НЕОБУЗДАННАЯ МАШИНА

I

Во всем Терминале не было никого выше, толще и тяжелее бармена по прозвищу «Бык». Краснолицый детина с плоскими обвисшими щеками, он вышвыривал пьянчуг грудью и животом, выпяченными наподобие бочки из костей и мышц – подталкивая их к выходу, пританцовывая и напирая пузом с разбега, как неуклюжий, возбужденный сладострастием слон. По отзывам надежных свидетелей, его толчки не уступали силой ударам копыт брыкающегося мула.

Марвин Алликстер, нервный худощавый субъект лет сорока, хотел было обозвать бармена мерзавцем, мошенником и скупердяем, но предусмотрительно придержал язык.

Бармен вертел в руках прозрачный шарик, рассматривая со всех сторон заключенное в нем маленькое существо. Существо сияло и мерцало, как призма – солнечно-желтыми, изумрудными, мягкими розовато-лиловыми, ярко-розовыми сполохами чистейших оттенков. «Двадцать франков», – без особого энтузиазма произнес бармен.

«Двадцать франков? – Алликстер ударил кулаками по стойке бара – театрально преувеличенным жестом. – Ты шутишь!»

«Без шуток», – проворчал бармен.

Алликстер серьезно наклонился вперед, пытаясь воззвать к разуму собеседника: «Послушай, Бык! О чем ты говоришь? Этот шарик – чистый, как слеза, горный хрусталь, ему не меньше миллиона лет. Попрыгунчики копаются целый год и считают, что им повезло, если они находят пару таких кристаллов, да и то внутри огромных кусков кварца. Они шлифуют и полируют находку, крутят ее и вертят, а если она ненароком выскальзывает из рук – беда! Шарик разлетается вдребезги, зудень вытекает и погибает».

Бармен отвернулся, чтобы налить по стаканчику виски паре ухмыляющихся грузчиков: «Слишком хрупкая штука. Если я ее куплю, а кто-нибудь из треклятых дебоширов ее разобьет, я потеряю двадцать франков – только и всего».

«Двадцать франков? – изумленно повторил Алликстер. – Называть такую сумму, глядя на эту драгоценность, язык не поворачивается. Я уж лучше продам свое ухо за двадцать франков!»

«Это меня вполне устроит», – пошутил Бык, поигрывая ножом.

Теперь Алликстер попробовал возбудить в собеседнике алчность: «Я получил эту штуковину из первых рук за пятьсот франков».

Бармен рассмеялся ему в лицо: «Все вы, из магистральных бригад, поете одну и ту же песню. Подбираете безделушку на какой-нибудь станции, проносите ее контрабандой на обратном пути и рассказываете сказки о том, во сколько она вам обошлась, чтобы сплавить ее втридорога первому простофиле, готовому развесить уши, – Бык налил себе стаканчик воды и опорожнил его, подмигнув грузчикам. – Как-то раз я попался на эту удочку. Купил козявку у Хэнка Эванса – он утверждал, что она умела танцевать и выучила все туземные танцы Калонга. Козявка выглядела так, будто и вправду танцевала. Выложил за нее сорок два франка. Оказалось, что у нее от земного притяжения затекли ступни – она просто переминалась с ноги на ногу, чтобы ей было не так больно стоять. Вот и все танцульки!»

Алликстер тревожно поежился, оглянувшись в сторону входной двери. Сэм Шмитц, диспетчер, вызывал его уже целый час, а Сэма никак нельзя было назвать терпеливым человеком. Алликстер снова облокотился на стойку бара, не слишком убедительно изображая безразличие: «Взгляни на цвета, смотри, как переливается эта маленькая тварь! Вот! Пламенный красный блеск! Ты видел что-нибудь ярче? Только представь себе, как эта штука будет выглядеть на шее какой-нибудь дамы!»

Китти, пышнотелая блондинка-официантка, промурлыкала восхищенным контральто: «Какая прелесть! Я не отказалась бы сама ее носить».

Бармен снова взял хрустальный шарик: «Не знаю никаких дам». С сомнением рассмотрев шарик, он заметил: «Красивая штуковина. Что ж, может быть, я отстегну двадцать франков».

На телеэкране за спиной бармена прожужжал сигнал вызова. Бык включил изображение и звук одновременно, не позаботившись спросить, кто звонил, и отступил в сторону, чтобы не загораживать экран своей тушей. Алликстер не успел спрятаться под стойкой. Сэм Шмитц смотрел прямо ему в глаза.

«Алликстер! – рявкнул Шмитц. – Даю тебе пять минут. После этого можешь не приходить на работу!» Экран погас.

Алликстер задумчиво сдвинул темные брови, глядя на отвечавшего безмятежным взглядом бармена. «Так как ты торопишься, – сказал Бык, – так и быть, я дам за эту блестящую висюльку двадцать пять франков».

Не отрывая глаз от лица бармена, Алликстер поднялся на ноги и поиграл хрустальным шариком, перекидывая его из одной ладони в другую. Бык нервно протянул руку: «Полегче! Он может разбиться». Бармен выдвинул денежный ящик: «Вот твои двадцать пять франков».

«Пятьсот», – сказал Алликстер.

«Не получится», – буркнул бармен.

«Ладно, четыреста».

Бык снова покачал головой, наблюдая за Алликстером хитро прищуренными глазами. Алликстер повернулся и молча направился к выходу. Бык стоял неподвижно, как статуя. Уже в дверном проеме продолговатое загорелое лицо Алликстера снова повернулось к пузатому бармену: «Триста».

«Двадцать пять франков».

Алликстер скорчил раздраженную гримасу и вышел.

На улице он задержался. Озаренное зимним солнечным светом депо – огромный куб – возвышалось, как утес, над более или менее сомнительными окрестностями Терминала. У основания депо расположились склады – блестящие алюминиевые корпуса, каждый длиной метров четыреста. Грузовики и автоприцепы примкнули к боковым складским воротам, как красные и синие пиявки.

Крыши складов служили разгрузочными площадками – по ним гибкие составные конвейеры перемещали в трюмы воздушных судов продукцию сотен миров. Несколько секунд Алликстер наблюдал за этой деятельностью; он знал, что девять десятых всего оборота грузов экспортировали незаметно по магистралям – на континентальные земные станции и на станции других планет, к далеким звездам.

«Мерзавец!» – отвел душу Алликстер и не спеша направился к транспортному пункту на углу, размышляя о блестящей безделушке. Может быть, следовало продать ее бармену – двадцать пять франков в любом случае принесли бы Алликстеру двадцать четыре франка прибыли. Но он отверг эту мысль. По магистралям можно было пронести не так уж много, и любой уважающий себя контрабандист рассчитывал на приличный доход от рискованного предприятия.

Загрузка...