Особый отдел

Глава 5 Западня для бешеной собаки

За дверью стояла давешняя старушка. К груди она прижимала клеёнчатую сумку, из которой раздавалось злобное мяуканье.

– Ещё раз здравствуйте, – сказала старушка, подозрительно заглядывая внутрь квартиры. – Это опять я. Обегала все окрестности, а помощи так и не дождалась. Вся надежда на вас… Как там твоя хозяйка? Вышла из астрала?

– Давно вышла, – сдержанно ответил Кондаков. – Да только она людей пользует, а не скотину.

– Сам ты скотина! – Оказывается, старушка была благообразной только с виду. – У моей Дианки медалей больше, чем у всей твоей родни!

Кондаков хотел было гордо заявить, что в его родне числятся два академика и один маршал, да и сам он не лыком шит, но этому помешал властный голос Вали-Эргиды, раздавшийся из гостиной:

– Старче, пропусти посетительницу! Я помогаю всем божьим тварям, оказавшимся в беде.

Назад старушка вышла буквально через пять минут, причём с умильной улыбочкой на лице.

– Оказывается, никакой порчи на моей Дианке нет, – охотно объяснила она Кондакову. – Просто кошечка подхватила глистов. Вот они её и мучают. Побегу в ветеринарную аптеку!

– И себе лекарства попроси, – вдогонку ей посоветовал Кондаков. – Только не от кошачьих глистов, а от бычьих.

– Лиха беда начало, – промолвил за ширмой Цимбаларь.

И оказался прав.

Посетители пошли косяком, правда, каждый второй или третий представлял собой официальное лицо – налоговый инспектор, санитарный врач, агент госстраха, строительно-архитектурный надзор, экологическая служба, пожарный.

Хорошо ещё, что все документы, относящиеся к лицензированию подобного рода деятельности – как подлинные, так и липовые, – находились в полном ажуре. Тем не менее каждый народный слуга унёс в клюве от трёх до десяти тысяч рублей, а некоторым к тому же пришлось ещё бесплатно погадать. Убыточная получалась коммерция!

Основную массу клиентов, явившихся к дипломированной чародейке по собственной надобности, составляли женщины, хоть и разного возраста, но сплошь одинокие, что позволяло им надеяться на скидку.

Валя-Эргида обращалась с ними так ловко и деликатно, что все без исключения – и брошенная мужем жена, и оставшаяся без работы учительница, и страдающая от мужской невнимательности домохозяйка, и секретарша, которой, наоборот, опостылели постоянные домогательства сослуживцев, и бабушка, желающая отыскать пропавшего без вести внука, и больная СПИДом проститутка – уходили от неё с просветлёнными лицами.

По всему выходило, что всяческие колдуны и гадалки заменили в нашей стране последователей Фрейда и Юнга – психоаналитиков, так и не прижившихся на неблагодарной российской почве, в равной мере отравленной бациллами антисемитизма, косности и легковерия.

Сидевший за ширмой Цимбаларь не переставал удивляться той лёгкости, с которой эта в общем-то ничем не примечательная на вид девица меняла свои многочисленные личины. Ведь за какой-то совершенно ничтожный промежуток времени он знал её и грозной жрицей сатанинской секты, и непритязательной продавщицей секс-шопа, и шаловливой гостьей, с удовольствием разыгрывающей хозяев, и мудрой волшебницей, посвящённой во все тайны бытия.

С такой особой нужно было держаться настороже. Не в пример отморозку Стелькину, внутренний потенциал у неё был – ого-го! Причём эта дарованная свыше энергия с одинаковой лёгкостью могла употребляться как в созидательных, так и в деструктивных целях.

Во время обеда, не сказать, чтобы скудного, но какого-то малосъедобного (Людочка была явно не в ладах с кулинарией), Валя-Эргида быстренько перелистала бумаги, предоставленные ей Цимбаларем, а карточку однорукого бандита Гобашвили даже подержала между ладоней.

Результатом этих эзотерических упражнений было несколько довольно тревожных фраз:

– Он уже знает обо мне. Но, похоже, сегодня мы не увидимся.

Чем было это заявление – чистой правдой или очередным розыгрышем – Цимбаларь выяснять не стал, но бдительности решил не умалять. Ведь Валя-Эргида сама недавно говорила, что слово гадалки – это ещё не окончательный факт, а лишь наиболее близкое к истине предположение.

Под вечер, когда умаявшийся с непривычки Кондаков (поминутно открывать двери – это вам не в кабинете сиднем сидеть) уже собирался вывесить снаружи табличку «Извините, мы отдыхаем», на приём явилась последняя посетительница – блёклая, словно лишённая возраста женщина в низко повязанном ситцевом платочке.

Причина, вынудившая её обратиться за помощью к чародейке, была банальна – муж, уехавший на заработки куда-то на юг, бесследно пропал. Как говорится, ни ответа ни привета. И бог бы с ним, с мужем, но заодно пропали и средства к существованию.

Валя-Эргида участливо расспросила клиентку о подробностях былого житья-бытья, о детях, о друзьях, о работе, о планах на будущее, которым, похоже, уже не суждено было сбыться, а потом попросила какую-нибудь вещь, прежде принадлежавшую мужу.

Такой вещью оказался сложенный вчетверо носовой платок. Прежде, чем прикоснуться к нему, Валя-Эргида спросила:

– Вы его стирали?

– Нет.

– Вот и хорошо. А то нынешние порошки смывают не только грязь, но и память… Сейчас посмотрим, чем он нам сможет помочь.

Она взяла платок в руки, немного помяла его, понюхала, опять помяла и расправила на столе, будто бы собираясь сервировать ужин на одну персону.

– Ну что? – с надеждой поинтересовалась женщина.

– Ничего, – сухо ответила Валя-Эргида.

– В каком смысле – ничего?

– В том самом… Когда, вы говорите, пропал ваш муж?

– Ещё в прошлом году. Перед Рождеством.

– И с тех пор к платку никто не прикасался?

– Нет. Вчера я случайно нашла его в выходном пиджаке мужа.

– Только не надо меня обманывать. Я ведь всё-таки дипломированная чародейка, а не какая-нибудь базарная гадалка… Ещё сегодня этим платком пользовался мужчина. Сильный и властный мужчина, который пьёт импортные вина, курит дорогие сигареты и разъезжает на машине, потребляющей высокооктановый бензин. Он вам не муж, но его личность довлеет над вами. Сюда вы пришли не по своей, а по его воле. Забирайте платок и уходите… И не надо мне ваших денег! – добавила Валя-Эргида, заметив, что женщина достаёт из кармана заранее приготовленную сотенную бумажку.

Очень натурально пустив слезу и утираясь злополучным платочком, женщина удалилась.

Кондаков, слышавший весь разговор, не преминул пожелать ей на прощание:

– Скатертью дорожка!

Цимбаларь, покинувший своё хлипкое убежище, поинтересовался:

– А это что ещё за плакса такая?

– Не знаю… – поморщилась Валя-Эргида. – По-моему, её подослал сюда мой названый братец. Так сказать, для предварительной разведки.

– Она ничего не заподозрила?

– Трудно сказать… На самом деле это никакая не плакса, а бой-баба с твёрдым и цельным характером. Такой душу наизнанку не вывернешь… Не нравится мне, что она частенько поглядывала на ширму. Уж прости, но ты сопишь так, словно рукоблудием занимаешься. Завтра спрячешься в спальне под кроватью.

За ужином, который Кондаков дипломатично назвал «Ностальгией по тюремной пайке», каждый из членов опергруппы высказал своё личное мнение.

– Скорее всего, за нашим домом, а может, даже и за квартирой, ведётся усиленное наблюдение, – автором этого весьма спорного предположения был Цимбаларь.

– И вполне возможно, что визит господина Гобашвили последует не завтра днём, а сегодня ночью, – добавил Кондаков.

– Не исключено, что он сначала позвонит сюда по телефону, – заметила Людочка.

Молчала одна только Валя-Эргида, для которой предвиденье и предчувствие были призванием. Вполне возможно, что таким способом она выражала презрение, свойственное всем профессионалам, вынужденным выслушивать жалкий лепет дилетантов.

Когда с чаем и сушками было покончено, она рассеянно произнесла:

– Пойду лягу пораньше. Почитаю перед сном о достопримечательностях славного города Сызрани… Если кто-то неравнодушен к созерцанию лотосов, прошу заходить в любое время.

– О чём это она? – осведомилась Людочка, едва только Валя-Эргида уединилась в спальне.

Кондаков, сразу смекнувший, что к чему, самым обыденным голосом пояснил:

– Она, наверное, йогой по ночам занимается. Вот и собирается удивить нас своей любимой позой лотоса.

– И что же тут, спрашивается, необыкновенного? – Людочка, не сходя со стула, без всяких усилий приняла соответствующую позу, только для удобства упёрлась руками в столешницу. – Похоже, вы от меня что-то скрываете…

– Да как у тебя только язык поворачивается сказать такое! – возмутился Цимбаларь. – Мы ведь, как говорится в рекламе, одна команда… Давайте лучше включим телевизор. Сейчас новости должны начаться. Узнаем, как там наш… гм-м… крестник поживает.

Этим предложением он хотел замять малоприятный разговор, но Людочка продолжала подозрительно коситься то на одного, то на другого мужчину. Цимбаларь, не реагируя на её испытующие взгляды, сохранял постное выражение лица.

Буквально через несколько минут выяснилось, что президент отбыл в очередной отпуск на Алтай, где для него уже был приготовлен охотничий домик.

– Вот те на! – ахнул Кондаков. – Раньше он всё больше к морю ездил, подводным плаванием заниматься, а теперь на охоту в тайгу подался. С чего бы это вдруг?

– С годами интересы у людей меняются, – сказала Людочка. – Раньше вы пили водку, а сейчас перешли на кефир.

– Для этого есть объективные причины. Но смена акваланга на ружьё противоречит здравому смыслу.

– Зато можно с уверенностью сказать, что он не агент американского империализма, – Цимбаларь прервал своё затянувшееся молчание. – Тот бы поехал в калмыцкие степи, крутить быкам рога и укрощать мустангов.

– А вообще говоря, ситуация странная, – заметила Людочка, до недавнего времени относившаяся к политике совершенно равнодушно. – Президент в отпуске, глава правительства на какой-то конференции в Брюсселе, спикер парламента заболел, полковник Горемыкин удалился в Непал. Кто же в случае необходимости будет отстаивать государственные интересы?

– Не волнуйся! – на полном серьёзе заявил Кондаков. – Пока мы с тобой на боевом посту, страна может спать спокойно… Ну ладно, вы тут поворкуйте, а моё место в прихожей. Подремлю вполглаза на коврике, как сторожевой пёс. Спокойной ночи.

– Хотелось бы надеяться! – хором ответили Цимбаларь и Людочка.

– Ты бы навестил эту девицу, – сказала Людочка, когда они остались на кухне одни. – Что-то она мне доверия не внушает. Из неё сотрудник секретного института, как из меня шахтёр. И где ты только откопал это сокровище…

– Никуда она не денется, – отмахнулся Цимбаларь. – С седьмого этажа не сбежишь. Ведь в спальне даже балкона нет. Пусть пока изучает путеводитель по городу Сызрань. Авось пригодится.

– Существа, подобные ей, наверное, и по карнизам ходить умеют… Ведьма, одним словом.

– Не надо на неё зря наговаривать. Она и так человек несчастный. Говорят, что иногда паук может запутаться в своей собственной паутине. Вот так и она со своим даром…

– Возьми её на воспитание, – не скрывая иронии, посоветовала Людочка.

– Да меня ещё самого воспитывать надо… Но ты всё же с Валькой будь поласковее. Нам без неё не обойтись.

– Ещё посмотрим, как она поведёт себя в момент операции!

– Я с неё и сейчас глаз не спускаю.

– Это заметно, – фыркнула Людочка.

Внезапно в прихожей затрезвонил телефон, ничем не напоминавший о себе уже часа три.

Сдержанно ругнувшись, Кондаков покинул своё сиротское ложе и взял трубку. Цимбаларь и Людочка обступили его.

– Алё, – Кондаков подул в микрофон. – Молчат… Алё, алё! Резиденция чародейки Софии слушает.

– А ты кто такой? – тонкий, не совсем трезвый голос, раздавшийся в трубке, нельзя было безоговорочно отнести ни к мужскому, ни к женскому.

– Дворецкий, – с достоинством ответил Кондаков.

– Позови хозяйку.

– Она уже спит.

– Разбуди. Дело есть… На миллион.

– К сожалению, это невозможно. Во сне госпожа София общается с духами.

– Коз-зёл! – трубку бросили.

– Вот и поговорили. – Кондаков пожал плечами. – Ну и бескультурный пошёл народ! Прямо хунвэйбины какие-то.

– Это случайно не Гобашвили? – поинтересовался Цимбаларь.

– Вряд ли. Он мужик матёрый, а это сопляк какой-то. Засечь бы, откуда звонили, да неохота лишнюю суету поднимать…

Маскировки ради в квартире потушили весь верхний свет. Людочка устроилась на диванчике в гостиной, а Цимбаларь бодрствовал, прислушиваясь не только к грохоту поднимающегося лифта, но и к каждому шороху за дверью. Да и за улицей надо было следить, благо окно кухни выходило на ту же сторону, что и подъезд.

Уже в самую глухую предрассветную пору, когда, казалось, в окружающем мире всё утихло, включая птиц снаружи и тараканов внутри, мобильник Цимбаларя, задействованный только для служебных нужд, бодро грянул «Калинку». Это мог быть только Ваня Коршун или, в крайнем случае, дежурный по отделу.

– Привет, – вкрадчиво произнёс неугомонный лилипут. – Надеюсь, утро доброе?

– Более или менее… А почему ты шёпотом?

– Сижу в мусорном баке. Боюсь спугнуть бродячих котов.

– Какая нужда тебя в этот бак загнала?

– Оперативная… Я всё-таки отыскал берлогу Гобы. Она сейчас передо мной как на ладони.

– Поздравляю… Что там сейчас происходит?

– Суета сует. Ночью во всех окнах свет горел. «Мерседес» стоит в полной боевой готовности. Шляются какие-то подозрительные типы. Похоже, бригада Гобы собирается на дело. Может, вызвать омоновцев?

– Что толку? Начнётся пальба, и Гоба, как всегда, сбежит… Мы его сегодня сами возьмём. Ты только не забудь звякнуть, когда «Мерседес» отъедет.

– Постараюсь, если от вони не подохну… Ах, сволочи, достали-таки!

– Что случилось? – забеспокоился Цимбаларь.

– Коты, паразиты, покоя не дают, – вполголоса объяснил Ваня Коршун. – Я им, наверное, кажусь большой дохлой крысой.

Сразу после рассвета в апартаментах чародейки закипела лихорадочная работа. Интерьер видоизменили с учётом уроков вчерашнего дня. Окно кухни занавесили одеялом, оставив только щёлочку, через которую просматривался почти весь двор.

Стол, за которым происходило главное действо, перенесли в глубь комнаты, ширму задвинули в угол, а дверь, соединявшую спальню с гостиной, сняли с петель (конспиративная квартира была построена по особому проекту, и все её помещения соединялись между собой так, что при желании из туалета можно было легко проникнуть не только в прихожую, но и на кухню).

Образовавшийся в стене сквозной проём прикрыли шкафом. Предполагалось, что, ворвавшись в гостиную, Цимбаларь опрокинет его на Гобашвили.

Кондаков в последний раз проверял табельный пистолет, за долгие годы службы ставший такой же неотъемлемой частью его быта, как, скажем, носки или бумажник. Людочка сидела на кухне, обложившись столовыми ножами. С молчаливого согласия всех временных обитателей конспиративной квартиры завтрак решено было отложить до лучших времён. Как выразился нечуткий по молодости лет Цимбаларь: «Уж потом гульнём – не на банкете, так на поминках».

За час до начала приёма Ваня Коршун коротко телефонировал:

– Всё, отъехали!

– Сколько в машине человек? – осведомился Цимбаларь.

– С Гобой пятеро.

– Какое у них оружие?

– Со стороны не заметно. Наверное, только шпалеры.

– Как коты? Не загрызли тебя?

– Не загрызли, зато обоссали.

– Ничего, ссаки не кровь… Конец связи.

Когда чёрный «Мерседес» въехал во двор, с четырёх сторон окружённый высотными зданиями, и остановился напротив их подъезда, Цимбаларь нырнул под кровать, на которой Валя-Эргида провела одинокую ночь. Оттуда он по мобильнику связался с отделом и заказал омоновцев, причём по полной программе – со снайперами и светошумовыми гранатами. Однако штурм «Мерседеса» они должны были начать только в том случае, если ситуация выйдет из-под контроля.

Кондаков уже занял пост у дверей, а Людочка, приникнув к окну, вела детальный репортаж о всех событиях, происходящих снаружи.

– Из машины вышли трое, – сообщила она. – Идут к подъезду… Озираются… Похоже, что среди них есть женщина.

– Это, случайно, не та самая плакса, которая приползала вчера? – поинтересовался из спальни Цимбаларь.

– Вряд ли… Одета, как цыганка. Все трое скрылись из поля зрения… Нет, двое вернулись… Встали по обе стороны от подъезда. Женщины больше не видно.

– Не видно, зато слышно, – заявил Кондаков, припавший к дверному звонку. – Лифт-то как лязгает! Это он к нам едет… Ближе, ближе, ближе… Остановился! А вот и наша красавица показалась. Идёт, как к себе домой.

В тот же момент раздались короткие, требовательные звонки.

Не снимая цепочки, Кондаков приоткрыл дверь и поинтересовался причинами столь раннего визита.

– Отворяй! Я не по своей нужде, а ради интересов твоей хозяйки, – голос гостьи, прокуренный и низкий, живо напоминал о давешнем телефонном разговоре.

– Тогда прошу заходить. – Кондаков впустил в прихожую толстую особу, завёрнутую в цветастые шали и вульгарно накрашенную. – Верхнюю одежду снять не желаете?

– Ещё чего! – фыркнула гостья, стреляя глазами по сторонам. – Я её последний раз десять лет назад снимала, когда младшую дочку рожала.

– А рукавички мешать не будут?

– Сниму, если потребуется, – отрезала толстуха. – Зябко у вас что-то…

Бесцеремонно отстранив самозваного дворецкого, она направилась прямо в гостиную, словно заранее знала расположение комнат в квартире. Кондаков немедленно закрыл входную дверь на все имеющиеся запорные устройства. Запах в прихожей остался такой, что хоть святых выноси – то ли толстуха, отправляясь с визитом, каждый раз выливала на себя целый флакон дешёвого одеколона, то ли, ради профилактики, употребляла его внутрь.

Оказавшись в гостиной, странная посетительница пропела какое-то витиеватое приветствие и уселась – не на предложенный ей стул, а на расположенный в сторонке диванчик, что сразу спутало планы Цимбаларя.

– Гадаешь, значит? – оглядываясь по сторонам, осведомилась она.

– А в чём, собственно говоря, дело? – Валя-Эргида, не поднимая головы, перебирала карты.

– А в том, что ты нашему бизнесу мешаешь. Здесь гадалок и без тебя хватает. Интересоваться надо, когда на чужую территорию лезешь.

– Впервые про эту проблему слышу, – холодно ответила Валя-Эргида. – У меня официальная лицензия, выданная соответствующими органами.

– Подотрись ей… Если хочешь спокойно работать, половину навара будешь мне отдавать.

– А если не буду?

– Тогда и тебя не будет. Сама понимаешь, о чём я говорю, – тётка хрипло хохотнула. – Эти порядки не нами заведены… А может, у тебя крыша есть?

– Вы про какую крышу? – Валя-Эргида подняла глаза к потолку. – Про эту?

– Ага… И откуда только ты, такая наивная, взялась? Не с Луны ли?

– Нет, из Сызрани, – сообщила Валя-Эргида.

– Хорошее местечко, – гостья закурила, не спрашивая разрешения и не снимая перчаток. – Наш табор в тех краях кочевал когда-то. Ты где жила?

– На Локомобильной улице.

– Помню такую. Это же совсем рядом с Волгой.

– Я бы не сказала. От нас до Волги почти час ходьбы. И всё под гору.

– А как ты домой с вокзала добираешься? Далеко, наверное…

– Нет, двадцать минут на автобусе. Можно на «шестом», можно на «двойке».

– Родители у тебя местные? – продолжала участливо расспрашивать гостья.

– Местные. Отец на турбинном заводе работал, а мать на птицефабрике. Только отец уже умер.

– Ай-я-яй! Так ты, значит, почти сирота?

– Почему же… У меня старший брат есть. Правда, мы с ним связь потеряли. По всей стране шастает. Из тюрьмы в банду, из банды в тюрьму… Сергеем зовут.

– Помнишь ты его? – тётка, немного ослабив свои платки, подалась вперёд.

– Смутно. Мне ведь лет семь было, когда его в армию забрали. С тех пор и не виделись.

– Ну и дела… – апломб гостьи слегка поубавился. – Ладно, раскинь картинки. Посмотрим, какая из тебя гадалка.

– На вас гадать? – Валя-Эргида искоса глянула на толстуху.

– На кого же ещё…

– Какие карты предпочитаете – гадальные или обыкновенные?

– Давай обыкновенные. Быстрее будет.

– Сами вы какой масти? Крестовой?

– Масти я пиковой. Но гадать надо на короля. Я хоть по рождению и дама, но по положению король. Так у нас принято.

– Как угодно. – Валя-Эргида уже перетасовала колоду. – Снимите.

– Ты только канитель не разводи. Говори без экивоков: что со мной было прежде и чего ожидать в будущем.

– Не так быстро… Дайте хоть карты разложить… Ничего хорошего у вас прежде не было, – она указала на пикового короля, попавшего в самое незавидное окружение. – Одни пустые хлопоты да казённые дома… А это всё враги ваши – тузы да валеты.

– Как же ко мне относятся дамы?

– Были и дамы… Но все они в прошлом. Разбежались подружки… Сейчас заглянем в будущее.

Валя-Эргида повторила с колодой все необходимые манипуляции, но и на этот раз карты легли – хуже некуда. Исключение составляла лишь одинокая бубновая шестёрка, примостившаяся под боком у короля.

– В самое ближайшее время будет вам хорошая весть, – объяснила Валя-Эргида. – Но всё остальное так себе. Опять враги, опять неприятности, опять казённый дом.

– Неужели и эта красотка против меня? – гостья указала на червовую даму, вклинившуюся в грозное каре тузов и валетов.

– Как раз она вам больше всех и навредит, – сообщила Валя-Эргида. – Опасайтесь блондинки с серыми глазами.

– А уж не ты ли это сама? – Гостья пристально глянула в лицо чародейки, но тут же смягчилась. – Нет, не похоже…

– Дальше гадать?

– Не надо. Кругом бардак… – гостья шаркающей походкой прошлась по комнате, заглянула за ширму и, как бы в раздумье, остановилась возле окна.

В дверь раз за разом звонили посетители, но Кондаков вежливо объяснял всем, что нужно подождать, поскольку у клиентки, которой сейчас занята чародейка, очень запутанный случай.

– Хотела бы ты с братом встретиться? – внезапно спросила гостья.

– Конечно! Это же брат… Я бы для него даже душу отдала, – после этих слов стало ясно, что в Вале-Эргиде погибла великая драматическая актриса.

– Эх, жизнь проклятущая! – роняя на подоконник пепел, посетовала гостья. – А я, между прочим, на собственной тачке сюда приехала. Хочешь на неё глянуть?

– Я вам на слово верю. Хорошая, наверное, машина?

– Хорошая. «Мерседес» со всеми наворотами… Но я хочу другую. Бронированную, как у президента. Чтобы её даже гранатомёт пробить не смог..

– Бронированная, должно быть, дорого стоит.

– Деньги – пыль… А как рассчитываться собираешься, если я тебя с братом сведу?

– Ну не знаю… Век на вас молиться буду… А это вообще возможно?

– Возможно. И даже гораздо раньше, чем ты можешь себе представить.

– Ой, у меня сейчас просто сердце из груди выскочит… Людочка, приготовь, пожалуйста, чаю! – это была условная фраза, означавшая, что подозреваемый окончательно выдал себя и пора от слов переходить к делу.

Шкаф опрокинулся, задев стол, который не замедлил последовать его примеру. Мелкий чародейский реквизит шрапнелью разлетелся по комнате, а магический шар завертелся на полу, словно пушечное ядро.

Ворвавшийся в гостиную Цимбаларь налетел на груду мебели и едва устоял на ногах. Впрочем, это не помешало ему взять на прицел маячившую у окна дородную фигуру.

– Руки вверх! – заорал он голосом голодного Соловья-разбойника. – Сопротивление бесполезно!

Однако Сергей Гобашвили (а под личиной цыганки скрывался именно он) думал совсем иначе. Высадив локтём оконное стекло – по-видимому, это был сигнал, предназначенный для оставшихся на улице сообщников, – он вдоль стенки метнулся к выходу. Цимбаларь через баррикаду, созданную им самим, сумел-таки дотянуться до Гобашвили, но довольствовался лишь ворохом женской одежды вкупе с протезом левой руки.

Стрелять было нельзя, ибо на линии огня уже появился Кондаков, готовый защищать позицию в дверях до самого конца.

Гобашвили закружился с новым противником в каком-то диком негритянском танце и, пользуясь своим природным проворством, швырнул лжедворецкого в объятия набегающего Цимбаларя.

Так он, наверное, и ушёл бы, как делал это уже неоднократно, но из кухни появилась Людочка – та самая роковая червовая дама, о которой пикового короля предупреждала гадалка. На голову Гобашвили обрушился едва-едва закипевший трёхлитровый чайник, сделанный ещё в те времена, когда советская промышленность на бытовые предметы металла не жалела.

За секунду до этого снаружи затявкали пистолеты бандитов, рвавшихся на выручку своего главаря, и в ответ им загрохотали автоматы омоновцев.

А в разгромленной конспиративной квартире верх окончательно одержал закон – на оглушённого Гобашвили надели сразу две пары наручников, используя вместо отсутствующей руки соответствующую ногу.

Никто из членов опергруппы не пострадал, за исключением Людочки, обварившей кипятком несколько пальцев. Более того, за весь период операции не было истрачено ни единого патрона. Даже чайник при желании можно было починить. Говоря официальным языком, при захвате Гобашвили «максимальные результаты были достигнуты при использовании минимальных средств».

Зато на улице шёл настоящий бой – пусть и скоротечный, но от этого не менее беспощадный. Неосуществившаяся мечта Гобашвили о покупке бронированного «Мерседеса» сейчас вылазила его сообщникам боком – машину, уже рванувшуюся было с места, пули дырявили, словно картонную коробку.

Героем дня, конечно же, была Людочка, но, исходя из педагогических соображений, ей об этом не говорили – ещё не дай бог зазнается. Кто же тогда будет убирать в квартире?

Валя-Эргида, пережившая сильнейшее нервное потрясение, уединилась в спальне, и её пока решено было не беспокоить. Кондаков и Цимбаларь возились с арестованным – отливали холодной водой и освобождали от многочисленных одёжек, откровенно говоря, спасших его шкуру от кипятка.

Первые слова оклемавшегося Гобашвили были таковы:

– Я понимаю, что из меня сейчас сделают отбивную, но разве перед этим обязательно отваривать?

– Сейчас другие рецепты, – объяснил Цимбаларь. – Каждый повар старается сохранить в продукте побольше витаминов.

– А ты, я вижу, в поварских делах разбираешься. – Гобашвили покосился на Цимбаларя, что, учитывая позу, в которой он сейчас находился, было весьма и весьма непросто. – Лет пять назад, когда мы в бутырском кичмане встречались, ты был, как степной сайгак. А сейчас вон какую репу наел! Видно, хорошо тебе за нашего брата платят.

– На питание хватает… А если тебя на разговоры тянет, так давай поговорим.

– Давай, – охотно согласился Гобашвили. – Сто тонн баксов я за свою свободу сразу же отдаю. Если мало, расписку напишу. Мои расписки даже сицилийская мафия принимает.

– Сто тонн – деньги хорошие, – кивнул Цимбаларь. – Мне за них всю жизнь горбатиться придётся. Но только твоя свобода от меня не зависит.

– Тогда какой может быть базар! Вези в контору.

– Ты, дружок, не понял, – вкрадчиво произнёс Цимбаларь. – Твоя свобода от меня действительно не зависит. Зато твоя жизнь зависит от меня целиком и полностью.

– Так вы, похоже, милицейские беспредельщики? – ухмыльнулся Гобашвили. – Легион смерти? Ладно, мочи меня, если не западло. На том свете встретимся – разберёмся.

– Замочить тебя мне недолго. Особенно, учитывая, скольких людей ты сам погубил. Но я настроен дать тебе поблажку. Естественно, при одном условии…

– А может, я тебе сразу песенку спою? Про Павлика Морозова.

– Отвечать или не отвечать – это личное дело каждого. Но вопрос всё же выслушай. – Цимбаларь присел возле Гобашвили на корточки. – Что ты знаешь про безголового мужика, с которым вы в подвале возились?

– Вот оно что! – Гобашвили даже присвистнул. – Чуяло моё сердце, что этот случай ещё всплывет. Только я к смерти того бобра непричастный. Зуб даю!

– Кто же ему, спрашивается, головку оторвал?

– Дальше наш разговор не получится. Я в жизни никого ментам не сдал – ни врага, ни друга. Мне и разговаривать-то с вами противно…

– Ничего, скоро будешь с тараканами тюремными разговаривать, – пообещал Кондаков, по-прежнему не отходивший от двери. – Подумаешь, чистоплюй какой нашёлся.

– Хотя… – Гобашвили вдруг изобразил задумчивость.

– Что – хотя? – живо поинтересовался Цимбаларь.

– Я согласен пойти на сделку. Тем более есть слушок, что ты ментяра правильный. Слово своё держишь.

– Какие будут твои условия?

– Условия самые простые. Когда закончится вся эта бодяга со следствием, за пару дней до суда ты устроишь мне свидание с сестрой. С настоящей сестрой, а не с этой гумозницей… Эх, разбередила она мою душу!

– Если душа болит, это хороший признак. Есть ещё, значит, чему болеть… Так и быть, как только обстоятельства позволят, я обещаю свести тебя с сестрой. Надо будет, сам за ней съезжу.

– Папаша мой и в самом деле помер? – спросил Гобашвили.

– Да.

– Чёрт, поздно я про них вспомнил… Ну ничего, будет лишний повод для побега.

– Из «Белого лебедя» не убежишь. А тебе, похоже, туда дорога светит… Теперь давай поговорим.

– Давай.

– Что это был за человек? Имя, фамилия, должность?

– Я почем знаю! У мертвеца не спросишь.

– Живым ты его видел?

– Пару минут, не больше… Сейчас расскажу, как дело было. Утром я с одним кентом стрелку забил.

– Где? – прервал его Цимбаларь.

– Ну как тебе сказать… В улицах ваших я не очень. Мы это место Сучьим полем называем. Там с одной стороны пустырь, а с другой бульвар. И ещё кафешка возле перекрёстка. «Волной», кажется, называется. Чуть подальше оптовый рынок… Я покажу, если надо.

– Не надо, я понял. Во сколько это было?

– Часов в семь. Мы специально в такую рань договорились встретиться, чтобы никто не помешал. Движение на улицах ещё только начинается, уходить проще. И все стукачи как на ладони.

– Прибыл твой кент?

– Нет, запаниковал. Позвонил, что от стрелки отказывается и все наши предъявы принимает.

– Короче, утро началось удачно.

– Точно… Погода хорошая, солнышко светит. Мы как раз перед этим из машины вышли. Дышим. Смотрю, прямо к нам фраер бежит. Одет прилично. Костюм с галстуком. Шляпа. Ещё помню, плащ на левой руке висел. Откуда, думаю, тут такое чудо природы взялось? Поблизости ни гостиниц, ни кабаков, ни приличных домов. Район голытьбы.

– Ты говоришь, он бежал? Значит, за ним кто-то гнался?

– То-то и оно, что никого не было. Улица пустая, как льдина на Северном полюсе. Только старушки вдали шастают, да на бульваре собак выгуливают.

– Он бежал именно к вам?

– К нам. Ещё и кричал на бегу: помогите, дескать! Видно, хлебнул мужик страха.

– Что потом было?

– Подбежал он к нам вплотную и давай просить, чтобы мы увезли его подальше. Деньги обещает. Наверное, чудак-человек, за таксёров нас принял. Пацаны чуть со смеха не покатились. Думают, упился с утра. И вдруг – бац! Голову ему разнесло, как арбуз, который с десятого этажа на асфальт бросили. Нас всех мозгами и кровью обдало.

– Выстрела или какого-нибудь другого подозрительного звука не слышали?

– Нет. Мы потом про тот случай сами долго толковали. Подозрение имелось, что это в нас целились, да промахнулись.

– А такое в принципе возможно?

– У нас всё возможно. Но ведь проще было мину подкинуть или из «шмайссера» пальнуть. Одним словом, не наш почерк.

– Кента своего исключаешь?

– Брали мы его за жабры… Дохлый номер. Ему такое не потянуть.

– Рассказывай дальше.

– Стоим мы, значит, как мандавохи обосранные, думаем, что дальше делать. Если этого жмурика безголового на месте оставить – его потом обязательно с нашей командой свяжут. Машина приметная. Старушки опять же. Собачники глазастые. Зачем нам, спрашивается, лишняя слава? Короче, решили мы его отвезти в какое-нибудь укромное местечко и там выбросить. Для этих случаев у нас специальный пластиковый мешок в багажнике имеется. Засунули мы его туда, кровь песочком засыпали и по газам! Куда ехать? За город нельзя. В такую пору менты на постах особо лютуют. «Мерседес» для них словно сладкая конфетка будет. Решили где-нибудь в тихом дворе сбросить. Нашли такой, заехали. И тут наш водила Вахтанг давай базлать. Дескать, на покойнике котлы швейцарские за двадцать штук, а он сам про такие всю жизнь мечтал. Это же надо – каждому кавказскому козлу швейцарские ходики подавай! Но я в тот день добрый был, вот и подписался под его просьбой.

– Зачем вы затащили труп в подвал?

– Бросишь на виду, через пять минут шухер начнётся. А в подвале и за неделю не сыщут.

– Вещи его куда определили?

– Всё, кроме часов, засунули в мешок. На обратном пути ящик увидели, в котором мусор горел. Туда мешок сунули.

– Где это случилось?

– У Вахтанга надо спросить. Я за дорогой не следил.

– Где сейчас твой Вахтанг?

– В машине был.

– Пётр Фомич! – Цимбаларь обернулся к Кондакову. – Срочно спускайтесь вниз и волоките сюда бандитского водилу. Попроси омоновцев, чтобы помогли.

– Пусть заодно мои сигареты из бардачка захватят, – как ни в чем не бывало попросил Гобашвили.

– А как же лопатник покойника? – продолжал выспрашивать Цимбаларь. – Никогда не поверю, что вы в него не заглядывали.

– Заглядывали, почему же… Было там пятьсот рублей мелкими бумажками и пачка кредитных карточек. На хрена они нам? Чтоб засыпаться? Мы наличные предпочитаем.

– Документы в лопатнике имелись?

– Было что-то… Кажись, паспорт.

– Какой – российский, иностранный?

– Да бог его знает! У нас самих такого добра навалом.

– Хоть какого цвета он был?

– А какого цвета кожаные корочки? Вот сам и прикидывай.

– Ты лицо этого человека разглядел?

– Мельком.

– Фоторобот поможешь сделать?

– Это ни в жизнь. Ты меня, начальник, с кем-то путаешь.

– Ладно, на кого он был похож?

– На самого себя.

– А если подумать? – Цимбаларь сунул под нос Гобашвили газету, на первой странице которой было изображено всё высшее руководство страны, занятое решением какой-то насущной проблемы. – Здесь никого схожего нет?

– Убери, – презрительно молвил Гобашвили. – Ложил я на вашу власть. Газет принципиально не читаю и телик не смотрю.

В это время с улицы вернулся Кондаков и доложил:

– Не хочет Вахтанг сюда подниматься. Низковато ему. Туда навострился, – он указал пальцем вверх.

– А остальные? – поинтересовался Цимбаларь.

– Отбегались. Но и пару омоновцев, сволочи, подстрелили… А часики – вот они. Действительно швейцарские. Фирма «Ролекс». Только они двадцать тысяч не стоят. От силы десять.

Цимбаларь внимательно осмотрел часы, последовательно побывавшие в пользовании двух покойников, но никаких особых примет, в том числе и памятных гравировок, не обнаружил. И тем не менее это была первая реальная улика, добытая за весь период расследования (если, конечно, не считать таковой самого Сергея Гобашвили).

– Сделай все виды экспертизы, какие только возможно. – Цимбаларь протянул часы Людочке. – Вдруг они состоят из инопланетного материала или выпущены в двадцать пятом веке. Заодно надо обыскать боевиков. Не верю я, что они попутно не позарились на какую-нибудь дорогую вещицу.

– Окстись, начальник! – подал голос Гобашвили. – Мы же не крысы какие-нибудь.

– Верно, вы не крысы. Вы шакалы. И потому моей веры вам нет.

– Как хочешь… А что там с моей тачкой?

– Восстановлению не подлежит, – сообщил Кондаков. – Решето.

– Не приучены ваши гайдамаки аккуратно работать, – посетовал Гобашвили.

– Зато ваши – просто ювелиры. Учти, за омоновцев тебе придётся отвечать. С братвы спроса нет.

– Надо будет – отвечу! Статья одна.

– Ну всё! – сказал Цимбаларь. – Побазарили и хватит. Сейчас вниз тебя переправим. А про сестру твою я помню, можешь не переживать…

Всякие хлопоты, весьма неприятные, но необходимые, заняли ещё не меньше часа. Понаехали прокурорские работники, газетчики, санитары. Изувеченный «Мерседес» погрузили на трейлер, мертвецов – в труповозку. Дети с веселым гиканьем носились по двору, собирая гильзы. Выли собаки, учуявшие свежую кровь.

Людочка, настежь распахнув окна, что-то готовила на кухне, но праздника уже никому не хотелось – ни в виде банкета, ни в формате поминок.

Сияло ласковое утреннее солнце. Ни единое облачко не пятнало неба, в безграничных просторах которого сейчас возносились к престолу господнему души двух убиенных омоновцев и четырёх бандитов. А поскольку православным христианам и приверженцам грузинской автокефальной церкви был положен один и тот же загробный мир, в самом скором времени они должны были встретиться в общей очереди у райских врат. Хотелось бы верить, что на том свете земные страсти и заботы покинут бывших врагов.

Внезапно Цимбаларь спохватился:

– А где же наша дипломированная чародейка?

И действительно, Валю-Эргиду как корова языком слизала. Её не было ни в спальне, ни в туалете, ни на балконе, ни на тротуарных плитах под балконом.

Не по годам сметливый Кондаков немедленно проверил карманы своего пиджака, забытого на спинке стула. Бумажник оказался на месте, хотя и изрядно уменьшился в объёме. У Людочки тоже пропала вся наличность. Цимбаларь, и так давно ходивший без копейки денег, лишился только мобильника, однако никому не сказал об этом.

– Колдунья, одним словом! – молвил в сердцах Кондаков. – Эх, отстегать бы её крапивой по заднице!

– А как вы хотели? За гадание нужно платить, – заметила Людочка, по молодости лет ещё не научившаяся ценить деньги.

– Платить, конечно, нужно, – согласился Кондаков. – Да уж больно дорого получилось… Знал бы заранее, потребовал бы на эту сумму дополнительных услуг.

– Для вас и это сойдет! – Людочка чмокнула Кондакова в щёку.

Не переживал только Цимбаларь, всегда находивший в плохом хорошее и умевший извлекать пользу из неудач.

На самом деле положение было отнюдь не безнадежным. Во-первых, пропавшему мобильнику была уготована судьба нити Ариадны, соединяющей разлучённые обстоятельствами человеческие сердца. А во-вторых, среди многочисленных одёжек, снятых с Гобашвили, обнаружилась весьма приличная заначка в иностранной валюте. Этих средств должно было с лихвой хватить не только на возмещение непредвиденных убытков, понесённых членами опергруппы, но и на хорошую пирушку, которую предполагалось совместить с возвращением полковника Горемыкина.