Глава двадцать пятая Вечерние и ночные игры обитателей флигеля

К посиделкам с дамами Миша освежился и переоделся, благодаря Льва Разумовского, снабдившего его приличным дворянским гардеробом со своего плеча (поношенным, конечно). Когда он явился в комнату фокусников (в черном бархатном камзоле, с брыжжами и шеей, замотанной белым шелковым платком), все они невольно подтянулись, а Дементий почтительно спросил:

— Так Вы из дворян будете, сударь?

— Не бери в голову, Дементий, — сказал, улыбаясь, Ботан. — Этот наряд предназначен для охмурения дам.

— Но Вы знаете, — продолжил фокусник, — что в России право носить такую одежду имеют только дворяне?

— У меня это право есть, — чуть суше сказал Ботан, и все еще более подтянулись.

Когда четверо мужчин вошли в комнату в женской половине флигеля, в ней стало тесновато, так как посередине комнаты был разложен ломберный стол, а дамы (обещанная четверка) хоть и оделись просто (в лифах и юбках), но юбки их были все же пышны. «Что они под ними носят? — задался в очередной раз вопросом Ботан. — Обручи, распорки или подушечки?». Тут Дементий взял слово:

— Милые дамы! Сегодня вместо обычной нашей компании я взял с собой новосела, который представится вам сам.

Взгляды дам уже при входе были сосредоточены на новичке, а теперь к глазам присоединились уши, которые с изумлением услышали:

— Медам, я — шевалье Эмильен де Вержи, беглец из Франции, которого императрица Екатерина соизволила отправить за дуэль в солдаты, а князь Потемкин призвал сюда ради некой безделицы.

— Etes-vous francais? L'emigrant? D'ou? (Вы француз? Эмигрант? Откуда?) — раздался вдруг взволнованный грассирующий женский голос.

Миша пригляделся к дамам и встретил горящий взгляд, принадлежащий миниатюрной брюнетке лет двадцати пяти с характерным носиком с горбинкой, черными глазами и вычурными губами.

— Je viens de Bourgogne, — ответил Миша, побаиваясь, что вдруг она тоже из тех краев.

— Et je suis sous le Aix-en-Provence! (А я из-под Экс-ан-Прованса!), — радостно ответила француженка. — Mon Dieu, ca nous a amenes! (Бог мой, вот занесло-то нас!).

— Вы тоже бежали от революции? — перешел на русский Миша.

— Нет, — вяловато ответила брюнетка. — Меня приглашать петь в Россия князь Потемкин. Через порученец.

— На гонорар наша Аннет польстилась, — вмешалась с насмешливой интонацией другая брюнетка (явная грузинка, между двадцатью и тридцатью годами, точнее у грузинок не скажешь), значительно более представительная, прямо-таки царица. И голос у нее был под стать царице: грудной, богатый, завораживающий («как у Тамары Гвердцители» — восхитился Ботан).

— Только гонорар оказался жидковат и от случая к случаю, — продолжила Царица Тамара. — Даже на переезд обратно во Францию его не хватает. Так, Анюта?

— Так, — обреченно кивнула девушка из Прованса, но вдруг упрямо вскинула голову: — Но я облигатуар (обязательно) бежать отсюда!

— Два года уж бежишь, — едко поддела ее грузинка. — Нет, милая, сама ты на это не способна. Так что ищи попутчика-мужчину. Да не какого-нибудь фокусника али солдата, а самостоятельного, с деньгами. Купчину румынского, например.

— Ты опять меня этот подлый Мунтян сватать? — вскипела Аннет. — Он меня желать деньги купить, как девка, а теперь к алтарь звать? Фига ему!

— А я бы пошла, — нарочито ленивым, тягучим голосом молвила кареглазая стройная блондинка лет двадцати, с подвижной грудью, глядя томно на француза. — А потом прибрала бы его к рукам и стала жить в свое удовольствие…

— Не сочиняй, Жужу, — еще более насмешливо осадила подругу Царица Тамара. — Ты ведь и запаха валашского не переносишь!

— Запах у них, признаться, ужасен, — сморщилась мадмуазель Жужу. — Может быть, это от кукурузного масла, которым они привыкли волосы смазывать? Но от этой привычки мужа можно отучить…

— Запах русских мужчин тоже ядреный, особенно к концу дня, — вступила в разговор четвертая женщина, шатенка, лет уже за тридцать. — Но мне он почему-то не противен.

— Чем же, интересно, пахнут французы? — вдруг произнесла Царица Тамара, глядя в упор на Ботана. Миша тотчас смутился, ощущая сильную тягу к этой вальяжной женщине.

— Не надоело вам еще языки по нашему поводу чесать? — спросил напористо Дементий. — Или вы на игру сегодня не настроены?

— Сыграем, конечно, Демушка, не переживай, — засмеялась Тамара. — Перед основным действием всегда должна быть разминка. Мы, певицы, про это хорошо знаем.

После этой разминки все расселись вокруг стола, но Тамара вдруг спохватилась:

— В «мушку» ведь более чем всемером нельзя играть. Значит, одного сделаем судьей — чтобы фокусники эти поопасались свою ловкость показывать. Но кого?

— Я посижу в качестве ученика, — проворно сказал Ботан. — А когда ухвачу суть игры, то могу кого-то подменить.

— Этранже (Странно), — заметила Аннет. — Я думала, в Франция везде мушка играть.

Ботан хохотнул и виновато развел руки. Дамы тоже засмеялись, после чего взялись за мелки и стали вырисовывать на зеленом сукне секторы для взяток и ремизов, а Тамара достала свою колоду в 52 листа и стала тасовать карты.

Первые полчаса Ботан внимательно вникал в суть игры и, наконец, ее понял: заказ очков, обычные взятки по масти или козырем, «мушка» (пиковый туз) бьет всех, главный нюанс — не перебрать заказ, иначе приходится лезть в гору с нуля. После этого он следил за игрой уже вполглаза, стал посматривать на дам и приметил, что его тоже рассматривают: то Аннет, то Жужу, то сама Царица. Посматривала и зрелая дама по имени Апраксия, но лишь снисходительно, по-матерински. Прочие же дамы его изучали, а ощутив на себе ответное внимание, чуток краснели или бледнели — в зависимости от физиологии и темперамента. Прошел круг, и раздосадованная Аннет, заплатив проигрыш, бросила карты со словами:

— Я сегодня очень рассеянный. Вы сыграть за меня, Эмильен?

— С удовольствием, Аннет, — заверил Ботан. — Хотя что фокусники, что ваши подруги — натуральные гиены за карточным столом. Придется и мне свои денежки здесь оставить…

Так, в конце концов, и случилось, хотя Ботан уступал пуани понемногу, оказываясь иногда в плюсе. Немаловажным фактором его проигрыша явилась завороженность голосом и внешностью Тамары, к которой его голова непроизвольно поворачивалась. Напрасно он урезонивал себя, напрасно пугал вероятной княжеской расправой — сердцу, как известно, приказать нельзя. К его утешению Тамара тоже взирала на него все более и более благосклонно.

Наконец решено было расходиться. Дементий перед дверью в комнату Ботана придержал его за локоть и шопотом повторил свой давешний наказ насчет Тамары.

— Я помню, — сквозь зубы ответил Миша и прошел к себе. Минут через десять он лег разоблаченный догола в постель, но дверь запирать все же не стал. Сон тоже к нему не шел — так взвинчены были нервы. Через полчаса (или час?) дверь тихонько скрипнула и закрылась на щеколду. В призрачном свете махонького окна к кровати скользнула темная фигурка, которая у кровати вдруг стала белой, («сбросила накидку» — сообразил Миша), склонилась над «спящим» и он услышал жаркий шопот:

— Vous dormez, Emilien?

«Аннет…» — разочарованно осознал Миша, но гнать трепетную «соотечественницу» было бы очень жестоко, и потому он вместо ответа поднял руки, отвернул одеяло и привлек к своей обнаженной плоти ее миниатюрную плоть.

Разнеженная, счастливая Аннет собралась было спать в постели новообретенного любовника, но Ботан уговорил ее пойти к себе: «во избежание кривотолков». Оставшись один, он поохал, надавал себе пощечин и собрался натурально спать. И вдруг в незакрытую по-прежнему дверь вновь скользнула темная фигура, но габаритнее предыдущей. «Тамара!» — суматошно вспенились мозги под черепной коробкой. Ботан вскочил с постели, вмиг оказался возле желанной дамы, сбросил с нее накидку и вскинул роскошное тело на руки. «Тише, сумасшедший!» — взмолилась Царица Тамара, но тут же обвила его шею полными руками и впилась пылающими губами в мужские уста.

Их ласки были куда продолжительнее и исступленнее предыдущих, доходило и до женских стонов и вскриков.

— Ах, до чего же ты хорош, француз Эмильен! — лепетала дива. — Век буду тебя помнить…

— Я никуда еще не уезжаю, прекрасная грузинка, — отвечал Миша. — Во всяком случае, пока тебе не надоем.

— Вот и хорошо, вот и славно, — сказала, трезвея, Тамара. — Значит, я долго буду нежиться в твоих объятьях. Но сейчас мне пора уходить. Я нарочно выбрала самую глухую ночную пору для свиданья с тобой, но она уже кончается. И еще: прошу тебя не удивляться дальнейшему.

— Ладно, не буду, — согласился Миша, обменялся с Тамарой прощальным поцелуем и бросился в постель. Сон быстро им овладел, но весьма скоро был прерван. Открыв недоуменно глаза, Миша увидел в предутреннем сумраке мамзель Жужу в одной ночной рубашке.

— Это ты? — удивился он.

— Это я, — рассмеялась Жужу. — Неужели прогонишь?

— Но я только что… — начал Миша и осекся.

— Я знаю, что ты только что расточал силы с моей подругой. Но ты же бравый солдат, неужели в твоих пороховницах не осталось пороха для меня?

— Не осталось, — буркнул Ботан.

В ответ Жужу сбросила с себя рубашку, и в комнате стало светлее от ее белого и очень сексапильного тела.

— А теперь? — спросила дева.

— И теперь, — соврал Ботан.

— Точно? — удивилась настырная девка и положила руку на мужской аргумент, который в момент встал по стойке «смирно».

— Какой ты все-таки обманщик, Эмильен де Вержи! — укоризненно молвила Жужу, враз оседлала «француза» и спросила: — Куда поскачем?

— Вперед и вверх, а там… — непонятно ответил Миша и засмеялся происходящему.

После голосистого соития он все же спросил:

— Тамара сама тебя ко мне послала?

— Так надо, Эмильен, — убежденно ответила Жужу. — Пусть все думают, что ночью у тебя была именно я, а не она. Иначе доносчики найдутся, и твоя красивая голова скатится с плахи…

— Бррр! — передернул плечами Ботан. — Вот же нравы в вашем мире…

— Будто у вас во Франции не так, — пробурчала Жужу.

Загрузка...