Паруса заката

* * *

Через залитый солнцем луг, высоко закидывая увенчанную рогами голову, мчался молодой олень. Его темные глаза были круглы от ужаса, на губах выступила кровавая пена. Тигриный рык гнал его сквозь чащу, олень летел над травой, торопясь пересечь открытое место. Он уже нырнул под спасительную сень огромных деревьев, как перед ним метнулась быстрая тень. Лезвие кремниевого ножа и бронзовые от загара пальцы, сжимавшие рукоять, — вот все, что успел увидеть олень перед смертью. Одновременно с ударом человека из зарослей вылетел огромный тигр. Его прыжок довершил охоту — олень, уже осевший на задние ноги, упал на траву со сломанной шеей. Юноша выпрямился во весь рост, откинул длинные черные волосы и рассмеялся. Тигр ответил недовольным ворчанием. Не дожидаясь своего товарища, он улегся возле добычи и принялся деловито рвать ее на куски. Юноша с бронзовой кожей пристроился рядом и, ловко орудуя ножом, срезал большой кусок мяса с оленьей ноги. Оставив большую часть добычи старшему, он исчез среди деревьев. Крупные хищники предпочитают есть в одиночестве.

Миновав заросли невысоких густых деревьев, юноша легко взобрался по склону горы и только у самой ее вершины присел отдохнуть. Солнце уже садилось, и он мог смотреть на него не щурясь, блаженно растянувшись на плоском прохладном камне. Сейчас он немного отдохнет, а затем разведет костер и зажарит добытое сегодня мясо… Как прекрасна эта вольная жизнь среди дикой природы, среди грозных хищников, которые относятся к нему как к равному!

Но почему же солнце так неумолимо слепит глаза? Кулл зажмурился и, закрыв лицо рукой, повернулся на бок, с удивлением почувствовав, что камень под ним превратился во что-то мягкое. Он открыл глаза. И застонал, мгновенно поняв, что это был всего лишь сон. Как счастлив он был еще мгновение назад, свободным юношей бегая наперегонки с тиграми! И как несчастен теперь, проснувшись королем Валузии, связанным по рукам и ногам скучными государственными обязанностями и бременем неотложных государственных дел.

Вздохнув, Кулл поднялся с кровати и подошел к окну. Он привык просыпаться с первыми лучами солнца, но сейчас его почему-то не радовало начало нового дня, как не радовало и само солнце, безжалостно прервавшее его удивительный, прекрасный сон…

В последнее время Валузия жила спокойно и уже начала забывать, что такое войны и междоусобные распри. Совершив несколько удачных военных походов, Кулл продемонстрировал боевую мощь Валузии и вселил в сердца ее извечных врагов такой страх, что вот уже много лун валузийские мечи мирно дремали в ножнах. Король же, воспринимавший это затишье как праздность, начал скучать и томиться размышлениями о прошлом и настоящем. Верный друг Брул не раз заставал его сидящим в одиночестве в своих покоях или в дальнем уголке сада и погруженным в раздумья так глубоко, что это не на шутку тревожило пикта. Советник Ту тоже не раз с беспокойством поглядывал на короля, но, разумеется, ни о чем не спрашивал — он хорошо успел узнать характер Кулла, неизменно страдавшего от отсутствия настоящего дела. Светские приемы и дворцовая суета претили королю Валузии, а по-настоящему счастливым он бывал лишь верхом на горячем боевом скакуне, когда летел в гущу врагов, сжимая в руке огромный, сияющий на солнце меч.

Скользнув равнодушным взглядом по ярким цветникам, Кулл отошел от окна и, одевшись, вышел из покоев. Кивнув Алым Стражам, при виде его вытянувшимся у дверей, он неторопливо двинулся по коридору, рассеянно отвечая на поклоны встречных. Король еще не знал, с чего начнет новый день, но это его совсем не волновало. Ему было решительно все равно — позавтракать ли в обществе Брула, перекинувшись с ним несколькими фразами, или сначала прогуляться в одиночестве по саду. Он знал, что этот день будет таким же, как и предыдущий, — светские приемы, пустые разговоры, а за всем этим — тайная надежда наконец услышать что-то такое, от чего сладко заныло бы сердце, а в крови вспыхнул бы неукротимый огонь.

Погрузившись в размышления о только что увиденном сне, всколыхнувшем в душе воспоминания о далеких днях юности, Кулл не заметил, как вышел в сад и медленно побрел по дорожке меж ровных живых стен аккуратно подстриженных кустарников. Впечатление от сна было таким сильным, что он не видел перед собой ни дорожки, посыпанной золотистым песком, ни причудливой формы цветочных клумб, ни деревьев, под которыми так часто любил сидеть, — перед его мысленным взором стояли горы родной Атлантиды, ее непроходимые чащи, где юношей он жил среди диких зверей, ее зеленые равнины с бессчетными стадами оленей, на которых он охотился вместе с братьями-тиграми.

— Кулл! — раздался вдруг знакомый голос. Кулл вздрогнул, с трудом вернувшись от своих томительных грез к унылой реальности. Обернувшись на голос, он увидел Брула. Советник, уже узнав от стражей, что король с утра пребывает в дурном расположении духа, поспешил в сад в надежде пресечь грозящую бурю в самом начале.

Кулл хмуро кивнул в ответ на широкую улыбку друга. Пикт хорошо знал своего короля и не стал донимать его глупыми расспросами.

— Славный сегодня день, правда? — весело спросил он, взглянув на небо без единого облачка. — Знаешь что, давай-ка нынче позавтракаем только вдвоем, где-нибудь здесь, в саду! Зачем нам, в самом деле, сидеть под мрачными сводами дворца? Мы найдем здесь какой-нибудь тихий уголок, расстелем на траве старую скатерть и уставим ее теми нехитрыми кушаньями, что мы обычно берем с собой в походы. Посидим, потолкуем!

Кулл пожал плечами, рассеянно следя взглядом за маленькой птичкой с ярким опереньем, беззаботно порхавшей над цветущим кустарником. Очевидно, смысл слов Брула все еще не доходил до него, и мысли атланта продолжали витать где-то далеко отсюда.

— Хорошо, — сказал он наконец, поняв, что пикт ждет его ответа. — Это ты хорошо придумал, — добавил он только ради того, чтобы не огорчать друга. — В самом деле, дворец от нас никуда не денется.

Брул оживленно кивнул и, увидев неподалеку слугу, спешившего в сторону дворца, окликнул его, но не стал ждать, а в нетерпении двинулся ему навстречу. Отдав слуге необходимые распоряжения, пикт вернулся к королю, все еще задумчиво наблюдавшему за птичкой.

— Я знаю тут одно чудное местечко! — Пикт широко улыбнулся и подмигнул атланту, увлекая его в самый неухоженный уголок огромного сада. — Я велел передать, чтобы нас никто не тревожил, так что мы можем поесть спокойно, без всех этих надоедливых физиономий. Я давно хотел с тобой поговорить просто так, без титулов, как встарь…

— Поговорить? — насторожился Кулл, впервые проявляя какой-то интерес к затее своего советника, — Ты хочешь мне что-то сообщить?

Улыбка пикта погасла.

— Нет, Кулл, — признался он. — У меня нет для тебя новостей. Во всех Семи Империях царит мир и спокойствие. Даже грондарцы притихли — по слухам, они собираются объединяться, с тем чтобы выбрать себе верховного правителя и начать жить на манер просвещенных государств. Что же до самой Валузии, то у нас тоже все тихо. Я только вчера разговаривал с Ка-Ну — он сам удивлен, но его шпионы в один голос твердят о всеобщем довольстве и умиротворении. Бывшие смутьяны тишком сидят по домам и занимаются насущными делами.

— Валка! — сквозь зубы пробормотал Кулл. — Все словно сговорились уморить меня скукой! Не могли одолеть мечом, кинжалом или ядом, так решили применить такое оружие, против которого я и в самом деле бессилен!

— По-моему, ты напрасно так злишься, — покачал головой пикт. — Воин должен уметь отдыхать, если выдался мирный год. Разве это не достойная награда победителю: вкушать покой, не опасаясь предательского удара в спину! Наберись пока сил, а уж неприятности, поверь мне, не заставят долго ждать.

Они прошли через густой кустарник и оказались в укромном уголке старого сада, скрытом от посторонних глаз. На еще не просохшей от росы траве расторопные слуги расстелили скатерть, посреди которой красовалась большая корзина с едой и вином.

— Может, ты и прав, — задумчиво сказал Кулл, усаживаясь на траву и протягивая руку к корзине. — Действительно, не так уж часто выпадают правителю годы, когда он может отдохнуть от войн и в мире строить собственное царство камень за камнем. Не каждую ночь я сплю спокойно и не каждый кубок вина смело беру в руки, твердо зная, что в него не подбросили яду. Но вот в чем беда — я так привык к постоянным опасностям, что уже не могу без них обходиться. Я не строитель, я воин. Безмятежный покой и праздность угнетают меня, я в них — хуже рыбы, вытащенной на берег. Вынужденное безделье и скука пострашнее самых злейших врагов.

— Я знаю, Кулл, — кивнул пикт, разламывая огромную горячую лепешку и протягивая половину атланту. — Думаешь, я сам создан для мирной жизни? Нет — я воин, и мое место на поле брани. Я понимаю тебя, как никто другой, но все же еще раз тебе скажу — наберись терпения. Кто знает, может быть, завтра же наш отдых закончится, а на смену ему придут испытания, которых не увидишь даже в страшном сне!

— Хорошо бы! — вырвалось у Кулла.

Пикт с усмешкой взглянул на него, но ничего не сказал. Некоторое время они молча жевали лепешки, запивая их вином, затем Кулл взял в руки спелый оранжевый плод хурмы и, надкусив его, растянулся на траве. В ослепительно синем небе одиноко плыло маленькое белое облачко — с юга на север. Кулл рассеянно проследил за ним взглядом и вдруг, рывком приподнявшись, пристально посмотрел на Брула.

— Смотри! Видишь это облако? — воскликнул он, указывая в небо. — Оно плывет на север, на мою родину! А ветра меж тем почти нет! Уж не знак ли это?

Брул задумчиво проводил взглядом это единственное, неизвестно откуда взявшееся облако, затем отвел глаза и, сорвав травинку, сунул ее в рот.

— Так я и знал, — глухо произнес он, не глядя на Кулла. — Я почему-то так и чувствовал, что сегодня ты заговоришь об Атлантиде. Уж не захотелось ли тебе отправиться туда?

Король молчал, глядя вслед облаку.

— Не знаю, — наконец неуверенно произнес он. — Конечно, время от времени я думал об Атлантиде. Для меня это старая незаживающая рана — ведь когда-то мне пришлось покинуть родину и отверженным изгнанником долго скитаться по чужим землям и морям. Атланты прокляли меня. Они — враги не только Валузии, но и всех Семи Империй, и я не вижу никаких путей примирения с ними. Как-то раз Ка-Ну сказал мне, что я должен попытаться завоевать Атлантиду и присоединить ее к Валузии, тогда наша империя станет самой могущественной в мире. Я много думал об этом, но… я — атлант. Я не могу прийти на свою родину с мечом. И хотя мои родичи ненавидят меня и считают злейшим врагом, я не желаю им зла. Более того — если понадобится, я встану на их защиту.

Пикт облегченно вздохнул, убедившись, что Кулл не замышляет новой кровопролитной войны. Подвинув поближе корзинку с виноградом, он вновь наполнил кубки вином.

— Ты совершенно прав, Кулл, — улыбнулся он, поднося к губам кубок. — Атлантида — не такая уж могущественная держава, и победить ее не составило бы особого труда, но тогда Валузия неминуемо потеряла бы многих союзников. Вряд ли они одобрили бы поступок атланта, огнем и мечом завоевавшего родную землю. Да и сама Атлантида, присоединенная к Валузии, стала бы для нас только лишним очагом беспокойства, ведь тайный враг куда опаснее явного.

Некоторое время Кулл молчал, глядя на свой кубок, но не притрагиваясь к нему. Затем он вновь с тоской посмотрел на север.

— Знаешь, Брул, — тихо сказал он наконец. — Сегодня мне приснился удивительный сон — будто, вновь юный и гибкий, я в одной лишь набедренной повязке несусь босиком по равнине, преследуя с братом-тигром убегающего оленя. Мы догоняем его и рвем на куски нашу добычу. Я ощущал себя таким свободным и счастливым!

Кулл снова замолчал и, одним глотком осушив кубок, отшвырнул его в сторону. Пикт с интересом, но и с некоторой настороженностью смотрел на него. Король вдруг поднялся и начал нетерпеливо мерить шагами небольшую лужайку.

— Вот что я тебе скажу, Брул, — произнес он, резко остановившись перед пиктом. — Это был не простой сон. Это знамение. Я должен побывать в Атлантиде. Но я приду туда не как завоеватель, а как друг… Нет, скорее гость… В общем, не знаю как, но я должен, обязательно должен туда отправиться!

Брул нахмурился, с недоумением глядя на друга.

— Вот уж и впрямь не знаю как! — мрачно изрек он. — Приплывет, значит, целая армада валузийских кораблей, а твои сородичи выбегут на берег, чтобы радостными криками приветствовать заблудшего сына?

— Ты меня не понял, — с досадой поморщился Кулл. — При чем. тут армада? Я поплыву туда один, на единственном корабле, всего лишь с небольшим отрядом воинов.

Пикт присвистнул от изумления, пристально глядя на Кулла и пытаясь понять, не шутит ли над ним король. Но лицо Кулла было совершенно серьезно, и тогда пикт тоже поднялся и положил атланту руку на плечо.

— Друг мой, — тихо сказал он. — Я знаю, что атланты — храбрый и воинственный народ. Они не испугаются, увидев у своих берегов весь валузийский флот, не разбегутся в панике. Они начнут обстреливать нас из луков и метать горящие факелы. А что будет, если они увидят только один корабль? Да они не дадут ему даже приблизиться к берегу — окружат со всех сторон галерами и безжалостно спалят, не пытаясь даже вникнуть в смысл твоих приветственных речей. Ты можешь до хрипоты кричать им, что ты их друг и будущий защитник, но они только посмеются над тобой и прикончат — к большому удовольствию столпившихся на берегу соплеменников.

Кулл покачал головой и отвернулся.

— Может быть, все будет именно так, — глухо произнес он. — Но я почему-то уверен, что этого не произойдет. Еще вчера я и не помышлял ни о чем подобном, но сегодня у меня появилось какое-то странное ощущение…

— Просто ты увидел сон, который напомнил тебе о вольной юности в Атлантиде, — бесцеремонно перебил его Брул. — Ну и что? Думаешь, мне не снятся такие сны? Ты ведешь себя, как ребенок, Кулл. Увидел сон и забыл обо всем на свете, готов бросить свое королевство и плыть на верную смерть! А ради чего? Чтобы увидеть места, где когда-то бегал голышом? Пусть даже ценой собственной головы, но обязательно увидеть! Проверить, узнают ли тебя тигры или сожрут при первой же встрече! Примут ли тебя сородичи или сожгут заживо вместе с кораблем! Вот уж не думал, Кулл, что ты стал таким легкомысленным и сентиментальным. Принять обычный сон за знамение свыше, преисполниться ласкающими душу воспоминаниями и радующими сердце надеждами на нежную встречу с соплеменниками — ну, не безумие ли это? Я не узнаю тебя, Кулл!

— Ну что ж, — сквозь зубы произнес атлант, стряхнув руку Брула со своего плеча. — Я рассказал тебе это в надежде, что ты меня поймешь.

Но ты не захотел. Неужели ты думаешь, что я всю жизнь, как трус, буду отсиживаться за крепкими стенами Валузии и ни разу не попытаюсь добраться до Атлантиды? Побоюсь, что меня плохо примут, и не рискну даже близко подойти к родным берегам? Вытравлю из сердца все воспоминания и забуду, что я атлант, чтобы не выглядеть в глазах своего друга сентиментальным дураком? Отрекусь от своих корней, чтобы воодушевить придворных льстецов и снискать одобрение тех, кто строит против меня заговоры? Плохо же ты меня, оказывается, знаешь, Брул!

Кулл резко повернулся и быстрыми шагами направился прочь, задыхаясь от клокотавшей в нем ярости. Пикт тяжело вздохнул, но не двинулся с места, зная, что бежать вдогонку не имеет смысла, — спор окончился, не начавшись. И он прав, и Кулл прав, но рассудит их только время.

«Весело же завершился наш дружеский завтрак, — с тоской подумал Брул, глядя вслед удалявшемуся атланту. — Король и впрямь нынче в самом дурном расположении духа! Но сделать я с этим сейчас ничего не могу».

Он опустился на землю и обхватил голову руками, словно таким образом мог защититься от нахлынувших на него самых дурных предчувствий.