Особый отдел

Глава 14 Интим на батарейках

Вопреки ожиданиям, Маузер дал о себе знать через день после начала гонений на коллекционеров-оружейников. К своему любимому детищу он относился столь трепетно, что любую опасность, грозившую ему хотя бы косвенно, воспринимал как вселенскую катастрофу.

Созвонившись с Цимбаларем, он понёс какую-то маловразумительную лабуду, моля о немедленной помощи и обещая всяческое содействие в дальнейшем.

На этот вопль страдающей души Цимбаларь холодно ответил:

– Вы наши условия знаете. Менять их я не вправе. Поэтому зря сюда не трезвоньте.

Однако поздно вечером Маузер опять вышел на связь и уже более сдержанным тоном попросил о личной встрече, всячески намекая, что она будет полезна для обеих сторон.

Лёгкий на подъем Цимбаларь мог, конечно же, поехать к нему хоть сейчас, но такая поспешность обязательно зародила бы у Маузера превратные представления о значимости собственной персоны. Чрезмерное внимание к партнёру помогает только в любви, но отнюдь не в деловых отношениях.

Место встречи назначил Маузер, а время – Цимбаларь. Напоследок мнительный коллекционер попросил:

– Пообещайся, что всё закончится хорошо, иначе я сегодня не усну.

– А вы можете пообещать, что благодаря вашим хлопотам наша проблема успешно разрешится?

– Нет, – после некоторого молчания выдавил Маузер.

– То же самое отвечу вам и я. А чтобы уснуть, выпейте двести граммов водки. Желательно добавить в стакан тридцать капель валерьянки. Залпом и без закуски.

Даже выбор места встречи, сделанный Маузером, ещё раз подтверждал мысль о том, что фанатичное следование какой-нибудь одной идее весьма способствует размножению в голове тараканов. Нормальные люди могли оказаться здесь только по служебной необходимости или с большого бодуна, когда отравленное алкоголем сознание теряет все выработанные годами пространственно-временные ориентиры.

По обеим сторонам пустынной улицы возвышались краснокирпичные заборы, а за ними дымили предприятия, построенные, наверное, одновременно с Прохоровской трёхгорной мануфактурой, недавно отпраздновавшей свой двухвековой юбилей.

Весь этот шумный и грязный промышленный район, уместный в черте столичного города не больше, чем чирей на заднице стриптизёрши, предназначался на снос, о чём свидетельствовали огромные рекламные щиты, предлагавшие всем приобретать квартиры, существующие пока лишь на бумаге. Ну а пока суд да дело, давно отслужившие свой срок заводы продолжали грохотать, лязгать и выбрасывать в атмосферу всякую газообразную гадость.

Несмотря на то, что по всему городу уже который день стояла ясная погода, здесь моросил унылый нескончаемый дождь, имевший, как и многое другое вокруг, ржавый оттенок. Нашим партнёрам, не позаботившимся о зонтиках, пришлось укрыться под навесом автобусной остановки, поскольку деревья здесь не росли, а общественные здания отсутствовали.

Маузер выглядел неважно. Цимбаларь, впрочем, тоже. Неодобрительно косясь по сторонам, он сказал:

– Ну и местечко вы подобрали! С чего бы это?

– Скоро узнаете… – буркнул в ответ Маузер.

– А что вы такой хмурый? Переборщили со снотворным?

– Немного, – признался Цимбаларь. – Двести грамм очень уж неопределённая доза. Я ведь не привык мензуркой пользоваться. Рюмка за рюмкой – и пол-литра нет.

– Это со всеми случается, – посочувствовал Цимбаларь. – А здесь, как назло, и похмелиться негде.

– Нет, с меня хватит! – Маузер даже руками замахал. – Отныне пью только боржоми.

– Тогда самое время перейти к делу. Хотя признаков энтузиазма в вашем поведении я не замечаю. Что-то не ладится?

– Проблема оказалась несколько сложнее, чем я предполагал вначале… Понимаете, вы поставили передо мной не совсем конкретную задачу. Речь, как помнится, шла о модернизации снарядов никому не известной конструкции, которые лишь условно можно назвать гранатомётными выстрелами…

– Вроде того, – подтвердил Цимбаларь. – Что же здесь неконкретного?

– Буквально всё! Как бы это вам лучше объяснить… Вы же, к примеру, не погоните свой «Мерседес» на ремонт в мастерскую, специализирующуюся на «Жигулях».

– Нет, – согласился Цимбаларь. – Но есть такие умельцы, которые способны сделать конфетку хоть из «Мерседеса», хоть из «Жигулей».

– Да, но их немного. К тому же не равняйте автомехаников и оружейников, принимающих частные заказы. Это осторожные, глубоко законспирированные люди, не афиширующие свою истинную профессию. Снарядами, минами и прочими взрывными устройствами они предпочитают не заниматься. В материальном плане это не выгодно, в юридическом – чересчур опасно. Подобным добром торгуют донецкие шахтёры и армейские прапорщики. Мне пришлось перетряхнуть все свои прежние связи, переговорить с десятками знакомых…

Маузер явно набивал себе цену или, говоря языком рыночных отношений, «вешал рекламу», да только на Цимбаларя эти жалкие уловки совершенно не действовали.

– Сочувствую вам, – нетерпеливо молвил он. – Что же в итоге?

– В итоге я вышел на одного умельца, не чурающегося интересующей вас темы. Нынче он подвизается вот на этом заводике, выпускающем, кроме всего прочего, электронные игрушки, скопированные с японских и тайваньских образцов. – Маузер указал на ближайшую проходную, тоскливо смотревшую на улицу единственным подслеповатым окошком.

– Подождите! – прервал его Цимбаларь. – Если вновь прибегнуть к вашим аналогиям, меня интересует не первый попавшийся механик, способный отремонтировать «Мерседес», а вполне конкретный специалист, однажды отремонтировавший «Мерседес», за которым тянется криминальный след. Ощущаете разницу?

– Конечно. Я предвидел ваши претензии и потому заранее переговорил с человеком, о котором сейчас идёт речь. В принципе он согласен принять заказ на модернизацию снаряда, конструкцией сходного с «боте-патроном». Более того, некогда он уже занимался чем-то подобным. По крайней мере, снаряды совокупного действия ему знакомы, а это, согласитесь, немало… Сами понимаете, что специалист такого профиля с посторонними контактировать не стал бы, но, слава богу, мы с ним шапочно знакомы, – в словах Маузера звучала нескрываемая гордость.

– Дело за малым, – ничем не выдавая своих истинных чувств, сказал Цимбаларь. – Сообщите мне установочные данные этого умельца. И мы расстанемся до лучших времен, которые, я думаю, не за горами.

– Здесь всё записано, – Маузер протянул ему листок, вырванный из блокнота. – Как говорится, пользуйтесь на здоровье… Фамилия, имя, отчество. К сожалению, год рождения и адрес отсутствуют. Подобные уточнения могли бы вызвать вполне законную настороженность.

– Ничего страшного, – сказал Цимбаларь, внимательно рассматривая листок. – Не думаю, что с этим возникнут проблемы. Фамилия уж больно редкая… А почерк у вас ещё тот! Как у врача проктолога.

– Почему именно проктолога? – удивился далекий от реальной жизни Маузер.

– А вы попробуйте засунуть палец в сто чужих задниц подряд, – посоветовал Цимбаларь. – Тогда и поймёте… Это вам не пистолеты чистить.

– Хочу добавить! – вдруг спохватился Маузер. – Человек, с которым вам предстоит познакомиться, судим. И не за свою профессиональную деятельность, а за какое-то очень серьёзное преступление. Поэтому будьте предельно осторожны. Тем более что производство, в котором он занят, скорее всего незаконное.

– Впервые сталкиваюсь с такой трогательной заботой о моей безопасности, – сказал Цимбаларь. – Мне, конечно, понятны истинные причины вашего альтруизма, но всё равно – спасибо.

Сцену расставания Маузер обставил в лучших традициях пошлого водевиля. Он вёл себя с суетливостью отвергнутой любовницы – поминутно хватал Цимбаларя за руки, заглядывал ему в глаза и всё время повторял:

– Так вы не забудете о моей просьбе? Вы постараетесь? Теперь я могу спать спокойно?

Цимбаларю стоило немалых трудов запихнуть разволновавшегося коллекционера в своевременно подкативший автобус. Напоследок он пожелал Маузеру:

– Ничего не опасайтесь! Любая власть преходяща, а оружие вечно. Как говаривал Соломон: тот, кто спит, преклонив голову к мечу, может не опасаться царских прислужников.

– Не пугайте меня! – придерживая руками автобусную дверку, воскликнул Маузер. – Ведь над нами царствует не мудрый Соломон, а корыстолюбивые мидасы и безжалостные навуходоносоры. Вся моя надежда только на вас!

– Считайте, что она уже оправдалась, – Цимбаларь послал вслед автобусу воздушный поцелуй и уже самому себе пробормотал: – Довели народ! Со страхом живём и со страхом спать ложимся…

После этого он связался с особым отделом и попросил срочно собрать всю информацию о некоем Аркадии Рэмовиче Христодулове.

Довольно скоро ему сообщили, что вышеуказанный гражданин проживает в Кузьминках, семьёй не обременён, числится временно безработным и в недавнем прошлом судим по ряду статей уголовного кодекса, среди которых числится даже похищение человека и нанесение тяжких телесных повреждений. Тем не менее он отделался смешным сроком в два года, которые благополучно отбыл в колонии-поселении, то есть практически на курорте.

Судя по всему, Христодулов принадлежал к категории людей, умеющих выходить сухими не только из воды, но даже из куда более вредных для здоровья жидкостей. Например, из парашных нечистот. Это обстоятельство нужно было обязательно взять на заметку.

Постояв несколько минут в раздумье, Цимбаларь вновь позвонил в родной отдел и попросил прислать на акционерное предприятие «Клеопатра» (бывший завод «Красное сверло») двоих-троих вооруженных сотрудников, желательно в форме, а кроме того, сообщить в местное отделение по борьбе с экономическими преступлениями о том, что на вышеуказанном предприятии в немереных количествах производится контрфактная продукция.

Пообещав поддерживать постоянную связь, Цимбаларь прошёлся вдоль забора «Клеопатры» и там, где к нему примыкали какие-то хозяйственные постройки, тайно проник на охраняемую территорию.

Здесь он вывернул свою куртку наизнанку, вследствие чего она стала похожа на спецодежду, вскинул на плечо первый попавшийся обрезок трубы и деловой походкой отправился на разведку. Все эти предосторожности оказались совсем не лишними, особенно принимая во внимание охранников диковатого вида, совместно со сторожевыми собаками рыскавших то здесь, то там.

Да только какой прок от собак, нажравшихся тухлых селёдочных голов, крепкий дух которых витал над «Клеопатрой». Наверное, ничуть не больший, чем от охранников, плотоядно пялившихся на каждую особу женского пола, не достигшую пенсионного возраста…

Никто из работяг, попадавшихся Цимбаларю навстречу, не обращал на него абсолютно никакого внимания. В первую очередь это было связано с тем, что под крышей бывшего инструментального завода нашли приют сразу шесть или семь производств совершенно разного профиля, начиная от выпечки тортов и кончая розливом игристых вин. Пекарь, конечно же, не обязан был знать каждого винодела, тем более сантехника.

Повсюду грузились многотонные фуры и целые автопоезда. Если верить надписям на упаковках, товар они принимали исключительно фирменный – французскую косметику, норвежскую селёдку, итальянское вино и так далее.

Было просто удивительно, что компетентные органы, очень прыткие там, где не следовало, до сих пор не накрыли это осиное гнездо. Цимбаларь грешным делом даже подумал, что причиной тому – странное совпадение между названием подпольной фирмы и именем жены одного очень влиятельного городского чиновника.

Скоро выяснилось: Христодулова здесь никто не знает, что было в общем-то неудивительно. Да и с поисками игрушечной мастерской возникли проблемы.

Варщики кетчупа были с ног до головы перепачканы томатным соусом. Пекари, на манер античных мудрецов, носили белые одежды. Виноделы, естественно, никогда не просыхали. От изготовителей чипсов воняло прогорклым подсолнечным маслом. Швеи, в большинстве своём родившиеся на берегах Нистру, сплошь походили на постаревшую и запаршивевшую оперную Кармен. От засольщиков рыбы воротили нос даже коты, бесцеремонно шнырявшие повсюду. Одни только игрушечных дел мастера ничем не выдавали себя.

Не принесло успеха и изучение отходов, заваливших цеха «Клеопатры» чуть ли не по самые крыши. Пришлось прибегнуть к другому приёму.

Остановив первого встречного человека в приличном костюме, Цимбаларь проникновенно спросил:

– Мне тут работу обещают. В мастерской игрушек. А я заблудился. Проводи, браток.

– Сам найдёшь, – ответил «белый воротничок», старательно справляя нужду, которая, судя по всему, и выгнала его во двор. – Вон за градирней видна жестяная крыша! – жёлтая струя мотнулась в нужном направлении. – Туда и топай. А не понравится, я тебя мигом в наш цех устрою. Хоть рассольщиком, хоть пластовщиком. Пятьсот рублей в смену, а селёдку можешь жрать до отвала. Если негде ночевать, спи прямо в цеху на поддонах.

– Спасибо, браток, – развел руками Цимбаларь. – Но я уже сговорился…

Игрушки изготовляли в бывшем заводском клубе, облупленный фасад которого ещё украшали линялые лозунги, приветствовавшие перестройку, ускорение, гласность и решения неизвестно какого (цифры расплылись), но, скорее всего, последнего съезда партии.

Никакой охраны поблизости не наблюдалось, собак тоже, а через приоткрытую дверь – духота всё же! – слышался гул станков. По сравнению с селёдочным или чипсовым адом здесь был чуть ли не рай земной, тем более что во времена Гужона и Бромлея это здание служило заводской часовней. Да и пахло хорошо – канифолью, лаком, свежими стружками.

Сообщив в особый отдел точные координаты мастерской, Цимбаларь проник внутрь. Тесное фойе было забито тюками с искусственным мехом и ватой. На сцене что-то кроили – не только с помощью картонных лекал, но и лазером. В зрительном зале собирали готовые изделия – кукол, зверюшек, автомобильчики, танки. Тут же проходила и упаковка. Что-либо, заменявшее прежнее ОТК, отсутствовало. Похоже, на «Клеопатре» сбылась извечная мечта организаторов социалистического производства – работа без брака.

Публика подобралась здесь пусть и разномастная, но более или менее чистая, хотя чуткий нос Цимбаларя ощущал присутствие перебежчиков с винного и селёдочного фронта.

Из окошка кинобудки, расположенного под самым потолком, кто-то всё время покрикивал:

– Тару давай!

– Рулон меха!

– Пластик!

– Фурнитуру!

– Сбегай кто-нибудь за клеем!

– Всех свободных на погрузку!

Одна из упаковщиц, габаритной фигурой и царственным лицом напоминавшая Екатерину Великую, с раздражением отозвалась:

– Аркаша, не тереби нервы! Успеем как-нибудь. Вся ночь впереди.

Из окошка донеслось:

– Какая-то сволочь про нас в милицию настучала! Надо хотя бы часть товара прибрать.

– Первый раз, что ли! – фыркнула упаковщица. – Пусть хоть всем управлением приезжают! Вина напьются, селёдкой закусят, мешок чипсов с собой прихватят – и поминай как звали!

– Сколько верёвочке ни виться, а петелька всё равно когда-нибудь затянется… А, дьявол! – что-то отвлекло говорившего от окошка.

– Простите, – вежливо поинтересовался Цимбаларь (иногда с ним такое случалось), – вы сейчас не с Аркашей Христодуловым беседовали?

– С ним, охламоном, – не отрываясь от работы, ответила упаковщица.

– Повидать его можно?

– Попробуй, если не боишься. Он сегодня что-то сильно не в духе. Наверное, опять с перепихнином не ладится. Дрючок в щёлку не попадает.

Цимбаларь, несколько озадаченный столь фривольными высказываниями, уже направился было к выходу, когда упаковщица добавила ему вслед:

– Ты постучаться не забудь. Вот таким манером, – её пальцы забарабанили по пустой коробке: – Тук, тук-тук, тук-тук-тук.

Поблагодарив – «Екатерина Великая» даже бровью не повела, – Цимбаларь вернулся в фойе и присел на ступеньку лестницы, ведущей в кинобудку. Исходя из его архитектурных познаний, другой дороги туда не было. Соответственно, и оттуда.

Короче, зловредная зверушка оказалась в западне. Другое дело, что сама западня находилась в берлоге, населённой коварными шакалами, ядовитыми скорпионами и ещё чёрт знает кем. Эти твари здравый смысл не воспринимают.

В кармане запиликал мобильник. О своём существовании напомнил Кондаков. Удивительно, но по телефону его голос звучал куда более внушительно, чем в жизни, – наверное, вбирал в себя мощь загадочной эфирной субстанции.

– Это ты подмогу на «Красное сверло» вызывал? – первым делом осведомился Кондаков.

– Допустим, – ответил Цимбаларь. – И где же она?

– Будет, если надо. Ты сначала объясни: дело стоящее?

– Весьма. Появилась перспективная ниточка. Может вывести на старичка-гранатомётчика.

– Уж не мои ли это заслуги?

– Были твои. А теперь мои.

– Ладно, ожидай. Выезжаю вместе с помощником дежурного.

– А справитесь вдвоём? Тут обстановка, прямо скажем, неважнецкая. Как бы нам самим это самое красное сверло в задницу не вставили.

– Да знаю я это место! Там ни вдвоём, ни впятером не справиться. Охраны полсотни человек – и все абхазы да осетины. Придётся нахрапом действовать.

– Почему молчит наш хвалёный ОБЭП?

– А вот их ты поставил в известность совершенно зря! Давно они прикормлены. Про это одна лишь прокуратура не знает… Попробую, используя старые связи, вызвать спецназ внутренних войск. Они на днях с Кавказа вернулись, ещё не остыли… Ты нас жди. Особо не высовывайся. Только наблюдай.

Легко сказать – не высовывайся.

Как это не высовываться, если кипучая натура Цимбаларя с самого детства была предрасположена не к созерцанию, а, наоборот, к действию? Когда другие дошколята с восторгом следили за дерущимися котами, маленький Саша в корне пресекал эти безобразия. Паукам он не позволял ловить мошек, курам – клевать червяков, пчёлам и шмелям – мучить цветочки. На объяснения взрослых будущий опер внимания не обращал, уже тогда полагая их изощрённой ложью.

А тут вдруг не высовывайся! Наблюдай. Фиксируй события. Как же, нашли кукушку…

Взобравшись на антресоли, нависавшие над фойе, Цимбаларь подкрался к дверям кинобудки, застеклённый верх которых был замазан белой краской, словно в бане. Не приходилось сомневаться, что какой-то доброхот уже успел процарапать в краске смотровые глазки.

О киноаппаратуре, когда-то размещавшейся в будке, теперь напоминали лишь крючья, торчащие из потолка и пола. Вдоль стен стояли монтажные столы, за которыми кипела работа – молодые люди паяли печатные платы и собирали из них какие-то электронные блоки.

Один стол располагался отдельно, как раз напротив дверей. У его противоположных торцов, приняв позы игроков в пинг-понг, застыли двое мужчин. Рассмотреть их во всех подробностях Цимбаларю не позволял чересчур узкий сектор обзора.

Вместо ракеток эти двое сжимали в руках миниатюрные пультики, направленные в сторону кукол, уже выставленных на стол. Слева от Цимбаларя находилась голубоглазая красотка в пышном платье, справа – джентльмен во фраке.

Повинуясь беззвучной электронной команде, куклы двинулись навстречу друг другу – хоть и неуклюже, но довольно натурально. Красотка мило улыбалась и хлопала ресницами-веерами. Её кавалер дымил крошечной сигарой.

После пятого шага с дамы свалилась нижняя часть платья, а с джентльмена – брюки. После шестого вниз упали – соответственно – розовые трусики и полосатые подштанники. Впрочем, на темпе передвижения эти забавные события никак не отразились. Куклы сближались – медленно, но верно.

Чуть попозже из животика игрушечного джентльмена выдвинулось что-то похожее на морковку. С дамой тоже происходили некие метаморфозы, но не столь явные.

Встретившись в центре стола, парочка дружно пискнула – то ли по-японски, то ли на каком-то другом малоизвестном Цимбаларю наречии. Дама, задрав нижние конечности, выполненные во всех анатомических подробностях, опрокинулась на спину, а сверху – словно Буратино на Мальвину – прилёг бесштанный джентльмен (правда, главная достопримечательность этого странного Буратино располагалась совсем не там, куда её первоначально поместил известный сказочник К. Коллоди, а затем и ловкий плагиатор А. Толстой).

Что-то затрещало, словно детский автомат, и джентльмен в хорошем темпе задрыгал голым пластмассовым задом. Но счастье длилось так недолго! Уже спустя несколько секунд его раскрутило, как пропеллер, и отшвырнуло прочь. В чреве дамы что-то звонко оборвалось и она стыдливо опустила ресницы.

– Опять не вышло! – в сердцах воскликнул человек, управлявший куклой-джентльменом. – Похоже, заклинило нижний сельсин.

Судя по голосу, это был Аркаша Христодулов, ещё совсем недавно покрикивавший на царственную упаковщицу.

Цимбаларь постучал в дверь именно так, как его научили: удар, пауза, два удара, пауза, три удара, пауза… Здравствуйте, я ваша тётя!

Замок лязгнул почти без промедления, и Христодулов, очевидно бывший здесь за старшего, горячо заговорил – даже не дожидаясь, когда гость перешагнёт порог:

– Вы рано пришли! Ни одна партия ещё не готова. Требуется время на доводку! Придётся подождать!

– Что так? – рассматривая его в упор, осведомился Цимбаларь. Вопреки ожиданиям, облик Христодулова тяготел не к суровому миру криминала, а скорее к балетной богеме, изысканной и развратной.

– Комплектующие некачественные, – охотно объяснил тот. – Организационные неувязки. Нехватка квалифицированных специалистов. Но это – лишь вопрос времени. Не завтра, так послезавтра всё будет о'кей.

– Хотелось бы верить. – Цимбаларь огляделся по сторонам. Как он и предполагал, окно в кинобудке отсутствовало, а вентиляционный люк был заколочен фанерой. – А если немного изменить конструкцию? Пусть партнёр заходит не спереди, а сзади. Увеличивается точность контакта и возрастает точность попадания. К тому же пикантно… Не знаю, как с куклами, но на людях это давно доказано.

– Ну что вы! – жеманно воскликнул Христодулов. – Как можно! Эта модель называется «Интим-один». Иначе говоря, первые опыты сексуальной жизни. Согласно договора, а также протокола о намерениях мы не вправе менять конструкцию.

– Жалко, – Цимбаларь напустил на лицо постное выражение.

Христодулов, огорчённый реакцией гостя, засуетился.

– Следующие модели – это совсем другое дело! – заявил он. – Там можно и порезвиться. В «Интиме-два» планируется применить несколько позиций, в том числе и упомянутую вами. «Интим-три» даст представление об оральном и анальном сексе. Весьма многообещающей моделью считается «Интим-плюс», в комплект которой вместе с человекоподобными куклами входят и зоологические модели. Ослики, например. Для сексуальных меньшинств будут выпущены подарочные наборы «Интим-лесби» и «Интим-гей»… Но всё это, как вы понимаете, дальняя перспектива. Без соответствующего финансирования нашим планам не суждено осуществиться.

– Где вы планируете распространять свою продукцию? – Цимбаларь продолжал изображать богатенького дядю, за которого, судя по всему, его и принял Христодулов. – В смысле, у нас или за рубежом?

– Пока только в пределах России. Об экспорте говорить ещё рано. Могут возникнуть проблемы с лицензированием.

– Ну а если все ваши «Интимы» останутся в России, зачем тогда ослик? Не лучше ли обойтись родным козлом? – Цимбаларь похлопал собеседника по плечу. – Как я полагаю, в зоне вам была отведена именно эта роль?

– Подождите… А вы разве не из «Парадиз-банка»? – отступив назад, поинтересовался Христодулов.

– Увы, – пожал плечами Цимбаларь. – Даже и не слыхал о таком.

– Тогда от кого вы? – Христодулов закатил глаза, словно пытаясь рассмотреть дамоклов меч, уже повисший над его красиво причёсанной головой.

– От неё самой, – Цимбаларь махнул рукой куда-то себе за спину, – от богини правосудия Фемиды. Вернее, от её дочерей и помощниц – безжалостных мойр, решающих судьбу каждого человека в зависимости от деяний его.

– Понятно, – выдавил из себя ошарашенный Христодулов. Далеко не каждому доводилось слышать от стражей закона такое витиеватое представление. – А в чём, собственно говоря, вопрос?

– В вас, Аркадий Рэмович, – с чувством произнёс Цимбаларь. – В вас… Но скорее не вопрос, а огромнейший восклицательный знак. Это пока! Потом может случиться всякое. Например, появятся тесные кавычки. Или жирная точка. Даже клякса, если вы вдруг упрётесь рогом.

– Вы что-то путаете! – за Христодулова вступился его партнёр по играм в куклы. – Аркадий Рэмович прекрасный человек. Его безупречная репутация…

– К стенке! – выхватив пистолет, приказал Цимбаларь. – Всем к стенке! Мордой в штукатурку и ни звука! – Перехватив за рукав Христодулова, который подобные распоряжения выполнял уже на подсознательном уровне, он добавил: – А вам, господин кукольник, особая услуга. Не интим, конечно, но тоже впечатляет.

Обещанная Цимбаларем услуга состояла в том, что Христодулов посредством наручников оказался пристёгнут к потолочному крюку, из-за чего ему даже пришлось встать на цыпочки.

– Какой произвол! – убивался бывший похититель людей. – Я ведь не сопротивляюсь!

– И правильно делаете, – похвалил его Цимбаларь. – А прекратив возмущаться, вы обяжете меня ещё больше… Всем пока отдыхать, а я ненадолго отлучусь.

Резкие и, прямо скажем, не самые приятные перемены, происшедшие в поведении Цимбаларя, были обусловлены шумом, раздавшимся снаружи. Вне всякого сомнения, штурм «Клеопатры» начался.

Стрельбы, слава богу, не было, зато гигантским гонгом лязгнули ворота, сбитые с петель тараном, установленным на бампере спецназовского «Урала».

Цимбаларь выскочил на антресоли – и как раз вовремя. В фойе клуба ворвались двое охранников «Клеопатры», словно сошедших с исторической картины «Мюриды имама Шамиля бегут от неверных».

Первый, сверкая сразу очами, золотой фиксой и огромным кинжалом, объявил:

– Всэх бэру в заложники! Кто побэжит, на куски рвать буду!

Его напарник был настроен более миролюбиво.

– Спрячьте нас, гяуры! – потребовал он. – Мы в розыске! За себя не отвечаем!

– Сюда! Сюда давайте! – Цимбаларь, и сам не очень-то похожий на златокудрого Леля, призывно взмахнул рукой.

Оба «мюрида» сразу кинулись на обманчивый зов, но едва лишь первый из них достиг верха крутой железной лестницы, как Цимбаларь наставительным тоном произнёс: «Москва бьёт с носка!» – и тут же продемонстрировал этот приёмчик.

Аналогичная участь постигла и другого экс-охранника. Хорошо ещё, что бетонный пол фойе устилали обрезки меха, гнилое мочало и клочья негодной ваты, послужившие чем-то вроде амортизатора.

– Шайтан! Собачий сын! – прохрипел тот из «мюридов», который при падении оказался сверху. – Сейчас я тебе мудьё отстрелю! А потом на собственных кишках повешу!

Откуда-то из рукава в его ладонь скользнул пистолет. Правда, целиться лёжа было не очень-то удобно. Пришлось даже опереться на локоть.

– Вот это уже лишнее, – с высоты своего положения заметил Цимбаларь. – Но, во всяком случае, не я начал первым.

Его пуля высекла искры из пистолета соперника, заодно не пощадив и пальцы. Отменный получился выстрел, почти как в тире.

Тут же в фойе вломились спецназовцы. Чёрные маски, круглые шлемы и мешковатые бронежилеты делали их похожими на космонавтов, высадившихся на враждебной планете.

Стволы всех автоматов, пистолетов и снайперских винтовок были, естественно, направлены на Цимбаларя, ещё окутанного пороховым дымом. Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы не появление Кондакова, уже успевшего разжиться и фальсифицированным вином, и поддельной селёдкой.

– Это наш, – сообщил он, что-то дожёвывая – наверное, горсть самопальных чипсов.

– Тогда забирай его отсюда! – грубо рявкнул старший из спецназовцев, для которого сейчас все люди без разбора представлялись дичью, угодившей в облаву.

Цимбаларь, сам едва не пострадавший, стал немедленно выторговывать ещё одного человека, но спецназовцы уже забыли о нём, набросившись на «мюридов», возобновивших сопротивление. Таким образом, Аркаша Христодулов оказался в полной власти особого отдела.

Когда дежурная машина покидала территорию «Клеопатры», напоминавшую в этот момент Рязань, разоряемую ордами Батыя, Кондаков со свойственной ему прямотой сказал:

– Хороший ты парень, Сашка, но дуболом редкий! Ну зачем из-за одного-единственного человека заваривать эту кашу? Ты когда-нибудь головой думаешь?

Цимбаларь, и сам не ожидавший такого развития событий, огрызнулся:

– А как бы мы его иначе отсюда выкурили?

– Подкараулили. Выследили… Никуда бы он от нас не делся.

– И сколько бы на это времени ушло? – стоял на своем Цимбаларь, если и признававший свои ошибки, то не сразу. – А так за пару часов управились. Да ещё и государству польза.

– Государству польза, а простым людям одни убытки, – вздохнул помощник дежурного, от которого попахивало сразу и чипсами, и селёдкой, и вином, и кетчупом.

Не остался без добычи и Цимбаларь. Для себя он прихватил экспериментальную модель «Интима» – с тремя вариантами сексуальных поз и запасными батарейками.

Невдалеке от разбитых ворот, выехав правой стороной на тротуар, затормозил роскошный «Ягуар» с откидным верхом. В нём находилась затрапезного вида бабёнка, казалось, прыгнувшая за руль прямо из постели.

Ни от кого не таясь, она орала в мобильник, перемежая площадную брань угрозами в адрес высших государственных чиновников – одним сулила жестокие кары, другим просто обещала «не дать».

– Вот и хозяюшка явилась, – вполголоса сказал Кондаков, а когда машины поравнялись, любезно кивнул из окошка: – Привет, Клеопатра Петровна, неспетая песня моя…

Не отрываясь от мобильника, растрёпанная бизнес-леди ответила ему довольно фривольным жестом.

– А ведь начинала простой техничкой в Госплане, – спустя полминуты вздохнул Кондаков. – Мужской туалет убирала. Там и карьеру начала.

– Смелая… Без охраны ездит, – обернувшись назад, сказал помощник дежурного.

– Муж не позволяет, – сообщил Кондаков. – Ревнует к каждому столбу. А её ревновать то же самое, что склонять хорька к вегетарианству. Пустые хлопоты…

– А кто у неё муж? – не отставал любопытный сержантик.

– Могу сказать, но ты от удивления в штаны наложишь.

– Тогда лучше не говорите, – согласился помощник, а потом мечтательно добавил: – Вот бы в долг у неё попросить…

– Сколько? – будничным тоном осведомился Кондаков.

– Тысяч сто! Можно даже рублями.

– Ничего не получится, – покачал головой Кондаков. – Это не её уровень. Для Клеопатры Петровны деньги начинаются с миллиона. И даже не рублей…

К допросу приступили без промедления, едва вернувшись в отдел. Даже дегустацию трофейного вина отложили.

Осмелевший Христодулов всё время пытался выяснить причину своего ареста. Цимбаларю эта назойливость скоро надоела, и он сказал, уже не прибегая больше в вежливому «вы»:

– Уймись, кукольник! Не уважаешь нас, так уважай хотя бы свой статус правильного урки.

– Какого ещё урки! – возмутился Христодулов. – Не смейте меня так называть!

– Начинается… – Цимбаларь нахмурился. – Хочешь сказать, что ты вообще не сидел?

– Сидел, – вынужден был признаться Христодулов. – Не без этого…

– Так какого хрена ты сизым голубем прикидываешься? Твои статьи по прежним временам на высшую меру тянут!

– А вот тут, прошу прощения, неувязочка, – с горячностью возразил Христодулов. – Следствие ошиблось. Слава богу, суд во всём разобрался.

– Гражданин Христодуров… – вступил в разговор Кондаков.

– Христодулов! – немедленно поправил задержанный.

– Какая разница… Гражданин Христодубов, да будет вам известно, что следствие ошибается гораздо реже, чем суд. А если вы сумели сунуть кому следует барашка в бумажке или какими-то иными методами повлияли на решение суда, то кичиться этим не стоит. Не усугубляйте свою вину.

– Какую вину! – взмолился Христодулов. – Не знаю, за что меня забрали сейчас, но раньше на мне никакой вины не было! Ну разве самый чуток… Сейчас всё объясню. Следствием мне вменялось сразу три статьи. Кража госимущества, похищение человека и нанесение тяжких телесных повреждений. Рассказываю по порядку. Что украл – то украл. Тут не спорю. Теща, сволочь, подбила. Биотуалет ей, видите ли, на даче понадобился. У всех соседей есть, а она, сирота казанская, вынуждена выгребной ямой обходиться. Короче, достала она меня своими упрёками. Пришлось пообещать. Хотя сами понимаете, тратиться на такую чепуховину – грех. Эти биотуалеты прямо на улицах стоят. Особенно в праздники. Причём почти без охраны. Высмотрел я, значит, удобное местечко. Подобрал момент. Когда охранник куда-то отлучился, подогнал грузовик со стрелой и парочку туалетов в кузов погрузил. Бочком, естественно.

– Зачем же парочку? – поинтересовался Кондаков. – Тёща ведь один просила.

– Только не надо меня ловить на противоречиях! – осерчал Христодулов. – В мире, конечно, есть вечные ценности, но тёща к их числу не относится. А вдруг я другую семью заведу? Поэтому и туалеты брал про запас. Вот так совершилась кража… – Он тяжко вздохнул. – Теперь начинается похищение человека. В одном из туалетов оказалась старушка. Да не простая, а какая-то родственница нашего прокурора. Как она туда попала, никто толком ответить не смог. Ни следствие, ни суд, ни тем более она сама. Загадка века! Тем не менее уже где-то за Москвой старушка выбралась наружу и на полном ходу сиганула из машины. Естественно, получив при этом телесные повреждения. Когда дело возбудили, а случилось это уже на следующий день, всё оптом на меня и взвалили. Конечно, зачем Шамиля Басаева в Чечне искать, если здесь свой собственный террорист имеется. Главное, соответствующая галочка в отчёт… Хорошо ещё, что с судьёй повезло. Он с тем прокурором на ножах был и не позволил себя вокруг пальца обвести. Отделался я двумя годами поселухи. Уже находясь в заключении, заслужил условно-досрочное освобождение. Так сказать, вину свою осознал и твёрдо встал на путь исправления. Заодно отремонтировал в колонии всё, что смог, включая периметровую сигнализацию… Вот такие дела, граждане начальники. А вы сразу – урка, урка! Эти урки у меня сами поперёк горла стоят.

Для убедительности Христодулов чиркнул себя ребром ладони по кадыку.

– Это что же получается… – после некоторого молчания произнес Кондаков. – Вы не бандит, а вполне добропорядочный член общества. И, наверное, согласны оказывать правоохранительным органам любую посильную помощь?

– Конечно! – охотно подтвердил Христодулов. – Я и в зоне с оперчастью сотрудничал. Стучал, так сказать, куму. Но это, разумеется, между нами. Буду нужен вам – шлите повестку. А ещё лучше по телефончику брякните. Примчусь, как птица на крыльях. И не надо больше Мамаево побоище устраивать.

– Что ты, Саша, можешь сказать по этому поводу? – Кондаков покосился на Цимбаларя.

– Многое, – буркнул тот. – Но, учитывая твой тон, воспользуюсь авторитетом царя Соломона. Если не ошибаюсь, он сказал следующее: «Любому глупцу известно, что со временем ягнёнок превращается в овцу, но предугадать последствия своих собственных поступков не способен даже мудрец». Я слегка утрирую, но смысл, надеюсь, понятен всем… Каюсь, с гражданином кукольником перестарался. Перебор вышел. Но это не был пушечный выстрел по воробьям. Шакалам и крысам тоже досталось. По крайней мере, доверчивые покупатели тухлой селёдкой не отравятся.

– Этой не отравятся. – Кондаков повёл носом в сторону коробки, где до поры до времени хранились образцы конфискованной продукции. – А другой, может, ещё и худшего качества – обязательно. Думаешь, «Клеопатра» одна такая была?

– Дойдёт очередь и до остальных, – сказал Цимбаларь. – Лиха беда начало.

После горьких упреков, покаянных слов и глубокомысленных замечаний наконец-то перешли к допросу Христодулова, которого Кондаков упорно продолжал называть то Христодуровым, то Христодубовым, иногда и вообще Христоблудовым.

Первый вопрос был сформулирован предельно прямо:

– Электроникой занимаетесь?

– Занимаюсь, – не стал отпираться тот.

– Какой?

– Всякой.

– В том числе и связанной с оружием?

– Я же сказал, всякой.

– Вам не приходилось иметь дело с ракетными снарядами совокупного действия, предположительно изготовленными немцами в конце Второй мировой войны?

– Вы имеете в виду диверсионный гранатомёт «боте-патрон»?

– Допустим.

– Буквально на днях я получил такое предложение. Однако какие-либо детали пока не обсуждались.

– Об этом попрошу подробнее.

Долго уламывать Христодулова не пришлось. За четверть часа он вывернул личную жизнь Маузера наизнанку, не забыв упомянуть о деталях, которые принято скрывать даже от самых близких людей. В целом характеристика получилась такая, что бедному коллекционеру было впору сухари сушить.

Христодулов был не только талантливым специалистом-электронщиком, но и прирождённым стукачом. И если одна грань его натуры смогла успешно реализоваться, то другой явно не хватало условий для воплощения. Проще говоря, повальный спрос на доносчиков миновал (хотя оставалось неизвестным, какая перспектива ожидает наследников Павлика Морозова в дальнейшем, ведь любая мода имеет свойство возвращаться). Зато теперь эта затаённая страсть получила возможность выплеснуться наружу. Фонтан, надо сказать, получился грязненький.

Каждое слово Христодулова было доносом, каждая фраза – готовым обвинительным актом. Такая лавина наушничества привела в смущение даже Кондакова.

– Давайте покончим с этим эпизодом, – сказал он. – И перейдём к следующему… Вернее, к предыдущему.

– Никакого предыдущего не было. – Христодулов удивлённо воззрился на следователя.

– Ну как же! – стоял на своём Кондаков. – В прошлом работа по модернизации «боте-патронов» уже проводилась. И не без вашего участия. На этот счёт имеются самые достоверные сведения.

– Так это папаша мой постарался, – с готовностью сообщил Христодулов. – А я в основном со стороны поглядывал. Ума-разума набирался. Самое ответственное задание, которое мне тогда позволялось, – соединить вместе два проводка.

– Когда это было?

– Лет десять назад.

– Где ваш отец сейчас?

– В гробу, упокой господи его душу. Пятый год землю парит.

– Глубоко соболезную, – эти слова, по-видимому, предназначались не только Христодулову, но и Цимбаларю, все титанические усилия которого могли пойти насмарку. – А с тогдашними заказчиками вы были знакомы?

– Откуда? Это ведь не баловство какое-нибудь, вроде того же коллекционирования, а подсудное дело. Запрещённый промысел… Всё делалось в обстановке сугубой конспирации… Как я теперь понимаю, заказчика не знал и отец. Они поддерживали отношения анонимно, через тайники и автоматические камеры хранения.

– Подождите! – Кондаков прервал чересчур заболтавшегося Христодулова. – В любом случае они должны были как-то общаться. По телефону или в письменном виде. Ведь по ходу дела могли возникнуть самые разнообразные проблемы.

– Верно! – оживился Христодулов. – Отец разговаривал с заказчиком по телефону. И неоднократно. То одно уточнял, то другое.

– Телефон! – хором воскликнули Кондаков и Цимбаларь. – Нам нужен телефон заказчика!

– Вы бы что-нибудь попроще спросили, – на лице Христодулова появилось виноватое выражение. – Как-никак, десять лет прошло. Где его теперь искать? Отец записных книжек не вёл, а телефонные номера корябал на чём ни попадя. На книгах, на газетах, на обоях, на туалетной бумаге.

– Гениальные люди всегда так, – понимающе вздохнул Кондаков.

– Это он не от гениальности, – для Христодулова истина была выше сыновних чувств. – Пил много. Особенно в последнее время. Поэтому и в делах была безалаберщина.

– Кто в этой квартире сейчас живёт?

– Я и живу.

– Вместе с женой?

– После того случая с биотуалетом у меня ни жены, ни тёщи нет.

– Поехали туда.

После безвременной кончины Христодулова-старшего (по пьянке взялся пинцетом не за тот провод) в его квартире изменилось многое – появились новые обои, часть книг уплыла к букинистам, личный архив старика за ненадобностью выбросили в мусоропровод. Вот так и получилось, что ниточка, ещё утром казавшаяся надёжной, как стальная струна, теперь превратилась в почти иллюзорную паутинку. Дунешь – и лопнет.

– Нам нужен этот телефон! – Цимбаларь метался по квартире, словно зверь в клетке. – Позарез нужен! Ты, кукольник, это слово понимаешь – «позарез»?

– Я всё понимаю, – Христодулов развёл руками. – Но души покойников вызывать не умею. Уж извините.

– Ну так вызови тогда память! Свою собственную!

– Это не так просто. – Христодулов смутился, словно сознаваясь в каком-то неблаговидном поступке. – У меня память очень специфическая. Поясняю на примере. Допустим, я знаком с человеком. При встрече легко опознаю его в любой толпе. Даже среди очень похожих людей. А вот воссоздать его облик, так сказать, в сознании – не могу. Получается какое-то мутное пятно.

– Только давай без мистики! Ты же научный работник. Титан ума и духа. Если дырявая память, воспользуйся логикой. Где твой папаша мог записать этот распроклятый номер?

– Да где угодно! Однажды он умудрился сделать такое вилкой на клеёнке. Вот уж задала ему мамаша головомойку! Даже и не знаю, чем вам помочь. – Христодулов беспомощно огляделся по сторонам. – Старые книги я уже перелистал. Сумку с документами проверил. На обоях, как видите, ничего нет…

Кондаков, сосредоточенно ковырявший пальцем стену, сказал:

– А ведь вы, похоже, при ремонте обои не обдирали. Новые поверх старых клеили.

– Да-да, – не совсем уверенно подтвердил Христодулов. – В спешке всё делалось. Хотели перед поминками хотя бы гостиную обновить. Чтобы перед людьми не стыдно было. А то не квартира, а берлога какая-то… Вы хотите сказать… – глаза его округлились.

– Не сказать, а сделать. – Кондаков тыкал в стену уже не ногтем, а перочинным ножиком. – Могу поклясться, что автографы вашего батюшки сохранились. Вот мы на них и полюбуемся. Авось повезёт. Всё равно других конкретных предложений нет. Только не представляю, как отделить новый слой от старого. Очень уж у вас клей добротный. Таким бы клеем рельсы к шпалам клеить.

– Сами варим, – похвастался Христодулов, – Крахмал пополам с казеином.

– Вырежем кусок нужного размера и положим в горячую воду, – предложил Цимбаларь. – Он и расслоится.

– Ни в коем случае! – возразил Христодулов. – Горячая вода погубит надписи. – Лучше всего воспользоваться паром. У меня есть утюг с соответствующим устройством.

Спустя полчаса стена, возле которой при жизни Христодулова-старшего располагался квартирный телефон, была освобождена от верхнего слоя обоев. Операция прошла сравнительно успешно, если, конечно, не считать гибели нескольких клопов, нашедших здесь своё пристанище.

Картина, открывшаяся взорам присутствующих, напоминала полотно художника-авангардиста, в котором он с максимальной убедительностью постарался выразить всё своё творческое кредо. И эта затея, надо сказать, удалась.

На фоне мелких голубеньких цветочков возникала грандиозная футуристическая композиция, составленная из множества отдельных фрагментов, выполненных с нарочитой небрежностью, доступной лишь великому мастеру. Здесь были и математические вычисления, и химические формулы, и электрические схемы, и портретные зарисовки, и сакральные символы, и стихотворные строчки, и матерные слова, и календарные даты, и политические лозунги, и хозяйственные записи.

Особую смысловую и колористическую нагрузку несли прихотливо расположенные пятна – от жира, от чернил, от ржавчины, от сигарет, от губной помады, от раздавленных клопов.

Но главным компонентом картины, её, так сказать, изюминкой, вне всякого сомнения, были телефонные номера – номера, номера, номера… Семизначные, шестизначные, пятизначные. Красные, чёрные, рыжие, синие. С междугородными кодами и без оных. Мелкие, как бисер, и в лапоть величиной. Выполненные каллиграфическим почерком и будто куриной лапой нацарапанные. Расположенные вдоль и расположенные поперёк. Вверх тормашками и в зеркальном отражении.

Отыскать в этом прихотливом хаосе один-единственный нужный номер было задачей совершенно нереальной. Холодный расчёт пасовал здесь перед стихией первозданных, неосознаных чувств. Оставалось надеяться только на Христодулова-младшего, судя по всему, унаследовавшего от отца некоторые незаурядные качества. Недаром ведь говорят, что кукушонок и в чужом гнезде свою песню знает.

А сам он тем временем предавался ностальгическим реминисценциям. Водя пальцем по стене, Аркаша Христодулов взволнованно бормотал:

– Это телефон моей одесской бабушки… А это калужского дедушки… Директора школы… Патентного бюро… Гастронома… Сколько воспоминаний!.. Скупка… Дядя Серёжа… Тётя Ира… Адвокат… Магазин «Электроника»… Витька Паук… Телеателье… Ипподром…

Цимбаларь, у которого этот сентиментальный лепет провоцировал изжогу, уже собрался было хорошенько встряхнуть расчувствовавшегося кукольника, но в дело вмешался Кондаков. С Христодуловым он разговаривал словно врач с несмышлёным ребёнком, заигравшимся скляночками и баночками в тот момент, когда уже пора ставить очистительную клизму.

– Я, конечно, понимаю ваше состояние. Встретиться с прошлым дано не каждому. Далеко не каждому… Но не следует забывать повод, заставивший нас всех явиться сюда. Мы интересуемся телефоном человека, под давлением которого ваш отец в своё время занимался модернизацией смертоносного оружия.

– Ну так вот же он! – Христодулов, не раздумывая, ткнул пальцем в семизначный номер совершенно заурядного вида. – Пользуйтесь на здоровье… Батя его сначала обгоревшей спичкой написал, а потом обвёл красным фломастером.

Простота, с которой разрешилась эта изрядно намучившая всех проблема, насторожила Кондакова, привыкшего бороться с трудностями даже там, где их отродясь не было.

– Вы уверены? – спросил он, пытаясь заглянуть Христодулову в глаза.

– Ещё бы! Красный цвет у папаши всегда означал денежный заказ. Это сейчас зелень в ходу. А для его поколения благосостояние ассоциировалось с червонцами. Кроме того, рядом с номером стоит значок. Как бы след от копыта. Всё предельно ясно.

– А при чём здесь копыто? – удивился Кондаков, заподозривший в словах Христодулова какой-то подвох.

– Да это же элементарно! – непонятливость опера даже покоробила кукольника. – «Боте-патрон» есть вариант «фауст-патрона». Верно?

– Допустим.

– С кем в первую очередь ассоциируется Фауст? С Мефистофелем. Кто такой Мефистофель? Чёрт. А где чёрт, там и копыто.

Столь странная, но по-своему убедительная логика на какое-то время повергла Кондакова в ступор. Для него Мефистофель был оперным персонажем, а копыто имело отношение исключительно к домашней скотине.

Зато Цимбаларь, уже поместивший заветный номер в память своего мобильника, умствованиями Христодулова заинтересовался.

– Допустим, какой-то резон в твоих словах есть, – сказал он, придирчиво изучая шедевры бредового мышления, богато представленные на стене. – Но тогда объясни нам, убогим, что должна означать сия бутылка, в которую как бы заключён телефонный номер? Пивную?

– Нет, – глядя на гостей ясными глазами, сказал Христодулов. – Библиотеку.

– Но почему?

– Там спиртное нельзя употреблять. Связь самая непосредственная…

Наступило тягостное молчание, и, чтобы как-то разрядить его, Христодулов вновь обратился за помощью к отцовским художествам.

– Сейчас вы всё поймёте, – он ткнул пальцем в первый попавшийся значок. – Треугольник – это, само собой, поликлиника. Там на справки лепят штампы подобной формы. Квадратик – автосервис…

– Лучше бы не квадратик, а кружок, – прервал его Цимбаларь. – Хоть какая-то связь с колесом.

– Кружок было бы чересчур просто, – возразил Христодулов. – Кружком здесь обозначается цирк.

– Из-за арены, что ли?

– Не совсем. Во времена моего детства в тамошнем буфете продавались особо вкусные бублики.

– Ладно, а как бы ты, к примеру, обозначил номер милиции? Крестом, вилами, решеткой?

– Полумесяцем, – незамедлительно ответил Христодулов.

– Ты нас, часом, с мусульманами не путаешь?

– Отнюдь. Просто у меня в сознании выстроилась такая ассоциативная цепочка – ночь, мрак, луна, милиция. Да и ваши патрульные машины называются «луноходами». А это не зря.

Кондаков, всё это время рассматривавший Христодулова со скорбным участием, сказал:

– Полагаю, что на этом можно и закончить. На прощание попрошу одну небольшую консультацию. Так сказать, чисто утилитарного свойства. В чём конкретно заключалась модернизация «боте-патрона»?

– Неуправляемый снаряд превратился в управляемый. К прежней конструкции пришлось добавить головку самонаведения и газодинамические рули. Учитывая размеры «боте-патрона», это было не так-то просто. Излучатель кодированных сигналов, а проще говоря, радиомаяк, формой и размерами напоминал булавку. Воткнул её намеченной жертве в одежду, а потом стреляй хоть с тысячи метров. Промаха не будет.

– Всё ясно, – Кондаков переглянулся с Цимбаларем. – Если в шляпу воткнешь – голову оторвёт. Под стельку сунешь – ноги не станет… Благодарим за помощь, гражданин Христоплюев. Надеемся на плодотворное сотрудничество и в дальнейшем… Только с ассоциативными цепочками впредь будьте поосторожней.

– А нельзя ли к вам во внештатные сотрудники записаться? – стыдливо потупившись, поинтересовался кукольник.

– Это надо будет уточнить. Судимых мы, как правило, не берём, но для вас, возможно, будет сделано исключение.

На лестничной площадке они с облегчением вздохнули. Что ни говори, а человек с заумью – это тот же дурак, только ещё хуже.

Цимбаларь, потирая руки, сказал:

– Если всё сложится удачно, вечерком можно будет отпраздновать успешное завершение операции. Жаль, Ванька куда-то запропастился…

– Не та рыбка, которая на крючке, а та, которая в садке, – наставительно произнёс Кондаков. – Поклёвка сама по себе ничего не значит. Рыбку ещё надо суметь подсечь и к берегу подвести. Говорю это тебе как рыбак с сорокалетним стажем… Поэтому пороть горячку не будем. Сейчас вернёмся в отдел и всё тщательно подготовим. Оружие, технику, людей.

– Каких ещё людей? – насторожился Цимбаларь.

– Помощников… Зачем нам вдвоём рисковать?

– Эти помощники нам всё дело и провалят! Было уже такое, и не раз… Как-нибудь сами справимся. Не впервой. В крайнем случае, Лопаткину с собой возьмём.

– Вместо щита её вперёд пошлёшь?

– Нет, вместо приманки. Я сам сойду за грузило, а ты, соответственно, за поплавок…

– Пятый подъезд, третий этаж. Квартира тридцать пять, – сказал Цимбаларь, издали рассматривая дом, в котором предположительно мог находиться старичок-убийца.

– Все окна выходят на одну сторону, – добавил Кондаков. – Я закурю, пожалуй…

– Лучше не надо, – твёрдо сказала Людочка. – Так только перед смертью говорят. Дескать, курну напоследок… А вам ещё жить да жить. Поэтому берегите здоровье.

– С тобой разве поспоришь! – Кондаков швырнул незажжённую сигарету в урну.

Оглядев здание со всех сторон, они не стали соваться к нему, а устроились на скамеечке поодаль.

– Что ты ещё успела выяснить? – спросил Цимбаларь у Людочки.

– Согласно домовой книге в тридцать пятой квартире проживает бездетная супружеская пара и инвалид-колясочник сорока лет от роду, брат хозяйки. В этом составе они обитали здесь и десять, и пятнадцать лет назад. Телефонный номер квартиры не менялся с восемьдесят пятого года. Все её жильцы характеризуются положительно. Судимостей и административных нарушений не имеют. Инвалид заочно получил высшее образование и сейчас подрабатывает переводами. Его сестра и свояк – медики. Сейчас находятся на отдыхе в Краснодарском крае. Никакой связи с лицами, уже фигурировавшими в деле Голиафа, эта троица не имеет. Подозрительные старички в их квартире никогда не появлялись.

– Значит, я буду первым, – попытался пошутить Кондаков.

– Чувствую, опять пустышку тянем, – процедил сквозь зубы Цимбаларь.

– Сие ещё неизвестно, – возразил Кондаков. – За этими инвалидами глаз да глаз нужен. Я раз на одного такого нарвался. Он днём в коляске дремал, а ночью зазевавшихся прохожих грабил. Вышли на него буквально чудом. Видели бы вы, как он при задержании сиганул с пятого этажа! Но в конечном итоге действительно стал инвалидом первой группы. Как говорится, справедливость восторжествовала.

Не обращая внимания на стариковскую велеречивость, порождённую теми же причинами, которые у других вызывают холодный пот, дрожь в коленках и расстройство пищеварения, Цимбаларь сказал Людочке:

– Ты пойдешь первой. Представишься сотрудницей службы социального обеспечения, проверяющей бытовые условия неработающих пенсионеров. За документы не беспокойся – комар носа не подточит. Постарайся всё там выведать и высмотреть. В двухкомнатной квартире постороннему человеку спрятаться трудно. Особенно старику. Под диваном калачиком не свернёшься. Но долго там не задерживайся, иначе возникнут подозрения. В случае опасности нажмёшь вот на эту кнопочку, – он передал ей мобильник со специальными наворотами, временно позаимствованный в технической службе. – Мы явимся через пару минут.

– А убить меня могут всего за одну секунду, – не без кокетства промолвила Людочка.

– Таких ясноглазых и фигуристых за одну секунду не убивают, – заверил её Цимбаларь. – Сначала потерзают.

– Будем надеяться… Ну пока! – она сделала коллегам ручкой.

Уже спустя десять минут от Людочки поступило телефонное сообщение:

– Поднимайтесь сюда. Всё нормально.

– В смысле, голый вассер? – переспросил Цимбаларь.

– Почти…

Инвалида звали Тарасом, а по батюшке – Степанычем. Будучи пятиклассником, он, по примеру своего любимого героя Ихтиандра, нырнул с плотины в пруд, следствием чего стал компрессионный перелом позвоночника и паралич трёх четвертей тела.

Тарас Степанович (прозванный близкими «Человек-амфибия») охотно поведал историю, недавно изложенную Людочке, которая покорила его не только красотой, но и неподдельным участием.

Всё началось лет десять назад, в слякотную осеннюю пору, когда демократы, едва-едва одолевшие коммуняк, уже начали выяснять отношения между собой.

Как только сестра с мужем ушли на работу, в квартиру номер тридцать пять позвонил неизвестный и, представившись сотрудником какого-то благотворительного фонда, предложил Тарасу Степановичу работу – непыльную и денежную, но, увы, временную.

Суть её заключалась в следующем. С двенадцати дня до двенадцати ночи надо было неотлучно находиться у телефона и реагировать на все звонки. Если звонивший назывался одной очень странной фамилией, не то Богодулов, не то Христофоров («Христодулов!» – поправил Кондаков, и Тарас Степанович благодарно кивнул), нужно было вежливо извиниться, положить трубку и задёрнуть шторы. Ненадолго задёрнуть, всего на полчаса.

За всё время таких звонков было пять или шесть, и спустя пару недель они прекратились. Что касается Тараса Степаныча, то одним прекрасным утром он нашёл под входной дверью конверт с сотней долларов, деньгами по тем временам немалыми.

Кто-то другой уже давно забыл бы про эту историю, но человек, замурованный в четырёх стенах, мысленно возвращался к ней вновь и вновь. Как-никак это был единственный случай, когда дыхание бурной, полной опасностей жизни коснулось и его.

– В общем-то, я знал, что вы придёте ко мне, – сказал в заключение Тарас Степаныч.

– Кто это – мы? – Кондаков по привычке прикинулся валенком.

– Охотники за людьми. Сыщики, комитетчики, иностранные шпионы, бандиты, частные детективы.

– Похоже, особой разницы между этими господами вы не видите?

– Представьте себе, вижу. Одни ищут свидетелей, другие, наоборот, стремятся избавиться от них. Но в любом случае для меня это незабываемое событие.

– Надеюсь, смысл всей этой затеи с телефонными звонками вам ясен? – желая расставить все точки над i, осведомился Цимбаларь.

– Конечно. Я служил семафором, сигнализирующим неизвестно кому, что с ними хотят выйти на связь. Впоследствии я читал о таких конспиративных уловках.

– Вы смогли бы описать мужчину, приходившего к вам?

– Нет, – Тарас Степанович как-то странно дернулся, что, вероятно, означало жест отрицания. – Он делал всё возможное, дабы скрыть свою истинную внешность. Носил широкополую шляпу, чёрные очки, плащ с поднятым воротником. Мне запомнились его усы, но они явно были накладными.

– Как бы вы оценили его возраст?

– Тогда ему было примерно столько же, сколько вам сейчас.

– Вы не ошибаетесь?

– Если и ошибаюсь, то ненамного. Это был ещё молодой, крепкий человек, пусть и прикидывавшийся кем-то другим. Представляете себе, он даже гундосил при разговоре.

– Не пора ли полюбоваться окрестными пейзажами, – сказал Кондаков, и вся компания, включая хозяина, переместилась к окну.

Любоваться, собственно говоря, было не на что. Внизу расстилался обычный московский дворик, засаженный чахлыми деревьями и заставленный автомобилями в соотношении два к одному в пользу последних. Напротив возвышался пятиэтажный дом, если и не близнец, то по меньшей мере двоюродный брат того, где они сейчас находились.

– За вашим окном могли наблюдать как со двора, так и от соседей, – сказал Кондаков.

– В тот период во дворе шли строительные работы, – сказал Тарас Степанович. – Прокладывали теплотрассу. Всё было разрыто и огорожено забором. Никто из посторонних не посмел бы сунуться туда.

– Тогда остаётся только соседний дом. А это квартир сто, если не больше. Найти там вашего работодателя будет не просто.

– А разве это обязательно? – удрученным тоном произнёс Тарас Степанович. – Пусть бы жил себе спокойно…

– Это обязательно. – Людочка, доселе хранившая дипломатичное молчание, положила ему руку на плечо. – Вам довелось общаться с очень опасным человеком, поверьте мне. Просто чудо, что вас пощадили тогда.

Цимбаларь в свойственной ему грубо-откровенной манере добавил:

– Лапы, отслюнившие вам эти сто долларов, по локоть в крови.

– Тем не менее мне они пришлись очень кстати, – Тарас Степанович печально усмехнулся. – Забыл сказать… Той осенью всё здесь было иначе. Слева и справа росли старые деревья. Тополя и липы. Потом их спилили. Следовательно, за моими окнами могли наблюдать только обитатели двух подъездов. Второго и третьего. Вот они, прямо перед нами.

Руки плохо слушались Тараса Степановича, и указательный жест он произвёл резким движением плеча, словно бы пытаясь сбросить с себя какой-то невидимый груз.

Теперь они заходили в квартиры по очереди.

Людочка по-прежнему представлялась сотрудницей собеса, Цимбаларь выдавал себя за инспектора горгаза, Кондаков – за санитарного врача. К счастью, вся троица успела запастись не только документами, подтверждавшими принадлежность к этим почтенным организациям, но и соответствующей амуницией.

Пока кто-то один вёл переговоры, двое других страховали его этажом выше и этажом ниже.

И опять повезло Людочке, что, похоже, становилось некоей традицией. Сигнал тревоги она подала уже из второй выпавшей на её долю квартиры.

Когда Кондаков и Цимбаларь, готовые к самому худшему, ворвались внутрь, их взорам представилась поистине идиллическая картина. Сидя на краю переполненной водой ванны, Людочка качала на руках Ваню Коршуна, похожего на мальчика Кая, до полусмерти заласканного Снежной Королевой.

– Привет! – выпалил ошарашенный Цимбаларь. – Ты что здесь делаешь?

– Купаюсь, – едва слышно просипел Ваня. – Водки! И немедленно!

Пока Цимбаларь бегал в ближайший магазин, а Людочка растирала окоченевшее тельце малыша, Кондаков осматривал труп Удушьева.

– Кто это? – спросил он.

– Случайный человек, – клацая зубами, ответил Ваня. – Но, если честно, я ему обязан жизнью…