Остров дельфинов

Песни далекой Земли

Лора стояла в тени пальм и смотрела на море. Она уже различала лодку Клайда — точечку у самого горизонта. Только это и нарушало безмятежное единство моря и неба. С каждой минутой точка увеличивалась, пока наконец не отделилась совершенно от края голубого купола, покрывающего весь этот мир. Теперь Лора уже видела Клайда на носу лодки, неподвижного, словно статуя. Одной рукой он держался за снасти. Лицо повернуто к берегу — верно, он пытался разглядеть ее среди густых теней.

— Где ты, Лора? — жалобно прозвучал его голос из радиобраслета, который он подарил ей в день помолвки. — Иди сюда! Помоги мне перетащить домой рыбу. Улов богатый.

«Ах, вот как! — подумала Лора. — Вот зачем я должна была спешить на берег».

Чтобы проучить Клайда и заставить его как следует поволноваться, она не откликалась, пока он не повторил свой зов по крайней мере полдюжины раз. Но и тогда она не стала нажимать великолепную золотистую жемчужину, служившую кнопкой передач, а неторопливо вышла из тени больших деревьев и начала спускаться к морю.

Клайд смотрел на нее с укоризной. Но, спрыгнув на песок и привязав лодку, он поцеловал ее именно так, как ей хотелось. Потом они дружно принялись выгружать улов: катамаран был набит рыбой, крупной и мелкой. Лора морщила носик, но трудилась добросовестно, пока жертвы хитрости и умения Клайда не заполнили доверху санки-вездеходы, стоявшие на песке.

Добыча и впрямь оказалась богатой. Лора с гордостью сказала себе: что-что, а голодать, когда она выйдет замуж за Клайда, ей не придется. Неуклюжие, покрытые панцирями обитатели морей на этой молодой планете, в сущности, не были настоящими рыбами. До того как они изобретут чешую, пройдет еще миллионов сто лет. Тем не менее существа эти были достаточно вкусными, а первые колонисты дали им названия, которые вместе со множеством других традиций привезли с незабытой Земли.

— Вот и все! — пробурчал Клайд, бросив в блестящую кучу довольно удачную имитацию лосося. — Пошли!

Не без труда найдя точку опоры, Лоры прыгнула на вездеход сзади. Гибкие ролики завертелись на песке, потом обрели сцепление. Клайд, Лора и сто фунтов отсортированной ими рыбы двинулись вверх по причесанному волнами берегу. Они одолели уже половину пути к дому, как вдруг в их простой, свободный от тревог мир ворвалось нечто, положившее конец привычному течению жизни.

Знамение этого конца было начертано на небе — казалось, гигантская рука провела меловую линию на голубом своде. Когда Клайд и Лора увидели этот сверкающий след, эту полосу пара, она уже кудрявилась по краям, превращаясь в клочья тумана.

Теперь до их слуха уже доносился с многокилометровой высоты звук, которого на их планете не слышали на протяжении нескольких поколений. Бессознательно схватившись за руки, они глядели на белоснежную борозду, прочеркнувшую небо, и прислушивались к резкому свисту с границ космоса. Опускавшийся корабль уже исчез за горизонтом, прежде чем они повернулись друг к другу и с трепетом прошептали волшебное слово: «Земля!»

После трехсотлетнего молчания мать снова протянула руку и коснулась Талассы.

— Почему? — спрашивала себя Лора, когда миновал наконец затянувшийся миг озарения и затих крик разрываемого воздуха. — Что произошло? Почему спустя столько лет корабль с могущественной Земли вдруг вторгся в этот тихий и безмятежный мир? На единственном острове в океане, покрывавшем всю планету, не было места для новых колонистов, и Земля знала об этом достаточно хорошо. Ее автоматические суда-разведчики обследовали Талассу из космоса и нанесли ее на карту пятьсот лет назад, когда изучение звездных миров только начиналось. Задолго до того как сам человек отважился проникнуть в межзвездное пространство, его электронные слуги облетели планеты, вращающиеся вокруг иных солнц, и повернули домой, обремененные запасами знаний, подобно пчелам, спешащим в родной улей.

Один из таких разведчиков и открыл Талассу — маленький мирок с единственным большим островом, затерянным в безбрежном море. Когда-нибудь и здесь родятся материки, но Таласса была молодой планетой, и историю ее еще никто не написал.

На возвращение домой роботу понадобилось сто лет, и еще столько же лет дремали собранные им сведения в электронной памяти гигантских запоминающих устройств, хранящих всю мудрость Земли. Первые волны колонизации не коснулись Талассы. Сначала осваивались планеты более удобные, не покрытые водой на девять десятых. Но пришло время — пионеры явились и сюда. В какой-нибудь дюжине миль от места, где сейчас находилась Лора, ее предки впервые высадились на планете и сделали ее собственностью человека.

Они срыли холмы, распахали и засеяли почву, повернули реки, воздвигли города и заводы, жили и множились, пока позволяли естественные пределы острова. Таласса с ее плодородной почвой, морем, кишащим живыми существами, мягким климатом, с погодой, которую так легко предсказать, не слишком многого требовала от своих приемных детей. Наступательного духа хватило лишь поколения на два. А потом колонисты работали ровно столько, сколько оказывалось необходимым, не больше того, тоскливо мечтали о Земле, но, удовлетворяясь своей участью, мало задумывались о будущем.

Когда Клайд с Лорой добрались до поселка, там только и было разговоров, что о корабле. С северной оконечности острова сообщали, что звездолет уменьшил свою гигантскую скорость и на малой высоте движется в обратном направлении — по-видимому, команда выбирает место для посадки.

— У них, верно, старые карты, — сказал кто-то. — Ставлю десять против одного, что они сядут на холмах — там же, где и первая экспедиция.

Предположение выглядело правдоподобным, и через несколько минут весь имевшийся в селении транспорт ринулся на запад — по дороге, которой редко кто пользовался. Отец Лоры, как и подобало мэру такого важного культурного центра, каким был Палм-Бей (население: 572 человека, занятия: рыболовство, гидропоника; промышленность: отсутствует), ехал впереди на казенной машине. К сожалению, срок ежегодной покраски ее только еще приближался. Одна надежда, что гости не обратят внимания на то, что краска во многих местах облупилась, обнажив металл. В сущности, автомобиль почти новый: Лора еще хорошо помнила оживление, вызванное его появлением лет тринадцать назад.

Маленький караван из легковых машин, грузовиков и пары едва поспевавших за ними саней-вездеходов для передвижения по песку перевалил через гребень холма и остановился подле плиты с полустертой от времени надписью — простой, но запоминающейся:

Место посадки первой экспедиции на Талассу

1 января нулевого года

(28 мая 2626 г. н. э.)

— Первая экспедиция, — повторила про себя Лора. — Второй не было, но вот и она.

Корабль опускался так тихо, что люди не заметили, как он повис почти над их головами. Не было слышно рева двигателей — только шумели на деревьях листья, волнуемые потоком воздуха. Потом утихла и листва. Лоре подумалось, что блестящий предмет, опустившийся на траву, удивительно похож на большое серебристое яйцо, ждущее наседку, чтобы из него вывелось то новое, необычное, что нарушит мир Талассы.

— Такой маленький, — прошептал кто-то рядом с ней. — Не могли же они прилететь с Земли в этой штуке!

— Конечно, нет, — тотчас же отозвался один из тех, кто в подобных случаях сам себя назначает экспертом. — Это только шлюпка, а корабль там, в космосе. Разве не помните — первая экспедиция…

— Ш-ш-ш, — прервал его третий голос. — Они выходят.

Протекло не больше времени, чем нужно, чтобы сердце ударило дважды. Корпус, лишенный швов, был гладким и ровным, и взгляд напрасно искал бы в нем хоть признаков отверстия. И вдруг возник овальный люк с коротким трапом, откинутым на землю. Казалось, ничто не шелохнулось, но вдруг стало сущим. Как именно — Лора понятия не имела, она приняла свершившееся без всякого удивления. Именно такого и следовало ждать от корабля, прибывшего с Земли.

В темном отверстии показались люди. Толпа не издала ни звука, когда пришельцы медленно вышли из корабля и остановились, жмурясь от ярких лучей незнакомого им солнца. Их было семеро — одни мужчины, и они совсем не выглядели сверхлюдьми, какими в воображении Лоры рисовались жители Земли. Правда, они были высокими, но лица с четкими чертами поражали худобой и такой бледностью, что кожа казалась прозрачно-белой. Вид у них был встревоженный, слегка растерянный, и это очень озадачило Лору. У нее мелькнула догадка, что посадка на Талассу могла быть непредвиденной и что, оказавшись на этой планете, гости удивлены не меньше, чем колонисты, собравшиеся приветствовать их.

Мэр Палм-Бея, чувствуя, что наступил наивысший взлет его карьеры, вышел вперед, чтобы произнести речь, которую лихорадочно готовил с того момента, как выехал на автомобиле из селения. Но только он собрался открыть рот, сомнение, словно влажная губка, прошлось по его памяти, как по школьной доске, и стерло все заготовленные слова. Островитяне приняли как само собой разумеющееся то, что корабль прибыл с Земли. Но ведь это только предположение. Корабль вполне мог прилететь с какой-нибудь другой освоенной планеты — по меньшей мере дюжина таких колоний располагалась ближе к матери-Земле, чем Таласса. Смятение перед этими дипломатическими вопросами охватило отца Лоры, он только и смог вымолвить:

— Добро пожаловать на Талассу. Полагаю, вы с Земли?

Это «полагаю» принесло мэру Фордайсу бессмертие. Прошло целое столетие, прежде чем кто-то докопался, что мэр был не совсем оригинален, употребив это выражение.[6]

Во всей толпе встречающих, пожалуй, лишь одна Лора не расслышала утвердительного ответа. Это была английская речь, только за века, отделявшие Талассу от Земли, ставшая, видимо, более быстрой, чем раньше. Лора не расслышала, потому что в этот момент она впервые увидела Леона.

Он лишь сейчас вышел из корабля и, стараясь быть незаметным, присоединился к своим товарищам, стоявшим у трапа. Почему он задержался? Регулировал ли что-то в системе управления или же — это более вероятно — докладывал о ходе высадки командиру корабля-базы, который оставался в космосе, далеко за пределами атмосферы? Впрочем, Лора об этом не раздумывала, просто она не видела никого, кроме Леона.

Даже в это первое мгновение она уже знала, что жизнь ее никогда больше не будет прежней. Что-то новое и совершенно неведомое наполнило ее удивлением и страхом. Она испугалась за свою любовь к Клайду. Удивилась тому незнакомому, что ворвалось в ее жизнь.

Леон был ростом поменьше своих товарищей, но покрепче их, он выглядел сильным, владеющим какими-то особыми знаниями. Его глубоко сидевшие темные и очень живые глаза выделялись на резко очерченном лице, которое никто не назвал бы красивым, хотя Лоре оно показалось неотразимо привлекательным. Перед ней стоял мужчина, видевший такое, чего она и представить себе не могла, побывавший, быть может, в сказочных городах Земли, ходивший по их улицам. Что ему делать здесь, на затерянной в космосе Талассе? Почему у его пытливых глаз залегли морщинки тревоги и беспокойства?

Один раз он даже посмотрел в ее сторону, но взгляд этот не остановился на ней. Теперь взгляд его вернулся, словно подстегнутый памятью, и он впервые ощутил присутствие Лоры, которая не отрывала от него взора. Их глаза встретились, перекинув мост через бездны времени, пространства и опыта. Со лба Леона сбежали морщины тревоги, напряженное выражение лица смягчилось — он улыбнулся.

Речи, банкеты, приемы и интервью затянулись до сумерек. Леон очень устал, но мысли его были слишком возбуждены, чтобы он мог уснуть. После напряжения последних недель — с того момента, как его разбудил колокол громкого боя и он ринулся вместе со своими товарищами на борьбу за спасение раненого корабля, — было непросто осознать, что опасности больше нет. Им здорово повезло, что так близко оказалась обитаемая планета! Если даже не удастся починить корабль и закончить полет, до завершения которого оставалось еще двести лет, они, во всяком случае, будут находиться среди друзей. Ни один потерпевший кораблекрушение, будь то в море или в космосе, не мог рассчитывать на большее.

Ночь стояла прохладная, тихая, на небе сверкали непривычные звезды. Но были там и старые друзья, хотя знакомые очертания созвездий изменились. Вот могучий Ригель, он нисколько не потускнел из-за того, что лучу его приходится преодолеть много добавочных световых лет, прежде чем он достигнет глаз Леона. А это вот, должно быть, гигантский Канопус, который располагается почти на одной линии с той звездной системой, куда они держали путь; на одной линии, но так далеко, что даже когда они достигнут своей новой родины, он будет светить им не ярче, чем с земного неба.

Леон тряхнул головой, словно хотел освободиться от парализующего и завораживающего видения бесконечности. «Забудь о звездах, — сказал он себе. — Скоро ты снова встретишься лицом к лицу с ними. Держись за этот маленький мирок, пока ты находишься в нем, даже если он окажется только пылинкой на пути между Землей, которую ты никогда больше не увидишь, и целью путешествия, которой ты достигнешь через двести лет».

Друзья его уже спали, усталые и довольные, — они имели на то право. Он тоже отдохнет, как только его смятенный дух позволит уснуть. Но сначала ему нужно взглянуть на мирок, куда закинула его судьба, на этот населенный родичами оазис в пустыне космоса.

Он вышел из длинного одноэтажного дома, наспех подготовленного к приему нежданных гостей, и оказался на единственной улице Палм-Бея. Улица была пуста, хотя в домах еще слышалась убаюкивающая музыка. Жители селения, видимо, привыкли рано укладываться спать, а может быть, их утомили волнения и хлопоты, связанные с ролью гостеприимных хозяев. Впрочем, Леон был этому рад, ему хотелось побыть одному, пока бег его мыслей наконец не замедлится.

Рокот моря в ночной тишине увлек его в сторону от пустынной улицы. Вскоре огни селения исчезли. Под пальмами было темно, но меньшая из двух лун Талассы высоко стояла над горизонтом в южной части небосклона, и ее странный желтый свет служил ему отличным проводником. Миновав узкий пояс деревьев, он увидел за круто спускавшимся пляжем океан, покрывавший почти всю эту планету.

У кромки воды виднелся ряд рыбачьих лодок, и Леон медленно направился к ним; его интересовало, как таласские мастера решали одну из древнейших задач, постоянно встававших перед человечеством. Он придирчиво осмотрел изящные корпуса из пластика, узкие балансиры, механические вороты для вытаскивания сетей, компактные маленькие моторы, радио с пеленгаторами. Простота этой техники, доходящая почти до примитивности, но прекрасно приспособленная к местным условиям, глубоко тронула его. Трудно было представить более разительный контраст со сложными лабиринтами могучего корабля, повисшего у него над головой. Леон усмехнулся, мелькнула забавная мысль: а ведь здорово было бы швырнуть за борт годы, потраченные на учебу и тренировку, и сменить жизнь специалиста по двигателям звездолета на нетребовательное существование мирного рыбака. Нужен ведь им кто-то, способный держать суда в порядке, а он еще, может быть, придумает кое-какие усовершенствования.

Леон тут же отбросил розовую мечту, не тратя времени на обдумывание ее очевидной нелепости, и пошел вдоль полосы пены, отмечавшей место, где волны, набегавшие на берег, лишались последних сил. Под ногами хрустели остатки живых существ, рожденных этим молодым океаном, — раковины и щитки, какими, возможно, были усеяны миллиард лет назад берега земных морей. Вот эту, например, туго закрученную известковую спираль он почти наверняка видел в каком-то музее. А почему бы и нет: природа бесконечно повторяет в одном мире за другим любую конструкцию, если она соответствует своему назначению.

По восточной части небосклона быстро распространялось желтоватое сияние. На глазах у Леона ближайшая к планете луна — Селена — поднялась над горизонтом. Приближалось полнолуние. С удивительной быстротой диск Селены выкарабкался из моря, внезапно залив светом весь берег.

И в этот сияющий миг Леон увидел, что он не один.

Метрах в пятидесяти дальше по берегу в лодке сидела девушка. Спиной к нему, лицом к морю, видимо, не замечая Леона. Он заколебался: не хотелось нарушать ее уединения, к тому же он совсем не знал местных нравов. В такое время, в таком месте… вероятно, она ждет кого-нибудь. Пожалуй, самое правильное и тактичное — потихоньку вернуться в селение.

Однако было уже поздно. Словно разбуженная новым светом, разлившимся по берегу, девушка подняла голову и увидела его. С неторопливой грацией она встала в лодке, не выказывая никаких признаков тревоги или досады. Если бы в свете луны Леон смог разглядеть ее лицо, он с изумлением заметил бы, что оно озарилось спокойствием осуществившегося желания.

А ведь всего двадцать часов назад Лора возмутилась бы, если бы ей сказали, что она станет искать встречи с совершенно незнакомым мужчиной здесь, на пустынном берегу, да еще в такое время, когда все ее близкие спят. Даже и сейчас она, верно, попыталась бы дать своим поступкам разумное объяснение, стала бы уверять, что не могла уснуть и решила прогуляться. Но в тайниках души она знала, что это неправда. Весь день ее преследовал образ молодого инженера. Его должность и имя она выведала у друзей, не возбудив, как ей казалось, чрезмерного любопытства.

Она увидела, как он выходил из дома для гостей, вовсе не по счастливой случайности — весь вечер она следила за ним с крыльца резиденции своего отца на другой стороне улицы. И, конечно же, не везение, а сознательный и тщательный расчет привел ее сюда, к этому месту, как только она поняла, куда направляется Леон.

Он остановился метрах в трех-четырех. Узнал ли он ее? Догадался ли, что встреча не случайна? На мгновение смелость покинула Лору, но отступать было некуда. А он улыбнулся странной, чуть асимметричной улыбкой, сразу осветившей лицо и сделавшей его еще моложе, чем он был на самом деле.

— Хэлло, — сказал он. — Не думал, что встречу кого-нибудь так поздно. Надеюсь, я не помешал вам.

— Конечно, нет, — ответила Лора, следя, чтобы голос не дрогнул и не выдал ее.

— Я с корабля. Захотелось взглянуть на Талассу, пока я здесь.

Лицо Лоры омрачилось. Ее внезапная печаль поразила Леона — ведь никакой причины для этого не было. Но тут память услужливо подсказала ему, что он уже видел эту девушку. Он догадался, почему она здесь. Это ведь та самая девушка, которая улыбнулась ему, когда он ступил на почву Талассы; впрочем, нет, это он улыбнулся ей…

Говорить, казалось, было не о чем. Они смотрели друг на друга через лежащую между ними полоску песка и удивлялись чуду, которое свело их в бесконечности времени и пространства. Потом, словно сговорясь, оба очутились на планшире рыболовного судна, все еще не произнеся ни слова.

«Безумие, — сказал себе Леон. — Что я тут делаю? Какое право имею я, странник, прохожий в этом мире, врываться в жизнь его людей? Я должен попросить прощения и уйти, оставить эту девушку берегу и морю. Все здесь по праву рождения принадлежит ей, а не мне».

Но он не ушел. Яркий диск Селены поднялся над морем на целую ладонь, когда он спросил наконец, как ее имя.

— Я — Лора, — ответила она мягким говорком островитян, который было приятно слушать, но не всегда легко понять.

— А я — Леон Карелл, помощник корабельного инженера звездолета «Магеллан».

При этих словах на лице ее мелькнула улыбка, и Леон проникся уверенностью, что она уже знает его имя. То, что затем пришло ему в голову, конечно же, не имело отношения к происходившему с ним сейчас; всего несколько минут назад он чувствовал себя смертельно усталым и собирался вернуться, чтобы наконец уснуть. Теперь ему совсем не хотелось спать, он был полон бодрости и как бы стоял на пороге неведомых приключений, исход которых не мог предугадать.

Однако предугадать следующий вопрос Лоры было нетрудно: «Как вам понравилась Таласса?»

— Дайте мне время осмотреться, — ответил Леон. — Я видел только Палм-Бей, да и то далеко не весь.

— Вы останетесь здесь… надолго?

Пауза была едва заметной, но ухо Леона уловило ее. Значит, этот вопрос важен для нее.

— Толком не знаю, — сказал он честно. — Зависит от того, сколько продлится ремонт.

— А что испортилось?

— О, мы налетели на какую-то штуку, которая оказалась чересчур велика для нашего защитного экрана, принимающего удары метеоритов. Бум! — и конец нашему экрану. Так что придется изготовить новый.

— Думаете, что это можно сделать здесь?

— Надеемся. Главная трудность — это поднять около миллиона тонн воды к «Магеллану». Хорошо, что Таласса свободно может пожертвовать этим миллионом тонн.

— Воды? Непонятно.

— Вы, конечно, знаете, что звездолет несется со скоростью, близкой к световой. И все-таки нужны годы и годы, чтобы попасть куда-нибудь, так что приходится прибегать к гибернации, предоставляя управление кораблем автопилотам.

Лора кивнула головой — разумеется, именно таким образом и добирались сюда ее предки.

— Скорость не проблема, если б космос был действительно пуст, но это не так. Каждую секунду полета корабль сталкивается с тысячами атомов водорода, частицами пыли, а иногда и с крупными обломками. При субсветовой скорости весь этот космический лом бьет по звездолету с огромной энергией и может попросту сжечь его. Поэтому примерно в одной миле впереди нас движется щит, он-то постепенно и сгорает вместо корабля. Существуют в вашем мире зонтики?

— Ну да, — протянула Лора, озадаченная этим непоследовательным вопросом.

— Тогда звездолет можно сравнить с человеком, который шагает под ливнем, опустив голову и прикрывшись зонтиком. Дождь — это космическая пыль в межзвездных пространствах; нашему кораблю не повезло, и он потерял зонтик.

— И вы можете сделать новый из воды?

— Да, это самый дешевый строительный материал во Вселенной. Мы замораживаем ее, превращаем в айсберг и посылаем его впереди корабля. Что может быть проще?

Лора не ответила. Мысли ее пошли, видимо, по новому пути. Потом она сказала так тихо и невнятно, что Леону пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова, заглушаемые шумом прибоя.

— И вы покинули Землю сто лет назад?

— Сто четыре. Разумеется, нам кажется, что это было всего несколько недель тому назад, потому что все мы были погружены в глубокий сон, пока автопилот не разбудил нас. Все колонисты находятся еще в состоянии гибернации. Они не знают, что случилось с кораблем.

— И вы скоро присоединитесь к ним, заснете и будете спать всю дорогу к звездам?

Леон кивнул головой, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Да, это так. Высадка на планету задержится на несколько месяцев, но какое это имеет значение для путешествия, длящегося триста лет?

Лора повела рукой, показывая на остров, расстилавшийся за ними, потом на безбрежное море, у которого они стояли.

— Так странно, что ваши спящие друзья там, наверху, ничего этого не увидят. Мне жаль их.

— Да, только мы, пятьдесят инженеров, сможем вспомнить Талассу. Все остальные, там, в звездолете, узнают о нашей остановке только из записи в судовом журнале, притом вековой давности.

Он взглянул на Лору и увидел, что лицо ее стало печальным.

— Почему это вас огорчает?

Она покачала головой, не в состоянии ответить. Как выразить чувство одиночества, разбуженное в ней словами Леона? Жизнь людей, их надежды, их страхи значат так мало по сравнению с невообразимыми пространствами, которые они осмеливаются преодолевать. Ее ужасала мысль об этом трехсотлетнем путешествии, не завершенном еще и наполовину. А ведь в ее жилах течет кровь пионеров, тех, кто достиг Талассы таким же путем несколько веков назад.

Ночь перестала быть другом. Лоре вдруг захотелось домой, в тепло семьи, в маленькую комнатку. Все, что там находится, принадлежит Лоре, это и есть тот знакомый мирок, который ей нужен. Холод космоса замораживал ее сердце. Теперь она уже жалела о своем безумном поступке. Пора, давно пора уходить.

Они поднялись, и Лора с изумлением заметила, что лодка, на которой они сидели, была лодкой Клайда. Лоре подумалось: странно, что она невольно пришла именно к этому суденышку, хотя вдоль берега вытянулся такой ряд лодок, что из них составилась бы целая флотилия. При мысли о Клайде ее охватило чувство неуверенности, даже какой-то вины. Ни разу в жизни она не думала ни об одном мужчине, кроме него, разве что случайно, на мгновение. Теперь она не могла притворяться перед собой.

— Что с вами? — спросил Леон. — Вам холодно?

Он протянул ей руку, Лора бессознательно повторила его жест, и пальцы их впервые встретились. Она рванулась в сторону, как испуганное животное.

— Нет, все о'кей, — ответила она почти сердито. — Просто поздно, мне пора домой. До свидания!

Ее порывистость, внезапно холодный тон поразили Леона. Неужели он сказал ей что-нибудь обидное?

— Я еще увижу вас? — спросил он вдогонку быстро удалявшейся девушке.

Если она и ответила, то шум прибоя заглушил слова. Он смотрел ей вслед. Удивленный, слегка обиженный, он раздумывал, и не впервые в жизни, над тем, как трудно понять женщину.

Хотел было догнать ее и повторить вопрос, но что-то подсказывало ему, что в этом нет надобности. Они встретятся вновь — это так же верно, как то, что завтра взойдет солнце.

Над жизнью острова царил теперь раненый гигант, повисший в космосе на высоте в полторы тысячи километров.

После заката и перед рассветом, когда мир погружался во мрак, которого не могли преодолеть лучи солнца, «Магеллан» сверкал на небе, подобно яркой звезде — самой яркой из всех светил, если не считать, разумеется, двух лун. Но и тогда, когда он становился невидимым в свете дня или когда на него наползала тень Талассы, звездолет стоял перед глазами жителей.

Было трудно поверить, что только пятьдесят человек разбуженных из всего состава команды (к тому же не более половины их находилось на Талассе одновременно) могли до такой степени оказываться повсюду. Космонавты вечно куда-то бежали группами по два-три человека, а если не бежали, то летели на маленьких антигравитационных скутерах, проносились так бесшумно и так низко над землей, что жить в селении стало просто опасно. Несмотря на самые настойчивые приглашения, гости не принимали пока никакого участия в культурной и общественной жизни острова. Они вежливо, но твердо объяснили, что пока не обеспечат безопасность дальнейшего пути корабля, у них ни на что не будет времени. Потом — разумеется, но не сейчас…

И вот Талассе пришлось набраться терпения и ждать, пока земляне устанавливали свои приборы, производили съемки, глубоко бурили горные породы и ставили десятки опытов, не имевших, казалось, никакого отношения к их задаче. Иногда они проводили краткие совещания с учеными самой Талассы, но обычно держались в своем кругу. Не то чтобы они проявляли недружелюбие или чуждались островитян. Просто земляне трудились с таким яростным и целеустремленным напряжением, что никого и ничего вокруг не замечали.

Прошло два дня с первой встречи, прежде чем Лора снова заговорила с Леоном. Иногда она видела его быстро шагающим по селению, в руках он тащил туго набитый портфель. Лицо было озабоченным. При встрече они обменивались только мимолетными улыбками. Но и этого было достаточно, чтобы привести ее в смятение, лишить равновесия, отравить отношения с Клайдом.

С тех пор как она себя помнила, Клайд был частью ее жизни: бывало, что они ссорились, иногда спорили, но никогда никто не посягал на то место, которое он занимал в ее сердце. Она собиралась через несколько месяцев выйти за него замуж, но теперь отнюдь не была уверена даже и в этом, да и вообще ни в чем не была уверена.

«Потеряла голову» — недобрые слова, которые ей до сих пор доводилось относить только к другим. Но как еще назвать это стремление быть с человеком, который ворвался в ее жизнь внезапно, ниоткуда и оставит ее через несколько дней или недель? Конечно, ее влечение к нему можно отнести на счет его романтического происхождения, но это мало что объясняет. Среди землян были люди и покрасивее Леона, но она видела лишь его и жизнь могла иметь смысл только подле него.

К концу первого дня о чувствах Лоры догадались только в ее семье, к исходу второго каждый встречный понимающе улыбался ей. В такой тесной, жадной до новостей общине, как Палм-Бей, невозможно было хранить что-либо в секрете. Лора понимала, что и пытаться не стоит.

Вторая ее встреча с Леоном была случайной — в той мере, в какой такие вещи вообще могут быть случайными. Она помогала отцу отвечать на письма и запросы, потоком хлынувшие в Палм-Бей после прибытия землян, и как раз разбиралась в своих записях, когда дверь кабинета открылась. За последние дни она отворялась так часто, что Лора уже перестала оглядываться; приемом посетителей ведала младшая сестра, она и встречала их. И вдруг Лора услышала голос Леона. Строчки заплясали перед глазами, она перестала понимать, что читает, казалось, все это написано на чужом языке.

— Могу я видеть мэра?

— Разумеется, мистер…?

— Помощник корабельного инженера Карелл.

— Я позову его. Садитесь, пожалуйста.

Леон устало опустился в старинное кресло — лучшее из того, что могла предложить нечастым посетителям приемная мэра, и только тогда заметил, что Лора молча смотрит на него с другого конца комнаты. Усталость слетела с него, он вскочил с кресла.

— Хэлло, я не знал, что вы работаете здесь.

— Я живу здесь. Мэр — мой отец.

Это важное сообщение, видимо, не произвело особого впечатления на Леона. Он подошел к письменному столу и взял в руки толстенную книгу, которую Лора читала, урывая время от своих секретарских обязанностей.

— «Краткая история Земли», — прочел он. — «От зарождения цивилизации до начала эпохи межзвездных полетов». И все это на какой-то тысяче страниц! Жаль, что она заканчивается за три сотни лет до наших дней.

— Надеемся, что вы скоро дополните ее. С тех пор как книга написана, произошло много событий?

— Достаточно, чтобы заполнить примерно пятьдесят библиотек. Прежде чем покинуть Талассу, мы оставим вам копии всех наших летописей, так что ваши учебники истории будут отставать от жизни всего лишь на сто лет.

Они словно ходили вокруг да около единственной важной для них темы: когда мы увидимся снова? Мысли Лоры метались, молотком стучали в виски и не могли превратиться в слова. Что это? Нравлюсь я ему? Или это любезный разговор воспитанного человека?

Отворилась внутренняя дверь, и из своего кабинета в приемную вышел мэр.

— Сожалею, что заставил вас ждать, мистер Карелл, — извинился он, — но на проводе был президент — он прибудет сегодня после полудня. Чем могу быть полезен?

Лора изо всех сил делала вид, что работает, но пока Леон излагал послание капитана «Магеллана», напечатала восемь раз одну и ту же фразу. Впрочем, когда он умолк, она знала немногим больше, чем до того, как он начал говорить. Кажется, речь шла о том, что инженеры со звездолета хотели построить какую-то установку на мысе примерно в полутора километрах от селения. Им нужно было лишь получить согласие мэра.

— О, конечно, — с чувством ответил мэр Фордайс, всем своим видом давая понять, что для гостей он готов на все. — Действуйте, этот участок никому не принадлежит, там никто не живет. А что именно собираетесь вы там сделать?

— Мы сооружаем антигравитационное устройство, и генератор необходимо закрепить в скале. Возможно, что когда он начнет действовать, на первых порах будет немного шумно, но я не думаю, чтоб этот шум очень мешал жителям селения. Разумеется, как только все будет кончено, мы демонтируем установку.

Лора невольно восхитилась выдержкой отца. Она прекрасно знала: отец мало что понял в просьбе Леона, так же как она сама, но, глядя на него, никто не догадался бы об этом.

— Что ж, чудесно — рады помочь, чем можем. Не будете ли вы добры сообщить капитану Голду, что президент прибывает сегодня в пять часов пополудни? Я пошлю за ним свою машину. Прием состоится в пять тридцать в зале собраний Палм-Бея.

Когда Леон, поблагодарив мэра, вышел, Фордайс подошел к дочери и взял в руки тоненькую пачку писем, которые она перепечатала, возможно, не слишком точно.

— Он кажется приятным, этот молодой человек, — сказал мэр, — но благоразумно ли слишком увлекаться им?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Что ты, Лора! Я ведь все-таки твой отец и не совсем лишен наблюдательности.

— Он, — тут Лора заносчиво фыркнула, — ни чуточки не интересуется мной.

— А ты? Интересуешься им?

— Сама не знаю. О, папочка, я так несчастна!

Мэр Фордайс не был храбрецом. Он сделал все, что мог — пожертвовал своим носовым платком и укрылся в кабинете.

Перед Клайдом впервые в жизни встала проблема, к решению которой он не знал как и подступиться, к тому же тут не могли помочь никакие прецеденты — их попросту не было. Всем известно, что Лора — его девушка. Если бы его соперником оказался кто-нибудь из парней селения или любой другой местности Талассы, Клайд не сомневался бы, как ему надлежит действовать. Но закон гостеприимства и прежде всего тот восхищенный трепет, который, естественно, внушало все связанное с Землей, мешали ему вежливо попросить Леона обратить свои взоры в другую сторону. Ему это было бы не впервой, и до сих пор подобные объяснения проходили без всяких затруднений. Возможно, потому, что рост Клайда превышал сто восемьдесят сантиметров, ширина плеч соответствовала росту и при весе в сто килограммов во всем его теле не было и грамма лишнего жира.

За долгие часы, которые он проводил теперь в море, не столько занимаясь рыбной ловлей, сколько предаваясь грустным размышлениям, Клайд тешил себя мечтами о короткой, решительной схватке с Леоном. Она отняла бы немного времени, потому что Леон хоть и не выглядел таким тощим, как все эти земляне, но был тоже бледный и утомленный, как и они. Куда ему тягаться с Клайдом, человеком, привыкшим к физической нагрузке. Но тут-то и беда: такую схватку нельзя назвать честной игрой. Клайд прекрасно понимал, что в случае драки с Леоном общественное мнение Талассы окажется не на его стороне, как бы прав он ни был.

А прав ли он действительно? Этот мучительный вопрос тревожил Клайда, как тревожил бесчисленное множество мужчин до него. Леон стал в доме мэра совсем своим; всякий раз, как Клайд заходил к Фордайсам, он заставал там землянина, явившегося под каким-нибудь предлогом. Клайд никогда прежде не страдал от ревности, и симптомы ее отнюдь не доставили ему удовольствия.

Но воспоминание о бале все еще бесило его. Бал этот был самым крупным событием в светской жизни селения за много лет. Едва ли в истории Палм-Бея повторится что-либо подобное. Чтобы в селении одновременно оказались президент Талассы, половина совета и пятьдесят гостей с Земли — такое вряд ли случится еще раз по сю сторону вечности.

Несмотря на свой рост и мощь тяжеловеса, Клайд был хорошим танцором — особенно в паре с Лорой. Но в тот вечер у него почти не было шансов доказать это: Леон слишком усердно показывал ей фигуры новых танцев Земли (новых, если не принимать во внимание, что на Земле увлекались ими сто лет назад, хотя, впрочем, мода на них могла возродиться, и тогда эти танцы и впрямь последняя новинка сезона). По мнению Клайда, техника Леона никуда не годилась, танцы были уродливы, а интерес, который проявляла к ним Лора, просто смехотворен.

У него не хватило ума промолчать, и он, как только представилась возможность, тут же выложил все Лоре. И это был последний танец, который он танцевал с ней в тот вечер. С этого момента Лора попросту не замечала его, как будто он совсем не приходил на бал. Он терпел этот бойкот, сколько хватило сил, а затем отправился в бар с совершенно определенной целью. Цели он достиг довольно быстро и только на следующее утро, проспавшись, узнал, как много потерял.

Танцы закончились рано. Потом президент произнес короткую речь — третью за вечер. Он представил собравшимся командира звездолета и обещал им небольшой сюрприз. Капитан Голд оказался столь же лаконичен: сразу было видно, что это человек, привыкший командовать, а не ораторствовать.

— Друзья, — начал он, — вы знаете, почему мы здесь, и мне незачем говорить вам, как высоко ценим мы ваше гостеприимство и любезность. Мы вас никогда не забудем и жалеем лишь о том, что у нас не хватило времени для более тесного знакомства с вашим чудесным островом и его жителями. Я надеюсь, вы простите нам многое, что могло показаться невниманием или невежливостью с нашей стороны. Мы были слишком заняты, все наше время было отдано ремонту корабля, а помыслы — безопасности наших спутников.

В конечном счете, несчастный случай, приведший нас сюда, может оказаться счастливым для обеих сторон. Эта встреча укрепила наш дух, мы увезем с собой наилучшие воспоминания. То, что мы видели здесь, послужит нам примером. Да станет тот мир, который ждет нас в конце путешествия, такой же прекрасной родиной человека, в какую вы превратили Талассу.

Прежде чем вновь отправиться в путь, мы сочтем приятным долгом передать вам все материалы, которые помогут заполнить пробел в ваших знаниях из-за длительного отсутствия контакта с Землей. Мы приглашаем историков и других ученых Талассы посетить завтра наш корабль, мы предоставим им возможность скопировать любые из лент, содержащих информацию. Надеемся, что оставленное нами наследство обогатит многие поколения жителей вашего мира. Это максимум того, что мы можем сделать.

Но сегодня вечером история и иные науки пусть подождут. У нас есть и другие сокровища. За века, протекшие с тех пор, как ваши предки покинули планету-мать, жители Земли создали много прекрасного. И эти творения мы оставим Талассе, прежде чем отправимся в путь. Внемлите же теперь!

Огни померкли, заиграла музыка. И все, кто был в зале, понимали, что никогда не забудут этого мгновения. Оцепенев, слушала Лора созвучия, рожденные людьми за века разлуки. Время было побеждено, его не существовало. Она даже не замечала, что Леон, стоявший рядом, взял ее за руку, — поток музыки нес их обоих.

Она никогда не слыхала ничего подобного — это принадлежало всей Земле и ей одной. Гул колоколов медленно поднимался над шпилями старинных соборов и медленно таял в вышине; пели терпеливые лодочники, гребя домой наперекор волнам при последних лучах заходящего солнца — пели на тысяче языков, теперь забытых навсегда; гремели марши армий, идущих сражаться, но их ярость и боль уже умиротворило время; звучали приглушенные голоса десятимиллионных городов, просыпающихся на рассвете; вставала неподвижная, холодная пляска полярного сияния над бесконечными ледяными пустынями; ревели могучие двигатели, вздымая огромные корабли к звездам. Все это слышала Лора в музыке и песнях, принесенных из ночи, — песнях далекой Земли, дошедших до нее через световые годы…

Чистое сопрано, то парящее высоко-высоко, как птица, на пределе слышимости, то устремляющееся вниз, к земле, вело жалобу без слов, раздирая сердца слушателей. Это была погребальная песня любви, утраченной людьми в пустыне космоса, отпевание друзей и родного дома, воспоминание о которых в конце концов должно изгладиться из памяти, потому что космонавты никогда больше не увидят их. Это была песня, обращенная ко всем покинувшим Землю, одинаково внятная и тем, кого отделяли от родной планеты двенадцать колен, и тем скитальцам, которым казалось, что они покинули ее города и поля всего несколько недель назад.

Музыка утонула во мраке. С незрячими от слез глазами жители Талассы начали молча расходиться. Но Лора не пошла домой. Для нее существовала одна-единственная защита от пронзительного одиночества. И она обрела эту защиту в теплом мраке леса, в кольце рук Леона. Подобно путникам, затерянным во враждебных дебрях, они искали тепла и утешения у костра любви. Пока он пылал, были нестрашны ночные тени. Вселенная, со всеми звездами и планетами, стала безобидной игрушкой в их ладонях.

Леон никак не мог осознать до конца, что все происходящее реально. Несмотря на опасность, занесшую его сюда и потребовавшую такого напряжения всех сил, ему то и дело казалось, что в конце путешествия Таласса станет лишь сном, приснившимся в долгую ночь. И ему никогда не удастся проверить, было ли все так или не было. А эта страстная и обреченная любовь — он не просил о ней, она сама пришла к нему. Но у кого, говорил он себе, достало бы сил отказаться от нее на этой мирной приветливой планете после тревог, не отпускавших ни на минуту столько недель.

Когда ему удавалось оторваться от дел, он подолгу гулял с Лорой в полях, вдали от селения — там редко появлялись люди и тишину нарушали лишь роботы, обрабатывавшие пашни. Часами Лора расспрашивала его о Земле — и никогда о планете, к которой направлялся «Магеллан». Леон понимал, почему это так, и не уставал рассказывать ей о мире, который называли «родным домом» не только жители Земли, но и множество людей, никогда его не видевших.

Лора была жестоко разочарована, узнав, что эпохе городов давно пришел конец. Напрасно рассказывал ей Леон о децентрализованной цивилизации, которая распространилась теперь на всю планету — от полюса до полюса. Думая о Земле, Лора по-прежнему представляла себе только города-гиганты, такие, как Чандригар, Лондон, Астроград, Нью-Йорк. И ей никак не верилось, что они исчезли навсегда вместе с образом жизни, символом которого служили.

— Когда мы покидали Землю, — объяснял Леон, — самыми крупными населенными пунктами были университетские города вроде Оксфорда, Анн-Арбора или Канберры. Некоторые из них насчитывают по пятьдесят тысяч студентов и профессоров. На Земле не осталось других городов, имеющих хотя бы половину их населения.

— Но что произошло с ними?

— О, тут действовала не одна причина. Началось с развития средств связи. Как только каждый житель Земли получил возможность слышать и видеть любого с помощью простого нажатия кнопки, надобность в городах, в основном исчезла. А с изобретением антигравитации оказалось совсем нетрудным передвигать по небу товары или дома, не беспокоясь о географии. Это завершило покорение пространства, начатое самолетом несколькими веками ранее. Люди стали жить, где кому нравится, и города ушли в прошлое.

Лора не сразу заговорила. Она лежала на дерновой скамье, следя за пчелой, предки которой, так же как и ее собственные, были уроженцами Земли. Пчела безуспешно пыталась извлечь нектар из цветка, принадлежавшего к растительному миру самой Талассы. На этой планете еще не появлялись собственные насекомые, и немногочисленные разновидности местных цветов пока не изобрели приманок для воздушных гостей.

Неудачница пчела отказалась от безнадежных попыток и улетела, сердито жужжа. Лора надеялась, что у нее хватит здравого смысла повернуть к фруктовым садам, где она найдет более отзывчивые цветы. Когда наконец девушка заговорила, она высказала мечту, которая прельщала человечество целое тысячелетие.

— Как ты думаешь, — задумчиво спросила она, — удастся ли нам когда-нибудь пробиться сквозь световой барьер?

Леон улыбнулся, понимая, куда ведут ее мечты. Летать быстрее света означало возможность посещать Землю, а затем возвращаться в тот мир, где ты родился, и находить друзей еще живыми — об этом хоть когда-нибудь да грезил каждый колонист. Во всей истории человечества не было проблемы, на решение которой потрачено столько усилий — увы! — совершенно безрезультатно.

— Не думаю, — сказал он. — Если б была хоть маленькая возможность, кто-нибудь додумался бы, как надо поступить. Нет, приходится идти длинным путем, потому что короткого нет. Так построена Вселенная, и с этим уже ничего не поделать.

— Но можно ведь по крайней мере поддерживать связь?

Леон кивнул.

— Это верно, — сказал он, — мы стараемся. Не знаю, что стряслось, — вы давно уже должны были получить вести с Земли. Мы отправляем во все наши колонии роботов с подробной историей всего происшедшего на Земле до момента их отлета и с просьбой прислать тем же путем отчет о событиях на той планете. Когда информация прибывает на Землю, ее размножают и отсылают со следующим автокурьером. Так мы наладили нечто вроде межзвездной службы информации с центром на Земле. Конечно, она работает медленно, но иных возможностей нет. Если последний автокурьер, посланный на Талассу, пропал, то вслед за ним лет через двадцать-тридцать должны были послать следующего.

Лора попыталась представить себе обширную информационную сеть, охватывающую звездные системы, автокурьеров, снующих между Землей и ее рассеянными по Вселенной детьми, и удивилась, как это позабыли о Талассе. Но сейчас, когда рядом с ней был Леон, все казалось неважным. Он здесь, а Земля и звезды далеко. Далеко было и до завтра, какие бы беды оно ни сулило…

К концу недели на вдававшемся в море скалистом мысе пришельцы построили приземистую, прочно укрепленную пирамиду из металлических ферм. Внутри помещался какой-то таинственный механизм. Лора и остальные 571 житель Палм-Бея, да еще несколько тысяч приезжих талассцев наблюдали за первым испытанием. Впрочем, ближе чем на 400 метров подходить к сооружению запрещалось — предосторожность, вызвавшая немалую тревогу среди тех островитян, которые обладали не слишком крепкими нервами. Хорошо ли знают земляне, что делают? Неровен час, что-нибудь случится… Да и что именно они там задумали?

Леон вместе со своими друзьями что-то делал внутри металлической пирамиды. Шли последние приготовления. «Приближенное фокусирование», как объяснил он Лоре, кратко, но невразумительно. Лора, как и все другие островитяне, охваченная тревогой непонимания, следила издали за землянами. Вот они покинули свое сооружение, направились к краю скалы, на которой оно было воздвигнуто, и остановились, глядя вдаль. Силуэты маленькой группы людей четко вырисовывались на фоне океана.

В миле от берега с водой творилось нечто странное. Казалось, что там начинается шторм, однако на совсем небольшом участке, радиусом всего лишь в несколько сот метров. Там рождались высокие, как горы, волны, сшибались и уничтожали друг друга. Скоро зыбь достигла берега, но центр замкнутого шторма оставался все там же. Лоре представилось: какой-то огромный невидимый палец невиданной руки опустился с неба и помешивает море.

И вдруг что-то изменилось. Теперь волны больше не сталкивались, они шагали в ногу, двигаясь по кругу все быстрее и быстрее. Из моря родился водяной конус. С каждой секундой он становился все выше и тоньше. Вот он вырос уже метров на тридцать и все тянется вверх. Сердитый рев этого новорожденного младенца сотрясал воздух, вселяя ужас в сердца всех, кто его слышал. Всех, кроме маленькой группы людей, вызвавших к жизни это чудовище из глубин и теперь глядевших на него со спокойной уверенностью. Огромные волны разбивались уже почти у их ног, но они не обращали на них внимания.

А крутящийся водяной столб между тем пробил тучи, как стрела, направленная в космос. Его покрытая пеной вершина исчезла, и с неба обрушились потоки дождя. Капли были крупные, как перед грозой. Верно, не вся вода, устремившаяся вверх, достигала цели, часть ее, избежав действия силы, управлявшей смерчем, низвергалась с границы космоса.

Толпа зрителей стала медленно расходиться. Удивление и испуг улеглись, талассцы просто приняли к сведению случившееся. Люди научились управлять силой тяжести полтысячи лет назад, и этот фокус — как бы эффектен он ни был — не шел ни в какое сравнение с таким чудом, как полет огромного звездолета от солнца к солнцу с субсветовой скоростью.

Земляне уже возвращались к своему сооружению, явно довольные тем, что сделали. Даже на таком расстоянии можно было прочесть удовлетворение и спокойствие на их лицах — быть может, впервые с тех пор, как они высадились на Талассе. Вода для нового щита «Магеллана» была на пути в космос, а там иные силы, покорные слуги этих людей, превратят ее в лед, придав нужную форму. Через несколько дней они полностью подготовятся к дальнейшему полету, а их огромный межзвездный ковчег будет как новенький.

До сих пор Лора втайне надеялась, что землян постигнет неудача. Но сейчас, когда искусственный смерч поднялся из моря на ее глазах, от надежды не осталось и следа. Она не отводила глаз от водяного столба — он слегка покачивался, основание его перемещалось то вперед, то назад, словно подчиняясь действию невидимых могущественных сил. Но силы эти управлялись людьми, которые непременно выполнят то, что задумали. Для Лоры это значило только одно: скоро она скажет Леону «прощай».

Она медленно направилась к группе землян, пытаясь привести в порядок свои мысли и овладеть чувствами. Увидев Лору, Леон отделился от друзей и пошел навстречу девушке. У него было лицо человека, испытывающего радость и облегчение, но радость быстро померкла, когда он разглядел лицо Лоры.

— Вот, — сказал он виновато, как уличенный в озорстве школьник, — мы это сделали.

— И теперь скоро… Сколько еще вы здесь пробудете?

Он нервно водил носком ботинка по песку, боясь встретиться с ней взглядом.

— Дня три, может быть, четыре.

Лора старалась спокойно принять его слова. Ведь она ждала этого — ничего нового она не услышала. Но не смогла, хорошо еще, что рядом с ними никого не было.

— Ты не должен улетать! — закричала она в отчаянии. — Останься здесь, на Талассе!

Леон нежно взял ее руки в свои и тихо заговорил:

— Нет, Лора, это не мой мир. Я никогда не сживусь с ним. Половина моей жизни ушла на подготовку к тому, что я сейчас делаю. Здесь, где нет больше неосвоенных просторов, я никогда не смогу быть счастливым. Через месяц умру от скуки.

— Тогда возьми меня с собой!

— Неужели ты говоришь это серьезно?

— Да, серьезно.

— Тебе только так кажется. В моем мире ты будешь чувствовать себя еще более чуждой, чем я в твоем.

— Я научусь, я смогу многое сделать. Только бы быть вместе с тобой.

Он положил ей руки на плечи и, глядя в ее глаза, читал в них искреннюю скорбь. «Да, она верит в то, что говорит», — сказал себе Леон. Он не думал или не хотел думать, как много значит для женщины чувство, гораздо больше, чем для мужчины.

Он совсем не хотел обидеть Лору. Он очень привязался к ней и был уверен, что будет всю жизнь вспоминать девушку с нежностью. Но теперь ему довелось узнать, как и многим мужчинам до него, что иногда не так-то легко сказать «прощай».

Оставалось только одно — лучше мгновенная боль, чем долгое страдание.

— Идем со мной, Лора, — сказал он. — Ты все увидишь сама.

Они молча направились к расчищенному участку леса, который служил землянам посадочной площадкой. Повсюду были разбросаны части и детали какого-то непонятного оборудования. Земляне упаковывали некоторые из них, другие откладывали, чтобы оставить талассцам. В тени пальм виднелось несколько антигравитационных скутеров. Они и в бездействии не соприкасались с почвой и висели в воздухе в нескольких сантиметрах над травой.

Леон прошел мимо скутеров и решительно зашагал к светящемуся мягким овалом летательному аппарату, возвышающемуся над участком. Он что-то сказал инженеру, стоявшему подле аппарата. Тот, по-видимому, возразил, но после короткого спора капитулировал.

— Он еще не полностью загружен, — объяснил Леон, помогая Лоре подняться по трапу. — Но мы все-таки полетим. Ведь через полчаса вернется второй подкидыш.

Лора очутилась в неведомом ей мире — в мире техники, которая поставила бы в тупик самых талантливых инженеров и ученых Талассы. На острове имелись все машины, необходимые для жизни в довольстве. Но то, что окружало ее сейчас, было за пределами постижимого для жителей Талассы. Лора видела однажды большую кибернетическую машину, которой фактически было вверено управление делами планеты. Предложенные ею решения приходилось отвергать, пожалуй, не чаще, чем один раз за жизнь целого поколения. Гигантский мозг был огромен и сложен, а машина землян отличалась устрашающей простотой, которая поразила даже далекий от техники ум Лоры. Леон сел перед смехотворно маленькой приборной панелью. Казалось, что руки молодого инженера лишь праздно касаются этой панели, он ничего как будто не сделал.

Но стены стали вдруг прозрачными, и Лора увидела под собой Талассу, которая становилась всем меньше и меньше. Лора не чувствовала движения, не слышала никаких звуков, даже шороха, но остров таял у нее на глазах. Туманный горизонт — большой изгиб, отделявший голубизну моря от бархатистой черноты неба, — становился круче с каждой секундой.

— Посмотри, — сказал Леон, указывая на звезды.

Уже можно было разглядеть корабль, и Лора почувствовала разочарование от того, что он совсем невелик. Иллюминаторы сгруппировались лишь в центральной части, весь же остальной приземистый и угловатый корпус корабля казался сплошным.

Иллюзия длилась не более секунды. Затем на нее налетел вихрь новых ощущений и оглушил ее. Ей пришлось удостовериться, что собственные глаза обманули ее. То, что она видела, были не иллюминаторы — ведь до корабля оставалось еще много километров, а люки шлюзовых камер для приема подкидышей, поддерживавших сообщение между звездолетом и Талассой.

В космосе человека покидает чувство перспективы, на любом расстоянии все предметы имеют ясные и четкие очертания.

Даже когда они приблизились к корпусу корабля — изогнутой бесконечной стене из металла, заслонившей своей громадой звезды, — Лора ничего бы не могла сказать об истинных размерах звездолета. Ей показалось, что стена тянется километра на полтора.

Подкидыш пришвартовался к кораблю без всякого видимого участия Леона. Лора вышла за ним через маленькую рубку, где помещался пост управления. Тотчас же открылся воздушный шлюз, и она с удивлением обнаружила, что они движутся уже по проходу в корпусе самого звездолета.

Это был длинный коридор круглого сечения, тянувшийся в обе стороны насколько хватал глаз. Пол двигался под ее ногами быстро и бесшумно; удивительно, что она не заметила, как ступила на эту бесконечную ленту транспортера, несшую ее теперь по кораблю, — ведь не было даже толчка. Эту загадку она не могла себе объяснить; впрочем, за время осмотра «Магеллана» Лора повидала еще немало чудес.

Прошло не меньше часа, прежде чем им попался навстречу кто-то из команды. За их спиной уже лежало много километров странствий по кораблю. Их то несли движущиеся коридоры, то поднимали вверх длинные трубы, в которых отсутствовала сила тяжести. Лора понимала, чего хочет Леон: он решил показать ей, как велик и сложен искусственный мир, созданный для того, чтобы нести к звездам зерна новой цивилизации.

Одно лишь машинное отделение с его спящими в своих кожухах чудовищами из металла и хрусталя простиралось более чем на пятьсот метров. Когда они стояли на балконе, высоко над этой ареной дремлющей сейчас мощи, Леон гордо, хоть может быть и не совсем точно, сказал: «Это мои». Лора смотрела вниз на гигантские, непонятные ей конструкции, пронесшие Леона через световые годы, и не знала, благословлять ли ей их за то, чем они ее одарили, или, наоборот, проклинать за то, что вскоре отнимут.

Они быстро миновали большие, похожие на пещеры трюмы, заполненные машинами, аппаратами и припасами — все это понадобится потом, при освоении девственной планеты, чтобы сделать ее достойным пристанищем человека. На целые километры тянулись стеллажи с сокровищами земной культуры, они хранились запечатленными в магнитофонных записях и микрофильмах или в ином, еще более компактном виде. В хранилище Лора и Леон встретили группу экспертов с Талассы; они пребывали в некоторой растерянности, потому что никак не могли решить, что же именно из этих сокровищ им разграбить теперь, когда до отлета корабля осталось всего несколько часов.

Лора подумала, были ли ее предки так же хорошо оснащены, когда совершали свое путешествие через космос. Вряд ли. Их корабль был куда меньше, да к тому же со времени освоения Талассы земляне должны были приобрести больший опыт колонизации звездных миров. Когда спящие пассажиры «Магеллана» достигнут своей новой родины, они, конечно, добьются успеха, разумеется, если их дух и воля находятся на столь же высоком уровне, что и материальное оснащение корабля.

Вот они приблизились к большой белой двери, и она бесшумно растворилась перед ними. За дверью оказалось помещение, которое никак не вязалось с представлениями Лоры о космическом корабле. Это была гардеробная с вешалками, где висели одежды из густого меха. Леон помог Лоре облачиться в одно из этих одеяний, потом оделся и сам. Ничего не понимая, она последовала за ним к вделанному в пол кругу из матового стекла. Леон повернулся к ней и сказал:

— Там, куда мы сейчас попадем, нет силы тяжести. Держись ближе ко мне и в точности выполняй все, что я скажу.

Хрустальная крышка люка приподнялась, как стекло на циферблате часов, и из глубины потянуло таким холодом, какого Лора даже представить себе не могла и, разумеется, никогда не испытывала. В ледяном воздухе вокруг них, клубясь, как призраки, затанцевали облачка пара. Она взглянула на Леона, словно спрашивая: «Неужели ты хочешь, чтобы я пошла туда?»

Он успокаивающе взял Лору за руку и сказал:

— Не тревожься, через несколько минут ты привыкнешь к холоду. Я спущусь первым.

Трап поглотил его. Чуть поколебавшись, Лора спустилась вслед за ним. Спустилась? Нет, сказать так было бы неправильно: понятия «верх» и «низ» здесь не существовали. Здесь царила невесомость, и Лора свободно парила в этом холодном белоснежном мире. Куда ни глянь, блестели стеклянные соты — тысячи и десятки тысяч шестиугольных ячеек, оплетенных трубками и проводами. Каждая ячейка могла вместить человеческое тело.

И так оно и было. Вокруг спали тысячи колонистов, для которых Земля все еще оставалась воспоминанием о вчера. О чем грезили они, отмерив менее половины своего трехсотлетнего сна? Да и могли ли грезить в этой туманной ничьей стране, между жизнью и смертью?

Вдоль рядов сот тянулись узкие бесконечные ленты с прикрепленными примерно через каждый метр скобами. Леон ухватился за одну из них и быстро поплыл вместе с Лорой мимо огромной мозаики из шестиугольников. Дважды они меняли ленты, а с ними и направление, пока не оказались метрах в пятистах от точки, с которой начали осмотр.

Леон отпустил поручень, и они повисли в воздухе рядом с ячейкой, ничем не отличавшейся от множества других. Но увидев лицо Леона, Лора поняла, зачем он привел ее сюда, и почувствовала, что проиграла сражение.

Черты женщины, парившей в хрустальном гробу, не были прекрасными, но отражали решительность и ум. Вековой сон не стер с этого лица выражения энергии и находчивости. Это было лицо первооткрывателя, подруги, способной стать рядом с мужем и вместе с ним сражаться тем сказочным оружием, которое наука вложила в руки, за создание новой Земли среди звезд.

Не замечая холода, Лора долго вглядывалась в спящую соперницу, которая никогда не узнает о ее существовании. Неужто за всю историю мира когда-нибудь еще существовала любовь, закончившаяся в столь странном месте, думала она.

Наконец Лора заговорила вполголоса, словно боясь потревожить спящих.

— Твоя жена?

Леон кивнул.

— Мне очень жаль, Лора. Я не хотел причинить тебе боль.

— Теперь это уже неважно. Я сама виновата.

Она помолчала и, всмотревшись еще пристальнее в спящую, спросила:

— Ты будешь отцом?

— Да, он родится через три месяца после посадки.

Как трудно представить себе беременность, которая продлится девять месяцев и триста лет! Что ж, в том мире, где, как теперь поняла Лора, для нее не оставалось места, все возможно.

Эти терпеливые сонмы спящих будут сниться ей всю жизнь. Когда люк наконец закрылся за Лорой и тепло вернулось в тело, она от всей души пожелала, чтобы холод, сковавший сердце, отпустил его так же быстро. Быть может, со временем так и будет. Но до этого пройдет много дней и одиноких ночей.

Она не запомнила обратный путь через лабиринт коридоров и гулких помещений и удивилась, очутившись снова в каюте маленького подкидыша, который доставил их с Талассы. Леон подошел к приборной панели, что-то подрегулировал, но садиться не стал.

— Прощай, Лора, — сказал он. — Моя работа на Талассе закончена. Будет лучше, если я останусь здесь.

Он взял ее руки в свои. В эти последние минуты, когда они еще были вместе, она ничего не могла сказать и даже не видела его лица — слезы застилали ей глаза.

Он сжал ее руки и отпустил. Потом она услышала сдавленное рыдание. А когда наконец смогла видеть что-нибудь, каюта была уже пуста.

Через какое-то время бесстрастный механический голос сказал ей с приборной панели:

— Посадка произведена. Выходить через передний воздушный шлюз.

Открывающиеся двери указывали ей путь, и вскоре она очутилась на том самом расчищенном участке леса, откуда стартовал подкидыш. Ей показалось, что с тех пор она прожила целую жизнь.

Несколько человек глядели на космический паром с таким напряженным интересом, будто он не садился здесь уже сотни раз до этого. Лора сперва не понимала, что это значит. Но тут прогремел голос Клайда:

— Где же он? С меня хватит!

В два прыжка он поднялся по трапу и грубо схватил ее за руку:

— Скажи ему: если он мужчина, пусть выйдет!

Лора печально покачала головой.

— Его здесь нет, — ответила она. — Я с ним попрощалась. И больше никогда не увижу.

Клайд недоверчиво уставился на нее, но потом понял — она говорит правду. И тут же Лора приникла к нему, рыдая так, словно у нее разрывалось сердце. Гнев его мгновенно утих, и все слова, которые он хотел сказать ей, куда-то исчезли. Она снова принадлежала ему. Все остальное не имело теперь никакого значения.

Целых пятьдесят часов с ревом бил в небо гейзер из океана, покрывавшего Талассу, пока не закончил свою работу. Весь остров следил у экранов телевизоров, как формировался айсберг, который полетит к звездам впереди «Магеллана». Пусть новый щит послужит вам лучше, чем тот, который сопровождал звездолет с Земли, — единодушно желали космонавтам зрители. На те несколько часов, которые звездолет проведет вблизи жаркого солнца Талассы, огромный ледяной конус еще прикрыли экраном из тонкого, как бумага, полированного металла. Этот зонтик от солнца выбросят, как только начнется путешествие: в межзвездных пустынях он не понадобится.

Последний день пришел и ушел. Когда солнце зашло, земляне стали прощаться с миром Талассы. Они никогда его не забудут, хотя их спящие друзья никогда о нем не вспомнят. Лора была не единственной, кого охватила скорбь. В том же быстротечном молчании, в каком появился впервые, блестящий овал поднялся вверх, на мгновение снизился над селением в знак привета и снова взмыл ввысь, в свою стихию. А Таласса ждала.

Беззвучный световой взрыв пропорол ночную тьму. Пульсирующее сияние светящейся точки, казавшейся не больше звезды, прогнало все воинство небесное, заставило померкнуть бледный диск Селены и отбросило на землю резко очерченные тени. Жители Талассы увидели, что они движутся. Там, на границе космоса, горели огни, зажженные той же силой, которая заставляет сверкать солнца. Они готовились унести звездолет в безмерное пространство, где пролегал последний участок его прерванного пути.

Лора с сухими глазами следила за этим молчаливым триумфом человека, унесшим к звездам половину ее сердца. Она ничего больше не ощущала. Если у нее еще остались слезы, она заплачет потом.

Заснул ли уже Леон или смотрит на Талассу и думает о том, что могло быть? Спит или бодрствует — какое это имеет теперь значение?..

Она почувствовала, как смыкаются вокруг нее руки Клайда, и была рада этой защите от пустоты космоса. Она принадлежит своему миру и больше не изменит ему.

Прощай, Леон. Будь счастлив в том мире, который ты и твои дети завоюют для человечества. Но думай иногда обо мне, оставшейся в двухстах годах от тебя на пути к Земле.

Она отвернулась от ярко освещенного неба и уткнулась лицом в обнимавшие ее руки Клайда. Он гладил ее волосы с неуклюжей нежностью, искал слова утешения и в то же время понимал, что лучше всего молчать. Он не испытывал чувства победителя. Лора снова принадлежала ему, но их прежняя невинная дружба навсегда ушла в прошлое. Клайд знал, что всю его жизнь между ним и Лорой будет стоять призрак Леона — призрак человека, который не состарится ни на один день к тому времени, когда оба они будут лежать в могиле.

Свет в небе стал меркнуть — ярость двигателей звездолета слабела по мере того, как они уносили его все дальше по пустынному пути, с которого не было возврата. Лора только один раз отвернулась от Клайда, чтобы взглянуть на удаляющийся корабль. Путешествие его еще только начиналось, но он уже несся по небу быстрее любого метеора. Пройдет еще несколько мгновений, и он окажется за горизонтом, потом выйдет за пределы орбиты Талассы, минует пустынные внешние планеты и ринется в бездну.

Она отчаянно вцепилась в сильные руки, обнимавшие ее, и почувствовала щекой, как бьется сердце Клайда — сердце, снова принадлежащее ей. Никогда больше она не отвернется от него. Молчание ночи вдруг нарушил глубокий вздох, вырвавшийся из груди тысяч зрителей, и она поняла, что «Магеллан» исчез из виду, оказавшись за краем света. Все кончено.

Она взглянула на опустевшее небо, где вновь сияли звезды. Никогда больше она не сможет смотреть на них, без того чтобы не вспомнить о Леоне. Но он был прав: этот путь не для нее. Теперь она поняла с мудростью, несвойственной ее возрасту, что корабль «Магеллан» устремился в историю, а Таласса уже сыграла в ней свою роль. История ее мира началась и кончилась с пионерами, прибывшими сюда триста лет назад, колонисты же «Магеллана» пойдут к новым победам и достижениям, не уступающим самым великим из тех, что записаны в летописях человечества. Леон и его товарищи станут перемещать моря, срывать горы и побеждать неведомые опасности в то время, когда ее потомки в восьмом колене все еще будут грезить под напоенными солнцем пальмами. А кто скажет, что лучше?