Глава двенадцатая. — ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД НА ШЭДОУС-ФОЛЛ

Я объяснил, что задумал. Все смотрели на меня. И я каким-то образом знал, что им не слишком понравилось.

— Ты спятил! — заявил Ларри Забвение.

— И если ты думаешь, что мы с тобой заодно, ты точно спятил! — добавил Мертвец.

— Тихо все, поднял руку Уокер, и этого оказалось достаточно, чтобы все притихли, как дети во время объяснения учителя. — Позволь мне убедиться, Джон, что я до конца понял все тонкости твоего коварного плана. Ты хочешь, чтобы мы вышли на улицы, полные психов и монстров, и, рискуя жизнями, устроили там заваруху, чтобы ты мог безопасно добраться до ближайшей станции метро, сесть в поезд и благополучно убраться с Темной Стороны? Все правильно? Я все запомнил?

— Люблю, когда ты все воспринимаешь с сарказмом, Уокер, — ответил я. — Но ты действительно во многом прав. Послушай, резиденция Дедушки Время располагается в Шэдоус-Фолл, маленьком городке в глуши, этаком слоновьем кладбище для сверхъестественного. На Темной Стороне он только работает. Уничтожив Башню Времени, Лилит лишь отрезала ему доступ к Темной Стороне. Он по-прежнему в безопасности в Шэдоус-Фолл вместе с Говорящим Пистолетом. Если мне удастся благополучно добраться до метро, я смогу сесть на поезд прямо туда. И, возможно, мне удастся уговорить его отдать мне Говорящий Пистолет, чтобы использовать его против Лилит.

— Или ты просто можешь бросить нас и убежать, — сказал Ларри, уставившись на меня своим холодным немигающим взглядом. — Даже Лилит придется дважды подумать, прежде чем пойти за тобой, если ты спрячешься в Шэдоус-Фолл.

— Может, он и мертвый, но говорит дело, — сказал Уокер. — Ты никогда не был образцом надежности, Тэйлор. Почему мы должны рисковать своими жизнями, спасая твою эгоистичную шкуру?

— Ну вы, маловерные, — ответил я. — Нам нужен Пистолет, и я единственный, кто может его дать. Уокер, у тебя есть хоть один способ связаться с Шэдоус-Фолл? Любое средство общения с Временем, которое избавит меня от поездки?

— Нет, — неохотно признался Уокер. — Все исходящие сообщения глушатся. Научными и сверхъестественными способами. Мы полностью отрезаны от остального мира.

— Поэтому мне придется отправиться лично, не так ли? Есть здесь кто-то, кто считает, что Дедушка Время может отдать ему самое мощное оружие в мире? Я так не думаю.

— А почему он должен отдать его тебе? — спросил Жюльен Адвент. Из его уст это прозвучало справедливо.

— Потому что я — сын Лилит. Потому что он знает, что я единственный, кто может сейчас ее остановить.

— Дайте сказать! — вдруг воскликнул Томми Забвение, и все вздрогнули. — Мне только что пришла в голову блестящая мысль! Тэйлор, а почему бы Дедушке Время не отправить тебя в Прошлое еще раз, — до того, как все это началось, чтобы ты смог предупредить сам себя о том, что случится?

— Я не могу, — терпеливо возразил я, — потому что я этого не делал.

Томми нахмурился, угрюмо выпятив нижнюю губу. — Не могу избавиться от ощущения, что, помимо этого, должны быть еще какие-то объяснения. — Он вытащил из кармана блокнот и начал заполнять его уравнениями и диаграммами Венна, бормоча что-то о расходящихся векторах времени, противоречащих вероятностях, экспериментальных возможностях и будут ли анчоусы в чьей-то пицце, — с чем мы его и оставили. На личном опыте могу утверждать, что путешествия во Времени — штука посложнее чего угодно.

— Говорящий Пистолет — вот что важно, — решительно заявил я. — Это единственное оружие, о котором можно с уверенностью утверждать, что он сработает против Лилит, потому что он сделан из ее кости и плоти. Я могу использовать его, чтобы произнести ее имя наоборот и развоплотить ее.

— А, может быть, просто переделать ее? — спросил Уокер. — Создать ее заново в более приемлемой форме? Ведь, в конце концов, она — твоя мать.

— Нет, — ответил я. — Пока она жива, она всегда будет угрозой. Она должна умереть — за все, что ею сделано, и за все, что она собирается сделать. Она никогда не была моей матерью. Ни в одном из пониманий, имеющем значение.


Алекс достал из-за стойки изрядно испачканную и многократно сложенную карту местной сети метро вместе с полудюжиной визиток местных таксистов, чучелом кота и одним или двумя дохлыми жуками, и после некоторого количества обсуждений и расчетов (потому что, когда они вам нужны, улицы вокруг «Странных Парней» не всегда оказываются на своем месте), мы, наконец, решили, что ближайшим входом в метро должна быть станция Чейн Уолк[15]. В пределах пешей досягаемости от бара, при нормальных обстоятельствах, которых не было, но все же… добраться было можно.

— Не нравится мне это, — сказала Мисс Судьба. — Там идут бои.

Мы все остановились и прислушались к хаосу, бушующему за стенами бара. Даже сквозь закрытые окна и запертые двери, даже из-за древних защит Мерлина мы все же могли слышать вопли и завывания, рев огня и грохот рушащихся зданий. Улицы наполняла необузданная ненависть, и трудно было сказать, какие звуки принадлежали человеку, а какие — тому, кто больше человеком не являлся.

— Итак, — я старался говорить уверенно, — кто пойдет со мной?"

— Я, — сказала Сьюзи Стрелок. — Да ты и так это знал.

— Да, — ответил я. — Моя любовь.

— Меня может вырвать, — предупредил Алекс.

— Я не могу пойти с вами, — сказал Уокер. — У меня есть обязательства перед моими людьми. Многие из них до сих пор сражаются там. Кому-то необходимо остаться здесь, чтобы организовывать сопротивление. На тот случай, если вы не вернетесь. Я сделаю все возможное, чтобы отвлечь Лилит на все время вашей поездки в Шэдоус-Фолл.

— Я пойду с тобой, старина, — сказал Томми Забвение, отбрасывая в сторону свой блокнот. — Я снова прекрасно себя чувствую. Честно! И мой долг перед тобой больше, чем я когда-нибудь смогу отплатить. Я так ошибался насчет тебя.

— Если идешь ты, то я иду тоже, — тут же заявил его брат Ларри. — Тебе нужен кто-то, чтобы прикрыть спину. Постоянно.

— Ты не пойдешь, и точка! — рявкнул Томми. — И мне все равно, мертвый ты или нет, один из нас должен выжить в этом хаосе, чтобы ухаживать за Матерью.

Ларри утих, бормоча себе под нос. Эдди Бритва допил свою фирменную воду, небрежно кинул бутылку через плечо, и кивнул мне.

— Я пойду. Я всегда хотел увидеть Шэдоус-Фолл.

— Я не иду, и ты не можешь меня заставлять! — заявил Алекс Морриси. — Я должен управлять баром. И нет, ни одна из сестер Колтрейн с вами не пойдет. Они мне нужны для защиты заведения.

Алекс не мог оставить «Странных Парней». Его удерживали заклятия, наложенные на бар. Мы все это знали, но он должен был поддерживать репутацию.

— Я не могу пойти в Шэдоус-Фолл, — сказал Мерлин. — И не собираюсь объяснять, почему. Скажу только… что такой гордый, древний, окутанный легендами город мог бы с большим чувством юмора относиться к… некоторым вещам. Я остаюсь и буду отвлекать на себя внимание Лилит. Уверен, что смогу создать чары, чтобы одурачить ее и заставить думать, Тэйлор по-прежнему здесь вместе со мной. Во всяком случае, на какое-то время…

Я взглянул на Жюльена Адвента. — Мне правда пригодилась бы в этом твоя помощь, Жюльен…

Но он отрицательно покачал головой. — Мне очень жаль, Джон. Я обязан защищать Темную Сторону, а не рисковать своей жизнью так долго. Я помогу Уокеру руководить сопротивлением. У меня есть контакты, связи, а также Сущности, которые мне обязаны, но пока еще не знают об этом.

— Я бы не ставил на это, — сказал Уокер. — Но все равно спасибо, Жюльен. Для человека твоего уровня место найдется.

— В качестве кого? — громко вмешался Алекс. — Я даже не представляю, о чем это он. Хотел бы я посмотреть, как он руководит забегаловкой типа этой. Я уже чувствую, как будет забавно.

Он пытался нас подбодрить в своей неповторимой манере. Я посмотрел на Кэти, прежде чем она успела что-нибудь сказать.

— Нет, ты не можешь пойти со мной. Там тебе придется убивать или быть убитой самой, и я не хочу, чтобы это было на моей совести.

Она судорожно кивнула. Ее глаза были полны слез, которые она с трудом сдерживала. — Ты вернешься живым, — сказала она. — Или я никогда тебя не прощу.

— Я пригляжу за ней, — сказала Мисс Судьба. — Она сильнее, чем ты думаешь.

— Береги ее, — ответил я. — Или я вернусь из мертвых и разгоню твою Пещеру летучих мышей [16].

- Ты себя тоже, — сказал Мисс Судьба. — Жаль, что я не могу пойти с вами, но я знаю пределы своих возможностей. Удачи, Тэйлор.

Оставался Мертвец. Он нахмурился, покачал головой, и наконец пожал плечами. — О, черт, почему бы и нет? Я мог бы испытать что-то волнующее. И куда я засунул этот скотч…?

— Я мог бы использовать свой дар и доставить тебя прямо ко входу на станцию, — неожиданно предложил Томми.

— Нет, нельзя, — сказал я. — Лилит будет следить за подобными вещами. А если догадается, что я направляюсь в Шэдоус-Фолл, то может мне помешать.

Вот так все закончилось. Люди допили свои напитки, сказали свое «прощай» и стали готовиться к тому, что должно было случиться. Сьюзи Дробовик отвела меня в сторону и торжественно посмотрела на меня. Она положила руку в кожаной перчатке мне на грудь и оставила ее там, как бабочку на стене.

— Мне хотелось, чтобы мы немного побыли вместе, — сказала она своим холодным спокойным голосом. — Потому что… все и всегда может пойти не так, и нам может больше не представиться случай даже нормально попрощаться. Мы вместе прошли через многое, и если это все, что ж… мне нужно кое-что сказать тебе, Джон. Ты… много для меня значишь. Долгое время никто для меня значения не имел. Даже я сама. Наверное, особенно я сама. Но ты… сделал так, что мне снова хочется жить. Так что я могла бы разделить свою жизнь с тобой. Я беспокоюсь за тебя, Джон. И хочу, чтобы ты об этом знал.

— Я знал это, Сьюзи…

— Заткнись и дай мне это сказать. Это не легко. Я люблю тебя, Джон Тэйлор, и всегда буду любить.

Она пересилила себя и обняла меня. Ее кожаная куртка заскрипела, а ее патронташами давили мне на грудь. Она наклонила голову и намеренно прижалась к моей щеке своей уцелевшей щекой. Плоть к плоти. Я держал ее осторожно, словно она была хрупкой и могла сломаться. Я чувствовал, каких усилий стоит ей то, что она делает, сколько сил ей потребовалось, чтобы делать такую простую вещь, и от гордости за нее едва дышал.

— Если мы оба выберемся из этого живыми, — очень тихо проговорила она прямо мне в ухо, — я не могу обещать, я смогу быть твоей женщиной, Джон. Но я постараюсь.

— Сьюзи… это не важно…

— Нет, важно! Это важно для меня. Ты любишь меня, Джон?

— Конечно, я люблю тебя, Сьюзи. И ныне, и присно, и во все времена между этим. И, если потребуется, умру за тебя.

— Гораздо больше мне хочется, чтобы ты жил для меня.

Она отпустила меня и отступила назад. Я сразу ее отпустил. Я знал — так будет лучше. Она посмотрела на меня с непроницаемым видом.

— Мне известно будущую Сьюзи. Я знаю, что произошло с ней здесь, в этом баре. Нельзя долго хранить секреты в такой дыре, как эта. Ты не должен об этом беспокоиться, Джон. Будущее таково, каким мы его делаем..

— Вот это меня и беспокоит, — ответил я.


И вот, наконец, я вывел мой отважный маленький отряд героев из бара. Сьюзи Дробовик, Эдд Бритва, Томми Забвение и Мертвец. Я осторожно приоткрыл дверь, и мы один за одним, медленно и беззвучно выбрались в узкий мощеный булыжником переулок. Запах стоял ужасный. Ожидаемые мной кучи тел после обороны Сьюзи отсутствовали, и о причинах этого лучше всего было даже не гадать, но оставалась кровь, свежая и засохшая, обильно покрывавшая стены переулка переулка и пропитавшая его землю. Воздух был горячим и тяжелым, пропитанным застарелым дымом и заставляющим чувствовать, что мир уходит и все заканчивается. Слышались крики, рев и вой, всевозможные звуки смерти и разрушения, ужаса и ярости. Может Темная Сторона в последнее время и идет ко дну, но делает это чертовски громко. Я уверенно направился к выходу из переулка, не обращая внимание на кровь, чавкающую под ногами, стараясь всем своим видом показывать уверенность и точное знание цели.

Сьюзи шла рядом со мной с дробовиком наготове, счастливая и улыбающаяся — как женщина накануне действительно удачной партии. Томми, Эдди и Мертвец шли следом Дойдя до конца переулка, мы осторожно выглянули на главную улицу.

Везде полыхали пожары. Дорога была заполнена остовами мертвых машин, перевернутыми и заброшенными. Катафалк был разорван на части изнутри, а такси лежало на боку, с деревянным колом, забитым в двигатель. Повсюду в сумраке, освещаемом мерцающими отблесками горящих зданий и наполовину разбитых неоновые вывесок, метались обезумевшие толпы, набрасываясь на все, что попадалось им на глаза. В издаваемом ими шуме больше не осталось ничего человеческого. Здравый смысл был вырван из их душ потерями, ужасом и волей Лилит, в них оставались лишь самые примитивные инстинкты и эмоции. Мужчины и женщины убивали и пожирали друг друга, а монстры безнаказанно бродили вокруг и убивали их, удовлетворяя все свои низменные потребности. Лилит как могла ослабляла Темную Сторону, потому что пришла сюда убивать. И потому, что наслаждалась этим.

— Как, черт возьми, мы собираемся через это должны пробраться до Чейн Уолк? — сказал Томми.

— Я бы предложила бегом, — сказала Сьюзи.

— А я также настоятельно рекомендую убивать все, что к нам не относится, — предложил Мертвец.

— Работенка для меня, — сказал Бритва Эдди. — Но… поскольку, как бы мне это не нравилось, я являюсь голосом разума в нашей группе, возможные перспективы мне не по душе. Их слишком много, а нас слишком мало. Достаточное количество гиен сможет справиться даже с самым сильным львом. Если каждый свой шаг мы будем делать с боем, нас раздавят еще до того, как мы окажемся где-нибудь около Чейн Уолк."

— Мы не сможем расправиться с ними лобовой атакой, — сказал я. — На самом деле мы не можем позволить, чтобы нас вообще заметили. Лилит наверняка заставила своих людей искать меня. Как только она узнает, что я покинул «Странных Парней» и вышел из-под щитов Мерлина, она придет прямо ко мне. Итак, Томми, твоя очередь.

— Что? — сказал Томми. — Ты о чем?

— Используй свой дар, чтобы скрыть нас. Или, по крайней мере, наши личности. Такое незначительное использование твоего дара должно проскользнуть мимо Лилит незамеченным.

— Да, — сказал Томми, помолчав. — Думаю, я смогу это сделать…

Он нахмурился, концентрируясь. Ему потребовалось некоторое время, чтобы заставить свой разум работать в одном направлении, игнорируя безумие и ужас вокруг него, но, наконец, я почувствовал выплеск его дара, фиксирующего вероятности окружающего мира. Медленно и осторожно, шаг за шагом, мы стали столь же неопределенными, как он о нас думал, до тех пор, пока мир уже не мог решить, есть ли мы в действительности или нас нет, а если и есть — он не мог принять решение, кем мы являлись. Я чувствовал дар Томми повсюду вокруг нас, похожий на туман возможностей. Куда бы я ни посмотрел, все выглядело, как будто я смотрю сквозь марево, словно мы жили отдельно от окружающего, не были синхронизированы с ним. Я воспринял это как хороший знак и заставила себя сосредоточиться на том единственном, что действительно имело значение — попасть на станцию Чейн Уолк.

Я сделал глубокий вдох и, пользуясь моментом, не скрываясь, пошел по главной улице, стараясь не делать ничего, что бы могло привлечь внимание. Остальные шли следом, держась неподалеку, но не создавая толкучку. Никто даже не посмотрел на нас. Буйствующие на улицах обезумевшие толпы пролетали мимо, даже не замедляя шага. Мы шли по улице сквозь хаос, смерть, всевозможные мерзости, и никто нас не тронул. Несколько раз встречные освобождали нам путь, сами этого не осознавая. Сьюзи шла рядом, остальные шли следом. Я попытался их заметить, не глядя прямо на них, но дар Томми сильно это затруднял. Трудно быть в чем-либо уверенным, находясь в создаваемом им концентрированном поле неопределенности. Происходили ужасные вещи, но ни одна из них не была реальной, близкой или угрожающей. До тех пор, пока не появилась знакомая личность, стремительно выбежавшая из переулка.

Сестра Морфина заботилась о нищих и бездомных в Крысиных аллеях, стараясь спасти им жизнь, накормить и согреть, а также спасти все души, которые только могла. Хорошая женщина в плохом месте, наблюдающая из него за тем миром, который она оставила. А теперь она выбежала из ночи, ее одежда монахини превратилась в лохмотья, пропитанные ее собственной кровью. Ее заплаканное лицо было отупевшим от усталости, шока и бессчетного числа увиденных ею ужасов. Позади нее была толпа, жаждущая ее голову. Она выскочила из боковой аллеи и взглянула прямо на меня. И под ее честным взглядом даже дар Томми значения не имел.

— Джон! Джон Тэйлор! Помоги мне! Ради Бога, помоги мне!

Толпа обрушилась на нее, сбила с ног и погребла под грудой извивающихся тел. В ночи ярко сверкнули лезвия ножей. Она еще долго продолжала кричать, даже после того, как это должно было прекратиться. И я позволил этому случиться, разрываясь между необходимостью помочь ей и еще большей необходимостью добраться до Чейн Уолк. Я позволил хорошей женщине умереть, потому что я должен был сделать нечто более важное. Я продолжил идти по улице, глядя прямо перед собой, не позволяя себе даже ускорить шаг, чтобы не привлечь внимания. Крики, наконец, смолкли, но я знал, что буду слышать их всю оставшуюся жизнь. Сьюзи и остальные чуть приблизились ко мне, но никто из них ничего не сказал. Они сделали тот же выбор, что и я. Я уже мог видеть признаки станции метро Чейн Уолк прямо впереди, в самом конце улицы. В обычный день я бы дошел до нее за считанные минуты.

Но страшное уже случилось. Назвав меня по имени, сестра Морфина разрушила наведенную Томми неопределенность. Все головы вокруг нас медленно поворачиваясь в нашу сторону, не все из них были человеческими, не все в здравом уме. Возможно, это и помогло им более четко увидеть нас, увидеть меня. Кто-то обратил внимание. Что-то произнес мое имя. Слово мгновенно разлетелось во все концы заполненной улицы, люди и монстры прекращали творить те ужасы, которыми занимались до этого, чтобы взглянуть на меня. На сына Лилит.

— Что нам делать? — спросила Сьюзи.

— Бежать, — ответил я.

И мы побежали, грубо, с криками пробиваясь сквозь толпу, отбрасывая с дороги тех, кто двигался не достаточно быстро. По мере того, как прибывали люди, устремившиеся к нам со всех сторон, давление тел становилось все сильнее. Не задавая лишних вопросов, мои люди образовали вокруг меня защитное кольцо. Сьюзи из обоих стволов пробивала кровавый путь вперед, во все стороны валились тела. Когда Сьюзи понадобилось перезарядиться, на ее место впереди нашей колонны вышел Эдди Бритва, скользя вперед, как обозленное привидение, а его опасная бритва с перламутровой ручкой блестела в сумерках, словно наконец вернулась домой. Эдди резал вокруг себя, даже не глядя, и никто не мог устоять против него.

Сьюзи вела заградительный огонь против каждого, кто хотя бы собирался подойти слишком близко, перезаряжая ружье, хотя ее патронташами уже были почти пусты. Она бросала гранаты туда, где они могли принести наибольшую пользу, но с какой-то несвойственной ей экономией, из-за чего я решил, что их тоже осталось немного. Она продолжала широко улыбаться, как будто переживала самое лучшее время в соей жизни, и, может быть, так оно и было. Мертвец бил все, до чего мог дотянуться, пока Томми делал все, что мог, чтобы прикрыть нас тем, что оставалось от его дара, свирепо хмурясь от напряжения. И это сделало свое дело. Ни у кого не получалось поднять на нас руку.

Мы все бежали изо всех сил, но вход на станцию не становился ближе. Мое сердце бешено колотилось, легкие горели, требуя воздуха, а ноги болели все сильнее. Это был длинный и трудный день, и сейчас я бежал на последнем издыхании. Нельзя было назвать справедливым то, что мир требует от меня новых усилий после всего, что я уже сделал. Я опустил голову, и пот стекал с кончика моего носа. Я сосредоточился на беге. Я мог это сделать. Мне пришлось бежать и быстрее, и дольше, когда Герни и его Дикая Охота гнали меня через первобытный лес старой Британии.

Толпы людей совместно с монстрами обрушивались на нас сразу со всех сторон, движимые ненавистью, жаждой крови и страхом перед гневом Лилит в случае, если позволят мне убежать. Она знала, что должна остановить меня до того, как я остановлю ее. Я бежал с трудом, мы все бежали с трудом, держась очень плотной группой, жестоко атакуя наших многочисленных врагов, и Мертвец был первым, кто упал. Руки из безликой толпы воющих дикарей ухватили полу его развевающейся шинели и свалили его с ног, задавив весом и числом. Упав, он продолжал крушить все вокруг себя своими мощными мертвыми руками, раздавая смерть с каждым ударом, но их было слишком много.

Мы продолжали бежить, оставив его позади. У нас не было выбора. Но я все равно оглянулся. Толпа бурлила вокруг Мертвеца, топча и пиная его ногами, и нанся ему удары всем, что у них было из оружия. Я знал, что он не чувствовал ни одного из них, но зрелища это не облегчало. Когда я посмотрел на него последний раз, он продолжал сражаться. Я уверен, что я слышал, как он крикнул, чтобы я продолжал идти. Я почти уверен, что слышал его призыв. Я отвернулся, и продолжил бег.

Эдди Бритва занял место позади нас, прикрывая тылы. Возможно, потому, что сзади врагов было больше, чем впереди. А может быть, даже он устал. Конечно, даже самые сумасшедшие индивидуумы проявили заметную неохоту оказаться слишком близко к его печально известной опасной бритве. Он прорезал себе путь сквозь безумие, как мрачный серый призрак или мрачный серый бог, и никто — ни человек, ни монстр — не могли приблизиться к нему. Улица была запружена людьми, и теперь те, кто вовсе людьми не являлся, двигались к нам из всех боковых улиц и переулков, размахивая всевозможным оружием и выкрикивая мое имя как проклятие. Существа рыскали в толпе и в дымном ночном небе над ней. Я видел клыки, когти и перепончатые крылья, а также формы, вообще не поддающиеся никакому описанию, вырывавшиеся из рушащихся зданий, словно их там и не было.

А потом, клянусь, я услышал голос матери, произносящий за границами ночи Словами Власти на языке настолько древнем, что он предшествовал не только любому человеческому языку, но даже пониманию. На мостовой прямо перед Эдди Бритвой распахнулся люк, дыра в нашем мире, дверь в какое-то иное место. Длинные щупальца, покрытые крокодильей шкурой и присосками, похожими на шипастые пасти, выстрелили вверх из этого другого места и обвились вокруг Эдди Бритвы. Он свирепо рассекал их своей бритвой, но вместо каждого отрезанного им щупальца из люка вырывалось наружу дюжина новых. Наконец, обвив его руки и прижав их к телу, они утащили его в яму, прочь из нашего мира — в свой. Он даже ни разу не вскрикнул. Дверь западни захлопнулась, и Эдди Бритва исчез.

Оставшиеся продолжили бежать. Злое божество Опасной Бритвы мог сам о себе позаботиться. Он найдет дорогу назад. Я верил в это. Я должен был в это верить.

Вход в Чейн Уолк был уже совсем близко. Толпа перед нами росла, отчаянно пытаясь преградить нам путь. Дробовик Сьюзи стрелял раз за разом. Стволы нагрелись настолько, что ее перчатки начали дымиться. Речь Томми стала бессвязной от постоянной концентрации дара исключительно силой воли. Его лицо сильно побледнело, он дышал с трудом, а выражение глаз было опасно диким. Он обернул нас троих туманом неопределенности, и толпы не мог нас найти. Но внезапно здание, мимо которого мы пробегали, вздрогнуло целиком, его закопченные стены наклонились и рузхнули, ударив подобно молоту. Мы со Сьюзи сделали последний рывок, но Томми был слишком сосредоточен на своем даре и не осознавал происходящего вокруг, пока не стало слишком поздно. Рушащаяся кирпичная кладка захлестнула его, как приливная волна, мгновенно увлекая за собой, и мы потеряли его из виду в темных клубящихся облаках пыли.

Я остановился, чтобы посмотреть назад, и сквозь оседающую пыль увидел, как Томми лежит, полузасыпанный обломками. Он был ранен, но все еще в сознании, все еще жив. Сьюзи была рядом, дергала меня за руку, звала по имени. Я смотрел на Томми, а он смотрел прямо на меня. Его дар исчез, и наше точное местонахождение было известно всем. Голоса выкрикивали мое имя. Сьюзи потянула меня прочь, я повернулся к Томми спиной и снова побежал. Вход на станцию был прямо перед нами. Томми выкрикнул мое имя еще раз, а затем я услышал, как он закричал, когда толпа нашла его.

Я оставил Томми Забвение умирать. Я все-таки его не спас. И все, о чем я мог думать, было — Что я скажу его брату?

Мы добрались до входа на станцию Чейн Уолк, и я начал спускаться по лестнице. Мне потребовалось время, чтобы понять, что Сьюзи рядом со мной нет. Я оглянулся и увидел, что она заняла позицию на верхней площадке лестницы, блокируя вход. Она пристально посмотрела на меня.

— Давай, Джон. Я тебя прикрою.

— Сьюзи, нет…

— Кто-то должен их задержать, чтобы тебе хватило времени найти поезд отсюда. А осталась только я. Но не копайся слишком долго, Джон. У меня правда плохо с боеприпасами и почти не осталось грязные трюков.

— Я же не могу оставить тебя!

— Конечно, можешь. Ты должен. А теперь убирайся отсюда, Джон. И не беспокойся. Я могу о себе позаботиться, помнишь?

Она улыбнулась еще раз, а затем налетела толпа. Она встретила их огнем обоих стволов и несколькими осколочными гранатами. Я побежал по ступенькам вниз. Она все-таки оказалась права, как обычно. Нам не дали нормально попрощаться.


Чем ниже я спускался, тем, казалось, становилось все позднее, чем 3 часа утра. Все здесь провоняло кровью, потом, отчаянием и слишком большим количеством людей. Они кучками сидели на ступенях, в грязной окровавленной одежде, раскачиваясь взад и вперед, плотно обхватив себя руками, словно это было последнее средство удержать себя. Пока я спускался, они даже не смотрели на меня. Нижние туннели были еще плотнее забиты беженцами от Войны наверху. Пол был грязный, мокрый и скользкий от нечистот. Последняя попытка граффити на кафельной стене гласила «Конец есть…» — и обрывалась пятном засохшей крови.

Я пробился через все плотнее заполненные туннели и спустился по эскалаторам, ни один из которых не работал. Половина освещения тоже не работала, а воздух был горячим, спертым и липким. Люди на платформе стояли плечом к плечу, и я вынужден был силой прокладывать себе дорогу. Ни у кого не хватило сил протестовать. В расписании на стене напротив было указано: «Улица Богов, Хакельдама [17],Каркоза [18], Шэдоус-Фолл». Я поискал место, чтобы присесть и перевести дыхание, но все было занято. Кругом люди, стоящие гораздо плотнее, чем обычно, с пустыми лицами и мертвыми глазами. В них не осталось ни энергии, ни надежды, которые иссякли, когда они нашли место, где спрятаться от Войны и ужаса, приближение которых они чувствовали. Местные жители и туристы сидели, прижавшись друг, одинаково травмированные, одинаково потерянные, давая друг другу то, что могли. Раз за разом особенно звуки громкого рева или взрыва с улиц наверху разносились по туннелям, и все каждый вздрагивал или начинали дрожать, и пытались сдвинуться по-теснее.

Воздух был наполнен пылью и запахом дыма, и я готов был убить за глоток чего-нибудь холодного. Вся автоматы для еды и напитков были взломаны и опустошены, хотя я сомневаюсь, что среди такого количества народу их содержание могло далеко уйти. Женщина слезливо разговаривала по «телефону любезности» [19], хотя было ясно, что на другом конце линии никого нет. Нигде не было не только ссор или прилюдных стычек, но даже громких голосов. Все были слишком усталы, ранены или избиты, чтобы создавать хоть какие-то проблемы. Одно место в конце платформы было отведено для раненых и умирающих, и разрозненная горстка медсестер и врачей делала все, что могла, хотя могли послать к черту любую работу. Кровь, содержимое кишок и прочие, куда худшие вещи растеклись по полу, а запахи, плывущие над платформой, были наполнены духом отчаяния.

Я спрашивал у людей вокруг меня, когда должен быть следующий поезд. Большинство не ответили. Некоторые были так далеко, что, казалось, даже не поняли вопроса. Наконец, человек в разорванном и прожженом деловом костюме, все еще заботливо цепляющийся за свой портфель, сообщил мне, что никто давным-давно не видел поезда. Общее ощущение было таково, что все поезда остановились, как только началась Война. Я мог это понять. Поезда были напуганы. (Возмоно, они и начинались как чисто механические творения, но с годами они развивались, и сейчас все они были совершенно точно живыми и по-своему разумными). Наверняка, они спрятались где-то за пределами Темной Стороны, боясь войти в нее.

Я активировал свой дар и, найдя ближайший поезд, призвал его к себе. Мне больше не нужно было беспокоиться, что Лилит найдет меня через мой дар. К тому времени, когда она будет здесь, я планировал быть уже далеко. Использование дара далось мне легче, чем когда-либо прежде. Теперь, когда я знал о нем правду. Словно… он перестал сопротивляться мне. Я позвал, и поезд пришел, всю дорогу громко протестуя. Я закрыл мой дар, заглушая ворчливый ментальный голос поезда.

Наконец, он взревел в метро, и платформа содрогнулась от его прибытия, — длинная, сияющая серебряная пуля, холодная и безликая. В длинных стальных вагонах не было окон, лишь тяжелая усиленная дверь выделялась на блестящем металле. Но на длинных стальных боках были потертости, царапины и даже несколько глубоких борозд. Люди удивленно зашевелились и забормотали. По старой традиции считалось, что поезда неприкасаемы. Первый вагон замедлил ход и остановился прервался, его двери открылись прямо передо мной. Я шагнул внутрь. Людей на платформе устремились за мной, но я повернулся и взглянул на них, и что-то из старых историй обо мне остановило их на мгновение. Этого было достаточно, чтобы дверь с шипением вновь закрылась. Снаружи забарабанили кулаки, пока громкие голоса их владельцев выкрикивали угрозы и мольбы.

Я проигнорировал всех и сел. Они не могли идти туда, куда собираюсь я. Было здорово сесть и снять нагрузку с ног. Дать отдых ноющей спине на кожаном сидении. Устал, я так устал… Я позволил голове наклоняться, пока подбородок не уперся в грудь… но я не мог позволить себе уснуть. Я должен был оставаться начеку. Поезд был уже начал двигаться, оставляя позади злые и разочарованные вопли с платформы.

Воздух в вагоне было чистым, неподвижным и холодным, почти как в холодильнике. Я глубоко дышал, наслаждаясь им. На стальной решетке пола были брызги крови, а на стене напротив меня — следы сажи, но вряд ли стоило обращать на это внимание после всего, сквозь что мне пришлось пройти. Я расслабился, уселся поглубже на черном кожаном синении и повысил голос.

— Поезд, тебе известно, кто я такой, поэтому — никаких дискуссий. Вези меня прямо в Шэдоус-Фолл. Без остановок и без объездов.

— Не хочу, — произнес тихий голос из скрытых динамиков. Он походил на голос покалеченного ребенка. — Это больше не безопасно. Пойдем со мной, спрячемся на запасных путях. Там, в темноте, мы будем в безопасности.

— Никто больше не в безопасности, — безо всякой злости ответил я. — Я должен попасть в Шэдоус-Фолл.

— Бесплодные земли стали опасны, — с сожалением сказал поезд. — Места между пунктами назначения взбудоражены Войной. Не заставляй меня делать это, Джон Тэйлор.

— Мне тоже не хочется этого делать. Я боюсь, как и ты. Но если я смогу попасть в Шэдоус-Фолл, есть шанс, что я смогу все это прекратить.

— Обещаешь?

— Обещаю, — соврал я.

Поезд, набирая скорость, покинул Темную Сторону.


В бесплодных землях все стало очень плохо. Поезд атаковали снова и снова, в нарушение всех старых договоров, обычаев и охранных грамот. Сначала это были только громкие звуки и случайные толчки, когда поезд наскакивал на что-то, чего там быть не должно было, но потом что-то ударило снаружи по вагону, в котором я ехал, что-то достаточно большое и тяжелое, чтобы проделать значительных размеров брешь в усиленной стальной стене. Я выпрямился на сиденьи, рывком выходя из полусна, в который погрузился вопреки желанию. Что-то било по вагону еще и еще, сначала по одной стороне, потом — по другой, а потом оно даже какое-то время топталось по крыше, оставляя на стали глубокие вмятины. Удары становились все тяжелее, а вмятины глубже, сталь прогибалась внутрь под силой ударов. Я встал, почувствовав, как скрипят мои мышцы, и на всякий случай вышел в проход между рядами кресел.

Стена слева от меня затрещала и раскололась, разделенная пополам длинной неровный трещиной от пола до потолка. Впервые я услышал голоса снаружи, говорящие: «Впустите нас! Впустите!» Ничего человечески-ничтожного в этих голосах не было. Это были звуки, похожие на столкновение гор, так могли говорить обозленные и доведенные до старческого слабоумия древние боги. Щель в стальной стене медленно расширялись, по мере того, как что-то раздвигало ее снаружи. И сквозь нее, заполняя пролом сверху донизу, на меня пристально смотрел единственный огромный чудовищный глаз, каким-то образом держащийся рядом, не отставая от мчащегося поезда. И в этом пристальном взгляде не было ничего, кроме ужасного, злобного безумия.

Я заставил себя приблизиться к ужасному глазу, глядя в него в упор, а, подойдя достаточно близко, изо всех сил ударил в него кулаком. Раздался вопль, похожий на рев паровозного гудка, и глаз внезапно исчез. Сквозь дыру в стене была видна только тьма, и врывался воздух, настолько холодный, что мое лицо мгновенно покрылось инеем. Больше не было голосов и стуков в стены вагонов.

Поезд продолжил движение, и мы оставили позади это место. Наступившее безмолвие сгущалось, словно предвестник чего-то еще более плохого. Сидеть мне не хотелось, и я стал прохаживаться взад и вперед по узкому проходу, вглядываясь раз за разом в длинную щель в стене. Странный неземной свет вдруг полился в вагон, и мы попали в другую фазу, другое измерение. Свет становился все резче и ярче, пока не начал обжигать мою неприкрытую кожу, заставив меня отступать от него. Тонкие лучики жгучего света проникли сквозь не замеченные мной раньше мелкие пробоины в стенах и потолке, и мне с трудом удалось не попасть ни под один из них.

Снаружи доносились звуки, которые я не мог определить или распознать. Они напоминали мне каких-то механических птиц и действовали на нервы, как ногти, скребущие по школьной доске моей души. В вагон сквозь зазубренную щель в стали под растущим снаружи давлением начал проникать внешний воздух. Он нес с собой запах раздавленной крапивы, густой и удушливый. Он обжигал мне рот и нос, и я убрался от пробоины, борясь со рвотными позывами. Я крикнул поезду, чтобы ехал быстрее, и свернулся клубком на полу.

Мы сменили это место на какое-то другое, отрава постепенно уходила из воздуха, оставаясь позади нас вместе с ужасным пением механических птиц, напоминавшим удары парового молота. Новый воздух, неподвижный и затхлый, восстанавливался из запасов поезда. Тем не менее я жадно его вдохнул и медленно развернулся из своей защитной позы. Мои руки и лицо еще горели после своего краткой встречи с агрессивным светом. Я тяжело опустился, почти рухнул в ближайшее кресло. За короткий промежуток случилось слишком многое — даже для меня, не давая ни малейшей передышки. Я так устал… по-моему, я продал бы душу за хороший ночной сон.

К счастью, никто этого не слышал.

Я насторожился, когда внезапно улучшилось состояние атмосферы в вагоне. Свет от яркого летнего дня хлынул сквозь рваную щель в стене, принося с собой новый сладостный воздух, насыщенный кислородом. Он был горячим и влажным, наполненным ароматами, как будто раздавили лепестки тысяч разных цветов. Повышенное содержание кислорода заставило меня почувствовать легкое головокружение, и я тупо улыбался, делая один глубокий вдох за другим. Я встал и подошел к пробоине, и тут же сотни тяжелых побегов с колючими шипами его терновника ринулись в вагон снаружи. Украшенные там и тут толстыми мясистыми цветами, похожими на голодные рты, они ползли, судорожно извиваясь, с отвратительной целеустремленностью.

Все больше и больше лиан протискивалось внутрь, закручиваясь друг вокруг друга, метались взад-вперед в замкнутом пространстве, захватывая все больше и больше территории вагона, пока я осторожно пятился прочь. Мои ноги шаркнули по рифленому полу, и тут же все лианы потянулись в мою сторону. Цветочные рты пронзительно завопили, издавая гнусные голодные звуки. Я ударил ближайшую лиану кандарианским жертвенным кинжалом, который мне подарила Кэти на прошлый день рождения, и узкое лезвие напрочь срезало шипастый побег. Цветочные рты взвыли от ярости и боли. Отрубленная лиана истекала жизненными соками, а толстый конец пытался меня настичь. Вагон был уже наполовину заполнен извивающимися побегами, а внутрь рвалось все больше, расширяя пробоину по мере проникновения.

Я проткнул кинжалом обивку одного из сидений, вытащил горсть набивки и поджег простеньким элементарным заклинанием, которым обычно сигареты зажигаю друзьям. Она тут же вспыхнула желтым пламенем, рванувшимся вверх в богатом кислородом воздухе. Я бросил пылающую массу в гущу извивающихся лиан, и дюжина из них разом вспыхнула. Мясистые цветы-рты вопили в унисон, пока огонь быстро охватывал растительность. Уцелевшие побеги рывком убрались в пробоину, оставляя остальных гореть и умерать. Сгорая, цветы выли, словно проклятые души.

Вагон наполнился густым черным дымом. Лианы и цветы уже погибли, но огонь успел распространиться с них на сиденья. Поезд пронзительно завизжал из скрытых динамиков, когда пламя охватило весь вагон. Я прокричал поезду в ответ, чтобы продолжал двигаться, но вынужден был прерваться из-за жестокого приступа кашля от дыма, скрутившего меня. Я отпрянул от разрастыющегося огненного ада и скорчился на полу, где воздух оставался чистым. Слезы густо текли по лицу из обожженных глаз. Я ничего не видел, но мог слышать рев приближающегося огня.

Но тут весь вагон задрожал и затрясся от внезапной остановки поезда. Дверь вагона начала, треща, сама по себе открываться, по нескольку дюймов за раз, а я в это время полз к ней на четвереньках. Я из последних сил полностью открыл дверь и наполовину вывалился из вагона, мои легкие жаждали воздуха, а в глазах все расплывалось от слез. Я чувствовал под собой твердое основание и я полз вперед, подальше от дыма и огня. Я слышал, как дверь вагона позади с натугой закрылась, и поезд умчался, направляясь в убежище. Его рев медленно угасал вдали вместе с его телепатическими криками в моей голове. Бедолага. Однако, нужда заставляет. Я лежал на жестком полу, трясясь после пережитого и ожидая, когда мои легкие и голова прочистятся. И надеясь, что я что я добрался до Шэдоус-Фолл.


В конце концов я все-таки сел и огляделся. Я находился совсем не на железнодорожной платформе. Слегка неуверенно я поднялся на ноги. Поезд высадил меня в гигантском старомодном Зале, с невероятно высокими стенами, покрытыми деревянными панелями, и с невообразомо высоким сводчатым потолком. Зал тянулся вправо и влево от меня насколько я мог увидеть своими обожженными глазами, и был достаточно широк, чтобы провести в нем футбольный матч. Огромные размеры и масштабы Зале должны были оказать подавляющее воздействие, но этого почему-то не происходило. Даже наоборот, он создавал ощущение почти… уюта. Как будто придя домой, после слишком долгого пребывания вдали от семьи и близких. Зал освещался веселым золотистым сиянием, несмотря на отсутствие видимых источников. И нигде ни одной тени. Нет ни окон, ни дверей, а на стенах нет ни портретов, ни украшений. Только единственный каменный камин прямо передо мной, с разведенным в нем тихо потрескивающим огнем, — как будто это сделали специально для меня. Мне казалось, что я снаружи слышатся ужасные порывы ветра. Что-то в этом звуке заставило меня вздрогнуть, хотя я и не мог сказать, что именно

Я знал, где я. Чем это должно было быть. Я много читал о Шэдоус-Фолл. Как и большинство людей на Темной Стороне, потому что Шэдоус-Фолл — это единственное место на этой земле, являющееся более странным, более зачарованным и более опасным, чем Темная Сторона. Место, куда приходят умирать легенды, когда мир перестает в них верить. Или, может быть, когда они сами перестают верить в себя… А поскольку мир в свое время верил в довольно странные вещи, и поскольку не все, что приходит в Шэдоус-Фолл, готово тут же лечь и умереть, этот маленький городок в глуши может оказаться пострашнее любого, что найдется на Темной Стороне. Все мы прочитали про Шэдоус-Фолл все, что смогли найти. Хотя бы потому, что есть подозрение, что однажды мы сами можем оказаться здесь.

Я был в Галерее Костей, в Зале Всех Святых. В дома в сердце мира. Месте, где живет Время.

На каминной полке стояли простые часы, вставленные в живот большой черной бакелитовой [20] кошки. С каждым тиканием часов кошка высовывала и прятала красный язычок, а ее глаза двигались вправо и влево. Она напоминала игрушку, выдаваемую в качестве приза на дешевом карнавале. По обеим сторонам кошки стояли стилизованные серебряные фигурки льва и единорога. А по бокам от них — ряд маленьких резных фигурок, о которых я сначала подумал как о шахматных, хотя ими они точно не были. Я подошел, чтобы рассмотреть поближе.

Они были вырезаны из чистой, почти прозрачной древесины, и мне не составляло никакого труда понять, кого они изображают. Эдди Бритва, Мертвец, Уокер, Сьюзи Дробовик. Мне пришло в голову — а если я поищу… смогу найти себя? Я демонстративно повернулся к фигуркам спиной и обнаружил, что пол в центре зала уже занят огромными старомодными песочными часами. Они были на фут выше меня и двух футов в диаметре, а их сверкающая прозрачная колба поддерживалась тем же более чем странным полупрозрачным деревом. Большая часть песка пересыпалась из верхней колбы в нижнюю, и в этом было что-то печальное.

Я медленно пошел вокруг массивных часов и встретил кого-то идущего мне навстречу, хотя был уверен, что там, откуда я начал, никого не было. Я остановился, и она тоже, и какое-то время мы подозрительно друг друга разглядывали. Высокая и почти болезненно худая, с длинными лентами мышц на обнаженных руках, — подросток-панк в потрепанной черной кожаной куртке, украшенной заклепками и цепями поверх грязной белой футболки и потертых синих джинсов. На голове был колючий черный ирокез, высоко подбритый по бокам, а лица было почти не видно за обилия черной и белой косметики. Английская булавка была вставлена в одно ухо, а из другого свисало ржавое бритвенное лезвие. В ее глазах была агрессия, а накрашенные черным губы обнажали оскал зубов. Она смотрела на меня, уперев в бедра крупные кулаки. На костяшках пальцев обоих была татуировка «ненависть» [21].

— Я сошла с ума, — заявила она вдруг глубоким хриплым голосом [22].

— Конечно, — сказал я, стараясь говорить спокойно и успокаивающе.

— Это сокращенное Мэдлен, ты, дерево! — Она подняла правую руку, и в ней неожиданно появился кнопочный нож, из которого с мерзким звуком выскочило лезвие. Видимо, предполагалось, что я должен быть поражен, но ведь я знал Эдди Бритву. И Сьюзи Дробовик. Девушка-панк зарычала на меня.

— Чего ухмыляешься? Думаешь, я им не воспользуюсь? Это дом Времени. Я смотрю за ним, потому что, ну… кто-то же должен. Иначе, будет бардак… Слушай, мы не любим нежданных, непрошеных посетителей, так что можешь разворачиваться и возвращаться, откуда пришел. Или будут проблемы.

— На самом деле, боюсь, что я здесь застрял, — ответил я. — Я приехал на поезде. С Темной Стороны.

Она громко фыркнула. — Этой помойки? Я даже на спор туда бы не пошла.

— Ну, да, известно, что многие испытывали подобные чувства, но… мне правда нужно поговорить с Дедушкой Время.

— Зато у него нет нужды видеть тебя, так что проваливай, пока я не решила для начала нарезать из тебя ремней.

Я на мгновение задумался. — Здесь есть кто-нибудь еще, с кем я мог бы поговорить?

— Нет! I’m Mad!

— Да, это мы уже установили… Может быть, есть кто-то, кто присматривает за тобой, следит, чтобы ты не поранилась, ни у все такое?

— Точно! Вот оно что! Ты собираешься вернуться на Темную Сторону внутри тридцати семи жестянок из-под чатни[23]!

Я думаю, в этот момент мы оба были близки к тому, чтобы сделать что-то прискорбное, поэтому было здорово, что Дедушка Время решил, наконец-то, явить себя. Он появился из ниоткуда, выглядя в точности таким же, каким я его запомнил с нашей последней встречи в Башне Времени. Высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти с небольшим, одетый по высокой Викторианской моде. Жюльену Адвенту понравился бы его стиль. Время носил длинный черный сюртук излишне тяжелого покроя, еще более тяжеловесные серые брюки, и, не считая золотой часовой цепочки, натянутой поперек жилета, единственной цветной искрой в его наряде был абрикосовый галстук на шее. Он был по-старомодному, но все-таки достаточно красив, с решительно задранным подбородком, ледяной улыбкой и старыми, очень старыми глазами. Истончившаяся грива длинных белых волос была зачесана назад, обнажая благородный лоб, и оставлена лежать так. Атмосфера тихой власти окружала его, подобно старому привычному плащу, но ее слегка подрывала легкая неопределенность в его взгляде.

— Все в порядке, Мэдлен, — спокойно сказал он. — Я знаю, кто это. Я ждал его. Теперь иди и займись чем-нибудь полезным, дорогая, пока я буду рассказывать этому джентльмену то, чего он почти наверняка не хочет слышать.

Мэдлен снова громко фыркнула, и заставила исчезнуть лезвие ножа. — Ну, по-моему, это уже кое-что. Ты уверен, что можешь ему доверять?

— Нет, конечно, но сегодня такой день, какой бывает раз в несколько веков.

Мадлен обошла песочные часы и исчезла, оставив нас со Временем вдвоем в огромном Зале. Он оглядел себя и коротко улыбнулся.

— Мне действительно необходимо поменять этот имидж на что-то более подходящее. Я все-таки Переходная Сущность… столь многие из вас, похоже, в эти дни считают такой вид утешительным. По-моему, я знаю причину, и у Путевого Доктора есть множество ответов на…

— Отлично, — сказал я, просто потому, что нужно что-то говорить в подобных паузах. — Извините, что вмешиваюсь, но…

— Да, да, мой мальчик, я знаю. Лилит, наконец, добралась до Темной Стороны, и все трещит по швам. Но, к сожалению, я не могу вмешаться. Я не могу вам помочь. И никто не может.

— А-а, — Совсем не то, что я хотел услышать. — Я пришел сюда, потому что…

— О, я знаю, почему ты здесь, Джон Тэйлор. Я знаю, чего вы хотите от меня. Оно у меня прямо здесь. Но вам оно не понравится.

Он сделал неопределенный жест левой рукой, и в воздухе между нами повис небольшой черный ящик с глухой матовой поверхностью. Крышка сама собой поднялась, открывая Говорящий Пистолет, уютно лежащий на кроваво-красном бархате. Он лежал очень тихо — самое уродливое оружие из всех, когда-либо созданных. Лишь от одного взгляда на него у меня возникло чувство, словно в Зал вошел бешеный пес. Пистолет был сделан из мяса, плоти и кости, увитый темными венами, с кусочками хряща, — и все это соединялось полосками бесцветной кожи. Живые ткани, которым придали форму орудия убийства. Тонкие костяные пластинки, покрывающие рукоятку, крепились туго натянутой кожей, горячей и потной на вид. Вместо курка был длинный собачий клык. Красное мясо ствол влажно блестело. Я подумал, как много пришлось отдать моей матери от своего тела, чтобы сделать эту жуткую вещь, этот Говорящий Пистолет. Вблизи древнее оружие пахло, как животное на жаре. И я мог слышать, как он дышит.

— Меня совершенно не волнует, что будет делать такое мощное оружие в руках пресловутого Джона Тэйлора, — резко заявил Дедушка Время. — Слишком большое искушение для любого смертного. Не говоря уже о вас. Но… я в любом случае собираюсь вручить его вам. — Он кратко посмотрел на огромные песочные часы. — Отчасти потому, что время Темной Стороны заканчивается. Отчасти — потому что, как я ни старался, я не смог найти никого более подходящего, чтобы отдать ему Пистолет… Но, главным образом, потому, что будущая версия меня самого пришла назад во времени, чтобы просить меня об этом, и мне бы очень хотелось никогда больше подобных вещей с самим собой не проделывать.

Крышка захлопнулась, и черный ящик бесцеремонно прыгнул мне в руки. Время тяжело вздохнул, покачал головой и щелкнул пальцами. И тут же я оказался в каком-то другом месте.

Загрузка...