Апрель 2098 года. Тюрьма «Лесная цитадель»
Семь лет.
Мне самому не верилось, но уже почти семь лет я провёл в Лесной цитадели.
Глядя на своё отражение в небольшом зеркале, было заметно, что за этот долгий срок я успел измениться. Две татуировки, которых раньше не было. Пять новых шрамов и разбитый нос, который местные коновалы не смогли вправить должным образом, и он сросся криво. Впалые щёки, заострённые скулы, мешки под глазами, клок седых волос, порезанное ухо. Уверен, если бы сейчас рядом оказался кто-то из старых знакомых — они бы не сразу узнали в жилистом парне с тяжёлым взглядом своего бывшего друга.
— Чё ты там разглядеть пытаешься? — спросил Мурлок, валяющийся на жёсткой кровати с планшетом-библиотекой. Не так давно мой сокамерник получил доступ к части книжного хранилища тюрьмы (за примерное поведение в течение последних месяцев), и теперь целыми днями читал всё, до чего только мог дотянуться.
— Ничего.
— Слушай, Сокол, расслабься ты, да? Будешь так дёргаться — и кукушку тебе сорвёт в первые недели после погружения. Надо уметь контролировать эмоции.
Я глубоко вздохнул.
— Легко сказать, старик.
Сокамерник хотел что-то ответить, но его слова заглушил звон оповещателя. Дверь нашей камеры распахнулась, и вслед за этим из динамиков под потолком донёсся голос надзирателя.
— Двухчасовая прогулка! Время пошло!
Я отвернулся от зеркала.
— Пойдёшь?
— Не, тут посижу. А ты вали давай, тебя Мех ждёт. Не забыл?
— Не забыл.
Выйдя из камеры, я прошёл по узкому проходу и спустился на самый нижний уровень блока, по пути обмениваясь приветствиями со знакомыми. За прошедшие годы многое изменилось, и мне удалось… Скажем так — «влиться в коллектив».
Чтобы попасть в ряды «Патриотов», как и говорил Мурлок, пришлось постараться. К счастью, их лидер оказался на редкость вменяемым человеком, и договориться с ним не составило большого труда. Хотя времени пришлось потратить изрядно.
Мех, как и я, был бывшим бойцом «Оборонэкса». Он не рассказывал, за что оказался в Лесной цитадели. Единственное, что знали другие «Патриоты» — его разжаловали из чина капитана. При этом никто даже и не думал оспаривать лидерство бородача. Мех — здоровенный, мускулистый (и как он только умудрялся держать себя в такой форме на местной еде?) и всегда спокойный — был одним из пяти местных авторитетов. Одним из трёх в «синем» блоке. И его слово являлось железной гарантией, которую мог разрушить разве что ураган или цунами. Даже охрана, если такое случалось, общалась с лидером «Патриотов» довольно вежливо.
По комплекции и «погонялу» я сделал вывод, что когда-то Мех был закован в экзоскелет. Прямо как мой бывший сослуживец Вулкан. Характеры у них были схожи, так что я лишь утвердился в собственной догадке, но с вопросами к нему не лез — не было принято здесь, чтобы обычный «рядовой» доставал «капитана». Впрочем, как и везде, но сейчас речь совсем не об этом.
Конечно, одной лишь рекомендации сокамерника было недостаточно для того, чтобы меня сделали членом «закрытого клуба». Сосед оказался прав — даже несмотря на мой довольно богатый боевой опыт, пришлось доказать «профпригодность».
Лишь после этого Мех официально объявил меня одним из «Патриотов» и велел местному татуировщику набить мне на лопатке «клановый знак» — меч с крыльями, смотрящий остриём вниз.
Но до того момента пришлось изрядно попотеть.
Некоторое время оказалось потрачено на наведение справок, пока меня «пробивали» на воле. Не знаю, откуда, но у «председателя клуба» была возможность связаться со своими людьми во внешнем мире, и он запросил у них информацию обо мне.
Пока длилось томительное ожидание, пришлось рассказывать авторитету свою невесёлую историю. Ставки были серьёзными — «Патриоты» являлись моим единственным шансом обустроиться здесь — так что врать и недоговаривать я не стал.
На самом деле скрывать, если так подумать, было и нечего. О том, как меня подставили я, разумеется, умолчал — по причинам, которые уже упоминал. Но в остальном выложил всё как есть. О процессе, обвинениях и пути сюда. Но об этом Мех знал и без моих рассказов — в тюрьме новости и сплетни расходятся очень быстро. Так что, в основном, его интересовала моя служба в «Оборонэксе».
После того, как все мои рассказы совпали с присланными в Лесную цитадель данными, настало время проверки боем — и это, надо признать, беспокоило меня больше всего. Как, по-вашему, проверяют верность человека в тюрьме? Разумеется, способов было несколько, но почти все они сводились к одному — причинить боль другому человеку, или устранить его.
Меха не устраивали недавние изменения в раскладе сил внутри тюрьмы — с появлением банды «Ножей» несколько лет назад, привилегии и «ништяки» приходилось делить с ними. Охране, понятное дело, было абсолютно всё равно, кому делать поблажки. А вот дробление авторитета между заключёнными напротив — играло им только на руку и упрощало контроль.
Так что тёрки между «Патриотами» и «Ножами» возникали регулярно — и как раз перед одной из таких стычек я получил возможность проявить себя. Не скажу, что это было что-то из ряда вон выходящее — вместе с нескольким другими заключёнными мы устроили «тёмную» трём «Ножам». В результате в местный крематорий отправились четыре трупа, а меня посадили в карцер на целый месяц.
Правда, по возвращению оттуда Мех вновь вызвал меня на разговор и объявил, что отныне я — часть их братства. Если соглашусь следовать его приказам и готов оставаться «членом клуба» даже на воле. Но до неё ещё требовалось дожить, так что этот пункт меня нисколько не смущал — гораздо важнее было обезопасить себя здесь и сейчас. Разумеется, я согласился, так что попал в тот самый «оптовый закуп», о котором в первые дни мне говорил Мурлок. Ну и получил собственную «погремуху» — по вполне понятным причинам, она повторяла мой бывший позывной.
В целом, с того момента всё шло не так плохо как могло бы. После того, как «Патриоты» приняли меня в свои ряды, я слегка выдохнул. Банду (да, помню, что это слово здесь не очень любили, но про себя продолжал использовать его) в Лесной цитадели уважали. И не только другие сидельцы — но и охрана вкупе с начальством. С «Русью» так вообще было заключено мировое соглашение, что избавляло всех нас от бессмысленных стычек и кровопролития.
Как оказалось, почти никто не стремился разрушить существующую внутри тюрьмы экосистему. Корпорация получала достаточное количество подопытных для своих исследований и тестирования различных экспериментальных образцов лекарств и имплантов. Начальство тюрьмы имело неплохое финансирование за соблюдение видимости порядка, охрана — небольшую мзду от заключённых, а последним за это позволяли относительно комфортно существовать. Относительно — потому что время от времени всё же случались разные происшествия, но не думаю, что в других тюрьма было по-другому. И главными виновниками таких событий, что неудивительно, зачастую являлись «Ножи».
Как бы там ни было, «Патриоты» старались жить так, чтобы не доставлять проблем, и чтобы проблемы не доставляли им. Конечно, как я уже говорил, иногда возникали стычки с «Ножами» или заключёнными-одиночками, но это происходило не то чтобы часто и, скорее, было неким видом разминки. Просто чтобы мы не забывали, где находимся.
Уже после того, как я стал членом «клуба», мне довелось несколько раз поучаствовать в таких «мероприятиях». За это меня раз десять отправляли в карцер реальный, и ещё дважды — в виртуальный. Не буду врать — сидеть там было ничуть не приятнее, чем в первый раз, однако деваться было некуда. Если я не хотел вылететь с тёпленького места — приходилось исполнять приказы Меха. Впрочем, не скажу, что это вызывало какое-то отвращение.
Тюрьма довольно быстро ожесточила меня. Если раньше я попытался бы разрешить гипотетический конфликт миром, или найти альтернативный путь решения проблемы, то теперь без зазрения совести мог сразу применить силу. Нет, конечно я не получал удовольствия от избиения (а временами — и убийства) других заключённых, но со временем поймал себя на мысли, что подобные происшествия происходят регулярно, и более того — они оставляют меня абсолютно равнодушным. Да и вообще — с каждым днём, неделей, месяцем и годом, проведённым в Лесной цитадели, апатия и безразличие поглощали меня всё сильнее и сильнее. Я превращался в бесчувственный кусок мяса, и совершенно не представлял, что с этим делать.
Лишь мысли об оставшихся на воле Лене и Кристине изредка и совсем ненадолго возвращали меня к жизни. Несколько раз я пытался воспользоваться влиянием Меха и передать им весточку, но ответа не получил ни разу. Это лишь сильнее усугубило признаки нарастающей депрессии, с которой мне приходилось бороться чуть ли не круглые сутки…
Ну а что касается Пети и Саши… Всего раз я отправил сообщение Годунову, но ответа, как в случае с Леной и Крис, так и не получил. Хотя, как уверял Мех, его люди «отвечали», что письмо попало в нужные руки. Вспоминая лица друзей во время моего ареста и суда, я понимал — отныне для них меня просто не существует.
В последние несколько недель у меня внутри поселилось чувство тревоги. День ото дня оно нарастало всё сильнее и сильнее. Я отсидел уже больше трети своего срока, но откровенно говоря, поводом для радости это не являлось. Потому что приближалось время первого долгого погружения в виртуал.
За проведённое в Лесной цитадели время я успел наслушаться самых разных баек, слухов, советов и поверий об этом виде заточения.
Это, наверное, покажется странным, но «зелёным» и «синим» предоставляли самим определить — как именно они будут отбывать своё виртуальное заключение. В разумных пределах, конечно же. И мне, как обладателю рекордно длинного срока, это право предоставили одному из первых. Следуя советам, я разделил его на четыре части. Семь лет реального заключения — двадцать виртуального, а затем… Затем еще по двадцать лет через каждые три года «реала». После последнего погружения в виртуал мне оставалось оттарабанить всего год, но…
Но до этого момента было так далеко, что я старался лишний раз не думать о том, когда он наступит.
Некоторые авторитетные зэки (Мех входил в их число) уверяли, что такой подход позволит мне не лишиться разума, как случалось примерно в половине случаев. Да, да, без шуток. Раньше у меня отсутствовал доступ к такой статистике, но после того, как я стал членом Патриотов, пищи для размышлений прибавилось. Оказалось, что примерно половина тех, кто задерживается в виртуале дольше, чем на двадцать лет, по возвращению сходят с ума.
Двадцать лет… Господи, целых двадцать лет! Да ещё и пять раз! Я не представлял, как можно выдержать такое наказание (которое лучше было бы назвать «издевательством»), но одно знал наверняка — вскоре мне на собственной шкуре доведётся узнать это. И чем ближе подбирался срок погружения в анабиоз — тем более замкнутым я становился. Мне не хотелось есть, спать, читать, говорить, гулять или играть в футбол дважды в неделю (хотя такая возможность имелась — это входило в «оптовый закуп»). Не хотелось абсолютно ничего, и на пару месяцев я провалился в молчаливую депрессию.
До тех пор, пока за неделю до погружения в виртуал меня не вызвал Мех.
Авторитет ждал меня в одном из углов двора, на трибунах перед футбольным полем. Неофициально эта часть территории принадлежала нашей банде, так что во время прогулок лишних людей здесь никогда не было.
— Привет, Мех, — поздоровался я, подходя ближе, — Мурлок сказал, что ты хотел о чём-то поговорить?
— Здравствуй, Сокол. Да, есть разговор. Садись.
Меня не нужно было просить дважды. Заняв свободное место между двумя другими Патриотами — Бароном и Степняком, я вопросительно посмотрел на председателя нашего «клуба».
— Как думаешь, зачем он нас собрал? — шепнул казах, но я легонько ткнул его локтём меж рёбер, чтобы он заткнулся.
— Для вас троих есть предложение, — без предисловий начал Мех. Он не любил долгих расшаркиваний, и всегда предпочитал начинать с главного, — У тебя, Сокол, и у тебя, Степняк, через неделю первая ходка в виртуал. У Барона и у меня — уже вторая. Есть маза о договоре с яйцеголовыми.
— О чём речь? — тут же заинтересовался обычно немногословный Барон.
— О сокращении срока. Начальство маякнуло, что учёным требуются несколько добровольцев с боевым опытом. У нас таких ребят хватает, но там сразу обозначили, что опыт должен быть… Разнообразный. Из всех наших кроме меня и ещё нескольких человек под такое определение попадаете только вы трое.
— В мозги полезут? — высказал предположение Степняк.
— Типа того, — поморщился Мех, — Говорят, корпы что-то тестируют, и для этих тестов им нужны опытные бойцы. Никаких лекарств, или установки пробных имплантов. Как я понял, нас хотят закинуть в какой-то особенный виртуал.
— Детали неизвестны?
— Нет, всё расскажут только тогда, когда мы окажемся там, — авторитет пожал плечами, — Это не будут одиночки или проекция тюрьмы. Скорее — что-то типа виртуального полигона. Нам предложили сократить срок виртуала на пятнадцать лет, если согласимся и пройдём все тесты.
— Я в деле.
— Я тоже.
Парни посмотрели на меня, ожидая ответа.
— Тебе что-то не нравится? — удивился Мех.
— Нет, всё нормально, я тоже в деле.
— Ты замялся.
— Просто не ожидал, что ты предложишь такое мне.
— Радуйся, — усмехнулся здоровяк, — Фактически, у тебя одного есть опыт ведения боя против ИИ. Это был один из главных критериев, — пояснил он, поймав мой удивлённый взгляд.
— Значит, поэтому ты решил, что нас отправят на виртуальный полигон?
— Да. Это явно лучше, чем сходить с ума в изоляторах, верно?
— Согласен.
— Сразу поясню — кроме нас там будут и другие группы. Одна из нациков, — Мех вздохнул, — Одна из зелёных…
— Этих неженок? — присвистнул Степняк, — Во дела!
— Не перебивай старшего! — Мех отвесил казаху лёгкую затрещину. Впрочем, это в его понимании она была «лёгкой». А на деле тот едва не свалился со скамьи, в последний момент успев ухватиться за моё плечо.
— Кроме нас и «зелёных» туда же отправят и группу «красных».
— Ты шутишь? — удивился я, но авторитет только покачал головой.
— Какие уж тут шутки. Сам удивился, когда узнал. Никогда не слышал, чтобы их брали в качестве подопытных на такие мероприятия. Бывало, отправляли к потрошителям, но оттуда вроде как никто и не возвращался обратно. Но чтобы пускать этих психов в виртуал вместе с другими людьми — такое на моей памяти происходит впервые.
— Занятно…
— Вот и я так подумал. Ладно, языками чесать будем после. Раз все согласны — я перетру это с начальником охраны. Вы двое можете идти, а ты, Сокол, задержись на пару минут, есть ещё одна тема.
Барон и Степняк отошли, а Мех, глядя в сторону, сказал:
— Мурлок мне рассказал, что ты в последнее время больше молчишь. Но при этом увлёкся географией.
— Есть такое, — нахмурился я. Не люблю, когда мне перемывают косточки за спиной. Если бы это сделал кто-то другой — ему бы сильно не поздоровилось. Но Мурлока я уважал, и более того — мы с ним до сих пор оставались сокамерниками и, если можно так сказать, приятелями. Так что он был одним из немногих, кто мог обсудить меня, не боясь за дальнейшую участь своего лица, — Вспоминаю места, в которых бывал. Без нейрочипа воспоминания… Теряют краски, так что я стараюсь восстанавливать в памяти то, что можно.
— Знакомая тема, — авторитет постучал пальцем чуть дальше виска. Там, где находился слот под биопроцессор, — Я тут уже тринадцать лет сижу. Когда посадили, дочери было всего четыре года. Сейчас-то она, понятно, уже выросла, но… Я даже её лица толком не могу вспомнить. Как в тумане. Просил бывшую жену прислать хоть одно фото, но она даже мои малявы не читала…
— Мне жаль, — сказал я, совершенно не зная, как реагировать на такое откровение.
— У тебя на воле тоже есть близкие, верно? Кто, напомни?
— Есть. Сестра и… девушка. Правда не уверен, что она вспоминает обо мне. Семь лет прошло. Наверное, она уже давно замужем. Ты же помнишь, я отправлял ей несколько писем, но они так и не дошли.
— Да, точно. Красивая?
— Очень, — я непроизвольно улыбнулся, вспоминая Кристину.
— Знаешь, — авторитет хрустнул костяшками пальцев, — когда так долго находишься вдали от дома, от семьи, да ещё и не по своей воле — теряешь всякую надежду увидеть их снова. И в какой-то момент готов на всё, лишь бы ещё раз взглянуть на родное лицо. Обнять жену, поцеловать дочь…
Слышать такое от всегда мрачного и серьёзного Меха было непривычно, и я посмотрел на него. Хотел определить, откуда в здоровяке взялась такая перемена настроения. Удивительно, но несмотря на довольно грустные слова, в глазах нашего «председателя» плясали весёлые искры.
Он смотрел прямо перед собой, и я сначала не понял, что меня смущает. Лишь через несколько секунд обратил внимание — обычно неподвижный Мех водил носком ботинка по гравию под ногами. Бросив туда взгляд, я увидел криво нацарапанное слово «Уйти» с недорисованным вопросительным знаком.
— Тебе сидеть ещё семнадцать лет, Мех. Думаешь, что получится встретиться с дочерью? — я решил катнуть пробный шар.
Авторитет слабо улыбнулся.
— Уверен, что сделаю для этого всё, что от меня зависит. Как уверен в том, что и ты увидишь своих.
— Мне бы очень этого хотелось, — осторожно произнёс я, надеясь, что правильно понял этот разговор.
— Значит, так и будет, — сказал Мех, проводя подошвой по мелкому гравию. Слово исчезло, будто его там никогда и не было, — Главное — верить, Сокол.
— Я верю.
— Хорошо, — авторитет встал со скамейки, — Рад, что мы поговорили.
— Надо будет повторить, — рассмеялся я, впервые за долгое время, — Нечасто здесь встретишь того, кто тебя понимает.
— Повторим, Сокол, обязательно повторим, — серьёзно пообещал Мех, — Но после виртуала. Двигай к себе, скоро объявят окончание прогулки. Когда наступит время — я за тобой пришлю.
В этой фразе я тоже уловил двойной смысл, и внимательно посмотрел на авторитета. После лёгкого кивка понял, что не ошибся.
Он предлагал мне побег.
Друзья, ваши лайки наверняка помогут Матвею выбраться из тюрьмы)
Ткните в сердечко, если ещё не сделали этого.