Осторожно: боги

XVIII

Я очнулась у себя в комнате с ужасным чувством тоски, у меня было ощущение, что я потеряла что-то очень важное. Воспоминание о предательстве Анри причиняло боль. Хотя чего я хотела, мы ведь были знакомы, если так можно выразиться, около трех дней.

Да, конечно, это были потрясающие дни, яркие дни почти непрерывного контакта. Так что ничего удивительного, что за это время он стал мне почти родным. Хотя я ведь, по сути, о нем почти ничего не знаю, кроме того, что он пожелал мне показать. Пусть так, но все же мне будет недоставать его. Он был единственным, с кем я могла говорить обо всем. А теперь поддержки да и совета мне ждать неоткуда.

Нет, я ничего не забыла. Конечно же, я помню, что мы должны еще встретиться и я должна получить от него последние указания. Но это будет уже совсем не то. А мне-то, наивной, казалось, что мы друзья.

Я решила немного повременить, перед тем как встречаться с Анри. Мне необходимо было немного подумать и привести в порядок свои чувства. К тому же меня беспокоила Эстела. Смешно сказать, но я чувствовала между нами какую-то связь. Не знаю, быть может, я опять все напридумывала, но мне казалось, что я слышу ее боль и разочарование, она ведь тоже думала, что у нее есть друзья. Кто она, Эстела, плененная звезда, разменная монета в чужой игре? Она мне нравилась хотя бы потому, что пока только она не пыталась заставить меня поступать по-своему. Она была единственной, кто не стремился играть чужими судьбами. И получается, что ее тысячелетний плен должен был прерваться только для того, чтобы сменились ее тюремщики. Это просто несправедливо. Все они, как стервятники, устроили битву за право обладания чудесной пленницей. Да и само дело было грязным. Неудивительно, что боги постарались переложить его на кого-нибудь другого.

Жалость и сострадание захлестнули меня, мне отвратительно было думать, что в любом случае я должна буду помогать либо тем, либо другим. Да, я была зажата между Сциллой и Харибдой и не видела ни малейшей возможности, как бы я могла безболезненно проскочить между ними. Вытащив из кармана пластинку, я посмотрела на нее. От нее исходило удивительное ощущение покоя. Но тут мне подумалось, что подобный искусственный покой — вещь очень ненадежная. К сожалению, было очевидно, что пока она со мной, все мои действия и, должно быть, мысли контролировались Даг-аном. Мне захотелось поэкспериментировать, и я очень аккуратно начала думать о том, что мне совсем не хочется делать то, что приказывает мне Даг-ан, и действительно, моментально ощутила сильное давление. Хозяин пластинки отреагировал. Уже мягче, я продолжила размышлять о том, что возможно ли мне от нее избавиться, и на этой мысли почувствовался моментальный укол.

Ну что ж, с этим, похоже, ясно. Тогда я продолжила рассуждать о том, что мне очень не хочется лишиться защиты талисмана, иначе я буду беззащитна перед Наблюдателями. Ну вот, так оно и есть, удивительный предмет ответил мне теплом и уютным спокойствием. У золотой пластинки есть отличный аргумент в ее пользу: от нее хотя бы тепло и приятно. По сравнению с этим у Наблюдателей методы более жесткие, маловато у них пряников. Тем не менее у меня есть два варианта, а это все-таки лучше, чем один. Значит, либо Даг-ан, либо Наблюдатели. При этих мыслях пластинка почти замурлыкала от удовольствия. Больше размышлять было не о чем. Неважно, что мне хочется, а идти туда, где находится пленница, мне все равно придется. А значит, пришло время звать Анри, без него мне не справиться, да и надо соблюдать инструкции.

Видеть его мне не хотелось, я позвала его с чувством легкой брезгливости. Он появился, весь его облик говорил о том, что делает он это исключительно по необходимости, а не по собственному желанию. Не знаю, на что я рассчитывала, быть может, надеялась, что он извинится или хотя бы скажет, что он сожалеет, но, с другой стороны, я ведь сама откликнулась на его призыв, могла бы и отказаться. Он уселся напротив меня с независимым и заносчивым видом, показывая мне, что оправдываться и извиняться он не собирается. Мне стоило некоторых усилий сохранять спокойствие и задать вопрос, который меня мучил:

— Ты же тогда принес «плоть звезды». Так объясни мне, почему Даг-ан не забрал ее? Почему позволил Алиеноре?

Анри удивленно дернулся. Он явно не ожидал такого поворота разговора. Возможно, он предполагал истерику или выяснение отношений, но к такому он был не готов. Он услышал вопрос, по его мнению, явно не относящийся к делу. Было заметно, что отвечать ему не хотелось, он покосился на пластинку, которая все это время оставалась в моих руках, и увидел, что она засветилась мягким светом. Помедлив еще немного, он неохотно начал:

— Дело в том, — неуверенно произнес он, — дело в том, что состав принял форму, законченную форму. Из-за этого исследования становились невозможными. Даг-ану нужен был нетронутый материал.

— Форму? — я удивилась. — Я думала, «плоть звезды» тягучая и постоянно изменяется.

Он кивнул.

— Да, кажется, так оно и есть. Но тут дело было в Алиеноре.

Это было слишком. Неужели он хочет сказать, что этот ребенок мог что-то сделать там, где он сам потерпел фиаско.

— Не понимаю. А при чем тут Алиенора? И для чего, кстати, ей это понадобилось?

На прозрачном лице Анри появилась улыбка:

— Она была девочкой, почти ребенком, любопытным и неугомонным. Ее влекла тайна, приключение, ей всегда всего было мало. Даже вершина власти ей казалась подножьем горы. — Он помолчал, улыбаясь своим воспоминаниям.

— Не знаю, чего она ожидала, но для нее было полной неожиданностью, когда вещество стало видоизменяться, принимая самые необычные формы. Алиенора искала разгадку, но что могла она сделать, юная девочка, мечтавшая стать звездой? Эти неудачи да свадебная суета несколько охладили ее пыл. Но однажды, в момент печали и одиночества, она в каком-то безумном порыве обратилась к странному веществу с просьбой принять форму, которая могла бы принести ей счастье, радость и славу. И тогда она увидела перед собой чашу, украшенную драгоценными камнями, невероятной красоты, и после этого форма уже никогда не менялась. И кстати, на следующий же день пришло известие о смерти короля Франции, Людовика VI, а это означало, что она стала королевой. Алиенора увидела в этом чудесное знамение.

— Так значит, это сила желания Алиеноры изменила «плоть» или кто угодно мог бы это сделать?

Анри насторожился, мой вопрос показался ему подозрительным, а может, и его хозяину тоже. У меня все время было ощущение, что мы не одни.

— Этого я не знаю, — сказал он, — но думаю, что во всем мире только она была на это способна.

— А чаша? Что стало с чашей?

— Когда Алиенора отправляла своего мужа в поход против Тулузского графства, она посулила Людовику драгоценную чашу, которая должна была принести ему удачу. Кто знает, а может, это была та самая чаша… Так или иначе, рассказы о чудесной реликвии стали популярны, особенно при дворе ее дочери, Марии Шампанской. А позже, по просьбе Марии, некий придворный поэт записал эту историю.

— Ты хочешь сказать, что чаша дала ей исполнение всех желаний?

Он покачал головой:

— Нет, не совсем так. Несмотря на чашу, а может быть, и благодаря ей, ее путь был очень непрост, и теперь уже сложно сказать, чего было на нем больше — роз или шипов. Прекрасная Алиенора прожила долгую жизнь, эта женщина оставила после себя невероятное множество слухов и сплетен, не всегда для нее лестных. Но это совершенно не имеет никакого значения. Она была великолепной женщиной, никогда не сдавалась, не роптала на судьбу, даже когда у нее отняли ее самых любимых детей, словно в насмешку, оставив того, кто был нелюбим. Она была мужественной и сильной. В моем сердце живет образ чудесной девушки, увиденной далекой весной.

Мой гость погрустнел и затих.

— А как ты думаешь, чудесный состав сделал ее счастливой? — решила я прервать его задумчивость.

— Боюсь, что нет, — вздохнул он. — Не думаю. Она получила многое, но многое было у нее отнято. Возможно, она бы была более счастлива, если бы не захотела получить больше.

— Ну, это черта, похоже, является неотъемлемой частью человеческой природы, — изрекла я очевидную банальность, но вдруг осеклась.

Человеческой ли, а может быть, это как раз-таки неотъемлемая часть их природы, природы богов, может, это одно из тех качеств, которые они передали нам вместе со своей кровью? Но развивать эту тему я не стала, время утекало, да и Анри мне перестал быть интересен. Все, что мне было нужно, я уже выяснила, и теперь воспринимала его присутствие как тягостную обузу.

— Что я должна сделать, чтобы пройти туда? — резко спросила я.

— Чертеж, ты сохранила чертеж? Тот, который тебе дали на улице?

Конечно же, как я могла забыть о нем. Я выскочила в прихожую и вытащила сложенный листок из кармана куртки. Вернувшись в комнату, я протянула его Анри, но тот отшатнулся:

— Нет, не мне. Это для тебя, и только для тебя. Я больше к этому не имею отношения. Используй этот рисунок, чтобы пройти в тот мир. Нанеси линии на стены, тебе придется это сделать самой. Покажи мне место, где ты собираешься сделать дверь.

Потом он дал мне несколько действительно важных указаний, которые я не рискую доверить бумаге. А потом повернулся ко мне:

— Мне нельзя дольше находиться в этом помещении. Теперь мы вряд ли с тобой свидимся. Мне пора. Я не прошу у тебя прощения за то, что сделал с тобою, не в моей власти было что-либо изменить, и если ты понимаешь это, то постарайся не держать на меня зла. Ни о чем другом я и не прошу. Напоследок запомни: как только ты увидишь, что линии задвигались, положи золотую пластинку на пол, перевернув ее. Если ты этого не сделаешь, тебя непременно разорвет на части, как только ты отойдешь на несколько шагов. Но тебе надо будет успеть взять ее в тот самый момент, когда ты будешь возвращаться. Постарайся выполнить это как можно быстрее, чтобы не привлечь к себе внимание тех, других.

Я кивнула ему, успокаивая и показав, что все понимаю и не надо больше говорить об этом. Потом вздохнула и, поблагодарив за предупреждение, напомнила, что времени у меня осталось совсем мало, а значит, пора приниматься за дело.