Османский узел

Глава 4

Рим, май 1495 года

Родриго Борджиа, сейчас, как ни странно, больше ощущающий себя отцом короля Италии, а вовсе не хозяином Святого Престола, готовился произнести речь, которая должна была стать… Чем стать? Самой важной в жизни? Учитывая то, сколько действительно важных и запоминающихся событий произошло за последнюю пару лет, он в этом уверен не был. Особенно не забывая о том, что могло случиться в будущем. Оставляющим память о нём в веках? Так ни Родриго, ни Чезаре Борджиа уже не смогут забыть, как бы ни пытались. Именно они, отец и сын, воссоздали то, что, как казалось многим, возрождению не подлежит — королевство Итальянское. Пусть пока оно было лишь частью от идеала, но зная волю и жажду власти своих детей, понтифик не сомневался, что как не так давно коронованный монарх, так и те, кто придут ему на смену, никогда не оставят мысли о расширении пределов королевства и его усилении во что бы то ни стало.

И всё равно сегодня был особенный день. Часы отсчитывали последние мгновения перед тем, как он должен был выйти ко всем собравшимся и объявить о том, что и так уже носилось в воздухе Рима — о начале нового Крестового похода, не тех невнятных недоразумений, что были до этого. Ставить целью мятежников-гуситов было… странно. Последние же два действительно крупных, достойные такого названия и направленные против Османской империи… закончились поражениями, причём очень обидными. И не по причине невозможности собрать действительно сильное войско, а по нежеланию большинства участников приложить предельные усилия. Вот и доигрались, не заметив, как заигрались…. По словам Чезаре, весьма подходящим к случившемуся тогда. Пытались сокрушить действительно опасного врага, предварительно не позаботившись о собственном тыле, об отсутствии свар и раздоров участников походов. Вот и получили… В какой-то мере даже повезло, что магометане не были способны объединиться и устроить поход ответный, завоевательный. Не нашлось кого-то вроде монгольского Чингисхана и пришедшего через какое-то время ему на смену Батыя.

Почему Родриго вспомнил об этих двух, крайне далёких от дел и забот Европы? Опять же влияние сына, который, как оказалось, тщательно изучал ещё и историю великого княжества Московского, причём со времён ещё Киевской Руси, не в пример более могущественной, нежели то, что осталось сейчас, даже после сбора немалой части русских земель под властью князя Ивана III. Только вот собранное было искалеченным подобием бывшего ранее, что опять же доказывал Чезаре. Многословно, но краткость тут была почти невозможна. И сводились эти самые доказательства к тому, что любое влияние иных народов на те, которые он называл европейскими, ни к чему хорошему не приводило. А вот ко всякой гадости — дело иное.

Была Византия, она же Рим Восточный. Зато как только стали пусть частично, но перениматься некоторые части взгляда на мир азиатской части империи… Тогда и появилось то, что привело к загниванию, а потом и полному разложению некогда великой страны. Рим же Италийский, Первый и Вечный, хоть и пал как сердце империи, но устоял в более глубоком смысле. Ведь его завоеватели были хоть и не римлянами, но здоровыми людьми, не несущими в себе обычаев вроде любви делать из юношей евнухов, дурманить себя опием и прочей заразой, проявлять жестокость ради жестокости и иметь прочие «милые» обычаи. Когда же пал последний осколок Византии, а именно Константинополь, то… обнаружилось, что и «лучшие из лучших» как то быстро и вполне охотно принялись прислуживать завоевателям, даже не пытаясь восставать, полностью удовлетворившись своим изменившимся положением. Знать, духовенство, торговцы… все.

Схожая картина возникла и спустя какое-то время после завоевания большей части Киевской Руси монголо-татарами. Победители умело возвышали тех, кто готов был целовать их сапоги и тщательно выпалывали способных сопротивляться. Более того, поставили под полный надзор церковь, служители Господа пользовались их полной поддержкой… при условии, что все их проповеди направлены не во вред истинным хозяевам, а заодно напоминают о смирении перед ЛЮБОЙ властью. И руками верных прислужников в коронах и рясах они уничтожали тех, кто пытался попробовать договориться с иными христианскими государствами для борьбы с общим врагом. Религиозный фанатизм и отрицание любых соглашений с Римом и его представителями. Вбивание в головы слушающих речи прикормленных монгольскими завоевателями мыслей, что «они святую веру не трогают, а латинцы храмы порушат и ересь понасаждают».

Результат… был чудовищен в простоте своей. Произошла чуть ли не полная оторванность части Европы от того, что связывало все государства множествами невидимых, но крепких нитей. Войны, зачастую кровопролитнейшие, не сделали того, что сотворили совместными усилиями эти… монголо-татары и их прислужники. И всё это предстояло исправлять, медленно и крайне осторожно, ни при каких условиях не допуская даже малейших выпадов в сторону их ортодоксальной ветви христианства. Скорее уж полное отстранение от всего, что связано с религией, исключительно дела торговые, возможные союзы против вероятных общих недоброжелателей и… И то, что не стоило Святому Престолу вообще ничего — подтверждение Московского княжества как царства… Или королевства, что по сути было одним и тем же, только названным иным словом. Заодно и подчёркнутое признание ханств Казанского, Сибирского и прочих осколков Большой Орды — законной и даже желательной добычей Москвы и лично князя Ивана III. Родриго Борджиа крепко, основательно воспринял мысли сына о том, что определённые народы никогда не могут быть союзниками, принося исключительно беды, порой лишь отсроченные во времени.

Зачем ему вообще это было нужно, вся довольно утомительная возня изучения дел далёкой и не нужной Италии страны? Достаточно было углубиться в историю Руси Киевской, а затем посмотреть на то, как менялась карта тех земель на протяжении последних нескольких десятков лет. Затем вспомнить творящуюся вольницу мелких и не очень князьков в королевстве Польском и великом княжестве Литовском, после чего… Да, после представить, что станет, когда стремительно восстанавливающаяся держава, к тому же в случае разумных монархов, станет откусывать от них то, что раньше ей принадлежало. С таким пробуждающимся зверем стоило быть в приличных отношениях. Не во враждебных уж точно. Тому пример — шведский король, которого эти московиты стали бить больно и сильно. Да и литовцы… тоже успели понять силу северного своего соседа.

Не-ет, викарий Христа понимал, почему его сын, успевший обзавестись Железной короной как основным украшением головы, начинал ритуальный танец на дальних подступах. Отправленное посольство, торговый договор, много лестных слов уже не князю, а царю Московии. Первые шаги, чтобы, проверив твёрдость почвы под ногами, попробовать продвинуться дальше. В каком направлении? В том же, в котором они, Борджиа, решили вести Италию и тех союзников, которых удастся получить и удержать. Как сказали бы в так и оставшихся для него родных землях Валенсии — объявить реконкисту, а после переплавить её уже в Конкисту. Не только в Новом Свете, хотя и его обставлять без внимания не стоило — булла о разделе новых земель между Испанией Португалией и Святым Престолом многое позволяла — но в местах известных.

При чем тут Московия? Примером показать и доказать, что с чужаками не нужно договариваться, не нужно пытаться выстраивать какие-то отношения с теми, кто некоторое время назад считал себя твоими хозяевами. Лучше взять и… раздавить. Жестоко, показательно. Если же удастся, пусть и в союзе сразу с несколькими государствами, опрокинуть османов, показать всему миру уязвимость их огромной и всё разрастающейся империи — вот тогда можно будет, помимо прочего, разговаривать с московитским царём с выгодной позиции. Может даже и больше, если посольство Италии сумеет кое-что вызнать и подтвердить. То, о чём Чезаре говорил, но пока не мог подтвердить чем-то помимо собственных предположений.

Время. Хватило очередного взгляда на часы, чтобы в этом удостовериться. Парадное облачение было уже на понтифике, оставалось лишь надеть тройную тиару и двинуться к выходу из комнаты. Туда, в коридор, а затем, пройдя небольшой расстояние, оказаться в заполненном людьми огромном зале. В зале, куда спешно были приглашены все, до кого смогли дотянуться в столь краткий срок. Союзники, выжидающие, недоброжелатели, их послы, в том числе и откровенных врагов. Просто знать земель Святого Престола, Италии и иных италийских государств, не упускающая по возможности подобных случаев предстать перед первым лицом среди христианского духовенства.

Александр VI шёл к предназначенному для него месту на возвышении и видел их всех. Вот кардиналы во главе с вице-канцлером Асканио Сфорца. Не самый лучший среди возможных, но лишать род Сфорца сего важного поста было бы совсем неразумно, учитывая то, кто именно теперь правит Миланом. Да и понял уже старина Асканио, что даже после того как он, нынешний понтифик, отправится на небеса, следующим папой станет кто угодно… но из носящих фамилию Борджиа.

Другие кардиналы и епископы, в глазах и на лицах которых отражались все чувства, от преданности до почти не скрываемой ненависти. Последних тут, в Риме, почти не присутствовало, но кое-кто ещё «украшал» своими персонами Вечный Город.

Герцог Пьеро Флорентийский и герцогиня Катарина Миланская, Медичи и Сфорца… неожиданно для самих себя ставшие надёжными союзниками сперва Борджиа, а потом и королевства Италия. Яркие и значимые для всех собравшихся символы свершившихся за краткое время перемен. Эрколе и Альфонсо д’Эсте, отводящие взгляд и в то же время понимающие, что или перед венецианским дожем или перед Борджиа преклонить колено всё равно придётся. Время малых италийских государств стремительно уходит и в их силах лишь продлить агонию полной самостоятельности, но никак не остаться в прежнем положении.

Посланник Испании… этот спокоен и доволен, считая, что всё пока идёт согласно желаниям Их Величеств Изабеллы и Фердинанда. Представитель Бретани, всем видом выражающий готовность поддержать любое начинание Борджиа — краеугольного камня сохранения независимости герцогства, слишком слабого чтобы тягаться с всё ещё могучей Францией.

Благожелательный интерес Наварры, этого маленького королевства, родственного династии Трастамара. Настороженность и в то же время хищное любопытство от англичанина и шотландца. Особенно от первого, ведь король Генрих осторожно так пытается оторвать от Франции некогда принадлежавшую его короне Гиень, а может и что поближе к Кале.

Чистейшая ненависть представителя Людовика Французского, подозрение венгерского посла, холодная любезность польского, литовского, подозрение Священной Римской империи, которая сама хотела бы получить определённые выгоды, но фортуна пронеслась мимо. Венецианцы, мантуец… Но вот уже и пора говорить. Речь из числа тех, которые редко когда выпадает произносить. Очень редко даже для королей, понтификов, императоров… Но он уже не раз испытал на себе подобное. Осталось только начать.

— К вам обращаюсь я, дети мои, братья и сёстры, прибывшие из разных стран в этот древний и великий город. Отозвавшиеся на просьбу прибыть и выслушать меня, скромного служителя высшей силы, чей взор постоянно наблюдает за делами и даже замыслами нашими. Италийцы и испанцы, германцы и бритты, скотты и венгры, дети иных народов… Все мы разные, у многих есть злость и обида к другим тут присутствующим, это известно как вам самим, так и мне, сюда всех пригласившему и радующемуся прибытию каждого. Ведь, невзирая на все возможные розни, есть куда больше того, что должно объединять всех нас. Нас, но не тех, кто враждебен всему тому, что дорого и свято для объединённых по положению земель своих, по языкам своим и ценностям зримым и духовным. Семьи и вера, идеалы и родные стены, земля, небо над головой… И вот уже много лет нависшая над нами угроза, уподобившаяся не единому мечу дамоклову, а мириадам таковых. Видимая прозорливыми, осознаваемая мудрыми, предчувствуемая остальными, пусть даже не готовыми признаться. К желающим слушать и слышать слова мои, проводника воли силы высшей, всем ведомой, обращается речь моя!

Захватить внимание слушающих его голос, заинтересовать, не отпугнуть… Родриго Борджиа не зря упомянул про объединяющее всех собравшихся, но в то же время старался меньше говорить о боге. Почему, учитывая рождающийся Крестовый поход? Чтобы он был связан прежде всего с Борджиа, Италией, Орденом Храма… не сразу, но спустя некоторое время. Его сумели убедить, что время использования фанатиков ушло, а от подобных Савонароле, Торквемаде и прочих нужно держаться как можно дальше, дабы и попыток сравнить не возникло. Зато и предложить людям нечто постепенно изменяемое, но не менее привлекательное.

— Не радостная причина привела вас сюда, но закрывать глаза на творящееся в мире стало недостойно нас. Всех нас, а не только тех, кто собственными глазами видел творящийся безмерный ужас. Ужас, угольно-чёрное и бесконечно злое сердце которого поселилось в павшем в середине века нынешнего великом городе Константинополе, называемом также Римом Восточным. Был он таковым, стал же оплотом сил бесконечно враждебных, стремящихся поглотить земли наши, погрузив их во мрак и не оставив и тени надежды оказавшихся под османским ярмом. Это и делают цепные псы султанов, кусок за куском отгрызая земли наши и поглощая их, сыто отрыгивая в нашу сторону. Были некогда такие государства как Болгария. Сербия. Что стало с ними? Пожраны зверем, не только плоти, но и душ людских алчущим, ныне известным как империя Османская. Про печальную судьбу осколков Византии всем вам известно, все про это помнят. Как и венецианцы с генуэзцами вряд ли забыли о том, какими землями владели ранее и с коих вытеснены были. И счастлив тот, кто сумел их покинуть, а не пал смертью мученической! Ещё более печальна участь тех, что жив остался и мёртвым позавидовал, узрев безмерную и бессмысленную жестокость порождений мрака и безумия, лишь по небрежению сил высших в телах человеческих воплотившихся.

Чуждые Богу племена. Народы злобные, искажённые духом, с источёнными незримыми червями сердцем и неверные Творцу. Назвавшиеся в итоге своём османами, вторгшиеся в некогда благословенные земли этих христиан, опустошившие их клинками своими и пламенем пожаров. Разрушившие храмы и жилища, сжегшие посевы, людей и книги, не щадящие ничего и никого. Умерщвляющие не только воинов, но и людей мирных, детей и стариков самыми отвратительными казнями, находящимися за пределами понимания. Оскверняющие тела, предавая оные мукам позорным, пронзая живот, лишая детородных членов и привязывая их к столбу. Потом они гоняют свои жертвы вокруг него, и бьют плетью до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и сами они не падают наземь. Иных же, привязанных к столбам, поражают стрелами; иных, согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Сажающие на кол, подвешивающие вонзёнными под рёбра иззубренными крючьями и оставляющие жертв умирать смертью долгой и мучительной, сравнимой по страданиям безмерным с распятием на кресте. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчивать? Об участи, которой подвергаются юные отроки, становящиеся лишёнными мужества евнухами, используемыми для присмотра за гаремами и участи иной, с грехом содомским связанной, что по всей нечестивой империи оттоманской распространён.

Говорить правду и только правду, чтобы не было и капли лжи. Вместе с тем выбирать из всех частей правды исключительно те, которые представляют врага в самом омерзительном облике, лишают его образа и подобия человеческого. Расчеловечив противника, представив его, причем без обмана как такового, воплощением всего мерзкого и страшного… получишь немалое преимущество. А уж если этот самый враг чуть ли не сам, по неразумию своему, тебе помогает… Пример Савонаролы показал действенность подобной тактики. И Александр VI рад был вновь воспользоваться ядовитыми рецептами своего сына. Как оказалось, Чезаре был талантлив в варке самых разных ядов, убивающих не только тела, но и воздействующих на души. Достаточно было следить за лицами слушающих его, викария Христа, чтобы осознавать — произносимые слова находят отклик в их сердцах, разуме, душах.

Напугав же некоторых, напомнив о неприятном большинству, вновь заронив в разум чувство приближающейся угрозы, следовало перейти к другому. Разжечь огонь желания мести, добычи, славы, а лучше — всего сразу.

— Кому выпадает труд отомстить за все это, исправить содеянное, освободить томящихся под тяжким гнётом врагов всего нашего мира, кому как не вам? Вы люди тех народов, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величием духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих, вам противодействующих! Вы и только вы достойны побеждать и править! Вспомните о великих деяниях предков своих. Разных народов, разных времён, но объединённых единством облика, схожестью мыслей, идеалов, стремлений, умения отличать красивое и достойное от низкого и безобразного. Тех вспомните, кто сокрушал мавров и арабов, османов и татаро-монголов, гуннов и хазар… Тех, кто ещё скалит зубы и тех, кого уже растёрли в пыль под сапогами вашими и подковами конских копыт, несущих рыцарство к новым победам, оставив лишь смутные воспоминания о былых врагах. Так уподобьтесь им, сделайте так, чтобы и османы остались лишь на перевёрнутых страницах книг. Чтобы помнили потомки лишь о том, что был такой враг, но канул во тьме веков, оставив после себя лишь осколки и обрывки, интересные лишь учёным мужам.

И не только далёких предков вспомните. Не забывайте тех, кто жив и здравствует, не почивая на лаврах былых свершений, но готовясь к новым. Я говорю о тех, кто завершил длящуюся века великую Реконкисту, сокрушил последний бастион мавров на континенте, эмират Гранадский. Вот вам зримое свидетельство того, что не прошла эпоха великих свершений, но длится она, заново вспыхивает и горит священным огнём.

Месть и слава — это хорошо, но правители и их посланники прежде всего обязаны думать о пользе для себя, семьи, о том, чтобы их вассалы были сыты, довольны и не пытались поднять мятеж. А значит следовало взбудоражить их, напомнив о богатейшей добыче, которую можно захватить.

— Вспомните также и о том, что земли, в которые вцепился своими щупальцами зверь османский, издавна славились богатством и плодородием. Обильные урожаи, таящиеся внутри металлы и каменья драгоценные, моря тёплые, где плещется рыба и иные гады морские. Давно построенные каменные города со множеством домов, способных приютить мириады жителей. Не зря о благополучии Византии летели слухи во все страны, даже самые отдалённые. Теперь это отнято для себя османами. Но вы не должны смиряться с подобной несправедливостью, говорю я вам и Господь свидетель словам моим. Забудьте о распрях между собой, обратите всю силу оружие, весь огонь, пылающий в душах, в нужную и угодную небесам сторону. Начните путь к землям, что век за веком отторгались в пользу хозяев нечестивых, отторгните их, сделайте так, чтобы источаемый теми смрад сменился на благоухание.

Так хочет бог! Я же, как наместник его в тварном мире, передаю волю Его в словах, доступных уху человеческому, по праву, данному мне. Готовы ли вы исполнить волю Творца? Исполнить, воплощая в жизнь замыслы благие, получив тем самым великую пользу как для душ, так и для тел своих. Готовы ли?

Готовы…, сомневаться не приходилось. Не зря же слова «Так хочет Бог» стали звучать в ответ. Сначала осторожно, тихо, а потом все громче, из большего числа уст. Александр VI выждал, пока крики станут совсем уж громкими и… Взмах рукой, требующий тишины, недолгая пауза, чтобы она действительно установилась. Пришло время главных слов.

— Сегодня начинается Крестовый поход! Не здесь, ибо сын мой, король Италии и великий магистр ордена Храма, вместе с вице-королём Неаполя Гонсальво де Кордова и великим магистром Ордена госпитальеров, находясь в Неаполе, уже собирают флот и войска. Но именно день сегодняшний останется в веках как тот, который станет началом сокрушения Османской империи. И да не остановятся войска, идущие в Крестовый поход до той поры, пока не будет окончательно сокрушено могущество противной властям светским и духовным империи османов. Того противника нашего, который сейчас опаснее иных, угрожающего самому свободному существованию нашему, уже поглотившему несколько могучих королевств и даже великую империю.

Не забывайте же, храбрые воины, о том, что враг наш жесток, коварен, не имеет ничего общего с теми благородными противниками, с которыми все вы сталкивались. Не верьте никаким словам османов, ибо любые клятвы, даваемые ими, есть пыль на ветру. Нет у них чести рыцарской, неведома она им. И в плен их попадать бойтесь, поскольку не будут даже самого благородного из вас считать большим, чем товар, который можно лишь продать. Ведомо то, что делают они с попавшими в их руки заложниками, особенно теми, кто юн годами. Силой заставляют менять веру, угрожая пытками жуткими и не брезгуя применять их. Дети князей сербских, молдаванских, трансильванских и прочих то на себе испытали. Порой и куда худшее с ними случалось. Калечили даже не тела их, а души, пока от чистого и стремящегося к свету отрока не оставалось лишь подобие, жалость вызывающее, подчинившееся врагам народа своего и из страха прислуживающего им. Помните об этом! Не достойны османы войны рыцарской и не получат они её от нас! Не пытаются воззвать к разуму псов бешеных, лишь язык острой стали им ведом.

Речь не должна была становиться чересчур длинной. Могла быть такой, но всё же… Краткость, хоть и в меру, являлась важной, особенно сейчас, когда он хотел предельного совпадения речи и очередной знаковой буллы. Значит, оставалось лишь поставить точку в конце. Но такую, чтобы вразумить тех, кто не желает понимать доброго к себе отношения и воспользоваться предлагаемым путём.

— Печально мне вспоминать сейчас о низости некоторых людей, о великом грехе их, грехе иудином, самом страшном. О предательстве! И всё же вспомню, ибо по другому нельзя. Все помнят, что именно предатели отворяли ворота крепостей изнутри, выдавали планы военачальников врагам, убивали считавших их своими по духу и крови, многое иное творили, о чём и вспоминать не хочется. Только приходится вспоминать, нет у нас иного выбора, если не хотим повторять участь Цезаря, павшего от руки Брута и иных, которым нет числа в веках.

Поэтому не прошу, но повелеваю от имени того, кто сотворил мир наш! Любой, кто с этого дня вздумает торговать с османами, уведомлять их о чём-либо — тот да будет отлучен от лона церкви и обречён на смерть духовную. Карающая же длань Ордена Храма обрушится на тела их, отправляя душу на скорый и праведный суд. И не будет разницы, облачено ли тело в обноски нищего или же носит на голове корону. Грех иудин не заслужит прощения, но лишь жестокого и неотвратимого воздаяния. А теперь… Преклоните колено, готовые клинком, золотом и словом помочь новому Крестовому походу. Не требуем, не просим присоединиться… Лишь предлагаем это вам. Ибо честь для любого рыцаря и простого воителя стать частицей единого целого, что желает исполнить великое. Сказано так и так будет.

Дело было сделано. Родриго Борджиа, папа Римский, чувствовал себя несколько опустошённым, но довольным. Он видел, как люди опускаются, преклоняют колено. Кто-то искренне, иные повинуясь большинству. Были и те, кто делал это лишь из необходимости, не желая выделяться. Впрочем, сейчас за собравшимися следили не только его глаза, но и многие другие из числа тех, кто умел понимать видимое на лицах особо важных людей. Потом они запишут то, что, как им кажется, сумели разглядеть. Записи будут сверены, затем как следует изучены, а потом… Потом придётся думать и делать выводы. Но это потом. Сейчас же ясно одно — Крестовый поход начинается. И будет он не таким, как предыдущие, особенно пара последних. Никаких конфликтов, усобиц внутри собираемых войск. Хотя бы потому, что никакого многоначалия не случится.

Да и откуда взяться ему? Войска вице-короля Неаполитанского, получив приказ Изабеллы Трастамара, будут поддерживать союзника сразу по нескольким причинам. Борджиа выгодны для Трастамара, у них на род «красного быка» большие и далеко идущие планы. Пусть продолжают так считать. Медичи и Сфорца, то есть Флоренция и Милан? Эти, понимая или нет, становятся шаг за шагом не вассалами, но сильно зависимыми от мощи Италии и Святого Престола союзниками. Госпитальеры? Понимают, что без этого вот Крестового похода их совсем скоро сомнут османы или мамлюки. А опереться на венецианцев… Республика никогда не была надёжным союзникам, если рассчитывать на долгие годы.

Сама же Венеция… Старший Борджиа был полностью согласен со своим сыном, что венецианцев можно только использовать, но не рассчитывать на них. А как использовать… тут тоже были разные задумки.

Всё, пора было удалиться. А ещё поговорить… не с наблюдателями, а с другим своим ребёнком. С Лукрецией, которая, что он вынужден был признать, уже окончательно выросла и заслуживала быть окунутой в грязные политические дела. Особенно при своём на то желании.