Ось времен

25. Обратное путешествие

К счастью, я не могу вспомнить того, что случилось потом.

Я был избавлен от последних ужасов. Именно для этого я и был предназначен с самого начала. Таков был план. Именно для этого моя память была оставлена нетронутой даже в чужом теле. Я должен был быть якорем на конце цепи, несокрушимой границей между здравомыслием и сумасшествием, логикой и низвержением иррациональностей, поглотивших остальных моих друзей.

Им был необходим двойной разум, чтобы победить в битве некрон. Но мое предназначение – служить якорем здравомыслия в мире иррациональности. Я ощущал, что они теряют связь с известным миром, что черные волны некрона смыкаются вокруг них. Они поглощали и меня.

Но не полностью.

Эти волны не смогли зачеркнуть память. Она была у меня одна, и это делало цепь, приковывающую нас к реальности, слишком крепкой, чтобы ее смог порвать некрон. Я помнил свой мир, свое время очень ясно. Моя память не была замутнена видениями чужой памяти. Все те мелочи прежней жизни, без которой немыслима реальность, нахлынули на меня одной мощной волной.

Эти мелочи, сами по себе ничего не значащие, вроде теней на стенах старого дома, которые отбрасываются зыбким пламенем свечи, запаха свежей газетной краски на странице, скрипа пера по бумаге, рева самолетных двигателей, сладкого вкуса воды из источника в горах, и напомнили мне Землю.

Да, я вспомнил Землю.

Я разбудил моих друзей в мертвой пустыне некрона. Мой разум вернул им жизнь, вернул их в мой мир, в мое время…

Сейчас мы были в сердце некрона, в его самом уязвимом месте. Некогда Белем с моей помощью вызвал некронного убийцу, чтобы расправиться с солдатами Пайтнера.

Сейчас, когда мы проникли в самое сердце некрона, в его цитадель, он сжал нас так, что наши разумы соединились, стали единым.

Два самых могущественных ума двух эпох – разум Белема, бесстрастный, лишенный эмоций, подчиненный острой логике, и разум Де Калба – блестящий ум человека, полного страстей! И рядом с ним разум Пайтнера и Мюррея – молот и наковальня! Топаз и Летта Эссен – неиссякаемое жизнелюбие, хитроумие, четкий ум… И я, накрепко привязанный к реальности нормальной Вселенной, стоящий, как стена, позади моих друзей, держащий ворота, через которые мы прошли сюда, открытыми. Через эти ворота вливалось могущество Лица Эа, поддерживающее нас.

Вся мощь некрона обрушилась на нас постепенно, как океан во время отлива. Напор был могучим – но мы держались. Каким-то образом мы противостояли этому напору – соединенный ум двух цивилизаций, отобранный и руководимый самым могущественным умом, объединявшим в себе все достижения человечества.

И затем – взрыв.

Другого слова здесь не подберешь. Это был действительно взрыв, чудовищный и спасительный. Огромная концентрация некронной материи уничтожила сама себя.

Мы не могли уничтожить некрон, но мы сделали его безвредным, беспомощным. Мы вытолкнули некрон за границы нашего времени – на одно мгновение, но мгновения оказалось достаточно.

Вокруг нас снова понеслись вспыхивающие и гаснущие солнца. Вселенная содрогнулась и разделилась на две абсолютно равные части.

Это был конец.

Солнца затуманились у нас перед глазами. Мы погрузились в забытье, которое притупляет все ощущения, как тьма поглощает свет. Но я еще не мог уйти. Один вопрос мой оставался без ответа, и он не давал мне забыться.

– Теперь ты с нами покончишь? – крикнул я во тьму. – И ты пошлешь нас с двойными разумами в мир, где живет лишь одно тело? Ты, который уничтожил наши тела…

И перед моими глазами сформировалось Лицо Эа. Такое многообразное, как будто оно состояло из множества других лиц. Глубокий спокойный голос ответил мне:

– Если Белем смог разделить сферу, а я Вселенную, то неужели ты можешь сомневаться, что ваши тела тоже могут быть разъединены на две абсолютно равные, идентичные части? Один раз это уже было сделано в Эдеме, еще до того, как стала развиваться цивилизация. И это, может быть, сделано и сейчас, когда цивилизация достигла невероятных высот. А теперь спи… спи!

Вокруг меня начала смыкаться тьма, и в наступающем забытьи я вспомнил слова Адама из Книги Бытия: «Кость от кости моей, плоть от плоти моей…»

Тьма все сгущалась, и Лицо Эа все удалялось и удалялось от нас, становилось все меньше и меньше, исчезало в дали времени…

Я знал, что сейчас мы перемещаемся по оси времени, достигаем ее конца и потом повернем назад, промчимся мимо момента начала жизни на Земле и полетим дальше, по направлению к своему собственному времени.

К миру, где уже нет некрона, никогда не было и не будет.

Но теперь я спал без снов и ничто не тревожило моего покоя.

Итак, мы вернулись. Мы просыпались.

Когда я проснулся и сел, еще полный видений прошлых кошмаров, я увидел каменные стены пещеры и глаза Топаз. Нет – и в то же время это не были глаза Летты Эссен. Она улыбнулась. Это была улыбка Топаз, но прошедшие тысячелетия изменили ее.

Это была очаровательная, но повзрослевшая и помудревшая Топаз, это была помолодевшая Летта Эссен – вот кто встретил мой взгляд, когда я проснулся и открыл глаза.

Шевельнулся и сел Мюррей. Де Калб был уже на ногах, возился с фонариком, который лежал у входа в пещеру. На лице его было легкое замешательство, Я понимал его. Казалось невероятным, что спустя столько лет батарейка еще работает.

Правда, время здесь почти не сдвинулось с места за время нашего путешествия.

Мы не могли говорить. Мы были слишком потрясены – ведь буквально мгновение назад мы смотрели в Лицо Эа. Над горами все еще висело заходящее солнце.

Инстинктивно я поискал глазами на склоне горы белое здание передатчика вещества, который открывал отдаленные уголки Галактики, но увы, я увидел только девственный лес, тянувшийся до самого горизонта.

У подножия горы, там, где стоял самолет Мюррея, дожидавшийся нас, стояла хижина, где несколько месяцев назад, когда раскапывалась эта пещера, жил Де Калб.

Де Калб открыл дверь. В хижине было грязно и пыльно, но мы не обращали на это внимания. Странно, но все мы ужасно хотели спать. Странно, потому что мы только что очнулись от сна, длившегося миллионы лет.

Вот и вся история.

И теперь вы знаете, почему я могу сказать – и доказать! – что этого никогда не происходило. Этот мир не мой. Не тот мир, который я покинул. Не тот мир, в который проскользнула некронная смерть, когда Де Калб открыл ящик. Проскользнула и понесла инфекцию в мир. Все это случилось когда-то, в другом мире, который уже не существует, так как мы четверо, служа оружием в руках Лица Эа, разделили Вселенную на две части.

Чудовищные силы пришли в движение, когда произошло разделение Вселенной, но ни вы, ни я ничего не знаем об этом, так как это произошло далеко за пределами нашего понимания, наших ощущений. Но это было! О, да, это было!

Может быть, этот мир – правильный, хороший мир, но он не для меня.

Здесь я снова сяду на тобоган и буду стараться схватить пролетающие мимо меня плоды. Может, я буду делать это и в другом мире. Но никто не может этого сказать, пока не попробует жить в другом мире.

А я собираюсь попробовать.

Вы знаете, что в пещере на оси времени осталось четверо спящих. Если бы Де Калб поподробнее исследовал все это еще тогда, в первый раз, мы бы уже тогда многое могли предполагать. Там спят сейчас Белем, Пайтнер, Топаз и я – да, я, Джерри Кортленд.

Я сплю там. И я здесь. Вы помните того, другого, моего двойника, который вышел из кабины передатчика и упал в обморок, приняв мой разум. Мой разум полностью подавил его разум, и теперь я сплю там, дожидаясь своего собственного пробуждения.

Вы понимаете, что это значит? Я знаю, потому что я сам оттуда. Это был чудесный мир. Я хочу узнать его получше. Я хочу проснуться в том времени, когда человечество преодолело космическое пространство, когда перед ним открыты все миры. Я хочу быть там, и я буду.

Но мне уже никогда не увидеть Топаз. Не увидеть Белема, Пайтнера, мира, где они проснутся.

Все дело в том, что две идентичные матрицы не могут существовать одновременно. А мой двойник имеет передо мной приоритет. Это его мир, его время. Он проснется вместе с остальными и выйдет в этот мир. Я буду спать, пока предо мной не откроется путь. Это произойдет, когда умрет мой двойник.

Мне бы хотелось узнать о нем побольше. Почему-то о нем в правительственных архивах нет никаких сведений. Одет он был в лохмотья, когда я в первый раз увидел его. Это могло значить, что он пришелец с отдаленных планет, где вел жизнь, полную опасностей. Может, он снова, вернется туда? Может, нет. Проснувшись вместе с Топаз и Пайтнером, Белемом, может, он предпочтет другую жизнь. Но об этом я когда-нибудь узнаю. Правда, только после его смерти. После того, как проснусь снова.

Кто скажет сколько лет пройдет, пока он умрет, пока я проснусь. Может, к тому времени Топаз станет древней старухой. А может, она умрет к тому времени. Этого я сейчас не знаю. Более того, я не знаю даже ее настоящего имени.

Она была Топаз в то время, когда я проснулся. А кем она была на прошлой неделе, кем она будет на будущей? Через год? Кто будет записывать капризы этой девушки, такой, как Топаз? Может, она забудет меня к тому времени, как я проснусь? Для таких, как она, время летит чрезвычайно быстро.

Но все это принадлежит будущему. И я тоже ему принадлежу. Я не принадлежу этому миру. Он не мой. И я попробую использовать здесь все свои возможности.

Пора! Да, пора – и это так же верно, как то, что Вашингтон – столица Соединенных Штатов!