Ты что, никогда не слышал о Руве? — удивился он.

— Нет, — признался я.

— Очень странно, — сказал он. — Это — самый главный остров из Плавучих Островов.

— А где они находятся? — спросил я.

— Как где? — удивился он. — В море, конечно.

— Но в каком море? — настаивал я.

— В Бандар-Азе, — объяснил он. — А какие еще есть моря?

— Ну, я видел Корсар-Аз, — ответил я, — Соджар-Аз, Дарель-Аз, Люрель-Аз. Могут быть и другие, про которые я ничего не знаю.

— Есть только одно море, — сказал У-Вал, — Бандар-Аз. Я слышал, что где-то далеко есть люди, которые называют его Люрель-Аз, но это ненастоящее название.

— Если ты живешь на острове, как же ты попал в плен на материке? — спросил я.

— Иногда Рува плавает рядом с материком, тогда мы часто высаживаемся на берег поохотиться — у нас на острове мало мяса, — набрать фруктов и орехов, которые у нас не растут. Если нам повезет, мы можем захватить в рабство несколько мужчин и женщин.

Я охотился на материке, когда меня поймали.

— Но допустим, ты сбежишь…

— Я не сбегу, — ответил он.

— Но только допустим. Сможешь ли ты вернуться на Руву? Может, он уже уплыл?

— Может, но я найду свое каноэ. Если я не обнаружу каноэ, я построю новое и отправлюсь вслед за Рувой. Он плывет очень медленно — я нагоню его.

Муравьи не беспокоили нас, за исключением кормлений, но время тяжким грузом ложилось на наши плечи. Я научился есть пищу, которую они заталкивали в меня, без тошноты, и помню, что спал много раз.

Монотонность становилась почти непереносимой, и я предложил У-Валу: если нам все равно суждено быть убитыми, то не лучше ли погибнуть при попытке к бегству. У-Вал не согласился со мной.

— Я все равно скоро умру, — сказал он. — Я не хочу ускорять это.

Однажды в комнату зашел крылатый муравей, и все другие муравьи собрались вокруг него. Они ощупывали вновь прибывшего и друг друга своими антеннами.

— Хо-хо! — воскликнул У-Вал. — Один из нас скоро умрет.

— Откуда ты знаешь? Что ты имеешь в виду?

— Этот крылатый пришел выбирать пищу или для королевы, или для солдат, а так как мы здесь единственные пленники, то заберут одного из нас или обоих.

— Я буду драться, — сказал я.

— Чем? — спросил он. — Этим маленьким каменным ножом? Может быть, ты убьешь нескольких, но это тебе ничего не даст. Их слишком много.

— Я буду драться, — упрямо повторил я. — Они не убьют меня без сопротивления.

— Хорошо, — сказал У-Вал, — если ты хочешь драться, я тебе помогу, но это нас не спасет.

— Мне доставит удовольствие убить несколько этих адских созданий.

После того как крылатый муравей посовещался со своими собратьями, он подошел к нам и ощупал наши тела своими антеннами с ног до головы, иногда покалывая нашу плоть жвалами. После осмотра он вернулся к другим муравьям.

— Я думаю, ты толще и нежнее, — сказал У-Вал.

— Ты надеешься на это?

— Ну, конечно, я не хочу, чтобы ты погиб, — сказал он, — но и сам не хочу умирать. Кого бы они ни выбрали, я буду драться, как ты предложил.

— Мы можем хотя бы отомстить, убив одного-двух из них, — сказал я.

Крылатый муравей покинул камеру, а немного погодя пришли два здоровенных муравья-солдата. Опять собралось совещание, после которого один из муравьев повел солдат к нам. Он подошел прямо к У-Валу и прикоснулся к нему своими антеннами.

— Это за мной, — сказал У-Вал.

— Если они будут забирать тебя, используй нож, а я помогу тебе, — сказал я.

Подведя к нам солдат, муравей отправился по своим делам, а один из солдат подошел к У-Валу с раскрытыми жвалами.

— Давай! — закричал я У-Валу, — вытаскивая свой каменный нож.

Глава XXI

Когда муравей-солдат почти схватил У-Вала, тот бросился на него с ножом и отсек одну антенну; одновременно я бросился на него с другой стороны и воткнул ему нож в живот. Он тут же повернулся ко мне, пытаясь схватить меня жвалами, но У-Вал снова бросился на него и проткнул ему глаз, в то время как я нанес ему несколько быстрых ударов ножом. Корчась и барахтаясь, солдат упал на бок, и нам пришлось быстро отскочить, чтобы увернуться от его мощных ног.

Второй солдат подошел к своему товарищу и ощупал его, затем он в явной растерянности отступил назад, но каким-то образом связался с другими муравьями, находившимися в комнате. Они тут же засуетились, забегали взад и вперед и, в конце концов, выстроились клином напротив нас.

Зрелище было страшное. Их абсолютное молчание, ужасные, невыразительные морды передавали явную угрозу.

Они почти приблизились к нам, когда с потолка в камеру посыпались камни и обломки горных пород.



Взглянув вверх, я увидел, как кто-то быстро разрывал и расширял отверстие. Один из «горшков для меда» упал на пол и взорвался. Длинный косматый нос просунулся сквозь отверстие в потолке, и в камеру проник узкий длинный язык, который принялся слизывать муравьев, в то время как продолжавший разрушаться потолок вносил дальнейшее смятение в их ряды. Они совсем забыли про нас: у отверстия, ведущего в тоннель, началась свалка. В панике муравьи забирались друг на друга и мешали пройти, а огромный язык продолжал слизывать их, в то время как потолок все рушился и рушился.

Мы с У-Валом прижались к стене в дальнем конце камеры, стараясь избежать падающих валунов. Зверь продолжал разрывать отверстие мощными челюстями.

Длинный сильный язык его обыскал каждый угол комнаты. Дважды он касался наших тел, но каждый раз отбрасывал нас в поисках муравьев. Когда муравьев больше не осталось, язык и голова исчезли из огромной дыры, проделанной этим созданием в вершине муравейника.

Камера была заполнена скальными обломками, достигавшими края отверстия. Они представляли прекрасный путь для бегства, и не было видно ни одного муравья.

— Пошли, — сказал я У-Валу, — выберемся отсюда, пока муравьи не очухались.

Вместе мы вскарабкались на груду камней и выбрались на открытое пространство. Муравьев все еще не было видно, но был виден огромный муравьед, величиной со слона, раскапывавший другую часть муравейника. Внешне он очень походил на южно-американского своего собрата.

Мы с Перри часто размышляли о поразительном сходстве между многими животными Пеллюсидара и внешнего мира: Перри сформулировал теорию для объяснения этого сходства, которая, по моему мнению, основывалась на довольно здравых предпосылках. Уже было доказано, что некоторое время назад там, где сейчас располагается Арктика, существовали тропические условия. И, по мнению Перри, в то время животные свободно проходили через полярное отверстие из внешнего мира во внутренний. Но, как бы то ни было, гигантскому муравьеду мы были обязаны нашими жизнями.

Воодушевленные, мы с У-Валом поспешили прочь от муравейника в сторону океана. Я могу сказать, что ни разу не чувствовал большего облегчения, даже когда бежал из деревни Мизы, короля джукан.

На линии прибоя У-Вал остановился и стал оглядывать океан, прикрывая глаза рукой.

Проследив за его взглядом, я вдруг был поражен изменением морского пейзажа с того момента, как я оглядывал его последний раз.

— Странно, — сказал я.

— Что? — спросил он.

— Последний раз, когда я смотрел на море, здесь были острова. Я ясно видел их. Я не мог ошибиться.

— Ты не ошибся, — ответил У-Вал. — Это были Плавучие Острова, один из которых — Рува.

— Теперь ты больше никогда не увидишь свою родину, — сказал я. — Очень жаль.

— Я увижу ее, — невозмутимо сказал У-Вал, — если, конечно, меня не убьют по дороге к ней.

— Будь у тебя лодка, как бы ты узнал, в какую сторону плыть? — спросил я.

— Я всегда знаю, где находится Рува. Мне трудно тебе объяснить это — я просто знаю. — Он вытянул руку. — Она находится прямо там, за пределами видимости.

Я наблюдал новую грань поразительного инстинкта направления, который наследует каждый житель Пеллюсидара. Рядом со мной был человек, чей дом бесцельно плавал в океане, двигаясь по воле ветра и течений. Но где бы ни находился У-Вал, получив средство передвижения, он мог двигаться прямо к себе домой.

Интересно, было ли это правдой?

Место, в котором У-Вал оставил каноэ, находилось по направлению моего движения, поэтому я пошел вместе с ним.

— Если его там нет, — сказал он, — мне придется построить новое, а пока я буду этим заниматься, Рува будет дрейфовать все дальше и дальше. Надеюсь, я найду свою лодку.

И он нашел ее там, где и спрятал, в высоком тростнике в маленькой заводи.

У-Вал сказал, что перед тем, как отправиться в дальнее путешествие на поиски Рувы, он собирался сделать несколько копий. Во время путешествия на него могли напасть морские твари, а единственным оружием, которым он мог защищаться, были длинные копья.

— Нам понадобится много копий, — сказал он.

— Нам? — повторил я. — Но я не собираюсь путешествовать с тобой.

Он удивленно взглянул на меня.

— Ты не собираешься? Но куда ты пойдешь? Ты говорил мне, что не знаешь, как найти дорогу домой.

Тебе лучше плыть со мной.

— Нет, — сказал я. — Сари не лежит посреди океана, и если я отправлюсь с тобой, я никогда ее не найду, но, держась берега, я могу дойти до Сари, если это тот океан, рядом с которым она расположена.

— Я планировал по-другому, — сказал он, и мне показалось, что голос его звучит угрюмо.

— Я останусь с тобой, пока ты не отплывешь, — произнес я, — мне тоже надо изготовить оружие — короткое копье и лук со стрелами.

Он спросил меня, что такое лук со стрелами. Он никогда о них не слышал. Я рассказал ему, что это такое.

Они показались ему удобными, а в чем-то — и лучше копья.

И снова я принялся за изготовление оружия. Вам может показаться, что мне не везет с оружием, ведь я его все время теряю. Но его изготовление занимает мало времени, так как я делаю его довольно грубо. Тем не менее оно всегда отвечает моим потребностям; и только это в конце концов имеет значение.

У-Вал постоянно возвращался к предложению совместного путешествия. Казалось, он не допускал другого решения и пытался убедить меня в этом.

Я не понимал, почему он был столь настойчив, ведь раньше он не выказывал никакой привязанности ко мне. Нас, совершенно чужих людей, свел случай; общее между нами было то, что мы не были врагами.

У-Вал был красивым парнем, в ярком свете солнца его абсолютно черная кожа отливала медным оттенком.

У него были довольно правильные черты лица. Первые человекообразные существа, увиденные мною в Пеллюсидаре, после того как мы с Перри пробили земную кору, были черными хвостатыми существами, стоявшими на самой низшей ступени эволюции человека.

У-Вал принадлежал совсем к другому типу, абсолютно разумному, как любой представитель белой расы Пеллюсидара.

Сделав оружие, я помог ему изготовить несколько копий, так как обещал оставаться с ним до отплытия.

Наконец копья были готовы, а в лодку перенесен запас воды и пищи. Воду он хранил в секциях растения типа бамбука, в котором, по его словам, вода оставалась свежей в течение долгого времени. Запасы пищи включали туберы и орехи — диета, которую можно было разнообразить свежей рыбой, пойманной в пути.

Когда все было готово, он предложил выспаться перед расставанием, чтобы начать путешествие хорошо отдохнувшими.

Перед пробуждением мне снилась Диан. Она держала мои руки в своих, и вдруг в одном из странных превращений, случающихся во сне, она превратилась в полицейского из Хартфорда, штат Коннектикут, который защелкнул наручники на моих заведенных за спину руках. И при щелчке замка я проснулся.

Я лежал на боку, а У-Вал стоял надо мной. Спросонок я ничего не понимал, а когда пришел в себя, то обнаружил, что мои руки на самом деле были связаны за спиной.

Я не мог взять в толк, что со мной произошло. Воспоминание о сне все еще было свежо в моей памяти. Но что делал в этом сне У-Вал? Он не совмещался с изображением полицейского из Хартфорда — а где был полицейский? Где была Диан?

Наконец я осознал, что нас с У-Валом только двое, значит, это он связал мне руки за спиной. Но зачем?

— У-Вал, — спросил я, — что все это значит?

— Это значит, что ты плывешь со мной на Руву, — ответил он.

— Но я не хочу на Руву.

— Поэтому я и связал тебе руки. Теперь тебе придется плыть со мной. Ты ничего не сможешь с этим поделать.

— Но зачем я тебе нужен?

Перед тем как ответить, У-Вал немного подумал, а потом сказал:

— Нет причин, почему бы тебе этого не знать, ведь теперь ты не можешь сопротивляться. Я беру тебя на Руву как своего раба.

— Там, откуда я родом, — сказал я, — тебя назвали бы крысой.

— А что такое крыса? — спросил он.

Я использовал английское слово, которое он конечно же не понял.

— Ты почти крыса. У крысы есть хоть какие-то положительные качества, а у тебя нет. Ты принял мою дружбу. Мы вместе пережили заключение и смотрели в лицо смерти, вместе сражались с общим врагом за нашу свободу, вместе бежали. А теперь ты связал меня во сне и хочешь забрать в свою страну как раба.

— Ну и что в этом плохого? — спросил он. — Ты не руванец, значит, мы враги. Ты должен радоваться, что я не убил тебя, пока ты спал. Я оставил тебе жизнь, потому что человек, имеющий рабов, на Руве — важный человек. Теперь, когда у меня есть раб, я могу жениться. Ни одна стоящая женщина на Руве не выйдет замуж за мужчину, у которого нет рабов. Для того чтобы захватить раба, надо быть храбрым человеком и хорошим воином.

— Таким, как ты?

— Мне не нужно никому рассказывать, как я захватил тебя, — сказал он.

— Но я могу рассказать, — напомнил я ему.

— Ты не расскажешь, — сказал он.

— Почему?

— Потому что плохого раба можно убить.

— Мои руки не всегда будут связаны за спиной, — сказал я.

— Тем не менее я могу убить тебя, если ты расскажешь это обо мне.

— Я не буду лгать.

— Тебе лучше помалкивать. Пошли! Пора отправляться. Вставай! — Он пнул меня в ребра. Я был взбешен, но беспомощен.

Нелегко встать на ноги со связанными за спиной руками, но, помогая себе головой, плечами и коленями, я наконец привстал и поднялся на ноги.

У-Вал подтолкнул меня, не слишком нежно, к каноэ.

— Залезай, — приказал он.

Я сел на носу лодки. У-Вал оттолкнул ее от берега, занял место на корме и большим веслом направил каноэ к выходу из заводи в открытое море. Так началось мое путешествие по океану, не нанесенному на карты, в хрупком суденышке, без секстана или компаса, к месту, которое постоянно меняло свое положение.

Глава XXII

Обозревая широкую гладь океана перед нами и сравнивая его с утлым суденышком, которое должно было его пересечь, я не дал бы У-Валу и свинцовой монеты за его раба. На самом деле я был скорее дополнительной обузой, чем полезным имуществом, ведь я представлял собой мертвый груз, который должен был нести У-Вал; но я недооценил изобретательности моего пленителя.

Когда мы отплыли от суши на расстояние около мили, из глубины выплыл небольшой морской ящер. Его холодные, угрожающие глаза увидели нас, и он двинулся к нам, разинув пасть и дугой выгнув длинную шею. Вода журчала, перекатываясь по его скользкому телу.

Он выглядел очень грозно. И хотя это был небольшой экземпляр, он, насколько я знал, полностью соответствовал своей угрожающей внешности и был вполне способен прекратить наше путешествие, не дав ему начаться.

Я уже встречался раньше с этими ужасными созданиями и знал, что можно ожидать от их слепой и бесчувственной свирепости. Это были буйные разрушители, убивавшие только ради убийства, хотя, должен признать, мне казалось, они никогда не могли удовлетворить свой голод и поедали практически все, что убивали.

Связанный и беспомощный, я представлял собой легкую жертву для этого убийцы, который, без всякого сомнения, должен был схватить меня и сожрать, перед тем как прикончить У-Вала. Таковы были мои мысли в тот момент, когда к нам приближалась эта рептилия.

Однако в этой ситуации было кое-что, что давало мне определенное удовлетворение, даже ценой моей жизни, и я не смог противиться искушению воспользоваться ситуацией.

— Ты сейчас потеряешь своего раба, — сказал я У-Валу, — и никто никогда даже не узнает, что он у тебя был. Крысой быть невыгодно, У-Вал.

У-Вал не ответил. Морской ящер находился в сотне футов от нас и стремительно приближался, шипя, как испорченный паровой клапан. Каноэ было повернуто к нему бортом.

У-Вал развернул лодку кормой, на которой он находился, к приближающейся рептилии. После этого он взял одно из изготовленных нами длинных копий и поднялся на ноги.

Мне неприятно признавать это, но у него явно хватало силы духа, и он не собирался отказываться от своего раба без борьбы.

Ящер двигался прямо на него. У-Вал прицелился, и, когда чудовище приблизилось на пятнадцать футов, воткнул свое двадцатифутовое копье глубоко в тело рептилии. Это было сделано с умением и уверенностью профессионального матадора, наносящего заключительный удар быку.

Примерно с полминуты ящер извивался, пытаясь достать У-Вала. Но человек, схватившись за конец копья, умело удерживал каноэ прямо перед зверем, и все его усилия достать нас приводили к тому, что лодка двигалась вперед, пока наконец с последним конвульсивным содроганием он не перевернулся брюхом вверх.

Конец копья У-Вала пробил его сердце.

Если бы это было более высокоорганизованное создание, оно умерло бы быстрее. Поразительно, как много времени требуется для того, чтобы действие даже смертельных ранений достигло мозга некоторых живых существ Пеллюсидара, стоящих на низшей ступени развития. Я видел лиди[3], который около минуты совершенно не замечал болезненного ранения своего хвоста, правда, от кончика хвоста лиди до его крошечного мозга — около шестидесяти футов.

У-Вал подтащил тело рептилии к борту каноэ и вырезал немного мяса своим каменным ножом. Вода вокруг каноэ кипела от ужасных плотоядных рыб, привлеченных запахом плоти. Пока они дрались за остатки поверженного чудовища, У-Вал взял весло и как можно быстрее повел лодку от этого места. Когда мы были уже на безопасном расстоянии, он отложил в сторону весло и порезал мясо ящера на тонкие полосы, которые растянул на одном из копий для сушки их на солнце.

Все это время У-Вал не обращал на меня никакого внимания. Он снова начал грести, а я свернулся на носу и заснул. Пусть хозяин гребет к берегу, сонно подумал я, перед тем как окончательно заснуть.

Когда я проснулся, земли не было видно. У-Вал ритмично греб длинными, мощными движениями. Казалось, он совсем не устал. Должно быть, я проспал очень долго. Воздух был абсолютно чист. При такой его прозрачности можно было бы разглядеть контуры суши на расстоянии не менее ста пятидесяти миль. По моим грубым расчетам, У-Вал, чтобы преодолеть это расстояние, должен был непрерывно грести около пятнадцати часов, направляя вперед двадцатифутовое, тяжело груженное каноэ. Сила и выносливость мужчин из приморских племен Пеллюсидара просто поразительны.

Конструкция каноэ позволяла ему двигаться с большой скоростью. Хотя оно и было вырублено из длинного ствола дерева, но было очень легким. Толщина дна его вряд ли превышала один дюйм, а ближе к верхнему краю борта толщина увеличивалась до четырех дюймов. Корпус был гладким, как стекло, и для меня оставалось загадкой, как можно было сделать столь совершенную поверхность грубыми инструментами.

Древесина дерева, из которого было вырублено каноэ, была крепкой как железо и очень маслянистой, хотя это слово лишь частично может помочь в описании скольжения лодки по воде.

Груз был распределен по всей лодке и накрыт огромными листьями похожего на пальму растения. У каждого из нас имелись своего рода убежища, сделанные из тех же листьев, которые в случае необходимости быстро убирались. По-крайней мере, У-Вал мог убрать свое, но мои связанные руки не позволили бы мне сделать это.

Вскоре после столкновения с морским ящером У-Вал отложил весло и направился ко мне.

— Я собираюсь развязать тебе руки, раб, — сказал он. — Ты будешь грести и помогать мне, если на нас нападут большие звери, такие как аз-дирайт (так, видимо, на местном языке называли напавшего на нас морского страшилу). Ты всегда будешь оставаться в этом конце каноэ. Если ты пойдешь на корму, я убью тебя. Когда я буду ложиться спать, я буду связывать тебя, чтобы ты не убил меня.

— Тебе не нужно связывать меня во время твоего сна, — ответил я. — Я не стану убивать тебя, обещаю.

На нас могут напасть во время твоего сна, и тогда у тебя не будет времени развязать меня, а я ведь могу понадобиться.

Он немного подумал и согласился:

— В любом случае ничего хорошего для тебя не будет, если ты убьешь меня, ведь ты не сможешь никогда найти дорогу до берега. Бандар-Аз простирается дальше, чем известно кому-либо из людей. Возможно, у него даже нет дальнего берега. Многие так считают.

Нет, ты не осмелишься убить меня.

— Я же обещал тебе, что не трону тебя, пока ты спишь, — ответил я, — но когда-нибудь я убью тебя — и не потому, что ты захватил меня, хотя и этого было бы достаточно, а за то, что ты пнул меня, когда я лежал на берегу, связанный и беспомощный. За это, У-Вал, я убью тебя.

Он закончил сматывать путы с моих рук и вернулся на свое место, ничего не ответив на это.

— Там, впереди, под листьями, есть весло. Возьми его, раб, и греби, — приказал он, — а я буду управлять рулем.

Сначала я хотел отказаться, но никаких разумных причин для этого не было, так как мне очень нужно было размяться после длительного отдыха в муравейнике и сбросить лишние килограммы от обильного кормления меня там зерном и медом. Поэтому я взял весло и принялся грести.

— Быстрее! — приказал У-Вал. — Быстрее, раб!

Я объяснил ему, куда он может идти со своими командами, и место это было отнюдь не раем.

— Тебе нужна хорошая порка, — прорычал он и двинулся на меня с бамбуковой палкой в руках.

Я бросил весло и поднял одно из длинных копий.

— Давай, У-Вал! — закричал я. — Давай, побей своего раба.

— Положи копье! — приказал он. — Раб не должен вести себя так. Разве ты этого не знаешь?

— Я не знаю, что такое быть рабом, — сказал я. — Во всяком случае, рабом у такого дурака, как ты. Если бы у тебя были хоть какие мозги, ни одному из нас не пришлось бы грести. Но почему бы тебе не подойти и не избить меня? Мне бы очень хотелось, чтобы ты попробовал.

— Брось копье, и я сделаю это, — сказал он.

— Иди назад и займись своим делом.

Он немного обдумал ситуацию, после чего, видимо, решил, что, если ему нужен живой раб или он хочет остаться живым хозяином, ему лучше не ухудшать положение. Он вернулся на корму и сел. Я тоже сел, но больше не греб.

Немного погодя он взялся за весло и принялся грести, но оставался очень угрюмым. Он был не очень умным человеком и, очевидно, не знал, как ему относиться к непокорному рабу, который до этого ни разу в жизни им не был. Но больше всего его озадачили мои слова о том, что грести было глупо для нас обоих.

Наконец он нарушил затянувшееся молчание, сказав:

— Как мы можем попасть куда-нибудь, не гребя?

— Если пойдем под парусом, — ответил я.

Он не знал, что я имел в виду, в пеллюсидарском языке нет эквивалента для слова «парус». Их прогресс еще не дошел до этой стадии. У них было каменное оружие, они научились добывать огонь, но идея парусов была еще слишком сложна для их разума.

Ветер постоянно дул в том направлении, куда греб У-Вал, и я подумал, почему бы нам не воспользоваться этим, ведь грести все время под палящим полуденным солнцем — не шутка.

— Что такое «идти под парусом»? — спросил он.

— Я покажу тебе. Дай мне ту травяную веревку, которая лежит у тебя за спиной.

— Для чего? — спросил он.

— Дай ее мне, и я покажу тебе. Ты хочешь, чтобы каноэ плыло без весел, или ты хочешь грести? Мне-то все равно, я не собираюсь грести в любом случае.

— Послушай! — заорал он. — Мне все это уже надоело. Ты что, забыл, что ты мой раб? Разве ты не знаешь, что должен грести, если я прикажу тебе? Если ты не будешь грести, я свяжу тебя, а потом хорошенько изобью — именно это тебе нужно.

— Я не буду грести, и ты не изобьешь меня. Если ты подойдешь ко мне, я проткну тебя копьем. А теперь, дай мне эту веревку и перестань вести себя как дурак.

Я покажу тебе что-то, что избавит тебя от тяжелой работы.

Он продолжал грести с весьма кислым выражением лица. Ветер усиливался. Каноэ взлетало на верхушки волн и падало вниз. Солнце скрылось за тучами. У-Вал обливался потом. Наконец, он отложил весло и, не произнеся ни слова, бросил мне моток веревки.

Оснастить лодку парусом в одиночку было не просто, но используя копья, пару бамбуковых палок, травяную веревку и несколько листьев панго, которыми был накрыт груз, я сделал «парус», которым можно было поймать ветер. Каноэ тут же рванулось вперед, смело разрезая волны.

— Правь, — крикнул я У-Валу.

Он принялся грести.

— Не греби, — сказал я ему. — Опусти весло в воду за кормой, оставь у себя в руках тонкий конец, поворачивай его в разные стороны и увидишь, что из этого получится, так ты научишься править.

Он вполне мог справиться с рулем, но от удивления, что каноэ плывет вперед без весел, пришел в замешательство. Вскоре он оправился и принялся рулить, однако долго ничего не говорил.

Наконец он спросил:

— А если ветер подует в другую сторону?

— Тогда тебе придется грести, — сказал я ему. — Если бы твоя лодка была построена по-другому, ты мог бы плыть под парусами почти против ветра.

— Ты можешь построить такое каноэ? — спросил он.

— Я могу показать тебе, как его построить.

— Ты будешь очень ценным рабом, — сказал он. — Ты покажешь мне, как построить каноэ, которое может плыть без весел.

— Пока я раб, я ничего не покажу тебе, — ответил я.

Глава XXIII

Я не знаю, как долго продолжалось наше путешествие. Я спал много раз; чтобы У-Вал не сбросил меня за борт во время сна, я соорудил из копий и веревки конструкцию, которая обязательно разбудила бы меня, если бы он попробовал приблизиться ко мне.

Ветер постоянно дул в одном и том же направлении.

Каноэ скользило по воде, как живое существо, и У-Вал был настолько доволен, что вел себя почтительно. Много раз на нас нападали хищные животные этого моря эпохи палеолита, но мои стрелы вместе с копьями У-Вала всегда брали верх над этой неожиданной смертью в виде ужасных челюстей чудовищных монстров.

Больше всего меня угнетала монотонность нашего путешествия. Даже ужасные рептилии, поднимавшиеся из глубин, для того чтобы напасть на нас, меньше действовали на меня, чем смертельная монотонность этого огромного водного пространства без линии горизонта. Не было ни дымка от отдаленного теплохода, так как здесь не было теплоходов, ни паруса, так как здесь не было парусов, — только пустой океан.

Вдруг далеко впереди я увидел землю. Сначала это была просто темная дымка в отдалении. Я показал на нее У-Валу, но как он ни напрягал глаза, ничего не смог разобрать. Я не был этим удивлен, давно заметив, что мое зрение было острее, чем у жителей Пеллюсидара. Возможно, обладание инстинктом направления снизило у них остроту зрения. Им никогда не приходилось, напрягаясь, всматриваться в ландшафт на большом расстоянии, отыскивая знакомые приметы. Это всего лишь моя теория. Она может быть абсолютно ошибочной. Но вот что я знаю наверняка: их слух и обоняние были гораздо острее, чем мои.

Так как У-Вал не видел того, что видел я, он не сомневался в своей правоте. Человек не изменился со времен каменного века.

Мы продолжали плыть. У-Вал, хотя и не видел земли, держал курс прямо на эту отдаленную дымку, которая постепенно приобретала более определенные очертания — и я не сомневался в этом — плавучего острова Рува. И снова, как и тысячи раз до этого, я поразился удивительному инстинкту жителей Пеллюсидара, не объяснимому ни обладателю его, ни тому, у кого его не было. Как можно было объяснить это?

У меня не было даже теории.

Наконец и У-Вал увидел землю.

— Ты был прав, — ворчливо признал он. — Впереди земля, это — Рува, но я не понимаю, как ты смог увидеть ее намного раньше, чем я.

— Это легко объяснить. — ответил я.

— Как? — спросил он.

— Я могу видеть дальше, чем ты.

— Ерунда! — огрызнулся он. — Никто не может видеть дальше, чем я.

Какой смысл был спорить с подобным существом?

Кроме того, у нас были более важные предметы для обсуждения. Я вставил стрелу в лук.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он, быстро оглянувшись вокруг. — Здесь не в кого стрелять.

— В тебя, — сказал я.

Сначала он даже не понял, что я имел в виду. Но сообразив, он схватился за копье.

— Не трогай, — приказал я, — или я проткну твое сердце стрелой.

Он опустил руки.

— Ты не посмеешь, — сказал он без особой убежденности.

— Почему нет? Я вижу землю и смогу доплыть до нее без твоей помощи.

— У тебя ничего не выйдет. Мои люди убьют тебя.

— Возможно — убьют, возможно — и нет, — перебил его я. — Я скажу им, что я твой друг и что ты отправил меня на Руву за помощью, так как ты находишься в плену. Если они так же глупы, как ты, они поверят мне и поплывут со мной на материк, чтобы я проводил их к тебе. Попав на материк, я скажу, что мне нужно пойти одному, чтобы выследить племя, которое захватило тебя, но я не вернусь.

— Но ты же не убьешь меня, Дэвид, — взмолился он. — Мы же были друзьями. Мы сражались бок о бок.

Даже когда я мог убить тебя, я сохранил тебе жизнь.

— Но ты пнул меня в живот, когда я был связан и беспомощен, — напомнил я ему.

— Прости меня, — взвыл он, — я ведь не очень сильно пнул тебя. Пожалуйста, не убивай меня, Дэвид.

Оставь меня в живых, и я сделаю для тебя все, что смогу.

— Я не собираюсь убивать тебя, потому что я не могу хладнокровно убить беспомощного человека. Поэтому у меня есть предложение: если я сохраню тебе жизнь, ты должен обещать привести меня к своим людям не как раба, а как друга, которого будешь защищать от других членов твоего племени и при первой же возможности поможешь мне вернуться на материк.

— Обещаю, — пылко сказал он.

Пожалуй, слишком пылко, как мне показалось.

Мне нужно было сразу убить его. Я знал это, но не мог заставить себя стать убийцей.

— Смотри, держи свое слово, — сказал я, откладывая лук.

Плавучий остров Рува представлял собой слой земли, густо заросшей лесом. Его поверхность поднималась над уровнем воды не более чем на пять футов. Берег, находящийся прямо перед нами, был неровным, разбитым маленькими заводями и заливчиками. В один из них У-Вал и направил нашу лодку. Я спустил парус, и он подгреб к берегу.

Было замечательно вновь ощутить под ногами землю, потянуться и подвигаться.

У-Вал привязал каноэ к дереву, потом, сложив ладони у рта, издал высокий, резкий крик. После этого он прислушался. Откуда-то издалека донесся ответный крик.

— Пошли! — сказал У-Вал. — Они у рыбачьей дыры, — и двинулся в лес по хорошо протоптанной тропинке между деревьями.

Эти небольшие деревья росли недалеко друг от друга. Я никогда раньше не видел таких деревьев: они были мягкими и упругими, как некоторые сорта кактуса, но без колючек и игл. Именно эти деревья сделали Плавучие Острова, пригодными для жизни людей.

Плотно переплетенные корни деревьев не давали островам рассыпаться и создавали естественную корзину, удерживавшую почву, на которой росли растения. Эти деревья употреблялись островитянами в пищу, а также содержали весь их запас свежей воды, которую можно было добыть в любой момент, проткнув ствол дерева или отрубив ветку. Нежные молодые побеги были съедобны, а плоды этих деревьев составляли одно из основных блюд в местном меню. На острове было очень мало другой растительности. Между деревьями росла высокая трава, а на деревьях — виноград-паразит с роскошными цветами. На острове жило несколько видов птиц, которые своими мясом и яйцами вносили разнообразие в диету жителей, состоящую главным образом из растительной пищи и рыбы.

Пройдя около мили, мы вышли на открытое место.

На нем оставалось всего несколько деревьев, возможно для того, чтобы связывать почву живыми корнями.

В центре была выкопана яма около ста футов в диаметре, образовавшая небольшой пруд. Здесь собралось около пятидесяти человек обоих полов. Несколько человек стояли на берегу пруда, подняв копья и ожидая, когда рыба подплывет на расстояние удара. Но та, видимо, уже знала, что с ней будет в этом случае, и держалась в центре пруда, который был вне досягаемости копий.

Иногда глупая или неосторожная рыба подплывала достаточно близко к берегу, и следовал удар. Искусство людей с копьями было поразительным — они никогда не промахивались. Но так как рыба была настороже, улов был небогат.

Когда мы с У-Валом вышли на открытое место, первый заметивший нас человек сказал:

— У-Вал возвратился!

Все повернулись к нам, но особой радости на их лицах видно не было.

К нам подошел огромных размеров мужчина.

— Ты привел раба, — сказал он.

Это был не вопрос, а простая констатация факта.

— Я не раб, — возразил я. — Мы с У-Валом вместе были в плену, вместе сражались и вместе бежали: честь не позволит У-Валу сделать меня своим рабом.

— Если ты не раб, ты — враг, — ответил мужчина, — а врагов мы убиваем.

— Я пришел как друг, — сказал я. — У нас нет причин быть врагами. К тому же я могу быть очень ценным другом.

— Почему? — спросил он.

— Я могу показать вам, как строить каноэ, которые будут плыть без весел, — ответил я, — и могу показать вам, как ловить рыбу на середине пруда, там, куда не достают ваши копья.

— Я не верю, — сказал он. — Если бы это было возможно, мы бы уже сделали это сами. Мы знаем все, что нужно, о лодках и рыбной ловле. Никто не может научить нас чему-нибудь новому.

Я повернулся к У-Валу.

— Разве я не заставил твое каноэ плыть без весел?

У-Вал кивнул:

— Да, оно плыло быстрее, чем я мог бы направлять его веслами, и могу показать, как это делается.

— Но ты можешь показать им, как плыть, когда ветер дует тебе только в спину, — ответил я, — а я могу показать, как строить каноэ, в которых можно плавать независимо от того, куда дует ветер. Ты же не можешь этого.

— Это правда, У-Вал? — спросил мужчина.

— Да, Ро-Тай, это правда, — ответил У-Вал.

— А может он ловить рыбу на середине пруда?

— Этого я не знаю.

Ро-Тай повернулся ко мне.

— Если ты можешь это, — сказал он, — ты сможешь это, даже если будешь рабом.

— Если я буду рабом, я ничего вам не покажу.

— Покажешь, или мы убьем тебя, — бросил Ро-Тай.

— Если вы убьете меня, вы никогда ничего не узнаете, — напомнил я им.

Пока мы разговаривали, вокруг нас собралось несколько заинтересованных слушателей. Теперь один из них заговорил.

— Мы примем этого человека как друга, Ро-Тай, — сказал он, — если он научит нас всем этим вещам.

— Да, — сказал другой, — Уль-Ван говорит мудро.

Я не верю, что чужак может делать все эти вещи; если он не сможет, мы превратим его в раба или убьем.

Начался оживленный спор, в котором принимали участие все присутствующие. Некоторые были против того, чтобы принимать чужака как друга, но большинство из них согласились с Уль-Ваном, который показался мне наиболее умным из всей этой компании.

Наконец, кто-то сказал:

— Ро-Тай — вождь. Пусть решает.

— Очень хорошо, — сказал Ро-Тай, — я решу. — И он повернулся ко мне.

— Иди и поймай рыбу на середине пруда.

— Мне надо приготовиться, — ответил я. — У меня нет всего того, что мне нужно.

— Вот видите, — сказал один из сомневающихся, — он не может это сделать. Он старается выиграть время, чтобы сбежать.

— Чепуха, — сказал Уль-Ван. — Пусть подготовится, но если у него ничего не получится, то ему будет очень плохо.

Ро-Тай кивнул.

— Хорошо, — согласился он, — пусть приготовится, а ты, Уль-Ван, должен всегда оставаться с ним и следить, чтобы он не сбежал.

— Если он ничего не сделает, он будет моим рабом, — сказал У-Вал, — ведь это я привез его.

— Если он ничего не сделает, он будет убит за то, что пытался одурачить нас, — важно произнес Ро-Тай.

Как только меня передали Уль-Вану, я сказал ему, что мне нужно около тридцати футов легкого, прочного шнура.

— Пойдем со мной, — ответил он и повел меня по другой тропинке прочь от пруда.

Вскоре мы вышли на другое расчищенное место, на котором стояли убежища племени для сна. Это были маленькие, похожие на ульи, хижины, полностью накрытые большими листьями. В нижней части каждой хижины находилось отверстие; в одно из этих отверстий и вполз Уль-Ван, чтобы тут же появиться обратно с мотком плетеной травяной веревки, такой же, как в каноэ У-Вала. Она была слишком тяжела для моих целей: сделана она была из большого количества переплетенных между собой более тонких прядей. Он позволил мне расплести веревку, и я сделал легкий шнур около сорока футов длиной.

Снаряженный таким образом, я вернулся к пруду.

Здесь я крепко привязал один конец шнура к стреле, а другой обвязал вокруг своей кисти. Проделав это, я встал на берегу пруда и вставил стрелу в лук.

Все внимательно смотрели на меня. В центре пруда, иногда выскакивая из воды, носились буквально сотни и сотни рыб, но ни одна из них не приближалась к берегу. Я осторожно уложил кольцами веревку у своих ног, поднял лук и натянул тетиву на всю длину стрелы.

Я очень нервничал, так как раньше никогда этого не пробовал и не знал, сможет ли стрела лететь точно в цель с весом привязанной к ней веревки. От успеха этого дела зависела моя жизнь.

Я осторожно прицелился в то место, где рыбы было больше всего. Запела тетива, и стрела устремилась к цели. Веревка быстро разматывалась. В воздух из воды выскочила рыба, пораженная стрелой. Я расставил ноги и приготовился к рывку; этот рывок чуть не скинул меня в пруд, но я сумел удержаться на ногах.

Я не торопился подтягивать рыбу к берегу, так как не был уверен в крепости веревки, хотя она и выдержала первый сильный рывок. Я хотел измотать рыбу и, как только она переставала биться, выбирал понемногу веревку. Наконец сопротивление прекратилось, и рыба всплыла на поверхность брюхом вверх. Я вытащил ее на берег и передал Ро-Таю, который немедленно потребовал, чтобы я сделал луки и стрелы для каждого воина племени. Тут же обнаружилось и первое препятствие.

На Руве не было растений, пригодных для изготовления луков.

Ро-Тай признал, что я научил их кое-чему, и отношение ко мне несколько улучшилось; но У-Вал все еще был зол на меня. Он хотел, чтобы я был его рабом и чтобы мои успехи поднимали его авторитет в глазах жителей острова. Уль-Ван сказал мне, что У-Вала не очень любили его соплеменники и что мне повезло, что он не мой хозяин.

Пойманную мной рыбу они чистили и коптили, и, когда они решили, что запас ее достаточен, Ро-Тай настоял, чтобы я показал им, как строить каноэ, которое может плыть по воде без весел.

Немедленно я столкнулся с другим непреодолимым препятствием. На Руве и других плавучих островах не росли деревья, пригодные для строительства каноэ.

Все их каноэ были построены на материке, только там можно было найти подходящие деревья. Строительство каноэ было масштабным предприятием, требующим экспедиции, во время которой двадцать-тридцать мужчин отсутствовали на Руве дольше ста снов.

Заготовки для каноэ делались на материке, после чего их буксировали на Руву, где и выполнялась завершающая, длительная и трудоемкая часть работы.

Эти каноэ оставались в семьях в течение жизни нескольких поколений. Уль-Ван сказал мне, что его каноэ использовалось в его семье уже по меньшей мере десятым поколением. Каноэ передавались от отца старшему сыну. Новое каноэ строилось только тогда, когда количество мужчин в племени превышало вместительную способность уже имеющихся лодок, а это, сказал мне Уль-Ван, происходило не чаще, чем пару раз за жизнь одного человека, так как уровень рождаемости мужчин уравновешивался потерями воинов в битвах.

Глава XXIV

Я не буду утомлять вас детальным описанием моих попыток превратить одно из каноэ в парусную лодку.

После длительных экспериментов я обнаружил, что могу «закалить» местное дерево, обжигая его на горячих углях. Имея этот материал, я изготовил киль и стоячий такелаж. Моими единственными инструментами были большие раковины с острыми краями, каменный нож, каменный топор и каменный молоток.

К счастью для меня, дерево было очень мягким, и я придавал ему форму до того, как обжигать. Я сделал киль с широким фланцем в верхней части и прикрепил его к дну каноэ при помощи обожженных на углях деревянных шпеньков, которые, как я знал, намокнув, увеличатся в размерах. Для мачты я обрезал до необходимой длины три тонких бамбуковых ствола и связал их при помощи травяного шнура. Самой большой проблемой был парус. Но я решил ее, построив примитивный ткацкий станок и обучив пару женщин работать на нем, используя длинную прочную траву.

Работая над каноэ, я близко познакомился с членами племени и их обычаями. На острове жило около сорока семей, в среднем по пять членов в каждой.

Также здесь жили двадцать пять-тридцать рабов, мужчин и женщин белых рас с материка. Эти рабы выполняли почти всю ручную работу, но их жизнь не была тяжелой, и большей частью с ними хорошо обращались.

Сообщество это было моногамным и очень гордилось чистотой своей крови. Ни при каких условиях никто из них не вступил бы в брак с представителями белой расы, считая их стоящими ниже себя. Я так и не привык к такому изменению статуса двух рас, к которому был приучен. Но должен признать, что черные обращались с нами здесь гораздо мягче, чем мы с темнокожими расами во внешнем мире. Возможно, я получал урок истинной демократии.

Каноэ, над которым я работал, было вытащено на берег в полумиле от деревни. Обычно вокруг меня всегда толкалось несколько жителей деревни, наблюдавших за моей работой, а Уль-Ван всегда был со мной, выполняя распоряжение Ро-Тая следить, чтобы я не убежал.

Однажды, когда мы с Уль-Ваном были одни, я увидел вдали каноэ и указал на него. Сначала он ничего не разглядел, но когда каноэ приблизилось, он чрезвычайно возбудился.

— Это, наверное, ко-ваны, — произнес он. — Это — налет.

— Теперь за первым видны еще три каноэ, — сказал я ему.

— Плохо, — ответил Уль-Ван. — Мы должны немедленно вернуться в деревню и предупредить Ро-Тая.

Когда Уль-Ван рассказал все Ро-Таю, тот послал детей к пруду и в другие части острова, где находились воины; вскоре все собрались в деревне.

Женщин и детей отослали в хижины. Мужчины нервничали, их неорганизованная толпа представляла собой прекрасную мишень для копий врага.

— Вы же не собираетесь оставаться здесь? — спросил я Ро-Тая.

— Это наша деревня. Мы останемся здесь и будем защищать ее, — ответил он.

— А почему вам не выйти им навстречу? — спросил я. — Вы можете неожиданно напасть на них. Отправь разведчика, чтобы узнать, по какой тропе они идут, и расположи своих воинов по обеим сторонам этой тропы, а когда ко-ваны войдут в эту ловушку, вы нападете на них со всех сторон. Те, которых вы не убьете, бросятся назад к своим каноэ. Не нужно позволять им дойти до вашей деревни.

— Всю свою жизнь я сражался с налетчиками, — ответил Ро-Тай с достоинством, — и я, и мой отец, и его отец всегда держали воинов в деревне в ожидании атаки.

— Это неправильно, — сказал я. — Если ты дашь мне десять человек, я остановлю этих ко-ванов до того, как они подойдут к деревне.

— Я верю ему, — сказал один из старейшин деревни. — Он нас еще не обманывал.

— Он говорит дело, — поддержал его Уль-Ван.

— Хорошо, — сказал Ро-Тай. — Возьми десять человек, иди и посмотри, можешь ли ты остановить ко-ванов. Остальные останутся здесь сражаться с ними, если у тебя ничего не получится.

— У меня все получится, — сказал я и, взяв Уль-Вана и еще девятерых воинов, направился с ними в сторону океана. Вперед я выслал одного разведчика, приказав доложить мне, как только он обнаружит, какой тропой двинутся ко-ваны после высадки на берег.

— Они пойдут этой тропой, — сказал Уль-Ван. — Они всегда так делают.

— Они часто нападают на вас? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Они нападали за несколько снов до твоего появления. От их рук погибло несколько наших воинов, и они украли несколько наших рабов.

Среди них была моя рабыня. Я не хотел терять ее, она была очень красива и очень нравилась моей жене. Рабыня говорила, что она — амозитка, а женщины Амоза, как я слышал от других рабов, считаются первыми красавицами. Она рассказывала моей жене, что они с мужем жили в стране, которая называется Сари.

— Как ее звали? — спросил я.

Прежде чем Уль-Ван успел ответить, появился мой разведчик, задыхаясь от быстрого бега.

— Ко-ваны высадились, — сказал он. — Они идут по этой тропе.

— Сколько их? — спросил я.

— Около двадцати, — ответил он.

Я расставил моих людей по обеим сторонам тропы, спрятав их за деревьями. У каждого из воинов было по два копья и по каменному ножу. Я приказал им не двигаться и не издавать никаких звуков до моего сигнала.

После сигнала они должны были выскочить из засады, метнуть по одному копью и броситься на сближение с врагом.

Я забрался на дерево, с которого мог видеть не только моих воинов, но и тропу, по которой приближались ко-ваны в полном неведении об ожидавшей их участи.

Мне не пришлось ждать долго, вскоре показался первый отвратительно разрисованный воин; следом за ним цепочкой двигались остальные. Они были вооружены в точности как мои воины — два копья и каменный нож — и были той же красивой черной расы. От воинов Рувы их отличала только боевая раскраска.

Я тихо вставил стрелу в лук и стал ждать, пока вся группа не войдет в засаду. Я натянул тетиву и тщательно прицелился. Это была жестокая война, война каменного века. Конечно, у нас не было отравляющих веществ, и мы не бомбили женщин, детей и больницы; но с нашей, примитивной точки зрения, мы могли действовать прекрасно. Итак, я отпустил тетиву и, когда стрела глубоко вошла в тело последнего человека в цепочке, подал руванцам сигнал к атаке.

С яростными боевыми криками они выскочили из-за деревьев и метнули свои копья. Ко-ваны были застигнуты врасплох, а я добавил еще полдюжины стрел, быстро выпустив их одну за другой.

Одиннадцать из двадцати противников были убиты сразу. Оставшиеся девять повернули, чтобы бежать. Но тропа была узкой и, к тому же, блокирована убитыми и ранеными. Ко-ваны попытались бежать по телам своих погибших и умирающих товарищей, в результате чего стали легкой добычей воинов Рувы, которые набросились на них с дикими криками и перебили всех до одного. Ни один из моих воинов не получил ни царапины.

Собрав оружие побежденных, мы с триумфом направились в деревню.

Когда жители деревни увидели нас, они были поражены.

— Вы что, не сражались? — спросил Ро-Тай. — Что стало с ко-ванами? Они идут за вами?

— Они все мертвы, — сказал Уль-Ван. — Их было двадцать человек, и мы всех убили.

— Вы убили двадцать ко-ванов, не потеряв ни одного человека? — спросил Ро-Тай. — Такого раньше никогда не случалось.

— Скажи спасибо Дэвиду, — произнес Уль-Ван. — Мы делали только то, что он приказал, и мы победили.

Ро-Тай ничего не ответил. Вместе с другими он выслушал рассказ моих воинов, которые при этом отнюдь не преуменьшали и своих заслуг; но я должен признать, что все они были восхищены моими «полководческими» способностями.

Наконец Ро-Тай заговорил:

— Воины Рувы отпразднуют победу над ко-ванами.

Пусть рабы приготовят еду и тумал, который воины выпьют и будут счастливы.

Рабам приказали отнести трупы ко-ванов к морю и бросить их морским хищникам, а затем приготовить еду и тумал — крепкий алкогольный напиток.

Как только я смог привлечь внимание Уль-Вана, я спросил его, как звали ту рабыню, которая была захвачена ко-ванами.

— Амар, — ответил он. — Вот как ее звали.

Я даже не могу сказать, был ли я разочарован. Судя по его описаниям, это могла быть Диан, так как она была красива, рождена на Амозе и жила со своим мужем в Сари. Конечно, многие красивые женщины были рождены на Амозе, и многие из них жили со своими мужьями в Сари, но, если это была Диан, то как могла она попасть на один из Плавучих Островов?

Пока шли приготовления к празднику, прошло три сна: тумал требовал брожения и многие виды еды готовились подолгу.

Я продолжал мастерить каноэ, Уль-Ван все это время оставался со мной. Он был воодушевлен нашей победой, подобной которой, как он сказал, не было на памяти ни одного живого руванца.

— Мы не только убили их всех и забрали все оружие, мы также получили четыре каноэ. Никогда, никогда такого не случалось, и именно ты сделал это, Дэвид.

Глава XXV

Сразу после того как я попал на Руву, я заметил, что У-Вал крутится вокруг девушки по имени О-Ра. За ней ухаживали еще несколько молодых людей, но она никому не отдавала предпочтения. Мне кажется, О-Ра была своего рода золотоискателем. Ей нужен был мужчина с рабом, а ни у одного из ее ухажеров рабов не было. Это обстоятельство отнюдь не увеличивало любви У-Вала ко мне. Я думаю, большую часть времени он занимался только тем, что ненавидел меня. Я часто ловил на себе его пристальный взгляд. Он, видимо, пытался собрать всю свою смелость для того, чтобы разоблачить меня и объявить своим рабом. Но его страх передо мной не казался мне трусостью. Во время встреч с огромными морскими ящерами, нападавшими на нас во время нашего путешествия с материка на Руву, У-Вал доказал, что он смелый воин. Я знавал людей, которые не раз смотрели в лицо смерти, но боялись женщины вполовину меньше их ростом или мышей, так что природа страха пока не изучена.

Мужчины племени не любили У-Вала и сделали его мишенью своих жестоких шуток, возможно, из-за его бесплодного ухаживания за О-Ра.

Наконец еда и тумал для праздника были готовы.

Ро-Тай объявил, что воины должны удалиться в свои хижины, выспаться, а после сна начнется праздник.

Так как Уль-Вану было приказано следить за мной, мне пришлось пойти с ним в его хижину. Расположившись для отдыха, я вдруг услышал знакомые голоса снаружи. У-Вал пытался убедить О-Ра войти с ним в его хижину, что на Руве означало брачную церемонию, но та твердо отказывалась это сделать.

— Нет, — говорила она. — Мне не нужен муж, у которого нет раба.

— У меня есть раб, — ответил У-Вал.

Женщина засмеялась.

— Ты очень хорошо прячешь своего раба, У-Вал, — с издевкой сказала она. — Кто это — мужчина или женщина? Или смелый У-Вал захватил маленькую девочку?

— Мой раб — великий воин, — ответил У-Вал. — Это мужчина по имени Дэвид. Разве ты не видела, как я привез его на остров?

— Но он сказал, что он твой друг, а не раб, и ты не отрицал это.

— Я молчал потому, что он пригрозил убить меня, если я скажу правду.

— Когда ты объявишь, что он твой раб, — сказала О-Ра, — я стану твоей женой, женой человека, который может добыть ценного раба.

— Хорошо, — согласился У-Вал, но в его голосе не было обычной уверенности. Видимо, он сомневался, что из меня получится послушный раб.

— Когда у тебя будет раб, можешь еще раз попросить меня, — сказала О-Ра, и, должно быть, ушла, так как я больше не слышал ее голоса и уснул.

Нас разбудил мальчик, объявивший, что Ро-Тай проснулся и приглашает воинов на праздник.

Я вышел из хижины вслед за Уль-Ваном и пристроился в тени дерева, откуда мог наблюдать за церемонией. На земле широкой полосой были уложены листья — своеобразный банкетный стол. Рабы расставляли на нем еду и огромные сосуды из бамбука, в которых находился тумал, а воины занимали за «столом» места.

Ро-Тай, крутил головой в поисках кого-то. Неожиданно его взгляд упал на меня.

— Давай, Дэвид, — позвал он, — присоединяйся к нам.

И тут наконец У-Вал набрался смелости и заговорил.

— Рабы не едят вместе с воинами Рувы, Ро-Тай.

— Кого ты имеешь в виду? — спросил Ро-Тай.

— Я говорю о Дэвиде, он мой раб. Я захватил его на материке и привез сюда. Я позволил ему изображать свободного человека. Но теперь я объявляю его своим рабом.

Раздался рокот недовольства, после чего заговорил Ро-Тай:

— Даже если ты и считаешь Дэвида рабом, своими делами он заслужил свободу, и я, Ро-Тай, вождь Рувы, дарую ему ее, я имею на это право, и объявляю его воином Рувы.

— Я не буду праздновать вместе с белым рабом! — воскликнул У-Вал и отошел от «стола». — Если я не могу иметь его своим рабом, я, по крайней мере, могу убить его, так как он — враг Рувы.

— Неужели ты забыл, У-Вал, как вместе со мной ел мед и зерно в жилище гигантских муравьев? — ответил я. — Лучше сядь и поешь. Ты можешь убить меня потом, а для храбрости тебе нужно выпить тумала, но не забывай, У-Вал, что я обещал убить тебя.

— Почему ты хочешь это сделать? — спросил Ро-Тай.

— Я считал его своим другом, но он связал меня, пока я спал, а когда проснулся, он сказал мне, что я его раб, и, когда я, беспомощный, лежал на земле, он пнул меня в ребра. За это я и обещал убить его.

— Ты можешь убить его только защищаясь, и никак иначе, — сказал Ро-Тай. — И не начинай с ним ссоры, — добавил он. — У меня не так много воинов, чтобы я мог позволить себе потерять хотя бы одного из них без серьезной причины.

По знаку Ро-Тая воины, скрестив ноги, уселись перед «столом». У них не было ни ножей, ни вилок, но каждый из них обладал парой добрых рук и вовсю пользовался ими. Особых разговоров не было, так как все занялись трапезой.

Женщины, дети и рабы стояли вокруг нас, с жадностью наблюдая за тем, как мы поглощали пищу.

Когда мы закончим, они доедят остатки.

Вскоре воины захмелели и начали шуметь. Я не пил тумал, а когда наелся, поднялся и отошел в сторону; и тут же У-Вал сел за стол. Наблюдая за ним, я заметил, что ест он очень мало, зато налегает на питье; я знал, что мне надо быть начеку.

Я хотел доделать каноэ. Но Уль-Ван не мог пойти со мной, и все рабы были заняты, поэтому я сел в сторонке. Вскоре подошла О-Ра и устроилась рядом. Пока она никому не принадлежала, у нее было несколько поклонников, поэтому уединение с ней могло вызвать их недовольство. Однако меня утешало только то, что увидев нас вместе, У-Вал разозлится еще сильнее.

— У-Вал собирается убить тебя, — сказала О-Ра. — Он обещал мне это перед тем, как идти пить тумал.

— А почему ты предупреждаешь меня? — спросил я.

— Потому что мне не нравится У-Вал, я надеюсь, что ты убьешь его, и он не будет меня больше беспокоить.

— Но ты дала согласие стать его женой, если у него появится раб, — сказал я. — Зачем, если ты его так ненавидишь?

— Он мог бы внезапно умереть, — сказала она с улыбкой, — а мне тогда достался бы раб. Потом я смогла бы выйти замуж за того, кого хочу, и тогда у меня был бы мой раб и раб моего мужа.

— Ты бы убила его? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Он бы умер, — сказала она.

О-Ра опережала свое время. Она родилась на миллион лет раньше своего времени или, по крайней мере, не на той стороне земной коры. У нее были очень передовые для каменного века взгляды.

— Что ж, надеюсь, ты добьешься своего, О-Ра, — сказал я, — но я не хотел бы оказаться на месте твоего мужа.

Она рассмеялась и встала. Затем возбужденно прошептала:

— Сюда идет У-Вал. Думаю, мне надо задержаться и повеселиться.

— Я бы тоже повеселился на твоем месте, — сказал я. — Ведь кто-то будет убит. Тебе это должно понравиться.

У-Вал шел к нам нетвердыми шагами. Он хмурился больше обычного.

— Ты пытаешься похитить мою женщину? — начал он.

— А она — твоя женщина? — спросил я.

— Я бы сказала, что нет, — усмехнулась О-Ра.

— Она будет моею, — сказал У-Вал, — в любом случае грязному белому рабу не позволено говорить с руванской женщиной, когда я рядом.

Я не собирался отвечать ему, что бы он ни говорил, ведь Ро-Тай дал мне ясно понять, что ссоры в их племени нежелательны.

— Почему ты не дерешься, грязный трус? — закричал он.

Его крик привлек внимание соплеменников, и они окружили нас. Некоторые из мужчин были сильно пьяны, одни подбадривали У-Вала, другие меня. Как и О-Ра, они хотели посмотреть на драку. Ро-Тай и Уль-Ван находились среди них.

У-Вал продолжал обзывать меня, используя самые грязные пеллюсидарские ругательства, которые мог вспомнить.

— В чем дело? — спросил Уль-Ван. — Ты что, боишься его, Дэвид?

— Ро-Тай сказал, что я могу убить его только защищаясь, а он не нападает. Словами меня не убьешь, но если бы я мог использовать кулаки…

— Вы можете драться, — сказал Ро-Тай, — но ни один из вас не должен браться за оружие.

— Значит, кулачный бой возможен, и я могу делать с ним все что угодно? — спросил я.

Ро-Тай кивнул. Получив это разрешение, я шагнул вперед и прямым ударом правой дал У-Валу по носу.

Брызнула кровь, удар свалил его с ног, отключив на время; но когда он очнулся, то запрыгал, как чертенок из табакерки, колотя себя в грудь и крича от ярости, потом двинулся на меня.

Я снова сбил его с ног ударом в солнечное сплетение. Когда он поднялся, на нем лица не было. Увидев, что все смеются над ним, он вытащил свой каменный нож.

Теперь я получил шанс. Я мог убить его, защищаясь, но я не стал вытаскивать свой нож. Я не хотел использовать оружие, так как знал, что, если убью его, найдется кто-нибудь, кто потребует, чтобы я заплатил за это своей жизнью. Вряд ли им понравится, что среди них живет белый, убивший черного. Они могли посчитать меня слишком заносчивым.

— Твой нож! Твой нож! — кричал Уль-Ван. — Вытаскивай нож, Дэвид!

Но я знал достаточно бросков и приемов самозащиты и надеялся проучить У-Вала.

Когда он приблизился, я простым приемом разоружил его, после чего зажал его голову под мышкой и принялся крутить его вокруг себя в воздухе. Он был абсолютно беспомощен. Неожиданно я отпустил его — У-Вал перелетел через головы зрителей и тяжело плюхнулся на землю.

Я поспешил к нему сквозь толпу. Он лежал без движения с вывернутой головой. Тут же нас обступили зрители. Я приложил ухо к его груди и прислушался; после этого поднялся и повернулся к Ро-Таю.

— Он мертв, — сказал я. — Вы все свидетели, что я убил его при самозащите.

— И к тому же голыми руками! — вскричал пораженный Уль-Ван.

— Пусть рабы отнесут тело к океану, — скомандовал Ро-Тай, повернулся и ушел.

Драка оказала отрезвляющее действие на большинство воинов. Они собрались вокруг меня и стали ощупывать мои мышцы.

— Должно быть, ты очень силен, — сказал один из них.

— Для этого не нужно много силы, — сказал я. — Надо просто знать как бороться.

Немедленно они захотели научиться, и я показал им несколько простейших приемов — как обезоружить нападающего с ножом, как бросать человека, захватить пленника и заставить его идти с собой.

Когда я закончил, они тут же начали отрабатывать приемы друг на друге и продолжали, даже когда мы с Уль-Ваном отправились на берег к каноэ. Я стремился закончить работу, так как надеялся использовать его для побега с Рувы на материк.

У меня был план, которым я поделился с Уль-Ваном, хотя и не сказал ему, что моей настоящей целью был побег.

— Когда каноэ будет закончено, группа воинов может отправиться на материк за деревом, из которого я сделаю лодку лучше этой. Мы можем отбуксировать его на Руву и выполнить всю работу здесь, — предложил я.

— Хорошая мысль, — сказал Уль-Ван. — Но мы должны дождаться, когда острова будут ближе к материку.

— Почему? — спросил я.

— Потому что иначе мы не сможем найти материк.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, в какой стороне он находится?

— Бандар-Аз очень велик, — сказал он, — а острова постоянно дрейфуют. Мы никогда не отправляемся на материк, если не видим его. Конечно, нам все равно, как далеко отплывет от нас Рува, ведь Рува — наша родина, где бы она ни находилась, мы всегда найдем ее.

— А скоро ли мы увидим материк? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он. — Иногда дети успевают вырасти и превратиться в мужчин, ни разу не увидев материка, а иногда мы видим его непрерывно сотни и сотни снов.

Мои шансы на побег выглядели довольно призрачно. Я очень расстроился.

Однако Уль-Ван вдруг воскликнул:

— Но мы же можем достичь материка! Почему мы раньше об этом не подумали? Твой дом находится на материке. Все, что тебе придется делать, — это проложить путь домой.

Я покачал головой:

— Как раз этого я и не смогу сделать. Видишь ли, я не из Пеллюсидара. Я из другого мира, и не могу определять дорогу к своему дому, как жители Пеллюсидара.

Для Уль-Вана все это было очень странно. Это лежало за пределами его понимания.

Рухнула еще одна надежда! Казалось, я был обречен на пожизненную ссылку на этом плавучем кусочке земли. Я никогда не смогу увидеть мою любимую Сари и возобновить поиски Диан Прекрасной.

Я молча продолжал работать, Уль-Ван помогал мне, как мог. Спустя некоторое время он сказал:

— Да, кстати, Дэвид, ту рабыню, о которой я тебе рассказывал, звали по-другому. Это моя жена называла ее Амар. На самом деле ее звали Диан.

Глава XXVI

Слова Уль-Вана вдохнули в меня жизнь. Я теперь точно знал, где Диан, и не сомневался, что она жива.

К тому же я полагал, что среди ко-ванов она находится в безопасности, так как Уль-Ван заверял в хорошем их обращении со своими рабами. Но как мне спасти ее?

Во-первых, надо добраться до Ко-ва, а в одиночку я не смогу этого сделать, ведь остров дрейфует вне видимости с Рувы. Раньше, вспоминал Уль-Ван, они находились рядом, но потом какое-то течение или ветер разделили их. Оба племени часто воевали, но, устав от постоянных сражений, они в течение многих поколений, когда острова подплывали друг к другу на расстояние полета копья, объявляли перемирие.

Закончив работу, мы с Уль-Ваном вернулись в деревню, и я пошел прямо к Ро-Таю.

— У меня есть план, — сказал я, — как совершить успешный налет на Ко-ва. Потеряв в прошлой битве с нами двадцать воинов, они значительно ослабли и, если ты позволишь мне помочь тебе организовать нападение, мы сможем вернуть себе всех захваченных ими ваших рабов и забрать их рабов.

Ро-Таю план понравился. Он сказал, что подготовка к экспедиции начнется после следующего сна.

Когда я позже разговаривал с Уль-Ваном, я высказал ему свое сомнение:

— Как сможем мы найти Ко-ва, если его не видно так же, как и материк, ведь Ко-ва — не ваш дом?

— Некоторые из наших женщин были рождены на Ко-ва, — сказал он, — и захвачены нами. Мы возьмем одну из них с собой, и она покажет нам путь.

— А как же напавшие на нас ко-ваны нашли Руву? — спросил я.

— Один из них, несомненно, был рожден на Руве, — ответил Уль-Ван, — и еще ребенком похищен во время одного из налетов. Мы тоже часто захватывали мальчиков ко-ванов, но все они погибли во время последних сражений, зато у нас осталось несколько женщин с острова Ко-ва.

Казалось, до отправки экспедиции прошла целая вечность; но наконец все было готово, и пятьдесят воинов расселись в пяти каноэ, одно из которых было оснащено мной парусом. Ро-Тай, вождь, и Уль-Ван были со мной в этом каноэ; с нами также находилась женщина, рожденная на Ко-ва.

Я ни мгновения не сомневался в успехе моего замысла, но хотел проверить свой «парусник», перед тем как отправиться в дальнее путешествие, но Ро-Тай и слышать об этом не хотел, и мы отправились в путь без задержек.

Я не знал, какой скорости смогу достичь, не отстанут ли от нас весельные каноэ и как моя лодка поведет себя в море. Я боялся, что сильный порыв ветра может перевернуть ее.

Руванцы все еще скептически относились к возможности плавания на каноэ без весел. Пятьдесят пар глаз смотрели на меня, когда я поднял парус и занял место на корме у рулевого весла. Вскоре парус поймал свежий бриз. Воины в других каноэ взялись за весла, и наша «армада» отправилась в плавание.

— Она движется! — воскликнул Ро-Тай. Он был потрясен.

— Она отрывается от других каноэ, — сказал Уль-Ван.

— Да не кончится это чудо! — воскликнул один из старших воинов. — Что он еще придумает? Стоило жить, чтобы видеть подобное!

Воины в других каноэ яростно гребли, но мы все равно оторвались от них. Я постоянно оглядывался, следя за остальными лодками; когда мне показалось, что мы ушли от них слишком далеко, я убавил паруса и стал ждать. Мы выглядели очень грозно — руванцы нанесли на себя боевую окраску. Они даже настояли на том, чтобы раскрасить меня, и, когда Уль-Ван закончил свою работу, я мог сойти за чистокровного руванца.

Каноэ были буквально набиты копьями, у каждого воина их было не меньше трех, а я сделал для себя еще запас стрел и несколько любимых мною коротких копий.

Мы обсуждали с Ро-Таем план нападения на Ко-ва.

Он сказал, что мы поступим, как всегда, — все воины отправятся к деревне, находившейся в центре острова.

Если ко-ваны заметят наше приближение, мы примем бой, если нет — захватим их врасплох. Мне этот план не понравился, и я убедил его поступить по-другому.

Я считал, что обеспечу нам больший успех, и подробно объяснил ему как действовать. Он согласился со мной только потому, что я успешно уничтожил напавших на Руву ко-ванов.

Я первым заметил остров, во многом похожий на Руву, только он был немного больше. Когда мы приблизились, на нем не было видно никаких признаков жизни, и я надеялся, что мы сможем застать ко-ванов врасплох, — в этом случае мой план сработает более успешно.

Я подплыл к острову, и мы с Уль-Ваном убрали парус, и воины спустили весла на воду; когда остальные каноэ поравнялись с нашим, мы все вместе двинулись к берегу.

Высадившись, Ро-Тай попросил познакомить с моим планом всех воинов; когда я закончил, мы цепочкой углубились в лес. По мере приближения к деревне, наша цепочка становилась все длиннее. Я занял позицию в центре цепи, Ро-Тай — впереди, Уль-Ван — сзади цепочки. Воины держались близко друг от друга, так, чтобы были видны сигналы, которым я научил их.

Я выслал вперед разведчика с подробным объяснением, что он должен делать.

Мы продвигались вперед в абсолютной тишине; когда мы прошли две мили, вернулся разведчик. Он сообщил мне, что деревня уже близко и что он дошел до края расчищенного места. Из увиденного он заключил, что воины спали или отсутствовали, так как на улице были только женщины, дети и рабы.

Я подал сигнал начать окружение. Теперь центр цепи продвигался вперед очень медленно, а фланги, напротив, быстро брали деревню в кольцо.

Когда мои воины достигли места, с которого был виден край леса, они залегли и спрятались, но каждый держал в поле зрения соседа. Наконец поступил сигнал, которого я ожидал. Он означал, что фланги сомкнулись на противоположном конце деревни.

До сих пор ко-ваны не подозревали, что на острове находился враг.

Я дал сигнал к наступлению — это был боевой клич, понятный всем руванцам. Заметив нас, испуганные женщины и дети заметались, пытаясь убежать, но руванские воины перекрыли все выходы из деревни.

В это время из хижин начали выползать воины Ко-ва. Застигнутые врасплох, они стали легкой добычей наших метателей копий. Лишь немногие были убиты. Я ожидал увидеть безжалостную бойню, но ничего подобного не произошло. Как мне позже объяснил Ро-Тай, если бы они убили всех ко-ванов, то некого бы было обращать в рабство. Но даже победив, он взял лишь небольшую дань: потребовал рабов, похищенных с Рувы, и такое же количество рабов ко-ван, а также трех маленьких мальчиков, чтобы вырастить их на Руве.

Моей первой заботой был поиск Диан, но ее не было в деревне. Я спросил вождя, и он рассказал мне, что мужчина-раб украл каноэ и бежал, забрав с собой Диан.

— Это был человек из Суви, — сказал вождь. — Я забыл его имя.

— Может его звали До-Гад? — спросил я.

— Да, — подтвердил он, — До-Гад.

Мои надежды вновь были разбиты, и поиск казался бессмысленным, я был подавлен мыслью о том, что Диан находится во власти этого негодяя. Что я мог сделать? У меня была парусная лодка, но я не мог найти материк, и не было никого, кто мог бы показать мне дорогу. Вдруг меня осенило, и я принялся опрашивать одного за другим всех рабов ко-ванов; наконец одна девушка сказала мне, что она из Суви.

— Есть здесь другие рабы из Суви? — спросил я.

— Нет, — сказала она, — был еще До-Гад, но он сбежал.

Я пошел к вождю руванцев.

— Ро-Тай, — обратился я к нему, — я старался хорошо служить тебе. Научил вас, как ловить рыбу на середине пруда, показал вам, как может плавать каноэ без весел, помог выиграть два сражения и захватить много рабов.

— Да, — сказал он, — ты сделал все это, Дэвид. Ты — хороший воин.

— Я хочу попросить об ответной услуге.

— Какой же? — спросил он.

— Я хочу, чтобы ты позволил мне вернуться на материк, на мою родину, как только я смогу.

Он покачал головой.

— Я не могу сделать этого, Дэвид, — сказал он. — Ты теперь руванский воин, а ни один руванец не может жить в другой стране.

— Тогда у меня есть другая просьба, которую тебе будет нетрудно выполнить.

— Какая? — спросил он.

— Я хотел бы иметь раба, — сказал я.

— Конечно, — согласился он. — Когда мы вернемся на Руву, ты выберешь себе раба из захваченных сегодня.

— Я не хочу никого из отобранных тобой. Хочу вон ту девушку, — и я показал на рабыню из Суви.

Ро-Тай поднял брови и мгновение колебался, но наконец согласился:

— А почему бы и нет? Вы оба — белые. Тебе нужна жена, а ты не можешь взять в жены руванку.

Я позволил ему думать все, что ему хотелось, он был доволен, так как я просил себе рабыню с Суви.

Я подошел к девушке.

— Теперь ты моя рабыня, — сказал я. — Пойдем со мной. Как тебя зовут?

— Лу-Бра, — ответила она, — но я не хочу быть твоей рабыней. Я не хочу идти с тобой. Я принадлежу здешней женщине, и она добра со мной.

— Я буду добр с тобой, — сказал я. — Тебе не нужно бояться меня.

— Но я все равно не хочу идти с тобой. Я лучше умру.

— Тем не менее ты пойдешь со мной, ты не умрешь и тебя никто не обидит. Поверь мне, ты будешь очень счастлива оттого, что я выбрал тебя.

Ей пришлось пойти со мной. Она ничего не могла с этим поделать; но она не чувствовала себя счастливой.

Я не хотел говорить ей, что я задумал, так как держал свои планы в секрете.

Воины Рувы поели в деревне ко-ванов, которые против воли стали гостеприимными хозяевами. После этого мы вернулись с нашими рабами к океану и отправились на Руву; Лу-Бра, рабыня из Суви, поплыла со мной. После нашей высадки на Ко-ва поднялся ветер и зашумели высокие волны. Приближался шторм. Отчаливать в такую погоду было делом рискованным, но руванцы, казалось, и не думали об этом. Ветер не только усилился, но и поменял направление: теперь мы шли точно по ветру, и наше каноэ летело по воде. На этот раз нам не нужно было ждать остальных, и скоро они остались далеко за кормой. Воины, которым посчастливилось попасть в наше каноэ, были очень воодушевлены. До этого они никогда не путешествовали так быстро, к тому же не прилагая никаких усилий — они сидели без дела, довольные, и смотрели на волны.



Зато я не был спокоен. Моя импровизированная мачта и такелаж выдерживали сильное напряжение.

Раздавался треск, наполнявший меня нехорошими предчувствиями, а ветер все усиливался. Могу сказать, что я вздохнул с облегчением, увидев впереди Руву, хотя до нее надо было еще плыть и плыть и вполне могло случиться несчастье.

Небо было затянуто тучами, воздух наполнен водяной пылью. Ветер выл и стонал, как злобный демон.

Волны уже напоминали размерами горы. Я посмотрел на своих товарищей и увидел, что они начали беспокоиться. Я и сам был сильно напуган, так как не представлял себе, как наше утлое суденышко сможет пережить столь грозный шторм. Я не мог понять, как держались еще мачта и парус. Мы обгоняли самые большие волны, быстро приближаясь к берегу.

Мне открылось странное и пугающее зрелище. Весь остров, насколько я мог видеть, взлетал и падал, как будто в судорогах мощного непрерывного землетрясения. Горы воды разбивались о низкий берег и накатывались на лес. Куски острова отламывались и растворялись в воде. Как мы могли высадиться в таких условиях? В голосе Ро-Тая также звучало сомнение.

— Мы не сможем высадиться здесь, — сказал он. — Мы должны попытаться зайти с подветренной стороны острова.

Я знал, что это невозможно. Если мы начнем менять курс, то окажемся между огромными волнами, и наше судно немедленно перевернется. Была лишь одна слабая надежда, и я держал прежний курс к бурлящему побережью острова.

Мы находились лишь в нескольких ярдах от берега.

Я задержал дыхание, как и все руванцы. Своим каменным ножом я разрезал парус, и он повис на веревках.

Через несколько секунд каноэ было подхвачено огромной волной и нас швырнуло на сушу, прямо между деревьями леса.

Для меня до сих пор остается загадкой, почему никто не погиб. Некоторые были ранены, но мы смогли удержать каноэ среди деревьев, и его не вынесло обратно в океан отступающей волной.

Перед тем как на нас обрушилась новая волна, мы сумели углубиться в лес, но нас постоянно било о землю, так как она беспрерывно поднималась и опускалась.

Наконец мы достигли деревни. Большинство хижин в ней было сломано, а руванцы, не участвовавшие в экспедиции, и рабы, перепуганные, лежали на поляне.

Я боялся, что весь остров развалится. Я не представлял, как он сможет выдержать ужасающие волны, обрушивавшиеся на него, крутящие его в разные стороны. Я спросил об этом Уль-Вана.

— Раньше я видел всего один такой шторм, — сказал он. — Несколько частей оторвались от острова, но основная часть выдержала самое худшее, что могут сделать ветер и море. Если шторм не продлится долго, я думаю, что мы в безопасности.

— А как же люди в других каноэ? — спросил я.

Уль-Ван пожал плечами.

— Некоторые могут добраться до берега, — сказал он, — хотя вряд ли. Это твой парус, Дэвид, спас нас.

Глава XXVII

Продолжавшийся шторм волновал меня больше, чем разрушение Рувы, так как я знал, что где-то среди этих гигантских волн находилась Диан в утлом каноэ.

Ее шансы на спасение казались мне нулевыми. Я старался гнать от себя эти страхи, и надежда снова возродилась, когда в деревню вернулись все члены нашей команды. Не пропало ни одно каноэ и ни один человек.

Это было чудо искуснейшего кораблестроения.

Основной заботой руванцев стало восстановление разрушенной деревни; в этой работе участвовали все жители. Когда она была завершена, я сказал Ро-Таю, что надо починить поврежденные каноэ. Он спросил, не нужна ли мне помощь, но я сказал ему, что моей рабыни Лу-Бра будет достаточно. Он не настаивал и не приставил ко мне никого для слежки. Очевидно, он уже считал меня членом племени; мы с Лу-Бра отправились на берег, чтобы приступить к выполнению задуманного.

Обнаружив, что я не собирался обижать ее, девушка воспрянула духом и казалась вполне удовлетворенной и счастливой.

Пока я исправлял повреждения, она по моей просьбе собирала и готовила пищу, а также сделала запас воды в сосудах из бамбука. Все это я спрятал в лесу, недалеко от того места, где работал.

Из рыбьих костей я изготовил для нее несколько рыболовных крючков и научил ловить рыбу в тихих заводях. Пойманную рыбу она коптила и сушила для использования в будущем.

Я не посвящал ее в свой план, но я должен был завоевать ее доверие, поскольку она знала о подготовке запасов пищи и воды и должна была хранить молчание. Она не задавала вопросов, и это было хорошим признаком, так как человек, не задающий вопросов, обычно умеет хранить секреты.

Она уже довольно давно находилась в плену у ко-ванов, возможно, несколько лет по меркам внешнего мира. Она уже была на острове, когда с материка привезли Диан и До-Гада, и познакомилась с Диан, которая рассказала ей, что после того как она убежала от гигантов-людоедов Азара, она также смогла убежать и от До-Гада, но он преследовал ее, и в тот самый момент, когда он настиг ее, оба были захвачены ко-ванами.

Я с болью думал о том, через что пришлось пройти моей Диан из-за любви ко мне. То, что она может умереть, не зная, что я нахожусь в относительной безопасности, казалось мне жестоким ударом Судьбы. Она может даже не знать, что я бежал от джукан после того, как я оставил ее в пещере и вернулся спасать Зора и Клито.

Работа продвигалась быстро, и я с нетерпением ожидал момента, когда приступлю к осуществлению своего плана. Теперь единственная опасность заключалась в том, что его могут раскрыть, если какой-нибудь руванец наткнется на наши запасы воды и пищи. Мне придется попотеть, объясняя все это.

Наконец работа была окончена, и по дороге в деревню я предупредил Лу-Бра о том, чтобы она не говорила ничего лишнего.

— Конечно, — сказала Лу-Бра. — Ты думаешь, я могу выдать наш план?

Наш план!

— Почему ты называешь его «наш план»? — спросил я. — Ты даже не знаешь, что я задумал.

— Да, я не знаю, — сказала она, — но это наш план, потому что я работала и помогала тебе.

— Правильно, — сказал я, — и каков бы ни был этот план, мы вместе выполним его и больше никому о нем не скажем. Так?

— Так, — сказала она.

— А в чем, по-твоему, заключается план? — спросил я.

— Ты собираешься обратно на материк в каноэ, которое плавает без весел, и берешь меня с собой, чтобы я указывала тебе направление на Суви, потому что не умеешь делать это сам. Поэтому ты и выбрал меня из других рабов Ко-ва. Я не глупа, Дэвид. Мне все ясно, и тебе не надо бояться, что я кому-нибудь разболтаю наш секрет.

Мне нравилось, что она говорит «наш». Это убеждало меня в ее преданности, даже если не брать во внимание остальные ее слова.

— Мне очень повезло, — сказал я.

— В чем? — спросила она.

— В том, что я нашел на Ко-ва тебя, а не какого-нибудь другого раба. Ты умна и преданна. Но как ты узнала, что я не могу сам найти дорогу на материк?

— Кто в Суви не знает о Дэвиде — Императоре Пеллюсидара? — спросила она. — Кто не знает, что он из другого мира и что он во всем лучше жителей Пеллюсидара, кроме того, что не может отыскать дорогу назад, если у него перед глазами нет знакомых примет?

Это удивляет нас, жителей Пеллюсидара, мы этого не понимаем. Ты жил в очень странном мире, где никто не осмеливается далеко отойти от дома, зная, что не сможет вернуться.

— Но мы находим дорогу даже лучше, чем люди Пеллюсидара, — сказал я, — мы можем найти не только дорогу домой, но в любой уголок мира.

— Этого я не могу понять, — сказала она.

Я не знал, как долго мы отсутствовали в деревне.

Имея запасы пищи, мы иногда ели, но ни разу не пили.

То, что нам хотелось спать, должно было подсказать, что прошло достаточно времени; когда мы вернулись, то обнаружили, что почти закончились приготовления к большому празднику в честь нашей победы над ко-ванами. Все с нетерпением ожидали его, но мы с Лу-Бра хотели только одного — выспаться.

О-Ра, часто искавшая моего общества, спросила, почему мы с Лу-Бра отсутствовали так долго.

— Мы чинили каноэ, которое плавает без весел, — ответил я.

— В следующий раз пойду с вами, — сказала она, — ведь я никогда его не видела.

Именно этого я и не хотел, планируя, что в следующий раз мы с Лу-Бра уже не вернемся. Сейчас мы возвратились только для того, чтобы хорошенько выспаться перед дальним путешествием. Однако я сказал:

— Прекрасно, О-Ра, но почему ты не подождешь, пока я не закончу ремонт?

— Конечно, я могу прийти потом и поплавать на нем, — сказала она. — Знаешь, Дэвид, я хотела бы, чтобы ты не был белым. Я не могу представить для себя лучшего мужа, чем ты. Я думаю попросить Ро-Тая, чтобы он сделал исключение для тебя, и я смогу стать твоей женой.

— Потому что у меня есть раб? — спросил я со смехом.

— Нет, — сказала она. — Я избавлюсь от Лу-Бра, потому что она тебе слишком нравится. Я не хочу иметь соперницу.

О, эта юная леди была довольно откровенна.

— Что ж, — сказал я, — ты будешь прекрасной женой кому-то, но не мне. У меня уже есть жена.

О-Ра пожала плечами.

— Но ты никогда ее больше не увидишь, — сказала она. — Поэтому ты можешь завести себе новую жену.

— Забудь об этом, О-Ра, — сказал я, — и выбери хорошего человека из своего племени.

— Ты отказываешься от меня? — спросила она злобно.

— Не в этом дело, — ответил я. — Я говорил тебе, что у меня уже есть жена, а в моей стране имеют только одну жену.

— Это не причина, — бросила она. — Ты любишь Лу-Бра. Поэтому ты проводишь с ней все время. Любой дурак это заметит.

— Думай что хочешь, О-Ра, — сказал я. — Мне надо поспать. — Повернулся и ушел.

Проснулся я отлично отдохнувшим, вскоре встала и Лу-Бра. Выйдя из хижины, мы увидели, что все уже готово к празднику. Этот праздник давал нам прекрасную возможность незаметно сбежать, так как все племя во время праздника будет находиться в деревне и никто не заметит, как мы спускаем на воду каноэ, нагруженное припасами.

Я предложил Лу-Бра:

— Думаю, нам надо исчезнуть, пока нас никто не заметил. Они решат, что мы все еще спим в нашей хижине.

— Хорошо, — сказала она. — Давай спрячемся за хижинами, а потом побежим к лесу.

Мы попрощались с деревней руванцев, и поспешили к каноэ; общими усилиями мы в конце концов смогли столкнуть его в воду, затем принялись загружать припасы.

Мы почти закончили работу, когда я увидел, что со стороны деревни кто-то приближается. Я знал, что, кто бы это ни был, нам уже не скрыться, нас увидели.

Лу-Бра возвращалась от тайника с полными руками, когда на берегу появилась О-Ра.

— Так вот что ты делаешь, — зло проговорила она. — Собираешься бежать и забираешь белолицую с собой.

— Угадала с первого раза, О-Ра, — сказал я.

— Не бывать этому. Уж я позабочусь. Ты сможешь бежать с Рувы, если я поеду вместо этой девчонки. А не согласишься — подниму тревогу.

— Но мне нужна Лу-Бра, — сказал я. — Без нее я не найду материк. Ты ведь не сможешь показать мне дорогу.

— Хорошо, бери ее с собой как проводника, а я поеду как твоя жена.

— Нет, О-Ра, — сказал я. — Извини, но из этого ничего не получится.

— Так ты не возьмешь меня? — спросила она.

— Нет, О-Ра.

Ее глаза вспыхнули злобой, она повернулась и поспешила обратно в лес. Мне показалось, что она сдалась слишком легко.

Мы с Лу-Бра торопились загрузить оставшуюся провизию в каноэ. Мы не могли отплыть, не собрав всего, что приготовили, так как не имели представления, сколько может продлиться наше плавание.

Закончив погрузку, Лу-Бра заняла свое место в каноэ. Вдруг я услышал, что приближаются люди; видимо О-Ра вернулась в деревню и все рассказала. Оттолкнувшись, я принялся грести, и в этот момент на берег выскочили сорок или пятьдесят воинов. Возглавлял их Ро-Тай, он требовал, чтобы мы вернулись, но я направил каноэ в открытое море и поднял парус. С берега дул легкий ветерок, и казалось, прошла вечность, пока парус не поймал небольшой бриз. Мы с Лу-Бра яростно гребли; но, если не поднимется более сильный ветер, нам никогда не сбежать от руванцев, которые уже спускали на воду свои каноэ, чтобы преследовать нас.

Одно каноэ уже отчалило от берега, но мы, все-таки поймав струю ветра, уже были достаточно далеко. Однако Ро-Тай не терял надежды догнать нас. Его каноэ приближалось. Вождь встал и приготовил копье к броску.

— Вернись, — кричал он, — или умрешь!

Лу-Бра кое-что знала об управлении лодкой. Поэтому, не без риска я приказал ей сесть за руль, а сам вложил стрелу в лук и поднялся.

— Ро-Тай, я не хочу убивать тебя, — сказал я, — но если ты не положишь копье, я буду вынужден выстрелить.

Он колебался. Порыв ветра наполнил наш парус, и каноэ рванулось вперед как раз тогда, когда он бросил копье. Я знал, что оно не долетит, поэтому не стал стрелять в него. Ро-Тай мне нравился, он был добр ко мне.

— Не забывай, Ро-Тай, — крикнул я, — что я мог убить тебя, но не стал. Я твой друг, но я хочу вернуться в свою страну.

Теперь мы быстро удалялись от них. Какое-то время воины следовали за нами, но, видя бесплодность преследования, повернули назад.

Глава XXVIII

Бог знает сколько продолжалось наше путешествие.

Много раз на нас нападали огромные неведомые чудовища, три раза мы попадали в бурю и могли погибнуть, но как-то выдержали все это. Однако вода и пища у нас подходили к концу. Лу-Бра оказалась замечательной девушкой. Мужественно и без жалоб она переносила все трудности. Мне было жаль ее.

— На Руве тебе было бы лучше, Лу-Бра, — сказал я. — Мне начинает казаться, что вместо свободы я привел тебя к смерти.

— Что бы ни случилось, я довольна, Дэвид, — сказала она. — Лучше умереть, чем быть рабой.

— Ты встретилась со мной по странному совпадению, о котором я никогда не упоминал. Была еще одна девушка из Суви, которая вела меня в Сари. Мы с ней были пленниками джукан, а после этого — людоедов Азара. Я даже не знаю, сбежала она или погибла.

— Как ее звали? — спросила Лу-Бра.

— Клито, — сказал я.

— Я знала ее, — сказала Лу-Бра. — Мы вместе росли до того, как меня похитили.

Мы продолжали путь. Лу-Бра была моим живым компасом. Мы урезали свой рацион еды и снизили норму воды до двух-трех глотков в день. Мы ослабели.

Нам совершенно не везло с рыбалкой. На суше я мог бы добыть множество дичи, но здесь, на воде, наполненной пищей, я едва мог нанести прицельный удар.

Почему это было именно так, я не знаю, ведь к тому времени я стал отменным лучником.

У нас оставался последний кусочек пищи. Это была маленькая рыба, около фута длиной; мы разрезали ее пополам и съели сырой. Вскоре после этого у нас кончились запасы воды. Я молил, чтобы разразилась буря с дождем, но небо оставалось чистым, безжалостное полуденное солнце палило, и во всей необъятной шири этого враждебного океана не было и признака суши.

Лу-Бра лежала под своим укрытием на дне каноэ.

Она заговорила со мной слабым голосом.

— Дэвид, — сказала она, — ты не боишься смерти?

— Я не хочу умирать, — ответил я, — но не боюсь.

Возможно, смерть — еще одно увлекательное приключение. Мы попадем в новую страну, встретим новых и многих старых друзей, которые ушли туда до нас, и в конце концов мы все соберемся там.

— Я надеюсь на это, Дэвид, — сказала она, — ведь я умираю. Когда я уйду, ты останешься один, а умирать в одиночку нехорошо.

Я отвернулся, чтобы скрыть слезы, а сделав это, увидел то, что исторгло из меня потрясенный возглас.

Это был парус!

Что мог делать парус в океане, где не могло быть парусов? Я вдруг все понял!

— Лу-Бра! — вскричал я. — Мы не умрем. Мы спасены, Лу-Бра.

— Что там, Дэвид? — спросила она. — Земля?

— Нет, — сказал я, — парус, и если это — Люрель-Аз, как ты уверяла меня, то это может быть только парус друзей.

Я изменил курс и направился к незнакомому кораблю, показавшемуся перед нами. Там тоже должны были заметить наш парус. Когда мы приблизились, я узнал судно, которое спроектировал и построил Перри, и заплакал от радости.

Я спустил наш парус и стал ждать. Небольшое судно подплыло к нам, мне бросили канат, а когда я взглянул вверх на лица, смотревшие на меня с высоты, я узнал мезопа Джа, который командовал одним из первых кораблей нашего флота.

— Дэвид! — закричал он. — Это ты? Еще сотню снов назад мы решили, что ты погиб.

Лу-Бра была слишком слаба, чтобы забраться на борт корабля Джа, а я был слишком слаб, чтобы помочь ей; но руки друзей скоро подняли нас на корабль, и, когда меня опустили на палубу, ко мне бросилась женщина и обвила мою шею руками. Это была Диан Прекрасная.



После того как мы пришли в себя и несколько окрепли, Диан рассказала мне свою историю.

Она помогла До-Гаду бежать с Ко-ва, поверив обещаниям, что он будет относиться к ней с уважением и поможет вернуться в Сари; но он нарушил слово, и она убила его. Вот такие они — прекрасные дочери Амоза!

После этого она поплыла к материку, ведомая безошибочным инстинктом. Ее сбила с пути та грозная буря, в которой, как я думал, она погибла; после этого она пережила еще три бури — они потрепали и нас с Лу-Бра.

Теперь мы были дома, в Сари, довольные и счастливые. Лу-Бра вернулась в Суви; воины, которые сопровождали ее домой, принесли мне известие, сделавшее меня еще счастливее: Зор и Клито целыми и невредимыми достигли Суви, поженились, и у них уже родился сын.

Загрузка...