Пекарь-некромант. Часть 2

Глава 24

У меня в животе появился холодок – глаза Сверчка закатились. Голова бандита безвольно повисла, уткнувшись подбородком в грудь. Мерзкая улыбочка исчезла с красного лица. Блестящая струйка слюны вновь потянулась от губ бандита к его груди. В комнате воцарилась тишина – молчала даже Лошка (неужто Полуша закончил жарить и пошёл печь?). Я шумно выдохнул, провёл ладонью по лбу.

— Спасибо, профессор, — сказал я. – Думал: сам его заткну. Едва сдержался.

«Мог бы не сдерживаться, етить его».

— Нельзя так… спросонья-то. Не по-человечески это, старый.

Усмехнулся.

— Голова закружилась от его трёпа. Уж какая у меня жёнушка была говорливая... А если бы такое заклинание бросили на неё? Представляешь, мэтр? Мурашки по коже. Случился бы конец света, не иначе. Да она бы в два счёта вскипятила мне мозг! Надеюсь, ты его не убил?

«Всё тот же «удар мешком», юноша. Как вы и просили».

Краснолицый бандит вновь стал заваливаться на бок – в этот раз я ему не мешал, позволил чиркнуть затылком по стене и улечься на пол. Сверчок ударился виском о половицу. Звук удара получился неожиданно громким и звонким, точно по стволу дерева удали пустым ведром. Из пекарни на него откликнулся Полуша – загрохотал тазами: словно нарочно изобразил активную работу.

— Неслабо он запудрил мне голову, – повторил я. – До сих пор в башке вертится мешанина из его рассказов. Подзабытое, скажу я вам, ощущение. Раньше был уверен, что на подобные мозговые штурмы способны только женщины.

Потёр подбородок.

— Гляди ж ты: бандиты тоже такое могут. И ничем не хуже, чем дамочки. Вот это его несло! Мощное заклинание эта твоя «… радость», мэтр. Я слово не успевал вставить. Как долго наш Сверчок будет в отрубе?

«В этот раз я вложил в плетение меньше энергии, — сказал профессор. – Потому что мы уже выяснили: защиты от ментальных атак у него нет. В беспамятстве он пробудет не меньше трёх часов. Три часа – гарантировано. Но если вам понадобится, юноша, я смогу вновь привести его в сознание относительно быстро: на такое действие понадобится на тридцать-тридцать пять процентов меньше времени, чем в прошлый раз».

Я махнул рукой.

Представил, что Сверчок вновь может обрушить на меня поток информации – поморщился.

— Не надо, мэтр. Я услышал всё, что хотел. Мне он больше не нужен.

«Как это не нужен, парень? – проскрипел в моей голове голос старого пекаря. – Как это, етить его, он тебе не нужен? Ты же собирался потолковать с ним! Нужно узнать, зачем он вломился в мой дом! Кто его послал? Явился ли он в одиночку? Неужели, лодырь, ты не понимаешь, что твоей глупой башке всё ещё грозит опасность? Или ты думаешь: он со своим ножичком припёрся к тебе морковку чистить?»

— Что ты несёшь, старый? Он всё уже нам рассказал.

«Когда?»

— Да только что. Ответил на все твои вопросы. И кто, и когда, и зачем, и почему. Всё же ясно. Или ты хочешь снова его послушать?

Я указал на Сверчка.

— Лично мне его болтовни хватило с избытком. Более чем. Я бы даже сказал, что он наговорил слишком много лишнего.

«Я уловил только кучу бессвязных фраз, — сказал мастер Потус. – Этот мелкий паршивец над тобой издевался: столько пустых слов я не слышал ни от одной бабы! Любая старуха на рынке тараторит не так быстро! Что он такое нёс? Какие такие «лёгкие деньги»? Хочешь сказать, ты нашёл хоть какой-то смысл в этом его словесном поносе? Растолкай его снова! Расспроси его, не торопясь. Пусть толком тебе всё объяснит».

— Ты шутишь, старый?

«Пни его пару раз!..»

— Да всё понятно же, — сказал я.

«Что ты мог понять в этой бабской болтовне, етить её?»

— Ты, старик, попросту не привык к быстрым потокам информации. Не смотрел… эээ… ящик с картинками, не читал никогда новостную ленту. И не слушал от жены пересказ очередного сериала. Всё с тобой ясно. Твоя призрачная голова, старик, не умеет с нужной скоростью обрабатывать информацию. Даже не знаю: сочувствовать тебе или завидовать.

Посмотрел на маячившую в дверном проёме фигуру призрачного пекаря. Лишь сейчас вдруг задумался над странностью: призрак светился голубоватым светом, но не освещал пространство вокруг себя. Его сияние не отражалось в стёклах окон, не оставляло блики на покрытых мебельным лаком поверхностях. Не слепило меня: даже ночью в неосвещённой фонарями комнате, глядя на него, я не жмурил глаза.

«Что он тебе рассказал? – спросил яркий, но не ослеплявший своим сиянием постэнтический слепок личности мастера Потуса. – Что тебе стало понятно, парень? Я не врубился, про какой ящик с картинками ты мне втолковывал: в этих ваших магических штучках не разбираюсь. Но с говорливыми бабами я сталкивался, не сомневайся. Ни одна из них не трещала так быстро, как этот Сверчок».

— Согласен с тобой, старикан. Этот товарищ говорливостью удивил даже меня. Не ожидал, что магия настолько хорошо развяжет ему язык. Ты не поверишь: горжусь собой. Я теперь настоящий гений дознания. В два счёта расколол клиента на признательные показания. Хотя ни единого вопроса не успел ему задать. Такое нужно ещё умудриться сделать. А я, как видишь, сумел. Всё же не в той я гильдии состою.

Покачал головой.

— Перевожу для тугоухих и тугодумов то, в чём признался мой клиент, — сказал я. – Так вот: некая гражданка с тёмным прошлым по прозвищу Мамаша Нора люто на меня обиделась. Эта известная в нашем городе личность не сумела самостоятельно отомстить за обиду. Поняла, что у неё кишка тонка тягаться с умным, красивым и везучим мастером-пекарем – решила натравить на него криминалитет города. На меня то есть.

Щелкнул пальцем.

— Мою голову она оценила в две золотые монеты. Вот так вот. Печально. Не очень-то дамочка расщедрилась. Я уверен, что жизнь обладателя диплома Седильской кулинарной школы, представителя поварской гильдии Крельского царства, владельца преуспевающей пекарни, любимца женщин и замечательного человека Карпа Марева стоит больше. Намного больше! Да что там: она бесценна!

Я ухмыльнулся, заметив, как нервно мерцает привидение.

— Но для нищих местных бандитов, как видишь, старый, две золотых монеты – это хорошие деньги. Они задумались над столь щедрым, по их мнению, предложением госпожи Белецкой. Потому-то Крюк и навестил меня прошлой ночью: осторожный он. Ему показалось странным, что Мамаша Нора не совладала со мной своими силами – с обычным-то пекарем. Рел Музил почаёвничал со мной… в чём-то я прокололся.

Я пожал плечами.

— В общем, Крюк решил со мной не ссориться… ради всего двух жалких жёлтых монеток. И правильно сделал. Но вот этот краснолицый красавец оказался не столь умён, как его атаман. Или сильнее нуждался в деньгах. Объяснять дальше, старик? Или уже сам всё понял? Товарищ Сверчок решил заграбастать золото себе – в обход рекомендаций товарища атамана. И вот чем завершилась его затея: лежит.

Вздохнул, встал с табурета.

— Что прикажете теперь делать с этим идиотом?

Ни призрак, ни профессор мне не ответили.

Я приглушил в спальне свет. Подошёл к окну, выглянул на улицу. Уличные фонари светились в стороне от моего дома. Их свет прятался за густой листвой клёнов – ветки деревьев умудрились скрыть от моего взора почти всё, кроме усеянного звёздами клочка неба. Сейчас, ночью, складывалось впечатление, что дом с пекарней находился не в городе, а посреди дикого леса. Кроме шелеста листвы, других звуков я не услышал.

«Ты его отпустишь? – спросил мастер Потус. – После того, как он, етить его, пытался тебя убить? Не шутишь? Вспомни: он вломился в мой дом с ножом, без разрешения. Едва не перерезал тебе горло. Если бы не я, Сверчок точно бы тебя прирезал! Ты это понимаешь? Он бы тебя не пожалел – неужто сомневаешься в этом? И ты… спустишь ему такое? Обо всём забудешь? Я правильно тебя понял, парень? Ты собираешься его простить? Никак не накажешь? Вот так вот просто выставишь его за дверь, и только?»

— А что ты предлагаешь, старый? – сказал я. – Вызвать ему извозчика?

Краснолицый бандит лежал около стены, пускал изо рта слюну. Я отметил, что телосложением Сверчок больше походил на подростка, нежели на взрослого мужчину – худой, узкоплечий, костлявый. У меня не было никакого желания к нему прикасаться. Вот только я совершенно не хотел дожидаться, пока бандит сможет уйти из моего дома на своих двоих. Я снова громко зевнул, едва не вывихнул челюсть. Рот ладонью прикрывать не стал: не в присутствии же привидения мне соблюдать приличия.

«Ты не должен так поступать, парень, — заявил старый пекарь. – Слышишь, етить тебя? Я с тобой, лодырь, разговариваю! Не знаю, как было принято поступать с врагами там, где ты жил раньше. Может, вы их в жопы целовали – то ваше дело. Но здесь – не там! У нас не привыкли прощать врагов. Это… не по-мужски! Не веди себя, как тряпка, парень! Ведь ты же не баба, етить её! Наберись смелости доказать всем, что с тобой нужно считаться! Покажи, что ты не бесхребетный трус!»

Призрак перегородил собой дверной проём, словно хотел помешать мне выйти из спальни. Но я пока и не спешил уходить. Примерялся, как бы поднять с пола бесчувственного бандита – чтобы не испачкаться его слюной. Ещё в прошлой жизни не любил слюнявых животных. А уж подобных им людей – и подавно. На болтовню мастера Потуса старался не обращать внимание. Хотя в его словах слышал то, что часто твердила моя жена. Та тоже считала, что мне необходимо было тыкать всем в лицо своей «мужественностью» — как она это понимала.

«Тебе нечего бояться, парень, — продолжал твердить скрипучий голос постэнтического слепка личности бывшего владельца моей пекарни мастера Потуса. – Если ты раздавишь это мелкое насекомое, никто тебя в этом не упрекнёт. Он забрался в твой дом! Только за это ты можешь смело свернуть ему шею – стража, етить её, токмо порадуется, что ты облегчил им работу. И Рел Музил на тебя не обозлится – не боись. Ты же сам сказал, что Сверчок явился по твою голову не по поручению своего атамана».

— Ну что ты разжужжался, старый? – спросил я. – Может и тебя профессор задел этой «радостью»? Сильная штука, признаю. И полезная – бесспорно. Но… ё-моё! Больше не стану применять её под утро. Спросонья мне следовало всё же воспользоваться другим способом, чтобы разговорить этого красномордого товарища. Да кто ж знал? Мне интересно, подействует ли на призрака «удар мешком»? Уложить бы сейчас тебя, старик, рядом с этим слюнявым красавцем. Чтобы помолчал и дал моим мозгам отдохнуть.

«Неужто ты не понимаешь, парень, что если сейчас смалодушничаешь, то потеряешь уважение окружающих? Да ты представляешь, что станут болтать о тебе в городе, етить его? Что ты испужался раздавить какого-то там Сверчка! А если ты не решился тронуть даже такое ничтожество, значит: любой может поискать удачу – попытаться заработать золотые монеты Мамаши Норы. Ведь будут думать, что молодой пекарь из Лисьего переулка слюнтяй. Как там сказал Сверчок, етить его? Лёгкие деньги?»

— Да что ты прицепился ко мне, старик? Заняться нечем? Вон – ступай Полушу поучи жить. И напомни ему заодно, что в пекарне нужно работать, а не продавщиц топтать. Стопудово, пацан обожрался сырного хлеба – сильные, однако, у твоего, мэтр, рецепта оказались побочки. Я, пожалуй, пробовать его не стану: молока-то мне сегодня не принесут. Да и из списка я его вычеркну… хотя… пусть будет. Ведь не все же, как я, обходятся без молока. Глядишь, у кого-то от моего хлеба и интерес к молоку проснётся.

Я усмехнулся, представив, что будет происходить в городе, если накормить его жителей сырными батонами.

«А что, профессор? – подумал я. – Разве плохо получится? Заняться-то здесь по большому счёту больше и нечем: ни тебе телевидения, ни интернета, даже стадиона в этом городишке нет. Пусть лучше работают над ростом рождаемости, чем глушат пиво, вино и самогон. Да и местные вдовушки будут мне за это благодарны. Если, конечно, догадаются, кого именно следует благодарить. Признаюсь честно: соскучился я по их благодарности. А ведь помнишь, как хорошо здесь всё начиналось?»

«Если вы поставите себе цель устроить в Персиле массовые оргии, юноша, — отозвался Мясник Рогов, — то вам следует воспользоваться другими плетениями. Как вы, наверняка, понимаете, идеи, подобные вашей, посещали головы магов и раньше. И многие светлые, гениальные, но лишённые по той или иной причине внимания со стороны представителей противоположного пола учёные работали в своё время над решением озвученной вами проблемы. Причём, поработали они над ней весьма успешно…»

«О чём вы говорите! – прервал рассказ профессора возмущённый голос мастера Потуса. – Что вы несёте? Причём тут бабы, етить их? Ты слышал, что я тебе твердил, парень? Не след отпускать этого стервеца! Даже не вздумай! Не веди себя как размазня! Будь мужиком! Не след прощать обиды! Никогда! Сегодня ты простишь одного – завтра по твою голову явится уже десяток. И не только бандиты! Ты думаешь, кроме них никто не польстится на золотишко? Да и этот Сверчок не сегодня, так завтра вернётся и воткнёт нож тебе в спину – поверь старику!»

— Да успокойся ты уже, старый, — сказал я. – Дался тебе этот красномордый. Ну вернётся он сюда, и что с того? Ты опять меня разбудишь. И все дела. Этот товарищ снова вылетит отсюда носом вперёд. Как и все остальные, кто попробует заработать на мне деньжат.

«А если не вылетит, етить его?»

— Сомневаешься в этом? Я – нет. А что там думают другие, мне по барабану. В прошлой жизни я, быть может, и задумался бы над твоими словами, старик. Возможно, даже последовал твоему совету. Чтобы никто не узнал, насколько я слаб и труслив.

Взглянул на своё отражение в окне – не так давно привык считать его своим. Я теперь выглядел обычным молодым мужчиной: смазливым, атлетичным. Уж больше года я не видел того изуродованного малоподвижным образом жизни толстячка со вторым подбородком и усталым взглядом. Всё же смерть меняет людей. А собственная смерть меняет до неузнаваемости. Я не узнавал сам себя. И не чувствовал себя прежним: ни внешне, ни в душе. Тот, прежний «я», не возродился. В этом мире родился «я» новый.

— Ну сверну я этому доходяге шею. И что мне это даст? Удовольствия сей процесс мне не доставит. Я никогда не убивал людей, старик. И не пока намерен этого делать. Во всяком случае, не по такому поводу. Не хочу, понимаешь?

«Какая разница, чего ты хочешь, етить тебя?!»

— А с чего вдруг я обязан совершать то, что хотят другие? Почему? Не понимаю. Кому и что я должен доказывать, старик? И с какой стати они решили, что я им что-то должен?

Я развёл руками.

— Нет, старик. Я, конечно, не собираюсь противопоставлять себя всему миру. Но постараюсь и не идти на поводу у тех, чьё мнение могу запросто проигнорить. Говоришь, подумают они обо мне что-то? Кто? Как подумают – так и передумают.

Я посмотрел на призрака.

— Поверь мне, старый. Имея в своём распоряжении знания и умения профессора, я могу себе позволить не обращать внимания на мнение обычных горожан. И поступать так, как хочу, а не как привыкли поступать другие. Они – не я. Во всяком случае, не я теперешний.

«И чем ты лучше?»

— Лучше или хуже – не в этом дело. Поверь: по-настоящему сильный человек не страшится выглядеть в глазах другим слабым или смешным. Ему не нужно никому ничего доказывать. Особенно, если он не боится смерти. Умирать страшно только в первый раз, старик. Да ты и сам это знаешь. А что касается этого…

Кивнул на краснолицего бандита.

— Если захочет – пусть возвращается.

Усмехнулся.

— Недобитый враг – это прекрасный повод не расслабляться и следить за тем, что творится за спиной. Впрочем, какой этот ваш Сверчок враг? Так, обычный любитель «лёгких денег». В Персиле таких полно, как и везде. Предлагаешь мне их всех перебить? Серьёзно? А потом ещё разрезать на кусочки, чтобы ночью не поднялись? Не думаю, что это удачная идея, старый. Я пекарь, а не мясник. Забей на этих жалких любителей халявы.

Махнул рукой.

— А вот с той, кто их на меня науськивает, не мешало бы поговорить. Как считаешь? Не пришло ли время мне навестить Мамашу Нору?

Сверчка я вынес на улицу, усадил на траву, прислонил его спиной к стволу клёна. На шаг попятился – оценил картину: уставший мужчина присел отдохнуть и неожиданно для себя задремал. Вполне правдоподобно получилось.

Я поправил голову бандита – не позволил ей завалиться на бок. Огляделся. Двор казался безлюдным – либо уже, либо пока: небо только-только начинало светлеть. Ветер встряхнул крону дерева, уронил на землю рядом со мной несколько листьев. В одном из соседних дворов завыла собака.

— Ну, как-то так, — пробормотал я. – Шляпу бы ему ещё на глаза натянуть, но этот товарищ явился ко мне с непокрытой головой. Сойдёт и так. Надеюсь, ему не придёт в голову ко мне вернуться. Я и так не высплюсь из-за этого уродца. Хотя… не мешало бы подстраховаться: этот кадр умом не блещет. Как ты говорил, называлось то заклинание? «Слабый кишечник»?

«Слабый живот», — сказал профессор Рогов.

— Точно. О нём я и говорю. Действуй, мэтр.

Я почувствовал холодок. И тут же скривил лицо: услышал в ночной тишине новые звуки, уловил в воздухе мерзкий запах. Порадовался, что ветер дул мне в спину.

— Ну вот, — сказал я. – Так-то лучше. Сомневаюсь, что он утром снова попытается меня убить… с полными-то штанами.