Оттепель на закате

Глава 3

О сне речи больше не шло, я просто лежала, свернувшись калачиком вокруг своей извечной боли, умоляя ее уняться, и держала глаза крепко закрытыми, запрещая думать о гадких словах Саймона снова и снова. Запрещая себе вспоминать детали, мельчайшие изменения в поведении, отношении Джона в последние месяцы нашей жизни. Запрещая находить себе все больше подтверждений, что сказанное его проклятым братом – правда. Но на самом деле уже знала, что будет. Я сама пойду на восток и найду тот самый скит Ладун. Весной или даже раньше. Найду и узнаю правду, или просто не смогу жить дальше. Хотя, и как жить, если окажется, что Саймон не солгал, я тоже не представляла. Стоило только допустить самый отблеск мысли, что Джон мог изменять мне, обманывать, причем не раз, не два, а на постоянной основе… что он, по сути, имел вторую семью и ребенка там… Моя боль из беспрестанно нудящей пустоты внутри обращалась топящим в себе пламенем. Я никогда почему-то не ревновала своего мужчину при жизни. Мне это и в голову не приходило. От него всегда на меня изливалось столько теплоты, страсти, чуткого внимания к любой мелочи, что и зародиться подобному было не из чего. А если это все было не только моим? Не только мне доставалось такое? И по уму бы не сверлить себе душу такими мыслями. Джон умер. Что было даже, то закончилось. Но, к сожалению, я-то до сих пор жила мыслями о нем. Я его оставила в своей жизни, не отпустила.

Юмсэ только протопал в один из боковых коридоров, отходяших от первого зала за дровами, подчиняясь приказу Андре, что собиралась заняться приготовлением завтрака для гостей Ярмарки, а я принялась укладывать свое добро в дорогу.

Потянуло дымом, закашляли, заворочались вокруг торговцы, пробуждаясь, а я уже впряглась в лямки и потянула заметно потяжелевшие сани к выходу из зала.

– Элли, ты чего это в такую рань! – удивилась Андре. – Там же едва светать начало и морозец еще давит.

– Это даже и лучше. Хоть кусок дороги до Цаева поворота проскочим удачно. А то потеплеет – народ повалит, и размесят все, – натянув на лицо улыбку, ответила я. – Увидимся весной, Андре!

– Да куда ж ты, даже не перехватив ничего? Танхорд, проснись, лежебока чертов! Элли уходит ни свет ни заря!

– Не нужно… – начала я, но скрипучий голос оборвал мою попытку.

– Да не сплю я давно! Ты же так грохочешь да костями скрипишь, старая, что и глухой спать не смог бы. – Старик, покряхтывая и прихрамывая, вышел из-за шкуры-занавеса и направился ко мне. – Элли, ну-к постой! Провожу тебя чуток, дочка.

– Поесть бы ей… – начала его женщина, но он отмахнулся, строго нахмурившись.

– Лучше пусть идет. Юмсэ! Давай подмогни нам!

– Танхорд, да не нужно меня провожать! – принялась я его уговаривать, но хозяин Ярмарки взял меня под локоток и повел к выходу, оставив сани тащить помощнику.

– Обидел? – тихо спросил он, только мы вышли из-под сводов хоть как-то, но прогретого, зала в холодный проход наружу, и я поежилась, хапнув морозного воздуха. – Видел я вчера, что Саймон за тобой ходил. И что эта змея конопатая его – тоже. Но вроде вернулась ты сразу цела-невредима. Так успел обидеть-то?

– Я ему этого не позволила. И не позволю. – Эх, быть бы еще самой в этом уверенной.

– Дрянь он человек, знаю я, дочка, и будь только моя воля – гнал бы отсюда и не пущал бы больше. Да только же он не сам за себя.

– Я знаю, – кивнула, глядя в сторону.

Скит Намар, откуда и Саймон, и Джон мой был, – один из самых больших, богатых и влиятельных в округе, я другого такого не знаю. Полных сто взрослых, разрешенных Карателями, дети, подростки, да плюс еще вокруг небольшие скиты раскиданы, что на самом деле все их родня. Там много сильных молодых мужчин, охотников и добытчиков, разведчиков, которые ходят дальше других и находят иногда что-то весьма ценное и редкое. Из Намара традиционно привозят на Ярмарку очень много разнообразного товара на мену, так что гнать кого-то из их скита совсем не в интересах дела для Танхорда. Не говоря уже о том, что ссориться с ними просто опасно. Открытая агрессия, конечно, жестко осуждаема и наказуема Карателями, но они должны еще об этом узнать, а всегда есть способы совершить что-то по-тихому. К тому же, если даже Каратели и узнают потом, когда бедолагу найдут со сломанной шеей, и уничтожат виновного, то пострадавшему-то жизнь вернуть не в их силах.

– Элли, задержись вы там – я бы пришел, – продолжил старик. – Под моей крышей никто тебе ничего не сделает, так и знай!

Почти сделали, но то, что в итоге он вмешался бы, душу согрело.

– Я знаю, Танхорд, – кивнула я снова, накидывая капюшон.

– А что раньше решила домой идти – это ты молодец, Элли, – одобрил он, доводя меня до выхода, и, прищурившись, посмотрел в серое небо с тонкой полоской розового на востоке. Еще только обещание восхода. – От греха подальше. А то мало ли. Гнаться точно не станет, а вот раньше выйти и подстеречь… сама, в общем, понимаешь.

– Понимаю, – кивнула я снова и обняла его на прощание. – До весны, Танхорд!

– Ага. Авось и повезет свидеться, красавица Элли, но чудится мне, вряд ли, – ухмыльнулся старик в свои пропахшие курительными травами усы.

– Не выдумывай, ты вон какой крепкий! – хлопнула я его по плечу.

– Был крепкий, девочка, а стал древний. Но и не в том дело. Чует моя старая задница, происходит что-то вокруг. Ну или вот-вот начнет происходить. И, как по мне, хорошего ждать не стоит. За Андре мою переживаю я, Элли. Мне б знать, что с ней все ладно будет, и не страшно тогда ничего.

– Ты о чем? – насторожилась я.

– Ни о чем конкретном, Элли. То там пошепчут, то тут слово обронят. В Намаре вон моду взяли не по одной бабе за себя брать. Осмелели, вверх недобро поглядывать стали. Болтают, на запад сильно далеко они ходить стали, в городище старое, куда запрещено. Но точного ничего. А попусту болтать не стану. Но ты это… может, и присмотришь кого себе, и правда, девочка? Надежного кого, чтобы прикрыть и защитить было кому. Саймон… он наглый, но не смелый, дочка. Стой ты за спиной у мужика хорошего – он бы и не дернулся больше. Так, языком бы молол, да кто бы его слушал.

– Да я и сама…

– Ну да, сама. Год сама, два сама, сколько же можно? Бабе, оно самой быть природой не положено, неправильно ей самой все тянуть. Тем более, что тебе же только поманить мужика какого надо – и твой он.

– Не преувеличивай, Танхорн! – выдавила я горьковатый на вкус смешок.

– И не думал. В тебе стать да порода, их издаля видать, да ничем не спрячешь. Ты ведь просто смотреть по сторонам даже не пробуешь. А ты рискни да глянь! Послушай старого.

– Гляну, – согласилась, чтобы больше не продолжать спор и времени не тратить, и звонко свистнула, призывая собак.

Прислушавшись, свистнула еще, тревожась за своих мохнатых друзей, и с облегчением уловила отзвук ответного лая вдали. Под сопение Танхорда отыскала в кармашке торбы сверток с оставшимися леденцами и вручила их Юмсэ. Он просиял лицом, но почему-то взял из пяти только два, а остальные завернул и протянул обратно, что-то залопотав на своем.

– Самой скоро надо… – только и разобрала я, да и то неточно.

– Нет же, это все тебе, Юмсэ! – возразила я. – Тебе их варила.

Но парень не взял сверток и, поулыбавшись, сунул конфету за щеку и утопал.

– Странно.

– Чего странного? – и не подумал удивиться хозяин Ярмарки. – Юмсэ, он хоть и дурачок, но кой-чо получше нас, шибко умных, ведает. Таким, как он, другая сторона мира открыта, Элли. И если он говорит, что тебе и самой оно пригодится, то так оно и есть.

Естественно, первыми из лесу вылетели Аэль и Рох, резвые подростки, способные развивать бешеную скорость. Визжа и подлаивая от радости, они закрутились волчками вокруг нас со стариком, лупя себя хвостами по бокам, не в силах успокоиться. И только появление их строгого родителя Воли, сначала прирыкнувшего на мельтешащую молодежь, а потом со всем достоинством вожака плюхнувшего пушистый зад на снег, уняло заполошных. Гилли, как и положено даме из прочитанных мною старых книг, появилась последней, заставив всех себя ждать. Вжавшись лобастой башкой в мои колени, она дала себя потрепать по ушам и с готовностью заняла свое место рядом с супругом.

Танхорд внимательно наблюдал за тем, как я надеваю шлейки и пристегиваю собак к постромкам саней, и таки заметил то, что я старалась не светить лишний раз.

– Элли! – покачал он головой без осуждения, но озабоченно, глядя, как прячу под кожаной накладкой шлейки один из металлических пристяжных зацепов, которые мой отец звал карабинами. – Ой, и рискуешь ты, девочка.

– Никто же не видит, – отмахнулась я беспечно. Да, сталь. Да, запрещено. Ну, удобно же так, и не оружие.

Попробуйте эти кожаные ремни на упряжи развязать-распутать, особенно на морозе задубевшие. Живого места на пальцах не будет, а черта с два развяжешь. А в дороге чего только ни приключается. Иногда мгновенно отстегнуть собак просто жизненно необходимо. Как же бесят некоторые запреты этих Карателей! Да, я уже родилась, когда они давно действовали, и вся моя сознательная жизнь прошла при них, но, однако, при этом же и все это время существовала и главная тайна моей семьи. А с ней и знание, что не такие уж и всевидящие и всезнающие эти пришельцы, и при желании от них можно скрывать необходимое. Главное, не наглеть и не выставляться напоказ, не привлекать их внимания, провоцируя тем самым присмотреться повнимательнее.

Старый Танхорд еще качал головой и бурчал в усы, а я натянула варежку, махнула ему рукой, встала на запятки санок и резко свистнула, веля собакам стартовать. Они сорвались с места так, что зубы у меня даже лязгнули. Еще бы, почти сутки отдыха, наверняка удачная охота, да еще и дорога домой. Ребятки часа четыре будут бежать резво даже с дополнительным грузом в виде меня. Потом подустанут, конечно, я сойду, и мы замедлимся. При всем желании я не могу бежать так же быстро, как эти четвероногие торопыги. Так что, дома будем в лучшем случае завтра к обеду. И это если метель не застанет, и наша скорость еще не снизится.

Много времени, но я козам хорошо сена задала и бадью большую воды натаскала, а птице – корма вволю, так что беды не будет, дождутся. Я, прищурившись, посмотрела в небо, прикидывая, что за погода предвидится, и вздрогнула, заметив слишком знакомый и совсем не радующий силуэт на фоне светло-серых облаков. Каратель на своей чертовой платформе. Черный сгусток опасности среди бескрайнего воздушного простора. От греха подальше я сразу опустила лицо, уставившись на спины бегущих как ни в чем не бывало собак. Говорят смотреть пристально на Карателя – накликать себе неприятности. Как минимум, привлечь его внимание. Если пялишься, то либо тебе есть, что ему сказать, либо ты, наоборот, очень уж не хочешь с ним пересекаться. Мой вариант второй, пусть летит себе, куда там летел. Само собой, Каратели были осведомлены о существовании таких человеческих сборищ, как Ярмарки. И Танхорд говорил, что пару раз они являлись к нему. Точнее, в одиночку черный приходил, один и тот же в обоих случаях или нет – неизвестно. Правда, прилетал не в самый разгар торговли и не в главный наплыв народу, но все равно людей в каждый его визит всяко больше сотни бывало. Нарушение запрета, как ни крути. Но истукан в непроницаемо зеркальном шлеме походил просто среди шарахающихся от него людей, посмотрел и, не сказав ни слова и не ответив ни на один вопрос Танхорда, убрался восвояси. Чего приходил – никто так и не понял. И это был самый близкий контакт с черным, что реально случился у знакомого мне человека, чьим словам я склонна верить. Все остальное, что слышала – лишь сто раз пересказанное в стиле «мне кто-то сказал, что ему рассказали те, кто своими ушами слышал, как некто говорил» или же истории из давно минувших лет, живых свидетелей которым уже практически не осталось.

Между облаками проглянуло солнышко, тут же награждая снег вокруг дороги искристым сверканием, и собаки от этого как будто еще больше приободрились и поднажали, да так, что мне пришлось прищуриться до щелок, защищая глаза от летящих из-под собачьих лап колючих снежинок. Просчитав про себя до ста, глянула коротко туда, где видела платформу с Карателем, и, не обнаружив ее, вздохнула с облегчением. Небось, он опять на Ярмарку подался или в окрестностях ее кого-то выслеживает. Или еще черт знает чем занимается, кто их разберет.

– Ох, черт! – вскрикнула от неожиданности, когда черное пятно возникло прямо перед нами, буквально метрах в десяти впереди и в трех над землей.

Перепугавшись, я разжала руку, которой держалась за деревянный обод спинки санок, и плюхнулась на спину в снег.