Пелена (СИ)

Вариант был интересный. Максим задумался, значит ли это, что девушка приглашает его в гости, или же они разъедутся каждый к себе, и на этом вечер закончится? Интуиция говорила, что второй вариант более вероятен.

— Да брось ты, — успокоил он подругу. Погрузив губы в мягкость её волос, шепнул: — Посидим, шашлык покушаем. Часик, не больше, а потом и домой можно ехать.

Она кивнула, щекотно пробежались по лицу волосы.

— Знаешь, а ты не такой уж и высокий, — сказала девушка негромко.

Максим даже подавился от неожиданности, отодвинулся от подруги, непонимающе глядя ей в лицо.

— Я…

— Максим, извини, — она замахала руками, лишь сейчас поняв, как её фраза прозвучала. — Я не хотела тебя обидеть, — она хихикнула, прижалась к приятелю. — Просто вчера ты мне показался таким высоким, даже немножко грозным, не знаю из-за чего.

— Сегодня же присмотревшись поняла: я маленький, щупленький…

— Да нет… — девушка прыснула. — Наоборот, ты нормальный, очень милый… — она прижала к себе парня ещё сильнее, и вдруг привстала на цыпочки, притянув его голову, коснулась губ своими губами. Повторила: — очень милый.

— А ты, просто прелесть… — произнёс он, до сих пор ощущая нежную влагу её поцелуя. Мимо прошла компания, что-то обсуждали, спорили. — Интересно, — вслух подумал Максим, — ты почти такая же по росту, как и я, но всё равно, целуясь, встаёшь на цыпочки. Я это ещё вчера вечером заметил.

— Какой-то женский инстинкт, наверно, — улыбнулась Катя в ответ. — Пойдём, нас, наверное, уже заждались…

В помещении службы отлова животных царила тишина, лишь из соседней комнаты доносилось едва различимое гудение кондиционера. Пошарпанные стены, когда-то давно — невесть сколько десятилетий назад покрашенные в салатовый цвет, мутный плафон старой люстры, скрипучие полы — это место давно нуждалось в ремонте. Мебель скудна: два письменных стола со стульями, тумбочка, шкаф для одежды да кресло в углу комнаты. Вообще то изначально тумбочек было две, как и столов, но после прошлогоднего новогоднего корпоратива, этот предмет мебели исчез, да так, что и следа не смогли обнаружить.

Пухлощёкий, румяный и русоволосый, одетый в старенькую чёрную футболку Вадик, студент последнего курса аграрного института, сидящий за столом с книжкой, заслышав шаги за спиной обернулся. Наполовину опустевший пакет семечек перед ним, и горсть шелухи, разбросанной по столешнице, по полу, а местами так и вовсе по одежде, говорили о некоторой его небрежности.

— Что это такое? — уставился он зелёными, слегка навыкате глазами на вошедшего.

Дядя Сеня постоянно ошивался на работе. Его можно было встретить здесь в любой день, нередко здесь же он и ночевал. Ответственный, работящий, но пьющий безбожно, из-за чего директриса давно бы его выгнала, да где найти нового работника на копеечную зарплату?

— Вот, привезли, — с недовольством в голосе сообщил дядя Сеня. Пройдя в двери комнаты, он вкатил небольшую тележку со стоящим на ней пластиковым бочонком, закрытым на крышку. — Считай, что морепродукты.

Пнув тележку, прошёл к старенькому креслу, стоящему в углу комнаты, растянулся на нём, раскинув ноги.

— А хорошо то как у тебя, — восхитился он. — На улице чёрте что, жара, — уши в трубочку сворачиваются, а тут тихо, прохладно, чаёк горячий. Ничего, если я тут немного отдохну?

— Да хоть ночуй здесь, мне то что, — отмахнулся Вадик. — Смотри, не забухай, на этот раз тебе…

— Сам всё понимаю, — с некоторым даже негодованием в голосе, прервал его дядя Сеня и протестующе замахал руками. — Было разок, сорвался — с кем не бывает, но это-ж давно, чего вспоминать?

— Так что за фигню ты приволок?

Любопытство пересилило: студент поднялся с кресла, отчётливо хрустнув коленками. Приложив руки к пояснице, немного выгнулся назад, разминая спину, явив под задравшейся футболкой белый объёмный живот. Прошёл к бочонку, приоткрыл крышку. В зелёной воде плавало нечто непонятное.

— Что это? — повторил он вопрос с раздражением.

— Медуза, — ответил дядя Сеня. — Или осьминога? Извини, я в них не разбираюсь.

— Не похоже на осьминога с медузой, — усомнился студент. — Да и откуда они тут возьмутся? — Подкатив тележку ближе к свету, он склонился над ней ниже. — Фу, блин, а воняет…

— Короче, из Изявки на пляж волнами выкинуло непонятную фигню. Шар чёрного цвета. К нему подошёл спасатель, потыкал в него палочкой, а этот самый шар развернулся, и прыгнул на мужика.

— Как это прыгнул?!

— Говорят, очень быстро и сильно. Вцепился щупальцами и порвал на нём спасательный жилет. Осьминогу эту спасатель с себя сорвал, бросил на песок и прыгал, пока не прикончил. Потом приехала скорая, один из медиков и запихнул зверя в бочонок с водой, да прислал к нам. Чтоб, значит, мы посмотрели: а вдруг этот вид ядовитый? Бочонок, кстати, надо вернуть обязательно, я обещал.

— Он не зверь, — машинально поправил студент. — И не «осьминога», а «осьминог». И вообще, почему именно к нам то привезли? У нас что тут, лаборатория?

— Ты глазами посмотри своими, да в книжках поищи, определи к какому виду относится, ну или что ты там определяешь. Через час приедет машина с мед лаборатории, заберут на анализы. Мы же животными занимаемся — вот к нам и отправили.

На самом деле, дядя Сеня понимал неправильность ситуации даже лучше Вадика. За годы работы на этом месте он сталкивался со столькими глупостями, что научился безошибочно отличать их от реальных проблем и реальной работы. Но он недолюбливал Вадика, слишком умного, постоянно сидящего с книжками, а главное, не раз стучавшего на него, дядю Сеню, начальству. Дядя Сеня всякое мог понять, но подобных людей и подобные поступки нет. Поэтому, когда к ним позвонили, а затем и привели останки пойманной на пляже тварюшки, он искренне радовался, и способствовал привозу. И вот сейчас, сидел, удобно развалившись в кресле, втайне наслаждаясь ситуацией. Особую остроту ей придавал тот факт, что сегодня, в субботу, в их отделе вообще был выходной, а Вадик зависал на работе лишь из-за кондиционера и общего неумения заводить себе друзей.

— Бред, — констатировал студент тем временем. — Кошками занимаемся, собачками, да хоть сусликами и кротами, но не речными-морскими же обитателями, это просто глупость! Да осьминоги вообще в шар не сворачиваются, я о таком не слышал. А тут футбольный мяч какой то, чего я с ним сделать должен? Палкой тоже потыкать?

Несколько секунд дядя Сеня противился необходимости встать, но затем любопытство всё-таки пересилило.

— Почему шар? Я заглядывал, больше похоже на мочалку размохрившуюся… — подошёл он, и встал рядом со студентом. — Ёлки-палки, шар, — дядя Сеня поцокал языком. — Свернулся обратно, значит.

— Что значит «свернулся»? Он что ёж, чтобы сворачиваться?

Вообще-то, Вадик учился на кафедре морфологии и ветеринарии, а потому мог провести вскрытие привезённого создания. Вот только откуда бы ему разбираться в анатомии осьминогов? Ну разрежет он его, а дальше что? Сделать это ради собственного опыта и любопытства, чтобы потом похвалиться в институте перед друзьями? Необходимый минимум инструментов имелся в наличии, но так не хотелось пачкаться, да и книжка была интересной…

Бросив взгляд на стол, на пёструю обложку, Вадик вздохнул.

— Ладно, тащи в процедурную. Сейчас посмотрим, что это за штукенция.

Процедурной, и иногда операционной, эту комнату называли за большую кушетку, стоящую посреди помещения. Пока дядя Сеня катил сюда тележку, Вадик приготовил инструмент, постелил плёнку на кушетку. Некоторое время он водил взглядом по комнате, пытаясь найти способ выловить из дурно пахнущей воды дохлого морского обитателя. Затем вздохнув, стянул с себя футболку, повесил её на спинку стула. Опустив руку в воду, он попытался поймать привезённое создание, но тут же отпрянул, сморщился, борясь с тошнотой.

— Оно что, неделю назад сдохло?!

— Часа два, даже меньше, — дядя Сеня тоже скривился, отчего его мясистый нос задрался, явив студенту пучки седых волос внутри.

Задержав дыхание, Вадик вновь опустил руку в воду, и ухватившись за какой-то отросток, извлёк наружу чёрный спутанный клубок, положил на кушетку, а сам бросился к раковине, спеша отмыть гнилостный запах с руки, по локоть погружавшейся в вонючую воду.

— Фу, мерзость, — дядя Сеня подхватил со столика марлевую повязку, нацепил на лицо и закрыв бочонок крышкой, откатил в сторону.

— Пахнет отнюдь не французской парфюмерией, — глубокомысленным тоном согласился Вадик, отмывающий руку.

Наконец, он вернулся к кушетке, одел медицинские перчатки и уставился на потенциальный объект для вскрытия. Некоторое время смотрел на него, всё больше убеждаясь, что ничего подобного ранее не видел. Да даже не слышал ни о чём подобном!

Чёрная плоть создания потрескавшаяся и местами порванная, являла такие же чёрные внутренности. Верхняя часть, в виде полусферы. Из неё во все стороны бегут многочисленные жгуты, мало напоминающие щупальца осьминогов, какими их Вадик помнил. Часть жгутов надорвана, часть расплющена, некоторые оторваны напрочь — явно последствия встречи со спасателем. На самой вершине полусферы находился грубый нарост, разделённый посередине щелью, из неё на мир мёртво взирал чёрный же единственный глаз.

Чёрный наружный покров — это ладно, но глянцево-чёрные внутренности?!

— О-бал-деть… — произнёс он негромко по слогам. — Надо это сфотографировать. Надо скинуть фотки преподавателю. Да всем, кого знаю скинуть, это же просто бомба…

Может это краска? Или в бочонке раньше хранили что-то типа угля?

Проведя скальпелем по плоти, он сделал надрез, развёл края кожи, обнажив чёрные прожилки. Но так не бывает! Мышечная ткань не может иметь такой цвет, это невозможно по определению!

— Странный глаз, — просопел дядя Сеня. — Будто и не живому существу принадлежал.

Он осторожно коснулся ока твари, и тут же отдёрнул руку, потому что глазная щель дрогнула и закрылась.

Мужчины отпрянули от неожиданности, Вадик хотел почесать затылок, — его излюбленный жест, но в последний момент вспомнил о грязных перчатках и остановил движение.

— Оно что, живое? — спросил дядя Сеня.

— Не должно, — в голосе студента звучало сомнение. — Видел, сколько у него повреждений? По нему будто катком проехали.

Вернувшись к столу, он осторожно перевернул существо набок, скальпелем раздвинул жгуты-щупальца, стремясь заглянуть в их сердцевину.

Ага, сейчас.

Стоило их отпустить, как они возвращались на прежнее место, попытавшись же надавить сильнее, чтобы зафиксировать положение, он и вовсе нечаянно отрезал один из жгутов. Подобрал кусочек с пола, вновь убеждаясь, что срез имеет сплошной чёрный цвет.

— Держи, — дядя Сеня протягивал несколько стеклянных палочек.

В четыре руки им удалось немного раздвинуть образующие клубок жгуты, разглядеть в центре белую неровность.

— Это пасть? — дядя Сеня нервничал, неприятное создание вызывало у него необъяснимое беспокойство.

— У тебя руки чистые? Принеси пожалуйста мой телефон из той комнаты.

Дождавшись, когда помощник вернётся, Вадик объяснил ему как включить камеру. Оттянул одно из щупалец, и дядя Сеня сделал несколько фотографий с разных ракурсов. Перевернув создание, раздвинул ему глазную щель. Общие планы. Чёрный глаз. Плоть под руками странная на ощупь, она тянется точно резиновая, и возвращается на прежнее место, стоит убрать руку.

Опять перевернув неведомую тварь, он запустил руки в самую гущу жгутов, раздвинул их, открывая белое образование в центре. Защёлкала камера.

— Больше кадров, больше, — негромко попросил он помощника. — Потом выберу самые удачные.

Раздвинул щупальца сильнее, чувствуя их упругое сопротивление, обнажая неровную белую сердцевину.

— Стыдно сказать, на что похоже, — прокомментировал дядя Сеня.

— Пасть это, что же ещё. Постой, я сейчас её приоткрою, а ты…

Но что именно он должен сделать, дядя Сеня не узнал, потому что стоило двум пальцам в перчатках беспардонно раздвинуть ротовую щель твари, как она дёрнулась. Вся, всем телом. Щупальца точно от удара тока выпрямились, раздавшись в разные стороны, и тут же сомкнулись в тугой комок, обволакивая правую руку студента.

Дикий вопль боли оглушил дядю Сеню. Вмиг побелевшее лицо Вадика искривилось, глаза широко распахнулись, он задёргал рукой, пытаясь высвободить конечность, заколотил в кушетку глазом твари.

— Сними, сними его!!!

Дядя Сеня схватил один из жгутов, рванул на себя, почувствовал, как отросток отрывается, и тут же пришла сильная боль. Выронив чёрную полосу, он вперил взгляд в свою ладонь — по ней протянулись два глубоких аккуратных разреза, точно тем же скальпелем махнули.

— Да помоги же!

Завывая от боли, второй рукой, с зажатым в ней скальпелем, студент кромсал чёрный клубок, в стороны летели отрезанные щупальца и брызги его собственной алой крови. Попытавшийся помочь было дядя Сеня едва не лишился при очередном замахе пальца, отпрянул и бестолково замельтешил вокруг, не зная, что предпринять, чем можно помочь.

Наконец рука, или точнее то, чем она стала освободилась. Изрезанная в лоскуты кожа торчит во все стороны, местами проглядывает белая кость, кровь стекает безостановочным потоком. Секунду студент смотрел на свою конечность, затем глаза его закатились, и он упал.

Скорая, скорая…

Дядя Сеня зашарил в карманах, не замечая зажатого в кулаке телефона, лишь достав свой, осознал, что сжимает в руках две трубки.

112

— Алло! Девушка…

Когда они засобирались домой, уже начинало темнеть.

На ещё голубое небо выбрался бледный полумесяц луны, высыпали первые едва-едва различимые звёзды. Здесь, в парке, в царстве музыки, огней и веселья, окончание дня осталось незамеченным, тут по-прежнему отдыхали, поздравляли, заказывали ди-джею песни и кричали «горько» — половину кафе заняла свадьба.

Это вообще был на удивление замечательный вечер. Кафе в итоге забилось под завязку, и хорошо, что Кристина и Мага пошли в него первыми — они заняли столик в самом дальнем углу, там, где музыка не мешала разговаривать, а рядом не шныряли то и дело официантки и другие отдыхающие.

Заказали шашлык, поиграли в незнакомую Максиму и очень забавную разновидность игры «верю-не верю», вволю потанцевали, и даже Кристина вскоре начала казаться обычной девчонкой, милой и интересной. Да, чрезмерно болтливой, да, иногда она несла откровенный бред, от которого даже Катя закатывала глаза, но ведь не со зла, вот такая она, приходилось мириться…

Мага влился в их четвёрку так легко и гладко, словно являлся лучшим другом детства, причём всем им одновременно. Отличный компанейский парень, по-своему юморной и в тоже время без лишней пошлости, которую так не любил Максим, и которую не раз встречал в некоторых компаниях. В его карманах оказались настоящие залежи маленьких разноцветных карамелек, которыми он постоянно угощал друзей, продавщицу кафе, официанток. Но главное, Мага взял на себя неудержимый поток энергии, бьющий из Кристины, обуздал его, превратив не в меру шебутную девчонку в обычную желтоволосую подругу.

Катя…

Катя оказалась чудесной. Максим смотрел на неё и ловил себя на мысли, что ему не хочется с ней расставаться. Глупое чувство, учитывая срок их знакомства, но думать о том, что, проводив её вечером, он поедет к себе домой и останется там один, оказалось неожиданно неприятно. Улыбка девушки, её движения, её жизнерадостность, её шутки, тепло поцелуя, который она подарила после танца, он смотрел и не мог ею насытиться.

И когда Катя сообщила о том, что ей пора домой, потому что она уже полчаса как не может дозвониться до Оленьки и до бабушки-соседки, Максиму стало грустно, что он конечно же попытался скрыть.

— Спят поди, твоя племяшка с соседкой, — предположил он. — Но, если ты считаешь, что уже пора, могу сходить за машиной.

— Ты такой милый, — обрадовалась Кристина. — Конечно пригони пожалуйста, если не сложно. Натанцевалась сегодня — идти не могу.

— Да я понимаю, что спят, — согласилась Катя, — но почему-то всё равно беспокоюсь. Не возражаешь, если я с тобой до стоянки прогуляюсь? — она тоже поднялась из-за стола.

— Конечно, почему я могу быть против? — удивился Максим, повернулся к остающимся друзьям: — не скучайте, мы быстро.

— Скучать не будем, — Мага протянул Максиму и Кате две очередные карамельки. — Не спешите, мы пока посидим, послушаем музыку, потанцуем, да?

— Обязательно потанцуем, — подтвердила Кристина, словно и не она только что жаловалась на усталость.

Оленька затаилась под столом, стараясь даже дышать через раз. Впрочем, очень быстро ей стало не хватать воздуха, и она даже едва не закашлялась, тут же зажав себе ротик ладошкой. Оказалось, в дупле жил совсем-совсем не добрый сказочный гномик! Кто это такой, она не поняла, но, когда на её осторожное потыкивание палочкой из дерева вылезло ЭТО, она бросила палку, и сметая со стола на пол конфетки, бросилась под стол, где и затаилась в самом углу, вслушиваясь в царящую в квартире тишину.

Оленька была мала, но даже она удивилась, как такое большое существо сумело уместиться в столь малом пространстве, и как оно смогло пролезть через такое маленькое выходное отверстие! Размером с крупную кошку, но с головой больше похожей на крысиную, с красными и очень злыми глазками — Оленька, увидев кого она раздразнила едва не завизжала от ужаса! Но самое плохое было то, что с перепугу она забыла обо всём, и в том числе об открытом окне. Сейчас, обмирая от страха, она гадала: придёт ли этот зверь к ней в квартиру, или же вернётся в свой дом?

Несколько раз проиграл мелодию телефон — это, наверное, мама, а может быть тётя Катя пытались дозвониться до неё, но вылезти из своего укрытия девочка так и не решилась. Она сидела, делая вид, что её тут нет, и вообще, никого в их доме нет, может быть страшное чудовище поверит, и уйдёт по своим страшно-чудовищным делам?

Взявшись за ручки точно первоклашки, Максим и Катя шли по центральной аллее парка, впитывая в себя ласку этого вечера. То ли благодаря протекавшему через весь парк водному каналу, то ли благодаря обилию деревьев, здесь дышалось легче и приятнее. А может, это наконец погода смилостивилась над людьми, и терзающая город жара ненадолго отступила, позволив наконец вдохнуть полной грудью.

Шли мимо лавочек с отдыхающими, мимо игровых автоматов, светящихся, шумных. Определив приближение людей, автоматы оживали, начинали зазывать потенциальных клиентов, на встроенных экранах мелькали видеоролики, звучала музыка. Катались дети на самокатах и велосипедах, пробежала темноволосая девушка, с развевающимися волосами, суетливая, встревоженная.

— Павлик! Павлик!

Невольно проводив её взглядом, очень уж сильное, буквально притягивающее беспокойство было на её лице, Максим посторонился, пропуская худого костлявого парня на скейте, мелькнула татуировка на предплечье. Черепа, кости, какие-то буквы…

Мысли плавали в голове разрозненные и вялые, ощущение Катиной ладошки, сжимающей его ладонь, расслабляло, не хотелось ничего делать, не хотелось никуда ехать, и уж совсем-совсем не хотелось оставлять потом девушку. Вот же ситуация. Может предложить ей начать встречаться? А не слишком ли рано, что она подумает о нём, как отнесётся к подобной поспешности? И что, интересно знать, думает Катя о нём, как относится…

Они покинули маленькое царство деревьев, вновь оказавшись в королевстве бетона и стали. Духота и жара вернулись, точно и не уходили, и насколько же лучше оказывается было там, в кафе. Каменный человечек, стоящий слева от главных ворот парка, привычно не ответил, когда Максим подмигнул ему. Детская привычка, он и сам не помнил, когда начал подмигивать этой статуе и почему не прекратил с возрастом.

Где-то вдалеке загудело, завыло, сбивая с мысли, вызывая смутное, непонятное беспокойство. Звук вскинулся к высокой ноте, несколько секунд держался, а затем пошёл на затихание, смолк. Подарил несколько напряжённых мгновений тишины и повторился, на этот раз стало слышно, что ему вторит точно такой же за спиной, в только что покинутом парке, или где-то за ним. Что это, что происходит?

Парень и девушка уже переходили дорогу, потому пришлось ускорив шаг, буквально перебежать проезжую часть. Посмотрев друг на друга, они обменялись недоумёнными взглядами и обернулись к парку, неосознанно попятились от него. Люди вокруг останавливались, непонимающе крутили головами. Гул появлялся, нарастал и затихал, механически равномерно, тревожно, вызывая смутные ассоциации, которые Максиму никак не удавалось поймать и осознать.

— Что это?! — голос девушки дрогнул.

— На сирену похоже, только… — Максим вдруг понял, произнесённое слово позволило неуловимой мысли сформироваться. — Сирена, — уже увереннее констатировал он, поправился: — точнее сирены по городу.

— Что? О чём ты?

— Сигнал гражданской обороны… — в голосе удивление и тревога. — Года два назад проверка была, может помнишь? Но ведь о проверке предупреждают заранее, да и не устраивают их по вечерам… Почему сейчас включили?!

— Воздушная тревога? — полушутя предположила девушка, но голос её дрогнул.

Задрав головы, они посмотрели наверх. Ночь опустилась на город быстро и незаметно, оказывается, она уже вступала в свои права, и только что голубое небо, сменилось звёздным, тёмным и красивым, вот только людям сейчас было не до его красот. Всё больше прохожих смотрели вверх, шарили взглядом по небосклону.

Любой взрослый русский человек хотя бы раз в жизни обязательно видел фильмы о войне, чёрно-белые, старинные, или цветные, снятые в более позднее время. Все помнят, что следует за сигналом воздушной тревоги, если это конечно настоящая, не учебная тревога — гул летящих самолётов, и, не дай Бог, свист падающих на беззащитный город бомб, раскаты взрывов. Этого не может быть, сейчас мирное время, и откуда взяться этим самолётам и этим бомбам? Но сирены гудели, люди по всему городу останавливались, задирали головы, глядя вверх, подходили к окнам, выходили из подъездов и домов, задавали вопросы друг другу, пытаясь понять, что происходит. Небо было тёмное, безмолвное, сумрачное. Вопросы оставались без ответов.

Гудели сирены гражданской обороны, над городом разносился сигнал тревоги.

Глава 7. Суббота. Вечер, сумерки

— Уц-уц-уц. Уц-уц-уц.

— Господи, заткнёшься ты наконец, нет?

— Уц-уц-уц.

— Замолчи, ну чего тебе стоит, ну что ты как урод…

— Уц-уц-уц.

— Урод…

Усталый голос принадлежал совсем ещё молодому парню в форме сотрудника полиции. Вообще-то, его звали Володя, но не представляться же этому… этому… ему, в общем. По-турецки сложив ноги, Володя сидел рядом с разбитым автофургоном для перевозки заключённых, сидел на изогнутом куске пластика — куске бампера их патрульной машины. Достав небольшой ножик, полицейский сосредоточенно вырезал узоры на полуметровой деревянной палочке. Дочь фанатела от Гарри Поттера, и всё свободное время он посвящал изготовлению волшебной палочки для неё. Через неделю у девочки день рождения — будет отличный подарок. Но все мысли полицейского сейчас были в здании магазина через дорогу, на него он поглядывал то и дело, мысленно матерясь. Впрочем, нет, теперь уже иногда и в голос.

— Уц-уц-уц.

«Может ему по зубам дать? Никто не будет разбираться, разбил заключённый лицо в результате аварии, или уже после неё.»

А ещё нарастало беспокойство за ушедших в этот магазин товарищей. Тревога, порождённая непонятностью происходящего вокруг, и сколько бы он не гнал это чувство, оно пряталось, скрывалось где-то в мыслях, но немного обождав, вновь вылезало на поверхность. Оставалось лишь вырезать узоры на палочке, да прокручивать в голове события сегодняшнего вечера…

Автофургон для перевозки заключённых, а проще говоря «Автозак» вышел на маршрут в сопровождении двух патрульных машин. В кузове перевозилось трое заключённых, прибывших сегодня вечером в их город. Двое сейчас находились в большой, общей камере Автозака, а третий, особый клиент, сидел в небольшой одиночке, так называемом «стакане».

Обычный рабочий день. Кто-то зарабатывает стоя на кассе, кто-то строит дома, и кто-то ломает, кто-то фрукты выращивает, а кто-то людей в зарешёченной машине возит. Каждому своё.

Капитан Воронцов Данила Сергеевич, сидел в Автозаке рядом с водителем. Это там, за пределами машины, или как он обычно говорил «за бортом», царила жара и люди медленно поджаривались, точно курицы в гриле. Здесь, в салоне современной, совсем новой машины, царила прохлада и своеобразный, пусть и немного грубовато исполненный уют, а из динамиков доносилась негромкая музыка. Спереди, на некотором отдалении шла легковая патрульная машина, ещё одна такая же замыкала их небольшую колонну. Обычный рабочий день.

Рутина…

Три машины с проблесковыми маячками двигались в южном направлении, переехали мост через реку Изявку, не останавливаясь промчали по району новостроек и почти миновали пригород, когда столкнулись с непонятной природной аномалией. Шедшая первой легковушка сбросила скорость, что вообще то запрещалось правилами. Но как тут погонишь, если дорога перед ними была накрыта серой непонятной пеленой, скрывающей как проезжую часть, так и обочину? Не видно же ничего.

— Данил, ты это видишь? — вышли на связь сопровождающие из первой машины. Не доезжая десятка метров до непонятного явления, они остановилась, врубили дальний свет, что, впрочем, не сильно улучшило обзор.

— Вижу, — озадаченно ответил Воронцов. — Что это, дым? Пожар что ли где поблизости?

Было видно, как стекло со стороны пассажира опустилось, полицейский даже высунулся немного из машины, оглядел окрестности.

— Горелым вроде не пахнет, — ответила рация. — Смотри, и налево и направо уходит — не объехать.

Это Воронцов видел лучше ребят в легковой машине — Автозак высокий, обзор из него лучше. Странная серая пелена стояла сплошной стеной: то ли действительно дым от пожарища, то ли непонятно как образовавшийся здесь туман — как тут разобраться? Впрочем, это им и не требовалось.

— Поехали потихоньку, — приказал капитан. Подумав, приказал идущей позади машине: — Володя, держись к нам ближе. Странно, меня ни о чём подобном не предупреждали.

Водитель первой машины дисциплинированно включил противотуманные фары, двинулся вперёд.

— В оба смотрите, — отдал не нужный по сути приказ Воронцов и придержал за руку прапорщика-водителя, собравшегося поехать следом. — А ты подожди, пусть они глянут что да как.

С некоторым удивлением — чего там глядеть то? — прапорщик подчинился.

Первая патрульная машина вошла в пелену, и тут же сбросила скорость почти до нуля, продолжая движение со скоростью пешехода, а странные оптические эффекты вызвали целую волну выкриков по рации. В некотором удивлении, Данила слушал голоса полицейских, слушал и не знал, что делать. Если верить им, предметы внутри этой серой взвеси искажались, перспектива менялась, делая совершенно невозможным, или почти невозможным управление машинами.

— …да мы стену ближнего дома справа видим, как выгнутую в нашу сторону плоскость, — поражённо орала рация. — Как в парке, в комнате смеха какой-то, рехнуться можно! Во, а теперь она прошла волной и выгнулась наоборот, от нас. Остановились, до стены всего несколько метров — попробую подойти вплотную. Кто-нибудь о подобном слышал? Что это за фигня?

— Пахнет чем? Может это газ? — запоздало обеспокоился капитан.

— Пахнет — не то слово, я бы даже сказал, что воняет, только не знаю, чем. Тухлятиной что ли какой-то несёт? Людей и машин не видно, ехать в принципе можно, если очень тихонько, но я бы вернулся.

— Ну-ка выезжай оттуда, — приказал Воронцов. — Колонна, всем сдать назад на сто метров.

Включив аварийные сигналы, машины попятились задом, а Данила достал телефон и набрал номер дежурного областного Управления Исполнения Наказаний. Перевозка заключённых — не самая безопасная работа, и любые странности, происходящие во время рейса, видятся в первую очередь опасными. Увы, ничего дельного диспетчер в этой ситуации подсказать не мог, решение, каким бы оно ни было, должен был принять капитан. Лишь под конец, после некоторого молчания, трубка вдруг решилась:

— Воронцов, тут вот ещё что. Слышишь меня?

— Да, я слушаю, — он кивнул, точно собеседник мог его увидеть.

— Я сегодня с приятелем разговаривал, Колей зовут, может помнишь, у меня на дне рождения был? Ну да не важно. Короче, он оперативного дежурного подменяет сегодня. Говорит хрень какая-то там происходит.

— Какая ещё хрень? И где «там»?

— Непонятная. То ли мистика какая-то, то ли инопланетяне чудят, на южной трассе. Якобы даже военным сообщили, в МЧС и в Росгвардию.

Воронцов сдержался, хотя так и тянуло подсказать с чего могут начать видеться инопланетяне взрослым мужикам. А потом посмотрел на серую стену перед собой и вдруг сообразил, что разговор длится добрых минут пять, а заехавшая в серую пелену машина так и не выехала.

— Понял, спасибо, — ответил он в трубку, и не слушая ответной реплики, сбросил вызов.

Водитель смотрел на него вопросительно, и Воронцов почувствовал беспричинное раздражение. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Чёрте что творится. Инопланетяне, мать их! Нажав кнопку рации, вышел в эфир, и не дожидаясь ответа, набрал на телефоне номер водителя первой машины. Долго, со всё возрастающим беспокойством смотрел на надпись «Вызов» на экране, но в то, что ответа не будет, окончательно поверил лишь спустя ещё несколько дозвонов. И, хотя никаких посторонних шумов, выстрелов, а тем паче взрывов они не слышали, пропавшую связь с передним автомобилем можно было интерпретировать только одним способом: нападение на конвой.

В их сонном краю, — это же нонсенс! Да и в кузове сейчас пребывали не те люди, из-за которых устраиваются подобные акции. Два никому не нужных грабителя напавшие с ножом на женщину в подворотне, да психически неуравновешенный маньяк-убийца. Кому они нужны?!

Взревев, машины развернулись. Сообщив о произошедшем ЧП, продолжая набирать пропавших коллег по телефону, они двинулись назад, в город, и почти миновали дачный массив, когда откуда-то из-за домов слева на огромной скорости вылетела тёмная массивная туша. Воронцов разглядел её в подступающих сумерках, он как раз повернул голову к водителю, собираясь задать вопрос, но что-либо предпринять уже не успел. Сильнейший удар играючи вмял водительскую дверь вместе с водителем вглубь салона, мускусно-животный запах наполнил кабину, раздался неприятный высокий визг боли — ударившаяся в машину тварь была отнюдь не стальной, и сейчас вся поломанная и изуродованная в результате столкновения, верещала, оглушая придавленного капитана.

Водитель погиб мгновенно.

Тяжёлый Автозак ушёл вправо, снёс молодое деревце, попавшееся на пути, отбросил легковую машину, припаркованную на обочине, после чего упал набок и ещё несколько метров скользил, снимая слой дёрна, сгребая растущую у дороги траву, оставляя за собой разноцветное крошево из пластика и стекла.

Последняя машина сопровождения в этот момент приблизилась совсем близко, и всё произошло прямо на глазах изумлённых полицейских. Вот объект сопровождения спокойно идёт перед ними, вот точно выпущенная из катапульты, проносится чёрная двухметровая фигура, ударяется в едущий на высокой скорости автофургон. Треск, звон, скрежет…

Полицейский седан завизжал тормозами. Водитель вильнул, пытаясь избежать столкновения и это ему почти удалось — пройдя в считанных сантиметрах от тяжёлого автофургона, они зацепили отброшенную Автозаком легковушку, крутанулись волчком, широким веером разбрызгивая осколки фар и бампера, остановились. Не сразу распахнулись дверцы, ошеломлённые полицейские, выбрались из разбитого авто, направились к лежащему на боку Автозаку.

Результат аварии оказался печален. Погиб прапорщик-водитель, его вообще не было видно за заполнившей кабину тушей непонятного животного. Сломал шею один из заключённых, находившихся в общей камере и сильно ушибся второй — в данный момент он лежал без сознания, пристёгнутый на всякий случай наручниками к машине. Сидевший в одиночке с виду отделался синяками и ссадинами. Как дело обстояло на самом деле — неизвестно, потому что вопросы о своём состоянии заключённый проигнорировал.

Доложились на базу, вызвали помощь, и даже не успели поближе изучить непонятного зверя, столкнувшегося с ними, как раздался крик в соседнем магазине с голубой, чуть покосившейся вывеской «Продукты». Кричала и звала на помощь женщина, и капитан, скрипя зубами был вынужден оставить место аварии, отправиться на крики чтобы проверить обстановку. С заключёнными остался Володя — водила второй сопровождающей машины, его напарник ушёл с Воронцовым. Ушли, и вот уже… — парень который раз посмотрел на часы, — минут пять как не возвращались и не отвечали на запросы по рации. Пять минут — много это, или мало? Оказывается, иногда очень даже много. Женский крик стих, но это отчего то ещё сильнее действовало на нервы. А ещё, и это, пожалуй, самое странное — до сих пор не приехала подмога. Или времени прошло недостаточно для их появления? Да не может быть, подобная авария — вообще невероятное событие, а уж если здесь замешаны заключённые…

Тишина казалась тяжёлой, почти осязаемой. Несколько проехавших мимо машин даже не притормозили, лишь поворачивались в любопытстве головы, убеждались, что выжившие имеются и ехали дальше. Зато останавливался мотоциклист, снял каску, вытер волосы, спросил всё ли в порядке и не нужна ли помощь. И вообще, машин было удивительно мало. Конечно, субботний вечер, да и маршрут шёл по непопулярной дороге, второстепенной, и всё же…

— Уц-уц-уц.

Полицейский перевёл взгляд на так бесившего его обитателя одиночки. Странный тип, странная внешность: короткая причёска, худощавое лицо, на котором расположились по совиному круглые неприятного желтого оттенка глаза, крючковатый нос. Ощутив внимание полицейского, заключённый чуть повернул голову, уставился прямо в глаза Володе.

— Уц-уц-уц.

— Тебе что-то нужно? Зачем ты это повторяешь?

— Скучно, — негромко, странно ласково, точно общаясь с любимым ребёнком, ответил тот, и Володя едва не подскочил от неожиданности.

Ранее этот тип напрочь игнорировал любые вопросы, почему заговорил сейчас?

— Не переживай, в тюрьме будет весело.

— Знаешь, как меня называют?

— Мне всё равно.

— Уц-уц-уц.

Тишина, Володя только сейчас это осознал, изменилась, стала другой. Непонятно прерывистой, если такое вообще возможно. Ветер подул с севера, принося с собой явственно различимый далёкий вой сирен гражданской обороны. Что это?! Проверку сирен вечером никто бы не организовал — это невозможно, так в чём дело? Неисправность, замкнуло что-нибудь? Он успокаивал сам себя, вспоминая что положено делать в таких случаях. Включить радио, ждать оповещения? Магнитола в их машине не работала, а, рация, к которой он было потянулся, и без его участия взорвалась недоумением и вопросами — никто не понимал причин поднимаемой тревоги и никто не давал ответов. С ума они там что ли посходили? Кому бы позвонить, узнать о причинах сигнала. И куда запропал Воронцов с напарником?

Володя вновь вызвал капитана, и опять не получил ответа. Магазин так близко, совсем-совсем рядом. Пойти посмотреть? Но нельзя оставлять заключённых без присмотра, пусть даже закованных в наручники, пусть даже один из них лежит до сих пор без сознания.

— Уц-уц-уц.

— Да чтоб тебя! Ну и как тебя называют?

Оглядевшись, точно опасаясь подслушивания, заключённый немного приблизил лицо к полицейскому и вполголоса назвался:

— Убийца.

— М-м-м… кхм…

Псих. Это же псих натуральный, вот почему он ехал отдельно, в стакане. Да и вообще, с заключёнными запрещено общаться, зачем он с ним заговорил? Отложив палочку, которая всё больше становилась похожей на ту самую, из Гарри Поттера, аккуратно убрав складной нож в карман, он подхватил автомат с коленей. Поднявшись, присел пару раз, прошёлся из стороны в сторону, разминая ноги. С тоской посмотрел в сторону магазина: ну где там они, куда запропали? Бросив взгляд на второго выжившего, по-прежнему пребывающего без сознания, он решился.

— Слушай… кхм… парень. Мы сейчас пойдём вон туда, вон в тот магазин. Просто заглянем в него, заходить не будем, — уверенности в голосе не было. — Ты пойдёшь со мной. Не дёргайся и всё будет в порядке, понял? Поднимайся.

Полицейский приблизился к сидящему на земле человеку и поначалу даже не понял, что это лежит у него за спиной. Двойное металлическое кольцо наручников. А потом круглые глаза над крючковатым носом оказались совсем рядом с его лицом.

Напряжённый вой сирен нарастал и затихал, Максим с Кристиной стояли, держась за руки, оглядываясь и не находя причин объявленной тревоги.

— Максим?

— Да, минутку. У тебя есть наушники?

— Зачем?! — изумилась девушка.

— Сейчас по радио будут передавать причины тревожного сигнала, помнишь, по ОБЖ проходили? У меня радио в телефоне без наушников не работает.

— Не помню… Нет наушников.

— Тогда пошли побыстрее к машине…

Не успел Максим закончить фразу, как сирены неожиданно смолкли, все разом. Повисла звенящая напряжённая тишина, напрягающая даже больше чем отзвучавший сигнал тревоги. Парень с девушкой крутили головами, глядя то наверх, то по сторонам, но ничего особенного не происходило. В поле зрения стояли несколько других прохожих, так же непонимающе оглядываясь.

— Что это было? — спросил вслух рыжий, веснушчатый настолько, что это было видно даже в наступающей темноте парень, стоящий поблизости. Он ни к кому конкретно не обращался, и никто ему не ответил, но кажется парня это совершенно не смутило. — Я думаю, это свадебный подарок, — объявил он, тут же завладев всеобщим вниманием.

Собравшиеся шокировано обдумывали заявление, наконец Максим спросил:

— В каком смысле подарок?

— У меня приятель работает в МЧС, заведует этим хозяйством, — парень махнул рукой, все дружно посмотрели в ту сторону. — Сегодня у него свадьба, вот и устроили друзья подарок.

— Да вы что! — возмутился седой, но ещё крепкий мужик, единственный из присутствующих, кто стоял один. — Это же сигнал гражданской обороны, это не шутки!

— А, — опять махнул рукой рыжий, — спишут на неисправность, типа замкнуло в цепи что-то. У нас и не такое возможно.

Возможно, — с этим, пожалуй, согласились все. И тем не менее…

— Не верю, — покачал головой Максим. — Это же МЧС, серьёзная организация, там за такие шутки…

Ответом ему была снисходительная улыбка, мол: мало ты ещё знаешь о шутках и серьёзных организациях.

— Я сегодня за городом был, — седой потёр шею. — В грибном лесу, знаете, за южным мостом. Странное видел.

— Что странное? — не выдержала Катя.

— Да кто его знает. Странное. Серая пелена накрыла часть леса… — он запнулся, подбирая слова.

— Дым? Туман? — заинтересовался рыжий.

— Да в том то и дело, что нет. Не знаю я, что это такое было. Серое, заходишь внутрь, и всё вокруг искажается, плывёт как в дыму.

— Ну так пожар может, дым?

— Звуки тоже меняются, и пахнет то ли химией, то ли… даже не знаю…

Все замолчали, переваривая услышанное.

— Облако газа? — предположил Максим с сомнением.

— Не похоже… Хотя на облако смахивает со стороны глядя, но нехорошее, и оно двигалось к городу. И ещё знаешь, ощущение, как будто смотрит на тебя кто-то. — Мужик подумал, и добавил с некоторой гордостью: — Я на сто двенадцать позвонил, сообщил.

Максим же сосредоточился на странном ощущении. Им овладело необъяснимое беспокойство, меж лопаток пробежала струйка пота, он закрутил головой, непонимающе, всё более напрягаясь. Тишина вокруг вдруг начала давить, воздух застыл, и люди в какой-то миг представились диковинными насекомыми, увековеченными в янтаре — что за странная фантазия… Точно также напрягся седой, медленно обвёл взглядом улицу, хмурясь, сжимая кулаки.

Сам не понимая зачем, Максим отступил назад, к стене дома, увлекая за собой девушку, лишь рыжий смотрел на них с сомнением и непониманием на лице. Вспыхнули уличные фонари над головой, слева, справа, заливая улочку белым ярким светом.

— Ты тоже чувствуешь? — покосился на Максима седой. Он встал рядом, прищурившись крутил головой по сторонам, на его щеке, скуле, шее вдруг явственно проступила длинная белая полоса старого шрама.

Появился запах. Непонятная горечь, мускусный запах животного, химия — всё вперемежку, не понять, что это, — он не ассоциировался с чем ранее встреченным. В ушах застучало, Максим не сразу осознал, что это сердце, которое вдруг ускорило свой ритм, погнало кровь по жилам с удвоенной скоростью. Он попятился ещё назад, задвинул удивлённую девушку себе за спину.

— Вы чего? — не выдержал рыжий.

— Вот так же пахло, — сказал седой вполголоса. — Там, в лесу.

Шевельнув носом, рыжий наморщился, но сказать ничего не успел.

Стена, к которой они отступили, которую Максим ощущал локтем, содрогнулась. С треском и звоном бьющегося стекла, оконная рама на втором этаже дома разлетелась и из оконного пролёта на улицу вынеслось нечто серое, стремительное. Максим инстинктивно закрыл Катю, отвернул голову сам, почувствовал, как в спину и волосы прилетело несколько осколков стекла, больно царапнуло шею. С глухим «тум», всего в нескольких метрах от людей на землю приземлилось странное, не виданное ими ранее существо.

Ростом метра два, оно стояло на задних лапах, водя головой по сторонам. Серая, грубая кожа со складками, похожая на слоновью, несколько наростов на груди и шее. Короткие, формой напоминающие птичьи ноги, морщинистые, с далеко отставленной назад шпорой, как у петуха, мощные жёлтые когти. Верхние конечности тоже короткие, но толщиной способны поспорить даже с ногами, пятипалые. Голова не понять, — то ли птичья, то ли звериная — всё вперемежку, немного вытянутая вперёд, с широкой ротовой щелью без губ, два круглых чёрных глаза без бровей и ресниц. Запах который они ощущали до этого, усилился, стал очень резким.

Создание приземлилось в пятне света фонаря, осматривалось и не замечало стоящих в тени, застывших точно в параличе людей. Возможно, оно обладало не очень хорошим зрением. Максим кажется даже дышать перестал, лишь сердце билось в висках по-прежнему сильно, часто.

— Это что за… — начал рыжий.

Морщинистая голова дёрнулась, по-птичьи быстрым движением повернулась на голос, мгновение вглядывалось в мрак, прикрывающий людей. Затем создание развернулось всем телом, сделало несколько странных, по-своему грациозных, точно танцевальные па, шагов, выходя из-под фонаря, постояло, возможно привыкая к темноте и бросилось на людей. Странно это было. Тело сжалось, уменьшившись раза в два, пригнулось к земле, затем мощные ноги распрямились точно пружины, отправляя зверя в полёт на стоящего ближе всех рыжего.

К чести парня надо сказать, что он успел отреагировать. Отшатнувшись в сторону, рыжий уклонился от прыгуна, пропустил противника мимо себя и тут же врезал кулаком по развернувшейся морде создания, охнув схватился за ушибленный кулак. Издав короткий изумлённый визг, напавшая тварь как подкошенная рухнула на землю.

Люди стояли, выжидающе глядя на поверженное создание, лежащее совершенно неподвижно.

— Нокаут, — прокомментировал седой уважительно.

— Это чего, а? — хрипло поинтересовался рыжий.

С опаской подойдя поближе, он всмотрелся в растянувшееся на земле тело, а Максим вдруг вспомнил как минуту назад эта зверюга, выбив собственной головой оконную раму лихо спрыгнуло со второго этажа.

— Осторожно…

Закончить фразу он не успел.

Ноги неподвижно лежащего создания поджались, оно дёрнулось, немного повернувшись к рыжему и распрямив задние конечности садануло человеку в грудь. Куда улетел рыжий Максим не видел, потому что стало вдруг не до таких мелочей: выполнив плавное волнообразное движение, каким каратисты иногда в фильмах из положения лёжа оказываются на ногах, создание встало. Голова задёргалась из стороны в сторону, быстро-быстро, то ли оглядываясь, то ли приходя в себя после полученного удара. Слева раздался чей-то изумлённый голос, матные ругательства и грозный окрик:

— А ну не двигаться! Стой где стоишь!

«Парк, здесь же совсем рядом парк, — осенило Максима. — Тут полиции и дружинников бродит не один десяток в окрестностях!»

— Это не человек, — крикнул он в ответ. — Стреляйте, иначе он сейчас нападёт!

«А если я ошибаюсь?! Если это человек, в маске, в гриме, в костюме, да не важно!!! Если это человек?!»

Какая глупая мысль, ведь он же явственно видит серую кожу, и нечеловеческие пропорции тела! Да никакой человек не выживет, после подобного прыжка со второго этажа!

«А если выживет?! Может это нарк обдолбанный, стоит перед нами едва живой и не чувствует боли?!»

Отвернувшаяся было на окрик тварь, услышав Максима, повернулась к нему. На парня уставились невероятные, не виданные им ранее глаза, в которых пряталась бездонная чернота и в то же время жизнь, и это отнюдь не было гримом или искусственной поделкой. Пасть разошлась, явив белые мелкие зубы, короткие ноги выполнили забавное танцевальное движение и Максим попятился.

— Стой, я сказал!

Два человека в форме спешили со стороны парка, но Максим с разочарованием вдруг понял, что это отнюдь не полиция, — форма больше напоминала обмундирование охранников. Что они могут сделать? Тоже пойдут врукопашную? Однако в следующий миг он увидел в руках бегущего первым дубинку, а у второго и вовсе пистолет, и тут же воспрянул духом. На этот раз игра пойдёт по другим правилам.

Серая голова крутанулась влево-вправо, возросшее число противников ему не пришлось по вкусу.

— Ты… кто такое?! — изумлённо вытаращился первый из прибежавших, когда они наконец разглядел нарушителя порядка. — А ну стой! — прикрикнул он, когда существо своим танцующим шагом двинулось к нему.

Крутанув дубинку, он попытался ударить странное существо. Серая голова неожиданно вжалась в плечи, почти скрылась внутри тела, непривычным для человека способом уклоняясь от удара, затем существо само поджалось.

— Сейчас прыг… — начал Максим, но было поздно.

От мощного удара в грудь человек отлетел на добрый десяток метров, упал и уже не поднимался. Вытянув шею и вытянувшись всем своим телом так, что стала длиннее ещё на пол метра как минимум, тварь издала тонкий злой визг. Загрохотали выстрелы. Видимо до этого стрелявшего, мучило то же сомнение что и Максима совсем недавно: а вдруг это всё же человек? Четыре выстрела пришлись в ноги неведомого прыгуна, он рухнул на землю. И точно эхо, со стороны парка послышались точно такие же выстрелы, не четыре — намного больше, затем их перекрыла длинная автоматная очередь, и ещё одна, и ещё.

Катя дёрнула Максима, потянула назад. Оглянувшись, он увидел большие испуганные глаза девушки.

— Пойдём отсюда, — дрожащим голосом попросила она. — Я волнуюсь за Оленьку, нам надо домой.

Кивнув, парень послушался. Бросил последний взгляд на сучившее конечностями серое тело и крепко держа подругу за руку почти бегом направился к машине.

Глава 8. Суббота. Начало ночи

Паше Зарубному снился чудесный сон: он учился в школе. Лучший футболист, замечательный мальчик, и тайная любовь Гали Сениной, о чём Паша знал. Он всегда знал, когда девчонка начинала сохнуть по нему, но всегда делал вид будто ни о чём таком не догадывается, с интересом следя за развитием событий. Ситуация с Галей была иной — она ему нравилась самому, уже давно и безнадёжно, как он думал до сегодняшнего дня. Сейчас же, уверенно распознав все признаки её привязанности, он испытывал внутреннюю дрожь и трепет.

Стоит ли пригласить её погулять после школы?

Не отпугнёт ли он этим девочку?

А что если она решит, что он лёгкая добыча и разочаруется?

Галя, сидящая совсем близко — в соседнем ряду, незаметно, как она думала, покосилась на Пашу, тёмно-зелёные глазки пробежались по классу, лишь чуть-чуть подольше задержавшись на нём. Опустив голову, мальчик сделал вид, что увлечён лежащим перед ним учебником, и вскоре девочка вновь посмотрела на него. Долго, пристально. И даже когда он поднял голову, встретившись с ней глазами, она не отвернулась.

Несколько секунд они играли в гляделки, потом губы Паши шевельнулись, неслышно произнеся:

— Привет.

И Галя улыбнулась. Сердце мальчика забилось сильнее, он увидел, как она протянула руку через ряд, положила на его парту белый клочок бумаги. Записка.

— Па-аш, — её тихий и ласковый голос заставил его замереть от счастья.

— Галя…

— Па-аша, — более низким тоном произнесла Галя.

Мальчик удивился, улыбка поблекла на его лице. Что с её голосом?

— Паша! — и вовсе с хрипотцой позвала девочка, и его вдруг затрясло, заболтало.

Вскинувшись на старом диване, Паша повёл бессмысленным взглядом, по помещению — серые бетонные стены, заклеенные пожелтевшими постерами из журналов, вырезками из газет, какими-то распечатками. Он опять отрубился в подвале, в котором они в последнее время бухали. На улице стояла жара, от которой привычного качества самогон становился совершенно мерзейшим, дешёвенькие плавленые сырки таяли, и даже их привычные к алкоголю организмы развозило с рекордной быстротой. Здесь же царила относительная прохлада, можно было вволю играть в карты, ссориться, давать в зубы подельникам и даже орать песни, не боясь приезда полиции. Этот подвал они называли штабом.

Рядом сидела Маринка, по кличке Полторашка — одна из двух женщин, прибившихся к их загульной компании, видимо это она трясла его, чтобы разбудить.

— Лярва…

Паша с тоской вспомнил уже ускользающее из памяти лицо Гали Сениной, и такая разница была между зеленоглазой красоткой-одноклассницей и одутловатым лицом Маринки, что, не удержавшись, он пихнул её с кровати, со злой радостью услышал, как сильно она ударилась о пол, загремели пустые бутылки.

— Су-ука! — плачуще протянула Маринка, поднимаясь с пола. — Чего творишь?!

— Ты зачем меня разбудила? — зло рявкнул на неё Паша. — Вообще страх потеряла?! Я тебе сейчас…

— Там сирены, Паш, — заныла женщина, испуганно попятившись от приятеля. — Сирены воют.

— Менты?! — вскинулся он тут же.

Сморщился от головной боли — мешали вчера опять безбожно, а уж качество самогонки, которую пили последней и вовсе было на уровне плохого ацетона. По крайней мере привкус ацетона на языке до сих пор чувствовался. Может они и его тоже пили? Да нет, подохли бы всей кодлой.

— Не менты, другие сирены, — боязливо косясь на приятеля, Маринка опять присела на уголок дивана, беспокойно оглянулась на дверь. — Семён сказал, что это воздушная тревога и надо сидеть в подвале. Убежал домой за продуктами, обещал скоро вернуться.

— Продукты — это хорошо, я бы сейчас сожрал чего-нибудь, — поднявшись, Паша дотянулся до пачки, лежащей на столе, подцепив ногтями сигаретку, закурил.

Головная боль, его привычный спутник жизни, усилилась, в голове словно застучали молоточки, и Паша, не удержавшись, наклонился, потёр лицо ладонями.

— Опохмелишься, Паш? Семён пузырь самогона притащил, почти полный.

— Что-ж ты молчала… — Паша даже запнулся, пытаясь подобрать подходящий эпитет этой твари, а Маринка уже суетливо наливала мутно-белёсой жидкости, положила рядом со стаканом кусок хлеба, маленький кусочек карамельки, и он сменил гнев на милость: — …хорошая ты моя!

На распухшем лице женщины растянулась резиновая улыбка и Паша отвернулся. Ему не нравилась Маринка — её мерзкая физиономия с вечным пьяно-бестолковым выражением, вонь изо рта, два чёрных передних зуба и редкие грязные волосы, жирными блестящими сосульками свисающие с головы. Терпеть её он мог лишь хорошенько выпив, и вот чудо — женщина пусть и не превращалась в красавицу, а всё же становилась вполне даже ничего.

Впрочем, Светка — старшая подруга Марины, прибившаяся к их компании, была ещё страшнее, её Паша не мог на трезвую терпеть вообще. Зримое напоминание о том, куда они с друзьями катятся, во что наверняка превратятся уже скоро, о чём он, впрочем, старался не задумываться. Однажды Паша узнал, что Светка, алко-карга, выглядящая на семьдесят, всего на девять лет старше его самого. Это был первый и последний раз, когда он твёрдо, со стопроцентной уверенностью в своих силах бросил пить и продержался целых одиннадцать дней. Более столь длительных воздержаний в его жизни не случалось.

Выдохнув, Паша опрокинул в себя самогонку, игнорируя закуску затянулся мерзким сигаретным дымом. По желудку прокатилась горячая волна — градусов в напитке было явно побольше сорока, завещанных Менделеевым. В голове словно что-то опрокинулось, а что-то наоборот встало на своё место, туман, царящий в мыслях, частично рассеялся, пришло облегчение и воспоминание о том, с чего началось его пробуждение. Шлёпнув Маринку по тощему заду, он спросил:

— Ну что там за сирены?

Черноволосый убийца был в замешательстве. Всё летело непонятно куда, компания в которой он проработал так долго и так самоотверженно, то ли вдруг исчезла, то ли её и вовсе не никогда не существовало. Ни один телефон не отвечал, даже сотовые номера руководства, а черноволосый набравшись смелости, набрал десяток известных ему, молчали. Зато позвонил ОН, тот, кого черноволосый боялся больше всего в своей жизни.

Руководитель.

Позвонил, и вежливо попросил, черноволосого не пытаться убежать, подобно некоторым неосмотрительным коллегам. Пообещал показать, что стало с коллегами позже, и тон, которым всё это произносилось, заставил матёрого убийцу потеть и холодеть одновременно.

Дал ещё несколько несрочных заданий. В связи с ситуацией, сроки, да возможно и сама работа теряли смысл, но без дела сотрудникам сидеть тоже нельзя. Будь добр, сделай, если будет возможность. Ну а бежать… Куда бежать, и зачем? Мы ведь найдём беглеца, хоть в глубинке, в столице — от нас не скрыться.

Черноволосый, имевший два глубоко законспирированных схрона, в Москве и в зачуханной глухой деревушке, о которых, как он считал, не знал вообще никто, покрылся гусиной кожей. Подтвердив, что начальство услышано и разочарованно не будет, он с облегчением дождался конца разговора.

Может стоило спросить, что делать с «братом Максимкой», но задавать лишние вопросы у него язык не повернулся. И так седых волос прибавилось в несчётном количестве. Работа есть, значит она будет выполнена, тем более цель доступна.

Вот только…

Что вообще вокруг происходит?!

— А ты у нас оказывается герой, — негромко говорит Катя.

Максим повернул голову, посмотрел на девушку с некоторым удивлением — вроде не шутит…

— Ты сейчас про что? — спросил он, когда понял, что сам не найдёт причин сказанному.

— Там, когда этот зверь нападал. Ты же меня за спину задвинул, и всё время назад оттолкнуть пытался, собой закрывал.

— Да ну… — смутился Максим.

— Нечаянно, я поняла, — усмехнулась Катя.

Они торопливо шли, почти бежали к автостоянке. Вот же как бывает: несколько часов этот путь им показался коротким, идя в парк, они его почти не заметили. Сейчас же, как бы торопливо не цокали по тротуару каблучки девушки, квартал всё никак не желал кончаться. Миновали ярко освещённую витрину магазина игрушек, затем одежды — манекен проводил их пластмассовым взглядом. Промелькнула вывеска аптеки и вновь окунулись в полумрак, развеиваемый лишь светом фонарей.

— Максим, что это было?

Он ждал этого вопроса. Ждал, понимал, что она обязательно спросит, и прокручивал в голове разнообразные варианты ответа, отбрасывая их один за другим.

— Я не знаю, Катюш, — просто ответил он, когда молчание слишком затянулось. — Никогда не видел таких… Не знаю даже, как оно называется.

— Не уверена, что оно вообще не имеет название. Я таких даже в кино не видела.

— Но ведь откуда-то оно взялось? Мутант может быть, или результат скрещивания.

— Чего?

— Ну, как новые сорта яблок получают, — скрещивают два вида деревьев, и что-то там с ними делают, что они становятся жизнеспособными.

— Фу, не говори о таком, — передёрнулась девушка. — Что, или кого нужно скрестить, что бы такая тварь получилась? Человека с кенгуру?

— И со слоном тогда уж. Видела, какая у него серая морщинистая кожа?

— Фу, — опять сказала девушка. — Не напоминай. Может он вообще пришелец? Как в фильмах.

За разговорами, они наконец подошли к стоянке, и уже отсюда Максим увидел стоящую позади его Гранты серую машину с горящими фарами. Что за люди, вон же рядом место свободное есть. Впрочем, водитель сидел в машине, и он успокоился.

Затрезвонил телефон Кати. Она опять пыталась дозвониться до Оленьки и до соседки, опять безуспешно, да так и шла с трубкой в руке. Бросив взгляд на экран, девушка снял трубку.

— Алло, да…

Телефон заголосил так, что часть сбивчивой фразы услышал даже Максим. Катя встала как вкопанная, безуспешно попыталась вставить несколько слов, а затем лишь слушала, приоткрыв рот, круглыми глазами глядя на друга.

— Что? — одними губами спросил он её, но девушка даже не шевельнулась.

— Да, — наконец произнесла она, — мы здесь, ждём, — опустила замолчавший телефон.

— Что? Кто?

— Кристина звонила, — кажется она никак не могла отойти от разговора.

— Это я по голосу узнал, слышно было наверно даже в парке, — нервно пошутил Максим.

— На них, в смысле на кафе напали, — даже не заметила его шутливый тон девушка.

— Такой же прыгун?

— Серые твари, несколько штук, сколько точно она не знает.

— Такие же, как на нас?! А ведь точно, из парка были тоже выстрелы слышны, — вспомнил Максим, и осёкся. — Но откуда они взялись? Ой, не отвечай, я туплю, конечно она не знает. Кристина с Магой сюда идут?

— Бегут. Давай, заводи машину, поехали домой. — И уже когда он обернулся, направляясь к своему железному коню, добавила: — Максим, мне страшно.

Подхватив Катю, бросившуюся в его объятья, он сжал её, зарылся лицом в волосы, зашептал что-то успокоительное на ухо, не задумываясь над словами, лишь бы не молчать, лишь бы успокоить трясущуюся в беззвучном истерическом плаче девушку. Плотину прорвало, нервы сдали и слёзы — не самый плохой способ разрядиться, он и сам чувствовал себя как заведённая до отказа пружина. Вот-вот сорвётся.

Постепенно рыдания стихли. Двое стояли посреди полупустой парковки перед старинным музеем-усадьбой. Проснулись чувства: ощущение ветра, дующего в спину, не такие уж и далёкие крики со стороны улицы, с которой они пришли, Максим ощутил мокрое пятно на плече, там, куда лились слёзы девушки, а ещё… а ещё запах.

Одёрнувшись, он закрутил головой, зашарил по сторонам. Тот же запах, что исходил от встреченной ими твари! Кажется, вокруг пусто… Показалось?

— Прости, — всё ещё со слезами в голосе, но уже явно успокаиваясь, сказала Катя. Девушка указала на плечо, на мокрое пятно. — Извини, я не…

— Запах, — прервал он её. — Чувствуешь?

— Что? — она шмыгнула принюхиваясь, и тут же закрутила головой. Напряжённо спросила: — как там, да?

— Ну-ка давай в машину, быстро.

Пикнув брелоком сигнализации, он подтолкнул подругу к Гранте, сам направился к кажется задремавшему водителю серой машины.

— Друг, ты… Во-от чё-ё-ёрт!!!

Отскочив, едва не упал, ругаясь и чертыхаясь, размахивая перед собой руками, точно пытаясь отогнать картину увиденного.

— Не подходи! — рявкнул он на девушку, увидев, как она непроизвольно шагнула ближе, непонимающе посмотрела на серую машину.

Поздно.

Отвернувшись, она согнулась, борясь с приступами тошноты, трясущимися руками зашарила в своей сумочке.

— Максим… Что это?! Что?!

— Кажется, его съели, — едва слышно, так что бы она не услышала, ответил он, пытаясь отогнать до сих пор стоящее перед глазами зрелище.

Обглоданная, наполовину съеденная голова, красные потёки на груди и… шевеление?!

Борясь с отвращением и бьющимся в голове ужасом, он приблизился к распахнутой двери машины, толкнул её ногой, закрывая, и лишь после этого всмотрелся. На груди мертвеца сидело нечто странное.

Похожее на летучую мышь создание, непонятного, кажется тёмно-красного оттенка. Широкие кожистые то ли крылья, то ли нечто иное раскинуты в стороны, тварь словно бы прижимается к человеку, обнимает его, как самого лучшего и самого любимого. Впрочем, возможно так оно и есть, ведь пища тоже может быть самой любимой.

Максим вдруг подумал, что это третье за сегодня непонятное, никогда ранее не встречавшееся животное. Встретить одно — уже чудо. Два — невероятный случай, не могущий быть простым совпадением. А если три — это что? А это значит, что в окружающем их мире не всё ладно, и пора убираться отсюда подобру-поздорову.

Силой усадив Катю в свою машину, он зашёл к серой иномарке спереди, толкнул её. Безрезультатно. Подошёл к стеклу со стороны пассажира, всмотрелся. Коробка механика, и включена нейтральная скорость, это он видел отчётливо. В чём же дело, почему машина не катится? Попытался ещё раз сдвинуть её назад, затем вперёд. Про мёртвых говорят либо хорошо, либо никак — так его учили родители, потому он старался не материть хозяина серой машины. Но подставил, что есть, то есть, неужели трудно было припарковаться в другом месте?

Оглянувшись на приближающиеся шаги, он увидел давешнего седого мужика, идущего к ним.

— Что тут у тебя, парень? Толкнуть не можешь?

— Не двигается почему то, — согласился Максим. — На нейтральной скорости стоит, но столкнуть не могу.

Седой приблизился, заглянул в машину и охнув, выругался, разглядев что стало с водителем.

— Эт-то… нет, это уж совсем ни в какие ворота… — пробормотал он, — перевёл взгляд на Максима, — ты понимаешь? Нет, парень, ты понимаешь? Это ни в какие ворота…Ты куда-нибудь позвонил, сообщил об этом?

— Нет, — развёл руками Максим. — Мы только что нашли его, да и… растерялся как-то.

Строгий взгляд из-под густых бровей. Покачав головой, седой достал из кармана телефон, но вместо того, чтобы набрать номер, потыкал в экран, включил фонарик, осветил кабину.

— Вон она, причина, — указал он куда-то внутрь.

— А?

— Вон, говорю, видишь? — седой отступил в сторону. — Водитель перед смертью сучил ногами, зажал педаль тормоза, а потом стопа застряла под педалью сцепления. Он до сих пор на тормоз давит.

— Ага, понял, — Максим и в самом деле разглядел неестественно вывернутую ногу. — И что теперь делать?

— Что делать, что делать, — проворчал седой сердито.

Распахнув дверь, он одним сильным рывком выдернул ногу мертвеца из плена педалей, и тут же закрыл машину, Максим не успел даже испугаться.

— Вот и всё, — всё тем же ворчливым голосом сообщил седой. — Меня, кстати, Василием Степановичем зовут.

— Э… — на миг парень позабыл своё имя, но уже в следующий момент опомнился: — Максим.

Пожал протянутую ладонь.

— Ты случаем не на ту сторону реки едешь, Максим?

— Ну да.

— Подбросишь?

— Конечно, — иначе он не мог ответить. — Сейчас ещё двое придут, и поедем. В тесноте, да не в обиде.

— Пахнет, — сообщил вдруг седой. — Чуешь, парень, пахнет той самой дрянью.

Они закрутили головами, пытаясь найти источник запаха, но вокруг было пусто. Пока Василий Степанович с Максимом боролись с серой машиной, две другие припаркованные тут же, уехали, и судя по торопливости владельцев, прибежали они сюда прямиком из парка. Может стоило расспросить что там произошло? Но скоро придут Мага с Кристиной, ни к чему приставать к незнакомым людям. Кстати, Катя разговаривает с какой-то женщиной, может она сейчас что интересное расскажет?

— У тебя монтировка, или бейсбольная бита есть в кабине?

— Нет, — растерялся Максим.

— Я так и думал, — вздохнул седой. — Нормальный ты слишком, не похож на… непохож, короче.

И тут Максим увидел. Тронул Василия Степановича на рукав, указал молча рукой. Обернувшись, тот несколько секунд стоял молча. Наконец кивнул.

— Точно, оно самое. Именно такое я в лесу видел.

Сто стороны парка к ним приближалось серое облако, не быстро, примерно со скоростью идущего неспешным шагом человека. Впереди облака бежали люди. Несколько десятков на глаз, человек может тридцать, может сорок.

— Господи, что это?! — изумлённый шёпот принадлежал женщине, только что говорившей с Катей. — Что это за дым?

— Не дым, — качнул головой седой, смотрел он вправо, в сторону моста. — Кажется, опоздали мы, Максимка, с бегством на тот берег.

Мост был от них достаточно далеко, но в ярком свете фонарей, было хорошо видно, как такое же серое облако ползёт по мосту на тот берег. Попадая в эту серую пелену, фонари мутнели, их свет искажался, рассеивался. С такого расстояния, создавалось красивое, пожалуй, даже сказочное впечатление. Словно неожиданно наступившая зима заковывала мост изморозью, или накрывала его лёгким снегопадом.

— Так что это? — женщина, разговаривавшая с Катей, переступила с ноги на ногу. — Что делать то?

— Уходить надо, — хмыкнул седой.

— Некуда уходить, — подозрительно спокойным тоном сказала Катя. — Слева дома уже давно серым закрыты. Я видела, но не понимала, что это, да и не задумывалась. Смотрите, там так же, как и на мосту, уже давно всё серое.

Синхронно, точно давно репетировали этот жест, люди повернули головы влево, замерли всматриваясь в серую муть, искажающую свет многоэтажек.

— Ну дым, и дым, — с сомнением сказал Максим. — Какой бы мутный он не был, ехать в нём ведь можно?

— Я бы не спешил соваться внутрь, больно уж он странный, — Василий Степанович крутил головой из стороны в сторону. Признался тоскливо: — чувствую себя зверем, которого загоняют охотники. У вас нет такого ощущения?

Сплошная серая стена, идущая от парка, приблизилась, до неё осталось всего пара сотен метров. Бегущие перед ней люди, запыхавшиеся, взмыленные, давно перешли на шаг, а первые из них уже достигли парковки. Точно достигнув заранее оговоренного финиша, они останавливались, вставали рядом, переводя дыхание. Всё сильнее тянуло тем самым незнакомым до сего дня запахом, и не понять, что это было.

То ли живое.

То ли мёртвое.

То ли искусственное.

Глава 9. Суббота. Ночь вступает в свои права

Отсюда надвигающаяся на них серая стена выглядела ровной и очень мирной. По-своему очаровывающее зрелище. Она ползла неспешно, накрывала кустарники, окна домов и дома целиком, накрывала фонари. Их свет сразу становился тусклым и странно плоским, точно нарисованные на листе бумаги лампочки давали такой же нарисованный свет. И всё же в этом нарисованном свете можно было разглядеть как там, в сером, нечто шевелится и двигается, как некие уплотнения перетекают друг к другу, сливаясь и вновь разбегаясь в стороны.

Не верилось, что это зрелище люди наблюдали своими глазами, так и тянуло ущипнуть себя, или сдёрнуть с лица очки виртуальной реальности. Сюрреалистическая картина, достойная пера Сальвадора Дали. И до этой стены осталось совсем немного.

Минуты…

— Нам нужно укрытие, — короткая фраза Максима словно разбудила людей, зачарованно смотрящих на серую стену, что так уверенно и неотвратимо шла на них.

— Где, здесь, на берегу? — истерически хихикнула какая-то девушка. — Под кустами заныкаемся, или как кроты в землю зароемся?!

— В музее?

— Там всё заперто, как мы внутрь попадём? — Мага. Оказывается, они с Кристиной тоже достигли своих друзей, стояли рядом. — Решётки на всех окнах, а двери только с виду деревянные и старинные, внутри вторые стоят, стальные — не взломать. Я был, видел, — словно бы похвастался он под конец.

— Чего ты тут собрался взламывать?! — возмутилась уже знакомая им женщина, и Максим вдруг вспомнил, что и подошла она к ним сзади, со стороны этого самого музея. — Я вот сейчас полицию вызову!

Кто-то закатился в истерическом смехе и предложил обязательно вызвать, а ещё желательно армию, морпехов и голубые каски.

— Вы там работаете? — предположил Максим.

— Там, — подтвердила та. — В сувенирной лавке. И никого я туда не пущу!

— Никаких взломов! Что за молодёжь пошла?! — негодующе пожаловался Василий Степанович и положил руку на плечо женщины, словно бы беря её под свою защиту. — А простите, милейшая, как вас величать?

— Любовь…

— Любонька, загляните пожалуйста в этот автомобиль, — продавщица не успела опомниться и понять зачем её куда-то ведут, как управляемая железной рукой седого оказалась у серой машины. — Вон, видите, на груди водителя сидит?

— Агл… бгл… — едва-едва успев отвернуться в сторону, она согнулась, опорожняя свой желудок.

— Вот там, в этом сером облаке, летят ещё такие же создания. Много, — проникновенно сказал Василий Степанович. — И либо мы укроемся от них где-то, либо будем так же как этот несчастный водитель, вот, посмотрите…

— Агл…

— Историко-этнографический музей «Усадьба князя Дольского» — это музей истории, культуры, архитектуры начала девятнадцатого века. По всей России подобных зданий, дошедших до нас почти в первозданном виде, в относительной целости и сохранности очень-очень мало, оттого ценность места, в которое вы входите невозможно выразить в денежном эквиваленте. Прямо сейчас мы с вами находимся в…

Бормотание продавщицы сувенирной лавки, которая оказалась по совместительству ещё и экскурсоводом, уже начинало надоедать. Возможно в иное время её рассказ был бы даже интересен, но в их ситуации он был слишком неуместен. Так думал Максим, но всё же терпел бормотание женщины. Может она так нервы свои успокаивает? К тому же, некоторые вон прислушиваются к её рассказу, не лезут к окнам и не шумят.

То, что снаружи, в обхватившей здание серой пелене действительно имеется нечто неизвестное, но живое, они уже знали. В первый миг все просто мчались к этому старинному зданию, а потом торопились и толкались, вливаясь в широко распахнувшийся вход. Мага оказался прав: деревянные наружные двери, то ли выполненные под старину, то ли в самом деле старинные, дублировались стальными, современными, из толстого листа железа. Заперев за собой дверь, не включая свет, они сгрудились у дальней стены, за магазинным прилавком в два-три ряда — комнатка оказалась очень тесной. Визгливое возмущение продавщицы, справедливо забеспокоившейся за сохранность имущества, стихло, стоило серой стене показаться в поле зрения. Два больших окна, забранных решётками, давали неплохой обзор и худо-бедно позволяли уличному свету проникать в помещение.

Серая пелена пришла и…

Ничего не произошло. На миг окружающие предметы поплыли, исказились, будто перед глазами пронесли гигантскую невидимую линзу, и всё стало как прежде. Только запах, к которому они вроде бы уже принюхались, усилился, да в комнате словно повисла слабая дымка, хотя сейчас, в окружающей их темноте, её почти не было заметно. Люди стояли с натянутыми нервами, минуты улетали друг за другом, а вокруг всё было тихо, лишь иногда с улицы доносились неясные шелест да поскрипывание. Наконец послышался первый негромкий шёпоток, затем ещё, и вот уже доносятся чьи-то вполголоса разговоры. Люди отходили от стены, крадучись подходили к окнам, силясь разглядеть происходящее снаружи.

— А сказали, что там опасно, — с сомнением высказалась девчонка-подросток, лет пятнадцати-шестнадцати. В тёмной комнате хорошо были видны её розовые волосы и какой-то рисунок на щеке — кажется, лилия. — Нафига мы вообще бежали, спрашивается? Обычный туман, только вонючий какой-то. Коть, ну ты то чего убегал?

Котя — стоящий у окна дородный парень, за сто килограммов весом, и при этом явно ровесник девчонки, обернулся, смущённо развёл руками.

— Я конечно хотел посмотреть, что там внутри, — попытался он оправдаться. — Но ведь тебя же одну не оставить. Хочешь, — загорелся он, — я сейчас сбегаю гляну?

— Никто никуда не пойдёт, — строго приказал Василий Степанович. — Мы до сих пор не знаем, что тут вообще происходит.

И в этот момент до них донеслось это.

Начавшись с низких-низких частот и постепенно повышаясь, из серой пелены, окружившей их, пришёл рык. Люди замолчали, обернулись к окнам, невольно втягивая головы в плечи, попятились, а рык всё длился и длился, бесконечный, протяжный, мощный, медленно повышающий частоту. Тонким звоном отозвался колокольчик у входа, срезонировав, задребезжало стекло в шкафу. Нахлынул запах — сильный до тошнотворности, словно его источник был здесь-же, в комнате.

— Когда ты уже замолкнешь?! — сам не замечая, что произносит это вслух, с тихой мукой вопросил Максим.

А рык продолжался, тон его был всё выше, выше, и вдруг он сорвался в ужасающий по громкости и силе хохочущий визг гиены!!!

— Господи… — продавщица опустилась на пол, спрятала лицо в ладонях, — за что нам это?!

Чувствуя, как по спине бегут струйки пота, а в коленках появляется слабость, Максим откинулся назад, на стену, прижал к себе дрожащую Катю.

Минуту назад такой смелый мальчик Котя, с круглыми от ужаса глазами и трясущимися щеками, осторожно отступил от двери, к которой он всё же успел направиться.

Вновь тихо. Слабый шелест одежды. Скрип половой доски — кто-то невидимый в темноте переступил с ноги на ногу. Бормотание ребёнка, уставшего стоять, и сразу наполненный страхом шёпот матери, от которого ребёнок умолкает. Напряжённая тишина почти осязаема, она почти живая. Её пальцы ерошат волосы, её дыхание заставляет щурить глаза, её аура порождает струйки пота, бегущие по напряжённым спинам. Секунды проносились тягучими тяжёлыми каплями.

Негромкий шелест и поскрипывание, прозвучали вызывающе громко. Глаза людей прилипли к левому окну, от которого донёсся звук. Шелест повторился, явственно перекатились камушки на земле, хрустнула деревяшка. Подкравшись ближе, какой-то мужик осмотрел улицу, закрутил головой, шаря глазами по окрестностям. То ли самый смелый, то ли самый глупый — не понять. Видимо не увидев ничего особенного, он прижался к пластику стеклопакета лицом, опустил глаза ниже, и даже его фигура начала выражать удивление. Максим никогда ничего подобного не видел, и потому не выдержал:

— Что там?

— Верёвка, — помолчав, сообщил мужик. — Ничего особенного, просто живая верёвка.

К окну прильнул ещё один любопытный, затем ещё.

— Понимаете, я сначала думал, что это змея, — пояснял мужик, — но пригляделся, а непохоже, и ведь длинная-длинная, не бывает таких змей.

— Но и не верёвка тоже, — возразила ему девушка, тоже глядящая в окно. — Не бывает живых верёвок, это всё рано… ну пусть не змея, но… — она смешалась, пытаясь придумать, что это такое может быть.

— Это верёвка, — мужик сидел гордый, — его сейчас слушали, на него смотрели. Не все желали вставать со своего места, отлипать от стены, словно там было безопаснее, эти люди слушали первоисточник не перебивая. — Да, она живая. Но верёвка, не змея. Что я, змей не видел?

«Почему он так себя ведёт? — подумал Максим. — Результат психологического шока? Скорее всего… У каждого он проявляется по-своему, кто-то впадает в истерику, кому-то надо чтобы его пожалели, или наоборот, — не трогали, а этому внимание необходимо. Хорошо это, или плохо? Да никак, пожалуй, главное, что не рыдает и не бьётся в истерике — уже хорошо. Интересно, а как шок проявляется у меня? Начинаю смотреть на всех со стороны и отстранённо рассуждать?»

Придя к этой мысли, он невольно фыркнул.

— О чём вы вообще говорите?! Какая ещё верёвка, что тут творится?! — возопила продавщица, противным тонким голоском, так не вязавшимся с её полноватой фигурой.

К ней обернулись, зашикали, но было поздно. Дверь содрогнулась, совсем близко послышался низкий короткий рык. От входа и от окон отшатнулись, люди повалили назад, прячась за уже привычную магазинную витрину, словно не понимая иллюзорности этой защиты. Максима с Катей прижали, слева навалился Мага, сжимающий в замке своих рук Кристину, справа возник чей-то острый локоть.

— Мужчина, не давите так, — зашептал рядом женский голос, — тут ребёнок, вы что, не видите?

Рык на улице повторился, более близкий, дверь вновь лязгнула, какая-то женщина испуганно взвизгнула от неожиданности. Дверь тут-же вновь содрогнулась, и затряслась под многочисленными ударами. Выполненная из толстого листа металла, с мощными запорами и дверным полотном из стального уголка, она должно быть могла выдержать и не такую атаку, но грохот, производимый ею, заставлял людей вздрагивать при каждом ударе, прижиматься сильнее к стене. Максим вновь ощутил острый локоть справа, попытался выпрямиться, но безуспешно.

«Да когда же эта тварь поймёт, что преграда ей не по зубам? — И тут же пришла новая мысль: — А что будет, когда тварь поймёт, что ЭТА преграда ей не по зубам?»

Привалившись спиной к стене, капитан Воронцов отдыхал. По выражению его спутника, вокруг происходили «стрёмные вещи», и капитан, пожалуй, сам бы не смог их охарактеризовать более удачно.

Проверить причину криков — оказалось очень плохой идеей.

Впрочем, он не мог поступить иначе — задача любого служителя закона защищать. В этом капитану был больше по душе девиз американских коллег «Служить и защищать», чем Российской полиции «Служа закону — служим народу». Впрочем, в любом случае это лишь лирика и пустые рассуждения. Женщина закричала, и капитан, взяв с собой ДПСника скрипя сердцем пошёл в магазин.

Кричавшая продавщица, тоненькая и совсем ещё молодая, в синем фартуке и такого же цвета шапочке, обнаружилась на своём рабочем месте. Вот только занималась она странным для продавщицы делом — всем своим невеликим весом навалилась на груду пластиковых тазиков, сложенных стопкой на прилавке.

Вбежавший капитан уже открыл было рот, чтобы спросить, что собственно происходит, но в этот момент продавщица сотряслась всем телом, подпрыгнула, а из-под груды тазов послышался тихий скулёж и царапанье. Мужчину охватила ярость. Глупая курица, испугавшаяся собаки и поймавшая её тазами. И вот ради этого он оставил заключённых и прибежал сюда?! Чувствуя, как наливается краснотой его лицо, он с трудом сдерживаясь, негромко поинтересовался:

— Вы кричали? Что здесь происходит?

Женщина подняла голову, выпрямилась, вглядываясь в лица вошедших и уже начала что-то говорить, но тут тазы вновь содрогнулись от удара. Сил в женских руках не хватило, — напрасно она поднялась с прилавка. Отброшенные тазы разлетелись, раскатились по комнате, и на ошарашенного капитана уставились налитые чудными зелёно-голубыми прожилками чёрные раскосые глаза.

Решив, что в ловушке находится пёс, он почти угадал — тварь была очень похожа на собаку. Мощные лапы с серповидными когтями, короткий хвост, поджарое тело, покрытое коричнево-чёрным мехом. А вот голова не понять к какому виду относится и на кого похожа. Носа почти нет, лишь вертикальные щели с пучками волос вокруг. Уши треугольные, похожие на кошачьи, но расположены непривычно низко — примерно за щеками. И ещё, капитану очень не понравились глаза. Слишком умные, цепкие, или это их непривычный вид создаёт такое ложное впечатление?

Поведя головой из стороны в сторону, оценив ситуацию, тварь точно волчок крутанулась на месте. Быстро, очень-очень быстро! С невероятной скоростью, размазавшись в воздухе, превратившись в чёрно-коричневый шар! Капитан не успел заметить, как из этого живого волчка на один краткий миг высунулась короткая лапа с бритвенной остроты когтями, и вот уже продавщица заваливается на спину, и меж её пальцев, сжимающих шею, бьют струйки крови. В глазах нет боли, лишь удивление и непонимание. Ну как же так?

Пистолет точно сам прыгнул в руку, расстояние метра три, промахнуться просто невозможно, но бешено крутящийся волчок метнулся к нему, тварь словно поняла главную для себя угрозу, и пистолет отбросило в сторону, а по груди несколько раз прошли когти. Бронежилет, рассчитанный ещё и не на такие жизненные коллизии выдержал, лишь ткань украсилась неровными полосами разрезов, но сила удара была невероятной, — капитана точно мальчишку отбросило назад, на его спутника, — да сколько же весит это создание?!

Клацнули когти о пол — псевдопёс приземлился упруго, сложенные где-то позади головы уши скакнули на своё место за щеками, голова дёрнулась, заново оценивая ситуацию и вновь возникший туманный волчок метнулся на ДПСника. Несомненно, если не разум, то некие безошибочные инстинкты убийцы, у создания имелись. Это капитан понял, когда его товарищ упал, зажимая изуродованную шею, так же, как и продавщица несколько секунд назад.

Волчок вновь обернулся животным. Раскосые глаза глянули на капитана с непонятным выражением, то ли презрение, то ли насмешка? Что произойдёт сейчас, человек понимал, и потому, когда ушки выскочили на свои места, не медлил ни мгновения. Дёрнувшись вбок, он спас себе жизнь — волчок ударился в стену за его спиной, дешёвенькие обои покрылись хаотичным узором порезов.

Выход был перекрыт, и капитан прыгнул вперёд, перевалился через прилавок, краем глаза следя за противником. Приоткрытая дверь подсобного помещения, которую он заметил, и куда сейчас устремился, оказалась очень хлипкой, декоративной. Создание опоздало лишь на миг, дверь уже закрылась, капитан навалился на неё всем телом, ощутил удар, от которого по полотну сразу побежала трещина.

— Твою… твариную, мать!!!

Комнатка оказалась совсем-совсем маленькой. Стеллажи вокруг, оконце на противоположной стене, в которое не пролез бы даже ребёнок. Замка, либо засова с этой стороны не было — к чему запираться на складе, кому в голову могла прийти подобная мысль? Капитану вот сейчас пришла, он бы многое отдал за этот самый запор и более прочную преграду за спиной. Шли секунды, а в магазине царила тишина. Возможно потеряв из виду цель, неведомый противник отвлёкся на что-то иное, но Воронцов в это не верил. Тварь обдумывает свой следующий шаг. Умная, хитрая и очень быстрая тварь.

Ситуация… Пистолета нет — где-то в той комнате валяется. Рация есть, телефон есть, но выйти на связь и сообщить об этом… этой… а не примут ли его за психа? Да и последний полицейский, что остался с заключёнными, может попытаться прийти на помощь. В его гибели при этом, капитан отчего-то даже не сомневался. Вокруг стеллажи, полки завалены банками, пакетами, мешками, упаковками, в углу притаилось пластиковое ведёрко со шваброй и тряпкой, но ничего могущего ему сейчас пригодиться не видно. Минуты летели друг за другом медленной, тягучей стайкой.

Дверь вздрогнула, на пару сантиметров отбросив потерявшего бдительность Воронцова. Но это был пустяк, много хуже то, что удар пришёлся в верхний угол, тот, который и так имел трещину. Неужели создание действительно разумно?! Невозможно…

Ещё один удар, после которого верхний угол двери отогнулся внутрь. Собственно, он уже не держался, но пролезет ли в получившееся отверстие противник? Пользуясь кратким мигом передышки между ударами, капитан метнулся к швабре, схватив её, прислонил к стеллажу, одним ударом ботинка переломил на две половины. Слава Богу, деревянная, а не пластиковая — даже такое оружие лучше, чем драться консервными банками.

Он ожидал следующего удара, сердце билось как бешенное. Сейчас. Вот сейчас. Ну давай же!

И когда дверь вздрогнула вновь, не замешкался ни на секунду. Рывком распахнул её и обнаружил именно то, что и ожидал — сидящего у ног врага, только-что приземлившегося после прыжка. Подняв над головой обломок швабры, он вогнал его в тело противника, на удивление легко, а может так показалось из-за адреналина, бурлящего в крови? Навалился всем весом, вводя деревяшку дальше, до упора, вдавил своей грудью, защищённой бронежилетом, чтобы проткнуть насквозь, убить гадину!

Вопреки его ожиданиям, создание не визжало, лишь широко распахнулись узкие глаза, а из скривившейся от боли пасти донёсся скулёж. Выпрямившись, Воронцов не глядя протянул руку назад, взял с полки вторую половину швабры и ударил ещё раз, в шею, с первого раза пронзив её насквозь. Пасть раскрылась ещё сильнее, послышался хрип. Пинком ноги капитан рассчитывал отправить зверя под прилавок, с глаз долой, но опять недооценил массу тела — умирающий враг лишь перекатился, засучил ногами.

Пистолет нашёлся быстро — лежал в углу, целый, да и что с ним станется, с железным?

Воронцов пересёк комнату, остановился над телом полицейского. Мёртвые голубые глаза смотрели на него без каких-либо эмоций.

— А ведь я даже твоего имени не помню, — повинился капитан. — Прости, дружище.

Пошёл к выходу из магазина, медленно и тяжело, как старик, переставляя ноги, слушая глухое «тум-тум» своих шагов. Брови отчего-то ползли на глаза, а рука сжимала пистолет сильно-сильно, так, что будь он пластмассовым — уже разлетелся бы осколками. Вспомнил фразу из какого-то старого фильма: «мужчина не плачет, мужчина огорчается». Пинком ноги распахнул входную дверь.

И вспомнил эту же цитату ещё раз, стоя над вторым телом. В душе клокотала злость, пожалуй, даже бешенство, на глаза наворачивались слёзы из-за напрасности этих смертей. Как же всё это глупо, как вообще такое могло произойти? Молоденький полицейский, которого он оставил с заключёнными, лежал с перерезанным горлом. Воронцов помнил, что этот парень, кажется его звали Володя, выстругивал волшебную палочку «как у Гарри Поттера», дочери на день рождения. Собственно, палочка была здесь же. Торчала в глазнице у заключённого, пребывавшего без сознания. Ранее пребывавшего, теперь же просто мёртвого. Не хватало лишь одного, того самого маньяка, который называл себя Убийцей.

Сколько он так стоял, Воронцов и сам не знал. Опомнился, услышав шаги за спиной. Обернулся, уже держа в руке пистолет, взял на мушку подходящего к нему человека. Тот остановился, поколебавшись поднял руки вверх, но капитан и сам увидел, что это не сбежавший маньяк. Махнул стволом, подзывая человека, убрал пистолет в кобуру. Подумав, подобрал с земли автомат мёртвого Володи.

Подошедший, был тоже в форме, и Воронцов узнал его. Николай, работает в местном отделении. Сегодня вроде за дежурного был.

— Ты какими судьбами здесь? — спросил капитан негромко.

— Сменился, сдал смену и домой собирался, когда вы помощь по рации запросили. А так как всё равно в эту сторону ехал, то и завернул. Вижу, — Николай огляделся, — правильно сделал. Где подмога?

— Да чёрт её знает, — безнадёжно махнул рукой Воронцов. — Сам видишь, нету никого.

— И не будет, наверно, — вздохнул мужчина.

— Это почему?! — Воронцов напрягся, незаметно перехватил автомат поудобнее. — Что ещё за ерунда?

— Ты что, сигнал ГО не слышал? — Николай скривился. Он раз за разом всё отводил взгляд от Володи, лежащего на земле, и каждый раз глаза точно сами по себе возвращались к телу.

— Какой ещё ГО?

— Гражданской обороны. Эх, брат, стрёмные дела творятся. Боюсь, не до тебя сейчас будет властям… — Николай очередной раз отвернулся от мертвеца, и лишь сейчас заметил второго. Заключённого, с торчащей из глазницы деревянной палочкой. Передёрнулся. — Но ты сначала расскажи-ка, что тут произошло.

Убийца стоял посреди серой пелены.

Это было удивительное ощущение: странное, никогда досель не ощущавшееся им. Чувство опасности вопило, предупреждая об угрозе, скрытой от глаз. Он вдыхал чужой воздух, пропитанный чужими запахами, чужим холодным удивлением, равнодушным удивлением, такого сочетания он ранее даже представить себе не мог. Один раз почувствовал мимолётное, случайное прикосновение к правой ноге, нечто длинное, странной многажды раз разветвлённой формы проползло мимо, царапнуло штанину — в ней тут же образовалась прореха. Даже тогда он не шевельнулся.

Стоял с закрытыми глазами, впитывая то новое, что с ним произошло.

А ещё, вернулось забытое ощущение из снов далёкого-далёкого детства, — он вновь почувствовал себя птицей. Сейчас тот, кто называл себя Убийцей словно не представлял, а по-настоящему летел над чужой, незнакомой землёй. На земле стояли люди, они поднимали глаза, испуганно показывали на него пальцами, провожали встревоженными взглядами, а он летел дальше, пока, лишь пока, игнорируя их смешные удивление и страх. Он был большой, очень большой и очень хищной птицей.

Это было прекрасно.

Большая птица вышла на охоту.

Глава 10. Суббота ночь. Воскресенье утро

Паша Зарубный стоял посреди бесконечного серого пространства. Это было странно, если не сказать дико, и, если честно, сам он себя сейчас ощущал попавшим в воздушный шарик тараканом. Ничего вокруг, лишь странный запах и крикливые, искажённые звуки, доносящиеся откуда-то слева. Самое обидное, Паша и сам не мог сказать точно, как вообще сюда попал. Отзвучали сирены, которых так испугалась подруга Маринка. Этой паникёрше досталась пара подзатыльников, потому что никаких серьёзных последствий сирены не принесли, зато вдруг начали заявляться постоянные друзья-собутыльники, возбуждённые, обеспокоенные, и потребовалось искать новую порцию алкоголя. За ней то Паша и вышел, решив дойти до соседнего подъезда, в котором жила местная бабка-самогонщица. Одурманенный мозг не сразу заметил произошедшие вокруг изменения. Паша брёл по памяти, задумавшись, подыскивая доводы для жадноватой бабки, потом, пару раз едва не упал, поскольку кажется, свернул не туда. Куда? Да кто-ж его знает, в этом тумане все ориентиры терялись, либо искажались.

Страха почему-то не было, была досада, желание выпить и обида на Маринку, за что — Паша сам не знал. Ох и достанется же ей, когда он вернётся! Надо было только найти обратную дорогу, а вот это никак не получалось… Один раз он остановился под тусклым фонарём, чтобы в его свете разобраться со своим местонахождением, но не успел толком осмотреться, как из темноты вынеслось нечто похожее на собаку, со странными треугольными ушами, остановилось перед пьяным парнем, с сомнением глядя ему в лицо. Наклонившись к животному, Паша щедро дыхнул перегаром, сложил губы трубочкой, свистнул, позвал негромко:

— Шарик, Шарик!

Ещё и руку протянул, что-то погладить животное, лишь в самый последний момент поняв, что на собаку оно не очень-то и похоже. «Шарик» втянул голову в плечи, в глазах мелькнуло, Паша готов был в этом поклясться, нечто похожее на презрение. А ещё, вдруг усилился посторонний запах, незнакомая химия буквально шибанула в нос, отчего Паша чихнул, щедро оросив соплями морду стоящего перед ним зверя. Отшатнувшись, тот издал невнятный скулёж, затряс башкой, и совершенно по-человечески потёр, два носовых отверстия лапой.

Парень попятился, а зверь стоящий перед ним вдруг сорвался с места и прянул в темноту, лишь некоторое время ещё было слышно протяжное «у-у-у…».

После этого алкоголь как-то сам по себе то ли выветрился, то ли приглушил своё действие — странная встреча заставила осознать, что вокруг происходит нечто неладное. Развернувшись, Паша зашагал в обратном направлении.

В здании музея было тихо. Люди, перепуганные до нервного тика и дрожи в ногах, постепенно приходили в себя. Тихие шаги, рык и шелест за окнами исчезли, лишь иногда доносился непонятный скрежет да скулёж. Ловя эти звуки сквозь дремоту, Максим начинал думать о том, что некто пытается сделать подкоп. В то, что эта затея увенчается успехом в столь короткий срок, он верил слабо, но всё же утром надо непременно проверить периметр здания.

Дверь, ведущую из сувенирной лавки в основную часть музея, они сообща выломали, и даже продавщица Люба, до этого призывающая относиться к окружающей их обстановке с почтительностью и должным пиететом, проигнорировала сей факт. Слишком все устали. Подсвечивая дорогу экранами телефонов, разбрелись по двухэтажному зданию в поисках места для ночлега. Двум присутствующим детям без рассуждений отдали обнаруженную хозяйскую кровать. Шикарная, с вычурными резными ножками, бортиками, балдахином, она возможно и в самом деле стояла здесь с девятнадцатого века, вот только сейчас дела до этого никому не было. С детьми же, прилегли их мамаши, остальные спали кто где и, кто как.

Максим лежал, и перед глазами проносились образы сегодняшнего дня. Белый бок его машины с самого утра. Смешно в тот момент отнюдь не было, сейчас же, впору было посмеяться над этой надуманной проблемой. Спасатель на пляже, кровь, стекающая по его груди и рукам. Лица людей вокруг испуганные и напряжённые. Выпрыгнувшее со второго этажа существо. Его нечеловеческая морда, непривычные движения. Нет сомнений, его анатомия иная, человек, да и вообще, любое известное Максиму существо не могло бы так прыгать и так двигаться. И как эпилог, маленькие прямоугольнички света плывущие в темноте — то люди ходят по зданию музея в поисках места для ночлега, подсвечивая дорогу экранами телефонов. Должно быть имелись и некие иные события, детали, мелкие факты, не замеченные им, незначительные, но укладывающиеся в картину происходящего. Что-то, что он в горячке дней, в воцарившейся аномальной жаре не заметил.

— Спишь? — шёпот Кати был так тих, что не потревожил лежавших поблизости людей. Он щекотно проник в ухо, откинул дремоту и сонм нахлынувших воспоминаний тёплым девичьим дыханием.

Приблизив губы к маленькой серёжке, Максим ответил:

— Никак не могу уснуть. Зависаю где-то на грани, — соблазн был так велик, что он, не удержавшись, легонько ущипнул губами мочку её уха, почти не понимая, что делает, почти не специально.

Девушка, выдохнув, потёрлась скулой о его щёку.

— Вот и я тоже… Лежу, вспоминаю сегодняшний день, думаю об Оленьке. Ну почему мы её не взяли с собой?

— Возможно она сейчас в большей безопасности чем мы. Вспомни, того, кто рычал за дверью, вспомни виденное за сегодня, да тот же мёртвый водитель. Мне кажется это зрелище не для глаз маленькой девочки.

— Но почему я не могу до неё дозвониться?! — выдохнула девушка тоскливо, почти в голос, и Максим торопливо накрыл её губы ладонью.

— Ти-и-ише… Завтра мы обязательно поедем за ней и найдём в целости и сохранности, вот увидишь. А сейчас, ты должна перестать изводить себя, постарайся заснуть.

— Я понимаю, — она кивнула, — извини. Нахлынуло что-то…

Они недолго полежали, словно прислуживаясь — не проснулся ли кто. Затем девушка легонько куснула его за руку, которую он не успел убрать от её лица и вдруг потянувшись, приблизила своё лицо к его лицу, впилась в губы поцелуем. Коротким, но жарким, оставившим на душе Максима бурю эмоций, а в голове звенящую лёгкость. Уткнулась в шею холодным носом.

Он провёл рукой по её спине, волосам, принялся их легонько оглаживать и сам не заметил, как наконец провалился в сон.

Ванёк, по прозвищу Гитарист, сидел у окна на втором этаже. Нагло проигнорировав табличку «Руками не трогать!», он передвинул обнаруженное здесь кресло-качалку к самому оконному проёму, приоткрыл пластиковую створку и сейчас самозабвенно курил, настраивая любимую гитару.

Тридцать один человек. Именно столько их было заперто в музее. Кому и зачем понадобилось устраивать этот пересчёт — Гитарист не понял, но получившееся количество удивило. Откуда столько набралось?

Подтянув последнюю — шестую струну, он провёл рукой, внимательно слушая звук. Взял аккорд, второй, пробежался перебором. Подумав, поправил первую струну и на этот раз результат его удовлетворил. В этой части дома, насколько он помнил, на ночлег никто не остановился. Не было тут жилых комнат. Из комнаты, где он находился, можно было попасть лишь в бальный зал, с двумя рядами старых стульев с бордово-красной обивкой, несколькими журнальными столиками — возможно в позапрошлом столетии там стояли напитки и закуски для благородных господ и их дам. В углу гордо взирал на окружение старинный белоснежный рояль.

Взял аккорд, негромко затянул свою любимую:

Вот и всё, я обещаю любить.

Вот и всё, и моё слово — закон.

Вот и всё, надо уметь уходить.

Вот и всё, я закрываю сезон.

Ванёк запнулся. Отчего то сейчас в привычных, казалось бы, энергичных словах, ему почудилась обречённость, которой ранее там не было. Дурацкая ситуация! Ночью они точно обезумившие телефонные хулиганы пытались дозвониться до всех подряд: до полиции, до МЧС, до пожарных, до скорой, и кажется даже до службы газа. Кто-то звонил в газеты и друзьям блогерам, мамаша, прижимающая к себе мальчика лет десяти, дозвонилась до дяди (у меня дядя — министр, я вам обещаю, нас уже через пол часа вытащат и ещё извиняться будут что так долго ехали!!!) и долго рыдала в трубку, описывая пережитый страх. Не везде брали трубку, в частности служба газа ни разу не ответила, некоторые номера были просто постоянно заняты, но это никого не смущало. Они просили помощи, требуя её немедленно, описывали происходящее, умоляя поторопиться, грозили шумихой в прессе, жалобами в администрацию президента и в суд по правам человека, получая в ответ лишь усталые просьбы подождать, потерпеть — скоро всё наладится, ведь помощь уже в пути. А ещё, почему-то настоятельно рекомендовалось не пытаться покинуть город самостоятельно, все службы как сговорившись, раз за разом повторяли, что это может быть опасно. Это пугало, появлялись новые вопросы, на которые никто не отвечал, или отвечал уклончиво, не объясняя причин, зато вновь и вновь озвучивая это предупреждение.

Сам Ванёк никуда не звонил — родители уехали отдыхать к родне в Воронеж, и единственное что он мог — это мысленно благодарить ту самую родню. Лишь позже до него дошло, что узнав из новостей о происходящем в городе, родители будут беспокоиться ещё сильнее, и надо было подать о себе весточку… А потом мобильная связь сдохла, да так и не была восстановлена. Но ведь в любом случае, о их беде знают, и город, несомненно, давно окружён силами военных и МЧС. И ещё чьими-нибудь, наверняка сюда согнали всех, кого только можно. Ванёк был бы рад любой помощи, да пусть хоть французские голубые каски пригонят — лишь бы толк был. Странно только, что вся эта гипотетическая толпа народу, никак себя не проявляла — не летали вертолёты, не раздавались в мегафоны бодрые команды. Ждут утра? Но ведь пока они медлят, здесь, в серой пелене бродят серые создания, ползают живые верёвки и трясутся от страха тысячи граждан. Как бы то ни было, ни одно правительство не способно оставить на убой такое количество народу, а значит надо лишь подождать, совсем немного.

Забытая в пепельнице сигарета дотлела, потянуло противным запахом жжёного фильтра. Затушив её, Ванёк затянул с самого начала:

Вот и всё, я обещаю любить.

Вот и всё, и моё слово — закон.

Вот и всё, надо уметь уходить.

Вот и всё, я закрываю сезон.

Последняя строчка прозвучала настолько зловеще, что на душе шевельнулось нечто затаённо-незнакомое. Почти первобытный страх.

И он опять замолчал. А что если такое, вот такое как здесь, творится по всей стране? Или, на сердце от этой догадки стало совсем холодно, во всём мире? Да нет, не может быть, это же идиотизм! Откуда возьмутся эти серые в таком количестве? И тут же пришла мерзкая мысль: а откуда они взялись в их городе? Очень-очень плохая мысль, потому что он не знал, что ей ответить, и оттого вдарил по струнам, затянул чуть громче, ожесточённее:

Зачем и кому все песни мои?

Лететь одному, сбивая столбы?!

Такие, как я, живут один час!

Запомни меня таким, как сейчас!..

Закончилась песня, доиграла гитара, звенящий звук струн ещё недолго повисел в воздухе и стало тихо. Затем послышались шаги и в комнату вошёл некто, остановился у порога, скрытый темнотой.

— Молодец, парень, очень хорошо играл и классно пел, — Гитарист узнал по голосу седого пенсионера, как там его, кажется Василий Степанович? — А я в это время в соседней комнатке у окна посидел, посмотрел.

— И? — не выдержал Ванёк, когда понял, что продолжения по-другому не получит.

— Под твоё окно прибежало аж две серые гадины. Прыгуны, которых вы в парке видели. И ещё какая-то другая тварь, на собаку похожая. Деталей я не разглядел, да и сложно их разглядеть, ночь всё-таки. И ещё, иногда пелена создаёт странные оптические эффекты, искажает видимое. Может я вообще размеры перепутал, и собака была размером с человека, а серые — маленькими?

Ванёк помолчал, подумал, спросил:

— Значит мне лучше не играть? Извините, я конечно сам знаю это, но на душе…

— Да понимаю я, — подхватил Василий Степанович и закашлялся, долго, тяжело. Наконец, продолжил: — благодаря тебе, мы узнали, что можем приманивать этих тварей на звуки гитары. Хотя скорее всего, на любые громкие звуки, это надо обязательно проверить. Причём они не нападали, стояли внизу, то ли слушали тебя, то ли понимали, что не смогут до добраться.

— Что бы нам ещё это дало…

— Кто знает, может завтра днём эта информация пригодится. Ты же не думаешь, что мы будем сидеть в музее безвылазно?

От этой идеи, Ванёк даже закашлялся.

— Вы что, хотите… — он указал пальцем за окно, — пойти туда?! Но зачем?!

— А чем мы по-твоему здесь должны питаться? Сувенирные магнитики кушать? — не менее искренне удивился седой и Ванёк назвал мысленно себя болваном, а собеседник продолжил: — вода пока из-под крана течёт, мы наполнили все имеющиеся в наличии ёмкости, хотя их и было то… Но наполнили, так, на всякий случай. За едой же и прочими необходимыми нам вещами придётся завтра идти.

Гитара соскользнула по креслу, упав, жалобно тренькнула, но её владелец даже не заметил этого. Вот сейчас ему стало по-настоящему страшно, может быть даже страшнее чем там, в парке, когда из кустов к ним неожиданно выпрыгнула мерзкая серая тварь, набросилась на проходившую мимо старушку, и девчонки тут-же завизжали так слаженно, точно готовились к этому вечеру всю жизнь.

Про себя, Ванёк возблагодарил темноту, царящую в комнате — благодаря ей, задрожавшие руки парня остались незамеченными собеседником. Справившись с голосом, открыл было рот, но на всякий случай прочистил горло и неожиданно тоже закашлялся. Подобрал с пола гитару, положил на колени.

— Вы считаете, что завтра… То есть уже сегодня… К нам не придёт помощь?

— А как ты сам считаешь, парень?

— Я… — пришлось опять прочистить горло и откашляться, после чего, Ванёк честно признался: — я думаю, что, если бы всё было в порядке, военные уже наводнили бы весь город. И вертолёты мы бы слышали ежеминутно.

— Соображаешь, — одобрительно и очень печально согласился седой. — Только не делись своими мыслями ни с кем, ладно? Будем делать вид, что всё вот-вот нормализуется.

— Конечно.

— И ещё, вдруг ты не в курсе? Мы тут наушники искали…

— И вы туда-же… — простонал Ванёк. — Ну нету у меня их, нету. Раз десять уже спрашивали!

— Ну извини, мало ли…

На три десятка человек, собравшихся в музее, пришлось примерно столько же мобильных телефонов, и ни одних наушников. Были беспроводные, правда, но для включения режима FM-радио в телефонах, требовался именно провод, из-за чего, вечером были устроены масштабные поиски и опрос присутствующих. На весь этот долбанный музей, не нашлось ни одного радиоприёмника. Интернет пропал вместе со связью, и откуда ещё узнавать новости, как не по старой доброй радиоволне…

— Ладно, завтра утром всё равно в магазин идти. — Седой хмыкнул. — За покупками. Пошёл бы ты, отдохнул. День может выдаться суетным, желательно быть со свежими силами.

С уст Гитариста едва не сорвалось возмущённое «Я никуда отсюда не выйду», щедро сдобренное матом, но…

А кто пойдёт? Женщины и два ребёнка? Старик этот, явно давно уже сидящий на пенсии? Девчонок отправлять?

Ваньку стало стыдно, он ощутил, как запылали его щёки, и вдруг пришло спокойствие. Завтра они пойдут туда, в окружающий серый мир. Завтра они узнают кто из них мужчина, а кто просто носит дополнительный анатомический причиндал. Он, — обычный уличный гитарист, но он пойдёт, если это потребуется.

За окном вновь послышался шелест, раздражённое фырканье, короткий неразборчивый скулёж. Спокойствие на душе качнулось, попыталось смыться, но Ванёк вцепился в него двумя руками и не отпустил.

— Спокойной ночи, Василий Степанович. Надо — значит сходим, — согласился он.

На ночлег Максим с Катей и Мага с Кристиной устроились в охотничьем кабинете, растянулись вчетвером на огромадной медвежьей шкуре, отрубившись на удивление быстро — не было (как боялись девушки), ночной какофонии рыка и воя. Жара, царившая на улице, из-за близости реки — усадьба князя Дольского стояла почти на берегу, — быстро сменилась свежестью, да и в старинной постройки деревянном здании, было прохладно и пусть очень непривычно, но по своему даже уютно. Поначалу. Потом, по мере того, как дом остывал, стало менее комфортно и девушки прижались к своим парням. Максим сквозь сон даже порадовался новым ощущениям — тёплое дыхание Кати на шее, руки девушки, обнявшие его, грудь, прижавшаяся к его груди.

Одно не давало ему спать спокойно: стоило закрыть глаза, и почему-то приходили мысли о маленькой девочке, которая сегодня осталась дома с бабушкой — сам не зная почему, он очень беспокоился за Оленьку. Перед сном Катя набрала свою соседку должно быть не один десяток раз и всё безрезультатно. Это заставляло Катю ругаться и сжимать свои кулачки так, что белели костяшки, но поделать она увы, ничего не могла. Завтра, Максим в этом не сомневался, Катя попытается добраться до дома, и он конечно пойдёт с ней. Было заранее… Ну, пусть и не страшно, но… Тревожно? Наверное, да, это правильное слово. Именно тревожно, оттого, что неизвестно что там сейчас на улице происходит, кто бродит, цокая когтями и порой негромко подвывая.

Поворочавшись с боку на бок пол часа и окончательно замёрзнув, Максим сходил к окну, попытался аккуратно снять портьеру, и потерпев неудачу, попросту сдёрнул её. Под хруст рвущейся ткани, звеня креплениями, уронил в итоге тяжёлую деревянную гардину. Её падению он порадовался очень скоро, когда пошёл за второй портьерой. Примерно в то же время, к ним начали присоединяться ещё какие-то люди, приходили, ложились рядом, укрывались импровизированным пыльным одеялом, и всё равно дрожали от холода.

— Кажется, я заболела, — тихо пожаловалась Катя под утро на ухо Максиму. — Всё тело ломит и дрожу, никак согреться не могу.

Максим, испытывающий то же самое, лишь покрепче обнял подругу. Они не спали, а дремали, сквозь сон слыша постанывания из соседней комнаты. Не удержавшись, Мага сходил туда, а вернувшись, негромко поведал:

— Женщина старая. Совсем ей плохо, вся трясётся и очень-очень горячая. Таблетки выпила, но пока не помогли. — Поцокав языком, он грустно повторил: — совсем ей плохо.

Утро они встретили с усталым облегчением.

Странно было выглядывая в окно, видеть серость и блёклый мутный шар в небе вместо привычного солнечного диска. Люди вставали, борясь с дрожью умывались. Мобильные операторы так и не восстановили свою работу, спасибо, хотя бы водоснабжение и электроэнергия имелись.

Как-то само собой получилось, что, завершив утренний моцион, проснувшиеся шли в бальный зал — самое большое и просторное помещение. Очень скоро сюда же начали переносить стулья, лавки и столы, из тех, что полегче. Максим устроился с друзьями в углу, возле рояля. Отсюда помещение было хорошо видно, как и заполнивших его людей.

Пересчитав собравшихся и определив, что не хватает трёх человек, Василий Степанович попросил детей сбегать за ними. Усталый и посеревший за ночь, он подошёл к окну и некоторое время ждал, пока утихнут разговоры, но и после этого, заговорил не сразу.

— Если никто не возражает, я возьму слово, — наконец произнёс он негромким сильным голосом. — Во-первых, по праву старшего среди собравшихся здесь, во-вторых, потому что других желающих, — он усмехнулся, — кажется нет.

— Говори, отец, чего там, — поддержал говорившего худой как вешалка интеллигентного вида мужчина.

Максим удивился тому, насколько сын не похож на родителя, но тут же сообразил, что это лишь уважительное обращение, а не признание родства.

— Меня зовут, Василий Степанович и я хочу изложить своё видение ситуации, чтобы сообща определиться с дальнейшими действиями. — Он обвёл взглядом собравшихся, и продолжил: помощь придёт, в этом сомнений нет. Не знаю, что явилось причиной происходящих вокруг нас… м-м-м… необычных явлений, но в любом случае, власти с ситуацией разберутся. За нами прилетят вертолёты, или приедут машины, но их ещё необходимо дождаться. Прошлая ночь показала, что мы элементарно не готовы к ночлегу в этом музее…

— Погодите… — человек-вешалка поднял руку. — Вы утверждаете, что мы можем здесь провести ещё и следующую ночь?!

— Не знаю. Но если это случится, мы должны быть к этому готовы. Выходить наружу опасно, вооружённых огнестрельным оружием среди нас нет к сожалению, но придётся сходить в соседний гипермаркет и набрать там необходимые припасы.

— В парке были полицейские и что, никто из них не добежал до нашего музея? — саркастически осведомился другой голос.

— Я добежал, — поднялся с табурета крепыш в форме и продемонстрировал залу пистолет. — Но патронов у меня нет. Всё вчера потратил. Со мной были ещё двое, но их при мне… — желваки на его скулах на миг вспухли и опали. Уже суше, он закончил: — Других патрульных замечал, но в общей суматохе потерял из виду. Сам стрелял пока не кончились патроны, потом ушёл.

Простая в общем то фраза, заставила Максима поёжиться. Вот так просто, крепыш сообщил присутствующим, что неизвестное количество полицейских прошлой ночью погибли, выполняя свой долг, защищая мирных граждан, как оно и положено. Без оглядки на многочисленные фильмы про «плохих» и про «продажных», просто потому что они были в этом месте, и они должны были это сделать. Может быть, кто-то конечно выжил, тоже сумел убежать и сейчас находится в других зданиях, или даже покинул город, но вспоминая ожесточённую стрельбу в парке… Светлая вам память, ребята…

И ещё. Откуда, чёрт возьми, вообще взялось такое количество этих тварей?! Кто бы ответил…

— Нам нужна еда, медикаменты, тёплые одеяла, — продолжил говорить Василий Степанович, не давая возникшему шуму и дискуссии разгореться. — Вода идёт из-под крана, но сколько так будет продолжаться — никто не знает, потому желательно обзавестись посудой и держать запасы еды, воды, тёплой одежды.

— Фонарики, туристические плитки на газе, оружие, рации — неожиданно даже для себя, подал голос Максим.

Сидящая рядом Кристина дёрнулась от его громкого голоса, посмотрела укоризненно.

— Верно, и это тоже. И ещё многое, многое другое. Да, пока не забыл: обязательно раздобыть несколько радиоприёмников на батарейках. А то сидим как в каменном веке…

— И вы хотите за всем этим пойти туда, — человек-вешалка ткнул в серое окно.

— У вас есть другие предложения?

— Пойти к бродящим в вонючем тумане чудищам, ходить там ничего толком не видя, драться с монстрами, — саркастически перечислила вчерашняя девочка-подросток с розовыми волосами. — Разве может быть предложение круче?! Можете заниматься этим сколько угодно, но мой Котя останется здесь!