Основание

Часть третья. Мэры

Депутация!

Увидев, как они идут, Сальвор Хардин почувствовал себя еще более раздраженным.

Иоганн Ли предлагал решительные меры.

— Я не понимаю, Хардин, — возмутился он. — Зачем мы теряем время. Они ничего не могут сделать до следующих выборов, по крайней мере законно, и это дает нам еще один год. Пошли их к чертовой матери.

Хардин поджал губы.

— Ли, ты никогда ничему не научишься. За те сорок лет, что я тебя знаю, ты так и не освоил великое искусство подкрадываться к противнику сзади.

— Это не мой метод борьбы, — проворчал Ли.

— Да, знаю. Наверное, поэтому ты и стал тем единственным человеком, которому я доверяю.

Хардин замолчал и потянулся за сигаретой.

— Мы прошли долгий тридцатилетний путь с тех пор, как совершили переворот и скинули энциклопедистов. Я становлюсь старым. Ты когда-нибудь задумывался, как быстро пролетели эти тридцать лет?

Ли фыркнул.

— Я не чувствую себя старым, хотя мне уже 66.

— Да, но у меня с пищеварением похуже.

Хардин лениво посасывал сигару. Он уже давно перестал мечтать о чудесном мягком табаке Веги, который курил в молодости. Те дни, когда Терминус торговал с каждой областью Галактической Империи, давно, как и молодость, канули в Лету — туда же, куда и сама Галактическая Империя направлялась медленно, но верно. Хардин подумал о том, кто же сейчас новый император, если, конечно, он вообще был. И если сама Империя еще существовала. Великий Космос! Уже целых тридцать лет минуло с тех пор, как здесь, на краю Галактики, нарушились коммуникации и весь мир стал включать в себя лишь Терминус и четыре соседних королевства.

Как низко пало былое величие! Королевства! В добрые старые времена они были протекторатами и все же являлись частью одной и той же провинции, которая в свою очередь была частью сектора, который в свою очередь был частью квадранта, который в свою очередь был частью всеобъемлющей Галактической Империи. А сейчас, когда Империя потеряла контроль над окраинными участками Галактики, эти маленькие разрозненные группки планет стали королевствами со своими королями и дворянами, похожими на героев мыльных опер, глупыми бесполезными войнами и жизнью, которая воцарилась среди руин.

Упадок цивилизации. Утеря атомной энергии. Наука, оставшаяся только в мифах до тех пор, пока не вступилось Основание. Основание, которое Хари Сэлдон заложил здесь, на Терминусе, именно для этой цели.

Ли стоял у окна, когда его голос вмешался в тайные думы Хардина:

— Эти сосунки прибыли в спортивном автомобиле последней модели.

Он сделал несколько неуверенных шагов к двери, потом взглянул на Хардина. Тот улыбнулся и махнул рукой.

— Я приказал, чтобы их привели ко мне.

— Сюда? Ха, это еще зачем? Ты заставишь их воображать о себе невесть что.

— С какой стати выполнять все эти официальные процедуры приема у мэра? Я становлюсь слишком стар для формальностей. И, кроме того, лесть очень полезна, когда имеешь дело с молодежью. В особенности, если это тебя ни к чему не обязывает.

Хардин подмигнул.

— Садись, Ли, ты окажешь моральную поддержку, которой мне не будет хватать с этим молодым Сермаком.

— Сермак, — тяжело сказал Ли. — Он опасен. У него есть последователи, так что нельзя недооценивать его.

— Разве я когда-нибудь кого-нибудь недооценивал?

— Тогда подпиши приказ о его аресте. Причину можешь выдумать потом.

Хардин не обратил внимания на этот последний совет.

— Вот и они, Ли.

В ответ на сигнал он нажал ногой на кнопку, и дверь отворилась.

Вошла депутация из четырех человек, и Хардин вежливым жестом пригласил их занять кресла. Молодые люди поклонилась, сели и стали ждать, пока мэр заговорит первым.

Хардин открыл причудливо изогнутую крышку коробки для сигар, которая в те далекие и давно ушедшие дни принадлежала Джорджу Фара из старого Комитета Энциклопедистов. Это была редкой работы имперская шкатулка с Сантани, однако сигары в ней теперь лежали местные.

Один за другим, очень торжественно, словно выполняя некий сложный ритуал, все четверо взяли сигары и раскурили их.

Сэф Сермак, сидевший вторым справа, был самым молодым и наиболее интересным. Его неопределенного цвета глаза глубоко запали, лицо украшали аккуратно подстриженные рыжие усы. Остальных трех членов депутации Хардин тут же сбросил со счетов — они явно не умели думать сами. Мэр сосредоточил все свои мысли на Сермаке, который, будучи еще в первый раз избранным в Городской совет, умудрился перевернуть все вверх дном, причем не один раз. Именно к нему Хардин и обратился:

— Мне в особенности хотелось видеть вас, господин член Совета, после вашей прекрасной речи в прошлом месяце. Ваши нападки на внешнюю политику были очень обдуманны и удачны.

Взгляд Сермака стал тверже.

— Ваш интерес делает мне честь. Не знаю, были мои нападки удачны или нет, но, вне всякого сомнения, они были справедливы.

— Безусловно, вы имеете право на собственное мнение, хотя еще очень молоды.

— В этом виноваты все люди в определенный период времени, — сухо ответил Сермак. — Вы стали мэром этого города, будучи моложе меня на два года.

Хардин улыбнулся про себя — молокосос был крепким орешком — и сказал:

— Я понял, что вы пришли ко мне обсудить именно вопросы внешней политики, решение которых так сильно раздражало вас на заседаниях Совета. Скажите, вы уполномочены вести переговоры или мне придется выслушать и трех ваших коллег?

Молодые люди обменялись между собой быстрыми взглядами, понятными им одним.

— Я буду говорить от имени народа Терминуса, — хмуро отозвался Сермак, — народа, который не может уже доверять своим представителям, заседающим в этом бездействующем органе под названием «Совет».

— Понятно. Ну что же, говорите!

— Все очень просто, господин мэр. Мы не удовлетворены…

— Под «мы» вы подразумеваете народ, не так ли?

Сермак враждебно уставился на Хардина, чувствуя ловушку, и холодно ответил:

— Насколько я знаю, мои взгляды разделяют большинство избирателей на Терминусе. Вас это устраивает?

— Вообще-то, такое утверждение требует доказательств, но это неважно. Продолжайте. Вы не удовлетворены?

— Да, мы не удовлетворены политикой, которая вот уже 30 лет оставляет Терминус беззащитным перед неизбежными нападениями извне.

— Понятно. А выводы? Продолжайте, продолжайте…

— Я очень рад, что вы согласны. А выводы такие: мы организуем новую политическую партию, которая будет защищать настоящие проблемы Терминуса, а не мистический «манифест» будущей Империи. Мы собираемся вышвырнуть вас с вашей кликой бездельников из Городского совета, и очень скоро.

— Если не?.. Видите ли, в таких случаях всегда добавляют: «Если не…»

— Но не в этом случае. Разве что… вы уйдете в отставку сами. Я не прошу вас переменить политические взгляды, так как все равно никогда не поверю в возможность этого. Обещания ничего не стоят. Ваш уход — единственное, на что мы согласны.

— Понятно. — Хардин скрестил ноги и, откинувшись, стал весьма рискованно раскачиваться на двух ножках стула.

— Это вам ультиматум. Очень приятно, что вы меня предупредили, очень приятно. Но, видите ли, я все же думаю, что не обращу на него ровным счетом никакого внимания.

— Не думайте, что это было предупреждением, господин мэр. Это — объявление наших принципов и объявление войны. Новая партия уже сформирована, и она начнет действовать с завтрашнего дня. У нас нет ни возможности, ни желания идти на компромиссы, и, если честно, только благодаря прошлым заслугам мы решили предложить вам такой легкий выход из положения. Лично я никогда не надеялся, что вы его изберете, но по крайней мере моя совесть будет чиста. Следующие выборы подтвердят и словом и делом, что ваша отставка необходима.

Сермак встал с кресла и кивнул головой остальным.

Хардин поднял руку.

— Подождите! Садитесь!

Сэф Сермак вновь уселся с гордым и независимым видом. И Хардин улыбнулся в душе, сохраняя непроницаемое лицо. Несмотря на свои слова, он ожидал предложения… предложения…

Вы можете точно сформулировать, каких именно изменений во внешней политике вы ждете? Вероятно, вы хотите напасть одновременно на Четыре Королевстра?

— Я не имел этого в виду. Мы просто требуем, чтобы всяческое заигрывание с ними прекратилось. Вы постоянно проводите политику научной помощи королевствам — дали им атомную энергию и помогли заново отстроить атомные энергостанции на планетах, основали там больницы, химические лаборатории, и заводы.

— Ну? Каковы же ваши предложения?

— Вы сделали это только для того, чтобы они не напали на нас. Подкупая их помощью, вы подверглись шантажу и позволили им ободрать Терминус как липку, а в результате мы сейчас находимся во власти варваров.

— Каким же образом?

— Вы дали им энергию, оружие, практически обеспечили их звездолетами. Они стали неизмеримо сильнее, чем были 30 дет назад. Их аппетиты растут, а имея такое оружие, они, естественно, захотят удовлетворить все свои требования сразу и насильственно захватят Терминус. Разве шантаж не кончится именно таким образом?

— Каковы же ваши предложения?

— Немедленно прекратить всякий подкуп, если это возможно. Бросить все усилия на укрепление самого Терминуса и, самое главное, атаковать первым.

Хардин наблюдал за светлыми усами молодого человека почти с болезненным интересом. Тот чувствовал уверенность в себе, иначе не сказал бы так много. Не оставалось никакого сомнения, что изложенные Сермаком мысли вызывают поддержку у чрезвычайно большой части населения, слишком большой.

Голос Хардина ничем не выдавал охватившую его тревогу и казался бесстрастным.

— Это все?

— Пока что все.

— В таком случае скажите, вы не заметили плаката, который висит на стене позади меня? Прочтите, если не трудно!

Губы Сермака искривились.

— Там написано: «Насилие — последнее убежище беспомощного». Эта доктрина, мэр, годится лишь для стариков.

— Я применял ее, будучи молодым человеком, господин член Городского совета, и довольно успешно. Вы еще были очень заняты тем, что рождались, когда это происходило, но, возможно, кое-что читали об этом в школе.

Хардин внимательно поглядел на Сермака, затем продолжил размеренным голосом:

— Когда Хари Сэлдон создал на этой планете Основание с обманной целью — написанием Энциклопедии, — мы в течение пятидесяти лет занимались бесполезным трудом, прежде чем поняли, чего же он хотел на самом деле. Поняли, но очень поздно. Когда коммуникации с центральными районами Империи были разрушены, мы осознали себя мирком ученых, сконцентрированных в одном городе, не обладающих промышленностью и к тому же окруженных враждебными варварскими королевствами. Мы оказались крохотным островком атомной энергии в океане варварства и, естественно, очень ценной добычей. Анакреон, будучи тогда, как и сейчас, самым могущественным из Четырех Королевств, против нашей воли основал на Терминусе военную базу. Правители города, энциклопедисты, очень хорошо понимали, что это являлось подготовкой к захвату всей планеты впоследствии. Вот как обстояли дела, когда я… гм… принял на себя управление государством. Что бы сделали вы на моем месте?

Сермак пожал плечами.

— Это академический вопрос, ведь я знаю, что сделали вы.

— И тем не менее я повторю. Возможно, вы не все поняли. Наше искушение собрать все силы для длительной борьбы было велико. Это, пожалуй, самый легкий и наиболее приятный для честолюбия выход, но почти всегда — самый глупый. Вы бы это сделали, вы, с вашим стремлением атаковать первыми. Я же вместо этого посетил все три соседние королевства и объяснил им следующее: позволить секрету атомной энергии попасть единолично в руки Анакреона равносильно тому, что приставить нож к собственному горлу и зарезаться. И мягко предложил сделать им соответствующие выводы. Вот и все. Ровно через месяц после того, как космический флот противника опустился на поверхность Терминуса, король Анакреона получил три ультиматума от своих соседей. Через семь дней последний вражеский корабль покинул планету. А теперь скажите мне, была ли необходимость в насилии?

Сермак задумчиво посмотрел на окурок своей сигары и швырнул его в урну.

— Я не вижу аналогии. Инсулин приведет диабетика в нормальное состояние без всякого скальпеля, но аппендикс потребует хирургического вмешательства. С этим ничего не поделаешь. Когда остальные способы не помогают, что же остается, как не это самое «последнее убежище». Это ваша вина, что у вас нет другого пути.

— Я?.. Ах, да, опять моя политика умиротворения. Вы, кажется, все еще никак не можете понять наших основных проблем. А ведь они отнюдь не исчезли после того, как последний корабль Анакреона улетел с планеты. Они только появились. Четыре Королевства стали для нас еще большими врагами. Каждое из четырех не вгрызалось нам в глотку только потому, что боялось остальных трех. Мы балансировали на лезвии бритвы, и малейшее колебание в любую сторону… Если бы, например, одно из королевств стало более сильным или два объединились в коалицию… вы понимаете?

— Безусловно. Тогда-то и наступило бы время начать наши переговоры о войне.

— Напротив. Тогда-то и наступило бы время начать наши переговоры о предотвращении войны. Я натравливал одно королевство на другое. Я помогал им по очереди. Я предложил им науку, торговлю, образование и медицину. Я сделал так, что Терминус стал им более важен как мир процветающий, нежели как военная добыча. В течение 30 лет это помогало.

— Да, но вы были вынуждены окружать свои дары тайной совершенно безобразной мистики. Вы сделали из техники полурелигию, получерт знает что. Вы создали иерархию священников и сложные, не имеющие смысла ритуалы.

Хардин нахмурился.

— И что в этом плохого? Я вообще не понимаю, какое это имеет отношение к нашему спору. Так произошло с самого начала, потому что варвары смотрели на нашу науку, как на волшебство, — им было легче так принимать ее. Появилось духовенство, и если мы поддержали его, то только следуя линии наименьшего сопротивления. Это не играет существенной роли.

— Но священники обслуживают атомные энергостанции, а это имеет очень большое значение.

— Верно, но ведь именно мы сделали из них техников. Их знания чисто эмпирические, но они верят в чудеса, которые их окружают.

— А если один из них потеряет веру и будет достаточно умным для того, чтобы отбросить в сторону эмпиризм, и в результате докопается до настоящего технического процесса, а затем продаст нас тому, кто подороже заплатит? Какую ценность тогда мы будем представлять для королевства?

— Очень мала вероятность такого поворота дел. Вы рассуждаете поверхностно. Лучшие люди всех планет съезжаются на Основание каждый год, и мы готовим их к роли жрецов. Если вы считаете, что после нашего обучения, когда они не имеют никаких мало-мальски научных знаний или, еще хуже, имеют неверные знания, священники могут сами дойти до основ атомной энергетики и теории гиперперехода, — то у вас очень романтические и неглубокие представления о науке. Требуется не только исключительный ум, но и годы труда, чтобы постичь все это.

Во время одной из ответных речей Иоганн Ли резко поднялся и вышел из комнаты. Он вернулся, когда Хардин кончил говорить, и наклонился к уху своего начальника. Они о чем-то пошептались, после чего Ли передал мэру свинцовый цилиндрик. Бросив враждебный взгляд на делегацию, он снова опустился в кресло.

Хардин вертел цилиндрик в руках, наблюдая за отблесками света от его полированной поверхности. Вдруг мэр резко открыл цилиндрик и… только у Сермака хватило выдержки не бросить взгляд на выпавшую оттуда свернутую бумажку.

— Короче говоря, господа, правительство придерживается такой мысли: оно знает, что делает.

Хардин говорил и читал одновременно. Лист бумаги покрывал сложный узор кода, а наверху в трех словах был дан короткий смысл расшифровки. Мэр быстро просмотрел и небрежно выкинул лист в мусоропровод.

— На этом, — вновь заговорил он, — мы закончили беседу. Очень рад был видеть вас всех. Благодарю за то, что пришли.

Мэр пожал руку каждому в отдельности, и делегация удалилась.

Хардин уже давно разучился смеяться, но после того как Сермак с товарищами ушел, по его мнению, достаточно далеко, он издал суховатый смешок и посмотрел на Ли.

— Как тебе понравился этот блеф, Ли?

— Вовсе не уверен, что он блефовал, — недовольно проворчал Ли. — Отнесись к нему по-доброму — и, вполне вероятно, что он-таки выиграет следующие выборы.

— О, вполне вероятно, вполне вероятно. Если, конечно, до этого ничего не произойдет.

— Желаю, чтобы все произошло на этот раз так, как надо, Хардин. Говорю тебе, у Сермака есть последователи. Что, если он не будет ждать следующих выборов? Я помню еще времена, когда мы заставили кое-кого здорово поплясать, несмотря на этот плакат, который ты нацепил на стенку.

Хардин поднял брови.

— Ты сегодня настроен пессимистически, Ли, к тому же что-то выдумываешь. Насколько я помню, наш маленький путч обошелся без всякого насилия. Ни одна живая душа не пострадала. Это была необходимая мера, принятая в нужный момент. И все прошло гладко и безболезненно, хотя и с великим трудом. Что же касается Сермака, то он противник каких-либо компромиссов. А потом, Ли, ни ты, ни я не энциклопедисты. Мы ко всему готовы. Слушай, старина, подключи своих людей к этому молодняку, только осторожно. Пусть они не знают, что за ними следят. Но повнимательнее, ты меня понимаешь?

Ли раздраженно рассмеялся.

— Ты думаешь, я такой дурак, что буду сидеть сложа руки и ждать, пока это мне прикажут. Сермак и его люди уже месяц у меня под наблюдением.

Мэр ухмыльнулся.

— Ты как всегда прав, дружище. Ну, хорошо. Кстати, — мягко добавил он, — посол Вересов возвращается на Терминус. Временно, надеюсь.

Последовало короткое молчание, несколько напряженное, затем Ли спросил:

— Что было в письме? Наши дела продвигаются?

— Не знаю. Не могу сказать, пока не поговорю с Вересовым. Может быть, да. В конце концов, должно что-то произойти до выборов. Но почему ты вдруг помрачнел?

— Потому что не знаю, что из всего этого выйдет. Ты слишком умен, Хардин, и ты многое скрываешь.

— И ты тоже, — пробормотал мэр.

Потом он громко спросил:

— А не собираешься ли ты вступить в новую партию Сермака?

Ли улыбнулся против воли.

— Ну, хорошо, ты выиграл. А теперь неплохо бы и пообедать.

Сальвору Хардину, убежденному шутнику, приписывали множество афоризмов. Считают, что однажды именно он сказал:

— Полезно иногда быть честным, в особенности, если у тебя репутация лгуна.

Павлу Вересову не один раз приходилось пользоваться этим хорошим советом, учитывая, что он уже 14 лет играл на Анакреоне целых две роли; которые часто и неприятно напоминали ему танец босиком на раскаленных углях.

Для народа Анакреона он был первосвященником, представителем Основания, ставшего для этих варваров символом волшебства и центром религии, которую они создали не без помощи Хардина за последние 30 лет. И в качестве первосвященника Вересов основал там свой дом, превратившийся для него в темницу, потому что в глубине души этот человек презирал ритуалы, которые его окружали.

Но для короля Анакреона — старого, уже умершего, и его молодого внука, уже сидевшего на троне, — он был просто могущественным послом, которого боялись и одновременно завидовали втайне.

В целом миссия Вересова была нелегкой, поэтому первое за три года путешествие с Анакреона на Терминус, хоть и вызванное неприятной причиной, он воспринял как каникулы. И поскольку первосвященнику неоднократно приходилось путешествовать в строгой секретности, он вынужден был воплотить в жизнь афоризм Хардина. Вересов переоделся в гражданское платье и взял билет второго класса на пассажирский лайнер, следующий к Терминусу. Прибыв на Основание, он пробился сквозь толпу пассажиров на космодроме и позвонил в зал Совета из городского видеоавтомата.

— Меня зовут Ян Смит, — представился Вересов. — На сегодняшнее утро мне назначена встреча с мэром.

Молодая женщина с бесцветным голосом, хотя и достаточно деловая, сделала еще одно переключение на другом конце провода, обменялась с кем-то двумя-тремя фразами, затем монотонно проговорила:

— Мэр Хардин примет вас через полчаса, сэр.

Экран видеофона померк.

Посол купил последнее издание местной газеты, неторопливо прошел в городской сад и, усевшись на первую же попавшуюся пустую скамейку, прочитал передовую статью, спортивные новости и уголок юмора. Когда полчаса прошло, он встал, засунул газету подмышку и не спеша прошел в приемную Совета, где и назвал свое имя.

За это время Вересова никто так и не узнал, потому что он вел себя, как самый обычный гражданин.

Хардин взглянул на него и ухмыльнулся.

— Берите сигару. Как путешествие?

Вересов потянулся за сигарой.

— Любопытно. Со мной в каюте находился священник. Он летел на Терминус, чтобы пройти специальный курс по приготовлению синтетов, радиоактивных средств для лечения рака.

— Но ведь он не назвал это так, а?

— Еще чего! Для него это была Священная Пища.

Мэр улыбнулся.

— Продолжайте.

— Он вовлек меня в спор, после чего долго и старательно пытался излечить меня от болезни материализма.

— Так и не узнав своего Верховного Жреца?

— Без малиновой мантии? Кроме того, он со Смирно. Для меня это был интересный опыт. Поистине, поражает метаморфоза, которой подверглась наука. В наши дни она стала своего рода религией. Я даже статью написал на эту тему — исключительно для собственного удовольствия, ведь публиковать ее нельзя. Крушение Империи на периферии привело к тому, что наука здесь стала терять свою силу. Сохранить себя и свое могущество она могла, лишь приняв иную форму, что и произошло. Получается все очень складно, если на помощь призвать символическую логику.

— Интересно! — Мэр заложил руки за голову и вдруг сменил тему разговора. — Расскажите о положении на Анакреоне.

Посол нахмурился. Отложив сигару, он сообщил:

— Ситуация весьма неприятная.

— И поэтому вы здесь.

— Да. Положение таково: ключевая фигура на Анакреоне — принц-регент Венус. Он дядя короля Лепольда.

— Это я знаю, но Лепольд достигнет совершеннолетия в будущем году. Насколько мне известно, в феврале ему исполнится шестнадцать.

— Верно. — Затем последовало мрачное дополнение. — Если он останется в живых. Отец короля погиб при подозрительных обстоятельствах. Во время охоты его грудь пробила пуля-игла. Это объяснили как несчастный случай.

— Кажется, я припоминаю Венуса. Мы встречались на Анакреоне после его поражения в войне с Терминусом. Это было еще до вас. Да, если я не ошибаюсь, это смуглый молодой человек, черноволосый, правый глаз у него косил. И еще у него смешной крючковатый нос.

— Точно, он остался косым, и нос у него такой же крючковатый, но волосы поседели. Венус нечист на руку. К счастью, он самый большой дурак на планете, который считает себя необычайно умным и проницательным, так что все его намерения видны насквозь.

— Так обычно и бывает.

— Он думает, что если надо разбить яйцо, то делать это необходимо по крайней мере атомным бластером. Вспомните налоги, которыми он хотел обложить имущество Храма два года назад, когда умер старый король. Помните?

Хардин задумчиво кивнул головой, потом улыбнулся.

— Жрецы подняли страшный шум?..

— Они подняли такой шум, что его можно было слышать на Лукреции. С тех пор Венус стал более осторожным, когда имеет дело со священниками, но все-таки умудряется доставлять неприятности. Он безгранично самоуверен.

— Возможно, Венус компенсирует таким образом свой комплекс неполноценности. Младшие сыновья королевского рода обычно этим страдают.

— От этого не легче. Венус все время кричит о том, что пора напасть на Основание. Он даже и не пытается скрывать своих намерений. И его положение позволяет это сделать, с точки зрения вооружения. Старый король создал великолепный космический флот, да и Венус не дремал последние два года. Даже налоги на Храм он планировал употребить на дальнейшее вооружение флота. А когда у него ничего не получилось, он вздумал увеличить обычные налоги вдвое.

— Возникли какие-нибудь беспорядки?

— Ничего серьезного. Послушание властям многие недели было сквозной мыслью каждого призыва в королевстве. Мы сами провели не одну службу во славу покорности королю. Но скажу, правда, что Венус выказал нам в связи с этим признательность.

— Ну, хорошо, общее положение я уяснил. А что случилось теперь?

— Две недели тому назад корабль торговцев с Анакреона обнаружил в космосе старый военный крейсер Империи, который находился в космосе по меньшей мере три столетия.

В глазах Хардина сверкнул интерес. Он выпрямился.

— Да, я слышал об этом. Навигационное бюро прислало мне петицию с просьбой представить им этот крейсер для изучения. Как я понял, он находится в хорошем состоянии.

— В слишком хорошем, — ответил Вересов сухо. — Когда Венус на прошлой неделе получил наше письмо с просьбой передать этот крейсер Основанию, у него чуть не начались конвульсии.

— Он мне еще не ответил.

— И не ответит. Разве что пушками — по крайней мере он к этому готовится. Видите ли, Венус пришел ко мне как раз в день моего отъезда и попросил, чтобы Основание привело этот крейсер в боевую готовность, а потом передало его в космический флот Анакреона. У него хватило нахальства утверждать, что ваше письмо, пришедшее на прошлой неделе, указывает на намерение Терминуса атаковать Анакреон. Принц заявил, что отказ починить и привести в боевую готовность крейсер только подтвердит его подозрения, и прибавил, что тем самым мы вынудим его принять меры по защите Анакреона. Это его собственные слова. Мы его вынуждаем Вот почему я здесь.

Хардин мягко рассмеялся.

Вересов улыбнулся и продолжил:

— Конечно, он ожидает отказа. И это будет прекрасным предлогом, по его мнению, для немедленного нападения на Основание.

— Я все понимаю. Ну что же, у нас в запасе еще шесть месяцев, поэтому сделайте с крейсером все, что нужно, и подарите его принцу с наилучшими пожеланиями. Дайте крейсеру название «Венус» в знак нашей любви и уважения.

Мэр вновь рассмеялся. Вересов же опять ответил ему едва заметной улыбкой.

— Я понимаю, что это логично, Хардин, но все же волнуюсь.

— За что?

— За этот корабль. Умели-таки строить в те времена! Грузоподъемность крейсера больше, чем у половины всего флота Анакреона. На нем стоят атомные пушки, которые в состоянии уничтожить планету. Слишком уж хорошо сделан, Хардин.

— Наивно, Вересов, наивно. И вы, и я — мы оба знаем, что даже с тем оружием, которое Анакреон имеет сейчас, Венус сможет захватить Терминус задолго до того, как мы приведем крейсер в боевую готовность. Какое же тогда имеет значение то, что мы дадим ему еще и крейсер? Вы ведь знаете, что до настоящей войны дело так и не дойдет.

— Надеюсь, что да. — Посол поднял глаза. — Но, Хардин…

— Да? Почему вы остановились? Продолжайте же.

— Послушайте, это не мое дело, но я читал сегодняшнюю газету. — Он положил газету на стол и ткнул пальцем в передовицу. — О чем это они?

Хардин бросил на газету мимолетный взгляд.

— Группа членов Совета создает новое направление и новую партию.

— Это я прочел.

Вересов заколебался.

— Я знаю, что вы лучше разбираетесь во всех внутренних делах, чем я, но, по-моему, на вас нападают со всех сторон. На сколько они сильны?

— Очень. Возможно, они будут контролировать Совет поле следующих выборов.

— Не раньше? — Вересов искоса взглянул на мэра. — Есть способы и помимо выборов.

— Вы что, принимаете меня за Венуса?!

— Нет, но починка крейсера займет несколько месяцев, и нападение последует сразу же. Это несомненно. Наша уступка будет воспринята как признак слабости, а имперский крейсер чуть ли не вдвое увеличит силы Венуса. Он нападет на нас — это так же точно, как то, что я первосвященник. Зачем рисковать? Сделайте либо одно, либо другое: или объясните ваш план Совету, или заставьте Анакреон объясниться сейчас.

Хардин нахмурился.

— Заставить? Прежде чем наступит кризис? Это единственное, чего я не должен делать. Существует Хари Сэлдон и такая вещь, как его План.

Вересов заколебался, потом пробормотал:

— Так вы абсолютно уверены, что такой План существует?

— Вряд ли по этому поводу могут возникнуть какие-либо сомнения, — последовал твердый ответ. — Я присутствовал при открытии Временного Сейфа, тогда Сэлдон ясно дал нам что понять.

— Я не это имел в виду, Хардин. Я просто не понимаю, как можно предвидеть и расписать всю историю человечества на тысячу лет вперед. Может, Сэлдон переоценил себя? — Вересов поежился от иронической улыбки мэра и добавил: — Конечно, я не психолог…

— Вот именно. Никто из нас не психолог. Но я в молодости получил некоторые элементарные понятия, вполне достаточные, чтобы постичь возможности этой науки, хотя сам я не в состоянии ничего вычислить. Нет никакого сомнения, что Сэлдон сделал именно то, что он утверждает. «Основание, — говорил Сэлдон, — было создано как научное учреждение, благодаря которому наука и культура умирающей Империи переживут времена начинающегося варварства и, в конце концов, сохранятся до Второй Империи».

Вересов с сомнением кивнул головой.

— Каждый надеется, что именно так все и должно произойти. Но можем ли мы рисковать? Можем ли мы рисковать настоящим из-за какого-то туманного будущего?

— Мы должны, потому что это будущее отнюдь не туманное. Оно было просчитано и записано Сэлдоном. Каждый последующий кризис в нашей истории отмечен, и успешный выход из этого кризиса будет зависеть от того, насколько мы решим предыдущий. Мы переживаем пока только второй кризис, и страшно подумать, каким будет результат при малейших отклонениях.

— Это ничем не подтвержденные рассуждения.

— Нет. В день открытия Временного Сейфа Хари Сэлдон сказал, что в каждый кризис свобода наших действий будет ограничена до такой степени, что мы сможем найти из создавшегося положения только один выход.

— Чтобы мы не наделали глупостей и не свернули в сторону?

— Совершенно верно. Но, соответственно, пока у нас еще есть выбор, как поступить, кризиса нет. Мы должны тянуть как можно дольше и, Великий Космос, именно это я и собираюсь делать.

Вересов не ответил. Он задумчиво пожевал губу. Прошло не более года с тех пор, как Хардин обсуждал с ним одну проблему, очень важную проблему: что противопоставить враждебным действиям Анакреона. Обсуждал только потому, что Вересов настоял на этом разговоре. Казалось, Хардин читал все его мысли.

— Лучше бы я вам об этом ничего не говорил, — сказал он.

— Почему? — в изумлении выкрикнул Вересов.

— Потому что уже шестеро людей знают об этом. Вы, я, трое других послов и Иоганн Ли. А я очень боюсь, что идея Сэлдона заключается в том, чтобы никто ничего не знал.

— Но почему?

— Потому что даже развитая психология Сэлдона была ограниченной. Он не мог рассчитывать поведение отдельных личностей так, как вы не можете применить кинетическую теорию газов к отдельным молекулам. Он работал с толпами, с населением целых планет, которые не обладают знаниями о будущих своих действиях и в конечном результате подчиняются его уравнениям.

— Это не так просто.

— Но это так. Я не знаю психологию в такой степени, чтобы объяснить вам это научно. Но для вас не секрет, что на Терминусе вообще нет ученых психологов, так же, как и математических книг по этому вопросу. Совершенно очевидно, что Сэлдон не желал, чтобы кто-то на Терминусе обладал умением высчитывать будущее наперед. Он хотел, чтобы мы шли к цели слепо, а следовательно, согласно законам психологии толпы. Как я уже однажды вам говорил, я не имел понятия, что случится после выдворения анакреонцев с Терминуса. Я просто хотел установить равновесие сил, не более того. И только значительно позже мне показалось, что понимаю, куда влекут нас события, но я предпринял все возможное, чтобы действовать, не исходя из этого знания. Если бы в результате своего предвидения я вмешался в события, боюсь, что с Планом Сэлдона было бы покончено.

Вересов задумчиво кивнул головой.

— Мне не привыкать к таким сложным рассуждениям. Я наслушался и не таких в Храме Анакреона. А как вы думаете определить тот самый момент, когда нужно будет действовать?

— Этот момент уже известен. Вы сами признаете, что как только космический крейсер будет починен, ничто не остановит Венуса, и он нападет на Основание. Тогда у нас не будет больше выбора.

— Вы правы.

— Вот и хорошо. Это — что касается внешней политики. Тем временем вы не можете не признать, что следующие выборы дадут нам новый враждебно настроенный Совет, который насильственно навяжет Терминусу военные действия против Анакреона. Здесь тоже нет никакого выбора.

— Вы правы.

— И как только из всех этих альтернатив у нас будет одна-единственная, считайте, что наступил кризис. Тем не менее я взволнован.

Хардин замолчал, и Вересов терпеливо стал ждать. Медленно, почти неохотно, мэр продолжил:

— У меня есть мысль, едва уловимая, что нарастание внешнего и внутреннего кризисов было запланировано одновременно. Но сейчас здесь наблюдается разница в несколько месяцев. Венус, вероятно, атакует еще до весны, а выборы будут только через год.

— По-моему, это неважно.

— Не знаю, может быть, так произошло из-за каких-то погрешностей, а может быть, и потому, что я слишком много знаю. Я всегда старался вести себя так, чтобы предвидение никак не повлияло на мои действия. Однако не могу точно сказать, какой это может дать эффект. Как бы то ни было, — Хардин поднял глаза, — я принял твердое решение.

— Какое именно?

— Когда разразится кризис, отправлюсь на Анакреон. Я хочу опять быть на месте…

— О, да я слишком много наговорил. Уже поздно. Давайте закончим с делами, отправимся в какое-нибудь милое местечко и приятно проведем вечер.

— Нет, уж лучше прямо здесь, — сказал Вересов. — Не хочу, чтобы меня узнали, а то представляете, что скажет эта ваша новая партия? Попросите принести коньяк сюда.

Хардин так и сделал, правда в очень умеренном количестве.

В те дни, когда Галактическая Империя охватывала собой всю Галактику и Анакреон был самым богатым вассалом на периферии, многие императоры посещали дворец вице-короля. И ни один из них не уехал отсюда, не испытав себя хоть раз в королевской охоте, когда свита в скоростных катерах, вооруженная игольчатыми пистолетами, вступала в противоборство с летающей пернатой крепостью, которую жители называли птицей пайк.

Былая слава Анакреона ушла в прошлое вместе с Империей. Дворец лежал в руинах, за исключением того крыла, которое восстановили рабочие Основания. И уже более двухсот лет Анакреон не видел ни одного императора, но охота на пайка все еще оставалась королевской забавой и зоркий глаз все так же был необходим королям Анакреона.

Лепольд I, король Анакреона и лорд-протектор внешних территорий, хотя и не достиг еще шестнадцати лет, доказывал свое охотничье мастерство уже не один раз. Он убил первого пайка, когда ему не исполнилось и тринадцати лет, десятого — после того как получил доступ к трону, а сейчас он возвращался с охоты на сорок шестую птицу.

— Пятьдесят, прежде чем мне стукнет шестнадцать! — воскликнул он. — С кем пари?

Но придворные не держали пари, когда дело касалось искусства их короля. Всегда существовала смертельная опасность выиграть. Поэтому никто не рискнул вступить в спор с королем, и он в прекрасном настроении отправился переодеваться.

— Лепольд!

Король остановился и хмуро повернулся. Венус смотрел на молодого племянника с порога своих покоев.

— Отошли их, — нетерпеливо махнул он рукой. — Вон!

Король резко сделал знак рукой, и двое прислужников, пятясь с низкими поклонами, спустились с лестницы. Лепольд вошел в комнату своего дяди. Венус брезгливо уставился на охотничий костюм короля.

— Очень скоро тебе придется заниматься делами поважнее, чем охота.

Он повернулся к племяннику спиной и отошел к столу. Принц был уже стар, чтобы выдерживать резкие порывы ветра, опасные развороты перед самым крылом пайка, кувыркания воздушной лодки то вверх, то вниз. Может, поэтому он и говорил, что презирает это развлечение. Лепольд понял, почему его дядя выказывает неудовольствие, и начал разговор с энтузиазмом, но и не без угрозы в голосе.

— Как жаль, что вы не были сегодня с нами, дядя! Мы прикончили птичку из Самии настоящее чудовище! И как это было здорово! Мы выслеживали его целых два часа на семидесяти квадратных милях. А затем я рванул вверх, — тут он сделал движение рукой, как будто все еще находился в своей воздушной лодке, — и нырнул пайку под крыло. Попал я ему прямо под крыло. Он взбесился и рванул вперед. Но я тоже не дремал, ушел левее, а затем подобрался к нему с солнечной стороны. Он приблизился ко мне на размах крыла, тогда я…

— Лепольд!

— Гм… Так я убил его.

— Не сомневаюсь. А сейчас ты, может быть, послушаешь?

Король пожал плечами и уселся на край стола, потом взял лежащий на нем орех и попытался раскусить его совсем не с королевским достоинством. Он не осмеливался встретиться со своим дядей взглядом.

Венус первым прервал молчание:

— Сегодня я был на крейсере.

— На каком крейсере?

— Есть только один крейсер. Тот крейсер, который Основание чинит для нашего флота. Старый имперский крейсер. Я выражаюсь достаточно ясно?

— А-а, этот! Вот видите, я же говорил; что они будут его чинить, если только мы их попросим. Все это ерунда — ваши разговоры о том, что они хотят напасть на нас. Если бы это было так, зачем им чинить для нас боевой крейсер? Это ведь не имеет смысла.

— Лепольд, ты дурак!

Король, который только что расколол орех и пытался выковырнуть оттуда зерно, покраснел.

— Послушайте-ка, — сказал он со злостью, которая едва ли чем отличалась от обычной сварливости. — Не думаю, что вы меня можете так называть. Вы забываетесь. Через два месяца я стану совершеннолетним.

— Да, и ты прекрасно подготовлен для принятия королевской власти. Если бы ты хоть половину того времени, что тратишь на охоту, использовал для общественных дел, я спокойно подписал бы свое отречение от регентства.

— А мне плевать. И вообще, здесь все это ни при чем. Даже если вы регент и мой дядя, но все же король — я. А вы — только мой подданный. Вы не должны называть меня дураком и, кстати, не должны сидеть в моем присутствии. Думаю, вам следует быть осторожным, дядя, или я сам об этом позабочусь… скоро.

Взгляд Венуса был холоден.

— Могу я обратиться к вам, ваше величество?

— Да.

— Так вот, вы — дурак, ваше величество.

Темные глаза регента сверкали из-под мохнатых бровей, и молодой король медленно сел в кресло. На мгновение лицо регента озарило ироническое удовлетворение, однако выражение это быстро исчезло. Его толстые губы раздвинулись в улыбке, и он опустил руку на плечо короля.

— Не обращай внимания, Лепольд. Мне не стоит так строго разговаривать с тобой. Иногда мне просто трудно удержаться и разговаривать в нужном тоне, когда события давят, как… Ты понимаешь?!

Но если речь его текла умиротворенно, то глаза оставались такими же жестокими, как и раньше.

Лепольд неуверенно сказал:

— Я понимаю. Государственные дела — очень трудные.

Он подумал не без опаски, не заставят ли его сейчас выслушивать нудные бессмысленные речи о годовой торговле со Смирно и о недавно заселенных мирах Красного Коридора.

Венус продолжал:

— Мой мальчик. Я хотел побеседовать с тобой раньше, и, возможно, мне следовало это сделать уже давно, но я знаю, что твоя юная душа нетерпимо относится к скучным деталям управления государством.

Лепольд кивнул головой.

— Ну что вы, дядя, все в порядке…

Венус его перебил:

— Однако через два месяца ты станешь совершеннолетним. Более того, в те трудные времена, которые сейчас наступают, тебе придется активно принимать участие в делах государства. Ты станешь королем, Лепольд.

Будущий король вновь кинул взгляд на дядю, лицо которого ничего не отразило.

— Будет война, Лепольд…

— Война! Но ведь у нас мирный договор со Смирно…

— Не со Смирно. С самим Основанием!

— Но, дядя, они же согласились починить для нас этот крейсер. Вы же сами сказали…

Голос Лепольда постепенно затих, когда он увидел презрительно оттопыренную губу своего дяди.

— Лепольд, — сказал он уже не так дружественно, как раньше. — Мы должны поговорить с тобой, как мужчина и мужчиной. Будет крейсер отремонтирован или нет — война с Основанием неизбежна, и, кстати, начнется скорее, если корабль будет отремонтирован. Основание — источник власти и могущества. Все величие Анакреона — весь его флот, его города, народ, его торговля — зависит от этой власти, которую нехотя дало нам Основание. Я помню время… Да, я сам помню время, когда города Анакреона топились печками с углем и нефтью… Но это неважно. Ты все равно не поймешь…

— Похоже, — неуверенно возразил Лепольд, — что мы должны быть им благодарны…

— Благодарны?! — взревел Венус. — Благодарны, что они кидают нам крошки с собственного стола, а себе оставляют… мы даже вообразить не можем, что. Причем делают все это с выгодой. Да, они это делают для того, чтобы в один прекрасный час захватить власть во всей Галактике.

Венус переложил руку на колено племянника, и глаза его сощурились.

— Лепольд, ты король Анакреона. Твои дети и дети твоих детей могут стать королями Вселенной, если только у тебя будет то могущество, которое Основание от нас скрывает.

— Уж в этом что-то есть! — В глазах Лепольда блеснула какая-то искорка, и спина его выпрямилась. — В конце концов, какое право они имеют держать что-то только для себя! Это нечестно. Анакреон тоже что-то да значит.

— Вот видишь. Ты уже начинаешь понимать. А сейчас, мой мальчик, что, если Смирно тоже решит напасть на Основание и присвоить все чудеса себе? Ты думаешь, мы долго продержимся, прежде чем станем вассалами? И долго ли ты останешься на своем троне?

Лепольд постепенно приходил в возбуждение.

— Великий Космос, вы правы! Вы абсолютно правы. Мы должны напасть первыми. Это будет просто самооборона.

Улыбка Венуса стала шире.

— Более того, когда-то, в самом начале правления твоего деда, Анакреон уже создал одну военную базу на планете Основания, Терминусе, — базу, жизненно необходимую для нашей обороны. Нас заставили покинуть эту базу в результате всяческих махинаций лидера Основания, плебея, ученого без капли благородной крови в жилах. Ты понимаешь, Лепольд? Твой дед был оскорблен этим подонком. Я его помню. Он едва ли был старше меня, когда прилетел на Анакреон со своей дьявольской улыбкой и дьявольским умом. Он прилетел один, но за его спиной стояла мощь трех других королевств, которые объединились в трусливый союз против величия Анакреона.

Лепольд покраснел, и глаза его засверкали.

— Клянусь Сэлдоном, если б я был на месте моего деда, я бы ему показал!

— Нет, Лепольд. Мы решили подождать и отомстить за оскорбление в более подходящий момент. Это было мечтой твоего отца перед его безвременной кончиной, что именно он будет человеком, который… Эх, да что там говорить!

Венус резко отвернулся. Потом, как человек, сдерживающий свои чувства, сказал:

— Он был моим братом. И если бы его сын…

— Да, дядя, я не подведу вас. Я решил, что будет только справедливо, если Анакреон сметет с лица земли этих смутьянов, причем немедленно.

— Нет, только не немедленно. Во-первых, мы должны дождаться, пока закончится ремонт боевого крейсера. Простой факт, что они согласились привести крейсер в боевую готовность, показывает — они нас боятся. Эти дураки, а они заслуживают, чтобы их так называли, пытаются нас умиротворить, но мы не свернем с пути истинного.

Лепольд радостно ударил себе кулаком по ладони.

— Никогда, пока я король Анакреона.

Губы Венуса саркастически искривились.

— Кроме того, мы должны дождаться прибытия Сальвора Хардина.

— Сальвор Хардин!

У короля внезапно округлились глаза, и юношеский контур безбородого лица потерял те почти твердые черты, которые совсем недавно на нем обозначались.

— Да, Лепольд, сам лидер Основания прибывает на Анакреон в твой день рождения, вероятно, чтобы успокоить нас своими льстивыми речами. Но это ему не поможет.

— Сальвор Хардин, — это был едва слышный шепот.

Венус нахмурился.

— Ты что, боишься? Это тот самый Сальвор Хардин, который во время своего последнего визита обливал нас грязью. Я надеюсь, ты не забыл этого смертельного оскорбления? Да еще от плебея, которому самое место в канаве!

— Нет, не забыл. Нет… Мы еще отплатим ему, но… но… я немного… боюсь!

Регент поднялся.

— Боишься? Кого? Я спрашиваю, кого ты можешь бояться?

Он захлебнулся от ярости.

— Я хочу сказать, это будет… э-э-э… немного святотатственно — напасть на Основание. Я хочу сказать…

— Продолжай.

Лепольд смущенно проговорил:

— Я хочу сказать, что если на свете действительно существует Космический Дух, он… э-э-э… ему это может не понравиться. Как вы думаете?

— Думаю, что нет, — последовал твердый ответ. Венус вновь уселся, и губы его искривились в странной усмешке.

— Так ты, значит, всерьез думаешь о Галактическом Духе?! Вот что значит оставить тебя без присмотра. Ты просто наслушался Вересова, как я понимаю.

— Он немного объяснил мне…

— Про Галактический Дух?

— Да.

— Какой ты еще теленочек! Он верит во всю эту ерунду намного меньше, чем я. А я вообще в нее не верю. Я тебе сколько раз говорил, что это все пустая болтовня.

— Да, я помню, но Вересов говорит…

— К черту Вересова. Это болтовня!

Наступила короткая упрямая тишина, а затем Лепольд сказал:

— Все равно, все в это верят. Я имею в виду правду о том, что Хари Сэлдон пророк и что он создал Основание, чтобы оно выполнило его предвидение. И в один день настанет рай на всей земле, и каждый, кто ослушается, будет проклят и осужден навеки. Люди в это верят… Я бывал на многих празднествах и видел…

— Да, они верят, но мы — нет. И ты можешь быть только благодарен тому, что это так. В противном случае ты просто не стал бы королем по священному праву и не считался бы помазанником божьим. Очень даже удобно. Это устраняет возможность революций и гарантирует безусловное послушание во всем. Именно поэтому, Лепольд, ты должен принимать активное участие в войне против Основания. Я только регент, а следовательно, человек. Ты же для них — король, более того — полубог.

— Но, по-моему, это не совсем так, — машинально ответил король.

— Не совсем так? — Последовал иронический ответ: — Но все так считают, за исключением Основания, конечно. Ты понял? Все, кроме Основания. Как только ты их уничтожишь, некому уже будет сомневаться, что ты избранник божий. Подумай об этом.

— И тогда мы сами сможем управлять этими могущественными коробками в храмах, и водить корабли без людей, и пользоваться Священной Пищей, которая излечивает от рака, и получать все остальное?.. Вересов говорил, что только благословенные Галактическим Духом могут…

— Вот именно, Вересов говорил! Вересов — второй после Хардина твой злейший враг. Будь со мной, Лепольд, и не думай о них. Вместе мы создадим Империю, не просто королевство Анакреон, а такое, которое охватит каждое из биллионов солнц Галактики. Разве это не лучше, чем просто слова «Рай на земле»?

— Да-а-а.

— Разве может Вересов пообещать больше?

— Нет.

— Хорошо.

Голос его звучал повелительно.

— Думаю, можно считать, что мы договорились?

Он подождал ответа.

— А теперь иди, я буду позже. И вот еще что, Лепольд…

Молодой король обернулся с порога.

Венус улыбнулся, но глаза его, как всегда, остались холодными.

— Будь внимателен на охоте, мой мальчик. После несчастного случая, который произошел с твоим отцом, у меня появляются все время какие-то странные предчувствия в отношении тебя. Надеюсь, ты будешь осторожен и сделаешь то, о чем мы с тобой договорились, правда?

Глаза Лепольда расширились; затем он их опустил.

— Да, конечно, дядя.

— Прекрасно.

Без всякого выражения на лице регент — посмотрел вслед удаляющемуся племяннику и вернулся к столу.

А мысли уходящего Лепольда были трезвы и полны страха. Может, это будет и лучше — победить Основание и, более того, добиться власти, о которой говорил дядя. Ведь после того как война кончится, он будет крепко сидеть на троне. Но внезапно Лепольд четко осознал, что Венус и два его взрослых сына являются прямыми наследниками престола в случае его смерти. Но пока он — король… А королю ничего не стоит приказать выстрелить… Даже в своих братьев и дядей.

После Сермака наиболее деятельным в подборе кадров, которые сейчас вливались в так называемую Партию действия, был Льюис Борт.

И, тем не менее, он не был членом делегации, которая нанесла визит Сальвору Хардину почти полгода тому назад. Так получилось не потому, что партия не признавала его стараний — скорее напротив. Борт отсутствовал по той простой причине, что в это время находился на Анакреоне. Он посетил планету как частное лицо. Борт нигде не регистрировался и не делал ничего важного. Он просто наблюдал за темными сторонами жизни этой планеты и совал свой длинный нос в самые отдаленные ее уголки. Льюис прилетел домой в сумерках короткого зимнего дня, который начался снегопадом, и уже через час сидел за столом в доме Сермака. Первые его слова не улучшили настроения собравшихся. А оно уже было достаточно мрачным в связи со сгущающимися сумерками и обильным снегопадом за окном.

— Боюсь, — сказал Льюис, — что наше положение можно охарактеризовать как «пропащее дело».

— Вы так считаете? — угрюмо спросил Сермак.

— Думать тут не о чем, Сермак. Другого мнения и быть не может.

— Оружие… — начал было доктор Вальто несколько официально, но Борт прервал его:

— Забудьте о своем оружии. Это старо.

Его взгляд прошелся по лицам.

— Я говорю о народе. Признаю, что попытка организовать дворцовый переворот и посадить на трон своего короля, благожелательно настроенного к Основанию, — моя идея. Это была хорошая идея, которая и сейчас хороша. Но в ней есть только один маленький недостаток: ее невозможно осуществить. Великий Сальвор Хардин позаботился об этом.

Сермак угрюмо сказал:

— Если вы расскажете нам все подробности, Борт…

— Подробности… Все это не так просто. Надо рассматривать эту проклятую ситуацию на Анакреоне в целом. Дело в религии, которую насадило Основание. Она действует.

— Подумаешь!

— Вы должны видеть, как она действует, чтобы понять. Терминус для вас — это просто много школ, в которых обучают священников, да еще иногда устраиваются специальные представления для пилигримов на окраинах города, вот и все. Нас это почти не касается. Но на Анакреоне…

Лем Тарки разгладил одним пальцем модный узел на галстуке и откашлялся.

— Что же это за религия? Хардин всегда говорил нам, что все это обычная болтовня, дабы заставить их признать нашу науку без ненужных вопросов. Ты помнишь, Сермак, он нам тогда сказал…

— Объяснения Хардина, — напомнил ему Сермак, — вряд ли стоит принимать на веру. Но все-таки, что же это за религия, Борт?

Тот задумался.

— С этической точки зрения, в ней все в порядке. Она мало отличается от философских течений былой Империи. Высокие моральные устои и все прочее. Тут нечему возразить. Религия — одно из высших цивилизующих влияний истории, и в этом отношении она выполняет…

— Все это нам известно, — нетерпеливо прервал его Сермак. — Поближе к делу.

— Пожалуйста.

Борт был несколько сбит с толку, хотя и не показывал этого.

— Религия, которую Основание не только насадило, но и всячески поощряло, базируется на беспрекословном послушании. Каста жрецов полностью контролирует научные аппараты, переданные нами Анакреону, но они умеют ими управлять чисто эмпирически Они целиком и полностью верят в религию и… гм… в духовную подоплеку энергии, которой распоряжаются.

Например, два месяца назад какой-то кретин вздумал манипулировать на энергостанции не теми ручками, что надо. И, конечно, в результате взорвал пять городских кварталов. Это было рассмотрено всеми, включая и жрецов, как великая священная месть.

— Я смутно помню, в газетах что-то писали об этом случае. Правда, не пойму, к чему вы клоните.

— Тогда послушайте, — напряженно сказал Борт. — Каста священников образует иерархию, во главе которой стоит король. На него смотрят как на полубога. Он является абсолютным монархом, помазанником божьим, и в это свято верят и народ, и жрецы. Короля нельзя просто так взять и скинуть. Теперь вы поняли?

— Подождите, — вмешался в разговор Вальто, — что вы имели в виду, когда сказали, что это дело рук Хардина? Он-то тут при чем?

Борт с горечью посмотрел на него.

— Основание поддерживает этот обман изо всех сил. Оно поддерживает его всеми научными достижениями. На Анакреоне нет ни одного праздника, на котором король не появился бы без священной радиоактивной ауры, сияющей вокруг его тела и поднимающейся короной вокруг головы. Каждый, кто прикоснется к нему, сгорает заживо. В критические минуты король может перемещаться по воздуху из одного места в другое. Считается, что это происходит по мановению Святого Духа. По мановению его руки храмы освещаются неземным жемчужным светом. Можно без конца перечислять все эти простые трюки, которые мы предоставили в его распоряжение, но даже сами жрецы, исполняющие для короля эти трюки, верят в них.

— Плохо, — сказал Сермак, закусив губу.

— Мне хочется плакать фонтанами Городского парка, — образно и честно признался Борт, — когда я думаю о том шансе, который мы прозевали. Возьмите ситуацию 30 лет тому назад, когда Хардин спас Основание от Анакреона. Анакреонцы не понимали, что старая Империя терпит крах. Они занимались своими делами, и даже когда все коммуникации были прерваны и дед-пират нынешнего короля Анакреона воцарился на троне, так до конца и не осознали, что Империи капут.

Если бы у императора хватило смелости, он смог бы восстановить свое положение, послав туда всего лишь два боевых крейсера. И, вне всякого сомнения, император нашел бы поддержку и внутри страны. И мы, мы могли сделать то же самое, но нет. Хардин насадил поклонение монарху. Лично я этого не понимаю. Почему? Почему? Почему?..

— Что, — вмешался Джеймс Орси, — делает Вересов? Ведь когда-то он был одним из активнейших сторонников Партии действия. Чем он там занимается? Господи, неужели он тоже слеп?

— Я не знаю, — жестко сказал Борт. — Он для них первосвященник. Насколько я понял, он ничего не делает, ограничиваясь одними советами и указаниями жрецам по техническим деталям. Первосвященник, черт его побери, первосвященник!

Наступило молчание, и все взгляды устремились на Сермака. Молодой лидер партии нервно грыз ногти, затем громко сказал:

— Ничего хорошего. Тут что-то не так.

Он оглядел своих собеседников по очереди и добавил еще более энергично:

— Значит, Хардин просто глуп?

— Похоже на то, — пожал плечами Борт.

— Никогда! Во всем этом что-то есть. Надо быть неимоверно глупым человеком, чтобы так тщательно и бесповоротно перерезать собственное горло. А Хардин далеко не дурак, я его таковым не считаю. С одной стороны, организовать религию, которая бы исключала всяческую возможность беспорядков внутри страны, с другой стороны, вооружить Анакреон самым совершенным оружием. Я этого не понимаю.

— Готов признать, что здесь что-то не так, — сказал Борт, — но факты остаются фактами. Что нам еще остается думать?

— Да это просто предательство, — нервно сказал Вальто. — Они ему заплатили.

Но Сермак нетерпеливо мотнул головой.

— Этого я тоже не думаю. Происходит нечто ненормальное, лишенное смысла. Скажи, Борт, ты что-нибудь слышал о старом имперском крейсере, который Основание должно отремонтировать и привести в полную боевую готовность для флота Анакреона?

— Боевом крейсере?

— Старом имперском крейсере.

— Нет, не слышал. Но это ничего не значит. Космодромы там считаются святыми религиозными местами, на которые народ не должен глядеть. Никто никогда даже не ведет разговоров о военном крейсере.

— Но до нас дошли слухи… Некоторые члены нашей партии высказались по этому поводу на Совете. Хардин ничего и не подумал отрицать. Его представитель заявил, что слухи ходят разные, но ничего и не подумал объяснять. На этом все и закончилось. Это может иметь какое-то значение?

— Так же, как все остальное, — ответил Борт. — Если это правда, то это — абсолютное безумие. Хотя и не больше, чем все остальное.

— Мне кажется, — заметил Орси, — у Хардина нет никакого секретного оружия. Это просто…

— Ну да, — рассердился Сермак. — Такой чертик в коробочке, который выскочит в нужный момент и заставит Венуса упасть в обморок. Основание легче взорвать самое себя, чтобы не мучиться, чем рассчитывать на какое-то секретное оружие.

— Ну что же, — сказал Орси неторопливо, меняя тему разговора. — Тогда поставим вопрос так: сколько у нас еще осталось времени?

— Вопрос что надо! Но не ждите от меня ответа. Пресса на Анакреоне вообще никогда не упоминает про Основание. В газетах сейчас полно статей о предстоящем празднике и ничего больше. На следующей неделе Лепольд станет совершеннолетним.

— Тогда у нас в запасе еще несколько месяцев.

Вальто улыбнулся в первый раз за весь вечер.

— Это дает нам возможность продержаться еще немного…

— Черта с два нам это дает! — нервно выкрикнул Борт. — Говорю вам, король для них — Бог! Вы что, думаете, что ему придется вести в народе пропагандистскую кампанию, чтобы поднять в народе боевой дух? Или он будет изо всех сил агитировать своих людей, обвинять нас в агрессивности, рассчитывая на дешевые эмоции? Когда придет время начать нападение, Лепольд отдаст приказ, и его люди пойдут драться. Все очень просто. Это самая проклятая из всех систем. Ты не задаешь вопросов Богу. Он может отдать приказ уже завтра, и ничего с этим не поделаешь.

Все собравшиеся пытались говорить одновременно. Сермак нетерпеливо стучал кулаком по столу, когда входная дверь отворилась и в комнату ввалился Леви Нораст. Он остановился, стряхивая со своей куртки мокрый снег.

— Вы только поглядите, — вскричал Леви, кинув газету на стол. — По всем каналам телевидения передают одно и то же.

Пять голов склонились над развернутой газетой.

Сермак сказал хриплым голосом:

— Великий Космос, он едет на Анакреон!

— Это предательство! — возбужденно пискнул Тарки. — Черт меня побери, если Вальто не прав! Он нас просто предал. А сейчас едет за своей платой.

Сермак поднялся.

— Теперь у нас нет выбора. Я попытаюсь завтра убедить Совет, чтобы Хардину было выражено недоверие. Если и это не поможет…

Прошедший недавно снег покрыл заносами дорогу, и автомобиль с трудом пробирался по пустынным улицам. Серая заря наступающего дня была холодна не только в поэтическом смысле, но и в буквальном. В такое холодное утро вряд ли кто-то стал бы заниматься сложнейшей политикой Основания, будь то член Партии действия или сторонник Хардина.

Иоганну Ли положение вещей явно не нравилось, и он ворчал все громче.

— Это будет плохо выглядеть, Хардин. Они скажут, что ты улизнул.

— Пусть говорят, что хотят. Я должен попасть на Анакреон, и я хочу это сделать спокойно. Прекрати, Ли.

Хардин откинулся на спинку сидения автомобиля, его знобило.

В автомобиле не было холодно, но что-то мерзкое сквозило в этом заснеженном мире, проносящемся за окном автомобиля, и Хардина это раздражало. Он машинально произнес:

— Когда-нибудь надо начать контролировать погоду на Терминусе. Это можно сделать.

— Я бы предпочел, — отозвался Ли, — покончить в первую очередь с другими проблемами. Например, как ты относишься к тому, чтобы контролировать не погоду, а, скажем, Сермака? Хорошая сухая камера, в которой температура не будет превышать круглый год 25 градусов по Цельсию, вполне ему подойдет.

— После чего мне действительно понадобятся телохранители, — ответил Хардин, — и не только эти двое.

Он указал на двух мужчин, которые ехали на переднем сидении вместе с шофером. Глаза их зорко оглядывали пустые улицы, а руки уверенно сжимали рукоятки атомных бластеров.

— По-моему, ты просто-напросто хочешь развязать гражданскую войну, — сказал после непродолжительной паузы мэр.

— Я? У нас есть все основания опасаться Сермака. — Ли начал перечислять по пальцам: — Раз. Сермак вчера устроил бучу на заседании Совета и потребовал, чтобы тебе было выражено недоверие.

— Он имел на это полное право, — спокойно перебил его Хардин. — Кроме того, его предложение было отвергнуто 206 голосами против 184.

— Безусловно. Большинством в 22 голоса, когда мы рассчитывали по меньшей мере на 60. Не спорь, ты сам это прекрасно знаешь.

— Чуть было не проиграли, — признался Хардин.

— Прекрасно! И давай дальше. Два: после голосования 59 членов Партии действия поднялись и ушли с Совета.

Хардин ничего не ответил, и Ли продолжал:

— Три: перед уходом Сермак заявил, что ты предатель и едешь на Анакреон за тридцатью сребрениками, что проголосовавшие за тебя вольно или невольно участвуют в этом предательстве и что его партию называют Партией действия не просто так за здорово живешь. И что же все это значит?

— По-моему, неприятности.

— А сейчас ты пытаешься улизнуть пораньше утром, как преступник. Ты должен, Хардин, встретить их лицом к лицу, если понадобится, то, черт возьми, объявить военное положение.

— Насилие — это последнее убежище…

— Беспомощного? Чушь!

— Ну, хорошо, посмотрим. А сейчас слушай меня внимательно, Ли. Тридцать лет назад Временной Сейф Хари Сэлдона открылся в день пятидесятилетия Основания, и появилось изображение Хари Сэлдона, чтобы объяснить, что же происходит на самом деле.

— Помню.

Ли мечтательно кивнул головой и грустно улыбнулся.

— Это был тот самый день, когда мы взяли верх над правительством.

— Вот именно. В те дни наступил наш первый большой кризис. Сейчас второй, и ровно через три недели исполнится восьмидесятая годовщина Основания. Не кажется ли тебе это совпадение несколько странным?

— Ты хочешь сказать, что он опять появится?

— Я еще не закончил. Сэлдон никогда ничего не говорил о том, что нас ждет, и о том, когда вернется. Но это — одна из деталей его Плана. Он всегда старался не говорить нам о будущем. Невозможно также сказать, рассчитан ли замок Сейфа на то, чтоб открыться еще раз. Вероятно, надо было бы разобрать весь механизм Сейфа, но ведь тогда скорее всего он самоуничтожился бы. Я приходил туда в каждую годовщину, просто так, на всякий случай. Он ни разу не открылся, но сейчас наступает очередной кризис.

— Значит, он появится?

— Может быть, я не знаю. Однако, дело не в этом. На сегодняшней сессии Совета, как только будет объявлено, что я улетел на Анакреон, ты сделаешь официальное заявление: 14 марта сего года появится новая видеозапись Хари Сэлдона, содержащая послание наивысшей важности касательно нынешнего кризиса, успешно закончившегося. Это очень важно, Ли. Больше ничего не говори, какими бы вопросами тебя ни засыпали.

Ли уставился на мэра.

— А они поверят?

— Не имеет значения. Это их смутит, а больше мне ничего не надо. Они будут думать и гадать — правда это или нет, а если нет, то для чего мне это понадобилось. Таким образом они отложат все свои действия до 14 марта. Я вернусь задолго до этого времени.

Ли выглядел неуверенным.

— Но ты хочешь сказать: «успешно закончившегося». Ведь это вранье.

— Которое, тем не менее, всех смутит. А вот и космодром.

Корпус ожидающего звездолета тускло блеснул в тумане. Хардин пробрался к нему сквозь снежные заносы и уже у трапа повернулся и поднял руку:

— До свидания, Ли. Мне очень приятно, что я могу положиться на тебя в этом тяжелом деле. Только постарайся выполнить все правильно.

— Не беспокойся. Я сделаю все, что ты сказал.

Ли отступил в сторону, и люк за Хардином закрылся.

Сальвор Хардин не сразу полетел на Анакреон. Он прибыл туда за день до коронации, успев нанести визиты восьми меньшим звездным системам, останавливаясь лишь для того, чтобы переговорить с представителями Основания на планетах. Это путешествие заставило его еще раз понять, каким огромным было королевство. И хотя оно было лишь крохотной точкой на карте Империи, в которую это королевство когда-то входило, для человека, чьи мысли и привычки всегда вращались вокруг одной планеты, размеры Анакреона и численность его населения представлялись ошеломляюще большими.

Строго следуя границам бывшего доминиона, Анакреон объединял в себе 25 звездных систем, на шести из которых, включая Анакреон, существовали не одна, а несколько обитаемых планет. Население из 19 миллиардов было хотя и немного меньшим, чем во времена Империи, но быстро росло, пользуясь научными знаниями, предоставляемыми Основанием. И только теперь Хардин по-настоящему осознал всю сложность своей задачи. Прошло уже 30 лет, а только столица страны получила атомную энергию. В провинциях ее еще и в помине не было. Даже тот небольшой прогресс, которого достигли, не был бы возможен без реликтов, оставленных умирающей Империей.

Когда Хардин прилетел на Анакреон, в провинциях еще продолжались празднования по случаю скорого вступления короля на престол, да и в самом Анакреоне еще не закончились лихорадочные приготовления к этому дню. Хардину удалось урвать всего лишь полчаса у измученного, спешившего куда-то Вересова, прежде чем посол вновь кинулся в какой-то храм заниматься очередными приготовлениями к празднику. Но эти полчаса принесли мэру полное удовлетворение, и он, окончательно успокоившись, решил отправиться посмотреть ночной фейерверк.

В основном Хардин действовал как наблюдатель, потому что у него не хватило сил выполнять религиозные обряды. А ему непременно пришлось бы их выполнять, объяви только, что он за персона. Поэтому, когда бальный зал короля наполнился сверкающей и переливающейся толпой высшей знати, мэр тихо прислонился к стене, никем не замеченный и почти никем не видимый. Он был представлен Лепольду наряду со многими, жаждущими этого представления, на безопасном расстоянии, так как король стоял в гордом и торжественном одиночестве, окутанный смертельным сиянием радиоактивной ауры.

Не пройдет и часа, как этот же самый король займет свое место на массивном троне из иридие-радиевого сплава, украшенного драгоценностями в золотых оправах, затем трон медленно поднимется в воздух и торжественно подплывет к большому окну, в котором толпа простолюдинов увидит своего кумира, вопя до умопомрачения. Трон никогда не был бы таким массивным, если бы не встроенный атомный двигатель.

Было уже за одиннадцать часов вечера. Хардин подошел ближе и поднялся на носки, чтобы лучше видеть происходящее. Он подавил в себе желание забраться на стул.

Затем мэр заметил Венуса, который быстро пробирался к нему сквозь толпу, и мгновенно принял прежнюю позу.

Венуса то и дело останавливали. Ему приходилось неоднократно дарить на бегу несколько ласковых слов какому-нибудь известному дворянину, дед которого помог деду Лепольда взойти на трон и был за это награжден герцогством на вечные времена.

Затем Венус избавился от последнего расфуфыренного дворянина и подошел к Хардину.

— Мой дорогой Хардин, — сказал он льстивым голосом, — нет ничего удивительного, что вы скучаете, ведь вы не назвали себя.

— Но я не скучаю, ваше высочество. Мне очень интересно. Вы же знаете, у нас на Терминусе нет ничего подобного.

— Несомненно. Но не пройдете ли вы в мои частные покои, где мы сможем поговорить спокойно и где никто нам не будет мешать?

— Конечно.

Пока они спускались по лестнице, не одна графиня-вдовушка подняла свой лорнет в полном изумлении: кто этот плохо одетый и неинтересный незнакомец, которому выпала такая большая честь от самого принца-регента.

В покоях Венуса Хардин полностью расслабился, развалился в кресле и пробормотал слова благодарности за предложенный стакан вина, налитый ему рукой столь знатной особы.

— Мое вино с Покриса, Хардин, — сказал Венус. — Из королевских погребов. Настоящее вино. Ему двести лет. Оно было разлито по бочкам еще за десять лет до революции.

— Королевский напиток, — вежливо согласился Хардин. — За Лепольда I, короля Анакреона.

Они выпили, и Венус спокойно добавил:

— И за будущего короля всей периферии, а дальше — кто знает… Может быть, Галактика когда-нибудь будет объединена.

— Несомненно. Анакреоном?

— Почему бы и нет. Благодаря Основанию наше научное превосходство над остальной частью периферии очевидно.

Хардин поставил пустую рюмку на стол и сказал:

— Это бесспорно, но Основание помогает любой нации, которой требуется минимальная научная помощь. Исходя из высоких принципов нашего правительства и великой моральной цели нашего основоположника Хари Сэлдона, мы не можем отдавать кому бы то ни было предпочтение. С этим ничего нельзя сделать, ваше высочество.

Улыбка Венуса стала еще шире.

— Галактический Дух, выражаясь народным языком, помогает тем, кто помогает сам себе. Я прекрасно понимаю, что Основание без причин никогда бы не стало помогать Анакреону.

— Я этого не говорил. Мы отремонтировали для вас имперский крейсер, хотя мой навигационный отдел хотел заполучить его для научных изысканий.

Регент с иронией повторил последние слова:

— Научных изысканий! Вот именно! Но вы никогда не стали бы его чинить, если бы я не пригрозил вам войной.

Хардин пожал плечами.

— Этого я не знаю.

— Зато я знаю. Эта угроза всегда оставалась.

— И остается?

— Сейчас уже слишком поздно говорить о каких-либо угрозах.

Венус бросил быстрый взгляд на часы, стоявшие на столике.

— Послушайте, Хардин, вы уже посещали один раз Анакреон. Тогда вы были молоды, впрочем, оба мы были молоды, но уже тогда мы смотрели на жизнь с разных точек зрения. Вы ведь тот, кого называют мирным человеком.

— Мне кажется, что насилие — это неэффективный путь к цели. Всегда существует способ выйти из положения, хотя, может быть, и не такой прямой.

— Да, я слышал ваше знаменитое выражение: «Насилие — последнее убежище беспомощного». И все же, — тут регент в забывчивости начал трепать свое ухо, — я бы не назвал себя беспомощным.

Хардин вежливо кивнул головой и ничего не ответил.

— И, несмотря на это, — продолжал Венус, — я всегда верил, что действовать надо прямо. Я верил, что всегда надо прокладывать прямой путь в своему сопернику, и следовал этим путем. Таким образом я многого добился и надеюсь добиться еще большего…

— Знаю, — перебил его Хардин. — На мой взгляд, этот пресловутый прямой путь вы проложили для себя и своих детей, и ведет он прямо к трону, если вспомнить недавний несчастный случай с отцом короля, вашим братом, и довольно слабое состояние здоровья вашего нового короля. Ведь у него слабое здоровье, не правда ли?

Венус нахмурился, и голос его стал резче.

— Вам было бы полезно, Хардин, избегать кое-каких тем в разговоре. Вы, конечно, считаете, что как мэр Терминуса находитесь в привилегированном положении и можете делать всякие… гм… глупые замечания. Но если это так — не обманывайте себя. Меня трудно напугать словами. Один из моих жизненных принципов в том, что трудности исчезают, когда ты смело идешь им навстречу, и я еще ни разу не поворачивался спиной к проблемам.

— Я в этом не сомневаюсь. И к какой именно трудности вы собираетесь не поворачиваться спиной в настоящий момент?

— К трудности, Хардин, уговорить Основание помочь нам. Видите ли, ваша политика мира заставила сделать вас несколько серьезных ошибок просто потому, что вы недооценили смелости своего противника. Ни один человек не осмелился действовать, как вы.

— Например?

— Например, вы прибыли на Анакреон один и в мои покои вошли тоже один.

Хардин огляделся по сторонам.

— И что же в этом неправильного?

— Ничего, — ответил регент, — кроме того, что снаружи этой комнаты стоит пять охранников, хорошо вооруженных и готовых стрелять по велению моему или короля. Я не думаю, что вам удастся уйти, Хардин.

Брови мэра высоко поднялись.

— Я сейчас никуда не собираюсь уходить. Но неужели вы меня можете так сильно бояться?

— Я вас вообще не боюсь, но так вы будете больше уверены в моей непреклонности. Или вы хотите назвать это демонстрацией силы?

— Называйте, как хотите, — ответил Хардин безразличным тоном. — Я не собираюсь обсуждать с вами этот инцидент, как бы вы его ни называли.

— Я уверен, что ваше отношение переменится со временем. Но вы сделали еще одну, ошибку, Хардин, куда более серьезную. Насколько я знаю, ваша планета — Терминус — почти не имеет никакой защиты.

— Естественно. Чего нам бояться? Мы никому не угрожаем и относимся ко всем одинаково.

— И оставаясь беззащитными, — продолжал Венус, — вы великодушно помогли нам вооружиться, сделав ценное, очень ценное добавление к нашему космическому флоту. После того как в его состав вошел имперский крейсер, он стал непобедимым.

— Ваше высочество, вы теряете время.

Хардин сделал вид, что собирается встать с кресла.

— Если вы хотите объявить войну и, грубо говоря, объявляете ее мне, в таком случае позвольте мне немедленно связаться с моим правительством.

— Сядьте, Хардин, я не объявляю вам войну, и вы не свяжетесь со своим правительством. Войну мы не объявим, Хардин, а начнем! Тогда Основание будет информировано об этом атомными пушками имперского крейсера. Командовать флотом будет мой сын с борта флагманского крейсера, который вы так любезно назвали «Венус».

— Когда же это произойдет?

— Если вам действительно интересно, то флотилия звездолетов улетела с Анакреона ровно пятьдесят минут тому назад, в 11 часов вечера, а первый выстрел будет произведен, как только перед ними появится Терминус, то есть в полдень завтрашнего дня. Вы можете считать себя военнопленным.

— Именно пленным я себя и считаю, ваше высочество, — ответил Хардйн, все еще хмурясь. — Но я разочарован.

Венус презрительно ухмыльнулся.

— И вы больше ничего не хотите сказать?

— Да. Я думал, что начать войну будет более логично в момент коронации — в 12 часов. Очевидно, вы решили открыть военные Действия, пока еще являетесь регентом. Но все-таки, начать в то время было бы красивее.

Венус уставился на мэра.

— О чем это вы говорите?

— Разве непонятно? — мягко удивился Хардин. — Я назначил свой ответный удар ровно на полночь.

Венус подпрыгнул в кресле.

— Со мной вам не удастся блефовать. Никакого контрудара не существует. Если вы рассчитываете на поддержку других королевств, забудьте о них. Их флот, даже взятый вместе, не чета нашему.

— Это я знаю и не собираюсь сделать ни выстрела. Просто еще неделю назад было объявлено, что с сегодняшней ночи планета Анакреон находится под запретом.

— Под запретом?

— Да, если вы не понимаете, то могу объяснить. Каждый священник на Анакреоне начнет забастовку, если я не отменю приказа. Но я не могу этого сделать, раз я арестован, да и желания такого у меня нет.

Хардин наклонился вперед и добавил с внезапной живостью в голосе:

— Понимаете ли вы, ваше высочество, что нападение на Основание — это самое большое кощунство, которое вы только могли придумать.

Венус явно пытался взять себя в руки.

— Мне все это неинтересно. Оставьте свои рассуждения для толпы.

— Мой дорогой Венус, а как же иначе. Думаю, что за последние полчаса каждый храм ра Анакреоне стал центром мощного сосредоточения народа, слушающего священников, а они произносят именно то, что вы только что слышали. На Анакреоне не осталось ни одного мужчины, ни одной женщины, которые бы не знали, что их правительство организовало ничем не объяснимое нападение на центр их религиозного поклонения. Но до полуночи осталось всего 4 минуты. Советую вам спуститься в зал и понаблюдать за событиями. Меня тут будут охранять целых пять охранников, так что не беспокойтесь.

Мэр откинулся на спинку кресла, налил себе еще рюмку вина и с полным безразличием уставился в потолок.

Венус крепко выругался и выбежал из комнаты.

Элита бального зала тихонечко зашумела, когда перед троном был расчищен широкий проход. На нем, положив руки на подлокотники, сейчас во всей красе восседал Лепольд с гордо поднятой головой. Свет канделябров чуть померк, и в лучах крохотных атомных лампочек потолка королевская аура сверкала и переливалась, образуя вокруг головы короля многоцветную корону.

Венус остановился на пороге. Его никто не видел, все глаза были устремлены на трон. Регент сжал руки в кулаки и заставил себя вспомнить, где он находится. Хардину не удастся блеф, и он не вынудит его на какую-нибудь глупость.

Трон заколебался, бесшумно поднялся вверх и поплыл с пьедестала вниз по ступенькам, а потом, в шести дюймах от пола, к широко раскрытому окну. С протяжным звуком колокола, который означал наступление полночи, трон остановился перед окном, и… королевская аура исчезла. Какую-то долю секунды король не двигался. Лицо его исказило изумление. Он без своей ауры был самым обычным человеком. Потом трон заколебался и рухнул с шести дюймов на пол, и одновременно во дворце погас свет. Сквозь всеобщие крики и начавшуюся панику донесся громовой голос Венуса:

— Факелы! Пусть зажгут факелы!

Расшвыривая толпу направо и налево, он пробирался к двери. Откуда-то появились факелы, которые должна была нести по улицам процессия после коронации короля. Обратно в зал охранники возвратились с фонарями: голубыми, зелеными, красными, и их странный свет озарил лица испуганных придворных.

— Ничего страшного не произошло! — прокричал Венус. — Не уходите, оставайтесь на своих местах. Через несколько минут вновь будет подана энергия. — Он повернулся к капитану стражи, который стоял по стойке смирно.

— В чем дело, капитан?

— Ваше высочество, — последовал немедленный ответ — Дворец окружен жителями города.

— Чего они хотят? — прорычал Венус.

— Во главе их священник. Его все узнали. Это первосвященник Вересов. Он требует немедленно освободить мэра Основания Хардина и прекратить военные действия против Терминуса.

Рапорт был отдан бесстрастным голосом офицера, но он все время отводил свой взгляд в сторону.

— Если хоть кто-то из этих плебеев, — заревел Венус, — попытается ворваться во дворец, стреляйте без предупреждения. Это все. Пусть себе воюют. Завтра утром мы поговорим иначе.

Факелов притащили очень много, и теперь тронный зал снова был ярко освещен. Венус подбежал к трону, все еще стоявшему у окна, и вытащил оттуда бледного, забившегося в угол Лепольда. Дядюшка встряхнул короля и поставил его на ноги.

— Пойдем со мной.

Венус посмотрел в окно. В городе было темным-темно. Снизу раздавались хриплые беспорядочные крики толпы. Только справа, где стоял храм, еще сверкала иллюминация. Он злобно выругался и потащил короля за собой.

Принц ворвался в свои покои, молча таща за собой короля, в сопровождении пяти охранников.

— Хардин, — завопил он. — Вы играете с огнем, о который сами рискуете обжечься.

Хардин не обратил на него ни малейшего внимания. Окруженный светом карманной атомной лампочки, он продолжал спокойно сидеть в кресле, и на лице его блуждала улыбка.

— Добрый вечер, ваше величество, — улыбнулся мэр Леопольду. — Я поздравляю вас с коронацией.

— Хардин! — вновь вскричал Венус. — Прикажите своим жрецам вновь вернуться в храмы.

Хардин холодно взглянул на него.

— Приказывайте им вы, Венус, и тогда мы посмотрим, кто из нас играет с огнем, о который можно обжечься. В настоящий момент на Анакреоне не вертится ни одно колесо, не горит ни одна лампочка, кроме как в храмах. На планете не работает ни один отопительный прибор, кроме как в храмах. Больницы не принимают пациентов, энергостанции закрылись. Все воздушные аппараты приземлены. Если вам это не нравится, Венус, вы и прикажите жрецам вернуться на свои места. Что же касается меня, то я этого не хочу.

— Клянусь Космосом, Хардин, я прикажу! Если дело идет к развязке, да будет так! Посмотрим, смогут ли ваши жрецы противостоять армии. Сегодня ночью каждый храм на планете перейдет в военное ведомство.

— Прекрасно! Но как вы собираетесь отдавать приказы? Каждая линия коммуникации на планете прервана. Вы убедитесь сами, что радио не будет работать, равно как телефоны и телевизоры. Честно говоря, единственный аппарат на планете, который будет функционировать, не считая тех, что в храмах, конечно, — это телевизор, находящийся в этой комнате, и то он настроен только на прием.

Венус тщетно боролся со своим прерывистым дыханием, Хардин же продолжал:

— Если хотите, можете приказать своей армии захватить Арголидский храм, рядом с дворцом, а затем использовать ультракоротковолновые передатчики, имеющиеся там, чтобы наладить контакт с другими частями планеты. Но если вы это попытаетесь сделать, то, боюсь, ваша армия будет разорвана на кусочки толпой, и кто же тогда защитит дворец и ваши жизни, Венус?

С трудом дыша, тот ответил:

— Мы еще можем бороться, дьявол. Мы продержимся день, а когда прибудут новости, что Основание завоевано, толпа поймет, на какой пустоте была построена ваша религия, и покинет своих священников, ополчившись против них. Я даю вам время до полудня, Хардин, потому что вы можете остановить все машины на моей планете, но не сможете остановить мой флот.

Венус говорил все более возбужденным, ломающимся от волнения голосом:

— Они уже в пути, Хардин, а во главе — тот самый крейсер, который вы так любезно согласились нам отремонтировать.

— Да, — легко ответил ему Хардин. — Крейсер, который я сам приказал починить… но так, как мне этого хотелось. Скажите мне, Венус, вы когда-нибудь слышали об ультракоротковолновом реле? Нет, вижу, что не слышали. Что ж, минут через пять вы сами увидите его в действии…

Пока он говорил, экран телевизора внезапно зажегся, и Хардин поправил себя:

— Нет, через две секунды. Садитесь, Венус, и слушайте…

Тео Апорат считался на Анакреоне священником самого высокого ранга. Благодаря этому статусу его назначили Главным Жрецом на космолете «Венус». Но дело было не только в ранге. Тео принимал участие в ремонте космолета под руководством людей Основания. Он изучал двигатели и все оборудование по их приказам.

Апорат починил телеэкраны, наладил коммуникации, выправил вмятины на корпусе, наладил волшебные лучи. Ему даже разрешили помочь, когда люди Основания собрали святой прибор, который никогда еще не устанавливался на кораблях королевства и был создан специально для этого колосса, — ультракоротковолновое реле.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что у Главного Жреца болело сердце, когда он узнал, для какой цели предназначается этот замечательный корабль. Он не хотел даже верить тому, что сказал Вересов: будто крейсер должен был выполнить такое жуткое злодейство, будто его пушки должны обратиться против могущественного Основания. Против того Основания, где он в молодости учился, того Основания, из которого исходила вся святость. И все же теперь у него не осталось сомнений, особенно после того, что сообщил адмирал.

Как мог король, благословенный Богом, позволить себе такой кощунственный акт? И был ли это король? А вдруг это приказ проклятого безбожника Венуса, а король об этом ничего даже не знает? А сын этого самого Венуса и был тем адмиралом, который сказал ему пять минут назад:

— Займитесь своими душами и своими благословениями, жрец, а уж я займусь кораблем.

Апорат недобро улыбнулся. Он займется своими душами и своими благословениями? Своими проклятиями! Принц Лефкин скоро запоет не так. Сейчас Апорат вошел в главную радиорубку, за ним — младший священник. Два офицера звездолета, стоявшие на вахте, не сделали никакого замечания. Главный Жрец имел право входить в любые помещения корабля.

— Закройте дверь, — приказал он священнику и взглянул на хронометр. До двенадцати оставалось пять минут. Апорат правильно рассчитал время. Быстро и уверенно он передвинул рычажки, которые давали радио- и телесвязь со всеми помещениями огромного двухмильного крейсера.

— Солдаты королевского звездолета «Венус»! Внимание! Говорит ваш Главный Жрец.

Апорат знал, что звуки его голоса, многократно усиленные, были сейчас слышны и у атомных пушек, и в кают-компаниях, и в самом сердце корабля — навигационном отсеке.

— Ваш корабль, — вскричал он, — предназначен для кощунственных целей. Что и говорить: с вашего неведения он совершает такое действие, которое проклянет душу каждого из нас на вечное молчание ледяного Космоса. Слушайте! Намерение вашего командира — привести корабль на Основание и, подчинив его своей греховной воле, напасть на этот источник благословений. Поскольку это является целью принца Лефкина, я, во имя Галактического Духа, смещаю его с командования, ибо его команды не могут быть благословлены Галактическим Духом. Сам божественный король ничего не сможет сделать без согласия Галактического Духа.

Голос стал глубже, и младший священник слушал его с трепетом, а двое офицеров — со страхом.

— И так как этот корабль выполняет дьявольское поручение, с него снимается благословение Галактического Духа.

Апорат торжественно поднял руки, и у тысяч телеэкранов солдаты затрепетали, глядя на своего Главного Жреца.

— Во имя Галактического Духа и его пророка Хари Сэлдона, его учеников — святых людей Основания — я проклинаю этот корабль. Пусть телекамеры этого корабля, являющиеся его глазами, ослепнут. Пусть пульты, являющиеся его руками, парализуются. Пусть атомные пушки, являющиеся его кулаками, застынут. Пусть моторы, являющиеся его сердцем, перестанут биться. Пусть связь, являющаяся его голосом, оглохнет. Пусть вентиляция, являющаяся его дыханием, замрет. Пусть свет, который освещает все вокруг, уйдет в ничто. Именем Галактического Духа я проклинаю этот корабль.

И с последними его словами и ударом полночи впервые за много световых лет в Арголидском храме заработало ультракоротковолновое реле, которое со сверхсветовой скоростью включило такое же на флагманском корабле.

Поскольку главной характеристикой религии под названием наука является то, что она действует, такие проклятия были просто смертельны!

Апорат увидел, как темнота окутывает весь корабль, услышал, как прекратилось мягкое шипение гиператомных двигателей. Он достал из кармана своей мантии атомную лампочку, которая осветила все вокруг жемчужным светом.

Жрец взглянул на двух вахтенных, людей несомненно храбрых, которые сейчас стояли на коленях со смертельным ужасом на лицах.

— Спасите наши души, ваше преподобие! Мы бедные люди и не знаем преступных целей наших начальников, — взмолился один из них.

— Следуйте за мной, — сказал Апорат. — Ваши души еще не окончательно заблудшие.

В корабле царили тишина и темнота, наполненные страхом, почти физически осязаемым. Солдаты пытались подползти поближе к Апорату, шедшему в ореоле света, и дотронуться до его мантии, слабыми голосами умоляя о пощаде. Ответ был один и тот же:

— Следуйте за мной!

Когда Апорат нашел принца Лефкина, тот пробирался в потемках по офицерской кают-компании, крича громким голосом, чтобы дали свет. Адмирал уставился на своего Главного Жреца ненавидящими глазами.

— Вот и вы!

Лефкин унаследовал голубые глаза от своей матери, но нос его был несколько крючковат и один глаз косил, делая его похожим на Венуса.

— Каков смысл ваших предательских действий? Верните энергию кораблю, я здесь командир!

— Вы больше не командир, — торжественным голосом произнес Апорат.

Тот быстро огляделся вокруг себя.

— Взять этого человека. Арестуйте его или, клянусь Космосом, я вышлю в открытое пространство каждого, кто сейчас меня слышит, без скафандра. — Лефкин на секунду замолчал, потом заверещал тонким голосом: — Вам приказывает ваш адмирал! Арестуйте его!

Затем Лефкин окончательно потерял голову.

— Неужели вы дадите себя обмануть этому пугалу, этому шуту? Поверите во всякие там облака и дурацкую райскую жизнь? Этот человек — жулик, а Галактический Дух, о котором он говорит, — ложь!

Апорат прервал его с бешенством в голосе:

— Взять богохульника! Вы слушаете его речи под угрозой вечного проклятия ваших душ!

И в ту же секунду благородный адмирал оказался на полу в цепких руках накинувшихся на него солдат.

— Возьмите его и следуйте за мной.

Апорат повернулся и направился обратно в радиорубку. Солдаты, заполнившие все коридоры, тащили за ним Лефкина. В радиорубке они поставили командира перед одним из экранов, которые еще продолжали работать.

— Прикажите всему флоту изменить курс и приготовиться к возвращению на Анакреон.

Растрепанный, избитый и испуганный до полусмерти Лефкин отдал приказ.

— А сейчас, — хмуро сказал Апорат, — мы поддерживаем связь с Анакреоном на ультракороткой волне. Говорите то, что я вам приказываю.

Лефкин сделал отрицательное движение, и толпа, наполнившая рубку, страшно загудела.

— Говорите, — повторил Апорат. — Начинайте: «Космический флот Анакреона…»

Лефкин начал говорить.

В покоях Венуса стояла мертвая тишина, когда на телевизионном экране появилось изображение Лефкина.

Регент слабо вскрикнул, увидев избитую физиономию своего сына и его разорванный мундир. Затем он упал в кресло. Лицо Венуса перекосилось от страха и изумления.

Хардин слушал флегматично, руки его спокойно лежали на подлокотниках кресла, в то время как только что коронованный Лепольд забился в угол и нещадно теребил рукав своего расшитого золотого одеяния. Даже солдаты потеряли бесстрастность, которая является прерогативой военных, и, стоя шеренгой у двери с атомными бластерами в руках, украдкой поглядывали на телевизор.

Лефкин говорил неохотно, делая промежутки между фразами, как будто ожидая подсказки. Голос его неузнаваемо хрипел.

— Космический флот Анакреона… узнав о своей миссии… и отказываясь быть оружием… в совершении неслыханного кощунства… возвращается на Анакреон… Диктуем следующий ультиматум… тем богохульным грешникам… которые осмеливаются использовать грешную силу… против Основания… источника всех благословений… и против Галактического Духа… Немедленно прекратите все военные действия против… истинной веры… и дайте гарантии… которые бы удовлетворили нас… представителей флота… под командованием нашего Главного Жреца Тео Апората… что такая война никогда не произойдет в будущем… и что… — тут последовала долгая пауза, — бывший принц-регент Венус… будет заключен в тюрьму… и наказан Судом Жрецов за его прегрешения. В противном случае… королевский космический флот… возвратится на Анакреон и сметет с лица земли королевский дворец… чтобы уничтожить гнездо грешников… и уничтожить всякую ересь, которая обрекает людей на вечные муки.

С полупридушенным рыданием голос Лефкина умолк, и экран телевизора потемнел.

Пальцы Хардина быстро нащупали кнопку на атомной лампочке, и ее свет стал меркнуть до тех пор, пока король, принц-регент и солдаты не превратились в смутные контуры на темном фоне. И тогда стало заметным, что Хардина окружает аура. Это не был тот сверкающий свет, который является прерогативой королей, — он был и менее театральным, и менее впечатляющим, но в своем роде куда более эффектным и полезным.

Хардин мягким ироническим голосом обратился к тому самому Венусу, который всего лишь час назад объявил его военнопленным, а Терминус приговорил к разрушению, и который сейчас являл собой тень, молчаливую и сломленную.

— На свете есть одна старая сказка, — сказал Хардин, — такая же старая, как само человечество, потому что ее самые старые записи тоже являются перепечатками с более старинных. Думаю, эта сказка может заинтересовать вас. Ее рассказывают так:

— Лошадь, для которой Волк был самым могущественным и страшным врагом, жила в постоянном страхе за свою жизнь. Когда она совсем уже отчаялась, ей пришло в голову найти себе союзника. Пошла Лошадь к Человеку и предложила ему союз, заметив, что Волк является также врагом Человека. Человек сразу же согласился и предложил ей немедленно убить Волка, если только новый союзник предоставит в его распоряжение свои быстрые ноги. Лошадь была очень довольна и позволила Человеку надеть на себя седло и уздечку. Человек вскочил на нее верхом, нашел Волка и убил его. Лошадь, радостная и успокоенная, поблагодарила Человека и сказала:

— Теперь, когда наш былой враг умер, сними с меня седло, уздечку и дай мне свободу.

На что Человек ответил смеясь:

— Вперед, кобылка! — И прибавил ей шпорами.

Наступила тишина. Тень, которая была Венусом, не шевелилась.

Хардин спокойно продолжал.

— Я надеюсь, аналогия очевидна. В жадном стремлении навеки закрепить свою власть над народом короли Четырех Королевств приняли науку как религию, делавшую их священными. И эта самая наука стала их седлом и уздечкой, потому что передала жизненные силы атомной энергии в руки священников, которые повиновались, заметьте, не вашим, а нашим приказам. Вы убили Волка, но не смогли избавиться от Че…

Венус вскочил на ноги. Глаза его сверкали в темноте, речь была резка и несвязна.

— И все-таки ты от меня никуда не уйдешь! Никуда не денешься! Ты сгниешь в могиле! Пусть они разрушат дворец! Пусть все разрушают. От меня не уйдешь! Солдаты! — истерически закричал он. — Стреляйте в этого дьявола! Убейте его! Убейте!

Хардин повернулся вместе со стулом лицом к солдатам и улыбнулся. Один из них прицелился в него из бластера, потом опустил оружие. Другие даже не шелохнулись. Сальвор Хардин улыбаясь смотрел на них, и вся мощь Анакреона превратилась в прах.

Венус выругался и подскочил к ближайшему солдату, с проклятием вырвал бластер у него из руки и направил на Хардина, который даже не сдвинулся с места. Венус нажал на курок… Непрерывный белый луч уперся в силовое полупрозрачное поле, окружавшее мэра Терминуса, и безвредно зашипел, нейтрализуясь. Венус еще сильнее нажал на курок и безумно расхохотался. Хардин продолжал улыбаться, а его силовое поле-аура стало чуть ярче, впитывая энергию атомного луча. В своем углу Лепольд закрыл лицо руками и застонал.

Внезапно, с воплем отчаяния, Венус изменил направление луча в свою сторону и свалился на пол обезглавленный.

Хардин поморщился и пробормотал:

— Туда ему и дорога.

Помещение, где находился Сейф Сэлдона, было переполнено. Людей оказалось куда больше, чем мест, и они стояли возле стен в три ряда. Сальвор Хардин сравнил количество посетителей тогда, 30 лет назад, и теперь. Тогда их было только шестеро: пятеро старых энциклопедистов, давно умерших, и он сам — молодой, упрямый мэр. Это был тот самый день, когда он с помощью Иоганна Ли взял власть в свои руки.

Сейчас все обстояло по-другому. Абсолютно по-другому. Каждый член Совета ожидал появления Сэлдона.

Вернувшись на Терминус с новостями о смерти Венуса и с новым договором, подписанным дрожащим Лепольдом, мэр был встречен ликующими приветствиями и выражением полного согласия с его политикой со стороны Совета. Когда же за этим последовали аналогичные договоры с каждым из трех королевств, которые давали Основанию власть, навсегда предотвращая даже попытку нападения, как в случае с Анакреоном, — факельные шествия были проведены по главным улицам города, и даже имя Хари Сэлдона не упоминалось с таким восторгом, как имя Хардина. Губы мэра искривились. Такая популярность была у него и после первого кризиса.

На другом конце комнаты Сэф Сермак и Льюис Борт о чем-то оживленно спорили. Текущие события, как казалось, ничуть не выбили их из колеи. Они присоединились к большинству, выразившему Хардину свое доверие, произнесли речи, в которых публично признали, что были не правы, красиво извинились за некоторые резкие фразы, произнесенные ими ранее в дебатах, и объяснили, что все их ошибки произошли оттого, что они прислушивались к голосу своих сердец. Немедленно после этого молодые люди начали новую кампанию своей Партии действия.

Иоганн Ли дотронулся до рукава Хардина и многозначительно показал на часы.

Хардин поднял голову.

— Привет, Ли. Ты все еще недоволен? Что теперь не так?

— Он должен появиться через пять минут, да?

— Мне так кажется. В прошлый раз он появился в полдень.

— А что, если этого не произойдет?

— Послушай, ты собираешься мучить меня своими подозрениями всю жизнь? Не появится, так не появится.

Ли нахмурился и медленно покачал головой.

— Если он не появится, будет очередной скандал. Если Сэлдон не подтвердит, что мы действовали правильно, Сермак опять начнет все сначала. Он потребует немедленной аннексии Четырех Королевств и расширения границ Основания. Если необходимо — то силой. Он уже и так начал свою кампанию.

— Знаю. Пожарникам надо тушить пожары, даже если они сами их разожгли. И ты, Ли, будешь создавать себе заботы, даже если тебе придется помереть, чтобы изобрести что-то новенькое.

Ли собрался было что-нибудь ответить, но внезапно у него перехватило дыхание. Накал ламп ослабел и комната погрузилась во мрак.

Ли поднял руку к стеклянному кубу, который занимал половину помещения, а затем со вздохом рухнул в кресло.

Хардин выпрямился при виде фигуры, которая появилась в кубе в том же инвалидном кресле. Он один из всех присутствующих помнил день, когда эта фигура появилась впервые. Тогда мэр был молод, а этот человек стар. С тех пор Хари Сэлдон не постарел ни на один день, а Хардин уже состарился.

Фигура смотрела прямо перед собой и руками перебирала книгу, лежащую у нее на коленях. Потом она пошевелилась, и раздался голос:

— Я Хари Сэлдон.

Голос был старчески слабым.

В комнате наступила мертвая тишина. Хари Сэлдон продолжал:

— Сейчас я появляюсь здесь во второй раз. Конечно, я не знаю, присутствовал или нет кто-то из вас при моем первом появлении. Откровенно говоря, я не могу даже сказать, есть ли здесь кто-нибудь теперь. Но это не играет большой роли.

Если второй кризис закончился безопасно, вы должны находиться здесь — иначе не может быть! Если же вам второй кризис оказался не по зубам, значит, вас здесь нет.

Сэлдон поощрительно улыбнулся.

— Однако, я очень в этом сомневаюсь. Потому что мои цифры показывают на 98 % вероятность, что в первые 80 лет существенных отклонений от моего плана не может произойти. Согласно нашим расчетам, вы сейчас доминируете над варварскими королевствами, находящимися в непосредственной близости от Основания. Так же, как и при первом кризисе, когда вы удержали их балансированием сил, при втором вам удалось добиться превосходства с помощью духовной власти.

Однако, я должен предупредить вас, нельзя быть слишком самоуверенными. Я не хочу и не могу давать какие-либо предвидения грядущих событий, но будет безопасным указать на то, что сейчас вы просто достигли нового баланса — не более. Правда, значительно лучшего, чем прежде. Духовная власть вполне пригодна для того, чтобы отразить любые атаки, но не подходит для того, чтобы атаковать. Из-за неизбежного роста противоречивых сил Духовная власть не сможет существовать долго. Я уверен, кстати, что не сообщаю вам ничего нового.

Вы должны извинить меня за то, что я объясняюсь так неопределенно. В данном случае Основание является только стартом на том долгом пути, который ведет к Новой Империи. Соседние Королевства по своим ресурсам и по количеству людей значительно могущественнее, чем вы. За этими королевствами лежат неизмеримые джунгли варварства, распространившегося теперь уже почти на всю Империю. Внутри джунглей осталось то, что некогда называлось Галактической Империей — ослабленной и загнивающей, но все еще могучей.

Хари Сэлдон поднял книгу и раскрыл ее.

Лицо его стало торжественным.

— И ни на минуту не забывайте, что существует другое Основание, созданное 80 лет тому назад. Основание на противоположном конце Галактики — там, где кончаются звезды. В нужную минуту оттуда всегда придут на помощь Господа, 920 лет Плана лежат у меня перед глазами. Все в ваших руках!

Сэлдон опустил взгляд на книгу и исчез.

Свет в помещении вновь ярко разгорелся. В начавшемся шуме разговоров Ли наклонился к уху Хардина и прошептал:

— Он не сказал, когда вернется!

— Знаю, — ответил Хардин, — но надеюсь, что он вернется не раньше, чем мы с тобой тихо и спокойно будем лежать в могилах.