Орел и Ворон

Глава 2

Слава Богу, без дождя.

Лето наконец-то начинает действительно походить на лето…

Я откинулся на тюк с соломой и глубоко вздохнул. Эскадрон отдыхает. А мысли мои невольно вернулись к тому, что еще пару дней назад произошло в шатре князя Михаила… Солдат тогда пришлось поставить перед фактом — мы остаемся.

Стрекочут кузнечики. Солнце приятно припекает… А от рябящей зелени буквально болят глаза.

Красота…

Я был согласен с Шуйским — но мой командир Делагарди.

А ведь молодой князь битый час доказывал шведу, что необходимо развить успех и направить все силы на Москву! Ведь именно сейчас у нас появился реальный шанс разгромить мятежников и поляков, закончив войну в ближайшем будущем.

Но генерал стоял на своем…

— Пойми, Михаил, сейчас нужно не развивать успех, а сохранить его! Ты мой друг и соратник, но я считаю, что сейчас неразумно идти на Москву. В конце концов, до того момента пока здесь, — Делагарди махнул рукой в сторону Твери, — в нашем тылу, остается не захваченная крепость. А в ней собака Красовский со своим гарнизоном! Не боишься, что ударит тебе в спину, а, князь?

— Ляхов бояться — за свою страну не сражаться.

Скопин-Шуйский был серьезен, несмотря на кажущийся шуточным ответ.

— Я тебя понимаю, Якоб, твоим наемникам нужно платить, им нужна добыча. Но когда мы разобьем Тушинского вора и снимем с Москвы осаду, твои люди получат вдвойне — да даже втройне против того, что сумели бы взять в итак разоренной ворами Твери! Понимаешь?! А Красовский разве решится на вылазку с горсткой воров? Скорее он оставит Тверь и побежит на запад, с повинной головой к Сигизмунду… Знаешь, мне вторую ночь снится Георгий Победоносец, змея попирающий. Это ли не знак?!

Но генерал, не смотря на всю очевидность правоты князя, лишь отрицательно мотнул головой:

— Извини, Михаил. Я давно воюю и больше верю в солдатское упрямство и собственное чутье, чем в вещие сны. Вот, — он указал на меня, — в бою за правое дело каждый из них «победоносец»… Мы останемся под Тверью прикрывать твой тыл. Может и крепость возьмем.

Лицо Скопина-Шуйского потемнело от негодования, казалось, что он сейчас сорвется и наговорит сгоряча много лишних слов. Генерал также весь подобрался и вытянулся, словно на параде — словно прямая спина и вскинутый подбородок помогли бы ему пережить грядущую бурю… Но урагана не последовало: Михаил лишь махнул рукой.

— Называй все своими словами, Якоб! Тверь нужна тебе на разграбление, чтобы насытить ненасытную алчность твоих наемников! Что же, плохо быть генералом, чье воинство служит только за злато?! Оставайся, Якоб. Оставайся… А я ухожу.

Делагарди склонил голову:

— Как будет угодно, князь. И… Бог в помощь.

— Вспомнил Бога, Понтуссон? Что же, тогда пообещай мне Его именем, что жители Твери не пострадают от твоих немцев, коли вы возьмете город штурмом.

Генерал помолчал пару мгновений — и тишина эта была тягостной, напряженной. Наконец, он молча склонил голову — вот только никто из присутствующих в шатре не смог бы точно поручиться, было ли это то самое обещание, или таким жестом Делагарди просто повинился перед Скопином-Шуйским, четко понимая, что не сумеет выполнить данного требования?!

Впрочем, Михаил ведь также прекрасно понимает, кто такие наемники и как они воюют. И что от командира их в некоторые моменты ничего не зависит — а потому не стал дожимать генерала, позволив сохранить лицо и не давать обещаний, коих в любом случае не выполнит…

Собственно, на том совет наших вождей и завершился. Покинул шатер князь Михаил чернее тучи… И тут же принялся раздавать отрывистые, резкие приказы, спеша собрать имеющиеся в его личном распоряжение силы для марша на Москву.

А мы — а что мы? Мы, наемники, люди подневольные, как прикажут, так и будем… Сейчас вот дали отдохнуть. Ясновельможный пан Красовский даже не мыслил сделать вылазку из города, так что все относительно спокойно. Наши разведчики вылавливают одиночных лазутчиков самозваного царя и иногда постреливают по показавшимся на городских стенах ворам… Увы, перехваченные разъездами лохматые и вонючие шпионы сами не знают планов своих господ…

Раз в день Делагарди, как настоящий педантичный швед, отправляет гонца в войско Шуйского. Вряд ли князю интересно читать о спокойном быте наемников — скорее он хотел бы видеть их на марше рядом с московитскими ратниками. Но решение Якоба Скопин оспорить не смог (ибо положенных нам по заключенному уговорю выплат мы от царя Василия так и не получили), а порядок есть порядок. Раз генерал обязан доложить — он докладывает.

Мне это нравится. Многие московиты судачат, что мы, немцы — скряги. И не признаем никакого отступления от правил! Но посудите сами: соблюдение небольших, и в общем-то, нетрудных уложений всегда приводит к большому порядку. А порядок приводит к счастью!

Наверное…

Впрочем, стоит признать: московиты чище душой и телом многих моих соотечественников — первое благодаря баням (бр-р-р, но жар там жуткий, а уж когда со всего размаху прилетит веником по спине!), второе… Второе, очевидно, потому, что ортодоксы сумели сохранить чистоту изначальной веры. Их народ не знает борьбы светских правителей и Церкви за землю и власть, московиты никогда не видели и не слышали об индульгенциях, позволяющих грешникам совершать еще большие грехи, считая, что все равно наследуют Рай за горстку золотых… Вот уж истинное кощунство! На Руси не известно про охоту на ведьм, благодаря которой у нас многие красивые женщины отправились в пыточные — а после прямиком на костер… Ибо дали обвинительные показания на самих себя. Еще бы не дать их — на дыбе-то или «колесе»! Туда бы отправить их палачей или церковников, развернувших «охоту» — уверен, что удалось бы выудить признания в еще больших преступлениях! Причем, вполне возможно, что и настоящих. Наконец, все московиты причащаются Телом и Кровью Христовыми — привилегия, за которую чехи пятнадцать лет воевали едва ли не со всей Европой! Так что… У каждого народа есть свои недостатки, свои слабые и сильные стороны. И вспомнить про немецкую педантичность, выдвинув ее вперед, и одновременно с тем задвинуть все хорошее, что в московитах… Было бы крайне несправедливо с моей стороны! Впрочем, я ведь и не пытался… Как здесь говорят: не лезь со своим уставом в чужой монастырь! Да уж, невероятно точны и емки русские по-сло-ви-цы…

А вообще на ум все чаще приходит кажущаяся теперь не столь и безумной мысль: а что, если бросить наемничество, и перейти на русскую службу? Раньше это казалось чем-то совершенно невероятным — но узнав московитов, познав их храбрость и стойкость в бою, узнав чистоту их души… И красоту их женщин, чего уж там! Так вот, взвесив все для себя, я все чаще задумываюсь о том, что мог бы подготовить из воинов поместной конницы отличных рейтар.

И если для перехода на русскую службу потребуется крестить по греческому образцу ортодоксов… Это не встречает никакого сопротивления в моей душе.

Но пока все это остается лишь в моей голове…

Двое суток мы предавались чревоугодию и лени, стоя лагерем под стенами Твери. Шотландец оказался на редкость недурным кулинаром! Хотя много ли надо, чтобы зажарить на вертеле поросенка? Главное, чтобы хватило соли… Однако соус из местных полевых ягод и меда был поистине прекрасен! Степан-Тапани также послужил эскадрону добрую службу на кулинарном поприще, наловив в Волге вдоволь рыбы — улов он умело и вкусно запек на седых углях, надрезав бока рыбин так, чтобы прожарились и их мелкие кости… Остальные высыпались впрок — и это правильно. Солдат никогда не знает, когда ему удастся хорошо поспать, поэтому использует любую возможность для доброго отдыха. Русского меда и пива, кстати, выдавали всего по чарке в день. Сам-то я равнодушен к хмельному, но краем уха слышал, что пикинеры и мушкетеры не слишком этим довольны. Один из офицеров так и вовсе разорался:

— Сегодня урезали пойло, а завтра платить перестанут!

И ведь его горячо поддержали подчиненные…

Я не очень-то люблю пехоту. Хотя с моей нелюбовью к рубке может и стоило пойти в мушкетеры! Говорят, карабинеры у французского Генриха получают невероятные деньги… Ну что же. Не повезло мне родиться французом! Так вот, пехоту я не люблю. Да, они такие же наемники как и мы — но весьма слабо походят на своих «сослуживцев» из Швейцарских кантонов. Верность у ландскнехтов и их последователей не в чести, все измеряется весом и количеством золотых и серебряных монет!

— Что загрустил, командир?

Да уж, Лермонт имеет удивительные способность понимать, когда меня одолевают темные мысли — учитывая, что сам я, как кажется, довольно умело скрываю свои настоящие чувства…

— Ты уверен в нашей пехоте? — прямо спросил я, приподнимаясь с тюка и выплевывая соломинку.

— Себастьян, мы все наемники. Это наша война только потому, что нам платят. И не важно, что думаешь ты или что думая я, или весь наш эскадрон… Многим нравится эта северная страна. Иногда мне даже кажется, что мы на моей родной земле — воздух очень похож. Да и люди… Особенно в Новгороде. Я бы даже остался здесь… Но севернее — там вольготнее. Не в пример Фландрии, гори она огнем!

В моей голове застучали барабаны, обтянутые коричневой кожей. Они громко били у переправы Лессингена… Союзники-голландцы оказались отличными воинами, они сражались за свою родину, но шансов у нас не было… Оранский знал, куда нас отправляет, мы были только отвлекающим маневром — и горсткой наемников оттянули на себя разъяренных испанцев! Я тогда потерял всех своих товарищей… Мориц был военным гением, но на нас он плевать хотел, и ставил победу выше всяких потерь. Вернулись забытые картины: град пуль, выкрики команд на испанском, кажущимся красивым при общении с женщинами — но тогда для меня не было языка более мерзкого и отвратительного… Побережье и войска герцога Альбрехта. Непобедимые испанские терции и белые знамена с красным шипастым крестом! Оглушенного тяжелым ударам палаша, Джока Лермонта я достал из кучи мертвых тел. Как мне удалось дотащить эту громадину до коня, и как нас не закололи испанцы — я до сих пор не понимаю.

А потом был форт Альберт…

— Эй, фон Ронин, да ты меня вообще не слушаешь!

Я улыбнулся:

— Да-да, друг мой. Продолжай.

Лермонт понимающе усмехнулся, после чего успокаивающе произнес:

— Я думаю, что все будет хорошо. Мы двигаемся с победами. Народ доволен, никто не собирается отступать — впереди нас еще ждет справедливая и достойная плата!

Мне осталось лишь неуверенно пожать плечами:

— А ты не думал, друг мой, что когда военная удача нам изменит, то от пехотинцев наших стоит ждать измены?!

Я пристально взглянул на своего заместителя, но горец только хохотнул:

— Ну тогда, я не дам и ломанного гроша и за половину нашей конницы, «достопочтенный сэр». Ты судишь только по своему эскадрону — и тебе повезло, что ТВОИ рейтары преданы лично тебе. В других же эскадронах все будут решать деньги… И размеры потерь.

— А как же честь?

— Честь — ничто для наемника. Его верность покупается золотом.

Я улыбнулся и вновь положил голову на тюфяк, не пытаясь спорить с шотландцем — он ведь, в сущности, прав.

Но не в отношение меня.

К полудню Делагарди собрал совет офицеров. Белый, но уже изрядно запачканный, походный шатер наполнили командиры подразделений. Не сказать, что я особо верил в то, что решения шведа будет кто-то оспаривать, но видимость равноправия льстила командирам.

— Господа! Присаживаться не на что, так что разомнем ноги, а заодно и обсудим один немаловажный вопрос. Стоит ли нам штурмовать Тверь?

Неплохое начало. А самое главное своевременное. Люди отдохнули, выпивки было мало и ее употребление контролировали, грабить не давали, безделье надоедало, особенно когда стоишь лагерем в чистом поле. Момент для предложения был выбран идеально.

Командиры пикенеров в едином порыве подались вперед:

— Конечно, герр Делагарди. Мы в деле!

Еще бы они не были в деле…

Я скупо улыбнулся.

Первые в грабеже. Но и первые на поле боя, как ни крути. Увы, но так сейчас живет большинство наемников в Европе. Не грабящий наемник — это почти святой. От океана и до Московии маршировали ровные шеренги людей готовых сражаться — а заодно и поживиться за чужой счет… Раньше ими были непобедимые до поры швейцарцы, ныне — германские ландскнехты.

Швед повернул голову влево, посмотрев на нас, командиров рейтар:

— Что скажете вы, господа? Нам нужны люди для быстрого штурма, и на стенах крепости нам потребуются и ваши райтшверы, и пистоли, выбивающие мятежников в упор! Тверь — важный опорный пункт и богатый город. Выбирайте, что вам больше по душе — но в любом случае, эту «шкатулку» мы не можем оставить закрытой!

Якоб Понтуссон воистину мастер дипломатии. Объединил любителей наживы и тех, кто уже проникся справедливостью этой войны одним предложение…

За спиной ухмыльнулись французские командиры. Интересно, что им по душе?

Однако в шатре повисло молчание. Ибо конница не желает спешиваться… Осада далека от полевой схватки. А многие рейтары и вовсе никогда не сражались, покинув седло… Но между тем, офицеры пехотинцев выразительно смотрят на нас, ожидая ответа! Вскоре терпение изменило рыжебородому гиганту по прозвищу «Вепрь», помеченному свежей раной на правой щеке:

— Ну и чего вы ждете?! Эти сволочи окопались там и закрылись, охраняя НАШЕ золото! А вы еще думаете?!

— С каких пор это золото стало нашим? — я вопросительно взглянул в бесцветные глаза командира доппельзольднеров, вооруженных двуручными мечами «цвайхандерами» и получающими за опасную службу двойное жалование (оттого и прозвище).

— По праву сильного! Не заберем мы, заберут другие! Посмотрим, как ты будешь говорить после…

Я не удержался от едкой ухмылки:

— Эту неприятность я смогу пережить. А ты?

Рыжий покраснел от злости.

— Святой что ли, красавчик? Неужто пришел в эту дыру за так?! Генерал, — «Вепрь» повернулся к шведу, — отдайте приказ и дело с концом!

Но Делагарди красноречиво промолчал, ожидая моего ответа.

— Я не святой. И не требую от вас святости… Но в отличие от пехоты, наши лошади не слишком умело карабкаются по лестницам и не очень сильны в умение рыть подкопы копытами. Дайте нам время подумать… Вашу точку зрения мы услышали.

Рыжий отошел к пехотинцам. Я вернулся к всадникам.

Сказать по чести — по мне штурм необходим. Но мнение свое я не спешу высказывать. Ибо прежде всего считаю, что наемникам следовало отправиться вместе со Скопиным-Шуйским… Но и эту крепость не очень правильно оставить у себя в тылу. В конце концов, мятежники вполне могут ударить и на север — туда, где без защиты остались города, отдавшие своих ратников князю. И в этом случае они еще и перережут нам пути снабжения… А со штурмом как-нибудь разберемся. Мне и моим людям уж точно не в первый раз штурмовать крепости! Хотя не очень-то и приятно осознавать, что мое мнение совпадает с точкой зрения рыжего дуболома…

Эскадронные командиры тихо переговаривались несколько минут. Мнения разделились: финны поддержали идею штурма, но они всегда были горячими головами, готовыми на любой бой. А вот оставшиеся французы в большинстве своем высказались категорически против своего участия в штурме… Впрочем — пойдут все, пойдут и они, ибо свой кусок добычи хочет ухватить каждый! Немцы же промолчали — но это было молчание наемников, готовых выполнить волю командира.

Вскоре Якоб Понтуссон подозвал меня к себе.

— Ну что, друг мой? Как думаешь, конница согласится спешиться?

— А какое решение бы устроило вас? — я повернулся так, чтобы нас не было слышно.

— Если бы я хотел просиживать штаны, то не стал бы собирать совет!

Я улыбнулся командиру:

— Вы и так могли его не собирать. Ваш приказ для наемников — закон. Не думаю, что кто-то бы воспротивился.

Генерал в ответ повторил мои же мысли:

— Иногда крайне необходимо дать обществу видимость того, что решения принимаются сообща. Да и я готов выслушать разные мнения! — соломенные усы Делагарди поползли вверх, обнажив в улыбке зубы. Понимающе кивнув, я отступил и направился к своим.

— Себастьян, — шепотом обратился ко мне Ганс Арвен, командир французских рейтар, — думаю будет правильным, если именно ты озвучишь общее решение. Ты спас командира, он благоволит тебе.

Я попытался было отвертеться:

— Ерунда. Это был бою, я помог отбиться соратнику. Грудью никого не закрывал!

— Полно тебе. Стал бы он тебе сейчас подзывать… Не о погоде же вы говорили.

Я вынужденно и чуть шутливо поклонился, прекращая неуместный спор:

— Подчиняюсь вашему решению, господа.

После чего шагнул вперед и зычно произнес, глядя прямо на рыжего:

— Генерал! Рейтары к вашим услугам.

Якоб согласно кивнул, а рыжий здоровяк впервые искренне улыбнулся сильно щербатым ртом.

Так вот почему он так невнятно говорит…

Генерал подытожил собрание:

— Штурм назначаю на завтра. Сегодня готовьтесь и отдыхайте. Я в вас верю, солдаты — и также верю, что нет такой крепости, которую мы не возьмем!

…Уже когда все офицеры тронулись к выходу из шатра, ко мне подошел доппельзольднер:

— А ты мне понравился, рейтар. Видел как ты бился впереди нашей шеренги… Герой! Да и мало кто осмеливается мне перечить. Я, Рамон Леви — рыжий хлопнул меня по плечу.

Я ответил вполне себе искренней похвалой:

— Не видел тебя в бою, но учитывая, что ты был в первой шеренге, выжил и не дал противнику вас сломить, герой здесь ты и твои люди.

Рамон довольно хохотнул:

— Увидимся в бою на грешной земле!

— Непременно увидимся!

Доппельзольднер быстро пошел вперед и мой ответ догнал его уже на выходе из шатра…

Лермонт, так же прибывавший на совете (все-таки первое после меня лицо в эскадроне!), перебросил соломинку из одного угла рта в другой.

— А ты умеешь находить друзей, Себастьян.

Резким движением я вырвал палочку изо рта шотландца, шутливо подразнив друга, а после уже неестественно суровым командирским голосом приказал:

— Иди готовься, горец! Завтра сложный день.

— Обижаешь, друг мой. Я готов каждый день своей жизни.

— Скажешь мне это завтра, когда мы вместе с мушкетерами будем месить грязь!

Несмотря на то, что командовал другом я сейчас больше шуточно, все же на деле я настроен вполне себе серьезно. Нужно хорошенько подготовиться к штурму — и как следует выспаться накануне боя…

Мое главное оружие в грядущей битве (если не начнется очередной ливень) — пистоли. И сейчас они лежат в сумке, завернутые в холщовую тряпку, дабы своим видом не вводить в искус солдат, прекрасно знакомых с реальной стоимостью каждого из них… Пожалуй, что два огнестрела займут место на поясе — а вот третий, самый любимый, я попробую спрятать за голенище сапога. Дуло его украшает узор с плющом, а на рукояти красуется родовой герб семьи фон Ронин — ворон со сложенными крыльями…

Папа с детства называл меня «Воронёнком» — но эти подробности неизвестны никому в эскадроне.

Все мои пистолеты однозарядные. Хотя я вот лично видел у командира финского эскадрона пистолет с ручным барабаном — видимо, вышедший из-под руки Ганса Стоплера, оружейника из Нюнберга. Задумка очень перспективная, но исполнение… Пистолет вышел крайне ненадежным — но кто я такой, чтобы давать советы, о которых меня не просили?! Зато финну «Степану» я все высказал за его безрассудную привычку забивать в свой пистоль-эспиньоль несколько пуль. Система эспиньоли такова: в один и тот же ствол заряжается несколько зарядов пуль и пороха. Все это разделяется пыжами, а к каждому заряду пороха с пулей идет отдельный колесцовый замок. В результате рейтару приходится быть крайне внимательным при зарядке, тщательно отмеряя порох и надёжно забивая пыжи. К тому же при стрельбе приходится вручную приводить в действие колесцовые замки в единственно верной последовательности — от дула к казённику, так как ошибка может обернуться разрывом ствола или повреждением казённика. Для меня система очень неудобная — но финн небезосновательно убежден, что его трехзарядник заменяет аж три наших пистоля.

А у него эспиньоль целых два. И слушать о риске он категорически не желает!

…Я заботливо протер каждый колесцовый замок — ведь этот надежный механизм, созданный гением Леонардо да Винчи, крайне дорог! Но свою цену он оправдывает невероятной надежностью и позволяет стрелять даже во время дождя! Зато категорически не выносит грязи… К слову, в отличие от многих других изобретений великого итальянца, колесцовый замок получил самое массовое применение и добрался даже до дремучих лесов Московии…

Хотя на самом деле не так уж и далека от нас эта северная страна!

Интересно, как бы поступил гениальный Леонардо, если бы знал, сколько жизней заберет его изобретение? Оставил бы он его нам?

Или сжег бы все чертежи?! Кто знает…

Я поймал себя на мысли, что приближение битвы все-таки наталкивает меня на философские размышления. Обучение в Эрфуртском университете не прошло даром… Да, все верно. Магистр свободных искусств воюет в коннице вдали от дома.

Пропади они пропадом, эти дуэли…

Голову заполнили пространные мысли, пока руки выполняли привычное дело протирания замков — не оставили они меня и при всех последующих приготовлениях. Как кажется, я просто выпал из реальности, погруженный в заботы — и не сразу обратил внимание, что уже начало смеркаться и мои рейтары развели костры, от которых послышались тихие разговоры и смех. Одновременно с тем затрещали цикады, распелись лягушки… Если бы не осознание того, что завтра это спокойствие изменится коренным образом, можно было бы просто созерцать!

— Готов, командир? — белоглазый Тапани улыбчив: финн как всегда в прекрасном расположении духа перед очередным боем, словно заговорен от пристального внимания старухи с косой.

— Главное, чтобы ты был готов, солдат!

Я добавил строгости в голос, будто общаюсь с новичком эскадрона, но после не выдержал и засмеялся. «Степан» ответил коротким смешком, а затем добавил уже более серьезно:

— Завтра мы не подведем, Себастьян.

Эти вроде бы простые слова неожиданно затронули какие-то потаенные струны души, так, что я ответил необычно сердечно для самого себя:

— Как и всегда, друг мой, как и всегда… Я вообще в вас уже очень давно не сомневаюсь — не собираюсь делать этого и впредь! Я рад что вы со мной, по-настоящему рад.

— Ты главное не расплачься, фон Ронин!

Джок неожиданно (особенно для его габаритов) выскочил из темноты и тут же подколол:

— А то плачущий немец — это как дракон на городской площади: шансы встретить одинаковые! Станешь легендой!

— Ррравняйсь! — рыкнул я. Лермонт замер, как соляной столб.

— Вот так лучше, командир. — хохотнул финн, — Когда горец молчит, его не так сильно хочется застрелить!

Мы все трое дружно закатились смехом — и вроде как даже полегче стало.

Между тем, по-прежнему трещат ветки в костре и надрываются цикады. Где-то ухает филин — а в ночном небе носятся летучие мыши…

Завтра штурм.