в которой я сомневаюсь в эффективности маскировки
– Ты уверен, что вино не отравленное? – едко поинтересовался я у Кира, когда обрел наконец дар речи.
– Не думаю, – беззаботно мотнул головой «попрыгунчик».
– А стоило бы иногда… – буркнул я. И воззвал к духу: «Ди-Сы?»
«Одну секундочку, сударь, с закупоренными бутылками работать не так просто… – откликнулся мой фамильяр. – Нет, яда в принесенном Станиславом Станиславовичем вине нет, – доложил он затем. – Если не считать за таковой этанол, то есть этиловый спирт, содержащийся в сем напитке по определению».
«Да? – хмыкнул я. – Даже странно…»
– Романов – его же, вроде, в тюрьме держали? – подала между тем голос Цой.
– Ну да, держали… – кивнул «Заикин». – Нальет мне кто-нибудь чего-нибудь горло с дороги промочить? – прервавшись на полуслове, лукаво подмигнул он нам. – А то что-то там у меня совсем пересохло, еле разговариваю!
Так-то не было заметно, чтобы с речью у него возникали какие-то проблемы, но сразу двое или трое из нас поспешно потянулись магией к початой бутыли «Воронцовского», в итоге столкнувшись потоками слитой маны и бездарно уронив драгоценный сосуд на пол – аккурат под ноги Насте.
Душераздирающе дзынькнуло.
– Ай! – воскликнула девочка, поспешно отскакивая, но рубиновые брызги все равно густо окропили подол ее платья – бывшего Юлькиного, кстати: еще до того, как сгорел особняк на Мясницкой, мы наведались туда и обновили Любомирской гардероб. – Ну вот… Я почищу? – обернулась она ко мне.
– Давай, – разрешил я ей воспользоваться магией.
Сложив пальцы в щепоть, княжна с недовольным видом принялась оттирать от пятнен испачканную одежку.
– Экая незадача! – сокрушенно покачал головой Гагарин. – За то, что мы тут запросто на паркет льем, внизу можно сладкую ночку купить! А то и не одну!
– Эй, а ты это откуда знаешь? – тут же недобро зыркнула на него Машка.
– Так я же там поначалу обитал… Стоп, – осекся Даня. – Я имею в виду: мало-мальски мягкий матрац и чтобы до утра не будили: мой, мол, черед! – торопливо пояснил он. – Со спальными местами там все непросто, их на двоих, а то и на троих нередко делят, ложатся по очереди… А ты о чем подумала?
– Не важно, – скривилась «длинноножка».
Тем временем Светка со вздохом убрала с пола винную лужу и осколки стекла, а я, с сомнением покосившись на приторный кагор, откупорил одну из принесенных Киром бутылей, наполнил бокал друга – ну и остальных не обделил. Кроме Насти – девочке Машка подлила как раз разбавленного кагора.
– За Государя ведь уже пили? – уточнил «Заикин» и, после моего кивка и Светкиного шепота в сторону: «Ага, не чокаясь…», предложил свой любимый тост: – Тогда давайте за то, чтобы наше завтра было лучше, чем наше вчера!
– Если в этом «завтра» присутствует Всеволод Романов – сомневаюсь, что пожелание сбудется, – покачал я головой, но выпить, понятно, не отказался.
– Не просто присутствует – в Старой Ладоге Светлейший князь нынче за главного! – сообщил Кир, с наслаждением осушив свой бокал.
«И что-то мне подсказывает, что на этом Романов не остановится!» – добавил он через Оши.
– При-и-иехали! – протянула Воронцова, с самого момента появления в комнате Кира хранившая собранное молчание. – И за что только я когда-то отдала свой лучший палец?
– Светлейший князь, кстати, о вас спрашивал, – лучезарно улыбнулся ей «Заикин». – И про тебя тоже интересовался, – добавил он уже мне.
– Ди-Сы, проверьте, пожалуйста, наше вино еще раз, – обронил я. – У меня о-о-очень нехорошее предчувствие…
«Будет сделано, сударь… Подтверждаю: вино в полном порядке», – последовал ответ.
«Вова, не дергайся, я тоже пощупала – нормальное вино!» – поддержала его Оши.
– Бойся ладожан, дары приносящих… – пробормотала Каратова.
– Ладожцев, – поправил ее Кир. – Точнее даже: староладожцев.
– Короче, как Романов выбился из тюремных сидельцев в эти почетные староложцы? – хмуро спросил я.
– Как, как… Черная гвардия освободила – как же еще? Оковы пали, темницы рухнули – все как положено при уважающей себя революции. Как до Старой Ладоги без магии добрался, Светлейший князь, правда, не рассказывал, ну а на месте у него тут же нашлось немало сторонников… – плесни еще, будь другом, – протянул он мне свой пустой бокал.
Я снова взялся за бутыль.
– И должен сказать, Романов там, в Старой Ладоге, неплохо все организовал, – продолжил между тем «Заикин». – Конечно, убежище у него значительно меньше Москвы, но народу, так сказать, на квадратный аршин, там, как минимум, столько же будет. Однако такого бардака, как у нас на первом этаже Большого Кремлевского дворца, и близко нет! Все устроены, одеты, обуты, умыты, досыта накормлены…
– У нас, вроде, тоже никто пока не голодает, – заметила Светка.
– Голодать, может, и не голодает, но драку за миску каши я своими глазами видел – и даже лично разнимал. Не один конечно – с парой гвардейцев, – заявил Кир. – В Старой Ладоге такое просто немыслимо!
– Ты не путай туризм с эмиграцией! – усмехнулся я. – И вообще: Романов там, часом, какой-нибудь политический приворот к тебе не применил? А то разливаешься, к духам, соловьем…
«Ежели мне будет позволено получить полный доступ к сердцу Станислава Станиславовича…» – начал было Ди-Сы.
«Я уже посмотрела: Кирилл чист, ни о каком взломе речи нет», – уверила меня Оши.
– Не забывай: все, что случилось, – обвел я жестом нашу комнату, но подразумевал, разумеется, при этом, куда большие просторы, – произошло исключительно по вине Романова!
– Он это отрицает, – заявил «Заикин».
– Отрицать он может все, что угодно! – взорвался я. – Но ты же сам слышал его исповедь – когда Диана тогда над ним поработала! – кивнул я на Цой. – Да мы все ее слышали!
– Это было до второго выстрела и пушки, – спокойно заметил Кир. – И вот от него Романов уже всячески открещивается!
– Вранье! – убежденно заявил я.
– А если вдруг и правда – того, что было до второго выстрела, разве мало? – горячо поддержала меня Машка.
– Я Светлейшего князя не защищаю, – пошел-таки на попятный «Заикин». – Просто рассказываю, что видел. В Старой Ладоге порядок – это факт. А у нас в Москве пока, к сожалению, не везде и не всегда. Но это не значит, что Романов у меня хороший, а Петров-Боширов – плохой! Упаси Ключ!
«Тут у нас недавно выяснилось, что ежели на Москве кто и плохой, то это вовсе не Петров-Боширов», – заметила через Оши Муравьева.
– Да? – повернулся к ней Кир. – А кто? И чем плохой?
«Может, и ничем, – тоже перешел на безмолвную речь я. – Просто Милана нас, типа, просветила, что реальная власть в Первопрестольной вовсе не у ротмистра, а у князя Репнина с графом Киселевым».
«И бароном Переспеловым», – добавила Машка.
«Поспеловым», – поправил ее Даня.
«А… – понимающе протянул “Заикин”. – Ну, это ненадолго…»
«В смысле?!» – разом воскликнули мы с «длинноножкой».
«Ну, это… – смутился Кир. – Я про что… Эпидемия же когда-нибудь закончится! А там либо Государь объявится, либо нового найдут… не знаю, изберут, назначат – как тут это делается? Властная вертикаль снова устаканится…»
– Что-то ты, Герасим, не договариваешь… – саркастически покачал я головой.
«Станислав, Кирилл… Он еще и Герасим?» – уточнила Оши.
«Чухонский фольклор, – бросил я ей. – Эпическая сага “Муму”».
«Не слышала о такой…»
«Не удивительно!»
«Сага сагой, но Станислав Станиславович определенно юлит», – не преминул заметить мне Ди-Сы.
«Согласна», – вторила ему Оши.
– Вы мне лучше вот что скажите! – пока все думали, что бы тут еще спросить или ответить, вздернула подбородок Любомирская. – Эта духова эпидемия действительно же закончится? И когда?
– Это, вон, к Диане, – указал «Заикин» бокалом – уже снова пустым – на Цой. – Она у нас крупный спец по Белому Центаврусу! – явно довольный сменой темы разговора, энергично провозгласил он.
Все повернулись к хабаровчанке – кроме Воронцовой и меня. Прищурившись, Милана продолжила пристально всматриваться в лицо Кира, словно надеялась прочесть на том нечто недосказанное. Ну а я, заметив это, невольно задержался взглядом на молодой графине.
– Да какой там спец, – пожала между тем плечами наша азиатка. – Так, читала кое-что…
– Про то, что магию нельзя применять, ты нас тогда, в Курляндии, вовремя предупредила! – напомнила Машка. И уточнила: – Почти вовремя.
Ну да, для самой-то Муравьевой Цоево предостережение запоздало…
– Ответьте, долго все это еще будет продолжаться? – повторила свой вопрос Настя, обращаясь теперь непосредственно к Диане.
– Кто бы точно знал… – вздохнула та. Но тут же продолжила: – Согласно тем трактатам, что я изучала, всего детей кровавой луны должно прийти четверо. Мор – Белый Центаврус – первый. Он принес с собой нынешнюю эпидемию. За ним последует Центаврус Рыжий, имя которому – Раздор…
– Еще все и перессоримся? – нахмурила бровки княжна.
– Не знаю, – покачала головой хабаровчанка. – Может быть.
– А когда придет этот второй? – деловито осведомилась Настя.
– Спроси чего полегче, – развела руками Диана. – Сказано – вслед за Мором. Может, уже сегодня, а может, через дюжину лет!
– Если эпидемия не прекратится, столько мы просто не протянем! – веско обронила Машка.
– Значит, Раздор придет раньше, ибо сказано: «И узрят его одаренные народов от приполярных морей до пупа Земли – те, что уже видели брата его Мора», – поведала Цой.
– Что ж, это утешает, – хмыкнула Муравьева.
– Так себе утешение на самом деле: считается, что Раздор не отменит бед, принесенных Мором, а лишь усугубит их, – заявила азиатка. – А за ним явится третий Центаврус, Вороной – зовущийся Голод…
– Вот тут, кстати, легко подсчитать, – снова встряла «длинноножка». – Как нам ни суетиться, через два-три месяца продовольствие в Москве закончится!
– Имена Центаврусов не стоит понимать слишком буквально, – возразила ей Диана. – Голод как-то должен быть связан с астралом – как и Мор с Раздором…
– Мана перестанет восстанавливаться? – предположил Гагарин. – Чем не астральный голод?
– Гадать тут бесполезно, – вздохнула Цой. – Но это точно будет что-то нехорошее… А потом прискачет последний, четвертый Центаврус – Пепельный или, в других переводах, Бледный. По имени Смерть.
– Все, я поняла, как закончится эпидемия! – нервно передернула плечиками княжна. – Мы все умрем – и болеть попросту станет некому! – бросила она таким тоном, что было ясно: приглашает – да нет, просто умоляет – с собой поспорить.
Однако желающих возразить девочке не нашлось. Наоборот, Воронцова еще и буркнула мрачно:
– Устами младенца, к духам…
* * *
– В астрал Центаврусов всех цветов и оттенков! – провозгласил я, проводив гостей, заперев за ними дверь на надежный магический засов и повернувшись к Светке. – И Романова – туда же до кучи! У нас с тобой есть ровно час, потом мне на миссию!
– Сорок пять минут, – с улыбкой поправила меня Каратова. – Нам с Марией выдвигаться ровно в семь!
– Там, через одну комнату, значит, сейчас тоже времени терять не станут, – ухмыльнулся я, делая шаг в сторону подруги. – Вот Анастасии Августиновне с двух сторон будет концерт! – выдал затем. – Хорошо, что Юльки нет дома!
– Поставим маскировку, – пожала плечами Светка, поднимаясь с кровати, на которой до того сидела, и оттопыривая оба мизинца. – Только надо не забывать потом продлять – когда рассеется…
– Точно забудем, – развел я руками, приближаясь я Каратовой еще на шаг.
– Забудем, – охотно признала девушка. – А что касается других Настиных соседей, то вот на их счет ей переживать сегодня не стоит: у Марии зелье закончилось, она мне сама говорила… Ну, то, что ей ваш Корнилов давал, только без побочных эффектов, – пояснила Светка, должно быть, решив, что я не понял, о чем речь. – Мария уже заказала новую партию одному алхимику, но там каких-то важных ингредиентов не хватает, надо из-за стены принести…
– Помочь? – предложил я – подойдя между тем уже вплотную к подруге.
– Да нет, мы с ней справимся…
– Ну а мы же тут не станем из солидарности с друзьями упускать свой случай? – наклонившись к уху Каратовой, прошептал я.
И, с наслаждением вдохнув головокружительный запах ее золотых волос, коротко поцеловал девушку в шею – раз, другой…
– Можно даже удвоить жар – так сказать, за себя и за ту пару… – Мягкие Светкины пальцы ненавязчиво скользнули мне под будто саму собой расстегнувшуюся рубашку.
– Вызов принят! – одной рукой я принялся помогать подруге освобождаться от футляра ее платья, а другой уже вовсю пользовался первыми результатами этих своих усилий.
– Бедная Настя, в следующий раз нужно будет им с Юлей беруши подыскать… – едва слышно прошептала Каратова – уже на безнадежно сбившемся дыхании.
Сорок пять минут – это же так мало! Но сколько ни есть – все только наше!