Осень без надежды

Глава 7 По завету предков

Обычно подданные любого правителя, особенно если указанный правитель любим в народе, справедлив и счастлив в битвах, склонны преувеличивать заслуги господина. Происходит сие вовсе не от желания выслужиться, но от вековечного, унаследованного с кровью и материнским молоком, пиетета к мирскому владыке.

Право управления над людьми и право власти над их телами и душами передается династиям герцогов издревле, от богов, а последние зачастую считаются родоначальниками многих почтеннейших семейств эрлов и танов. Обычному человеку необходимо видеть перед собой символ, пример для подражания, ибо во мнении общества герцог всегда является честным, благородным, в меру воинственным и достаточно трудолюбивым для того, чтобы вести за собой свой народ. Бывали, конечно, исключения, однако таковые лишь подтверждали правило.

Так почему бы не похвалить господина? Если он действительно отвечает радужному представлению большинства об освященной временем и Силами Незримыми монаршей власти, значит, он ни в коем случае не зазнается, принимая расположение верных слуг как должное.

В общем-то победа при Каина-Горе никакого особенного стратегического значения не имела. Хиленькая победа, прямо скажем. Почти случайная. Не вмешайся вовремя альбы со своим колдовством, взбесившиеся гирканцы нанесли бы коннице райдорских кнехтов значительно больший урон, а, может быть, и… Но ведь этого "и" не произошло? Значит — хвала на веки веков Рыжей Соне, титульной правопреемнице герцогов из Райдора и тану Кернодо! Заодно — слава ее верным соратникам и союзникам! Ура!

Данкварт, живший несколько лет в Аквило-нии, прежде видывал триумфы полководцев тамошнего короля. Конечно, аквилонцы праздновали куда торжественнее, с размахом, внушающим благоговение. Цветы, разбрасываемые монеты, леопарды и тигры на поводках, пальмовые веточки охапками, лавровые — снопами, гуляния, ночные фейерверки и бесплатная раздача вина. Выспренно и пышно. В летописи обязательно заносилось полное описание праздника, с указаниями: сколько дней веселились, сколько золотых кесариев потратили, сколько диких животных перебили на потешных игрищах, и, наконец, как много плебеев умерло с перепою или погибло по случайности. Величие огромной державы, что тут скажешь!

Ни на что подобное в Райдоре в лучшие-то времена средств не доставало, а сейчас тем более. Но, сколь не помпезны торжества Аквилонии, всегда остается горький привкус ощущения, что подданные Трона Льва устраивают столь роскошные праздники, предчувствуя скорую и неизбежную гибель. И от пресыщенности. Зато в Райдоре — от души.

Широка райдорская душа! Следующим днем восхищенные благородные месьоры, невзирая на слабое сопротивление Рыжей Сони, пронесли ее на сомкнутых щитах вокруг всей Каина-Горы. Хозяйственный Сташув приказал наварить безмерное количество пива, использовав для того любые обнаружившиеся в округе большие котлы и солидный запас ячменя. От восторженных криков опадали осенние листья на деревьях, замок украсили всеми возможными штандартами и знаменами, словно молодую сосенку на праздник Йуле — игрушками и лентами. К вечеру доблестное кернодское войско упилось до такого состояние, что, нагрянь сейчас гирканцы, и битву устраивать бы не понадобилось — бери всех тепленькими.

…Данкварту не спалось, хотя минувший дневной переход через буреломы Кернодо выдался утомительным и тяжелым. Болота, густейший лес, узенькие тропки, на которых еле расходились два всадника, моросящий дождик и холодный, пропахший трясинной гнилью воздух. Противно. Еще противнее ночевать в ямке у еловых корней — влага проникает под войлочный плащ, единственное спасение от холода заключено под пробкой деревянной фляги со жгучей сливовицей, каковая сливовица, увы, начинает иссякать. И можно бы заснуть, даже на холоде и мокром плаще, но буквально в десятке шагов несносно галдят альбы, которым, как кажется, нипочем ни сырость, ни болото, ни отсутствие костра — Ллэр с компанией зажгли свои синие огоньки, устроились на ветках деревьев и что-то горячо обсуждают на своем языколомном (отнюдь не певучем, как утверждают легенды) наречии. И пьют, конечно. Кажется, альбы прихватили в поход только ягодное вино, забив баклагами мешки под завязку. Иногда слышен голос Рея — зингарец тоже увязался, хотя Соня упрашивала его остаться в Каина-Горе. Не захотел. Сказал только, что если получит приказ — спорить не будет, но, если приказывать никто не станет — уйдет вместе с отрядом. У Рыжей Сони, похоже, язык не повернулся отдать подобное приказание, оттого неотлучный зингарец покинул кер-нодский замок вместе с прочими охотниками за головой десятитысячника Хасгата.

Данкварт поворочался в своей яме, удрученно выслушал, как под боком хлюпает вода и едва сдержался от того, чтобы плюнуть на собственную подстилку. Он ввязался в авантюру, это бесспорно, но он предпочитал участвовать в авантюрах лишь в случае, если предоставляются более приемлемые условия для жизни и путешествия. Например, свой шатер, готовая горячая пища (стряпать которую, разумеется, должен кто-нибудь другой), теплые попоны, вдоволь хорошего вина, заменяемого нынче сивухой крестьянского изготовления. И летом, конечно. Почему нельзя спасать мир в теплое время года, а вовсе не в середине прохладной и дождливой осени?

Авантюра. Жуткая. Хасгата Степного Ветра они, понимаешь, убивать едут. Данкварта терзали смутные подозрения, что эта затея изначально абсурдна. Убийство одного человека ничего не решит. Просто мелкая гадость. Кагану гирканийцев Бурэнгийну стоит лишь шевельнуть пальцем, и на место Хасгата Разрушителя тотчас встанет другой, не менее талантливый и не менее одержимый жаждой полководец. Гирканцы вообще талантливый народ — захотели бы превратить свою Степь в царство радости наподобие былой Аквилонии, обязательно смогли бы.

Теперь остается ждать, когда наступит та самая заветная ночь, когда небольшой отряд под совместным командованием Данкварта, Ллэра и Рыжей Сони героически ворвется в лагерь степняков и не менее героически погибнет. Плененных либо посадят на кол, либо… Сажание на кол Данкварт полагал весьма легкой и приятной смертью. О прочих вариантах даже думать не хотелось — подданные Бурэнгийна большие выдумщики на предмет всяких смертоубийственных и болезненных забав.

Разошедшиеся альбы вопили так, что в округе наверняка не осталось ни одного гирканца, не предупрежденного о прибытии врагов. Звуки, особенно высокие, ночью отлично разносятся по лесу. Надо бы встать и рявкнуть на Ллэра — пусть умерит пыл. Впрочем, для альба лес — дом родной, Ллэр отослал в дальний дозор нескольких родичей, обязанных высматривать противника. Альбы являются изрядными весельчаками и разгильдяями, однако вовсе не дураки и не торопятся так запросто подставлять свои красивые бессмертные и бесшабашные головы под степной ятаган.

— Доброй ночи, — жизнерадостно проворковали откуда-то сверху. Данкварт, стараясь не упустить из-под плаща последние жалкие остатки тепла, высунул голову и осмотрелся. Наверху, в ветвях старой ели, мерцали два желтых глаза. Упырь явился.

— Здравствуй, Рэльгонн. Ты отчего на дереве сидишь?

— Филина изображаю, — легкомысленно отозвался каттакан. — Нет, нет, не вставай. Не хочу, чтобы ты меня сейчас видел — зрелище весьма неприглядное. Пришлось изменить форму тела, мне так удобнее.

Отчасти из вредности, отчасти из интереса Данкварт вылез из своей ямки, вытянул из нее превратившийся в совершенную грязную тряпку плащ и, шепнув давно изученное заклятье, извлек из пальца струйку желтоватого пламени. Нечто вроде свечи.

— Фу! — райдорец содрогнулся, узрев висящего вниз головой Рэльгонна.

— Я же предупреждал — не надо смотреть… На данный момент упырь являл собой весьма неудачную скользкую помесь самого себя с летучей мышью. Голова каттакана, и без того не блистающая привлекательностью, со всеми ее зубами, горящими зенками и широкими ушами прикладывалась к туловищу бледно-желтой летучей мыши размером с небольшого теленка. Толстенная ветвь ели угрожающе поскрипывала под весом Рэльгонна.

Но ладно бы летучая мышь — иногда эти тварюшки вполне симпатичны: забавная подвижная мордочка, розовые ушки, тело, окутанное мягкой коричневой шерсткой. Рэльгонн, изменяя свою внешность, о симпатичности не позаботился. Голая мокрая кожа в морщинах/складках и каких-то неприглядных бугорках, сложенные крылья напоминают только что выделанный пергамент, когти на сгибах подозрительно напоминают лезвия хорошо отточенных искривленных охотничьих ножей.

— Ты откуда… такой? — выдавил Данкварт и погасил язычок пламени. Лучше уж разговаривать с Рэльгонном в темноте — привидится подобное чудовище во сне, точно седым проснешься…

— Развлекался неподалеку, — усмехнулись сверху. — Гирканцев пугал. Заработал две стрелы в бок. Больно… но не опасно. Я, собственно, с докладом.

— Тогда валяй, докладывай, — обречено вздохнул Данкварт. Немедля пришлось шарахнуться в сторону, ибо с темного неба к небольшой полянке спикировало еще одно крылатое чудовище, с неимоверной точностью уцепившееся за ветку, на которой видел Рэльгонн. — А-а, Си-гонн, мое почтение. Тоже веселились?

— Какие наши годы! — развязно прохрипел родственничек хозяина Рудны. — Гирканцы так забавно визжат, когда пролетаешь над их шатрами… Наши остались буйствовать в их лагере и наводить панику.

Данкварт мельком подумал о том, насколько странные союзники ему достались. Альбы пьянствуют и развратничают направо и налево (если не между собой, то с людьми, что, кстати, для них куда привлекательнее из-за необычности). Вампиры обзавелись привычкой каждую ночь насмерть стращать бедолаг-гирканцев или рассекать воздуся прямиком над стоянками отряда.

Охрана, впрочем, из них неплохая — отлично приспособленный к ночной жизни каттакан не пропустит даже подбирающуюся к стоянке мышь-полевку, если та имеет враждебные намерения. Один из сыночков Рэльгонна, очень молодой (по воззрению каттаканов) упырь забавлялся тем, что швырялся с высоты подхваченными на еловых ветках шишками. Поведение "союзников" ставило Данкварта в тупик и добавляло происходящему оттенок безумной абсурдности. Такое впечатление, что развеселая компания из людей, альбов и вампиров собралась не в опаснейшую экспедицию, а решила прокатиться по Райдору лихим ярмарочным балаганом.

— Кхм-кхм, — напомнил о себе Рэльгонн задумавшемуся человеку. — Милейший керлат, вы отчего такой смурной? Я вам уже сколько раз говорил: невозможно спасать мир с серьезной рожей. Будьте проще, смотрите на происходящее веселее! Берите пример с альбов! Сгоните с лица мрачное выражение-Ветка, на которой болтались Рэльгонн и его брат, внезапно и громко хрустнула, переломившись аккурат возле ствола. Оба упыря в неопрятном переплетении крыльев, задних лапок и когтей с шумом рухнули на покрытую прошлогодней хвоей землю. Возник жуткий дрыгающийся клубок, из которого доносились недовольные хрипы: "Слезь с моей шеи!", "Ты мне крыло отдавил!", "Не пихайся!".

Данкварт, не выдержав, загоготал. На звук прибежали альбы.

— Не вижу ничего смешного! — Рэльгонн извлек голову из-под кожистой перепонки. — Что за конюшня, благородные господа?! Встали вокруг и ржут, будто жеребцы, вместо того, чтобы помочь!

— Рэль, ты сегодня невероятно обаятелен, — задыхался, держась за живот, Ллэр. — Мужественный профиль, ушки в разные стороны торчат… А эти крылышки! Гы-ы-ы!

— Убирайтесь! — сверкнул клыками каттакан. Впрочем, его гневливость не произвела на Древних особого впечатления. Альбы исчезли лишь после того, как Рэльгонн начал яростно сквернословить на неизвестных Данкварту языках.

— Вот любопытно… — состроив омерзительно-любезную улыбку, злорадно вопросил вельможный керлат у нахохлившегося Рэльгонна, — что это вы, сударь, такой серьезный? Разве можно с таким лицом спасать мир?

Оба упыря метнули в Данкварта глазами желтые молнии. Обидчивый Сигонн начал упрямо карабкаться на голый ствол давно погибшего дерева, чтобы попытаться взлететь.

— Не ёрничайте, — строго указал Рэльгонн и как-то по особенному сложил крылья — уселся на задние лапки летучей мыши, опершись костяком, на которых держались перепонки так, чтобы казалось, будто каттакан стоит. — Просто ветка подвернулась сухая. Ничего особенного, со всеми бывает. Повеселились, и будет. Итак! За последние четыре ночи мы изрядно застращали варваров, разбивших лагеря в округе. Подчиненные Ллэру альбы добавили для живописности леденящего душу волшебства и всяких кошмарных иллюзий. Далее. Вы находитесь в шести лигах к полуночи от становища туменчи Хасгата. Остается всего один дневной переход. Если Хас-гат Степной Ветер снимется с места и отправился дальше к рубежам Немедии, придется догонять. Я готов обеспечить вашему отряду необходимое прикрытие — как можно больше шума, страха и магии. Вы можете проскочить в центр лагеря, захватить или убить туменчи, а затем безнаказанно скрыться.

Данкварт кивнул. Упырь еженощно докладывал ему о самых малейших изменениях в диспозиции степной армии и передвижениях знаменитого военачальника кагана Бурэнгийна. Хасгат находился почти рядом с крючком рыболова, оставалось лишь подвести сей крючок к его пасти и дернуть за леску. Наживкой служила дворянская конница, которой поставили командовать, как ни странно, вельможного эрла Алаша Рум-ского, давеча больше других оравшего и возмущавшегося на тинге. Алаш, несмотря на склочный характер, отлично показал себя в сражении при Каина-Горе, оказался стоящим командиром и могучим кнехтом — когда пришедшие на выручку альбы пробились сквозь строй гирканцев, стало ясно, что месьор Румский нагромоздил вокруг себя множество тел врагов, сам получив лишь незначительное ранение в плечо. Присматривать за героическим, но взбалмошным эрлом Алашем поручили Босану из Эттена и его молодым дружкам. Мало ли…

— Рэльгонн, вам не кажется, что мы ничего не выигрываем от этой эскапады? — пессимистично заметил Данкварт, уже без всякого отвращения глядя в сторону нахохлившегося кат-такана. Рэльгонн постоянно ерзал, ему явно было неудобно сидеть на земле из-за необычного строения нынешнего тела. — Мы собираемся убить одного, только лишь одного человека. Но ведь гирканцев многие тысячи! К ним пристали кочующие племена Турана, горцы Кезанкийско-го кряжа… Вы мне сами доносили, будто Хасгат создал из покорившихся нашествию бритунийских кнехтов и дружин заморийцев особый отряд. Мы… мы…

— Обязательно проиграем, это вы хотите сказать? — Рэльгонн недовольно колыхнул тонкой кожей крыльев. — Сколько лет живу среди людей, и все не перестаю удивляться вашей беспредельной глупости и трусливости! Для вас, людей, любая тварь может казаться опасной, пока вы не будете знать, как с ней бороться. В моем мире мы давно поймали бы кагана Бурэнгийна сетью, одели ошейник, посадили на цепь и показывали интересующимся. Но у моего мира свои законы. Здесь — другие. Есть такое умное слово, у вас неизвестное — противофаза. Тотальная противоположность. Главная составляющая этого понятия заключается в невероятной внушаемости разумного существа, именуемого "человеком". Вам можно задурить голову, заставить мыслить не так, как вы хотите, а так, как нужно! Никакой магии, черного и страшного волшебства кагане степняков или предводителе армий пиктов, рвущих Аквилонию на части, попросту нет! Они всего лишь обладают способностями воздействовать на разум столь низкоорганизованных тварей, как вы. И ведут за собой человеческие армии, сами движимые честолюбием и гордыней. Не обижайтесь, Данкварт, вы низкоорганизованы только потому, что не прошли многих тысяч лет развития. Подумайте сами, что произойдет, если маленьким человеческим детям дать в руки столь мощное оружие, как, например… э-э… зингарский огонь, эту жуткую смесь, которая горит даже в воде?

— И что? — огорчился Данкварт.

— Поймите, для моей цивилизации горючая смола — даже не позавчерашний день. Такое оружие употреблялось нами во времена, когда в вашем мире еще не появился человек. Вы не можете себе представить, чем владеют каттаканы… Несмотря на врожденную и старательно развиваемую способность творить при помощи мысли, мы умеем обращаться и с мертвой материей, которая способна вызвать чудовищные разрушения… Для вас это далекое будущее. Так вот, если в ваши руки попадут такие игрушки, вы станете с ними обращаться также, как малолетний идиот с арбалетом. Что случится, если выстрелить в своего приятеля по игре в куче песка? Ребенок не осознает, что его друг умрет или будет серьезно ранен. Он не знает, что такое смерть, не понимает всей глубины этого понятия. Ему интересно. Бу-рэнгийну, которому тоже просто интересно, Судьба дала в руки такой арбалет — великую и почти непобедимую армию. И Бурэнгийн начал стрелять. Не по собственной злобе — по неразумию. Итог — вы получили мировую войну. Только из-за любопытства. Вашего, Данкварт, вашего, и лишь отчасти Бурэнгийнова. Человечество вашего мира не повзрослело. Надеюсь, однажды вы поймете, что хвататься за арбалет надо только при самозащите, а не устраивать великие войны только ради призрачной и недолговечной славы нескольких талантливых гордецов-полководцев!

— Я знаю, что мы виноваты! — заорал Данкварт, выходя из себя. — Знаю! И пытаюсь хоть как-то искупить вину неразумного человечества! Хотя, что может одиночка?..

— Так вы не говорите, а делайте, — наставительно сказал Рэльгонн. — Рассуждать мы все горазды. Помните, что проходя через струи собственной крови народы взрослеют. Действуйте. А я вам помогу. Нет такого греха, который нельзя было бы искупить.

— Войто!

— Чего, сударь?

— Молчи.

— Я и так молчу. Откуда привычка такая, вельможный керлат? Едва господа благородные не знают; что и как делать, то сначала дают по шее Войто, а потом только соображать начинают.

— Закрой рот, я сказал!

— Тогда чего звали?

Сия напряженная беседа между благородным месьором Данквартом из Бергиса и затесавшимся в отряд Войто из Велинки, происходила в глубине подгнивающего бурелома, где оба и пребывали. Нормальный человек совершенно точно не сумел бы уместиться в узкой норке среди палых ветвей, поваленны^ стволов и груд перепревшей листвы, но эти двое смогли пристроиться вполне удобно, даже почти не впритирку — играли свою роль привычка молодого дружинника к кернодским чащобам и умение обустраивать охотничьи засады.

Войто оказался в отряде Рыжей Сони и Дан-кварта отнюдь не случайно, что бы там не думал помощник владычицы танства. Его зазвали альбы, а точнее, очаровательная альбийка Эйя.

Древние, составлявшие костяк ударного отряда, на который возлагалась главнейшая задача: убить или пленить Хасгата Степного Ветра, — самовольно захватили право брать с собой, кого пожелают. Конечно, еще можно смириться с присутствием четверых болтливых и кокетливых альбийских девиц. Во-первых, чем они хуже Рыжей Сони? Во-вторых, управляются с оружием, особенно с луками и маленькими самострелами, получше самого опытного наемника, а в-третьих — альбы-мужчины, как выяснилось, не мыслят себе жизни без женщин. Красавицы, понимаете ли, вдохновляют их на подвиги. Но когда отряд разросся сверх планируемых пятнадцати бойцов аж до тридцати, Данкварт стукнул кулаком по заросшему мхом валуну и твердо заявил: "Хватит! Тут вам не разъездной бордель!". Альбы ужасно огорчились, но были принуждены согласиться.

Охотой на большого зверя, таким образом, занялись рудненский керлат Данкварт и сама госпожа Соня (она, между прочим, не забыла составить завещание по всем правилам, заверенное каштеляном и свидетелями, и передавала в случае смерти кернодское танство и титул Данкварту, после чего за ним прочно укоренилось малоприятное и совершенно необоснованное прозвание "ночного тана"). С ними отправлялись Ллэр, четыре помянутых красотки-луЧницы, шестеро самых близких приятелей Ллэра, Рей, отказавшийся оставаться в замке, и неотвязный Войто, которому хотелось обрести подвиги, приключения и непременное общество Эйи. Данкварт не сомневался: альбы ввязались в эту авантюру лишь ради острых ощущений и вели себя так, словно впереди маячило не самоубийственное предприятие, но развеселая прогулка с песнями и танцами под луной на лесных полянах.

К тому следует добавить обязательные ночные визиты упырей под командованием Рэльгон-на и совсем новых участников охоты — четверых данхан, пришедших вместе с Ллэром из Аэльтунна. Последние являли собой малюсеньких карликов-лесовичков, чья макушка едва достигала середины бедра Данкварта. Но если ростом данхан больше напоминали шестилетнего ребенка, то в пронырливости, умении прятаться и пробираться в любые закоулки леса они превосходили и альбов, и людей, вместе взятых. Войто, большой любитель старых деревенских сказок, тотчас определил маленьких разведчиков отряда — карликов с густыми бородищами, цепкими ручками, зелеными глазами и манерой все время подслушивать и подсматривать — как баснословных "лешаков".

Вынужденное пребывание посреди буреломного завала объяснялось тем, что Данкварт возжелал лично осмотреть место грядущей битвы. Данхан, безусловно, молодцы: лесные карлики разнюхали и подглядели все, что было возможно, в точности выяснив расположение юрт в лагере Хасгата, количество телохранителей и простых нукеров, но все-таки лучше увидеть стоянку дикарей собственными глазами. Взяв с собой Войто как опытного следопыта, Данкварт приказал остальным не высовываясь, сидеть в густом березняке, и отправился в дозор.

В этих местах как раз проходила полуденная граница Кернодо и начинались земли короны, принадлежащие не танам и эрлам, а лично королю Бритунии и его семье. Пайрогийский тракт убегал сквозь холмы и леса на Полдень, другая, куда более широкая и наезженная дорога, уводила в обход танства к Пограничному королевству и далее через владения оборотней к Гиперборее. Именно возле перекрестка двух трактов и устроил временную ставку грозный туменчи.

— Что они себе думают? — шипел под нос Данкварт, рассматривая сравнительно небольшое скопление гирканских степных юрт, поставленных в пологой ложбине меж двумя холмами. Данхан посчитали верно — войлочных палаток было ровно двадцать две, выставлены кругом, центр лагеря защищают кибитки. Охраны — от полутора до двух тысяч человек. Над стоящей посередине белой с золотом юртой — темно-зеленый бунчук, цвета самого Хасгата. Данкварт достаточно долго прожил среди гирканцев, чтобы разбираться в незамысловатой степной геральдике. — Разве можно так безалаберно ставить лагерь? Уверены в собственной безопасности так, словно никогда и не покидали Великую Степь!

— Сударь, глядите — дымок, — Войто тронул Данкварта за плечо. — Во-он, на две ладони правее солнца, за распадочком. Наши, не иначе.

— Точно, — прищурился керлат, рассмотрев в указанном направлении очень далекую и тонкую струйку дыма, но не сероватого, как обычно, а голубого, почти теряющегося на фоне вечернего неба. Альбовы шуточки — в конную гвардию к эрлу Алашу Румскому и молодому тану Босану Эттенскому были отправлены трое или четверо Древних, помогать волшебством. Синий дым означал, что все в порядке, конные сотни наготове, зеленый оповещал о возможной опасности, красный — о прямом соприкосновении с противником.

План составили простой до гениальности.

Три крупных отряда — конница Алаша и две группы кернодских лучников, набранных из самых метких охотников, способных ночью попасть в глаз белке, — после заката начинают атаку с трех сторон. Перед нападением на лагерь Хасгата Рэльгонн и его упыри устраивают небольшое представление с применением колдовства и прочих особых способностей каттака-нов. Между прочим, Рэльгонн с братией минувшими ночами усердно стращали всех находившихся в округе варваров, но к лагерю туменчи не приближались, дабы не разрушить эффект внезапности.

Начинается суматоха (как, по вашему, поступят нормальные люди, не ожидающие нападения, когда сначала являются жуткие упыри, а потом налетает незнамо откуда взявшаяся конная лава?), во время паники кружащие над юртами каттаканы "пасут" Хасгата, указывая Дан-кварту и его сумасшедшим альбам направление, а дальше… Остальное пусть решит Митра Солнцезарный.

— Войто…

— Опять ругаться будете, сударь?

— Не мели языком, а слушай. Беги к Соне и Ллэру. Передашь им, что встречаемся… Повернись влево. Видишь четыре сосны у самой опушки? Встречаемся возле них сразу, как стемнеет. Я пока останусь здесь.

— Вельможной госпожой бросать вас не велено, — насупился Войто. — Сами слышали, госпожа сказала, чтобы вместе возвращались.

— Или ты, балда, исполняешь приказ, или идешь на все восемь сторон света! Рей тебе не объяснял, как выполняются распоряжения вышестоящих в зингарской армии и как наказывают за отказ следовать приказу?

— Рей из беззаконного народа происходит, — отползая, пробурчал Войто. — Хуже любого нордхеймца-дикаря. Ладно, ладно, сударь, не гневайтесь. Уже иду. Значит, у четырех сосен?

— Катись, кому сказано!

Данкварт снова уткнулся подбородком в мягкий мох и прильнул к щели, образованной двумя толстыми стволами давно погибших берез.

Над ухом лениво пищал припозднившийся осенний комар.

Собственным зрением многое не увидишь, придется попробовать искусство, называемое умным Рэльгонном "силой мысли". Таковая сила дает возможность владеющему ею человеку проникнуть когда угодно и куда угодно, лишь бы точно себе представлять желаемое. Сейчас Дан-кварт желал увидеть самого Хасгата.

Стоит лишь отвлечься от зримого мира, закрыть глаза, не обращать внимания на запахи и беспрестанный шум леса, в который вплетается как комариное зудение, так и шорох падающей листвы вкупе с потрескиванием деревьев, стрекот сороки, недовольное цоканье белок и отдаленный грохот обрушившегося мертвого ствола, как разумная частица человека воспаряет над телом и, если ты верно направил ее, устремляется к интересующей тебя точке. Сейчас ты видишь не только зримое. Заметны разноцветные, более теплые или более холодные потоки воздуха, мысль окружающих людей обретает собственный цвет — удивительно, но стоящие в четверти лиги от края леса гирканцы обладают вполне обычной человеческой мыслью, зеленоватой с желтым и золотистым. Мыслью цвета степных трав. Одна беда — их разум словно закрашен густой коричневатой краской с непременными розовыми прожилками. А розовый — цвет охранного волшебства. Вязкая пелена не дает разуму человека прорваться наружу, сдерживает его, связывает и пленит.

Какой вывод? Правильно: в отряде Хасгата Степного Ветра есть несколько шаманов-колдунов, которые установили магическую защиту.

Скверно. Остается надеяться, что магия Рэльгонна и его крылатых дружков окажется сильнее.

Данкварт несколько раз ткнулся в юрту туменчи, но перед ним постоянно вставала густая пелена слепящих розовых огней. Проникнуть сквозь завесу невозможно. Маги-шаманы отлично знают свое ремесло. А будешь настаивать — тебя вскоре обнаружат. И пропал столь желаемый упырями "эффект внезапности".

— Эй, харя! Слышишь меня? У? К тебе, к тебе обращаюсь!

Данкварт, вздрогнув от неожиданности, открыл глаза. Голосок тонкий, но в то же время хриплый и дребезжащий.

— Кто тебе здесь харя, недомерок?

Сверху на поваленном дереве восседало существо, слегка похожее на обросший сероватым лишаем пенек. Данхан. Представители этой расы никогда не отличались почтением к человеку и сдержанностью на язык.

Значит, сказки Войто говорят правду о злонравных и пакостных леших. Только леший со временем превратился в легенду, дух зеленой чащобы, а вот малыш-данхан существует реально и является, по выражению Рэльгонна, обожающего бахвалиться своими познаниями в строении окружающего мира, "тупиковой ветвью эволюции".

— Не харя разве? — сварливо гукнул карлик.

— Дык рожи ваши человечьи погаже кабаньих будут! Съел?

— Я тебя самого сейчас съем. Говори, для чего пришел?

— Девка твоя прислала. У?

— Зачем? — повторился Данкварт. Если беспутные альбы вызывали у него только легкое раздражение, то данхан светлейший керлат не переваривал всем нутром.

— Дык, просила передать — придет. К сосенкам. А чё? Под сосенками всяко любиться приятней. В кустах задницу наколешь. У?

— Сгинь, зараза! Передай госпоже, что жду.

— Дык. Всяк ждет, да не всем достается. Ок-ромя Древних. Оные завсегда дупло подыщут. Дык как, сгинуть или передать? Дык, в самом деле! У?

— Уйти и передать, — стараясь придать голосу максимальное спокойствие, ответил Данкварт.

— Исполняй!

— Ого, — согласился данхан. — Командовать любишь, харя? У?

— Исполняй, сказано! — шикнул Данкварт и передразнил лешачка: — У?

— В штанах у тебя "у", — не остался в долгу данхан и сбежал — Данкварт попытался запустить в него гнилой шишкой. Вот уж точно нечисть, в лучшем виде, почище любых упырей с мантикорами! Хотелось бы спросить у Ллэра, как альбы терпели в своем закрытом городе несколько семейств этих лесных мерзавчиков на протяжении сотен лет? Или у альбов слишком извращенное чувство юмора?

Солнце, с явным отвращением посмотрев на обитаемую людьми Сферу, закрыло свой красный закатный глаз наползающими со стороны далекого Океана тучами, и кануло за Грань. Копошение смертных ему было неинтересно, все картины светило могло наблюдать бессчетные тысячи веков, в любых кулисах и декорациях. Лишь сцена не изменилась — старинный Хайборийский мир мужественно переносил очередной кровавый спектакль, разворачивающийся на ее подмостках.

Полтора десятка всадников, надежно укрытых сумерками и молодой порослью лесной опушки, ждали неподалеку от выросших на сравнительно открытом склоне четырех древних сосен. Под корнями вечнозеленых деревьев сидели бородатые лешаки, переругивавшиеся на своем, непонятном даже альбам, гортанном языке. Данхан и знать ничего не хотели о грядущем сражении — они исполнили все, приказанное Древними, и теперь отдыхали, попивая из маленьких тыквенных баклаг брусничную настойку и дуясь в кости.

— Что скажете, светлейший керлат? — невинно осведомилась Рыжая Соня у Данкварта и мимоходом погладила гладкий сверкающий нагрудник доспеха. Месьор Сташув отыскал в Кайна-Горе самую лучшую броню для своей хозяйки. — Отчего у вас столь мрачный вид?

— Прощаюсь с жизнью на этой земле, и готовлюсь к путешествию на Серые Равнины, — Данкварт скривил губы в иронической улыбке. — По-моему, двадцатое или двадцать первое прощание за прошедший год. Сие занятие становится мрачной традицией, что мне совсем не по душе.

— Сударь, зачем огорчаться? — подал голос Войто. — Ну, убьют. Всякое же бывает, а на войне — особенно.

— Ах, это непосредственное юношеское отношение к жизни и смерти, — воздел глаза к небесам Ллэр. В отличие от людей, альбы не носили доспеха, хотя их тела точно также могли поразить меч и стрела. Данкварт полагал, что они либо бравируют презрением к опасности, либо окончательно свихнулись. Даже Войто раздобыл кольчугу, наручи и шлем, явно ему великоватые. — Почтенные други мои, вам-то бояться нечего, душа человека бессмертна и после гибели тела уходит в Залы Отдохновения. Вот нам придется умирать по-настоящему… Альбы покидают этот мир, исчезая в Неизвестность, и никогда сюда не возвращаются. Творец был большим шутником, даровав нам немыслимое для людей долголетие, а с ним — черную неопределенность после смерти.

— Никогда не пробовал проповедовать новые религиозные идеи? — огрызнулся Данкварт и похлопал ладонью по шее забеспокоившегося коня. — Отправься к жрецам Митры Солнечного, они тебя примут с распростертыми объятиями. Монахи-митрианцы очень любят рассуждать о Предопределении.

— Монахи-митрианцы? — в голос рассмеялся альб. — Глупейшая идея! Знавал я этих болтунов. Почитают богом великого Духа Природы, которому смертные практически безразличны и ничего более!.. Тайны Вселенной просты и объяснимы, милейший господин Данкварт. Раскрыть еще парочку секретов бытия? Или вам не нравится быть разочарованным?

— Не нравится, — отмахнулся керлат. — Смотрите!

От темнеющих небес к земле низринулась крылатая тень. Рэльгонн. Опять в своем омерзительном облике летучей мыши.

Упырь, используя восходящие потоки от нагретой за долгий солнечный день земли, парил над всадниками, выписывая зигзаги.

— Начинаем! — донеслось сверху. — Не забудьте вовремя подать сигнал кавалерии! Желаю удачи!

Рэльгонн тяжело взмахнул широченными перепончатыми крыльями, сделал круг над опушкой леса и поднялся выше. По оценкам Данкварта, на поллиги.

Вскоре в покрывающемся звездами небе к силуэту Рэльгонна присоединились еще восемь бесшумных воздушных призраков — это катта-каны направились к стоянке Хасгата Степного Ветра.

— Упыри и вурдалаки приготовились к атаке, — насмешливо процитировал Ллэр, но вернулся к прозе: — Хотелось бы узнать, какие сюрпризы породила для варваров болезненная фантазия наших крылатых дружков?

Ждали недолго. Лощина осветилась полыхнувшим на большой высоте багрово-оранжевым шаром, затем превратившимся в распространяющееся по ночному небу кольцо живого пламени, связанное с центром разрыва струями и алыми тающими нитями огня. Замелькали бьющие в землю фиолетовые и зеленые молнии, окрашивая лес и поля в самые фантастические цвета.

— Ух ты! — даже хладнокровный зингарец поразился. — Красиво, между прочим. Как во время фейерверка в Тарантии на праздник Дня Эпимитриуса.

— Слепит, — поморщился Данкварт, прикрывая" глаза ладонью. — И, что характерно, мы находимся далеко. Воображаю, каково сейчас дикарям.

Дикарям, наверное, приходилось плохо. Молнии подожгли несколько юрт, насмерть перепугали пасущихся лошадей и превратили округу в огненный кошмар. Пылала даже влажная осенняя трава, а среди вспыхивающих разрядов, прямо над головами, проносились жуткие чудовища на нетопыриных желтоватых крыльях. Твари оглушительно визжали, ударяли лапами, сверкали громадными желтыми глазищами и оставляли в воздухе за собой расплывающийся туманный след, на несколько мгновений приобретавший форму совсем уж непривлекательных призраков — Рэльгонн не зря целую ночь расспрашивал Данкварта, — желая узнать у прожившего много лун в Степи керлата, чего именно могут бояться гирканцы. И теперь представлял на суд зрителей бесчисленные и невоплощенные орды демонов степной мифологии. Ведь создать иллюзию так просто!

Рэльгонн извернулся, резко сменил направление полета, пытаясь избежать слабого и неточного удара саблей, а перед покусителем на жизнь упыря, нукером из личной охранной сотни Хас-гата Степного Ветра, моментально возникла скрюченная и безумно хихикающая магрика — источающая смрад разложения чудовищная ведьма, обитающая на местах захоронений. Степняк, заорав, кинулся в сторону, но справа на него пялился Красный Пес Цэн, дух гор, собирающий души неправедных и утаскивающий злодеев в свои мрачные пещеры. Кругом парили жестокие саабдак, мертвые и несущие смерть, шныряли демоны дуд, пожирающие человечину, восставали из земли подобные взбесившимся шакалам божества Мамо, верещали зловредные ньены и скалили зубы дэвы.

— Подавайте сигнал лучникам, господин кёр-лат, — Соня, заинтересованно взиравшая на кавардак в лагере степняков, повернулась к Дан-кварту. — По-моему, гирканцы достаточно напуганы.

Альбы запустили в воздух три своих факела-шарика, воспаривших над опушкой подобно синеватым шаровым молниям. Каттаканы, увидев огни, поднялись выше, чтобы не попасть под лучный залп, из леса показались два отряда кернодцев, с двух сторон подходивших к стоянке, и, наконец, нанесло удар не волшебство, а холодное железо лучных наконечников.

Семь залпов подряд. Полторы тысячи стрел, поражавших как людей, так и запаниковавших степных лошадок, не сумевших понять, что происходит. Сначала пугающий свет, молнии, запах грозы, крики людей, потом в конские бока и спины начали вонзаться стрелы… Однако колдуны-шаманы, находившиеся рядом с Хасгатом, тоже не дремали.

Данкварт, отвлекшийся от весьма занимательной разноцветной картины, вновь попытался использовать мысленное зрение. И в который уже раз увидел пляшущий туман, сотканный из розовых огней. Стена постепенно окутывала гир-канцев, защищая их от воздействия магии Рэльгонна. Еще немного — и дикари очухаются.

— Конница, конница пошла! — заверещал Войто, указывая на вышедший со стороны Пайрогийского тракта отряд. Для пущего устрашения Алаш Румский вместе с Босаном вытребовали у альбов сотню бело-голубых огней, а входившие в конный отряд альбы решили добавить в спектакль красок и неслись впереди на чудовищных огнедышащих лошадях. Тоже ничего особенного — обыкновенный скакун, коему рука умелого альбийского колдуна придала устрашающий вид.

— Ну, пугать так пугать, — выдохнул Дан-кварт, схватил висевший на цепочке символ Вековечного Пламени, приложил его ко лбу и груди, рванул из ножен клинок и скомандовал: — Никому не отставать! Не разбиваться на группы и не теряться! Все за мной!

Эффект внезапного нападения постепенно сходил на нет. Бритунская кавалерия эрла Алаша, разделившись на два отряда, ворвалась в лагерь, но затем откатилась. Потерявшие значительную часть лошадей гирканцы перебороли страх и взялись за луки, отогнав конников пока еще редкими, не слаженными, но чувствительными залпами. По счастью, уцелевшие от огня варвары сосредоточились ближе к полуночной стороне лагеря, те, кто успел поймать не пострадавших от лучного обстрела лошадей, сбивали конные десятки, пытаясь атаковать кернодцев. В суматохе почти никто не обратил внимания на прорвавшихся в круг стоянки чужаков.

Данкварту оставалось лишь сердечно поблагодарить Рэльгонна за то, что было относительно светло — упыри, с огромной скоростью носившиеся над землей, не переставали поддерживать кольцо огня в небесах.

Пошла привычная работа — Данкварт отмахнул лезвием по голове бросившегося к стремени пешего гирканца, сшиб конем другого, третьего поразил в шею… Альбы не отставали — девицы во главе с Эйей мастерски палили из маленьких, будто игрушечных, луков, удерживаясь в седлах с неожиданной легкостью. Им будто не требовалось держаться за поводья. Войто, зло поблескивающий глазами из-под конического шлема, довольно лихо управлялся с самострелом, Рыжая Соня и Рей предпочитали мечи. Серьезно помогали каттаканы Рэльгонна, запуская во врагов сверху не убивающие, но способные надолго оглушить тонкие молнии.

Первый и второй круг юрт пройден, остается прорваться через кибитки. По счастью, несколько повозок сгорели дотла, оставив только угольки. За ними — шатер первейшего военачальника подчиненного кагану Бурэнгийну. Один из упырей мечется над округлой крышей юрты, указывая, что Хасгат пока остается на месте.

Слева, в некотором отдалении, загремел конный бой — гирканцы все-таки ухитрились собрать сравнительно небольшой, но вполне боеспособный отряд. Если они дерутся с таким же безумием, как и при Каина-Горе, эрлу Алашу придется тяжко.

Отряд личной охраны, отмеченный золотыми значками с распахнувшим крылья соколом, сражался насмерть, не помогали даже преимущество всадника перед пешим, колдовство альбов и упыриные штучки.

Против пятнадцати конных и девяти каттаканов, не имевших возможности спуститься на землю, вышло полсотни самых лучших нукеров Хасгата Степного Ветра. Данкварт, попеременно работая то клинком, то собственным волшебством, особо ярко проявлявшимся в минуты опасности, заметил, как неподалеку на утоптанную траву с размаху шлепнулся нашпигованный стрелами каттакан. Но и тогда странное существо из другого мира не сдалось — упырь бил пытавшихся изрубить его на куски гирканцев когтями крыльев, кусался своими жуткими зубами, однако его поглотила черная волна людей, наотмашь полосующих саблями.

"Надеюсь, это был не Рэльгонн", — промелькнула и тотчас забылась мысль. По счастью, наверняка погибший каттакан сумел отвлечь внимание полутора десятков варваров.

Убили Лайлэ, близкого друга предводителя альбов. Сам Ллэр оказался ранен в грудь, но продолжал биться. Данкварту, пробив саблей кольчужные чулки, оцарапали ногу. Практически не пострадали Войто и Рыжая Соня — их прикрывали искушенный в ратной науке Рей и несколько альбов. Зингарцу вновь досталось по руке и шрам, полученный при Аграпуре, перекрыла новая рана.

Затоптать отряд Данкварта у гирканцев не вышло. Совместная мощь простого оружия и магии альбов, дополненная необычайными способностями и замысловатыми приспособлениями каттаканов сделали свое дело. Оставалось несколько мгновений для того, чтобы ворваться в шатер Хасгата и…

Данкварт разрубил полог юрты, тут же нырнул внутрь и едва не ослеп. Хладнокровно восседающего на кошме пожилого полноватого степняка окружало яростное розовое пламя. Хасгат будто находился внутри сосуда, сотворенного из живой мысли Хозяина. За спиной гирканца, получившего прозвище Степной Ветер, столь же невозмутимо стояли двое шаманов-колдунов, творивших заклятия охраны. Их лица выражали такую уверенность в себе, что Данкварт похолодел. Неужели ничего не выйдет?

Щелкнули альбовы самострелы. Эйя с подругами отбросили луки, взявшись за небольшие, похожие на миниатюрные арбалеты, приспособления, укладывавшиеся в ладони. Никакого толку — тяжелые, выкованные альбовыми кузнецами, стрелы бессильно упали на ковер перед Хасгатом.

— Вы смелы, — не меняя величественного выражения на лице, кивнул старый гирканец. — Я не знаю, кто вы, но вижу вашу цель. Меня хранят Заоблачные…

Данкварт попытался ударить Хасгата мечом, но лезвие скользнуло по розовым огням и едва не выскочило из руки.

— Господин, отпусти его, — сказал один из двух степных магов, оставшихся при знаменитом туменчи. — Он уже не сможет причинить нам вред.

Сквозь безумный танец искр Данкварт не сумел рассмотреть лицо говорившего, но подумал, что голос ему знаком. Сейчас не было времени вспоминать всех известных ему ближних Бурэнгийна. Следовало либо немедленно отступать, либо за несколько мгновений придумать способ убить старого туменчи. И светлейший керлат Рудны всей шкурой ощущал снисходительно забавляющийся взгляд Хасгата Степного Ветра. Тот будто хотел сказать: "Шли бы вы отсюда, сударь, подобру-поздорову… Иголкой медведя не убьешь."

— Что, что здесь?!

В юрту вихрем ворвалась Рыжая Соня. Сбросила шлем. Выругалась. — Он?

— Да, — безнадежно ответил Данкварт. — Ты понимаешь… никак!

— Что "никак"? — яростно вскричала Соня. — Что ты возишься?

Она оттолкнула Данкварта, занесла свой меч и, вложив в удар всю доступную силу, низвергла клинок на голову так и не успевшего удивиться Хасгата.

Странное дело: огоньки отпрянули от синевато-стального лезвия меча Рыжей Сони, пропустив его беспрепятственно. Сталь легко рассекла пушистую, меха черно-бурой лисы, шапку ту-менчи, раздробила кости черепа, глубоко проникнув под его свод, брызнул короткий фонтанчик темно-багровой крови.

Хасгат, даже не охнув, завалился набок, а розовые искры начали постепенно опадать на ковер, прогорая.

Один из колдунов туменчи прянул было на врага, но его тотчас поразили серебристые болты альбовых самострелов.

На второго накинулся отшвырнувший меч Данкварт. Просто не оставалось времени на какие-либо раздумья.

Гирканец, неожиданно высокий и сильный для своего племени-, никак не ждал, что противник останется без оружия и пока не пришел в себя, пораженный исчезновением своего волшебства. Удар латной перчаткой в шею, степняк падает…

— Месьор, месьор! — надрывался Войто у входа в юрту. — Где вы копаетесь? Не успеем!

— Успеем, — процедил Данкварт, подхватывая оброненный клинок. — Повсюду успеем! Войто, дурень, хочешь прославиться?

— Кто ж не хочет, господин мой?

— Видишь старого мерзавца с прорубленной башкой? Хватай меч, отруби ему голову!

Войто ошарашенно замер, исподлобья глянул на благородного господина, но все же потянулся за своим мечом. Отсечь голову Хасгата Степного Ветра неопытному дружиннику получилось только с третьего удара.

— Во, удумал! — физиономия Войто посветлела. — Для пущей страсти… А, ладно, побегу да сделаю! Как прадеды учили.

Небольшой отряд все-таки прорвался к лесу. Успели даже выхватить из-под носа гирканцев тела погибших — Лайлэ и еще одного альба из маленькой свиты Ллэра, проигравшего ставку в игре жизни и смерти.

Древние дали сигнал к общему отступлению, и теперь кернодские лучники вместе с изрядно потрепанной в ночном сражении бритунийской конницей эрла Алаша уходили к Полуночи по свободному Пайрогийскому тракту.

Всадники Данкварта предпочли путь по лесным тропам, в обход. Войто, улыбавшийся так, что его лицо светилось в лунных лучах, будто начищенная серебряная монета, тащил тонкое копье с острием, украшенным мертвой головой. В точности как завещали предки.