В ту ночь мне ничего не снилось. Но мы и так знали: мой дар никуда не делся, остался при мне.
На следующее утро Ричард долго спал. Ночью мы не удержались, еще раз раздели и осмотрели его: хотели окончательно убедиться, что у него нет никаких следов на теле. Малыш проснулся и долго капризничал. Теперь он наверстывал упущенное, а мы не торопясь допивали кофе.
— Ты собираешься к доктору?
— Зачем?
— Ты хочешь, — Энн сумела сдержать возмущение и говорила почти спокойно, — чтобы... это осталось с тобой?
— Не знаю, как объяснить, — я лениво помешал кофе, — пойми, дорогая, я не болен. И, кроме того, согласись, именно мои... необычные способности сегодня ночью спасли жизнь нашему сыну.
— Не спорю, — кивнула Энн, — только это ничего не меняет.
Она была, конечно, права. Разрывающая голову боль, подкатывающая к горлу тошнота, преследующие меня воспоминания о женщине в черном и отчаянный страх перед неведомым и непознанным — все это отнюдь не украшало жизнь.
— Я все понимаю, но все равно не считаю свой дар опасным, способным принести вред.
— А если ты начнешь читать мои мысли? Ты ведь уже пытался! Представь, как бы ты себя почувствовал, обнажив передо мной не только тело, но и душу?
— Дорогая, — возмутился я, — я вовсе не собираюсь намеренно лезть тебе в душу. Я случайно уловил какие-то обрывки твоих мыслей, но это произошло неосознанно. И потом: разве тебе есть что скрывать? Шутка получилась неудачной.
— Любому человеку есть что скрывать! — воскликнула Энн. — Если бы мы лишились этой возможности, в мире воцарился бы хаос.
Сначала я искренне удивился. Но, как следует поразмыслив, понял, что она права. Каждый человек вправе иметь что-то личное, глубоко интимное, принадлежащее только ему.
— Да, ты права. Только мне кажется, чтобы прочесть чьи-то мысли, я должен специально настроиться, сконцентрироваться. Иначе ничего не получится. Так что можешь не беспокоиться. Я не собираюсь этим заниматься. А все остальное — чувства, ощущения, их я действительно воспринимаю неосознанно. Только позволь тебе напомнить, именно эти ощущения не далее как сегодня ночью сослужили нам хорошую службу.
— Сколько можно меня терзать!
— Терзать? Послушай, Энн. Ты заставляешь меня постоянно чувствовать себя виноватым. Но ответь, в чем я провинился? Не я же все это начал, а твой идиот братец.
Шутка снова не получилась. Во всяком случае, Энн не восприняла мои слова как шутку и предпочла их вообще проигнорировать.
— Значит, ты не пойдешь к доктору? — вновь спросила она.
— А что доктор сможет сделать? — Мне пришлось снова в срочном порядке занимать оборону. — И что я ему скажу? Я не болен!
— Объяснишь мне это ночью, когда проснешься.
Вечером, подъезжая к дому, я увидел Элси, усердно поливающую лужайку. На ней были короткие желтые шорты и такого же цвета свитер, на несколько размеров меньше, чем ей требовалось.
Открывая дверь гаража, я заметил, что она устанавливает на газоне разбрызгиватель. Покончив с делами, она выпрямилась и с удовольствием потянулась. Странно, но ее свитер при этом не лопнул. По моим понятиям, ткань не может выдерживать такие нагрузки.
Тут я почувствовал, что в мозг, помимо моей воли, тонкой струйкой вливается что-то чужое, очень неприятное и я не могу этому противостоять. Оставалось только стиснуть зубы и постараться быстрее скрыться с ее глаз. Но не тут-то было.
— Эй, — позвала Элси, — что у вас вчера случилось? Я позвонила Дороти, а ее отец заявил, что она больше не сидит с детьми. Что ты с ней сделал? Загипнотизировал?
Ручеек стал быстро превращаться в мутный поток. Я уже знал, что именно она вообразила. В висках снова застучало, желудок, селезенка — все внутренности ожили и угрожающе зашевелились.
— Ничего не случилось, — выдавил я, быстро спрятался в машину и въехал в гараж. Но всю жизнь в гараже не просидишь. Я вышел и затравленно огляделся, прикидывая, как бы проникнуть в дом, не попадаясь на глаза навязчивой соседке. Но, разозлившись на самого себя за трусость, я выпрямился и гордо прошествовал к крыльцу.
— Эй, — снова окликнула она, — завтра вечером у меня собираются друзья. Почему бы вам с Энн не присоединиться?
— Большое спасибо, Элси, — с чувством ответил я, — мы бы с удовольствием зашли, но завтра мы ужинаем у матери Энн.
— Так далеко?
Мать Энн жила в Санта-Барбаре.
— Да, — я мысленно обругал себя за неуклюжее вранье, — но что делать! Мы очень редко видимся.
Элси изобразила на лице сексуальную улыбку — так ей, во всяком случае, казалось — и вызывающе погладила себя по крутым бедрам.
— Ты уверен, что не внушил Дороти под гипнозом, чтобы она больше на меня не работала?
Ее голос, внешность, жесты, одежда — все для меня олицетворяло порок.
— Нет, — пробормотал я, — гипноз — это по части Фила. Передай привет Рону. И извини.
Элси не ответила. Должно быть, все-таки поняла, что я не хочу продолжать разговор.
Неловко, конечно, но я не мог больше выносить контакта с ее мыслями.
В доме ко мне сразу бросился Ричард. И я почувствовал идущую от него взрывную волну любви и тепла. Первобытная, не воплощенная в слова, она проникала в мою душу целительным бальзамом. Я с жадностью впитывал излучаемые сыном импульсы слепого доверия и безграничной преданности, прижимался лицом к его теплой шейке, вдыхал его запах и думал, что ради этого стоит жить.
Из кухни вышла Энн, и волшебное ощущение исчезло. Она улыбалась, но я не мог не почувствовать ее напряжение и отчужденность. Она словно стремилась отгородиться от меня.
— Сегодня я был у врача, — сообщил я, и меня моментально коснулся радостный всплеск надежды в ее душе. Потом в мозгу отчетливо всплыл ее вопрос: ну и что?
— Ну и что? — поинтересовалась она.
— Ничего. Я в отличной физической форме.
— Вижу.
— Дорогая, я же сделал то, о чем ты просила.
— Извини, — Энн поджала губы, — не могу сдержаться.
Я еще немного поболтал с Ричардом и пошел умываться.
— Девчонка забыла у нас очки, — сказала Энн, когда я уселся за стол.
— Не думаю, что мне хочется их ей отвозить, — поморщился я, — может быть, пошлем по почте?
— Я их выбросила на помойку, — вяло сообщила Энн, и я отчетливо почувствовал, что она хочет скрыть от меня свои чувства. Ее душила ненависть, но она изо всех сил пыталась это не показать. Мысли Энн были теперь настолько для меня открыты, что я посоветовал себе быть осторожным и стараться не отвечать на вопросы раньше, чем она их задаст.
— Ты отдала Элизабет ее расческу?
— Нет, — покачала головой Энн, — забыла.
— Ты хочешь отдать, малыш? — Я с улыбкой повернулся к Ричарду. — Что ж, думаю...
— Том! — воскликнула Энн, выронив вилку. — Он же ничего не говорил!
Некоторое время я виновато смотрел на нее, потом опустил глаза и уставился на лежащую в тарелке еду.
— Мама, — удивился Ричард, — что случилось, мама?
— Ничего, — рассеянно откликнулась Энн, — ешь, детка.
— Забыл сказать, дорогая, я завтра не работаю.
— Замечательно.
Я проснулся от собственного крика. Все потеряло смысл. Не было ни прошлого, ни будущего. Существовал лишь миг внезапного пробуждения. И уверенность в том, что женщина в черном стоит у окна в гостиной. Она ждет меня. Она меня зовет.
Энн тоже проснулась. Она не произнесла ни слова и лежала очень тихо, но я точно знал, что она не спит. Злится.
Что-то чужое, живущее внутри меня, требовало, кричало, чтобы я немедленно встал и пошел к той, что меня зовет. Но я решил не поддаваться. Первым делом я лег и приказал себе дышать ровно. Получалось плохо. Сдерживая дрожь, я закрыл глаза, а пальцы продолжали судорожно мять ни в чем не повинные простыни. Мозг был просветлен знанием, а тело болело им. Я продолжал лежать, старательно делая вид, что ничего не происходит.
Не могу сказать, как долго я боролся с зовом женщины. В тот момент я ее ненавидел, как ненавидел бы любое живое существо, без спроса вторгшееся в мою жизнь и разрушающее ее. Ненавидел за то, что она стоит там, у окна, за то, что зовет меня требовательно и властно, за то, что желает привязать к себе, подчинить. Я обязан был преодолеть ее притяжение.
Через некоторое время я понял, что ее сила начинает ослабевать, но все равно оставался в напряжении, готовый в любой момент снова вступить в борьбу. Только почувствовав, что ее больше нет, я позволил себе немного расслабиться. Измотанный и опустошенный, я лежал, невидящими глазами рассматривая потолок. И снова испуганно вздрогнул от щелчка выключателя. Энн зажгла лампу.
Она внимательно посмотрела на меня, и я ощутил, что ее злость постепенно уходит. Теперь ее глаза светились сочувствием.
— Ты сильно вспотел, дорогой, — шепнула она.
Я чувствовал стекающие по лицу холодные струйки пота, но был не в силах пошевелиться. Энн принесла из ванной полотенце, осторожно вытерла мне лицо и нежно провела рукой по влажным от пота волосам. Должно быть, я выглядел очень напуганным и совершенно несчастным.
— Том, прости меня, пожалуйста, — Энн с виноватой улыбкой наклонилась ко мне и прижалась щекой к щеке, — я должна была помогать тебе, а не злиться и вредничать... Она была здесь?
— Да.
— Как ты думаешь, — спросила Энн, — если бы ты пошел в гостиную, ты бы ее увидел?
— Понятия не имею! — в сердцах воскликнул я.
— Но тем не менее ты уверен, что она существует?
— Она существует! — Я знал, что Энн хочет спросить, не живет ли женщина только в моем воображении, но не решается. — Я не знаю, кто она и чего хочет, но она существует... или существовала.
— Ты считаешь, она...
— Не знаю, Энн, — скривился я, — но не вижу в этом смысла. Откуда в этом доме взяться призраку? Он построен совсем недавно. И жила здесь до нас только сестра миссис Сентас, которая уехала на восток, — я невольно фыркнул, вспомнив Фила, — а не на запад.
Энн улыбнулась:
— Кстати, Том, напомни, чтобы я не забыла как следует дать в зубы моему единоутробному братцу, когда мы в следующий раз увидимся.
— Ладно.
— Том, как ты думаешь, может быть, мы...
— Не стоит, — ответил я, позабыв о своем решении не отвечать на вопрос раньше, чем мне его зададут, — не думаю, что Фил сможет нам помочь. Хотя, конечно, не помешает написать ему, чтобы он прекратил свои идиотские эксперименты с гипнозом, если не ведает, что творит.
— Утром напишу.
Мы долго лежали молча, обнявшись. И ко мне снова явилось озарение. Я уже начал рассказывать Энн о своем новом знании, но прикусил язык.
— Что ты хотел сказать? — не поняла Энн.
Пришлось выкручиваться.
— Это... понимаешь... я не хотел идти завтра на вечеринку к Элси, — обрадованно вспомнил я, — и сказал ей, что мы ужинаем у твоей матери.
— Молодец! — засмеялась Элси. — А что будем делать? Пойдем в кино?
— Договорились!
Я еще долго лежал без сна, прижимая к себе тихо посапывающую Энн. Я принял решение не говорить ей о моем новом знании. Я не был уверен, захочет ли она это знать, независимо от того, поверит или нет. Тем более, что я чувствовал: после всего происшедшего она мне поверит.
А я точно знал: у нас родится девочка.
В конце концов, в любом случае вероятность ошибки составляет пятьдесят процентов.