Глава 2

Несмотря на обильный секс (который им уже изрядно приелся, ибо сколько же можно?), настроение у супругов было весьма и весьма тоскливым. Удивляться тут нечему, ведь они знали, что конец света близок и, похоже, неотвратим. Женя был твёрд в своих намерениях, а Сатана и прочие ничем не могли ему воспрепятствовать.

Дверной звонок неожиданностью не стал, супруги понимали, что Сатана неизбежно вернётся. Они — последняя надежда этого обитателя высших (или просто дополнительных) измерений.

— Входите, чего уж там, — пригласил Жора. — Лень дверь открывать, давайте без церемоний, насквозь. Заодно и кофе заварите, мы как раз купили.

Визитёр действительно вошёл сквозь дверь, но если это и был Сатана, то свой облик он изменил до неузнаваемости. Чем-то он походил на Женю, но и различий в их внешности было более чем достаточно.

— Буэнос диаз, — произнёс он. — Вы есть сеньор Георгий Борисович и жена его?

По-русски он говорил с заметным акцентом, причём акцент на слух Жоры и Ромуальдовны очень напоминал прибалтийский.

— А почему вы называете его по имени-отчеству, а меня «жена его»? — обиделась Ромуальдовна.

— Потому что это не имеет большое значение, а я есть плохо говорящий с вашим языком.

— В таком случае мы есть тот самый сеньор. И именно с нею, которая неважно, — сообщила женщина. — А вы, собственно, кто такой будете?

— Я буду тот самый сеньор Хесус. Но я не буду, а уже есть он.

Нет, не прибалт, поняли супруги. Те говорят гораздо лучше. По крайней мере, так было раньше, во времена СССР. Кто знает, может, сейчас там с русским совсем швах.

— Тот самый — это какой? Так говорят, когда этот «тот самый» всем хорошо известен.

— Не так быстро, пор фавор! Я есть плохо понимающий вашего языка.

— Это взаимно, — сообщил Жора. — Мы вашего языка тоже фигово понимай. Понятнее говорите, что это ещё за Хесус, который сквозь двери проходит?

— Вы сами есть пригласившие сквозь дверь меня войти.

— Сами, сами, не отрицаем. Но вопрос остаётся: что за тот самый Хесус?

— Тот самый есть я.

— Мы поняли, что вы Хесус. Но тот самый, который что?

— Я есть непонимающий.

— Ну, чем вы знамениты?

— А, вот вы говорите о чём! Я был распятый, а потом воскрес. Этим и есть знаменитый. Странно, что вы есть не знающие этого.

— Так вы — Иисус, а не Хесус! — догадалась Ромуальдовна.

— Эти имена есть одно и то же. Иисус, Хесус, Джезус, Иешуа и много ещё другие всякие.

— Это, наверно, на разных языках? Но тогда почему нам, русским, вы представляетесь как Хесус?

— Я есть к такому привыкший. Хесус есть моё имя в форме испанской.

— Вы живёте в Испании?

— Но. Я есть живущий в Боливии сейчас. А вообще живущий в Южной Америке. Там христиан больше.

— Больше, чем кого? Чем евреев?

— Но. Больше, чем где. Больше, чем везде.

— Вы хотите сказать, что большинство христиан живёт в Южной Америке?

— Си. Плюс Мексика ещё вдобавок.

— Но в России тоже много христиан. Может, даже больше, чем там.

— Меньше. И ещё христиане есть ненастоящие в России. Православные — это есть секта.

— Как это — православные ненастоящие? А кто тогда настоящие христиане? Католики? Протестанты? Свидетели Иеговы?

— Си, католики есть настоящие. Остальные — но. Раскольники. Сектанты. Еретики.

— Ничего подобного! Настоящие — это православные, потому что…

— Женщина, ты будешь спорящей с Христосом, кто есть настоящий христианин?

— С Христом, а не с Христосом, вообще-то!

— Но! Я есть Христос. Я не есть Христ. Может, хватит теологию сейчас обсуждать?

— Хватит, — согласился Жора. — Возвращаемся к вопросу, чего же вы от нас хотите?

— Евгений Викторович. Вы должны убивать его. Дабы спасти чад моих.

— А как же заповедь «не убий»? — изумилась Ромуальдовна.

— Всякой заповеди есть своё время. Когда людей было мало, нужно было убивать поменьше, плодиться и размножаться побольше. Теперь вас есть много, и скоро надо всё наоборот. А Евгения Викторовича — надо сейчас.

— Это нам и Сатана говорил. Мы же не против, — согласился Жора. — Вопрос только, как?

— Си, я пришёл к вам для этого. Вы есть глупые. Я буду вас научать.

— Сам дурак, — обиделась Ромуальдовна.

— Что есть дурак? А! Тонто. Но. Я не есть дурак. Вы слушайте меня. У Евгения Викторовича броня, но она есть проницаема.

— Мы тоже так думали.

— Си. Вы есть глупо думавшие. Он есть неуязвимый.

— Если он неуязвимый, его не убить. Покажите нам, пожалуйста, уважаемый Хесус, как нужно умно думать. Пока что вы просто морочите нам голову.

— Я не морочаю для вас ничего. Слушайте слово Божье, и вынимайте!

— Что вынимать? — не понял Жора.

— Слово Божье.

— Откуда его вынимать? Куда вы его засунули?

— Он имел в виду «внимайте», — догадалась Ромуальдовна. — Я вот только не пойму, если этот Хесус всеведущий, почему он так хреново говорит по-русски? Может, он прикидывается? Это точно испанский акцент, или он специально коверкает русский язык?

— Си, правильно есть «внимайте». От слова «внимание». Женщина, тебе немного надобно не открывать рот.

— Я у себя дома! Когда хочу, тогда рот и открываю, понял? А ты давай, вынимай уже своё слово Божье, а мы его будем обратно внимать.

— Вы есть ужасно непочтительно говорящие со своим Богом, особенно женщина. Нужно становиться на колени, как есть принятый этикет.

— Точно. И биться лбом о каменный пол.

— Это не есть обязательно. Но немного уважения проявить есть необходимо.

— Я проявила уважение. Назвала вас уважаемым Хесусом. И пока что с вас хватит. Это не мы к вам пришли. Произносите, наконец, своё долбанное Божье слово, и мы хоть поймём, чего вы от нас хотите.

— И вообще, чтоб ты знал, Хесус, мы находимся под юрисдикцией Сатаны, — добавил Жора. — Его клевреты, как выражается Евгений Викторович. То есть, на колени перед вами здесь никто становиться не будет, если вы этого ещё не поняли. А если будешь хамить Ромуальдовне, я набью тебе морду. Даже если ты неуязвимый.

— Я есть понявший. Вы оба есть погибшие души окончательно. Но внимайте! Есть понятие — информация. Она есть нематериальна, но она есть не бывающая без материи. И она есть проходящая сквозь Евгения Викторовича неуязвимую броню.

— Сеньор Хесус, это вы сейчас что сказали? Я вообще ничего не понял.

— Вы есть глупые совсем. Я теперь есть говорящий, как маленьким детям. Никто не есть убийца ему, только сам он. Нужно уговорить.

— Я правильно понял? Я к нему подхожу и говорю, типа, знаешь, дорогой друг Женя, для всех будет лучше, если ты сделаешь себе харакири. А он мне в ответ: дорогой друг Жора, конечно, я сделаю это для тебя! Так, сеньор Хесус?

— Но. Убедить надо Евгения Викторовича.

— Мне сказать: пойми, Женя, без тебя мир станет чище, и всем будет лучше? Или как убедить?

— Вы есть очень глупый человек, сеньор Георгий Борисович. Средством для убеждения есть гипноз. А я есть сказавший всё, что имел вам сказать, — сеньор Хесус, сохраняя на лице скорбное выражение, покинул их квартиру тем же способом, которым и проник в неё.

— В этом что-то есть. Нужно звонить Сатане, — предложила Ромуальдовна.

— Не нужно, — возразил Сатана. — Я уже здесь.

— Странно. Обычно вы приходите, когда мы занимаемся любовью.

— Это простое совпадение, уважаемая. Дело в том, что вы часто этим занимаетесь, вот потому так и получается. Это я вам не в упрёк, отнюдь! Таким плотным отношениям можно только позавидовать.

— Уважаемый Сатана, неужели нужно именно сейчас обсуждать нашу половую жизнь?

— Что вы, милейшие! Такая необходимость напрочь отсутствует. Давайте лучше кофе попьём, если вы не против. Идёмте на кухню, там заодно и обсудим идею моего уважаемого коллеги Хесуса. Только в этот раз кофе пусть готовит кто-то из вас, мне надоело.

Ромуальдовна распечатала пачку молотого кофе и грязно выругалась.

— Что случилось? — удивился Сатана. — Зачем вы оскверняете свои уста столь неподобающими выражениями?

— Новая пачка, а кофе в ней почти нет! Вот же сволочи, чтоб вам подавиться этим кофе! Мы-то за неё заплатили, как за нормальную. Между прочим, сорт далеко не из самых дешёвых.

— Милая Ромуальдовна, не судите, да не судимы будете.

— Вы точно Сатана, а не…

— От того, что эти слова упоминаются в книге, которую почитатели моего коллеги Хесуса полагают священной, их истинность или ложность отнюдь не меняется. Хотя, если говорить честно, сие изречение — глупость несусветная, ибо подавляющее большинство судимых никогда в жизни никого не судили. Но речь не об этом. Вы только что поименовали сволочами и пожелали подавиться мне, себе и достопочтенному Георгию Борисовичу. Ведь именно мы выпили этот кофе.

— Что за чушь? Я только что распечатала пачку.

— Я же вам говорил, что время относительно. Этот кофе мы выпили в мои прошлые визиты, и вот темпоральный круг замкнулся. Не стоит так переживать. Вы что, купили только одну пачку?

— Нет.

— Тогда открывайте следующую и заваривайте. Ситуация не стоит того, чтобы уделять ей столько внимания. Нам требуется обсудить темы, стократ более важные. Но, я вижу, у вас есть какие-то вопросы ко мне. Давайте начнём с них.

— Давайте, — согласился Жора. — Этот Хесус — тот самый Иисус, из Библии?

— Сложный вопрос. Скажем так, он — прототип того Иисуса. Понимаете, персонаж любой книги несёт на себе отпечаток личности автора. Таким образом, Хесус — не совсем тот Иисус, а я — не совсем тот Сатана. Но в целом речь в Библии ведётся именно о нас.

— Но раз он Бог, он же всемогущий. Почему он сам не прикончит Евгения Викторовича? Из моральных соображений?

— Что ж вы это у него не спросили?

— Да страшно как-то. Бог всё-таки.

— Ну, бояться его не нужно. Хесус — нормальный мужик. Странный немного, но кто из нас совсем без тараканов в голове? Уж точно не я. Нет, соображения морали в таких делах, как это, не то что на последнем месте, а вообще не учитываются. Вот у Хесуса основная часть паствы (фу, какое противное слово!) проживает в Южной Америке. Что там останется, когда по Северной нанесут массированный ядерный удар? Но, увы, даже якобы всемогущий Господь тут бессилен.

— А почему он православных христианами не считает?

— Это уж точно у него надо было спрашивать. Я могу лишь предполагать, что для него среди христиан есть только католики и еретики. Кто поймёт, что творится в голове у бога? Даже психиатру этого не дано. Поставит диагноз «мания величия», на том и успокоится. А суть в ином. У Хесуса идея-фикс построить общество без насилия. Пока ничего не получается.

— Это вы ему мешаете?

— Нет, вы. Не вы лично, а люди в целом. Вы же, с какой стороны ни глянь, форменные скоты. Без насилия — никак.

— Мы, значит, скоты? — обиделась Ромуальдовна. — А вы тогда кто?

— А мы — такие же люди, как вы, только с дополнительными возможностями. Вон, на милейшего Евгения Викторовича посмотрите, тоже бог, и хотите сказать, что его идеи не скотские? Хесус на его фоне выглядит вообще идеальным Богом. Ну, о себе я, с вашего позволения, говорить не буду, из соображений скромности. А вот и кофе готов!

Все трое налили себе напиток, закурили и перешли к делу.

— Он предложил воспользоваться гипнозом, — сообщила Ромуальдовна.

— Хорошая мысль, — одобрил Сатана. — С этого и надо было начинать. У Хесуса в мозгах кое-что есть и помимо дурацких и неисполнимых навязчивых идей. Да, не зря говорят, что евреи умные.

— Разве православный Бог — еврей? — неимоверно удивилась женщина.

— Читайте Библию, — тяжко вздохнул Сатана. — Там всё написано.

— Но ведь православные ненавидят евреев.

— Далеко не все, уважаемая Ромуальдовна. И вообще, Бог есть любовь, а от любви до ненависти один шаг, или около того. Как, впрочем, и обратно. Кстати, вот вам и ответ, почему достопочтенный Хесус не признаёт православных настоящими христианами. Правда, католики, следует отметить, к евреям тоже относятся не очень, но пути Господни неисповедимы, и нам с вами до них ни малейшего дела нет. У нас свои пути.

— А почему вы насчёт гипноза не сообразили? — поинтересовался Жора.

— Потому что гипноз применяют коллективисты. Для меня же и моих сторонников насильственный гипноз — это нарушение неотъемлемых прав личности. Вот и не пришло мне в голову это решение.

— Так вы утверждаете этот план?

— Разве у нас есть какой-нибудь другой? Конечно, утверждаю.

— А как же неотъемлемые права личности уважаемого Евгения Викторовича?

— Пусть он сам заботится об их соблюдении, — отмахнулся Сатана. — В таких вопросах каждый за себя.

— Тогда как нам раздобыть гипнозника?

— Мои люди его уже ищут. Доставят сюда, как только найдут. Только не гипнозника, а гипнотизёра. Впрочем, для вас между ними разницы нет.

— Если гипнозник сделает всё как надо, мы получим свою премию?

— Фактически вы её не заработали, но я никогда не был мелочным. Получите, не волнуйтесь. Ромуальдовна, почему вы так странно себя ведёте?

— Понимаете, уважаемый Сатана, общение со сверхъестественными личностями вызывает у меня огромное желание… Ну, вы оба поняли.

— Я не участвую, — отказался Сатана. — Половые извращения, включая групповой секс, ввергают меня в неописуемую тоску.

— Вам никто и не предлагал, — уточнила женщина. — Вы тут тихонько посидите, пока гипнозника не привезли, а мы тем временем сходим в спальню и немного сбросим напряжение.

— Идите, чего уж там, — отмахнулся Сатана. — Но имейте в виду, вы за последнее время сбросили столько напряжения, что там, куда вы его сбрасываете, оно скоро польётся через край.

— Что польётся? — не понял Жора.

— Напряжение.

— А оно разве жидкое?

— Идите, идите, милейший Георгий Борисович! Этот вопрос мы с вами обсудим позже. Если мир уцелеет, разумеется.

— Конечно, оно жидкое, — категорически заявила Ромуальдовна. — Я постоянно это в себе чувствую. Пойдём скорее, Жора!

— Ну что ж вы, как дети малые, — расстроился Сатана. — Сигареты погасите хотя бы! Ещё вдруг пожар тут устроите. Нет, ну не понимаю я женщин! Совсем! Мир гибнет, а у неё на уме только потрахаться! Ева, между прочим, точно такая же была.

— А что, Еву на самом деле сделали из ребра? — уточнил Жора.

— Идиот, тебе это нужно выяснить прямо сейчас? — Ромуальдовна добавила пару слов, заставивших обоих мужчин густо покраснеть.

— Ну, я пойду, — Жора опрометью кинулся в спальню.

Сатана задумчиво смотрел им вслед, и на его губах блуждала снисходительная улыбка.

* * *

Гипнотизёра пришлось ждать дольше, чем предполагалось. За это время успели ещё раз попить кофе, подробнейшим образом перемыть косточки Хесусу и попытаться теоретически решить проблему перенаселённости планеты, на тот случай, если её практически не решит Евгений Викторович.

Наконец, раздался дверной звонок, и на предложение войти в квартиру сквозь дверь никто не отреагировал, что показалось супругам несколько непривычным. Жора пошёл открывать, и впустил двух мужчин, явно за что-то злых друг на друга. Один из них был тем самым азиатом, который недавно стрелял из шумового ружья, лицо второго тоже показалось знакомым, но кто он такой, Жора припомнить не мог.

— Где Шайтан? — коротко спросил азиат.

— Вообще-то, хозяин квартиры — я, — сообщил Жора, обиженный недостаточным вниманием к собственной персоне.

— Мне это по барабану. Зови Шайтана! Срочно!

— Уважаемый Сатана, вас срочно хочет видеть тот узкоглазый кретин, которого вы называете Джумшутом, хотя на самом деле его имя не то Бабай, не то Ебай.

— Мы ещё об этом поговорим, чуть позже, — прошипел Елубай.

— Проходите, пожалуйста, в комнату, милейший господин Джумшут. И этого гипнозника тоже сюда ведите. Тьфу ты, я хотел сказать, гипнотизёра. Набрался всяких-разных словечек, понимаешь, от некоторых замечательных людей…

Елубай проследовал к Сатане, волоча за шиворот своего спутника. Тот что-то возмущённо бормотал, но его никто не слушал. Ромуальдовна, узрев гипнотизёра, от удивления едва не проглотила сигарету.

— Не может быть! Это же сам Кашпировский!

— Совершенно с вами согласен, достопочтенная Ромуальдовна. Этого действительно не может быть, потому что не может быть никогда, — аргументировано высказался Сатана.

— Но я действительно Кашпировский! — возмутился гипнотизёр. — Могу и паспорт показать! Вот, смотрите, — он протянул документ Сатане.

— И посмотрим, мы не гордые. Так, в самом деле Кашпировский, надо же! И мало того, ещё и Анатолий Михайлович. Просто поразительно! Одно только утешает — год рождения не совпадает. Прописку и место рождения даже сверять не стану, и так уже всё понятно.

— Прописку давно отменили, — сообщил Кашпировский.

— Ах, да, как же я мог такое забыть? Не то, чтобы отменили, а переименовали в регистрацию. Спасибо, что напомнили, милейший Анатолий Михайлович.

— Так это не Кашпировский? — расстроилась Ромуальдовна.

— Кашпировский, но не тот, — пояснил Сатана. — Двойник. Небось, выдаёт себя за своего знаменитого тёзку, собирая полные залы лохов. ФИО такое от рождения?

— Нет, — смутился гипнотизёр. — Поменял пару лет назад, в установленном законом порядке, между прочим. А что?

— Да ничего. Просто я как представил, что наш милейший Джумшут нанял самого Кашпировского, у меня наступил когнитивный диссонанс. А теперь всё прошло.

— Что наступило? — не понял Жора.

— Ты всё равно не поймёшь, — буркнул Елубай.

— Действительно, Георгий Борисович, понимание этого термина может у вас вызвать некоторые затруднения, — согласился с ним Сатана. — Ну, что ж, это недоразумение разъяснилось. Но по выражению ваших лиц я вижу, что между вами, уважаемые, возникло ещё одно. Поделитесь со мной, пожалуйста, в чём же оно заключается.

— У меня к нему нет никаких претензий, — добродушно улыбнулся Анатолий Михайлович.

— А у меня к нему — есть! Этот скот спёр у меня все деньги, — пожаловался Елубай.

— Господин Сатана, этот бесчестный человек на меня подло клевещет, — возразил Кашпировский. — Ничего я у него не крал. Он сам подарил мне те наличные, которые имел при себе. Ещё хотел подарить две кредитные карточки, но зачем они мне без пин-кода? А код он мне так и не сказал. К тому же они именные. Так что от этого подарка я категорически отказался.

— Не может быть! — удивился Сатана. — Я не первый день знаю уважаемого Джумшута, и моё воображение отказывается представить этого неимоверно жадного человечка раздающим свои деньги в виде подарков. Тем более, посторонним.

— Тем не менее, всё было именно так, — вздохнул гипнотизёр.

— Я был не в себе, когда это делал! — возмутился Елубай.

— Что это меняет? Те лохи, которые ходят на мои сеансы, тоже поголовно не в себе, как ты изволил выразиться, так что мне теперь, бесплатно работать?

— Ничего не понимаю! — рявкнул Сатана. — Джумшут, объясни всё толком, или засунь свои претензии глубоко сам знаешь куда.

— Он меня загипнотизировал и парализовал мою волю.

— Ах, вот оно что! Тогда понятно, как это такой скупердяй, как ты, кому-то отдал деньги. Анатолий Михайлович, вы можете к этому рассказу что-либо добавить? Если нет, я буду вынужден принудить вас вернуть украденное уважаемому Джумшуту.

— Конечно, я могу добавить. Я всегда могу что-нибудь добавить. Этот азиат, когда узнал, что я хоть и Кашпировский, но не тот Кашпировский…

— Не смей называть меня азиатом, ты, негодяй!

— Почему? Ты же самый настоящий азиат.

— Нет, я живу в европейской части!

— Ну и что? Если негр живёт в Европе, он всё равно остаётся негром, то есть африканцем. Даже в Америке его назовут афроамериканцем. Афро, понимаешь?

— Я не негр и не африканец.

— Вот и я это говорю. Конечно, ты не африканец. Ты — азиат.

— Нет такой национальности — азиат.

— Так тебя что, чучмеком называть?

— Я не чучмек! Я казах!

— А ну, заткнулись оба! — распорядился Сатана. — Ишь чего удумали, межнациональную рознь разжигать!

— Кстати, а вы кто по национальности? — поинтересовалась Ромуальдовна. — Всё хотела спросить, но не решалась, а тут такой удобный случай…

— Я же сказал, всем заткнуться!

— Нет, — возразила Ромуальдовна. — Не всем, только им обоим. Так всё-таки, вы тоже еврей, как Хесус?

— Считайте меня кем хотите. А теперь все заткнулись! Отвечать только на мои вопросы. Нам нужно быстро решить эту проблему и заняться делами, по-настоящему важными.

— Мои деньги, значит, проблема неважная, — расстроился Елубай.

— Они уже мои, так что не переживай, — успокоил его Анатолий Михайлович.

— Так вот, Джумшут, выяснив, что наш Кашпировский — не тот, что-то сказал или сделал? — Сатана усиленно изображал, что не заметил прямого нарушения его приказа.

— Он сказал, господин Сатана, что я мошенник и вообще не владею гипнозом. Я попытался его переубедить тем способом, которым владею.

— Значит, уважаемый Джумшут ошибся, чего и не отрицает. Или отрицает?

— Не отрицаю, — печально кивнул Елубай.

— Ну вот. А за ошибки нужно платить, так что всё справедливо. Только сумма завышена. Любезный Анатолий Михайлович, будьте добры вернуть милейшему господину Джумшуту половину подаренной вам суммы.

— Это ещё почему?

— Потому что когда он дарил, он был не совсем он, а он и ваше внушение. То есть только наполовину он.

— Категорически не согласен с этим аргументом! Дело в том, что…

— Тогда другой аргумент. Отдайте ему половину потому, что я так решил.

— Это гораздо более убедительно, — признал гипнотизёр.

— Спасибо, Шайтан, — Елубай не надеялся и на половину, и потому был рад.

— А теперь переходим к основному вопросу повестки дня…

— Погодите, мы ещё этот не решили, — прервал его Елубай.

— Что не так?

— Он же не отдал. И не собирается отдавать.

— Я вот чего понять не могу, — Сатана сокрушённо покачал головой. — Вы, Джумшут, великолепный боец-рукопашник. Почему же вы сами не отобрали деньги у несколько обнаглевшего господина Кашпировского?

— Шайтан, я не могу. Он произвёл постгипнотическое внушение, и теперь у меня рука не поднимается его ударить.

— Отличная работа! Браво, Анатолий Михайлович! Рука, значит, не поднимается. А вы не пробовали ударить его ногой?

— Я отдам все деньги, — пообещал побледневший гипнотизёр. — Я вообще просто пошутил. Мне чужого не надо.

— Отдам, — повторил Сатана. — Снова будущее время.

— Уже отдаю! Вот! — он протянул кошелёк Елубаю.

— А теперь, решив, наконец, эту не такую простую, как нам казалось, проблему, приступим к тому, ради чего, собственно, мы все здесь и собрались…

* * *

Евгений Викторович вышел из подъезда по каким-то своим делам и внезапно увидел знакомое лицо, обладателю которого на улицах этого городка, с точки зрения Жени, делать было абсолютно нечего. Однако, как говорится, против фактов не попрёшь. Прямо перед ним стоял хорошо ему знакомый (разумеется, по телепередачам) Анатолий Михайлович Кашпировский. Но всё равно до конца поверить своим глазам Женя был не в силах.

— Анатолий Михайлович? — уточнил он на всякий случай. — Что вы тут делаете? Странно как-то…

— Гастролирую, — пояснил гипнотизёр. — У меня тут гастроли. Точнее, гастроль. Единственное число, потому что одна.

— А вы действительно Кашпировский? Голос у вас немного не такой. Очень похож, но не такой.

— С чем вы сравниваете? С телевизором? Так он, увы, искажает звуки. В мире нет ничего совершенного, и бытовая техника — не исключение. Но, чтобы окончательно развеять ваши сомнения, я предъявлю паспорт. Вот, смотрите, написано русским по белому: Кашпировский Анатолий Михайлович. Вам этого достаточно?

— Конечно. Если так здраво рассудить, так это и вовсе не моё дело, Кашпировский вы или нет. Просто любопытно стало, вы же, как-никак очень известная личность, наш городок такие люди редко посещают.

— Ну, я вот посетил, сами видите. А теперь расслабьтесь, смотрите в это зеркальце, внимательно смотрите!

— Смотрю, и что?

— Вы не видите ничего, кроме зеркальца, и не слышите ничего, кроме моего голоса. А сейчас…

— Анатолий Михайлович, вы глупости говорите. Я прекрасно вижу не только зеркальце.

— А вы должны видеть только его! Ваши веки тяжелеют, глаза закрываются…

— Что за бред вы несёте? Мои глаза не закрываются, можете сами убедиться.

— Вы засыпаете! — заорал неудачливый гипнотизёр.

— С чего вы взяли?

— С того, что я вас загипнотизировал!

— Вы уверены?

— Конечно! Я могу загипнотизировать кого угодно! Ты под гипнозом!

— Анатолий Михайлович, категоричные суждения свойственны недалёким людям.

— Ты обязан мне подчиняться! — в голосе гипнотизёра уже не было той прежней уверенности, что в начале.

— Ах, вот оно что! Вы, стало быть, очередной клеврет Сатаны? Не получилось убить, так теперь пытаетесь подчинить своей воле? С полной уверенностью заявляю, что ничего у вас не выйдет. Я был готов к гипнозу, и даже очень удивился, когда Сатана начал не с него, а с лазеров, гранатомётов и цианистого калия. Так вы действительно Анатолий Михайлович Кашпировский?

— Да, — сдавленно произнёс гипнотизёр.

— Тот самый?

— Да.

— Говорите правду! Впрочем, зачем я вас уговариваю? Я ведь тоже умею вводить людей в гипнотический транс. Ап!

Он что-то показал Анатолию Михайловичу, и тот застыл посреди улицы с открытым ртом. Глаза тоже остались открытыми, но приняли абсолютно бессмысленное выражение.

— Отвечайте правду, — теперь уже приказал Евгений Викторович. — Вы действительно Анатолий Михайлович Кашпировский?

— Да, — бесцветным голосом произнёс загипнотизированный гипнотизёр.

— Тот самый?

— Нет. Двойник, — будучи в трансе, он даже не стал уточнять, что именно имелось в виду под «тем самым».

— Я так и знал, — расстроился Евгений Викторович. — Ну почему мне так не везёт? Всё время вокруг одни подделки, сплошная фальшь!

Он что-то прошептал Анатолию Михайловичу на ухо, затем спокойно ушёл.

Сатана, сопровождаемый своими «клевретами», подошёл к незадачливому гипнотизёру и поинтересовался у него:

— Судя по тому, что я вижу, любезнейший Анатолий Михайлович претерпел полнейшее фиаско?

— Ме-е-е! — тот долго пытался сказать что-то осмысленное, но кроме блеяния, ничего из себя выдавить не сумел.

— Это всё, что вы хотите мне сказать? — удивился Сатана.

— Ме-е-е! — гипнотизёр энергично замотал головой.

— Попробуйте сказать что-нибудь ещё, пожалуйста.

— Ме-е-е! — было видно, что человек старается, и в какой-то момент ему это действительно удалось: — Кукареку!

— Похоже, ваш лексикон стал несколько ограниченным. Это, боюсь, приведёт к некоторому неудобству в общении.

— Может, его напугать надо, чтобы речь вернулась? — предложил Елубай. — Или сильно по голове ударить? Если что, я с удовольствием.

Гипнотизёр вытянул в его направлении правую руку, сжав при этом кулак и просунув большой палец между средним и указательным.

— Полагаю, многоуважаемый пациент не согласен с методикой лечения, предлагаемой светилом медицинской науки доктором Джумшутом, — отметил Сатана. — Со своей стороны, хочу обратить внимание высокоучёных коллег, что пациент вполне способен общаться языком жестов.

— И всё-таки, господин Сатана, что всё это означает? — поинтересовалась Ромуальдовна.

— У меня две версии. Первая — почтенный Евгений Викторович хотел довести до нашего сведения, что не менее почтенный Анатолий Михайлович — петух и козёл. Полагаю, нет необходимости пояснять присутствующим, что именно означают эти оскорбительные термины применительно к мужчине.

— А вторая?

— Ну, возможно, он имел в виду, что петух и козёл не только Анатолий Михайлович, но и все мы, вместе взятые.

— Нет. Это не может относиться ко мне, — возразила Ромуальдовна. — Я ведь женщина.

— Действительно, — согласился Сатана. — А что по этому поводу скажете вы, уважаемый Анатолий Михайлович?

— Гав!

— Всё понятно. Евгений Викторович явно имел в виду, что вы — сука. Впрочем, это неважно. И что нам теперь делать с этим великим экстрасенсом?

— Другого гипнотизёра у нас пока нет, — сообщил Елубай. — А как снять внушение без гипноза, я не знаю.

— А зачем что-то с ним делать? — поинтересовался Жора. — Миру осталось жить совсем мало, всего несколько дней. Некоторые глухонемые всю жизнь молча живут, и ничего. Только собачек топят.

— Му-Му, — прокомментировал Анатолий Михайлович.

— Не такой уж у вас и бедный лексикон, милостивый государь, — отметил Сатана. — Но бросать его в таком состоянии всё равно нехорошо. Пусть ему осталось несколько дней, но он имеет право прожить их человеком, а не кукарекающим козлом.

— Уважаемый Шайтан, этот Анатолий Михайлович, этот нехороший человек, не выполнил задания, не спас мир. Так почему теперь его самого кто-то должен спасать? Пусть остаётся петухом, — внёс предложение Елубай.

— Где-то я уже слышал подобный стиль речи, — задумался Сатана. — Ладно, неважно, не до того сейчас. Придётся звать на помощь коллегу Иешуа, то есть, Иисуса. Не думал, что доживу до такого позора.

— Меня всуе не надо звать, коллега, я уже есть вот тут, — сообщил незаметно подошедший Хесус. — И что есть позорного в том, что я буду оказавшим помощь?

— Действуй, коллега, — предложил Сатана. — Не нужно лишних слов.

Хесус провёл ладонью перед лицом Анатолия Михайловича, потом что-то ему сказал и щёлкнул пальцами.

— Ты всё неправильно делаешь! — заорал тот. — Надо сначала воздействовать голосом! Вот же идиот!

— Сколько живу, природа человеческая остаётся неизменной, — высказался Сатана. — Как были неблагодарными свиньями, так и остались. Наверно, правильно, что их всех уничтожат. Но всё равно жалко.

— Хрю-хрю, — откликнулся Кашпировский. — То есть, я хотел сказать, ничего подобного!

— И мне есть жалко, — согласился Хесус. — Но я есть сделавший всё, что мог.

— Что это за придурок? — поинтересовался Анатолий Михайлович.

— Это Хесус. То есть, Иисус, — проинформировал его Жора. — Господь, короче.

— Тот самый? — перепугался гипнотизёр.

— Может, тот самый. А может, двойник, вроде тебя. Мне откуда знать? Я его мамаше со святым духом свечку не держал.

— Не богохульствуй! А то в Ад попадёшь!

— Все вы в Ад попадёте, — предсказал Сатана. — Точнее, Ад придёт сюда. В том виде, как его себе представляют фанаты Хесуса. Но почему-то это не радует ни меня, ни его.

— Спаси меня, Господи, и помилуй! — попросил Анатолий Михайлович, упав на колени и ударив лбом по асфальту. — И избавь от лукавого!

Хесус ничего ему не ответил, поскольку был погружён в тягостные раздумья. Не прерывая мыслительного процесса, он медленно куда-то пошёл, причём с каждым шагом всё глубже погружался в асфальт, сам при этом обретая некоторую прозрачность. Он всё больше и больше становился похожим на привидение, но конец этого процесса от зрителей оказался скрытым: призрачная фигура исчезла с их глаз, пройдя сквозь стену ближайшего дома.

— Да не переживайте вы так, любезнейший господин Кашпировский! — посоветовал Сатана. — Он вас, вне всякого сомнения, простил. Сеньор Хесус прощает всех, кто его об этом просит, и значительное количество из числа тех, кто просить даже и не думал. А вот помиловать вас он не в силах. Это целиком и исключительно во власти милейшего Евгения Викторовича. Мой уважаемый коллега Господь также не в состоянии избавить ни вас, ни мир в целом от лукавого, коим в данный момент, несомненно, является вышеупомянутый Евгений Викторович, хотя обычно под этим термином понимают вашего покорного слугу.

— Я не понимаю, почему вы так вычурно выражаетесь, господин Сатана, — пожаловалась Ромуальдовна. — Неужели надеетесь, что кто-то примет вас за интеллигента?

— Да пошла ты на…!

— Чего матом ругаетесь? — обиделась женщина.

— Чего, чего… Мир гибнет, мы беспомощны, а тут ты, глупая баба со своими глупыми вопросами!

— Да пошёл ты сам на…!

* * *

Супругам было неимоверно печально, ведь до конца существования привычного им мира оставалось всего несколько дней, и предотвратить сие крайне нежелательное событие явно не удавалось. Печаль их была настолько велика, что даже секс не мог её развеять. Наконец, Жора не выдержал, вскочил с дивана и резво помчался к бару, откуда извлёк едва начатую бутылку водки, универсального русского утешителя, подумал, брать ли рюмки, и решил обойтись без них. Он мгновенно свинтил колпачок и вознамерился приложиться к сосуду с болеутоляющим для русской души, но был остановлен резким выкриком жены.

— Сначала — даме! — потребовала Ромуальдовна. — А тебе — то, что останется.

— А разве после тебя что-то остаётся? Капля, не больше.

— После тебя и капли не остаётся. Вторая бутылка есть?

— Нет. Только вино, сухарик. Женщины вообще водки не пьют, а пьют вино.

— А я — женщина?

— Конечно.

— Тогда давай бутылку сюда, проверим, пью я водку или нет.

— Обломаешься! Попробуй, отбери! Как дам по морде!

— И в тюрягу сядешь.

— А мне плевать! Всё равно миру на днях кранты, какая разница, где помирать — дома или в тюрьме?

— Наверно, правильно, что этот мир погибнет, — заявил появившийся из стены спальни Сатана. — Тут надо бы жизненные итоги подводить, последние дела, так сказать, уладить, а эти недоумки намерены устроить драку за пузырь водяры. Какой позор! Ну, вот какие из вас гомо сапиенсы? Просто гомо, сапиенсами тут и не пахнет.

— Сам ты гомо! — обиделся Жора. — Раньше хоть через дверь входил, пусть даже закрытую. А теперь вообще через стену. Настоящий пассивный гомо!

— Ладно, этот вопрос мы обсудим позже. Если у нас, конечно, будет позже. Мне тут кое-что подсказали… Короче, есть ещё один шанс спасти мир, хотя вы, засранцы, этого и не заслуживаете. Входи! — пригласил он кого-то невидимого, глядя на стену.

Через ту же стену в спальню вошла прекрасная женщина, практически полностью обнажённая. Увидев её, Жора неподвижно застыл, челюсть его отвисла, глаза остекленели. Одежду красавицы составляли халатик из совершенно прозрачной ткани и серебристые босоножки на неправдоподобно высоком каблуке. Её смуглая кожа не очень сочеталась с волнистыми светлыми волосами, свободно свисающими до плеч, но это ни капли не снижало её привлекательности.

— Приветик! — поздоровалась она. — Это вы, мля, типа спасители мира?

Жора энергично закивал, не в силах произнести ни слова.

— Ты кто такая? — грозно вопросила Ромуальдовна, поджав губы.

— Я - богиня любви. В смысле, того, что вы, мля, называете любовью. Меня зовут Афродита, ну, или Венера, если вас, мля, так больше прикалывает.

— Позвольте себя отрекомендовать, — неожиданно обрёл дар речи Жора. — Георгий Борисович…

— Кому нафик надо твоё отчество? — отмахнулась гостья. — Гоша или Жорик?

— Жорик, — расплылся в улыбке Георгий Борисович.

— Так, стоп! — объявила Ромуальдовна. — Что в моей спальне делает эта шалава?

— У неё идея, — пояснил Сатана. — А вы бы оделись, что ли. Всё-таки гостей, как-никак, принимаете.

— Вы незваные гости!

— И что с того? Вы хотя бы Георгия Борисовича оденьте, а то с первого взгляда видно, как он относится к уважаемой Афродите.

— Люцифер, какая я тебе, мля, уважаемая? Я для всех любимая!

— Сейчас кому-то глаза выцарапаю, — пообещала Ромуальдовна. — Так что ей ничего видно не будет.

— Эх, милейшая Ромуальдовна! Если бы богам было просто выцарапать глаза, уверяю вас, Евгений Викторович не представлял бы для нас ни малейшей угрозы. Но, увы, это совсем не так. Потому рекомендую одеться.

В мрачном молчании супруги оделись.

— Ну, вот, я тут, мля, одна голая осталась, — расстроилась Афродита.

— А у вас есть нормальное имя? — поинтересовался Жора.

— А что, Афродита и Венера — ненормальные имена?

— Ну, Афродита напоминает мне Америку. Они там своих черномазых афроамериканцами называют.

— Точно, мля! Я из-за них загорала, как сумасшедшая, чтоб кожа хоть чуток потемнела. А то народ не понимает, при чём тут афро.

— Тёмный народ, — отметил Сатана.

— Не только тёмный, — возразила богиня любви. — И белые тоже, и китайцы, и даже индейцы сиу. Или чероки, не помню.

— Какая она дура! — отметила Ромуальдовна.

— А я не богиня мудрости, мля! Я чисто конкретно богиня любви. Кстати, Жорик, а чем тебе имя Венера не нравится?

— При слове «Венера» сразу приходит на ум триппер, сифилис, сальмонеллёз и прочее подобное.

— При чём тут сальмонеллёз? — удивился Сатана.

— Он имел в виду хламидиоз, — пояснила Ромуальдовна.

— Ну, раз, мля, не нравятся эти два имени, есть ещё. Берегиня устроит?

— Берегиня — это что, тоже вы? — удивился Жора.

— Жорик, давай на «ты», свои ведь люди, верно? Да, Берегиня — это я. Ты что, мля, не знаешь древнегреческих мифов? Афродита, то есть я, родилась из морской пены. А где больше всего морской пены? Правильно, на берегу. Значит, по-русски я Берегиня.

— Господин Сатана, всё это спасение мира всё больше напоминает цирк, вы не находите? — поинтересовалась Ромуальдовна.

— Полностью с вами согласен, милейшая. Но увы, у нас нет выбора. Уважаемая Афродита, будьте так любезны, изложите ваш план спасения мира. Пока тут все не передрались.

— Ну, значит так, мля! Этот Евгений Викторович дурью мается, потому что его никто не любит. А если его кто-нибудь полюбит, он и думать забудет о всякой фигне типа победы Добра над Злом. Короче, мля, с ним надо кому-то переспать.

— Ну, так и переспала бы, — предложила Ромуальдовна. — Ты же шлюха.

— Боюсь, — призналась Берегиня.

— Чего боишься? У тебя моральных запретов — как у сучки с течкой! В чём проблема?

— Она вам не сможет объяснить, — вмешался Сатана. — У неё куку не хватит. Тут вот какое дело. Удовольствие от секса в конечном итоге обеспечивается исключительно трением. Нет трения — нет секса, согласны?

— Можно ещё и лизать, — возразила Ромуальдовна.

— Если нет трения, то и лизать не получится. Короче, трение — обязательное условие. А трение происходит только при соприкосновении поверхностей. И чем в большем количестве измерений существует тело, тем сложнее достичь полноценного прикосновения и, в итоге, трения. При бесконечном количестве измерений вероятность трения, а значит, и оргазма, стремится к нулю.

— Ничего не понял, — сообщил Жора. — Кроме нуля и оргазма.

— Я тоже, — присоединилась к нему Ромуальдовна.

— Совершенно не удивлён, — горестно вздохнул Сатана. — До сапиенсов вам бесконечно далеко. Но выбирать не приходится. Короче, нормально трахаться можно, если хотя бы один из партнёров ограничивается только тремя измерениями. Это понятно?

— Ну, допустим, — согласилась Ромуальдовна. — И что дальше?

— А отсюда следует, что для того, чтобы двое сверхъестественных существ, вроде меня, уважаемой Афродиты и, увы, Евгения Викторовича, с помощью друг друга могли нормально расслабиться и получить некоторое удовольствие, одному из нас придётся принять трёхмерную форму. При этом исчезнут все сверхъестественные защиты, и тот, кто так рискнул ради наслаждения, становится уязвимым. Для всех нас очевидно, что любезнейший Евгений Викторович рисковать не станет. Стало быть, рисковать придётся уважаемой Афродите. А она этого боится, и я её страх вполне понимаю.

— Вы имеете в виду, что переспать с ним должна я.

— Ну, посудите сами, любезнейшая Ромуальдовна, а кто же ещё? Ни одна богиня на это не согласится из-за риска погибнуть в трёх измерениях. А как реально найти и уговорить какую-нибудь другую смертную? Ведь времени у нас отнюдь не много.

— Да возьмите любую шлюху, и заплатите ей, зачем кого-то ещё уговаривать?

— К сожалению, обычные шлюхи не подходят. А искать необычную снова-таки совершенно нет времени.

— Это почему они не годятся?

— Тут, уважаемая Ромуальдовна, вот какое дело. Проблема Евгения Викторовича в том, что его никто не любит. Шлюху он и так себе раздобудет, было бы желание. А нужно, чтобы его кто-нибудь по-настоящему полюбил. Так вот, кроме вас, некому.

— Вы что, предлагаете мне изменить любимому мужу?

— Исключительно ради спасения планеты.

— Но измена! Это вам не пустяк какой-нибудь!

— Милейшая Ромуальдовна, у нас нет времени на этот театр. Вы что, хотите сказать, что ни разу Георгию Борисовичу не изменяли?

— Ну, — покраснела Ромуальдовна, — один раз не считается.

— Всего один? Вы уверены?

— Если всякий раз не считается один, то в итоге не считаются все.

— Браво, леди! — зааплодировал Сатана. — Вы самостоятельно освоили теорию множеств.

— Так я не понял! — разъярился Жора. — Ты мне, значит, изменяла, и не раз?

— Молчал бы уже! Кто в семью хламидиоз притащил? Пушкин?

— Пушкин не мог, — сообщила Берегиня. — Он, мля, давно умер. Убит каким-то Дантесом, графом Монтекристо. Жалко его, такой классный мужик был…

— Сатана, уберите отсюда эту тварь! Мало мне его измен с обычными бабами, так теперь он на эту запал! Она тут ходит почти голая, нафик она мне здесь?

— А ты на себя посмотри! — огрызнулась Берегиня. — Тоже одета, мля, не для театра! Я что, виновата, что ты за собой не следишь? Вот посмотри на меня. Волосы только на голове, и ещё брови и ресницы. Всё! А у тебя? Руки волосатые, ноги тоже, на животе пушок, а лобок вообще сплошные заросли!

— Не твоё дело! Я магией не владею, чтобы так.

— Какая ещё магия? Обыкновенная, мля, бритва. Просто ты ленивая слишком, чтоб ноги и лобок брить. А ну, подмышками покажи! Небось, там тоже джунгли!

— Не покажу!

— Значит, я права.

— Сатана, немедленно уберите её отсюда, или я за себя не отвечаю!

— Успокойтесь, Ромуальдовна. Эта леди нам ещё нужна.

— Как же, леди! Леди на букву «б»!

— Не собираюсь с вами спорить насчёт её морального облика, но она действительно нам нужна. Точнее, не она сама, а кое-что от неё.

— Что-нибудь у неё отрежем? Ухо? Или сразу грудь?

— Нет. Тем более, без одной груди она будет похожа на амазонку, а это не её стиль. Всё, что нам от неё нужно, это обувь. Эти босоножки — волшебные. В них женщина становится одновременно и страстной, и неотразимой, и самое главное, её потом не мучает совесть.

— Меня и так потом совесть не мучает.

— Тем не менее, попрошу примерить.

Берегиня разулась, и действительно, утратила значительную часть своей привлекательности. А может, просто так показалось.

— Не хочу! — категорически отказалась Ромуальдовна. — Чтобы я надела обувь другой женщины? Ни за что!

— Но она же не обычная женщина. Она — богиня.

— А мне плевать! Богиня, Берегиня, Вагиня — не вижу ни малейшей разницы! Если б она их хоть на чулки или колготки обувала, тогда другое дело. А так — нет!

— Это же босоножки, дура, — сообщила Берегиня. — Надевать их на чулки — дурной вкус! А колготок я вообще никогда не ношу, они только мешают.

— Ну вот! Значит, есть неслабый риск заполучить от неё грибок, а оно мне надо?

— У меня нет никакого грибка. Могу справку показать.

— Ха! Наши врачи за бабки любую справку выпишут, какую хочешь! Мне, например, дадут справку, что я девственница!

— Наверно, трудно жить на свете человеку, который никому не верит, — с грустью предположил Сатана. — Тем не менее, уважаемая Ромуальдовна, хотелось бы вам напомнить, что гораздо лучше жить с грибком, чем умереть без оного в атомной войне.

— Ладно, уговорили, — смирилась женщина и обула волшебные босоножки. — Ну, как я в них выгляжу?

— Чудесно, — выдохнул Жора, у которого теперь разбегались глаза между двумя красавицами. — А давай…

— Давай, — согласилась Ромуальдовна и начала расстёгивать халатик.

— Стоп! Вы с ума сошли! — заорал Сатана. — Ромуальдовна, ваша задача — соблазнить Евгения Викторовича, а вовсе не Георгия Борисовича, которого элементарно соблазнить и без волшебной обуви!

— Десять минут ничего не решают! — возразила Ромуальдовна, однако раздеваться прекратила.

— При чём тут время? — Сатана был вне себя. — Вы что, не понимаете? Евгений Викторович несчастен, его никто не любит. Тут появляется женщина, которая готова его согреть теплом своей любви. И что дальше? Оказывается, что она пришла к нему прямо из-под другого мужчины. Да он после этого не то что Америку снесёт, а весь спиральный рукав Галактики! Ну, думайте же вы хоть иногда головой, а не половыми органами.

— Подумал, — сообщил Жора. — И мне не понравилось то, что я надумал. Что ж получается? Моя законная супруга будет трахаться с этим ботаником, а я, значит, рогоносец?

— Вот! — Сатана назидательно поднял палец. — Именно для улаживания этого щекотливого момента здесь и находится прекраснейшая Афродита. Вы же понимаете, что её идею я мог бы и сам вам пересказать, личное присутствие богини для этого совсем не требуется. Да и принадлежащую ей пару волшебной обуви тоже вполне мог сюда принести. А вот скомпенсировать особым образом моральный ущерб Георгию Борисовичу — это уже только она, тут я, как вы, уважаемые, понимаете, бессилен.

— Я вас правильно понял? — глаза Жоры загорелись сладострастием, и смотрел он отнюдь не на супругу. — Если да, то возражение снимается.

— Вот же кобель! — возмутилась Ромуальдовна. — Сатана, это несправедливо! Мне достался какой-то хилый ботаник, а ему — богиня любви.

— Как же вы меня достали! Уважаемые, мы что, решаем проблему, как вам разнообразить семейный секс и получить максимум удовольствия? Позволю себе напомнить, что мы пытаемся на некоторое время продлить существование мира, который того наверняка не заслуживает, но его всё равно жалко. Кто и сколько испытает при этом оргазмов, вопрос даже не второстепенный.

— Ладно, — смирилась женщина. — Как мне до него добираться? Автобусом?

— Вас отвезёт знакомый вам господин Джумшут. Он с машиной ждёт у подъезда. В таком виде в общественном транспорте вам не избежать изнасилования.

Сатана вызвал своего «клеврета» по мобильнику, и вскоре Елубай позвонил в дверь. При виде двух практически обнажённых красавиц челюсть отвисла и у него.

— Господин Джумшут, немедленно придите в сознание! Эти цыпочки предназначены не для вас.

— Да я ничего, Шайтан. Я вообще супруге верен.

— Это правильно, тем более, что у вас их целых две. Или всего две, не знаю. Запомните, если уважаемая Ромуальдовна по дороге к несравненному Евгению Викторовичу с кем-нибудь совокупится, неважно, добровольно или нет, отвечать будете вы, а не она или кто-то ещё. Я с вами сделаю такое, что вы будете мечтать о христианском или мусульманском Аду, как о неплохих местечках, где обитателям изредка досаждают мелкие неудобства.

— Я вас понял, Шайтан. Поехали, женщина!

Как только Елубай и Ромуальдовна направились выполнять особо важное задание, а Сатана проявил деликатность и сквозь стену проследовал на кухню, Берегиня сразу же доказала, что независимо от того, является ли она на самом деле богиней любви или нет, в этой самой любви она совершенно точно богиня, даже без божественных босоножек.

* * *

Всю дорогу Елубай смотрел исключительно вперёд, избегая даже слегка повернуть голову, чтобы Ромуальдовна мельком не попала в его поле зрения. Остановив машину возле подъезда Евгения Викторовича, он всё так же сидел с каменным лицом, вперив взгляд куда-то за линию горизонта.

— Вы меня не проводите до нужной квартиры? — попросила женщина.

— Нет, — ответил Елубай, старательно не поворачиваясь к ней. — Я верен своим жёнам, и хочу, чтобы так и оставалось.

— Если меня в подъезде изнасилуют, Сатана вас накажет.

— Если вы пойдёте одна, вас, может, изнасилуют, а может, и нет. Если же я буду вас сопровождать, вас точно изнасилуют. Я, например. Вот тогда Шайтан меня накажет по-настоящему.

Ромуальдовна провела ладонью по волосам Елубая, и его аж передёрнуло от возбуждения. Да, поняла женщина, парень сдерживается на пределе сил, и лучше оставить его в покое. Она вышла из машины и направилась в подъезд. Сквозь тонкие подошвы босоножек она отчётливо ощущала заплёванный (и загаженный иными способами) пол подъезда. Что ж, мир далеко не идеален, подумала Ромуальдовна, но ему есть оправдание — он породил меня, воплощение совершенства в области женской красоты. Немного поразмыслив во время подъёма по лестнице, к списку своих неоспоримых достоинств она добавила незаурядный ум и несомненную скромность.

Евгений Викторович открыл дверь сразу, она даже не успела позвонить.

— Что на этот раз от меня хотят клевреты Сатаны? — поинтересовался он. — Давайте я попробую угадать. Вы снова хотите меня убить?

— О, нет! Евгений Викторович, я…

— Называйте меня Женя, я же просил.

— Хорошо, Женечка, всё будет так, как ты захочешь. Так вот, я пришла совсем за другим. Дело в том, что ты — мой идеал мужчины. И ты породил во мне целую бурю страстей. Я не смогла сдержаться, и вот я здесь.

— Что за бред? Какой из меня идеал мужчины?

— О, да! Я действительно брежу! Брежу тобой. Ты для меня — воплощение силы и сексуальности. Кто ещё способен убить столько народу? Целый континент!

— Они сами виноваты. Кто их заставлял служить Злу?

— Любимый мой Женя, мы так и будем разговаривать на пороге? Тем более, эта лестница такая грязная и вонючая, не то что наши с тобой сердца и души.

— Ты, вообще-то, клеврет Сатаны…

— Он меня заставил служить себе. Но это было раньше. Увидев тебя, поговорив с тобой, я нашла силы сбросить оковы, и теперь я совершенно раскованная.

— Ладно, заходи, — сдался Евгений Викторович под таким сумасшедшим напором.

Квартира-хрущёвка, где обитал будущий губитель мира (или спаситель его от мирового же Зла, термин целиком зависит от точки зрения), была обставлена чрезвычайно бедно (а может, аскетично), зато сияла чистотой. Вообще в ней явственно ощущалась женская рука, но столь же явственным было то, что женщины тут не живут.

— Милый, ты живёшь один?

— Да, мама умерла пару лет назад. Раз уж ты припёрлась в гости, наверно, надо тебя чем-нибудь угостить. Сейчас поставлю чай.

— Лучше коньяк, — попросила Ромуальдовна.

— Спиртного не пью, и в квартире, соответственно, эту гадость не держу.

— Коньяк — это не гадость, а прелесть. Ну, нет, значит, нет. Чай уж точно не нужен. Давай тогда сразу перейдём к делу. Где мы это сделаем? На диванчике?

— Что «это»? Зачем ты вообще пришла?

— Я полюбила, и не в силах удерживать внутри свою безграничную любовь!

— И при чём тут я?

— Дело в том, Женечка, что я влюбилась именно в тебя.

Ромуальдовна извлекла из кармана халатика сигареты и зажигалку, закурила, глубоко затянулась и эротично выпустила дым к потолку длинной струйкой.

— Терпеть не могу табачный дым, — брезгливо сообщил Евгений Викторович.

— А я — обожаю. Он так приятно горчит на языке… И вообще, если внутри женщины клокочет вулкан безумной страсти, должен же из неё идти дым?

— С отвращением отношусь к курящим женщинам, — презрительно проинформировал объект любви.

— Любимый, считай, что я уже бросила, причём навсегда, — пообещала соблазнительница, но курить, струшивая пепел на пол, не прекратила. — Может, потанцуем? Или я сама потанцую, заодно под музыку разденусь.

— Ненавижу танцы, да и музыку вообще! Ну, кроме разве что гитары в бардовских песнях.

— Тогда обойдёмся без танцев.

Она, наконец, погасила сигарету, точнее, окурок, догоревший до самого фильтра. Затем подошла к Евгению Викторовичу и поцеловала его в губы.

— Поцелуй с курящей женщиной по ощущениям подобен облизыванию пепельницы, — сообщил он.

— Неужели я для тебя совсем не привлекательна? — расстроилась Ромуальдовна. — Ну, посмотри на меня как следует. Особенно на босоножки.

— Зачем мне на них смотреть? Я не фетишист.

— Моя любовь безответна, — женщина горько заплакала (за редким исключением, в нужный момент любая женщина может горько заплакать, и некоторые неопытные в подобных делах мужчины иногда принимают эти слёзы всерьёз).

— Ты что, хочешь меня соблазнить? — догадался хозяин квартиры.

— Дошло, наконец! — она зарыдала ещё сильнее.

— Понимаешь, в чём тут дело, — попытался её утешить Евгений Викторович. — Ты ведь замужем. Я не хочу ломать чужую семью. Да и одна из заповедей Божьих велит не прелюбодействовать.

— Любовь выше всех заповедей, вместе взятых! — сквозь слёзы выкрикнула Ромуальдовна. — Она их напрочь отменяет!

— Давай так. Если твой супруг не против, то всё в порядке. В его присутствии это, пожалуй, уже не будет прелюбодеянием. Зови его.

— У меня нет с собой телефона, а номеров я не помню.

— Это — мелочь, — Евгений Викторович вынул из кармана мобильный телефон, и не просто телефон, а именно принадлежащий Ромуальдовне. — Время относительно, я взял телефон из будущего.

— А что, в будущем он будет лежать в твоём кармане?

— Не беспокойся. Пространство тоже относительно. Понимаешь, время и пространство — всего лишь четыре оси континуума с бесконечным количеством измерений, и все эти измерения относительны.

— Какой ты умный, — восхитилась Ромуальдовна. — Как это меня заводит!

— Погоди заводиться. Звони.

Она вызвала номер Жоры, но ответил не он, а Сатана.

— Уважаемая Ромуальдовна, к сожалению, милейший Георгий Борисович крайне занят. Я не смогу его заменить? Как там, кстати, обстоят наши дела?

— Вы не сможете его заменить. Чтобы произошло то, что мы запланировали, требуется личное присутствие Жоры.

— Зачем? Неужели там темно и он должен подержать свечку?

— Это требование Евгения Викторовича.

— Ладно, успокойтесь. Сейчас Георгий Борисович к вам подъедет. Раз надо, значит, надо, — Сатана оборвал связь.

Загрузка...