Оружие-мутант. Антология американской фантастики

SF по-американски

Предпринимая издание серии книг по зарубежной фантастике, мы просто обязаны определиться, хотя бы в общих чертах, в понимании термина и объема SF, ее генезиса и особенностей. Это тем более необходимо сделать, что «не многие литературные жанры породили столько крайностей в оценках, как SF… Для одних она — единственная достойная выживания литература, источник всех ее благотворных последствий в прошлом, настоящем и будущем. Для других — это что-то болтающееся от героя французских комиксов Тентена к Тарзану и проскакивающее по пути через гуманоидных кузнечиков с Марса. Для первых все в литературе — от Гераклита до Г. Миллера — более или менее относится к SF, которая непременно одержит полную победу, поскольку она сильнее всех. Для вторых это настолько неопределенный жанр, что абсолютно неизвестны ни его константы, ни границы, и вообще им всегда интересовалось лишь некоторое число отставших в своем развитии читателей, а сам он обречен на полный крах» (Ж.Стернберг).

Понятно, что SF родилась не на пустом месте, и любимое занятие фанатов этого жанра — отыскивать как можно дальше в глубинах времени истоки SF и чрезмерно вольно толковать само ее содержание. Прав Е.Парнов: ранние «Упанишады» и «Веды», «Рамаяна» и «Бхагават-Гита» Древней Индии, мифы Египта и Вавилона, героические сказания греков, ацтеков и майя, Библия и Зенд-Авеста — это выдающиеся фантастические поэмы. А какую удивительную силу воображения, эстетику продуманного, поразительные идеи мы находим в творчестве, скажем, Гомера, Еврипида, Аристофана, Платона, Лукиана Самосатского, Данте, Т.Мора, Кампанеллы, Свифта, Сен-Симона, Вольтера, и несть им числа, гениальным провидцам в прошлом. А фольклор с его волшебством сказок и преданий! Так что, «Тысяча и одна ночь» тогда — «фэнтези» средневековых арабов? Но…

«Ошибка любого исследователя истории SF, — пишет критик Ж.Гаттеньо, — состоит в забвении того, что не может быть никакой SF (пусть даже названной „научным предвосхищением“) до тех пор, пока не появится сама наука… Прогресс техники и беспредельные перспективы открытий во всех областях создают возможность конструирования других миров, внешне вроде бы „фантастических“, но в действительности полностью не исключенных… SF рождается с появлением науки, принадлежит к той же вселенной. И пришлось бы дожидаться замены научной мысли чем-то иным (возвращение к мистицизму или предлогическому мышлению), чтобы SF, как это уже случилось с волшебными сказками, была бы сдана в лавку антиквара или в детскую библиотеку».

Видно, «чудесный сплав искусства и точного знания, которым, собственно, и является фантастика, не вмещается в узкие рамки определений. Быть может, по той простой причине, что составляющие его начала — знание и крылатый вымысел — всякий раз берутся в самых различных дозах» (Е.Парнов). Но в силу научной компоненты реальное становление SF (иными словами, научно-художественной литературы, гипотетической фантастики и т. п.), окончательно созревшей как социокультурный феномен в XX веке благодаря НТР и грандиозным социальным сдвигам, просто обязано было состояться в США — экономически наиболее развитой стране западной цивилизации, не знавшей на своей территории масштабно разрушительных войн, впитавшей самые динамичные слои населения из многих регионов планеты, обеспечившей внутриполитическую стабильность и стягивавшей на себя все передовое в науке, технике и вообще культуре со всего мира. Именно там она стала существенной, органической частью национального стиля и образа жизни.

Сегодня SF в этой стране — это миллионы почитателей, миллиардные инвестиции, 10–20 процентов книжного рынка, театральная, теле- и кинопродукция (чего стоит один телесериал «Звездный путь»), реклама. Это — армия профессионалов — писателей и исследователей, преподавание спецкурса в многочисленных колледжах и университетах, бесчисленные конгрессы, выставки, семинары, премии (в т. ч. и две самые престижные в мире — «Хьюго» и «Небьюла»[2]). Наконец — удобный канал духовного влияния на остальной мир.

Несколько сложнее обстоит дело с категоричным утверждением маститого исследователя о сугубо европейской родословной SF. На первый взгляд все вроде бы правильно: общепринято считать ее основателями Ж.Верна и Г.Уэллса. Француз возвел SF в ранг жанра, но не сумел преодолеть его узкое, научно-техническое толкование. Англичанин, как он сам однажды выразился, «одомашнил невозможное», что и канонизировало его в этой роли.

И все же вопрос не столь одномерен. «Подлинных преемников» двух основателей SF мы находим в США. «Современной „сайенс фикшн“ дала начало прививка Уэллса на Эдгара По», -считает специалист SF француз Ж.Гаттеньо. Ему вторит Е.Парнов: «Собственно, с Эдгара По и начинается настоящая история научной фантастики…» Он «ясно чувствовал наступающую эру научно-технического прогресса („Тысяча вторая сказка Шехерезады“), ощущал растущее стремление человечества проникнуть в самые сокровенные тайны природы („Рукопись, найденная в бутылке“) и знал, что есть бездны, перед которыми бессилен даже разум („Низвержение в Мальстрем“), веря в безграничные возможности этого разума („Золотой жук“)». С ним согласен француз Ж.Диффло, отмечающий, что «Э.По анонсировал целую отрасль современной литературы: SF, черный юмор, „напряженный“ детектив, „ужасные“ истории и полицейский роман».

Однако по злой иронии судьбы не Эдгар А.По, затравленный в собственной стране, считается официальным отцом американской SF-литературы. Им стал европеец, приехавший в Америку, большой почитатель Ж.Верна и Г.Уэллса, инженер-электрик по профессии, автор ряда патентов и скучнейшей книги, вышедшей в 1911 г., «Ральф 124 СА41+», - своеобразного «парада технических чудес» будущего — Хьюго Гернсбек. Именно он основал в 1926 году в США первый полностью посвященный научной фантастике журнал «Эмейзинг сториз», чем и увековечил свое имя в истории фантастики.

Между тем по художественным достоинствам, смелости, широте и новизне раскрытия многих типичных для SF тем до него и в эти же годы в США творили куда более выдающиеся фантасты, имевшие, несомненно, не меньше прав претендовать на этот титул, даже если бы не существовало Э.А.По. Э.Хейл (первый изобразил искусственный спутник в рассказе «Красная Луна»), Д.Эстор (писал в «Путешествии к другим мирам» о высадке на Юпитер и Сатурн, о переделке климата на Земле, антигравитации), А.Бирс (впервые, в частности, поставил вопрос: «Может ли машина мыслить?»), Д.Лондон (раскрыл массу SF-идей в таких шедеврах как «Железная пята», «Алая чума», «Враг всего мира», «Тень и блеск», «Смирительная рубашка», «Красное божество»), Марк Твен (блистательная трактовка путешествия во времени, «Янки при дворе короля Артура»), Э.Беллами (утопия, межпланетные путешествия, телепатия). Даже автор «марсиниад», «венериад» и «тарзаниад» Э.Берроуз, как и Д.Каммингс, с бесконечными любовно-авантюрными похождениями их героев, могли бы смело рассматриваться в этом качестве. И этот список можно продолжить.

Сегодня SF — сложный, но поддающийся известной классификации жанр. Одно из крупнейших французских издательств фантастической литературы подразделяет его на восемь групп: космическая опера (пример: «Звездные войны»), героическая «фэнтези» (пример: «Конан-варвар»), научная «фэнтези» (наука окрашена в магические тона), киберпанк (передовые технологии в повседневной жизни и в рок-обстановке), жестко научная, или «твердая», SF (зачастую авторы — ученые), ахроническая (утопическая, типа «А если бы нацисты выиграли последнюю войну?…»), «новая волна» (течение 60-х годов, порожденное английским журналом «Нью уорлд»), спекулятивная беллетристика (термин Р. Хайнлайна, означает опору SF не только на фундаментальные науки, но и на гуманитарные — психоанализ, лингвистику, социологию — и даже на выдуманные посылки: наука тогда по существу сводится к логике).

Первые десять лет существования в США SF как самостоятельного жанра (мы не рассматриваем здесь развития «фэнтези» и «героической фэнтези») ушли на поиски форм, создание специфической читательской аудитории, разработку тем и выявление авторов. Первые две проблемы удачно разрешила практика дешевых SF-журналов — именно они «сотворили» американскую SF.

Вопрос тематики тоже не представил трудностей, учитывая устойчивую к тому времени в американской литературе традицию описания космических приключений, а также громадный интерес публики к достижениям науки и техники. Но последнее обстоятельство неизбежно перегрузило SF на первых порах техницизмом, порой доходившим до абсурда (так, в одном из фантастических романов той эпохи бурильная установка величиной с автомобиль напрочь раскалывает Землю на две половинки, которые, разделившись, затем дружно кочуют в космосе). «Очень часто интересные идеи раскрывались слабо, персонажи, казалось, вообще отсутствовали, превратившись в просто прогуливающиеся этикетки» (Ж.Ван Эрп). Тем не менее фантастика в США крепла. Довольно скоро перепечатки Ж.Верна, Г.Уэллса, Р.Хаггарта уступили место произведениям американских авторов Э.Гамильтон, Э.Э. «Док» Смит, М.Лейнстер, Дж. Уилльямсон и др.).

Без поточного, массового характера в форме дешевых журналов, который приобрела в Америке SF-литература, в ней не появились бы короли жанра, признает упомянутый строгий критик.

Так оно было и на самом деле: в 1937 году начинается то, что принято называть «золотым веком» американской SF (с подъемами и взлетами он длился до 50-х годов). Обычно этот период связывают с появлением во главе журнала «Эстаундинг SF» Дж. Кэмпбелла. Жестко потребовав от авторов, вспоминает А. Азимов, непременного сочетания в их произведениях «настоящей» науки, высоких художественных достоинств и акцента на социальные и человеческие последствия НТП, он решил для отечественной SF две исключительной важности задачи. Во-первых, сделал ее «серьезной», разговаривавшей на равных с другими жанрами литературы. Во-вторых, выявил целую плеяду удивительных талантов, получивших мировое признание: К.Саймак, Спрэг де Камп, Лестер дель Рей, А.Азимов, Р.Хайнлайн, Т.Старджон, А.Э.Ван Вогт, а позднее — Ф.Лейбер, Г.Каттнер, У.Тенн, Пол Андерсон (единственный «прокол» мэтра — не «усмотрел» Рея Брэдбери).

Успех Дж. Кэмпбелла значительно укрепил позиции SF в Штатах в целом. Фантастика стала престижной, влияние «американской школы» в мире стало определяющим по многим параметрам. Появились новые имена (Ф.Пол, С.Корнблат, Ф.Браун, А.Нортон, А.Бестер, Р.Шекли и др.). Но постепенно назревал «кризис роста».

В середине 60-х годов произошла «вторая революция в американской SF» (выражение А.Азимова). Сложилось положение, когда многие из предсказанных «чудес» сбылись, но реальная жизнь весьма отличалась от обещанной «феерии». Произошло и определенное расслоение среди самих фантастов, часть из которых, как полагает А. Азимов, достигла ранга «настоящих» писателей. Наметился явный кризис: потеря интереса к жанру у части читателей, уход отдельных мэтров в популяризаторство, лихорадочный поиск новых тем и стиля, особенно среди пробивающейся «наверх» молодежи. Это смятение умов совпало с появлением в Англии «новой волны SF». Ее американский вариант возглавили Р.Желязны, С.Дилэни, Ф.Дик (три автора, наиболее часто называемых в качестве лидеров), а также Н.Спинрад, X.Эллисон, Ф.Херберт, Урсула Де Гуин и др. На сцену вышло третье, громко заявившее о себе поколение американских фантастов, более адекватно отражавшее реалии эпохи и отвечавшее вкусам первой послевоенной генерации.

На сегодня Америка дала миру немало выдающихся фантастов. Добавим к уже упоминавшимся, не претендуя на составление исчерпывающего списка, Р.Силверберга, Т.Диша, Ф.Х.Фармера, Дж. Вэнса, П.Энтони, Д.Галуи, Дж. Вулфа, Л.Нивена, Дж. Блиша, Алана Дин Фостера и др.[3]

Представляется, что колоссальные геополитические сдвиги, произошедшие на мировой арене на рубеже 80- 90-х годов, сегодняшнее состояние науки и человеческого общества в целом при серьезном обострении глобальных проблем не могут не вызвать серьезных изменений в столь чутко реагирующем на реальность явлении как SF. В XXI век «сайенс фикшн» в США наверняка войдет, сбросив, как змея, очередную шкуру, обновленной по лидерам, темам и их художественному раскрытию. Пройдя после рождения «классический» этап, скорректировавшись в 60-х годах, она непременно выйдет в ближайшие годы на новый виток своего развития, в очередной раз доказав, что «жаден человеческий разум… не может он ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше» (Ф.Бэкон). Просто не надо забывать мудрые слова Ф.М.Достоевского о том, что «…фантазия есть природная сила в человеке».

Громадный вклад американских фантастов в общечеловеческую копилку познания мира, общества и человека специфическими, им одним присущими методами неоспорим. Вспоминая чеховское: «Мы не врачи, мы — боль», можно смело утверждать, что они основательно поработали над всеми болевыми точками человечества в наш суровый век ломки всех и всяких стереотипов, стремительного нарастания сложнейших проблем, от решения которых зависит сама судьба homo sapiens. Многие из них показали образцы поразительного раскрепощения ума, очаровали сказочным фейерверком смелых идей и гипотез, настойчиво утверждали благороднейшие традиции гуманизма и добра. «Лучшую SF, — пишет Р.Брэдбери, — пишут в конечном счете те, кто чем-то недоволен в современном мире и выражает свое недовольство немедленно и яростно».

В то же время было бы неправильно не замечать в океане американской SF мутного потока серости, штампа и ходульности. В этом смысле показательно подмеченное Ж.Ван Эрпом (в том числе и путем анализа мнений европейского читателя) удивительное соседство в американской фантастике «самой высокой степени независимости ума», острой социальной критики с абсолютизацией на вечные времена и во вселенском масштабе господствующей в этой стране системы жизненных ценностей, поскольку «добрый среднестатистический янки», на которого работают фантасты, зачастую «неспособен даже себе представить», что его образ мышления «не должен быть конечной целью интеллектуальной эволюции всякого мыслящего существа». А среди неоднозначно воспринимаемых, но навязываемых другим идеалов критик называет, к примеру, веру во всемогущество материального, культ потребительства и наживы, задиристость и упование на силу, определенный антиинтеллектуализм («Крестовый поход» П.Андерсона), — приятие демократии только в ее американском варианте.

Долгое время мы были лишены возможности полно и объективно судить о сильных и слабых сторонах феномена SF в США. Поэтому фактически прошли мимо целых этапов развития, видных представителей, сущностных характеристик зарубежной SF. Настала пора наверстывать упущенное, хотя бы ради «приращения» отечественной фантастики.

В этом смысле едва ли справедливо, что до сих пор в стороне от наших любителей остается классик американской SF Мюррей Лейнстер, признанный официально на мировом форуме фантастов в 1963 году «старейшиной» писателей этого жанра (лауреат премии Хьюго за 1956 год). А ведь его произведения входили в американские школьные программы по литературе в качестве одних из наиболее читаемых, ценимых и переводимых во всем мире. Неоднократно выходили они и на широкий экран.

Из более чем тысячи трехсот написанных им романов, повестей, рассказов у нас переведены на сегодня едва ли с десяток. М.Лейнстер скорее известен нам как оппонент И.А.Ефремова в споре о концепции подхода землян к внеземной цивилизации в случае их неожиданной встречи в космосе (любителям фантастики со стажем памятно противостояние двух действительно разных, но не ставших от этого менее привлекательными и значительными, новелл — «Первый контакт» и «Сердце Змеи»).

Так кто же он, Мюррей Лейнстер, человек и писатель-фантаст?

Уильям Фитцджеральд Дженкинс родился в 1896 году в местечке Норфолк, штат Виргиния (литературный псевдоним Мюррей Лейнстер, навеянный родовыми корнями, появился лишь двадцать один год спустя). История его семьи восходит ко временам колонизации Северной Америки: один из его предков был губернатором штата Северная Каролина. Другая ветвь берет начало в Ирландии, в графстве Лейнстер, жители которого до сих пор гордятся тем, что их высокородные правители последними подчинились центральной власти страны.

Парадоксально, но будущий высокоэрудированный фантаст проучился в школе всего восемь неполных лет. И это при том, что юный Дженкинс буквально бредил наукой и испытывал неодолимую тягу к сочинительству, а уже в тринадцатилетнем возрасте успешно дебютировал в обеих областях. В 1909 году он выигрывает приз первого американского журнала по аэронавтике, собственноручно построив и опробовав в полете планер. Тогда же он получает свой первый «литературный гонорар» в пять долларов за эссе о герое гражданской войны в США Роберте Ли: деньги прислал один из растроганных этим опусом ветеранов войны.

Страсть к изобретательству У.Ф.Дженкинс пронес через всю жизнь, и не только как хобби, которому посвящал все свободное время в собственной лаборатории. Он был владельцем нескольких официально запатентованных авторских свидетельств, два из которых, особенно метод кино- и телевизионного наложения, получили достаточно широкое промышленное применение. Но по-настоящему свой инженерный дар он реализовал иначе: через раскрытие второй, оказавшейся еще более творчески плодотворной грани своего таланта — художественного видения мира. Сплав породил Мастера SF-литературы — Мюррея Лейнстера.

Признание, материальный достаток и тем более известность пришли к М. Лейнстеру, естественно, не сразу. Зарабатывая на жизнь посыльным в конторе, он урывками, в основном по ночам, творил свои «обязательные», как он сам себе установил, тысячу слов в день. Но все неизменно кончалось одним и тем же — корзиной. Тем не менее в семнадцать лет Дженкинс все же пробился со своими короткими рассказами и эпиграммами в пару журналов, а также на страницы дешевых журнальчиков и комиксов, входивших в моду среди американской молодежи. Именно тогда один из его издателей, угостив автора в качестве гонорара стаканчиком пива, посоветовал ему взять псевдоним, дабы, когда наступит его «звездный час», не повредить этой литературной мелочевкой своей писательской репутации.

Вскоре новоиспеченный М.Лейнстер переехал в Ньюарк, штат Нью-Джерси, и поступил на работу в страховую компанию бухгалтером. Позднее этот город станет местом событий многих его произведений (например, «Невероятное вторжение»). Лейнстера стали понемногу печатать, и с 1921 года, за исключением небольшого периода во время второй мировой войны, он жил исключительно литературным трудом.

И вот 22 февраля 1919 года произошло событие, которое определило дальнейшую творческую судьбу Лейнстера: в журнале «Аргоси» появился его первый SF-рассказ «Сбежавший небоскреб». Однажды, вспоминал автор, тяготясь очередной литературной поденщиной, он в сердцах написал издателю письмо, уведомив, что с печатавшимся там его сериалом покончено и что он приступил к произведению, первая фраза которого звучит так: «Все началось с того, что стрелки часов на здании „Метрополитен“ пошли в обратную сторону». В ответ его попросили показать законченную работу. «Я очутился перед дилеммой, — не скрывал позднее М.Лейнстер, — или написать рассказ, или признать, что я водил его за нос».

В то время часы, красовавшиеся на здании страховой компании «Метрополитен», одного из самых высоких строений в Нью-Йорке, считались городской достопримечательностью. Читатели журнала были просто в восторге от рассказа о потрясающем путешествии этого сооружения во времени — за сотни лет до того, как белый человек ступил на землю Северной Америки. К тому времени условности жанра фантастики настолько прочно вошли в сознание ее любителей, что их не слишком волновали очевидные нелепости в этом повествовании.

Закрепленный вскоре тремя другими рассказами в журнале «Трилл бук» успех был велик и уже не покидал М.Лейнстера на протяжении всей жизни. Через сорок три года его единодушно назовут в числе шести крупнейших писателей-фантастов современности. Его произведения, такие как «Первый контакт», «Странное происшествие с Джоном Кингманом», «Симбиоз», «Компьютер по имени Джо», «Одинокая планета», «Исследовательский отряд» и другие станут классическими и будут кочевать со страниц одной антологии в другую на самых разных языках и в странах всех континентов. Уникальный до сих пор титул «старейшины» был присвоен М.Лейнстеру, конечно, не зря. Он отвечал ему по меньшей мере в четырех своих ипостасях.

Во-первых, родившись еще в XIX столетии, он действительно был «патриархом» хотя бы по своему возрасту. Во-вторых, он стал писать в жанре SF за семь лет до появления самого этого понятия, т. е. М.Лейнстер, в сущности, предвосхитил одно из крупнейших явлений нашего века. В-третьих, он стоит у истоков жанра и является одним из самых видных его мэтров, особенно в первый период, так сказать, «занимательного техницизма». В-четвертых, М.Лейнстер — единственный из первопроходцев, кто не только выжил в дальнейшем, ошеломительно быстром качественном изменении SF, но и вновь задавал тон в ней. В этом смысле судьба М.Лейнстера поистине уникальна: физически и духовно он пронес эстафету от эпохи Жюля Верна до тех, кто и сегодня в фантастике является законодателем мод. Он как бы связал ниточкой своей жизни века XIX и XX. Эпоха подспудно вызревавшей к 20-м годам столетия научно-технической революции требовала своих бардов и жрецов в литературе. М.Лейнстер, изобретатель и «бойкое перо» от Бога, оказался как раз «нужным» ей человеком в «нужном» месте.

М.Лейнстер перестал писать в возрасте семидесяти лет. Умер он в 1975 году.

Специфика и место М.Лейнстера в феномене SF-литературы, несомненно, определили его стиль как писателя. В жанре, где центром притяжения выступают идея, события, наука и техника, не приходится требовать от автора раскрытия внутреннего мира героя, который в этих условиях становится уже не индивидуальностью, а просто индивидуумом, встроен в систему координат стандарта и схемы, эмоционально обеднен, живет в технизированном обществе. Все это в значительной степени характерно и для творчества М.Лейнстера 20-40-х годов, несомненного «певца твердой SF».

Однако едва ли стоит абсолютизировать этот, в общем-то, объективный момент, тем более не учитывать при этом фактор саморазвития автора. Поэтому явно поспешил уважаемый фантаст Ж.Клейн, фыркнув в 1958 году, причем на примере всего лишь одного, да и не самого лучшего, произведения М.Лейнстера «Черная галактика», в адрес «писателя- SF, любителя скорее всяческих там технических суперштучек, нежели исследователя человеческой сути». Ведь, с другой стороны, этот столь критикуемый многими стиль позволил М.Лейнстеру просто и ясно, логично и занимательно подавать сюжеты, ловко выстраивать действие, профессионально трактовать бьющие из него неиссякаемым фонтаном оригинальные, как сказал бы Н.Бор, «безумные идеи», придающие ему самобытность и неповторимость. К тому же печать времени и особенности тогдашнего этапа эволюции SF не смогли «засушить» его талант художника. Напомним, что критики М.Лейнстера неоднократно подчеркивали человечность его творчества, умение строить «превосходные диалоги», создавать обстановку драматизма, так «закрутить» повествование, что «самые невероятные события по-настоящему волнуют» читателя (рецензия в «Сан-Франциско ньюс» на роман «Операция в космосе»).

Не стоит, видимо, исключать и вероятное влияние на него в молодости соратников по журналу «Уэйрд тейлз». Речь идет о таких мастерах утонченного психологизма как Г.Ф.Лавкрафт, К.Мур, Р.Говард и др. В этом смысле показательно, что опубликованный там в 1925 году рассказ М.Лейнстера «Самая старая история в мире» о пытках в Древней Индии стал «гвоздем» номера и вызвал шквал откликов благодарных читателей. Его коллеги-писатели тогда единодушно сравнивали его с лучшими произведениями Р.Киплинга.

Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что, взрослея вместе со всей SF-литературой, набираясь житейского и писательского опыта, «поздний» Лейнстер, поднимавший большие социальные, психологические и прочие, в том числе весьма далекие от техники, проблемы, выступал уже как более мудрый, по-философски вдумчивый и по-человечески щедрый душой художник. Таким он, в частности, выглядит в последней части знаменитой трилогии «Забытая планета», создававшейся на протяжении тридцати трех лет.

Наконец, нравственный мир, а следовательно, и творческий почерк М.Лейнстера определяла глубокая религиозность писателя и всей его семьи. Он вдумчиво изучал католицизм и был непоколебимо — убежден, что вера способна дать человеку возможность жить в согласии с самим собой и окружающим миром. Хотя он не позволял себе выставлять свои религиозные убеждения на страницах книг, внутреннее влияние догм католицизма в его творчестве все же прослеживается. В частности, это касается неприятия им идей фрейдизма. Отсюда и отсутствие глубокого понимания мотивации поступков его героев, спорность ряда решений поднимаемых им в своих произведениях проблем. Вспомним, для примера, хотя бы лечение явно психического расстройства персонажей его повести «Ленточка на небосклоне» чисто физическими методами. М.Лейнстер приемлет, даже воспевает, противоборство человека силам природы, слепой стихии. Более того, он даже принимает идею борьбы человека с человеком, но не может согласиться с фрейдовской концепцией борьбы человека с самим собой.

При удивительно революционном подходе к научно-техническим идеям М.Лейнстер неизменно оставался консервативным шовинистом в своих политических воззрениях. Это особенно наглядно прослеживается в трактовке им вопросов, выводящих в сферу международных отношений. Так, как отмечает в «Панораме SF» Ж.Ван Эрп, сразу после запуска первого в мире искусственного спутника Земли он «вознамерился поднять дух соотечественников, находившихся в шоке и неспособных понять, как это другие могут делать что-то лучше, чем американцы… и вновь вознести США на былую высоту». М.Лейнстер сочинил «Третий спецвыпуск», где карикатурно описал главного противника американцев, чьи козни они лихо срывают, используя… команду телепатов. «Это еще просто глупо!» — восклицает автор, добавляя, что, создав другой роман, в котором американцы имитируют нападение пришельцев, чтобы «собрать под свое крыло вселенского защитника все остальное перепуганное человечество», М.Лейнстер даже не задумался над тем, что «это могло бы быть воспринято как оскорбление или даже вызвать ненависть у граждан других стран».

«Чем, как не созданием целых миров занимались фантасты с момента самого зарождения их жанра?» — вопрошает «Энциклопедия научной фантастики». И «миры» Лейнстера настолько многообразны, что можно смело утверждать, что они не поддаются какой-то строгой тематической классификации. И все же определенные константы прослеживаются.

Так, не вызывает сомнений, что у М.Лейнстера на протяжении всего его творческого пути доминирует тема научно-технического прогресса и его многоликих последствий для человечества. Особенно он озабочен возможностью обращения благотворных плодов научно-технической революции во зло обществу преступными деяниями гениев-безумцев, гангстеров или в ходе международных конфликтов. Понятно, что это открывает самые блестящие возможности для детективных и приключенческих сюжетных линий, которыми он полноценно воспользовался. Сюда же самым естественным образом примыкает тематика всевозможных войн, катастроф, масса социальных, политических и моральных проблем.

Приключенческая канва впервые опробована им еще в «Жужу» (1919 г.), а затем широким веером разошлась по множеству, если не по абсолютному большинству, произведений — от подземных вездеходов («Крот-разбойник», 1934 г.) через морские истории до вестернов (сцены в «Туннеле времени») и более грандиозных «космических опер» (типа триллера «Космический старатель»).

Прекрасно удавались М.Лейнстеру криминальные похождения, причем его злодеи фантастически неистощимы на выдумки: они расщепляют металл и «вытягивают» из проводов электрический ток («День рэкетира», 1932 г.), достают разработку особого усыпляющего газа, вызывают искусственные землетрясения («Он всколыхнул Землю», 1933 г.), поглощают тепло («Тысяча градусов ниже нуля», 1919 г.), свет («Слепой город», 1929 г.) и гравитацию («Валы», 1934 г.), вызывают необычную болезнь («Странные люди», 1928 г.) и искусственные смерчи («Остановить шторм!», 1930 г.).

Зловещий мотив у М.Лейнстера — воины и политический антагонизм на мировой арене. Это и вооруженное столкновение между Востоком и Западом («Танки», 1930 г.), где феномен войны интересует его скорее как природное явление, нежели как политико-экономическое противостояние, и захват США азиатами («Война пурпурным газом», 1933 г.), и отчаянная схватка между Объединенными нациями и компабами (коммунистами), открывающая последним путь к мировому господству («Вторжение», 1933 г.). Он описывает боевые действия в космосе («Энергетическая планета», 1931 г.), применение ядерного оружия («Конец США», 1945 г.).

М.Лейнстера страшит тоталитаризм: в романе «Сумасшедшие убийцы» (1930 г.) некий «Хозяин», применяя химический препарат, подчиняет себе огромные пространства Южной Америки; в конце повествования он появляется на сцене в виде благообразного доброго старичка, озабоченного лишь тем, как бы осчастливить всех людей путем установления собственной диктатуры. В «Симбиозе» (1947 г.) М.Лейнстер аллегорически поднимает вопрос о целой больной нации, от соприкосновения с которой погибают все остальные.

Тема борьбы с естественно или искусственно разбушевавшейся стихией, с чужеродными формами жизни на Земле и в космосе очень близка М.Лейнстеру. Помимо уже упомянутых произведений, она проходит в повестях «Сумасшедшая планета» (1920 г.) и «Красная пыль» (1921 г.), где слабые и интеллектуально неразвитые люди сражаются против кровожадных и сильных насекомых. Она же встречается в романах «Критическая разность» (1956 г.) — там людям приходится спасать планету от полного вымерзания, «Болото кверху ногами» (1956 г.), где цивилизация оказывается один на один с разъяренной водной стихией на одной из планет, «Серебряная угроза» (1919 г.), когда жизнеподобная форма превращает океан в студенистую массу. Список этот можно было бы продолжить. Пафос М. Лейнстера в разработке этой темы, как правило, в том, что главное — даже не победа над силами зла и слепой стихией, а в самой этой борьбе, способности человека противостоять им.

Вообще, тема Контакта — мир или война? — с другими цивилизациями или просто с иными проявлениями жизни постоянно звучала в книгах М.Лейнстера (знаменитый «Первый контакт» — 1945 г., «Дары грэгов» — 1964 г., «Странное происшествие с Джоном Кингманом» — 1948 г. и многие другие). При этом автор выступает скорее с позиций недоверия и поединка.

Время и его парадоксы — эта проблема волновала М.Лейнстера начиная с первого его рассказа «Сбежавший небоскреб». Ракурсы ее подачи читателю самые разнообразные: так, в «Катапульте пятого измерения» (1931 г.) поднимается вопрос о многомерности нашего мира, а «В сторону от времени» (1934 г.) путешествие во времени трактуется как течение извилистой реки. В известных нашему читателю рассказе «Демонстратор четвертого измерения» (кстати, возвращаясь к стилю М.Лейнстера, он может служить примером его тонкой иронии и юмора), романе «Туннель времени», а также в произведении «Монумент Моррисону» (1935 г.) дается новое видение проблемы путешествия во времени.

Человек широких интересов, М.Лейнстер легко переключался с биологии («Забытая планета», 1920–1953 гг.) на историческую тематику («За убежищем сфинкса», 1933 г.), с информатики («Компьютер по имени Джо», 1946 г.) на проблемы экологии и даже оживления трупов («Сверхразум», 1935 г.). Его заботило, каков будет психологический климат в многочисленном коллективе звездолета, на долгие годы отправляющегося в просторы Вселенной («Проксима Центавра», 1935 г.), как будут строиться экономические отношения в звездном сверхтехнизированном будущем («Планета-утопия»). Не раз мастер показывает себя удивительно проницательным человеком, еще в 30-е годы предвосхищая, например, многие аспекты ведения грядущих боевых действий: роль танков и бронетехники вообще, авианосцев и вертолетов десантирования («Танки», 1930 г., «Политика», 1932 г., «Моральный дух»), ядерное противостояние («Вторжение», «Конец США»). Как фантаст, он одним из первых, если не первым, ввел такие фундаментальные для SF понятия, как «подпространства», «телепортация материи» и т. п.

Предлагаемый в антологии вниманию читателя сборник М. Лейнстера состоит из двух романов, трех повестей и рассказа, объединенных общей сюжетной линией и единым героем. Исходная посылка автора такова: по мере освоения человечеством Галактики возникнет необходимость создания Межзвездной медико-санитарной службы, призванной ликвидировать в тех или иных участках ойкумены катаклизмы биологического порядка. Эта идея позволяет М.Лейнстеру живо описывать острые, критические ситуации, возникающие на различных планетах как искусственным, так и естественным путем, показывать крутые коллизии, в которых раскрывается поведение и общества в целом, и отдельных личностей, в первую очередь его героя.

Итак, высококвалифицированный космический медик Кальхаун в ожидании ЧП вселенского масштаба бороздит межгалактические просторы на кораблике-лаборатории в сопровождении симпатичнейшей вымышленной зверушки, обладающей особо полезными в его миссии свойствами… Искренне желаем вам доброго знакомства с интереснейшим писателем-фантастом и его героями.

Вторым, контрастным по отношению к М.Лейнстеру, автором в антологии выступает Роберт Шекли. Он переводится у нас с 1961 г. и хорошо известен. Тем не менее хотелось бы напомнить некоторые черты его биографии и творческого пути.

Р.Шекли родился в 1928 г. в Нью-Йорке в семье русского еврея, но детство провел в провинциальном городишке Мэплвуд, штат Нью-Джерси. С малых лет мечтал стать писателем, зачитывался фантастикой, кропал стихи и сочинял небольшие пьесы. Свой первый рассказ он написал в восемь лет.

По окончании средней школы «на попутках» отправился «посмотреть мир» (пока дело ограничивалось Калифорнией, «большой свет» он увидит в 60-х годах, путешествуя уже в качестве общепризнанного мэтра SF-жанра). А в те времена он еще зарабатывал на жизнь, не гнушаясь ничем: развозил молоко, был садовником-декоратором, складским сторожем, барменом в ночном баре, просто мальчиком на побегушках.

Во время службы в армии он — младший редактор газеты, писарь, гитарист военного ансамбля.

После демобилизации Р.Шекли заканчивает Нью-Йоркский университет с дипломом инженера-металлурга (параллельно посещает факультатив по литературе и стилистике, в том числе у Ирвина Шоу). Но по специальности проработал на заводе всего несколько месяцев. Хотя впервые он напечатался еще в восемнадцать лет, профессиональным писателем Р. Шекли становится в двадцать четыре года после успешной публикации пары рассказов (первым был «Экзамен»). В двадцать шесть лет он получает признание как самобытнейший фантаст, а всего через девять лет после дебюта его назовут в числе семи «самых-самых» вместе с А.Азимовым, Дж. Блишем, Р.Брэдбери, Т.Старджоном, Ф.Фармером и Р.Хайнлайном.

Выступает Р.Шекли на страницах журнала «Гэлекси», слывшего фрондерским по отношению к «классическим» «Эстаундинг» и «Эмейзинг», причем каждый месяц, а иной раз разражается и сразу несколькими рассказами под псевдонимами Филлис Барби, Нед Лэнг и Финн О’Донневен.

Первый сборник рассказов «Не тронуто рукой человека» выходит в 1954 г. Затем один за другим следуют «Гражданин в космосе», «Паломничество на Землю», «Идеи не ограниченны», «Изобилие бесконечности», «Черепки космоса», «Ловушка для людей», «Робот, похожий на меня». С 1958 г. он успешно выступает и превосходным SF-романистом: «Смертоносное время», «Корпорация „Бессмертие“», «Обмен разумов», «Координаты чудес», «Варианты выбора», «Хождение Джоэниса», «Главная жертва», «Цивилизация статуса» и др.

Выходят в свет и традиционно реалистические, а также приключенческие произведения (например, «Человек в воде»). Серия детективов открывается в 1965 г. «Воскресным шпионом». Им вплотную занялась киноиндустрия. В 1973 г. Р.Шекли присваивают премию «Юпитер». В 1960 г. он совместно с П.Андерсоном, А.Азимовым, М.Лейнстером и Р.Блошем пишет новеллу «Соглашение», где каждый последующий автор начинает с того места, где остановился предыдущий, а ее первое слово становится и финальным. В 1991 г. он выпускает вместе с Р.Желязны роман «Принеси мне голову прекрасного принца». В 1979 г. Р.Шекли пересаживается в кресло редактора популярного журнала «Омни».

О его личных качествах известно мало. Утверждают, что Роберт Шекли застенчив и относительно скрытен по характеру.

В творческом плане с кем только не сравнивали этого выдающегося писателя-фантаста: с Вольтером (ирония), О’Генри (неожиданные концовки), Л.Кэрроллом (другие измерения), Б.Вьяном и Ф.Кафкой (диковинные миры), К.Саймаком (человеколюбие), А.Азимовым (тема роботов), Э.Берроузом (лихие приключения). Утверждали, что «душой он привязан» к М.Твену и Брет Гарту, а сам похож на литературных персонажей — Кандида (Вольтер) и Гулливера (Свифт). Но Р.Шекли — это уникальное и сугубо индивидуальное явление в SF.

Свое писательское кредо он выразил весьма лаконично: «Ни один вид творчества не предоставляет писателю такой свободы действий, как фантастика. Она может охватить — и охватывает — все на свете, от безудержной романтики приключений до сатиры и социального анализа».

Он — отличный стилист с редким чувством ритма (убрано все, что мешает действию), блестящий юморист и сатирик, грандиозный выдумщик («Разве перечислишь все, что навыдумывал Шекли?» — вопрошает Ю.Кагарлицкий, добавляя, что талант у этого «сказочника» и «оптимиста» «удивительно светлый»). У него непреходящая любовь к Человеку, одухотворенному, не обремененному вещизмом и голым техницизмом, находящемуся в гармонии с Природой и выступающему за динамичное общество, где мерилом его прогрессивности является он сам. Констатируя болезни современного человечества, он, однако, не ставит диагнозов, тем более не дает рецептов для лечения. У него «зло присутствует, но фигуры не имеет, вина есть, но нет виновников» (А.Степин). Высказывалось мнение, что в отдельных своих произведениях он подходит к границам фантастики как самостоятельного жанра.

«Шекли идет по жизни, и смотрит, и смеется, и злится, и облекает это все в слова с тем артистизмом, какой свойствен только настоящим художникам… Он не поучает и не развлекает — он вместе с нами размышляет о жизни. Поэтому читать его легко, забыть — трудно» (Ю.Кагарлицкий).

В антологии Р.Шекли представлен двумя неизвестными у нас романами: «Игра агента Икс» (веселая пародия на «шпионские романы») и «Десятая жертва». Последний появился как писательское оформление одноименного фильма с участием Марчелло Мастроянни, поставленного в свою очередь Э.Петри по рассказу Р.Шекли «Седьмая жертва». Искренне надеемся, что читатель оценит удивительный дар этого прекрасного прозаика, девиз которого очень точно сформулирован в «Обмене разумов»: «Ничто не вечно под луной, кроме наших иллюзий».

Известная писательница, адепт «космической оперы», Ли Брэкетт выступает в антологии с романом «Звездные люди». В нем через каскад преследований, драк, похищений, хитроумных маневров сторон раскрывается тема способности человека совершать межгалактические перелеты и возникшей вокруг открытия подобной возможности острой борьбы звездных систем.

Ли Брэкетт (1915–1978 гг.), полушотландка, «основным фактором» своей молодости считает океан (она проживала тогда близ полупустынных пляжей в Южной Калифорнии). «Я смотрела, как Тихий бежит по краю мира, и мечтала… Но самое главное, я познала, что значит быть собой… „сидела“ наедине с собой достаточно долго, чтобы обнаружить это».

С семи лет она жадно следила за похождениями героев Э.Бэрроуза. Свое первое произведение опубликовала в пятнадцатилетнем возрасте. Слава пришла к ней к концу тридцатых годов.

В 1940 г. познакомилась, а в 1946 г. вышла замуж за другого маститого писателя-фантаста Э.Гамильтона. Примечательно, что в числе их друзей называют другую семейную пару замечательных представителей жанра — К.Мур и Г.Каттнера. Другой близкий к ней гигант SF-литературы — Р.Брэдбери. Вместе с ним она написала роман «Лорелея красного тумана».

Одно из последних крупных ее произведений перед переключением интересов преимущественно на работу сценаристом в Голливуде («Долгое завтра», 1955 г.) критики расценивали как «крайне близкое к тому, чтобы считаться выдающимся в области фантастики». В Голливуде ей приходилось сотрудничать с У.Фолкнером.

Если в начале своей карьеры она, как признавалась в том сама Ли Брэкетт, писала, в основном, стихийно, т. е. «…с самого начала, и пусть растет», то после замужества узнала от Э.Гамильтона «целую кучу всего насчет структуры» (в свою очередь последний от нее «воспринял кое-что в смысле стиля»). Критики действительно указывали на ее «необыкновенное умение» излагать свои мысли, безрассудную «задиристость» в подаче романтических приключений в иных мирах. В этом смысле ее часто ставили в один ряд с А.Нортон.

«Мне нравится писать фантастику, — признавалась она в 1976 году. — Кроме радости от близкой сердцу работы и заработка, SF дала мне нечто большее, чем деньги: друзей на всю жизнь, всемирную семью и брак, который продолжается почти тридцать лет. Никакое сказочное богатство не окупит этого».

Другим известным писателем, представленным в сборнике романом «Третье ухо», является Курт Сайодмак. Выходец из Европы, 1902 года рождения, он был привлечен к сотрудничеству в своем журнале X.Гернсбеком в 1926 г. Тогда был опубликован его роман о пришельцах-насекомообразных «Яйца из озера Танганьика». К.Сайодмак считался своего рода вундеркиндом, поскольку впервые напечатался, когда ему было всего восемь лет. Известность пришла к нему с выходом в свет в 1930 г. романа «Ф.П.1 не отзывается». В 1932 г. по роману сняли фильм, показанный одновременно в Германии, Франции и Англии, причем с тремя различными актерскими коллективами. Успех в Англии привел к тому, что автора пригласили в Голливуд, где он выступал сразу в ролях директора и писателя. Он известен, в первую очередь, ставшей классикой новеллой о бестелесном разуме «Мозг Донована» (1942), а также произведением «Память Хаузера» (1968), в котором все воспоминания и знания умершего переходят в мозг другого человека.

Писатель Рог Филлипс в России никогда не переводился. В публикуемом романе «Ловушка во времени» ставятся в основном две проблемы: путешествие во времени и реакция на оккупацию Соединенных Штатов неизвестно откуда появившимися грозными пришельцами. Оригинально обыгрывается известный парадокс, гласящий: что будет, если я отправлюсь в прошлое и убью своего дедушку? Появлюсь ли я после этого на свет? А если нет, то кто же тогда убьет его?

Герои романа — типичные американцы пятидесятых годов, какими их видел, может быть несколько идеализируя, автор. Они борются, как умеют, за будущее своего мира, своей цивилизации.

В произведении Р.Филлипса нашли отражение составляющие обстановки периода его написания: бум «летающих тарелок» и нестабильность международной обстановки. Ею-то как предлогом воспользовались пришельцы-варгиане, объявив себя гарантами всеобщего мира. А в области «уфологии» фантаст блестяще предвосхитил современные объяснения феномена «летающих тарелок» как объектов невидимого нам параллельного мира или же аппаратов потомков из будущего.

Герои Р.Филлипса так и не могут решить вопрос о времени, в связи с чем невольно на ум приходят слова философа Августина Блаженного: «Я прекрасно знаю, что такое время, пока не думаю об этом. Но стоит задуматься — и вот я уже не знаю, что такое время».

В задачу антологии входит показ американской SF в самых различных ракурсах тем, направлений и авторов, как именитых, так и не очень нам знакомых. Достичь, хотя бы частично, этого предполагается подбором серии рассказов. Остановимся лишь на некоторых из них.

В этом смысле было бы кощунством не отдать должное одному из «отцов» современной американской SF — Дж. Кэмпбеллу, который не чурался и сам (в начале карьеры) пробовать перо в этом жанре. Поэтому на суд любителей фантастики представляется один из его рассказов «Венец эволюции» (1932 г.). Пусть они сами убедятся, какие темы волновали того, кто в течение десятилетий задавал тон в американской фантастике и выявил для нас целую плеяду ее мастеров суперкласса.

Любопытен своей гротескностью и сатирическим уклоном рассказ X.Эллисона и К.Лоумера «День птеранодона». Первый из авторов был в свое время отчислен из университета после полемики с профессором филологии, заявившем об отсутствии у него какого-либо литературного таланта. Вопреки этому мрачному прогнозу X.Эллисон стал одним из самых плодовитых, хотя и противоречивых, писателей SF, буквально «коллекционирующим» самые престижные премии жанра (шесть «Хьюго» и три «Небьюлы»), а также в области детектива (имени Э.По, присуждается профессионалами в этой области). Он пишет неповторимым стилем, порой резок до шока, близок к «новой волне». К.Лоумер — один из выдающихся фантастов нашего времени. Славится крутой интригой, пародийностью, юмором и умением головоломно закрутить сюжет. Хорошо известен нашим «фэнам» по многим уже опубликованным произведениям (например, «Миры Империума», «Желтая зона», трилогия «Затерявшийся в мирах», «Укротитель времени», «Похититель тел» и др.).

Представителем самого старшего поколения выступает Р.Ф.Старлз (родился в 1899 г.). Учился в Чикагском университете, после чего долгое время был редактором-издателем провинциальной газеты в родном городе. Его карьера фантаста очень коротка. Публикуемая в антологии «Микро-Вселенная» была куплена Гернсбеком в 1928 г. и сразу же стала классикой, поскольку в ней впервые развивается тема сокращения времени в микромире.

Крайне оригинален рассказ Дж. Шарки «Вопрос протокола», где обосновывается уму непостижимая экологическая цепочка. Он входит в сериал «Космическая зоология», с продолжением которого читатель, возможно, познакомится в последующих публикациях издательства.

В новелле К.Невила «Война по всем правилам» в стиле буффонады остро раскрывается тема противоестественности и абсурдности этого бича человечества. В данном случае необычная форма повествования лишь усиливает значимость главной идеи.

В заключение повторим вместе с Вольтером, что мы не хотим «никого восхвалять, ни осмеивать», претендуя только на «полезность» и памятуя, что предел жизненных сил Человека и таинств Природы еще далеко не достигнут. Хотя порой приходят на ум, возможно, грешные мысли о том, что

Ю.Семенычев, И.Каленов