Они приходят осенью (СИ)

Глава первая

«Снова в строю». Марина Самарина как сказала себе эти слова утром, когда явилась на работу, так они и не выходили из головы. К тому же их будто бы по сговору произносили все, к кому ни подойди, начиная с уборщицы Анастасии Павловны, заканчивая главным врачом Станиславом Ивановичем.

Снова в строю. Как солдат, вернувшийся из отпуска в боевой отряд. Как бы ни хотелось Марине сравнивать себя с солдатом, но после того, что случилось шесть месяцев назад, прочие сравнения ей казались лживыми. Мало кто верил, что она вернётся, да и сама Марина в этом сомневалась, особенно по ночам, когда с криком просыпалась из-за кошмаров, а потом долго не могла уснуть. Пытаясь себя успокаивать, она точно мантру повторяла: «Такого больше не случится! Такого больше не случится!..» Но это было враньё. Она могла привести десятки примеров, когда на врачей и санитаров нападали наркоманы, алкаши, психопаты. И, разумеется, то, что произошло полгода назад, могло повториться снова, на её профессию не распространялась поговорка «В одну и ту же воронку снаряд два раза не падает».

Недели три назад Марина в очередной раз проснулась посреди ночи в холодном поту и с гулко бьющимся сердцем. В сознании медленно таял кошмарный образ — перекошенное лицо молодого наркомана. Но в этот раз страх после пробуждения неожиданно сменился злостью. В голову ворвалась бунтарская мысль, что нужно бороться! Со страхом бороться, с сомнениями, иначе можно превратиться в вечно жалеющее себя ничтожество. Иначе каждая проблема в будущем будет казаться вселенской катастрофой.

И она боролась. Успешно. Ей продолжали сниться кошмары, но теперь в них Марина больше не была пассивной жертвой. Она дралась, кусалась, вырывала нож из руки ублюдка и била его, била. И испытывала наслаждение. Эти сны стали своеобразной терапией: пробуждаясь, Марина чувствовала эмоциональный подъём, ощущала себя сильной, способной дать отпор любому, кто опять попытается перерезать ей горло.

Татьяна, младшая сестра, недавно заметила: «У тебя снова глаза сияют. Я так рада. Думала, ты ещё не меньше года будешь хандрить». И обняла, она обожала обниматься. Марина рассмеялась и ответила: «Я справилась». Будто итог своей борьбы этими словами подвела. Тогда она уже точно знала, что вернётся на работу. Все сомнения рассеялись.

И вот, спустя шесть месяцев после инцидента, после клинической смерти и множества кошмарных ночей, она снова в строю. Едет на очередной вызов — уже пятый за смену. Рядом сидела Даша, девчонка ещё совсем, всего год в «скорой». За рулём — Василий Иванович — здоровый как медведь, добродушный, с пышными усами, как у его знаменитого тёзка, любитель рассказывать анекдоты, а после басовито хохотать.

Марина и раньше была в одной бригаде с Василием Ивановичем, и он, пожалуй, единственный, кто не удивился, что она решила «снова встать в строй». «Я знал, что ты вернёшься, Маринка», — таковы были его слова. За семь лет совместной работы он стал для неё почти родным, рядом с ним она чувствовала себя уютно. Когда наркоман приставил к её горлу нож, Василий Иванович единственный, кто не растерялся и попытался урезонить подонка. Да, урезонить не вышло, зато хорошо получился удар в челюсть, отправивший обдолбыша в нокаут. Правда Марина это уже плохо помнила, так как находилась на грани потери сознания — кровь вовсю хлестала из перерезанного горла. По сути, она жизнью была обязана Василию Ивановичу, ведь всё могло кончиться куда плачевней.

Марина в очередной раз обратила внимание, что Даша украдкой поглядывает на её шею. Так и подмывало приподнять голову и продемонстрировать шрам во всей «красе». И сказать: «На, смотри, раз так любопытно. Отвратительно, да?» Но это было бы жестоко, после такого Даша наверняка запишет её в категорию «стерва» и их отношения будут конкретно испорчены. Пусть себе поглядывает на чёртов шрам, может для неё это станет наглядным пособием, которое гласит: «Будь осторожна всегда! От зла никто не застрахован!».

— Приехали, девчонки, — бодро сказал Василий Иванович, остановив машину возле подъезда пятиэтажной «хрущёвки».

Взяв докторский чемоданчик, вслед за Дашей, Марина вышла под моросящий дождь — слишком мелкий, чтобы промокнуть. Нынешняя осень не радовала хорошей погодой. Вот уже и сентябрь заканчивался, а никакого намёка на бабье лето. «Время плащей, зонтов и мечтаний о дальних странах, где солнце, пальмы, море и горячий песок на пляжах», — Марине вспомнились эти слова, которые однажды произнёс отец, глядя на безрадостное небо такой же осени, как сейчас.

— Да, всё верно, — пробормотала она. — Время мечтаний о дальних странах.

— Что вы сказали? — спросила Даша.

Марина улыбнулась.

— Ничего. Это я так, вспомнила кое-что.

Они дошли до подъезда. Даша нажала на кнопку с цифрой «38» на домофоне. Не прошло и пары секунд, как из динамика прозвучал мужской голос:

— Скорая?

— Да, скорая.

Домофон пискнул, магнитный замок открылся. Зашли в подъезд. Василий Иванович с ними пошёл, хотя по инструкции должен был находиться рядом с машиной. Сегодня он сопровождал Марину и Дашу на всех вызовах — на всякий случай. Да и раньше частенько сопровождал, когда пациенты представляли хотя бы малейшую опасность. Эдакий телохранитель. И это была одной из причин, почему его уважали врачи и санитары всех бригад. А ведь некоторые водители не то, чтобы сопровождать, но и больных выносить наотрез отказывались. Говорили, нам, дескать, за это не доплачивают, да и спина болит, нога, рука. У них постоянно что-то болело. Пару лет назад Марина целых три месяца ездила с таким водилой — не лучшие для неё воспоминания, более ленивого человека она в жизни не встречала. В бригаде тогда были она, щуплый санитар и этот водитель. Как-то поступил вызов — мужчина в тяжёлом состоянии. Приехали. Марина сделала заключение: подозрение на инсульт. Необходимо было срочно везти пациента в больницу. Почти всегда удавалось найти тех, кто помогал перенести больного в машину — родственники, соседи, прохожие. Но в тот раз не повезло, помощников не нашли, и Марине с санитаром пришлось нести мужчину на носилках вдвоём с шестого этажа, а весил он килограммов восемьдесят, не меньше. Водила помогать отказался, заявил, что спина болит. Тяжко тогда пришлось. Марина была женщиной рослой, крепкой, закалённой спортивной молодостью (несколько лет ходила в секцию волейбола), но, когда пациента уже загрузили в автомобиль, она еле на ногах стояла. А молодой санитар потом долго отдышаться не мог.

«Да, здоровый боров», — сказал водила.

И это стало для Марины последней каплей. Она схватила лентяя за ворот куртки и выдохнула ему в лицо: «Послушай меня, урод! Я сделаю всё, чтобы тебя уволили! Жди, скоро получишь хороший пинок под зад!» Это были не пустые спровоцированные гневом угрозы. В свои тридцать два года она отлично научилась достигать поставленной цели. Марина принялась давить на заведующего «скорой», к ней присоединились остальные фельдшеры и санитары. Чтобы усилить давление, она принесла к кабинету носилки и один из санитаров улёгся на них.

«Хватайтесь, — холодным тоном сказала она заведующему, — вдвоём будем нести, вы и я. На улицу вынесем, это не такое уж большое расстояние».

Для низенького тщедушного заведующего эта показательная акция стала серьёзным аргументом. Он быстро нашёл замену ленивому водителю.

Марина, Даша и Василий Иванович поднялись на пятый этаж. На лестничном пролёте их дожидался парень лет семнадцати. Поздоровавшись, он проводил бригаду в гостиную, где на диване лежала полноватая женщина в цветастом халате. Однако Марина увидела ещё кое-что, то, от чего у неё дыхание перехватило, а по спине пробежал холодок. Возле головы женщины медленно извивалось нечто призрачное, похожее на щупальце. Оно тянулось из приоткрытой форточки и дальше, в дождливую хмарь. Парень что-то произнёс. Марина была слишком ошарашена, чтобы разобрать его слова. Она зажмурилась, тряхнула головой, а когда открыла глаза, увидела, как щупальце подалось к окну, но не выскользнуло наружу, а будто бы притаилось в форточке, став едва заметным.

— Марина Сергеевна, с вами всё в порядке? — обеспокоенно спросила Даша.

— Что? Ах да, всё хорошо, — Марина отвела взгляд от форточки, заставила себя собраться. Мысленно она сказала: «Это игра света и тени, это зрительный обман! Такое бывает!» Вот только холодок продолжал ползти по спине и невыносимо хотелось опять обратить взор к окну.

Молодой человек поставил возле дивана стул. Марина достала из укладки тонометр, села. Женщина посмотрела на неё как-то виновато, словно ей было неловко из-за того, что пришлось вызывать «скорую».

— Никогда на здоровье не жаловалась, — сказала она, — а тут вдруг такая слабость накатила. Утром всё нормально было. Завтрак приготовила, потом в магазин сходила. А ближе к полудню нехорошо стало. Так-то не болит ничего, но эта слабость…

Марина померила давление: низкое, но не критичное. Спросила:

— Головокружение, тошнота?

— Нет, ничего такого, — последовал ответ. — Это всё, наверное, от погоды, как думаете?

Обычно Марина была с пациентами располагающей к себе, словоохотливой, однако сейчас ей не давала покоя мысль, что за спиной, в форточке, притаилось нечто чудовищное, то, что почему-то не видят ни жильцы этой квартиры, ни Василий Иванович, ни Даша.

— Всё возможно, — буркнула Марина и тут же выругала себя: «Не будь дурой! Не отвлекайся! Тебе померещилось!»

— А знаете, кажется, мне получше стало, — заявила женщина. — Зря мы, наверное, вас побеспокоили.

— Вы нас не побеспокоили, — Марина очень старалась, чтобы голос звучал бодро. — Это наша работа и она нам нравится, правда, Даша?

Даша улыбнулась.

— Разумеется, — и отчеканила: — Если есть хотя бы малейшие сомнения по поводу здоровья, сразу же вызывайте «скорую».

— А сейчас давайте-ка на всякий случай сердечко проверим, — Марина чувствовала, как нервное напряжение сходит на нет. То ли звонкий голосок Даши благоприятно подействовал, то ли позитивный настрой пациентки, но страх за собственный рассудок почти полностью уступил место здравомыслию. И щупальце в форточке теперь уже казалось бредом. Ну померещилось, с кем не бывает. Это простительно, учитывая, что она пережила полгода назад. Возможно, ей ещё не раз что-то померещится — эдакий запоздалый посттравматический синдром. Ненормально всё это, разумеется, но и паниковать не стоит. Главное сейчас об этом не думать. И не оборачиваться, не глядеть на окно, потому что сомнения ещё теплились.

Даша подготовила аппарат для ЭКГ. Марина сделала кардиограмму, изучила данные.

— Всё в порядке.

— Никогда на сердце не жаловалась, — подтвердила женщина. — В нашем роду сердечников никогда не было.

— Вот и чудесно, — подвела итог Марина. — Вы правда сейчас себя лучше чувствуете? Не храбритесь?

— Правда, правда. Силы возвращаются. Даже чаю захотелось.

Марина взглянула на парня, который всё это время сидел на диване.

— Если мама снова почувствует себя плохо, сразу звоните, — произнеся эти слова она не удержалась, бросила взгляд на окно и испытала облегчение. В форточке не было никакого щупальца.

Молодой человек кивнул.

— Конечно. Спасибо вам большое.

— Не за что, — Марина закрыла укладку, поднялась и ноги будто бы сами понесли её к окну. Внутренний голос вдруг завопил: «Не подходи! Не смотри! Не знай!» Но она уже подошла, уже смотрела и чувствовала, как страх снова начинает вонзать ледяные когти в сознание.

Щупальце извивалось среди дождя чуть ниже подоконника. Оно словно выжидало, когда в квартире поубавится людей, чтобы опять проникнуть внутрь через форточку. Затаив дыхание, Марина устремила взгляд вниз и увидела во дворе человека с чёрным зонтом в руке. Именно от этого человека и тянулось призрачное щупальце. Рассмотрела серый плащ, но за зонтом не было видно, мужчина это или женщина. Одинокая фигура под моросящим дождём — будто образ из какого-то депрессивного фильма. Марина подумала, что происходит что-то очень, очень нехорошее. И это бесплотное щупальце вовсе не плод воображения, не игра света и тени. Оно реальное!

— Пойдёмте, — позвала Даша.

Марина закрыла форточку, поглядела на женщину, которая выглядела явно лучше, чем десять минут назад.

— Всего вам доброго, не болейте. И лучше не открывайте форточку. Свежий воздух, это, конечно, хорошо, но… — с языка едва не сорвалось: «За окном притаилось нечто страшное!» Вместо этого, после секундной заминки, выдавила сомнительный аргумент: — Сейчас, осенью, запросто можно простудиться. В общем, не открывайте форточку, хорошо?

Подобных советов она не никогда не давала даже дряхлым старикам, которые могли подхватить простуду от малейшего сквозняка. И ничего удивительного, что Даша, Василий Иванович, молодой человек и женщина смотрели на неё немного озадаченно. Впрочем, сейчас Марине было плевать, кто и как на неё смотрит, всё это казалось совершенно неважным на фоне нарастающей тревоги.

«Происходит что-то плохое! Что-то очень, очень плохое!» — эта мысль набухала, ширилась, грозя в скором времени вытеснить все другие мысли. И как бы Марине не было жутко, но она желала знать, что это за человек во дворе. Да, желала, хотя внутренний голос снова взялся протестовать: «Не смотри! Не знай! Постарайся всё это забыть, как страшный сон! Спустись вниз, сядь в автомобиль и забывай, забывай…»

— Такое не забудешь, — прошептала она, выйдя вместе Дашей и Василием Ивановичем из квартиры.

— Что не забудешь? — спросила Даша.

— Да так, ничего. Прости, это я свои мысли вслух озвучиваю. Дурацкая привычка.

Даша улыбнулась.

— А у меня в голове иногда какая-нибудь песенка начинает крутится, и я сама не замечаю, как вслух начинаю петь, — она произнесла это таким тоном, словно доверяла великую тайну.

Ещё недавно Марина добродушно рассмеялась бы, но сейчас ей было не до смеха. Они спустились на первый этаж, вышли из подъезда.

— Идите в машину, я сейчас, — сказала Марина, после чего устремилась во двор, к человеку под зонтом. Она шла быстро, старательно отгоняя мысли о том, что лучше не видеть, не знать, что может сильно пожалеть, если увидит, узнает.

Это была старушка в синем берете и с розовым шарфом на шее. Приближаясь, Марина чётко разглядела будто сотканное из белого дыма щупальце, которое словно причудливый невероятно длинный язык торчало изо рта пожилой женщины. Лицо старушки было одновременно и глуповатым, и радостным. Марина видела подобное выражение у маразматиков.

— Эй! — крикнула она.

До этого стоявшая точно статуя старуха, вздрогнула, щупальце резко втянулось в рот, словно почувствовавшая опасность змея уползла в укрытие.

— Какого чёрта? — выругалась Марина. — Кто вы такая?

Старушка растерялась, она выглядела так, будто её только что нагло выдернули из сна, облив ледяной водой. Из глотки вырвались какие-то булькающие звуки, рука с зонтом задрожала.

— Я всё видела! — отчеканила Марина и эти слова прозвучали как обвинение. — Не знаю, что происходит, но…

Договорить она не смогла, все слова вдруг забылись, из-за того, что старуха в мгновение ока изменилась. С пожилой растерянной женщины как будто маска слетела, лицо стало бледно-серым точно рыбье брюхо, губы ввалились в рот, обнажив острые коричневые зубы, глаза выпучились, теперь они походили на жабьи, зрачки сузились до крошечных красных точек. Нос исчез, вместо него зияли две дыры, обрамлённые кожистыми складками. Прежними остались лишь седые волосы под синим беретом.

Потерявшая дар речи Марина, попятилась. Теперь ни осталось никаких сомнений: она столкнулась с чем-то дьявольским, впору осенять себя крестным знамением и читать молитву!

Тварь зашипела, ещё сильнее выпучив глаза, потом мощно содрогнулась всем телом и, снова превратившись в старушку, рванула прочь, держа зонт перед собой и словно бы пробивая им путь сквозь дождевые струи. Открыв от изумления рот, Марина глядела на неё до тех пор, пока та не пересекла двор и не скрылась за углом пятиэтажки.

Спустя какое-то время начала приходить в себя, в голове снова яркой вывеской вспыхнули слова: «Происходит что-то плохое!»

— Марина! — позвал её Василий Иванович. Он стоял возле автомобиля с обеспокоенным видом.

Она подняла дрожащую руку и всё же осенила себя крестным знамением, хотя до этого не верила ни в благотворное влияние подобных жестов, ни в Бога, ни в дьявола. Для неё главным и единственным злом всегда было то, что творят люди. Ни звери, ни смертоносные вирусы, ни разрушительные силы природы, а только люди. Но теперь она знала, что существует, по крайней мере, одно чудовище, которое делало что-то злое. Та женщина из тридцать восьмой квартиры — её резкое недомогание не из-за плохой погоды! К этому причастен скрывающийся под маской старухи монстр! Да, вывод ошеломительный, но логика подсказывала, что это правда. И, несмотря на страх и смятение, Марина не жалела о том, что подошла к чудовищу, ведь оно сбежало, а значит женщина из тридцать восьмой квартиры теперь в безопасности.

С трудом сдерживая дрожь, Марина подошла к Василию Ивановичу.

— Ты сейчас ничего необычного не видел?

Он хмыкнул.

— Ну разумеется, видел. И мне вот интересно, что ты такого ляпнула той милой старушке, что она чесанула от тебя как от прокажённой? Стояла бабка под зонтиком, никому не мешала, а ты… Когда ты к ней шла, я подумал, что сейчас с кулаками на неё набросишься. Что происходит, Марин?

— Всё в порядке, — выдавила она. — У тебя найдётся сигарета?

Василий Иванович нахмурился.

— Сигарета? Значит точно не всё в порядке. Ты стреляешь у меня сигареты, только когда случается что-то поганое.

Он забрался на водительское сиденье, вышел с зонтом, который сразу же раскрыл, спрятав от дождя себя и Марину. Потом протянул ей сигарету и зажигалку. Она закурила, раскашлялась. Василий Иванович был прав насчёт этой её слабости — стрелять у него сигареты, когда случается что-то поганое. Пара затяжек, и вроде как легче становилось, хотя в общем и целом курение она не жаловала. Вот только сейчас никотин не помогал, перед глазами всё ещё стояла серая личина монстра. И у Марины было два объяснения случившегося: или она с какого-то перепуга теперь умеет видеть то, что не видят другие, или с головой у неё очень серьёзные проблемы. Но что-то подсказывало, что первый вариант более вероятен, несмотря на всю его невероятность. Иначе зачем старухе убегать от неё?

— Давай, рассказывай, — потребовал Василий Иванович, забрав у Марины сигарету.

Она ощутила, как начинается конкретный мандраж, и промозглая погода была в этом виновна лишь отчасти.

— Я что-то видела, — ей подумалось, что будь на месте Василия Ивановича кто-то другой, она ничего рассказывать, разумеется, не стала бы. — Сначала в квартире увидела какую-то хрень похожую на щупальце, потом вдруг эта старуха превратилась в чудовище. Я не знаю, что происходит.

Василий Иванович заглянул ей в глаза, словно пытаясь обнаружить в них признаки безумия.

— Марин, ты хоть сама-то понимаешь, как это звучит?

— Понимаю, — ответила она раздражённо. — И я не спятила. Я правда это видела. Видела, чёрт возьми!

— Успокойся. Возможно это…

— Знаю, что ты сейчас скажешь. Что это последствия психологической травмы. Что после истории с тем наркоманом мне мерещится всякое. Но это не так.

— Ты переутомилась, — Василий Иванович положил ладонь ей на плечо. — Первый день на работе после большого перерыва. Тебе необходимо отдохнуть. Наша смена почти закончилась, слава Богу. Придёшь домой, примешь горячую ванну, чайку ромашкового выпьешь.

Марина сокрушённо покачала головой.

— Ты мне не веришь.

— А как в такое вообще можно поверить? Чудовище видела? — он коснулся пальцем её лба. — Все твои чудовища — вот здесь. И меня это очень тревожит, Марин. А если опять увидишь что-нибудь эдакое, хорошенько призадумайся. Да что я тебе это говорю, ты врач, должна сама всё понимать. И кстати, не вздумай ещё кому ляпнуть о том, что, якобы, видела.

— Я уже жалею, что тебе рассказала, — насупилась Марина.

— Мне — можно, а другим — не вздумай. И ты как вообще?

— Нормально. Нормально, кажется, — она посмотрела в ту сторону, куда убежала старуха и попыталась себя убедить, что монстр и щупальце ей померещились. Попыталась, но не вышло. Оставалось лишь надеяться, что она никогда не увидит ничего подобного. Ей и одного, приходящего в кошмарах монстра с лихвой хватало — того, что горло перерезал.

— Эта осень… — вздохнул Василий Иванович, — Неправильная она какая-то. С августа не было ни единого погожего денёчка. Сплошная серость. Такая погода давит на сознание, и я не удивлюсь, если и мне какая-нибудь чертовщина померещится.

Марина едва не выкрикнула: «Да поверь же мне! Я правда это видела!» Но вовремя осеклась, сдержалась. Подобный порыв Василий Иванович счёл бы за истерику, а истеричкой она никогда не была и становиться не собиралась. Он ей не верит? Ну и ладно, значит, тема закрыта. А чтобы поставить точку, она произнесла:

— Да, всё дело в этой проклятой осени. Ты прав.

Глава вторая

Смена закончилась. Возвращаясь домой, Марина поймала себя на том, что неосознанно поглядывает на прохожих, в попытке рассмотреть в их лицах что-то необычное. Полтора часа прошло с тех пор, как она увидела чудовище, а впечатления не только не померкли, они наоборот усилились. Ко всему прочему пробудилось любопытство. Чувство, напоминающее беспокойного зверька, суетливо заворочалось в душе, требуя найти произошедшему объяснение. Марина сознавала, что стала свидетелем чего-то тёмного, тайного и ей хотелось эту тайну разгадать, хотя внутренний голос настойчиво предупреждал: остерегайся!

Мокрый, озябший город. Желтоватый свет фонарей отражался в лужах, по проспекту шелестели шинами автомобили. Марина родилась в этом небольшом городке, выросла. Он для неё был как книга, которая в детстве увлекала, радовала, но с годами обложка выцветала, а к описанной в книге истории потерялся интерес. До сего дня. Ведь сегодня она, Марина Самарина, тридцатидвухлетний врач скорой помощи, научилась читать между строк. Город больше не казался ей обычным и скучным, он убедил, что ещё способен удивлять. И пугать. Впрочем, теперь уже страх по десятибалльной шкале «ужасности» снизился где-то до трёх-четырёх, уступив место волнительной озадаченности и желанию узнать больше.

Она спустилась в ведущий под проспектом подземный переход. Стены были разрисованы граффити, которые по неясным причинам игнорировали коммунальные службы. Похоже, эти самые службы считали, что всё находящееся ниже уровня земли их не касается. Марина сотни раз проходила по этому коридору и на граффити внимания не обращала, для неё это всегда были неопределённые цветные пятна. Но сейчас взгляд как магнитом притянуло к одному странному изображению. Рисунок был абстрактным, в стиле Пикассо, но Марина всё же разглядела серую морду монстра, из широко раскрытого рта которого тянулся длинный язык. А ещё она рассмотрела угловатую надпись:

«Они приходят осенью. Наш город — их пастбище. Только те, кто умер и воскрес, смогут их увидеть».

И личина чудовища, и эти слова были словно бы частью единой мозаики, и если не вглядываться, то всё это можно и не заметить, как дальтоники не замечают цифры в полихроматических таблицах Рабкина. Но Марина как будто точно знала, на что смотреть, а потому видела, различала.

— Они приходят осенью, — пробормотала она, ощущая, как снова пробуждается внутренняя дрожь. В тусклом свете грязных светильников это граффити казалось ей какой-то древней фреской с зашифрованными тайными знаниями. Она подумала, что неизвестный художник изобразил всё это для посвящённых, для тех, кто знал, что чудовища существуют. Впрочем, была вероятность, что автор граффити обыкновенный сумасшедший, который выплеснул на стену подземного перехода нечто, порождённое его больной фантазией. Однако Марина, едва допустив подобный вариант, тут же выругала себя за это допущение. Не хотелось ей верить в безумного художника и всё тут.

— Наш город — их пастбище, — задумчиво произнесла она.

— Вы что-то сказали?

Марина вздрогнула, оглянулась. Рядом стоял полицейский патруль — девушка и парень. Вопрос задала девушка, и глаза её буквально излучали желание оказать кому-нибудь помощь.

— Простите, это у меня такая дурная привычка. Болтаю иной раз сама с собой, — Марина виновато улыбнулась. Она почему-то была уверена, что девушка полицейский, как в своё время фельдшер Даша, сейчас поведает о собственных неконтролируемых чудачествах. Но нет, не поведала. Девушка лишь дёрнула плечами, буркнула «бывает» и вместе со своим молодым напарником двинулась дальше, явно разочарованная, что её помощи не потребовалось.

Проводив патрульных взглядом, Марина подумала, что сегодняшний день, это день откровений. Многое предстояло осмыслить. Отчего-то она была уверена: город продолжит подбрасывать ей подсказки, нужно только глядеть в оба, обращать внимание на то, на что раньше даже мимолётного взгляда не бросила бы.

С этой мыслью Марина дошла до своего дома. Когда приближалась к подъезду, заметила двух мужчин, которые стояли возле фонаря. Один был приземистый, полноватый, в чёрном плаще и в кепке; другой — рослый, плечистый, в короткой кожаной куртке. Марина встревожилась, потому что эти типы глядели на неё как-то оценивающе.

— Марина, — позвал рослый, шагнув ей навстречу. — Привет. Не узнаёшь?

Она застыла, с подозрением всматриваясь в его лицо и на всякий случай открыв сумочку, в которой лежал газовый баллончик.

— Вспомни, кому ты в школе постоянно давала списывать? — мужчина улыбнулся.

Марина вспомнила и охнула.

— Семён! Семён Зайцев!

Сейчас он был с короткой стрижкой, а в школьные годы волосы достигали плеч, потому что Семён мучительно стеснялся оттопыренных ушей. Он всплеснул руками.

— Собственной персоной.

Если бы Марине взбрело в голову составлять список знакомых, которых она меньше всего ожидала увидеть, то бывший одноклассник Семён Зайцев был бы в числе первых. Из поля её зрения он исчез сразу же после окончания школы. Поговаривали, что он уехал в Москву и собирался поступать на актёрский во ВГИК. И вот объявился. Но зачем? Марина не сомневалась, что он здесь не случайно. Явно торчал возле подъезда вместе со своим пухлым приятелем, поджидая именно её.

С трудом скрывая настороженность, она процедила:

— Рада тебя видеть, Семён. Как говорится, сколько лет, сколько зим. Но… как ты здесь?

Он состроил печальную мину, явно желая этим сказать, что сюда его привела, к сожалению, не память о школьном прошлом.

— Я здесь по делам, Марина, и эти дела касаются тебя.

— Вот как?

— Ага. Ты сегодня кое-что видела и сделала то, что делать не следовало.

Марина напряглась, отступила от него на шаг, подумав, что судьба словно с цепи сорвалась и преподносит один сюрприз за другим, не давая времени на передышку. Ещё не понизился градус эмоций, после увиденного в переходе граффити, а уже новое откровение надвигалось как волна. Бывший одноклассник связан с тем, что она сегодня видела! Но, судя по голосу, настроен он благожелательно, в отличие от пухлого типа, который, как успела заметить Марина, поглядывал на неё агрессивно. Так хищники смотрят на добычу.

— И что же я сделала такого, что делать не следует? — спросила она осторожно.

Семён усмехнулся, причём как-то отточено сделал это уголком губ. Оттого было похоже, что правая часть его лица оставалась абсолютно безучастной.

— А знаешь, Марин, ты отлично держишься, учитывая то, что и нескольких часов не прошло, как ты увидела жуткую тварь. Да, я в курсе того, что случилось. Собственно, сама тварь мне о тебе и рассказала. Она запомнила номер «скорой», и вычислить тебя не составило большого труда. Всего-то нужно было узнать, кто из сотрудников пережил клиническую смерть.

Какое-то время Марина растерянно переваривала то, что он на неё вывалил, потом поинтересовалась:

— Не понимаю, а причём тут клиническая смерть?

— Только те, кто пережил клиническую смерть, могут видеть этих тварей. Не все, но некоторые. Тебе не повезло, ты видишь. Прости, я узнал, что сделал с тобой тот нарик. Паршивая история, прими мои соболезнования… или сочувствие… не знаю, что говорят в таких случаях.

— Зачем ты здесь, Семён? — повторила она с нажимом.

Толстяк подошёл ближе, вынул из кармана плаща золотую зажигалку, сигареты и закурил. Сделал первую пару затяжек, сложил губы «трубочкой» и выпустил струйку дыма. Марина подумала, что он похож на глупую пародию на гангстера. Глядя на него Фрэнсис Форд Коппола наверняка сказал бы «не верю». В его приземистой, грузной фигуре не чувствовалась сила, а только страстишка объедаться на ночь.

— Я пришёл, чтобы тебя предупредить, — ответил Семён, сунув руки в карманы куртки. — Этих тварей ты увидишь ещё не раз. И, чтобы они ни делали, ты не должна к ним подходить, отвлекать. Просто не обращай на них внимание.

— А то что? — с вызовом спросила Марина.

— А то ты можешь пострадать.

— Звучит как угроза.

Толстяк указал на Марину сигаретой. Запах дыма напомнил ей о прокуренных коридорах общаги.

— Ты совсем что ли тупая? Это и есть угроза, сучка! — его глаза злобно сверкнули. — Если не хочешь, чтобы тебе ноги переломали, делай что сказано!

Марина взглянула на него брезгливо, потом посмотрела на Семёна и произнесла спокойным тоном:

— Скажи этому Аль Капоне недоделанному, чтобы язык свой прикусил, — это показное спокойствие далось ей нелегко.

Толстяк швырнул сигарету под ноги, набычился, сжал кулаки. Семён повернулся к нему.

— Отвали, Мамонт!

— Нихера я не отвалю! Я и за меньшее ноги ломал!

— Ты что, не понял? — процедил Семён сквозь зубы. — Я сказал, отвали! Ещё хоть звук от тебя услышу, сильно пожалеешь!

Презрительно скривившись и что-то бормоча себе под нос, толстяк ретировался обратно к фонарю. Семён поглядел на Марину с уважением.

— А ты всё такая же отчаянная. Помню, как ты с Витьком, главным задирой класса подралась. Не победила, но фингал зачётный ему поставила. И знаешь, я не удивлён, что ты к той твари подошла. Остальные, когда их видят, стараются держаться подальше.

— Что это вообще за монстры такие?

— Поверь, Марин, тебе лучше не знать, — в голосе Семёна появились холодные нотки. — Меньше знаешь, крепче спишь. За всем этим стоят серьёзные силы, и они не прощают, если кто-то вмешивается в их дела. Так что повторюсь: не вмешивайся больше.

Марина рассудила, что, как ни крути, а это дельный совет. Она только-только оправилась от произошедшего полгода назад кошмара и искать новые проблемы, строя из себя отважную героиню, было бы глупо. Семён сказал, что последствия будут серьёзными, и она ему верила. Вот только… как, чёрт возьми, усмирить любопытство? Вздохнув, она решила задать ещё один вопрос и на этом поставить точку:

— Насколько серьёзный вред эти монстры причиняют людям?

— Я тебе уже сказал: меньше знаешь, крепче спишь, — Семён глядел на неё, как на неразумного ребёнка, неспособного усвоить элементарные правила. — Эта тема закрыта. Просто живи дальше, словно ничего не случилось. Со временем ты научишься не обращать внимание на этих тварей. А весной и летом так вообще их в городе не будет.

— Они приходят осенью, — пробормотала Марина.

— Что?

— Нет, ничего. Неважно.

— Ну, тогда мы договорились? — Семён улыбнулся, однако взгляд оставался строгим. — Вмешиваться не будешь?

Марина кивнула.

— Не буду.

Семён преувеличенно облегчённо выдохнул.

— Слава тебе, Господи. Договорились. Кстати, не ожидал, что ты врачом станешь. Думал, в спорт пойдёшь. Ты ведь серьёзно баскетболом занималась.

Марина фыркнула.

— А ты, насколько я помню, актёром стать мечтал. Кота в сапогах в школьном спектакле играл. А стал… А кем ты стал, Семён? Бандитом?

Он рассмеялся.

— Ну и язва же ты. Но знаешь, мне это даже нравится, чувствуется характер, — весёлые огоньки в его глазах продержались несколько секунд и погасли. — Пока, Марин. Надеюсь, в следующий раз увидимся при более хороших обстоятельствах.

Марина уже собиралась сказать: «Я тоже надеюсь», но передумала, потому что больше не желала с ним видеться ни при каких обстоятельствах. Да, Семён явился с предупреждением, а не с угрозой и, возможно, руководствовался благими намерениями, но она всё же сделала вывод, что они с ним по разные стороны баррикады.

Он развернулся и зашагал к припаркованному возле подъезда чёрному «Джипу». Толстяк бросил на Марину очередной ненавистный взгляд и тоже засеменил к машине. Через несколько секунд блестящий, как огромный жук, «Джип» поехал вдоль двора, выплескивая фарами свет на мокрый асфальт.

— Вот и поговорили, — буркнула Марина, чувствуя, что внутреннее напряжение сходит на нет. Глядя, как чёрный автомобиль выезжает со двора, она подумала, что Семён всё же немного приоткрыл завесу тайны, несмотря на его мантру «меньше знаешь, крепче спишь». Теперь она знала, почему может видеть монстров, причина — клиническая смерть. Это подтверждали и вписанные в граффити слова: «Только те, кто умер и воскрес, могут их видеть». Ещё она узнала, что чудовища исчезают весной. Вот только куда они исчезают? Уходят? Помирают? Впрочем, именно этот вопрос её не слишком волновал. Был вопрос поважнее: насколько серьёзный вред монстры причиняют людям? Семён уклонился от ответа. Так поступают, когда не желают говорить правду. Из этого можно сделать вывод: вред твари причиняют серьёзный, быть может, они даже убивают.

Марина вспомнила ту женщину, к которой сегодня ездила на вызов. Слабость, низкое давление — несчастная словно бы жизненных сил лишилась. В голове вдруг возникли слова «энергетический вампиризм». Будто заголовок статейки из глупого журнала, специализирующегося на всякой фигне вроде инопланетян, снежного человека и призраков. Раньше Марина любила почитывать подобные журналы, при этом не веря ни единому описанному в них факту. Но теперь у неё есть собственная невероятная история про тех, кто приходит осенью; про тех, кого могут видеть лишь имевшие опыт клинической смерти. Впрочем, этой истории не суждено быть оконченной, ведь дано обещание не вмешиваться, не совать нос туда, где его могут прищемить. Семён посоветовал жить дальше так, словно ничего не случилось. Что ж, она так и поступит. Если увидит монстра — пройдёт мимо, как ни в чём ни бывало.

Вот только к граффити продолжит присматриваться, потому что так просто любопытство не унять. Да и кому какое дело до её любопытства.

Глава третья

Любопытство погубило кошку, но Марина не кошка. Поэтому будет действовать осторожно, чтобы выжить. Сперва соберёт информацию, всё обдумает, и тогда… Она ещё не знала, что сделает.

Семён мог и соврать, что отпускает её, просто предупредив. Никто не дал гарантий, что монстр не нападёт, чтобы убрать свидетеля. Хотя почему монстр? Монстры! Их много и этот город — их пастбище. Насколько они агрессивны? То, что удалось спугнуть одного из них, ничего ещё не значит, не стоит это расценивать как победу.

Дома она заперла входную дверь, дёрнула ручку, перепроверяя, и немного успокоилась. Вспомнила про окна и прямо в кроссовках обошла квартиру, чтобы удостовериться, что каждая форточка плотно закрыта. Убеждая себя, что находится в безопасности, вскипятила чайник, налила чаю и, прихватив пачку печенья, уселась перед ноутбуком. В интернете можно найти любую информацию.

Если бы Марине были нужны саженцы на дачу, новая иномарка или прогноз погоды на завтра, то сотни и тысячи сайтов были бы к её услугам. Однако прошёл час, и Марина не заметила, как съела полпачки печенья, а так ничего полезного и не обнаружила. Эзотерические и псевдопсихологические ресурсы подробно описывали энергетических вампиров, которые «питаются» отрицательными эмоциями тех, кого спровоцировали на негатив. Но старуха в синем берете была не склочной стервой, получающей удовольствие от скандалов, а настоящим чудовищем. На Ктулху, созданного воображением Говарда Лавкрафта, и, тем более, на индуистского бога мудрости и благополучия Ганеша она тоже не походила. В памяти Марины всплыла безносая морда и страшные глаза — по спине побежали мурашки. Пролетело ещё минут сорок безрезультатных поисков в интернете. Зевнула и потёрла уставшие глаза. Решив, что продолжит поиски утром, выключила ноутбук и вытянулась на диване.

Ночью вновь снился наркоман. Он был в толстовке с капюшоном, закрывающем лицо. Марина приготовилась к бою. Однако сюжет кошмара пошёл не по привычному, правильному сценарию. Наркоман не напал на Марину, а побежал от неё по тёмным улочкам незнакомого города. Мерзавец ускользал, а так хотелось прикончить его, чтобы больше никому не причинил вреда. Вдали слышался вой сирены скорой. Нарик без устали нёсся по лабиринту плотной городской застройки, огибая мусорные баки. Марина чувствовала запах тухлятины. Возле некоторых баков суетились облезлые крысы, копошились странные белёсые насекомые размером с ладонь. Тварь одновременно похожая на таракана и многоножку бросилась наперерез. Под ногами хрустнула, расплылась кровавой кашей, словно состояла из тонкой оболочки и кровавого студня. Но Марине было некогда — стряхнула жижу с кроссовок и продолжила погоню. Асфальт разрезали глубокие трещины, из которых выбивался красноватый пар, в сумрачной вышине хлопали крыльями какие-то чёрные птицы, стены зданий были изрисованы тёмными невнятными граффити, но порой на кирпичной кладке ярким неоном вспыхивали фразы: «Они приходят осенью!», «Только те, кто умер и воскрес, смогут их увидеть!»

Наркоман никуда не исчез, его тощая фигура мелькала в клубах пара. Марина бежала за ним. Он свернул в узкий переулок и остановился. Высокая кирпичная стена поднималась на высоту десятого этажа. Попался! Марина достала из кармана нож. Рукоятка удобно легла в руку. Ублюдок повернулся, стянул капюшон и… оказался Семёном Зайцевым. Он выглядел уже взрослым, но с длинными волосами, как в школе.

— Где он⁈ — закричала Марина. — Этот крысёныш должен сдохнуть! Мне это нужно!

Семён не ответил, улыбнулся краешком губ и пошёл на Марину, раскинув руки, будто для объятий. С его раскрытых ладоней текли струйки крови.

Проснулась и не сразу поняла, где находится. Серый в полутьме потолок кружился перед глазами, а цветы на обоях шевелились, словно живые. Моргнула, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Картинка перед глазами успокоилась. Только теперь Марина ощутила, что кулаки плотно сжаты, и коротко подстриженные ногти впились в ладони. Шея и лоб были мокрыми от пота, словно она действительно преследовала наркомана — наяву, не во сне.

Она повернулась к окну и в широкой щели между гардин различила, что занимался рассвет. Тучи лениво ползли по небу, предвещая дождь на весь день. Опять чёртов дождь. Марине начинало казаться, что эта слякотная серая осень уже длится целую вечность. А так хотелось солнечных дней. Хотя бы один ясный погожий денёк, чтобы убедиться, что природа не сошла с ума.

Марина отправилась в ванную. В соцсетях ей часто попадалось четверостишье про то, что лирический герой хочет смыть с себя неудачный день. Она усмехнулась, потому что уже прислушивается к «мудростям» из ленты новостей.

Стоя в душевой кабинке под струями воды, бережно намылила шею — по инерции боялась, что разойдутся несуществующие швы. После душа отправилась на кухню.

Вчерашнее печенье в горло не лезло, поэтому отправилась в круглосуточный минимаркет, расположенный на первом этаже соседнего дома. Внутренний голос убеждал: «Надо просто жить дальше и не искать проблем». Марина согласилась. Размышляя, что купить на завтрак, она вышла из подъезда и направилась к магазину. Начал накрапывать мелкий дождик, поэтому ускорила шаг. И, едва не споткнувшись, встала как вкопанная. Под светящейся вывеской минимаркета она увидела женщину. Нет, совсем девочку лет шестнадцати в бежевом пальто. Её длинный призрачный язык тянулся в щель приоткрытой двери. Монстр только не урчал от удовольствия, «пожирая» то ли охранника, то ли кассиршу. Марина покусала нижнюю губу. «Нельзя вмешиваться, нельзя вмешиваться, нельзя!» — стучало в голове. Дождевые капли барабанили по асфальту, мимо проезжали редкие машины, с другой стороны улицы показались первые прохожие. Всем вокруг было плевать.

Они так и стояли у минимаркета — чудовище и Марина. Её начало знобить и подташнивать. Она уговаривала себя, что полгода назад ей по счастливой случайности дали второй шанс, поэтому не будет тратить своё время на монстров. Не её это дело! Не её — и точка!

«Семён и тот урод Мамонт предупреждали. Они были правы. Кто я такая, чтобы вмешиваться?» — говорила она себе.

Оторвав взгляд от мерзкого пиршества, Марина побежала домой и опять тщательно заперлась в квартире. Вдали от чудовища в голове зароились навязчивые мысли. Любопытство вытеснило страх и заставило перебирать в памяти случаи, когда становилось плохо кому-то из родственников или друзей, которые раньше не жаловались на здоровье. Если нельзя найти информацию о чудовищах, может, надо изучать их жертв?

Память странная штука. В школьные годы Марина чувствовала себя пассажиром поезда, который только тронулся с платформы, поэтому могла разглядеть каждое дерево вдоль железной дороги. После выпускного поезд набрал скорость и мчался по рельсам, так что целые месяцы смазывались в неразборчивую картинку. Марина вспомнила только один подозрительный эпизод. Одногруппница Ксюша упала в обморок на экзамене по патологической анатомии, или патану, как её сокращённо называли студенты. Девушка, весело щебеча, что всю ночь готовила шпаргалки, приблизилась к двери в аудиторию и вдруг выронила тетрадь с лекциями. Очень бледная, Ксюша сползла по стене и закатила глаза. Девчонки бросились поднимать одногруппницу, Марина размахивала перед её лицом конспектами, а парни застыли столбами. Вскоре на шум из аудитории вышли преподаватели.

Что общего между вчерашней женщиной из тридцать восьмой квартиры, сотрудниками минимаркета и Ксюшей? Марина ответа не знала. Наверное, ничего. Одногруппница просто недоучила билеты, вот и запаниковала. Монстров в помещении Марина пока не встречала, поэтому пока решила придерживаться теории, что они нападают, только находясь снаружи. Действительно, в коридоре перед аудиторией никого подозрительного не наблюдалось, а открытых окон Марина не могла припомнить. Значит, никакой системы по выбору жертвы нет — твари просто высасываю жизненные силы из всех подряд.

Марину знобило, лоб горел, и ломило суставы. Её раздирали внутренние противоречия — одновременно хотелось забыть о монстрах и узнать про них правду. Она легла на диван, уставилась в потолок, словно надеясь разглядеть на нём ответы на свои непростые вопросы.

Зазвонил мобильник. На экране высветилась надпись «сестра Таня»:

— Как первый день на работе?

— Ну, так. Устала.

— У тебя голос какой-то грустный. Ты не заболела? Всё-таки за полгода отвыкла от нагрузок. У вас там даже хуже, чем у нас в рестике.

Таня работала официанткой.

— Да нормально, — вяло солгала Марина.

— Так, док, я сейчас мухой в магаз и к тебе. Говори, надо ли зайти в аптеку? И не спорь!

Марина не сопротивлялась заботе сестры, которая всегда отличалась хозяйственностью — копия мамы. А Марина — папина дочка, поэтому часами, замерев, сидела с ним на рыбалке, научилась разбираться в стройматериалах и зимней резине.

Через час Таня, мокрая от дождя, принесла большой пакет с продуктами и маленький — из аптеки. В этом году Таня решительно настроилась выйти замуж, поэтому даже к сестре пришла на каблуках и в платье. Марину всегда поражала её логика: второй половинкой может оказаться любой, поэтому надо быть готовой поразить его своим шикарным видом. Марину в этой конструкции напрягал «любой», но с сестрой спорить желания не возникало.

Пока Таня, скинув туфли, раскладывала покупки в холодильнике, Марина поставила чайник.

— Я из дома захватила котлеты с пюрешкой, контейнер потом как-нибудь вернёшь. Или лучше себе оставь. Может, на работу будешь перекус брать, — объясняла Таня, а потом вдруг добавила: — В аптеке на углу столько народу, а провизорша, прикинь, еле ноги передвигает!

— Да? — оживилась Марина.

Она не сомневалась, что нашлась очередная жертва монстров.

— Но это всё фигня. Я вчера с парнем в контактике познакомилась! Зацени!

Таня сунула под нос Марине смартфон, показывая фото. На Марину смотрел накаченный мужик. Темноволосый и смуглый. Ничего особенного.

Вода в чайнике закипела.

— Арсен из Москвы, работает следователем. Это так мужественно! Кстати, тебе тоже надо кого-то найти.

— Тань, не начинай. Ты продукты и лекарства принесла — вот и спасибо! Разве тебе не пора?

— У-у-у! Прогоняешь меня! А я думала, что после случившегося ты изменишься, будешь ценить жизнь, что ли. А не…

— Мы сейчас поссоримся. Уходи, пожалуйста.

Таня смерила сестру сердитым взглядом. Марина скрестила руки на груди. Чайник отключился.

— И уйду! — Таня как-то по-детски фыркнула, обулась и, хлопнув входной дверью, ушла.

Сёстры с детства цапались едва ли не каждую неделю. Ругались из-за всяких глупостей, типа игр на первом компьютере. Один раз подрались, из-за испорченной футболки. Младшая сестра решила погладить её для Марины и, не рассчитав температуру, прожгла на животе. Но тогда ссоры казались мелочью. А сейчас Марина почувствовала, что Таня её никогда не поймёт. Между ними разверзлась пропасть из-за различного жизненного опыта. Нет, они не чужие, но просто очень разные. Поэтому даже намекать на чудовищ не следовало. «Таня подумает, что я свихнулась», — с грустью думала Марина. А так хотелось обсудить происходящее с тем, кто хлопнет по плечу и скажет: «Не парься! Всё будет хорошо!»

Она открыла маленький пакет и усмехнулась. Таня купила штук двадцать упаковок аскорбинок. Да куда ж столько-то? О чём вообще сестричка думала, когда всё это покупала? Эх, Танька, Танька, у неё как всегда ветер в голове.

Марина съела, не разогревая, котлету с пюре, запила горячим чаем. За едой размышляла о том, что со временем смирится с существованием монстров. Да, это сделка с совестью. Но Семён недвусмысленно показал, что бороться бесполезно. Внутренний голос убеждал Марину, что ежедневно сотни людей погибают в ДТП, а она не испытывает к машинам ненависть или отвращение, хотя не раз приезжала на места аварий.

После завтрака повертела в руках пачку с аскорбинкой и положила в рот жёлтый кисловатый шарик. Удивительно, но тело взбодрилось, и сразу возникли новые мысли о монстрах. Марина решила ещё раз посмотреть на граффити и поискать в ближайших дворах подобные рисунки. Может, кто-то оставил больше подсказок.

Дождь кончился, но солнце так и не выглянуло. Погружённая в свои не слишком приятные мысли, Марина шла мимо детской площадки соседнего двора. Несколько младшеклассников побросали рюкзаки на землю, забрались на горку и ели чипсы. На газончике старушка, опираясь на зонтик-трость, выгуливала болонку. Подложив под себя пакет, на лавочке сидела молодая мамаша, одной рукой копаясь в смартфоне, а другой — держась за коляску с младенцем.

Марина зажмурилась, досчитала до десяти и открыла глаза. Она бы сейчас отдала всё на свете, чтобы ей это просто показалось. Нет, полупрозрачное щупальце действительно опутало коляску. Марина огляделась в поисках монстра. «Хобот» принадлежал молодому человеку, который стоял между припаркованных перед домом машин. Как она его сразу не заметила? Тощий и всклокоченный, он напомнил Марине проклятого наркомана. От него тоже шли волны опасности. У Марины сразу заныл шрам. Выцветшую ветровку монстра раздувал ветер, а щупальце даже не колыхалось.

Чудовище пожирало младенца, и никто в этом мире не заступится, никто не поможет, никто, кроме Марины. А она больше не хочет быть жертвой! А ведь совсем недавно и она не знала, не видела, не подозревала. Прошла бы мимо этой чёртовой площадки и… Но она видит это. Видит! И да, она пообещала не вмешиваться, но у всего есть предел!

Злость мешала продумать действия. Адреналин кипел в крови. Марина перепрыгнула невысокий кованный заборчик вокруг площадки и побежала к монстру, на ходу вытаскивая из сумочки газовый баллончик. Где-то на задворках сознания пискнул внутренний голос: «Не делай этого! Будут последствия!» Но плевать она хотела на этот трусливый голосок, на последствия, на данное Семёну обещание. Существуют вещи, которые нельзя допускать ни при каких обстоятельствах. Допустишь — и будешь проклинать себя до конца жизни.

— А ну вали отсюда, мразина! — прошипела она, после чего пустила в ход баллончик.

Струя газа врезалась в лицо монстра. Он отшатнулся, захрипел. Щупальце с огромной скоростью втянулось в глотку. Тут же заорал ребёнок в коляске, пискляво затявкала болонка, над площадкой, оглашая пространство пронзительным граем, взлетела стая ворон.

— Вы видели, видели⁈ — возмущённо завопила старушка.

Да, все всё видели, взоры людей были устремлены на Марину и парня. И никто, разумеется, не понимал, какого лешего эта дамочка на него напала. Стоял себе в сторонке, никому не мешал.

А Марина уже не могла остановиться, ярость вытеснила все мысли, кроме одной: «Наказать ублюдка! Наказать, наказать!..» Так же, как она наказывала того наркомана в своих снах. От газа першило в горле, слезились глаза, сердце бешено колотилось. Почти не соображая, что делает, Марина откинула баллончик, вцепилась в монстра, потянув за куртку. Он оскалился, зашипел, сверкая налитыми кровью буркалами. Под его серой кожей точно причудливые черви шевелились и пульсировали тёмные вены. Марина вцепилась ему в волосы, пожалела, что ногти слишком короткие — хотелось в клочья разодрать этой твари морду.

— Я тебя вижу, сволочь! — зарычала Марина и ударила кулаком в челюсть — неумело, но со всей силы. — Я! Тебя! Вижу! — ещё удар, и ещё…

— Отстань от мальчика! — голосила старушка. — Вызовите полицию, полицию!

Ребёнок в коляске орал всё громче, мамаша тщетно пыталась его успокоить. Дети на горке сидели, открыв рты, для них всё происходящее было интереснейшим представлением, о котором они потом долго будут судачить.

Монстр вёл себя совершенно апатично, лишь шипел и скалился. Похоже, прервав связь с ребёнком, он потерялся во времени и пространстве, как бывает с людьми, резко пробудившимися от тяжёлого горячечного сна. Марина била его, а он даже не пытался защищаться.

Ему на помощь пришла старушка. С красным от праведного гнева лицом, она шустро оббежала заборчик и ткнула Марину зонтом в спину.

— Отстань от мальчика!

Болонка, будто вторя хозяйке, заливалась лаем. Один из пацанят на горке захохотал, к нему присоединились остальные дети. У них в руках показались мобильные телефоны — начали снимать. А ребёнок в коляске продолжал реветь, сводя с ума свою мамочку.

Монстр опомнился, задрожал, оттолкнул Марину и рванул прочь — бежал как-то странно, вприпрыжку, словно плохо владея своим телом.

Боевая старушка опять ткнула зонтом.

— Хватит! — заорала Марина, сжав кулаки до боли в костяшках.

Старушка отпрянула. Болонка взвизгнула и прижалась к заборчику, поджав хвост. Марина исподлобья окинула взглядом площадку. Она сейчас ненавидела всех этих людей за то, что они не знают, не видят, не подозревают. И эта старушка, и дети на горке, и мамаша. Они все слепые!

— Полиция уже едет! — старушка погрозила пальцем. — В тюрьму тебя, заразу, посадят! Это надо же чего учудила? На мальчика ни за что, ни про что напала! Все это видели! Все! — она напыжилась и чихнула — в воздухе ещё витали остатки газа.

Марина тряхнула головой. Злость сошла на нет и стыдно вдруг стало за ненависть ко всем этим людям. Нет их вины в том, что они «слепые». Это благо — не видеть, не знать. Благо, которого она сама теперь лишена.

— Полиция с тобой разберётся, — бухтела старуха. — Не в тюрьму тебя надо, а в психушку. Там тебе самое место. Развелось психов, шагу ступить некуда…

Надо уматывать. С полицией разбираться у Марины желания не было. Она развернулась и побежала, ощущая себя мишенью на стрельбище. Черта пересечена, пути назад нет, договор с Семёном нарушен. Ей казалось, что уже сейчас за ней начали следить, чтобы поквитаться.

Глава четвертая

Не было никаких сожалений и сомнений. Как все нормальные люди, Марина сделала в жизни немало ошибок, но, чёрт возьми, считать ошибкой спасение ребёнка она не собиралась. Несмотря на данное Семёну обещание, несмотря на возможные последствия. Вот уже и вечер наступил, а злость до сих пор клокотала, не позволяя страху овладеть сознанием. В голову лезли порождённые чувством справедливости мысли: «Всё это до безобразия неправильно! Должна найтись управа на долбаных монстров, на Семёна и этого хмыря Мамонта!»

Вот только, как и где эту управу найти Марина пока не могла сообразить. Ну в самом-то деле, не идти же в полицию? Если сделает подобную глупость, то палата в психушке ей обеспечена. К тому же, кто знает, возможно и местная полиция тут замешана. Марина никогда не была сторонницей теории заговора, но ситуация буквально подталкивала к излишней подозрительности и недоверию. Примерно так же она себя чувствовала в первые месяцы после клинической смерти. Тогда ей в каждом молодом мужчине виделась угроза, будто каким-то невероятным образом тот торчок смог сбежать из тюрьмы и изменить внешность. В те времена здравый смысл не слишком-то был здравым.

Вот и сейчас он подводил, склонял к параноидальному взгляду на вещи.

Марина выпила уже третью чашку кофе и в очередной раз встала возле окна. Она напряжённо вглядывалась в освещённый фонарями двор, а в голове ширилось и набухало слово «последствия». Злость ещё не прошла, однако её уже начал потихоньку растворять страх. Второй вечер подряд она была как на иголках, впору вместо кофе чай ромашковый пить.

На улице было так спокойно. Обманчиво спокойно. Эти фонари, деревья, автомобили словно бы пытались убедить: в городе всё хорошо, нет повода для беспокойства. Марине хотелось им верить, но не получалось. Она глядела в окно и думала о том, что город отравлен. Где-то там, в тёмных переулках, притаились чудовища, твари, которых просто-напросто не должно существовать, ведь одно из правил нормального мира гласит: монстры бывают только в сказках и в головах психически больных.

— Может, я спятила? — прошептала Марина, обращаясь к своему отражению в стекле.

Затрезвонил домашний телефон и от этого резкого звука у Марины дыхание перехватило. Проклятые нервы! Так и до инфаркта недалеко. Нет, определённо нужно заварить ромашкового чаю. И никакого больше кофе!

Это звонила Таня.

— Хотела узнать, как ты там. Тебе лучше?

— Да, лучше, — ответила Марина. — Те двадцать упаковок аскорбинок, что ты купила, меня исцелили.

— Ирония? Это хорошо. Значит, у тебя действительно всё в порядке. Слушай, Марин, я тут подумала… а давай на днях поедем за город? Как раньше? По лесу прогуляемся, сходим к тому пруду, где мы уток видели. Я фотки сделаю для своего блога. И плевать на погоду, не сахарные, не растаем.

«Ох, не до поездок за город мне сейчас!» — с досадой подумала Марина, но расстраивать сестру отказом очень уж не хотелось. К тому же, у Таньки семь пятниц на неделе, уже завтра она может забыть о всех своих планах, потому что в голову взбредёт что-то поинтересней. Например, Арсен из Москвы.

— Хорошая идея, — согласилась Марина. — У меня завтра смена, как освобожусь, так и обговорим, — и добавила почти бездумно: — Будь осторожна, Тань.

Возникла пауза. Когда Татьяна её нарушила, голос у неё был озадаченный.

— Ты это вообще к чему? Не находишь, что это прозвучало как-то странно. Такие фразы просто так не произносят.

Марина тяжело вздохнула.

— Да ничего странного тут нет. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна, — она понимала, что все её предостережения, как мёртвому припарка, но остановиться уже не могла: — Если почувствуешь слабость, хоть малейшее недомогание, сразу же мне звони. Я приеду и помогу. Тань, пообещай, что позвонишь.

— Марин, ты меня пугаешь.

— Просто пообещай!

— Ладно, ладно, обещаю. В городе что, какая-то страшная эпидемия, о которой знают только медицинские работники?

«Да, чёрт возьми, эпидемия! — мысленно выкрикнула Марина. — Эпидемия под названием 'Нашествие чудовищ!» В слух же произнесла:

— Нет никакой эпидемии. Просто я о тебе беспокоюсь.

— Ну… хорошо раз так, — судя по голосу, Татьяна немного успокоилась. — Только больше не произноси подобных фраз.

— Договорились.

Попрощавшись, Марина повесила трубку и задалась вопросом: а как бы сестра отреагировала, поведай ей о существовании монстров? Татьяна была очень беспечна в своей легковерности, её можно убедить в чём угодно. Любительница передач по РЭН-ТВ, она однажды умудрилась проникнуться словами одного якобы профессора, который на голубом глазу заявил, что патиссоны создали инопланетяне, намеренно придав им форму летающих тарелок. Поверила бы она в чудовищ, вытягивающих из людей жизнь? Да запросто. Вот только не нужно ей о них знать. Как сказал Семён — меньше знаешь, крепче спишь. Тут он был прав на все сто.

Опять зазвонил телефон, на этот раз мобильный.

Неизвестный номер. Поколебавшись пару секунд, Марина решила ответить.

— Да, я слушаю.

— Что ты творишь, Самарина⁈ — услышала она голос Семёна. Помяни чёрта… — Мы же с тобой договорились!

— Откуда у тебя мой номер?

— Не задавай тупых вопросов. Лучше подойди к окну.

Прижимая к уху мобильник, Марина подошла и у неё внутри всё похолодело. Во дворе стояли пять монстров. С высоты четвёртого этажа трудно было рассмотреть их морды, но тянущиеся из их раззявленных ртов щупальца различались чётко. «Хоботы» извивались точно огромные белёсые черви и выглядело это отвратно и сюрреалистично.

— Это что, акт устрашения? — голос Марины предательски дрогнул.

— Да, мать твою, он самый! — со злостью отозвался Семён. — Смотри на них, Самарина! Смотри внимательно! Я хочу, чтобы ты боялась. Ты должна бояться, потому что всё для тебя складывается очень, очень хреново. Ну скажи, неужели нельзя было пройти мимо?

Марина поморщилась, будто слова Семёна окатили её жгучей горечью. Выпалила:

— Тот говнюк забирал жизнь у ребёнка! У младенца! И ты спрашиваешь, почему я мимо не прошла? И кто ты после этого, Зайцев?

— Тот, как ты выразилась, говнюк, забрал бы у ребёнка немного жизненных сил и свалил к чертям собачьим. Он не убил бы его.

Марина услышала в его голосе неуверенность и это только подтверждало, что она поступила правильно.

— Не понимаю, Зайцев, как ты вообще можешь быть на стороне этих чудовищ? Они что, золотом тебя осыпают? Да ты настоящий предатель. Предатель по отношению к нашему городу, к людям!

— Давай без этого пафоса. Ты даже представить себе не можешь, с чем столкнулась. Твари, на которых ты сейчас смотришь, это всего лишь верхушка айсберга. За ними стоят чудовища пострашнее, опасней. И они очень не любят, когда вмешиваются в их дела.

Пять щупалец резко взмыли вверх, достигли уровня четвёртого этажа и принялись извиваться возле окна, усилив тем самым акт устрашения. Марина отпрянула.

— Послушай, Самарина, ты можешь считать меня последним подонком, но я действительно не хочу, чтобы ты пострадала. У тебя сейчас есть один вариант: сидеть дома. Как минимум — неделю. За порог даже носа не вздумай высовывать. Сейчас твой дом — твоя крепость. Надеюсь, через неделю о тебе забудут и оставят в покое. А потом…

— Нет, я не собираюсь прятаться, — прервала его Марина. — У меня работа.

— Что?

— Я сказала, что прятаться не собираюсь!

Семён видимо был ошарашен, потому что вновь обрёл дар речи лишь спустя десяток секунд:

— Знаешь, Марин, я думал ты храбрая, принципиальная, но теперь понял, это не храбрость, а дурость. Ты — редкостная дура. Похоже, после того, как торчок тебе горло перерезал, у тебя совсем крыша поехала. После такого у всех нормальных людей чувство самосохранения должно просто зашкаливать, а у тебя всё наоборот.

— Да пошёл ты, Зайцев! — процедила Марина, чувствуя, как поднимается волна ненависти.

— В общем, я тебя предупредил. В ближайшее время лучше на улицу не выходи и окна не открывай. Если что, помочь я не смогу.

Марина собиралась резко ему ответить, но он уже прервал связь. Ну и чёрт с ним. Не хочет он, видите ли, чтобы она пострадала, заботливого из себя строит. Должно быть совесть свою таким образом пытается успокоить. Вспомнились его слова: «Ты должна бояться, потому что всё для тебя складывается очень, очень хреново». И да, она боялась, но было ещё и бунтарство, не позволяющее поднять руки вверх и сказать: «сдаюсь». То самое бунтарство, что когда-то её исцелило, заставив снова и снова уничтожать в снах обдолбанного утырка.

Нет, прятаться она точно не станет. Но будет осторожна. Максимально осторожна. А сейчас — ромашковый чай.

После фитотерапии Марине в голову пришла идея поискать в интернете информацию о Семёне. Что именно намеревалась найти? Она толком и сама не знала, возможно, хоть какой-то намёк на связь Зайцева с чудовищами. Быть может, сеть укажет на ту ниточку, что тянулась из прошлого бывшего одноклассника в настоящее.

Во всех соцсетях у Семёна в качестве аватарки использовалась одна и та же фотография, где у него длинные волосы. Местом учёбы он указал их школу, а затем ВГИК. Марина с удивлением разглядывала его снимок на фоне нежно-зелёного здания МХТ имени Чехова. На ещё одном фото он стоял на сцене с однокурсниками. Последней картинкой на всех страничках оказался коллаж, составленный из изображений куклы вуду, чёрных свечей и пентаграммы. Пост он выложил семь лет назад.

Поисковик тоже не порадовал изобилием информации. Согласно Кинопоиску, ещё студентом Семён играл совсем не главную роль во второсортном сериале, который крутили на канале для домохозяек. И больше ничего. И какой из всего этого можно подвести итог? Да никакой, с информацией в сети промашка вышла. Интернет будто бы кричал: «Зайцев — самый обычный парень!» А коллаж с чёрными свечами, куклой вуду и пентаграммой — это всего лишь баловство, которое в актёрской среде встречается сплошь и рядом.

А баловство ли?

Всё, к чёрту интернет! Хватит. Иначе попрут домыслы — не остановишь. Спать пора.

* * *

Никак не получалось уснуть, муторно как-то было. Ворочалась с бока на бок, а перед внутренним взором то и дело возникали хари чудовищ. Задремала лишь под утро, а когда проснулась по звонку будильника, чувствовала себя совершенно разбитой. Немного помогли контрастный душ и чашка крепкого чая.

Пора на работу. От одной мысли, что придётся вливаться в пасмурную городскую серость, становилось не по себе. Там ведь монстры! Там опасно! Но упрямство всё же пересилило страх. Обувшись, одевшись, Марина сказала входной двери «плевать!» и открыла замок.

* * *

Перед отъездом на первый вызов она поймала на себе взгляды Василия Ивановича и Даши. В их глазах читалось беспокойство.

— Что? — спросила Марина.

— Как выходной прошёл? — голос Даши звучал вкрадчиво.

— Нормально. С сестрой виделась.

— Семья — это хорошо, — Даша оживилась и энергично закивала. — У меня тётка от всех закрылась, ни с кем не общалась, а потом её нашли в квартире. Соседи пожаловались на запах. Хоронили в закрытом гробу.

Марина приподняла брови, не зная, что ответить. К чему Даша вообще об этом рассказала? Такими темами разговоры не поддерживают. Бред какой-то.

Василий Иванович кашлянул.

— Марин, ты это… уверена, что готова к работе?

От неловкости он прятал руки и переминался с ноги на ногу. Марина произнесла с расстановкой, пытаясь убедить не только коллег, но и себя:

— Со мной всё в порядке. Поехали уже.

Марина улыбнулась, но получилось натужно. Она понимала, что выглядит сейчас не лучшим образом — бессонная ночь давала о себе знать, да и нервозность сквозила в голосе и проступала в чертах лица. И взять себя в руки не очень-то получалось.

Василий Иванович и Даша переглянулись.

— Марин, если ты при старом дураке, как я, стесняешься чего-то, то Даше скажи, — скороговоркой выпалил Василий Иванович и сел за руль.

Ехали быстро, маневрируя в потоке машин. Чтобы не отвечать на вопросы, Марина прикрыла глаза. Надо выстроить стену между собой и теми, кто не видит, не знает, не подозревает. Так будет спокойнее, безопаснее. А внутри у неё закипала горечь и острое чувство одиночества. Хотелось выговориться, вновь наплевав на последствия. Она представляла, как хватает Дашу за руку и рассказывает про Семёна и Мамонта, про монстров и позор на детской площадке. И как ей удалось спасти женщину из тридцать восьмой квартиры, и ребёнка в коляске! Услышав невероятную историю, Василий Иванович обязательно даст разумный совет… Марина поморщилась — естественно, она только напугает коллег. Они предложат обратиться к психиатру, это ведь логично, правильно. А если поверят? То им будет угрожать опасность, как и ей. Нет, они такого не заслужили. Да уж, некоторые тайны хранить слишком тяжко, от такой тяжести свихнуться недолго.

Нарушив затянувшееся молчание, Василий Иванович рассказал анекдот. Даша засмеялась, а Марина даже улыбку выдавить не смогла и ей немного стыдно стало за собственную угрюмость. Она отвернулась к окну. Прохожие куда-то спешили, обходя многочисленные лужи, в витринах отражалась осенняя серость, ветер трепал чахлую листву придорожных тополей. Как же хотелось, чтобы время ускорилось, за один миг пролетели пасмурные дни, зима, весна и наступило лето. Детское желание, глупое, но Марина представила, как яркое солнце озаряет стены домов, как от жаркого марева колышется воздух, и приятно стало на душе. "«Я доживу до лета», — сказала она себе. — «Доживу. И в отпуск на море поеду. С Танькой». Как мало, порой, нужно для поднятия духа — всего лишь представить что-то хорошее.

— Василий Иванович, — обратилась она. — А расскажи ещё какой-нибудь анекдот?

Он поглядел в зеркало заднего вида над лобовым стеклом, улыбнулся.

— Вот это другое дело! А то сидела мрачная как грозовая туча. Анекдот? Ну слушайте…

* * *

До обеда было пять вызовов — ничего серьёзного, никого не пришлось госпитализировать. Однако Марина не раз ловила себя на том, что глядит на всех пациентов, как на потенциальных жертв чудовищ. А, когда входила в квартиры, её взгляд неизменно устремлялся на окна: не притаилось ли в открытой форточке призрачное щупальце? Впрочем, с каждым новым вызовом она чувствовала себя всё спокойней.

После полудня бригаду отправили на другой конец города, в старый район, где доживали свои дни дряхлые четырёхэтажки, а дальше начиналась промышленная зона.

Огибая лужи, Марина с Дашей направились к подъезду, возле которого на скамейке, с закрытым чёрным зонтом на коленях, расположился старик.

— Доброго утречка, — проявила приветливость Даша.

Дед не ответил, он сидел как каменный, лишь пялился на Марину и глупо улыбался, в его водянистых глазах было меньше осмысленности, чем в кусочках льда. Даша передёрнула плечиками, словно на неё холодом повеяло, и нажала на кнопку на потёртом домофоне.

Марина не сомневалась, что этот старикашка — монстр. На первый взгляд обычное лицо с глубокими морщинами и обвисшими бульдожьими щеками. Но в его чертах она видела что-то неуловимое — отпечаток хищного голода.

— Марин, тут кнопку заело.

— Жми сильнее.

Ей было тревожно, неуютно. Казалось, что кто-то за ней наблюдает помимо старика. Она бросила взгляд через плечо, но ничего необычного не заметила. Зато справа от двора увидела старую нерабочую трансформаторную будку, которая буквально молила: «Да снесите меня уже, наконец! Мой срок давно истёк!» На обшарпанной стене из красного кирпича было граффити. Среди разноцветных закорючек, Марина различила изображение монстра с щупальцем, который косит огромным серпом людей, словно колосья. У всех нарисованных человечков рты были в виде буквы «О», как на картине Эдварда Мунка «Крик». Жутковатое граффити, тот, кто его нарисовал, явно был психически нездоровым. Марине вдруг почудилось, что чудовище на стене взмахнуло серпом, срезав с десяток голов маленьких человечков… Она зажмурилась, тряхнула головой, с опаской открыла глаза… Всё было нормально. Всего лишь померещилось. Нервы. Прикусив губу, отстранила Дашу и со всей силы надавила на кнопку домофона. В динамике запищало, а потом послышался встревоженный голос.

В квартире Марина померила пожилой женщине давление, проверила сердце, дала парочку советов, поставила укол. Когда вместе с Дашей снова вышла на улицу старик всё ещё сидел на лавочке и пялился в пространство перед собой, не моргая. Проходя мимо, Марина до боли в кисти сжала ручку чемоданчика. У неё опять появилось неприятное ощущение, что кто-то за ней следит.

* * *

Электронные часы в комнате отдыха показывали 20:00. На смену заступили другие бригады. Пора домой. Марина вызвала такси, хотя до этого всегда ездила на автобусе — две остановки, потом метров сто по тротуару вдоль детского садика, и вот он — родимый двор. Вот только сегодня эти «метров сто» вызывали тревогу. Утром там было много людей, кто-то на работу спешил, кто-то собак выгуливал, а вечером…

Нет, лучше на такси, довезёт до самого подъезда. Бунтарство — это, конечно, хорошо, но нужно и осторожность соблюдать. Не стоит подтверждать слова Зайцева о том, что она дура.

Попрощавшись с коллегами, Марина вышла из здания. Такси прибыло минуты через три. На всякий случай она внимательно вгляделась в лицо водителя: нос картошкой, пухлые щёки, бесхитростные глаза. Никаких признаков чего-то неправильного. Марина сомневалась, что монстры способны водить автомобили, пока она видела только каких-то заторможенных, навевающих мысли о тупости. Но мало ли что?

— Мы едем или как? — проворчал водитель.

Марина забралась в салон, устроилась на заднем сиденье, сообщила адрес. Автомобиль тронулся, выехал с территории станции скорой медицинской помощи и влился в поток машин на проспекте.

«Вот и день прошёл», — подумала Марина, глядя на огни вечернего города. Она подвела итог прошедшей смены: помогла доброму десятку человек, видела очередное граффити и старика, который явно был монстром. И всё. Ничего особенного. Как бы ей хотелось, чтобы про все ближайшие дни она могла вот так же сказать: «Ничего особенного».

Минут через десять водитель свернул с проспекта на дорогу, ведущую вдоль забора детского садика — те самые «метров сто», что тревожили Марину. Горели фонари, ветви деревьев отбрасывали тени на мокрый асфальт, впереди стояли пятеро, две старухи, старик, девушка и парень…

Стоп! Что за фигня! Сердце Марины заколотилось, в голове вспыхнула мысль: «Особенное случилось, особенное случилось!» Эти пятеро стояли так, что не объехать.

Водитель затормозил.

— Не понял. Какого хрена?

Марина разглядела возле забора Мамонта. Ублюдок улыбался. Так и померещилось, как он выхватывает из-под полы своего чёрного плаща автомат Томпсона и начинает палить по машине.

— Езжайте назад! — голос Марины сорвался на фальцет. Она оглянулась и поняла, что её требование невыполнимо. Позади дорогу перегородили ещё пятеро. Это была ловушка, причём наглая! Мамонту и чёртовым монстрам похоже было плевать на свидетелей, которые могли объявиться в любую секунду.

Водитель сердито сдвинул брови.

— Пойду разберусь.

— Не выходите! — Марина схватила его за плечо.

— Спокойно, дамочка. Спокойно, — он набычился, явно желая показать, что он настоящий мужик, на раз решающий все проблемы.

— Прошу вас, не открывайте дверцу, не выходите! — взмолилась Марина. Она хотела добавить: «Езжайте прямо на них! Давите!» Но это было бы слишком.

— Да не переживайте вы так. Я разберусь, — водитель решительно открыл дверцу, вышел. Не успел сделать и пары шагов, как монстры, раззявив рты, буквально выстрелили в него своими щупальцами и словно пиявки присосались к шее, лбу, щекам. Он тяжело задышал, пошатнулся.

— Бегите! — выкрикнула Марина. Она сообразила, что теряет время, ей самой нужно бежать! Впереди и позади чудовища, справа высокий забор, слева — пятиэтажки, дворы. Это направление — единственный вариант!

Она распахнула дверцу, но выскользнуть из машины не успела, на пути встал Мамонт.

— Попалась, сучка! — он ощерился, став похожим на какую-то злобную пародию на Бенни Хилла. — Давай, давай, выходи. А ну выходи, коза драная!

Водитель приложил ладонь к груди в области сердца, промямлил «помогите» и упал на асфальт. Щупальца отцепились от него и втянулись в глотки монстров.

Марина подалась к противоположной дверце. Мамонт довольно резво для его комплекции нырнул в салон, вцепился ей в волосы, потянул, с яростным шипением выхаркивая ругательства. Марина, оскалившись, лягнула его в живот, а потом вонзила ногти ему в лицо, разодрала щёки, подбородок. Мамонт взвизгнул от боли и с такой силой рванул Марину на себя, что оба вывалились из салона.

Монстры приближались. Они выглядели как ожившие манекены, на их лицах не было ни единой эмоции. Какая-то женщина вышла из-за угла дома, поглядела на то, что творилось на дороге, охнула и побежала прочь, на ходу вытаскивая из сумочки сотовый телефон.

Мамонт ударил Марину кулаком в живот.

— Конец тебе, сука! Зайцев просил в живых тебя оставить, но нет, не оставлю! Сдохнешь за то, что рожу мне разодрала! Прямо сейчас сдохнешь! — он окинул взглядом чудовищ. — Заберите у неё жизнь! Всю, до капли!

И снова щупальца вырвались из раззявленных ртов. Марина попыталась подняться, но Мамонт тут же нанёс ей удар в челюсть. Перед глазами всё поплыло, однако она разглядела извивающиеся «хоботы» возле своего лица. Ещё мгновение — и присосутся, начнут выкачивать жизнь…

Этого не случилось. «Хоботы» задёргались и исчезли. Мамонт выкрикнул:

— Что за херня⁈

Марина тряхнула головой, приходя в себя. Увидела каких-то людей в чёрных балаклавах, которые бегали от монстра к монстру и били их электрошокерами. Чудовища падали как подкошенные, щупальца судорожно втягивались в глотки. Мамонт растерянно попятился, распахнул плащ, вынул из наплечной кобуры пистолет, не целясь выстрелил и побежал, потеряв кепку. За ним погнался рослый мужчина.

— Убью, урод жирный!

Мамонт, набирая скорость, выстрелил через плечо, попал преследователю в ногу. Тот пробежал по инерции метра три и захромал, разразившись проклятиями.

— Уходим, Ярослав! — позвала его, судя по голосу, девушка.

Марине помогли подняться, повели куда-то. Она не сопротивлялась, в конце концов эти люди ей жизнь спасли. До сих пор спасали.

Ярослав догнал их, припадая на правую ногу.

— Ты как? — бросила девушка.

— Нормалёк, жить буду. Жирдяй из травмата палил.

Марина увидела, как из ртов поверженных монстров потянулись эфемерные струйки чего-то зеленоватого. Эта субстанция поднималась и рассеивалась в воздухе. Забранная у людей жизненная сила? Что-то Марине подсказывало, что это именно она. Впрочем, сейчас было не до построения догадок. Оглянулась.

— Водитель. Ему помочь нужно.

— Очухается, — резко заявила девушка. — Нам тебя спасать нужно.

— А эти чудовища? Вы их убили?

— Чем, шокерами? Скоро поднимутся и друг на друга начнут бросаться. На мразей электричество странно действует, с ума их сводит. Давай все вопросы потом, лады? — девушка стянула с головы балаклаву, высвободив гриву выкрашенных в фиолетовый цвет волос.

Марина покосилась на того, кто шёл справа: рост — маленький. Неужели ребёнок? А впереди, рядом с тем, кого звали Ярославом, шагала явно немолодая женщина. Странная компания, разношёрстная, но определённо эффективная. За минуту с монстрами разделались! Марина рассудила, что ей ничего не остаётся, как полностью довериться незнакомцам.

Добрались до припаркованной во дворе пассажирской «Газели». Девушка протянула Марине руку.

— Давай телефон. Быстрее!

Исполнила приказ, решив, что сейчас лучше не артачиться и не показывать гонор. Из телефона моментально была вынута и выкинута сим карта. Девушка буркнула «на всякий пожарный» и возвратила гаджет.

Все сняли балаклавы. Марина в своих догадках не ошиблась, мелкий действительно оказался ребёнком, мальчишкой лет тринадцати. А женщина была немолодая, её голову венчали короткие седые волосы. И именно она заняла место за рулём. Остальные быстренько расселись на пассажирских сиденьях.

Резко выдохнув, женщина завела двигатель, повела «Газель» через двор, затем свернула в тёмный переулок.

— А неплохо мы их, а? — улыбнулся мальчишка.

— Нормально, — буркнул Ярослав, потирая раненую ногу.

Девушка посмотрела на Марину.

— Не слабо тебе досталось. Я видела, как толстяк тебя из машины выковыривал, но, уж прости, на помощь прийти не могла, остальных дожидалась. У нас правило — по одиночке не действовать.

Марина приложила ладонь к челюсти, которая уже опухла и жутко болела.

— Куда мы едем? — говорить было трудно.

Ответила ей седовласая:

— В безопасное место. Сама понимаешь, домой тебе нельзя. Ты теперь — цель.

«Я — цель, — с горечью подумала Марина. — Просто замечательно. Но это всё же лучше, чем быть мёртвой».

* * *

Когда «Газель» выехала на проспект, на дороге возле детского садика очнулся водитель такси. Он чувствовал слабость, в груди щемило, ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы просто сесть. В голове возникла вялая мысль: «Что случилось?» Он помнил, как вышел из машины, пошёл к перегородившим дорогу людям… и всё. Провал, темнота. Неужели это был сердечный приступ? Странно, на сердце он никогда не жаловался.

Обвёл взглядом пространство. На дороге, в свете фонарей что-то заворочалось. Кто-то! Люди, которые, похоже, как и он тоже потеряли сознание. Те самые люди, что дорогу зачем-то перегораживали.

Но что это с ними?

Сначала с недоумением, а потом и с ужасом водитель увидел, как они принялись шипеть точно змеи и бросаться друг на друга. Вон старик вцепился в горло тощему парню, а вон девчонка принялась неуклюже размахивать руками и лупить старуху. Массовый психоз, не иначе!

Он решил, что нужно сваливать отсюда, однако сил не хватило, чтобы даже с места сдвинуться. Так и сидел на мокром асфальте, раскрыв от изумления рот.

Свет фар озарил дорогу, возле такси остановился полицейский автомобиль. Молодой сержант, что был за рулём, опешил от увиденного: десяток человек, большинство из которых старики и старухи, вели себя точно дикие звери.

— Ни фига себе! — выдохнул он. — Тут, кажись, санитаров нужно вызывать.

— Это точно, — кивнул сидящий на пассажирском сиденье старший сержант. — Вызовем. А пока пойдём, сами попробуем унять этих психов.

Глава пятая

Что за безопасное место такое? Марину начали обуревать сомнения: а не лучше ли ей всё-таки будет дома? Закроется, плотно зашторит окна, из квартиры носа не высунет. Впрочем, эти сомнения перекрывали чёткие аргументы: дома не получится спрятаться, слишком уж сильно она разозлила Мамонта и, возможно, тех, кто за ним стоит. Достанут, расправятся.

«Газель» выехала из города. Марина посмотрела на своих спасителей. Они уже успели представиться. Женщину за рулём звали Нонна, на вид ей было лет семьдесят, но выглядела она крепкой как дубок; в глазах и в чертах лица отражалась какая-то жёсткость, точно броня, позволяющая успешно противостоять атакам старости.

Девушка, Инга, была полна энергии. За короткое время эта непоседа три раза перешла с одного сиденья на другое. Постоянно вертелась, будто желая всем присутствующим показать, какие у неё замечательные фиолетовые волосы. А вот мальчишка, Вадик, наоборот сидел спокойно, и Марина невольно восхитилась его выдержкой. Ребёнок ведь, с чудовищами только что сражался, а вёл себя так, словно ничего и не было. Её саму-то не слабо потрясывало: «Мандраж первой степени», — как однажды не смешно пошутил Василий Иванович, когда одного молодого фельдшера начало колотить при виде раненых после массовой поножовщины.

Ярослав полулежал на заднем сиденье — небритый, весь какой-то растрёпанный, в чёрной, явно требующей стирки вязаной шапочке, которую он нацепил сразу же, как снял балаклаву. У него был массивный подбородок, выдающиеся скулы, а в глазах — нездоровый блеск. Время от времени он доставал из внутреннего кармана камуфлированной куртки фляжку, делал глоток и убирал обратно.

Удивительно, но именно потому, что все эти люди слишком разные, Марина почувствовала к ним симпатию, хотя и с долей подозрительности. В голове роились вопросы: кто они такие? Какова их цель? Одно было ясно: им не всё равно, что по улицам города расхаживают монстры. Они их видят, как видит она, а значит, тоже имели печальный опыт клинической смерти.

«Только тот, кто умер и воскрес, могут их видеть».

Они — свои! Потому и спасли её. Верный вывод? Пожалуй, да.

Инга в очередной раз пересела, оказавшись рядом с Мариной, и затараторила:

— Я мразей ещё часа полтора назад заприметила. К тётке ездила, она одна живёт, здоровье ни к чёрту, вот мне и приходится постоянно в город мотаться, чтобы её проведать. В общем, вышла я от тётки, дотопала до детского садика, гляжу — стоят возле забора. Одиннадцать насчитала, включая толстяка. Обычно мрази по одиночке пасутся, не кучкуются, а тут… Короче, я сообразила, что это засада. Такое уже было. Они как-то вот также ловушку Ярославу устроили. Верно, Ярослав?

— Угу, было дело, — отозвался тот, снова приложившись к фляжке.

— Ну я и позвонила нашим. Сама же во дворе затихорилась, наблюдала. А потом такси прикатило и началось. Наши, конечно, чуток припозднились, толстяк всё-таки успел тебя поколотить.

— Спешили, как могли, — заявила Нонна.

— Ну ничего, — улыбнулась Инга. — Главное, мы их планы сорвали. С ловушкой они облажались.

— Вы этих монстров мразями зовёте? — спросила Марина.

— А кто они по-твоему? Мрази и есть. Или ты не согласна?

— Согласна. Вполне, — у неё в голове крутились не менее уничижительные эпитеты.

— Раз эти твари на тебя ловушку устроили, значит крепко ты им насолила, — Нонна бросила на неё взгляд через плечо и снова повернулась к лобовому стеклу. — Рассказывай, что ты сделала.

И Марина начала рассказывать, чувствуя себя так, словно выплёскивает из сознания какую-то застоявшуюся грязную жижу. Поведала о старухе, которую она прогнала, о предостережениях Семёна и Мамонта, о монстре, вытягивающим жизнь из ребёнка. Когда закончила, испытала облегчение. Наконец-то она с кем-то поделилась тем, что тяготило душу. Как же иной раз полезно просто выговориться.

— А ты крутая, — Инга глядела на неё с уважением. — Не зря мы тебя спасли. Из газового баллончика в морду мрази прыснула? При свидетелях? Ну ты даёшь! — рассмеялась. — Хотела бы я на это посмотреть.

— Молодчина, — одобрила Нонна. — Большинство тех, кто видит мразей, проходят мимо. Теперь ясно, почему на тебя ловушку устроили.

Вадик деловито показал большой палец. Он тоже одобрял. А Ярослав, похоже, историю Марины мимо ушей пропустил, его сонный взгляд был устремлён в окно — ещё чуть-чуть и носом начнёт клевать.

«Газель» свернула на мощённую бетонными плитами дорогу и минут через десять въехала на территорию коттеджного посёлка. Справа и слева высились ограды, над которыми проступали очертания домов различной конструкции и размера. Марина знала это место, не раз приезжала сюда на вызовы, и, насколько она могла судить, здесь в основном проживали люди, чей достаток был немногим выше среднего. Никакой элитарности, никакой охраны. Вокруг — лес, а в паре километрах отсюда располагалась городская свалка. Где-то неподалёку ещё была речушка, которую прозвали Грязнулей, потому что давным-давно в неё слили какую-то гадость и с тех пор она чище не стала. Богатые адвокаты, известные артисты, пузатые депутаты и криминальные авторитеты тут определённо не водились, они выбирали места получше.

Нонна провела «Газель» через весь посёлок, остановилась возле обнесённого сеткой рабицей участка на отшибе, где одиноко и как-то печально тускло горел фонарь, вяло озаряя своим светом фасад двухэтажного строения, разительно отличающегося своей неухоженностью от прочих домов посёлка.

— Приехали, — Нонна вышла из машины, за ней последовали остальные.

Марина шла по мощёной дорожке, с недоверием разглядывая коттедж. Грязные стеклопакеты напоминали глаза с бельмами, а серые стены, будто кожа больного псориазом, шелушились остатками краски, печная труба обвалилась и торчала уродливым обрубком над крышей. Веранда и застеклённая терраса хоть и выглядели более-менее прилично, но всё равно навевали мысли о конце цивилизации. У небольшого сарайчика зачем-то были сложены полусгнившие покрышки и отсыревшие мешки с цементом. Сорняки нестройными рядами качались на ветру вдоль забора, намереваясь захватить всю территорию. Саму же дырявую рабицу, окружавшую участок, опутали остатки пожелтевших вьюнков. Пахло гнилой травой и мокрой землёй.

Случайно сойдя с дорожки, Марина едва не споткнулась о кротовину. Весь участок, изрытый оплывшими холмиками, напоминал импровизированное кладбище, где безумный могильщик в хаотичном порядке хоронил отряд лилипутов.

Вслед за остальными она дошла до крыльца с растрескавшимися перилами, поднялась по скрипучим ступеням, проследовала через небольшую прихожую в гостиную. Вадик щёлкнул выключателем, под потолком загорелся некогда ярко-жёлтый, но теперь конкретно выцветший абажур.

— Извини за такую обстановку, — Нонна развела руками, посмотрев на Марину. — Это мой коттедж. Да, не царские хоромы, но жить можно. Когда-то хотела тут всё обустроить, да всё руки не доходили. А потом и вовсе забросила.

— Фигня, — Инга плюхнулась в потёртое кресло. — Главное, электричество и водопровод есть, хотя вода и паршивая. И интернет тут ловит, прикинь?

Сделав вид, что ей плевать на обстановку, Марина всё же украдкой обвела взглядом комнату. Голые стены без отделки, лестница, ведущая на второй этаж, невзрачные шторы, большой накрытый клетчатой скатертью круглый стол, на котором лежал ноутбук и стояла массивная стеклянная пепельница, полная окурков. В углу примостилась кадка с землёй и выглядела она печально, словно скорбела по тому фикусу, что в ней когда-то зеленел. Диван возле стены не уступал в потёртости креслам, а вот стулья глаз радовали — не современные, крепкие, с резными спинками и кожаной обивкой. Марина обратила внимание на стеклопакеты и на добротные двери с красивыми металлическими ручками. Похоже, Нонна всё-таки пыталась что-то сделать для обустройства дома. Жить можно? Вполне. Тем более, выбора иного не было. Безопасное место? Хотелось бы на это надеяться.

— Голодна? — поинтересовалась Нонна.

— Нет, спасибо. Мне сейчас не до еды, — ответила Марина. Ещё час назад у неё были простые житейские планы: приехать домой, принять душ, приготовить лёгкий ужин и съесть его за просмотром какого-нибудь дурацкого ток-шоу по телеку. А теперь эти планы накрылись медным тазом вместе с аппетитом и мечтой хорошенько выспаться.

— Чай всё равно нужно попить. Пойду чайник поставлю, — Нонна ушла на кухню.

Вадик по-хозяйски открыл буфет, принялся выставлять на стол чашки. Ярослав развалился на диване, потёр ладонью раненую ногу.

— Холодный компресс поможет, — дала совет Марина, подумав, что и ей такой компресс не помешал бы, скула опухла и болела не слабо.

— Обойдусь. На мне всё как на собаке заживает. Рюмаху дёрну перед сном, утром буду как новенький.

— И перед сном, и за час до сна, и ночью, — усмехнулась Инга, закинув ноги на подлокотник кресла.

— Ты что-то имеешь против? — огрызнулся Ярослав.

— Да мне плевать, бухай на здоровье.

«Не всё гладко в Датском королевстве», — подумала Марина, хотя какие-то определённые выводы решила пока не делать.

Чай пили вчетвером, Ярослав, прихватив из холодильника початую бутылку водки, отправился на второй этаж, буркнув: «К себе пойду». Марину очень интересовало, что эти люди знают о монстрах, но Нонна для начала решила рассказать об этом коттедже:

— Муж его как-то купил по моей просьбе. Муженёк у меня был тем ещё скрягой, но всё же я его уговорила. Хотела яблони посадить, вишню. Представляла, как сижу летними вечерами на веранде в кресле качалке, курю, любуюсь закатом. Красота. А потом поняла, что всё это блажь. Ни яблони в итоге не посадила, ничего. Не для меня это. Но вот что странно, когда мужа не стало, я продала две из трёх наших квартир, огромную коллекцию картин, которую Жора чуть ли не полжизни собирал, редкие книги, а этот коттедж почему-то пожалела, как знала, что он пригодится. И, как видишь, пригодился. В посёлке мрази не пасутся, только в городе, так что это хорошее убежище.

— Я видела в переходе граффити, — сказала Марина, глотнув чаю. — Там была надпись: «Наш город — их пастбище». А что в других городах?

— Понятия не имею, — ответила Нонна. — Могу лишь с уверенностью сказать, что в тех городах, что я побывала за последние три года, я мразей не видела. Специально ездила по Московской, Калужской и Тульской областям, чтобы убедиться. Думаю, эти твари только в нашем городе пасутся, уж не знаю почему. Но мы выясним. Всё выясним. Мы только в начале пути.

— А то граффити Никитос намалевал, — сочла нужным пояснить Инга. Она болтала ложечкой в чашке, не сделав ещё ни глотка. — Он был одним из нас. Больной на всю башку, колёса горстями жрал, бегал по всему городу и граффити рисовал. Он считал, что мрази — это инопланетные захватчики, которые скоро всю землю поработят. Помер в начале осени из-за передоза. Жаль пацана. Так-то он хороший был, хоть и нарик конченый.

Что ж, одной загадкой стало меньше, автор граффити — наркоман по имени Никитос. Марина подумала, что каким бы ни был этот парень, но пользу своей настенной живописью он всё же принёс, предоставив хоть и скудную, но всё же информацию. И было горько, что его больше нет, очень хотелось выразить ему благодарность. Пришлось поблагодарить мысленно, словно он ещё живой.

— Мы начали действовать совсем недавно, — вернулась к главной теме Нонна. — До этого мы с Ингой вдвоём что-то пытались делать, присматривались, наблюдали, а в сентябре к нам Ярослав и Вадик присоединились.

С трудом скрывая недоумение, Марина посмотрела на мальчишку. Присоединился? Серьёзно? Она-то думала, что он или внук Нонны, или сын Ярослава, или, по крайней мере, брат Инги. А теперь выходит… беспризорник, что ли? Где, чёрт возьми, его родители? Ну в самом-то деле, не сбежал же он из дома?

— Я детдомовский, — предвосхищая её вопросы, буркнул Вадик. — Сбежал. Пришлось сбежать, у меня выбора не было. Возле интерната постоянно мрази паслись и только я их видел. Страшно было, особенно по ночам. Они из детей жизнь пили. Я однажды не выдержал, когда одна мразь к моему другу присосалась, и попробовал помешать… Все меня за психа ненормального посчитали. А воспитателям пофигу было, что некоторые дети слабеют, думали витаминов не хватает. А я рассказывать о мразях не пытался. Кому рассказывать, если даже друг мне не поверил? Да я бы и сам не поверил, если бы собственными глазами не видел этих чудищ. А однажды во время прогулки я увидел пятерых мразей за оградой. Они глядели на меня так, словно сожрать собирались. Я тогда в корпус рванул, а вечером совсем сбежал. А что мне ещё было делать?

— Получается, ты в розыске, — с сочувствием подытожила Марина. Законопослушная гражданка в ней даже не пискнула.

— Конечно же, он в розыске, — ворчливо подтвердила Инга. — Правда его только менты ищут, ну, может быть, волонтёры всякие, а монстры — вряд ли. Из нас четверых только Ярослав мразям крепко насолил. Точнее, им известно, что он насолил. Засветился по полной программе, прям как ты. Ко мне, Нонне и Вадику у них претензий нету. Мы все вместе провели недавно одну акцию, пятерых монстров электрошокерами вырубили, и кое-что полезное выяснили, но на нас тогда были балаклавы. Так что, мы вне подозрений.

— Зато я… — вздохнула Марина.

— Вы с Ярославом, — добавила Нонна. — Вам в отрытую в город лучше не соваться. Слишком рискованно. Так что, если у тебя там какие-то дела, работа — забудь. Считай, у тебя на лбу мишень нарисована. И, чем быстрее ты с этой мыслью свыкнешься, тем лучше. А понадобится кому-то из близких что-то передать, это сделает Инга, она у нас постоянно в город мотается. За мразями следит.

— Как разведчица, — Вадик посмотрел на Ингу, как на героиню, за что девушка наградила его улыбкой.

Марина разумеется была благодарна всем этим людям, однако компания, состоящая из пожилой женщины, девушки, мальчишки и странного любителя бухнуть ей виделась абсолютно не серьёзной. То, что их до сих пор мрази не сцапали — это везение. А ведь они ещё и акции какие-то умудряются проводить, да и сегодня неплохо так себя показали. Хорошие люди, не равнодушные, но Марина предпочла бы, чтобы на их месте был отряд спецназа, вооружённый до зубов и с хитрым оборудованием.

— Как вы вообще друг друга нашли? — она постаралась, чтобы в её голосе не проскользнуло разочарование, но, кажется, не вышло.

Инга и Вадик уставились на Нонну, будто только она обладала правом ответить на этот вопрос. Возникла пауза. Нонна побарабанила пальцами по столу, вздохнула.

— Знаешь, Марин, давай я тебе об этом расскажу как-нибудь потом. Не думай, это не от недоверия, просто… лучше потом. Когда мы лучше друг друга узнаем. Пока одно могу сказать: встретились мы все не случайно.

Марина не могла понять причину такой таинственности. Она ведь задала несложный вопрос, неужели нельзя было ответить конкретикой? Зачем наводить тень на плетень? Ей всё сильнее начало казаться, что эти люди не борются со злом, а играют в войнушку, придумав себе военные тайны, которые должны знать лишь избранные. Как дети, ей богу.

— Конечно. Расскажете, когда мы узнаем друг друга получше, — Марина поглядела на Ингу, на Вадика и ей вдруг стыдно стало за собственные мысли. Эти ребята ей жизнь спасли, а она расценивает их как последняя стерва. Всё от усталости. От стресса. От чувства, что ничего уже не будет как прежде. И наверняка её спасители относились к ней снисходительно, не замечая раздражения, потому что сами через всё это прошли и понимали, в каких она сейчас растрёпанных чувствах.

— Расскажите тогда, что вы выяснили о мразях, — Марина надеялась, что, хотя бы эту информацию они не спрячут под покровом таинственности.

Не спрятали. Роль рассказчицы, видимо на правах разведчицы, на себя взяла Инга:

— Ты уже, наверное, догадалась, что мрази раньше были нормальными людьми. Но я скажу больше: все они были одинокими…

То, что она рассказывала, Марина записывала в мысленный блокнот, подчёркивая красным самое главное. Каждое слово было точно деталь огромной головоломки, которую, казалось, невозможно собрать полностью из-за её абсолютной сюрреалистичности.

Инга поведала, что монстрами становятся в основном наркоманы и старики. Кто-то специально выбирал именно такую категорию людей. Зачем? На этот счёт не было никакой определённости. Однажды Инга долго следила за одним знакомым торчком, который в одночасье стал мразью, и сделала вывод, что тот больше не нуждался в наркотиках. Как отрезало. Но каким-то благом тут и не пахло, просто одно зло заменило другое, точнее — вытеснило. Ещё наблюдение: мрази ничем не руководствуются, выбирая своих жертв. Всё это дело случая и не более того, никто не застрахован. Жертвы слабеют, иногда теряют сознание. Кто-то потом быстро восстанавливается, кто-то медленно. Но бывали и смертельные исходы, люди умирали от сердечной, лёгочной, почечной недостаточности. Инга зафиксировала пятнадцать подобных случаев, но по её прикидкам их в десятки раз больше. На фоне населения огромного города это выглядело, конечно, не критично, в тех же автомобильных авариях гибнут тысячи, но сам факт, что к этому причастно нечто иррациональное, кошмарное, делало ситуацию из ряда вон выходящей, заслуживающей того, чтобы попытаться что-то изменить.

Ещё Инга отметила, что обычные люди, не имевшие опыта клинической смерти, мразей как будто не замечают. Проходят мимо, не смотрят, будто какая-то сила оберегает чудовищ от посторонних глаз, отводит взгляды. Никто не обращает внимания на одиноко стоящую во дворе старушку или щуплого паренька, притулившегося под сенью какого-нибудь дерева. Мрази — всё равно, что невидимки. Они становятся заметны, только если с ними столкнуться нос к носу.

Марина после этих слов сделала вывод, что того типа возле детской площадки никто бы и не заметил, не кинься она на него с газовым баллончиком. Он не прятался, но был для всех настолько «тусклым», что как будто его и вовсе не существовало. А сколько раз она сама раньше проходила мимо таких серых и неприметных, словно созданных для того, чтобы на них никто не обращал внимание?

— Так-то мрази от людей поведением не слишком отличаются, — продолжала Инга. — Едят то, что и мы едим. Я своими глазами видела, как один из них в кафешке булочку уплетал. Тормозные они только. Туго соображают. Потому мы их так легко и вырубили шокерами, не успели они сориентироваться. Это всё, конечно, нам на руку. А что касается жизненной силы…

— Мы уверены, что они её накапливают, — встряла Нонна. — Зачем? Это как раз нам в ближайшее время и предстоит выяснить.

Накапливают? Марина вспомнила, как из пастей обездвиженных тварей вырывалась эфемерная зеленоватая субстанция. Скорее всего — жизненная сила, то, что они зачем-то накапливали. Но вот вопрос: копили они эту силу для себя или для кого-то? Что-то подсказывало, что второй вариант более убедителен. Это отчасти подтверждали слова Семёна, который обмолвился, что есть те, кто пострашнее уличный монстров.

Несмотря на усталость, Марина снова испытала чувство азарта. Ей хотелось раскрывать тайны, докапываться до правды, благо теперь есть с кем эту самую правду искать. А что ещё делать-то? Не сидеть же сложа руки? Все мосты сожжены, дороги назад нет, остаётся лишь вписаться в странную команду и идти вперёд, действовать. Не верилось ей, что можно просто отсидеться.

— Я с прошлой осени за мразями наблюдаю, — Инга посмотрела на Марину и зачем-то понизила голос до заговорщицкого шёпота, — но только недавно мне удалось кое-что любопытное выяснить. Случайно это просекла. Я видела, как толстяк и длинный сажали мразей в автобусы на окраине города. Они их куда-то отвозят, а потом мрази возвращаются.

— Куда отвозят? — удивилась Марина.

— А мне почём знать? Я ведь не супергёрл, не могу за всем уследить. Но скоро мы это выясним, правда, Нонна?

— Разумеется, — последовал ответ, в котором не было ни тени сомнений.

— А Семён и Мамонт? Какова их роль во всём этом? — поинтересовалась Марина.

— Пастухи, — не скрывая отвращения, ответила Инга. — Они за стадом следят. И наказывают таких как ты, не внявшим их угрозам. Иуды. Ненавижу. Как по мне, они в сто раз хуже мразей. Против своих попёрли, против людей. Ярослав мечтает их отловить и бошки им свернуть. Я только за.

Радикально. И жутковато. Марина ощутила, как по спине холодок пробежал.

— А вы… — она замялась. — Вы уже…

— Убивали? — догадалась Нонна. — Нет. Пока только шокерами мразей отключали. Но кто знает, может быть и придётся когда-нибудь переступить эту черту. Мы считаем, что мразь уже не станет человеком. Они не люди и это бесповоротно. Ты ведь сама видела — они чудовища, их не мучает совесть, если кто-то по их вине умирает.

Марина сомневалась, что сможет эту черту пересечь. Прыснуть из газового баллончика в рожу — это пожалуйста, это не смертельно. А вот убить… пожалуй, нет. Мрази ведь были людьми. Были! Когда-то они любили, чем-то увлекались, ходили на работу, музыку слушали. Неужели в них не осталось ни капли человечности? Неужели они действительно стали чудовищами бесповоротно? Ничего кроме тяжести на душе эти вопросы не вызывали. А значит, нужно найти на них чёткие ответы.

* * *

Семён зашёл в бар с броским названием «Аврора» и огляделся в поисках Мамонта. Немногочисленные посетители сидели за столиками, и только напарник, нахохлившись, как мокрая ворона, занял место за стойкой.

Иногда Семён жалел, что связался с этим взбалмошным кренделем. Хотя «связался» — это неподходящее слово. Скорее — судьба привела, сука драная. Обстоятельства. Могло бы всё быть как-то иначе? Порой казалось, что нет. Получил то, что заслужил, хотя непросто в этом признаваться даже самому себе. Он давно топал по дорожке, вымощенной из ошибок и глупых решений. Когда-то это можно было списать на беспечность молодости, но теперь, по истечении лет, такое объяснение не устраивало. Теперь он отчётливо понимал, что упущенные возможности — это следствие непростительно пофигизма и ложного ощущения, что весь мир ему чем-то должен. А всё потому что красавчик, да и талантом не обделён.

Вот только кто-то там, наверху, такого мнения не разделял. Блистательное поступление во ВГИК с первого раза обернулось разочарованием. Проучился с горем пополам два курса. Актёрская карьера за пределами института сразу не задалась. Главные роли не предлагали, а размениваться на рекламу туалетной бумаги и средства от грибка ногтей желания не возникало. Но почему-то другого не предлагали. Начал выпивать. Он любил весело проводить время в общаге — пьяные вечеринки, дешёвое бухло, утренние похмельные пробуждения порой в самых неожиданных местах. В один «прекрасный» день его отчислили.

На пару кастингов пришёл не трезвым. Тогда с ним перестали связываться и по поводу рекламы. Гонорар за сериал таял на глазах. Семён впал в уныние и мистицизм. Последние деньги отнёс гадалке-ведунье, тётке бывшей однокурсницы, которая обещала спасти его от чёрной полосы в жизни. Она то и посоветовала выложить «волшебную» картинку в соцсетях. Мол, это оберег отпугивал тёмные силы, приносящие неудачи. Ну не тупость ли? Естественно, картинка не сработала.

Платить за съёмную квартиру было нечем. Мать, не поддавшись артистичным уговорам Семёна, присылать деньги отказалась, и пришлось искать работу не по профессии. С трудом, поначалу подавляя гордыню, проработал несколько лет экспедитором, затем по знакомству умудрился устроиться в одну, как ему казалось, неплохую строительную компанию, но руководство скоро показало отличный наглядный пример, как из неплохой компании можно сделать не просто плохую, а токсичную, сбежав за бугор с деньгами акционеров. И снова наступило время жалкого существования и какой-то убийственной лени. Не осталось больше ни гордыни, ни желания смотреть в будущее даже с малейшим оптимизмом. Беспросветная тоска. Актёрская карьера в те дни виделась Семёну всего лишь миражом из прошлого, который поманил и обманул. Порой ему не верилось, что эта актёрская жизнь вообще была.

Однажды, находясь в полной апатии ко всему и всем он откликнулся на объявление, в котором искали крепких парней для коллекторского агентства. Несмотря на годы не слишком праведной жизни, хорошей физической формы он не потерял, так что на работу его взяли. Это было дно. Но ему уже было плевать. Там-то Семён и познакомился с Мамонтом.

Напарника по-настоящему звали Борисом. Тот не раз говорил, что погоняло «Мамонт» шло со времён криминального прошлого, но Семён в это не верил. Что-то подсказывало, что кликухой он обзавёлся ещё в детстве. Так и представлялся пухлый тупой пацанёнок, которого все дети дразнили словом, явно услышанным в каком-нибудь мультике. И теперь этот повзрослевший пацан ненавидел всех и вся, порой казалось, что и распух-то он лишь благодаря прущей из него злобе. Лучшей кандидатуры для работы в коллекторском агентстве трудно найти — действовал подло, нагло, жестоко. Поначалу Семён рядом с ним чувствовал себя неуютно, но потом приручил эту остервенелую зверушку и даже научился ей манипулировать, раскрыв истинную сущность Мамонта — сущность шестёрки, не туза и даже не валета.

В агентстве они проработали два года. Затем им предложили работку более денежную. Такую, от которой трудно было отказаться. А теперь отказаться от неё и вовсе было невозможно при всём желании.

Пастухи при монстрах. Хозяйка сделала Семёна и Мамонта «видящими», путь назад, к нормальной жизни, отрезан.

— Ну и какого хера ты меня из дома выдернул? — проворчал Семён, усаживаясь на высокий барный стул.

— Какого… хера? — Мамонт уже был изрядно пьян, глаза осоловели, жирные как отъевшиеся черви губы ворочались с трудом. — А такого хера, Сёма, что мы в полной жопе. А всё из-за тебя! — ударил кулаком по стойке, едва не опрокинув стопку с водкой. — Из-за тебя, Сёма! Ты… ты на мою рожу погляди!

Семён брезгливо скользнул взглядом по лицу напарника: раны неумело и не полностью залепленные пластырем.

— Видал? Это, мать твою, та сучка сделала, вцепилась мне в морду как… как не знаю кто. Как зверюга бешеная. Но это всё фигня. Они коровок наших покалечили, шокерами, и теперь коровки минимум неделю будут в себя приходить. Неделю, чтоб их!

— Кто «они»? О чём ты вообще?

— Я о тех мудозвонах в балаклавах, вот о ком!

Бармен отошёл в другой конец стойки всем своим видом показывая, что не подслушивает, а люди за столиками вообще не обращали внимания на крикливого мужика в плаще, пьяный бред в этом заведении был нормой.

— Значит, наказание Самариной пошло не по плану, — Семён напрягся. — Как я понял, она тебе рожу расцарапала, а потом…

— Она сбежала, — лицо Мамонта вдруг стало плаксивым, как у ребёнка, у которого отняли конфету. — Ей… ей помогли сбежать.

— Опять эти типы в балаклавах. С шокерами.

— Угу. Опять.

Недавно пятерых сборщиков какие-то люди в чёрных балаклавах вырубили электрошокерами. Сборщики сами об этом рассказали, когда оклемались. И вот опять. Как бы ни хотелось Семёну это признавать, но факт остаётся фактом — кто-то объявил войну чудовищам.

— И сколько же их было?

— Двадцать, не меньше! — взвизгнул Мамонт. — Целая армия! Было бы меньше, я бы с ними разобрался, а так… еле ноги унёс.

Семён знал, что Мамонт тот ещё любитель преувеличивать. Но это ничего не меняло. Есть проблема и её как-то нужно будет решать.

— А сучку эту я ещё поймаю! — прошипел толстяк. Его щёки затряслись, покрылись пунцовыми пятнами. — Поймаю, вот увидишь! — он даже как будто протрезвел от злости. — И больше не говори мне, Сёма, чтобы я её пожалел. Всё, поезд ушёл! — и опять удар кулаком по стойке. На этот раз стопка всё же опрокинулась. — Чё ты её жалеешь вообще, а? Чё жалеешь? Себя лучше пожалей, потому что Хозяйка нам завтра бошки оторвёт, из-за того, что случилось. А я, Сёма, молчать не стану. Всё, всё ей выложу, так и знай! Расскажу, что ты отказался идти врачиху наказывать, потому что совесть тебя, видите ли, мучает.

— Плевать, — буркнул Семён. — Рассказывай, что хочешь.

Он врал, ему было не плевать. Мамонт хоть его и побаивался, слушался, но Хозяйку он боялся намного больше. Сдаст за милую душу. А Варвара ведь действительно накажет за такой косяк, и кто её знает, может даже грохнет. Она непредсказуема, от неё всего можно ожидать. Страшно? Ещё как, но будь он проклят, если покажет свой страх напарнику, этому ничтожеству.

— Водки! — потребовал Мамонт, насупившись, став похожим на угрюмого бегемота.

Бармен споро наполнил стопку и опять отошёл, словно не желая находиться в пределах нехорошей ауры буйного посетителя. Мамонт залил в себя пойло, засопел, повернулся на стуле, зыркая на всех мелкими злобными глазками. Его взгляд с трудом сфокусировался на неопрятной парочке, потягивающей пиво за столиком у окна, точнее на женщине с одутловатым лицом и синюшной гематомой на подбородке. Палец-сарделька указал в её сторону.

— Эта шмара и то получше твоей врачихи будет! — Мамонт произнёс это громко. — Верно я говорю, а? Эй, лярва, ты ведь лучше врачихи?

Женщина втянула голову в плечи, явно желая стать меньше и незаметней. Её спутник что-то недовольно пробормотал, но обострять ситуацию не пожелал, отвернулся к окну.

— Что, не нравлюсь я вам? — выкрикнул Мамонт, обращаясь уже ко всем посетителям. С его губ сорвалась слюна, повиснув на поросшей белёсой щетиной подбородке. — А вот я себе нравлюсь! Я знаю то, о чём вы, суки, даже не… — он икнул. — Не догадываетесь!

— Успокойтесь, — встрял бармен, показав, что его терпение не безгранично.

— Чё ты сказал? — набычился Мамонт. — Нет, ты чё только что ляпнул, гондон штопаный⁈ — его рука нырнула под полог плаща, травматический пистолет покинул своё место в кобуре.

Впрочем, наломать дров Мамонт не успел, потому что Семён выхватил из его руки пушку, сунул её в карман, потом взял напарника за шкирку и будто нашкодившего щенка вывел, а точнее — выволок из бара, швырнул на заднее сиденье своего Джипа.

— Ах вот так, да? — скалился Мамонт, впрочем, уже беззлобно, потеряв весь запал. Его глаза стали совсем мутными. — Значит вот так ты с… с другом обходишься. А я всё Варваре расскажу. Всё… — он заклевал носом.

Как же Семёну хотелось отвезти его куда-нибудь в лес, да и придушить. Но нет, нельзя. Варвара об этом точно узнает и не простит. Тяжело вздохнув, он повёз напарника к нему домой, решив выкинуть его возле подъезда, а дальше пускай сам до квартиры добирается как может. Настроение было паршивое, хуже некуда. Завтрашний день обещал быть тяжёлым. Оставалось лишь надеяться, что этот день не станет для него последним.

Глава шестая

Нонна выделила Марине комнату на втором этаже, принесла электрообогреватель, чистое постельное бельё и с некоторой гордостью заявила, что дом хоть и старый, но сквозняков в нём нет. А потом развела руками и добавила:

— Добро пожаловать. Обживайся. Захочешь есть, еды в холодильнике достаточно. И бога ради, не чувствуй никакого стеснения, ты теперь одна из нас.

— Благодарю, — Марина посмотрела ей в глаза. — Почему вы мне так доверяете? Привезли сюда, в своё убежище, рассказали о своих планах. Вы ведь меня совсем не знаете.

— У нас есть причина тебе доверять, — Нонна прищурилась, будто не желая, чтобы Марина заметила хитринку в её глазах.