Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

Глава 1 Спасти Золушку

Мне навстречу летят огни, фары слепят глаза. Позади орёт пьяный Серёга, его лапы сжимают мою талию. Ночь, а потому трасса практически пуста.

— Дом мой — покой, — кричит он мне на ухо, — бог сна, вечная тьма…

Я подпеваю. Правда вряд ли наш вой можно назвать песней. У Горшка определённо лучше получалось! Ветер обжигает лицо прохладой. Вдруг Серёга начинает целовать мою шею. Там, где над седьмым шейным позвонком чёрный дракончик кусает шипастую розу.

— Отвали, Серый, — рычу, но он, кажется, не слышит.

Ветер не даёт слышать.

— Детка, ты такая вкусная! — хрипит пьяно.

И его рука ползёт мне под косуху, туда, где грудь натянула футболку.

Сволочь!

— Руки убрал! — ору ему, на секунду обернувшись назад…

— Прости, сестрица Дризелла. Матушка просила тебя просыпаться. Платье уже готово, и нужно примерить…

Чей это занудный голосок, похожий на блеянье овечки? Я морщусь и просыпаюсь.

Безвкусно, но богато оформленная комната. Пыльный бархатный полог, расшитый золотыми нитями. Запах слежавшихся вещей в давно непроветриваемом помещении. И — она. Худенькая девчушка с большими голубыми глазами, длинными тёмными ресницами, пухлыми губками и золотыми кудрями. Миниатюрная, словно куколка.

— Помолчи, — хриплю и моргаю. — Ну у тебя и голос! Всё равно что мышь пищит.

Розовый ротик скорбно поджимается. Тёмные ресницы ложатся на щёчки. Девица была бы даже вполне себе ничего, если бы не перемазалась основательно в чём-то сером.

— Как тебя зовут? — задаю я вполне логичный вопрос.

Но замарашка снова бросает на меня удивлённый взгляд, как если бы я сказала какую-то несусветную глупость.

— Синдерелла, — шепчет. — Дризелла, что с тобой?

Как? Как она меня назвала⁈

Отчаянно тру виски, зажмуриваюсь.

Бред.

Это не моё имя! Это не моя комната!

Рывком спрыгиваю с высоких перин. Это не моя кровать! Я совершенно точно не сплю на семи перинах. Открываю глаза с надеждой на реальность, но Синдерелла всё так же тупо смотрит на меня.

— Ты не пробовала умываться? Ну, хотя бы иногда? — спрашиваю её.

В голубых глазах сверкают слёзы кроткой обиды.

— Я умываюсь каждый день, — робко возражает девчонка, — но я же сплю в золе, конечно, я…

И замолкает, испугавшись. Меня испугавшись!

Капец.

Просто капец.

Но этого же не может быть? Я же не могу быть старшей сестрой Золушки, правда? Но если я не она, то кто — я?

— Принести тебе платье, Дризелла? Я шила его всю ночь, не покладая рук!

— Вы имя поужаснее не могли придумать? — огрызаюсь зло. — Драздраперма, например. Или Кукуцаль?

— Ч-что?

— Проехали. Дризелла так Дризелла. Зови меня просто Дрэз.

— Хорошо, Дризелла.

— Дрэз.

— Дрэз, — повторяет девчонка послушно. — Принести тебе платье?

— Валяй.

Она уходит.

Так, что там… Бал, туфли, принц? И ещё фея крёстная, я ведь ничего не перепутала?

Я снова закрыла глаза, помолчала, глубоко вдыхая-выдыхая, чтобы прийти в себя.

Так, Дрэз, или как там тебя… Всё — нормально. И то, что я не помню, как меня зовут по-настоящему — нормально. И то, что я — сестра, мать её, Золушки, и то, что… С кем не бывает, в конце концов? Я просто сплю, и это — очевидно. И во всём нужно искать положительные стороны, не так ли?

Ну что ж…

Я правильно понимаю, что тот самый бал прям сегодня произойдёт? А, значит, у меня есть шанс как следует повеселиться. Притом дважды: сначала на выборе невест, а затем на свадьбе собственной сестрёнки. Отлично! Разве нет?

Так, а, кстати, где у них тут моются и чистят зубы?

Я пристально оглядела комнату, но никаких дверей, кроме той, через которые вышла Золушка, не нашла. Ну, нет, а — контрастный душ? Ну там… кофе утренний? Овсянка на завтрак? И вообще, где моя одежда?

О… штанишки. Чуть ниже колен, с бантиками и кружавчиками, но всё же… Правда, больше на пижамные похожи… Я скинула длиннющую, словно саван, сорочку и напялила шортики. Нашла валявшуюся рубаху. М-да… До самых колен. Это тебе не футболка. Вполне себе как платье можно носить. Не очень люблю длинные рукава, но — что делать. Выбирать не приходится.

В комнате нашлось зеркало — поясное. Я полюбовалась на саму себя. Да уж. Пьеро. И взлохмаченная шапка стриженных — до середины шеи — тёмно-русых вьющихся волос вполне подчёркивает этот самый образ. Трагично. Нелепо. Неуклюже.

Интересно что сон не изменил мою внешность. Всё тот же курносый нос, карие глаза и совершенно невыносимая верхняя губа, которая то и дело задирается вверх. Ай, да плевать!

Когда сестрица вернулась, я уже во всю приседала.

— Дризе… Дрэз? Что ты делаешь⁈

Она что, никогда не видела гимнастику? Но эта мысль тотчас выскочила из моей головы, едва я увидела платье… Лимонно-жёлтое. С фиолетовым плоёным воротничком. С лентами вырвиглазно-розового цвета. И такими же воланами.

— Что это? — прохрипела я и закашлялась, пытаясь вернуть голос.

— Правда красиво? — восторженно залепетала сестрица. — Я шила его всю ночь! Давай побыстрее примерим, чтобы я могла исправить, если вдруг что не так.

Всё. Всё, родная, не так.

Но я заглянула в невинные, такие аж… по-детски простодушные глаза и не смогла её обидеть. Нет, ну как ей сказать, что этим платьем можно убивать наповал? По крайней мере тех, кто обладает хоть каким-то вкусом.

Я послушно стянула рубаху через голову. Золушка выпялилась на меня, как баран.

— Зачем ты снимаешь камизу?

Чё? Но я, конечно, догадалась, что означал незнакомый термин. Сорочка, блузка… Надела обратно, а то сестричка при виде моей обнажённой груди потупилась и заалела, словно маков цвет. Золушка помогла мне напялить все сто четыре (или сколько их там?) нижних юбки, а затем принялась затягивать корсет. И вот тут-то мне поплохело.

— Рёбра, — хрипела я. — Не ломай мне рёбра…

Я всё же смогла вырваться из её нежных ручек.

— Дрэз, но так твоя талия недостаточно тонка! — в отчаянии воскликнула сестричка.

— Достаточно. Распусти чуток.

— Но ты будешь выглядеть толстой! А ведь принц… он же станет выбирать невесту и…

— Пусть я буду толстой, но живой, — категорично возразила я. — Да и к чёрту принца. Он всё равно на тебе женится. Да и если он женится на талии, то на кой он вообще нужен такой? Пусть обнимается с манекеном.

Пухлые губки задрожали. По щёчке скатилась слезинка.

— Эй, ты чего? — испугалась я.

— Дрэз, ты же знаешь: матушка не разрешила мне ехать на бал, пока я не переберу горох и чечевицу…

— А, да точно, я забыла. Ну, у тебя же есть фея-крёстная, она тебе обязательно поможет.

— Какая фея? Ты о чём говоришь? Нет у меня никакой феи! Все ведьмы запрещены в королевстве. Больше нет никаких фей!

— В смысле нет никаких фей? Подожди, а кто же тогда тыкву превратит в карету?

— Я тебя не понимаю, Дрэз.

Какая-то альтернативная Золушка, честное слово! Я задумалась.

— Помоги мне вылезти из платья, — потребовала решительно.

— Что-то исправить?

— Нет-нет. Всё и-де-аль-но!

— Мне кажется волан снизу…

— Тебе кажется.

Золушка не стала перечить и послушно принялась расшнуровывать корсет. Итак, что мы имеем? Феи-крёстной нет, значит, никто не явится, не поможет, не соорудит прекрасное платье, туфли и вот это всё, что положено Золушкам. И останется бедная девчонка в услужении моей милой маменьки…

Ну что ж… Как говорится: если некому сотворить чудо, чудите сами.

Когда меня наконец выпростали из лимонно-фиолетового чудовища, я уже всё решила. Раз у бедолажки нет другой альтернативы, то её феей-крёстной стану я. И начну, пожалуй, с душевного разговора.

— Как там маменька? — уточнила я деловито, направляясь к двери. — Почивают или уже встать изволили?

— Проснулись они…

Я взялась за изящную дверную ручку.

— Дризелла… Дрэз… Ты… ты же не собираешься выходить из комнаты… вот так? — оторопела красотка-сестричка.

Я оглядела себя. Длинная блуза-камиза, кремовые шортики с кружавчиками.

— Что не так?

— Ты же раздета! Дрэз, что с тобой?

В её голосе истерило беспокойство.

— Ок-ок, я пошутила. И где мои платья? Повседневные, конечно. Не хочу, знаешь ли, портить парадное…

Из всего вороха безвкусно-пёстрых платьев я выбрала благородно-бронзовое, с красивыми золотистыми вкраплениями нитей. Мы надели его поверх вишнёвой бархатной юбки и, в сочетании с белой блузой, выглядывающей из прямоугольного декольте, смотрелось вполне благородно. Я прошла по комнате взад-вперёд, привыкая к кринолину. Ну или не знаю, как правильно называется эта конструкция, поддерживающая юбки. Если бы не корсет, то и ничего было бы. Тяжело, конечно. Бархат, парча — не самые лёгкие ткани. А тут их столько… Нижние юбки, конечно, были из более лёгких материй, но всё равно… Хорошо хоть, благодаря кринолину, под ногами не путается подол… И как в этом сидят?

— Твои волосы… — прошептала Золушка. — Они… они обрезаны!

— Да, это называется каре боб, — прошипела я. — Вернее, оно было им, пока не отросло.

— Но так же нельзя…

Девчонка чуть не плакала.

— Послушай, Синди… А есть у вас… ну там парики? Или шляпки какие-нибудь?

Шляпка оказалась забавной. Она напоминала домик, который носили на голове. Пятиугольное сооружение, не самое удобное, и, честно сказать, не самое красивое, зато практически полностью скрывающее волосы.

Но, наконец, всё позади. Даже туфли обуты на ноги. Атласные туфельки ярко-малинового цвета, пристёгнутые ремешками и — смешно сказать — не только расширяющиеся на пальцах, но и имеющие там прорези. Зачем? Но главное — с однослойной подошвой…

— И как, скажи на милость, в них по улице гулять? Все же пятки отобьёшь!

Не, ну по асфальту можно, да. Если это ровный асфальт, конечно… Вот только есть ли тут такой? Я попыталась вспомнить, когда изобрели это самое дорожное покрытие, было ли оно во времена Золушки? Но не смогла. Признаться честно, историей никогда не увлекалась.

Сестрица, устав удивляться, молча достала пару деревянных подошв на небольшой платформе. Они тоже имели ремешки и, как оказалось, надевались прямо поверх атласной обуви.

Ну… что-то в этом есть, да.

Полностью укомплектованная, я направилась вниз, грохоча по деревянной лестнице, ведущей со второго этажа на первый, где располагались спальные комнаты. Чуть не навернулась, но, ухватившись за перила, удержалась.

— Доброе утро, маменька! — завопила я как можно истошнее, чтобы меня точно услышали.

— Дризелла? — донеслось до меня из коридора налево.

Я поморщилась — нет, ну что за противное имя! — и уверенно направилась на звук голоса.

Матушка оказалась в кабинете. Она сидела за столом, склонившись над бумагами, в правой руке держала перо, грызла его зубами и хмурилась. И была точь-в-точь такой, какую я себе представляла, когда папа читал мне книжку. Дебелая, сдобная, как булочка. Хотелось потыкать в её нежную розовато-белую кожу, чтобы ощутить мягкую упругость круглых щёчек, ручек, плечиков и трёх подбородочков. А ещё этот носик-кнопочка, пирожочек, пампушечка… утю-тю!

Маменька подняла на меня крохотные глазки-черешенки. Её бровки наморщили лобик.

— Дризелла, что за унылый вид? А где твоё оранжевое платье? Ну или лазурное…

— У меня траур, — весело брякнула я, проходя к столу, — Белоснежка съела отравленное яблоко и умерла. Упс.

Почему я вспомнила именно эту сказку — сама не знаю. Хотелось пошутить, но… Маменька рассеяно кивнула:

— Да-да… Но это всё уже позади. И в королевском дворце сегодня будет дан бал по случаю очередной годовщины чудесного избавления принцессы от коварства Злой королевы… На нём принц Марион официально выберет среди гостей невесту, но, конечно, все понимают, что он посватается к Белоснежке. Союз с Эрталией слишком выгоден нашему королю.

Эрталия? Почему мне это слово показалось знакомым?

Это была первая моя мысль. А вторая: в смысле, Белоснежка? То есть, я в сказке «Золушка», а это определённо именно она, но при этом в этой же сказке — Белоснежка? Сказочный микс, да? Мозг, за что⁈

— Кстати, о бале. Маменька, давайте возьмём Синди с собой? Не, ну а что: она вполне заслужила. Платья всякие там пошила, ночь не спала. Пусть повеселится. С нас не убудет.

— Синди?

— Ну, Синдереллу. Пусть попляшет, отдохнёт, а то настроение у неё больно депрессивное.

Маменька прижала пальцы-сардельки к вискам, помассировала их (виски, конечно, не сардельки), вздохнула.

— Синдерелла останется дома. Ей надо чечевицу от гороха отделить…

— Зачем?

— Что бы они были отдельно, — терпеливо пояснила золушкина мачеха.

— А зачем? Ну и вообще. Если Синди не поедет, я тоже останусь.

Я упёрла руки в боки. Чёрные глазки уставились на меня двумя буравчиками. Маменька шумно выдохнула, уже с меньшим терпением. Крылья её носа, покрытого крупными порами, стали раздуваться.

— Какая муха тебя укусила, Дризелла?

— Дрэз. С сегодняшнего дня или так, или никак.

— Дрэз?

— А что? Коротко, стильно. Не то что Дризелла. То ли муха, то ли понос пробрал. То же мне имечко!

— Друзилла с латинского переводится как «роса»…

— Так «дру», а не «дри», — возразила я. — И сразу вспоминается Юлия Друзилла, сестра и любовница Калигулы…

Маменька прищурилась. Сложила пальцы домиком. Дутые золотые кольца на них вовсе не украшали жирные сардельки, честно признаться.

— Я не знаю, кто такая Калигула. Но я сказала: нет. Синдерелла на бал не поедет. А ты, Дризелла, Дрэз, если тебе так угодно, сейчас же покинешь мой кабинет. А вечером поедешь на бал. Пока что в этом доме хозяйка — я, а не ты.

— Ну, не вы, маменька, а Золушка. Разве не так? Ведь именно она — дочь хозяина этого дома.

Матушка поджала пухлые губы. Её глазки сверкнули гневом. Я не стала дожидаться, когда тучи разразятся грозой, и поспешно ретировалась.

Так. Первый вариант не удался.

Мы жили в двухэтажном доме с черепичной крышей. Грубые стены, сложенные из плохо обтёсанных серых камней, оплёл хмель. В палисаднике вместо роз цвели капуста и редька. И тыква… Я остановилась рядом, наклонилась, потыкала пальцем зелёный золотистый раструб цветка. М-да. Плоды будут не скоро. Я не спец по агротехнике, но догадываюсь, что между цветением и созреванием плодов времени проходит прилично.

Ладно.

Тогда начнём с платья.

Синди я нашла рядом с колодцем. Девушка набирала воду ведром.

— Пошли в город, — скомандовала я. — Кстати, не помнишь, маменька нам с сестрой на расходы деньги выделяет?

Бирюзовые глаза с недоумением уставились на меня. Девушка вытащила полной деревянное ведро, поставила рядом, на каменный бортик.

— Конечно, — осторожно ответила Золушка. — Вы с Ноэми ни в чём себе не отказываете.

И вытерла руки о залатанный фартук из некрашеной грубой ткани. И что-то в этом жесте мне показалось очень странным, но я не успела додумать мысль: из дома донёсся голос маменьки, а потому я, схватив сестрёнку за нежные ручки, бросилась на улицу. Мы выскочили в резные воротца, и мои деревянные… э-э-э… сандалики? застучали по каменной мостовой. Не асфальт. Ох.

Моя ступня соскользнула с синеватого круглого булыжника, и я едва не подвернула ногу.

— …! — выругалась я от души.

Голуби, купавшиеся в луже, шарахнулись во все стороны. Ставни надо мной захлопнулись. Собака, дремавшая на ступеньках какого-то крыльца, вскочила и залаяла. Это была лохматая собака с серой чёлкой шерсти, закрывающей глаза.

И тут вдруг из-за угла кривой улицы на нас буквально выпрыгнули вороные кони, пышущие жаром. Зацокали копытами. Засверкали глазюками. Пронеслись мимо адской четвёркой, унося чёрный прямоугольный экипаж. Тёмная шторка на окне дрогнула, и мне показалось, что я увидела за ней что-то белое, но, возможно, мне показалось. И чей-то блеснувший в полумраке глаз. Сразу стало холодно, хотя сложно мёрзнуть в таком количестве ткани.

— Ты! Кретин! Ушлёпок! Чтоб тебе шины прокололо! Голубей тебе на лобовуху!

— Дрэз, — Синди испуганно потянула меня за руку.

— Ты посмотри, что это хамло дорожное наделало!

Моя прекрасная вишнёвая бархатная юбка была безнадёжно испорчена грязью из дорожной лужи. Я чуть не расплакалась. Бархат! Боже, бархат, натуральный, переливающийся всеми своими ворсинками!

Золушка опустилась на корточки и боязливо попыталась очистить пятно руками.

— Не надо, — прошипела я. — Оставь. Только ещё больше размажешь. Вот же… ушлёпок!

— Тише, Дрэз, ты чего! — она поднялась и замигала перепуганными огромными голубыми глазами. — Это же принц Чертополох.

— То есть, оскорблять его уже не имеет смысла? Природа и так постаралась?

Я хмыкнула.

— Тише-тише!

Да она и в самом деле напугана!

— Ладно. Подскажи мне, где у вас тут покупают ткани? И да, можно ли это сделать… ну… например, в долг?