Глава 16. Шаг навстречу

Элихио совершенно забыл о своём телефоне, пока тот не напомнил ему о себе настойчивым звонком. Элихио как раз собирался спускаться к завтраку, когда этот маленький нарушитель спокойствия возвестил о том, что его владелец кому-то срочно понадобился. Номер вызывавшего его абонента был незнакомый. Элихио не захотел отвечать; он отправил звонившему сообщение «Я занят, перезвоните позже», сунул телефон в карман и бегом помчался по лестнице в столовую.


Время пролетело незаметно, настал час дневного чая; Элихио уже успел забыть об утреннем звонке, но он повторился — как раз когда они уселись в гостиной, а Эннкетин ставил на столик поднос с чашками и вазочку с пирожными. Элихио охватило странное оцепенение. Телефон надрывался у него в кармане, а он сидел неподвижно, как каменное изваяние, пока Джим не сказал ему:


— Вам кто-то звонит, Элихио. Почему вы не отвечаете?


Элихио достал телефон и сбросил вызов.


— Я не хочу отвечать, — сказал он. — Это кто-то незнакомый.


— Ну и что же? — сказал лорд Дитмар. — Может быть, этому человеку очень нужно с тобой поговорить. А если это что-нибудь важное?


— Я так не думаю, — пробормотал Элихио.


Но с этой минуты им овладело беспокойство, от которого он не мог отделаться ни на секунду. Он уже пожалел, что не ответил: теперь он не знал, кто это был и что ему было нужно. Он всё время думал об этих звонках, был рассеян и нервничал, а после обеда пошёл прогуляться в оранжерею. Там он увидел Йорна, поливавшего из шланга какие-то экваториальные растения с крупными фиолетовыми заострёнными листьями в малиновую крапинку. Заметив Элихио, Йорн снял шапку и улыбнулся своей детской улыбкой, и Элихио тоже рассеянно улыбнулся ему, а про себя позавидовал садовнику: ему-то не нужно было беспокоиться из-за странных звонков.


Наконец он устал беспокоиться и решил не дожидаться нового звонка, а перезвонить на незнакомый номер. Поднявшись к себе в комнату, он сел на кровать и вызвал незнакомца, включив режим голографической трансляции — судя по значку перед номером, модель телефона, с которого ему звонили, поддерживала этот режим. Перед ним возникла полупрозрачная фигура доктора Кройца в полный рост и натуральный размер.


— Так это вы мне звонили? — пробормотал Элихио.


— Да, мой дорогой, — ответила голограмма. — Где ты сейчас, сынок? Твои экзамены уже закончились?


— Да, я уже сдал их, — сказал Элихио.


— Почему ты не приезжаешь, милый? Иниго не дождался тебя, его отпуск уже закончился, и он уехал. Не знаю, когда теперь вы с ним сможете увидеться в следующий раз… Где ты, Элихио? Я беспокоюсь.


— Я сейчас… у одного очень хорошего человека, — ответил Элихио.


— Он твой друг? — спросил доктор Кройц.


— Можно сказать и так, — ответил Элихио. — Нет, скорее, он мне как отец.


Доктор Кройц нахмурился.


— Значит, ко мне ты не приедешь?


— Доктор Кройц, простите меня, — сказал Элихио. — Я вас слишком мало знаю. Вы появились в моей жизни слишком внезапно и — уж простите — довольно поздно. Я даже не знаю, что я к вам чувствую. Я ещё не разобрался во всём этом… Я пока не знаю, что вам ответить.


Доктор Кройц помолчал несколько мгновений. Его голограмма прошлась по комнате из стороны в сторону, потом остановилась и снова повернулась лицом к Элихио.


— А этот человек, у которого ты сейчас… Ты его любишь? — спросил он тихо.


— Очень люблю, — ответил Элихио. — Он отец одного моего очень близкого друга, который умер этой осенью. Когда он узнал, что случилось, он предложил мне провести каникулы у него.


— Элихио, но ведь я же сказал тебе, что ты можешь приехать ко мне, — проговорил доктор Кройц печально. — Я ждал тебя. Сынок, ведь я не чужой тебе!


— Доктор Кройц, я вам уже сказал… — начал Элихио.


— Почему бы тебе не называть меня отцом? — перебил доктор Кройц. — Ты моя плоть и кровь, ты произошёл от меня, и это бессмысленно отрицать.


— Извините, доктор Кройц, я не могу вас так назвать, — сказал Элихио, поднимаясь на ноги. — Может быть, как вы выразились, я и произошёл от вас, но вас не было рядом со мной на протяжении всей моей жизни. Отец растил меня один, и мы всю жизнь, сколько я себя помню, ютились в маленьких квартирках, существуя на его учительское жалованье.


— Элихио, ведь я уже говорил тебе, — вздохнул доктор Кройц устало. — Если бы он позволил мне быть рядом, у тебя было бы два родителя, и вы не ютились бы в маленьких квартирках. Всё было бы по-другому! Элихио, милый мой, время не повернуть вспять, и грехов прошлого уже не замолить, но можно постараться не совершать новых. Будет большой ошибкой, если ты не дашь нам шанса узнать и полюбить друг друга. Что касается меня, то я уже люблю тебя и умоляю только об одном: не отталкивай меня. Не будь упрямым, как Ариан! Сынок, я очень скучаю, очень жду тебя… Если тебе негде жить, можешь поселиться у меня, я буду этому только рад. Я ни в чём не откажу тебе, сделаю всё для тебя — всё, что только в моих силах.


— Вы упустили время, доктор Кройц, — сказал Элихио. — Простите, я больше не могу говорить.


Он прервал связь и сунул телефон под подушку, бросился на кровать ничком и зажал зубами угол наволочки. Перед ним снова встал терзающий его сердце образ отца, лежащего на улице рядом с пакетом с продуктами, засыпаемого снегом, холодеющего. Приступ тоски по нему захлестнул Элихио с небывалой силой.


На его плечо вдруг ласково опустилась тёплая рука, и он вздрогнул, услышав над собой голос лорда Дитмара:


— Дружок, что с тобой?


Элихио попытался овладеть собой.


— Всё в порядке, милорд…


— Ну хорошо, если так. Я вот зачем к тебе зашёл, голубчик… Ты, конечно, помнишь лорда Райвенна, который был у нас на днях? Так вот, мы получили от него приглашение на обед завтра к двум часам. Я подумал, что было бы не очень хорошо с нашей стороны оставлять тебя одного, поэтому я пришёл спросить, не желаешь ли ты поехать с нами.


Элихио покачал головой.


— Спасибо, милорд… Боюсь, я не смогу… Простите, мне не хочется, — пробормотал он.


— Ну что ж… Я понимаю, — сказал лорд Дитмар, вставая. — Полагаю, в наше отсутствие ты не будешь скучать.


Элихио заставил себя улыбнуться.


— Нет, всё в порядке…


— Ну, хорошо. — Лорд Дитмар уже повернулся, чтобы уйти, но передумал. — Извини, мой дорогой, но так получилось, что я слышал твой разговор с доктором Кройцем. Не в моих привычках подслушивать, но я оказался возле твоей двери, когда ты разговаривал. Я хотел уйти, но то, что я услышал, заставило меня задержаться и дослушать до конца.


Элихио сжался. Если лорд Дитмар всё слышал, то он понял, что Элихио обманул его, сказав, что у него нет больше родных. Опережая его слова, Элихио торопливо поднялся на ноги и выпалил:


— Да, милорд, я не сказал вам правду… Но этот человек появился в моей жизни совсем недавно, в день смерти моего отца. Он сказал, что когда-то любил его, что они расстались, а мой отец не сказал ему обо мне. Что он сам лишь недавно узнал о моём существовании. Я не знаю, милорд… Я не знаю, что я к нему чувствую. Да, он звал меня к себе, но я поехал к вам, потому что… Потому что вы для меня ближе и роднее, чем он!


Элихио испугался, что выдал себя — от своих былых грёз он ещё не вполне избавился, — и растерянно умолк. Лорд Дитмар улыбнулся.


— И всё-таки он твой родитель, дружок, — сказал он мягко. — Он просит у тебя совсем немного — только лишь шанс. Почему ты не хочешь дать ему его?


— Он его уже упустил, когда не предпринял попытки найти моего отца и объясниться с ним, — сказал Элихио.


— Откуда ты знаешь, что он его не искал? — улыбнулся лорд Дитмар. — По-моему, ты слишком торопишься его оттолкнуть, ни в чём не разобравшись. Ты проявляешь нетерпимость. Это не очень хорошее качество, дружок… Нет, я не жалею, что пригласил тебя к себе, но всё-таки ты зря не поехал к нему.


Элихио ждал этих слов. Внутри у него всё похолодело, от щёк отхлынула кровь, и он пробормотал тихо:


— Милорд, стоит вам сказать лишь слово — и я немедленно уеду. Я не хочу вас более стеснять.


Лорд Дитмар ласково взял его за плечи.


— Ну, о чём ты говоришь! Какое стеснение, что ты! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь… Я никогда не выгоню тебя, я в любое время дня и ночи приму тебя, когда бы ты ни приехал. Мой дом всегда открыт для тебя. Я лишь прошу тебя проявить великодушие и терпимость и дать твоему родителю шанс. Вполне возможно, что он не дурной человек, просто так сложились жизненные обстоятельства. По чьей бы вине ни расстались твои родители, это уже в прошлом. А в настоящем у тебя есть родной человек, раскрывающий тебе объятия, готовый поддержать тебя, а ты, не подумав, отвергаешь его. Неужели я в тебе ошибся, Элихио?


Лорд Дитмар смотрел на Элихио с таким укором, что он был готов сквозь землю провалиться.


— Не смотрите на меня с таким осуждением, милорд, — пробормотал он чуть слышно. — Я правда не знаю… Не знаю, что мне делать!


— Я не осуждаю тебя, дружок. — Лорд Дитмар нежно дотронулся до волос Элихио. — Успокойся, побудь наедине с самим собой и подумай. Ведь доктор Кройц — единственный родной человек, который у тебя остался. На мою поддержку ты тоже можешь рассчитывать, но я всё-таки не смогу стать тебе родителем — притом, что он у тебя уже есть. Подумай над этим и не торопись отталкивать его.


Лорд Дитмар ласково сжал руки Элихио в своих и уже хотел уходить, но задержался и спросил:


— В какой больнице работает доктор Кройц?


— Он главный эксперт в морге при Центральной городской больнице в Кайанчитуме, — пробормотал Элихио.


Лорд Дитмар кивнул, устало улыбнулся и вышел.


Уже через десять минут он звонил из своего кабинета в Центральную городскую больницу Кайанчитума.


— Здравствуйте, мне нужен доктор Кройц. Из какого отделения? Нет, он не врач в вашей больнице, он главный эксперт морга. Хорошо, переведите звонок туда, буду вам очень признателен… Доктор Кройц, это вы?


Ему ответил негромкий, немного усталый голос:


— Доктор Кройц слушает.


— Здравствуйте… Вас беспокоит лорд Дитмар. Элихио Диердлинг — ваш сын?


Небольшая пауза, и голос взволнованно ответил:


— Да… Да, он мой сын. Что случилось? С ним всё в порядке?


— Нет, нет, ничего не случилось, — сказал лорд Дитмар. — Элихио сейчас находится у меня, и я звоню вам, чтобы сообщить об этом. Только что у нас с ним был разговор о вас… Он ничего не сказал мне о том, что вы звали его к себе, поэтому я думал, что ему действительно некуда пойти. Только сегодня я узнал о вас. Мне очень жаль, что так получилось… Ему сейчас нелегко, горе ещё слишком свежо в его сердце. Ваша поддержка ему очень нужна.


Доктор Кройц помолчал и проговорил:


— Кажется, он уже нашёл поддержку в вашем лице.


— Да, не стану скрывать, я очень тепло отношусь к Элихио, — сказал лорд Дитмар. — У моего сына Даллена была дружба с ним. Если бы Даллен не ушёл из жизни так рано, может быть, мы с вами даже породнились бы. Не рассматривайте меня как своего соперника, я вовсе не претендую на его сыновнюю любовь. Я и звоню вам исключительно для того, чтобы способствовать вашему воссоединению. Не отчаивайтесь… И ни в коем случае не сдавайтесь, иначе вы его потеряете, не успев обрести. Он сейчас не вполне ясно осознаёт, что вы значите для него, но это понимание придёт к нему рано или поздно. Поверьте, вы нужны ему — именно вы, доктор! Я всегда готов его поддержать, но я не могу всегда быть рядом с ним, а вы можете и должны. Я не знаю, что у вас произошло много лет назад, но умоляю вас: не повторяйте прежних ошибок! Приезжайте, поговорите с ним, обнимите его… Мой адрес вы можете найти в любой справочной системе.


Доктор Кройц несколько секунд молчал, потом сказал:


— Я благодарю вас, милорд. Если вы позволите, я приеду завтра.


— Очень хорошо, ждём вас.


Оставшись один, Элихио не знал, куда себя деть. Ещё никогда в жизни он не был так растерян, как сейчас, а лорд Дитмар, как нарочно, уехал вместе с Джимом и детьми в гости, оставив Элихио наедине с его мятущимися мыслями. Слоняясь без дела по огромному дому, Элихио думал об отце, о докторе Кройце и вчерашнем разговоре с лордом Дитмаром. Он верил ему, лорд Дитмар просто не мог ошибаться, да и всё, что тот сказал, было созвучно маленькому и тихому, но настойчивому голосу, твердившему в глубине души Элихио: надо дать шанс, надо разобраться, отец мог быть и неправ. Но очень трудно было преодолеть странное, не поддающееся никакому разумному объяснению упрямство, доставшееся Элихио, по-видимому, в наследство от отца и заставлявшее его бессмысленно говорить «нет» там, где давно нужно было задуматься о том, не следует ли всё-таки сказать «да». Эта странная инерция отчуждения, созданного ещё отцом, продолжала работать в Элихио, делая его сердце глухим и слепым. И вместе с тем маленький голосок пытался достучаться в закрытые двери: выслушай, быть может, тебе не лгут.


Поскольку хозяева обедали в гостях, повар сегодня не особенно напрягался, и Элихио пообедал тем, что осталось от вчерашнего ужина. Сидя за огромным столом в одиночестве, как король без свиты, он чувствовал себя странно и нелепо. Затянутый в строгий костюм и неизменные белые перчатки Эгмемон заметил:


— Что-то вы сегодня грустный, сударь мой. Не болит ли у вас головка?


Элихио заставил себя улыбнуться.


— Всё в порядке, — ответил он.


— Что-то не похоже, — с сомнением проговорил Эгмемон. — И аппетит у вас какой-то неважный. Быть может, вы не выспались?


— Наверно, дело в погоде, — вздохнул Элихио. — Когда идёт снег, у меня всегда такое настроение.


Эгмемон посмотрел в окно.


— Да, снегопад сегодня знатный… То-то привалит работы садовнику!


Элихио пришла в голову мысль.


— В самом деле! Не помочь ли мне Йорну? Мне очень понравилось чистить снег, это здорово отвлекает.


Эгмемон пришёл в ужас.


— Не вздумайте, сударь! А если вы простудитесь?


Элихио, обрадованный, что придумал себе дело, вскочил из-за стола, торопливо вытирая губы и пальцы салфеткой.


— Куда вы, сударь? — всполошился Эгмемон. — Вы же не закончили обедать!


— Спасибо, Эгмемон, я уже сыт, — сказал Элихио. — Пойду к Йорну, попрошу у него лопату. Не беспокойся, я не простужусь!


И, обняв и поцеловав оторопевшего дворецкого, Элихио бросился в оранжерею, где Йорн мог находиться с наибольшей вероятностью. Нырнув в роскошное тропическое лето, он позвал:


— Йорн, ты здесь?


— Здесь, сударь, — отозвался голос садовника из-за диковинных кустов с красно-жёлтой листвой.


Подойдя к кусту, Элихио хотел раздвинуть ветки руками, но из яркой красно-жёлтой листвы высунулось ядовито-зелёное щупальце и потянулось к его лицу. Элихио в ужасе отпрянул.


— Не бойтесь его, сударь, — засмеялся Йорн, выходя из-за кустов. — Лучше погладьте, он очень любит ласку. Это арилитис с планеты Фобб.


Элихио осторожно дотронулся пальцем до гибкого щупальца, которое тут же обвилось вокруг его ладони. На ощупь оно было слегка шершавое и удивительно живое, а сквозь его прозрачную кожицу было видно, как по жилкам течёт сок. Вслед за этим из красно-жёлтой кроны высунулось ещё одно такое же щупальце, за ним — третье и четвёртое, и все они потянулись к Элихио.


— А он меня не схватит? — занервничал Элихио. — Он не плотоядный?


— Нет, не бойтесь, — ответил Йорн. — Он просто очень общительный. Любит прикосновения и поглаживания, от этого у него усиливается обмен веществ. Арилитис обладает способностью испытывать эмоции: страх, удовольствие, радость, грусть, гнев, удивление. Его особенность, отличающая его от других растений, — потребность в эмоциональном общении. Без него он плохо растёт, болеет и даже может погибнуть. Поэтому необходимо каждый день уделять ему хотя бы пять минут, чтобы малыш не загрустил и не зачах.


Йорн протянул руку, и на его ладонь сразу же доверчиво легло щупальце арилитиса, свернувшись на ней клубочком.


— Это означает, что он испытывает удовольствие, — пояснил садовник.


— А когда он испытывает гнев, как это выглядит? — спросил Элихио.


— Если сделать ему больно — сломать ветку или наступить на щупальце — он может выстрелить шипами, — ответил садовник. — Место укола потом будет дня два сильно чесаться.


Элихио усмехнулся.


— Да, лучше не злить этого парня, — сказал он.


Он тоже протянул ладонь, и в неё заползло щупальце, свиваясь колечками. Элихио понюхал его, и у него вдруг сильно засвербело в носу. Он чихнул, и все щупальца тут же втянулись в крону.


— Чего это он? — удивлённо спросил Элихио.


— Испугался, — сказал Йорн. И ласково проговорил, обращаясь к растению: — Ну чего ты, глупенький? Всё хорошо, не бойся. Иди сюда, маленький.


Из огненной кроны снова робко высунулся кончик щупальца.


— Да, малыш, иди сюда, — подбодрил его Йорн, подставляя ладонь. — Иди, мы тебя не обидим.


Щупальце снова забралось в его руку и уютно свернулось там, пульсируя жилками. Йорн погладил его.


— У вас, похоже, аллергия на его пыльцу, — сказал он. — А вообще, арилитис — полезное растение. Его плоды обладают болеутоляющим действием и повышают иммунитет, излечивают простуду и подобные ей состояния. Если съесть много, можно на некоторое время вообще потерять чувствительность к боли.


— А что у него за плоды? — полюбопытствовал Элихио.


— Ягоды, — ответил Йорн. — Но пока они ещё не созрели, арилитис их прячет в глубине своей кроны. Когда они созреют полностью, он сам их выставит наружу, и их можно будет свободно сорвать.


— Диву можно даться, какие странные создания тут растут, — проговорил Элихио. — Я даже забыл, зачем к тебе шёл… Ах, да, вспомнил. Там валит такой снег, что дорожки просто необходимо расчистить. Мне в прошлый раз очень понравилось чистить снег. Можно, я возьму лопату и немного помогу тебе?


— Ну, если вам так хочется — пожалуйста, — усмехнулся Йорн. — Вы знаете, где мой домик. Можете взять снегоочиститель, им легко управлять.


— Ну, тогда я пошёл чистить снег, — сказал Элихио.


Сделав шаг, он вдруг почувствовал, будто что-то удерживает его ногу. Взглянув вниз, Элихио увидел, что щупальце арилитиса обвилось вокруг его щиколотки.


— Он не хочет вас отпускать, — улыбнулся Йорн. — Вы ему понравились.


Элихио присел, взял щупальце в руку и погладил.


— Мне пора идти, приятель, — сказал он. — Обещаю, я потом ещё обязательно к тебе загляну.


— Не забудьте помыть руки, — предупредил его Йорн. — У вас на ладонях осталась его пыльца, она может вызвать приступ аллергии.


Вымыв руки в фонтанчике, Элихио надел плащ и вышел на крыльцо. Снегопад уже стихал, а на ступеньках уже лежал слой толщиной в два пальца. Элихио пошёл в домик садовника, открыл подсобку и нашёл маленький ручной снегоочиститель, завёл его и приступил к расчистке снега — в первую очередь, на взлётно-посадочной площадке для транспорта. Очистив её, он стал расчищать дорожку, ведущую к крыльцу. Наблюдая за струёй снега, вылетающей из желобка, он немного отвлёкся от беспокойных мыслей, владевших им. Он уже почти дошёл до крыльца, когда к дому подлетел флаер. Элихио распрямился и посмотрел в сторону площадки, но это был не чёрный сверкающий флаер лорда Дитмара с сиреневыми огнями на днище, а серебристо-серый, с зелёными огнями. Он приземлился на площадке, и из него вышла высокая фигура в чёрном плаще. Она скорым шагом направилась по расчищенной дорожке к крыльцу, и Элихио, рассмотрев лицо гостя, узнал доктора Кройца. От удивления он выпустил ручку снегоочистителя, и тот чуть не улетел. Поймав и выключив его, Элихио стоял, как истукан, глядя на доктора Кройца, который спешил к нему. Остановившись перед Элихио, он молча смотрел на него с грустной улыбкой. Они стояли так минуту, глядя друг на друга, а потом доктор Кройц проговорил задумчиво:


— Если ты думаешь, что я так просто отступлюсь от тебя, то ты ошибаешься… Я не повторю ошибки, которую допустил с Арианом.


— Как вы нашли меня? — пробормотал Элихио.


Доктор Кройц улыбнулся.


— Судьбе снова было угодно, чтобы мы встретились. Это что-то значит, не так ли?


Элихио ничего не сказал, но про себя подумал, что тут, возможно, не обошлось без лорда Дитмара.


— Я не поеду с вами, доктор Кройц, — сказал он.


— Не спеши говорить «нет», сынок, — проговорил тот с грустной улыбкой. — Может, проводишь меня в дом? Не будем же мы стоять здесь, на холоде.


Элихио ответил неприветливо:


— Мне надо чистить снег.


И он, включив снегоочиститель, продолжил расчищать дорожку. Пару минут доктор Кройц стоял в растерянности, а потом попытался привлечь внимание Элихио, перекрикивая шум снегоочистителя:


— Сынок, ну, не будь так жесток со мной! Не отталкивай меня… Ведь мы только и остались друг у друга в целой Вселенной!


Элихио молча расчищал дорожку. Он дошёл до крыльца и стал убирать снег со ступенек. Доктор Кройц отчаялся было, но в этот момент во дворе появился Йорн. Увидев незнакомого гостя, он почтительно стащил с головы шапку. Доктор Кройц, подумав секунду, подошёл к нему и что-то сказал ему вполголоса. Йорн кивнул. Элихио не слышал, что доктор Кройц сказал садовнику, но видел, как тот улыбнулся и кивнул в сторону Элихио. Доктор Кройц обратился к нему с просительным жестом, и Йорн, кивнув, ушёл. Элихио невозмутимо продолжал чистить крыльцо, а доктор Кройц, уперев руки в бока, расхаживал по уже расчищенному пространству. Элихио не знал, чего он ждал, но краем глаза наблюдал за ним. Вернулся Йорн, неся лопату. Взяв её у него, доктор Кройц сказал:


— Благодарю вас, любезный.


— Удачи, сударь, — усмехнулся Йорн.


Доктор Кройц, не говоря ни слова, принялся расчищать снег вместе с Элихио. Минут десять они работали молча; видя усилия, которые доктор Кройц прилагал к лопате, Элихио крикнул ему:


— Не набирайте слишком много снега — быстро устанете!


— Благодарю за совет! — отозвался доктор Кройц, отдуваясь. — Я в этом деле новичок, так что…


Он не успел договорить: дверь открылась, и на крыльцо вышел Эгмемон. Пару секунд он изумлённо смотрел на чистивших снег доктора Кройца и Элихио, а потом пробормотал:


— Кажется, у меня галлюцинации. Пора завязывать с глинетом по вечерам.


— Доктор Кройц, к вашим услугам, — отрекомендовался доктор Кройц, делая рукой приветственный жест.


— А! — сказал дворецкий с облегчением. — Фу ты, а я уж думал, что у меня двоится в глазах. Сударь, зачем же вы этим занимаетесь? Ещё один странный гость, которому нравится чистить снег!.. Бросьте заниматься ерундой, лучше проходите в дом, а я распоряжусь насчёт чая.


— Премного благодарен, любезнейший, — ответил доктор Кройц, налегая на лопату. — Но чай пока придётся отложить. У нас ещё много работы.


— Ну и дела, — пробормотал Эгмемон. — Скажите хотя бы, по какому вы поводу приехали, сударь? Милорда Дитмара сейчас нет, они всей семьёй уехали в гости и вернулся ещё нескоро.


— Я родитель вот этого юноши, — ответил доктор Кройц, кивая в сторону Элихио. — Пытаюсь, так сказать, найти с ним общий язык.


— А, ну тогда всё понятно, — сказал Эгмемон с усмешкой. — Теперь ясно, в кого он такой… Похоже, чистить снег — ваше любимое развлечение. Что ж, господа, в добрый час. Когда устанете и проголодаетесь — пожалуйте в дом.


И дворецкий с поклоном удалился, а Элихио и доктор Кройц продолжали усердно работать. Очистив крыльцо, они принялись за главную аллею, и им пришлось здорово попотеть: аллея была широкая, и приходилось носить снег к обочинам. Доктор Кройц скоро приноровился, и у него стало неплохо получаться. Снегопад прекратился, небо немного расчистилось, и даже проглянуло солнце.


— Давайте отдохнём, — предложил Элихио, выключая снегоочиститель.


Они ненадолго прервались. Стоя рядом, они делали вид, как будто им друг до друга не было никакого дела. Потом Элихио сказал:


— Продолжим.


И они продолжили. Чистка главной аллеи была завершена через сорок минут, и они перешли к боковым дорожкам. Через полтора часа Элихио сказал:


— Ладно… Хорошо поработали, на сегодня хватит. Отнесём инструменты Йорну.


Когда они вошли в дом, Эгмемон встретил их с ироничным выражением на лице. Он принял у них плащи и проводил в столовую, где на первозданной белизне скатерти стоял вчерашний ужин, искусно превращённый в сегодняшний обед, да так, что всё выглядело, как свежеприготовленное. Также на столе стоял солидный набор напитков, среди которых был глинет, вина разных сортов и несколько видов настоек. Виночерпием был сегодня Эннкетин; с усвоенным у Эгмемона чопорным видом он стоял возле напитков в безупречно сидящем на его стройной фигуре строгом сером с чёрными вставками костюме, взирая на стол с отстранённо-непроницаемым выражением на лице, которое он тоже перенял у Эгмемона.


— Чего желаете выпить, господа? — осведомился он. — У нас есть глинет — светлый, янтарный, мягкий и особый, вина — аминта, дарайвауш, арнкьелль; настойки — на лепестках игерии, на весенних почках тималуса, на ядрышках золотистого кегала и на двухдневных завязях сиракского буаркана.


— Я совершенно теряюсь, — засмеялся доктор Кройц. — В напитках я не более искушён, чем трёхлетний ребёнок. Вынужден обратиться к совету такого знающего специалиста, как вы, друг мой.


С невозмутимым видом Эннкетин сказал:


— В таком случае, учитывая вашу комплекцию, темперамент, возраст и некоторые другие параметры, я бы рекомендовал начать с бокала арнкьеллья, потом попробовать настойку на лепестках игерии и завершить рюмочкой мягкого глинета.


— У меня нет иного выбора, кроме как последовать вашей рекомендации, — проговорил доктор Кройц. — Где вы научились так тонко разбираться в напитках?


— Это мой ученик, сударь, — вставил присутствовавший в столовой Эгмемон. — Он только начинает постигать эту науку. От себя хотел бы заметить, что настойка на лепестках игерии хороша, но настойка на ядрышках кегала понравится вам гораздо больше. Впрочем, если вы желаете, то можете для сравнения попробовать и ту и другую.


Доктор Кройц был в восторге и от обеда, и от напитков. Особенно ему понравилась настойка на ядрышках кегала, и Эгмемон принёс ему бутылку из хозяйского погреба.


— Прошу вас, сударь, принять от нас в качестве небольшого подарка.


— О, благодарю вас, — сказал доктор Кройц с поклоном.


Элихио выпил за обедом бокал аминты и две полных рюмки янтарного глинета. В совокупности с усталостью после энергичной физической работы этого количества оказалось достаточным, чтобы он почувствовал лёгкую хмельную истому. Доктор Кройц тем временем выразил восхищение домом, и Эгмемон предложил совершить небольшую экскурсию. Он водил доктора Кройца по всему дому, и Элихио ничего не оставалось, как только следовать за ними. Он не сразу заметил руку доктора Кройца в своей, а когда заметил, не решился оттолкнуть.


Осмотр дома закончился комнатой Элихио. Доктор Кройц сказал:


— Что-то я немного устал… Не каждый день мне приходится расчищать снег.


— Тогда я вас оставляю, — сказал Эгмемон. — Если что-то понадобится — только позовите.


Они остались в комнате вдвоём. Элихио не знал, что делать или говорить, усталость и хмель сказывались всё сильнее. Доктор Кройц взял его за руки и смотрел на него с усталой нежностью, ничего не говоря; смотрел так долго, что Элихио стало немного не по себе, он не выдержал и опустил глаза. Доктор Кройц взял с тумбочки фотографию, и его губы вздрогнули.


— Ты так похож на него, — проговорил он тихо.


Он стал распускать косу Элихио. Зарывшись лицом в густой водопад его волос, он глубоко вздохнул, а потом прильнул своей щекой к щеке Элихио. Элихио стоял неподвижно, а в животе у него было тепло и щекотно.


— Конечно, моя квартира не может сравниться с этим дворцом, — проговорил наконец доктор Кройц, открыв глаза и посмотрев на Элихио с усталой болью. — И обед мне не подаёт дворецкий в белых перчатках… А сам я на работе с утра до вечера, с одним выходным и одним суточным дежурством в неделю, копаюсь в мёртвых телах и выдаю убитым горем родственникам заключения о причинах смерти. Когда имеешь дело со смертью каждый день, перестаёшь её бояться. К ней привыкаешь, как к любому другому явлению… Но когда видишь на прозекторском столе останки того, кто был тебе дорог… Это меняет всё.


Доктор Кройц закрыл глаза, и по его щеке скатилась слеза. Элихио, сам не зная, зачем, вытер её пальцами, и ему самому захотелось плакать. Он не сдерживал слёз, и они свободно потекли по его лицу, а доктор Кройц вытирал ему их.


— Какой же я был глупец, — сдавленно пробормотал он. — Только сейчас я понимаю, что я потерял… А ведь всё могло быть по-другому.


Он надолго умолк, всхлипывая и гладя волосы Элихио. Его тёплое дыхание щекотало шею Элихио и его ухо. Наконец он снова посмотрел Элихио в глаза с тоской и болью.


— Ты — всё, что осталось у меня от Ариана, — сказал он. — Я не уеду без тебя. Буду спать здесь на снегу, но дождусь…


Не договорив, он закрыл глаза, с измученным вздохом опустился в кресло и откинул голову на спинку. Он был очень бледен.


— Извини, — проговорил он чуть слышно. — Я после ночного дежурства. Да ещё эта уборка снега, обед и настойка… Смертельно устал. Если не возражаешь, я закрою глаза на минутку, иначе я просто упаду замертво…


Устало улыбаясь, он смотрел на Элихио из-под полуопущенных век, пока они совсем не закрылись. Он задремал, и на Элихио тоже навалилась непреодолимая усталость. Он прикорнул с краю кровати, закрыл глаза и сразу же куда-то поплыл вместе с кроватью и комнатой.


Когда он проснулся, доктор Кройц всё ещё спал, но уже не в кресле, а сидя на полу возле кровати и положив голову на край подушки. Одна его рука лежала на руке Элихио, а другая свисала на пол. На его бледном лбу проступила испарина, а губы были жалобно приоткрыты. Он выглядел очень утомлённым. В душе Элихио вдруг всколыхнулась жалость, и он, дотронувшись до его плеча, тихо позвал:


— Доктор Кройц…


Из-под приоткрывшихся век доктора Кройца на Элихио поднялся туманный и далёкий взгляд очень усталого человека, не понимающего, где он и зачем его разбудили.


— Доктор Кройц, ложитесь на кровать, — сказал Элихио. — На полу ведь неудобно.


Усталая и ласковая улыбка тронула губы доктора Кройца. Повинуясь рукам Элихио, он перебрался на кровать и тут же снова заснул. Элихио, чтобы не беспокоить его, вышел из комнаты и уединился в самом тихом уголке дома — в библиотеке. Хозяева ещё не вернулись из гостей, а между тем уже начало смеркаться. Элихио попытался читать, но все его мысли были о докторе Кройце. Превозмогая усталость после ночного дежурства, он ехал сюда, а потом почти без передышки убирал снег — последнее было весьма жестоко со стороны Элихио.


Погрузившись в эти мысли, Элихио не заметил, как к нему подкрался Эгмемон. Он, видимо, полагал, что Элихио спал, поэтому ступал на цыпочках.


— Сударь… — прошептал он.


Элихио сел.


— Я не сплю, Эгмемон.


— Как там наш гость? — спросил дворецкий.


— Он приехал сюда после ночного дежурства, поэтому ему нужно немного поспать, — ответил Элихио.


Эгмемон покачал головой.


— После дежурства — и сразу снег чистить? Извините, сударь, но я этого не понимаю.


Послышался звук подлетающего к дому флаера. Эгмемон весь подобрался и прислушался.


— А это хозяева из гостей приехали, — сказал он.


Это действительно вернулись лорд Дитмар с Джимом и детьми. Эгмемон взял у них детей, а Эннкетин принял плащ лорда и манто Джима. Эгмемон пошёл вместе с Джимом в детскую раздевать Илидора и Серино, а лорд Дитмар встал у горящего камина и спросил у Эннкетина:


— Там чей-то флаер. У нас гость?


— Да, милорд, — ответил Эннкетин. — Доктор Кройц.


— Хорошо, можешь идти, — сказал лорд Дитмар.


Эннкетин удалился, а Элихио вышел в гостиную и тоже подошёл к уютно потрескивавшему огню в камине. Лорд Дитмар, устремив на него проницательный взгляд, спросил:


— По твоим глазам вижу: прогресс есть.


Элихио пожал плечами.


— Я не знаю, как это назвать, милорд. Он сейчас спит в моей комнате… то есть, в комнате Даллена. Оказывается, он приехал сразу после ночного дежурства.


— Видишь, он так спешил к тебе, что даже не дал себе времени отдохнуть, — сказал лорд Дитмар.


— Это вы ему сказали, что я здесь? — спросил Элихио.


— Я не мог поступить иначе, дорогой, — ответил лорд Дитмар. — Кто-то из вас должен был сделать шаг навстречу.


— Он сказал, что без меня не уедет, — сказал Элихио.


— Поезжай с ним, — улыбнулся лорд Дитмар. — Вы нужны друг другу. Проведи с ним остаток каникул, используй это время, чтобы получше узнать его.


Элихио прислушался к себе и вдруг обнаружил, что инерция отчуждения и необъяснимое упрямство исчезли, оставив после себя только растерянность, которую разбила всего лишь одна ободряющая улыбка лорда Дитмара. На кровати в его комнате спал усталый человек с проседью в волосах и голубоватыми кругами под глазами, бледный и осунувшийся; Элихио ещё плохо знал этого человека, но ему нравились его большие красивые руки, на которых краснели потёртости от черенка лопаты. Элихио с болью вспомнил: а ведь он работал лопатой без рукавиц. Сев на пол возле кровати, Элихио облокотился на покрывало, подпёр голову руками и стал изучать черты этого малознакомого, но не чужого ему человека. Взглядывая на своё отражение в зеркале, он не замечал ярко выраженного сходства, но что-то общее у них всё же было — что-то в линии рта и разрезе глаз, что-то неуловимое в общем выражении лица. Только сейчас Элихио начал чётко осознавать, что больше никого, кроме этого человека, у него не осталось. Навязываться лорду Дитмару он больше не мог: он и так злоупотребил его гостеприимством.


Задумавшись, он не заметил, что доктор Кройц уже не спал и смотрел на него. Его красивая рука с красным расплывчатым пятнышком между большим и указательным пальцем легла на голову Элихио.


— Извините, я разбудил вас, — смутился Элихио.


Доктор Кройц сел, разминая шею. Вид у него был по-прежнему утомлённый.


— В горле пересохло… Сейчас бы чаю или чего-нибудь…


Элихио встал.


— Я схожу на кухню, попробую достать.


По дороге на кухню он встретил Эгмемона. Тот сразу же поймал Элихио за локоть рукой без перчатки.


— Вам что-то нужно, сударь?


— Доктору Кройцу хочется пить, — сказал Элихио. — Нельзя ли сделать для него чай?


— Разумеется, сейчас будет сделано, — с готовностью отозвался дворецкий. — Сейчас, только сменю перчатки и всё принесу. Малыш Серино, понимаете ли, немного испачкал. — Эгмемон достал из кармана скомканные перчатки и засмеялся. — Детская неожиданность, понимаете ли.


Элихио вернулся в комнату. Доктор Кройц уже стоял на ногах, держа в руках фотографию Элихио с Далленом.


— Кто этот юноша с тобой?


— Это Даллен, сын лорда Дитмара и мой друг, — ответил Элихио. — Он умер.


Доктор Кройц ещё немного посмотрел на фотографию и поставил на место. Не говоря ни слова, он просто положил руку на плечо Элихио и поцеловал его в висок. Сев в кресло, он закрыл глаза и устало провёл по лицу ладонями.


— Как будто и не спал вовсе, — вздохнул он. — Ещё хуже… Хорошо, что завтра мне на работу не рано с утра, а только к часу. Я хочу тебя спросить, сынок… Ты поедешь со мной? Конечно, силой увезти тебя я не могу, но я готов ждать сколько угодно.


Элихио сел на кровать и зажал руки между колен.


— Ждать уже не нужно, доктор Кройц… Я поеду с вами. Я больше не могу обременять милорда Дитмара, и… И кроме вас, мне не к кому идти.


Доктор Кройц не вскочил, не обнял его, не закричал от радости, он только прислонился лбом к сцепленным в замок пальцам и закрыл глаза. Признаться, Элихио ожидал от него более бурного проявления эмоций, но у доктора Кройца, вероятно, не осталось на это сил. Устремив на Элихио усталый и ласковый взгляд, он проговорил тем же голосом, который Элихио услышал в первый раз по телефону («Мужайся, сынок»):


— Сынок, я рад это слышать… Ты себе не представляешь, насколько. Если бы я не был так вымотан, мы бы прямо сейчас уехали домой, но я не решаюсь садиться за штурвал флаера в таком состоянии. Если честно, я что-то неважно себя чувствую. Если лорд Дитмар позволит мне переночевать здесь, утром мы с тобой вылетим домой.


— Я думаю, он позволит, — сказал Элихио. — Если вы устали и плохо себя чувствуете, вам нужно прилечь. — И добавил тихо, с беспокойством: — Вы очень бледный.


Доктор Кройц посмотрел на него задумчиво, потом откинул голову на спинку кресла и устало смежил глаза.


— Да, прилечь. Это было бы хорошо… Я не спал четверо суток. Если я сейчас не посплю, боюсь, я сойду с ума. А это было бы очень некстати. Мне нужно оставаться в своём уме.


Элихио ужаснулся. Значит, не одна бессонная ночь, а целых четыре. И после этого — два часа с лопатой.


— Простите меня, — вырвалось у Элихио.


Доктор Кройц удивлённо приподнял брови.


— За что, мой дорогой?


— За то, что так мучил вас, — пробормотал Элихио, чувствуя в горле предательский ком. — Вы не сделали мне ничего плохого, а я обращался с вами просто… отвратительно.


Доктор Кройц нахмурился, потом покачал головой и невесело усмехнулся.


— Это я должен просить у тебя прощения. Я виноват, и виноват безмерно. Это ты прости меня, сынок… Прости за то, что двадцать лет не знал о тебе, за то, что двадцать лет назад позволил Ариану уйти, за всё моё чёртово незнание и бездействие! Ты обращался со мной гораздо лучше, чем я того заслуживаю. Я не достоин даже капли твоей любви и при этом смею надеяться её завоевать. Да, смею, потому что она нужна мне… Очень нужна.


— Доктор Кройц… — начал Элихио.


Больше ничего сказать он не успел: в дверь постучали.


— Ваш чай, сударь, — послышался голос Эгмемона.


— Входите, — сказал Элихио.


Дворецкий вошёл с подносом, на котором были две чашки с ароматным розоватым отваром.


— Чай из лепестков кордиона, сударь. Хорошо утоляет жажду и успокаивает, — сказал он, ставя поднос на тумбочку руками в новых чистых перчатках. Выпрямившись, он сообщил: — Для вас приготовлена комната, сударь. По соседству с этой. Можете располагаться и чувствовать себя как дома.


И дворецкий с поклоном удалился. Доктор Кройц взял себе чашку и с жадностью отпил глоток.


— Прекрасный чай, — сказал он. — Выпей тоже, сынок.


Элихио взял вторую чашку. Чай из лепестков имел тонкий цветочно-фруктовый аромат и лёгкую кислинку, им было очень приятно утолять жажду. В дверь тихонько постучали.


— Да, войдите, — отозвался Элихио.


Вошёл лорд Дитмар, а следом за ним Джим. Доктор Кройц и Элихио встали. Лорд Дитмар был полон спокойного достоинства и приветливости, и у Элихио защемило сердце от какой-то светлой тоски: именно таким он любил лорда Дитмара больше всего. Джим держался рядом с ним, кутаясь в белую шёлковую накидку с широкой золотой полосой по подолу, поддерживая одной хрупкой ручкой падающие складки, а другой легонько опираясь на руку своего спутника. Он был очень естественный и непринуждённый, и вместе с тем в нём было аристократичное изящество и величавость, особенно в посадке головки на высокой белой шее; впрочем, выступающий животик делал его мягким, милым и домашним. Глядя на эту пару, Элихио с горечью подумал: «Будь я проклят, если ещё хоть раз в своих мыслях оскорблю этих светлых людей своими дурацкими фантазиями!»


— Мы рады приветствовать вас у себя, доктор Кройц, — сказал лорд Дитмар. — Надеюсь, в наше отсутствие вам было оказано должное гостеприимство?


— О да, милорд, благодарю вас от всего сердца, — ответил доктор Кройц. — Гостеприимство, оказанное мне, было выше всяческих похвал.


Элихио покраснел, вспомнив чистку снега. Какое уж там гостеприимство! Но он промолчал. Доктор Кройц между тем старался держаться прямо и учтиво, но в его безукоризненно вежливом тоне всё же сквозили усталость и плохое самочувствие. Его голос был тих, а лицо совсем посерело.


— Позвольте представить вам моего спутника Джима, — сказал лорд Дитмар.


Джим изящно наклонил голову, улыбаясь, и доктор Кройц с поклоном осторожно пожал его тонкую руку.


— Надеюсь, вас накормили хорошим обедом? — спросил Джим.


— Обед был превосходен, благодарю вас, ваша светлость, — ответил доктор Кройц.


— Мы смеем просить вас остаться в нашем доме на ночь, поскольку час уже поздний, — сказал лорд Дитмар. — И, если вам будет угодно, позавтракать с нами утром. Мы весьма сожалеем, что не встретили вас днём лично, но, полагаю, Элихио хорошо справился с обязанностями хозяина.


— Мне абсолютно не на что пожаловаться, милорд, благодарю вас, — улыбнулся доктор


Кройц, а Элихио опять покраснел. Он справился отвратительно, и он это знал. Подумать только — он заставил смертельно усталого доктора Кройца чистить вместе с ним снег!


— В таком случае не смеем больше отнимать время у вашего отдыха, — поклонился лорд Дитмар. — Позвольте пожелать вам спокойной ночи.


Откланявшись, они с Джимом удалились, светлые, спокойные и красивые, и Элихио с доктором Кройцем остались вдвоём.


— Чудесные люди, — проговорил доктор Кройц, возвращаясь к своему уже немного остывшему чаю. — Я не удивлён, что ты здесь загостился… Но пора и честь знать, сынок.


Допив свой чай, доктор Кройц поморщился и потёр пальцами лоб. Положив руку на плечо Элихио, он сказал с бледной улыбкой:


— Проводи меня в мою комнату, дорогой… Мне что-то не по себе.


Робко взяв доктора Кройца под руку, Элихио проводил его в соседнюю комнату, которая была в точности такой же, как комната Даллена, только кровать там стояла не у окна, а у стены, а шкаф был один. Доктор Кройц в изнеможении сел на кровать.


— Ну что ж… Отдохнём немного, — проронил он чуть слышно. — Да, что-то я расклеился… Надеюсь, к утру мне станет лучше. Спокойной ночи, дорогой. — Взглянув на Элихио, ещё медлившего уходить, он добавил со слабой улыбкой: — Не беспокойся… Иди. Всё хорошо.


Пожелав ему спокойной ночи, Элихио вернулся к себе, но не сразу лёг спать, а сначала пошёл в ванную и попросил Эннкетина приготовить ему ванну.


— Завтра я уезжаю с доктором Кройцем, — сказал он. — Хотелось бы перед отъездом ещё разок искупаться. Мне здесь очень понравилось.


Он долго нежился в тёплой воде с ароматной пеной, а Эннкетин в это время делал ему маникюр. Потом мягкие пальцы Эннкетина мыли ему голову и наносили на волосы бальзам, после сушили их и расчёсывали. Ему будет всего этого не хватать, понял он. В академии нельзя было принять ванну с таким шиком, а главное, там не было слуги с мягкими руками.


После ванны, чистый и расслабленный, он вернулся в комнату. Он вдруг остро осознал, что это его последняя ночь здесь, и его пронзила мучительная тоска. Он открыл шкаф и снова перебирал вещи Даллена, прощаясь с ними со слезами на глазах. Какие-то из этих вещей он видел когда-то на Даллене, а другие были ему незнакомы — например, великолепный белый костюм с золотыми галунами, совершенно новый, упакованный в хрустящий прозрачный чехол. Элихио позволил себе открыть чехол и извлечь костюм, состоявший из короткого жакета, бриджей, золотой жилетки и плаща с золотой подкладкой, а также рубашки из тончайшего шёлка, шёлковых белых чулок и белых атласных перчаток с золотой вышивкой, упакованных в отдельный маленький чехольчик. Для какого случая предназначался этот костюм, судя по всему, ни разу не надетый? Из чехла выпал ярлык, на котором было написано золотыми буквами: Салон свадебных облачений «Лорелио», 8-я Майская улица, зд. 207, уровень 118, секция 23.


Воровато оглядываясь на дверь и слушая, не идёт ли кто-нибудь, Элихио надел этот свадебный костюм и встал перед зеркалом, откинув распущенные волосы за спину. Костюм сидел на нём идеально, как будто был сшит специально для него, и Элихио не хотелось его снимать. В горле встал солёный ком. Даллен уже никогда не наденет этот костюм, не скажет кому-то «да», и его голову не увенчает диадема. Не родятся его дети, не обнимут его и не подарят ему улыбки. Никогда…


Элихио вздрогнул и обмер, увидев в зеркале отражение лорда Дитмара, стоявшего в дверях комнаты с влажно блестящим взглядом. Обернувшись, Элихио пробормотал:


— Простите, я… Я только чуть-чуть примерил. Я сейчас сниму.


Лорд Дитмар подошёл к нему и взял его обтянутые белыми перчатками руки в свои. Набрякшие крупными алмазными каплями слёзы скатились из его глаз, и он, взяв лицо Элихио в свои ладони, поцеловал его в лоб.


— Ты такой красивый в этом костюме, — проговорил он, сквозь слёзы улыбаясь. — Он как будто для тебя сшит… Если хочешь, можешь взять его себе. Ведь когда-нибудь всё-таки настанет этот счастливый день в твоей жизни.


— Что вы, милорд, я не могу… — начал Элихио.


— Нет, — перебил лорд Дитмар дрогнувшим голосом. — Нет, возьми. Мне слишком больно его видеть.


Элихио порывисто обнял его — так крепко, как только мог, потому что знал, что завтра утром он не решится так его обнять при докторе Кройце.


— Благодарю вас, милорд… Завтра я уезжаю. Мы с доктором Кройцем уезжаем.


Лорд Дитмар уже не говорил, что это «немного слишком», не отстранял Элихио. Он сам крепко прижал его к себе, гладя по волосам.


— Хорошо, мой дорогой. Ты принял правильное решение.


— Я благодарю вас за всё, милорд, — сказал Элихио с искренним чувством. — Если бы не вы, я не знаю, что со мной было бы… Вы всегда будете значить для меня очень много.


Лорд Дитмар ласково заглянул ему в глаза и сказал:


— В следующие каникулы приезжай в гости. Мы будем очень рады тебе. Не забывай нас.


— Что вы, милорд, как я могу забыть! — воскликнул Элихио. — Благодарю вас за приглашение.


Лорд Дитмар взял его за подбородок.


— Только обязательно предупреди доктора Кройца, чтобы не получилось, как в этот раз. Не нужно заставлять его волноваться.


— Я обещаю, милорд, — кивнул Элихио.

Загрузка...