Катя проснулась от страшного грохота. Земля содрогнулась, на мгновение исчезла из-под тела так, что девушка буквально зависла в воздухе, а потом больно ударила ее в спину. Катя успела распахнуть глаза, приподняться на локте и даже увидеть открытый в крике ужаса рот Эдуарда Петровича, но самого крика не услышала и понять ничего не успела. Могучая волна, взбежавшая на холм легко, будто спринтер, обрушилась на лагерь путников и вмиг снесла их вместе с пожитками, скинув в лощину между холмами и упав сверху, пенясь и шипя.
Волна немедленно ринулась на штурм следующего холма, но силенок у нее не хватило. Замерев на мгновение, вода отхлынула назад, снова накрыла барахтающихся людей с головой и, мгновенно успокоившись, растеклась во все стороны, унося с собой обломки сизых листьев. Сухая, серая пыль впитывала воду, словно губка, и на глазах превращалась в черную, липкую грязь.
Ошеломленная Катя, которую волна крутила и вертела, будто щепку, скатывая с холма, в ужасе думала только о том, что не успела схватить за руку Руслана. Сидя в луже черной грязи внизу и откашливая соленую воду, она крутила головой. В воздухе почти неподвижно висела туча пыли, сквозь которую с трудом просматривались очертания холмов. Малейшее дуновение ветра могло превратить ее в песчаную бурю, которая ослепила бы путников, забила их легкие легковесной чернотой, сбила с ног. Но ветров здесь не бывало, лишь вечный штиль, поэтому пыль, кружа в воздухе, неспешно оседала вниз. У Кати было стойкое ощущение, что её посыпают содержимым гигантского мешка от пылесоса.
«Руслан, Русланчик,» – истошно завопила Катя. Паника накрыла её волной куда сильнее той, что смыла с вершины холма. Катя встала на четвереньки и попыталась подняться на ноги. Черная грязь липла к рукам, словно жидкая карамель. Она медленно сползала с ладоней вниз, будто мед с ложки, и Катя никак не могла её стряхнуть. Девушка с трудом высвободила одну ногу, увязшую в трясине глубже, чем по щиколотку, и сделала шаг. Но вторую ногу вытащить не смогла, пошатнулась и упала. Грязь сочно чмокнула и залила её колени и ладони. Она схватывалась на глазах, словно клей, и Катя увязла в нем руками и ногами, стоя на четвереньках.
«Русланчик,» – в отчаянии кричала она, срывая голос.
«Мама, я здесь,» – послышалось неподалеку. Видимо, вода утащила Руслана дальше, за округлость холма, и видеть его Катя не могла.
«Мы здесь. Он в порядке,» – раздался голос Никиты. – «Только застряли, как в цементе. Прикольно.»
Катя рыдала навзрыд, не в силах остановиться. Слава Богу, он жив. Жив.
«Вылезайте из грязи. Скорее. Поднимайтесь наверх, на холм,» – послышался откуда-то крик Эдуарда Петровича.
Увы, предостережение запоздало. Грязь густела на глазах, намертво цементируя свои жертвы. Катя барахталась, словно мушка в паутине, в отчаянной попытке выбраться из ловушки. Но выбраться не удалось никому. Ситуация была патовой. Когда черная грязь затвердела (на удивление быстро) и превратилась в камень, Катя так и стояла на четвереньках, за округлостью холма сидел в грязи Руслан, а над ним, ни на минуту не прекращая дергаться, нависал Никита. Эдуард Петрович, сумевший с неимоверным трудом сделать несколько шагов в сторону холма, на который так и не сумела взобраться вода, стоял поодаль. Грязь налипла на руках несмываемым слоем клея, стянула кожу, одежда намертво прилипла к телам, вызывая зуд и нестерпимое желание почесаться. И все, что они теперь могли, так это переговариваться.
«Русланчик, ты цел?»
«Да, мам. Только встать не могу. Прилип.»
«Это ничего, милый. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.»
«Эдуард Петрович, Вы тоже в ловушке?»
«Да.»
«Что это было? Откуда столько воды? И она была соленой, кстати.»
«Черт её знает. Главное, чтобы второй такой волны сейчас не случилось. Иначе нам всем крышка.»
«А сейчас еще не крышка? Кто-нибудь может пошевелиться?»
«Нет.»
«Нет.»
«Нет.»
Беседа заглохла сама собой. Потом снова началась и вновь заглохла. Гениальных идей не было. Да и вообще никаких не было.
Эдуард Петрович, щурясь подслеповатыми глазами, осматривал окрестности. Висевшая в воздухе пыль начала оседать, и стало намного светлее. Повсюду, насколько хватало глаз, между холмами, словно горелая проплешина, чернела грязь. Неподалеку, выпятив аппетитную попку, туго обтянутую джинсами, в недвусмысленной позе замерла Катя. Эдуарда Петровича она не видела, потому что была повернута к нему задом. Он же, как и любой другой мужчина на его месте, даже в столь трагической ситуации не упустил возможности полюбоваться.
Рядом не было ровным счетом ничего, чем можно было выдолбить себя из плена. Похлопав по карманам, Эдуард обнаружил только разбитый смартфон. Зачем он до сих пор таскал его с собой? А может попробовать? Ухватив бесполезный кусок пластика поудобнее, Эдуард Петрович наклонился и ударил по земле. И даже небезуспешно. Смартфон выбил фонтанчик земляных крошек и развалился на части. Подобрав острый обломок корпуса, мужчина принялся ковырять черный цемент, который полностью покрыл его элегантные итальянские туфли. Пластиковый обломок расщеплялся на более мелкие и такие же острые. Эдуард Петрович поранил руку и чертыхаясь отбросил бесполезное орудие прочь. Что же делать? Шарящий по окрестностям взгляд все время невольно возвращался к торчащей Катиной попе. И не время было, и не место. А вот поди ж ты, пялится, как прыщавый подросток.
Время шло, поднятая в воздух пыль потихоньку осела, и он снова стал прозрачным. Впоследствии оказалось, что именно время – самый надежный союзник угодивших в ловушку путешественников. Эдуард Петрович с остервенением пытался отодрать покрытую грязью штанину от ноги. Сеанс принудительной эпиляции не удавался. Но зато тонкая корка грязи на руках покрылась трещинами. Мужчина с силой потер ладони друг о друга. Шуршащая струйка пыли осыпалась вниз.
«Ну разумеется, она высыхает и снова превращается в пыль,» – облегченно улыбнулся он.
В отличии от хаотично начитанной Кати и девственно невежественного Никиты Эдуард Петрович мир познавал систематически в соответствии с учебным планом сначала физико-математической школы, а потом экономического факультета престижного ВУЗа. А потому и соображал быстрее, и мыслил глобальнее. В свое время ему хотелось козырять в молодежных компаниях своей начитанностью и эрудицией, поскольку ничем другим выделиться не удавалось. Эдуард с юношеским максимализмом давился Достоевским, Солженицыным и иже с ними, чтивом малопонятным и тугоусвояемым даже для самых ответственных зубрилок. И в какой-то момент осознал, что может задавить своим интеллектом даже танк, но популярности в компаниях ему это (вот парадокс!) нисколько не добавило. Возможно дело было в язвительно-небрежном тоне знатока? Как бы то ни было, но дурак вряд ли сумел бы достигнуть его положения.
Прежде чем сообщить о своем открытии остальным, Эдуард Петрович снова с силой потер ладони. Ещё одна струйка пыли устремилась на землю. Через несколько минут уже все, кроме Кати, застрявшей в самом неудачном положении, с азартом терли ладони. И не без успеха. Не прошло и получаса, как мужчинам удалось очистить от грязи руки. Тем временем, корка черной грязи на земле скукожилась и покрылась многообещающими трещинами. Но прошло ещё несколько часов прежде, чем она начала рассыпаться в пыль и нехотя выпускать свою добычу. Первым откопаться удалось Никите, и он огласил окрестности победным ревом. Следом высвободился Эдуард Петрович. Катю, увязшую глубже всех, мужчины тащили, как пресловутого бегемота из болота. А осилив эту нелегкую работу, все в изнеможении повалились на землю. Простояв на четвереньках десять часов, Катя со стоном и слезами разгибала отекшие колени.