Охота на фейри

— Ложь, — сказала я. Самым красивым был он, но я не собиралась признавать это.

— Правда или ложь, — спросила я, стараясь не краснеть от своих мыслей. — Ты знаешь, как использовать этот ключ.

— Я знаю, как открыть круг, — согласился он.

— Ключом? — уточнила я. Он был красивым — золотым, хотя не из настоящего золота. Ни у кого в Скандтоне нет золота. Точно не столько.

— Я могу открыть его в любое время, — сказал он.

— И ты можешь сказать мне, как его открыть? — спросила я.

Я попыталась пожелать, чтобы ключ открыл круг. Ничто не произошло.

— Наша игра не завершена, — сказал Скуврель. — Я не прерываю игры. Ни за что. Ты не читала правила в той своей книге?

Я фыркнула, встала и проверила каждый камень в поисках скважины. Я поискала в траве замок, но прошел час, я проверила каждый дюйм обычным зрением и духовным, и пришлось сдаться. Ключ тут нигде не подходил.

— Правда или ложь? — спросил Скуврель. — Тебе нужно поймать единорога, чтобы использовать ключ.

Я посмотрела на него пристально.

— Правда?

Он усмехнулся.

Отлично. Мне нужно было оружие. А деревня лишила меня лука.

Я повернула ключ в ладонях.

— Зачем делать ключ, если он ничего не делает? Который не работает? — пожаловалась я.

— Он работает, — сказал Скуврель. — Просто ты делаешь это не так.

— Правда или ложь? — ворчливо спросила я, взяв нож и огниво. — Тебе холодно без камзола на таком ледяном ветру.

— Ложь, — его тон был игривым. — Только сердце холодное.

Тогда он справится. Я старалась не смотреть на то, как его кожа покрывалась мурашками от ветра, как его мышцы двигались под ней. Это было не честно. Мне не нравилось, когда он смотрел на мою кожу прошлой ночью.

Он отвязал камзол, встряхнул его, пытаясь убрать лед, и надел. Ткань задубела от инея. Мышцы его плеч и рук двигались, пока он работал.

Я недовольно фыркнула, вернула повязку на глаза и пошла к дому семьи.

Лесные тропы были слишком тихими. Я не снимала повязку, смотрела на них с тревогой. Не пищали бурундуки, не возмущались белки. Не каркал ворон, не щебетали синицы. Заяц не выбежал перед нами, куропатка не взлетела из-за моего появления. В тенях не было гулей.

Да, было ветрено и холодно. Да, тучи собирались над Скандтоном, обещая больше плохой погоды. Но я не думала, что тут должно быть так тихо.

Я нашла оленя у участка, который мы держали чистым вокруг дома. Он лежал на тропе, его огромное тело отец повесил бы на двери сарая, если бы был тут. Но в нем не было стрелы. Вместо этого на его груди были огромные дыры. Каждая шириной с мой кулак. Я зашипела от вида. Единорог.

Я не видела его следы, пока не сняла повязку. Тогда появился его след — лиловое сияние в лесу.

Я заворчала.

— Правда или ложь, — спросил Скуврель. — Я поймал единорога, когда был маленьким, и он исполнил мое желание.

— Звучит как ложь, — сказала я. — Ничто в этом мире не исполняет желания.

Он захихикал.

— Разве у тебя не холодное сердце, маленькая охотница? И, кстати, я побеждаю в игре.

— Правда или ложь? Ты жульничаешь.

— Всегда.

Мне не нравилось признавать, но вид оленя меня потряс. Я знала, каким сильным был олень, как метко нужно было попасть стрелой, чтобы сбить его, как даже выстрел в глаз мог не помочь с этим. Он мог бежать и бежать, хоть умирал при этом. Этот не бежал. Кровь залила траву и снег, тяжело пахла осенней охотой.

Я кашлянула и пошла к нашему дому, вернув повязку на место.

Я вышла из-за деревьев у загона для коз и охнула.

Что-то убило наших коз. Нечто нечеловеческое. Следы из кишок, лужи крови и клочки шерсти покрывали ограду, словно жуткие флажки на праздник, куда меня не звали. Не было части козы больше пары дюймов. Но было много кусков. Достаточно, чтобы знать, что все наши козы были мертвы, и многих даже не съели.

Желчь подступала к горлу. Хищные существа фейри. Это была их работа.

— Правда или ложь? — хрипло спросила я. — Твой вид убивает ради развлечения.

— Правда, — прошептал Скуврель.

Дверь моего дома была открыта, и я замедлила шаги, глядя, как ее раскачивает ветер. Мы не оставляли дверь открытой. Особенно в холодное время. Кто-то — или что-то — могло быть там. Я сжимала в одной руке охотничий нож, боялась двигаться быстро. Шаг за шагом я приближалась к дому, озираясь.

Дом мамы всегда был аккуратным. Все было на местах. Пахло травами, уксусом и чистотой. Я еще не видела его таким раньше.

Все, чем мы владели, было разбито и разбросано на полах. Матрацы были выпотрошены, одеяла — изорваны. Еда валялась на полу. Я шла среди бардака, осторожно искала, проверяла за каждой дверью. Я оставила чердак напоследок. Он был пустым. Он даже не так сильно пострадал.

Но в доме не было оружия. Каждая стрела, каждый лук — даже те, что требовали починки — пропали.

— Правда или ложь? — мягко спросил Скуврель. — Это сделали люди.

— Правда, — прошептала я. Гнев бурлил во мне.

Хорошо, что они попросили меня больше не быть их охотницей. Потому что сейчас нашей деревне вредили хищники без контроля — люди. И я хотела охотиться на них почти так же сильно, как хотела охотиться на фейри.

Я поспешила к сараю. Толпа забыла обыскать его или нашла там обломки и запутанную веревку и решила не лезть в тот бардак. Они не знали, что это был мир моего отца, а дом — миром мамы. Дом был чистым, но тут все было в хаосе. На каждое аккуратно сложенное одеяло у нее у него была спутанная веревка. На каждый букетик трав, которые она хранила, у него была старая бочка стрел и множество предметов, нуждающихся в починке. На каждое хорошее оружие, которое он хранил в ее мире, у него была дюжина не идеальных под грудами мусора тут.

Я нашла один из его старых луков, оставшийся с его юношества, сохраненный им, но уже маленький для мужчины. Он был под веревками и сухими листьями. Он идеально подходил для меня. Я нашла сломанный лук под грудой отчасти обтесанных тростей. С него я сняла хорошую и смазанную тетиву и заменила ею тетиву на луке из юности отца.

Хорошие стрелы я искала дольше. Но отец ценил стрелы, а еще часто терял вещи на виду. Было ошибкой считать, что все в этом сарае было сломанным. Я не совершила эту ошибку.

Я нашла шесть хороших стрел и старый чуть заплесневевший колчан, который еще можно было использовать. Я вытащила гнездо мыши из шерсти оленя со дна колчана и наполнила его стрела.

Ха! Я покажу этим жителям деревни. И они пожалеют, что выдвинули мне ультиматум. Они пожалеют, что разгромили наш дом. Они пожалеют, что взяли маму в заложники.

Я собиралась поймать этого единорога, использовать ключ, выпустить отца, и тогда они заплатят.

Я не понимала, что мрачно смеялась под нос, пока Скуврель не присоединился ко мне. Я резко притихла. Его веселило точно что-то опасное.

— Правда или ложь? — спросила я. — Ты — самое злобное существо из всех, кого я встречала.

Он засмеялся сильнее.

— А то ты не знаешь?

Глава сорок первая

Выследить единорога было просто без повязки на глазах. Точнее, было просто видеть, где он ходил. Было сложно не врезаться в деревья, пока я шла по лесу.

— Ох! — сказала я в тысячный раз, когда ветка плакучей ивы ударила меня по лицу. Если бы я так не злилась из-за всего произошедшего, я жалела бы себя, но на эти чувства не было места. Гнев во мне рос с каждым часом, пока я шла по лесу, согревая меня, гудя во мне, придавая сил.

— Правда или ложь? — прошептал Скуврель. — Месть сладкая.

Я не ответила. Мне надоела эта игра. Кто знал, сладкая ли она? Я не хотела мстить. Я просто хотела доказать, что была права, а они были идиотами. Я хотела, чтобы Олэн увидел, что я не была фриком. Я хотела, чтобы мама гордилась мной. Я хотела, чтобы они попросили меня снова быть Охотницей.

Единорог двигался быстро для такого большого существа, и когда солнце было в зените, он привел меня к горным равнинам. Я вышла из-за деревьев, посмотрела на высокую траву. Все утро шел снег, и ветер собрал его в сугробы у стволов деревьев так, что другая сторона долины была пустой.

То, что злило природу, подходило под мое настроение. Но не помогало увидеть единорога. Я сдвинула повязку, посмотрела на долину. Даже без нее я видела только след, но не единорога. Он словно вел в центр круга Звездных камней.

Мои инстинкты кричали быть осторожной, но я их не слушала. Я за этим и пришла.

Я видела сияющие камни вокруг — тусклое белое кольцо. Я видела яркий лиловый след единорога, ведущий в них.

Больше ничего не видела. Следы не вели из круга. Единорога видно не было.

Он прятался за камнями?

— Как ты поможешь мне использовать ключ, единорог? — пробормотала я.

— Волосы, — сказал Скуврель, и я вздрогнула.

— Знаю, — возмутилась я. — Их нужно помыть.

Я посмотрела на него, устроившегося в центре клетке, он выглядел прекрасно, длинные волосы закрыли глаз, хотя он пытался собрать их в пучок. Его крылья будто из дыма обвили его плащом.

— Нет, — медленно произнес он, поправляя позу, словно мог соблазнить меня, подвинувшись. — Я про волосы единорога. Это связано с загадкой, которую ты пытаешься разгадать.

Я фыркнула, поправила клетку на поясе и подняла лук наготове, пошла к кругу Звездных камней.

Я ступала на носочках, осторожно двигалась по снегу, глядя на круг. Буря стала сильнее. Я не смогу спать тут этой ночью… как и дома. Придется пройти в круг в любом случае.

Я скрипнула зубами, шагая по снегу.

Лиловое сияние мерцало за большими камнями. Я старалась двигаться медленно и плавно, как делал обычно отец. Я старалась сосредоточиться.

Постойте.

В прошлый раз Скуврель сказал «бу». Во всем хаосе после этого я и забыла. Он помешал мне выстрелить до этого. Испортит попытку и в этот раз? Но было поздно отступать. Я спугну единорога и точно упущу шанс.

Я склонилась, переместив вес на ногу, голова оказалась над кругом камней. Единорог был там, как я и надеялась.

Я поймала взгляд единорога. Его глаза пылали красным в глубинах, словно там были огни ада.

Я была слишком близко. Я подошла слишком близко.

Сердце колотилось в груди. Было сложно дышать. Я не могла убежать, иначе он пробьет мою спину, как убил того оленя. Или как убил Вудривера.

Я стояла, сердце билось в горло. Я осторожно подняла лук, натянула тетиву… ждала, искала идеальный момент…

Сейчас, Элли!

Я выпустила стрелу.

Единорог встал на дыбы в тот же миг. Стрела пролетела под его телом. Он повернулся и бросился ко мне раньше, чем я успела достать вторую стрелу.

Нет, нет, нет!

— Плохой выстрел, — прошипел Скуврель, но я не знала, дразнил он меня или переживал за меня. Звучало почти как тревога.

Я попыталась схватить стрелу, во рту пересохло, страх терзал меня как ледяной ветер. Я сжала стрелу, но выронила ее в спешке. Было поздно. Я видела почти человеческий блеск в глазах единорога, словно он был не просто разумным, как Скуврель, а был фейри, как он.

Единорог встал на дыбы, но я не осмелилась отвернуться, хотя отскочила в сторону от его копыт. Его дыхание задевало меня в холодном воздухе, оставляя облака пара. Сердце билось в горле, я не могла дышать.

Думай, Элли! Думай!

Клетка билась об мою ногу.

И я поняла.

Я сосредоточила взгляд на единороге, погладила ладонью клетку.

Единорог был просто конем с рогом. Просто существом. Ничего особенного. Существо из кости и крови. Земное существо. Которое когда-нибудь вернется в землю.

Я медленно вдохнула, копыта ударились об землю, и снег резко перестал падать.

Существо земли. Такое же, как все живые существа, а не волшебное.

Я посмотрела ему в глаза с вызовом. Я отказывалась думать, почему он опускал голову. Отказывалась смотреть на кончик рога, направленный на меня.

— Нет, — прошептал Скуврель. — Не делай этого.

Я сосредоточилась. Земля. Прах. Пыль. Грязь.

Единорог бросился.

Я закрыла глаза, чтобы меня ничто не отвлекало.

Ничего. Он был сегодня тут, но что было сегодня? Лишь миг для вечности, искра света в этой вечности. Ничтожество.

Что-то задело мое лицо.

Когда я открыла глаза, он пропал.

Жуткий вопль раздался из клетки, и я отвязала ее от пояса, подняла на уровень глаз и чуть не закричала сама. В клетке Скуврель отскочил, едва удержал равновесие. Клетка раскачивалась в моих руках. Крохотный единорог бросился на него. Скуврель взмахнул иглой, пронзил бок существа, а потом прыгнул в воздух, сделал сальто, пока единорог пытался пронзить место, где он был до этого. Скуврель приземлился на дно и снова сделал выпад в сторону существа иглой.

Еще прыжок, он закружился в воздухе. Он рухнул на спину единорога, сжал его гриву одной рукой. Тот скакал, как безумный, пытаясь сбросить фейри. Клетка была слишком маленькой. Единорог скакал, ударил Скувреля об железные прутья. Фейри зашипел от боли, красные ожоги появились на его плече и спине.

Я охнула, ужасаясь тому, что сделала.

— Заключи со мной сделку, охотница! — крикнул Скуврель сквозь зубы.

— Игра, — вдохнула я.

— Забудь об игре, заключи со мной сделку, — его глаза были дикими.

И я не должна была переживать. Я должна была радоваться, что все мои враги были в этой клетке. Но я переживала. Мне начинал нравиться этот ехидный голос и бархатный смех. Если честно, он был для меня ближе всего к пониманию друга. Если быть очень честной, я должна была признать, что не хотела, чтобы его растоптали копыта единорога или пробил насмерть острый рог, или чтобы его обжигали снова и снова прутья.

— Хватит думать, заключай сделку, охотница! Сделку со мной!

— Мне нужно открыть круг и убедиться, что, если я войду, я смогу спасти людей, которые вошли в него, — выпалила я, кривясь, когда единорог встал на дыбы снова, ударяя Скуврелем по прутьям. Он зашипел, крылья из дыма мерцали.

— Я скажу, как открыть круг, — боль звучала в его голосе. — И я скажу, как открыть его для того, кого ты ищешь. Если согласишься выпустить единорога в Фейвальд из этой клетки!

Единорог снова сказал, и Скуврель почти слетел с его спины. Он выпустил иглу, сжимая сияющую белую гриву обеими руками.

— Прошу! — взмолился он, слова были отчаянными, и страх пронзил меня. Я не должна была заключать сделки, не думая, но если я не сделаю это сейчас, он будет мертв, и я потеряю шанс узнать, как открыть круг. И если войдут двое, двое могут выйти. Может, это будут отец и Хуланна. — Прошу!

— Я согласна! — выпалила я, нервничая так, что решимость чуть не погасла в груди.

— Единорог потерял волос, когда прошел в клетку, — сказал Скуврель, запыхавшись. — Он на твоем плаще. Возьми волос, обмотай им ключ, и он даст тебе силу открыть круг. А потом пройди в круг с намерением, произнеси имя того, кого хочешь увидеть на другой стороне.

— Звучит как бред! — возмутилась я, но уже нашла волос.

Я уже подняла повязку, убрала лук в колчан, подобрала стрелу и побежала за сумкой, которую оставила для меня мама.

— Что ты делаешь? — прошипел Скуврель. — Скорее!

— Придержи коней, — ехидно сказала я, но с трудом сохраняла дыхание ровным, когда сдвинула повязку, обвила серебряным волосом единорога ключ и прошла в круг с именем на губах.

Я не думала, что произнесу это имя.

— Хуланна Хантер.

Глава сорок вторая

Когда нам обеим было шестнадцать, Хуланна решила, что ей очень нравился старший сын Рутдигера, Эден. И хоть родители ругали ее, она часто бросала дела и убегала к нему.

Она нашла меня одним утром в загоне с козами, я поила их.

— Я пойду к Эдену, — сказала она, разглядывая платье в ее руке, поднеся его к свету. Оно было красным, как яблоко в ее другой руке — платье, которое я хотела с тех пор, как она получила его два года назад. Я была удивлена, что она решила надеть его, а не голубое, которое все время носила теперь. — Если отведешь коз на пастбище вместо меня, я дам тебе то, что в моей руке.

Я сглотнула, глядя на красное платье с желанием. Она улыбалась, словно уже знала, что я скажу «да».

— Я как раз туда шла, — бодро сказала я.

Но той ночью, когда я пришла за платьем, она дала мне яблоко.

— Как и договаривались, — сказала она с улыбкой.

Я говорила себе, что она не соврала. В конце концов, это тоже было в ее руке.

Глава сорок третья

Я ожидала, то пройду в лес, как тот, откуда вышла, но в Фейвальде. Я должна была знать, что визит туда будет удивительным.

Я стояла в центре круга камней, но, в отличие от камней дома, тут едва хватило бы место для костра, и камни выглядели как кристаллы размером с череп, отполированные, чтобы не порезаться, и сияющие теплом насыщенного вина.

Вокруг камней были огромные деревья — старый лес. Они стояли широко, каждое было достаточно большим, чтобы внутрь ствола поместилось четыре меня, их ветки были так высоко, что вся деревня могла бы скрыться под ними от бури и солнца. Некоторые деревья — с большими красными листьями и кривым стволом — были достаточно большими, чтобы уместить наш дом внутри ствола. Они сияли лилово-красным светом. В тумане сумерек с сотен деревьев свисали огоньки — или легко плясали, словно были живыми. Может, и были.

Между деревьев мелькали существа — сотни существ с разными обликами — появлялись и пропадали для моего духовного зрения. Совогрифины летали в воздухе с ястребами, воронами, скворцы и сойки. Они не переживали, что были сумерки, и что им стоило искать место для ночлега или начинать охоту. Лисы бегали в чернильных тенях, зайцы бегали среди травы цвета вина.

Среди всего этого кружился снег, сверкая красками, белый среди угольно-лавандовых сумерек, но его было мало, так что он был скорее украшением, чем началом зимы.

Куда я ни смотрела, всюду были фейри. Красивые, чудовищные и невозможные фейри. Одни были с крыльями, другие — с рогами, а то и копытами. Я даже заметила хвост под плащом, обвивающий посох его хозяина. Одежда фейри была такой, какую я еще не видела — даже на Скувреле или фейри, которые приходили за Хуланной.

Женщина ближе всего ко мне охнула, когда я вышла из кольца камней, но я была потрясена не меньше нее. Ее желтое платье было с панелями в юбке, где были птицы в клетках разных цветов от пылающего красного до синего. Женщина рядом с ней была темной красотой с сияющими бараньими рогами, на ней было узкое платье из живых черных лоз. Они двигались, пока я смотрела, меняли силуэт, и по очереди покрывали и открывали ее кожу.

Мужчина-фейри рассмеялся, поднялся бокал с серебряной субстанцией, похожей на расплавленный металл. Он поднял бокал ладонями в темно-коричневыми шипами и выпил, оставляя серебряный след на губах, но не сводил меня взгляда глаз как у ящерицы.

Все смотрели на меня жадно, как старые божества леса, пришедшие на пир. Это было празднование, хотя они застыли от моего появления, смех прервался. Танцы застыли на половине шага, а бокалы — у ртов.

Они застыли, словно я привела с собой зиму и очаровала их.

Только тогда я поняла, что была без повязки.

Я стала поднимать ее, но Скуврель остановил меня словом:

— Не надо.

— Чт…

— Сделка, охотница, — сказал сдавленным голосом Скуврель. — Выпусти единорога.

Я сглотнула, нервничая от всех взглядов, словно то, что они вдруг замерли, остановило и меня. Я не могла отвести от них взгляда.

Я потянулась к дверце, фейри вокруг меня расступились.

За ними поднималась скала с водопадом из дыма, ниспадающим по ее склону. Дым переливался белизной, стекал как прозрачное молоко с выступов соблазнительно плавно. Он очаровал меня, такого я еще не ощущала. Хотелось сесть и смотреть, как дым стекает от одного пруда к другому.

На дне дымопада дым мерцал и принимал облики гарцующих лошадей и больших кораблей на волнах, драконов и замков в огне, чудесных героев и ужасных злодеев, бьющихся на мечах и с помощью шаров огня. Одна легендарная сцена сменялась другой, дым двигался среди празднующих, прижимаясь к земле, направлялся к нам, мерцал между ног и юбок собравшихся фейри.

И на вершине того холма перед дымопадом, который стало видно, когда толпа расступилась, красивее, чем я помнила — красивее, чем я считала возможным — была моя сестра-двойняшка.

С одной стороне от нее у кривого дерева, окутанного дымом, висел отец Олэна, прибитый к стволу бронзовыми шипами сквозь плечи. Его мандолина лежала, разбитая, у его ног, глаза остекленели, голова была склонена от жуткой боли.

Я охнула, посмотрела на сестру и ангельскую улыбку на ее лице, а потом в сторону, где другое кривое дерево сияло в дыму. К тому дереву так же, как певчий, был прибит мой отец. Его глаза упрямо пылали, но голова была опущена, словно он не мог ее поднять, и он не говорил, хотя должен был увидеть меня.

Ужас наполнил меня, оставляя кислый вкус во рту, мои конечности дрожали как шуршащие листья.

— Эластра, — сказала мама, ее улыбка была невинной, как у ребенка. — Один пришел через портал, один может уйти. Но кто? Хм? Этот в моей руке?

Она вытянула руки, и ладони легли на головы отца Олэна и моего отца, и вокруг меня фейри засмеялись как от шутки, жестоко дразнящей их свободой.

Но это не могла быть Хуланна. Это была не моя сестра-двойняшка с мечтательным взглядом и милыми улыбками. Не моя подруга. Она могла быть эгоистичной и мелочной, да, но она могла быть и верной и храброй. Это была не она. Она была не такой.

Но со вкусом яблока во рту я четко сказала:

— Я хочу, чтобы ты освободила отца.

Я все еще сжимала ключ в руке. Я сунула его в карман, и, словно это могло что-то изменить, ее глаза стали хищными, она засмеялась со своими друзьями-фейри.

— Готово.

Отец Олэна исчез, и я охнула, предательство пронзило меня.

— Что ж, — она криво изогнула губы. — Чей-то отец.

— Прошу, — прошептал Скуврель. — Сделка.

Мне нужно было сосредоточиться на Хуланне. Найти способ освободить отца. Мне не нужно было, чтобы Скуврель меня отвлекал.

Я открыла клетку.

Единорог выскочил, принял полный размер, рыл копытами землю, топтал алые листья и фыркал в воздухе со снежинками, его дыхание лилось, будто дым на скале. Красная кровь была на его боках там, где Скуврель тыкал его снова и снова, борясь за власть. Скуврель сверлил взглядом, сидя на спине единорога с иглой в руке, ставшей размером с рапиру. Он стал красивее обычного — манящая тьма наполнила его глаза, а крылья из дыма окружили его, будто столпы ада.

Но я смотрела не на него в его потусторонней роскоши. Я смотрела на отца, на плохо сдерживаемую ярость в его глазах, пока он смотрел на нас. Я хотела освободить его. Я хотела, чтобы эта жертва была не напрасной.

Я осторожно опустила клетку и вытащила лук из колчана, плавно подняла его.

— Валет Дворов, — прошептала сестра, глядя на Скувреля, ее тон был убийственным. К ней сзади подошел ее зеленоглазый фейри.

Он широко улыбнулся.

— Тебе всегда рады при дворе Кубков, Валет, но что за игру ты затеял?

Единорог замер и фыркнул, словно потерял злобу и стал просто конем Скувреля.

— Игра — все для меня, лорд и леди Кубков, — сказал он, смеясь, и его игла — теперь размером с меч — молниеносно подцепила клетку с земли передо мной. Я охнула, когда он поймал ее, развернул, сорвал волосок с головы единорога, обвил им петлю и посмотрел на меня с мрачной жалостью.

Он удивил меня хитрым подмигиванием, словно жалость мне показалась, а потом все мгновенно изменилось. Мир будто сдвинулся, а потом я оказалась на большом комке ткани, растоптанном грязными копытами и в крови, ткань уже не была белой.

И я смотрела мимо железных прутьев толщиной с мое предплечье на мир за ними, который вдруг стал намного больше.

Я снова охнула, как рыба, пытающаяся дышать воздухом, глаза стали такими же большими, сердце колотилось от отчаяния, наполнившего меня как дым из леса.

Ярко-зеленый глаз, большой, как дверь сарая, смотрел на меня сквозь прутья. Голос Скувреля сказал:

— Я бы убрал лук. Та стрела теперь не поможет. Она размером с зубочистку.

— Что это за игра? — спросила я, повторяя слова принца моей сестры, и Скуврель рассмеялся.

— Я играю на кости и кровь, сердца и души… и порой поцелуи, — он подмигнул еще раз, встревожив меня больше всего.

Я была в его власти.

И я не была с ним добра, когда он был в моей власти.

Страх, какого я еще не ощущала, вызвал во мне слабость, и я прислонилась к краю клетки. Меня стошнило.

Скуврель выругался, и я поняла, что моя рвота попала на белую гриву единорога. Но Двор Кубков только рассмеялся, а единорог встал на дыбы. Скуврель крикнул моей сестре:

— Найди меня, если сможешь, леди Кубков, а потом мы поиграем по-настоящему!

Единорог прыгнул вперед раньше, чем его передние ноги ударили по земле.

Я отчаянно отыскала глаза отца, мы смотрели друг на друга с болью и отчаянием, пока единорог мчался прочь, пока он не стал маленьким, а потом пропал из виду.

Мое сердце было как птица в силке. Мое дыхание трепетало. Я едва дышала. Я потеряю сознание, если не возьму себя в руки.

— Как мне повезло, что ты хотела прибыть в Фейвальд, маленькая охотница, — сказал Скуврель. Я сжимала прутья, смотрела, как мои старания таяли, как сыр, с которым Скуврель сравнил мир. — Если у тебя есть еще гениальные идеи, делись ими. Я всегда рад игре.

— Правда или ложь? — выдавила я. — Я не уйду отсюда живой.

— Правда, — сказал он, и голос почти звучал виновато, пока Скуврель ехал в бархатной тьме на спине истекающего кровью единорога.

— Правда или ложь, — спросил он с болью в голосе. — Ты убьешь меня, если сможешь.

— Правда, — согласилась я. Страх уступал ярости, придающей мне сил оставаться сосредоточиться.

Я заставлю Скувреля заплатить за это.

А потом я отыщу Хуланну и освобожу отца.

Этого я хотела, попав сюда, но этого вдруг оказалось недостаточно. Даже близко. Потому что, когда я закончу с ними, я покончу со всеми фейри и всеми их сказками. Я не покину это место, пока люди не перестанут помнить, что такое фейри. Пока весь этот вид не станет глупой историей бабушек, которой пугают избалованных детей.

— Осторожнее, маленькая охотница, — прошептал Скуврель. — Ты начинаешь напоминать фейри с таким выражением лица.

Продолжение следует…