Грэм прошел немного вперед. Боковые туннели густо усеивали главный коридор с обеих сторон: одинаковые по размерам, но по-разному освещенные. В некоторые чаще, чем в другие входили и выходили разношерстные жители пещерного городка. Только четвертый не пользовался популярностью. Четвертый!
Панголин развернулся и побрел к черному проему с табличкой. Сейчас она хорошо выделялась на фоне голых камней стены. Не заметить ее было невозможно. А если бы и заметил, то что?.. Не вошел бы?..
Грэм сглотнул ненавистный ком и огляделся по сторонам. Чуть поодаль, прислонившись к стене, стоял невысокий человек. Его черные сальные волосы были собраны в хвост. Чисто выбритое лицо отливало синевой и блестело, как отполированный таз. Густые завитки волос вырывались наружу из-под воротника грубой рубахи. Квадратная челюсть медленно ходила, перемалывая соломинку, торчащую в серых губах. Поймав на себе взгляд панголина, он еле заметно кивнул.
Охотник кивнул в ответ и подошел ближе:
- Да благословит тебя всемогущий Миро… - он осекся. Недавно высохший пот вновь проступил на лице.
- И тебе мир, брат мой, - ответил муталюд и втянул носом воздух, широко раздувая ноздри. Он криво улыбнулся, обнажив длинные клыки. Глаза сверкнули желтизной:
- Человек… Тут ты не в царстве «великого» Мироноса.
Грэм отвел глаза и пробормотал:
- Извини…
- Постой. Ты я вижу церковник. Хочу у тебя спросить. Скажи, если по «великой» милости Мироноса мы здесь доживаем остатки наших проклятых жизней, то мы все равно обречены на вечные муки там, - он ткнул когтистым пальцем в пол. - И нет нам спасения? Могу я спасти свою душу?
- Все могут спастись. Надо принять в сердце Бога и искренне молить о прощении Всемогущего и…
- Я молил, когда такие как ты монахи заставляли меня жрать проклятые грибы! - перебил муталюд.
Грэм отшатнулся. Ноги, на мгновение, потеряли твердость. Легкий холодок спустился вниз.
- Воины-муталюды получают прощение, борясь за Церковь, - скороговоркой проговорил он.
- Дело в том, что нам ваше «спасение» уже не надо – мы видели Церковь изнутри, панголин! Человек! - медленно, выговаривая каждую букву, прорычал муталюд и зловеще расхохотался, будто сам сатана перед мучением грешника.
Грэм попятился – кто-то схватил его сзади обеими руками за плечи и поднял. Панголин попытался вырваться, развернуться лицом к новому противнику, но только задергался как тряпичная кукла: держали крепко.
- Тише. Тише ты, ебна, - сказал спокойный голос. - Не рви свою рубаху моими руками.
Раздался дружеский смех. Грэм успокоился, и его тотчас отпустили. Высокий, невероятно широкий в плечах мужчина с лучезарной улыбкой на светлом лице положил громадную ладонь на плечо и повел по коридору.
- Ты что, заблудился? - сверкнув белоснежными зубами, спросил детина.
- Немного.
- Нашел, у кого дорогу спрашивать, ебна, - он обернулся. - Хэнк покажет путь только в одном направлении, а туда тебе еще рано. Не так ли? Ебна! - он засмеялся.
- Мне к Поланию надо, - еле успевая за широкими шагами, сказал Грэм.
Верзила тотчас остановился, слегка наклонился и, проведя панголина вперед, плавно развернул его, поставив перед освещенным проходом.
- Тебе сюда, ебна! - торжественно объявил он и пошел дальше по коридору. - Скоро выучишь здесь каждый камень!
«Ебна» - про себя добавил Грэм, провожая его взглядом. Гигант шел, переваливаясь с ноги на ногу. Чересчур длинные руки с широкими ладонями болтались как ведра, свисая с коромысла плеч. Толстый хвост, торчащий рогом вверх, раскачивался в разные стороны, придавая устойчивость муталюду.
- Благослови тебя бог, - прошептал Грэм и нырнул в узкий коридор.
Поланий, оказался высоким, невероятно худым бледным муталюдом. С головой, напоминающей вытянутое яйцо и большими желто-зелеными глазами с вертикальными зрачками. В остальном это был зрелый лысеющий человек. Он стоял в углу возле свисающего с потолка фонаря и внимательно всматривался в маленькую книжицу в черном переплете, неслышно перебирая серыми губами.
Бросив беглый взгляд на вошедшего панголина, муталюд аккуратно заложил страницу свисающей ленточкой и, улыбнувшись уголками рта, захлопнул книгу. Потянул за кончик закладки, выравнивая бордовый, раздвоенный язычок, нежно прогладил бархатный переплет, и книга исчезла в складках широких одежд, напоминающих шатер. Вооружившись дружественной улыбкой, он протянул тонкие белые руки к охотнику и двинулся к нему на встречу:
- Здравствуй, здравствуй дорогой мой! Мои молитвы услышаны! Миронос прислал мне помощника!? Я Поланий – здешний лекарь.
- Эээ… Грэм, - панголин немного смутился такому приему.
- Не пойми меня не правильно, просто я очень рад встретить знатока грибов. Местные жители… не очень жалуют эту удивительную науку. Ты же панголин, не так ли?.. Здоров? - муталюд жестом пригласил пройти в комнату.
- Вроде, да. Но я не…
- Работа выполнена. Погоди-ка, а это что? - он молниеносным движением схватил Грэма за подбородок, и внимательно осмотрел красные пятна на шее. - Ооо!.. Думаю это одна из шуточек Визора – пройдет!
- Шуточек? - Грэм обхватил ладонью горячую шею и болезненно глотнул.
- Так ты говоришь, что не панголин?
- Нет. Я панголин… был панголином, но о слезе ничего не знаю, кроме того, как и где ее добывать. Я не интересуюсь мутациями – это запрещено…
- Ну-ну. Мутациями. Я бы сказал, научными исследованиями… Мне казалось, что все панголины немножко упражняются в этой науке. Долгие недели в хатках… масса материала под рукой… что там еще делать?.. Ладно-ладно, об этом потом. Что наверху нового? К нам новости редко доходят. Как попал сюда?
Поланий подвел Грэма к столу, где принимал посетителей, кивнул на стул, а сам уселся в невероятно узкое, искусно плетеное кресло-качалку. Оно сильно прогнулось назад, запрокинув тело муталюда, и почти коснулось завитком подголовника пола. На секунду замерло, когда седок с хрустом выгнул спину, и качнулось вперед. Поланий сверкнул улыбкой и позволил креслу медленно покачиваться. Казалось, он не прилагал никаких усилий к удерживанию равновесия, а полностью расслабился и отдыхал. Сквозь обвисшую одежду проступало костлявое тело. Грэм удивленно поднял брови, а муталюд, в свою очередь, с не меньшим интересом разглядывал его.
- Нравится? – спросил лекарь, погладив деревянные дуги кресла. - Я сам сделал его… Помогает сосредоточиться и… оно всегда свободно, - улыбнулся он.
Панголин молча кивал, продолжая наслаждаться видом странного кресла и его седока.
- Ну, рассказывай, - сказал муталюд и чуть сильнее качнулся.
Грэм, без особых подробностей, описал свои злоключения. Поланий несколько раз вскакивал со своего кресла, обходил вокруг и усаживался вновь, перебивая, требуя деталей и красочности повествования. Но панголина было трудно разговорить.
- Вот и все, - закончил он, когда муталюд вопросительно поднял брови в ответ на затянувшееся молчание.
- Ладно-ладно, - Поланий вскочил. - Ладненько-ладненько… Пойдем, я провожу тебя.
Лекарь подвел Грэма к комнате Визора. Она оказалась совсем рядом: пройдя сквозь главный коридор, они нырнули в проем и попали в знакомый туннель с «храпящими» комнатами.
- Вон там, - Поланий махнул рукой, указывая на дверь. - Буду рад видеть. Заходи почаще.
Тут же из ниоткуда выскочил Визор, подхватил панголина под руку и повел по коридору:
- Все в порядке, Гиро?.. Что это у тебя на шее, ебна? Ааа! Лягушачий зад! Ты не там свернул? - он расхохотался. - Извини, наверно это я ошибся. Все время путаюсь в этих коридорах, ебна… Вот тут будет твоя койка. Располагайся, мне надо бежать! - Визор толкнул панголина в проем и исчез.
Грэм остановился в дверях: «Как?.. А?.. О, Господи, я не вынесу… Неужели тут придется жить?»
Это была широкая, уходящая вдаль двумя рядами кроватей хорошо освещенная комната, но не так хорошо проветриваемая: в помещении стоял отвратительно-животный смрад. Часть коек пустовала, на остальных же кто-то спал, накрывшись с головой. Как можно спать в таком шуме? Вокруг громадного стола в центре сгрудилось не меньше десятка голов различного цвета, формы и размера. Могучие тела полностью скрыли происходящее, но любой догадается: там играли в карты.
Лысый мужчина вынырнул из общего месива, пальцем указал на дальнюю кровать и, прокричав: «Твоя, ебна!» нырнул обратно. Панголин уселся на деревянную скамью, застеленную соломенным продавленным посередине матрацем. Вместо подушки в изголовье кровати валялся мешок. Солома была на удивление сухой и мягкой. Уставшему телу передалось тепло, исходившее от матраца, захотелось прилечь, расслабиться и забыться сном, но медленно приближающиеся со всех сторон муталюды, отогнали эти мысли.
Грэм замер, уставившись на огромное блюдце часов – на них было ровно восемь.
Первым на кровать подсел черный муталюд с длинной, крысиной мордой и маленькими желтыми глазками. Он принялся нагло обнюхивать, касаясь острыми длинными усами. С другой стороны появился еще один и зашипел. Кто-то обдал жарким дыханием вспотевшую шею. Послышалось рычание и возня.
Панголин не шевелился.
Это далеко не привычное: «Здравствуйте, меня зовут… Очень рад, а меня зовут…» Нет. Почти все муталюды, прежде чем заговорить, долго обнюхивают и осматривают. Это можно назвать знакомством. Запах им говорит гораздо больше, чем слова. Он никогда не врет, и его нельзя скрыть или подделать. Можно смешать и попытаться замаскировать другим, но хороший звериный нос всегда отличит одно от другого.
Краем глаза Грэм заметил улыбающихся людей. Они не спешили знакомиться, и продолжали смачно шлепать по столу картами. Изредка мужчины поворачиваясь, откровенно хохотали, глядя на застывшего охотника и уносили довольные улыбки за карточный стол.
Только спустя несколько минут начались неловкие простые вопросы муталюдов. Их интересовало главным образом имя и место проживания. К счастью, раньше ни с кем из них Грэм не встречался – это избавило от лишних вопросов и совместных воспоминаний. Об остальном все получали самую точную и правдивую информацию из запаха, который он обильно источал, впрочем, как и давно немытые тела муталюдов.
Когда большая часть разбрелась, настала очередь людей. Они были более разговорчивы и любознательны. Все требовали подробного отчета обо всей жизни. Когда панголин начинал что-то говорить, комната замирала. Все, даже те, которые не подавали интереса к новичку, внимательно слушали. Будь Грэм хорошим рассказчиком, лучшей аудитории ему было бы не найти. Слушатели менялись, уходили и приходили новые, требуя повторения, но скудное повествование, с каждым разом укорачивалось, становясь жизнью монаха в стенах храма.
Несколько муталюдов злобно скалились, рычали и фыркали, изредка поглядывая в сторону новичка. Грэм старался не глядеть на них – это лучшее, что можно сделать в такой ситуации: прямой взгляд легко спровоцирует драку.
Когда закончились расспросы, панголин растянулся на кровати и попытался заснуть. Рваные клочки тяжелого сна – вот и все, что он смог получить, несмотря на дикую усталость, буквально валившую с ног. Все время его обнюхивали, щекоча усами, словно травинками. Несколько раз он чувствовал легкие касания липкого раздвоенного языка, после которого на лице осталось стягивающая сухая пленка. И все время кружили вокруг еле слышные мягкие лапки, порой тихо клацая когтями по каменному полу.
Грэм вскочил от прикосновения к плечу, словно его тронул сам дьявол. Рядом стоял улыбающийся человек – тот самый лысый мужчина, который показал на кровать.
- Вставай, ебна. Наша смена, - спокойным голосом сказал он. - Запомни: когда прозвенят три звонка – идешь жрать, вторые три звонка и ты в насосной, понял?
- Да, - панголин протер глаза.
Заскучать тут не дадут! Осмотрелся – в комнате ничего не изменилось: все так же за столом играли в карты, спали или просто тихо разговаривали разноликие муталюды, вперемешку с людьми. С той лишь разницей, что теперь пустовали совсем другие кровати.
- Есть хочешь? - лысый протянул железную, покрытую легким слоем ржавчины, мятую миску с ложкой и такую же кружку.
Грэм кивнул и поглядел на пустую миску: «У них тут так шутят? Это сон?..»
- Пойдем, покажу тебе кухню, - мужчина развернулся и пошел к выходу.
Панголин еще раз потер глаза и, широко зевнув, обвел взглядом комнату – нет, не сон – и вышел следом.
- Слушай сюда, - сказал лысый. - Я Марк – старший в хате. Понял? – Грэм кивнул – Запомни: третий корпус, вторая комната – твой дом, ебна… Кормежка по расписанию, но можно строго не придерживаться, если любишь холодное. Жрач на кухне есть всегда. Понял? - он остановился, пристально посмотрел в глаза, и чуть подавшись вперед проговорил. - Смотри по сторонам, ебна. Не гуляй один, пока не освоишься. Я за тобой присмотрю… - и, наклонившись еще ближе, почти касаясь, прошептал. - Но не думай, что я стану тебе мамочкой, ебна. Сопли вытирать не буду. Понял? - он резко кивнул, словно хотел боднуть в подбородок.
- Д-да, - отозвался панголин, отстраняясь от зловонного дыхания и запаха давно не мытого тела.
Лысый отвернулся и не спеша зашагал по коридору.
«Ну, вот, - думал Грэм, - сначала Визор «пошутил», затем тот муталюд, Хэнк кажется, теперь этот… О, господи… чего они все от меня хотят?..»
Кухня – обычная комната, только разделенная пополам стойкой. За ней в клубах пара копошились три человека. По обеим сторонам ровными рядами стояли деревянные столы, намертво вросшие в пол. Скамейки были разбросаны по всей кухне как после урагана. Кое-где сидели рабочие, безразлично стуча ложками в мисках. Над стойкой висел плакат «Приятного аппетита!»
- Всем привет, - небрежно кинул Марк, махнул рукой и направился к стойке.
Ему невнятно буркнули несколько голосов. Кто-то, не отрываясь от миски кивнул.
- Здравствуйте, - тихо сказал Грэм.
На его голос молча обернулись все сидящие. Утих монотонный стук ложек. Несколько десятков глаз впились в охотника, разрывая на части. Он отвел взгляд и поспешил за Марком. Кто-то тут же подошел и стал сзади. Усилился животный запах, перемешиваясь с ароматами кухни, и Грэм почувствовал знакомое колебание воздуха: его опять обнюхивали.
- Не задерживайся, - улыбнулся лысый и, взяв миску каши, ушел.
Панголин протянул свою тарелку краснолицему человеку. Тот, не убирая улыбки, плюхнул черпак желтой пышущей жаром каши и протянул обратно. Грэм подхватил ее и медленно повернулся – четверо муталюдов отступили, освобождая проход. Натужно улыбнувшись, охотник быстро пошел к сидящему за крайним столом Марку.
- Тут нельзя! - лысый остановил панголина рукой. - Не люблю, когда стоят за спиной. Ебна.
Грэм сел за соседний столик и его тотчас окружили муталюды. Но вид и запах свежей каши создал нечто вроде защиты от их любопытства. Голод поистине может многое. Он способен заставить копаться в мусорной куче, есть крыс и тараканов, грызть кору деревьев, жевать сапоги, обгладывать кости себе подобного, а такой пустяк как общественное внимание – даже не стоит упоминать.
- Спасибо Господи за хлеб насущный, - прошептал охотник и засунул в рот ложку обжигающей вязкой крупы.
Несколько мужчин с удовольствием следили за ним. Они как озорные дети прикрывали рты и, отворачиваясь в сторону, тихо посмеивались.
Грэм ел быстро – каша жгла рот кипящей лавой, проваливалась внутрь и выжигала желудок, создавая неудобство и чувство сваленных в кучу булыжников на постройке городской стены.
Марк не спешил. Набирая половину ложки, он долго дул на нее, прежде чем отправить в рот. Размяв разваренные зерна языком о небо, практически не жуя, проглатывал, после чего расплывался в довольной улыбке. Он не сводил с панголина прищуренных глаз и открыто наслаждался представлением.
Муталюды уже разошлись по своим делам, когда Грэм проделал последнюю дугу ложкой. Лысый кивнул в угол:
- Я сейчас.
Там в корыте с мутной водой обрюзгший, толстый муталюд с длинной мордой мыл свою посуду. Грэм присел рядом. Воду в корыте давно не меняли и сверху желтыми льдинами качались на волнах застывшие осколки жира. Можно было уловить едва слышный шорох трущихся друг о друга пластинок. Они сбивались в кучи у краев, наплывали друг на друга, образуя вместе с плавающими остатками еды береговую линию, на которой, как на пляже резвились отдыхающие пышнобрюхие мухи.
Панголин неуверенно сунул миску в корыто и прошелся рукой, смывая остатки каши. Кончики пальцев слегка коснулись мягкого ила – со дна поднялся водоворот желтой мути и быстро осел.
- Это нашим свиньям, - подойдя к корыту, улыбнулся Марк.
Он тщательно вымыл свою миску и обтер свисающим концом рубахи:
- Пойдем, ебна.
Немного пропетляв по плохо освещенным коридорам, они зашли в помещение с выстроенными в ряд, непрерывно работающими насосами.
- Сегодня будешь на замене. Посмотришь, что и как… Познакомишься, - лысый улыбнулся. - Вот твой насос, - он подвел Грэма к простому двуручному механизму.
Рядом, на скамейке у стены сидели два муталюда и два человека. Панголин кивнул и негромко буркнул: «Привет». Ему в ответ качнулись людские головы, а муталюды задрав морды, понюхали воздух. Видимо они обнюхивали его раньше, так как сразу отвернулись. Грэм уселся на край скамейки со стороны людей.
- Ну что, начнем? - сказал один из сидящих рядом мужчин и хлопнул охотника по плечу, помогая себе подняться. - Идите уже отдыхайте, ебна. Сегодня подают превосходную кашу к обеду.
Он подошел к насосу и так же шлепнул по плечу работающего человека. Тот отошел в сторону, уступая место, и крикнул своему напарнику:
- Го! Го!..
Горбатый муталюд с лошадиной мордой в ответ прохрипел, фыркнул и показал ряд крепких квадратных зубов.
За всеми насосами плавно менялись работники, не нарушая монотонной мелодии скрипа старых рычагов. Грэм старался не смотреть на проходящих мимо узников – молча, тяжело дыша, они медленно волокли ноги к выходу, не сильно интересуясь новичком. Муталюды иногда останавливались, быстро обнюхивали его и уходили.
Отдельно от всех шла тесная группа черных костлявых монстров. Они прикрывали почти человеческие, только безносые лица перепончатыми крыльями, жмурились или полностью закрывали глаза, идя на ощупь.
- Господи всемогущий Миронос, прости грехи мои и дай мне силы выдержать все испытания, посланные тобой, - прошептал Грэм и перекрестился.
Необычные события, резко меняющие жизнь, хорошие или плохие, особенно плохие, очень сильно замедляют время. Кажется, что прошел месяц, а на самом деле еще не минуло и недели с того дня, как панголин появился в Мирограде. С того самого дня, когда все изменилось – перевернулось с ног на голову…
Вверх-вниз, вверх-вниз, вдох-выдох, вдох-выдох – казалось, этому не будет конца. На другом конце рычага – грязный, заплывший жиром муталюд: хлопают уши, отгоняя муху, из клыкастой пасти течет слюна, пузырится хриплое дыхание, немигающие желтые глаза-угольки жгут мысли, жгут мозг.
Вверх-вниз, вверх-вниз, вдох-выдох, вдох-выдох…
Грэм пытался считать, петь песни, молиться, но постоянно забывался в туманном будущем, перемешанным с прошлым и настоящим. И каждый раз в мыслях возвращался в родной Подгор, под клены храма, где они с отцом Иаковом любили гулять. Сейчас, как никогда, не хватало его совета и просто доброго слова.
Вверх-вниз, вверх-вниз, вдох-выдох, вдох-выдох…
«Неужели мы никогда не увидимся? – думал Грэм. - Возможно, в этом аду придется прожить всю оставшуюся жизнь. Мозолить руки за насосом – он сильнее сжал рукоятку – не видеть ни солнца, ни неба. Вместо лесных запахов – животный смрад и трупная вонь, вместо молитвы – карты, вместо храма – фиолетовая комната, вместо леса – этот рычаг… Стать таким, как они… Нет! Я должен выбраться… Ведь можно попробовать залезть по стене колодца. Его не охраняют… а там, будь что будет… Прорвусь к забору и…»
Угрюмый мужчина молча отстранил панголина от насоса. Мокрый от пота Грэм уселся на скамейку. Ноги гудели, как после долгого бега, а руки казалось, сейчас оторвутся.
«Не сегодня… После этой адской работы надо отдохнуть, выспаться и набраться сил».
И снова: вверх-вниз, вверх-вниз, вдох-выдох, вдох-выдох…
Вскоре открылась дверь и стали заходить новые работники. Грэм чуть не кинулся обнимать своих спасителей. Наконец-то эти мучения закончились! «Идем» - услышал он и поплелся вместе с остальными на кухню.
Быстро поев, все тихо разбрелись. Панголин без труда нашел свою комнату и упал на кровать как убитый. Через минуту крепкие челюсти сна схватили и уволокли в небытие. Вокруг шумели, играли в карты, но все это осталось где-то за пределами плотной тяжелой завесы…
Проснулся Грэм от резкого взрыва гогота. Вскочил – на него ни кто не обращал внимания, вокруг ничего не изменилось. Потянулся – все тело задеревенело, видимо спал не ворочаясь. Закрыл глаза и прочитал молитву нового дня.
Как отец Иаков читал проповеди! Заслушаться! На любой вопрос у него всегда был приготовлен не только сухой книжный ответ, но и полная жизни история… Иногда они вместе ходили удить рыбу на маленькое озерцо за храмом. Там водились золоченые караси, размером с ладонь – круглые, жирные, как поросята. Но как они клевали!.. За пал часа можно было наловить ведро. Грэм относил их на кухню, и к обеду в храме пахло жареной рыбой…
Новый взрыв смеха вернул к реальности. Надо идти!
Охотник поднялся и вышел в коридор. Визор не спал. Из приоткрытой двери вырывался свет и: «Дж-дж-джжжж… Раздвинула ноги! Джжжжж… Насадил на копье! Дж-дж-джжжжж… Глубже! Глубже! Джжжжж… И еще! И еще!..
Грэм попытался проскочить незамеченным, но Визор неспроста был главным:
- Стоять! Ты куда это рога навострил?
- Просто… хотел посмотреть…
- Нельзя! Туда никому нельзя! Уебна!
- Сейчас ночь – меня никто не увидит, - Грэм вошел в комнату.
- До тебя туго доходит?.. Там нет выхода!.. И держи свою зеленую задницу подальше от этого коридора.
- Но мне надо…
- Эээй! - перебил рыжий. - Панголин. Слушай внимательно. Ебна! Никто не выйдет через «жопо-приемник». Корак там не только блох ловит, но еще и охраняет чертов колодец от таких уродов как ты. Есть жесткое правило: если тебя поймают или даже заметят, то нам всем грозит такое же наказание, как за остановку воды – голод!.. Я не хочу вспоминать, что мы жрали те несколько сраных месяцев после переворота. Уебна!..
Грэм опустил глаза. Неужели это конец?
- Если неймется, вон ключ висит, ебна! - Визор махнул рукой на стену. - Дверь к Вдове найдешь, жених!..
Охотник ничего не ответил.
- Если хочешь написать письмо или передать что на словах, давай, ебна… Скоро будет отправка, - смягчился Визор.
Грэм оживился. Конечно! Это может спасти его!
- Мне письмо надо отправить в Подгор… отцу Иакову.
- В Подгор!? А на границу не надо?.. Ты хуже чесотки в жопе!.. Хорошо, пиши, - рыжий достал из стола небольшой лист пергамента.
Панголин быстро написал несколько предложений:
- Вот… надо передать лично в руки настоятелю храма в Подгоре, отцу Иакову…
- Да помню я.
- А когда отправка?
- Когда погода будет.
- Но когда?
- Нет! Ну, таракан тебе в зад, панголины все такие или только ты отмутировавший на всю голову?
- Это Тень? Он ходит наверх?
- Ну, да. Тень ходит наверх. Кто ж еще!? И не спрашивай, почему ему можно, а тебе нельзя.
- Где он?
В ответ Визор разразился смехом:
- Ха!.. Тень?.. Не знаю! - рыжий откинулся в кресле. - Он приходит, когда ему вздумается.
Грэм медленно брел по коридору.
«Если Тень пойдет сегодня ночью, то есть шанс, что он успеет, если же нет, то судьба настоятеля будет в руках главного чистильщика… Но даже если Тень опередит Филиппа, отец Иаков может не захотеть прятаться».
Идти в пропахшую зверем, шумную комнату совсем не хотелось, и охотник свернул к лекарю.
- Можно? - спросил он, входя в хорошо освещенную комнату.
- Конечно-конечно, мой дорогой! Садись. Я как раз тебя вспоминал. Ты, как панголин, хорошо знаешь мутантов. Что ты думаешь о Вдове?..
Грэм смутился:
- Я ее не видел…
- Как!? Ах, да, ты же еще… Пойдем, выманим старушку.
Поланий схватил банку с каким-то серым комком, подхватил охотника под руку и вывел в коридор:
- Думаю, до твоей смены успеем. Там звон хорошо слышен, так что не бойся.
Лекарь открыл дверь, и зловоние теплой стеной ударила в лицо.
- Скорей-скорей, а то напустим запаха в туннели, - Поланий протолкнул Грэма вперед и закрыл дверь.
- Да там и так воняет как в могиле.
- Правда?.. - удивился лекарь.
Панголин не нашел, что сказать и посмотрел на измазанную слизью решетку. За ней, в глубине катакомб таились тьма и неизвестность – обитель ужасной Вдовы. Далекое клокотание, таинственные шорохи, скрипы и жуткие стоны вырывались наружу вместе со смрадным ветерком…
- Ничего не выйдет, - Поланий поставил банку на пол. - Сегодня ветер в нашу сторону… - Но это может быстро измениться. Подождем, - он улыбнулся.
- А что в банке?
Лекарь открыл крышку и сунул Грэму под нос – концентрированная вонища чуть не свалила с ног. В банке лежала отрубленная рука, причем очень давно.
- Убери это! – завопил охотник.
- Хм… Тут и не такого нанюхаешься… Хотя, ты прав: воняет ужасно… - Поланий закрыл крышку.
- Она это ест!?
- Не только, не только.
- Послушай. Если тут гуляет ветер…
- Да-да-да! Где-то там есть выход! Я в этом убежден! У меня есть карта, но она не полная… Однажды мы, я и еще несколько смельчаков, пытались пробраться вглубь катакомб. Вооружившись факелами и пиками, мы прошли довольно далеко, когда появилась она… Вдова оказалась сзади, словно специально дав нам пройти глубже в ее владения. Воины попытались всадить в нее пики, но бестия сломала их щупальцами, словно соломины. Да-да! Мы бросились бежать, и только чудо помогло нам вернуться. Я видел, как Вдова схватила одного муталюда… Еще двое не вернулись, но мы слышали их дикие вопли. И это были не крики обретения свободы.
- Ты сказал, есть карта…
- Стой!.. Кажется, тянет, - Поланий облизал палец и сунул за решетку. - Точно! Сейчас все увидишь, - он открыл банку и поставил в середине комнаты.
- И она придет?
- Обязательно. Идем.
Они стали возле входной двери. Прошло около получаса, но ничего не происходило. Вскоре Поланий прервал напряженное ожидание:
- Когда один из нас умирает, его тело приносят сюда. И тут совершается «великое таинство венчания», - лекарь усмехнулся. - Это придумал Визор. Обычно он еще поет: «Венчается раб божий…»
- Не надо, - перебил Грэм. - Я понял.
- Рабе божией… Смотри-смотри!..
Темнота за решеткой пришла в движение. Появилось серебристое мерцание, словно склизкий клубок червей катился по туннелю. Сквозь металлические прутья полезли черные, лоснящиеся щупальца, как мясо из мясорубки. Они расползались по всей комнате, изучая каждый уголок, каждую ямку на полу. Грэм вжался в стену и прошептал:
- Она до нас не достанет!?
- Вдова заключает жениха в объятья, - сказал лекарь, когда чудовище обвило банку, - и они кружатся в свадебном танце!.. Но сейчас этого не увидишь – слишком мал жених.
Щупальца уползли в черноту за решеткой, оставляя за собой мокрые липкие следы. Послышались чавкающие шлепки удаляющегося, громоздкого тела.
- Фуух! - выдохнул Грэм.
- Уволокла банку, - с досадой сказал Поланий. - Идем, уже и так воняем, как тухлая рыба.
Трижды прозвенел колокольчик, и панголин, попрощавшись с лекарем, поспешил на кухню, а затем в насосную.
После изнурительной работы Грэм лежал на соломенном матраце в затхлой вонючей комнате и, глядя на игроков за столом, думал: «Кажется, людям тут не так уж плохо. В какой-то мере они даже свободны… в пределах этого подземелья. Они свыклись с мыслью о неизбежности своей участи, смиренно приняли новый дом и наслаждаются жизнью…»
Муталюды в большинстве своем предпочитали задумчивое одиночество шумным компаниям людей. Некоторые обвыклись и вполне освоились в здешнем обществе, но основная масса создавала впечатление добропорядочных мирян ожидающих скорого освобождения. Они могли часами сидеть неподвижно, глядя на рисунок шершавой стены и мечтать о свободе, присущей животной части в их сознании. Только эта часть, похоже, и не мирилась с заключением в вечно сырой гниющей яме.
Муталюды умирали чаще людей. Их десятками косили болезни. Они тихо загибались от истощения, сходили с ума – верх брал зверь и, ломая клыки, рога и когти, проламывая черепа, они бросались на неприступные камни в поисках желанной свободы.
Среди людей тоже были изгои, ну а где их нет? Но это единицы. Они тихо чахли в своих закутках, молча отсиживаясь в ожидании последней прогулки к единственному выходу…
«Они потеряли веру в царство Мироноса, они лишены его покровительства и обречены на муки… Прости их, Господи» - Грэм перевернулся на спину, улегся поудобнее и закрыл глаза.
Шум голосов постепенно превращался в далекий неясный гул. Тело задеревенело, словно налилось чуть дребезжащим свинцом. Напряжение стремительно росло, собираясь в середине тела. В ушах раздался хлопок – порвалась невидимая пленка, и сознание всосало за границу реальности, сжимая и разрывая одновременно. Как будто один мир заменил другой, в точности повторяющий прежний, но другой. Грэм чувствовал сомкнутые веки и в то же время видел рисунок камня на потолке. Изменилось освещение, с желтого на тускло-оранжевое, будто погасили половину ламп. Напряжение спало, сменившись приятной расслабленностью.
Панголин поднялся и увидел перед собой коридор, ведущий в логово Вдовы. Он проплыл сквозь дверь и оказался в «комнате венчания». Слизь, размазанная по всему помещению, вспыхнула ярко-салатовым цветом и мгновенно приковала к себе взгляд. Она стала расти, кипеть и расползаться по комнате, пока не заполнила все вокруг. Перед глазами вспыхнули зеленые огоньки, закружились, забегали – контроль над сновидением таял, унося Грэма в обычный сон…
Едва только проснувшись, он вскочил с кровати и побежал к решетке. В коридоре он столкнулся с «красотками», разодетыми как павлины. При виде Грэма они заулыбались:
- Гиро!.. Когда ты к нам зайдешь? - промурлыкала Ягодка.
- У меня еще никогда не было панголина, - пропела Милана.
Грэм юркнул в боковой коридор, забежал за угол и прижался к стене. «Красотки» залились смехом:
- Не бойся нас, мы не укусим…
Панголин дождался, когда цоканье каблуков затихло, и вышел из своего убежища.
В «комнате венчания» ничего не изменилось: все так же воняло, повсюду лежала слизь, а из туннеля доносилось неясное чваканье. Грэм подошел к решетке и заглянул во мрак за железными прутьями. «А вдруг она сейчас там? Вдруг она сейчас схватит, и…» Мурашки пробежали по спине, волосы на затылке зашевелились. Шею обдал легкий холодок. «Воздух уходит в туннель – Вдова уже знает, что я здесь. Нос у нее работает хорошо».
Охотник отошел к границе слизи и сел: «Почему сон закончился тут и так быстро?..»
Рядом лежал огромный комок подсохшей зеленоватой массы. Рука сама нырнула в холодную субстанцию – это как засунуть руку в гигантскую соплю. Грэм сжал кулак – сквозь пальцы выдавились густые зеленый червяки. Ощущения были странные: одновременно мерзкие и в то же время приятные – словно он нашел то, что искал. В душе зародилось блаженство и эйфория от предчувствия чего-то нового, неизведанного. Не выходя из транса, он продолжал купать руку – легонько пощипывали и покалывали тысячи острых льдинок. Кожа на тыльной стороне ладони одновременно сжималась и растягивалась, пытаясь слиться с мутной жижей. Казалось, что кисть растворяется.
Осознав свое занятие, панголин резко выдернул руку и быстро стер ошметки: все в порядке, никаких ожогов нет. Неясное, но знакомое телесное ощущение пыталось пробиться в сознание, но натыкалось на барьер памяти... Это как… как!..
Грэм вскочил:
- О Господи! Не может быть!.. - вскрикнул он и побежал к Поланию. Он еще не знал, как это открытие поможет выбраться отсюда, но было стойкое чувство, что слизь – это ключ к выходу.
Через пару минут лекарь спешно заматывал длинными тряпками окровавленную лапу черному волколаку.
- Это было… ну, как прикосновение слезы, - махая оголенной рукой, рассказывал панголин.
- Придешь через две смены, ебна, - Поланий проводил пациента до выхода. - Надо срочно набрать материала и провести испытания! - выпалил муталюд, выпучив глаза. Он схватил охотника за руку и поволок за собой.
- А набирать, во что будем? - уперся в дверях Грэм.
Лекарь остановился. Его мысли убежали далеко вперед к беспредельным возможностям и великим открытиям, но их грубо осадили. Брови Полания медленно сползли вниз:
- Да… действительно, - он пошел к стеллажу. Взял первые, что попались под руку металлические миски и не глядя сунул Грэму. Себе ухватил два кувшина. - Идем.
Они почти бежали к решетке, обгоняя медленно бредущих рабочих: в подземелье обычно никто никуда не спешит. Последний раз тут носились во время переворота и встревоженный вид бегущих пугал неторопливых прохожих. Заключенные расступались, с удивлением смотря возмутителям спокойствия в след.
Чтобы набрать чистой слизи взяли у Визора ключ. Он не возражал, лишь усмехнулся и добавил: «Не спешите с предложением Вдове руки и задницы…»
У решетки они остановились, вслушиваясь в утробные звуки катакомб… Но не надолго, а ровно настолько, насколько хватило терпения у двух искателей свободы.
- Открывай! - скомандовал Поланий.
- Быстро набираем и уходим, - Грэм повернул ключ.
Они забежали вглубь туннеля, посылая вперед хлюпающее чавкающее эхо. Поланий поставил кувшины и стал сгребать руками чистую верхнюю слизь. Панголин прошел еще дальше и остановился, когда мерзкое желе захлестнуло ступни сапог.
Вязкая затхлая вонь и чернота окружили со всех сторон. Холодный озноб волной пробежал по коже, разорвал ее и впустил эту липкую пустоту. Грэм растворился в ней, исчез, только какая-то точка, вмещающая все его сознание, осталась висеть в воздухе… Где-то там огромный монстр уже почуял их запах… Он ползет… Где-то там… или уже тут?
- Скорей! - прокричал Поланий уже у решетки. - Ты что там делаешь?
Панголин тряхнул головой, зачерпнул полные миски тягучей слизи и рванул назад, как будто чудовище уже протянуло к нему свои гибкие щупальца. Тьма – лучшее полотно для такого художника как воображение! Страх рисует на черном холсте!
Грэм быстро закрыл за собой замок, взглянул на муталюда и улыбнулся: просторная одежда лекаря совсем обвисла и приобрела серо-зеленое окаймление. Теперь он напоминал оплывший огарок свечи.
- Быстрее. Ключ отдашь потом, - задыхаясь от нетерпения, сказал Поланий.
Подобрав полы шатерной одежды и держа в руках кувшины, он побежал по коридору, как старая монашка при виде голого мужчины. Панголин, с двумя полными мисками, словно поваренок на церковной кухне, не отставал от муталюда.
Расплескивая по дороге драгоценную ношу, они вернулись к Поланию в комнату. Тут же преступили к очищению материала от мусора и грязи. Из разных мест слизь старались не смешивать. Все добытое разделили на равные части и приготовили сосуды для получения мута. Лекарь быстро поймал мокрицу, блоху и толстого белого червяка. Все это животное разнообразие он распределил по ванночкам, а в одну засунул свою ладонь и, подперев свободной рукой подбородок, уставился на копошившихся в мутной жиже насекомых:
- Она! Точно она!.. Как такое возможно!? - Поланий вскочил, выдернул руку из ванночки и зашагал взад-вперед. - Ладно-ладно… Вдова делает слезу?.. Невозможно!.. Грэм, это же величайшее открытие! Этот червь – вершина саморазвития грибницы! Я бы сказал, это и есть грибница, воплощенная в организм и выползшая из своей норы. А может так оно и есть на самом деле? Под всеми грибницами живут такие гигантские черви и то, что мы видим как грибницу, всего лишь крыша ее дома?.. Не может быть! Я просто не могу в это поверить!.. Невероятно!..
- Но послушай, даже если так, то как это поможет нам выбраться отсюда?
- Хм… Не знаю… Пока не знаю… Может создам огромного мутанта, который сожрет Вдову… а потом займет ее место, - Поланий рассмеялся. - Не знаю… Но ты посмотри на это, - муталюд сверкнул желтыми глазами, глядя на руку, измазанную слизью. - Я чувствую ее. Это она!.. Все, панголин, ищи себе новую работу. Твои услуги больше не нужны, - он захохотал. - Не может быть…
- Мои услуги и так уже никому не нужны, - Грэм нахмурился и взглянул на ванночки с насекомыми.
- Подумать только! Ты настоящий панголин. Как ты это! А?.. Я тут уже пять лет и мысли такой не допускал. А ты!.. Панголииин!..
Через три часа, чего для слезы вполне достаточно, чтобы сформировать мут, проверили – цвет слизи не изменился. Но это обстоятельство не смутило искателей свободы.
Подержали еще – все по-прежнему.
- Такое бывает из-за некачественной слезы. Правда? - спросил Поланий, скорее для самоуспокоения, чем действительно хотел услышать ответ Грэма.
- Наверное. Я не делал никогда – не знаю…
- Ну, неужели?.. А откуда ты знаешь ощущения при выделении мута?
- Я же панголин. Я брал в руки слезу и не раз.
- Хм… Верно. Ладно-ладно…
Они оставили сосуды в теплом месте, не запечатывая, чтобы смогли взойти мутагенные грибы.
«Ничего не выйдет, - думал Грэм, идя по коридору, - грибы росли бы уже повсюду в туннелях».
- Твое письмо уже наверху, - сказал Визор, заметив в дверях панголина. Он сидел за столом перед раскрытой книгой, вдоль и поперек исписанной цифрами и сокращениями, понятными одному автору.
- Слава богу…
- Благодари Тень, а не бога. Если еще раз услышу такое – будешь долго просить у своего бога следующей отправки. Уебна! - прорычал рыжий, но тут же расплылся в улыбке. - Вдова ущипнула вас за задницы?.. Я так и не понял, зачем вам эта сопля, да еще в тарелках? Надеюсь, на кухню вы ее не носили?
- Мы думали, что… ааа, неважно, в общем, мы ошиблись, - Грэм положил на стол ключ.
- Вы, что… ели ее? Ебна!.. - Визор расхохотался.
- Она очень похожа на слезу, и мы думали, что сможем как-то использовать ее, но ничего не вышло.
- Панголин и лекарь, ебна! Что еще вы могли придумать!? Хорошо хоть не ели. Она ядовитая. После переворота, во время голода некоторые пробовали эту гадость. Через полчаса они начинали выть, будто у них в кишках копошатся змеи. Некоторые бредили, что все вокруг стало зеленым и светится, ебна! Некоторые умерли…
- А что за переворот был?
- Ха!.. Пять лет назад тут заправляли воры и разбойники! Они держались вместе и представляли сраную силу в яме, - Визор поднялся и вышел из-за стола. - Эти твари заставляли всех работать до изнеможения, а неугодных просто резали. Уебна! Смерть настигала в темном коридоре, выпуская кишки под ноги, или убивала рабским трудом и голодом, сваливая на пол прямо за работой… Мы надавали им по жопе! - Рыжий выхватил меч, сделал выпад и со свистом рассек воздух перед лицом панголина. - Я убил главаря… прямо тут! - он ткнул мечом в пол.
Грэму показалось, что на камнях еще видны пятна крови.
- Наверху, - Визор показал клинком на потолок, - им все равно, что творится в яме, лишь бы шла вода. А пока мы тут меняли порядки, ебна, никто не работал. Дальше был голод…
«Это далеко не тот ад, что был тут раньше, - думал Грэм, качая насосом воду. - Миронос сжалился над ними. Он собрал их вместе и помог… Но как Он может помогать такому как Визор или Поланий… и любому из муталюдов?»
- Ну, что? - спросил Грэм на следующий день, заходя к лекарю.
- Ничего, - разочарованно сказал Поланий. - Слизь годится только, как смазка для петель решетки, да насекомых травить.
Грэм взглянул на скрючившиеся маленькие трупики в ванночках.
- Покажи мне карту, - после недолгого молчания сказал он.
Поланий порылся в столе и достал старый кусок пергамента. На левой половине была нарисована полная карта доступных подземелий – Грэм сразу нашел колодец, жилые комнаты и главный тоннель. Коридоры плавно сужались, переходя в горловину, наподобие песочных часов и вновь расходились справа, но вскоре заканчивались обрубками.
- Они похожи между собой, - сказал охотник.
- Да-да-да, мой дорогой!.. Но не совсем, вот тут и… вот тут, видишь, не просто отдельная ветка, а она имеет два входа. Именно так мы и спаслись… И еще. Я думаю, что эти катакомбы намного больше наших, и они точно выходят за пределы храма, возможно даже за пределы города.
Грэм нахмурился: «Если быстро побежать… нет, сначала выманить ее, обойти вот тут – он скользнул взглядом по карте – сделать так, что бы гадина оказалась сзади… она пойдет по следу. Дым укажет, где выход!.. Огонь!»
- А если ее отпугнуть огнем?
- Нет! Факелов она не боится. Мы пробовали ее травить, стреляли ядовитыми стрелами, рубили щупальца, а ей как за ушком почесать – все одинаково, - Поланий свернул карту и убрал в стол. - Расскажи лучше, каких ты мутантов видел в грибницах. А то у нас тут все муталюды спускаются из лаборатории храма.
- Церковь не занимается таким! Это против воли Мироноса! Мутантов-рудокопов делают из животных, а не из людей! И ты, наверно, попал сюда из-за своих экспериментов, - отрезал Грэм.
- Ну-ну!.. Панголин, - рассмеялся лекарь. - Ты же не станешь рассказывать мне, что церковь использует слезу только для лекарственных снадобий и тому подобную чушь?
- Поланий, ты не знаешь, что говоришь…
- Я был там – человеком! - лекарь провел в воздухе рукой. - Огромная лаборатория. А сколько разновидностей грибов и мута… - он закатил глаза.
- Нет. Ты все выдумываешь! Тебя напоили чем-то, и тебе все это приснилось.
- Грэм, Грэм. Ты не веришь мне? Зачем мне врать?
- Я не говорю, что ты врешь, Поланий, просто ты был, ну… не в себе.
- Ладно-ладно. Я ценю твою преданность вере, но пойми, Церковь – это власть! А у каждой власти есть свои секреты от ее подчиненных. И чем сильнее власть – тем больше секретов.
Грэм отвернулся от муталюда: «Прости его Господи всемогущий».
- Оглянись вокруг… Ты видишь, сколько муталюдов здесь? Иди, спроси у любого. Ты думаешь, их отлавливают в лесах и бросают сюда?.. Панголин молчал.
- Я просидел в клетке очень долго. Рядом со мной не один раз изменялись люди, превращаясь в мутантов. Там я узнал много нового. Я видел все и знаю, что церковники ищут. Они пытаются создать ангела – муталюда с крыльями, способного летать. Беда в том, что крылья вырастить – не проблема, а вот заставить взлететь…
- Хватит! – Охотник не сдержался.
А самого Мироноса, - продолжил Поланий спокойным голосом, - интересует получение мута бессмертия или возможности перенесения своего сознания в другое тело. Он правильно рассуждает: слеза способна на многое…
- Прекрати! Ты врешь! – Грэм вышел.
Следом вылетел смех:
- Спроси у любого!..
«Неужели это правда?.. Неужели отец Иаков обо всем знал и молчал?.. Нет. Он не знал!.. Зачем ему врать мне? Я бы все понял!..»
Вскоре оправдание выплыло само собой: «Все эти люди заслуживают смерти. Они все убийцы и еретики, так почему же не использовать их на благо человечества?..»
Грэм вернулся в свою комнату и растянулся на кровати: «Эта слизь… она должна помочь».
За столом играли в карты – ни кто не заметил появление панголина – все замерли, глядя на бородатого мужика. Он широко улыбался и не спешил открывать карты. Напряжение росло.
Кто-то ударил по столу:
- Нууу!..
«Что если слизь поджечь?.. Нет, она не будет гореть. Может, она будет реагировать с чем-то? А с чем?..»
Раздался рев, дикий смех и стоны отчаяния: за столом разрешился очередной конфликт к великой радости одних и горькой печали других.
До трех звонков еще далеко: панголин натянул одеяло из мешковины на голову и вдохнул запах гнилых ниток.
Он легко вошел в сон.
Коридор… Дверь… Решетка… Яркая вспышка слизи… Но что это? Отец Иаков?
Сияние погасло – Грэм от неожиданности чуть не потерял контроль, но сумел вовремя среагировать, и видение не превратилось в хаос.
- У меня нет времени, сын мой, - сказал настоятель. - Ты мне уже не поможешь, но я еще могу помочь тебе. Ты нашел выход. Стань единым со слизью. Вдова встретит и проведет тебя как брата, а не как жениха. Прощай… - он превратился в белое облако и полетел навстречу Грэму.
Мощный поток энергии вытряхнул панголина из сновидения. Он сел на кровать: «Что это значит?.. Почему нет времени?.. Надо срочно выбираться отсюда!»
На ходу одевая рубаху, Грэм выскочил за дверь и побежал к Поланию. Тот спал.
Охотник затряс тощее тело муталюда как молодое деревце:
- Вставай, вставай! Я знаю, как чертова слизь может помочь!
Но Поланий махнул рукой:
- Я сыт этими соплями. Дай поспать.
- Прощай. Нет времени! – крикнул Грэм и понесся к Визору.
- Я ухожу через туннели, - решительно заявил он.
Рыжий поднял брови:
- Постой! Ты понимаешь, что там тебя ждет?
- Да, я так решил.
- Ну, если ты так решил, то иди, ебна. Держать не буду, - спокойно сказал он. - Как пришел, так и ушел, ебна. Вот, возьми, - Визор достал из ящика солдатский ремень с кинжалом и кинул на стол. - Твои вещички.
- Спасибо за все, - Грэм клацнул пряжкой, снял со стены ключ и вышел за дверь.
- Ключик оставь в замке – вдруг передумаешь! И… удачи там… - сказал Визор.
Возле решетки дожидался Поланий. Он обнял панголина и немного дольше, чем надо продержал в объятиях.
- Иди с богом! - сказал лекарь.
Грэм онемел от такого заявления:
- Но…
- Я буду молиться за тебя.
- Я думал…
- Ладно-ладно. Это я делаю для тебя. Иди, иди скорее. С богом, - муталюд закрыл за охотником решетку и навесил замок. - Я побуду здесь несколько часов, на случай если ты вернешься.
Решетка, как удар топором, отсекла короткий промежуток времени, прожитый в яме. Впереди – черная неизвестность. Грэм перекрестил сложенными крестом пальцами муталюда, развернулся и исчез в темноте.
- Может тебе это поможет, - прошептал Поланий и повторил движения охотника.
Панголин прошел вперед и остановился – вокруг кромешная мгла, насыщенная отвратительной вонью. Лекарь стоял все там же, его контур хорошо выделялся на фоне освещенной комнаты. Зачерпнув ладонями холодную слизь, Грэм глубоко вдохнул зловония и умылся гадкой массой – желудок сжался и подскочил к горлу. Охотник унял приступы рвоты и обильно вымазал голову, руки, ноги, все тело – слизь сразу пропитала рубаху и схватила в холодные липкие объятия каждый сантиметр кожи.
Сзади клацнул замок.
По одежде сползали густые комки, перекатывались и плюхались на пол. Панголин немного подождал, привыкая к необычным ощущениям – казалось, что какие-то маленькие червячки копошатся в коже. От их мерзкого движения появилось тепло. Оно окутало, словно удобная, податливая одежда, обтягивающая все тело. Одновременно с этим изменилось освещение – темнота уже не была такой пугающей и бездонной: отовсюду исходило малахитовое сияние, как будто сама слизь горела внутренним свечением. Она ясно сформировала пространство коридора. Места, где слизь отсутствовала, были полностью черными – в основном на потолке, будто тьма пробивается сквозь прохудившуюся крышу мутно-салатового туннеля, подвешенного в вакууме. Язык онемел от удушливых ядовитых миазмов. Нос болел, словно кто-то врезал кулаком, предварительно насыпав в ноздри стеклянной крошки. Тошнило.
Грэм двинулся вперед, осторожно ступая, окуная ноги в липкую прозелень и постоянно вслушиваясь в далекую капель, скрипы, утробные завывания – толи ветра, толи еще чего-то – эхом летающие по пустым коридорам. Обитель Вдовы ничем не отличалась от катакомб ямы – такие же туннели и комнаты, выложенные из камня.
«Уже можно дорисовать карту Полания» - подумал Грэм, на очередном перекрестке. Изучая следующую развилку, он уловил слабое движение воздуха. Остановился. Точно! Ровный, чуть слышимый поток холодил шею, уходя вправо. Это открытие придало уверенности и панголин, ни секунды не сомневаясь, свернул в боковой туннель, и сейчас же где-то слева донеслось хлюпанье, будто кто-то волочит, приподымая и бросая на пол массивное тело.
Охотник ускорил шаг. Еле уловимое колебание слизи под ногами превратилось в горячую волну страха, поднявшуюся по спине к затылку.
«Она рядом – за поворотом!..»
Грэм побежал: ноги заскользили в жиже, руки – на стенах. Сзади – хлюп, хлюп – воздух забил в спину. Развилка – направо. Ноги разъехались – упал, перевернулся, вскочил и дальше к перекрестку. Через пару пролетов завернул за угол и остановился. Прислушался – хлюпанье удалялось, а вскоре прекратилось вовсе.
Отдышавшись, панголин попытался восстановить весь путь в памяти – тщетно! Дорога назад потерялась среди многочисленных изгибов и поворотов. Но счастье! Единственный ориентир и дающий надежду ветерок был здесь – лицо слегка обдавало прохладой.
- Господь Всемогущий дай мне силы пройти до конца этот путь, - прошептал Грэм.
Впереди он увидел сваленные в кучу кости – будто гигантские черви, вплавленные в зеленый пол. Рядом валялся вытянутый череп с треугольными зубами. Охотник переступил через останки. Чуть дальше еще один скелет был размазан по полу, за ним еще. А за очередным поворотом – свет! Свет!
Ноги сами понесли вперед, как мотылька крылья. Из горла чуть не вырвался победный клич, но Грэм вовремя спохватился: это может быть не то, чего хочется и чем кажется. Сердце забарабанило, поднялось к самому горлу, застряло, перехватив дыхание… и упало обратно, когда панголин осторожно крадучись подошел ближе. Это оказалась знакомая решетка с огромным замком – не желанный выход, но охотник побежал на свет, забыв об осторожности. Хотелось отдохнуть. Глотнуть воздуха. Пусть не самого чистого, пусть наполненного звериным смрадом, пусть закисшего во влажных пещерах, но воздуха!..
Полания не было, и комната за железными прутьями показалась немного другой. Нет, это не она! Тусклая, догорающая лампа освещала ребра пустых клеток, выстроившихся в ряд у боковой стенки. Панголин взялся за стальные прутья решетки и рванул на себя – тяжелый замок нехотя качнулся и уселся на свое место.
«Что это!? Я ошибся? Выхода нет!? Это просто еще один вход к Вдове!.. Что за этой комнатой? Еще одна яма?..»
В дальнем углу загудел, заскрипел металл, тяжело ухнул, шаркнул, загремел на камне. Грэм припал к решетке, всматриваясь во тьму – из тени медленно выползало нечто огромное, похожее на тяжелогруженый корабль, раскачивающийся на волнах. Заиграли серебряные блики, и на свет вышли шестнадцать воинов в черной кожаной броне. Они несли огромную клетку, внутри которой злобно рычал и извивался могучий мутант. Он яростно бросался на стальные прутья, грыз алыми клыками сталь, рвал когтями, выворачивая пальцы. Гигант метался по клетке, как крыса с поджаренным хвостом, время от времени упираясь мясистым горбом в потолочные прутья и замирая в напряжении.
Это был поистине монстр. Заплывшая ссадинами голова плавно переходила в широкие плечи. Мускулистые руки заканчивались набором серповидных когтей. Короткие и кривые ноги имели такой же арсенал. Толстый хвост обладал еще одной, не развитой, парой лап, которые помогали упираться в пол, когда зверь наваливался на стены или пытался пробить потолок. Морщинистое тело, покрытое узловатыми наростами и полностью измазанное бурой кровью, походило на старую, резаную свеклу. Шипастый гребень начинался на голове и сползал на хвост. Эти измененные чешуйки застревали в решетке и бесили зверюгу еще больше. Огромная пасть, с несколькими рядами мелких зубов замерла в зловещей улыбке. Глаза-орехи выкатились от напряжения, обнажая красные ободки век. Уши и нос если и были, то слились воедино с многочисленными наростами и ссадинами.
Гигант неистово метался по клетке. Он не старался достать солдат, а казалось, что вся его мощь и ненависть были направлены на разрыв железных границ. Мутант всем телом бросался на стенки, раскачивая и шатая всю процессию. Солдаты спотыкались и падали, увлекаемые нечеловеческой силой. Они ругались и проклинали зверя, но он не обращал на них внимания: его врагом была клетка.
Грэм не боялся быть замеченным в темноте коридора и с интересом рассматривал происходящее.
В середине комнаты процессия остановилась.
- Ставим! – скомандовал зычный голос.
Раздался грохот, полетели искры, а мутант, получив новую порцию ярости, накинулся на прутья – клетка заерзала по полу, издавая нервные стоны.
- Все! Ууух! - один из солдат и плюхнулся на каменный пол, снял шлем и вытер рукавом лоб, растирая грязь по юному прыщавому лицу. - Зачем было нести живого? Ну как дети…
- Дык, убил бы, командир. Чего сейчас метешь языком? - сказал, снимая шлем, бородатый воин.
Все расселись.
- Я… не думал, - осекся юноша.
- Иди, убей сейчас, - хихикнул кто-то.
Парень изучающе глянул на раскачивающуюся, уже порядком отъехавшую в сторону клетку.
- Неее. Его полдня колоть будешь. Да еще вывернет руки … Неее, - он улыбнулся и пнул ногой воздух.
Раздались короткие смешки, скованные тяжелым дыханием.
- Пойдем, - сказал бородатый, вставая и нанизывая шлем на мокрую голову.
Они вышли и вскоре вернулись еще с одной клеткой. Там мирно лежал бесформенный расплывшийся мешок серого, местами кроваво-красного цвета с белесыми прожилками. Он тяжело дышал, хрипя и булькая. Периодически все тело охватывали болезненные судороги, и казалось, что это конец – он умирает, но вскоре слышались натужные всхлипы, и все повторялось вновь.
Таких уродцев – ошибки мутаций – называли «красными головастиками» за склизкое, мешковатое тело со слипшимися ошметками конечностей. Эта дергающаяся в конвульсиях мешанина из костей и плоти была когда-то животным, насекомым или даже человеком.
Невероятная боль головастика передалась Грэму и холод, покрывающей его слизи пробился вовнутрь, расплылся по конечностям и сжал сердце клещами.
- Я… думал… он мертвый, - кряхтя, сказал все тот же юноша. - Он же… не дышал…
- Ставим!
Клетку аккуратно поставили на пол. Солдаты переглянулись, кивнули, и молодой боец закончил страдания уродца одним ударом – меч вошел в тело как в печеное яблоко, чуть завязнув внутри. Головастик булькнул и протяжно свистнул в последний раз.
- Взяли! - рявкнул командный голос. - Теперь быстро, быстро!
Солдаты вскочили, лихо вскинули ношу и одним махом поднесли к грохочущей и елозившей на камнях как на льду клетке беспокойного мутанта. Двое поспешно выволокли мертвое тело головастика и направились к решетке.
Грэм отошел на десяток шагов.
Затащив безжизненное тело в коридор, солдаты взялись за клетку с менее покладистым зверем.
«Сейчас его выпустят!»
Панголин попятился, развернулся и замер: из глубины туннеля, словно волна, надвигалась огромная масса слизи, а длинное щупальце впереди методично изучало проход – острый пронырливый кончик, как змеиный язык касался пола, стен и потолка. С другой стороны взвизгнула, открываясь, дверца решетки.
Грэм метнулся назад, вперед! – там должна быть развилка! Сзади – крик и улюлюканье солдат, хлюпанье тяжелых шагов и нечеловеческий вопль свободы. По спине забегали наэлектризованные мурашки. Мгновение! И панголин нырнул в боковой туннель, изворачиваясь от юркого щупальца Вдовы. Вскочил, но поскользнулся и плюхнулся в прогоркший кисель. Перевернулся на спину и пополз, как паук.
Прямо на перекрестке мутант, со всего разбега врубился в груду зеленых щупалец, разбрызгивая их по стенам, как мокрые тряпки. На миг они застыли, но тут же сомкнулись в круговых объятиях, облепив со всех сторон нетерпеливого «жениха». Упершись задними и средними лапами в пол, он сдержал натиск толстого лоснящегося тела – опоясанная кожистыми кольцами туша разбилась, как волна о камень и откатилась назад. Огромной головой с ощетинившимся гребнем смертоносных костяных пик, мутант вновь разбросал в стороны извивающиеся руки Вдовы, но все так же, не причиняя им какого-либо вреда. Почувствовав слабину червя, зверь двинулся вперед – помогая передними лапами, он прорывался к центру гигантского тела. Добравшись до основания, разгреб в стороны гроздья отростков и впился зубастой пастью в светлую плоть – мощная струя слизи обдала оторопевшего мутанта. Он вздрогнул, ослабил хватку и видимо, осознав свою ошибку, уже старался отпихнуть массивную тушу. Поздно. Намертво пристегнутый цепями щупалец, зверь рвал и терзал зубами зеленые путы, так же безрезультатно, как и минуту назад, железную решетку. Из-под веера рук Вдовы вылезла бело-розовая присоска, размером с блюдо, окаймленная кольцами мелких зубов, и прилипла к морщинистой груди мутанта – дикий крик боли и отчаяния вырвался из зубастой пасти, перекрываемый чавкающим поцелуем Вдовы. Мутант извивался и дергался в последнем свадебном танце, мгновенно усыхая, будто гнилое яблоко – глаза спрятались в глазницах как улитки, оставив только две черные дыры.
Бросив бездыханное тело, чудовище проползло по нему, размазывая измочаленный труп. Не обращая внимания на Грэма, оно направилось ко второму блюду возле решетки – головастику.
Панголин вскочил на ноги и побежал: быть десертом не хотелось. За спиной раздался поцелуй Вдовы.
Отбежав немного, охотник остановился у перекрестка. Червь – где-то позади справа. Где был выход в яму – давно потеряно. И ветерок-надежда исчез, соединяя невидимой нитью два входа в этот ад.
«Неужели там казармы?.. Храм?.. Солдаты, несомненно, из спецотряда Мироноса. Они хотели, чтобы мутант убил Вдову?.. Нет. Скорее они просто избавлялись от лишнего». Грэм свернул в широкий коридор, такой же, как в яме – отсюда расходятся все основные ветки. В какую из них?
Плюхающий звук заставил поторопиться с решением.
- Господи всемогущий помоги мне грешному, - прошептал панголин и свернул налево в широкий проход, подальше от приближающейся Вдовы.
Вскоре показался следующий перекресток, где боковые туннели отличались меньшим количеством слизи. Охотник свернул в правый, немного прошел и уперся в абсолютно черную комнату – тупик. Заглянул в левый – та же чернота. Пришлось вернуться к перекрестку. Хлюпающие звуки были уже совсем рядом – гигантский червь полз по главному коридору.
Грэм побежал. Перекресток – прямо. Еще один – налево. Не заглядывая в тусклые коридоры, панголин старался придерживаться только тех, которые отливали зеленоватым свечением. Развилка – направо. Там – просторное помещение, по колено заполненное слизью и по самый потолок ядовитыми миазмами – эпицентр зловония. Трупную вонь слегка разбавлял смрад человеческих отходов, создавая незабываемую палитру ароматов.
- Твое логово? - негромко сказал Грэм.
Не было сомнений, что тут червь отдыхал от бесконечных патрулирований коридоров и переваривал пищу.
- Похоже, тебе тут нравиться, - добавил охотник, с трудом передвигая ноги, по колено увязшие в трясине.
В комнате стоял приглушенный гул. Сверху капало, а эхо повторяло мелодичный звон. Зеленые стены, уходившие на высоту двух этажей, обрывались чернотой: Вдова не доставала выше. Слева под потолком обрывок железной лестницы показывал на подсвеченную решетку – еще два-три этажа. Грэм подошел, попробовал вскарабкаться – безуспешно: камни гладкие и скользкие. Тут гул слышался гораздо отчетливее и напоминал шум горного ручья. Подземная река? Соседняя стена была вся изрисована полосками застывшей слизи и потеками грязи. Нет. Это не стена – это огромная каменная труба. Внутри журчала вода. Канализация! Она выходит за город! Света едва хватало, чтобы рассмотреть, что в углу кладка прохудилась, и через широкую трещину в комнату изрыгалось содержимое городских стоков.
Грэм устремился к пробоине, погружаясь в бульон из отходов и слизи по пояс. Вскарабкался на трубу, расшатал камень, выдернул и заглянул вовнутрь: воды чуть больше половины. Булыжником, как молотком выбил еще один, затем еще и еще – комната наполнилась цоканьем бьющихся камней.
Зеленая пульсирующая туча показалась в дверном проеме – уродливое тело выдавливалось как мягкое тесто, а щупальца змеями расползались в разные стороны. Уровень жижи поднялся вдвое, почти захлестнув проделанную щель в трубе.
Вдова на мгновение замерла, словно прислушиваясь к необычным звукам, и щупальца развернулись к панголину…
Не мешкая ни секунды, он нырнул в канализацию – во тьму: прохладная вода сжала грудь, ноги увязли в трубном иле, течение толкнуло в спину, и охотник, чуть пригнувшись, двинулся с потоком.
- Один. Два. Три. Четыре… - начал отсчет Грэм на случай возвращения.
Через восемьсот семьдесят два медленных, тяжелых шага он увидел тусклый далекий свет. Свет!!! Свобода!.. Старая, гнилая решетка вылетела от трех ударов ногой. Воздух!.. Свежий прохладный воздух! Пропитанный утренним туманом кислородный коктейль! Грэм вдыхал его полной грудью, пил огромными глотками и пьянел от жадности. Не смотря на то, что стоял по пояс в городских отходах, посреди черного озера на гигантской свалке, он наслаждался каждым живительным вдохом. После затхлого трупного газа катакомб, запахи свалки были ароматами роз.
Глаза беспощадно резало солнце. Оно только-только появилось на горизонте, еще красное и холодное, но после нескольких часов кромешной тьмы казалось выжигающим лучом, направленным прямо в воспаленный глаз.
- Господи!. Спасибо! - только и смог вымолвить панголин.
Крики грифов вернули к реальности. Свалка – не место для отдыха! Грэм машинально присел, окунувшись по шею в грязную ледяную воду. Пробежался глазами по затуманенным берегам – никого. Тут же, что есть мочи, рванул к ближайшему островку, покрытому кустарником.
Такие острова старого сгнившего мусора виднелись по всему водоему. Они превратились в убежища для растений отшельников, захватывающих все свободное пространство на бугорке.
Плеская черной гниющей водой, ныряя с головой в ямы и канавы, поднимая со дна муть и желтые пузыри, панголин постоянно чувствовал, что кто-то плывет рядом. Не может не плыть! Грэм буквально вылетел на берег и чуть не угодил в смертоносные заросли, но вовремя остановился.
Островок полностью порос длинно-игловой колючкой. Ее серые иглы – ломкие у основания, но прочные в острие – хорошая защита для мягких сочных плодов, висевших у основания ветвей гроздьями ярко-красных ягод.
Панголин подхватил валяющуюся палку и наспех сбил колючки. Руками выломал голые ветки, и получилось небольшая нора в кусте, со всех сторон защищенная иглами. Все. Можно расслабиться и оглядеться: к счастью, остров не обитаем.
Черное озеро успокоило тягучие воды, только полоса пены и подымающихся со дна пузырей еще долго оставалась видна на зеркальной глади водоема. Оно казалось мертвым, по сравнению с суматохой, царящей на берегу. Весь видимый пейзаж был обильно сдобрен черными точками вездесущих ворон, непрестанно каркающих и перелетающих с места на место. Кое-где сверкали золотом спины тараканов, словно рассыпанные монетки. Серые крысы то тут, то там мелькали среди куч мусора, неожиданно появляясь и мгновенно скрываясь в многочисленных лазах и норах – длинные хвосты хлестали воздух и разбрасывали мелкий мусор. Крысы и тараканы были вечными соседями и безжалостными врагами: тараканы поедали детенышей грызунов, а те уничтожали насекомых.
С высокого, раскидистого дуба за всем наблюдали важные грифы, как дозорные на посту, зорко всматриваясь в каждый шорох – лысые красные головы вращались волчком, закручивая спиралью тонкие шеи. Время от времени они пронзительно вскрикивали, будто отдавая короткие приказы.
Постоянные жители свалки не представляют большой угрозы. Голодные крысы или грифы могут напасть на человека, но тут еды им хватает. Опасаться надо гостей из леса.
Утренний холод, носимый ветром по просторам черного озера прилипал к мокрой одежде и быстро проникал вовнутрь. Вскоре Грэм задрожал, соревнуясь в тряске с клочьями мусора, запутавшегося в колючках. Взгляд невольно упал в сердцевину куста – большие красные плоды выделялись на фоне серого пейзажа и сами просились в рот. Охотник протянул к ним дрожащую руку, аккуратно сорвал несколько гроздей, засунул в рот и разжевал – скривился: не сезон. Он морщился, но не останавливался – вяжущие, кисло-горькие ягоды одна за другой исчезали в пустом брюхе панголина. Сейчас эта неспелая кислятина была лучше, чем ничего. Он жевал бы и ветки колючки, лишь бы прогнать отвратительный горький привкус отходов и слизи.
Когда ягоды длинно-игловой колючки вызревают, то становятся медово-сладкими с легкой приятной горчинкой – лакомство, мимо которого не может пройти ни один сладкоежка, правда, платит он за это блюдо гниющими занозами в шкуре.
Грэм уже нехотя закинул в рот последнюю порцию – левое веко задрожало в конвульсиях:
Ооох… - протянул он и встряхнул головой. – Хорошо!
Отрубил кинжалом длинную ветку с веером смертоносных иголок – это внушительное примитивное оружие ближнего боя, неспособное убить, но точно сможет остановить многих хищников: мало кто решит сунуть в колючки свой нос.
Серое одеяло тумана уже почти растаяло, оголяя кривое зеркало водоема. Тихо… только изредка подымались на поверхность одинокие пузырьки газа, они сверкали в лучах солнца, словно крохотные слезинки загаженной земли – незабываемый пейзаж достойный кисти художника.
Панголин взъерошил волосы – они послушно ощетинились шипастым гребнем – оскалился и зашипел, будто красноголовый ящер перед атакой. По берегу прошла волна настороженных криков дозорных грифов. Несколько десятков ворон взлетели и расселись на ближайших деревьях.
С кинжалом в одной и колючей веткой в другой руке Грэм плюхнулся в показавшуюся уже теплой воду по пояс. Еле переставляя ноги в болотном иле, он что есть мочи побежал к суше – волны брызг летели в разные стороны, оставляя на поверхности клочья пены.
Грифы удостоили представление восторженными криками. Кое-где раздались скудные хлопки крыльев.
Выпрыгнув на берег, разрисованный причудливыми узорами многочисленных следов, Грэм ни на мгновение не останавливаясь, рванул под крону одинокого дуба. На бегу отбросил в сторону колючку и, зажав кинжал зубами, ухватился за толстую нижнюю ветку. Подтянулся, уцепился ногой, перевернулся и вот он уже вне досягаемости для наземных хищников. Дерево – это и укрытие, и прекрасный наблюдательный пункт. Панголин забрался на самую макушку и огляделся.
С высоты открывался мерзкий пейзаж отходов обитания человека – свалка. А в центре спасительная труба, торчавшая из городской стены, неистово пополняла воды искусственного озера. Отсюда была прекрасно видна белая полоса пены на черной воде, которую широкими стежками прошивали толстые тела, изредка показывая гладкие черные спины. Гигантские миноги – заключил Грэм.
Беспокойные грифы, отрывисто ругаясь, вновь взмыли в небо. На этот раз не без повода: в их сторону сквозь кусты проламывался великан. Он загребал зелень руками как неумелый пловец, разбрызгивая фонтаны листьев и веток – молодые деревца ломались и прогибались как тростинки под натиском мощного четырехметрового гиганта. Он не обращал внимания на многочисленные порезы на мускулистом теле. Словно смерч великан выскочил на берег, сорвал с себя обмотавшиеся вокруг ног ветки, поднял черную, кучерявую голову вверх и завопил во всю глотку:
- Ууаааа!..
Крысы тотчас исчезли, а грифы, кружившие в небе, робко ответили ему недовольными криками.
С победным воплем и голодным рычанием он набросился на белеющий остов какого-то животного, до него, по-видимому, служившим пищей грифам, но уже переставшим их интересовать. Ел он без разбора, обеими руками запихивая в рот обглоданные кости. Ломал и дробил суставные головешки, разбивая их о камни и высасывая мякоть.
Муталюд-великан – это человек, мутировавший грибами с человеческим мутом. При этом его рост увеличивается в двое-трое, а мышечная масса еще больше. Общий уровень развития падает до примитивного пещерного человека. Речь частично сохраняется, но не всегда. Как и у всех муталюдов, у великанов сильно снижается чувствительность к боли, а скорость регенерации возрастает, что делает их превосходными бойцами. Продолжительность жизни увеличивается вдвое. Изредка они строят укрытия и шалаши из веток, но чаще селятся в естественных укрытиях: под навесами, навалами и в пещерах. Могут использовать огонь, как для обогрева, так и для приготовления пищи. Наблюдались войны за территорию обитания. Постоянно испытывают голод и все без исключения становятся людоедами.
Один из таких гигантов сейчас победно поедал остатки грифового завтрака, бросая голодные взгляды по сторонам в поисках добавки.
Спустившись с дерева Грэм осторожно выглянул – людоед уже закончил трапезу и кидался из стороны в сторону в неуклюжей попытке изловить крысу, но приметив что-то, он ринулся к соседней куче мусора.
До начала темно-зеленой границы леса было не более двухсот метров редких пучков кустарника и одиноких деревьев – панголин поспешил подальше от гостеприимной свалки, к добротно сервированному столу которой наведываются и волки, и бродячие муравьи, и ящеры всех мастей, и черные храки, и химеры, и гарпии, и еще черт знает какие лесные твари. Ветер дул в спину, далеко вперед унося смрад, но Грэм не боялся, что кто-нибудь учует его: лесные звери давно привыкли к запаху свалки. Отойдя на несколько километров вглубь, панголин остановился. Напряжение разом спало и он почувствовал обезоруживающую усталость валящую с ног. Требовался немедленный отдых – изможденный беглец рухнул в траву.
Запах… Запах сочной, молодой травы, земли, леса. Как этого не хватало. Ты часть этой жизни, этого мира. Ты – есть мир. Единение… Грэм набрал полную грудь весеннего аромата, потянулся всем телом, изворачиваясь как змея на солнце. Долго протяжно зевнул – до боли в челюсти – закрыл глаза и забылся коротким минутным сном.
В вакууме обморочного сна выплывали знакомые лица. Они появлялись ниоткуда, приближались и бесследно растворялись. Им на смену приходили все новые и новые: улыбающийся Поланий, хохочущий Визор, молчаливый отец Иаков, подмигивающий одержимый еретик, застывшее лицо Филиппа, изуродованная морда мутанта в клетке, последний выдох красного головастика и… Грэм выдохнул вместе с ним и замер. Всевозрастающее чувство неудобства пинком вытолкнуло из забытья – он проснулся, жадно глотнул воздуха, и какое-то время еще лежал, не двигаясь, вслушиваясь в звуки леса. А лес пел весеннюю песню, восхваляя рождение нового дня, травинки, жучка, птички – всего живого. Мелодию задавал соловей, где-то далеко ему помогал второй певец под неумолимый стрекот насекомых, непрерывно шумевших, как базар в предпраздничный день.
Лес – родной дом панголина, здесь он провел половину всей своей жизни. В основном в хатках – маленьких домиках, которые выстраивают охотники за слезой для длительных стоянок. В них всегда есть еда и кое-какое снаряжение. До ближайшей известной хатки в направлении Подгора два дня пути. Туда-то и следовало направиться в первую очередь.
Грэм поднялся – мокрая, скользкая одежда неприятно холодила. Не мешало бы отмыться от ароматов свалки. Если вблизи это маскировало, то за ее пределами такое «благоухание» создавало проблему. Надо было найти воду.
- Восток, стало быть, там, - он махнул рукой и зашагал в выбранном направлении.
Встречая старого доброго друга, лес одаривал панголина своими изысканными яствами. Несмотря на то, что летнее изобилие было только впереди, весна уже подавала на стол истинные деликатесы. Пока еще вяжущую во рту репу Грэм закусывал весьма сладкой и сочной сердцевиной молодой пальмы. Из лианы водоносного дерева сделал несколько глотков горьковатой жидкости – дождя не было очень давно.
Посасывая кислые сосновые иголки, он спустился в лощину. Тут, среди прошлогодних листьев, неспешно бежал тоненький ручеек. Панголин плюхнулся в чистую прохладную воду, перекрыв поток. Маленькая речушка не собиралась отступать и, собравшись с силами, проложила новую дорогу – огибая тело с двух сторон, ручеек вновь соединился и продолжил неторопливый бег.
Вымывшись, охотник развесил одежду на ветках и уселся на пригорке.
Медленно стихал многоголосый лес. Утро заканчивалось, плавно переходя в теплый ясный день. Сквозь редкую листву пробивались лучи жаркого весеннего солнца. Они заботливо поглаживали спину, согревая и убаюкивая. Божественная всеобъемлющая любовь ровными потоками лилась с небес на землю.
- Спасибо Господи, за то, что вижу свет твой, за то, что ты не оставил меня в трудный час.
Панголин трижды перекрестился, задев локтем рукоять кинжала:
- И прости меня грешного за содеянное… Прими в царствие твое убиенного мной раба твоего. Верю, что твоя рука ведет меня. Ибо если это не так, то нет мне прощения во веки вечные, - тихо прошептал Грэм и перекрестился еще три раза. - Ведь я действую согласно твоей воле.
Он достал из ножен кинжал, осмотрел и покачал головой: оружие надо держать в чистоте, наточенным и готовым в любую минуту прийти на помощь своему владельцу. Зачерпнув горсть желтого песка, панголин принялся чистить клинок – крупные песчинки заскрежетали по лезвию, успевшему покрыться легким налетом ржавчины. Промыв водой, подхватил камень и заточил.
3
Лишь цель дает силы для прохождения пути.
Из «Свидетельства» от Петра.
И покинул Бог людей, позабывших о Нем.
И принялся сатана поливать землю огнем и холодом да уводить с собой людей грешных.
Но остались на земле люди праведные.
Им послал Бог спасителя – Сына своего возлюбленного.
Дабы указал он им путь правильный.
Да светил бы им звездой путеводною.
Научил бы их молитвам спасительным.
Много лет ходил Божий Сын по земле выжженной.
Но везде видел только смерть да разорение.
И взмолился Он к Богу – Отцу своему: Неужели не осталось людей праведных?
И указал Ему Бог путь к поселению, где жили люди безгрешные.
И пришел Божий Сын к воротам.
Но спросил его стражник: Ты кто таков?
И отверзлись небеса, и Божественный свет опустился на тот город.
И услышали все жители глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение.
И увидел народ, сидящий во тьме, свет великий.
Осветил тот свет Сына Божьего.
С того времени Миронос начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное…
- Филипп, попробуй этих перепелок… Всевышний меня балует: они такие нежные, сочные, просто… - Миронос смачно причмокнул, облизывая жирные пальцы, и потянулся к тарелке с фруктами. – Он ничего не сказал?
Филипп разорвал птичку надвое и впился зубами в мясистую грудку – капли жира утонули в черной бородке:
- Нет.
- Совсем ничего? Не раскаялся? Не просил пощады? – Миронос забросил в рот виноградину и откинулся в кресле.
- Нет. Наоборот, пытался взбунтовать монахов.
Миронос поднял брови.
- Но они, - продолжил Филипп, обсасывая косточку, - отвернулись от него.
Миронос кивнул прислуживающему монаху с кувшином и улыбнулся:
- Хорошо.
- Но, - продолжил чистильщик, - я опасаюсь, что… проклятая книга… ее будет искать тот панголин.
Миронос почесал подбородок:
- У меня есть для тебя еще одно поручение.
Тягучее красное вино наполнило золотые кубки.
- Святейший… - Филипп слегка поклонился. Он давно уже начал подготовку к походу. Он видел себя, исполняющим древний наказ Спасителя. Себя, твердо смотрящего на свершение святого правосудия и демона, корчащегося в пламени карающего огня. Имя Филиппа войдет в историю, как великого чистильщика, уничтожившего дьявольскую книгу. Да, борьба с ересью – его задача, задача главного чистильщика!
Миронос прищурился, рассматривая рубины на чаше – в них отражались далекие звезды свечей – пригубил вино, закрыл глаза, наслаждаясь вкусом, и облизнулся:
- Надо найти эту книгу.
Филипп замер с поднятым бокалом.
- Надо раз и навсегда покончить с этим, - закончил Миронос.
- Ваша воля – свята, - чистильщик сделал большой глоток.
- Святейший, время, - негромко сказал монах с кувшином и поклонился.
Миронос скривился, разом допил вино и, опираясь на заботливые руки появившихся из тени монахов, поднялся. Его облачили в просторные белые одежды, расшитые золотом, на шею повесили крест, на голову водрузили сверкающую драгоценными камнями тиару, на ноги – мягкие кожаные сапоги.
- Идем, Филипп, - сказал Миронос и вышел из своих покоев в просторный зал с бархатной золоченой мебелью и витражами, изображающими райские сцены: белые облака, порхающие ангелы и веселящиеся за праздничным столом полуголые люди.
- Святейший, мне лично возглавить поход или…
- Это великая честь – исполнить пророчество, к тому же весьма щепетильная. Нельзя доверять ее кому попало.
Филипп поклонился.
Они зашли в длинный коридор с множеством дверей по одну сторону и узкими окнами, уходящими к самому потолку по другую.
- И это место… - продолжил Миронос, - там должно остаться еще много интересного. Подумать только, там все осталось как было… Если вообще там что-нибудь осталось. Ступай, Филипп, благословляю тебя на святую миссию во славу великого Мироноса, - он перекрестил главного чистильщика и зашел в одну из дверей.
Узкий, едва подсвеченный проход, маленькая комната с зеркалом во всю стену, шкафчик, столик, стул. Миронос посмотрел на свое отражение, повернулся боком, другим, выпрямился, поднял голову и замер в царственной позе – два монаха засуетились вокруг, поправляя одежду, тиару, крест, припудривая лицо.
- Благословляю! – изрек Миронос, подняв руку – монахи отступили к стене – и вышел в маленькую дверцу.
Тысячи свечей, отраженных в золотом убранстве храма вспыхнули перед глазами – Миронос слегка прищурился, но ни один мускул на лице не дрогнул: он не вправе противиться блеску славы Церкви. Величаво проследовал к ослепительному трону и сел так медленно, насколько хватило сил. Внизу – у ног повелителя – склонила головы черно-серая человеческая масса. Он – Миронос! Владыка мира! Бог воплоти!
Забил колокол, призывая к молитве – чернь упала на колени.
- Ооооо!.. – понеслась песнь, подхваченная тысячей голосов молящихся.
И все ради него, ради Мироноса! – он восседал на троне и смотрел на величественный спектакль, акт повиновения и принятия божественной сути в нем и в каждом человеке Церкви Мироноса – дающей спасение и утешение в вечной жизни.
По преданию бог посадил на земной трон в главном храме сына своего Мироноса, чтобы через него говорить волю свою. В остальных церквях устанавливалась позолоченная статуя спасителя. Для покаяний вдоль стены – специальные кабинки, чтобы другие люди не слышали грехов кающихся. Каждая кабинка имела слуховой канал, ведущий в комнату записи, где постоянно работали несколько преданных вере монахов, записывая и отсылая в канцелярию чистильщиков интересные исповеди горожан. Это и многое другое, позволило Церкви стать единственной и всеобъемлющей властью на весьма обширной территории, объединив отдельные города в Божьи Земли.
Этой скрытой жизни Церкви Грэм не знал. И не мог знать. Он искренне исповедовался и рассказывал обо всем. Его признание в использовании осознанных сновидений, несомненно, уничтожили бы его: все, что не свойственно обычному человеку, считалось сатанинским знанием и жестоко каралось. По этой же причине были запрещены все опыты со слезой, а муталюдов убрали из городов, определив в регулярные войска на границу, правда, большинство из них и без того служили в армии. Остались только рудокопы, слуги и муталюды на особом статусе – получившие разрешение Церкви на жизнь в городах. Если б не отец Иаков, лично контролирующий отправку записей в столицу, Грэма тоже отослали бы на дальние заставы, охранять границы Божьих Земель, или того хуже, сгноили в каких-нибудь лабораториях.
Панголин никому не рассказывал о своих способностях. Только отец Иаков знал и подталкивал его к их развитию. Он говорил, что это великий дар и не пользоваться им – великая глупость, но велел держать все в тайне. Грэм во всем слушался своего отца-наставника, но его никогда не покидало чувство обмана. Он в каждой молитве просил прощения у Мироноса за свою ложь и верил, что искреннее покаяние оберегает его.
Как-то прогуливаясь по излюбленному маршруту вокруг храма, он спросил у отца Иакова:
- Скажи мне, ведь я нарушаю закон божий. Почему меня не карает святой Миронос?
- Ты не нарушаешь закон. Я уверен, что это дар божий, а не проклятье. Ты не должен винить себя за то, что идешь его дорогой.
- В Библии Мироноса сказано, что все люди изначально греховны и должны молиться о прощении, так?
- Да… Все мы грешные. И мы должны минимум трижды в день читать спасительные молитвы. Но человеческая греховность и твой дар – разные вещи… Мне кажется, тебе надо благодарить Мироноса за свою способность.
- Тогда почему я вынужден скрывать это? - не унимался Грэм.
- Видишь ли, это очень редкий и опасный дар. Пользоваться им надо аккуратно. Ты сам знаешь: все люди, в том числе и монахи, грешны в страхе неизвестного и еще больше в зависти.
- Ведь ты веришь мне… Веришь, что это божий дар. Почему?
- Потому что он направлен на расширение возможностей человека без использования мутагенных грибов. Твой дар приносит вреда меньше, чем когда ты случайно наступаешь на жука, - священник улыбнулся.
- Спасибо, отец… А скажи, надо ли молиться о спасении души раздавленного жука? - Грэм улыбнулся в ответ.
- Молись, сын мой, всегда искренне. И если ты нечаянно раздавил кого-то, то помяни и его, - серьезно сказал отец Иаков.
И Грэм молился. Стоя на коленях в храме Подгора, он всегда чувствовал незримое присутствие бога в статуе Мироноса. Она возвышалась на троне мира, сверкая золотым блеском, глаза сына божьего смотрели в небеса, а вытянутая рука с открытой ладонью как бы ложилась на преклоненные головы прихожан, даруя благословение и отпуская грехи. Хор молящихся завораживал высокими нотами мелодичной песни, затягивая в глубину разносящегося по залу эха. Запахи благовоний приятно щекотали нос. Брызги отблесков свечей разлетались в золотых украшениях статуи святого и его трона. Золотые канделябры змеями извивались в причудливом танце огня. Тени на живописных рельефных стенах покорно повторяли их движения. Все кружилось и пело: ты в Доме Божьем.
Ежедневные утренние дневные и вечерние молитвы, проводимые в строго определенное время, служили скорее актом покорности, нежели реальной необходимостью. Распевая коротенькие песни во славу бога, Грэм ощущал только чувство выполненного долга по отношению к людям, а не к богу. Поэтому наедине с собой он пропускал такие молитвы и не чувствовал угрызения совести перед всевышним, предпочитая молиться по зову сердца, а не по времени.
В лесу все происходило по-другому. Хор лесных певцов гипнотизировал стройной какофонией. Свист, трель, щелканье, крик, стрекот и неописуемое богатство различных мелодий сливалось в единую песнь природы. Откликаясь на ее зов, Грэм улетал в глубину этого шума, забывая произносить заученные неоднократными повторениями слова.
Панголин вышел из оцепенения. Встал, растирая затекшие ноги – надо спешить.
Дул легкий теплый ветерок, и охотник уверенно зашагал на восток, придерживаясь насколько это возможно прямого направления и не подходя близко к тракту. Несколько раз переходил старые муравьиные тропы, до песка вытоптанные сотнями когтистых лапок. Слышал рев великана в стороне дороги. Эти вечно голодные муталюды научились пастись возле большаков. Раньше они часто нападали на обозы. Теперь же караванщики специально возят с собой какую-нибудь еду, бросая ее, как только завидят людоеда. Но все же чаще в сторону гигантских попрошаек летят огромные болты со станинных арбалетов, стрелы и копья солдат. Ходить же в одиночку всегда было опасно.
Пробираясь сквозь чащу панголин сорвал несколько молодых побегов капустника и пучок мучной травы. Скрутил их тонкой лианой и подвесил к поясу. В широкий лист набрал ягод.
Когда солнце коснулось горизонта, он уже сидел на раскидистой ветке старого дуба и болтал ногами, с наслаждением жуя белые пресные стебли вприкуску с кисло-сладкими ягодами.
Если корешки мучной травы высушить, размолоть в муку и испечь лепешки, то их легко можно принять за ржаные. В сыром виде они тоже съедобны.
Вскоре совсем стемнело. Затихший вечером лес плавно пробуждался к ночной жизни: отрывисто закричал горбонос, вдалеке завыли волки, совсем рядом кто-то сухо тявкнул, и послышались мягкие шаги. Чуть поодаль звонко хрустнуло.
На землю до утра Грэм не спускался. Сытно поужинав, он привязал себя лианой к ветке и под уханье филина постарался заснуть…
Если кто-нибудь хоть раз в жизни спал на дереве, то он знает, что назвать сном это чувство ожидания рассвета невозможно. Через несколько дней, как показалось измученному панголину, небо посветлело. Ночной лес смолк, чтобы вскоре заново проснуться дневным многообразием голосов.
Размяв затекшие конечности, охотник спрыгнул, провел руками по густому ковру травы и умылся.
- Спасибо Господи за то, что снова вижу свет твой!
Он перекрестился и побежал, постепенно согреваясь и наполняясь энергией нового дня.
Чем дальше Грэм уходил в лес, тем глубже погружался в воспоминания последнего месяца. Всплывали картины прощания с отцом Иаковом, дорога до Мирограда, полная энтузиазма и надежд, арест, тюрьма, побег. Сейчас казалось, что решиться на побег было полным безумием.
«Трус!.. Испугался за свою шкуру!» Он бежал все быстрее и быстрее, стараясь удрать от ненавистных мыслей.
Прежняя жизнь ушла, кровью вылетев из горла охранника. Туманное будущее представлялось в вечных скитаниях по лесам. Теперь его будут искать и чистильщики, и наемники, и церковные охотники за головами, да что там говорить, любой крестьянин задумает пришибить палкой за награду.
Он стал изгоем, коих великое множество околачивается по лесам. Они собираются в разбойничьи стаи, становятся отшельниками, живя вблизи грибниц, уходят за горы в неизведанные земли, селятся в развалинах проклятых городов. Но рано или поздно их кости все равно зарастают мхом в канавах, обглоданные и разбросанные дикими зверями, или белеют вперемешку с другими вокруг логова людоеда.
«За награду, как за разбойника, бандита! Ведь я и есть разбойник – убийца!.. Прости Господи грехи мои, верю, что твоя воля ведет меня. Прости, что не увидел я праведного пути и совершил непоправимое… А что скажет отец Иаков? Как я буду смотреть ему в глаза?..»
Вскоре Грэм уперся в первых вестников грибницы – островки каменных деревьев, название которых говорило само за себя. Они разбивали стройные ряды гигантских сосен, как иноземные захватчики, покоряя лес. Похожие на гигантские вьюнки серые ветви закручивались спиралями, вспахивая землю и выкорчевывая коренных обитателей. Они были способны прошить насквозь столетний дуб, разорвать его на куски и скрутить в клубок.
Все тело каменных деревьев, кроме молодых побегов, покрывали маленькие листочки. На сильном ветру, стукаясь друг о друга, они издавали громкий стрекочущий звук, далеко разносящийся по лесу. Сейчас же стояла тихая погода. Кусты и деревья, поглаживая мягкой листвой, тихо ласкали серые тела, в надежде разжалобить бессердечных завоевателей убаюкивающей шелестящей песней.
Старики считали, что грибницы со временем разрастаются. Высказывались мнения об их соединении в одну всемирную грибницу. Что в будущем человечеству придется научиться жить вместе с постоянно меняющимися видами существ и растений. Что человек переродится и выведется новый приспособленный, универсальный организм или исчезнет вовсе.
Возникали целые течения сторонников таких идей, с многочисленной армией последователей. Некоторые добровольно уходили в грибницы и исчезали там навечно, становясь невиданными муталюдами и мутантами.
Это была первая волна мутаций. Узнав больше о грибницах и их свойствах, страх поубавился. Главное открытие доказало, что грибнице для жизни необходимо наличие обильной влаги – чаще всего это обширные болотистые территории. Правда, исследователи также доказали, что грибница способна удерживать воду, делая запруды и плотины.
Долговременные наблюдения за этим странным живым организмом показали, что она выращивает определенные виды растений в проблемных местах своего огромного тела, улучшая и защищая себя. Захватывает новую территорию, высылая вперед каменные деревья – своих воинов-разведчиков.
Грэм свернул налево, в обход болота, не углубляясь в заросли и стараясь держаться высокого леса по краю грибницы. Хатка находилась с противоположной стороны, а без надобности и снаряжения соваться в это опасное место не было смысла.
Обходя очередные крученые заросли каменных деревьев, панголин наткнулся на переродыша, который спрятался под нависшим кустом и был практически не виден, если не считать проступающего сквозь зелень серовато-синюшного кожистого пузыря.
Переродышем называли мутанта в процессе изменения. Это прочный, упругий кокон с телом, покрытым тонким слоем вязкой строительной субстанции. В ее мутных водах и происходит таинственное превращение и формирование нового вида.
Грэм подошел ближе, присел на корточки и положил ладонь на теплую шершавую поверхность. Под ней пробивались пульсирующие частые удары нового сердца. Несколько небольших потеков крови от разорвавшихся сосудов, бурыми полосками вытянулись вдоль тела – процесс был в самом разгаре.
Сквозь мутную жидкость невозможно было разобрать, что за животное скрывалось в упругом яйце размером чуть больше человека. Первоначальная форма кокона уже деформировалось. Но еще было заметно, что животное свернулось калачиком – это естественная поза переродыша. Все шло правильно, без видимых ошибок.
Грибы заставляют принимать самую подходящую позу уже сразу после отключения организма. В таком положении он замирает и начинается самый загадочный и удивительный процесс перерождения. Все волосы выпадают практически сразу после оцепенения. Температура тела резко повышается. Кожа отслаивается, превращаясь в тот самый пузырь-кокон. Подкожный и внутренний жир растапливается и разбавляется влагой, образуя мутную прослойку. Все это происходит за два-три часа – в зависимости от размеров организма. Далее следует десяти-пятнадцати часовое изменение костей, мышечных тканей и внутренних органов. На это тратится большая часть запасов жира. И это самая опасная часть. При больших трансформациях нередко рвутся кровеносные сосуды, что может привести к смерти еще не сформировавшегося мутанта.
После этого происходит образование кожи за два-три часа. К концу перерождения на организме остается только тонкая оболочка. Она высыхает и лопается, словно старая змеиная кожа. Мутант еще какое-то время находится в коме, пока к нему не возвращается полноценное дыхание. Еще несколько часов, в зависимости от изменений в организме, он привыкает к переменам: как к внешним превращениям, так и к новому восприятию мира. И первое осознанное чувство нового мутанта – это всегда голод и жажда.
Панголин поднял клок кабаньей щетины.
Дикие свиньи очень часто становятся мутантами из-за своей всеядной наглости, смелости и беспокойной жизни. Некоторые образовали устойчивые виды, сохраняющиеся и процветающие уже несколько сотен лет. Из их породы вышло пять разновидностей свиней, в большинстве неопасные и вполне съедобные. Только черные храки были грозными хищниками. Но их уже давно не встречалось в здешних лесах.
Грэм собрал в пучок щетину, крепко обмотал сорванной травинкой и сунул в карман.
Среди панголинов и охотников найти правильного переродыша считалось хорошим знаком. Отчасти по тому, что это указывало на наличие в грибнице родников слезы. Из волос, найденных возле кокона, делали амулеты. Церковь разрешала эти небольшие вольности тем, кто ежедневно рисковал жизнью в диких лесах.
Не останавливаясь на отдых и поиски еды, к вечеру Грэм подошел к заветному домику. Уже почти стемнело, когда показалась знакомая изгородь из омертвевших веток каменных деревьев. На длинной жерди пусто – верный знак, что хатка свободна. По давней традиции, если внутри кто-то есть, он обязан вывесить флаг своего прихода или города, если панголин не церковный, но таких свободных искателей давно вывели. Не заходя за ограду, следовало громко назваться и попросить разрешения войти – жест скорее предупредительный, чем вежливый: отказа не звучало никогда. Если этого не сделать, то можно угодить в смертельную ловушку или капкан.
Грэм постоял немного в кустах, всматриваясь в черные окна.
Бывали случаи, когда в хатках селились бандиты, беглые солдаты или разбойники одиночки. Эти постояльцы не вывешивали флаг, они забредали случайно и оставались только на ночь: вблизи грибниц жить не хотели даже они.
Никого. Дернув за ручку, охотник с усилием открыл калитку, пригладив буйный ковер травы: по-видимому, в доме давно никто не появлялся. Дверь была не заперта.
Он не бросился в шкаф с едой, не растянулся на соломенном матраце, не упал на колени в молитве. Грэм припал к крышке сундука с амуницией.
По традиции каждый панголин, гостивший в хатке, кроме еды и снадобий, оставлял в «тревожном сундуке» часть своего оружия или доспехов. Со временем набирался довольно неплохой комплект снаряжения, а то и не один. В этом неприветливом месте заветный сундучок не раз спасал жизни.
Протяжным скрипом крышка извинилась за содержимое ящика. На дне валялись: старый рваный плащ, кухонный нож, кожаные перчатки, грязные тряпки, драная сумка и еще какой то хлам. Было похоже на то, что тут уже побывал такой же бродяга. Однако обноски нищего были не самой плохой находкой, может даже лучше любого снаряжения воина. Наверняка его ищут как панголина в чешуйчатых доспехах.
Грэм закутался в лохмотья. Огляделся. Прошелся по комнате – окаменелый от налипшей грязи грубый материал загромыхал по полу. Охотник вынул кинжал и укоротил низ плаща быстрым движением. Еще раз огляделся и растянул рот в улыбке. Не так давно сюда вошел бродяга в лохмотьях, а вышел в одежде панголина. Теперь вошел панголин, а выйдет нищий оборванец. Капюшон и наплечная сумка окончательно превращали в обычного странствующего бедолагу. Таких искателей куска хлеба на дорогах шатается столько, хоть режь – все равно меньше не станет…
Рассвело. Лес уже проснулся и на все лады распевал свои утренние песни. Грэм потянулся и нехотя вернул мысли к реальности. Ленивый отдых с поджариванием курочек на вертеле не входил в планы.
- Господи, Миронос всемогущий, сын божий, помилуй меня грешного, - он встал и перекрестился.
Сборы заняли совсем немного времени. Выйдя во дворик, умылся в умывальнике чистой дождевой водой. Вытерся полой плаща и зашагал на восток, жуя сушеное мясо, найденное в кладовке.
До Подгора два дня пути. В одежде нищего можно было идти по дороге смелее, что намного ускоряло продвижение к цели. Правда, завидев в дали приближающихся людей, панголин все-таки убегал в лес – это было обычным поведением бродяги. Он раньше замечал такие нелепые действия оборванцев, но не понимал их. Сейчас же для него открывались истинные мотивы скрытности этих людей.
С приближением к городу побеги с дороги учащались, и вскоре он уже не возвращался на тракт. Пробираться сквозь заросший кустарником дикий лес гораздо медленнее и утомительнее, чем легко шагать по утоптанной дороге, но зато безопаснее для разыскиваемого беглеца.
«Что я скажу отцу Иакову? Я сбежал из тюрьмы? Я убил праведного человека, чтобы просто вернуться? Зачем?.. Мне было страшно?.. О, Господи, что мне делать?»
Грэм боялся встречи с настоятелем и в то же время желал увидеться с ним. К тому же гнетущее чувство тревоги не покидало его ни на минуту. Иногда он думал о том, чтобы уйти в далекие леса и не возвращаться больше к людям, и каждый раз отгонял эту мысль.
Ночью панголин почти не спал и к полудню на второй день пути вдали показались ворота и ровная цепочка городской стены с высокими бойницами по всему периметру – Подгор. Возле главных ворот кипела своя особая маленькая жизнь, в миниатюре копируя городской уклад. Она развивалась по тем же законам, только разница между богатством и бедностью здесь была куда меньше, чем за стеной. По сути, нищий – он везде нищий, а богач тут – бедняк в городе.
Основная масса городского населения колебалась от нищеты до бедноты, существуя на мизерные заработки на полях и рудниках. Остальную, меньшую часть составляли более-менее обеспеченные торговцы, мастеровые и солдаты. Служители Церкви стояли особняком. Нужда их не трогала, но и в роскоши они не купались. Монахи жили на обязательные пожертвования горожан и оплату обрядов. Но были в городе и очень богатые люди – главы монастырей и их многочисленные родственники, занимающие различные места в церковной иерархии.
Грэм притаился в зарослях на краю леса и вытоптанной конями лужайки у постоялого двора. Тут пахло мочой и конским навозом. Надо немного подождать: к вечеру каждый, кто по каким-то нуждам покидал город, поспешит укрыться за каменными стенами.
Вдоль дороги в два ряда расселись попрошайки. Все как один серо-земельного цвета, с одинаковыми безразлично-жалостливыми лицами и белыми, прозрачными руками. Придорожный трактир гудел как встревоженный улей. Небольшой рынок пытался оспорить с ним звуковое первенство, но явно проигрывал житаре и компании в кабаке. Все это связывали в единую сеть невидимыми нитками бесцельно шатающиеся от одной группы к другой оборванцы.
Не в силах больше прятаться, Грэм вынырнул из своего наблюдательного пункта в кустах и смешался с серостью приворотной нищеты. Никто не заметил появления еще одного бродяги. Курсируя от одной компании до другой, он не сводил глаз со стражников у ворот.
Солдаты устало подпирали стальными спинами поросшие мхом стены. Их красные лица чаще смотрели в сторону трактира, чем на шныряющих туда-сюда прохожих. Несмотря на это, панголин не рисковал, выжидая подходящий момент.
В компаниях обычно жаловались, высказывали умные, политические и религиозные мысли, а один раз он слышал даже угрозу в сторону кузнеца. Но глядя на распаленного мужчину, можно было сделать вывод, что он либо пьян, либо не в себе.
Слова, доносящиеся со стороны трактира, выделялись наибольшей остротой и богатством выражений местного разговорного наречия. Рынок пел десятками голосов, уверовав, что от громкости зависит спрос на товар. Попрошайки нараспев голосили, подражая церковному пению и кланялись каждому прохожему, пытаясь зацепить глазами его чувство милосердия. Они окружали их священными символами, отработав до автоматизма все движения.
И тут унылое торжество приворотной жизни нарушил отчаянный вопль, сменившийся не менее волнующим кудахтаньем. Доверху нагруженная ящиками, коробками, бочками и всяким крестьянским скарбом телега резко остановилась у самых ворот. Упавшая клетка, словно спелая тыква, выплеснула трех сине-зеленых пленниц. Не веря своему счастью, куры, громко кудахча, ринулись врассыпную. И придорожный люд с радостным криком принялся ловить беглянок. Светловолосый мальчуган спрыгнул с телеги и стал поправлять оставшуюся невредимой поклажу. Возница, причитая не меньше пернатых, нарезал круги вокруг телеги. Он бросался то к одной, то к другой изворотливой несушке приседая и широко расставляя ноги, словно хотел их оседлать – изрядно обросший жиром невысокий мужичек кричал и размахивал руками как петух, лишившийся своего гарема. Пробегая мимо мальчика, он отвесил тому звонкую затрещину, и к общей какофонии добавился еще один вой.
- Лови, лови! – осипшим голосом кричал возница, но мальчик только неловко дергался и вопил, размазывая сопли длинным рукавом широкой рубахи.
Хохот, крик, плач, бряцанье оружия – идеальное время для действия. В такие моменты у одних зевак пропадают кошельки, у других отнимают жизни, а мимо третьих незаметно проходят.
Несколько бродяг, в том числе и панголин, бросились за одной из куриц, загоняя ее к воротам. У самых ног солдат она круто развернулась и помчалась вдоль стены, увлекая за собой преследователей и довольные взоры стражников. Грэм зашел в каменную арку, где на него с прямоугольного листа глянуло его собственное лицо, с надписью «розыск».
Оставив позади куриное представление, панголин растворился в городской суете. Улицы с никогда не высыхающей грязью, лужами и мухами были заполнены замужними женщинами, закутанными в бесформенные черные одежды и мужчинами в полинялых простых рубахах. Кое-где пестрили красками юноши и девушки: до замужества им разрешалось носить разноцветные наряды. Это правило распространялось и на уличных девок, заманивающих клиентов откровенными платьями. Изредка мелькали черные монахи, спешащие по одному богу известным делам.
По всем правилам и законам, первым делом Грэму надлежало посетить церковь. Только после подношения, долгой молитвы и покаяния в грехах можно было отправляться по личным делам. До недавнего времени он именно так и поступил бы, но на этот раз решил сначала взять снаряжение, а затем пойти в храм. Как ни желал он поскорее увидеться с отцом Иаковом, но понимал, что ему, возможно, придется спешно покидать город.
Грэм вышел на торговую улицу. Тут всегда полно людей и легко можно затеряться среди разношерстой толпы. Придерживаясь типичного поведения нищего попрошайки, он выставил вперед руку, опустил голову и медленно побрел вдоль лотков с товаром.
- Лучшие ткани с юга! Стекло, горшки, миски! Сапоги на любую ногу! Веревки, канаты! - наперебой кричали продавцы.
Кузнецы ничего не кричали, но свое присутствие оглашали звонкими ударами молотов о наковальню. За ними начинались лотки с продуктами:
- Свежий хлеб! Приправы с юга! Картошечка! Яйцо, курица, яйцо! Домашняя свинина и мясо бизона, говядина и ящерица!
Сильно пахнуло рыбой, похоже, она, как и кузнечные товары, не нуждалось в представлении.
Ни одной монеты он не получил, но кто-то сунул в руку кусок сдобной булки, что было весьма кстати. Грэм, не поднимая головы, буркнул в ответ:
- Да благословит Миронос тебя, добрый человек.
Впереди, среди усталых лиц прохожих заблестели три шлема – военный патруль. В начищенных до серебряного блеска доспехах солдаты медленно двигались посередине улицы. Люди перед ними шарахались, словно перед мчащейся лошадью, а тех, кто не успел убраться с дороги, военные отшвыривали, словно котят. Нищие, как по команде, растворились.
Грэм свернул в подворотню и вскоре вышел на знакомую улицу. Жуя свежий, еще теплый с хрустящей ароматной корочкой батон, он прошел мимо своего дома. Ничего не изменилось, даже навесной замок висел закрытый так же причудливо – вверх ногами. Но что-то другое, незримое было не так: не хотелось заходить прямо сейчас.
Удостоив родной порог беглым безразличным взглядом и, не выдавая себя больше ни чем, он направился в таверну за несколько кварталов от дома.
«Голодные рыбы» было типичным заведение для солдат, бродяг, наемников и всяких темных личностей, о занятии которых обычно не спрашивают. На входе, под резной вывеской с рыбами, ухватившими друг друга за хвосты, стоял быкоподобный муталюд с маленькими рожками и громадной головой – минотавр – устойчивая форма мутации человека бычьим мутом. Он лишь поинтересовался платежеспособностью. В ответ панголин хлопнул по кошельку на ремне, издав приятный для любого уха звон. Громила отошел в сторону и прогудел:
- Проходи.
До вечера еще далеко, но в плохо освещенном зале уже было довольно много посетителей. Справа солдаты и наемники, побросав на столах недопитое пиво и недоеденные куски разорванных рыбин, окружили тараканью беговую дорожку. Слева две тихие небольшие компании бродяг заняли столики у стены. Они старались сидеть подальше друг от друга и смотреть только в свои тарелки. Возле них шаркала метлой закутанная с ног до головы в черные бесформенные одежды жена владельца – щекастого, распаренного от жара кухни толстяка. В глубине зала пока еще молчала житара, и скучали барабаны. В воздухе жужжали мухи, выписывая невероятные зигзаги над тарелками. Пахло пивом, селедкой и кислой капустой.
Грэм уселся за свободный столик у входа и посмотрел на круглолицего хозяина. Тот молча закатил глаза кверху, показывая на серую в меловых разводах табличку. На ней, среди отпечатков пальцев, белели коряво выведенные названия сегодняшних блюд:
- Уха-голова, лепешки из картошки, бобы-рябы… - прочел Грэм и улыбнулся, но тут громкий воплю заставил его повернуться к беговой дорожке.
- Старт! - солдат махнул рукой.
Три таракана пустились галопом по желобкам на деревянной станине – испуганные диким воплем зрителей, они что есть мочи перебирали лапками. На середине трассы явно определился победитель – огненно-рыжий таракан с правой дорожки вырвался вперед и на целых два корпуса опережал преследователей, идущих в ногу.
- Ииий-ий-ий-ий! - завыл наемник – владелец быстроногого скакуна или просто везунчик, поставивший на него.
Оставалось пройти не больше четверти дорожки, как вдруг, фаворит остановился – просто встал, как будто уперся в невидимую стену. На мгновение зал стих, а затем разразился новыми криками радости и отчаяния, переходящими в дикий гогот. Наемник прыгнул к своему таракану и захлопал в ладоши: «Ай-ай-ай!», бегун рванул, но было поздно: остальные уже финишировали и ловко подхваченные хозяевами отправились в свои клетки дожидаться следующего забега. Проигравший бегун под задорное улюлюканье полетел на танцплощадку – раскаленный помост с высокими бортиками. «Оп-ап-оп-ап!» - хлопали в ладоши солдаты, а таракан прыгал, задирая ноги выше головы и кувыркался, постепенно покрываясь черными ожогами. «Оп-ап-оп-ап!» - ревели зрители. Кто-то метнулся к житаре, выхватил меч и ударил по толстым струнам – комната взорвалась металлическими вибрациями музыки. Дробью вступил барабан. «Оп-ап-оп-ап!» Взревел горн и плавно затих, будто сдулся: таракан лежал на спине со скрюченными обожженными лапками. Его подхватили руки в кожаных перчатках, и поджаренная тушка полетела в угол. К рыбе и капусте добавился новый запах паленого насекомого. Солдаты вернулись за стол и, распугав мух, принялись мусолить соленую рыбу, прихлебывая пиво.
Над перилами второго этажа появились рыжие, взъерошенные кудри путаны. Она, видимо, только что проснулась, разбуженная криками и музыкой. Заспанное лицо выражало недовольство, но глаза уже ощупывали посетителей.
К столику подбежал мальчишка в длинном колпаке.
- Что будете есть, пить? - спросил он, изучая потрепанный плащ панголина.
- Принеси воды.
- Хозяин будет недоволен. Воды и на улице можно попить, - скривился мальчик.
- Тарелку бобов с эээ… все, - сказал Грэм, подсчитывая в уме монеты, найденные в сумке убитого охранника.
Мальчишка улыбнулся беззубым ртом и исчез. Через секунду вновь появился, поставив на стол стакан воды. Панголин кивнул. Несколько глотков пропихнули и удобно уложили недавно съеденный кусок хлеба.
В дверях показались два солдата. Они быстро огляделись и пропев: «Храни вас Миронос, черти драные!» присоединились к пивному пиршеству.
Грэм сжал губы: «Как можно так произносить имя бога? Они ведут себя…» Прибежал мальчик с дымящейся тарелкой.
- Спасибо, - панголин перевел взгляд с крупных черных зерен, плавающих в оранжевой поджарке с луком, помидором и перцем, на мальчугана. - Хочешь заработать пару монет?
По лицу молодого человека было видно, что он не против.
- Что нужно сделать? - поднял брови тот.
- Для начала принеси мне чернила и пергамент.
Не успел Грэм сдуть ароматный пар с тарелки, как перед ним уже лежал скромный кусок пергамента и чернильница со старым пером. Быстро написав несколько слов, он помахал листом в воздухе, скрутил трубкой и протянул пареньку. - Передай это. Вот адрес. Только зайди с задней двери и если будет висеть замок, все равно перелезь через забор и громко постучи в дверь. Если не откроет – просунь записку в дверь. Мой друг любит закрываться на все замки и сидеть один. Я буду ждать здесь. Держи. Получишь еще одну, когда вернешься. Храни тебя Миронос, - он сунул монету в худую ладонь.
Паренек исчез так же быстро, как и содержимое тарелки. Расплатившись с хозяином, Грэм выскочил за дверь и кротчайшим путем поспешил к своему дому. На соседней улице остановился и подошел к лотку, сплошь увешанному сетями и острогами: отсюда хорошо была видна задняя дверь.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ