Падение драконов

Эпилог Сочельник

Адриан Голдсмит слез с лесов последним. Он вообще был странным молодым человеком, этаким наброском в контрастных тонах, как и многие представители его поколения. На нем была простая и скучная рабочая одежда, на бедрах — рыцарский пояс, а на вороте — значок войска наемников.

В нефе большого зала нового дворца в Ливиаполисе беременная вдовствующая императрица сидела на стуле, специально изготовленном для нее, и наблюдала за работами над огромной фреской.

Голдсмит помахал ей рукой, и она улыбнулась, а ее рыцарь Галаад д’Эйкон помахал в ответ.

Спускался Адриан долго. Строительные леса конструкции Безголового сами по себе были чудом техники, и он включил в них достаточно платформ и лестниц и для небольшой осады. По крайней мере, так показалось художнику-рыцарю.

Он поклонился вдовствующей императрице, почувствовав под ногами твердый мрамор.

— Ваше величество. Я хотел бы, чтобы вы посмотрели.

Мортирмир, увидев кивок Безголового, поднял руки, заливая верхнюю часть стен светом. Но это было еще не все: вспомнив рисунки Голдсмита, он добавил цветов, которыми планировали раскрасить фреску, позолотил доспехи и сделал дракона непроницаемо черным.

У багрянородной Ирины перехватило дыхание.

— Господи, — только и сказала она.

Гэвин Мурьен расплылся в улыбке.

— Ему бы понравилось.

— Когда Адриан закончит, — заговорил Мортирмир своим самым занудным голосом, — я наложу улучшение, а потом превращу весь потолок в артефакт с собственным герметическим освещением и защитой.

— Спасибо, Морган, — сказала Бланш. Она все еще сидела, задрав голову, и смотрела на чудесное изображение. — Мы все там? Ну, то есть…

— Я сделал семьсот портретов, — рассмеялся Голдсмит. Мне остался только Экреч. Когда наступит оттепель, я отправлюсь на запад. Сегодня утром я получил герцогиню Моган и Смотрит на Облака.

Бланш посмотрела на герметический эскиз.

— Нас спросили… не слишком ли легкомысленна эта работа для такой суровой зимы. Но мы говорим, что никто не отменяет Рождество только потому, что собрал плохой урожай. Вспомним час нашего триумфа, когда нам приходится работать. Важны не Габриэль и его… смерть. — Она помолчала, собираясь. — Важно то, что мы победили, все вместе.

— Именно это я и рисую, — сказал Голдсмит.

Ирина взглянула на Гэвина. Он пытался не плакать.

На следующий день после рождественской мессы Том Лаклан и Сью обвенчались в большом зале дворца Ливиаполиса. Сью настояла на том, чтобы пожениться прямо посреди работ и ремонта, и добилась своего.

Невесту вел к алтарю новый граф Тоубрей, который только что получил свои земли и титул от королевы Альбы. Его отец случайно погиб на охоте. Королева стояла рядом с графом Майклом, Кайтлин держалась на шаг позади. На стороне Тома Лаклана, чья семья погибла, стояла госпожа Элисон Одли, всем известная как Изюминка, ныне — маркиза Альбинская, и Дональд Ду, который представлял горцев.

Огромный зал был переполнен. Там собрались все, кто только сумел добиться приглашения, первые ряды состояли из знати Новой земли и удивительного количества дворян из Древней земли. Врата оставались открытыми, солдаты империи охраняли дорогу, зерно из Этруссии кормило крестьян Альбы в самую суровую зиму на людской памяти. Снег падал и падал, холод усилился. Но зерно проехало по четырем мирам, и к тому же у крестьян Альбы были и другие союзники, которые оставляли мешки с орехами у дверей хижины или корзину с сушеными ягодами на крыльце.

На свадьбу все надели свои лучшие наряды и попытались позабыть о морозе, делах, союзах, предательствах, смертях и кризисе престолонаследия империи.

Потому что одни истории заканчиваются и начинаются другие. Забывать прошлое так же глупо, как цепляться за него.

Патриарх Ливиаполиса произнес благословение. Том и Сью поцеловались, да так, что Типпит привычно заорал: «Постыдились бы!» Наемники поздравили нового графа и его леди, а затем три тысячи мужчин и женщин, боглинов, ирков и Стражей сели за праздничный стол. Вдовствующая императрица произнесла тост, королева Альбы заплакала, и они сели вместе, смеясь и плача по очереди, как часто бывает с женщинами, которые многое пережили.

И когда пир подходил к концу, императрица Бланш встала и вывела своих людей на большую площадь, которую нордиканцы очистили от снега, изрядно попотев. Десять тысяч человек присоединились к гуляниям. Заиграла музыка, и по всей Альбе, по всей Новой земле и Древней земле и даже в других мирах танцевали, чтобы отпраздновать новое солнце, чтобы укрепить защитные заклинания, удерживающие тьму в страхе и обещающие завтра.

А потом, когда ребенок недовольно зашевелился внутри Бланш, и она совсем запыхалась, и все окончательно устали, и веселье закончилось, на площади наступила тишина. А с запада, от городских ворот, раздался звон колокольчиков, тысяч или даже миллионов.

В город въехали сказочные рыцари и их дамы, сотни ирков на огромных оленях и лесных лошадях, и Тапио на великолепном белом олене, и Тамсин, подобная цветку среди зимы.

Сказочный Рыцарь выехал в центр площади, его олень поднялся на дыбы, и люди вокруг закричали.

Он поклонился вдовствующей императрице и королеве Альбы.

— Прош-ш-шу позволения говорить.

Императрица махнула рукой.

— Я — С-с-сказочный Рыцарь, — сказал он. — В эту ночь, когда вс-с-се миры открыты, а вс-с-ся магия ис-с-стинна, найдется ли с-с-среди вас-с-с рыцарь, который с-с-сразитс-с-ся с-с-со мной во с-с-славу с-с-своей дамы?

Потому что когда одни истории заканчиваются, начинаются другие.