Печальный Лорд

Глава 13. Серино

Четвёртого амерранна прошёл обильный снегопад, и Йорну пришлось расчищать дорожки в саду. Он занимался этим до обеда, а придя на кухню, встретил там озабоченного Эгмемона.

— Его светлость господин Джим велел тебе зайти к нему, — сказал дворецкий.

— Прямо сейчас? — удивился Йорн.

— Да, он велел передать тебе это распоряжение, когда ты придёшь на обед, — ответил Эгмемон. — Пойдём, я провожу тебя. Только сначала оботри свои сапожищи, чтобы не наследить.

Йорн впервые был внутри той части хозяйского дома, в которую ему не было разрешено входить без приглашения. Его поразила роскошь внутренней обстановки комнат и их величина, а по мягким красивым коврам он даже боялся ступать. Поднимаясь следом за дворецким по широкой и длинной лестнице, он гадал, зачем его могло позвать хрупкое существо с огромными глазами, и лишь заранее стащил шапку.

Эгмемон привёл его к бежевой портьере, из-за которой слышался детский лепет.

— Заходи, — сказал он.

Смяв в руке шапку, Йорн отодвинул портьеру и вошёл в светлую, уютную комнату с бежевым ковром на полу, по которому были разбросаны игрушки. Джим, в белой свободной тунике с золотым пояском выше талии и золотой полоской по подолу, в прозрачных золотистых леггинсах и белых мягких сапожках на плоской подошве, сидел прямо на ковре и играл с Илидором и ещё одним малышом лет полутора. Увидев его, Йорн как стоял, так и опустился на колени. Из его глаз покатились слёзы. Увидев это, Илидор подбежал к нему и обнял за шею.

— Ты что плачешь?

Джим, улыбнувшись, слегка подтолкнул другого малыша к Йорну и сказал:

— Иди к папе, Серино.

Малыш, взглянув на Йорна, вдруг застеснялся, убежал и спрятался за диван.

— Ты что, малыш? — засмеялся Джим. — Это же твой папа!

Илидор тоже принялся в меру сил помогать их воссоединению: вытащил малыша из-за дивана и стал убеждать его идти к Йорну, который стоял на коленях и не переставал плакать. Протянув к своему ребёнку руки, Йорн пробормотал дрожащим от слёз и нежности голосом:

— Серино, милый мой… Иди ко мне! Я твой папа…

Когда малыш наконец оказался у него в объятиях, Йорн, не помня себя от счастья, стал покрывать его поцелуями, прижимая к груди его маленькое тёплое тельце, а Джим улыбался.

— Мой сынок… Мой Серино, — бормотал ослабевший от счастья Йорн. — Ваша светлость… Как он тут оказался?

— Милорд Дитмар забрал его из приюта на Мантубе, — ответил Джим. — Нам пришлось усыновить его — только при этом условии там согласились его отдать. Формально он наш сын, но вы можете быть с ним столько, сколько пожелаете, ведь вы его настоящий родитель. Жить он будет здесь, но вы можете играть и гулять с ним каждый день.

Губы Йорна задрожали.

— Но почему ему нельзя жить со мной? — спросил он растерянно.

— Йорн, поймите, ваш домик — не самое лучшее место для малыша, особенно сейчас, зимой, — мягко сказал Джим, кладя маленькую тёплую руку на широкое плечо Йорна. — Здесь ему будет лучше. Вы не переживайте, никто не станет чинить вам препятствий, вы сможете видеться с ним, когда захотите. Главное — теперь он не на Мантубе, а здесь, рядом с вами.

Йорн утёр слёзы, улыбнулся и кивнул.

— Да, ваша светлость, вы правы… Я вам так благодарен! Вы… Вы — добрый ангел, ваша светлость. Можно… вашу ручку?

Джим с улыбкой вложил свою маленькую руку в робко протянутую большую ладонь Йорна. Крошечная, мягкая, тёплая и белая, с ухоженными длинными ногтями и сверкающими перстнями на тонких полупрозрачных пальчиках, она показалась Йорну рукой неземного существа, и он прикоснулся к ней губами с замиранием сердца и восхищением. Маленькая нога, обутая в мягкий белый сапожок, была совсем близко, но до неё Йорн дотронуться не посмел, хотя был готов целовать и её.

— Хотите, погуляем с нашими детьми? — предложил Джим. — Они уже покушали, поэтому сейчас самое время для прогулки.

Он позвал Эннкетина, и тот принёс тёплую одежду для детей. Джим сказал:

— Йорн, если вам не трудно, не могли бы вы одеть их? А я пока тоже пойду оденусь.

— Да, ваша светлость, — ответил Йорн.

Сначала он стал облачать своего сына в тёплый комбинезончик и сапожки, а в это время непоседливый Илидор баловался и висел у него на спине. Одеть себя он тоже не позволил просто так, а принялся со смехом убегать от Йорна. Эта возня с детьми доставила Йорну огромную радость, и когда они с Джимом гуляли по расчищенным дорожкам, он нёс на руках обоих малышей — и своего Серино, и Илидора.

Вечером Эгмемон снова залучил к себе Эннкетина — на рюмочку глинета. У него был к нему разговор. Пил Эннкетин без охоты, скорее из уважения к дворецкому; они поболтали о текущих делах, обсудили новость — появление в доме приёмного малыша, который, как выяснилось, был чадом садовника Йорна, после чего Эгмемон приступил к изложению своей главной мысли.

— Я вот что подумал, приятель… Ты парень способный и трудолюбивый, аккуратный. Ты мне нравишься. Я уже стар и свой век дослуживаю: ещё лет десять, пятнадцать — и всё. А кто меня заменит? Брать кого-то чужого? Не хотелось бы мне этого. Надо, чтобы дворецким стал кто-то из своих, кто знает и любит этот дом. Из тебя, парень, вышел бы хороший дворецкий. Да, я не шучу. Знаешь, что? Иди-ка ты ко мне в помощники. Пока я живой, я обучу тебя всем тонкостям этого дела, и к тому времени, как пробьёт мой час, ты уже будешь таким дворецким, что лучше и не надо. И господам дешевле будет поставить на моё место тебя, чем запрашивать нового человека на Мантубе. С милордом Дитмаром я это дело обговорю, думаю, он не будет против. Ну, ты как — согласен?

— Да… Я был бы очень тебе признателен, — выговорил Эннкетин, уже порядком охмелевший.

— Ну и отлично. Выпьем. — Эгмемон наполнил стопки. — За твою карьеру!

Выпив, Эннкетин облокотился на стол, обхватив голову руками, и вдруг всхлипнул. Эгмемон участливо положил руку ему на плечо.

— Ты что, малыш?

— Эгмемон… У садовника есть ребёнок, а у меня… У меня тоже мог быть! — всхлипнул Эннкетин.

— Ты это о чём, приятель? — нахмурился дворецкий.

Эннкетин стукнул кулаком по столу.

— А о том! Он был… Был ребёнок! А когда мне сделали операцию, его не стало.

— Это что же — ты залетел… от Обадио? — поразился Эгмемон. — Ты что, переспал с этим охламоном? Он затащил тебя в койку?

— В первый же день, — простонал Эннкетин, закрывая глаза ладонью. — И потом уже постоянно… завинчивал!

Он уронил голову на руки и затрясся. Эгмемон, склонившись над ним, гладил его по плечам, по голове.

— Ай-ай-ай… Бедный ты мой! Ну, ничего, ничего… Ты всё правильно сделал, что пошёл на операцию. После этого пакостника тебе надо было почиститься. А он знал про ребёнка?

— Нет… — всхлипнул Эннкетин.

— Ну и ладно, — сказал Эгмемон. — Не думай об этом. Ничего хорошего из этого всё равно бы не вышло. От таких, как этот урод, вообще нельзя производить потомство. Ах, Обадио, мерзавец! Он никогда мне не нравился. — Эгмемон погрозил кому-то кулаком, потом снова погладил Эннкетина по голове. — Ну, ну, мой хороший… Не плачь. Иди сюда… Иди ко мне.

Эннкетин уткнулся лицом в его живот и заплакал, а Эгмемон, разжалобливаясь всё больше, гладил его лысую голову. Он дал ему выплакаться, потом налил ещё глинета, и они выпили, после чего Эгмемон отвёл пьяно всхлипывающего Эннкетина в каморку при ванной и уложил.

Обняв Джима под одеялом, лорд Дитмар проговорил:

— Когда я был на Мантубе, я был в центре подготовки персонала. Я оставил там заказ на специалиста по уходу за детьми. Там сказали, что он закончит обучение как раз к тому моменту, когда наши малыши уже должны родиться. Его сразу направят к нам. Я подумал, что одному тебе с четверыми детьми будет трудновато, поэтому помощник будет нелишним.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Джим. — И ещё я вам очень признателен за то, что вы согласились взять Серино. Вы ведь не против, чтобы Йорн с ним бывал?

— Почему я должен быть против? Ведь мы для этого его и взяли, если я правильно тебя понял, — ответил лорд Дитмар.

— Спасибо вам, милорд, — улыбнулся Джим, уткнувшись в его плечо.