IV РАССКАЗЫ

Шутник

Прошлое — как хорошо подогнанная плитка — все события так плотно и крепко вшиты в ткань времени, что изменить это самое прошлое абсолютно невозможно. Всё, что произошло и должно было произойти — случиться обязательно, как бы кто-либо не пытался неприятное и неприемлемое для него явление трансформировать, переписать, или вообще отменить. Оно, понятно, будет отличаться в деталях, но конечный результат окажется именно таким, каким он был описан до того в учебниках истории, монографиях, биографиях, научно-популярной литературе и исторических источниках. Как бы вы ни старались. Кому положено умереть — умрёт, кому положено уехать — уедет, кому положено развестись — разведётся, кому положено исчезнуть — исчезнет. Эффект бабочки не более чем оригинальная выдумка писателя. Что значит в деталях? К примеру: после активного воздействия на прошлое политик гибнет не там, где ему было суждено погибнуть, или не от того оружия, или от руки не того убийцы, но он всё равно умирает в тот день и час, который был определён ему историей; муж застаёт жену с любовником, однако любовник совсем не тот человек, который должен быть при нормальном ходе событий; студент бросает учёбу и улетает домой, вместо того, чтобы ехать поездом. Детали меняются, результат остаётся неизменным. Впрочем… впрочем происходят забавные казусы. Магистральную временную линию они никак не затрагивают и относятся, скорее, к курьёзам, не требующим немедленной коррекции.

Был недавно у нас тут забавный случай. Отправили мы полевого агента в Нидерланды XVII века. По заданию Отдела художественных ценностей. Миссия стандартная. Внедрение, наблюдение и фиксация. Продолжительность командировки — два года. Да… Обычная, рутинная работа. Необходимая для составителей биографии отслеживаемого субъекта. Временной интервал: с одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмого по одна тысяча шестьсот семидесятый год от Рождества Христова. Месторасположение: город Делфт, Южная Голландия. Искомый субъект: да, да, именно он. Ян Вермеер, он же Вермеер Дельфтский, он же Йоханнис ван дер Мер, он же Йоханнис вер Мер, он же Вермер Дельфтский.

Скажете, чего уж проще. Ян Вермеер — объект для наблюдения комфортный. Семьянин, по-большей части домосед. Тихий, приятный, удобный. В отличие, скажем, от македонского царя Александра, за которым надо ещё поспеть, рискуя жизнью и здоровьем. Одним словом, два года пролетели незаметно. Агент вернулся, сдал отчёт, прошёл обязательную диспансеризацию и отправился в отпуск. А через три месяца после его возвращения…

В общем, три месяца назад в Голландии, в городе Делфте, расположенном на полпути от Роттердама до Гааги и обратно, при ремонте дома хозяева обнаружили тридцать пять картин. Картины были завёрнуты в куски парусины и хранились в просмоленном бочонке из-под пороха. Хозяева оказались людьми ответственными и вызвали музейных работников. Детальный осмотр показал, что полотна особой ценности не представляют, если только не считать года их создания. Автор этих творений пожелал остаться неизвестным. Вместо подписи на картинах были нарисованы числа. В левом нижнем углу художник изобразил число пятнадцать римскими цифрами, в правом нижнем — римскими же цифрами год. Все картины были написаны в интервале между тысяча шестьсот шестьдесят восьмым и тысяча шестьсот семидесятым годами. Нашедшие этот, с позволения сказать, клад граждане любезно отказались от прав на него, передав картины в дар местному музею. Музейщики устроили выставку найденных картин перед тем как навсегда похоронить их в запасниках музея. Выставка пользовалась вначале определённым успехом, затем количество посетителей стало день ото дня уменьшаться и упало почти до нуля.

Здесь следует пояснить. Наша деятельность финансируется правительством и она, естественно, засекречена. Не просто «засекречена», не просто «строго засекречена» и не просто «чрезвычайно засекречена». Мы настолько секретны, что нас фактически не существует в природе. От слова «вообще». Путешествия во времени — прерогатива фантастики — технически и практически проблема неразрешима и никак иначе. Режим секретности драконовский, но кто же мог предвидеть, что учудит наш, с позволения сказать, мерзавец. Ему, видите ли, было скучно, а пример великого мастера заразителен. Ладно, чёрт с ним, намалевал ты за два года от скуки тридцать пять посредственных картинок, но за каким лешим ты их не уничтожил? Знаете, что он ответил? Он решил, что это будет неплохая шутка. Представляете? Шутка! Он пошутил! И всё бы ничего, мы бы незаметно устранили негативные последствия, однако в дело грубо вмешались…

После такого фиаско в инструкции были внесены дополнения об обязательной ликвидации всех материальных следов пребывания агента в прошлом. Под страхом физического устранения самого проштрафившегося сотрудника.

А что произошло с коллекцией? Какова её дальнейшая судьба? Возьмите каталог голландских живописцев, найдите главу «Неизвестный художник из Делфта». Читайте и наслаждайтесь: «неогранённый алмаз, чудесным образом вынырнувший из глубины веков, таинственный провозвестник примитивизма, безымянный отец «наивного искусства», бла-бла-бла, бла-бла-бла». Стоимость коллекции на данный момент оценивается в полтора миллиарда долларов. Полтора. Миллиарда. Долларов!

Треклятые искусствоведы!

Луна-44

Официально считается, что «Луна-43» была последней автоматической межпланетной станцией, отправленной к спутнику Земли и совершившей посадку на Луне в ноябре две тысячи двадцать седьмого года. Последней до начала регулярных пилотируемых полётов и строительства первых обитаемых лунных станций и прототипов роботизированных промышленных комплексов. Однако мало кому известно, что автоматических лунных межпланетных станций было сорок четыре штуки. Удивительно, не правда ли? Казалось бы, в наш просвещённый век, когда информационные сети густой паутиной опутали наш общий дом — такую маленькую, милую сердцу и родную душе голубую планету — протянули свои вибрирующие волоконные щупальца буквально в каждый дом, в каждую квартиру, забрались в самые глухие углы и бесперспективные закоулки современного мира; где практически нет никакой возможности что-либо где-либо спрятать, найдется материал, документально зафиксированный факт, но скрытый от всех до такой степени надёжно, что подавляющее большинство живущих на Земле людей просто-напросто о нём ничего не знает? Тем не менее такой файл есть. Озаглавлен он кратко: «2029» Двадцать двадцать девять — это год, когда АМС «Луна-44» стартовала с Земли, достигла Луны и благополучно опустилась на её поверхность, где-то в Море Спокойствия, кажется. Посадкой «Луны-44» планировалось завершить программу беспилотных лунных полётов. Следующим к Луне должен был лететь экипаж из трёх человек, а сама автоматическая станция «Луна-44» представляла собой испытательный макет посадочного модуля, созданного для будущей экспедиции.

Вы спросите: «Как такое вообще может быть? Ведь при нынешнем развитии технологий информацию в принципе нельзя уничтожить. Даже при самом жесточайшем контроле и тщательной сетевой экстракции всегда остаются следы, намёки и подсказки, всегда сохраняются копии, копии с копий и копии копий с копий, всегда находятся люди, готовые поделиться имеющейся у них сенсационной новостью». Отвечаю: «Не знаю». Файл «2039» стал своего рода городской легендой наравне с «Зоной 51», крокодилами в канализации, людьми в чёрном, «мусорным сервером», чёрными картриджами и прочей неправдоподобной и таинственной мутью. Однако повторюсь: «Файл «2029» существует». Что он из себя представляет? Это пять минут видеозаписи, сделанной понятно где, понятно когда, но… непонятно кем. Почему? А потому…

Допустим, вам удалось его найти… Допустим, вы запустили его в медиаплеере… Что вы увидите в кадре? Чёрное небо, ломаную линию горизонта, ярко-белый песок и конус «Луны-44» на переднем плане. Съемка ведётся в ручном режиме, рука оператора дрожит, поэтому изображение выглядит несколько смазанным. Оператор не стоит на месте, он перемещается вправо и влево, стараясь показать автоматическую станцию в разных ракурсах. Так продолжается две минуты пятьдесят семь секунд. Затем на экране появляются два астронавта. Они обходят «Луну-44» по кругу, после чего начинают позировать на фоне станции, причём позировать, прямо скажем, довольно издевательски. Вся эта пантомима длится одну минуту тридцать шесть секунд. Наконец, астронавтам надоедает и они уходят, но оператор снимать не прекращает. Через восемь секунд один из астронавтов возвращается и, достав из нарукавного кармана внушительных размеров фломастер, пишет на корпусе станции…

В этот момент можно предположить, с большей долей вероятности, что неведомые шутники не какие-то там мифические инопланетяне, а вполне себе реальные земляне. Более того — наши с вами соотечественники. Однако, сразу возникает вопрос — откуда они взялись на Луне, если: а) первый пилотируемый полет состоялся двумя годами позже; б) в составе интернационального экипажа было двое американских, двое китайских и один канадский астронавт; и в) скафандры астронавтов из файла «2029» и скафандры международной экспедиции различаются конструктивно примерно так как отличается новейший скоростной автомобиль от паровой самодвижущейся повозки.

Что же было написано на корпусе «Луны-44»? Всего. Три. Слова. «Здесь был Вилмар». На иностранном, разумеется.

Что было до Большого Взрыва

Меня вот постоянно спрашивают: — А что было до Большого взрыва?

— Что было? — отвечаю им я всякий раз. — Жизнь была, вот что было.

— А какая жизнь? — задают мне они следующий вопрос.

— Какая, какая, — говорю я самым недовольным тоном, — всякая была жизнь. Разная.

Они сразу начинают приставать: — Расскажите, да расскажите об этом!

— А о чём тут рассказывать? Человек я был маленький, звёзд с неба не хватал, в больших начальниках не ходил и умом, скажем прямо, не блистал. Родился, учился, женился, детей растил, работал, деньги на сберкнижку копил, за границу не ездил и в очереди на машину стоял.

— Как это, — удивляются они, — на машину очередь?

— А вот так это, — объясняю я, — автомобилей в нашем обществе на всех не хватало. Потому что автомобиль в личном пользовании считался роскошью.

— Что же это за общество такое, в котором нужную вещь нельзя приобрести без задержки?

— Нормальное общество, — для порядка обижаюсь я. — Построенное на принципе социальной справедливости. От каждого по способностям и каждому по труду. Хотя, конечно, не без изъянов, врать не стану. Взять, к примеру, тунеядцев, или бродяг. Кто такие тунеядцы? Тунеядцы — это люди, которые не хотят работать. А бродяги — те, у кого нет ни жилья, ни постоянной работы, ни законных источников дохода. Чем они отличаются друг от друга? Если по простому: первые живут за чужой счёт, вторые бродяжничают и побираются. То есть переезжают с места на место и выпрашивают деньги на пропитание, вместо того, чтобы зарабатывать их, как все нормальные граждане. С тунеядством и бродяжничеством у нас боролись. Последовательно и непримиримо. И с алкоголизмом боролись тоже.

— Алкоголизмом?

— Что такое алкоголизм? — опережаю я их. — Алкоголизм есть чрезмерное употребление алкосодержащих напитков, как то: водка, вино, пиво. И самогон. Самогон, — чеканно формулирую определение, — крепкий спиртной напиток, получаемый в домашних условиях из браги методом перегонки через самодельные или заводские перегонные аппараты. За изготовление, хранение с целью сбыта, сбыт самогона, а равно изготовление и сбыт в виде промысла самогонных аппаратов предусматривалось наказание в виде заключения в исправительно-трудовом лагере сроком от шести до семи лет с конфискацией всего имущества или части имущества. Изготовление самогона без цели сбыта наказывалось лишением свободы на срок от одного до двух лет с конфискацией самогона и орудий его изготовления.

— Откуда такое знание закона? Вы, наверно, тоже…

— Никогда! — отвергаю я решительно. — Никогда я этой гадости не то, что не гнал, но даже к ней не притрагивался! И не пробовал ни разу! И вам не советую. Гадость редкостная!

— Так значит, всё-таки…

— Нет. Абсолютно! Просто свояк однажды делился впечатлениями. Ему не понравилось. Сивуха. Говорит, водка гораздо лучше. Или «Старка». Можно коньяк. Армянский, грузинский, молдавский. «Белый аист». Но коньяк стоит дороже. Коньяк мы употребляли по праздникам. На первое мая, седьмое ноября, восьмое марта, дни рождения там, именины. И пили мы, чтобы не напиваться, а для радости. Умеренно.

— Но не все, — педантично уточняют они.

— Ваша правда, — соглашаюсь я, — однако процент алкоголиков в нашем обществе был мизерным и неуклонно снижался. И вообще: тунеядство, бродяжничество и алкоголизм досталось нам в наследство. Как пережиток царского строя и родимое пятно капитализма. Но в остальном!

— Больше никаких недостатков?

Тут я соображаю — они о чём-то догадываются, или что-то конкретно знают. Каждый раз я соображаю слишком поздно. Они отбрасывают показное радушие и начинают задавать мне неприятные вопросы. Под их холодными взглядами я теряюсь, размякаю, покрываюсь холодным потом и (кто меня за язык тянет?) обстоятельно выкладываю интересующие их подробности. Меня не надо подгонять, я услужлив и словоохотлив. Они довольно кивают головами и часто перешёптываются, многозначительно указывая глазами в потолок. Самописцы чертят на бумаге затейливые кривые, гудят трансформаторы и крутятся магнитофонные катушки. Белые шкафы за ними мигают разноцветными лампочками. Мне становится весело. Они думают, что создали аутентичную среду, наиболее соответствующую моему прошлому существованию. Кем бы они себя чувствовали, если бы узнали, что тщательно воспроизведённая ими обстановка в моё время уже считалась невообразимой древностью, сравнимую с татаро-монгольским игом и открытием Америки. Компьютеры размерами с комнату, информация, записываемая на магнитную плёнку и контактный детектор лжи! Не смешите мои тапочки. Обойти который не составляет особого труда не то что специально подготовленному профессионалу, но и обычному первокласснику. Они считают себя намного умнее объекта их исследований. Здесь сокрыта фундаментальная ошибка, которую они совершают. Ошибка, вызывающая катастрофические последствия. Всегда.


Я передвигаюсь по Мультиверсу, из одной вселенной в другую, вооружённый незамысловатой легендой. Я сам по себе инструмент, причина и следствие. Задача моя проста и одновременно невообразимо сложна. Моя родина гибнет и только мне (я в это верю) под силу остановить её разрушение. Я тороплюсь и допускаю ошибки. За мной тянется чёрный след небытия. Пунктиром лопнувших пузырей, погибших вселенных отмечен мой след. В разных мирах меня называют по-разному, но у себя дома я известен в четырёх ипостасях. Но я не убийца, я учёный и экспериментатор.


…а потом — бац! И всё начинай сначала! Бац! — и в мелкую труху! Только соберёшь себя, только осмотришься, глядь, хватают тебя и волокут в лабораторию. Посадят в кресло, обмотают проводами, облепят датчиками и давай пытать-выпытывать: — Что было раньше? Да как было прежде?


— А что было? Да жизнь была!

Erreur fatale генерала Томпсона

Генерал Томпсон мог праздновать победу. Победу личную, но многократно помноженную на победу всего человечества. Серьёзная проблема, мешающая землянам достичь галактических пределов была, наконец-то, разрешена. Коалиционный Флот Земли, собранный упрямством упорством генерала Томпсона, захватил, разрушил, уничтожил планету, колыбель, столицу проклятых насекомых, обладателей необъяснимого непостижимого нечеловеческого разума, несущего угрозу самому существованию земной цивилизации.

Первый чужое разумное существо, которое встретилось человеку, оказалось большим зелёным кузнечиком. Раса прямокрылых. Насекомые. Те, с кем нет никаких точек соприкосновения, те, с которыми невозможно договориться. Ни о чём. Те, чей язык нельзя расшифровать. Все эти трески, щелчки, свисты, бульканье, пыхтенье, скрипы. Ведущие лингвисты планеты, вооружённые самыми мощными технологиями, оказались не способными разгадать загадку языка членистоногих и отступились, бессильно разводя руками.

Именно тогда генерал Томпсон со всей кристальной ясностью осознал, что кузнечики опасны. Они — прямая и явная угроза Земле и всем станет лучше, если они будут уничтожены. Почему и зачем их следовало уничтожить? Генерал Томпсон точно знал ответы на эти вопросы. Их следовало уничтожить потому, что они были непонятны, а всё непонятное таит в себе зло. Их следовало уничтожить затем, что они преграждали человеку путь к звёздам. Они — словно индейцы. Сидели на плодородный равнинах и мешали переселенцам идти дальше.

Генерал Томпсон был человеком действия. Однако, быть человеком действия недостаточно для того, чтобы подготовить и начать первую галактическую войну. По чистой случайности генерал Томпсон занимал пост Начальника Объединённого Командования Вооружённых Сил Земли и Колоний. Он был вторым по старшинству руководителем после Председателя Всемирного Исполнительного Комитета (Правительства Земли и Колоний).

К сожалению, его слово было весомым, но не единственным. Решение о начале войны принималось Начальниками Штабов, одобрялось депутатами Мирового Конгресса и утверждалось Председателем ВИК. Долгая процедура раздражала генерала Томпсона. Война требует быстроты и решительности, а не болтовни и сомнений. Когда собираются говорить пушки, демократии лучше бы умолкнуть. А пока пушки молчали, приходилось говорить генералу Томпсону.

Он говорил много и красочно. Убедительно и доказательно. Он взывал, умолял, требовал, унижался, вопрошал, сыпал угрозами, лгал, изворачивался, отрицал, соглашался, отвечал на вопросы, умалчивал, искажал, выставлял в выгодном свете, жонглировал доказательствами и обвинял. Начальники Штабов дружно проголосовали «за». Только один голосовал «против». Адмирал Александров. Старый хитрый лис, он всегда во всём сомневался. «Семь раз проверь, один раз отрежь», — любил повторять он старую русскую поговорку. Генерал Томпсон считал адмирала Александрова трусливым бездарем. Депутаты Мирового Конгресса также единодушно поддержали идею генерала Томпсона, за исключением китайцев. Китайская делегация традиционно воздержалась.

Коалиционный Флот Земли и Колоний, покинув Солнечную систему, устремился навстречу врагу и полному триумфу. Китайцы оставались в резерве.

Генерал Томпсон, вместе с Начальниками Штабов, следил за атакой земных кораблей из Координационного Центра, расположенного на глубине трёх тысяч метров под самой высокой горой на планете. Технически, над головой генерала Томпсона нависала масса скальной породы толщиной в одиннадцать тысяч восемьсот сорок восемь метров, но кому достанет мелочного желания считать и придираться к словам? Главное, что следовало помнить — Координационный Центр был прекрасно защищён и генерал Томпсон, вместе с Начальниками Штабов, мог не опасаться за свою драгоценную жизнь. А если Центр, не ровен час, подвергнется нападению, то генерал Томпсон и подчинённые ему офицеры могли воспользоваться скоростной подземной дорогой, которая вела к секретному подземному космодрому, где их ожидал быстроходный звездолёт-невидимка.

Удар Коалиционного Флота был внезапным и сокрушающим. К исходу земных суток столица мерзких кузнечиков пала, сгорела и обратилась в руины. К тому же, стоит отметить — прямокрылые оказались неважными бойцами. Сражению они предпочитали бегство.

Генерал Томпсон торжествовал. Он уже готовился выступить перед гражданами с прочувствованной речью, как дежурный офицер растерянно выкрикнул: «Наблюдаю множественные цели!» Генерал Томпсон кинулся к экрану. Офицеры встревоженной толпой ринулись за ним.

Тысячи ярких точек заполонили следящий дисплей. Каждая точка обозначала космический корабль. Чужой космический корабль. Чужой боевой звездолёт. Точки на дисплее загорались и загорались. Десятки, сотни новых точек. Генерал Томпсон вытер дрожащей рукой мигом вспотевший лоб.

— Генерал, — сказал дежурный офицер. — Входящий вызов. Что делать?

— Подключайте, — хриплым голосом скомандовал генерал Томпсон.

Офицер вывел изображение на центральный экран.


Там были все: люди, неотличимые от людей и люди с различными цветами и оттенками кожи, карлики и великаны, приматы, рептилоиды, птицы, слизни, разумные мхи, цветы, деревья, камни, волнистые туманы, струящиеся пески, бурлящие воды, мыслящие ульи, разумная плесень, текучая лава и насекомые — богомолы, жуки, пчёлы, шмели, бабочки. Были там и кузнечики — в первом ряду — стояли трое: человек, кузнечик и огнь пламенеющий.


Они стояли и смотрели на землян и под их пристальными взглядами земляне, казалось, становились меньше и меньше.


Генерал Томпсон, сняв с головы фуражку, отёр носовым платком бритый череп. Три простых слова прочно сидели у него в уме и губы его шептали, складывая их в предложение. Снова и снова генерал Томпсон повторял и повторял шёпотом то, что читалось во взглядах стоящих перед ним инопланетян.


— Пощады не будет!

Одиннадцать оранжевых огней часть первая, абсурдная Встреча на дороге

месяц: август; день недели: пятница; место: седьмой километр дороги; время: семнадцать часов, тридцать две минуты, вечер


Пятница была чудесной. В полночь в небе висели серебристые облака и сгорали оранжевым светом падающие звезды, общим числом одиннадцать, а под утро началась гроза — свирепо дул ветер, лил дождь, сверкали молнии и раскатисто грохотал гром. Шелестов ненадолго проснулся, разбуженный мощным звуковым ударом, от которого дрогнули стёкла, полежал с открытыми глазами, слушая затихающие громовые перекаты и снова, незаметно для себя, заснул. Поднялся он в восемь с четвертью, раскрыл окно, несколько раз энергично махнул руками и, бодро напевая «Марш авиаторов», направился в душ. Там, стоя в кабинке он запел в полный голос: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор, Нам Сталин дал стальные руки-крылья, А вместо сердца пламенный мотор!» На пламенном моторе Шелестов закрутил полностью краник с горячей водой. Мгновенно замёрзнув под холодными струями, он ухнул гулким филином, выскочил из кабинки (не забыв перекрыть подачу холодной воды), схватил полотенце и принялся неукротимо растираться, бормоча при этом: «Мы — кузнецы, И дух наш молод! Куём мы счастия ключи! Вздымайся выше, наш тяжкий молот, В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!»

Утром о бушевавшей ночью стихии напоминали только мокрый асфальт, лужи и разбросанные там и сям тополиные ветки. Веток было много: от россыпи мелких прутиков до почти внушительных обломков, корявых и узловатых. Шелестов заварил зелёный чай. Растёртая полотенцем кожа прямо-таки горела. Очень хотелось курить. Шелестов трижды бросал эту вредную привычку, потому что бог любит троицу, и трижды не выдерживал — срывался. Как говаривал знаменитый американский писатель Сэмюэл Клеменс, более известный под псевдонимом Марка Твена: «Бросить курить легко. Я сам бросал раз сто». В четвёртый раз он держался уже девятый месяц, хотя сигареты и зажигалку носил с собой постоянно, оправдываясь тем, что носит их для того, чтобы не отказывать просящих у него закурить. «Просящему у тебя дай, и у хотящего занять у тебя не отвращайся».

Шелестов был в отпуске. В кои-то веки отпуск случился у него не осенью-зимой-весной, а летом. С июля по август. В «кои-то веки» — это за несколько последних лет, когда по графику Шелестову доставались самые тоскливые сезоны, где были слякоть, холод, снег, короткие пасмурные дни, долгие ночи и незаметно подкатывающая депрессия, от которой приходилось лечиться водкой, тренажёрами, вылазками в лес, ежедневным бегом (совмещая несовместимое — курение и здоровый образ жизни) и еженедельной баней по выходным.

Наскоро выпив чай, он вышел в гараж. Велосипед, купленный пять лет назад, незаменимая рабочая лошадка, требовал замены подшипников в каретке. Подшипники эти стабильно выдерживали один сезон и на следующий требовалась их обязательная замена. Шелестову надоело каждый год разбирать и собирать каретку, поэтому он купил специальный, легко заменяемый картридж, в котором вал был впрессован в промышленные подшипники. Установив картридж, он немного подумал и, чтобы не делать потом лишнюю работу, снял колёса и занялся ступицами — разобрал и смазал втулки.

Обслуживание техники (даже такой как велосипед) не терпит суеты. Провозившись в гараже до обеда, Шелестов выкатил велосипед и сделал несколько кругов по двору, проверяя качество сборки. Велосипед работал как часы. Скорости переключались точно, тормоза тормозили прочно, лёгкость хода приятно радовала. Шелестов остался доволен результатом своих трудов.

Ближе к вечеру он отправился на велосипедную прогулку. Проехал оживленной магистралью шесть километров до развилки и повернул направо. Направо дорога вела к бывшему посёлку лесозаготовителей. В конце восьмидесятых её полностью заасфальтировали в несколько приёмов, неожиданно бодро начиная и так же необъяснимым образом бросая. Процесс дорожной реконструкции затянулся на три года: с восемьдесят шестого по восемьдесят девятый, а потом леспромхоз, сначала по факту, а позже и на бумаге прекратил существование своё, оставив оказавшимся не у дел бывшим работникам здание конторы лесопункта, помещения лесных складов, станционные козловые краны, узкоколейку с подвижным составом (тепловозами, пассажирскими дрезинами и платформами для вывозки леса) и лесопилку. Дорога стала не нужна, но поначалу об этом никто не догадывался, потому что на месте некогда крепкого предприятия решено было организовать лесохозяйственный кооператив. Надо ли говорить, что из затеи ничего не получилось? То есть кооператив был создан, но просуществовал недолго. Время. Время такое неудачное. Когда деньги делались буквально из воздуха, и легче, и удобней, и проще было распродать оставшуюся собственность, чем долго и трудно пытаться сохранить на плаву тонущее в безнадёжных долгах начинание. Кооператив, продержавшись года полтора, развалился. И тогда настало время ушлых ребятишек.

Для начала ушлые парни выкупили конторское здание и склады. Из конторы сделали продуктовый магазин, склады разобрали на кирпич. Потом наступило время козловых кранов. Краны распилили и сдали на металлолом. Осталась лесопилка и узкоколейная железная дорога. Лесопилка была последней надеждой жителей посёлка сохранить хоть какую-нибудь производственную базу (чёрт с ним, пусть будет канцеляризм) и следующим объектом, на который точили зубы ушлые парни. Купить её не удалось и тогда лесопилка сгорела. И не просто сгорела, а вполне себе качественно, то есть дотла. Последний жирный кусок — узкоколейка — вот на ней ушлые парни споткнулись. Очень серьёзно, вплоть до уголовного дела. Потому что жителям, тем которые остались, эти наглые морды надоели до чёртиков и они, жители, а не морды, написали коллективную жалобу. Написали и отправили: в районную администрацию и куда повыше, аж до самой столицы. Откуда и слетела в столицу пониже официальная бумага — рассмотреть и разобраться. Ушлые парни вмиг растворились, будто и не было их вовсе и всё, что досталось местным после их исчезновения — закрытый магазин (бывшая контора лесопункта), не до конца разобранная железка, старенький мотовоз и два облупленных пассажирских вагончика. С этого момента посёлок стал быстро пустеть, люди перебирались туда, где можно было устроить и устроиться — иначе говоря, найти жильё и работу. Когда из посёлка уехало две трети населявших его людей, к нему, на радость остающимся, подвели газ. И про автомобильную трассу не забыли — поддерживали в рабочем состоянии — делали где ямочный ремонт, а где и заново укладывали асфальтовое покрытие, большими участками. Вот только зачем: и газ, и асфальт, если жителей в посёлке практически уже не было?

Шелестов равномерно крутил педали. Он никуда не торопился, ехал медленно, полной грудью вдыхая напоенный лесными запахами воздух. Ему нравился этот затёртый от частого употребления литературный штамп, потому что потому что он ехал именно так: «дыша полной грудью» и «вдыхая напоенный запахами воздух». Чего-чего, а запахов в этом «напоенном летнем воздухе» хватало. Здесь запах сосновой хвои смешивался с запахом муравьиной кислоты, затхлой стоячей болотной воды, мхов, папоротников, древесной гнили, цветочной пыльцы, сырой земли, листьев берёзы, еловой смолы, пыли с дорожной обочины, гудрона, залитого в трещины на асфальте. Гудрон, понятно, к лесным запахам не относился, но будил в душе Шелестова неопределённые мечтания о дальних походах и долгих странствиях в чужих и родных палестинах.

Смутное чувство опасности заставило его оглянуться. Шелестов повернул голову и… рванул вперёд, налегая на педали изо всех сил. Ленивой рысью за ним бежал медведь. Дикий страх захлестнул душу Шелестова. — И-и-и! — тонким голосом взвыл он, разгоняясь до неимоверной, как ему казалось, скорости. Боясь обернуться, он наддавал и наддавал, бешено вращая педали, в тщетной попытке оторваться от грозного преследователя. Медведь не отставал. Шелестовский рывок заставил его перейти на галоп, но дистанцию он сохранил, так и бежал в метрах в двух позади велосипедиста.

Шелестов быстро изнемог, сбросил скорость и обречённо посмотрел назад. Медведь снова перешёл на ленивую рысь и держался в двух метрах от него, не отставая, но и не сокращая расстояние между собой и велосипедом. Таким порядком они преодолели километра полтора, после чего Шелестов окончательно смирившись со своей незавидной участью быть растерзанным могучим зверем, остановился, бросил велосипед и обратившись лицом к медведю, прохрипел ожесточённо:

— На, сука, жри!

Медведь резко затормозил, плюхнулся на задницу, мотнул башкой, отгоняя налетевшую мошкару и сказал:

— Мужик, ты охренел вообще? С какого рожна мне тебя жрать?

— А с такого! — запальчиво выкрикнул Шелестов. — Медведь же! Хищник!

— Почему обязательно хищник? — кажется, серьёзно обиделся медведь, — мы, медведи, животные всеядные.

— Хищники!

— А вы, значит, такие белые и пушистые? И мяса ни-ни, ни кусочка? И на охоту не ходите, и зверей, птичек не убиваете? И рыбку не ловите?

— Мы — люди. Высшие, разумные существа.

— Не факт, — сказал медведь и потёр лапой нос. — Пилите сук, к примеру, на котором сидите и счастливы. Насчёт высших также не согласен. Мы, медведи, тоже не пальцем деланные. И речи обучены, и счёт, положим, знаем, и нюх у нас, не в пример вам лучше будет. И в природу мы более вас интегрированы. Живём в успешном симбиозе. Конечно, приходится чем-то жертвовать. Болезни там, голод, охотники, отсутствие медицины… Но мы не жалуемся. Переносим стойко… все тяготы и лишения, так сказать…

Медведь замолчал и Шелестов тут только сообразил, что разговаривает не с человеком, а с животным, однако совершенно не удивился этому amazing событию.

— Мужик, ты это, извини, за испуг, если что… Напугал я тебя, это, не сдержался, дурак, надо было сразу просто спросить…

— Ха! — сказал Шелестов, представив, что случилось бы с ним, услышь он вопрос и увидев, кто этот вопрос задаёт. — Думаешь, было бы лучше?

— Тогда не знаю, — сказал медведь, — слабые вы какие-то люди. Нервные.

— Что есть, то есть, — согласился Шелестов. — Ладно, спрашивай.

— Ага! — обрадовался медведь. — Слушай, где здесь грунтовка на старый аэродром? Пригласил, понимаешь, родственник… Приезжай, говорит, погостить, давно у нас не был. Медку поедим, на рыбалку сходим, на муравейниках поваляемся. То, сё, я тебе окрестности покажу… Баб в малинниках попугаем… А куда мне «приезжай»? Это у вас здесь, может быть, медведЯм ездить разрешается, а у нас с этим строго. Только тушкой, шкурой, или чучелом, — медведь весело хохотнул. — Поэтому мы на своих двоих, то есть четырёх, шестьсот пятьдесят киломЕтров с четвертью, пешодралом, с привалами на сон и отдых. За месяц добрался, а тут такая незадача. Родственник участок обитания сменил, переселился, значит, путём равноценного обмена ближе к реке. Ну, там новый хозяин мне объяснил, как к родственнику добраться, но я чего-то заплутал. Сам не пойму. Нюх, что ли начал пропадать?

— Промахнулся ты, дорогой, — сказал Шелестов. — Километра эдак на полтора. Сейчас вернёшься назад и смотри по левой стороне. Грунтовки там особой уже нет, заросла, но колею разглядеть ещё можно. Она тебя прямо к старому аэродрому и выведет.

— Мужик, — сказал медведь, прикладывая лапу к груди, — от всего сердца. Бывай, мужик, я пошёл.

— Лесом иди, не по асфальту, — напутствовал зверя Шелестов, однако медведь его не услышал. Одним прыжком он перескочил кювет и исчез в придорожном кустарнике.

— Прощай! — сказал Шелестов…


…Велосипед тряхнуло и повело в сторону. — А, блин! — вскрикнул Шелестов, резко выворачивая руль влево. В какой момент он забылся и съехал на обочину? Не удержав равновесия, он стал падать, но успел подставить под налетающий асфальт руку. Неудачно. Крайне. Боль была такой силы, что он едва не потерял сознание. Похоже, он сломал запястье. Шелестов с трудом вытащил мобильный телефон, набрал ноль-два и, кривясь от боли, простонал: — Скорая?! Седьмой километр дороги… На лесопункт. Перелом руки. Приезжайте. Немедля!

Одиннадцать оранжевых огней часть вторая, весёлая Свободный охотник

месяц: август; день недели: пятница; место: двор восьмиквартирного, двухэтажного дома; время: ноль часов, ноль две минуты


К ночи нестерпимая жара спала. Северный ветер наконец-то пробил укреплённые рубежи антициклона и широким фронтом устремился в расширяющийся прорыв, сминая, рвя в клочья и выдувая из глухих углов застоявшийся жаркий воздух. Циклон наступал. Шабуров, раскрыв настежь все окна в квартире, вышел на крыльцо покурить.


(Спойлер. «В табачном дыме нет ничего загадочного, табачный дым — это просто дым»; «В сигаретном дыме нет ничего загадочного. Это просто вредная привычка»).


Белые ночи уже сошли на нет и в фиолетово-чёрном небе проступали первые яркие точки звёзд. Шабуров, задирая вверх голову, высматривал знакомые рисунки созвездий. Высматривал, но не забывал затягиваться сигаретным дымом (в котором не было ничего загадочного). Затягивался и пускал в фиолетово-чёрное небо толстую струю дыма, представляя себя отчего-то паровозом. Паровозы он ещё застал в детстве. Паровозы ходили по железнодорожной ветке, соединяющей городок с большой железной дорогой до тех пор, пока их не заменили чехословацкими маневровыми тепловозами марки ЧМЭЗ, тип 3. О названии тепловоза и его типе ностальгирующий по детству Шабуров узнал из Википедии. Он долго и внимательно рассматривал фотографии тепловозов, испытывая щемящее чувство то ли сожаления, то ли тоски по ушедшему времени.

Шабуров вообще часто вспоминал о своём детстве, недоумевая как быстро оно закончилось. И детство, и отрочество, и юность, и молодость, и зрелость. К Шабурову подступала старость и он чувствовал её леденящее дыхание. Шабуров затянулся, выпустил толстую струю дыма и невесело усмехнулся. Душой он был молод, но тело готовилось его подводить. Во всех смыслах. А ведь он был ещё ого-го, но в душе. Шабуров снова невесело усмехнулся, загасил окурок о подошву спортивного ботинка, поискал глазами куда бы его бросить. Дежурной банки у порога не оказалось и он, оглядевшись, щелчком отправил окурок в густую траву, росшую за дорогой. Некрасиво получилось, однако пусть несут ответственность те, кто регулярно убирал злосчастную банку от порога. Это были ровно те же люди, которые гнали Шабурова курить за сараи, угрожая сообщить о нём куда следует для «принятия соответствующих мер административного воздействия за курение в неположенном месте». С этими людьми у Шабурова была нескончаемая холодная война, однажды чуть не дошедшая до рукоприкладства. Если бы Шабуров, стиснув зубы не удалился домой, то наверное… О нехорошем думать не хотелось.

Он вытащил из пачки очередную сигарету, машинально посмотрел вверх и вправо. Очень своевременно. В чернильно-фиолетовой тьме медленно разгоралась оранжевым светом падающая звезда и не успела она погаснуть, как зажглась другая. Потом начался целый звездопад. По две — друг за другом. Шабуров, не торопясь, загадал желание, попутно считая вспыхивающие и гаснущие метеоры. Или метеориты? Последний, одиннадцатый метеор, или метеорит, летел к земле и горел дольше остальных. Когда он погас окончательно, в округе суматошно залаяли собаки: одна за другой, взахлёб и с какими-то тревожными подвываниями. Шабуров с минуту вглядывался в небо, ожидая продолжения звездопада. Продолжение не последовало.

Падающие звёзды сгорели, а вслед за ними, с тихим жужжанием во двор опустилась летающая тарелка. Точнее, дисколёт классического вида: примерно четыре метра в диаметре, сложен из конусообразный половинок, полукруглая башенка наверху в центре. Дисколёт завис в полуметре над землёй таким образом, чтобы край его был вровень с крыльцом. Щёлкнув зажигалкой, Шабуров раскурил сигарету. Он не испытывал ни испуга, ни потрясения. Обычное же дело — летающая тарелка во дворе. Люк в башенке открылся и наружу выбрался инопланетник в плотно прилегающем к телу скафандре. Честно говоря, Шабуров не ожидал, что инопланетник появится так быстро. До этого момента он мысленно прикидывал какого вида будет пришелец. Инопланетник оказался разочаровывающе обычным. То есть он ничем не отличался от человека. Роста среднего, комплекции средней, пожалуй, только лицо неуловимыми чертами отличалось от человеческого. Вроде бы человеческое, но одновременно и нечеловеческое, вызывающее лёгкое отвращение. Смотреть в такое лицо долго не хотелось. Шабуров приноровился глядеть на него чуть искоса.

— Здорово, мужик, — сказал инопланетник, усаживаясь на корпус дисколёта поближе к краю. Броня летающей тарелки была обожжена, исполосована лучами лазеров и бугрилась в местах пробоин грубо наложенными заплатами.

— И вам не хворать, — тактично ответил Шабуров, пряча за спиной сигарету.

— Воды не найдется? — спросил инопланетник, — а то радиатор закипел.

— Найдём, — сказал Шабуров, — отчего ж не найти.

Инопланетник залез по пояс в башенку, вытащил помятое ведро и протянул Шабурову. Шабуров сходил за водой. Инопланетник, открутив в корпусе пробку, залил воду в радиатор.

— Мало, — оценивающе глядя в горловину, сказал инопланетник.

Шабуров, без лишних разговоров, принёс второе, затем и третье ведро.

— Вот теперь достаточно, — сообщил инопланетник, закручивая пробку. Ведро он небрежно закинул в люк.

— Закурим? — пришелец достал свои инопланетные сигареты.

— Не откажусь, — не стал отказываться Шабуров.

Они закурили. Вкус у инопланетного табака был своеобразный: крепкий и поднимающий настроение.

— Ну, что у вас там происходит, на просторах Галактики? — спросил Шабуров.

— У нас там война, — сказал инопланетник, — очередная по счёту. Как принято, всегалактическая. В предыдущую мы одержали победу, хотя… врага пожалели, добивать не стали, потому что тотальный геноцид есть занятие чрезвычайно утомительное. Оказалось — зря. Теперь приходится исправлять допущенную ошибку. Видели в небе огни? Это спасательные капсулы. Вражеский транспортник. Пришлось за ним погоняться. Забрался в самые е…. глухомань. Ваша планета — самое то, чтобы укрыться и пересидеть. Захолустье. Без обид.

— Нам нравится, — в Шабурове взыграл местечковый патриотизм.

— В каждой избушке свои погремушки, — дипломатично отвествовал пришелец.

— Кто ваш враг?

— Мерзкие твари, — сказал инопланетник. — Если бы хоть одна из них уцелела, вам бы здорово не повезло. Тут важно, — добавил он, — кто успеет первым. Иначе всему кранты. Планеты им, что позавтракать. Звездные системы на закуску, а Галактика — чисто праздничный пирог.

— Такие опасные?

— Хуже, — пришелец беспокойным взором окинул небесный свод, — назойливые. До невозможности. Бесят.

Он встал во весь рост.

— Запозднился я с вами. Пора. Держите, — инопланетник бросил Шабурову непочатую пачку сигарет. — Не подумайте ничего такого… Типа дикарь и цивилизованный человек. От чистого сердца, всё, чем могу отблагодарить. Подарок.

— Да я и… не думал, — ловко поймав сигареты, сказал Шабуров.

— Прощайте, — инопланетник скрылся в надстройке. Люк закрылся. Дисколёт, или летающая тарелка бесшумно поднялась, зависла на секунду и мгновенно исчезла. Растворилась в ночном августовском воздухе, будто и не было её вовсе.


(Спойлер. Одиннадцатая капсула не сгорела и благополучно достигла поверхности Земли. Однако спасшиеся ничего ужасного не сотворили. Вызвали эвакуатор и улетели. Потому что Земля — это грёбаное захолустье).

Собутыльники

Петров хряпнул стакан водки, занюхал чёрствой коркой бородинского хлеба, обнял Давыдычева и сказал:


— Л-л-л-ёня, представь себе, в Ячменево со всей дури [sensored] инопланетный корабль. Размерами — во! — на два таких района, как это сраное Ячменево. Представляешь, Лёня, его подбили наши доблестные соколы из ВКС, во время ночного полёта к Солнцу. Представляешь, Лёня, наши доблестные соколы каждую ночь выполняют тренировочные полёты к Солнцу. Солнце, Лёня, чтоб ты знал — это звезда, благодаря которой существует жизнь на Земле. Наша с тобой жизнь, Лёня. Мы живём благодаря Солнцу и тому, что водку в ближайшем гастрономе продают с восьми ноль-ноль утра и до двадцати трёх часов вечера, без перерывов на выходные и праздники. Лёня, [sensored], мы счастливые люди. Потому что мы сидим, греемся на солнышке, в сквере на скамеечке, и столик у нас есть, Лёня, и на столике закусочка, и беленькая распечатанная, и сидим мы, Лёня, и пьём эту самую водочку, вдумчива и никуда не торопясь, закусываем маринованными огурчиками и докторской колбасой на бородинском хлебе, Леня, и хорошо нам очень, и солнышко светит ласково, и ветерок летний нас овевает, и деньги у нас на кармане, Лёня, имеются, чтобы раздавить бутылочку и сходить за следующей, и закусочки прикупить, и всё у нас чики-пуки, а наши героические соколы, Леня, каждую ночь садятся в кабины своих истребителей и летают к Солнцу в ночное время, ориентируясь по приборам, чтобы слетать туда и обратно пока не наступило утро. Солнце, Лёня, — это раскалённый шар, выбрасывающий в космос гигантские протуберанцы. Температура на поверхности Солнца, Леня, я тебе скажу, [sensored], миллионов градусов. Если бы наши пилоты летали к нему днём, они бы сгорели, Леня, [sensored], дотла, прямо на подходе. Поэтому они летают к Солнцу в ночное время, с восьми ноль-ноль вечера, до шести ноль-ноль следующего утра, виртуозно огибая грёбаные протуберанцы и полёт их напоминает порхание бабочек. Лёня! Это смелые парни, Лёня, и за них мы сейчас с тобой выпьем. Выпьем, Лёня, и закусим чёрствым бородинским хлебом и балтийской килькой в слабосолёном рассоле.


Давыдычев принял стакан и хряпнул вместе с Петровым, занюхав беленькую мятым рукавом пиджака. Он был пьян и неразговорчив, в отличие от не в меру говорливого собутыльника. В ночные полёты на Солнце он не верил, как не верил в инопланетян, но вдохновенному вранью Петрова не мешал. Если человеку нравится травить байки и плести небылицы, то для чего его останавливать? Разве что когда он перейдёт на конкретные личности, начнёт оскорблять и придумывать всякие гадости. Вот тогда его стоит несколько укоротить, успокоить и наглядно показать, насколько он был неправ. Хотя, может быть, следует укоротить Петрова немедленно, потому что Петров всё-таки несколько заврался… Занесло Петрова на повороте, не удержался таки Петров в рамках допустимого градуса лжи… Давыдычев обвёл нетрезвым взглядом близлежащие окрестности. Кругом обнаруживались трудовые будни, без всякого признака лихорадочной паники. Приятели сидели в тихом дворике, на скамейке рядом с детской площадкой, укрытые от глаз бдительной общественности кустами акации, густо усыпанными зеленовато-бурыми стручками, из которых в детстве великолепно делались свистульки. Для начала стручок надо было разломить пополам, затем осторожно вскрыть ногтем оставшуюся половинку стручка по одному шву так, чтобы не повредить второй, аккуратно выдавить все горошины и вуаля, — свистулька готова. Останется только прижать её губами и подуть, чтобы извлечь характерный крякающий звук. Давыдычев, сложив губы трубочкой, протянул руку и сорвал с ближайшей к нему ветки самый длинный стручок, не заметив, как вытянулось лицо Петрова. От скамейки и до акации было метра четыре, не меньше.


— Хочешь знать, что я об этом думаю? — спросил Давыдычев, непроизвольно разламывая стручок напополам, — о твоём инопланетном корабле, рухнувшем на Ячменево? Пургу ты гонишь, Костя, стопроцентно голимую ахинею. Раскинь внимательно мозгами, Костя. От нас до Ячменево по прямой сколько будет километров? Полтора от силы. Это раз. Что такое есть Ячменево? Ячменево есть достаточно крупный город-спутник, размерами превосходящий расстояние от границы нашего областного центра до границы этого самого Ячменева. Протяжённость его с севера на юг составляет пять целых и девять десятых километра, а с запада на восток так вообще двадцать восемь целых и шесть десятых километра. Это два. Удваиваем пять целых девять десятых и получаем… получаем… одиннадцать и восемь километра. Это три, Костя!


Здесь Давыдычев, наконец, обратил свой взор на Петрова.


— Ой, как не вовремя, — огорчённо пробурчал он, вспомнив о неуместном трюке с рукой.


…Острая клешня передней хватательной лапы того, кто называл себя Давыдычевым, ударила со всего размаху в прочную броню того, кто называл себя Петровым, ровно в тот момент, когда зазубренный хвостовой шип того, кто называл себя Петровым отскочил от крепкого хитинового панциря того, кто называл Давыдычевым.


Истина, в общем, всегда где-то рядом.

Дезинсектор

Огромная толпа собралась у скалы. Толпа молчала и смотрела вверх. А сверху на толпу смотрел Максаков. В руках он держал пятизарядное помповое ружьё, в котором не было патронов. Патроны у Максакова закончились на прошлой неделе, когда ему пришлось с боем выбираться из города. Город был его продуктовой базой. Относительно безопасной до последнего времени. Жители бежали из него в самом начале катаклизма, не дожидаясь заражения. Продукты Максаков достал, а вот заправиться не успел. Счастье, что сумел доехать до скалы на последних каплях бензина. Хотя, как доехал? Заглох в метрах двухстах от дома, если это можно назвать домом, и пришлось Максакову таскать двести метров коробки, мешки и пластиковые фляги с водой на себе, утопая в песке и обливаясь потом. С некоторых пор Максаков жил в пещере, на высоте пяти-семи метров над уровнем, нет, не моря — песчаной долины. В пещеру он понимался по верёвочной лестнице, груз затаскивал наверх, используя ручную строительную лебёдку.


Раньше был у Максакова товарищ. Можно сказать — друг. По несчастью. Сподвижник, прикрывавший Максакову спину. Был, да ушёл. Собрался, забрал часть продуктов и половину всего боезапаса: двадцать три патрона двенадцатого калибра, начинённых крупной дробью, картечью и коническими свинцовыми полуоболочечными пулями. Он ушёл на восток. Максаков был рад тому, что он оставил машину, но очень жалел взятых товарищем патронов. Оружие и боеприпасы ценились в новом мрачном мире выше, чем еда, вода и средства передвижения. Человек с ружьём в новом мрачном мире имел больше шансов на выживание, чем человек без ружья.


Товарищ отправился в путь на рассвете. Через несколько дней после его ухода Максаков поехал в город за продуктами и там на него напали заражённые, от которых ему пришлось спасаться бегством, из-за чего он растратил весь наличный боезапас и остался без топлива. Если, конечно, не считать единственного патрона, припасённого на крайний случай и двухлитровой пластиковой бутыли, заполненной бензином наполовину. Этим бензином он заправлял туристический примус, на котором разогревал продукты быстрого приготовления. Максаков достал заветный патрон, вставил в подствольный магазин, продвинул внутрь большим пальцем до характерного щелчка, потянул цевьё и дослал патрон в патронник. Теперь он чувствовал себя более уверенным.


Прислонив ружье к стене, Максаков взялся за разборку продуктов, наваленных грудой у входа. Для начала он перетащил вглубь пещеры бутыли с водой, затем принялся сортировать коробки и пакеты — отдельно консервы, отдельно каши, супы, вермишель, лапшу быстрого приготовления, отдельно хлебцы, пряники, печенье, сушки, бублики — и складывать их в штабель по номенклатуре, чтобы не рыться в поисках нужной опции. Одиночество, страх и безысходность незаметно сводили его с ума, отчего он, сам того не замечая, временами начинал мыслить канцеляризмами высшей пробы.


Один из пакетов привлёк его внимание аляповато-кричащей расцветкой и большими ярко-алыми иероглифами. Максаков дёрнул за стягивающую горловину жёлтую плетёную нить, но пакет, вместо того, чтобы раскрыться, самым неожиданным образом лопнул с громким хлопком по всей длине и прессованные бурые плитки посыпались на пол. Резкий запах расползся по пещере. Максаков, чертыхнувшись, наклонился, чтобы собрать упавшие брикеты не известно чего и так и застыл, потому что увидел…


…это был прямоугольный box, коробка чёрного пластика с закруглёнными краями. На лицевой части коробки находилась зелёная выпуклая кнопка. Под кнопкой на пяти языках: английском, французском, немецком, русском и японском было написано: «Вызов экстренных служб». Шестой язык, он же главный, он же первый был, само собой разумеется, китайский. Максаков поднял коробку. Скрестив ноги, он уселся на полу и принялся изучать находку. Кроме кнопки и надписей в коробке не было ничего примечательного. Покрутив коробку так и сяк, Максаков решился и надавил на кнопку.


— Универсальная служба очистки. Оператор. Слушаю, — раздался из микрофона женский голос. Оператор говорила на чистейшем русском языке. — Слушаю, — нетерпеливо повторила оператор. — Говорите, не занимайте линию!


Максаков торопливо отключился. Он был не просто ошеломлён, он был… Максаков не мог подобрать чёткого сравнения к своему душевному состоянию. Это что, шутка такая? Издевательский розыгрыш?! Служба очистки! Откуда здесь быть службе очистки? Какая, к чёрту, служба очистки, когда мир однозначно обрушился в тартарары, а тех, кто остался здоров, можно спокойно пересчитать по пальцам? Если есть вообще кого пересчитывать, кроме самого Максакова?!


Однако служба очистки оказалась вполне себе материальной и неизвестный оператор про сброшенный Максаковым звонок не забыла.


— Универсальная служба очистки. Оператор Гу… Извините, проблема с языковой конверсией… то есть с переводом… Оператор Гу… сельникова. Ваша заявка принята к исполнению. Местоположение?.. Координаты установлены. Так, галактика ГТ номер восемь-девять-пять, дробь семнадцать шестьдесят три четыреста восемьдесят шесть, Млечный Путь по-вашему, Рукав Ориона, Местный пузырь, Солнечная система, третья планета от центрального светила, широта… долгота…


— Ноль тридцать в тентуре, — сказал Максаков, — семь в спирали.


— Гражданин, — требовательно сказала оператор Гу(сельникова), — не отвлекайте. Широта и долгота определены. К вам направлен наш сотрудник. Ждите.


Ждать пришлось недолго. Работник Универсальной службы очистки материализовался в пещере через шестьдесят секунд после того, как оператор сообщила Максакову об отправке специалиста. Выглядел специалист на удивление обыденно. Максаков представлял инопланетянина (а в том, что служащий очистки был настоящим инопланетником Максаков не сомневался) несколько иначе. Пришелец же внешне ничем не отличался от среднестатистического существа мужского пола (две руки, две ноги, одна голова). Рост чуть выше среднего, телосложение плотное, лицо вытянутое, губы тонкие, нос прямой, волосы черные, с едва пробивающейся сединой на висках, в блекло-серых глазах застыла усталость. Максакову был хорошо знаком этот взгляд — взгляд человека, вынужденного заниматься опротивевшим делом.


— Дезинсекция, — сказал инопланетник, — вызывали?


— Формально, нет, — ответил Максаков, — не вызывал.


— Тем не менее, — сказал дезинсектор, — наряд оформлен. Будем разбираться. На что жалуетесь?


— Не знаю, — честно признался Максаков.


— Разберёмся, — сказал дезинсектор. — Показывайте.


— Извольте, — сказал Максаков и провёл дезинсектора к выходу из пещеры. — Смотрите…


— Ага, — глубокомысленно изрёк дезинсектор. Сев на корточки, он поглядел вниз.


— Давно это случилось?


— Шестнадцать месяцев, — сказал Максаков, выглянув вслед за дезинсектором, — и двадцать восемь дней назад.


— Навскидку — паразит, — задумчиво сказал дезинсектор, — но точно определить можно только после детального осмотра на местности. В общем, надо посмотреть.


— Куда? — спросил Максаков.


— Туда, — сказал дезинсектор, указывая большим пальцем направление.


— Но там же, — выдохнул Максаков, — эти!


— Ну, эти, — сказал дезинсектор, — и что? Эти-то как раз не проблема. Проблема заключается в точности верификации заразы и локализации исходного очага поражения. Значится, так…


Инопланетник подошёл к контейнеру (контейнер материализовался вместе с пришельцем) и приложил ладонь к боковой стенке. Щелкнул замок и контейнер раскрылся. Пришелец, скинув куртку и сняв ботинки, быстро переоделся. Его снаряжение также откровенно разочаровывало. Не было в нём ничего сверхтехнологичного и супервыдающегося. Оно состояло из:


1. защитного комбинезона, белого, одноразового;

2. защитной маски полнолицевой;

3. защитных перчаток резиновых прочных;

4. защитных бахил на толстой подошве;

5. ремня широкого тканевого прочного;

6. наушников;

7. ранцевого баллона с дезинсектирующей жидкостью;

8. генератора горячего тумана с длинной трубой и сменными насадками-форсунками;

9. ручного распылителя дезинсектирующей жидкости;

10. запасных канистр с топливом, крепящихся к поясному ремню в количестве двух штук;

11. сухого пайка питательного калорийного и бутыли с питьевой водой в поясной сумке;

12. полевой аптечки;

13. фибрового чемодана, окрашенного в казённый зелёный цвет.


— Берите чемодан, — распорядился дезинсектор. Максаков взялся за ручку. — Ну, и о чём вы задумались? Открывайте! — Максаков послушно открыл крышку. Чемодан оказался под завязку набит гранатами.


— Умеете обращаться? — спросил инопланетник.


— Что вы, нет, конечно, — сказал Максаков.


— Это несложно, — успокоил Максакова дезинсектор. — Крепко сжимаете в ладони, дёргаете за кольцо и бросаете. Справитесь?


— Попробую, — сказал Максаков.


— Пробовать не надо, — сказал дезинсектор, — надо хорошенько размахнуться и бросить гранату как можно дальше. Желательно в самый центр толпы, либо как можно ближе к её центру.


Максаков сжал зубы, выдернул чеку и швырнул гранату, вложив в замах всю свою силу.


— Отличный бросок, — похвалил Максакова инопланетник. — Аккурат под углом в сорок пять градусов.


— Я старался, — пробурчал в ответ Максаков. Странно, но взрыва он не услышал.


— Ладно, я пошёл, — сказал дезинсектор, сбрасывая верёвочную лестницу. — Генератор спустите мне на тросе. Да, и вот что. Усыпляющий газ действует максимум двенадцать часов. Поэтому, как только увидите, что эти начинают проявлять признаки жизни, кидаете новую гранату. И так до тех пор, пока я не вернусь. Гранат в чемодане много, думаю, вам хватит надолго. В любом случая, я постараюсь долго не задерживаться. Едой вы обеспечены, терпения вам тоже не занимать. Дерзайте.


Он надел маску, ободряюще махнул рукой и скрылся из глаз. Максаков спустил инопланетнику генератор, взял гранату и уселся на краю пещеры, свесив вниз ноги. Дезинсектор быстрым шагом шёл по дороге к городу. Толпа заражённых живописно лежала в беспамятстве, сражённая усыпляющим газом. Максаков достал из кармана пшеничный сухарик. Что ему ещё оставалось? Хрустеть солёным сухариком и терпеливо ожидать завершения этой… этой… фантасмагории. Ведь терпение его второе «я».


Дезинсектор возвратился девять гранат спустя. Впервые одиночество не тяготило Максакова. Максаков развлекался. Он кидал гранаты, хрустел пшеничными сухариками и запивал их минеральной водой «Боржоми». Завидя дезинсектора, Максаков сбросил ему лестницу. Дезинсектор медленно забрался наверх. Выглядел дезинсектор уставшим. Его комбинезон был покрыт бурыми пятнами и порван во многих местах. Труба генератора была погнута, а ранцевый баллон держался на одной плечевой лямке. Защитная маска с треснувшим забралом болталась на груди. Прочные резиновые перчатки были разъедены до дыр. Аптечка изрядно похудела.


— Дело сделано, — сказал дезинсектор. — Очаг поражения ликвидирован. Как я и предполагал, источником заразы был паразит. Регулианский сморчковый гриб. Р-р-едкостная гадость. Распространяется посредством спор. Споры проникают в кровоток, разрастаются и грибное тело прочно укореняется на позвоночнике у основания черепа. После уничтожения маточной грибницы, вторичные тела отмирают сами. Без всяких опасных последствий для жертв, к счастью. Ну, разве голова будет болеть. Да, кстати, я тут захватил по пути… — инопланетник вручил Максакову мобильный телефон. — Правда, звонить покамест некому… кроме нашей конторы… однако, я полагаю, ненадолго.


— Не уверен, — сказал безрадостно Максаков. — Я вам что-нибудь должен? За работу?


— Нисколько, — сказал дезинсектор. — Мы — учреждение бюджетное. Распишетесь в наряде и всё. Да, чтобы не забыть. Возьмите нашу визитку. Звоните в любое время дня и ночи. Выход через пятёрку. Сначала набираете звёздочку, решётку, амперсанд, затем пять и номер.


— Давайте ваш наряд, — сказал Максаков. — Где расписаться?


— Не спешите, — сказал дезинсектор, снимая баллон, — прежде нужно убедиться в результативности очистки. Когда вы в последний раз использовали гранату?


— Часов у меня нет, — произнёс Максаков, — солнце едва взошло…


— Понятно, — сказал дезинсектор, оттягивая рукав комбинезона. — А у меня часы есть. Сейчас двенадцать сорок семь по местному времени. Если учесть, что солнце в этой местности, в этот период года всходит в час пятьдесят два, то ваши соплеменники должны очнуться с минуты на минуту. Вот! Что и требовалось доказать. Потеря ориентации, головокружение и частичное выпадение поля зрения. Типичная симптоматика. Не беспокойтесь, временная.


— Я не волнуюсь, — Максаков едва сдерживался, чтобы не отвести взгляд. Вид бессмысленно ползающих по песку людей, отвращал.


— Неприятное зрелище, согласен, — сказал дезинсектор.


— Проблема не в этом, — процедил сквозь зубы Максаков, — проблема в том, что будет с нами после.


— Вы справитесь, надеюсь, — сказал дезинсектор, — впрочем, я мог бы вам помочь.


— Помочь? Чем?


— Это крайне неофициально, — помедлив, сказал инопланетник. — В нашей системе не поощряют рекламу конкурентов. Если об этом узнают, я могу лишиться места.


— Не узнают, — сказал Максаков. — По крайней мере, не от меня.


— Существуют фирмы, из частного сектора, которые за фиксированную плату полностью устраняют все последствия негативного воздействия чужих патогенных форм жизни. Приводят, так сказать, нечувствительно к состоянию до…


— Какова цена услуги?


— Процент от всех запасов полезных ископаемых на планете. В необработанном виде. Изымается так же. Нечувствительно… для аборигенов.


— Я не вправе, — сказал Максаков, — распоряжаться. Это привилегия власти…


— И кто здесь власть? — дезинсектор покрутил головой в поисках ответственных за решение лиц. — Не вижу никого, кроме вас. Так уж получилось, что власть сегодня вы и вам решать, принять или отказаться от предложения. Распишитесь… Копия ваша… и визиточку. Рекомендую настоятельно. Исключительно добросовестные парни. Солидная компания. Никакого обмана. Девятнадцать тысяч лет на рынке клиниговых услуг. Решайте. Всех благ!


Дезинсектор исчез вместе с контейнером, оставив Максакова наедине с вновь обретшими свободу людьми внизу и гамлетовской дилеммой в душе. Звонить, или не звонить?

Кнопка

Фиделя Парамоновича вызвали Туда. Грозный неразговорчивый курьер, доставивший по месту проживания вызываемого документ Оттуда, вручив Фиделю Парамоновичу повестку, сунул под роспись канцелярскую книгу учёта в зелёной клеёнчатой обложке, сурово козырнул, развернулся через левое плечо и вышел, громко хлопнув дверью. Фидель Парамонович дрожащим руками развернул перечеркнутую наискось красной полосой бумажку и прочитал: «ПОВЕСТКА, № 137, Числа 24, месяца 7, года 19… Гражданину Сиваковскому Фид. Парамон., проживающему адр……., Предлагается Вам явиться в 10 час утра, дня 4, по Быховскому бульв., дом 38, комн. 26. В случае неявки в указанное время Вы будете доставлены в принудительном порядке под конвоем». Супруга Фиделя Парамоновича, Аделаида Павловна, прижав ладони к щекам, беззвучно заплакала. Фидель Парамонович тяжело опустился на табуретку. Бумажка, выпав из его ослабевших рук, тихо спланировала на пол. Сердце Фиделя Парамоновича тоскливо заныло, чуя наползающую беду.


— Ты, мать, не плачь, — сиплым голосом успокоил Аделаиду Павловну Фидель Парамонович, — не хорони раньше времени. Мы люди порядочные, живём как все, законов не нарушаем.


— И-и-и-и, — завыла громче Аделаида Павловна.


— Цыц, баба! — прикрикнул на неё Фидель Парамонович. Подобрав повестку с пола, он решительно встал и сказал, обращаясь к супруге. — Налей-ка, ты, мне водки, мать. И собери узелок на завтра. Самое необходимое. Разберешься.


Следующим днём Фидель Парамонович, вставши с постели грустным и невыспавшимся, выпил горячего сладкого чаю с хлебом, маслом и варёной колбасой «Любительская говяжья», взял узелок, тщательно собранный Аделаидой Павловной и безнадёжным шагом отправился Туда. Путь от дома до бульвара занял у него тридцать две минуты. Он вышел к дому номер тридцать восемь за десять минут до назначенного времени. В вестибюле его остановил дежурный. Фидель Парамонович отдал ему повестку. Дежурный внимательным образом оглядел Фиделя Парамоновича. При виде сиротского узелка губы дежурного дрогнули в едва заметной усмешке. Фидель Парамонович, от глаз которого не укрылось этакая неуставная демонстрация чувств, счёл это дурным знаком. Дежурный позвонил по телефону. Весь разговор брови его хмурились, он выслушивал невидимого собеседника с недовольным выражением лица. Положив трубку, дежурный вернул повестку Фиделю Парамоновичу и сказал: — Подниметесь на второй этаж, третья дверь направо. Уходя, Фидель Парамонович неловко поклонился дежурному, но дежурный уже читал какую-то бумагу, лежащую перед ним на столе и подобострастного унижения Фиделя Парамоновича не видел.


У кабинета № 26 Фидель Парамонович на минуту задержался, переводя дух. По коридору ходили офицеры, многие прижимали к бокам серые папки, но никто не обращал на Фиделя Парамоновича никакого внимания. Для офицеров он был как бы несуществующим пустым местом. Фидель Парамонович догадывался, что таким он для них и останется ровно до того момента, пока не переместится в разряд материала, с котором требуется поработать. Не исключено, что произойдёт это очень скоро.


Фидель Парамонович поправил воротник рубашки и робко постучал в дверь.


— Войдите! — раздался голос из-за двери и Фидель Парамонович вошёл.


Офицер в звании капитана, не глядя на вошедшего, приказал: — Садитесь! Фидель Парамонович торопливо опустился на стул, установленный напротив стола, за которым сидел капитан.


— Давайте! — сказал капитан, нетерпеливо щёлкнув пальцами.


— Что?! — растерялся Фидель Парамонович.


— Повестку! — сказал капитан, не поднимая голову от стола.


Филипп Парамонович вложил в пальцы капитана требуемый документ.


— Так! — сказал капитан, впервые за весь разговор обращая свой взор на Фиделя Парамоновича. — Это что? — спросил он, тыкая рукой в лежащий на коленях узелок.


— Вещи, — сказал Фидель Парамонович. — Необходимый минимум. Полотенце, мыло, зубная щетка, паста, носки… папиросы.


Капитан заглянул в повестку.


— Товарищ Сиваковский, — сказал он задушевным тоном, — какая глупость, право слово. Никто не собирается вас арестовывать. Мы же здесь не звери какие-то. Вас пригласили для беседы, а что до повестки, то повестка бумага формальная, годная на все случаи жизни. Ну и, конечно, элемент профессиональной деформации, не стану отрицать. Служба у нас, сами понимаете, тяжелая, где-то неблагодарная, вот и зачерствеваешь душой, забываешь порой, что есть на свете нормальные граждане, обыкновенные честные работяги! Такие как вы, уважаемый Фидель Парамонович. И поэтому, — капитан вытащил из ящика стола серую картонную папку-скоросшиватель, на обложке которой было выведено каллиграфическим почерком: «Дело № 1548/79, Сиваковский Ф.П., 19.. г.р., беспартийный, из рабочих, Начато: 21 января 19.. г., Закончено: ….», — мы хотим предложить вам работу. Не волнуйтесь, занятие по вашему возрасту, спокойное и необременительное, однако, предупреждаю заранее, крайне ответственное. Как вы смотрите на это предложение? — Давайте ваши пожитки, — сказал капитан. Фидель Парамонович машинально отдал ему узелок. Капитан бережно положил его рядом с папкой.


— Можно, я подумаю? — спросил Фидель Парамонович.


— Посоветуетесь с супругой, — весело сказал капитан и резко сменив тон, продолжил серьёзно, — можете, конечно, можете. Пяти минут, надеюсь, вам достаточно? — Ладонь капитана, как бы невзначай, придавила папку с делом Фиделя Парамоновича. «У нас не принято отказываться», — почудилось Сиваковскому и он, кашлем прочистив враз пересохшее горло, сказал: — Это лишнее. Я согласен.


— Вот и правильно, — обрадовался капитан. — Сейчас вы пойдёте в отдел кадров. Дальше по коридору, комната № 33, по правую сторону. Паспорт у вас собой? Капитан поднял трубку телефона внутренней связи. — Идите, идите, товарищ Сиваковский, вас там уже ждут.


Сколько не бегай, а от судьбы не убежишь. Истинность этой поговорки Ду-тс-Кан проверил на собственной шкуре. Он был пойман стражниками Дома Радости за незаконным и предосудительным занятием. Ду-тс-Кан бездельно и беспечно чертил во времени и пространстве затейливые петли световых узоров. Стражники довольно грубо отволокли Ду-тс-Кана к Заботливому Брату (по-нашему — судье), который, выслушав показания стражников, мягко упрекнул задержанного в уклонении от общественно-полезного труда и благожелательно одарил его радостью нажимания на т-цок (по-нашему — кнопку) в течении сезона энх-тэ-бо (по-нашему — года). Ду-тс-Кан, послушно согнув колени, позволил стражникам вынести себя из Зала Милосердия, чем вызвал у Заботливого Брата чувство искреннего сострадания. Заботливый Брат учтиво просил стражников вернуть Ду-тс-Кана в Зал Милосердия, после чего милостиво рекомендовал задержанному нашейное кольцо успокоения (по-нашему — ошейник, начинённый взрывчатым зарядом) за то, что задержанный не выказал достаточного восхищения мудростью и терпением Заботливого Брата, согласившегося помочь заблудшему соплеменнику и увеличил срок нажимания на т-цок до энх-тэ-со (по-нашему — до двух лет), с правом досрочно вкусить Радости (по-нашему — быть взорванным), если надзирающим стражникам покажется, что оступившийся сородич не склонен к исправлению. Ду-тс-Кану пришлось склониться в глубоком поклоне, чтобы стражнику было сподручнее замкнуть на его вытянутой шее массивное кольцо успокоения. Заботливый Брат, видя такое обуздание гордыни, позволил наказуемому покинуть Зал Милосердия на своих ногах. Стражники отвели Ду-тс-Кана в Дом Радости и заперли в низкой камере, где не было ничего, кроме дымчатой т-цок и тусклого н-гоф (по-нашему — экрана). Над экраном каллиграфическим почерком был выведен лозунг: «Работа через Радость».


В комнате, куда привели Фиделя Парамоновича, не было ничего, кроме стола, абонентского громкоговорителя, небольшого пульта на столе с единственной чёрной кнопкой в центре наклонённой под небольшим углом панели и маленьким красным экраном над столом. Комната запиралась механическим кодовым замком. Снаружи, в коридоре, прямо у входа, сидел дежурный офицер, у которого Фидель Парамонович должен был регистрироваться каждый раз, когда выходил из комнаты или входил в неё. Трудовой день начинался с 8.00 утра и заканчивался в 18.00 часов вечера. На обед отводился один час: с 12.00 до 13.00. Воскресенье был выходным днём.


Вообще-то кнопок было две. На вторую Фидель Парамонович должен был нажать, если хотел покинуть рабочее место, потому что замок открывался только после того, как была нажата эта кнопка. Кому она сигнализировала — дежурному ли офицеру, или кому-то другому — Сиваковский не знал. Поначалу он забывал её нажимать и тупо набирал код, не понимая, почему замок не отмыкается, но постепенно наловчился и больше такой глупой ошибки не совершал. Работа ему нравилась. Он приходил к восьми часам, запирался, включал радио и читал принесённые с собой журналы и газеты. В двенадцать он спускался в столовую и не торопясь ел. Пообедав, он шёл в туалет, выкуривал папиросу и возвращался наверх, в комнату. Он отработал полную неделю и за всё это время красный экран ни разу не зажёгся. Фидель Парамонович не задавался вопросом для чего нужна была кнопка на пульте и что могло произойти после того, как он нажал бы на неё. Не мудрствуя излишне, он приходил и уходил, ожидая, когда красный экран оживёт.


Ду-тс-Кан провёл в заключении ифт-де-ро (по-нашему — неделю), ожидая, когда тусклый н-гоф осветлится. Кольцо успокоения не давало ему сбежать, иначе он без лишних раздумий сиганул бы в любую из циклично возникающих в камере пространственно-временных воронок. Что оставалось бедному Ду-тс-Кану? Устроиться, подогнув колени, рядом с туманной т-цок и, не мигая, таращиться на тусклый н-гоф. Печальна, ах, печальна участь наказуемого.


…человек в длинном коридоре пересёк невидимую черту, красный экран зажёгся, Фидель Парамонович нажал на кнопку


и человек упал.


…оптический глаз автоматической станции поймал в перекрестье прицела голубой диск планеты, тусклый н-гоф осветлился, Ду-тс-Кан погрузил конечность в туманную глубь т-цок


и планета исчезла.

На скорости

Проблема метаболизма была решена в две тысячи сто пятьдесят третьем году. В том году и случилась революция, навсегда разделившая человечество на две неравные группы: автомобилистов и пешеходов. В этом радикальном преобразовании безвозвратно исчезла та маргинальная прослойка, что именовала себя байкерами, или мотоциклистами. Большая их часть сложила головы в жестокой конкурентной борьбе, оставшиеся в живых были сброшены на самое дно социальной лестницы. Время от времени выжившие байкеры поднимали голову и тогда по мировым магистралям прокатывались волны террористических актов, вызывая в ответ валы беспощадных репрессий, после которых думалось, что оппозиция уничтожена раз и навсегда, однако затишье никогда не бывало длительным. Никто не мог сказать точно, где, а главное, когда враг нанесёт очередной чудовищный удар. Власть была бессильна остановить насилие, чинимое на дорогах байкерами, и не в последнюю очередь из-за того, что инсургенты-подпольщики имели колоссальную поддержку, оказываемую им теми, кто жил по ту сторону транспортных тоннелей. Бунтари-подпольщики обитали на стыке двух миров, с лёгкостью проникая сквозь непреодолимые для их обитателей границы и виртуозно использовали преимущества обеих частей условно единой цивилизации. Какое число инсургентов было в обслуживающих трансконтинентальные автомагистрали службах, строительных компаниях, автомобильных, моторных и механических заводах, производящих запчасти, шиномонтажных мастерских и автомойках, где, несмотря на полную автоматизацию производственных процессов, стальные конечности промышленных роботов до сих пор не могли обходиться без помощи слабых конечностями людей. Об этом знали спецслужбы пешеходов, но они не спешили делиться своим знанием со спецслужбами автомобилистов, резонно полагая, что дополнительный козырь в рукаве не будет лишним. Байкерская вандея как нельзя лучше подходила для осуществления различного рода тайных операций, без которых всякая уважающая себя спецслужба немедленно хиреет и впадает в полное ничтожество.


Точно дозированная инъекция фермента киназы пробудила его ото сна ровно в семь часов утра. Не успел он ещё раскрыть смежённые веки, как заработали мышечные тренажёры, потекли по трубкам в вены стимуляторы, питательные смеси и коагулянты, побежали по телу мелкими мурашками кибернетические паучки-букашки, чистя и увлажняя кожу, подравнивая ногти и полируя ногти, подправляя, расчесывая и укладывая волосы на голове. Номер 274859 WDA 3287 открыл глаза и потянулся. Нет, он, конечно, остался неподвижен в своём интегрированном кресле-коконе, но мышечные тренажёры чутко среагировали на его мыслежелание и пропустив сквозь тонкие нити, запущенные в ткани, слабые электрические импульсы, вызвали в мозгу номера 274859 WDA 3287 соответствующие настоящему потягиванию ощущения. Потянувшись, номер 274859 WDA 3287 окончательно проснулся, а проснувшись, незамедлительно огляделся. За ночь его «jadson.pangolin» пересёк Евразию и теперь мчался над океаном по одному из многоуровневых тоннелей, соединяющих Европу с Северной Америкой. Прозрачные трубы, окутанные силовыми полями и надёжно защищённые от всех природных катаклизмов, свободно парили над водой. Ребристые конусы генераторов гравитации снаружи прочно держали их на осевых линиях, не позволяя тоннелям смещаться под порывами ветра любой, даже самой разрушительной силы. Автомобили летели по трассе ровным нескончаемым потоком, геометрически разграниченным дорожной разметкой и бортовой электроникой, соблюдая интервалы и дистанцию между рядами и отдельными машинами в ряду. Ручное управление автомобилем давно превратилось в атавизм, уступив место интеллектуальному автопилоту и сети глобального позиционирования и контроля дорожным движением, однако в каждой машине сохранялось (как дань древней традиции) рудиментарное устройство для управления движением автомобиля — скрытое в приборной панели рулевое колесо. Искусству вождения обучали гипнотически во сне, а практический навык закрепляли на специализированных полигонах, изнуряя обучаемых длительными непрерывными тренировками. Номер 274859 WDA 3287 был лучшим учеником в своей автошколе.


До четырнадцати лет у него были родители и было имя. От рождения и до четырнадцати лет он, как и все дети автомобилистов, жил в так называемой «серой» зоне — технологическом агломерате, едином центре автомобильной промышленности и науки. Родителей он уже не помнил, а имя забыл в тот момент, когда, сев в водительское кресло новенького «jadson.pangolin'a», был подключён техниками к внутренним нейро-физиологическим цепям автомобиля. После этого, слившись (в прямом и переносном смыслах) с машиной в единое целое, он на веки вечные стал номером 274859 WDA 3787, или просто WDA тридцать два-восемьдесят семь. Родители у него, кстати, были приёмные, а настоящих родителей он не знал.


У пешеходов отобрали дороги, но за ними оставались озёра, реки, моря, океаны и небо. По слухам, космос был тоже их, хотя WDA тридцать два-восемьдесят семь в слухи не верил. Он не мог представить, как и на чём могли перемещаться в безвоздушном пространстве пешеходы. Он посмотрел вниз. По морской глади (сверху океан выглядел плоским зеркалом цвета аквамарина) неспешно ползла вереница огромных судов, над ними в воздухе плыла вереница циклопических грузовых дирижаблей. У пешеходов такое построение именовалось караваном. И суда, и дирижабли, подобно тоннелям, экранировались силовым полем. Пешеходы и автомобилисты применяли одну и ту же технологию пассивной защиты.


Кроме того, у них были велосипеды. Мысль о том, что можно ездить, пользуясь мускульной силой, невероятно веселила WDA тридцать два-восемьдесят семь. Затратно, непродуктивно, глупо, потешно. Жалкое и уморительное зрелище.


Синий всполох отвлёк его от созерцания океана. Наступал час обязательной работы. Рабочий день был разбит на пять часовых отрезков, чередующихся с пятью обеденными перерывами. Шестой рабочий час отводился брифингу, на котором заказчик и исполнители обсуждали сделанное и намечали новые задачи. WDA тридцать два-восемьдесят семь состоял в группе разработчиков в секторе перспективных исследовательских проектов, подсекции антигравитационного привода. Теоретически, антигравитация невозможна из-за отсутствия отрицательной массы, необходимой для создания отрицательной кривизны пространства, но заказчик, похоже, отвергал само понятие «невозможно». Принцип эквивалентности сил гравитации и инерции, общая теория относительности были для него пустым звуком (или бессмысленным набором букв). Он жаждал положительного результата и не хотел отказываться от своего замысла. Ожидание его затягивалось, потому что группа увязла в трясине альтернативных теорий гравитации, рассорилась, отчаялась и была на грани распада. Проблема не имела решения. WDA тридцать два-восемьдесят семь имел к этим теоретическим баталиям отношение косвенное. Он был сугубым практиком. Одним из многих инженеров-конструкторов, должных воплотить теоретические наработки в металле и пластике. А так как никаких теоретических наработок в обозримом будущем не предвиделось, то WDA тридцать-два восемьдесят семь (подобно остальным инженерам-конструкторам группы) присутствовал в выделенном распределённом рабочем пространстве чисто номинально. Был ярким квадратиком в ряду таких же ярких квадратиков, зажигающихся и гаснущих на консоли администратора, возглавлявшего работы по созданию антигравитационного двигателя.


Алый ромбик, замигавший в углу экрана, оповестил о том, что открылся канал шифрованной линии связи. WDA тридцать два-восемьдесят семь запустил приватный браузер. Майл-чекер показал одно непрочитанное письмо от анонимного источника. WDA тридцать два-восемьдесят семь, набрав последовательность команд на клавиатуре, внёс коррективы в программу автопилота. «jadson.pangolin» плавно сместился в крайний правый ряд к зарезервированной полосе сверхскоростного движения. Получив разрешение, автопилот быстро вырулил на пустую полосу и резко ускорился.


Анонимный источник сообщал, что в мегаполисе N. некоторые улицы в течение трёх с половиной минут будут отключены от регулирующей станции для проведения планового профилактического обследования узловых излучающих антенн. Копия технического задания, прикреплённая анонимом к телу письма, содержала подробные сведения о предстоящем мероприятии. WDA тридцать два-восемьдесят семь вывел на экран карту мегаполиса N, извлек из присланного архива эксплуатационную схему и совместил изображения. Интересующий его район был окрашен в серый цвет. Желтые линии отмечали улицы со снятыми регулировочными лучами. К ним стягивались игроки. Десятки машин с переведёнными в спящий режим автопилотами и выключенными следящими маяками. Район полностью вывели из круглосуточного трафика и все транспортные потоки были пущены по обходным трассам.


Официально игра считалась запрещённой. Неофициально, власти либо закрывали на неё глаза, либо тайно поощряли её существование. Либо вообще и то, и другое одновременно. Правила игры не отличались особой сложностью. Если быть точнее: всякие правила в этой игре попросту отсутствовали. Это была примитивная гонка на выживание, в которой побеждал тот, кто пересекал финишную черту. Независимо от занимаемого места. Наградой служила сама жизнь. Остался в живых — победил.


Цифровые плашки над заштрихованными серым цветом кварталами показывали время прибытия к точке сбора игроков и время, оставшееся до начала гонки. Разница составляла всего полторы минуты и это означало, что ему придётся стартовать из последнего ряда. WDA тридцать два-восемьдесят семь отнёсся к этой новости по-философски спокойно, потому как знал, что нет никакой разницы в том, с какой позиции машина начинает гонку. Важным было то, насколько умело водитель управляет своим автомобилем. А он в своём умении не сомневался.


«jadson.pangolin», подчиняясь введённой в автопилот программе, сбросил скорость до минимально разрешённой — тридцати километров в час. WDA тридцать два-восемьдесят семь, приложив палец к сенсорному датчику, авторизировал себя в системе. За несколько метров до границы временно исключённого из общего траффика района автопилот, утратив связь с регулировочной станцией, вывел на курсовой экран паническую надпись «lost connect» и перешёл в режим ожидания. WDA тридцать два-восемьдесят семь разблокировал ручное управление, выжал сцепление, переключил передачу, надавил на педаль газа. Набрав скорость, он выкатился к стартовой линии и затормозил в хвосте длинной колонны. В колонне было не меньше пятидесяти автомобилей. Он включил лазерный проектор, спроецировав карту и плашки дисплеев времени на лобовое стекло. Местом гонки определили проспект, рассекавший район надвое, широкий и протяжённый. Игроки должны были сделать по нему единственный круг: промчаться на максимально возможной скорости до конца проспекта, там развернуться и ехать назад, к старту.


Секундомер вёл обратный отсчёт. Десять… семь… пять… три… два… один… Мчаться как-то не получилось. То есть: автомобили, стоявшие в голове колонны уже неслись, обгоняя друг друга, игроки в середине нетерпеливо газовали, готовые сорваться с места, а в хвосте наблюдалось вялое уныние. WDA тридцать два-восемьдесят семь терпеливо ждал. Впереди вспыхнуло яркое пламя, бурое облако взметнулось вверх и растеклось под сводом тоннеля. Веселье началось.


Наконец, дошла очередь и до него. Он выскочил на проспект, обогнав две машины и сразу же угодил в сущую мясорубку. Дорожная служба удвоила количество автоматических пушек и теперь эти пушки расстреливали в хлам автомобили нарушителей. Проехать дальше он решительно не мог — дорогу перекрывали груды разбитого металла, но и сдать обратно не выходило — подбив точными выстрелами ехавшие за ним машины, дорожники отрезали ему путь к отступлению. WDA тридцать два-восемьдесят семь оказался в западне. Он не испытывал страха. Автомат медицинского контроля, зафиксировав мощный выброс адреналина в кровь, купировал стресс выверенными дозами блокаторов и успокоительных лекарств. Он выключил бесполезный двигатель. «jadson.pangolin» был великолепной мишенью, однако снаряды не летели в его сторону. До включения контролирующего луча оставалось две минуты и сорок три секунды…

Верное средство от скуки

На кону стояла приличная сумма. Генерал раздавал карты. Четыре заряженных револьвера гарантировали игрокам честную игру. Генерал играл ва-банк. Горсть монет золотого стандарта — неприкосновенный запас — был вытащен из потайного кармана и выброшен им на стол в тщетной надежде отыграться. Генералу не везло, хорошая карта шла его соперникам. Он скинул и переменил одну карту, остался недоволен, сбросил и поменял ещё две.


— Открываемся, — сказал Генерал, выкладывая свои карты на стол. У него было «королевское каре». Удачный расклад в этой партии. Пожалуй, Генералу предоставился шанс отыграться. Он заметно повеселел, но в глазах застыло холодное ожидание фиаско.


Машинист не стал огорчать Генерала. Он имел на руках «щит паладина» и молча признавал поражение. Закройщик с «рыцарским замком» бил Машиниста, но был бессилен против «королевского каре». Оставался Плантатор и он-то как раз не торопился раскрываться. Генерал заметно побледнел. Рука его потянулась к револьверу. «Ц-ц-ц», — предостерегающе цокнул Плантатор. Машинист и Закройщик невозмутимо пили виски.


— Открываемся, — повторил хриплым голосом Генерал.


Плантатор растянул губы в иезуитской улыбке. Ему нравилось держать соперника в напряжении.


— Ну! — угрожающе произнёс Генерал. Закройщик будто бы ненароком поставил стопку рядом со своей пушкой. Машинист налил себе новую порцию виски.


— Открываюсь, — сказал Плантатор, выкладывая одну карту за другой. Генерал разочарованно выдохнул. Три карты Плантатора образовали «скипетр императора», который безоговорочно бил «королевское каре» Генерала.


— За победителя! — сказал Машинист, поднимая стопку с виски.


— Редкая удача, — высказался Закройщик, не убирая стопки от револьвера.


Генерал огорченно выругался. Он оказался без гроша в кармане.


— Чертовски хороший день сегодня, джентмены, — сказал Плантатор, подгребая кучу денег. — Никак не меньше тысячи.


— Тысяча двести семьдесят пять, если быть точным, — сказал Генерал. — В монетах и бумажных ассигнациях, — добавил он с сожалением в голосе, провожая тоскливым взглядом золотые кругляши, совсем недавно приятно оттягивавшие потайной карман его жилетки.


— За это следует выпить, — объявил Плантатор и немедля взялся призывно щелкать пальцами. — Человек! Бутылку виски и закусить!


— Сей момент, джентмены, — отозвался официант, повязанный грязным белым фартуком и резво скрылся на кухне.


Генерал был самый что ни на есть настоящий. Бригадный генерал Конфедерации Свободных Планет. Самый молодой генерал в армии Конфедерации Свободных Планет. Бывший генерал. Бывший самый молодой бригадный генерал. Бывшей армии. Бывшей Конфедерации Свободных Планет.


Конфедерация откололась от Союза Независимых миров восемьдесят два стандартных галактических года назад. Провозгласила суверенитет, приняла Конституцию, создала армию и семьдесят девять стандартных галактических лет воевала с метрополией в самой длительной Гражданской войне. Здесь слишком много слова «самый». Что поделать? Генерал был определённо легендой, а война была ни с чем не сравнимой по продолжительности, размаху и масштабу взаимного истребления. Сто двадцать обитаемых миров на стороне Конфедерации и более трёхсот на стороне Союза. Технически Союз превосходил КСП, однако конфедераты сумели уравнять шансы, создав армию нового типа, основу которой составила полевая пехота. Набранная из добровольцев, она представляла собой нечто среднее между регулярными частями и партизанскими отрядами. В полевой пехоте не занимались строевой подготовкой. Вместо фрунтового учения полевая пехота училась воевать. Наступая, обороняясь, попав в окружение, потеряв связь с командованием, лишившись командиров, без техники и боеприпасов, в тылу противника, в одиночку, или мелкими группами, самостоятельно определяя цели и задачи. В любой ситуации. Не сдаваясь в плен и не разбегаясь трусливо по окрестностям. Каждый боец полевой пехоты сам по себе был самодостаточной боевой единицей, долгими и тяжелыми тренировками подготовленной к автономному существованию.


Генерал вступил в армию КСП на заключительном этапе затяжного гражданского конфликта. За десять лет до поражения. Когда всё уже было предельно ясно. Конфедерация войну проигрывает и техническое отставание тут ни при чём. Не техника подвела Конфедерацию, а отсутствие мобилизационных резервов. Нехватка людей решила исход войны.


Генерал записался рядовым в полевую пехоту в девятнадцать лет. Три года спустя он командовал ударной добровольческой бригадой в звании полковника, через полтора года стал начальником ударной добровольческой дивизии с повышением в звании до бригадного генерала. Капитуляция застала Генерала на посту командующего IV Подвижным корпусом полевой пехоты. Он молча выслушал переданную по радио прощальную речь достопочтенного господина Президента теперь отменённой решением Конгресса Союза Независимых Миров Конфедерации Свободных Планет, сжёг всю документацию, закопал в землю Боевое знамя Конфедерации и штандарт IV Корпуса, распустил штаб и роту личной охраны и, не дожидаясь прибытия ликующих победителей, подался в Пограничные Области. Туда, где законы цивилизованного мира теряют свою непререкаемую силу. Туда, где хладнокровие, быстрота реакции и меткий глаз ценится гораздо выше, чем скрупулёзное знание бесчисленных статей и параграфов, где законники и шерифы вершат правосудие при помощи пеньковой верёвки и старых добрых шестизарядных револьверов — быстро и без утомительных юридических процедур.


Он ничем не был обязан Союзу, кроме унижения и мести, пожалуй, но Союз считал по-другому. Иначе бы его не искали и, в конце концов, не разыскали бы. Однажды, когда Генерал, как обычно, тихо-мирно попивал в компании закадычных друзей виски, в салун завалились трое юнионистов, одетые в длинные кавалерийские шинели, расшитые по обшлагам трёхрядными «венгерскими узлами» из витых шнуров золотого цвета, широкополые офицерские шляпы с перьями и коричневые кавалерийские краги. Генерал пил виски, не обращая на них никакого внимания. Юнионисты подступили к Генералу. Они сразу углядели его. Хотя объект их поисков трудно было не узнать. Потому что не нашлось бы в салуне другого человека, который носил бы походную форму Конфедерации: табачного цвета брюки, куртку со стоячим воротником бледно-песочного цвета и мятую серую кепи. На куртке и кепи сохранялись знаки различия — восьмилучевые звёзды в обрамлении дубовых листьев. Правда, со знаками различия наблюдался некий разнобой. Кепи украшала одна звезда, а на контрпогонах и воротнике куртки звёзд было по две. Такая несогласованность объяснялась просто. Заняв должность командующего IV корпусом, Генерал был временно повышен в звании до дивизионного генерала. Обычным порядком временное звание через некоторый временной промежуток становилось постоянным — приказом по Военному министерству за подписью Его высокопревосходительства начальника Генерального штаба маршала Зан Зура с высочайшего согласия достопочтенного господина Президента Конфедерации Свободных Планет. К несчастью для Генерала, именно в этот судьбоносный для него момент Конфедерацию и накрыло большим медным тазом.


Собутыльники, люди в высшей степени тактичные, вежливо уступили юнионистам стулья. Однако, будучи, кроме того, людьми крайне обязательными, они не собирались оставлять своего товарища вообще без дружеской поддержки. Расположившись неподалёку, за соседними столиками, приятели Генерала, попивая виски, доброжелательно взирали на непрошеных гостей, положив крепкие ладони как бы невзначай на рукоятки безотказных револьверов. Юнионисты по-хозяйски заняли освободившиеся стулья.


— Ваше здоровье, джентмены, — сказал Генерал, поднося ко рту очередную стопку. Сидевший напротив офицер Союза склонился к Генералу и заговорил с ним вполголоса. Собутыльники напрягли слух. Юнионист говорил зло и напористо. Генерал терпеливо слушал.


— Нет, — коротко ответил Генерал. Юнионист схватился за бутылку. Шум в салуне мгновенно стих и в наступившей тишине звонко щёлкнул взведённый курок. Юнионисты вскочили, обнажая оружие. Приятели Генерала наставили револьверы на юнионистов. Генерал, сидя, нацелился юнионисту точно в лоб.


— Пошли вон, — любезно попрощался Генерал, указывая юнионистам дулом револьвера направление движения. — В следующий раз я не буду столь снисходительным. Впрочем, предупреждаю загодя — следующего раза вы, джентмены, не переживёте. А напоследок, джентмены, зарубите на своих высокомерных носах одну непреложную истину. Никогда офицер Конфедерации не пойдёт на службу вашему поганому Союзу. Если только ему не прикажет так поступить начальник Генерального штаба Его высокопревосходительство маршал Зан Зур, или, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, лично господин Верховный главнокомандующий вооружёнными силами, Президент КСП, достопочтенный Джордж Морган Дэвис. — А это, — торжественно закончил фразу Генерал, — невозможно по определению, джентмены!


Плантатор, конечно, на самом деле, никаким плантатором не был. А был он фермером с какой-то захудалой провинциальной сельскохозяйственной планетки в созвездии кого-то там прославленного из древнегреческой, или древнеримской мифологии. Растил фермер урожаи кукурузы традиционным образом, как отец его до него растил, а до отца его дед, а до деда — его прадед, и так до седьмого колена и дальше. В глубокое историческое прошлое. Трудились у фермера на полях, в садах и хлевах антропоморфные, укомплектованные синтетическими псевдомозгами роботы. Безотказные трудолюбивые машины. Но прогресс не стоит на месте и на смену устаревшим человекоподобным автоматам пришли ультрасовременные микромодульные технологии. Медлительных роботов заменили управляемые рои и программируемые тучи рукотворных специализированных цифровых микробов, не требующих контроля и не нуждающихся в ремонте. Соседи фермера, ближние и дальние, без колебаний сдавали отжившую технику в утиль, покупая взамен на льготных условиях ульи перспективных наноботов. Очень скоро все фермы и хутора в округе опустели, кроме усадьбы нашего труженика, где продолжали работать понятные и надёжные механизмы. Фермер упрямо держался старины, но вот однажды он встал ни свет ни заря, сложил в рюкзак необходимые в долгом путешествии вещи и сбежал от алчных кредиторов и бездушного прогресса далеко-далеко. Как можно дальше от родного и ненавидимого всеми фибрами души захолустного аграрного мирка. На линию фронтира.


Закройщик был из местных. Он великолепно шил одежду. Особо ему удавались мужские костюмы. Закройщик отдавал предпочтение старому доброму английскому стилю: костюму-тройке традиционных серых коричневых синих зелёных цветов и черно-белых сочетаний, пошитому из шерстяной или твидовой ткани. Он считался модным портным. Наработанная годами репутация обеспечивала его многочисленными заказами и богатой клиентурой. Сытая жизнь Закройщика оборвалась в одночасье. Цветущий портняжный бизнес погубила «Зингер Мегакорп», открывшая на планете филиал по производству домашних швейно-прядильных автоматов. Никто больше не шёл к Закройщику. Мастерская его опустела. Бывшие клиенты отвернулись от него, а жадные капиталисты из «Зингер Мегакорп», ехидно хохоча, подсчитывали барыши. Жестокий прогресс настиг и раздавил портного, как раньше настиг и раскатал в тонкий блин фермера. Только в отличие от Плантатора Закройщик не хотел сдаваться без боя. Отчаянная идея захватила его воображение. Закройщик решил уничтожить фабрику конкурента. Может быть — сжечь, может быть — взорвать. Он колебался в выборе метода диверсии и поэтому, когда к нему в мастерскую нагрянули агенты Управления по контролю за оборотом алкоголя, табака, огнестрельного оружия, огнеопасных, взрывчатых веществ и продуктов питания, они обнаружили в подвале сложенные штабелями канистры с газолином и ящики с промышленной взрывчаткой. Закройщик был в шаге от смертной казни. Его обвинили в терроризме. Следователи требовали, чтобы он назвал цель террористического нападения и выдал подельников. Закройщик упорно молчал. К нему применили допрос третьей степени. Закройщика били под присмотром судебного врача, лишали сна, кормили солёной рыбой и не давали пить, заставляли сутками стоять в узком бетонном пенале, обливали холодной водой, стимулировали искренность зарядами электрического тока. Закройщик безмолвствовал. У следователей осталось последнее средство убеждения — сыворотка правды — и здесь, как назло, неравнодушное общество предательски выбило это безотказное оружие из их опытных рук. Петиция о запрещении использования психоактивных веществ при расследовании уголовных преступлений собрала, наконец, нужные десять миллионов голосов и правящий Совещательный Директорат, скрипя зубами, вотировал обращение законом без рассмотрения в Законодательном Сенате. Закройщику повезло. Счастливым образом он избежал смертной казни, случайно угодив в тот краткий отрезок истории, когда старые, отсталые, методы добывания улик уже были запрещены законом, а новые, революционные, ещё находились на стадии лабораторных испытаний. Попади он в цепкие лапы правосудия немного позже, ему было бы не отвертеться. Ментальный щуп, прозванный остряками «извлекателем умысла», лишал преступников всякой, даже призрачной, надежды каким-либо образом спастись от наказания. (Непредвиденным результатом внедрения ментального щупа в повседневную практику полицейского дознания стало исчезновение из уголовного судопроизводства адвоката и замена его на доверенного наблюдателя, надзирающего от лица, обвинённого в преступлении, за правильностью проведения ментального сканирования мозга).


Закройщика судили и приговорили к пяти годам каторжных работ. Он отсидел весь срок и вышел на свободу физически истощённым, но не сломленным душевно мстителем, критически оценившим и творчески переосмыслившим былые ошибки, загнавшие его в глубокие карьеры государственных мраморных каменоломен. Пять долгих лет Закройщик разрабатывал в уме детальный план искоренения неприятельской собственности. Фейерверк получился ослепительный. Столбы огня и дыма, взметнувшиеся на многометровую высоту, раскатистый грохот, расколовший вдребезги патриархальную тишину сонного заштатного городка, вой сирен и заполошное мельтешение полицейских авиеток в небе. Закройщик остался чрезвычайно доволен произведённым эффектом. Торопливо спустившись с холма, он сел в купленный по дешёвке аэрокар, умчался на восточное побережье континента и там сел в космический корабль, принадлежавший тайному сообществу контрабандистов и бутлегеров. Корабль направлялся в Пограничные Области.


Механик в прошлой жизни управлял малыми каботажными ракетами. Больше о себе он ничего не рассказывал, что не мешало любителям строить всяческие догадки и предположения сочинять о нём разнообразные небылицы. В сообщаемых по большому секрету версиях сплетен его выставляли то маньяком, то массовым убийцей, то запойным пьяницей, то бытовым хулиганом, то ревнивцем, избившем подругу/жену до полусмерти, то правдолюбцем, вскрывшем хищения на базе Каботажного Флота, то офицером, давшим в морду вышестоящему по званию (абсолютно справедливо, а дело было в следующем…), то офицером, отказавшимся исполнять неправомерный приказ, то человеком, совершившим непредумышленное убийство. Злые языки изощрялись кто во что горазд. Механик к этим пересудам относился безразлично, однако особо надоедливым бил морды. Не корысти ради, а токмо в целях сугубо профилактических.


А вместе они — Генерал, Закройщик, Механик и Плантатор — были бандой.


Генерал пить виски отказался. Плантатор немедленно оскорбился. Револьвер, будто живой, прыгнул ему в ладонь. Генерал, бесстрастно глядя в чёрный зрачок ствола, надел кепи и сказал:


— День перестаёт быть томным, джентмены. Не пора ли нам слегка развеяться?


С этими словами он вышел на улицу, запрыгнул в седло гнедого электроскакуна и пустил его вскачь. Товарищи, бросив карты и недопитую бутылку, ринулись за ним вдогонку. Четверо всадников вылетели из городка и поскакали на запад. Двадцатью минутами позже и шестью милями дальше те же четверо всадников бешеным галопом пронеслись по главной улице Ларсон-Сити, паля во все стороны из револьверов и разгоняя по углам прохожих, свиней и разную мелкую домашнюю живность, залёгшую в дорожной пыли. Улица молниеносно опустела, свиньи, визжа, разбежались, курицы, заполошно квохча, забились под помосты. Обыватели позапирали двери на засовы, помощник шерифа благоразумно растворился в полудённых далях. Шерифа в городе не было. Предупреждённый о налёте телефонограммой, подписанной человеком, скрывшемся за псевдонимом «Неравнодушный гражданин», шериф собрал отряд добровольных помощников и отправился устраивать засаду. Таким образом, Ларсон-Сити без сопротивления пал к ногам компаньонов. Но город их не интересовал. Они промчались по главной улице и осадили электроконей у ступеней Первого Трансгалактического банка. Звеня шпорами, друзья-приятели вошли в здание. Пройдя мимо застывших в прыжке львов по бокам парадной лестницы, мимо швейцара, услужливо распахнувшего перед ними зеркальные двери, мимо дремлющего на посту охранника, мимо застигнутых врасплох клиентов, они навели револьверы на кассира:


— Это ограбление, — убедительно сказал Плантатор.

— Не сомневаюсь, — ответил кассир, привычно вытягивая руки вверх.

— Откройте, пожалуйста, сейф, — вежливо попросил кассира Закройщик.

— А если не открою? — нахально спросил кассир.

— Мечтаете умереть героем? — поинтересовался Механик, взводя курок револьвера.

— Оно вам надо? — ласково сказал Закройщик. — Рисковать своим здоровьем ради чужой выгоды?

— Это деньги банка, — напомнил кассиру Плантатор.

— Кому вы это говорите? — обиделся кассир.

— Я так, на всякий случай, — смутился Плантатор.

— Можно опустить руки? — спросил кассир. — Неудобно с поднятыми руками отпирать сейф.

— Как угодно, — учтиво разрешил Генерал. — Вы же их сами подняли.

— Извините, — сказал кассир, — условный рефлекс.

— Вы только на тревожную кнопку не нажимайте, — предостерёг кассира Плантатор.

— За кого вы меня принимаете? — обиделся кассир, — тревожную кнопку я нажал, едва вы появились в зале.

— Тогда поторопимся, — сказал Генерал. — Давайте сюда деньги, — скомандовал он кассиру.

Кассир, не мешкая, принялся выкладывать из сейфа на стойку мешки, полные звонкой монеты.

— Всем не двигаться, — крикнул, уходя последним, Механик и выстрелил в потолок, — пять минут!

— Второй раз на неделе, — жалобно сказал кассир. — Нервы ни к чёрту. Уволюсь!


Засада ждала компаньонов на выезде из Ларсон-Сити. Серьёзность намерений противной стороны недвусмысленно демонстрировала крытая повозка, развёрнутая поперёк дороги, в которой был установлен крупнокалиберный пулемёт и пятнадцать конных стрелков. Засаду возглавлял шериф Ларсон-Сити. Он располагался на повозке рядом с пулемётом. Пятнадцать конных стрелков, виртуозов огнестрельных дуэлей, непринуждённо держали компаньонов на прицеле своих двенадцатизарядных автоматических винтовок, готовые по первому приказу шерифа стрелять на поражение.


— Куда торопитесь, парни? — по-приятельски осведомился шериф, промокая вспотевший лоб носовым платком.

— Домой, шериф, — отвечал Генерал, придерживая ручным тормозом коня, готового пуститься вскачь. Конь горячился, перебирал ногами и привставал на дыбы.

— А что у вас в седельных сумках, господа? — продолжал спрашивать шериф.

— Мелочь разная, — уходил от прямого ответа Генерал, — так сразу всего и не упомнишь!

— Сдается мне, джентмены, что вы меня обманываете, — сказал шериф и многозначительно погладил ствол пулёмёта. — Сдаётся мне, что в сумках ваших вполне конкретная поклажа.

— Какая же, шериф? — крикнул Генерал.

— Сами знаете, мистер. Та, которая совсем недавно лежала в банковском сейфе.

— Ошибаетесь, шериф, — отвечал Генерал прикидывая в уме шансы избежать перестрелки.


По всему выходило, что столкновение с законниками предотвратить наверняка не удастся. Генерал подал сообщникам условный знак. Компаньоны выхватили револьверы. Пятнадцать виртуозов огнестрельных дуэлей дружно нажали на спусковые крючки своих двенадцатизарядных автоматических винтовок. Шериф споро залёг под повозку. Пулемётчик открыл шквальный огонь. Налетчики, дерзко гарцуя перед засадой, палили с двух рук по законникам. Ураганная стрельба длилась несколько минут. Первыми не выдержали налётчики. Они не успевали быстро перезаряжать оружие. Генерал выкинул белый флаг. Помощники шерифа опустили винтовки. Пулемётчик снял на две трети опустошённую патронную коробку. Шериф выбрался из-под повозки.


— Наигрались, парни? — брюзгливо пошутил шериф.

Генерал спрыгнул на землю.

— Вполне, — сказал он, протягивая шерифу руку. — Редкий грабёж обходится без перестрелки.

— Сколько взяли? — деловито спросил шериф.

— Двести пятьдесят, — ответил Генерал, — тысяч. В золотом федеральном стандарте.

— Мистер Палмер! — громко позвал шериф. Из повозки вылез страховой агент Палмер, прижимая к груди тощий портфельчик.

— Эти честные и добропорядочные граждане, — сказал страховому агенту шериф, — оказали закону неоценимую услугу, отбив у грабителей украденные в Первом Трансгалактическом деньги. Общей суммой в двести пятьдесят тысяч золотой монетой.

— Каждая номиналом в сто кредитов, — добавил Генерал.

— Похвальное усердие, — отходя от оглушительной пальбы сказал мистер Палмер.

— Каков процент вознаграждения в случае возвращения похищенного?

— Первый Трансгалактический выплачивает гарантированно тридцать процентов от возвращённой суммы, шериф.

— Каковые тридцать составляют…

— Семьдесят пять тысяч золотых в федеральном стандарте, кредит к кредиту.

— Джентмены, несите мешки, — распорядился Генерал.

— Мистер Палмер, — сказал шериф. — Примите по счёту. — Расчёт, как обычно, на месте? — уточнил он. Мистер Палмер сухо кивнул в ответ.


Шериф подошёл к Генералу.

— Как будем делить?

— Как обычно, половина на половину.

— Пятьдесят на пятьдесят? Неравноценный обмен, — сказал шериф, — у меня больше людей.

— Это не мои проблемы, — сказал Генерал.

— С некоторых пор вот это всё стало нашей общей проблемой, — шериф зло ткнул пальцем Генералу в грудь. — Кое-кто наверху начинает кое в чём сомневаться и задавать неудобные вопросы.

— Твоё предложение? — не сморгнув глазом, спросил Генерал.

— Шестьдесят на сорок, — сказал шериф. — И учти, я всё равно в накладе.

— Проблема не наша, — безразлично повторил Генерал. — а твоя.

— Моя, — согласился шериф, — В этот раз моя.


Мистер Палмер, сидя на расстеленной попоне, сноровисто пересчитывал реально украденные и мнимо возвращённые Первому Трансгалактическому банку деньги.

Гарпунёр

Это был совершенно новый тип буксировщика. В боковой проекции он напоминал зубило, к острому концу которого была пристыкована автономная буровая платформа. Корабль собирали в открытом космосе, на Международных Лунных стапелях и, прежде чем отправиться к месту приписки, в систему марсианских орбитальных предприятий, он совершил несколько испытательных полётов, после чего был передан Конгломерату горонодобывающих компаний. Конгломерат, объединивший несколько американских, европейских, российских и китайских корпораций, вёл добычу полезных ископаемых в Главном поясе астероидов, расположенном между орбитами Марса и Юпитера. Кроме того, Конгломерату принадлежал комплекс орбитальных горноперерабатывающих фабрик и металлургических заводов на Марсе и Луне, а также флот грузовых, грузопассажирских планетолётов и специализированных космических судов: танкеров и рудовозов.

Александр Потапов вытащил из нагрудного кармана комбинезона направление и отдал полицейскому офицеру, дежурящему у входа на причал малых орбитальных космоскафов. Полицейский выглядел устрашающе. Он был облачён в экзоскелетный тактический доспех и держал в левой руке дубинку-парализатор. Кроме дубинки, у полицейского были: два автоматических пистолета в открытых набедренных кобурах, четыре светошумовые гранаты на поясе, цилиндрический контейнер-распылитель со слезоточивым газом, наручники в чехле, считыватель электронных карт-ключей и планшетный компьютер, прикрепленные к нагрудной керамической пластине. Чего не хватало полицейскому, — так это полагающейся ему по штату импульсной автоматической винтовки. Хотя нет, автоматическая импульсная винтовка присутствовала, точнее присутствовали, в количестве двух единиц. Они мирно покоились в стойках рядом с напарником полицейского, заграждающего выход. Напарник сидел за управляющим терминалом и смотрелся вполне себе мирно. Молодой улыбчивый парень, в повседневной тёмно-синей форме. Он смотрел на немного оробевшего Потапова слегка ироничным взглядом. Надо признать: Потапов терялся при виде полицейских. Дома, на Земле, полиция, конечно, существовала, но существовала она как-то незаметно, если не брать врасчёт инспекторов дорожно-патрульной службы. Здесь же полицейские встречались буквально на каждом шагу, причём большинство из них было экипировано так, словно готовилось разгонять толпы разозлённых демонстрантов, либо отражать нападение террористов, а может и диверсантов. Либо готовилась к вторжению не знающих пощады инопланетян.

Кажется, что вся полиция мира дружно отправилась в космическое пространство.

В глазах рябило от нашивок и надписей на доспехах с аббревиатурой «UPF», означавшей «United Police Force». «Объединённые Полицейский Силы». «ОПС». Однако в уме у Потапова непроизвольно возникала иная расшифровка этого буквенного сокращения. Организованное преступное сообщество. Как сообщала Большая российская энциклопедия: «Организованное преступное сообщество (сокр. «ОПС») — есть организованная преступная группа (организация), созданная для совершения особо тяжких преступлений». Родимое пятно недалёкого прошлого, борьба с которым (по заверениям официальным лиц) почти завершилась почти полной викторией.

— Проходите, — сказал полицейский, отдавая Потапову документ. По-русски он говорил с лёгким акцентом.

— Ты не проверил у него пропуск, — сказал полицейскому напарник.

— Ничего, пусть идёт. Он русский, — ответил полицейский, освобождая Потапову дорогу.

— Что из того? Разве русский не может быть террористом?

— Любой на этой станции может оказаться террористом, — веско изрёк полицейский, — даже я, или ты.

— Поэтому возьми и проверь у него пропуск, Альберт.

— Ваш пропуск, — сказал полицейский и Потапов моментально сдернул с шеи пластиковую карточку.

Полицейский прижал карточку к считывателю информации: «Потапов Александр Викторович. Неограниченный допуск во все секции орбитального комплекса, кроме особо охраняемых».

— Доволен? — спросил он напарника.

— Протокол есть протокол, — сказал напарник.

— Честного русского парня трудно не заметить, — полицейский указал дубинкой на выход. — Проходите, Александр Викторович.

— Спасибо, — сказал Потапов.

— Не за что, — отозвался полицейский и Потапову почудилось, будто страж порядка за непрозрачным забралом шлема добродушно усмехнулся.


Причал малых орбитальных космоскафов был на удивление пуст, если не считать одинокую реактивную каботажную шлюпку № 151, пришвартованную в самой дальней части его. Рядом с откинутым входным люком сидел грустный пилот.

— Здравствуйте, — приблизившись к шлюпке, вежливо поздоровался Потапов.

— И вам не хворать, — сказал пилот, отрываясь от разглядывания обшивки, — Это вас я обязан закинуть на буксировщик?

— Скорее всего, да, — ответил Потапов, — невольно подстраиваясь под меланхолический стиль ведения беседы, — хотя я уже начинаю в этом сомневаться. Может быть, кто-нибудь другой тоже хотел туда попасть?

— Вряд ли, — сказал пилот. — Кстати, вы опоздали. На тридцать восемь секунд.

— Задержался у турникета, — сказал Потапов. — Проверяли документы.

— Бдительность, — пилот опустил ноги в люк, — не бывает чрезмерной. Особенно на международных космических станциях. Согласны?

— Может быть, — сказал Потапов. — Не знаю.

— Лезьте быстрее внутрь, — раздался из недр шлюпки громкий голос пилота, — мы катастрофически отстаём от графика. И не забудьте задраить за собой крышку люка!

Потапов с трудом протиснулся в тесную рубку. Пилот сидел в узком анатомическом кресле, накрепко пристёгнутый к ложементу ремнями безопасности.

— Рюкзак оставьте у стенки, — сказал пилот, — Люк, пожалуйста, закройте и зафиксируйте рычагом замка до щелчка. Сделали?

— Да, сделал, — сказал Потапов.

— Всё, займите своё место. Не забудьте пристегнуться.

Потапов боком пролез мимо пилота, уселся в кресло, наспех отрегулировал ремни и торопливо пристегнулся.

— Не спешите, — сказал пилот, поворачивая к Потапову голову. — Здесь всякая спешка недопустима. Правильно регулируйте натяжение ремней. Оптимально. Это может спасти вашу жизнь. Между прочим, рубка представляет собой герметичную капсулу, отстреливающуюся в случае опасности. Мощный радиопередатчик, работая в широковещательном диапазоне, посылает сигналы «sos», которые дублируются видимыми сигналами шести световых маяков. Запаса энергии хватает на три часа, кислорода — на три с половиной. Обычно этого хватает. Однако случаются всякие непредвиденные моменты. Это я к тому, как важно пристегнуться должным образом. Спешка, она знаете ли, важна при ловле блох…

— Спасибо, знаю, — сказал Потапов.

— Обиделись? — спросил грустный пилот.

Потапов фыркнул.

— Будем считать, что вводный инструктаж был проведён, — пилот щёлкнул рычажком тумблера. — Диспетчерская… Борт один-пять-один вызывает диспетчерскую.

— Борт один-пять-один, диспетчерская на связи.

— Сергеев?

— Борт один-пять-один, не засоряйте эфир.

— Принято. Диспетчерская, борт один-пять-один запрашивает старт по предварительно согласованной глиссаде с отставание от графика на двести пятьдесят восемь секунд от причала семнадцать-бис, стартовый тоннель двенадцать дробь семнадцать.

Борт один-пять-один. Причал семнадцать-бис, стартовый тоннель двенадцать дробь семнадцать. Старт разрешён, без предварительного отсчета, через шестьдесят четыре секунды, на поводке, с переходом на ручное управление в точке финишной стыковки. Запускаем процедуру синхронизации.

— Пойдём на автопилоте, — разъяснил пилот. — Как говориться: «Расслабьтесь и получайте удовольствие». При таком образе жизни квалификация летит к чертям собачьим. Теряем навыки прикладного пилотирования. Катастрофическим темпами. Буквально семимильными шагами. Стыковка в точке финиша, конечно, повышает чувство собственной значимости, однако вовсе не отменяет вероятность попадания в сумрачные ряды кое-какеров. Прочь самоуспокоение! Бойтесь бездействия! Бездействие убивает!

— Не всё так страшно, — осторожно сказал Потапов, — можно же как-то исправить положение…

— Каким образом?! — немедля воспрял духом грустный пилот, кося на Потапова нечестивым глазом.

— Понятия не имею, — смутился Потапов.

— И я ума не приложу, — сказал развеселившийся было пилот, но тут ракета стартовала и пилот сразу умолк.


За весь полёт он не произнёс ни слова. Молча сидел, держа руки рядом с рукоятками точного маневрирования, а когда на информационной панели загорелась надпись: «Автопилот отключён, включён режим ручного управления», он виртуозно пристыковал ракету к стыковочному узлу буксировщика. Первым выбрался из кресла, заботливо напомнил: «Рюкзачок не забудьте», протиснулся в коридор, крикнул: «Ну где вы там?» Потапов, закинув рюкзак за спину, протолкнулся следом. Пилот стоял над открытым люком в полу, заглядывая в круглый проём переходника.

— Вам туда, — сказал пилот. указывая пальцем вниз. — Там скобы, осторожнее. Рюкзак лучше снять. Оставьте, я вам его подам.

— Благодарствую, — Потапов отдал рюкзак пилоту.

— И не думайте ни о чем таком, — сказал пилот, — к примеру о том, что между вами и окружающим безвоздушным пространством всего лишь тонкая титановая стенка толщиной в пять миллиметров.

— Чтоб тебя! — мысленно выругался Потапов, нащупывая ногой скобу. — Давайте рюкзак! — распорядился он, требовательно вытягивая руку.

— Берите, — пилот, сев на корточки, вернул Потапову его движимое имущество. — Вы поосторожней там, не сорвитесь. Как спуститесь, стукните в крышку несколько раз каблуком, посильнее, чтобы услышали. Я закрываю люк. Хорошего дня!

— И вам не хворать, — пробормотал в ответ Потапов.


Люк захлопнулся и Потапов остался наедине с собой, редкими светильниками и бесконечной пустотой, отгороженной от него пятимиллиметровой титановой стенкой. Он спустился по трубе вниз и, не сдерживая силы, ударил несколько раз подкованной подошвой башмака по выпуклой крышке, запирающей шлюзовую камеру. Щёлкнули замки и крышка открылась. Потапов кинул в проём рюкзак.

— А, ч-ч-ё-ё-рт! — возмущённо вскрикнули снизу, — предупреждать же надо! Эй! Слышите?! Наверху?!

— Я слезаю! — крикнул в ответ Потапов.

— Да залезайте! Залезайте уж быстрее!

Он быстро преодолел последние метры и оказался лицом к лицу с недовольным крепышом. Крепыш был одет в тёмно-синий комбинезон с закатанными по локоть рукавами и коротко стрижен. Рядом с рассерженным крепышом стоял капитан корабля, на котором (корабле) Потапову предстояло служить. Капитан держал в руке злополучный рюкзак и весьма радушно улыбался.

— Добро пожаловать на борт экспериментального многоцелевого буксировщика «Алеут», — сказал капитан. — Знакомьтесь. Этот обиженный товарищ — наш второй пилот — Яков.

— Яков Ц., - представился второй пилот и щёлкнул каблуками.

— Ц.? — удивился Потапов.

— Цирюльников, — охотно разъяснил второй пилот.

— Яков, душа моя, — сказал капитан, — прошу тебя, нажми скорее ту большую и красную кнопку. Не заставляй Романа волноваться.

— Слушаюсь, кэп, — сказал второй пилот.

— Роман — водитель кабриолета, на котором вы к нам прилетели. Давайте знакомиться. Карин Анатольевич Легасов, капитан и командир сего летающего цирка. А, вы, как я понимаю, наш штатный гарпунёр?

— Александр Потапов, — Потапов достал направление. — Могу ещё показать пропуск и удостоверение личности.

— Показывайте, — Легасов развернул сложенный вчетверо лист, — показывайте, не стесняйтесь. Удостоверение, пропуск, график сделанных прививок. Но не здесь, не сейчас и не мне. Мне достаточно видеть эту презренную бумажку. И диплом об окончании курсов по управлению той шайтан-арбой, что прицеплена к нашему носу… — капитан задумчиво почесал кончик носа, — может быть…

— Нет проблем, — сказал Потапов, извлекая из нагрудного кармана книжку в синей обложке.

— Ого, — уважительно протянул Легасов. — Я вам верю.

— А я бы проверил, — сказал Яков Ц. Он всё ещё злился.

— Яша, — задушевным голосом произнёс Легасов. — Не в службу, а в дружбу. Сходи в рубку, убедись, что Рома отчалил. Без осложнений.

— Если бы у Ромы возникли осложнения… — начал было Яков Ц.

— Яша! — повторил капитан, — дуй в рубку, аллюром!

— Уже иду, — сказал второй пилот и удалился скорым шагом.

— Итак, — продолжал Легасов, — со вторым пилотом я вас познакомил. Теперь об остальных членах нашего бесстрашного экипажа. Северьян Горелов, инженер-ядерщик и Максим Дубинин, двигателист. В данный момент каждый находится на своём рабочем месте… Один момент…

Мелодичный звонок вызова прервал его речь. Легасов выдернул прицепленную к нагрудному карману портативную рацию, включил её на громкую связь.

— Легасов. Слушаю.

— Капитан, — информировал Легасова из рубки второй пилот Яша Ц., - борт один-пять-один отбыл. Отстыковка и маневрирование прошло в штатном режиме.

— Вот и ладненько, — сказал Легасов. — Яков, обеспечь товарища оператора всем необходимым. Всё необходимое товарищу оператору отнесёшь в каюту номер пять. — Яков — наш квартирмейстер, — пояснил он, отключая рацию. — В свободное от основной службы время. Кто-то же должен этим заниматься? Должен! Так почему бы этому кому-то не быть вторым пилотом? Инженер-ядерщик у нас, к примеру, совмещает две должности: инженера-ядерщика и инспектора по охране труда. А вы, Александр… как вас по-батюшке величают?

— Матвеевич.

— Вы у нас будете председателем месткома, Александр Матвеевич. Будете?

— Зачем? — спросил Потапов.

— Хороший вопрос. Отвечаю: чтобы собирать деньги и вести собрания трудового коллектива.

— А без собраний никак?

— Умный человек, — сказал Легасов. — Впрочем, отставить лирику. До обеда остаётся двадцать семь минут и эти минуты не должны пропасть даром. Обещаю, мы потратим их с пользой для ума, Александр Матвеевич. Я запланировал небольшую экскурсию по вверенному мне судну. Мы начнём с кормовых отсеков. Следуйте за мной, товарищ Потапов.


Через девятнадцать минут пятьдесят девять секунд Потапову стали известны следующие, достойные внимания, факты: длина корабля составляла сто пять метров, в поперечном сечении корпус представлял собой эллипс шириной восемьдесят метров и высотой шестьдесят, большую часть полезного объёма забирали бортовые цистерны с азотом. Азот служил топливом для маршевого двигателя: магнито-плазменного геликонного конвертера Батищева, оптимизированного (оптимизирован был, конечно, конвертер, а не создатель пустотного ракетного движителя Батищев). Наружная обшивка корпуса изготавливалась из экспериментальной композитной брони: титан в качестве армирующего элемента, спрессованный с особым термостойким пластиком RFX10, обеспечивающим защиту от космической радиации. Для выработки электроэнергии использовался ходовой ядерный реактор РБЗ-1/15 — реактор бортовой защищённый, тип один, модификация пятнадцать. Палуб было две: нижняя — техническая, верхняя — жилая; пространство между корпусом и технической палубой занимали кислородно-воздушные танки, водяные баки и система глубокой очистки воды и воздуха. Регенерации подвергалась вода, используемая для санитарно-гигиенических целей, вода питьевая хранилась в отдельных ёмкостях и считалась ресурсом невосполнимым. Жилая палуба вела в ходовую рубку, рядом с которой, справа и слева, имелись открытые кабины лифта, соединявшего жилой и технический уровни. На технической палубе располагался носовой стыковочный узел, через который можно было попасть в кабину управления автономной буровой платформы, боксы для хранения скафандров, рабочих и пустотных, пищевой холодильник, универсальный склад, мастерская и герметически закрытый переход в зону повышенной опасности, к кормовым отсекам — реакторному и двигательному. За коротким аппендиксом перехода находился инженерный отсек: в нём несли вахту инженер-ядерщик Северьян Горелов и двигателист Максим Дубинин, тут же были смонтированы основные пульты автоматизированной системы контроля и управления маршевым двигателем и ядерным реактором. Буксировщик был снаряжён двумя трёхместными неуправляемыми спасательными капсулами и шестиместным управляемым спасательным космоскафом. Капсулы размещались в кормовых пусковых шахтах. Запаса кислородно-воздушной смеси в них хватало на несколько часов жизни (от трёх до четырёх при условии экономного расходования). Космоскаф жёстко крепился на внешней поверхности корпуса в средней части корабля, ближе к корме, люк переходника изнутри буксировщика для быстроты открывания удерживался единственной зашплинтованной ременной стяжкой, служившей одновременно средством аварийного подъёма в космоскаф.


— Надеюсь, уроки физкультуры не забыли? По канату лазали? Принцип тот же. Хватаете крепко руками стяжку, подтягиваетесь, цепляетесь за обрез люка, снова подтягиваетесь, лихорадочно дрыгаете ногами… Ну, или используете металлическую лесенку, прикреплённую к стене напротив. До люка, как видите, несложно дотянуться. Вытягиваете одну руку вверх, придерживаете крышку за ручку, чтобы она не свалилась вам на голову, другой рукой выдергиваете шплинт за это вот кольцо. Совсем как у гранаты. Раз, и вуаля, люк открыт. Затем снимаете лесенку, крючки в петельки, раскладываете до упора, крепите к полу, и лезете наверх. Внутренний люк в космоскафе открыт постоянно. Ничего сложного. Я дам вам почитать НПП и Инструкцию по технике безопасности. НПП, сиречь «Наставление по производству полётов». В нём тщательно проштудируете раздел восемь: «Действия экипажа в чрезвычайной ситуации». Инструкцию изучите всю. От корки до корки, после чего я вас немножко проэкзаменую. Спрашивать буду мягко, но досконально. Ферштанден?

— Натюрлих, — сказал Потапов.

— Благодарю за внимание, — Легасов чуть заметно поклонился. — Аплодисментов не надо. Счастливые дни миновали, Александр Матвеевич. Наступают суровые будни. Напоминаю: обед через пять минут и сорок шесть секунд. Форма одежды — повседневная. Вот ваша каюта. Номер пять, по правому борту. Если двигаться от кормы в направлении ходовой рубки. Кают-компания дальше, опять же по правому борту. К обеду прошу не опаздывать.


Интерьер каюты был предельно аскетичен: откидная койка, над койкой навесной шкафчик с постельными принадлежностями, столик-тумбочка, шкаф для вещей, складная вешалка у входа. Туалетный отсек от каюты отделяла непрозрачная роллетная штора, внутри он был таким же тесным, как и каюта, тем не менее, конструкторам удалось запихнуть в него узкий пенал душевой кабины, унитаз, раковину и никелированную полку с зеркалом, держателем для полотенец и туалетной бумаги.

На кровати Яков Ц. аккуратно выложил определённое Потапову имущество. Имущество, кроме рабочего скафандра, было упаковано в прозрачные пакеты. Скафандр хранился в контейнере, весьма схожим с дорожным чемоданом для ручной клади. Контейнер был оборудован колёсиками, выдвижной ручкой, встроенным кодовым замком и опломбирован. Потапов снял рюкзак. Кажется, он зря нагружал себя вещами. Квартирмейстер Цирюльников, исполняя приказ капитана, действительно принёс ему всё необходимое и даже больше: носки, термобельё, комбинезоны, перчатки, ботинки, электробритву, часы, портативную рацию и коммуникатор в комплекте с головной гарнитурой. Убрав рюкзак в шкаф, Потапов наскоро ополоснул лицо, переоделся в новую одежду (размерами Яков Ц. не ошибся, за что хотелось бы выразить отдельную благодарность кадровой службе родного Управления Космических Сообщений) и отправился в кают-компанию.


…где его уже с нетерпением ждали. Капитан при его появлении выразительно посмотрел на наручные часы.

— Минута тридцать три, — сказал Потапов, так же выразительно взглянув на свои, — я не опоздал.

— Знакомьтесь, товарищи, кто ещё не знаком, — сказал Карин Легасов, — оператор автономной буровой платформы Потапов Александр Матвеевич. Прибыл утрешним дилижансом.

— Горелов, — сидевший ближе всего к Потапову человек встал и протянул руку. — Северьян. Потапов с удовольствием пожал его крепкую ладонь. — Потапов, — сказал он.

— Дубинин. Макар, — приподнялся сидевший рядом с Яковом Ц. — Двигателист. Извините, руки не подаю. Не дотянусь.

— Потапов, — ещё раз отрекомендовался Потапов. — Александр.

— Очень приятно, — сказал Дубинин и больше никто не проронил ни слова. Возникла неловкая пауза. Потапов маялся у стола, а капитан с интересом оглядывал подчинённых.

— Значится так, товарищи, — после недолгого молчания объявил Легасов. — Властью, данной мне Уставом, Должностной инструкцией и обязанностями капитана, постановляю: официальную часть считать официально завершённой. Переходим к части неофициальной — обеденной. Александр Матвеевич, присаживайтесь, где вам будет удобнее. Меню на сегодня: суп грибной, сборная солянка, курица тушёная с рисом, консервы из мяса птицы, салат из свежих овощей, греческий салат, творог, апельсины, нектарины, сок виноградный, сок томатный, чай. Берите, кому что нравится.

Потапов взял творог, овощной салат, грибной суп, нектарин и зелёный чай. Суп был в колбочке толстого стекла, остальное — в стандартных алюминиевых тубах. Разогревался суп следующим образом: надо было несильно дёрнуть за выступающий из пробки язычок и дождаться, когда жидкость в колбе нагреется. После чего оставалась только вставить в пробку трубочку для питья и наслаждаться изысканным вкусом продукта, изготовленного лучшими специалистами Института питания УКС. Рекламный проспект, читанный Потаповым от нечего делать на Луне в скучные часы ожидания рейсового марсианского космолёта не обманывал — суп и вправду был хорош. Прочие блюда тоже, но только не чай. У благородного напитка обнаружился отчётливый витаминный привкус. Потапов мгновенно вспомнил о плановом диспансерном осмотре и немедля заел тягостное воспоминание сочным нектарином. Люди в белых халатах его раздражали.

— Ну, что ж, товарищи, — сказал Легасов, когда обед был закончен и мусор, оставшийся от трапезы, собран в пакет для отходов, — теперь о насущном. Командование решило поручить нам сложное и ответственное задание: перехватить и, соответственно, отбуксировать астероид M12469 к доку «один-один-бис» орбитальной обогатительной фабрики «Марс-Два». Для справки: астероид M12469 относится к спектральному классу M по классификации Толена и состоит на восемьдесят процентов, примерно, из железа, и на двадцать процентов из никеля, с некоторой примесью камней. Внешний вид и размеры объекта — вытянутое тело длиной около ста двадцати метров и диаметром около девяносто семи метров. Через пятьдесят три часа, семнадцать минут, двадцать шесть секунд, астероид M12469 приблизится к Марсу на максимально близкое расстояние. Мы стартуем с орбиты, разгоняемся до скорости одиннадцать целых, шесть десятых километра в секунду (вторая космическая), с выходом на основную траекторию. Дальность полёта составит восемьсот шестьдесят тысяч километров. Расчётное время полёта — двадцать восемь часов, сорок две минуты, тридцать девять секунд. Коррекция траектории движения — по мере необходимости. Ближайшие двенадцать часов отвожу на отдых и предполётную подготовку. Александр Матвеевич, вам приказываю спать, не менее восьми часов. Все свободны.

В коридоре Потапова задержал Яков Ц.

— Перейдём на ты? — вопросил он, сердито хмурясь.

— Всецело «за», — кротко согласился Потапов.

— Яша, — сказал Яков Ц. и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал прочь.

— Странная здесь, однако, обстановка, — пробурчал изумлённый Потапов, глядя вслед уходящему второму пилоту.


Зайдя в свою каюту, он разложил оставшиеся вещи по полкам шкафа, вскрыл контейнер с рабочим скафандром. Скафандр был ярко-оранжевого цвета. Кислородный баллон лежал отдельно. Такие скафандры шили из кевларовой ткани. Они не предназначались для выхода в открытый космос. Запаса воздушно-кислородной смеси в баллоне хватало максимум на два часа. По сути, это были обычные спасательные костюмы. Достав скафандр из контейнера, он тщательным образом осмотрел его, надел и подогнал по своей фигуре, следя за тем, чтобы не образовывались складки. Довольный собой, он снял скафандр и отнёс его в вакуум-отсек. Вернувшись обратно, он лёг в кровать и попытался честно заснуть.


…уснуть не получилось. Он долго ворочался с боку на бок, закрывал глаза, принимался считать до ста, сбивался со счёта, начинал заново, ложился на спину, вытягивал руки вдоль туловища, дышал ровно и глубоко, стараясь не думать, но в голову постоянно лезли всякие дурацкие мысли. Потапов, наконец, не выдержал. Сбросил одеяло, энергично вскочил, мельком глянул на часы и бодро подкатил кресло к столу. Капитан исполнил своё обещание. Потапова ждал толстый том «Наставления по производству полётов», «Инструкция по технике безопасности» в зелёной обложке и ещё одна, в обложке тревожно-красного цвета. «Инструкция по выживанию», — прочёл Потапов. Книги были новенькие, яркие, раскрывались с хрустом и пахли свежей типографской краской. «Очень своевременно, — восхитился Потапов, находя в НПП раздел восемь. — Только бы это не стало привычкой. Хотя, может быть, это как раз и есть местная традиция — заходить в отсутствии хозяина». Он взялся за чтение, медленно продираясь сквозь зубодробительные казённые формулировки параграфов. Прочтя треть страниц из раздела, с отвращением отложил «Наставление» и принялся читать «Инструкцию по выживанию». Исполнителем значился некий главный инструктор отдела по обеспечению безопасности жизнедеятельности УКС Иванов И.С. Человек был явно не обделён литературным талантом, поэтому инструкция, составленная им, читалась как хороший триллер. Потапов увлеченно проштудировал её от корки до корки. Отныне он мог спастись (теоретически) в какой угодно катастрофе (рассмотренной в качестве примера Ивановым И.С.).

Разобравшись с выживанием, Потапов вернулся к изучению действий экипажа при возникновении чрезвычайной ситуации. Одолевая скуку, он упрямо штудировал «Наставление…», имея в виду обещанную капитаном экзаменовку. Влияние НПП на организм было сродни эффекту снотворного. Потапов решительно отодвинул книгу в сторону. Спать ему оставалось три часа двадцать семь минут. Он оделся и направился в рубку.


…капитан программировал курсовой автомат, изредка заглядывая в лежащую перед ним бумажную ленту c рассчитанной бортовой вычислительной машиной траекторией полета и точками коррекции курса. Завершив ввод данных, он обернулся к Потапову.

— Выспались?

— Отдохнул.

— Хорошо. Ваши действия при подготовке к старту?

— По Техническому регламенту мне полагается сначала провести внешний визуальный осмотр автоматической буровой платформы, обращая особое внимание на состояние оболочки узлового источника питания — компактного бортового ядерного реактора — КБР-4/8, электродвигателей главного привода, силовых кабелей, буровых насосов, циркуляционной системы, баков с буровым раствором, кожухов буровых колонн и винтовых наконечников буров. Возвратившись на борт, я обязан произвести такой же осмотр внутри кабины управления АБП, после чего дать команду бортовому вычислителю на запуск программы самодиагностики и общей диагностики. Предстартовую инспекцию АБП надлежит сопровождать видеосъёмкой всех этапов проверки для составления в дальнейшем обязательного видеоотчёта.

— Что такое «этажерка», знаете?

— Знаю. Индивидуальный пилотируемый модуль.

— Верно. ИПЛ. Следующий вопрос. Ваше знание абстрактное, или конкретное?

— Эмпирическое. За время обучения налетал требуемые пятьдесят часов.

— Похвально. Смотрите, Александр Матвеевич, есть несколько вариантов исполнения возложенной на вас миссии. Точнее, всего два: либо вы неспешно, черепашьим шагом ползаете по обшивке, цепляясь страховочным фалом к релингам, либо используете ИПЛ. Признаюсь, я в некотором замешательстве. Будучи капитаном, я отвечаю головой за каждого подчинённого. Вместе с тем, я прекрасно осознаю тот непреложный факт, что просто физически не могу непрестанно контролировать их поступки и поведение. К чему эта речь, Александр Матвеевич. Разум и чувства. Первый вариант лучше, потому что безопаснее, однако видеокамера входит в штатный комплект «этажерки». Что выбрать? Как поступить?

— Я справлюсь, Карин Анатольевич.

— Уверены?

— Без сомнения.

— Что ж, тогда идёмте, подберём вам пустотный скафандр. И запомните, там вас некому будет страховать. Там вы будете сами по себе, Александр Матвеевич…


… - Вектор тяги положительный, ускорение ноль пять и не снижается. Удаление от цели двенадцать и шесть, — докладывал Яков Ц. — Сигналы маяков фиксируются чётко. Скорость объекта один и пять километра в секунду.

— Ваш выход, Александр Матвеевич, — сказал Легасов.

— Я готов.

— Отлично. Приступайте. Яша, тебе ассистировать.

Потапов облачился в рабочий скафандр. Яков Ц. ожидал его у открытого люка шлюзовой камеры. Потапов забрался в переходную трубу, работая локтями и коленями и толкая впереди себя баллон с воздушно-кислородной смесью дополз до входного люка кабины АБП, открыл крышку и вплыл в кабину управления вдогонку за баллоном. Ухватив баллон за ручку, он примкнул гибкую трубку к штуцерному разъёму клапана подачи дыхательной смеси скафандра, плавно крутанувшись в воздухе, полетел к люку, задраил крышку, легонько оттолкнулся подошвами ботинок от стены и плавно же отлетел к пульту, где довольно ловко усадил себя в кресло. Пристегнувшись ремнями и закрепив кислородный баллон в специальном кронштейне, он включил переговорное устройство.

— Рубка, вызывает АБП.

— АБП, рубка на связи.

— Рубка, начинаю процесс достартовой подготовки АБП. Запускаю программу блиц-диагностики систем. Программа блиц-диагностики систем отработала нормально. Выполняю подключение к вычислительной сети корабля-носителя. Поднимаю локальный сервер-вычислитель АБП. Локальный сервер-вычислитель АБП поднят и активирован. Выполняю протокол аутентификации и синхронизации локального сервера-вычислителя корабля-носителя и АБП. Останов. Запрошен пароль. Пароль введён и принят. Протокол аутентификации и синхронизации успешно завершён. Доступ к вычислительной сети корабля-носителя разрешён, защищённое соединение создано. Начинаю копирование на локальный сервер-вычислитель АБП полётной программы. Копирование завершено. Массив данных скопирован полностью. Запускаю проверку на целостность. Сверка контрольных цифр завешена, целостность массива данных не нарушена. Разрываю соединение локального сервера-вычислителя корабля-носителя и АБП. Соединение разорвано. Доступ к вычислительной сети корабля-носителя закрыт. Массив данных передан на бортовой вычислитель АБП. Локальный сервер-вычислитель отключен. Запускаю процедуру программирования курсового автомата АБП. Курсовой автомат АБП запрограммирован. Достартовая подготовка АБП завершена. АБП к старту готов.

— АБП, здесь рубка. Устанавливаю временны позывные. Позывной корабля-носителя — «Орёл-один», позывной АБП — «Орёл-два». Как поняли? Приём.

— Рубка, вас понял. Установленные позывные: корабль-носитель — «Орёл-один», АБП — «Орёл-два».

— «Орёл-два», старт разрешаю.

— «Орёл-один», начинаю процедуру расстыковки. Отключены стягивающие магнитные замки. Узловые механические замки открыты. Рельсовые направляющие убраны. Кормовые двигатели маневрирования и коррекции запущены. Вектор тяги положительный, ускорение ноль, ноль, три и повышается. Сцепка разорвана. Удаление: ноль, девять. Вектор тяги положительный, ускорение ноль, ноль, семь и повышается. Удаление: один и семь. Ускорение: ноль, три и повышается. Удаление: два и четыре. Кормовые двигатели маневрирования и коррекции отключены. Включены маршевые двигатели. АБП переведён в режим автоматического выполнения задания. Управление полётом передано на курсовой автомат. Ручное управление заблокировано. Процедура расстыковки завершена в штатном порядке. Конец связи.

— «Орёл-два», подтверждаю штатное завершение процедуры расстыковки. Конец связи.


…изначально, это был проект большой автоматической станции, создаваемой в рамках Мировой инициативы по защите Земли от метеоритной угрозы. Где-то в середине научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ концепция частично поменялась, а разработчики, словно бы испугавшись масштабов задуманного, добавили в конструкцию будущей автономной буровой платформы обитаемый командный модуль. Который, вообще-то, нужен был там как зонтик рыбе. Ну, или зайцу стоп-сигнал. Какими мотивами руководствовались создатели, впихивая человека в целиком автоматизированный механизм? Неизвестно. Однако объяснение такому решению нашлось. Курсантам в учебном центре разъясняли, что оператор автономной буровой платформы выполняет роль контролера и спасателя. Именно ему при возникновении нештатной ситуации придётся спасать дорогостоящее оборудование.


…контролировать было скучно. Потапову вспомнился давешний пилот малотоннажного кабриолета и его руки, так же сжимавшие рычаги управления. Только те рычаги не были столь изящны, эргономичны и многофункциональны, как джойстики в обитаемом командном модуле АБП. Потапов шевельнул пальцами. Его внимание привлекала выпуклая красная кнопка на рукоятке справа. Красная кнопка на рукоятке справа была чрезвычайно важной деталью. «Настоящий хладнокровный убийца обязательно поинтересовался бы, что это за красная кнопка…». Она служила для принудительной деблокады РУ (ручного управления). Спросите, у какого оператора АБП не возникало хоть однажды подсознательное желание нажать эту самую пресловутую красную кнопку, особенно после многочасового сидения в одиночестве, без дела и в напряжённом ожидании возможной аварии? На тренировках, в конечном счёте, её нажимали почти всегда, почти все. Редко кому удавалось избежать этого навязчивого искушения. «Только никогда не думайте о белой обезьяне…» Он отвёл от красной кнопки взгляд и стал смотреть на ведущий экран. АБП достиг цели и теперь летел параллельным курсом с объектом на удалении двадцати тысяч метров, сканируя поверхность астероида. Местом посадки была определена относительно ровная площадка в области F, куда заблаговременно сбросили приводную радиостанцию, вкупе с наводящими маркерными радиомаяками.


…всё это было элементом грандиозного плана. Где-то там, у края Главного пояса астероидов, исследовательский планетолёт, принадлежащий Deep Space Mining Company (DSMC) из United States Mining Group (USMG), в рамках проекта «Альцион» (промышленное освоение астероидов), предварительно установив на астероиде M12469 радионавигационные приборы, изменил его орбиту таким образом, чтобы астероид пролетел от Марса на расстоянии, достаточном для уверенного перехвата специально оборудованным кораблём.


…в четырнадцать часов, ноль девять минут, двадцать восемь секунд бортового времени АБП начал сближение с целью, астероидом M12469. На высоте четырёх тысяч метров от объекта сработал дальний приводной радиомаяк, инициировавший курсо-глиссадную систему наведения платформы. Курсовой автомат произвёл начальную корректировку траектории посадки. Средний приводной радиомаяк сработал на высоте две с половиной тысячи метров. Курсовой автомат внёс поправки в заданную траекторию и откорректировал скорость сближения с объектом. Ближний маркерный радиомаяк сработал на высоте одной тысячи метров. Курсовой автомат переключился в режим снижения и посадки.


…на пульте зажглись синий, жёлтый и белый индикаторы, оповещающие о последовательно активированных маркерных радиомаяках. На высоте сорока метров от поверхности астероида курсовым автоматом АБП был произведён отстрел гарпунов.


…гарпуны закрепились прочно. Включился механизм протяжки гарпунных фалов. АБП медленно притягивалась к поверхности астероида. Телеметрические данные непрерывным потоком поступали на ведущий экран и антенну внешней связи. Для Потапова наступил самый ответственный момент. Вцепившись в джойстики (буквально), он мысленно повторял алгоритм действий в случае возникновения аварийной ситуации. Во-первых, перехватить управление платформой (пресловутая красная кнопка на джойстике справа). Во-вторых, подрывом пиропатронов отстрелить гарпунные фалы (гашетка на джойстике слева). В-третьих, увести АБП на безопасное расстояние (жать педаль регулирования тяги фронтальных двигателей маневрирования и коррекции до упора). В-четвёртых, оглядеться. В-пятых, на усмотрение оператора АБП: вернув управление курсовому автомату, повторить посадку в автоматическом режиме, или повторить посадку в режиме ручного управления, или завершить выполнение задачи и увести платформу прочь от цели.


…развернулись посадочные опоры. Ещё десяток метров спуска и АБП встал на грунт. Платформа удерживалась двигателями прижатия и гарпунами. Следующим этапом было фиксирование посадочных опор. Лазерные резаки пробили идеально ровные шурфы, в которые были вкручены специальные шурупы, плотно прижавшие опорные плиты к поверхности. Двигатели прижатия отключились. Бурильные колонны опустились и буры пришли в движение, ввинчивая сверхпрочные наконечники вглубь металлической глыбы.


…когда бурильные колонны достигли расчётной глубины и застопорились, бортовой вычислитель АБП запустил двигатели обратной тяги, погасившие остаточное вращение астероида. Объект был готов к транспортировке.


Связавшись по бустерному радиопередатчику с Легасовым, Потапов доложил о завершении всех подготовительных работ. «Алеут», одномоментно ускорившись, нагнал астероид, выполнил манёвр торможения и состыковался с автономной буровой платформой. Потапов перешёл на буксировщик. Оставалось только доставить груз к фабричным докам, на орбиту Марса…

Загрузка...