Отблески солнца на остром клинке

9. Служение Светлому завету

Мальчишка колотил в ворота брастеона так долго и отчаянно, что ссадил на пальцах кожу. Булыжник, которым он стучал, окрасился багряным и держать его стало труднее – выскальзывал. Мальчишке было лет тринадцать, на его чумазых щеках засохли дорожки, прочерченные слезами, под носом запеклась размазанная кровь, а одежду – простую, деревенскую – сплошь покрывали пятна сажи. На внутреннем дворе, прямо за воротами, в которые бился, уже охрипнув звать на помощь, мальчишка, скетхи Варнармура преисполнялись молитвенным сосредоточением.

Верд в очередной раз открыл глаза, метнул пронзительный взгляд в спину наставника Сойра. Тот его почувствовал.

– Не прерывай молитвы, брат Верд. И не вынуждай меня повторять, что Варнармур – закрытая обитель, удалённая от людской жизни в Бытии, нас не должны касаться человеческие распри и горести.

– Позволь спросить, наставник. – Верд учтиво склонил голову, кончик русой косы скользнул по голому плечу на рельефную грудь.

Сойр едва заметным кивком позволил.

– Для чего мы здесь тренируемся? Для чего молимся?

– Чтобы сбыться в Йамаране, брат, – с удивлённой настороженностью ответил Сойр, – продляя своё существование в металле, более долговечном, чем человеческая плоть.

– Но для чего мы продляем своё существование, наставник? Для чего сбываемся в Йамаранах?

– Чтобы нести служение.

– На благо Гриалии? – уточнил Верд.

– Верно, брат, на благо своей страны.

– А народ Гриалии, наставник, часть страны, верно?

Сойр не изменился в лице, но в его глазах сверкнуло что-то острое.

– Значит, мы должны послужить и тому несчастному за воротами, – подытожил Верд. – Он просит милости.

Губы наставника сжались в тонкую нить.

– Твоё служение начнётся только через два года, брат Верд. А наши правила не позволяют пускать в Варнармур чужаков.

Верд глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и поднялся на ноги.

– Сядь, брат Верд, – предостерегающе произнёс Сойр.

– Нам стоит пересмотреть правила, если они перечат нашему долгу – служить на благо своей страны, – тихо, но твёрдо сказал Верд. – И неразумно медлить в служении, откладывая его до срока, если оно необходимо здесь и сейчас.

В испытующем взгляде наставника сгустился мрак, но Верд не отвёл глаз, не моргнул, не дрогнул.

– Я не преступлю правил, – ровно ответил Сойр.

– Да, наставник.

Верд учтиво поклонился и направился к воротам. Сойр его не остановил.

Дежуривший возле ворот скетх на миг смешался, глянул на Сойра в поисках указания или хотя бы намёка, как поступить, ничего из этого не получил и, помявшись, всё-таки отошёл от маленькой дверки, прорезанной в огромных воротах и забранной мощным засовом. Верд знал, что поднять этот засов одному не под силу, и вопросительно посмотрел на скетха, но тот отвёл глаза и отступил ещё дальше. Не мешать – одно дело. Помогать – совсем другое.

Верд неслышно вздохнул, оглядывая засов, прикидывая, как с ним быть. Десятки взглядов жгли его спину – амарганы от мала до велика смотрели сквозь узкий прищур, словно бы и не отрывались от молитвы, и не замечали происходящего. Сойр поглядывал тайком и искоса, и Верду показалось, что в его взгляде – пусть не поддержка, но осторожное уважение. Если Верд не справится с засовом, все присутствующие убедятся в том, что в правилах Варнармура воля Первовечного. Но Верд так не считал, ведь правила придумал не Первовечный, а люди, и они, даже если они скетхи, могут ошибаться.

«Отдавай благому делу все силы свои, и успех его – воля Первовечного» – вспомнил Верд, соединяя руки в молитвенном жесте перед тем, как взяться за засов. «Я верю, что совершаю дело благое, и да не оставь меня посрамлённым, если оно благо и в твоих очах, Первовечный!»

…Мышцы бугрились, перекатываясь под кожей, жилы от натуги едва не вязались в узлы, по лбу тёк пот, заливая глаза, в ушах звенело, в висках стучала настойчивая молитва, но засов не двигался. Мальчишка снаружи затих, грохнув камнем оземь – наверняка упал без сознания. Верд перевёл дыхание, отёр лицо тыльной стороной ладони и в очередной попытке ухватился за гладкое, укреплённое железом тело засова, уже почти отчаявшись, но из одного лишь упрямства не желая отступать, пока есть ещё силы.

И вдруг засов поддался неожиданно легко, пошёл вверх и в сторону, вынырнул из скоб, упал к ногам – только успей отскочить. Верд задохнулся, едва не закричал от ликования, и тут чья-то мозолистая ладонь хлопнула его по взмокшему плечу. Рядом стоял Римар.

– Первовечный есть свет, у света нет рук, чтобы поднять засов. Но у него есть мои руки, и ими я послужу благому делу, – улыбнулся Римар. – Раз уж он даровал мне такую возможность – глупо отказываться.

Мальчишка был из Скьёрры, что недалеко от реки Фьёгур – границы харратских земель, – и ближе всех к самому её узкому и тихому, удобному для переправы участку. Поэтому в осеннюю сушь, когда вода опустилась, течение стало ленивым, и шурви переплыли Фьёгур, Скьёрра на их пути оказалась первой.

То ли харратский хартуг прознал о том, что власть в Гриалии захватил церос не по крови и решил воспользоваться послепереворотной слабостью страны, то ли у самих харратов произошли какие-то события, требующие особенно щедрых жертвоприношений, но шурви вырезали деревню полностью, а потом предали огню и направились дальше – в Йорсунь. Мальчишка чудом спасся, бежал, сколько было сил, а когда упал, на ночном горизонте над холмами увидел зарево нового пожара – шурви сожгли и Йорсунь. Как добрался до Варнармура, он уже не помнил, но ноги его в утлых башмаках были сбиты в кровь.

– В брастеоне мы его не оставим. Как оклемается и поокрепнет, отправим кого-нибудь из братьев наставников проводить до ближайшей деревни, – заключил отец наирей.

В кабинете перед ним стояли Сойр, Верд, Римар и один из старших наставников.

– Брат Римар, возвращайся к своему послушанию, брат Верд – к прерванным молитвам. Брат Сойр, прошу тебя присмотреть за нашим гостем. А старший наставник распорядится о его провожатых. Думаю, послезавтра на рассвете уже можно отправиться.

Римар и старший наставник с учтивым поклоном вышли из кабинета, но Сойр и Верд остались. Отец наирей, усевшись обратно за подставку для письма, на которой лежал недописанный свиток, поднял на них вопросительный взгляд. Первым заговорил Сойр.

– Брат Верд преступил правила, отец наирей. В них сказано: «Да не войдёт чуждый в стены брастеона, ибо неизвестны намерения его, и да не смутит умы братий». Не до́лжно ли ему понести наказание?

Отец наирей так долго, не мигая, смотрел на брата Сойра, что тот занервничал.

– Брат Верд преступил правила нашего брастеона, – наконец сказал отец наирей, – И этим соблюл заветы Первовечного. Каково пятое наставление Светлого завета, брат Сойр?

– Помогай злополучному, если ты в силе, не глядя ни на лицо его, ни на одежды его, ни на кошель его; будь он человеком ли, птицей ли небесной, зверем ли.

Отец наирей мягко кивнул, прикрыв глаза.

– Светлый завет превыше всех правил, брат Сойр, и если ты сомневаешься, как поступить, ищи ответ в наставлениях Первовечного, а не в человеческих законах.

Сойр смиренно склонил голову.

– А в следующий раз для разрешения подобных обстоятельств зови меня, пока я наирей этого брастеона. Ступай.

Сойр поклонился и выскользнул из кабинета, оставив Верда наедине с отцом наиреем.

– Теперь слушаю тебя, брат Верд.

– Этот мальчик сказал, что харратские шурви направились в Йорсунь и сожгли её тоже, – взволнованно начал Верд. – Они же на ней не остановятся, следом будет Керца, а за ней…

– Хьёрта, откуда ты родом, – закончил за него отец наирей. – Да, возможно, так и будет.

– Но ведь мы им поможем? Нас не так много, как шурви, и мы пешие, но умения скетхов превосходят умения любых воинов в разы, мы справимся и меньшим числом!

– Ты предлагаешь пойти на харратов? – Во всегда ровном голосе отца наирея сквозило изумление. – Но скетх, проливший кровь, не сможет превоплотиться в Йамаране. Даже если пойдут только старшие и наставники, Вассальство останется без новых клинков как минимум на десять лет, это недопустимо. Не говоря уж о том, что это не наше служение, это работа бревитов и Чёрных Вассалов.

– Но ни бревиты, ни Вассалы не вмешаются! – Верд поднял переполненный мольбой взгляд. – После переворота и полгода не прошло, в Хисарете всё ещё неспокойно, основные силы стянуты к столице, и церос Астервейг-иссан не отпустит от себя ни тех, ни других. Да они и не успеют. Даже получить весть о нападении харратов не успеют; и кто, как не мы, в силе защитить Гриалию и её народ? Не в этом ли наше служение?

Отец наирей поднялся из-за подставки для письма и очень долго смотрел на Верда, но тот не опускал глаз, – наоборот, взгляд его становился всё твёрже.

– Ваше служение, брат Верд, – твоё и остальных амарганов, – очень медленно и очень тихо начал отец наирей, – в том, чтобы защищать Гриалию и её народ, превоплотившись в Йамаранах. Наше служение – моё и остальных наставников – в том, чтобы достойно подготовить вас к Превоплощению и переложить ваш арух в клинок. Служение бревитов и Чёрных Вассалов при новом церосе осталось прежним: защищать Гриалию, её народ и её цероса, повинуясь его воле, с момента начала своей службы, пока не исчерпают силы. И каждый будет заниматься своим делом, такое моё последнее слово.

– Служение бревитов и Вассалов прежнее, вот только в обратном перечисленному вами, наставник, порядке – церос теперь стои́т превыше страны, – тихо ответил Верд, краешком сознания ужаснувшись собственной дерзости, но сейчас было не до послушания и почтительности – в Хьёрте оставались его мать и сёстры.

– Политические игрища не касаются скетхов, – монотонно отчеканил отец наирей. – Мы принимаем нынешнего цероса – раз уж род прежнего прерван – как и положено принимать цероса: наместником Первовечного в Бытии.

– Но все мы слышали, какие вести привёз брат веледит…

– …и они не должны занимать наш разум. – Голос старца стал жёстче. – Иди и продолжи прерванное молитвенное упражнение, брат Верд.

– А как же пятое наставление Светлого завета, наставник?

Глаза отца наирея впервые на памяти Верда сверкнули чем-то колким, зазубренным, похожим на раздражение, но заговорил он мягко: