Глава 6

6.

Зотагин внял совету Мартынова. Во всяком случае постарался. Его слушали внимательно. Задавали вопросы, уточняя, если что-то было непонятно. Зотагин начал рассказ со знакомства в таёжной заимке с китайцами. Вначале неуверенно, потом всё больше увлекаясь, в красках, словно переживал всё заново, стал описывать приключения во время экспедиции. Подробно остановился на встрече с мамонтами и американским спецназом. Хотел лишь вскользь упомянуть о странном океане под северным сиянием, но Мазаев заставил нарисовать полную картину того происшествия. Больше всего вопросов возникло, когда Зотагин рассказал, как они обнаружили корабль и потом, после пленения кочевниками, попали на его борт, где познакомились с командой. Тут Мазаев буквально засыпал его вопросами. Как выглядел корабль, сколько человек было в экипаже, как они к ним отнеслись, что рассказали о себе… Зотагин отвечал как мог. Завершил рассказ переходом на корабле через Топь и госпиталем, откуда Потапыч через весовую склада сельхозпродукции доставил его сюда на своём «лаптёжнике».

— Это машина такая, — пояснил Зотагин.

— Корабль оттуда, из мира, куда мы отправимся, Олег Борисович? — спросил Самсонов.

— Не совсем, но, похоже, да, — ответил Мазаев. — Из его продолжения.

— Опять загадки, — Мартынов во время рассказа Зотагина машинально достал трубку и теперь крутил её в руках.

— Загадок более чем достаточно, — согласился Мазаев. — Одни только следы от пуль у мамонтов палеонтологов в тупик поставят. А если в том геологическом слое ещё и останки американского спецназа с вертолётом обнаружат, они совсем с ума сойдут. Допустить этого, конечно, нельзя. Придётся озадачить руководство. Пусть принимают меры, — он прервался, подошёл к трибуне и сделал отметку на своём планшете.

— Хотелось бы заодно подробнее узнать о взаимосвязях параллельных миров, — напомнил ему Овирский, осуждающе косясь на трубку в руках Мартынова.

— Да-да, конечно, — лектор поднял глаза от планшета, оглядел слушателей, подошёл к окну, постоял, глядя на лес и покачиваясь с пятки на носок, затем снова повернулся к аудитории. — Полагаю, всем известно о критической точке, где система становится неустойчивой к изменениям и где происходит её структурная перестройка, — издалека начал Мазаев. — Это так называемая точка бифуркации. В ней система – в нашем случае это общество – колеблется перед выбором пути дальнейшей эволюции. При этом само общество на какое-то время становится крайне неустойчивым и непредсказуемым. Образно говоря, его шатает. Это время переворотов, революций, войн и прочих потрясений. В конечном счёте общество всё-таки выбирает путь своего дальнейшего развития. На его выбор влияет огромное количество факторов, порой совсем незаметных и потому изначально не принимаемых во внимание. Заранее предсказать, по какому пути пойдёт общество практически невозможно. Было невозможно, пока не появился «Демиург», — уточнил Олег Борисович.

На этот раз Зотагину удалось ухватить смысл сказанного. Помогли когда-то прочитанные фантастические книжки, где герой менял ход истории. Там точка бифуркации тоже упоминалась.

— «Демиург» позволяет точечно воздействовать на ход истории, применяя закон бабочки Брэдбери. Иначе говоря, формировать историческое развитие в наиболее привлекательном для общества направлении, — продолжил Мазаев, убедившись, что все поняли, о чём идёт речь. — Наряду с этим обнаружилась очень интересная и важная деталь. Оказывается, из-за воздействия «Демиурга» возникает альтернативная ветвь развития. Она не исчезает бесследно, а становится параллелью основной. Является, своего рода, запасным путём в плане истории. Но не навсегда, а лишь до определённого момента, пока не сойдётся с доминирующей линией и не исчезнет, растворившись в ней в зоне аттрактора. Зоне притяжения, говоря иначе. Разумеется, пока такой доминантой здесь является наша реальность.

— А мы, получается, должны помешать этому? Уничтожить наш мир ради сохранения той параллели? — спросил Самсонов. — Почему? Чем та, другая реальность лучше нашей? Я не собираюсь спорить с вами, Олег Борисович, я просто хочу понять.

— Для этого мы с вами и собрались сегодня, — сказал Мазаев. — Чтобы вместе во всём разобраться. Вам сложно судить о том мире, куда вы должны отправиться, но о нашем у вас наверняка сложилось определённое мнение. Хотелось бы его выслушать.

— Окаянь, — неожиданно для себя сказал Зотагин.

— Окаянь? — удивлённо взглянул на него лектор. — Почему вы так считаете?

— Это не я, — ответил Зотагин. — Его так офицер назвал. С того корабля.

— Видимо сравнение оказалось не в нашу пользу, — философски заметил Мартынов. — Наверняка тому имелись причины.

— Не могу согласиться, — возразил Овирский. — В целом наш мир меня устраивает. Да, нём имеются определённые минусы. Это нормально, это в порядке вещей. Стремление к абсолютному совершенству я не воспринимаю всерьёз, считаю утопией. И полагать этот мир окаянным, основываясь только на мнении какого-то неизвестного мне офицера, не собираюсь.

— Никто вас не заставляет, —дёрнул плечом Мартынов. — Но там, — ткнул он в потолок чубуком трубки, — данный расклад никого не устраивает. Существование «Демиурга» тому подтверждение.

— Действительно, Олег Борисович, объясните, каким видится общество создателям «Демиурга»? Вы сейчас сказали о привлекательности. В чём будет заключаться эта привлекательность в заново созданном мире? — поинтересовался Самсонов.

Мазаев, до того с интересом наблюдавший за разгоревшимся спором, оживился.

— Однозначно ответить на ваш вопрос, Юрий Дмитриевич, я не смогу, — сказал он. — Однозначного ответа на него не существует априори, поскольку здесь нам придётся затронуть экономическую, социальную, политическую и, наконец, духовную сферы общества. Давайте в качестве примера остановимся только на экономической, подразумевая, что в остальных схожая ситуация. Согласны? Вот и замечательно! Итак, от того, как производятся и распределяются материальные блага, напрямую зависит благосостояние общества. Это бесспорно. В Советском Союзе, куда вас вскоре командируют, производственная база страны является общественным достоянием и каждый человек, причём с рождения, получает, определённый доход от произведённой продукции. Как в материальном плане, так и в социальном. При капитализме, а в особенности капитализме колониальном, каковой мы наблюдаем в нашей реальности, доход от произведённого получает лишь малочисленная группа владеющая средствами производства. Остальные зависят от их, простите за примитивизм, жадности. Сравните и ответьте себе сами, что на ваш взгляд из этого более привлекательно. В других сферах, повторяю, ситуация сходная. Проигрывает тому миру.

Зотагину вспомнился их давний разговор с Осокиным. Зимой, ещё до того, как они с китайцами на «Витязе» отправились сюда через тайгу. Леонид тогда говорил о чём-то похожем. Прав он был, получается. Зря Голубчик над ним смеялся.

— Ответ предсказуем, — сказал Овирский. — Даже спорить не буду. Другое дело, оценят ли наши старания в том новом дивном мире, что мы собираемся в конце концов построить. Не лучше ли оставить всё, как есть. История сама во всём разберётся.

— Тогда чего ради вы находитесь здесь среди нас, Лев Аристархович? — спросил Мартынов. — Если хотите всё возложить на историю. Или только сейчас осознали, чем нам придётся заниматься там, в прошлом?

— Я здесь ради материала для своей диссертации, Сергей Илларионович, — ответил Овирский. — Исключительно ради этого. Остальное считаю сопутствующим. Да и вы, как я понимаю, имеете в прошлом личную заинтересованность.

— Не помню, чтобы я это скрывал, — Мартынов сжал зубами чубук трубки.

— Курить вредно! — походя указал ему Овирский.

— Там, куда мы отправимся, курение в порядке вещей, — парировал писатель.

— Действительно, Олег Борисович, хотелось бы узнать, как в конечном счёте будут восприняты изменения? — задал вопрос Самсонов. — Пусть из лучших побуждений, пусть во имя общего блага, но они ведь всё равно навязаны. Лично я совсем не представляю, каким образом можно сделать так, чтобы все остались довольны.

Зотагин был абсолютно с ним согласен. Он тоже не понимал, как можно сразу всех сделать счастливыми, да ещё насильно. Если даже в маленьком коллективе обязательно найдётся кто-то чем-то недовольный, то здесь такие подавно будут. Что с ними делать? Отправлять куда подальше, чтобы не портили картину поголовного счастья? В лагеря на перевоспитание, как Осокина? И чем же то общество тогда лучше этого? Если задуматься, нет между ними никакой разницы. Те же яйца, только в профиль, как сказал бы Иваныч.

Мазаев обрадовался, словно ждал этого вопроса. Скорее не просто ждал, а специально подводил к нему слушателей каждой своей новой группы. Словно ненавязчиво хотел проверить их отношение и готовность к будущей работе. Такое у Зотагина сложилось подозрение.

— Хочу сразу оговориться, что привлекательность общества в нашем понимании вовсе не означает полное удовлетворение всех запросов каждого его члена, — начал лектор. — Подобного общества не может существовать в принципе. Известную в своё время декларацию от каждого по способностям, каждому по потребностям считаю утопией, потому как потребности отдельных личностей, прямо скажем, могут быть безграничны и в некотором роде даже невыполнимы. Тут я целиком и полностью согласен с Львом Аристарховичем, — лёгкий кивок в сторону Овирского. — Однако, прежде чем понять, как общество воспримет готовящиеся нами изменения, надо чётко знать, какими будут эти изменения, — продолжил Мазаев, интонационно выделив слово “какими”. — Давайте вместе вспомним, что больше всего привлекало людей на протяжении всей истории? — оглядел он слушателей.

— Власть, — сказал Овирский. — Власть над миром, власть над обществом, власть над ближним. На протяжении всей истории людей больше всего привлекала власть! — подчеркнул он.

— Вынужден согласиться, хотя предпочёл бы услышать другое, — разочарованно заметил Олег Борисович. — Но тут, видимо, я сам виноват. Не совсем верно сформулировал вопрос. В моём ответе подразумевались свобода, справедливость, равенство, уверенность в завтрашнем дне… — он с задумчивым видом потёр лоб и неожиданно улыбнулся. — Хорошо! Коль речь у нас зашла о власти, будем исходить из её влияния, как на общество в целом, так и на отдельных его представителей. Прежде всего спросим, какая власть предпочтительна обществу? Разумеется та, которая в наиболее полной мере будет отвечать запросам людей. Не кучке властителей, не представителям капитала, а непосредственно всем, независимо от их социального статуса. Кстати, опыт подобного общества в нашей истории был. Особо отмечу, что именно по лекалам того опыта строится работа «Демиурга».

— Речь, полагаю, идёт о Советском Союзе? — сказал Мартынов.

— Совершенно верно, речь об СССР, — согласился с писателем Мазаев. — Именно здесь, в Стране Советов впервые в мире сформировалось справедливое общество людей, уверенных в завтрашнем дне. Вскоре вы сможете в полной мере оценить мою правоту на собственном опыте, — улыбнулся Олег Борисович. — Молочных рек с кисельными берегами я вам там не обещаю, проблем, особенно на бытовом уровне, в том мире хватает, но все недостатки компенсируются доброжелательной атмосферой.

— Послушать вас, так это просто рай земной, — усмехнулся Овирский. — Нет ни зависти, ни подлости и даже преступники с нимбом и крылышками мотыльками по лагерям порхают.

— Ничего подобного я не утверждал, — повернулся к нему Мазаев.

— Но впечатление создалось именно такое. Впрочем, это не столь важно. Я о другом. Союз продержался чуть больше семидесяти лет. В историческом плане это мгновение. Так стоит ли тратить усилия на поддержание столь нежизнеспособной структуры?

Самсонов удивлённо переглянулся с Мартыновым. Для них слова Овирского стали полной неожиданностью. Как и для Зотагина. Он посмотрел на лектора, ожидая немедленной гневной отповеди позволившему усомниться в необходимости осуществляемого проекта. Однако Мазаев, напротив, заинтересовался точкой зрения Овирского.

— Иными словами, вы считаете социалистический строй нежизнеспособным? Я правильно вас понял, Лев Аристархович? — спросил он.

— Именно так, Олег Борисович, — согласно кивнул тот. — Сама история наглядно продемонстрировала нам это.

— По-вашему, корректируя на его основе ход истории, мы занимаемся полнейшей ерундой? — уточнил Мазаев.

— Я бы сказал, бесполезной тратой средств и усилий.

— Вот даже как! Весьма интересно! Готов внимательно выслушать ваши доводы!

— К вашим услугам! Вы позволите?..

Овирский поднялся из-за стола и подошёл к интерактивной доске. Включил её, взял с лотка маркер и стал ждать, когда доска загрузится. Мазаев молча наблюдал за его действиями от окна. Остальные тоже молчали с интересом ожидая продолжения. Когда программы установились, Овирский провёл маркером на доске короткую прямую линию, завершив её жирной точкой. Над линией крупно написал “Россия”, а точку пометил числом 1917.

— Российская Империя. Семнадцатый год, — дополнительно обвёл он дату. — Год исторического разлома.

— Февраль или октябрь? — спросил Мазаев.

— Начну с февраля, — ответил Овирский. — Поскольку не все здесь присутствующие достаточно хорошо ориентируются в исторических деталях, — он выразительно посмотрел на Зотагина, — напомню, что целью Февральского переворота в России было свержение монархии. Помазанник Божий Государь Император Николай Второй Романов в феврале того года был предан ближним окружением, отрёкся от престола и стал простым гражданином бывшей империи, а ныне уже республики. Несмотря на кризис власти последствия февральских событий на тот момент были предсказуемы. Через относительно небольшой отрезок времени всё вернулось бы на круги своя, потому как сама Февральская революция являлась буржуазно-демократической. Неустойчивость, вызванная данной точкой бифуркации, в историческом плане была бы сравнительно короткой. Лет десять от силы. Особых изменений в общественном строе не предвиделось. Разве что частная собственность поменяла бы владельцев. И то не везде. Конечной же целью этого переворота, планировавшегося заграничными акторами, было превращение России в колонию, или, ещё лучше, в конгломерат управляемых извне мелких княжеств. Что мы с вами в данный момент наблюдаем здесь. Якутия и Сибирская Республика под жёстким патронажем Америки, европейская часть страны, где не шло опустошительных боевых действий, теперь в составе Османской Империи… Всё перечислять нет смысла. Даже здесь, на Урале, нас защищают, а по сути контролируют и направляют какие-то неизвестны нам силы будущего. Октябрь семнадцатого лишь отодвинул готовящийся тогда финал, а не предотвратил его. Наша параллель вновь, как в начале того столетия, так и останется основной реальностью, сколь бы новых параллелей мы не создали при помощи «Демиурга». Лично я сомневаюсь в положительном результате данного предприятия. Пусть даже мы вновь на какое-то время сохраним ту параллель, она всё равно окажется нежизнеспособной, — Овирский посмотрел на Мазаева, ожидая оценки сказанному.

— Мелкие княжества, говорите? — прищурился лектор. — Получается, большевики в октябре семнадцатого, спасли страну от развала.

— Большевики лишь отсрочили его, — стоял на своём Овирский. — На семьдесят лет. Чуть больше, но это не суть важно. Важно другое. Они же в конечном счёте и развалили страну. Точнее коммунисты, как они сами стали себя называть. В конце декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года принята декларация о прекращении существования СССР. Союз распался исключительно из-за предательства коммунистов во власти. — подчеркнул Овирский. — От некогда большой и сильной страны осталась лишь Российская Федерация, окружённая осколками своего былого величия. Февраль семнадцатого, спустя семь десятилетий, завершился тем, чем и должен был завершиться ещё тогда, в начале века. Развалом страны, уничтожением собственной экономики, засильем иностранного капитала, обнищанием и беспросветным будущим для большинства членов общества.

Овирский продолжил на доске линию из первой точки. Поставив над новой точкой число 1991, небрежно заштриховал промежуток между ними.

— Это период существования Союза, — пояснил он. — А это, — Овирский продолжил линию дальше, — наша с вами реальность.

— Которая полвека спустя споткнулась об очередную точку бифуркации, завершившуюся развалом уже самой Российской Федерации, — дополнил Мазаев.

— Прямой связи с Советским Союзом я в том не вижу, — сказал Овирский. — СССР давно почил в бозе вместе со своим социалистическим укладом.

— Однако, Лев Аристархович, вы так и не привели убедительных доказательств его нежизнеспособности.

— Разве? — удивился тот. — Хорошо, извольте. Революционная пассионарность к концу существования СССР практически сошла на нет. Вместо неё постепенно образовалась партийная сословность. Так называемая партноменклатура. Внутри государственного аппарата махрово расцвели коррупция и кумовство. Для партаппаратчиков была отлажена система льгот и привилегий, а так называемая стабильность кадров означала их пожизненность, — стал перечислять Овирский. — Можно назвать ещё тысячу причин политического, экономического, социального плана, но главенствующую роль всегда играет человеческий фактор. СССР не был исключением. Пассионариев на лидирующих постах сменили гедонисты, а зачастую просто предатели, что и предрешило конец Союза. И так будет происходит каждый раз, сколько бы мы его не реанимировали. Человеческую природу не изменить. Всегда будут те, кто захочет построить своё благополучие за счёт других. И всегда у руля государства найдутся те, кто ради собственных амбиций раз за разом поведёт его на скалы. Согласитесь, Олег Борисович, что по прошествию какого-то времени, для исправления очередной подобной ситуации нам понадобится уже «Демиург 2», потом «Демиург 3» и так далее. Суммируя всё это, я считаю СССР нежизнеспособным, а наши усилия по его сохранению бесполезной тратой сил и времени. Хотя сам опыт построения рабоче-крестьянского государства, основанного на идеалах коммунизма, застуживает серьёзного внимания и углублённого изучения. Тут я целиком и полностью разделяю ваши взгляды, Олег Борисович, — Овирский положил маркер на место.

— Что ж, Лев Аристархович, теперь я понимаю вашу позицию, — Мазаев задумчиво потёр подбородок. — В чём-то я с вами согласен и даже готов разделить некоторые ваши опасения. Особо подчёркиваю: некоторые, — отметил он. — Говорить сейчас о них считаю излишней тратой времени. Наше общение сегодня и без того затянулось. Однако, прежде чем завершить лекцию, должен указать на явное несоответствие в ваших рассуждениях. Вы подчеркнули необходимость глубокого изучения опыта коммунистического строительства в Советском Союзе. Видимо, в качестве примера его нежизнеспособности, как я полагаю. При этом Джунго взял его на вооружение и там о жизнеспособности коммунистического общества речи не идёт.

— В Китае более широкий подход к построению коммунизма. Частная собственность на средства производства там не воспринимается чем-то в принципе нежелательным, как это было в СССР, — возразил Овирский.

— В Союзе тоже было много кооперативов, пока их не отменили, — не принял его возражений Мазаев. — Но речь сейчас не о них. Главное в том, что Великая Октябрьская социалистическая революция семнадцатого года показала всему миру пример построения общества, основанного на социальном равенстве. Впервые на Земле появилось государство трудящихся. Фундамент будущего, простите мне высокопарность. Просуществовал СССР недолго, согласен. Новое дело начинать всегда трудно и не всегда оно получается, как было задумано изначально, — продолжил Олег Борисович. — Но при всём при том, давайте взглянем на значение Союза Советских Социалистических Республик в мировом масштабе. Само его существование заставило мировой капитал умерить свои непомерные запросы и прислушаться к требованиям трудящихся. Сокрушительная победа над фашизмом в Великой Отечественной войне сорок пятого года изменила политическую карту мира, выведя СССР в разряд ведущих держав. Затем первая в мире атомная электростанция, первый в мире искусственный спутник Земли, первый полёт человека в космос. Заметьте, советского человека! И это только малая часть сделанного за миг исторического существования СССР. Не говоря уже о всеобщем среднем образовании, бесплатной медицине и прочему. Вклад Советского Союза в историческую копилку бесценен. Обещаю, вам подробнее всё это обсудить позже, на занятиях. О пассионариях и гедонистах во власти мы поговорим тоже, — он посмотрел на Овирского. — Пока же позвольте завершись несколько затянувшееся вступительное слово. Добавлю только, что с этого момента вы обязаны свести к минимуму использование современных технических средств. Привыкайте к тому, что ничего подобного у вас в вашем будущем не будет. Вам также придётся освоить письмо ручкой и научиться производить арифметические действия с многозначными числами столбиком. Остальное узнаете в процессе обучения. В добрый путь, как говорится! — лектор, кивнув всем на прощание, вышел из аудитории.

Зотагин в целом понял о чём спорили Овирский и Мазаев. Не дурак. Ещё со школы помнил многое о том периоде в истории Сибирской Республики. Книжки с фильмами тоже какой-никакой след в памяти оставили. Только вот зачем ему все эти политические тонкости, если он шоферить в том времени собрался? Ему бы с Потапычем пообщаться, о машинах побольше узнать, а остальное само как-нибудь приложится. Но, судя по всему, это вряд ли произойдёт. Никто ни от чего его освобождать не будет. Трудится придётся в поте лица. Чтобы стать совсем другим человеком. Но об этом Зотагин пока не подозревал.

Загрузка...