Парящая для дракона

Глава 4

На этот раз Айрлэнгер Харддарк встречает меня утренней свежестью. Точнее, утренней свежестью меня встречает Хайрмарг, пока я бегу от парковки до дверей, запахивая полы пальто. В прошлый раз я ничего этого не заметила, но сейчас я подмечаю буквально каждую деталь. И снежную звезду на темно-синем фоне – флаг Ферверна, и дракона, спаенного из стали, льда и снежного пламени над линией излома гор – это уже герб Ландерстергов, и четкую, размеренную динамику, которая здесь повсюду. Сотрудники Айрлэнгер Харддарка – и люди, и иртханы сейчас представляются мне винтиками огромного механизма, сплавленными лазером правительственной махины.

– К ферну Ландерстергу, – сдержанно говорю я, когда у секретаря от удивления расширяются глаза.

– Но вы не записаны…

– Уверена, он возражать не станет.

Секретарь теряет дар речи. На миг. Потому что уже в следующее мгновение она говорит:

– Позвольте ваше пальто, ферна Хэдфенгер.

– Не стоит беспокоиться, – поворачиваюсь к шкафу. – Я повешу сама.

Пока что в приемной никого больше нет: никого, кроме нас с ней. Еще бы, на часах нет и восьми, но я решила, что откладывать не стоит. Во-первых, я привыкла решать спорные вопросы сразу, а во-вторых, после обеда у меня консультация по зачету дисциплины «теория вероятностей». Этой теорией уже давно занимаются машины, но мы все равно ее проходим «чтобы было».

– Хотите кофе? – интересуется секретарь.

– Нет, благодарю, – отвечаю я. – Ферн Ландерстерг у себя?

– Нет. Его пока нет.

Власть опаздывает.

– В таком случае я подожду, – собираюсь уже устроиться на стуле, когда власть входит в приемную и застывает. Вернее, застываем мы оба: этот дракон с ароматом морозной свежести и я, потому что уже настроилась на «просто спокойно посидеть пять минут».

– Ферна Хэдфенгер, – говорит он, как будто сомневается в том, что у него не галлюцинация.

– Ферн Ландерстерг, – отвечаю я.

Секретарь смотрит на него. Потом на меня.

Первым, разумеется, в себя приходит дракон: широким шагом преодолевая жалкое для него расстояние до двери, распахивает ее и скрывается внутри. Дверь с мягким щелчком закрывается. Потом раскрывается, и меня награждают таким звериным взглядом, что по любой теории (включая теорию вероятностей) мне полагается осыпаться ледяной крошкой и в таком состоянии просочиться в дверь.

Вопреки этому в кабинет я прохожу довольно бодрой походкой, и каблучки полусапожек звонко стучат по полу. Правда, стоит мне оказаться в его кабинете, как вокруг ощутимо, градусов так на десять, холодает.

– Соизволите объяснить, что вы делаете здесь в такое время? – произносит он, возвышаясь надо мной и подавляя одним своим ростом.

Вот честно, это нечестно.

– У меня к вам очень важный деловой разговор.

– Важный? – зачем-то уточняет этот дракон.

Я киваю.

– Деловой?

– Деловой.

– В таком случае вы должны знать, что о важных деловых разговорах договариваются заранее.

– О том, чтобы объявить кого-то своей невестой, тоже заранее договариваются с невестой.

Взгляд Ландерстерга тяжелеет, падает на мои плечи. Каким образом меня еще не впечатало в пол, не представляю, но глаз не отвожу. За то время, что мы играем в гляделки, я успеваю несколько раз покрыться ледяной корочкой, парочку – воспламениться, вспотеть, замерзнуть и еще десять раз вспомнить маму дракона за то, что она его мама. Когда он наконец отворачивается и идет к столу, на ходу сбрасывая пальто, у меня получается выдохнуть. Надеюсь, не очень громко, и я тут же перекрываю свой вздох стуком каблуков.

– Мы с вами будем прекрасной парой, – говорит он, даже не глядя в мою сторону.

– Я так не думаю.

– Зря. Вы мне подходите, Лаура. Вы обладаете смелостью, чтобы войти в мой кабинет без стука, и достаточной рассудительностью, чтобы не противопоставлять себя тому, что не можете изменить. После того что я в вас увидел, у меня нет никаких сомнений, что из вас получится прекрасная супруга.

Я открываю рот. Потом закрываю. Если это был комплимент, то не подавился он, произнося его, исключительно чудом: суше этих слов только булка, хранящаяся в музее «Удивительные вещи» в центре Хайрмарга. Этой булке двести пятьдесят лет, она была законсервирована с помощью особого состава производителем (сейчас у его потомков крутая сеть пекарен) и передавалась из поколения в поколение, пока не попала в музей за большие деньги. Кстати, на тему этого до сих пор идут споры, правда этой булке двести пятьдесят лет или это пиар-ход сети пекарен «Ешь со вкусом».

– О чем задумались, Лаура?

– О булках, – говорю я. – И о маркетинге.

Кажется, это нарушает привычный ход мыслей Ландерстерга, потому что его рука замирает над кнопкой включения ноутбука.

– Крайне последовательно, – произносит он наконец.

– Вашей последовательности тоже можно только удивляться.

– Что именно показалось вам непоследовательным?

Да он издевается!

– Вчера я сказала о том, что не хочу за вас замуж.

– За меня?

– Вообще! Я вообще не хочу замуж, – говорю я. – У меня впереди целая жизнь, и я не хочу…

Меня перебивают раньше, чем я успеваю закончить:

– С тем, чего вы не хотите, мы разобрались.

– Видимо, не до конца. – От его близости по коже тянет холодом, а внутри жаром. Я прямо-таки чувствую, как превращаюсь в гигантское ходячее самопротиворечие, поэтому складываю руки на груди. – Откажитесь от меня, ферн Ландерстерг.

– Я не привык отказываться от выгодных сделок.

Что я там говорила про булку?

У него драконовластие головного мозга!

– Я вам не выгодная сделка, – говорю я. – Я – живой человек, и у меня есть свои чувства. Я уже сказала, что не собираюсь за вас замуж, и вам придется это принять!

В меня ударяет таким холодом, что я не покрываюсь наростами из сосулек только по какой-то счастливой случайности.

– Собираетесь вы за меня замуж, Лаура, или нет, – произносит он, глядя мне в глаза, так четко, что слова собираются крупными льдинками и с хрустом, как под его ботинками, рассыпаются на кристаллики, – мне все равно.

Сказано это с такой интонацией, что не остается ни малейшего сомнения: ему действительно все равно.

Ах, так?

– Собираетесь вы на мне жениться, ферн Ландерстерг, или нет, – говорю я, возвращая ему его взгляд, – мне все равно.

Разворачиваюсь, иду к двери, но раньше, чем успеваю сделать два шага, по двери и стенам проходит легкая рябь силового щита, запирающего кабинет. То, что мы заблокированы внутри, понимаю, лишь обернувшись к Ландерстергу: он касается панели управления, и она беззвучно втягивается в стол. Глаза дракона темно-синие, но из-за холодного света сверкают металлическим блеском. Совсем как поверхность его стола.

– Вы что сделали?!

– Закрыл дверь. – Ландерстерг опускается в кресло и пододвигает к себе ноутбук. – Есть такая методика переговоров. Когда партнер на эмоциях не готов идти на контакт, ему нужно провести какое-то время в тишине и покое. В раздумьях.

– Вы не имеете права меня здесь удерживать!

– А я вас удерживаю?

Он поднимает голову, взгляд его по-прежнему человеческий, но по ощущениям, в кабинете похолодало еще сильнее. По крайней мере, сейчас я искренне жалею о том, что вообще сняла пальто.

– Вы закрыли дверь.

– Чтобы не позволить вам наделать глупостей.

– Глупостей?!

– Садитесь, Лаура. Нам предстоит долгий день.

Прежде чем я успеваю ответить, Ландерстерг касается коммуникатора:

– Одер, беспокоить только в форс-мажорных ситуациях. Во всех остальных случаях всю информацию переключай на Стенгерберга. Нет, кофе не нужен. Все.

Пока он отдает приказы, я стою с открытым ртом. Когда щелчок коммуникатора возвещает о том, что мы снова остались одни, обретаю дар речи:

– Выпустите меня!

– Только после того, как вас перестанут посещать мысли о том, чтобы расторгнуть наше соглашение.

– Я не заключала с вами никакого соглашения!

– Заключали, Лаура. – Взгляд его скользит по моим ногам, почему-то заставляя их становиться ватными. А еще вспоминать, как вчера платье поползло вверх, открывая край чулок, и потемневший драконий взгляд. Сейчас он примерно такой же, с той лишь разницей, что в морозное напряжение врывается обжигающий жар, от которого становится нечем дышать.

Хотите переговоров? Будут вам переговоры.

Я подхожу к диванчику, стоящему у стеллажей, демонстративно усаживаюсь на него и подтягиваю укороченную юбку-карандаш повыше. Разумеется, исключительно чтобы сесть. На самом деле край чулок теперь выглядывает гораздо более откровенно, чем вчера. Закидываю ногу на ногу и слышу грохот захлопнутого ящика стола. С таким треском, что я уже приблизительно представляю, как стол разваливается на части, а посреди обломков сидит правящий дракон. Картина настолько привлекательная, что уголки губ сами собой разъезжаются в стороны.

Я достаю телефон и делаю несколько снимков раньше, чем Ландерстерг успевает опомниться.

– Вы что творите?! – рычит он.

– Как – что? – поднимаю на него глаза. – Всего несколько кадров для живой ленты[2]. Вы же знаете, как в наше время ценится уникальный контент.

Прежде чем я успеваю открыть соцсеть, дракон оказывается рядом, а мой телефон – у него. Сам он опирается о спинку дивана, нависая надо мной. Металлический взгляд врезается в мой, проникая в меня так глубоко, что перехватывает дыхание.

– Находите это смешным? – жестко интересуется он.

Его руки слишком близко от моих плеч, а лицо – совершенно точно близко от моего. Хищное, такое же жесткое, как он сам. Одна его ладонь на подлокотнике, под ней – мой телефон, сейчас напоминающий доживающую последние минуты хрупкую пластинку. Вторая – на спинке дивана поверх моих волос. Я только сейчас это поняла, когда шевельнулась. Под расстегнутым пиджаком перекатываются литые мышцы, под этим взглядом хочется закрыться… или раскрыться на полную. Подчиняясь этой звериной власти, яростной и стремительной, позволить ему бесстыдно стекать по плечам в вырез блузки.

Пламя иртханов очень притягательно для людей, и на него можно подсесть, притом подсесть основательно. Я всей кожей ощутила, как волоски встали дыбом, а губы вспыхнули, словно в них уже впивались его, оставляя клеймо-ожог.

– Ни разу. Отдайте мой телефон.

– Когда соберетесь домой, Лаура, – произносит он, оттолкнувшись от дивана и выпрямившись, – получите свой телефон обратно. А пока наслаждайтесь.

Внутри меня все еще потряхивает, а усилившееся желание треснуть этого самца дракона планшетом становится совершенно невыносимым.

– А если я захочу в туалет?

– Значит, решение вам придется принимать экстренно, под давлением внешних обстоятельств.

Он возвращается за стол, сомкнувшаяся пасть ящика стола сжирает мой телефон, после чего Ландерстерг погружается в работу. Мне остается только за ним наблюдать: выражение его лица вообще не меняется, эта жесткая маска настолько срослась с хищными чертами, что я даже не представляю, бывает ли он когда-то другим. Например, во время оргазма…