Сопка всего на полста метров возвышалась над маньчжурской деревней, но при закатном солнце с нее открывалось сокрытое днем. В Цюаньяне под сотню серых халуп, обнесенных кривым частоколом. Их даже фанзой назвать язык не поворачивался. Более-менее приличных фанз всего-то с пяток, а самая богатая по центру деревни у берега речушки, скорее большого ручья. Пара фанз под черепичной крышей примостилась ближе к краю деревни. Эти стоят впритирку друг к другу.
Вдоль реки прямоугольники только-только зазеленевших полей, а чуть в стороне залесенные склоны сопок. Одним словом, северная маньчжурская глухомань. Не случайно здесь обосновалось гнездовье хунхузов.
— Миха, вишь у фанзей Суня и Дена народ кучкуется, а этот, в халате с драконами, опять чей-то орет, — лежащий рядом с Самотаевым урядник показал на два рядом стоящих дома с красиво загибающимися краями крыш.
— Так, так, господина благородия. Господина Сунь и господина Дэн всегда так ругаются.
— Цыц, мне! — кулачище урядника замаячил перед носом проводника. — Вот ведь, китайское отродье, лезет и лезет, — в который уже раз выразил свое отношение к представителю желтой расы Максим Шикин.
Наблюдение велось вторые сутки, а минувшей ночью Самотаев с проводником и парой бойцов прокрались до дома главы окрестных бандитов. К сожалению, фанза Гоужи стояла крайне неудобно. До нее надо было пройти полдеревни, а на отходе натыкаться на выскакивающих из домов вооруженных хунхузов. А кто сказал, что тебя не приголубят пулей из-за штакетника? Отход без потерь не складывался.
Другое дело дома его подельников — Суня и Дена, но уничтожение шестерок проблему не решало.
Все началось с того, что Звереву удалось-таки «пробить» небольшой заказ для своей неофициальной частной военной компании. Формально между администрацией КВЖД и охранным товариществом со странным названием ЧК был заключен договор на охрану двух дистанций пути.
Львову отводился западный переход с Российской империей, Самотаеву восточный.
Фактически же группы головорезов должны были навести шороху на расшалившихся после войны хунхузов. И не то, чтобы у приамурских казаков не хватало сил на усмирение бандитов, сил-то хватало, но проводить превентивные операции на территории Манчжурии было нежелательно, а набеги бандитов обходились все дороже — недавняя война вооружила их до зубов.
Положение усугублялось и тем, что любой добропорядочный хунхуз месяцами занимался тяжким крестьянским трудом и лишь по зову своего командира срывался в набег на проходящий мимо поезд или русское поселение. Фактически воевать пришлось бы с населением Манчжурии. Другое дело, если такое взбредет в голову ополоумевшим охранникам какого-то дурацкого товарищества. Да мы с радостью подадим на эту контору в суд, правда, если «рога и копыта» исчезнут, то мы-то тут при чем? И вообще, на себя посмотрите — что ни суд с китайской компанией, то мимо кассы.
На Дальний восток выехали в конце весны. Львова высадили на западе, почти в тысяче километрах от Владивостока, а Самотаевское воинство достигло Тихого океана в первых числах июня. Добирались долго, зато Зверев смог наконец-то основательно поработать с обоими командирами и с десятком перспективных бойцов. Последних он буквально измордовал, впрочем, досталось и остальным. Изучали все, от грамматики с арифметикой до минного дела. От восточного перехода через границу у станицы Гродековская было рукой подать до Владивостока, потому Дмитрий решил сперва показать парням город у океана. Здесь ему довелось побывать на межфлотских соревнованиях.
Севернее города на берегу бухты Горностай величественная океанская волна мерно накатывала на берег. Вроде бы и солнце сияет, и безмятежна океанская голубизна, но едва заметная вдали волна у берега на глазах вздымается до двух метров и пенным гребнем обрушивается на прибрежный песок. Что же тут творится в шторм?! И, конечно, запах. Свой, особый запах Тихого океана, совсем не похож на бледный аромат Балтийского моря или на насыщенный дух водорослей Черного моря.
Жившие у Финского залива ошарашены, что же говорить о парнях, не видевших моря. Тридцать человек потерянно разбрелись по пляжу, но одиночек почти не видно, бойцы неосознанно жмутся друг к другу.
— Взвод, стройся! — голос Самотаева по-военному зычен.
— Равняйсь, смир-р-но, равнение на средину! — раскатисто звучат ритуальные фразы. — Господин тренер, по вашему приказанию взвод построен, — положенный по уставу шаг назад с поворотом к замершему строю.
Клубные борцы привыкли к воинским обрядам. Все понимают — обращение «бойцы» и особая воинская дисциплина, только на время контракта и ни в коем случае «до» или «после».
— Товарищи бойцы, смотрите и запоминайте! — обращение «товарищи» допускалось в исключительных случаях и только среди своих. — Мы на восточном рубеже державы. Сюда пришли наши предки, и многие хотели бы оттяпать у нас этот край. На этой земле русских людей пока мало, но пройдет совсем немного времени, и здесь поднимутся заводы, на которых будут трудиться тысячи мастеров со всех уголков России, а со стапелей в Тихий океан сойдут наши боевые корабли.
Перед сменой темы Дима взял паузу — так лучше усваивается материал.
— Наверняка каждый из вас много раз слышали, мол, зачем нам этот край? Здесь же ничего нет! Давайте отдадим его японцам, и они сразу нас полюбят. Вот только ответьте мне на один простой вопрос — если в этой земле ничего нет, то с какого перепуга Япония затратила сотни миллионов и не пожалела жизней десятков тысяч своих солдат? Они дурнее паровоза? — многие выражения морпеха стали крылатыми, теперь добавится еще одно. — Да ни шиша они не дурнее, и дай им только волю, на этом самом месте будем стоять не мы, а наши противники. А отдать свое требуют или недоумки, или заведомые враги России. Первых надо отходить розгами, вторых уничтожить. Третьего не дано!
Дмитрий вновь внимательно оглядел строй.
— Запомните на всю жизнь: само по себе образование ума не прибавляет, и глупцов среди людей грамотных, не меньше, чем среди жителей какого-нибудь Мухосранска.
Посыл выверен и запал в душу: часть отечественных говорунов откровенные придурки, часть противники, и каждой группе прописано свое лекарство.
Состояние эйфории от величия окружающего, психологическая обработка в дороге, все способствовало закреплению трезвого отношения к реальности. Главное, всех под одну гребенку бойцы мести не будут — тренерский совет исподволь закладывал в головы воспитанников это условие, а несогласных по-тихому вывели из клуба. От «демократических», равно, как и от «антидемократических» недоумков, проку мало.
Бухта Золотой Рог и город на ее берегу. Женщины, крабы и красная икра. Боевые корабли на рейде и китайцы в халатах разной степени потертости. Все оставило в памяти свой след. И вот ведь странность, в обыденной жизни редко кто из парней заглядывал к женщинам за денежку, а гурьбой оно оказалось куда, как проще. Одним словом, китайские женщины шли на ура все три дня, точнее два вечера и две ночи.
Из Владивостока Дмитрий Павлович отправился в Америку, а Самотаев со своим отрядом в станицу Гродековская. Для Михаила это было первое самостоятельное задание.
Станица привольно раскинулась по берегам речушки Нестеровки в пятнадцати километрах от переезда через границу, а до Цюаньяня по дороге сотня.
Местные казаки «охранничков» приняли без пиетета. Да и как иначе могли относиться к мелюзге зрелые дядьки, живущие военным делом? В казацком мире царил крутой патриархат. Даже Михаил, по мнению любого уважающего себя казака, едва тянул на младшего командира, и то под надзором старших, об остальных и говорить нечего. Аналогично рассуждал и гродековский атаман. Конечно, от опытного взгляда пятидесятилетнего дядьки не укрылись повадки этих зверенышей — то, как они сроднились с оружием, говорило о многом, но все одно мелочь пузатая.
Пробежав текст предписания из Владивостока, атаман только скривился.
— Своих людей я ни под чью команду не отдам! — Иван Дмитриевич выглядел непреступной твердыней.
Любой командир априори против передачи своих людей на сторону, и тем паче казачий атаман. В таких вопросах он всегда готов пойти на обострение с командованием, в противном случае не видать ему атаманских лампасов, как своих ушей. В этом крылась одна из особенностей казацкого уклада — на низовом уровне казацкая вольница пользы приносит больше, чем вреда, а вот на уровне высоком оказалась неприемлемой. Не случайно при Екатерине ввели наказных атаманов. Всю эту премудрость Самотаев выяснил по дороге, пока Зверев готовил его к различным катаклизмам. Вот и пришел час использовать домашнюю заготовку.
— Уф-ф, ну слава богу! — вытирая, якобы выступивший на лбу пот, Михаил с искренним уважением посмотрел в глаза атаману, — боялся, вы станете выполнять эту дурь.
— Милай, да кто ж такое будет выполнять? — казак и уколол, и, одновременно, по-новому посмотрел на «столичного» гостя.
— Да бог с ними, что мне до тех муд…, начальников, — Миха едва не ляпнул, что он думает о владивостокском командовании атамана. — У меня свой командир и свое задание. Владивосток о нем не знает, но мне дадено разрешение вас с ним ознакомить.
Взяв пакет, Иван Дмитриевич скептически осмотрел печати, пожал плечами, зачем-то понюхал, после чего вскрыв, углубился в чтение, но чем глубже вчитывался, тем большее недоумение проступало на его лице. Еще бы, этим молокососам (а иначе назвать воинство Самотаева атаман не мог) ставилась задача нанести хунхузам урон, после которого они несколько лет будут зализывать свои раны, а охрана поездов всего лишь прикрытие. Главное, щеглы не должны были засветить начальство КВЖД и казачество. Всем ознакомленным с сим документом, дадено распоряжение оказывать всемерную помощь.
Многое становилось понятным, но и вопросов прибавилось. Иван Дмитриевич вновь окинул взглядом пришлых. Необычная пятнистая форма и короткие карабины с увеличенной ствольной коробкой. О таких атаман даже не слышал, хотя винтовка мосина угадывается.
— Справная одежонка, а это? — кивок на карабин.
— Можно показать, только, — Миха на мгновенье замялся, — всем смотреть не надо.
— Хм, ну как знаешь, — с сомнением буркнул Иван Дмитриевич, но соглашаясь, рявкнул на всю станицу, — Максим, Шикин, подь суда со своими.
Стрельбище находилось в паре верст и грамотно упиралось в крутую сопку. Пока ехали, договорились кроме стрельбы показать скрытный выход группы на засадную позицию. На заросшей кустами опушке определили огневую, выбрали место для наблюдающих. В качестве мишеней поставили плахи из лиственницы. К тому времени стало смеркаться и игры перенесли на завтра.
С утра до оговоренного места казаки долетели в пять минут. Соскочив с коней и балагуря, стали высматривать пятнистых, но заметили только с первыми выстрелами.
Собственно, ничего сверхъестественного в том не было. Накидка по типу костюма «кикимора», расстояние от наблюдающих в полсотни метров и немного жульничества — в густом кустарнике бойцы еще с вечера немного прочистили проходы. В противном случае их бы давно срисовали. Зато частые глухие выстрелы в сумме с результатом впечатлили.
— Эка, оно, — глубокомысленно подвел черту Аким Кожевников, ковыряя обратную сторону деревянной мишени, — а чей-то тихо стреляло?
— Да разве тихо? Вот это ручье шепчет, так шепчет, — Миха любовно погладил доработанную берданку с глушителем.
— И показать можешь?
Для соблюдения привычного баланса на карабины иногда ставили слабенькие глушители. Продираться в кустарнике они мешали, зато наводили на вопросы. В том заключался известный эффект — вызвать любопытство всегда полезнее, нежели навязывать самим, вот ловушка и сработала.
По договоренности самотаевские парни негромко переговариваясь, слегка отвлекая казаков вопросами, в итоге с сотни шагов на хлопки обратил внимание только Максим Шикин. Вот тут казачки озадачились по-настоящему. Главное же появилось доверие со стороны атамана, и через три дня Шикин со своими казаками был приставлен к «охранникам» в качестве консультанта и, так сказать, для связи с общественностью.
Кстати, эта самая связь вскоре потребовалась. Казацкая молодежь рискнула-таки «прописать» пришлых. Причиной была извечная тяга к продолжению рода, а поводом…, так ведь самотаевцы и не скрывали, что местные девки им приглянулись, тем паче что после публичных домов Владивостока прошла целая неделя. Для молодых организмов да при обильном питании это, знаете ли, срок!
До поры все шло по-накатанной. Пара десятков ударов и пяток синяков с каждой стороны только приветствовались, но когда Птиц ткнулся мордой в землю, казачков стали вырубать всерьез — а не хрен хвататься за колья. Неизвестно, чем бы закончилась молодецкая забава, но кулачищи Шикина быстро отбили охоту к борьбе за самок, правда, ненадолго. Природа, однако.
Разбор полетов ждать себя не заставил:
— Что, говнюки, просрали бой? — голос Самотаева был полон ехидства.
— Господин, командир, — обиженно заскулил Птиц, — кто же ждал, что они схватятся за колья?
— А вы на что рассчитывали? Я вам сколько раз говорил — играющий по правилам всегда труп. Или я в чем-то не прав?
— Но вы же сами говорили, своих в сортире не мочить, во Владике-то мы всех китайцев положили, а там двое ногами махали не хуже вашего.
— Говорил и сейчас повторю — своих не калечить, но контроль за обстановкой не терять. Где должен был стоять твой напарник, почему вперед полез?
Слушающий разнос Шикин с одобрением усмехался в свои роскошные усы.
— Эх, паря, дело ваш командир говорит. Полчанина завсегда прикрывать надо. Вот те и наука вышла. А на наших не греши — если бы мой Гришка огрел в полную силу, лежал бы ты с разбитой головой, а так еще и огрызаешься. Щегол.
По наводке атамана в Богуславке нашли проводника-китайца, недавно бежавшего в Россию с единственной дочерью. До этого Ван год бандитствовал под началом господина Суня, но гродекский атаман отчего-то ему всецело доверял. Видимо, знал о нем что-то особенное и не опасался.
Китаец поначалу наотрез отказался идти за кордон, но отвечая на вопросы о банде, сделал правильный вывод и выставил условие — за согласие ему отдают бывшего начальника. Михаила такое положение устраивало. Недолюбливавший китайцев Максим Шикин отчего-то уперся, но услышав историю расправы над женой и детьми Вана, проникся.
Все это происходило две недели тому назад. Потом был рейд по приамурской тайге с разведкой подходов к маньчжурским деревенькам, закончившийся у деревни Цюаньянь.
Здесь Михаил планировал обезглавить хунхузов и быстрым маршем двинуться в обратную сторону, по пути уничтожая мелкие банды.
Увы, в логове хунхузов его ждал облом.
— Мало нас для такого дела, — завел свою шарманку урядник.
Максим труса не праздновал, но сейчас он был поставлен в непривычную ситуацию. Во-первых, множество новых тактических приемов, во-вторых, сложное положение в отряде — и не командир, и не подчиненный. Вместе с тем, в случае Самотаевской ошибки, погибнут его люди.
— Не дрйфь, казак, а то мамой будешь.
— Оно, конечно, так, — неопределенно протянул Шикин, но уверенности в его реплике не чувствовалось.
— Да прав ты, Максим, ума не приложу, как нам сковырнуть эту гниду.
— Моя думать, не надо ковырять господина Гоужи, моя думать, его надо манить, — вновь влез в разговор белых людей китаец.
— Опять, ты за свое, — взъярился было Максим, но тут же осекся, — а ну-ка, ну-ка, давай по-русски.
— По-русски моя умей плохо, по-китайски господина Сунь и господина Дэн грызут себя русской собакой. Пусть главный господин Гоужи думать, как плохой госпдина Сунь напал на господина Ден, — так косноязычно представитель желтой расы предложил спровоцировать Гоужи на погоню.
Пустая идея мелькнет и погаснет, а дельная раскручивается, обрастая весомыми обстоятельствами. От окраины деревни до домов двух вечных соперников не больше двухсот метров. До фанзы главаря полтора километра. Как поведет себя Гоужи, увидев следы разгрома конкурента и бегства одного из подельников? А вот тут многое зависит от времени происшествия и от рассудительности вожака.
Если задолго до рассвета, то главарю поневоле придется ждать утра. Появится время осмыслить и принять разумное решение, да и «сбежавший» успеет уйти довольно далеко. Спешно нестись за ним всем калганом смысла не будет. Конечно, с рассветом погоню пустят, но с разведкой и осторожностью.
Другое дело если «предатель» сбежит, когда в рассветном тумане только-только проступят следы поспешного дера. Его как будто даже услышат, а судя по лежащим трупам зачинщиков, сил у беглеца останется немного. Эх, жаль домики горят, толком уже не рассмотришь. В этом случае даже рассудительный китайский бог повелит немедленно кинуться в погоню.
— Тут, Миха, главное — не перестараться. Засада, она, друже, должна стоять близехонько, чтобы в твой огневой мешок влетела вся головка, пока они не растянулись. Ох, слово ты хорошее придумал — огневой мешок. Точно, будет им огневой мешок. Миха. Опять же, и слишком близко нельзя, а ну как ломанутся всей деревней! Они знаешь какие? Трусливые, трусливые, а то, как кинутся, только держись, — возбужденно выдавал дельные и не очень дельные мысли воспрянувший духом урядник.
Не отставал от него и Самотаев. Торопясь и перебивая друг друга, оба командира пытались застолбить очередную «умную мыслю», и лишь наследник пятитысячелетней цивилизации с грустью поглядывал на них своими раскосыми глазами.
Постепенно эйфория сошла на нет, уступив место планированию операции.
И что Миха вошкается? Нет бы лихим налетом порубить всех манчжур, так все что-то считает и на фельдмаршала Суворова ссылается, мол, при взятии Измаила тот шесть дней учил войска штурмовать крепость. С другой стороны, в позапрошлом годе, гоняли мы банду Линя, так и нарвались. Урядник Клочков в том походе двоих казаков потерял. Ну, как потерял, одного схоронили, а второй до сих пор хромает. Все одно не прав был Клочков. Атаман так и сказал: «Ежели бы ты, Митрич, не гнал очертя голову, то и казаков бы сберег, и бандитов больше положил». Меня опосля того вместо Митряча и поставили.
— Миха, ты тоже шесть дней будешь своих гонять? — подначиваю я Самотая.
— Шесть не шесть, а гонять буду. Прикинь, от резиденции Гоужи до домов подельников восемь минут хода. Сколько времени положить на реакцию?
Во, «реакция», опять новое слово, ну что ты будешь делать.
— Ты, Миха, по-русски говорить разучился?
— Ну, смотри. Если у дома Суня бабахнуло, — Михаил смущенно почесал голову, — то через сколько минут они к нам рванут?
— Так бы и сказал — скоко времени косоглазые будет мухов ротом ловить. Думаю, минут пять первые и рванут. Раньше никак не получится.
— Во! Значит, с начала атаки до появления у нас противника проходит тринадцать минут.
По Михиному получалось, что к тому времени мы должны всех порубить и уйти, да так чтобы и пыль на дороге осела. С другой стороны, с этими его гранатами, долго возиться не придется. Кинул в казарму и вперед, но все одно времени не очень. Мало того, что всех положить надо, так еще и перетащить к фанзе Дэна, чтобы было видно, кто на кого напал. Только и это еще не все. Суня надо взять живым и с детишками уволочь с собой. Детишек, понятное дело, позже бросим, но Суня мы обещали Вану на потеху.
Место для лагеря мы выбрали сразу, как подошли до Цюаньяня. Удобная поляна, ручеек, до тракта по тайге верст пять. На поляне Миха жердями наметил улочку и усадьбы Суня и Дэна. Здеся он с первого дня гоняет своих орлов, и каждый раз все по-иному. Ну, это понятно, вон до правильного мы только вчера вечером дотумкали. Мне же смотреть на это надоело, а Миха, как почувствовал.
— Максим, приказать тебе не могу, но надо бы выбрать место для засады, поможешь?
А отчего не помочь, конечно, помогу, в этом казаки наученные.
— Айда ребята, подсобим самотаевским, — так мы говорим со времен, когда уральские казаки по высочайшему повелению перебрались в эти края.
Двигались мы осторожно, мало ли что каждый день осматривали, не сошел ли кто с дороги. «Осторожного бог бережет, а неосторожного конвой стережет», — вот ведь прицепилась, это так Миха своим втолковывал.
Интересный он паря. Сам из Москвы, выступал в борцовском клубе, потом в цирке, а год назад стал тренером в клубе славянкой борьбы. Не знаю, какой он тренер, но я против него и минуту не выстоял, а уж что они нам показывали, об этом и говорить нечего. Сильные бойцы.
А еще Миха много знает об казаках, как начал рассказывать, так даже я кой-чего не слышал.
— Откуда знаешь? — спрашиваю. — Ты ж не казак.
— Читал, да от нашего главного тренера, — и фамилия у того тренера под стать — Зверев.
А вот и тракт. Не выезжая на него, повернули направо, в сторону кордона и недалече нашли удобное место, я его сразу приметил.
После поворота направо дорога сквозила в распадке. С нашей стороны склон пологий, а с противоположной скалистая стенка высотой до трех сажен. Подняться не просто, но можно. Вот только ежели с нашей стороны меж валунов засадники с карабинами, то кто ж им даст подняться?
— Аким, — спрашиваю я Кожевникова, — как думаешь, а если на той стенке посадить стрелков?
Это я так своих проверяю, а Акима в первую очередь. Меня так учили, и я учу.
— Тады с ентими своими карабинами они продольным огнем полбанды сметут. Только каменьев надо натащить, чтобы прикрыть их от нашего огня.
Вот и принялись мы таскать каменюки. Два казака стоят по сторонам распадка, наблюдают, а двое готовят позиции, потом меняемся. Промаялись мы таким макаром до вечера. Засада дело не простое. Пока выберешь позицию, пока натаскаешь глыб, да прикроешь их дерном, чтобы в глаза не бросались, вот время и пролетело. Завтра надо приходить с бойцами, что изначально сядут в засаду. Они же и позиции супротив стенки подготовят. Одним нам не управиться.
Вернулись мы, а там игрища вовсю. Бойцы в мыле, но бегают шустро, а Миха еще подгоняет.
— Крот, что ты беременным дятлом стоишь, почему периметр не держишь? Ну и что, если притомился, куда смотришь туда и винтарь.
А интересно они карабины свои держат. Приклады у них особенные, на торце такая хитрая подушка, что подгоняется под стрелка. Приклад все время у щеки, и ствол ведут, куда смотрят. Сами идут таким коротким шагом на полусогнутых и стреляют моментом. Только заметили шевеление — сразу выстрел. Мы пробовали, вроде непривычно, но с их этой тренировкой получится, но этот ход для пластунов, мы-то все больше на конях привычные.
Бойцы как раз закончили штурм, когда подошел ихний повар: «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста», и все засмеялись. Видать, у них шутка такая, а вообще словечек интересных много. Я тут вчера Харлампия отоварил: «Слышь, казак, ты, видать, как тот еж птица гордая, пока не пнешь, не полетишь». Обиделся, да ничё, переживет, а неча клювом щелкать. Во! Опять их словцо.
Опосля приглашения повара, Самотай команду дал:
— Бойцы, на сегодня конец учениям, всем мыться, ужинать и отбой.
Это у них строго, мытье-бритье. Санитария, называется, зато ни один животом не маялся. И котелки у них хороши. Сами плоские, с дужкой, чтобы, значит, над костерком подвесить, и крышка глубокая. В нее можно чай налить. По-походному вовнутрь ложка убирается. Удобно. Нам пару подарили, еще извинялись, что мало с собой взяли.
Ладно, котелок, а вот на поход они всем нам выдали по карабину, вот за это им нижайший поклон.
Ох, и хороши ружья! Дома как пристреляли, так наши все обзавидывались, так и есть с чего. Бой точный и патроны у них о двух меток. Одни с синей, эти стреляют через их, этот, глушак. Считай, действительно шепчут, но не так чтобы далеко, а другие красные. Енти бьют далеко, но глушак надо обязательно снимать.
А еще у некоторых их стрелков, они их снайперами называют, переделанные берданы. На них стоит оптический прицел, это такая подзорная труба. С полтыщи шагов голову разваливает запросто, и все тихохонько. Мне дали пару раз пальнуть. Приложился я, значит, а в прицеле все трещинки на мишени виды. Красотища! Попал конечно, только, говорят, патроны для них дюже дорогие, а потому только для снайперов.
С утра все отправились на засадные позиции. Миха, как увидел нашу работу, обрадовался, словно мальчишка, а с другой стороны, работа-то хороша. Его бойцы довольно грамотно выбрали места на нашей стороне. Мне почти не пришлось править, а Самотай все смотрел, да на ус мотал.
Потом он расставил на гребне своих снайперов изучать местность. Это правильно, засадник должен помнить каждый кустик, а я еще раз проверил, чтобы с нашей стороны их не зацепило случайной пулей.
Из тридцати бойцов двадцать Миха брал с собой, как он сказал, на зачистку, а десяток будет поджидать нас в засаде. Вот они и остались готовить свои лежки, а нападающие вновь поехали к лагерю. У них сегодня последние штурмы, а завтра, перед боем отдых. Наверное, это правильно.
Последний штурм смотреть было любо-дорого. Бойцы вышли на исходную перед домами маньчжур. Тут я и дал команду, а сам на Михины часы смотрю. Получилось всего пять с половиной минуты, да до околицы им отходить три минуты. Лихо!
День отдыха прошел не в безделье. Бойцы собрали и прикопали весь мусор, подогнали обмундирование. Проверили, не гремит ли что. После обеда подремали, а ближе к вечеру обе группы тронулись в путь. Засадники к своей засаде, а мы ближе к деревне, где и коротали время.
Перед боем каждый отдыхает по-своему. Кто умудряется похрапывать, но большинство тревожно дремлет, вот и я из таких, а все одно проспал подъем. Как говорит наш атаман — крепкий сон к удаче.
Мои казаки с конями выдвинулись к дороге, а я с Михой и его бойцами тихим шагом в деревню. Пешим порядком. Погода, как на заказ — узкий серп на западе поминутно закрывается быстрыми тучками, знать, тайфун идет. А вот удивительно — оказалось, Миха такого слова и не слышал. В деревне пока тихо — собачек усыпили за час до выдвижения. У маньчжур собака редкость, съедают их, но во дворе Суня бегал один кобель. Теперь спит.
У крайней лачуги Миха оставил бойца с бесшумными патронами. В темноте его и не видно — лица сажей все вымазали еще при выходе из леса. Нас тоже заставили, чтобы, значит, не демаскировали. Хожу теперь, как леший. Опять же, слово новое придумали — «демаскировка». Откель только прознали.
В середке улочки остался второй боец, а последний встал на перекрестке у фанзей. Всего на стреме трое, и они всю улочку намертво перекрывают, а на случай подхода кого со стороны ихнего атамана, там поперек дороги поставили пару растяжек, это специальная гранатка с суровой ниткой. На манер самострела, значит. Если кто заденет, тут она и рванет. Удобная вещица, нам бы таких.
Мандраж, конечно, манеха есть. Все ж таки на коне оно привычнее, а пешим мне, как голым по станице, но вида не подаю, а бойцам, похоже, хоть бы хны. Видно, что привычные. Давеча я Миху спросил, где ж так бойцов готовят? И в самом деле, с самого первого штурма, едва только Самотай дал команду «вперед», эти щеглы пошли так же, как и сейчас. Ну, почти так же. Миха тогда сказал, мол, появилась такая игра для богатеньких буратинов, в которой те друг в друга палят из специальных ружей шариками с краской. Дык те бойцы, над этими буратинами, как бы егерями, а кто такие буратины, он и сам не знает. Это ему старший тренер сказал. Чудны дела твои Господи.
Ну вот и началась баталия. У каждой фанзы две пары поставили руки в замок и самых легких перекинули через забор. Это, чтобы один отпирал запор, а второй стоял на страже. В распахнутые ворота влетают остальные и сразу парами ко всем дверям. Долго ли от ворот до дверей казармы? Всего двенадцать шагов, а боец на полпути уже с гранатой. Если кто дверь приоткроет, кинет в тот же миг, а второй запулит всю обойму. Такое у них ловко получается.
По диспозиции я рядом с Михой, ну это и правильно. Это его бой, и он тут командир. Я не в обиде. Второй группой командует Птиц, ему Дэна брать. Шустрый паря, и да, забыл сказать: все они между собой общаются кличками. Миха, оказывается, Пантера, а Птичкин отзывается на Птица. Миха сказал, чтоб не путаться, но, грит, это не клички, а позывные. Мне тоже дали позывной. Я теперь у них Змей. Говорят потому, что хожу тихо. Ну и ладно, хорошо, что не горыныч.
Пока все тихо. Пары стоят у дверей казармы и дома. Ждут от Михи совиного крика, а тот застыл с часами в руках. Это понятно, хочь все идет как положено, но надо дать Птицу минуту на случай задержки.
Вот и крикнула «сова». В окошки полетели гранаты, и вскорести грохнуло так, что казарму подбросило, а дверь улетала за забор. Действие обычной гранаты Миха показывал, но усиленная рявкнула, так рявкнула! Небось, даже наши в засаде услышали. Неужто опосля такого взрыва кто выживет? Не верится.
В фанзу влетела обычная, но все одно дверь распахнуло, и в нее тут же метнулась пара бойцов.
Дальше и говорить особо не о чем. У Птица одна граната грохнула внутри. Кого-то, видеть, приголубили, а так все тихо — хлопки в доме со двора не слышны.
Из дома выволокли детишек с кляпами, а стариков и слуг брать не стали. Ну и правильно. Ван вывел Суня, заботливо, как невесту. Ох, не завидую я толстому. Из развалин лачуги вытащили охранников и сделали контрольки, это значит добили. По-моему, только патроны перевели, все одно дохлые, но Миха сказал: «Контрольку делать положено». Строгий он.
Троих охранников Суня ловко закинули на соседский забор, мол, вот лезли, здеся их и прикончили, а остальных бросили в разгорающиеся фанзухи.
Тут в самый раз подоспели мои казачки, а я уже вывел из конюшни коней. Только супостат нас и видал. Без происшествий, конечно, не обошлось. Один боец подвернул ногу, а в команде Птица одного мальца подрезал Дэн. Ловкий падла, да только никого больше не обидит, прикончили его.
До леса шли ходко, мало ли кто в спину пальнет, а потом перешли на шаг. День впереди долгий, и коней без нужды палить не добре. К тому времени аккурат стало сереть, а растяжка бухнула, когда мы отмахали версты три.
— Миха, как там с твоими минутами?
— Дык, спят черти косоглазые. Мы все закончили вовремя, даже на полминуты раньше срока, а эти от графика отстали, вот выговор и получили, — это он так шутит.
Засадники встретили нас, как родных, все ж таки волновались. Детишек, от греха отвели в лес, их потом отпустят. Мои казачки со снайпером Колуном остались отсекать тех, кто назад побежит, я же залег рядом с Михой.
Ждать самое трудное дело, для этого нужна особая сноровка, которой у меня маловато, поэтому извелся. А как не известись, коль прошло четверть часа, потом еще четверть, а погони все нет! Может, передумали, а может, пошли в обход. Понимаю, что обойти нас нет никакой возможности, а дурные мысли все одно в голову лезут, поэтому, когда час спустя показалась их разведка, с души словно камень свалился. К этому времени совсем рассвело.
Осторожный у них атаман. Впереди споро шел передовой дозор о трех всадниках, а основные силы, числом под сотню хунхузов, приотстали почти на версту. Мы, конечно, не дураки и к такому были готовы, но все одно иметь дело с сильным противником не просто.
Когда их дозор скрылся за дальним поворотом, Гоужи своих слегка притормозил, небось ждал выстрелов, да только не дождался. Карась с Пикой дозорников сняли из своих бесшумок. Не дождавшись тревожных знаков, Гоужы пошел быстрее, а тут и Миха дал команду на расстрел супостата.
Впервые такой цирк видел. Обычно после первого выстрела передние или кидаются вперед, или коней на дыбы и галопом назад, а сейчас я успел ссадить двоих, прежде чем завопил их атаман. Вот что значит бесшумная стрельба.
И хитрый же гад! Большая часть ринулась на нас, а гуран проклятый с ближниками метнулся взад.
Ох, не зря Миха своих расставил в сотне шагов от дроги. Я-то хотел поближе, а Самотай, мол, нельзя, мы у дороги поставим мины, а как начнут рваться, тут ты все и поймешь.
Когда на нас понесли, тут и началось. Грохот, визг осколков, кони ржут, маньчжуры оземь. Чистый Армагеддон, а все одно последних мы с Михой приголубили, в десяти шагах. Прав был Миха.
Бойцы на гребне то же не спали, но я на них толком и не смотрел. Они палили вдогон атаману. Почти всех слупили, но по несущемуся в галоп попасть совсем не просто. Одним словом, ушел бы гуран, да только и мои казаки щи лаптем не хлебали. Едва этот гад в халате вылетел из-за поворота, как Харлампий Меновщиков всадил в него, считай, в упор. Видать, моя ругачка гордым ежом подействовала, а последнюю пару казаки срубили по-нашему. Догнали почти у полей и шашечкой.
Опосля разгрома, учиненного нами у Цюаньяня, хунхуз не скоро очухается, но все одно по пути домой Миха сзади оставлял эти свои мины, и правильно, а в трех деревушках навел шороху, это он так говорил.
Днем подходили, смотрели, не изменилось ли что за эти дни, а под утро наводили порядок, только быстро и без засад. Так все пять ден и шли, а перед кордоном повернули на юго-запад, чтобы, значит, по дуге выйти к своим. Только, я думаю, можно было идти напрямки. Если кто за нами и шел, то после каждой деревухи он нарывался на енти мины, а тайфун аккурат все эти дни и поливал. Какие уж там следы.
Дома мы не болтали, поведали только атаману, это так Миха наказал, да мы и сами с понятием. Иван Дмитриевич дюже удивился, даже отправил разведку и меня с ними, это, чтобы наши на мины не напоролись. Наши парни на Михиных больше не нападали, а Самотай учил их своему славянскому бою, за что казацкое опчество дюже ему благодарное, а как разведка воротилась, так Митрич отписал все как есть.
Опосля всего Миха отправился к своему напарнику, что промышлял у Забайкальска, а мне оставил карабин и свой столичный адрес. Это на случай, если я там объявлюсь. За карабин мне век с ним не расплатиться, а оказаться в столице и совсем не получится, а жаль. Хороший он человек, настоящий казак!