— Ни. За. Что, — с ненавистью, через невыносимую боль выдохнул Дарагал. Ощерившись окровавленными зубами, добавил. — Орден. Должен. Исчезнуть.
И в который раз потерял сознание, заставив Седого и Красноволосого выругаться.
— Так, вы ничего не добьётесь, — снова попытался я охладить их пыл.
К удивлению, на этот раз Красноволосый кивнул:
— Да, старший брат Дарагал, как был лучшим, так им и остаётся.
— Жаль только, что он из надежды Ордена стал его убийцей, — буркнул Седой.
— Громко сказано. Мы ещё живы, и у нас новая надежда.
Взгляды всех орденцев скрестились на мне. Опять.
Я, теряя терпение, в который раз напомнил им всем:
— Мы слишком долго закрыты здесь. Это слишком подозрительно.
— Отговоримся спорами о будущем, — отмахнулся Седой.
— К тому же за нами наблюдает Вартол, глава здешней фракции. Я, конечно, заключил с ним контракт, по сути, о ненападении, и больше он не должен посылать ко мне убийц, но вот напасть сам, тем более на Орден, который…
— Убийц? — перебил меня Красноволосый. — Больше не посылать? Да что он о себе возомнил?
Мне как-то неожиданно вспомнились битвы в городе Ян и развалины на месте когда-то полных жизни домов. Только повторения подобного мне не хватало. Поэтому я процедил:
— Довольно! Я говорю — пора выходить. Самое главное — что нам делать с Морщ… — осёкшись, поправился, — с Дарагалом и его людьми?
— Вот это было хорошо, молодой господин, вот это прозвучало почти так твёрдо, как и положено молодому магистру, — похвалил меня Седой.
Через миг он упёрся взглядом в Красноволосого, быстро, короткими фразами ведя разговор.
— Проблема.
— Согласен.
— Оглашать нельзя.
— Ограничить кругом комтуров.
— Замена?
— Другого способа не вижу. Ты брал на этот случай что-то из особых запасов?
Они оба поворачивают голову налево, но говорит Седой:
— Брат Шаугат, у тебя остались сомнения?
Тот, леденея лицом, качает головой, затем, словно этого было мало, шепчет:
— Не осталось.
— В молодости, я помню, ты одно время служил в том же отделении, что и брат Галум.
— Ты хочешь, чтобы я притворился Дарагалом, — не спрашивает, а лишь утверждает Шаугат. — Из-за моих навыков и стихии.
Это тот, кого звал на помощь Дарагал, и кто мешался Седому.
А вот Седой вопрос задаёт:
— Сумеешь? Помнишь ещё? Сделаешь?
— Помню, сумею, сделаю, — Шаугат сжимает губы в тонкую линию и делает несколько шагов вперёд.
Остановившись над телом потерявшего сознание Морщинистого Шаугат с десяток вдохов глядит на него, а затем требовательно протягивает руку в сторону Седого. Тот тут же вкладывает ему в пальцы маску. Свою, купленную на аукционе, если меня не подводят глаза. Следом — несколько артефактов, которые я вижу впервые.
Седой и Красноволосый молчат, молчат и остальные комтуры, молчу и я, лишь наблюдая за происходящим.
Шаугат прикладывает маску к лицу, накидывает на шею один артефакт, другой крепит на грудь, третий, выглядящий как пояс с бляхой, затягивает на талии, бросает на живот Морщинистого подозрительно знакомый небольшой шар, а затем медленно поднимает перед собой руки.
Через десяток вдохов я вижу, как он окутывается серой пеленой силы, а затем начинает меняться: становится чуть выше, чуть шире в плечах, меняется его одеяние, а затем меняется лицо и волосы. Пятьдесят вдохов и над бессознательным Морщинистым стоит почти его полная копия. Замена, да?
В сравнении с произошедшим, моя маска, любая из моих масок — полное дерьмо джейра. Хороши запасы у Ордена. Что-то я даже на аукционе не слышал, чтобы продавали артефакты, меняющие одежду, а тем более, делающие идущего выше ростом.
Шаугат наклонился к своему оригиналу, поднял с его груди чёрный шар размером с яблоко и спрятал его в рукав.
Седой довольно кивнул:
— Идеально, брат. Будь немногословен, коротко сообщи людям Дарагала, что ты выбрал служение новому нанимателю и…
— Нет! — громко и торопливо вмешался я.
На мне снова скрестились взгляды комтуров. И Зеленорукого с Пересмешником.
— Почему нет, молодой магистр? — спросил Седой.
— Ты привёл слишком много людей, Седой, — я покачал головой. — Слишком много. Я подстраховался, прикрыл эту слабую часть твоего плана, собрал сторонних людей, чтобы для наблюдающего со стороны новая семья не выглядела…
— Прошу прощения, что перебиваю, молодой магистр, — заговорил Красноволосый, — но вы не только это уже говорили, но и этим едва не вовлекли нас в ещё большую беду, чем та, от которой спасали.
— Что?
Седой тяжело вздохнул, покосился на Красноволосого и сказал:
— Регистрация, молодой магистр, регистрация семьи Сломанного Клинка. Я пришёл туда оплатить создание новой семьи, а её уже создали.
— Да, — кивнул я. — И ты сразу понял, что я уже был там и что нужно просто перейти ко мне.
— Я понял, что нужно спешить к вам, молодой магистр, а вот что понял имперский чиновник?
До меня доходит. Я рассчитывал, что туда придёт Седой и пара человек…
Сглотнув, уточняю:
— Вы что, вот такой толпой припёрлись к Имперской Пагоде? — бледнея, спрашиваю ещё более важное. — Он вас узнал? Узнал кто вы?
Седой корчит такое лицо, что сразу становится ясно — у него нет ответа. Но через миг он хотя бы немного меня успокаивает:
— Я пришёл туда один, но вот все остальные ждали на портальной площади, слонялись, делая вид, что не задержатся, но…
Я стискиваю зубы. Мне тот чиновник не показался настолько глупым, чтобы не связать две столь очевидные вещи: появление толпы у портала и появление того, кто хочет заплатить за основание семьи, семьи, которую уже основали.
Цежу сквозь зубы:
— Вопрос времени, когда последнему попрошайке станет ясно — кто вы такие. Во всех городах, через которые вы прошли. Значит, всё ещё хуже, чем я думал. Значит, две трети из вас должны уйти. Немедленно.
— Уйти? — охнул кто-то из комтуров, моих новых подчинённых, чьих имён я ещё даже не выучил.
— Уйти, — повторил я, продолжая глядеть только на Седого, Красноволосого и Лжедарагала. — Напоказ, громко, так, чтобы ни у кого из наблюдающих за этим представлением не возникло и мысли о том, что это ложь. Не сойдитесь со мной в награде, кричите о наглости молокососа, злитесь на меня и мою жадность, на то, что я хочу не только мясо из котла утащить, но выпить весь суп и умыкнуть сам котёл в придачу.
Лжеморщинистый, Седой и Красноволосый переглянулись. Через вдох на лицо Красноволосого вылезла ухмылка, и он сказал:
— Я с таким отлично справлюсь. Раз уж кричал перед обсуждением, то и продолжить сумею. Брату Шаугату и говорить особо не придётся, а затем мы кружком приведём людей к Лабиринту.
Седой покачал головой:
— Здешнее Поле Битвы слишком оживлённое, мы сумеем обмануть здесь, но такой отряд, хоть на земле, хоть в небе заметят.
— Хорошо, сделаю очень большой круг, — уступает Красноволосый. — Уведу порталом людей на земли семьи Краут, оттуда сквозь Поля Битв пройду к вам. Помню, ты хвалился, что доказал слияние двух Полей Битв и отыскал проход из одного в другое. Поделишься же картой?
— Поделюсь, но по-хорошему ушедшие должны пропасть на несколько месяцев. И не так, что про них рассказывают, как об упорно следующих через Поле Битвы к какой-то цели. Три сотни человек — это не двое, которые проскользнут невидимками.
— Пусть отсидятся возле Зала Стражи, — предложил я. Спохватился. — Или это опасно, потому что туда могут прийти Эрзум? Тогда пусть свернут в другую сторону, к поместью. Там, конечно, пустые развалины, но есть зал библиотеки с крышей, есть подвал с той странной штукой. Несколько месяцев можно отсидеться. Теперь, когда Ян мертвы, вряд ли кто сунется туда в ближайшие годы.
— Не уверен, — мотнул головой Седой. — Возможно, напротив, новые хозяева начнут обшаривать то, куда не доходили руки у прежних.
— Что за Ян, что за Зал Стражей, что там с Эрзум и что за странная штука? — задал вопросы Красноволосый.
Я отмахнулся:
— Неважно. Неопасная. Штука и штука, каменный прямоугольник, на котором какой-то Древний забавлялся с фигурками големов и построил игрушечное поместье и город. Мы теряем время. Нужно выходить.
Красноволосый моргнул, закрывая глаза, и замер так. Не открывая глаз, спросил:
— Аранви, это что, шутка?
Тот, не отводя от меня взгляда, качнул головой из стороны в сторону:
— Я сам первый раз слышу, но уверен — не шутка.
Красноволосый распахнул глаза:
— Да ладно?!
Седой ещё вдох глядел на меня, затем повернулся к Красноволосому:
— Я дам карту, всё объясню. Такую добычу упускать нельзя. Если туда сунутся Эрзум, то им же хуже, а у тебя появится возможность пощипать их. Но нас здесь останется слишком мало. Это тоже опасно, какой бы там договор ни заключил наш молодой магистр без нас. Если…
Я несколько вдохов переводил взгляд с одного на другого, а затем не выдержал и рявкнул:
— Время!
Седой и Красноволосый замолчали, переглянулись и кивнули:
— Хорошо, молодой магистр.
Развернулись, раздавая указания:
— Оттаскиваем обломки от входа.
— Достаньте несколько артефактов, пусть впитывают повышенный фон, нужно хоть чуть скрыть следы драки.
— Годий, возьми Дарагала, уложи его у дальней стены и прикрой формацией маскировки.
— Я?
— У тебя появились проблемы со слухом?
Этот самый Годий сглотнул, вскочил с колен:
— Нет-нет, Аранви, сейчас.
Седой тут же потерял к нему интерес, повернулся к следующему комтуру:
— Алкай, возьми кольцо Дарагала, возможно, в нём отыщется что-то важное о том, как он держал связь с кланом Вилор.
Красноволосый, отбрасывая в сторону здоровенный кусок бывшего пола, добавил:
— Осмотрите друг друга, приведите себя в порядок, снаружи ничего не должны заподозрить. Помните, мы не знаем возможности местных, избегайте лишнего в мыслеречи, — быстро ткнул пальцем. — Ты и ты остаётесь с Аранви. Ты и ты недовольны и уходите вместе со мной, ты тоже поддержишь мои крики, будешь ещё одним недовольным, но уходишь с братом Шаугатом, будешь его поддерживать.
Я вмешался:
— Нет-нет. И Годий, и, — не зная имени, тоже ткнул пальцем, — этот должны остаться со мной. Они же не зря рвались первыми заключить со мной контракт.
— Хорошо, молодой магистр, — процедил Красноволосый, взгляд, которым он проводил Годия, нёсшего беспамятного Дарагала, был полон гнева.
Вспомнив, я добавил в печать Морщинистого Сон. Без ограничения по времени.
Ах, если бы можно было это самое время добавить себе или заморозить вокруг себя.
Обсуждение контрактов и числа старейшин — малость, что должна была занять несколько десятков вдохов — длилась уже как бы не три малых палочки. Там снаружи — Дарая и Логар, там сотня Мечей, там две сотни тех, кто откликнулся на мой призыв, там орденцы, там морланцы, там глава Вартол в небе и там же где-то ничего не понимающий Озман, которому мне нужно будет много рассказать, а о ещё большем- умолчать.
Я обернулся и встретил злой, недовольный взгляд Зеленорукого. Вздохнул.
— Хочешь что-то спросить?
Тот молчал, продолжал глядеть на меня.
— Я ведь просил не идти со мной? — в ответ снова тишина. — Я ведь предупреждал, что здесь ты узнаешь много того, что тебе знать не нужно?
Зеленорукий, наконец, разлепил губы:
— Ну что вы, младший господин калек, долговых слуг и орденцев, не стоит беспокоиться об одном калеке. Переживёт.
— И на самом деле переживёшь. Если выживешь, — буркнул Пересмешник, над которым я тоже ведь не так давно стёр лишнее. — Ты же должен быть счастлив, нет? Не просто молодой господин, который, возможно, из какой-то там шестизвёздной фракции. Глава — магистр фракции, что когда-то была сильнейшей в Империи. Не хочешь уссаться от радости?
— Рот закрой, — процедил Зеленорукий.
— Это может приказать мне только молодой господин калек, слуг и орденцев, но не ты. Кто ты, вообще, такой? Калека на лечении или равный мне слуга?
Взгляд Зеленорукого на миг потемнел, а затем он задрал подбородок и спросил:
— Младший господин, помнится, вы говорили, что места главы стражи, казначея и пара других занята, но для меня одно найдётся. Теперь я вижу, кем заняты все эти места, но не могу не спросить — а точно что-то осталось? Сколько из комтуров сейчас останутся с тобой и кому из них мне передать детей?
Я себя ощутил так, словно набил полный рот незрелой мушмулы — скулы аж свело.
Вот только этим мне сейчас не хватало заниматься: расспрашивать, кто из комтуров возьмёт на себя детей. Я вообще не видел среди орденцев детей и не уверен, что в изгнании и забвении Орден сохранил такую вещь, как Школу.
К тому же мне очень не хотелось терять Зеленорукого, а он в прямом смысле давал мне подсказку, как извиниться.
Поэтому я склонил голову и повёл рукой:
— Зеленорукий, дети как были твоими, так твоими и останутся. Сломанному Клинку нужно думать о будущем, и дети должны этим будущим стать. Так что можешь считать себя главой Школы юных идущих к Небу.
Зеленорукий помедлил, но затем всё же кивнул:
— Я услышал, молодой господин.
Наши взгляды снова встретились, и я добавил:
— Но Указ верности Сломанному Клинку над тобой останется.
— П-ф! — презрительно фыркнул Пересмешник. — Не срослось, старик? — над ним самим в этот миг мигнула печать, и он торопливо поправился. — Обмануть моего господина?
Зеленорукий скосил в его сторону глаза и спокойно ответил:
— В отличие от тебя я и не пытался. Это не первый Указ верности в моей жизни. Таковы правила фракций.
— Ублюдочные правила.
— Не нравятся? Напомню, что мы теперь с тобой, вроде как, в Сломанном Мече, а у них эти правила не действуют на верхушку.
— Клинке, старик, что ты раз за разом используешь это слово? Сломанный Клинок, ты же не орденец, чтобы так глупо попадаться.
— Всё ты понял, Травер, всё ты понял.
Я вмешался в их спор:
— Всё в силе. Год. Через год вы будете свободны и сами решите, продолжать быть со мной или уйти, поклявшись молчать. Это касается всех, — я поймал взгляд Пересмешника, — и тебя тоже.
— Молодой магистр, — окликнул меня Седой. — Мы закончили. Снимаем формации, держите.
Я принял медальон магистра, благодарно кивнул, убирая его в кольцо, и коротко напомнил этим двоим:
— Молчим, храним тайну о том, что здесь произошло, — толкнул мысль, чтобы не кричать через весь зал. — Илдур, будь особенно осторожен с тем, кому и что ты говоришь, как и сколько открываешь правды. Одна ошибка и наш Орден уничтожат.
Рывком пересёк зал, замер в половине шага от пелены формации. Через вдох за спиной стояли они оба. Как мы вошли сюда, так и выйдем.
— Одежда! — прошипел над ухом Пересмешник, с невероятной лёгкостью в который раз нарушая мой приказ. С привычным запозданием добавив. — Господин.
Я торопливо отряхнулся, расправил складки, уводя их по поясу за спину, окинул себя восприятием: не пострадал ли халат, когда меня отшвырнуло? Вроде всё в порядке. Кивнул:
— Готов.
Пелена тут же спала, и я сделал последний шаг, толкнул дверь. Тишина во дворе. Я торопливо отправил вперёд восприятие.
О-у…
Нас явно устали ждать. И устали гадать, что там происходит внутри. У всех Мечей в руках оружие. Половина из них уставились на орденцев, половина торчит на стенах, напряжённо вглядываясь в стражу города.
Сама стража косит глазами на зависших в воздухе хозяев, те сверху глазеют на происходящее и молчат, во всяком случае вслух. Зато за всех, вместе взятых, галдят те, кто, вроде как, основа моей семьи — голодранцы, проходимцы и наёмники, собранные в соседних поместьях. На них, кстати, Мечам тоже приходится отвлекаться и чуть ли не пинками мешать перелезть в наш двор. Безумцы какие-то.
А в самом дворе орденцы Небесного Меча явно готовятся. Неясно только, к чему. То ли дорого продать свою жизнь, то ли вломиться в здание на помощь своим старшим. У них не только оружие в руках, но и выстроились они недвусмысленным порядком. Если они не готовятся применить формации или составные техники, то я не их магистр и не их молодой магистр.
Замерев перед лестницей, что вела вниз, от дверей, обвёл взглядом всех. И наёмников, и Мечей, и орденцев, и даже главу Вартола, безошибочно найдя его фигуру в небе.
Напоказ заложил руки за спину и медленно спустился вниз. Следом за мной вышли и три четверти Властелинов. Главное, что орденцы видели трёх своих лидеров, с остальным разберёмся. Хотя, если среди орденцев есть умные и наблюдательные, то… У них могут появиться вопросы.
Но это не мои проблемы. У меня теперь почти десяток верных комтуров, которые должны всё это решить.
Вперёд шагнул Красноволосый, громко сообщив:
— Мы узнали несколько вещей, которые сильно изменили наши намерения. Обычно мы с братом Дарагалом редко сходимся во мнении, но сейчас мы с ним, — Красноволосый повёл рукой, указывая на шагнувшего к нему Шаугата под маскировкой — решили, что нам не по пути с Аранви. Места старейшин, которые мы требовали, дорого обойдутся нам в семье Сломанного Клинка. Мы не готовы платить такую цену.
Орденцы, как бы они ни были дисциплинированы, как бы ни были готовы, пусть даже к битве, переглянулись, зашептались мыслеречью.
Да, всё сильно поменялось в сравнении с тем, о чём мы договорились перед заключением контрактов.
Я бы сказал, что всё сильно поменялось даже в сравнении с тем, что буквально только что обещал Красноволосый. Это что, крик? Это возмущение моей жадностью? Это рассказы о том, как много я требовал за вход в семью Сломанного Клинка?
А слова Красноволосого продолжали греметь над двором:
— У них будет свой путь, у нас будет свой. Здесь и сейчас не то место, чтобы под десятками и сотнями чужих глаз и ушей делиться подобным и обсуждать наши разногласия и наш раскол.
Седой тоже шагнул вперёд, становясь слева от Красноволосого, тоже повёл рукой:
— Те, кто вместе со мной прошли этот долгий путь, чтобы присоединиться к семье Сломанного Клинка — на эту сторону двора. Следующие за Илдуром и Дарагалом на — эту сторону. Наши пути расходятся!
Что Седой, что Красноволосый буквально блистали, показывая умение говорить правду и при этом лгать. Уверен, даже вывесь я над Красноволосым Истину в два или даже три цвета, она не нашла бы, за что наказать его. Расплывчивая правда, которая — ложь, но при этом — правда.
Двадцать вдохов — и орденцы разбились на два неравных отряда, выстроились друг напротив друга, прощаясь и торопясь сказать что-то важное.
Красноволосый развернулся ко мне, чуть склонился в приветствии идущих.
— Младший Ирал, наш разговор был очень познавателен, я благодарен вам за то, что вы открыли мне на многое глаза, — взгляд его при этом вильнул в сторону, на тех двух комтуров, которых я освободил от чужих Указов. — Но я вынужден расстаться с вами.
Я, не особо стараясь говорить громко, уверенный, что уши людей Морлан достаточно чуткие, ответил:
— Мне жаль, что так вышло, но таковы мои условия, и на меньшее я не согласен. Раз так выходит, что наши пути расходятся, — я замолчал, поднял ладонь левой руки выше, так чтобы все видели, и достал из кольца свиток контракта. Медленно сжал его в ладонях и порвал надвое. — Я знаю, что те, кем вы были раньше, больше всего ценят свободу. Вы свободны, раз в итоге мы не сошлись. Вручаю вам этот несостоявшийся контракт и лишь прошу, чтобы ничего из того, что вы узнали о семье Сломанного Клинка под той формацией, не узнали другие. Даже самые близкие и верные.
Седой едва слышно даже мне буркнул:
— Ох, перестарался с красивым жестом, — уже громче добавил. — Сплошные траты, молодой глава. Свиток-то недешёвый, а наша семья небогата, особенно после того, как этот даже мебель в гневе побил.
Красноволосый нахмурился, а спину мне кольнуло Прозрением. На миг, словно этот холод стали мне лишь почудился. Но я знал — не почудился. Красноволосый всё верно понял и проверил, действительно ли я снял с него Указ. Да, действительно снял. Если он решит не возвращаться ко мне, то так тому и быть.
Красноволосый шагнул ближе, принял из моих рук половины свитка контракта.
— Я буду помнить о вашем жесте, молодой глава семьи Сломанного Клинка и о вашей просьбе. Все ваши тайны умрут вместе со мной или с верными, — помедлив, он добавил. — Всё же жаль, что мы должны уйти.
Я криво улыбнулся ему в ответ. Словесных кружев мы наплели достаточно, довольно. И так последнее от него тоже было лишним.
Красноволосый отвернулся, переглянулся с Лжеморщинистым, ещё с двумя, которые, видимо, должны уйти с ними, и двинул прочь. Я стёр печати и с них троих, но оказалось, что Красноволосый ещё не закончил.
В двадцати шагах от меня, оказавшись между двух частей орденцев, он остановился и рявкнул:
— Поклон братьям, которые идут прямым путём! Они выбрали служение, и им будет непросто добыть Ключ.
Понадобился буквально миг, чтобы его поняли, и правый, больший отряд орденцев поклонился.
Едва они выпрямились, как рявкнул уже Седой, у меня над ухом, оглушая:
— Поклон братьям, что уходят другим путём! Их путь сложней, и им будет непросто скитаться на нём в поисках правды и дома.
Я только качал про себя головой, слушая всё это. И крутят и крутят. Хотя не мог не признать, что чуть позже, когда Красноволосый начнёт всё объяснять, произнесённые здесь слова окажутся как нельзя кстати. Надеюсь, он сумеет верно всё обставить, умолчать о главном и отыскать тех, кто под чужими печатями.
Большая часть орденцев потянулась через ворота на улицу.
А в голове у меня, наконец, прозвучала мыслеречь того, ради кого всё это сейчас и происходило. Вартола.
— Ты в очередной раз меня удивил, младший Ирал. Урвал столько орденцев Небесного Меча. Не боишься, что клан Кунг будет взбешён? Хотя о чём это я, ты им, наверное, просто раскроешь своё настоящее имя?
Я поднял взгляд выше, выше стен, выше домов, на одного из висящих в воздухе идущих, и склонился в приветствии:
— Приветствую, старший Вартол. Я очень долго готовился к сегодняшнему дню, договорился со многими людьми, но, как видите, не сумел уговорить всех. И что вы такое говорите, старший? Разве столь великий клан, как клан Кунг, опустится до мести какому-то младшему из беззвёздной фракции? И за что? За то, что некоторые его слуги сменили хозяина? Это произошло без нарушения контракта.
— Младший Ирал, мне казалось, ты знаешь, что в этой жизни не всё упирается в нарушил или не нарушил, правильно или неправильно, но и имеешь ли право или силу нанести обиду.
— Вы правы, старший, — не стал я спорить с ним.
— Теперь мне интересно, с кем же ещё ты договорился, готовясь к сегодняшнему дню? Кого ещё мне ждать в городе? — прежде чем я успел ответить, он добавил. — Но ещё сильней мне интересно, а с кем ты не договорился. Дай попробую угадать. С Эрзум? С вилорцами? Молчишь? Ну, молчи. Мне будет интересно поглядеть, сколько же просуществует твоя фракция, младший. Две недели. Я даю тебе две недели, младший, а затем ты должен покинуть мой город. Если за тобой придут великие кланы, то столица моих земель не должна пострадать. Выметайся в Каменные Лабиринты. Две недели.
Через миг все Властелины, висевшие в воздухе, развернулись и полетели прочь.
Я проводил их взглядом. И не я один. Седой снова буркнул, на этот раз мыслеречью:
— Какой неприятный гад. Буквально прямо сказал, что отправит весть в эти два клана. Это, конечно, кто только не сделает, но всё равно — неприятно.
— Ты сам объяснял мне, что от худшего мы будем прикрыты законами, а от горячих и глупых — формациями запретов. С остальным, с остальным мы должны справиться. Или ты не веришь в это?
Он не опустил взгляда.
— Верю. А ещё верю в наши силы, которые будут гораздо больше, чем я изначально рассчитывал. Ты молодой м… — Седой сбился, скривился.
Через миг в наш разговор вмешался ещё один голос.
— Я называю его младший господин.
И следом и третий:
— Младший господин калек, слуг и бывших орденцев.
Я насмешливо заметил:
— Забыл про мусор и отребье, Пересмешник.
Седой ожёг его взглядом и закончил то, что не сумел договорить:
— Ты, молодой глава, хорошо показал себя. Да и снова оказался прав.
— Потом, Седой, — оборвал я его.
— Конечно, — он кивнул и уже вслух и не особо пытаясь говорить тихо, сказал. — Глава, раз нас осталось столь мало, то вы можете со всеми заключить контракт. Столько свитков для Предводителей найдётся и у нас самих.
Я понял, к чему он ведёт, и кивнул:
— Неплохое предложение.
Седой тут же развернулся к пялящимся на нас орденцам, что остались с ним. И со мной. Повелел им:
— Десять человек на заключение контракта с молодым главой Иралом, — повернувшись ко мне, повёл рукой, указывая на дверь за моей спиной. — Молодой глава, продолжим?
И мы продолжили. Зал, входя в который и видя разруху, орденцы каждый раз пучили глаза. Первая формация, вторая формация. Поклон Седого и обращение ко мне, как к молодому магистру Ордена. Жетон магистра. Проверка печатей над орденцами. Большая их часть не доросла ни до Властелинов, ни до ранга комтура, когда они стали бы свободными от печатей Ордена. Поэтому и предателей, даже невольных, среди них мы не обнаружили.
Я надеялся, что так дело будет обстоять и у Красноволосого, но вот Седому результаты настроения не добавили. Особенно когда некоторые из его людей, самые умные и памятливые, вспоминали, что комтура не достаёт, и спрашивали, где он. Где-где… И какой из? Один вон лежит в углу, потому что предатель. Другой ушёл его изображать. Орден получил новый шанс и, вроде как, нашёл магистра, да только начинать новую жизнь нужно либо с убийства первого из всех братьев, либо с тюрьмы для него.
Я переспросил:
— Тюрьмы? Какая тебе ещё тюрьма?
— Неверно выразился, — поморщился Седой. — Но убивать его… — поджал губы и решительно мотнул головой. — Нельзя. Ни в коем разе нельзя, молодой магистр. Он предал Орден и должен понести за это суровое наказание. Когда мы восстановим Орден, вернём себе его земли, то тогда и осудим его со всеми братьями и казним в резиденции Ордена.
Я напомнил:
— Ты, вообще-то, предупреждал меня, что это займёт лет пятьдесят, не меньше. Ты предлагаешь его столько лет держать без сознания?
— Нет, столько во сне даже Властелин не выдержит. Да и разве это наказание, в ящике проспать возрождение Ордена за один миг? Нет, — глаза Седого мстительно сверкнули. — Он должен быть всё это время в сознании, я лично волью ему в горло Слёзы, буду раз в неделю приходить в темницу и сообщать ему об успехах возрождения Ордена.
— Месть — это здорово, но вам бы уже начать это самое возрождение, — снова влез в разговор Зеленорукий. — Две недели, которые нам дал Вартол, пролетят как миг.
Седой повернулся:
— А ты кто?
Тот в ответ изумился:
— А ты глухой и не слышал, как младший господин назначил меня главой Школы семьи? Мне скорее интересно, кто ты?
— Правая рука молодого магистра.
— Ну, а я глава Школы семьи Сломанного Клинка. Это мои ученики станут надеждой и будущим поколением семьи.
— И как, сам всему и будешь их учить? Или всё же наберёшь учителей? И из кого? Из орденцев, будем честными, из моих людей.
— Орден распался, забудь это слово. Или тут опасаешься врагов, а тут нет?
Я потёр бровь и поинтересовался:
— Вы в своём уме? Я промолчу, что вы ругаетесь не просто на моих глазах, а буквально стоя справа и слева от меня, но вы словно забыли, что отныне вы друг с другом связаны.
Седой тоже потёр лоб, буркнул:
— Виноват, молодой магистр.
— Младший господин, раз ты, вроде как, заключил контракт, — прошипел Зеленорукий. — Глупо будет дать посторонним ушам столь прекрасный повод для слухов.
— Давай ты не будешь указывать мне, — начал Седой, заметил мой взгляд и с силой выдохнул. — Х-х-у-у… — помял пальцами переносицу и уже каким-то другим тоном сказал. — Слушай, Зеленорукий, да?
— Да, Седой, — кивнул тот.
— У меня есть прекрасное вино столетней давности, — я едва не закашлялся, услышав от Седого эти знакомые слова. — Трофей от одного врага.
— Хм-м-м… — Зеленорукий огладил рукой щеки, негромко произнёс. — А у меня есть драконьи сливы из Четвёртого пояса. Идеально подходят к хорошему вину, раскрывая его вкус.
Седой потёр руки:
— Возможно, само Небо свело нас вместе, чтобы мы помогли друг другу?
Я изумлённо спросил:
— Вы сейчас серьёзно? У нас дел невпроворот, а вы прямо передо мной договариваетесь о пьянке?
— Младший глава, — всплеснул руками Зеленорукий, — как вы могли подумать такое? Не пьянка, а дегустация вина.
— И, конечно же, мы устроим её не прямо сейчас, молодой глава, — улыбнулся Седой, — а ночью, когда даже Властелины прилягут отдохнуть, устав от дел.
Прежде чем я успел хоть что-то им ответить, раздался третий голос, голос, которого я совсем не ожидал:
— Эй, правая и левая рука господина слуг, калек и беглецов бесследно исчезнувшего Ордена, а третья чаша у вас найдётся?
Не веря восприятию, я обернулся. Пересмешник. С кривой ухмылкой, которая совсем не соответствовала серьёзности тона.
Теперь уже я вскинул руки в изумлённом жесте и спросил:
— Да что вам всем в этом вине?
— Младший…
Я оборвал Зеленорукого резким жестом, припечатал:
— Делайте ночью что хотите. Сейчас — за работу.
— Конечно, молодой глава, — кивнул Седой. — Что именно-то работать?
Я процедил:
— Седой, не зли меня.
— Молодой глава, напомню, что я должен был найти вас здесь одного, а тут за каждым забором по стаду баранов.
Зеленорукий добавил, показав, как с ходу может спеться с Седым:
— И стада эти без хозяина, того и гляди натворят дел. Сходят с ума от безделья уже который день.
— Вот и займись ими, назначь пастухов, — я глянул на Седого, на Зеленорукого и хмыкнул. — Ха! Займи-тесь. Ты и ты, — ткнул по очереди в обоих. — У кого из нас больше в этом опыта? У тебя, у тебя или у меня? И Дараю возьмите для начала, она занималась всеми ими до этого и будет только счастлива передать дела кому-то из комтуров.
— Кому-то из старейшин, молодой господин слуг, калек и беглецов, — снова влез в разговор Пересмешник. — Вам тоже нужно беспокоиться о том, чтобы не давать повода для глупых слухов, так глупо ошибаясь на пустом месте.
Я снова в изумлении обернулся на него.
— Верно, — тут же поддержал его Зеленорукий, словно ничуть не удивлённый его словами. — Старейшины. Раз вы выторговали себе их девять…
— Выторговали? — не сдержался один из тех самых комтуров, который всё это время стоял в стороне и делал вид, что его здесь нет. — Всё же добавь больше вежливости в слова, будущий собутыльник Аранви. Мы ничего не выторговывали у своего магистра. Он позвал нас, и мы пришли, ведомые Аранви.
Зеленорукий резво обернулся к нему, приложил кулак к ладони:
— Прости, я Цалиш, но можно и Зеленорукий, а ты?
— Рут, — помедлив, тот, невысокий, но гордо задирающий подбородок, всё же представился.
— Рут, — кивнул Зеленорукий, а затем спросил. — Ты же помнишь, Рут, как вы разыграли представление для зрителей всего города? Для них вы именно что выторговали себе должности, причём пытались откусить большой кусок, а в итоге едва не остались ни с чем, раз большая часть из вас ушла, и нужно поддерживать эту игру.
— Он прав, — заметил Седой, заставив Рута поморщиться.
— И раз вы всё же выторговали себе пару-тройку должностей, — с ухмылкой повторил Зеленорукий и на этот раз громче, — то нужно решить, кто за что отвечает, объявить эти имена перед всеми, наводя порядок и давая пищу слухам.
— Может, вы займётесь, наконец, этим самым порядком, вместо болтовни? — не выдержал я. — Или так и будем по полдня прятаться под формациями? Сколько ещё людей осталось проверить?
— Двадцать три.
— Так давайте, давайте, — я даже махнул рукой, подгоняя их. — И хватит толпиться возле меня, решились, занимайтесь стадами, которые вам так не нравятся.
Седой нахмурился:
— Но я-то нужен с этими оставшимися, молодой магистр.
— А остальные нет, — припечатал я. — Займитесь делом, хотя бы отыщите место для ночлега, — добавил мыслью. — Камни-то у тебя остались? А то я, кх-м, выгреб всё до дна. Пошли казначея купить ещё одно поместье. Напротив нашего, например, всё лучше, чем расползаться вдоль улицы.
— Купить? — изумился Седой вслух.
— Что купить? — тут же заинтересовался стоявший у стены комтур.
Я его даже помнил. Из числа тех, что были в первом десятке. Тот наглец, что дёргал меня за плечо, требуя снять печать с Годия. Ему ещё потом Седой поручил прибрать к рукам кольцо Морщинистого.
— Поместье, — не оборачиваясь, ответил ему Седой.
— Зачем?
— Жить. Нам, пришедшим.
Комтур поднял брови:
— Зачем покупать поместье, если нам вот-вот уходить из города на свои земли?
— Магистр хочет.
Комтур перевёл взгляд с Седого на меня. Я поступил так же — перевёл взгляд с Седого на комтура.
Мужчина лет сорока на вид. Как и большая часть комтуров. Сам Седой сейчас ровно на столько же выглядит, может, даже чуть моложе. Обычные, приятные черты лица. В отличие от того же Седого без щетины. Точь-в-точь как Зеленорукий. Разве что в волосах множество алых даже не прядей, а волосков, иногда заставляющих отливать голову красным. Огонь. Второй Красноволосый, только не такой яркий и немного старше его. Всех комтуров можно разделить на более старших, средних по возрасту и более молодых. И не похоже, что эта разница в годах, результат сожжённых лет.
Седой тоже повернулся и повёл ладонью, представляя заговорившего:
— Алкай. Казначей семьи.
Тот кивнул:
— Приятно познакомиться, глава.
Мне оставалось лишь вздохнуть. Про себя. Каждый норовит называть меня по-своему. Это уже выглядит смешно: тридцать именований одного человека. И это всё к одной маске. Ну к двум, если быть точным. Ирал-Леград.
Алкай и не думал замолкать:
— И должен заметить, глава, расходовать духовные камни на покупку того, что нам продадут за десять цен, а не заберут обратно даже за одну — расточительство.
Я жестом остановил его речь, спросил:
— Ты казначей, Алкай?
Тот помедлил, а затем склонил передо мной голову и приложил кулак к ладони:
— Если вы подтвердите мою должность в семье Клинка, глава.
— Подтверждаю, — коротко сообщил я и тут же спросил снова. — Ты казначей, Алкай?
Тот выпрямился, чуть растерянно протянул:
— М-м-м, да, глава.
— Всё, — отрезал я. — Это твои проблемы и проблемы Седого. Я, глава, говорю вам — нужно место для ночлега новых людей. Не на один день. Решайте с Седым сами, сколько ты выделишь на это денег. Дорого? Ты казначей, сбей цену у жадного продавца, но мои люди не должны ночевать на улице.
— Э-э-э…
Седой с Алкаем переглянулись, но раньше, чем они хоть что-то попытались сказать, я предупредил:
— Седой, не нужно взваливать на меня ещё и эту проблему. Казначей не даёт денег и сам не хочет сбивать цену? Ну так вы не первый день знакомы. Накричи на него, подкупи вином. Вы же как-то решали подобные вещи пятьдесят лет без меня?
— Решали, глава, решали, — Алкай несколько раз мелко кивнул, но больше ничего не сказал.
— Всё, — громко сообщил я. — Снимайте формацию и начинаем заниматься каждый своим делом.
Помедлил, видя ошарашенные лица Предводителей, простых служителей, которые как-то не успели ещё привыкнуть к изменениям и запретам, которые теперь носят на себе. Нужно бы как-то их поддержать, приободрить, а не закончить на этом странном разговоре про деньги, вино и самостоятельность. Чуть подумав, я громко сказал.
— Я рассчитываю на вашу помощь, — а затем и вовсе добавил. — Сила нашей семьи Сломанного Клинка в единстве, в верности, в общей цели. Сломанный Клинок будет перекован!
— Сломанный Клинок будет перекован! — рявкнули в ответ полтора десятка глоток.
И не надоедает же Седому орать каждый раз. Зато хоть из глаз, которые смотрели на меня, ушла муть недоумения.
Но я был слишком наивен, думая, что на этом от меня отстанут. Не хотелось бы так думать, но иногда я не мог отделаться от мысли, что ко мне весь день обращаются с полной ерундой, лишь бы подтвердить, что они теперь не одни, что они теперь с магистром.
— Глава. Мы не можем решить, что делать с теми, кого вы отделили в третью группу.
— Третья, это какая? — уже как-то устало переспросил я… кого?
Управитель, кажется. Нет, не кажется, а точно. Серые глаза, стихия воздух. Я заглянул в свои записи жетона. Вот он. Феор. Сегодня было столько имён, что даже моя память отказывала. А может, я просто устал и даже не старался запоминать имена.
— Это та, глава, где какой-то непонятный сброд. Слабаки, которые даже не могут толком сказать, как они намереваются приносить пользу ор… — то ли под моим взглядом, то ли от полыхнувшей печати, Феор поперхнулся, откашлялся и поправился. — Семье, конечно же, семье, глава.
— А где Дарая, почему она не ответила тебе?
— Она занята с теми, кто просит плату за свои навыки, глава. Простите, глава, вы были ближе. Я виноват.
Я жестом остановил попятившегося Феора.
— Я надеюсь отыскать среди этих людей скрытые таланты, Феор.
— Таланты, глава?
— Да. Они слишком слабы, чтобы привлечь к себе внимание каких-то мастеров и никогда не имели подобной возможности. Я хочу проверить их в формациях, которые ищут таланты. Начертания, Массивы, Указы, поиск ловушек, приручение и тому подобное.
— Хм, — потёр подбородок Феор, — я понял вас, глава, но большую часть мы не сможем проверить здесь и сейчас. Это сложные формации. Мы забрали с собой то, что сохранили, но установить их дело не одного дня.
— Да, — согласился я с ним. — Я подозревал это, поэтому думал создать такие проверочные формации уже в нашем городе, после основания фракции.
— Я понял, вас, глава, но что мне делать с ними сейчас?
— Хватит приставать к главе с мелочами! — рыкнул вошедший во всё ещё разгромленный зал Седой, — Проверь то, что мы можем проверить сейчас, и пристрой их к какому-то делу. Пусть даже дворы подметать и воду таскать.
— Какой ещё дворы подметать? — следом за Седым ворвался ещё один комтур, вернее, старейшина. — Да среди них четверть, не меньше, пришли сюда либо следить, либо украсть что-то. Пусть сидят и дальше в своём загоне.
Этого идущего я помнил и без подсказок записей жетона. Мой новый старейшина стражи. Рагедон. Не успел Артус ничего ответить на моё предложение, а теперь у меня действительно есть старейшина стражи. Пусть и в подчинении у него, считай, всего с десяток человек.
— Ты предлагаешь их так и таскать за собой? — огрызнулся Седой. — Никчёмным и бесполезным грузом? Они должны отрабатывать хотя бы кусок хлеба.
— Глава! — Рагедон повернулся ко мне. — Глава, у меня не хватит людей, чтобы следить за всеми.
— Тебе и не нужно, — прошипел Седой. — Чего следить за этими убогими? Встанешь, раскинешь восприятие и следи себе сам за всеми. Кто проскочит мимо тебя и твоего внимания?
— Проскочат те, кто лишь притворяются слабаками. И кем мне их останавливать?
— Скажи ещё, некем?
Я потёр бровь, глядя, как они все повышают голос и как пятится Феор, стараясь не привлекать к себе их внимание. Похоже, это не первый раз. И вот он поддался на уговоры Седого и пришёл вместе с ним?
Ответ был очевиден. Раз этот Властелин здесь, а не ушёл с Красноволосым и тем, кто выдавал себя за Морщинистого, то да, это тот, кто поверил Седому изначально.
Между тем ругались они всё громче и всё ожесточённей. Даже, кажется, позабыв, что я здесь есть. А ведь изначально пришли ко мне. Оба.
Выждав ещё пять вдохов и убедившись, что они и не думают даже дыхание переводить, я рявкнул:
— Старейшины!
Они вздрогнули, замолчали и, наконец, вспомнили, что здесь не одни. Я поинтересовался:
— У меня наняты сто человек из союза Мечей. Причём наняты именно для охраны. И их недостаточно?
— М… — печать в один цвет, которую старейшина Рагедон мог бы стереть с себя, налилась на миг яркостью, удерживая его болью от глупого слова. Это пришлось добавить всем, даже старейшинам и прочим бывшим комтурам. Иначе слишком многие допускали себе вольности с обращением ко мне, забывчиво именуя магистром. Теперь такое не повторяется. Вот и Рагедон через вдох сказал уже верно. — Глава Ирал, я не очень им доверяю.
— Так что, — изумился я, — мне их отпустить?
— Нет-нет, глава, — пошёл на попятную старейшина Рагедон. — Но всё равно, их мало. Даже если разбить на две смены, то пятидесяти Предводителей недостаточно, чтобы перекрыть такое число поместий.
— Хорошо. Но есть ещё наёмники. Ко мне… — теперь сбился я, поняв, что сказал что-то не то. Поправился. — В нашу семью Клинка пришли наниматься немало людей. Одних только крупных отрядов три штуки. Сходи, погляди на них, обсуди цену, найми на охрану.
— Наёмников с улицы? — изумился Рагедон.
— Чтобы охранять беспризорников с этих самых улиц, большего и не нужно, — припечатал его Седой. — Всё, господин решил твою проблему, старейшина, умному человеку не нужно долго объяснять, иди, у меня разговор с молодым главой о действительно важной вещи.
Снова зачесалась бровь, но я сдержал руку. Эдак я дырку там протру, невзирая ни на какую крепость тела Предводителя Воинов. Устало, понимая, что за окном зала небо и не думает сереть, извещая о начале вечера, спросил:
— Какое такое важное дело, Седой? У меня ощущение, что вы все свои дела называете важными.
— Честно говоря, — Седой оглянулся на вход, а затем понизил голос, словно забыв о мыслеречи, — никакого дела нет.
Я фыркнул:
— П-ф! Понятно.
Седой шагнул ближе, а затем просто и без затей уселся прямо на пол. Прежде чем я успел изумиться, первый спросил меня:
— Ты как? Рассказывай, молодой глава, что тут без меня было, и в какой момент ты решил переиграть наш план.
— Изначально, — был твёрд мой ответ. — Ещё даже до того, как убедил тебя скрыть некоторые вещи обо мне. Но совершенно не уверен, что здесь место и время для подобных разговоров. Вернее, совершенно уверен, что не место и не время, Седой.
— Не выходит простого разговора, да?
— У нас и простой разговор? — вскинул я брови. — Давай так. Вечером, перед твоим вином соберёмся здесь ещё раз. Ты, я, старейшины и обсудим прошедший день и всё остальное. Но для начала оставь мне флаги защитной формации для переговоров.
— Как скажешь, молодой глава, как скажешь.
Седой поднялся, с кряхтением отряхнул халат, сверкнул улыбкой, передавая мне кисет с флагами, и ушёл.
Я же просунул руку за ворот халата, нащупал нужный артефакт и толкнул в него немного силы и короткую мысль: «Я жду тебя к ночи». Которую я, к счастью, сумел дождаться в этом ещё одном бесконечном дне.
Его в уже почти целиком отремонтированный зал снова привела Дарая. Даже не знаю, как он искал её в сегодняшней суматохе и как убеждал орденцев-стражей, что должен с ней встретиться. Он талантливый человек. Добрался и ладно.
Мне снова не нужно было проверять, что именно Озман скрывается под этим лицом — мне хватало моей печати над его головой.
Озман дождался, когда я активирую обе формации, и только затем коротко поклонился:
— Глава. Поздравляю вас с присоединением к семье выходцев из Ордена.
Я внимательно оглядел символ Верность, написанный языком Древних, два цвета в Указе, а затем влил туда силы души, пропущенной через эссенцию Виостия, добавляя третий.
— Скажи, Озман, их присоединение повлияло на твои планы?
— Мои планы, глава? — переспросил тот и коротко ответил. — Мои планы — это служение вам. Я выбрал служить вам и буду продолжать служить.
— Вартол сообщит об орденцах в кланы Эрзум и Кунг, верно?
— Не сомневайтесь, глава, сообщит. Но только когда вы покинете город. Сам привыкнув решать вопросы силой, он всегда держит в уме, что и старшие фракции действуют так же. Он действительно боится, что они тут же пришлют отряд, который просто и незамысловато нападёт на вас. Он не рискнёт навлечь на себя их гнев.
— Мой советник утверждает, что они не поступят так, ограниченные установленными правилами.
— Я тоже считаю, глава, что если они решат покончить с Орденом, то сделают это там, где их никто не увидит. Например, в Каменном Лабиринте.
— Там их сдержат зоны запрета.
— Которые не позволят вам вызвать Стража на помощь.
— И которые обойдутся им слишком высокой ценой — в зонах запрета нет никого лучше бывших орденцев. Я не зря столько сил потратил на то, чтобы их уговорить.
— Тогда примите мои сожаления, глава, о том, что с вами осталась лишь меньшая их часть.
Я кивнул, принимая его слова, проверяя его Верность и думая, должен ли я сообщить ему, главе Знающих семьи, о том, что все орденцы в итоге остались со мной?
Он всё понял, невозмутимо спросил:
— Глава не доверяет моей Верности? Я верен вам, моему главе Иралу, я верен моей новой семье Сломанного Клинка и не замышляю ни против вас, ни против неё, готов отдать жизнь ради будущего моей новой семьи Сломанного Клинка.
Вывернуть такое можно было бы, но не под тремя цветами Верности и Истины. И я решился, признаваясь:
— Озман, я ещё в прошлую встречу был поражён твоим умом. Ты, проснувшись после нашей первой встречи, из обрывков воспоминаний понял обо мне если не всё, то большую часть.
— Вы мне льстите, глава, — поклонился Озман. — Как показал сегодняшний день, я понял о вас лишь малую часть.
— Сейчас я хочу ещё раз испытать твой ум, — я подался вперёд, впиваясь в него взглядом, спросил. — Что ты ещё понял обо мне? Расскажи обо мне и моих планах.
— Глава испытывает меня? — наконец-то, показал хотя бы тень улыбки Озман. — Хорошо. Но я буду говорить прямо, глава, прошу не обижаться на меня.
Я усмехнулся за него:
— Значит, первое, что ты хочешь сказать — я обидчивый.
Озман прищурился:
— Нет, глава, это была лишь фигура речи. Вы не обидчивый, вы не забываете обидчиков. Обидчивые лелеют свои обиды, иногда ради них портя дело, вы же не позволите какой-то там обиде взять над вами верх, но обязательно отомстите тому, кто причинил вам зло. Вартол крупно ошибся, когда решил сломить вас, добавив стихии.
Я чуть скривил губы. Иными словами, Озман назвал меня злопамятным. Напомнил:
— Ошибся и ты, сказав, что, едва я склонюсь, он будет доволен.
— Не буду отрицать, лишь напомню, что я советовал вам продержаться не меньше пяти вдохов, и мой совет был дан исходя из неверной оценки вашей силы. Вы не продержались, сопротивляясь из последних сил, а поддались, решив, что хватит и решив, что хватит и одного колена. Вартол тоже это понял и вспыхнул злостью.
— Не буду отрицать, — вернул я ему его слова.
— Тот момент на многое открыл мне глаза, глава. Тот ваш взгляд, — Озман покачал головой, — я решил было, что сейчас всё рухнет и в городе начнётся сражение, но нет, через миг даже ваш взгляд изменился, стал именно таким, каким должен был быть в том положении. Но меня больше не обмануть, глава, один раз я уже недооценил вас, теперь такой ошибки не совершу. Вартол решил, что в толпе зевак скрывалось трое ваших телохранителей. Именно так он позже объяснил своё Прозрение и Прозрение старейшин и стражи.
— А что скажешь ты? Сколько телохранителей скрывалось в толпе?
Озман помедлил и выдохнул:
— Ни одного, глава, — подался вперёд, впившись в меня взглядом. — Вы Предводитель, но вы способны убить Вартола, пикового Властелина. Это смерть от вашей руки ощутило его Прозрение. Я прав, глава?
Я ушёл от ответа:
— Так значит, ты приписываешь мне безумную силу, что ещё?
Озман всё же улыбнулся, не став настаивать.
— Если говорить про безумие, то я хотел бы вернуться к вашему взгляду, глава. На миг мне показалось, что вы на самом деле безумны и лишь носите маску спокойствия, скрывая свою суть, затем я решил, что вы, с такой силой, используете какие-то извращённые Формы, которые временами оказывают побочный эффект на ваш разум, мелькнула мысль и о ярости, зверином раже, который действуют на вас из-за вашей родословной…
Чем больше говорил Озман, тем сильней поднимал я брови, не скрывая своего изумления. Вот уж приписал, так приписал.
— Но для одного вы слишком умны, для другого слишком быстро справились с яростью, для третьего слишком хорошо притворяетесь и слишком хорошо держите себя в руках. Подумав, я пришёл к выводу, что вы, глава, из тех идущих, которые рано или поздно начинают жить только ради схваток. Вы из тех, кто дёрнет Мада за хвост, только чтобы сразиться с ним, а затем будете хохотать от восторга над его тушей, не обращая внимания на свои раны.
Я невольно сглотнул, словно наяву увидев пещеру Чёрной Горы, того самого Мада, себя раненого, и услышав свои вопли, которыми я праздновал свою победу и выживание.
Не там ли я заложил в себе эту самую жажду схватки, которая позволяет стать сильней? Да, это не действует ни с кем больше, кроме Закалок из Нулевого, которые не могут стать Воинами, не могут прорваться через последнюю Преграду, но… Но кто сказал, что именно это не толкает меня вперёд, вперёд и вперёд, всё выше и всё ближе к Небу?
Дёрнув щекой, я спросил:
— Не слишком и отличается от безумия.
— Сильно, — не согласился Озман. — Повторю свои слова: вы осознаёте этот свой недостаток и держите себя в руках, отчётливо понимая, когда можно дать себе волю, а когда нельзя. Вы знаете, когда можно рискнуть жизнью, а когда нужно встать на колени и молить о пощаде или бежать прочь сломя голову. Именно это я увидел в тот день. Безумец не способен так по-разному поступать в одинаковых ситуациях. И безумец не способен вести себя так, как вы вели себя сегодня.
— Сегодня, — я улыбнулся. — Мне особенно интересно, глава Знающих, что ты расскажешь мне о сегодня.
Озман поджал губы, прищурился, впившись в меня взглядом. Это длилось вдохов десять, пока он не разжал губы, начав говорить:
— Повторюсь, вы не безумец, глава, в вас нет и ярости Зверей, а для тех же Демонических Форм вы слишком умны. Сегодня вы раз за разом обостряли разговор, упорно и последовательно ведя всё к одной цели. Вы очень и очень хотели, чтобы орденцы оскорбились и ушли. Вот что было вашей целью.
— А ты считаешь, что мне нужно было забирать их всех?
— Я советник лишь на словах, глава. Я тот, кто приносит вам слухи, новости и знания. Решать вы должны сами или пользуясь советами другого советника. Насколько хорош я в добыче знаний, настолько же плох в советах.
Я заметил:
— Как по мне, то ты чересчур сильно принижаешь себя. Но не беспокойся. Советник сегодня прибыл, я вас познакомлю чуть позже. Сейчас же я хочу услышать твоё мнение, Озман из Знающих.
Он помолчал, а затем качнул головой из стороны в сторону:
— Нет. Вы не должны были забирать их всех, глава. Как по мне, вы прошлись по грани, оставили себе именно столько, чтобы не привлечь к себе излишнего внимания верных Императору людей, так, удачливый выскочка, сумевший урвать себе немного остатков… — Озман говорил это всё медленней и медленней, а затем и вовсе замолчал.
Я так же молча наклонил голову к плечу, не понимая, что с ним. Печати в порядке, равномерно светятся, даже не думая вспыхивать.
Озман вдруг выдохнул:
— Вы забрали их всех. Вы забрали их всех, глава, — он снова подался вперёд, на этот раз с каким-то восхищением вглядываясь в меня. — Вы не хотели брать их всех, изо всех сил пытались с ними поссориться. Всерьёз, а не делая вид. Но у вас не вышло сделать это во дворе, а затем…
Озман выпрямился, огляделся. Мы сидели под двумя формациями в том же самом многострадальном зале. Его пытались привести в порядок, но свежий пол на месте уничтоженного бросался в глаза, как и прочие следы вроде той же пыли и прочего.
— Это не просто недопонимание или выражение недовольства, как выставили это олухи из рабочих, — выдохнул Озман. — Это почти что полноценная схватка, когда обе стороны вынужденно ограничивали свои возможности. Здесь вы заполучили верность их всех. Или почти всех. Что вы могли сказать для подобного, что вы могли сделать орденцам Небесного Меча, которые половину столетия фанатично пытались искупить вину своих старших? — он обернулся на меня. Бледный, с горящими глазами, сглотнув, выдохнул. — Вы дали им новую цель? — не дожидаясь моего ответа, ответил сам. — Да. Я прав. Вы нашли среди них настоящего предателя и дали им новую цель. Вы убедили их свергнуть Императора!
Я выпучил глаза. Как мы настолько далеко зашли с этим разговором? Какой ещё свергнуть Императора? Где мы и где Небесный Воин?