§ 5. «Любви алая рана» Керри Вон

Как и десятки других девушек, участвующих в Избрании, Эльспа надела простую сорочку из неокрашенной шерсти и накинула капюшон, чтобы скрыть лицо. Их всех отвели в пыльное место вне стен крепости. Многие люди не понимали назначения капюшонов. Некоторые предполагали, что их надевают, чтобы сохранить анонимность: Избрание должно быть честным, чтобы молодые люди не могли выбирать, основываясь только на цвете волос или миловидности девушки. Но они ошибались. Капюшоны нужны были девушкам, чтобы они не смогли раньше времени увидеть, кто именно их выбрал.

Рядом с каждой из девушек шагал министр в серой мантии. Министры всегда следили за ходом Избрания Нимфы от начала до конца. Сначала они выдвигали девушек на роль Нимфы — это должна быть девушка с устойчивым менструальным циклом в течение всего года, и она должна была быть способной выносить ребенка, затем они определяли, кто из сыновей руководителей достоин выбрать себе жену. Целые округи порою вели войны за Нимф, которых многие считали намного более ценными, чем нефть. Раз в году люди из всех округов под управлением Военачальника собирались в городе, который представлял собой сборище неказистых хижин вокруг крепости, чтобы посмотреть на Избрание.

Стать избранной Нимфой было великой честью.

Когда министр, который сопровождал её, пожал ей руку, она остановилась. Она почувствовала, как девушка впереди и девушка позади нее стушевались и тоже остановились. Гул толпы прокатывался громом над ними, сотни, может быть, тысячи людей пришли посмотреть на них, сидя на трибунах вокруг грязного поля, куда и вывели девушек.

Сердце Эльспы колотилось, пот катился ручьем под прямым шерстяным одеянием. Она дрожала, гадая, заметно ли это толпе.

Избрание проводилось раз в году, но в этом году все должно было быть по-другому. По-особенному. В этом году в выборах участвовал старший сын военачальника. Без сомнения, многие девушки мечтали, чтобы он выбрал именно их. Выберет ли он её? По сути, не имело значения, кто их выбрал бы, результат всегда в итоге был одинаковый.

Толпа притихла, в воздухе резко повисла тишина, словно кто-то задул свечу. На арене было так тихо, что Эльспа смогла расслышать шаги: кто-то шлепал по грязи вдалеке и подходил все ближе и ближе. Это была шеренга молодых людей. Они не надевали капюшоны.

Парни уже давно сделали свой выбор. Они наблюдали утром за девушками во время праздника, который проводили в торговом зале, подглядывая сквозь скрытый от глаз полупрозрачный занавес. Они видели всех девушек, видели их лица. Они знали, из какой деревни или семьи они были, получили советы от своих отцов, с кем лучше создать союз, чтобы получить от него выгоду.

Девушки часто рассказывали истории о том, как в былые времена Нимфы пытались улизнуть и хотя бы одним глазком посмотреть на парней, чтобы они могли получить хоть какое-то представление о том, что их ждало в день Избрания. У этих историй всегда был печальный конец: девушку всегда ждала страшная участь: ее либо убивал стражник, приняв за вора, либо ее изгоняли из общества за высокомерие. Эльспа не хотела неприятностей. Было великой честью стать Нимфой, принять участие в Избрании. Но это участие казалось настоящей пыткой. Воздух под капюшоном нагревался, и ей становилось все труднее дышать. Если она вскоре не сняла бы капюшон, то упала бы в обморок и никто ее уже точно не выбрал бы.

Все случилось быстро, позже она даже не могла точно воспроизвести цепочку событий или припомнить свои ощущения. Шаги приближались, затем стихли, и кто-то рядом с ней нервно сказал:

— Я выбираю ее.

Министр, который стоял неподалеку, схватил ее в охапку, повернул голову в сторону и воткнул острие иглы ей в шею. У нее не было времени на сопротивление, она лишь успела согнуть колени, чтобы не упасть ничком. Она вытянула руки, хватаясь за пустоту.

Сыворотка проникала в ее кровь, тепло разливалась по телу, мышцы стали мягкими, словно масло, а кости словно шерстяная ткань. Ее нос уловил запах лаванды и земляники. Она умудрилась остаться в вертикальном положении при этом ее переполняло чувство удивления и счастья. Она никогда раньше не чувствовала такого удовлетворения, такой любви…

С нее сняли капюшон, министр сделал несколько шагов назад. Все отступили на несколько шагов, кроме парня, который стоял напротив нее.

Ей хотелось смотреть на него днями и ночами. Вечность. Она изучала его: водопад черных волос и загорелая кожа, зеленовато-карие глаза сияли своей глубиной, в которой таилась мрачная отвага. Он был всего на несколько сантиметров выше ее, но казалось, его голова утопала в небесах. Если бы ей разрешили дотронуться до него, хотя бы кончиками пальцев до его руки, она бы умерла от счастья и экстаза. Ее желудок сжался от одной только мысли об этом, и она снова ощутила прилив тепла. Она чувствовала, как пылали ее щеки.

Сын военачальника Том выбрал ее, и она безгранично его любила.

Когда он взял её за правую руку, поднял и сжал её, у неё перехватило дыхание. Она словно тонула в воздушном потоке, не в силах раскрыть лёгкие. Её хотелось упасть в его объятья. Она плохо соображала. Она вцепилась в его руку, ощущая жар своей кожи и холод его.

Он вывел её вперёд из строя девушек, и в это время другой молодой человек произнёс: «Я выбираю её». Другой министр вколол девушке вещество, которое определило её судьбу раз и навсегда.

* * *

Она не спускала с него глаз.

Его семья, а ей пришлось напомнить себе, что это была семья военачальника, которая управляла всеми округами в радиусе тысячи километров, устроила для них торжество. Семья Эльспы была обеспеченной: у её отца было самое большое стадо овец в округе, снабжающее людей шерстью, одежду из которой носили абсолютно все в крепости, но, тем не менее, она никогда прежде не видела столько деликатесов и никогда не пила такого вкусного вина. Военачальник присваивал себе только самое лучшее в качестве платы за поддержание порядка, и все это понимали. Но до этого момента она и представить себе не могла, что это значило.

Теперь она стала частью этой роскоши. Том выбрал её не потому, что хотел присоединить её процветающую семью к своей, а в качестве украшения. Она сидела рядом с ним на высоком стуле, одетая в красные шелка и золотые драгоценности, и сияла, словно сокровище, данное в награду. Она должна была стать той, кем бы восхищались. Самой прекрасной Нимфой на земле.

Но ей не было до этого дела. Пускай мужчины и военные беспокояться о политике и статусах. Её мысли были только о нём.

На нем был пиджак из такого же материала, что и её платье, подпоясанный ремнём из золотых пластин. Он сидел облокотившись на спинку стула, положив одну руку на колено, а другую на стол, на его лице царило серьёзное, величественное выражение, взгляд прямой, уголки губ опущены. Он принц, который осматривал свои владения.

Этот праздник был не для них, он был для военачальника и его последователей, для его феодалов, для народа в целом: все должны были увидеть, что его род будет продолжен, что ритуал прошел успешно, сделан верный выбор и что невеста всем сердцем любит жениха. Убедившись в том, что все прошло хорошо, люди становились пьянее, начинали шуметь и буйствовать, и время от времени кто-нибудь отключался.

Ей было плевать на каждого из них. Ей не терпелось остаться наедине с Томом. Но время еще не пришло. Откровенно говоря, они ещё даже не стали мужем и женой. Но связаны они были на века. Её лелеяли и защищали, словно дорогой бриллиант в оправе. Когда им обоим исполнилось бы восемнадцать лет, они прошли бы через завершающую церемонию. Но ей это казалось простой формальностью.

На самом деле никто не обращал внимания на Эльспу, но её это устраивало, так она могла представить, что они с Томом вдвоем. Он продолжал вести себя очень сдержанно, словно образец для подражания, как и требовал его статус. Она сидела бы с ним рядом столько, сколько потребовалось бы, пока не ушел бы домой последний гость.

Она не знала точно, сколько прошло времени, когда он обернулся к ней и произнёс:

— Почему ты всё время так на меня смотришь?

Она немедленно отвела взгляд, стала смотреть куда угодно, но только не на него, её глаза наполнились слезами, и она постаралась их закрыть. Ей показалось, что в неё вонзили нож, когда она услышала упрёк в его голосе, но ей совсем не хотелось выставить себя плаксой.

— Я не хотела обидеть тебя. Я сделаю всё, что ты пожелаешь, — сказала она.

Он нахмурился еще сильнее.

— Не говори так. Не произноси таких слов.

— Ты несчастлив, — сказала она утвердительно.

— Я не… — вздохнул он, качая головой. — Я вовсе не несчастный.

— Хочешь, чтобы я ушла?

Ей не хотелось уходить. Она надеялась, что он заметил мольбу в её глазах. Позволь мне остаться….

— Да, так будет лучше.

— Тогда, я уйду, — сказала она, поспешно поднимаясь.

— Эльспа…

Она миллион раз слышала своё имя, но сейчас совершенно неожиданно оно показалось ей красивым. Она замерла в ожидании.

— Прости меня, — сказал он наконец-то. — Это не твоя вина.

Она уставилась на него.

— Какая вина? Что произошло?

Если он плохо себя чувствовал, она могла помочь. Могла попытаться помочь или, по крайней мере, успокоить.

Он приподнял бровь, как будто был удивлён, что она умела говорить. Словно он был не готов увидеть её прямо перед собой.

— Не бери в голову, — сказал он, печально улыбнувшись, а его взгляд казался отстраненным. — Иди отдохни. Это был очень долгий день. Завтра поговорим.

— Я буду ждать с нетерпением, — сказала она.

Она хмуро смотрела на свои руки. Словно взамен словам, которые никак не могла подобрать, она сделала реверанс, низко наклонив голову. Затем она поспешила в свою комнату.

* * *

У Эльспы никогда не было своей собственной комнаты. Её отец управлял достаточно процветающим поселением: в нём даже была водопроводная сеть, которая брала начало в общем колодце, но даже не смотря на это, их саманные здания были изрядно повреждены ветрами, казались обветшалыми и нуждались в постоянном ремонте. Она жила в одной комнате с другими девушками подростками, которые уже выпорхнули из-под материнского крыла и ждали, когда решиться их судьба, проводя время за нескончаемыми домашними делами: уборкой, приготовлением еды, пряжей, заботой о младших детях.

А теперь здесь ей не нужно было ничего не делать, к тому же в её полном распоряжении была просторная светлая комната и мягкая перьевая постель. Это пространство принадлежало только ей, и оно казалось таким огромным и одиноким.

Она не сомневалась, что со временем все было бы хорошо. Она решила, что вовсе не скучала по своему дому, что может быть лучше, чем находиться рядом с Томом? Но, несомненно, потребовалось бы немало времени, чтобы привыкнуть к новой обстановке.

Она никогда не думала о том, что обычно чувствовали, когда влюблялись. Оказалось, что это… очень странное чувство. Но оно ей нравилось. Она словно плыла по волнам, и ничто не имело значения, кроме того, что она видела прямо по курсу.

* * *

Как он и обещал, он пришел на следующий день. Они вместе сидели на скамейке на крыльце в тени и медленно пили сладкую, фильтрованную воду со вкусом лимона. Он молчал, стараясь не смотреть на неё.

Она отважилась заговорить.

— Что-то тебя тревожит, милорд?

Он слегка вздрогнул, услышав её голос, и вымученно улыбнулся. Он был всё так же задумчив, как и прошлой ночью.

— Рассказать тебе? Рассказать правду?

— Да, прошу. Ты можешь мне доверить всё, что угодно.

Печаль в его глазах резала её, словно нож.

— На самом деле, ты меня не любишь.

— Как ты можешь так говорить?

— Тебе ввели наркотик, всё из-за него.

Она заморгала.

— Я бы полюбила тебя и без всяких наркотиков. Это вещество ничего не значит.

— Это вещество заставляет говорить тебя эти слова.

— Тогда ничто из того, что я скажу, не сможет тебя убедить.

— В этом то и состоит злая шутка.

Она не осмелилась спросить его о том, что он чувствовал к ней. Не то чтобы ей было всё равно. Она просто хотела, чтобы он был счастлив.

— Разве не достаточно того, что я просто люблю тебя? — спросила она.

— Должно быть достаточно… или не должно быть? Я не устану задаваться этим вопросом.

Так же, как и он. Она медлила, но всё же решилась спросить то, что ей действительно было важно знать.

— Почему тогда вам не вводят наркотики? Не дают их молодым людям?

Он несколько раз моргнул в удивлении. Он пару раз приоткрыл рот, как будто собираясь что-то ответить.

— Потому что только вы, девушки, должны быть под контролем.

— Почему?

— Потому что вы рожаете детей. Чтобы управлять детьми, мы должны управлять вами.

Мужчины держали под контролем скот, воду, нефть и всё то, что считалось редким, ценным и готовым для продажи. В каком-то смысле ей это было понятно, но вовсе не могло повлиять на её чувства.

Она сказала:

— Полагаю, наркотик сильнее цепей? Это так?

На этот раз его глаза зажглись улыбкой, выражение его лица потеплело. Казалось, ещё секунда, и он рассмеялся бы, и она улыбнулась ему в ответ.

— Да, — сказал он. — Так оно и есть.

Она пожала плечами.

— И всё же, какой от этого толк, если есть возможность просто спросить.

— Не думаю, что кто-то пытался.

— Ты мог бы спросить меня.

Его поведение снова стало холодным.

— Теперь это уже не важно.

Она разозлилась. Он был так уверен в своей правоте.

— Мои чувства не изменились бы, не важно, приняла я наркотик или нет.

Он покачал головой и стал смотреть куда-то вдаль.

— Как мне тебе это доказать?

— Ты не можешь доказать.

— Дай мне время, и я найду способ.

— Думаешь, сможешь?

— Если поставлю цель, то смогу.

— Но хочешь ли ты этого? Тебе могут не понравиться ответы, которые ты найдешь.

— И снова это слово «могут». Или могут не понравиться тебе.

— Ты такая странная, — сказал он, награждая её таким вниманием, которое ещё никогда не проявлял к ней, и это было уже неким достижением.

Он допил свой стакан и оставил её в одиночестве.

* * *

Только у министров был доступ в офисные помещения крепости, которые больше походили на церковные кельи, благодаря своей изоляцией от других комнат и священному благоговейному страху, который испытывали перед ними люди. Облаченные в мантии фигуры, министры, спешащие по своим делам, чтобы заверить империю и всех её жителей в безопасности, сновали туда-сюда по коридору позади высоких стальных ворот, которые отделяли их крыло от остальной части крепости.

Эльспа позаимствовала простую коричневую мантию у кухарки, которая обычно приносила ей завтрак. Надев её, она могла сохранить свою анонимность и выглядеть, как одна из служанок. Она могла задержаться на короткое время и посмотреть, что же происходило за воротами, по крайней мере, насколько ей позволял сделать это обзор.

Именно так она узнала, как слуги приносили министрам еду и вино с кухни. В обеденное время стража открывала ворота и позволяла им пройти, при этом они несли корзины и кувшины иногда парами, но чаще всего в одиночку. Они шли, склонив голову, спрятав лицо под капюшон, чтобы показать своё смирение. Никто никогда не смотрел на них.

Она могла бы это сделать.

На следующий день, когда кухарка принесла для Эльспы её обеденную порцию хлеба и сухофруктов, Эльспа не стала есть, а отнесла еду к воротам министерства и присоединилась к шеренге из слуг, которые несли еду министрам. Она старалась вести себя так, словно она одна из них.

Никто не остановил её.

Оказавшись в коридоре министерства, она не представляла, куда ей нужно было идти дальше. Она побоялась показать свою растерянность, она просто должна была идти вперёд, притвориться, что знала, что делала, словно наизусть знала это место. Она шла целенаправленно: не слишком быстро, но и определенно не мешкала, и смотрела в открытые дверные проемы комнат или в пустые окна, вырезанные в стене, чтобы просто впустить побольше света.

В одной из комнат она увидела столы, заваленные склянками, ретортами и пробирками, а так же жаровню, которая нагревалась свечами. Опьяняющий аромат парфюма витал в воздухе. Лаборатория. Она зашла внутрь.

Кроме длинных столов, на которых громоздились приспособления, загадочные бутылочки и пузырящиеся зелья, в комнате так же было полно шкафов. Министры должны хранить наркотик для церемонии в одном из них. Они создавали наркотик, но позаботились ли они об антидоте? Но она никак не могла понять, зачем мог понадобиться любовный антидот. Возможно, его использовали в том случае, когда девушку избирали, но её молодой человек вскоре умирал…

От этой мысли её сердце чуть не остановилось. Если что-то случилось бы с Томом… она скорее умерла бы вместе с ним.

Ни один наркотик не мог вселить в неё те чувства, которые она испытывала сейчас. Оно было сильнее всего того, что ей могли ввести. У неё не было никаких сомнений.

Ей так хотелось, чтобы её коричневая мантия превратила её в тень на те несколько минут, когда она поставила на пол поднос с едой, прокралась к первому попавшемуся шкафу и дернула его дверцу. Заперто. Не открылся и следующий шкаф, и следующий… На каждой дверце была маленькая замочная скважина под ручкой, и каждая из них была закрыта.

Вскоре она услышала шаги за дверью. В спешке она схватила поднос и надеялась, что у неё ещё есть время, чтобы незаметно ускользнуть. Но министр в сером одеянии уже стоял в дверном проходе, преграждая ей путь. Он уставился на неё, а она на него, при этом у неё было ощущение, что она теряла сознание.

— Для кого эта еда? — спросил бородатый человек. Он мог оказаться тем самым министром, который вводил ей вещество на Избрании всего несколько дней назад, но казалось, что прошли века. Человек, стоящий перед ней и обвиняющий её, мог оказаться кем угодно.

Эльспа замерла на месте, её кожа пылала. Каким-то образом она смогла подобрать нужные слова.

— Это для вас, лорд.

Она ждала ответа, а её сердце почти остановилось.

— А, прекрасно.

Он улыбнулся.

— Оставь её здесь.

Он указал на стол, и она с благодарностью поставила на него деревянный поднос. Затем поспешила скрыться.

* * *

Шкафы, в которых мог находиться антидот, были заперты. Ей нужно было украсть ключ. Если бы только она могла понять, как ей это сделать. И где он мог быть.

Когда Том пришел посидеть с ней на следующий день, он задал ей вопрос.

— Чем ты занималась?

Она покраснела, хотя вовсе не думала, что была в чем-то виновата.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты куда-то пропала вчера после обеда на несколько часов. Никто не знал, куда ты делась.

Она же была так осторожна.

— Ты следишь за мной?

— Нет. — Теперь он покрылся краской. Он выглядел таким уязвимым и милым с румянцем на щеках. — Нет, не совсем так. Я просто… волновался. Волновался за тебя. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Прекрасно. Даже замечательно. Особенно, когда ты рядом со мной.

Он разочарованно покачал головой.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты так говорила.

— Но это правда.

— Куда же ты ходила? Почему тебя никто не мог найти?

Она пожала плечами.

— Я осматривалась. Хотела узнать всё о своём новом доме.

— Ты лжёшь, — сказал он.

Было странно, что он вовсе не злился, скорее проявлял любопытство.

— Я бы не стала тебя обижать, — сказала она. — Веришь мне?

— Конечно, верю. Ты меня и не можешь обидеть. Наркотик не даст этого сделать.

Он всё ещё не верил в её преданность. Но она докажет ему.

* * *

Проблема состояла в том, что со дня проведения церемонии у неё не было причин для встречи с министрами, а им не за чем было иметь с ней дело. Они оставались в своих палатах, совещаясь с военачальником и руководством, делали то, что должны были для империи, и никогда не общались с женщинами, которых уже пристроили. Она никогда не смогла бы с ними поговорить. Тогда как же она украла бы ключ? Она предположила, что они носили ключи на себе, на какой-нибудь цепочке вокруг шеи или на ремне. Так она никогда не украла бы ключ, если, конечно, выходя за рамки обычной ситуации, не оказалась бы слишком близко к министру, чтобы попытаться это сделать.

Она открыла бы шкаф без ключа. Эта мысль показалась её более разумной. Она поговорила с кузнецами и торговцами скобяных изделий, очаровывая их лестью, спросила их о всех загадках работы замков, спросила о том, смогла бы она найти такой ключ, который можно было бы подогнать к определенной замочной скважине. Она много узнала об отмычках. Она продала шелка и несколько колечек из золотой цепочки, которую подарил ей Том, подарок был не так важен, как её цель, чтобы купить инструменты у бродячих ремесленников и на блошиных рынках, ключи разных размеров и форм, отмычки, набор крошечных ключиков и молотки, которые, как сказали ей уличные торговцы, пригодились бы, чтобы открыть любой замок.

Наконец-то она села в своей комнате, разложив перед собой свою добычу: кусочки покоробившейся стали и ржавого железа, квадраты, треугольники и тонкие, словно иголки, щупы, всё необходимое, чтобы открыть любой замок, узнать любой секрет.

Но у неё не было больше времени, чтобы узнать, какие замки были установлены на шкафчиках. Ей пришлось принести все ключи, попробовать открыть шкафчики каждым из них, но ей наверняка не хватило бы на это времени.

Возможно, ей пришлось бы действовать в открытую.

* * *

— Ты знаешь, что ты очень странная? — сказал он, когда снова навестил её, месяц спустя после церемонии. Осталось одиннадцать месяцев до их свадьбы. Слишком долго.

— На самом деле нет, — сказала она, рассматривая свои сомкнутые руки, лежащие на коленях.

— Ты бродишь по крепости, разговариваешь со всеми. Другие Нимфы сидят в своих комнатах и не попадаются никому на глаза. Мне всегда казалось, что женщины предпочитают проводить время в уединении, вдали от всех. Но это не про тебя. Так зачем же ты это делаешь?

Она не хотела привлекать к себе внимания, но вовсе не жалела об этом. Она подняла на него взгляд и подвинулась поближе к нему.

— Когда-нибудь ты станешь военачальником.

— Думаю, да.

Казалось, он не испытывал счастья от такой перспективы, и она подумала, что это верный знак того, что он стал бы очень хорошим военачальником, ведь он рассматривал эту позицию не как привилегию, а как большую ответственность. У неё не было ни малейшего сомнения, что он смог бы прекрасно править.

— А я стану твоей супругой.

— Да…

— Так вот, я хочу быть хорошей супругой. Я хочу знать всё об империи и о том, как в ней всё устроено. Я хочу помогать тебе.

Её слова прозвучали так, словно она извинялась, но она говорила правду. Всё, что она делала, она делала для того, чтобы ему помочь. Так или иначе.

— Я разговариваю с людьми и учусь.

— Но, Эльспа, всё, что от тебя требуется, и требуется от любой жены, просто быть моим спутником. Родить детей. Много детей. У тебя не останется времени на что-то ещё.

Она отмахнулась от его слов.

— У меня хватит времени на всё. Разве ты не хочешь иметь такого человека, с которым можно поговорить? Того, кто знает и любит тебя, того, кому ты можешь доверять? Того, кто не станет плести интриги в политических целях?

— Ты как раз и плетешь интриги, вот только не пойму для чего.

— Я же говорила тебе. Я хочу доказать, что действительно люблю тебя.

— Эльспа, ты не…

— Нет, я должна. Должна это сделать, чтобы ты перестал смотреть на меня, как на…обузу.

— А ты должна перестать меня перебивать.

— Хорошо. Но по блеску твоих глаз я вижу, что тебе это нравится, пускай самую малость.

Он улыбнулся.

* * *

Она решила, что уже слишком долго медлила. Слишком осторожничала, прячась и внимательно подбираясь, беспокоясь о том, что могли подумать другие. Ей больше нельзя былл медлить, ей нужно было ускориться. Пробралась бы в лабораторию, узнала бы всё, что нужно было и скрылась бы. Они обнаружали происшествие, возможно, выясняли, что это сделала она. Но в конце-концов, что они могли сделать ей, избранной наследнице?

Всё, что она взяла с собой, проникая в лабораторию министерства во второй раз: зубило и молоток.

Она пробралась туда так же, как и в прошлый раз, под видом слуги с подносом, полыхая от волнения от того, что она снова проделывала этот трюк, и никто пока не раскусил её.

Первый раз, когда она проходила мимо лаборатории, там был один из министров: писал что-то в учётной книге. Эльспа продолжила идти, мимо двери, вниз по коридору до тех пор, пока не остановилась около закрытой двери. Всё, что она могла делать, — продолжать движение, словно у неё была цель, до тех пор пока не привлекла бы чьё-либо внимание. Она развернулась и пошла по тому пути, откуда пришла. Если в лаборатории всё ещё был бы кто-нибудь, она ушла бы и попробовала бы завтра.

На этот раз комната была пуста. Она осмотрела коридор: никого. Она проскользнула внутрь.

Комната казалась больше, чем в прошлый раз, когда она была здесь, такое впечатление создавали столы и груды оборудования, чьё предназначение она не могла определить. Она вытащила свои инструменты из мешка, спрятанного под футболкой и начала с первого шкафчика.

Она была уверена, что то, что было ей нужно, находилось где-то в глубине шкафчика.

Замок не был надежным. Она втиснула зубило между дверцей и рамой, и один резкий удар молотка вырвал замок из дерева, и дверца открылась. Внутри оказались полки, забитые стеклянными пробирками, в которых была мутная коричневая жидкость. Она искала вещество, которое бы пахло лавандой и земляникой. Стоя совершенно неподвижно, она позволила запаху этого места проникнуть в её нос.

Коричневая жидкость пахла сухим мхом.

Она закрыла шкафчик, впихнула замок на прежнее место, чтобы скрыть ущерб и двинулась к следующему.

Когда она взломала третий шкаф, на неё навалился запах лаванды и земляники. Воспоминания того прекрасного дня, когда она увидела Тома в первый раз, ожили, тот день, когда перед ней предстала её жизнь и судьба, похожая на вымощенную и сверкающую дорогу. На неё нахлынули чувства, её сердце заколыхалось в груди. Ей пришлось успокоить дыхание.

Три стеклянных флакона стояли на нижней полке, закупоренные и инертные. Она взяла один из них, встряхнула пару раз, изучая пурпурную сиропообразную жидкость внутри. Такая безобидная на вид и такая ненавистная для Тома. Она нахмурилась. Он ошибся: это вещество не могло решить её судьбу. Её любовь принадлежала только ей: она не могла не любить Тома.

Она вернула флакон на место и быстро осмотрела шкафчик до конца. На другой полке стоял всего один флакон, в котором содержалась голубая жидкость, похожая на сумеречное небо. Она пахла дождливой ночью. Если бы она создала антидот, она бы поставила его рядом с ядом. Но как поступили министры? Это была просто цветная вода или какая-то смертельная смесь?

Она достала флакон из шкафчика и повернула ярлык к свету. Но это не помогло: она не могла разобрать символы. Но это должно было быть то, что она искала.

В четвертом шкафчике она нашла шприцы для подкожных инъекций. Она взяла один из них и наполнила его голубым веществом, надела на него колпачок, завернула в свой шарф и спрятала в свой мешок. Прежде чем уйти, она вернула всё на свои места.

* * *

За ужином она старалась уловить слухи и узнать, начали ли министры искать вора, пока не случалась катастрофа, которая могла бы запятнать их идеально отлаженную систему. Она не услышала ничего подобного и стала гадать: а поняли ли они, что произошло что-то неладное? Стали бы они рассказывать, что кто-то покусился на их священные стены? Наверное, нет, учитывая, что ничего не пропало.

Она не смогла сдержать улыбку, радуясь свой победе.

* * *

Ранним утром следующего дня Эльспа пришла на крыльцо и села на свой стул, дожидаясь Тома. Она встала так рано, чтобы дать время своему разуму отбросить всю нерешительность. Она не смогла уснуть в эту ночь. Так или иначе, он понял бы, насколько сильно она его любила, узнав какой путь она проделала, чтобы доказать ему это.

— Эльспа. Как чувствуешь себя сегодня?

Она вздрогнула. Она сидела, устремив взгляд в небо, потерявшись в своих волнениях. Она посмотрела на него с улыбкой.

— У меня всё хорошо. А у тебя?

— У меня… хорошо. Я…. рад видеть тебя.

Он выдёргивал нитки из шва на футболке, словно нервничая. Но почему он нервничал?

— Я тоже рада тебя видеть, — сказала она.

— Да. Ты… Я хотел поговорить с тобой раньше, но тебя не было целый день.

— Надеюсь, ты на меня не сердишься.

— Нет, нет. Я хочу сказать: это солнце на твоём лице… Так играет и выделяет твои веснушки. И мне… мне они нравятся.

Её сердце подпрыгнуло от этих слов, улыбка стала шире.

— Я нашла способ доказать тебе.

Он моргнул в недоумении.

— Доказать что?

— Доказать, что это всё правда.

Она развернула ткань, в которой была игла, сияющая, словно бриллиант на солнце. Голубая жидкость притягивала взгляд.

— Что это?

— Я думаю, это антидот.

— Думаешь?

— Он был в том же шкафу, что и наркотик, поэтому я предположила…

— Но ты не знаешь наверняка?

Он наклонился вперёд и схватил её за руку.

Она отдёрнула руку и задрала рукав.

— Какая разница. Я буду любить тебя как и прежде, когда приму это, и ты увидишь, что я была настоящей всё это время, дело было вовсе не в наркотике.

Она вытянула левую руку и приложила иглу к коже на сгибе локтя.

— Эльспа!

Он схватил её руку, чтобы она не успела надавить на иглу.

— Не надо, Эльспа.

— Как ещё мне доказать, что я люблю тебя? Люблю по настоящему?

— Но… Но я…

Она наклонила голову, пытаясь понять его замешательство, глядя на его крепко стиснутые челюсти. Он всё ещё крепко держал её за запястье, а его рука дрожала. Что же он хочет?

— Ты беспокоишься, — сказала она, разглядев панику в его взгляде. — Думаешь, я нанесу себе вред? Или боишься, что я разлюблю тебя?

Он не ответил, не зная, что сказать. Он выглядел измученным: что же он сделал бы? Отпустил бы свою руку или выхватил бы иглу?

Загрузка...