Валерон вернулся быстро и с новостями. Волковский священник приезжал, привез Прасковью и оставил, убедившись, что обижать девочку никто не будет. Николай Степанович ему пообещал присмотреть и научить всему, что нужно будет личной горничной будущей княгини. Священник этим удовлетворился, навестил местного коллегу, после чего они оба уехали в неизвестном направлении.
Приезжал и человек от отчима. Ему Прохоров передал, что я сам вскоре появлюсь в Верх-Ирети, и не один. Еще Прохоров был уверен, что долго в Дугарске им рассиживаться не дадут.
Судя по реакции княгини Куликовой, до нее известие о замужестве дочери дошло: мне вернули подарок, причем бедная паучья девочка оказалась в совершенно неприглядном виде, разломанная в порыве ярости. Или это Мария Васильевна постаралась?
Валерон захватил испорченный механизм, а заодно захватил и все артефактные предметы с кузни, чтобы у меня появилась возможность исправить. Я попросил извлечь паучка, чтобы оценить.
Да… Там не ремонтировать, там заново все делать придется. Даже корпус оказался расколот. Самое интересное, что краска не пострадала. То есть в месте удара поверхность была рассечена, но больше нигде ничего не отошло и не облупилось. Даже на бантике, на который удар не попал, и он выглядел как надгробное украшение. Качество краски впечатляло. Ничего, скоро такую будем делать и мы.
— Мечом рассечено, — отметила Наташа. — Жалко, она забавная была. Говорила только много и быстро, в отличие от Мити. Митя рассудительный и спокойный, а она быстрая и болтливая.
Митю Валерон из себя не извлек, поэтому наш паук свое отношение к уродованию моей работы высказать не мог. Но насколько я помню, ему не нравилась сама идея создавать второго паука.
— Все-таки активировали?
Значит, придется полностью менять внутреннюю начинку — мне не надо, чтобы механизм подчинялся княжне Куликовой, хотя что там от начинки осталось после того, как Мария Васильевна представила на месте безобидной паучонки злобного механизмуса?
— Мама отложила в подарок императрице, а Машка взбрыкнула, активировала и заявила, что это ее вещь. Ты же для нее делал?
— Не совсем. Я делать не хотел, на меня Козырев надавил, — признался я. — Хочешь, изменим под тебя, добавим полезностей, заодно и перекрасим? Болтливость, боюсь, останется — это был бонус завершенного изделия.
— Если можно починить — я за это. Она забавная была, хотя Машка кривила губы — мол, не то что хотела.
— А будет то, что ты захочешь. Может, еще чего-нибудь добавим. Едем. И задерживаться здесь опасно, и на дирижабль можем не успеть.
Валерон согласно тявкнул:
— Прохоров тоже считает, что вам в Дугарске появляться опасно. Говорит, за домом наблюдают. И вообще сказал, чтобы ты гнал отсюда как можно скорее, не задерживался. Погнали отсюда, пока не набежали дружинники.
Задерживаться мы не стали. Я вывел снегоход на курс, параллельный дороге, и рванул в сторону Курменя. Если даже нас заметили в Дугарске — не догонят.
Останавливались только один раз, чтобы перекусить и немного размяться, а перед въездом в Курмень решено было снегоход убрать. Валерон поднатужился и нашел внутри себя место для столь габаритного груза. И сразу же выявилась проблема: внутри помощника оказалось слишком много тяжелых вещей, и теперь он мог перемещаться только очень медленно. Настолько медленно, что за спокойно идущими нами он не успевал ни в материальном виде, ни в бесплотном. Пришлось взять его на руки.
— Будет лучше, если его возьму я, — предложила Наташа. — Посчитают его моей собачкой. А мы еще комбинезон наденем.
— Хорошая идея, — сказал Валерон голосом умирающего. — Хоть что-то уберу из себя.
— Общий вес не изменится, — намекнул я.
— Зато изменится баланс веса внутреннего и наружного, — не согласился Валерон.
Его одежда переместилась из внутреннего хранилища на Валерона. Двигаться он от этого быстрее не стал, но приобрел необычайно горделивый вид. Дело было к вечеру, поэтому из города сани выезжали, а в город никто не торопился, пришлось нам идти пешком до самой причальной мачты, благо мы подъехали с нужной стороны и идти пришлось не так много.
Валерона Наташе я передал, когда мы входили на причальную площадь. Все же он, хоть и не совсем материальный, весит столько, что начинаешь думать, не пора ли ему на диету, поскольку возникает подозрение, что в энергию перерабатывается не все, что-то откладывается в виде жира. И хорошо так откладывается, уверенно.
Успели мы буквально на пределе: нужный нам дирижабль отправлялся через восемь минут. Еще чуть-чуть — и пришлось бы оставаться на ночь или выстраивать дорогу через несколько пересадок, что и дольше, и дороже, и геморройней.
С собачкой нас пустили без проблем и даже доплатить не потребовали. Стюард так вообще изобразил умиление при виде питомца в почти человеческой одежде, только поинтересовался:
— Сударь, сможет ли малыш дотерпеть до следующей стоянки, потому что возможностей удовлетворить свои естественные потребности у собачки не будет долго?
— Наш песик очень терпеливый и гадить не будет, — уверил я.
— Был бы я котом, — проворчал Валерон, — при столь наглых инсинуациях тапки этого конкретного стюарда оказались бы под угрозой, но солидный собачий облик обязывает к приличию. Но сейчас я за оскорбление ничего не возьму: в меня даже подстаканник не влезет, а больше здесь ничего ценного нет.
Он икнул и злобно уставился на стюарда, как будто именно тот был виноват, что внутреннее Валероново пространство оказалось забито под завязку.
— Хороший мальчик, умненький, — сказал тот. — Проходите. Ваши каюты номер восемь и номер девять.
К сожалению, двухместных кают в дирижаблях предусмотрено не было, как и кают повышенной комфортности. Возможные неудобства искупались скоростью, хотя я, честно говоря, не понимал, почему нельзя было устроить пару кают размером чуть больше, а брать за них деньги как за люксовый гостиничный номер. Наверняка нашлись бы желающие. Понты дороже денег.
Каюты оказались совершенно одинаковыми, поэтому мы просто разошлись по принципу «Девочка — налево, мальчики — направо».
Валерон сразу же плюхнулся на койку и простонал:
— Мне нужно срочно от чего-то избавляться. Я даже проверить дирижабль не могу на предмет возможных злоумышлений. И если ты вдруг настроился что-то сливать, то мимо. Еще немного — и снегоход из меня полезет сам.
Можно было Митю извлечь, но я опасался, что с ним в дирижабль не пустят, а вытаскивать его сейчас — рисковать, что ссадят за пронос опасного груза.
— Не надо нам здесь снегохода, — забеспокоился я. — Потерпи. У отчима его выгрузим, и купель тоже.
— Купель? — слабо возмутился Валерон. — Я категорически не согласен.
Он обнял лапами живот, как будто я собирался его вскрывать и извлекать столь дорогую его сердцу вещь.
— Наверняка на еще один уровень наберется, соберу улучшенный вариант. А этот подарим маменьке.
Валерон посопел, потом обреченно закатил глаза и сказал:
— Ладно. Только сейчас меня не дергать, а то мне что-то совсем нехорошо. Мне нужно полежать. Может, уложится и растянется.
Провокационный вопрос, будет ли он есть, я оставил при себе, потому что в таком состоянии моего помощника и стошнить может как снегоходом, так и кузнечным оборудованием. Стенки между каютами тонкие, пропорются на раз-два. Владелец дирижабля разбираться в том, кто повредил его транспортное средство, не станет, сдерет с меня по максимуму. Да и не будет так уж неправ: за Валерона ответственность несу я.
Помощник растянулся на койке с мученическим видом, а я решил его не дергать и переместиться пока к Наталье. Проблема в том, что все личные вещи и запасы еды сейчас находились в Валероне и не могли быть извлечены без того, чтобы не спровоцировать извержение всего остального. Хорошо, хоть у меня под комбинезоном было не только исподнее, иначе непонятно было бы в чем ходить. Эти штаны и рубашка были довольно потрепанными, но лучше уж так, чем сидеть в полураздетом виде, запершись в каюте всю дорогу.
Я постучал к Наташе, дождался ответа и вошел.
— На моей койке Валерон страдает, — сообщил я. — Предлагаю попить чай и заказать что-то поесть сюда.
— А что с ним? — забеспокоилась она.
— Переполнился. Внутри слишком много тяжелого, — пояснил я. — Боится не удержать.
На ее лице появился самый настоящий ужас. Видно, тоже представила, что будет, если в каюту внезапно вывалится столько железа.
— И что делать?
— Он надеется дотерпеть до Верх-Ирети. Там разгрузим и больше таких тяжестей в него отправлять не будем. Что-то точно лишнее: либо снегоход, либо содержимое кузни.
— Да уж. Как в нем только помещается столько? До сих пор удивляюсь.
— Он растягивает внутреннее пространство постоянными тренировками в купели и поеданием шоколадных конфет. Сначала вмещал намного меньше. Так я посижу у тебя?
— Конечно. — Она пододвинулась к окну, уступая часть койки. — Честно говоря, мне немного… странно. Я никогда настолько далеко от дома не уезжала.
— А в зону? Я тебя, можно сказать, в центре вашей зоны встретил.
— Это другое. Там без вариантов. Я знала, что мне необходимо было там быть при появлении реликвии. Только тогда не поняла почему.
Она внезапно жарко покраснела и отвернулась к окну, я тоже некстати вспомнил, что мы женаты.
— Не жалеешь? — спросил я. — Могла бы остаться дома, а через пару лет стать завидной невестой в процветающем княжестве.
— Ни капельки, — ответила она. — Мне светило только стать приложением к Машке, а я всегда хотела отвечать сама за свою жизнь. И если ты выполнишь свои обещания…
— Наташ, я же сказал, что приложу все силы, чтобы найти нужные сродства. Если они где-то падают, то они у тебя будут.
— И не только. Ты и кристаллами щедро делишься. А еще я чувствую себя свободной. Мне иногда кажется, что это сон. Проснусь — а ничего не было.
Я ее обнял, притянув к себе.
— Всё было, а сколько ещё всего будет. Только мечтать надо поменьше, а больше делать. Ты свои навыки не мечтами поднимала, а вполне конкретными тренировками. К сожалению, на мне есть одно обязательство, пока с ним не разделаюсь, планировать вдолгую нельзя. Что-то конкретное прояснится только летом. Есть вероятность, что ты останешься молодой красивой вдовой.
— Нет такой вероятности, — она нахмурилась. — Я ее не вижу.
— Это радует, — улыбнулся я. — Сплошные плюсы от супруги-предсказательницы. Можно сказать, появился свет в конце тоннеля.
И хотя вероятности, связанные с богами, этот навык видеть не позволял, все равно мне стало немного легче, появилась уверенность в том, что печать договора, висевшую на мне тяжеленным ярмом, удастся сбросить.
Стюард начал ходить по коридору, предлагая чай. Наташа вздрогнула и отстранилась. Она бы, похоже, еще от меня отодвинулась, но было уже некуда — и без того вплотную к окну сидела. Пришлось отодвигаться мне.
Когда стюард постучался к нам, я поинтересовался, что он может предложить из еды, а еще — нельзя ли здесь купить свежих газет. Было чертовски любопытно, что пишут про куликовскую зону.
Из еды предлагались только бутерброды, а газеты не продавались, но стюард, чуть помявшись, сообщил, что есть вчерашние, оставленные пассажиром, немного мятые и немного жирные. Я выразил желание купить, он сразу выразил желание принести. Так что вскоре на столике каюты стояли не только стаканы с чаем и тарелки с бутербродами, но и лежала пачка газет, действительно, вся в жирных пятнах. Жир и мятость нас не испугали, и мы решили просматривать газеты по очереди, благо их было шесть штук — конкуренции не было.
Правда, у меня было право первого выбора, чем я и воспользовался, взяв сразу газету «Ведомости», как самый солидный источник информации. Просматривал по диагонали, пока не наткнулся на статью про куликовскую зону. Автор статьи был очень осторожен в прогнозах. Писал, что нужно посмотреть и убедиться, что зона не вернется и что реликвия действительно восстановилась и это не мистификация, призванная дать нынешнему князю возможность сохранить свой титул. В заключении статьи было указано, что экспертная комиссия уже выехала и читателям данного издания совсем скоро будет доступна полная информация о происходящем в княжестве Куликовых.
В следующей газете статью писал куда более оптимистичный господин, напророчивший, что это лишь первый случай из череды возвращений остальных княжеств под полный контроль князей. Он писал так, как будто уже побывал в Тверзани, чего я не исключал: слишком уж образное вышло описание пустого города, ожидающего своих жителей.
— Про нас написали, — неожиданно сказала Наташа. — Нехорошо написали.
Про нас действительно было написано в одной из статей. В духе, что пока одни борются за освобождение княжества от зоны, другие пользуются ситуацией и склоняют юных невинных девиц к браку. В статье я выглядел опытным ловеласом, и не подумаешь, что я старше супруги всего лишь на год. По тексту я выглядел охотником за приданым. Нищим и бесчестным, поймавшим жирную рыбку в мутной воде. От статьи веяло чем-то личным, поэтому у меня сразу возникли сомнения, что этот кусок был написан не на заказ. Сомнениями я сразу поделился с Наташей.
— Возможно, это заказ твоих родителей? — предположил я.
— Скорее сестры, — возразила она. — Очень похоже, что она была в ярости, когда узнала. А когда Машка злится, она делает глупости. Такая статья — это урон не только репутации твоей, но и Куликовых. Потому что не уследили и допустили. Но мы тоже хороши. Должны были подумать об отправке объявления в газету.
— Какого объявления?
— О нашем браке, разумеется, — ответила она. — Тогда заткнули бы все слухи. Брак людей нашего уровня обязательно должен освещаться в прессе. Нами освещаться, а не так.
Она возмущенно потрясла газетой. Казалось, появись этот наглый писака здесь — и ему сразу же настучат его писаниной по кумполу. В девушке сейчас говорила обида за меня, а не за себя, пусть ее и показали глупенькой девочкой, пошедшей на поводу у не совсем порядочного человека.
— Надеюсь, мне не придется подавать на газету в суд или вызывать типчика, написавшего статью, на дуэль? — забеспокоился я. — Предлагаю просто сделать вид, что этой статьи мы не видели, и забыть про это. То, о чем не говорят, очень быстро уходит из людской памяти.
— Не в этом случае. Ты не та персона, кто будет находиться постоянно в тени. Нам нужно что-то сделать, чтобы нивелировать последствия.
— Это предвидение или желание справедливости? — на всякий случай уточнил я.
— Скорее второе, — признала она. — Мне кажется, что такое спускать нельзя.
— Приедем, посоветуемся с отчимом.
— Именно с отчимом? — удивилась она.
— К его советам точно стоит прислушаться. А маменька… Она у меня своеобразная. Впрочем, ты сама увидишь, — и чтобы уж совсем не пугать Наташу, напрягшуюся при упоминании встречи со свекровью, сказал: — Она хорошая, но склонна к некоторой театральности.
Радости на Наташином лице не появилось, поэтому я добавил:
— В любом случае мы жить вместе с ней не будем. У нас должен быть собственный дом. В Верх-Ирети мы надолго не задержимся. Провентилируем возможность для тебя сдать экзамены и получить паспорт уже как моей супруге.
К сожалению, все Наташины документы остались в Дугарске, и даже если вспыльчивая сестрица их не уничтожила, то нам вряд ли все вышлют по запросу. Вопрос с документами надо было решать. Думаю, отчим будет в этом заинтересован, потому что мы уедем сразу, как все будет на руках.
— Думаешь, получится?
— Уверен, не сразу, так чуть погодя.
Мы дочитали все газеты, доели все бутерброды и допили весь принесенный чай, после чего я ушел к себе — было уже поздно, и я планировал лечь спать.
На моей подушке спал Валерон, свернувшись в трогательный клубочек. И сон его был точно не из легких, так что я перекладывать помощника не стал, лишь чуть сдвинул подушку, накрылся одеялом и ухнул в сон.