Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

Глава 4 Попутчик

Я бросилась к Золушке и едва не споткнулась о её скрюченную фигурку.

— Синди?

Упала рядом на колени, схватила за плечи.

Мы всё ещё находились на главной лестнице, тремя террасами спускающейся в сад. Масляные фонари с толстыми стёклами освещали всё желтоватым светом. Над нами нависал самшитовый куст в виде амурчика. Провалы его глаз смотрели вниз со злорадным любопытством. Или мне так казалось. Да ещё этот моросящий дождик, из-за которого мраморные ступени стали потрясающе скользкими!

Золушка запрокинула лицо и с неожиданной ненавистью посмотрела на меня.

— Ты! — завизжала тонким голоском. — Ты это специально сделала!

Её глаза двоились от слёз, казалось, в каждом по два зрачка — сверху и снизу. Я растерялась.

— Синди? Что с тобой?

Она всплеснула руками, закрыла ладонями лицо и расплакалась.

— Я ему понравилась! Я понравилась ему! А ты! Ты специально придумала это с туфлями! Ненавижу-у-у!

И принялась раскачиваться, рыдая. Я похолодела. Подняла потемневший подол прекрасного платья, сверкающего золотом в свете фонаря, и ахнула. «Хрустальная», мать её, туфля разбилась. Нога Синди оказалась в крови. Видимо, порезало осколком. В принципе, логичный финал для обуви из стекла. Почему я раньше-то не предположила такого? Наш бег по мокрой лестнице…

Но ведь это сказка, разве нет? У книжной Золушки (да и всех остальных) такой проблемы отчего-то не возникало!

— Дай ногу, — потребовала я, кусая ни в чём не повинную губу.

— Нет! — истерично взвизгнула пострадавшая. — Оставь меня!

— Ты дура? — рявкнула я зло. — Ты совсем дура или так, временно? Дай ногу, говорю. И заткнись, не ори. Если сейчас её не перевязать, не вынуть осколки, то ты станешь одноногой, женщина. Это тебе ясно⁈

Она разревелась ещё сильнее. Я схватила сестрёнку за плечи, встряхнула и прорычала в лицо:

— Замолчи! Сейчас же! Дай мне тебе помочь! Клянусь, я не нарочно. Да, идиотка. Тут ты права. Но давай об этом потом? Синди! Сейчас тебе нужна помощь!

Притянула её к себе, прижала, погладила по мягким шелковистым волосам («кокошник» соскочил где-то на полпути, вероятно, а сетка сползла). Золушка всхлипнула, уткнулась мне в плечо и заплакала уже без надрыва. Тихо и испуганно, как потерявшийся щеночек. В кустах расщёлкались, рассвистелись соловьи. Ну или очень похожие по звучанию птицы. Видимо, со сна не разобрались, что за движуха происходит, но в любой непонятной ситуации главное — петь.

— Ну всё, всё.

Я отстранила сестрицу, взяла её израненную ногу на свои колени. Порезов оказалось три: два — на подошве, один — на пятке, и ещё один осколок торчал стеклянной занозой из большого пальца. Я ногтями аккуратно вынула то, что смогла заметить. Перевязала ступню своим носовым платком, разодрав его на три части. Благо здесь использовали очень большие носовые платки. Затем сняла с себя матерчатый пояс и перебинтовала ногу до лодыжки. Встала. Штаны упали. Чёрт!

Да, тут не умели приталить силуэт без шнуровок и всего такого. И пояс для штанов не был аксессуаром роскоши. По крайне мере, для мужчин. А вот на женском платье пояс действительно являлся лишь декоративной частью. Просто, чтобы был. Юбки крепились совсем другим способом. Ещё бы! Такую тяжелюку ни один ремень не выдержал бы!

Я подобрала штаны и принялась завязывать верх на узелок.

— Дрэз… я… я не смогу идти.

Голубые глаза смотрели на меня жалобно и беспомощно. Мухи зелёные! Терпеть не могу беспомощность!

— Я потащу тебя на закорках, — приказала я, то ли ей, то ли себе.

Повернулась к сестре спиной, и через несколько минут, с горем пополам, она смогла ухватиться за мою шею и обхватить ногами мои бёдра.

Примерно на середине прекрасного парка мы остановились отдохнуть.

— Тебе надо снять платье, — прохрипела я, вытирая пот, обильно струящийся по лицу, подобно Ниагарскому водопаду. — Вас двоих мне не утащить.

— Смеёшься? — недоверчиво уточнила «поклажа».

— Нет. Сними верхнее платье. Сверни его и вторую юбку.

— Но… это же неприлично!

— Жить вообще неприлично. Или так, или я бросаю тебя прямо тут.

Золушка повиновалась. Я помогла ей. На мой взгляд, в шёлковой блузе, корсете и белой льняной юбке сестрёнка выглядела намного невиннее, что ли, чем в роскошном платье. Мы скрутили парчу и бархат, и я спрятала всё это в самшитовый шарик. Пришлось немного поломать его внутри.

Так моя ноша стала куда легче. Ещё бы дождик перестал плакать. Но нет.

Стражники на воротах не остановили нас. Отлично. Эти дуболомы никогда не догадаются, что мимо них только что пронесли невесту принца. Ну, то есть, будущую невесту. Да они и не вспомнят нас! Простую девчонку в льняной юбке и парнишку в потёртом костюме слуги.

Ещё через сотню шагов я снова остановилась. Да, Золушка вряд ли весила больше сорока килограмм. Она была миниатюрной худышкой, но, простите, сорок кэгэ это — мешок цемента. Да и я тоже же не Бриенна Тарт, честно говоря.

Но хуже всего было то, что нашего экипажа нигде не было. А я как-то не подумала договориться с возницей о месте встречи. Совсем забыла про полночь, когда Золушка должна покинуть бал. Может быть, кучер привезёт карету к утру, когда гости начнут разъезжаться. А, может, он сейчас где-нибудь в караулке распивает горячительные напитки вместе с другими извозчиками и лакеями и матерится, что приходится ждать. Было бы забавно! Но я даже не знаю, где эта самая гипотетическая караулка. Возвращаться же обратно и расспрашивать — опасно.

Неужели придётся вот так тащиться всю дорогу? На минуточку, сюда мы ехали не меньше часа! На лошадях! Пешком же точно будет раз в пять дольше. А уж с такой ношей… Я покосилась на сестричку. И мне вдруг отчаянно захотелось закурить. Притом, что — я уверена! — я никогда не курила.

— И что дальше? — жалобно спросила Синди. — Ты не сможешь донести меня до дому на спине!

И она была права. А нельзя ли как-то… ну, сделать монтаж? Перемотать сказку до счастливого финала? Принц не может найти свою возлюбленную прямо сейчас?

— Кстати, а где твоя вторая туфля? — вдруг вспомнила я.

— Оставила там, — Золушка пожала плечами. — Не тащить же было её с собой.

Так. Понятно. Туфля валяется на лестнице. Значит, с небольшими погрешностями сказка продолжается. Даже не знаю, радоваться ли этому.

— Я действительно не смогу протащить тебя на спине всю дорогу. Давай попробуем доковылять.

— Но это же так далеко!

— Ничего, не волнуйся. Я не такая избалованная, как ты думаешь. Сложнее придётся тебе. Ты, конечно, привыкла к движению и физическим нагрузкам, но на одной ноге…

Золушка как-то странно всхлипнула. И мы попрыгали. Вернее, прыгала на одной ножке она, я-то шла. Синди обвила мою шею рукой и почти повисла на мне. Шагов (прыжков) через сто сестрёнка снова взмолилась:

— Давай отдохнём!

— М-да, — я хмыкнула. — Эдак мы с тобой и к закату следующего дня не доберёмся!

— Я больше не могу!

Синди расплакалась, закрыв лицо руками. Я удивилась было, но потом вспомнила, что моя Золушка вообще-то отплясывала на балу. Танцы — это ж тоже нагрузка, да ещё какая!

— Ладно, залезай.

Она снова вскарабкалась мне на закорки. Я скрипнула зубами и побрела вперёд. Надо придумать что-то другое. Дождик был мелким, морось, а не дождь, но за время нашего побега моя одежда стала влажной и тяжёлой, её — тоже. Руки скользили по влажной коже, от этого Золушка старалась ухватиться покрепче и стискивала мне шею. Я начала задыхаться.

И тут, к счастью, позади послышался цокот копыт.

— Слезай, — прохрипела я, останавливаясь.

И стук колёс. Экипаж! Вот так удача!

Мы не так чтобы далеко отошли от королевского замка, его золотистый свет всё ещё переливался в темноте. Каменистая горная дорога не раскисла от дождя, и это, конечно, радовало. Но ночь — холодная и промозглая, к тому же — темно и тяжело.

Золушка сползла, села у придорожных камней, обняв колени и тихо хныкая. А я выбежала вперёд на середину дороги, отчаянно махая руками. Пожалуйста, пожалуйста! Подберите нас!

Боги… Это же не…

Ну нет!

Почему вот так? Кто просил⁈

На нас мчался чёрный экипаж, влекомый четвёркой бешенных вороных.

Я резво отпрыгнула в сторону, схватила сестрёнку за руку:

— Бежим!

Может, пронесёт? Может, он вообще не за нами?

Золушка, впечатлившись, вскочила, охнула, сделала попытку бежать, но… Экипаж поравнялся с нами, дверцы его распахнулись и… Клянусь, я видела это! Из тьмы проёма высунулись две призрачные костлявые руки, неестественно длинные, больше похожие на куриные лапы, и, мгновенно схватив нас, зашвырнули внутрь.

Золушка завизжала.

В карете вспыхнул и замерцал серебристый, мертвяще-белесый свет, и я обнаружила напротив бледное лицо принца Чертополоха. Он щёлкнул пальцами, и оглушающий визг смолк. Синди схватилась за горло руками и, глотая воздух раскрытыми губами, выпучила глаза, будто силясь кричать. А я обмерла от ужаса.

Потому что до сих пор я видела монстра только в профиль. И только его правую сторону…

А вот левая…

Её почти не было. Или вернее… ужасные шрамы, рубленные, рваные и те, что оставляют ожоги четвёртой степени, изуродовали половину лица почти полностью. Но я не знаю, что было ужаснее, это, или ярко-фиолетовый глаз, каким-то чудом оставшийся нетронутым. Даже чёрная бровь над ним сохранилась.

Чертополох презрительно скривил губы, тоже не пострадавшие с обеих сторон. Прищурился.

— Я не буду кричать, — хрипло пообещала я и облизнула пересохшие губы.

Он перевёл взгляд гетерохромных глаз на меня — один фиолетовый, другой чёрный — дёрнул бровью.

— Благодарю, — удостоил насмешливого ответа.

Синди замычала. Этот придурок что, лишил её дара речи? Но — как?

«Придурок» перевёл взгляд на Золушку. Полюбовался делом рук своих.

— Всё тайное рано или поздно становится явным, — заметил скучающим голосом. — Ты, девочка, всерьёз решила, что можешь заполучить принца, подослав своего слугу, чтобы тот вас познакомил? Может, ты и права. Но напрасно выбрала именно этот день. В любой другой я не стал бы возражать, чтобы ты погрела Мариону постель. Но сегодня у меня на него другие планы.

— М! М-м, м-м-м! — ответила ему Золушка.

На огромных голубых глазах её выступили слёзы. Да ведь и правда, он её как-то обезмолвил!

— То есть, — прошептала я, — магия запрещена, но не для всех?

— Верно, — Чертополох снова обратил на меня своё внимание. — Умный мальчик. Итак, крошка, — это уже снова Золушке, — что мне с тобой делать? Лишить памяти? Погрузить в столетний сон? Вышвырнуть за круг? Или просто — убить? Что посоветуешь?

— М! М-м! — Золушка умоляюще стиснула руки.

— Ты хороша, малышка, — заметил он, — но ты ошиблась. На меня это не действует.

Он наклонился к ней, сидящей прямо на полу кареты, взял её за тонкую шею и чуть стиснул. По щекам сестрёнки покатились крупные слёзы.

— Эй! — завопила я. — Руки убрал!

Я кинулась на монстра, но — один взмах руки — и застыла в неподвижности. Чёрт! Да он реально колдун!

— Что это? — Чертополох вдруг выпустил из длинных пальцев свою жертву и с любопытством взглянул на её грудь.

Вот же…!

Однако я ошиблась. Внимание мужчины притянулось вовсе не к женским прелестям. Он аккуратно отцепил от лифа Синди мою брошку-тыкву. Прицокнул. Снова заглянул в глаза Золушки своими жуткими глазищами.

— Ты больше не будешь кричать, девочка?

Та отчаянно замотала головой.

— Визжать, орать, ныть? И станешь отвечать на все мои вопросы?

Та закивала, и мне показалось, что её голова сейчас соскочит с тоненькой шеи.

— Хорошо. Уговорила.

Чертополох щёлкнул пальцами. Синди закашлялась.

— С-с-спасибо, — пролепетала в ужасе и заморгала быстро-быстро.

— Пожалуйста.

— Меня тоже можно отпустить, — проворчала я.

И удостоилась щелчка пальцев. Уф-ф. Так как-то легче, чем чувствовать себя, словно в мягком, но тугом коконе.

— Вопрос первый, девочка, — колдун не сводил с Золушки взгляда, — откуда у тебя эта вещица?

— Я н-не помню, — жалобно простонала та.

— Хорошо. Вопрос второй: ты больше не будешь пытаться пробраться во дворец, встретиться с принцем, передать ему послание? Одним словом, не станешь попадаться ему на пути или пытаться соединить ваши дороги?

Вид у сестрёнки стал совсем жалкий. Она сморгнула слёзы. Чертополох терпеливо ждал. В карете повисла тишина, густая, как кислые щи.

— Ну? — наконец не выдержал принц-чародей.

— Не буду, — прошептала девушка.

По щекам её покатились слёзы.

— Вот и умница.

Мы вдруг остановились. Карета резко затормозила, я упала и ударилась лбом о сиденье скамьи. Взвыла от резкой боли. В глазах вспыхнуло. Я схватилась за лоб, морщась.

— Можешь идти, — заметил Чертополох Золушке. — Мы приехали.

— Она не может, — процедила я. — У неё нога поранена.

— Да? — он снова взглянул на меня.

А затем ещё раз щёлкнул пальцами. Подол льняной юбки пополз вверх, нога Золушки обнажилась до колена. А потом… Не может быть! Я широко распахнула глаза, безмолвно взирая на то, как из ран выскакивают мельчайшие осколки стекла, нарушая все законы гравитации и сверкая искорками. И растворяются в воздухе. А раны — затягиваются. Честное слово! Кровь исчезла и через каких-то пару минут от глубоких порезов не осталось и следа.

— Теперь — может.

Золушка вскочила и бросилась наружу. Споткнулась об меня, но вырвалась и обернулась, вся дрожа. Я поднялась. Голова всё ещё кружилась от сильного удара. Меня мутило.

— Дрэз, ну же! — нетерпеливо прошептала сестрёнка.

— А Дрэз останется, — небрежно заметил Чертополох.

Дверца захлопнулась. Лошади взяли с места в карьер, и я снова упала. Хорошо хоть на пятую точку. Ну и немного приложилась спиной уже о другую скамью. Где-то позади раздался крик сестрички, но быстро смолк.

— Это похищение?

— Можно и так сказать. Ты же девица, не так ли?

— Можно и так сказать.

— Смелая. Глупая. Как твоё имя?

— Дрэз.

Он задумался. Затем кивнул мне на скамью напротив себя. Я осторожно поднялась и села.

— Вы меня убьёте? — уточнила на всякий случай.

— От тебя зависит.

Я сложила ручки на коленях и уставилась ему в лицо взглядом умного пёсика. Я не гордая, да. Ну, потерпеть могу. Жить — хорошо, не жить — плохо. И вдруг осознала: рессоры! У этого экипажа они точно есть! При всей быстроте передвижения — а двигались мы вот прям со скоростью километров шестьдесят в час, не меньше, а то и все восемьдесят — карета совсем не тряслась. Ход был плавный. Но свои открытия я решила придержать при себе.

— Я не буду доносить на Золушку, — предупредила колдуна на всякий случай.

— А ради спасения своей никчёмной жизни?

Вот же влипла!

Он хочет из меня стукача сделать? Ну точно! Но я — не он и никогда им не была.

— Нет.

Я зажмурилась, отчаянно закусив нижнюю губу. «Доверие и честь нельзя предать дважды», — однажды сказал мне папа. Потому что после первого их уже не будет. Звучит пафосно, но ведь так и есть? Конечно, можно было бы попытаться обмануть гадёныша, но вдруг он, например, мысли читает? Вдруг мерзавец — телепат? Или, например, магические клятвы там…

— Не читаю, — признался Чертополох.

Что⁈

Я уставилась на него.

— У тебя лицо выразительное, — меланхолично пояснил злодей. — Значит, доносить на Синдереллу не будешь?

— Нет.

— А на принца Мариона?

«Я вообще ни на кого не стану вам доносить!» — чуть не выпалила я, но задумалась. Может, не стоит жизнью вот так разбрасываться? Всё же она у меня одна. Или две, если допустить, что это не сон, а, например, какое-то дурацкое перерождение. Но всё равно не то, чтобы много. А кто мне Марион? Да и вообще, я с ним вряд ли когда-либо встречусь ещё. Если верить сказке (а чем дальше, тем больше я ей не верила), то принц отправится с туфлёй в руке искать Золушку. И, конечно, попытается мне её примерить, но… Это ведь займёт буквально пару минут. На что доносить-то? Сама же нарываться на встречу с этим казановой я вовсе не собираюсь.

Я покосилась на Чертополоха.

— Если я откажусь, вы меня убьёте?

— Вероятно.

— Мне нужно время, чтобы подумать. Такие дела, знаете ли, с кондачка вот так не решаются.

— Подумай, — легко согласился он.

Мы помолчали. Серебряный свет погас, и, если бы не дыхание колдуна, я и вовсе могла бы подумать, что осталась в экипаже одна. Стало ещё более жутко. По коже побежали стада мурашек. Ну уж нет! Я не дам довести себя до состояния перепуганного кролика!

Потянувшись к окну, я отодвинула шторку и выглянула.

Серебряный диск луны наполовину укутала пушистая туча, сияющая индиговым краешком. Дождик всё ещё моросил, всё так же меланхолично и лениво. Я подставила лицо влажности и ветру, растрепавшему мои волосы. Стало чуть легче.

А потом посмотрела на окрестности. И едва не заорала.

Прямо напротив меня клубилось сизовато-белое облако. Земля же обрелась далеко внизу: иголочками сверкали шпили, темнели прогалины домов, сверкали белые шапки гор, змеиной чешуёй переливались извилистые речушки.

Вороные несли нас по небу.