Орк из России. Сделано с любовью

Глава 6

Тимур

Спа-салон в юрте – это вещь! Накупался от души, отдохнул, в голове ни одной путной мысли. Банщик – мастер своего дела. Я ему так и сказал:

– Спасибо, как заново родился! Мастер!

На что он ответил:

– С возвращением, хан.

Зря я раньше ходил только в баню. Определенно, зря. Стеснялся чего-то, якобы настоящему мужчине в салоне делать нечего, дурак. Вылез из воды, и мне сразу подали шёлковые брюки и рубашку, все как на меня шитое, а в дополнение еще пару мягких сапог как у тех лучников, очень удобно. Правда, подошва из замши, наверняка скользить будут, ну да ладно, я же тут ненадолго.

Столик уже накрыт и ломится от нормальной еды, радость-то какая. Копченый куренок, ребра с мангала, истекающие прозрачным жиром, свежайшие круглые булки в обсыпке из мелких орешков. Рядом прозрачные наливные яблоки, я таких уже лет пять не видел нигде, грозди винограда и чудо чудное, раскрытый, будто бы лопнувший от натуги переспевшей мякоти, гранат полный зерен без косточек. Кувшины из серебра с соком и высокие кубки. Столовых приборов, правда, нет, только острый кинжал, перестарались они с колоритом, да мы не гордые. Уселся на оттоманку и почувствовал себя настоящим ханом, разве что гурий не хватает. И бумажных салфеток. Любезно положенный на край столика тонкий платок для вытирания пальцев мне будет жаль портить, ну да ладно.

С неимоверным наслаждением впился зубами в горячее, пахнущее копчением мясо. Мечты просто обязаны иногда сбываться, даже такие незначительные с первого взгляда.

К тому моменту, как я прикончил гранат и куренка, в шатер, низко кланяясь, вошёл мужчина в длинном халате с чалмой на голове и прямо с порога хорошо поставленным голосом зазывалы с рынка начал:

– Да воссияет новая звезда во имя чудесного возвращения хана.

– Непременно.

Мужчина поднял на меня свои небольшие острые черные глаза, шевельнул нижней челюстью, отчего его тонкая бородка качнулась из стороны в сторону и, ни слова больше не говоря, подошел к столу.

– Как тебя зовут, иномирец?

– Тимур.

– Тимур, значит. Я могу посмотреть на кольцо?

– Прошу, только снимать с шеи не буду, талисман.

– Понимаю.

Сухие пальцы проворно огладили вязь символов на колечке, словно ощупали. Губы мужчины при этом сами собой начали шевелиться, будто бы читая беззвучно какую-то надпись.

– Знаешь, что тут написано?

– Нет.

– Это родовое кольцо славного рода хана Гурэя, оно катится из поколения в поколение уже не одну сотню лет, подобно солнцу встречая каждого нового владельца. Первый полукруг означает власть над небом, второй полукруг означает власть над землей. Раскрытая ладонь – мир всем, принявшим закон Орды. Меч – неминуемую кару нарушившим, точки – власть над Ордой и покоренными ею народами.

– Любопытная трактовка. Я бы не догадался такое придумать.

– А деда звали тоже Тимуром?

– Да, меня в его честь и назвали. Он же герой, фронтовик.

– Двоюродный брат Гурэя, значит, ну надо же. Забавные шутки порой выкидывает богиня судьбы. А здесь как очутился?

– А вы не знаете? Бесовка ваша чем-то напоила и приволокла на алтарь к каким-то карликам.

– К дворфам? А ты, стало быть, не подошел в качестве добровольной жертвы. Кровь не та.

– Угум. Повар угодил, мастер. У вас отлично подобран персонал и реквизит, я в полном восторге, если честно.

– Что ж, младшая ветвь, против закона я не пойду. Но если объявить Орде правду как она есть, могут появиться несогласные, и усилится смута. Нет, это исключено. Тогда имеет смысл оставить все как есть, вернулся и вернулся. Ну потемнел кожей, так почему бы и нет. Всякое могло случиться, я подтвержу. То, что никого не помнит, так это мелочи. Близко с Гурэем никто не общался, а объяснить, кто есть кто, сумею и я. Идеальная подмена, еще и одарён. Дар редкий и удобный для Орды – удачливость.

– Простите, я вас не совсем понимаю. Вы о чем сейчас?

– Да так. О своем. Точнее, теперь о нашем. Ты хоть понимаешь, куда попал, и кто ты есть?

– Фирма по организации досуга? Квестов?

– Что-то вроде того. Сиди, смотри и запоминай!

Стены и пол шатра пошли рябью. Мы стоим на вершине небольшого холма, а прямо перед нами по полю бредет целое войско, поднимая невероятную пыль и ее же глотая. Слоны в боевой сбруе из блестящих пластин, лошади, звенящие бубенцами, рослые мужчины, похожие на меня, карлики, толпа остроухих с луками на плечах, груженые скарбом телеги, дети снуют то тут, то там, женщины верхом и в телегах едут в конце странной процессии, занявшей все поле.

– Орда!

– Потрясающие спецэффекты!

Воздух вокруг нас завибрировал и покрылся рябью. Мы снова в шатре, только теперь в другом. С потолка более не свисают расшитые ленты, и у входа стоят двое громил-великанов. Один из них – мой дед, каким я видел его на фотографиях с фронта. Молодой, серолицый и очень высокий, а напротив него почти полный его двойник, только чуть пониже ростом, да черты лица мягче. По спине пронесся табун мурашек, даже яблоко выпало из руки и покатилось по полу к ногам мужчин.

– Ты сам слышал, что сказал мне шаман. Моя истинная любовь живет в другом мире, туда скоро придет война, и она погибнет, если я не уйду к ней. Тебе я оставлю все. Сохрани и приумножь.

– Если тебе или твоим потомкам будет суждено вновь ступать вместе с Ордой, они получат все, что ты оставляешь, и все, что мне и моим потомкам удастся к этому приумножить. Всю твою долю.

– Будь, по-твоему, брат. Но я не вернусь, мой путь принадлежит иному миру. Моя война продолжится там.

Мираж растворился, и вновь вокруг меня тот же шатер, в котором я был изначально.

– Узнал? Твой дед Тимур и его брат Гурэй, первый из единоправящих ханов.

– Но как?

– Добро пожаловать домой, в Орду, великий хан Тимур. Раз уж судьба была к нам всем благосклонна, править теперь предстоит тебе. Потомок Гурэя умер недавно, к несчастью, он не оставил потомка, Орда стоит на грани великой смуты. Хочешь добрый совет как выжить?

– Как?

– Все решили, что смерть не смогла утащить тебя восвояси, что ты вернулся в Орду оттуда, откуда еще ни один не вернулся. Дай своим людям в это поверить, смени имя. Отныне и во веки веков, ты – великий хан Гурэй – правитель справедливый, всесильный и ярый. Иначе, свои же убьют в борьбе за власть. А то, что кожа твоя изменила оттенок на более смуглый, и ты мало что про себя знаешь, так всякое может быть. Путь твой был тернист и сложен.

– Не понимаю. Бред это все.

– Приподними зад и скинь покрывало с оттоманки.

– Зачем?

– Взгляни, на чем ты сидишь.

Я приподнялся и сбросил парчевое покрывало, приподнял плотно подогнанное сиденье за небольшой ремешок из кожи, заглянул внутрь ящика и оторопел. Россыпь золотых монет, слитков, вперемешку с обработанными камнями. Взял на пробу одну из монеток, по весу как золотая. Попробовал с силой вдавить в нее ноготь. Золото. Очень мягкое, высокопробное золото.

– Но как? Куда я провалился?

– Домой. Ты вернулся домой и берешь то, что принадлежит тебе по праву, хан Гурэй.

– Так не бывает, – ошалело повторил я. Дед, молодой дед, в местной одежде был так иллюзорен, что сквозь его фигуру проходил свет и, вместе с тем, настолько реален. Золото это, полный сундук. Мое родовое кольцо, я же был уверен, что это просто безделица, доставшаяся мне на память. А теперь…Орда и я во главе. Бред чистой воды.

– Так ты согласен? Выбора у тебя все равно нет, и не будет.

– Согласен.

Мужчина резко встал и направился к выходу. На грани царящего внутри полумрака и яркого света он прокричал во всю силу:

– Великий Хан вернулся! Я подтверждаю его право власти над Ордой. Хан с нами!

Эхом со всех сторон раздались крики приветствий и одобрения, стекаясь в единый гул многоголосой толпы.

Я – великий хан. Что за дичь? Зачерпнул ладонью золотые монеты и ручейком отпустил обратно в сундук. И как теперь быть? Бред это, или не бред? Затянувшаяся шутка? Может, стоит пока подыграть, а там будет видно?

Антей

Дверь комнаты отворилась с громким скрипом. Внутрь ввалилась стража, удерживающая под руки с двух сторон щуплого человеческого мальчишку на вид лет восьми, совсем как мои ученики, только бескрылого. Моська грязная, волосы дыбом, сопротивляется изо всех сил, бьется, словно рыба в сетях. Я встал навстречу, цепь не позволяет дойти до дверей. Стража с силой толкнула несчастного паренька вперед. Еле успел поймать этот живой снаряд растопыренными руками, чтоб тот не грохнулся на пол. Мальчишка забился в моих руках еще сильней, пришлось обхватить покрепче. От входа раздался неясный мне возглас «Ох!» и грохот закрывающейся двери. Парнишка орет, бьется, разбил мне губу затылком, оцарапал руки. Рубашка моя промокла насквозь от его слез. Держу еле-еле, а отпустить страшно, такая истерика, что же с ним сотворили, и в чем он может быть виноват? Попытался уволочь в угол на кровать, чтоб присесть, упирается, вьется ужом. Шепчу ему: «Тише- тише», не помогает. Попробовал гладить по спине свободной рукой, так вмиг расслабился и заревел в голос. Удалось подхватить на руки и прижать к груди, ну и неважно, что человек, все же ребенок. Качаю, баюкаю, донес до кровати. Пою что-то несуразное из наших родных колыбельных. Вроде начал затихать. Достал из кармана чудом уцелевшую сладость, брал с собой в путь – кусочек медовой коврижки, протянул в грязные ручки. Ест и тихонько скулит, ну точно щенок. Глажу по лохматой головке, обнимаю за плечи, качаю. Детеныш плачет и ест. Оставил на кровати его одного, сходил за уцелевшим кувшином воды. Поднос с мясом опрокинулся на пол. Протянул, так парень забился в самый угол кровати у стенки.

– «Умойся», показываю ему рукой, будто оттираю лицо.

Машет головой, снова ревет, что ты будешь делать. Пришлось достать свой платок и кое-как оттирать сопливую мордашку человеческого ребенка. Тот уворачивается, хватает меня за пальцы свободной рукой. Неужели так привык ходить грязным? Попытался оттереть ему рот, малыш цапнул меня сквозь платок за палец до крови, я от удивления и боли взвыл в голос, напугал его еще больше. Тот подлетел с кровати и начал носиться по комнате, цепляясь за закрытые ставни в редких прыжках. Я замер, как сидел, на корточках у кровати, от шока не понимая, что делать с этим детёнышем. Все же какая огромная разница между нашими эльфятами и этим человечком. Пока размышлял, мальчишка на бегу поскользнулся на куске мяса и грохнулся башкой об пол. Подбежал, чтоб утешить и получил с размаху по голове куренком. Нет, так дело не пойдет. Нагнулся, схватить, тот вывернулся, насилу поймал в прыжке, запутавшись в собственной цепи. Лежу весь в крови от куска мяса, от своей разбитой губы, паренек затих в объятиях, уже чудо. Свободной рукой тихонько начал ощупывать голову ребятёнка. Шишка, точно, будет. Смахнул с крыла немного пыльцы и стряхнул на ссадину. Сижу, дую на шишку, жду, пока впитается в ранку пыльца, должно помочь. Людям, я слышал, всегда помогает, пыльца, отданная добровольно. Дверь в камеру распахнулась, на порог вывалилось двое стражей с кувшином воды. Я хотел попросить забрать ребенка куда подальше. Если это такая изощренная пытка, я сам отдам пыльцу. Но не успел. Стражник постарше зажал ладонью рот и, согнувшись, выбежал прочь. Молодой как-то слегка неестественно широко улыбнулся, поставил кувшин у стены и тоже выскочил, не успел я и слова сказать. А мне что теперь делать? Палец прокушен и ноет, с губы капает кровь, запястье безбожно натерто цепью, ко лбу прилип кусочек куриной кожи. Может, малыша связать покрывалом, так жалко его. Обхватил вокруг талии и пошел к кувшину, надо попробовать хоть как-то отмыться от крови самому, умыть ребенка и прибраться в комнате. Радует, что меня никто не ограбил. В карманах осталась вся моя снедь и небольшой запас сухих коврижек. С голоду до ночи не пропадем. Скорей бы закат, я рискнул бы открыть ставни на окнах и осмотреться.

Во дворе

Стражи сидели, устало вытянув ноги на хозяйственном дворе замка, сюда уж наверняка не заглянет никто из начальства, можно смело разложить съестные припасы перед собой и насладиться мнимым покоем. Крестьянки, завершающие свой день, полный хлопот, устало и немного лениво разводили по стайкам отъевшийся за день на лугах скот. Вот и Августа привела на ночлег корову и, перекинув длинную веревку через плечо, пошла в сторону дома. Красивая женщина, зайтейливо повязанный платок с трудом покрывал косу, свившуюся на голове в форме тугого кольца.

– Неужели моего охламона не боитесь. Расселись тут, еду на платке разложили. Опять же что-нибудь у вас схватит, а мне потом жаловаться будете.

– Да не схватит.

– Это почему еще? Случилось что?

– Сегодня крылатого поймали, а твой, в аккурат, около наместника суетился.

– Ну, говори, что ты медлишь-то.

– Схватили его, да и закинули в башню.

– Так это даже полезно, может, хоть поумнеет, как денек взаперти посидит.

– Его к крылатому закинули, ты не поняла. Скормили.

Женщина охнула, схватилась руками сначала за сердце, потом за подол юбки и понеслась бегом в сторону башни. Где расположены окна камер, знала она прекрасно, не раз туда запирали одуматься на день-другой кого-то из местных.

Антей

Ребенок ни на секунду не давал мне покоя, кое как удалось усадить его на постель. Пока я читаю мелодичный текст старой баллады, вроде сидит. Стоит прерваться, начинает или реветь или бить меня, чем придется. Один из кувшинов слегка погнул о мое плечо. Внезапно для меня малыш задремал, и я смог, наконец-то, прокрасться к окну и распахнуть ставни. На душе легче не стало. Всего лишь второй этаж, можно было бы попытаться и спрыгнуть, но решётка не даст. Расстояние между прутьев достаточное, чтоб просунуть руку и даже плечо, но голова уже не пролезет. Может, ребенка удастся отсюда выпроводить, но если пропихну сквозь решетку, так разобьётся. А если взять покрывало и разорвать на полосы? Прокрался к кровати на цыпочках, только бы не разбудить маленькое чудовище. Нет, покрывало слишком тонкое, веревок из него не сделать, порвутся. Трубный вой заставил меня подлететь над полом, где-то под окном взревел дикий зверь, не меньше. Малыш вскочил и рванул с причитаниями к окну, я подошел следом. Внизу стояла женщина и орала что-то на местном наречии, малыш тянул к ней свои ручки сквозь прутья, силясь выбраться наружу. Еле успел ухватить паршивца за ворот рубашки, разобьётся ведь насмерть, двор мощен камнем. Женщина заорала раненым волком, и тут я заметил веревку у нее на плече. Показал на нее пальцем и будто бы потянул наверх к окну. Та орет, не понимает меня. Ребенок ей что-то показывает ручонками. Вроде догадалась, сняла с плеча и кинула нам в окно. Со второй попытки мне удалось поймать спасительный предмет. Дело осталось за малым, прикрепить к ней паршивца, пока кто-то готов его забрать. Сдернул с кровати покрывало, связал вместе концы, получилось что-то вроде петли из ткани или гамака. Ребенок, о чудо, все понял. Выкинул в окно эту петлю, намотал веревку на руку, уперся в стену ногой. Детеныш уже было полез сквозь решетку, но под вздох женщины рванул обратно. Подхватил с пола куренка и мясо, нежно прижал их к груди и только после этого смело проскользнул в свой гамачок. Я начал потихоньку отпускать веревку, лишь бы не качнуть и не ударить по стене. Мальчишка высунул на меня моську и ткнул себе пальцем в грудь.

– Салли.

– Антей, – улыбнулся я ему из последних сил. Хоть бы веревки хватило, хоть бы стража не увидела пропажу моего мучителя. Мать ребенка стоит с поднятыми к небу руками, силясь поймать драгоценную ношу. Определенно, это его мама, ведь только мать может так переживать о таком редкостном паршивце. Наконец-то ей удалось обнять гамачок. Парень высунулся навстречу матери, обнял, сунул ей в руки свою добычу и унесся опрометью куда-то вдаль. Я начал быстро затягивать веревку обратно. Все же покрывало стоит вернуть на место, мало ли.

Антей

Дверь комнаты отворилась с громким скрипом. Внутрь ввалилась стража, удерживающая под руки с двух сторон щуплого человеческого мальчишку на вид лет восьми, совсем как мои ученики, только бескрылого. Моська грязная, волосы дыбом, сопротивляется изо всех сил, бьется, словно рыба в сетях. Я встал навстречу, цепь не позволяет дойти до дверей. Стража с силой толкнула несчастного паренька вперед. Еле успел поймать этот живой снаряд растопыренными руками, чтоб тот не грохнулся на пол. Мальчишка забился в моих руках еще сильней, пришлось обхватить покрепче. От входа раздался неясный мне возглас «Ох!» и грохот закрывающейся двери. Парнишка орет, бьется, разбил мне губу затылком, оцарапал руки. Рубашка моя промокла насквозь от его слез. Держу еле-еле, а отпустить страшно, такая истерика, что же с ним сотворили, и в чем он может быть виноват? Попытался уволочь в угол на кровать, чтоб присесть, упирается, вьется ужом. Шепчу ему: «Тише- тише», не помогает. Попробовал гладить по спине свободной рукой, так вмиг расслабился и заревел в голос. Удалось подхватить на руки и прижать к груди, ну и неважно, что человек, все же ребенок. Качаю, баюкаю, донес до кровати. Пою что-то несуразное из наших родных колыбельных. Вроде начал затихать. Достал из кармана чудом уцелевшую сладость, брал с собой в путь – кусочек медовой коврижки, протянул в грязные ручки. Ест и тихонько скулит, ну точно щенок. Глажу по лохматой головке, обнимаю за плечи, качаю. Детеныш плачет и ест. Оставил на кровати его одного, сходил за уцелевшим кувшином воды. Поднос с мясом опрокинулся на пол. Протянул, так парень забился в самый угол кровати у стенки.

– «Умойся», показываю ему рукой, будто оттираю лицо.

Машет головой, снова ревет, что ты будешь делать. Пришлось достать свой платок и кое-как оттирать сопливую мордашку человеческого ребенка. Тот уворачивается, хватает меня за пальцы свободной рукой. Неужели так привык ходить грязным? Попытался оттереть ему рот, малыш цапнул меня сквозь платок за палец до крови, я от удивления и боли взвыл в голос, напугал его еще больше. Тот подлетел с кровати и начал носиться по комнате, цепляясь за закрытые ставни в редких прыжках. Я замер, как сидел, на корточках у кровати, от шока не понимая, что делать с этим детёнышем. Все же какая огромная разница между нашими эльфятами и этим человечком. Пока размышлял, мальчишка на бегу поскользнулся на куске мяса и грохнулся башкой об пол. Подбежал, чтоб утешить и получил с размаху по голове куренком. Нет, так дело не пойдет. Нагнулся, схватить, тот вывернулся, насилу поймал в прыжке, запутавшись в собственной цепи. Лежу весь в крови от куска мяса, от своей разбитой губы, паренек затих в объятиях, уже чудо. Свободной рукой тихонько начал ощупывать голову ребятёнка. Шишка, точно, будет. Смахнул с крыла немного пыльцы и стряхнул на ссадину. Сижу, дую на шишку, жду, пока впитается в ранку пыльца, должно помочь. Людям, я слышал, всегда помогает, пыльца, отданная добровольно. Дверь в камеру распахнулась, на порог вывалилось двое стражей с кувшином воды. Я хотел попросить забрать ребенка куда подальше. Если это такая изощренная пытка, я сам отдам пыльцу. Но не успел. Стражник постарше зажал ладонью рот и, согнувшись, выбежал прочь. Молодой как-то слегка неестественно широко улыбнулся, поставил кувшин у стены и тоже выскочил, не успел я и слова сказать. А мне что теперь делать? Палец прокушен и ноет, с губы капает кровь, запястье безбожно натерто цепью, ко лбу прилип кусочек куриной кожи. Может, малыша связать покрывалом, так жалко его. Обхватил вокруг талии и пошел к кувшину, надо попробовать хоть как-то отмыться от крови самому, умыть ребенка и прибраться в комнате. Радует, что меня никто не ограбил. В карманах осталась вся моя снедь и небольшой запас сухих коврижек. С голоду до ночи не пропадем. Скорей бы закат, я рискнул бы открыть ставни на окнах и осмотреться.

Во дворе

Стражи сидели, устало вытянув ноги на хозяйственном дворе замка, сюда уж наверняка не заглянет никто из начальства, можно смело разложить съестные припасы перед собой и насладиться мнимым покоем. Крестьянки, завершающие свой день, полный хлопот, устало и немного лениво разводили по стайкам отъевшийся за день на лугах скот. Вот и Августа привела на ночлег корову и, перекинув длинную веревку через плечо, пошла в сторону дома. Красивая женщина, зайтейливо повязанный платок с трудом покрывал косу, свившуюся на голове в форме тугого кольца.

– Неужели моего охламона не боитесь. Расселись тут, еду на платке разложили. Опять же что-нибудь у вас схватит, а мне потом жаловаться будете.

– Да не схватит.

– Это почему еще? Случилось что?

– Сегодня крылатого поймали, а твой, в аккурат, около наместника суетился.

– Ну, говори, что ты медлишь-то.

– Схватили его, да и закинули в башню.

– Так это даже полезно, может, хоть поумнеет, как денек взаперти посидит.

– Его к крылатому закинули, ты не поняла. Скормили.

Женщина охнула, схватилась руками сначала за сердце, потом за подол юбки и понеслась бегом в сторону башни. Где расположены окна камер, знала она прекрасно, не раз туда запирали одуматься на день-другой кого-то из местных.

Антей

Ребенок ни на секунду не давал мне покоя, кое как удалось усадить его на постель. Пока я читаю мелодичный текст старой баллады, вроде сидит. Стоит прерваться, начинает или реветь или бить меня, чем придется. Один из кувшинов слегка погнул о мое плечо. Внезапно для меня малыш задремал, и я смог, наконец-то, прокрасться к окну и распахнуть ставни. На душе легче не стало. Всего лишь второй этаж, можно было бы попытаться и спрыгнуть, но решётка не даст. Расстояние между прутьев достаточное, чтоб просунуть руку и даже плечо, но голова уже не пролезет. Может, ребенка удастся отсюда выпроводить, но если пропихну сквозь решетку, так разобьётся. А если взять покрывало и разорвать на полосы? Прокрался к кровати на цыпочках, только бы не разбудить маленькое чудовище. Нет, покрывало слишком тонкое, веревок из него не сделать, порвутся. Трубный вой заставил меня подлететь над полом, где-то под окном взревел дикий зверь, не меньше. Малыш вскочил и рванул с причитаниями к окну, я подошел следом. Внизу стояла женщина и орала что-то на местном наречии, малыш тянул к ней свои ручки сквозь прутья, силясь выбраться наружу. Еле успел ухватить паршивца за ворот рубашки, разобьётся ведь насмерть, двор мощен камнем. Женщина заорала раненым волком, и тут я заметил веревку у нее на плече. Показал на нее пальцем и будто бы потянул наверх к окну. Та орет, не понимает меня. Ребенок ей что-то показывает ручонками. Вроде догадалась, сняла с плеча и кинула нам в окно. Со второй попытки мне удалось поймать спасительный предмет. Дело осталось за малым, прикрепить к ней паршивца, пока кто-то готов его забрать. Сдернул с кровати покрывало, связал вместе концы, получилось что-то вроде петли из ткани или гамака. Ребенок, о чудо, все понял. Выкинул в окно эту петлю, намотал веревку на руку, уперся в стену ногой. Детеныш уже было полез сквозь решетку, но под вздох женщины рванул обратно. Подхватил с пола куренка и мясо, нежно прижал их к груди и только после этого смело проскользнул в свой гамачок. Я начал потихоньку отпускать веревку, лишь бы не качнуть и не ударить по стене. Мальчишка высунул на меня моську и ткнул себе пальцем в грудь.

– Салли.

– Антей, – улыбнулся я ему из последних сил. Хоть бы веревки хватило, хоть бы стража не увидела пропажу моего мучителя. Мать ребенка стоит с поднятыми к небу руками, силясь поймать драгоценную ношу. Определенно, это его мама, ведь только мать может так переживать о таком редкостном паршивце. Наконец-то ей удалось обнять гамачок. Парень высунулся навстречу матери, обнял, сунул ей в руки свою добычу и унесся опрометью куда-то вдаль. Я начал быстро затягивать веревку обратно. Все же покрывало стоит вернуть на место, мало ли.

Антей

Дверь комнаты отворилась с громким скрипом. Внутрь ввалилась стража, удерживающая под руки с двух сторон щуплого человеческого мальчишку на вид лет восьми, совсем как мои ученики, только бескрылого. Моська грязная, волосы дыбом, сопротивляется изо всех сил, бьется, словно рыба в сетях. Я встал навстречу, цепь не позволяет дойти до дверей. Стража с силой толкнула несчастного паренька вперед. Еле успел поймать этот живой снаряд растопыренными руками, чтоб тот не грохнулся на пол. Мальчишка забился в моих руках еще сильней, пришлось обхватить покрепче. От входа раздался неясный мне возглас «Ох!» и грохот закрывающейся двери. Парнишка орет, бьется, разбил мне губу затылком, оцарапал руки. Рубашка моя промокла насквозь от его слез. Держу еле-еле, а отпустить страшно, такая истерика, что же с ним сотворили, и в чем он может быть виноват? Попытался уволочь в угол на кровать, чтоб присесть, упирается, вьется ужом. Шепчу ему: «Тише- тише», не помогает. Попробовал гладить по спине свободной рукой, так вмиг расслабился и заревел в голос. Удалось подхватить на руки и прижать к груди, ну и неважно, что человек, все же ребенок. Качаю, баюкаю, донес до кровати. Пою что-то несуразное из наших родных колыбельных. Вроде начал затихать. Достал из кармана чудом уцелевшую сладость, брал с собой в путь – кусочек медовой коврижки, протянул в грязные ручки. Ест и тихонько скулит, ну точно щенок. Глажу по лохматой головке, обнимаю за плечи, качаю. Детеныш плачет и ест. Оставил на кровати его одного, сходил за уцелевшим кувшином воды. Поднос с мясом опрокинулся на пол. Протянул, так парень забился в самый угол кровати у стенки.

– «Умойся», показываю ему рукой, будто оттираю лицо.

Машет головой, снова ревет, что ты будешь делать. Пришлось достать свой платок и кое-как оттирать сопливую мордашку человеческого ребенка. Тот уворачивается, хватает меня за пальцы свободной рукой. Неужели так привык ходить грязным? Попытался оттереть ему рот, малыш цапнул меня сквозь платок за палец до крови, я от удивления и боли взвыл в голос, напугал его еще больше. Тот подлетел с кровати и начал носиться по комнате, цепляясь за закрытые ставни в редких прыжках. Я замер, как сидел, на корточках у кровати, от шока не понимая, что делать с этим детёнышем. Все же какая огромная разница между нашими эльфятами и этим человечком. Пока размышлял, мальчишка на бегу поскользнулся на куске мяса и грохнулся башкой об пол. Подбежал, чтоб утешить и получил с размаху по голове куренком. Нет, так дело не пойдет. Нагнулся, схватить, тот вывернулся, насилу поймал в прыжке, запутавшись в собственной цепи. Лежу весь в крови от куска мяса, от своей разбитой губы, паренек затих в объятиях, уже чудо. Свободной рукой тихонько начал ощупывать голову ребятёнка. Шишка, точно, будет. Смахнул с крыла немного пыльцы и стряхнул на ссадину. Сижу, дую на шишку, жду, пока впитается в ранку пыльца, должно помочь. Людям, я слышал, всегда помогает, пыльца, отданная добровольно. Дверь в камеру распахнулась, на порог вывалилось двое стражей с кувшином воды. Я хотел попросить забрать ребенка куда подальше. Если это такая изощренная пытка, я сам отдам пыльцу. Но не успел. Стражник постарше зажал ладонью рот и, согнувшись, выбежал прочь. Молодой как-то слегка неестественно широко улыбнулся, поставил кувшин у стены и тоже выскочил, не успел я и слова сказать. А мне что теперь делать? Палец прокушен и ноет, с губы капает кровь, запястье безбожно натерто цепью, ко лбу прилип кусочек куриной кожи. Может, малыша связать покрывалом, так жалко его. Обхватил вокруг талии и пошел к кувшину, надо попробовать хоть как-то отмыться от крови самому, умыть ребенка и прибраться в комнате. Радует, что меня никто не ограбил. В карманах осталась вся моя снедь и небольшой запас сухих коврижек. С голоду до ночи не пропадем. Скорей бы закат, я рискнул бы открыть ставни на окнах и осмотреться.

Во дворе

Стражи сидели, устало вытянув ноги на хозяйственном дворе замка, сюда уж наверняка не заглянет никто из начальства, можно смело разложить съестные припасы перед собой и насладиться мнимым покоем. Крестьянки, завершающие свой день, полный хлопот, устало и немного лениво разводили по стайкам отъевшийся за день на лугах скот. Вот и Августа привела на ночлег корову и, перекинув длинную веревку через плечо, пошла в сторону дома. Красивая женщина, зайтейливо повязанный платок с трудом покрывал косу, свившуюся на голове в форме тугого кольца.

– Неужели моего охламона не боитесь. Расселись тут, еду на платке разложили. Опять же что-нибудь у вас схватит, а мне потом жаловаться будете.

– Да не схватит.

– Это почему еще? Случилось что?

– Сегодня крылатого поймали, а твой, в аккурат, около наместника суетился.

– Ну, говори, что ты медлишь-то.

– Схватили его, да и закинули в башню.

– Так это даже полезно, может, хоть поумнеет, как денек взаперти посидит.

– Его к крылатому закинули, ты не поняла. Скормили.

Женщина охнула, схватилась руками сначала за сердце, потом за подол юбки и понеслась бегом в сторону башни. Где расположены окна камер, знала она прекрасно, не раз туда запирали одуматься на день-другой кого-то из местных.

Антей

Ребенок ни на секунду не давал мне покоя, кое как удалось усадить его на постель. Пока я читаю мелодичный текст старой баллады, вроде сидит. Стоит прерваться, начинает или реветь или бить меня, чем придется. Один из кувшинов слегка погнул о мое плечо. Внезапно для меня малыш задремал, и я смог, наконец-то, прокрасться к окну и распахнуть ставни. На душе легче не стало. Всего лишь второй этаж, можно было бы попытаться и спрыгнуть, но решётка не даст. Расстояние между прутьев достаточное, чтоб просунуть руку и даже плечо, но голова уже не пролезет. Может, ребенка удастся отсюда выпроводить, но если пропихну сквозь решетку, так разобьётся. А если взять покрывало и разорвать на полосы? Прокрался к кровати на цыпочках, только бы не разбудить маленькое чудовище. Нет, покрывало слишком тонкое, веревок из него не сделать, порвутся. Трубный вой заставил меня подлететь над полом, где-то под окном взревел дикий зверь, не меньше. Малыш вскочил и рванул с причитаниями к окну, я подошел следом. Внизу стояла женщина и орала что-то на местном наречии, малыш тянул к ней свои ручки сквозь прутья, силясь выбраться наружу. Еле успел ухватить паршивца за ворот рубашки, разобьётся ведь насмерть, двор мощен камнем. Женщина заорала раненым волком, и тут я заметил веревку у нее на плече. Показал на нее пальцем и будто бы потянул наверх к окну. Та орет, не понимает меня. Ребенок ей что-то показывает ручонками. Вроде догадалась, сняла с плеча и кинула нам в окно. Со второй попытки мне удалось поймать спасительный предмет. Дело осталось за малым, прикрепить к ней паршивца, пока кто-то готов его забрать. Сдернул с кровати покрывало, связал вместе концы, получилось что-то вроде петли из ткани или гамака. Ребенок, о чудо, все понял. Выкинул в окно эту петлю, намотал веревку на руку, уперся в стену ногой. Детеныш уже было полез сквозь решетку, но под вздох женщины рванул обратно. Подхватил с пола куренка и мясо, нежно прижал их к груди и только после этого смело проскользнул в свой гамачок. Я начал потихоньку отпускать веревку, лишь бы не качнуть и не ударить по стене. Мальчишка высунул на меня моську и ткнул себе пальцем в грудь.

– Салли.

– Антей, – улыбнулся я ему из последних сил. Хоть бы веревки хватило, хоть бы стража не увидела пропажу моего мучителя. Мать ребенка стоит с поднятыми к небу руками, силясь поймать драгоценную ношу. Определенно, это его мама, ведь только мать может так переживать о таком редкостном паршивце. Наконец-то ей удалось обнять гамачок. Парень высунулся навстречу матери, обнял, сунул ей в руки свою добычу и унесся опрометью куда-то вдаль. Я начал быстро затягивать веревку обратно. Все же покрывало стоит вернуть на место, мало ли.