Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Глава 14 Февральские посиделки стали традицией

К февралю 1907-го года события Первой Русской революции кое-где еще погромыхивали, но в целом сопротивление восставших было сломлено. А что в итоге? Стоило ли бунтовать?

Стоило! По большому счету итоги были грандиозные.

В октябре пятого года Российская Империя наконец-то обзавелась своей собственной конституций и парламентом. Парламентом куцым, с совещательным голосом, но избираемым российским народом, а не назначаемым сверху и не являющимся продолжением шаловливых ручонок хозяина земли русской.

Впервые появились демократические свободы. Политические партии поимели возможность орать о себе на каждом углу, и ни одна собака не могла цензурировать эти вопли. Свобода печати, однако! И ведь завопили и досталось не только «прогнившему царскому», но и «собратьям по оружию» из тех, кто хоть на йоту видел развитие процесса иначе.

Пролетариат получил право на профсоюзы. Забастовки отныне не являлись уголовным деянием, а перетекли, как сформулировали столетие спустя, в категорию взаимоотношений хозяйствующих субъектов и наемных работников.

Крестьян приравняли к виду Homo Sapiens. У них появилось право на перемещение, учебу и поступление на службу. Ого!

Основным бенефициарием стала буржуазия — право на участие в политической жизни сильнее любого наркотика, и она его получила. Ох, не напрасно она проплачивала весь этот шурум-бурум, не напрасно. А касательно воплей о предательстве буржуазией дела рабочего класса, то кто сказал, что она боролась не за себя любимых? Что за бред, и вообще, с каких это пор выгодополучатель должен с кем-то делиться? Извините, но такого в природе не бывает, зато процесс борьбы не остановился, и лозунг о предательстве являлся естественным продолжением вечной схватки.

Был и иной взгляд на события — самым искренним, самым последовательным борцам за свободу конституция казалась куцей, а дума бесправной. Ага, таким что ни дай — им все мало.

С другой стороны, что такое совещательный голос? Да ничего! Одобрила дума решение совета министров — отлично, возьми с полки пирожок. Не одобрила, так ведь что с нее, сирой, взять, не понимат она, однако.

Аналогично со свободой слова и печати.

В итоге, по мнению неистовых сторонников абсолютной свободы, преград на пути реализации этих прав наворотили столько, что иная засека против нашествия Батыя выглядела натоптанным трактом.

Не лучше оказалось положение и с избранием «слуг народа». Правительство шло на любые ухищрения, чтобы провести в думу своих людей, но получалось «не очень». Ну, как «не очень», кое-какие успехи были. После роспуска первой думы часть бывших думцев навсегда дристнула из России. Правое крыло второй думы увеличилось, но в целом она осталась левой, и с двадцатого февраля самозабвенно кинулась обличать правительство во всех смертных грехах.

Столкнувшись с этой чумой, господин Столыпин еще в 1906-ом году пытался протащить изменение избирательного права, но на нарушение основных законов совет министров не согласился, и новый избирательный закон был принят лишь к средине 1907-го года.

Понять царских «приспешников» можно. Правительство решало управленческие задачи. Хорошо ли, плохо ли, но действовало исходя из реальных возможностей, а тут на тебя ежедневно обрушивается ушат помоев. Кому такое понравится, тем более что требования думцев зачастую выходили за рамки разумного.

Как бы там ни было, но в оценке происходящего правы оказались и критики, и одобрямщики, а истина, как водится, пролегла где-то посредине.

Тем, кому волею всевышнего было предписано бороться, боролись. Сверкая лысым черепом кадет Федор Александрович Головин, с 20-го февраля взялся руководить второй государственной думой, а самые хитро-мудрые воспользовались открывшимися возможностями. Пока, значит, не отработала реакция и не захлопнулось окно халявы.

В итоге на нижней ступеньке политического подиума России нарисовалась новая политическая партия — Социалистическая партия Народов России, сокращенно СПНР. В думу она, конечно, не попала, но появилась, а это главное. Не забыли переселенцы и о партийной прессе, ибо что же это за партия без своего рупора. Без рупора нам не жить.

Революцию можно сравнить с лесным пожаром в средней полосе. Жар в торфяниках тлеет годами. В таком лесу собирают грибы. Некоторые бросают спички. Кое-кто по неосторожности оставляет не затушенным костер, злоумышленники пытаются намеренно поджечь лес, однако пожара не случается. Все будто копится, но вот наступила засуха и в какой-то миг к небу взвиваются струи огня, пожирая сотни гектаров леса.

Свою спичку в пожар будущей революции бросили и переселенцы, а докатилось это до Федотова весьма оригинальным образом:

— А мы его дамочкой.

— А мы ее козырем, и извольте примерить погончики, — Вадим Петрович с победным видом выложил на стол две шестерки.

— Мастак вы, господин коллежский асессор, жаль, что отказались перейти в наше товарищество.

— Так и вы, Борис Степанович, бережете наши добрые отношения. Я отказался идти к вам на службу, вы не согласились взять в жены Маргариту Михайловну. Между нами говоря, и правильно сделали. Племянница моя, женщина выше всяких похвал, но скучно вам с ней было бы. Да-с, скучно.

Произнося это, Вадим Петрович встал из-за карточного столика с резными ножками и, открыв створки книжного шкафа, извлек изрядно потертую брошюру:

— Рекомендую, любопытный, знаете ли, подходец.

Перед Федотовым легло зверевское творение: «Может ли власть поделиться властью?»

С Хмельницким переселенец познакомился полтора года тому назад на «тайной сходке» либеральных балаболов, проходившей на квартире адвоката Черновского. Бориса туда привела Катерина. В тот вечер «чилиец» самозабвенно нес ахинею о Рудольфо Фиерро. Публика реагировала стандартно. Внимание привлек единственный ироничный взгляд. Знакомство с Вадимом Петровичем переросло в добрую дружбу.

За картишками короталось время, обсуждались новые спектакли, книги и, конечно, политические события. Федотову отчаянно повезло — Хмельницкий мало того что был бескомпромиссным конформистом, так еще в молодости он увлекался немецкой философией и марксизмом. Слушая федотовские измышления, он частенько не мог удержаться от хохота:

— Борис Степанович, дорогой мой, лично мне слушать ваши философствования чрезвычайно любопытно, но не дай вам бог схлестнуться с настоящими марксистами — мокрого места не оставят.

По приезду из Женевы у Бориса мелькнула мысль обратиться к Хмельницкому, мол, попало в руки, любопытно ваше мнение, но вовремя одумался — для этого есть Зверев с целым штатом сотрудников. Судьба-злодейка все переиначила, и теперь Хмельницкий предлагал Федотову прочитать «запрещенку».

— Вадим Петрович, а ваше мнение?

— Любите вы людей анализировать, да-с, любите, но я не против.

Изложенное Зверевым было воспринято, в общем-то, так, как и задумывалось, но в конце Хмельницкий сумел удивить:

— Люблю я представлять себе автора, так вот-с, странное у меня сложилось представление об этом Железном Дровосеке. Достаточно молод, но отчего такая отстраненность? Каждый сочинитель стремится к объективности и частенько перегибает с академичностью, но страсти все одно прорываются. Здесь же, — подбирая слова, Хмельницкий смешно пожевал губами, — вы знаете, автору словно близки все скопом: и левые, и правые. Будете читать, обратите внимание на мысль о неиспользованном полновластии нашими царями. Всеми, кроме Петра, разумеется. За это автору и перепадет. Слева и справа, но мне интересно, как взовьются наши интеллигенты, когда по ним пройдется Железный Дровосек.

— Думаете, пройдется?

— И не сомневайтесь, иначе с какого рожна брать себе такой псевдоним.

Самое интересное, что Дмитрий Павлович со товарищи сейчас работал над статьей об отечественной интеллигенции. По выходу брошюры из печати вой должен подняться до небес. Эта работа выйдет легально и упредит знаменитый сборник статей русских философов начала XX века «Вехи» о родной интеллигенции, и ее роли в истории России. Интересно будет выявить, изменится ли тональность авторов «Вех».

Весь февраль сыпал снег, но на день Советской армии небо разъяснилось, и ночь выдалась морозной.

Постояв под звездным небом Федотов, вздохнул — в безлунную ночь таинственность исчезает.

Отворив калитку, Борис Степанович скептически осмотрел двор — за год тут многое изменилось. Димон, неугомонная душа, прикупил соседние участки и снес заборы, отделявшие бывший дом Настасьи Ниловны от соседей. В дальнем углу инородным телом темнела изба охраны. Везде очищенные от снега идеально ровные дорожки. В центре импровизированное костровище. Простора, конечно, прибавилось, но что-то милое сердцу безвозвратно потерялось. Претерпел изменение и дом. В нем заменили нижние венцы, перекрыли свежей дранью крышу и капитально переделали задний двор. Там теперь просторная кухня и подсобка. Зато фасад с сенями и скрипучим крылечком остался неизменным. Даже щель над входной дверью все так же пропускала в сени снег. Внутри дом выглядел прежним.

Переселенец поднялся по скрипучим ступеням. В сенях потоптался. Покряхтывая, смахнул с валенок снег и зашел в избу. Здесь, как и прежде разливались тепло и дурманящий запах березовых дров, зато прибавился дух чисто выскобленных древесных стен, но это к лучшему — настроение заметно поднялось.

Федотов как бы заново посмотрел на своих друзей.

Дима Зверев. Ему через месяц двадцать девять лет. Внешне изменился не сильно, лишь взгляд стал строже, но внутренне он другой. Сильнее, прагматичное. Одновременно в Димоне осталась кроха того бесшабашного малого, который ни о ком толком не заботясь, плыл по течению.

Мишенину до сорокалетия осталось три года. Сегодня вечный диссидент решил не отставать от товарищей. В стареньких брюках и «дачной» фланелевой рубашке, купленной им в далеком 1993-ем году, Ильич выглядел, как в день встречи с единовременниками после изгнания математика из ночлежки. Лишь округлость гладко выбритых щек да очки в дорогой оправе демонстрировали изменения в жизни. Если сравнивать всех троих, то внутреннее Мишенин изменился более других.

Объяснение простое — если Федотов и Зверев, в принципе, занимались знакомым делом, то математику в родном мире руководство не светило от слова совсем, и открытий чудных на этом поприще он совершил не меряно, естественно только для себя.

Ильича, конечно, страховали и «контролеры» были строго предупреждены: «Вову надо без стеснения макнуть мордой в прозу директорской жизни, чтобы навек забыл нести ахинею». И макнули, и не по одному разу, ибо ученик им достался несколько…бестолковый.

Раньше Ильичу и в голову не приходило, до какой степени одни сотрудники считают себя обделенными, а другие не скулят, но тянут лямку за троих. Первых Мишенин всегда безапелляционно относил к правдолюбцам, но сейчас сильно засомневался — жалобы обличителей вперемешку с доносами Ильича достали. Но настоящим открытием явились реальные, а не выдуманные возможности самого главного начальника.

Казалось бы, директору ничего не стоит выгнать нерадивого сотрудника, но, как оказалось, сделать этого руководитель мог только в крайнем случае. После первой же «сабельной атаки» выяснилось, что работа отчего-то встала, что перераспределение обязанностей пошло через задницу и обошлось ой, как не дешево. Главное, нового сотрудника оказывается надо учить и учить. «Контролеры» в цифрах показали господину директору стоимость его «принципиальности» — на потерянные деньги можно было год содержать троих таких кадров. А еще Ильич и предположить не мог, что по ночам будет маяться мыслями — как расставить людей.

Одним словом, представление о директорате у него изменилось радикально, а своих прежних взглядах он постарался не вспоминать — слишком много в них было откровенной глупости.

Вдобавок ко всему, на чужбине Ильич воочию столкнулся с революционерами. С либералами Ильич общался и в России. Впрочем, какие они либералы. Теперь он понимал, что это обыкновенная серость в обертках доброхотов, а здесь его честолюбию льстило знакомство с членами центральных комитетов партии эсеров и эсдеков. Как ни странно, но многие из них оказались людьми интеллигентными, страстно убежденными в своей правоте. Удивительно, но к ним он почувствовал симпатию, ту самую, что испытывал к демократам своего времени.

А вот в монархии он разочаровался. Дошло до Ильича не сразу, но несколько оплеух, полученных от блюстителей порядка, нелепость сословных отношений и жуткие препоны на пути к любому новшеству. Все это запустило процесс критического осмысления. В итоге, Ильич таки доосмыслялся до странной дружбы с Гершуни.

Никаким революционером он, конечно, не стал, но неизбежность социальных преобразований стала ему очевидной и даже желанной, в них он узрел залог процветания России.

Изменился ли Федотов? Безусловно. Как и Ильич, он стал критичней относиться к своим прежним пристрастиям, но в отличии от Мишенина, поправел. Сегодня отцы-основатели Советского государства виделись Федотову излишне радикальными, а царские «сатрапы» не столь злобно бестолковыми. Многие так и вообще оказались людьми глубоко порядочными и деятельными, радеющими за державу.

Одним словом, в умах переселенцев происходил закономерный процесс конвергенции.

Повесив полушубок рядом со стареньким пальто Мишенина от фабрики «Большевичка» Борис плюхнулся в свое кресло.

— Ну, и кому ждем?

— Дык, кое-кто должен сказать коронную фразу о теплой печке и лютой стуже, — мгновенно выкрутился Дмитрий Павлович.

— Начетчик, — ухмыльнулся Федотов.

— К тому же не наблюдательный, — подцепил морпеха математик, — наш аксакал в безлунную ночь не солирует.

— Угу, спелись, под луной только волки воют, — Зверев отточенным движением плеснул каждому в его любимую посуду, — За встречу, господа!

Как и год, и два года тому назад две глиняные кружки глухо встретились с эмалированной кружкой Бориса. Затем наступила пауза, что всегда следует после первого тоста, которую на этот раз прервал Мишенин:

— Вы знаете, а я до последнего времени не верил, что у нас что-то получится, а недавно стал перечислять и… это сколько же мы успели всего сотворить!

— Это предложение?

— Ну, как бы, да, только пускай каждый вспомнит сделанное за два года. За успех! — едва ли не впервые за все два года Мишенин вызвался лидировать на таком мероприятии. Вот что значит годичная стажировка на директора.

И действительно, сделано было немало. За два года радиосвязь этого мира стала российской. Этого обстоятельства никто толком не осознал, но русская терминология успешно перекочевывает из журнала «Радиоэлектроника» в научные журналы. Одни ученые с авторами соглашаются, другие спорят, но всем приходится пользоваться терминологией первоисточника, а авторитет русского журнала приобретает масштаб академических изданий ведущих университетов.

Аналогично обстоит дело с продажами аппаратуры. Маркони еще трепыхается, но доходы его фирмы заметно снижаются. Господин Форест так и вообще разорился на судебных процессах. А нехрен было доказывать, что еще в пятом году ставил опыты с трехэлектродным прибором. Ставил и ставил, но патенты взяли русские и перекрыли весь спектр радиоэлектронных ламп. Более того, русские вовсю торгуют лицензиями на основные схемотехнические решения. С этим не мог бороться даже Эдисон. Патентование влетело в копеечку, но отдача заметно превысила затраты, а ведь это только начало.

Первый заказ европейцев успешно выполнен, сейчас в работе следующий, одновременно к производству готовятся вещательные радиоприемники трех классов: эконом, средний и эксклюзив. Заказчик — первая радиовещательная компания в штатах. Жаль не в России, но четверть акций в компании за русскими. Можно было взять контрольный пакет, но не стоит — очень скоро радиовещание перейдет в разряд национально приоритетных категорий. Отберут. Приемники будут производиться за океаном. Там открывается филиал «Русского Радио» — производственные возможности переселенцев на родине ограничены катастрофическим дефицитом образованных рабочих. Похоже, господину Лодыгину попасть на Родину в ближайшие год-два не светит. Загрузили его по полной.

В Петербурге проходят переговоры о сотрудничестве с преподавателем технологического института, Борисом Львовичем Розингом. Дальновидением Розинг занимается не первый год и сейчас готовит выстраданную им заявку на «Способ электрической передачи изображений на расстояние». Заявка пройдет без затруднений — в этом «бескорыстно» посодействует помощник начальника канцелярии Комитета по Техническим делам при Департаменте торговли и мануфактур, титулярный советник, Петр Витальевич Соколов: вот что значит вовремя получить по голове.

Вскоре лабораторию Бориса Львовича начнет посещать будущий «отец» телевидения, а сегодня студент первого курса Володя Зворыкин. Переговоры с Розингом идут ни шатко, ни валко — «Русское Радио» компания уважаемая, но ее предложения по конфиденциальности Борису Львовичу кажутся чрезмерными. Ни куда он не денется — Федотов хоть сейчас готов набросать ему устройство кинескопа, иконоскопа, а если очень напрячься, то можно вспомнить идею видиокона, но куда торопиться? Единичные экземпляры изготовить, в принципе, возможно, но до массового выпуска пыхтеть и пыхтеть. Пока цель переселенцев — держать руку на пульсе.

Отдельной темой стали моторы. Переселенцы их не афишировали, но заявки в патентные организации многих стран уже пошли, а с ними слушок о новом конкуренте. Всем не терпится узнать, что это за компания «АРМ».

С легкой руки Димона шутейное название «адский рус мотор» закрепилось в аббревиатуре «АРМ». Просто «АРМ» без всякой расшифровки. Димон ляпнул, Мишенин был против, Федотову по барабану. Кто первый предложил тот и прав. К тому же буква «А» в европейских языках стоит на первом месте. Электронных поисковиков еще нет, и не предвидится, но в деловых альманахах ARM следует сразу за германской AEG. Симптоматично.

Двигателей пока нет, но полученные результаты внушают оптимизм. Вскоре после отбытия питерских моряков одноцилиндровый уродец на солярке показал приличную наработку на отказ. Сейчас сразу три таких монстрика шустро пускают деньги переселенцев на ветер. Иначе нельзя — единственный положительный результат должен быть гарантированно подтвержден, в противном случае есть риск оказаться, если не без штанов, то с существенной потерей темпа.

Некогда в России была произнесена замечательная фраза: «Кадры решают все». Разработкой двигателей занимаются три инженера. Все трое только недавно получили высшее образование. Кастинг им был устроен по всей форме, с упором на изобретательность. В итоге, из восьми претендентов с «красным дипломом» на работу был принят один. Второй был твердым хорошистом, а третий инженер и вовсе оказался троечником, зато изворотлив, как бес. Что касается теоретических знаний, то привлеченные преподаватели начитали всем инженерам «Русского Радио» и АРМ, специализированный курс лекций, а великовозрастные студенты подтвердили полученные знания с оценкой отлично. Еще бы им не подтвердить, коль об увольнении все были предупреждены под роспись.

Дорого? Конечно, дорого, но изобретательный троечник новое решение находит быстрее обычного отличника, а оплата лекций по сопромату, материаловедению и физике с математикой отбивается в течение года.

С приездом Густава Васильевича Тринклера в секторе моторостроения начались проблемы. Густаву было трудно привыкнуть к поэтапному движению вперед, хотелось всего и сразу, но инженеры успели впитать идеи Федотова. Тринклеру мечталось повторить свои двигатели, а Борису «вынь да полож» линейку усовершенствованных моторов.

Как тут не вспомнить чудесную мысль: «Нет человека — нет проблем». Все так, но десятилетний опыт успешных разработок штука слишком серьезная, чтобы от него отмахиваться. Пришлось с товарищем вдумчиво поработать, показав горизонты в виде серии двигателей «Тринклер» с отчислением доли от продаж, но только с новых моделей.

Названием и долей от продаж новоиспеченный главный конструктор впечатлился, остальным не очень, но деваться ему было некуда — пашет, как салага при заточке якоря.

После этого федотовские кадровики помчались по городам и весям в поиске подростков с фамилиями Швецов и Климов. Пятнадцатилетний Володя Климов «скрывался» в стенах Императорского Комиссаровского технического училища. До него тридцать минут езды на извозчике. Шевцова еще ищут — фамилии главных конструкторов авиадвигателей страны Советов, Федотов помнил, а любому успешному конструкторскому бюро о смене кадров заботиться надо загодя. С этой целью недавно была учреждена стипендия «Русского радио». Ее выплачивают учащимся реальных училищ, прошедших тестирование и подписавших контракт на работу у переселенцев. Через полгода первый десяток парней пересядет с парт за рабочие столы. Мало конечно, но лиха беда начало. Толковых людей периодически подкидывает «исправившийся» господин Соколов. Ну, как подкидывает, Петр Витальевич дает наводку на оригинальные изобретения, а дальше с заявителями вдумчиво работают. Похоже, этого ухаря надо будет продвигать по службе.

Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Эту фразу приписывают Наполеону, и не суть важно авторство. Для разработки новых изделий так же нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Зато, чем железяка совершеннее, тем дольше конкуренты платят за лицензию.

Эх, если бы иметь мильен мильенов, если бы! Впрочем, переселенцы не прибеднялись. С миллионным банковским кредитом они практически рассчитались. Свой Радиобанк исправно обслуживает текущие нужды компаний, а киношные дела будет обеспечивать Мосфильмбанк, — Соловоейчик в этом деле строг.

Основной приток средств идет от неоновой рекламы, сети стрешаров, и продажи станций. Примерно в таком порядке.

Запущен проект сетевых магазинов «Грошик». Магазинов пока два — один в Москве, второй в Берлине. Оба пользуются популярностью, особенно московский — наш народец мгновенно просек возможность втихаря сунуть товар под полу. На москвичах отрабатывается технология контроля и тут же внедряется в Германии — там народ не столь изворотлив в плане стырить, что плохо лежит. Посетители так и не въехали, зачем на вполне доброкачественные продукты периодически объявляются акции, зато обороты растут. Конкуренты что-то прочухали, им, однако, мешают патенты. Еще бы, рамочный детектор стоит копейки, но поди-ка ты его повтори без радиоламп и лицензий. На самом деле детектор работает через два раза на третий, но кто же об этом знает — придет время заработает, а пока отдельных кадров ловят и всем вешают на уши лапшу — техника заморская поймала!

Скоро в денежный поток вольются доходы от продаж двигателей, автомобилей и, чем черт не шутит, аэропланов. Да много от чего. Например, тот же ручной пулемет «Зверь», уже вовсю переводит патроны, а с осени ожидаются поступления от проката фильмов. Сименс проектируется химзавод.

Не забыт и пенициллин. До его массового производства, как до луны раком, но первые сотни миллилитров уже получены, знать бы еще сколько это в действующих единицах, но явно не много. Скорее всего, сотня на миллилитр. А ведь в конце XX столетия больному на одну инъекцию прописывали от ста тысяч до полутора миллионов единиц. Мишенин помнил, что питательной средой для грибковой культуры является экстракт кукурузы и глюкоза. В принципе, годится и обыкновенный хлеб. Зеленая плесень на корочке это и есть один из видов грибков пенициллина. Параллельно ищется культура грибков для стрептомицина. Этот препарат принесет победу над туберкулезом, чумой и кишечными инфекциями, но здесь результата можно ждать многое годы.

Самые большие надежды переселенцы возлагают на стрептоцид, который является производным сульфаниловой кислоты. В мире переселенцев этот препарат был получен в 1908 году в процессе поиска красителя для текстильной промышленности, а об его антибактерицидных свойствах стало известно только к 1935-ом году. По сути, обыкновенный краситель оказался мощнейшим лекарственным препаратом с антибактерицидным действием, и не срубить на этом крутые бабки, было бы верхом глупости.

Как это ни странно, но мелочевка в виде канцелярских скрепок и прочей фигни оказалась вполне востребованной.

Никакого докладчика не было — начал Федотов, затем каждый добавил свое, в итоге переселенцы сами удивились масштабам сделанного, но спиртного убавилось всего на треть — сегодня решили не налегать.

Сразу после появления в этом мире о вмешательстве в историю пытались не думать. Иногда это даже удавалось, но сеть борцовских клубов, стрешаров и охранных структур, несли все признаки «технологий двойного назначения». В прошлом году запретной темы стали касаться Борис со Зверевым. Мишенина держали в неведении, да он и сам не стремился к разговорам, хотя о «брожении умов» у своих товарищей догадывался. Более того, осознав масштабы накопившегося в России протеста, Мишенин решил для себя не лезть не в свое дело, зато довериться здравому смыслу его попутчиков по переносу во времени. Так или иначе, но каждый понимал неизбежность вмешательства, поэтому, когда прозвучало предложение Федотова: «Ну, что, коллеги, пообщаемся?», никто не дернулся и не потупил глазки, а Мишенин и вообще буркнул:

— Давно пора.

Иллюзий по поводу математика переселенцы не питали. Вова был обычным домашним мужчиной. Баррикады его не прельщали, но и совсем оставаться в стороне он не хотел. Было в том и нормальное любопытство, и мысль вовремя сделать ноги, ибо, кто предупрежден, тот кроссовками оденет первым.

Как оказалось, никаких конкретных планов, у «заговорщиков» не было, зато было понимание порочности излишне резких исторических поворотов. При формулировании задачи, инициатива перешла к Звереву.

— Раньше февраля семнадцатого нам, Ильич, ловить нечего, а дальше надо перехватывать власть или у временного правительства, или у большевиков с эсерами. Цель — жесткий диктаторский режим.

— А учредительное собрание?

— Учредительное, говоришь, а оно отражало реальные запросы страны? Главное даже не в этом, Ильич, мы с тобой знаем три революции — февральскую, октябрьскую и нашу девяностого года. Обрати внимание — большевики почти десятилетие маялись своей дурью, пока не осознали необходимость жесткого руководства. Аналогично обстояло дело с революцией 1990-го года. Под либеральными догмами Россия гнила десять лет, пока Путин не стал строить вертикаль власти. Временное правительство восемь месяцев творило глупость на глупости, пока им весь кайф не обломали. Полагаешь, выбранное учредилкой правительство сразу станет национально ориентированным?

— А если после отречения Николая воздействовать на временное правительство? — согласившись с основным тезисом, Мишенин все еще не сдался.

— Открыться части их бомонда?

— К примеру, — без уверенности в голосе подтвердил математик.

— Разберем зеркальный вариант. Большевиков с эсерами ты сейчас знаешь лучше нас. Скажи, если дать им прорваться к власти, а потом открыться, мы сможем удержать их от революционной дури?

— Не сможем.

— Вот тебе и ответ — точно так же нас не станут слушать временные, другое дело, если у тебя в руке пистолет, а это и есть диктатор.

— Но диктатура…, — осознав, что начинает по второму кругу, Мишенин сменил тему, — хорошо, диктатуру пока отложим. Как вы себе видите будущее?

Ответ последовал мгновенно:

— Жесткое государственное регулирование при наличии смешанной экономики с существенным госсектором и опорой на левые партии. Для этого периода прогрессивная модель, с солидным левым содержанием. Кстати, в начале XX века, она называлась фашизм, а в конце китайской моделью экономики. Ну, это если совсем грубо. — поправился Зверев. — Самое сложное обеспечить представительство левых сил и не сорваться в левацкий бред, типа, нам теперь ничего не делать не надо, теория все сделает за нас. Вот для этого и нужен диктатор.

— Интересно, чем вам не угодили правые? — по выражению лица было видно, что Ильич явно провоцирует своих оппонентов.

— Вова, угомонись, сам же недавно говорил, что эти ребята за ради денег маму продадут. Правые нужны, чтобы карась не дремал, но пускать их к власти нельзя. Скажешь, среди них есть патриоты? Есть, конечно, но мало, поэтому в ограниченных количествах привлечем, но только патриотов, блин.

— А что будет дальше?

— Ну, ты вопросы ставишь, — улыбнулся морпех, — лет через двадцать диктатора сметут и предадут анафеме. Половина успехов накроется медным тазом, но по любому потерь будет меньше, чем без этапа диктатуры. После этого наступит светлое капиталистическое или социалистическое завтра, но индустриализация к тому времени будет пройдена. И за это надо выпить!

— А иначе закончить нельзя? — после очередного глотка алкоголя, Мишенину захотелось благополучного конца диктатуры.

— Запросто, но диктатор нужен умный. В час «Ч» обращение к народу, мол, давно хотел, но уйти не дают. Инсценировка переворота и через годик уход на заслуженную пенсию. К тому времени бывшие противники опутываются неправедно нажитыми доходами. Бывший диктатор получает гарантии неприкосновенности, а пропаганда лепит из него нац. героя.

В этот вечер Ильич узнал много интересного. Оказывается, вот уже целых две недели он состоял членом легальной Социалистической партии Народов России. За партбилет с почетным номером 007, Ильичу пришлось выпить и тут же разочароваться:

— Извини, шутка. Вас с Федотовым в политике светить нельзя, но седьмой номерок я вам обоим зарезервировал. Один на двоих, хе-хе!

Вообще-то Димон хотел назвать партию в духе времени: «Национал-социалистическая Рабочая Партией России». Федотов не возражал, но мешала нестыковка с термином «национал», да и Мишенина надо было поберечь — как бы его от такого названия не хватил удар. Одним словом, морпех решил не выпендриваться и свою партию назвать нейтрально — Социалистическая партия Народов России (СПНР). Кстати, весьма удачное название. Под этот термин удачно вписывались все несогласные: «Так ты не согласен с социализьмой для российского народа? Врагам народ у нас один путь — на лесоповал!»

Об «охранном подразделении» Ильич знал, но был чрезвычайно удивлен обкатке «первой армии» в Никарагуа.

— Господа, а откуда финансирование, это же черт знает какие затраты?! — всерьез заволновалась капиталистическая половина души математика.

— Ты понимаешь, Владимир Ильич…

Борис огорошил математика известием о контракте между охранной компанией Зверева и правительством Никарагуа.

— Облапошить самого Хосе Сантоса! — иного исхода Мишенин даже не рассматривал.

— Но, но, но! Попрошу без неприличных намеков, здесь сидят порядочные люди. Да ты закусывай, Вова, закусывай.

Бойцов в «первой армии» всего полторы сотни, зато лучшие из лучших. В будущем они станут во главе своих отрядов. Все получили азы военного искусства на уровне командиров рот. Лучшие из выживших получат очередной объем знаний. Цинично? Да цинично, зато деньги на ветер не улетят. Курсантов готовили военные из любителей стрешара и привлеченные специалисты из военных академий. Были среди них и артиллеристы. Многое начитал сам Зверев.

Об общевойсковой тактике он почти ничего не знал, но тут ему помогли два «старичка-пиджачка», имевшие за спиной опыт военных кафедр и курсы комсостава «Выстрел». Ильич только теперь допетрил, зачем Зверев выспрашивал его об этой чепухе. Знаний, конечно, крохи, но местная военная наука к концепции опорных пунктов только-только подбиралась. Сейчас бойцы получали практический опыт разведывательно-диверсионной деятельности.

Как использовать эти отряды покажет время. В равной мере они могут навести шороху в тылу германских войск или в славном городке Петрограде. Опять же, обработка сознания в купе с тщательным отбором, гарантировали выполнение любой задачи. Прикажут охранять временное правительство — выполнят. Прикажут расстрелять — рука не дрогнет.

Вечер вопросов и ответов закончился ожидаемо:

— Неугомонные вы, завидую, но я не боец.

— Зато позаботишься о наших близких.

— Не накличь лиха.

— Мы будем стараться.

— Спокойной ночи, лишенцы, пошел я спать.

— А мы с Димоном во двор к огоньку.

Костерок из сухих сосновых дровишек разгорелся от одной спички. Кода над ним заскворчал закопчённый чайник, Ильич уже спал. Серьезные мысли в голову не лезли, а звездное небо располагало к созерцанию таинства вселенной.

— И что господин психолог скажет по поводу метаморфозы с нашим математиком?

— Накушался он здешних прелестей. Знаешь, надо бы нам нашего Ильича как-то спрятать. Если начнется большой шухер, у него должно быть достаточно средств, чтобы обеспечить всех наших.

Зверев налил из чайника чай.

— Тебе плеснуть?

— Обязательно.

Федотов и сам давно ломал голову, как вывести Ильича из под возможного удара. После сегодняшнего его фактического отказа от свалки, задача перешла в плоскость технической реализации. Ильича можно было спрятать в России. Надежнее всего натурализоваться через Южную Америку где-нибудь в Монреале. Новая фамилия и новая биография гарантированно скрывали человека в потоке миллионов эмигрантов.

— Старый, неужели не получится добить фрицев? — вопрос Зверева прозвучал диссонансом.

— Ты о войне до победного? — не отрывая взгляда от Млечного пути, откликнулся Федотов.

— Угу.

— Суета, лучше посмотри на небо.

— Там твоей луны нет.

— Вот и я говорю, луны нет, — Федотов тяжко вздохнул, — поэтому фрицы сами подохнут. Они луну не любят.

— Предлагаешь встать в оборону и дождаться капитуляции Кайзера?

— Я ничего не предлагаю, я хочу смотреть на небо.

— Погоди, — отмахнулся от хотелок Федотова морпех, — немцы капитулировали в девятнадцатом?

— Ну, как-то так, — вечер единения с природой явно накрывался.

— Получается, если нам не распускать армию, то фрицы капитулируют на год раньше?

— Логично, но как ты втолкуешь нашим стратегам не лезть в наступление, а если те полезут, то отгребут и армия развалится?

— Основной развал начнется с приказов временного правительства и если им не дать порезвиться, то до осени армия как-нибудь продержится.

— Ага, в марте свалить временных. Пустячок! — с сарказмом отметил Федотов. — Как бы самим голову не отвинтили.

В принципе, Зверев и сам понимал необоснованность своего предложения. Парадокс — левые всех мастей, от большевиков до октябристов, готовили «февраль», но к отречению батюшки царя оказались не готовы.

Естественным порядком власть перешла к Думе, а от нее к временному правительству. До этого основные противники режима пребывали кто в ссылке, кто в Женеве. Вернувшись из мест не столь отдаленных, они смогли организоваться только к лету семнадцатого. К этому же времени временное правительство и Петроградский Совет Народных депутатов вызывали у генералитета откровенную ненависть. Именно поэтому, в стране одновременно назревали два кризиса. Один проходил под лозунгом: «Вся власть Советам», другой являлся зреющим военным переворотом. Ни тот, ни другой не реализовались. В июле против большевиков была организована травля, а Корнилова с группой офицеров в августе арестовали.

Совсем иной была ситуация в марте — апреле. Военные еще не поперли буром на немецкие окопы и не потерпели очередное поражение. Соответственно, протест со стороны Петросовета еще не был столь мощным. До опубликования дебильных законов временного правительства и Приказа?1 Петросовета, военные на переворот отреагировали бы однозначно — бунт в стране надо подавить.

Ситуация складывалась идиотская. Если взять власть, не дав напакостить временным, то против переворота поднимется армия. Если позволить правительству вволю нагадить, то армия придет в упадок.

Кроме того, с кем в марте выступать? Опереться на Петросовет, что представлял собой аморфную массу, или на разрозненные силы большевиков с эсерами? Не серьезно.

— Ты, Димон, лучше попытай Мишенина о Брест-Литовском мире. Была там какая-то муть с попыткой сорвать договоры.

К «пыткам» Димон приступил с самого утра. Ильич, было, возмутился, но против напора не выстоял. В итоге два переселенца услышали занимательную версию событий.

— К семнадцатому году в Центральных державах разразился настоящий голод. Повсеместные забастовки парализовали промышленность. Германия еще держалась, а Австро-Венгрия мечтала, как бы ей повыгоднее сдаться. Не взбрыкни Россия, капитуляцию Антанта принимала бы в конце семнадцатого-средине восемнадцатого годов. Россия взбрыкнула, но положение Центральных держав от это лучше не стало. Почесав репу, Кайзер в начале восемнадцатого года предложил России подписать мирный договор. Мы, мол, понимаем — вы принципиальные противники войны, Индиры, можно сказать, Ганди, но без договора никак. Или договор, или кирдык.

Иными словами, валите вы, русские, из Прибалтики и Финляндии. Забудьте об Украине и западных землях по линии Минск-Псков.

Ни хрена себе, аппетиты у товарища Кайзера! А ведь он еще разинул пасть на полста тонн золота. Как бы за кормежку русских пленных.

А чтобы русские не быковали, главный фриц признал Украинскую Народную Республику и заставил Центральную Раду подписать договор о поставке в Германию и Австро-Венгрию миллиона тонн зерна, марганец и прочую лабуду. Одним словом, оборзел.

Такие же примерно мысли охватили большевиков. В результате в рядах РСДРП наметился раскол.

«Левые коммунисты» во главе с Бухариным затребовали объявить «революционную войну». На вопрос Зверева: «Что есть такое „рев. война“, коль армии нет?» — Мишенин резонно ответил, что некоторые обратились не по адресу, а по мнению бухаринцев сразу после объявления «рев. войны», рабочий класс всех прогрессивных стран подхватится и… империалистам придет капец.

Троцкий закосил идею «ни войны, ни мира» — войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем. Точка! По его мнению, осознав величие такого бреда, Кайзер впадет в летаргию, а германский пролетариат мгновенно замутит у себя революцию. В отличии от Бухарина, об остальном пролетариате товарищ Троцкий умолчал. Видать сомневался.

Один Владимир Ильич Ленин трезво смотрел на ситуацию и настаивал на скорейшем подписании кабального договора, и ведь прав отказался.

Переговоры в Брест-Литовске возглавлял Троцкий, но вместо выполнения распоряжения ВЦИК подписать договор, на голубом еврейском глазу запулил свою идею «ни войны, ни мира» — отдал приказ о немедленной демобилизации и тут же свалил с делегацией из Брест-Литовска. Кайзер, естественно, не вкурил и попер на Украину и Питер.

В ответ большевики объявили набор в Красную Гвардию, подарив на двадцать третье февраля мужчинам России их праздник, но фрицы захватили Украину с Прибалтикой, Одессу с Крымом, Псков и Ростов-на-Дону.

В результате, договор таки был подписан, но аппетиты Кайзера к тому моменту существенно возросли.

После дебильной выходки Троцкого из-за которой Россия лишилась трети населения, пятой части всех железных дорог и тысячи заводов, к подписанию договора его больше не допустили зато поручили возглавить Высший военный совет. Как бы в наказание за роспуск армии. Оригинальное, блин, наказание.

Окрыленный успехом, Кайзер перебросил на запад полмиллиона отборных войск. В марте — июле германцы предприняли мощное наступление на союзников, местами даже продвинулась на 40–70 км, но положив эти самые полмиллиона германских душ ничего более не достигли и в самом начале девятнадцатого года Германия подписала капитуляцию.

Самое интересное, что по условиям Компьенского перемирия между Антантой и Германией, фрицев принудили отказаться от Брест-Литовского мира. ВЦИК мгновенно аннулировал договор, но золото к тому моменту надежно осело в закромах Кайзера.

Слушая всю эту галиматью, Федотов решил было возмутиться — это ведь его большевики…, но вовремя вспомнил о революционерах девяностых годов. Те наколбасили даже больше своих сородичей из начала XX века, но ни Украина, ни Белоруссия в состав России так и не вернулись. Кстати, и армию с промышленностью они расхреначили без гражданской войны, зато с визгом. По всему получалось, что господин бывший первый секретарь Московского горкома КПСС, историю своей партии учил хреново.

И все же, знания Ильича явно выходили за рамки нормы:

— Ильич, откуда такие подробности?

— В девяностых мой приятель-демократ на этой фишке сделал себе политическое имя. Фабула наверняка верна, но остальное…, — Мишенин поморщился, — делите, надвое, не ошибетесь.

— Получается, что хлебного голода в России могло бы не быть?

— В той или иной мере, но до конца верить всем этим байкам не стоит.

Заполучив такую информационную бомбу, «новые революционеры» сперва офигели, потов самый решительный из них выкатил устную резолюцию — Мишенину с Федотовым, прекратить маяться фигней и садиться за подробное описание всех известных им исторических событий. И не дай им Бог что-то пропустить: «Время придет, узнаю и покараю!»

К средине июля были готовы макеты шумопеленгатора и эхолота, а в мастерских питерского филиала товарищества стоял второй экземпляр армейского узла связи — пара конных повозок с радиостанциями и одна с телефонным коммутатором на сто абонентов. Первый комплект месяц тому назад был передан на испытания.

Свое веское слово о достоинствах представленной техники, должны были высказать пехотинцы, кавалеристы и артиллеристы. Ни Корнилова, ни Деникина среди членов комиссии не оказалось, зато Федотову повезло познакомиться с командиром 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, Алексеем Алексеевичем Брусиловым. Сухощавый, высокого роста, с доброжелательным выражением лица, Брусилов не выглядел грозным рубакой. Как оказалось, не имея опыта командования даже полком, Брусилов год назад был поставлен командовать дивизий. Ясен, пень, по протекции, зато неуверенность Брусилова вылилась в повышенном интересе к Федотовским игрушкам.

Тогда же Борису удалось убедить военное министерство испытать второй комплект связи в саратовских степях, а ответственным назначить героя войны с японцами, начальника штаба 57-й пехотной резервной бригады, Деникина Антона Ивановича. К Деникину Борис рассчитывал приехать в начале августа, но военные распорядились по-своему и командировали Антона Ивановича в столицу. Упускать случай пообщаться с будущим правителем Юга России было глупо, к тому же не исключалась вербовка «агента влияния».

К этому же времени Звереву потребовалось отснять последние сцены у причала и в море, поэтому из Москвы отправилась целая бригада.

После «февральских посиделок» Федотов честно взялся выполнять наказ Димона: «вспомнить и записать». Помнил он не много, но по мере изложения, из глубин памяти стали всплывать даты, событий, фильмы, прочитанные статьи, воспоминания отца и дедов, слухи, наконец. Все это частью дополняло, частью запутывало картину, но сказано было «писать, не думая», вот и пишем все подряд. Не в беспорядке — к каждому факту шли множественные ссылки. Что интересно, постепенно самому понравилось и ежевечерние пятнадцать-двадцать минут пролетали незаметно.

— Дим, из головы не выходит лозунг «ни войны, ни мира».

— Дык, в соответствии с теорией Маркса об отмирании государства, армию большевики расхреначили в первую очередь, — Димон постепенно становился докой в исторических коллизиях. — Защищаться нечем, а германец прет. Нормальные люди в таких случаях читают: «Спаси нас Господи». У большевиков мантрой стала мечта о мировой революции. Обрати внимание, Бухарин с Троцким, в принципе, запели в унисон, а прагматиком оказался один Владимир Ильич. Знаешь, мне иногда кажется, что он едва ли не единственный, кто по-настоящему опасался догматизма.

— Хм, любопытно, надо будет это дело учесть. И еще, — сменил тему Федотов, — с октября по февраль восемнадцатого, большевики почти ничего не сделали для защиты своей власти, а создание Красной армии — явилось следствием угрозы тевтонов. Я это к тому, что по факту белым толком никто не мешал готовится. Первые вступления начались в апреле, а полноценные сражения развернулись в мае. Удержались бы большевики, не заложи они в феврале Красную армию?

— Хочешь, сказать Кайзер спас красных?

— Можно и так сказать, — улыбнулся Борис, — главное знать, что до открытого противодействия пройдет от трех до шести месяцев.

— Хочешь сказать, теперь все пойдет мягче?

— Не важно сколь ожесточенным будет сопротивление, главное понимать, что на его организацию потребуется от трех месяцев до полугода. Нам бы не зацепить нарширмассы, тогда драка пройдет совсем мягко.

Такие разговоры переселенцы вели не впервые, и каждый приносил толику понимания. Вчера добавилась крупица в картину будущего преобразования экономики, сегодня вспомнилось о догматизме российской революционной интеллигенции. Все сгодится, все пойдет в дело.

Сам того не замечая, Зверев становился известной личностью. Первая популярность появилась почти два года тому назад, когда он попросил Гиляровского ввести его в курс репортерского ремесла. Тогда же прозвучали песни казацкого цикла Розенбаума, после чего Дмитрий Павлович стал желанным гостем на любом казачьем кругу. Пока он путешествовал по миру, о Звереве немного подзабыли, зато сейчас за его подписью выходят редакционные статьи в еженедельной партийной газете. Партий в России много, но Социалистическая партия Народов России одна и ее лидер всегда на виду.

Партия в процессе становления. В ее программе нарезка из норм конституции РФ и здешних штампов:

О праве народов на самоопределение ни слова, зато подчеркивается равенство всех граждан в не зависимости от вероисповедания и национальности.

Красивые слова привлекают сутью и необычностью словесных конструкций. Досадно только, что и через столетие эти слова останутся словами.

В политическом плане СПНР лежит между эсерами и кадетами, но отдельные положения соперничают со взглядами левых эсеров и большевиков, а отсутствие права на самоопределение народов есть только у монархистов.

Сейчас партии не хватает численности, но это дело поправимое, были бы деньги. Ни мало не смущаясь, Димон «купил» пару парламентариев из самовыдвиженцев. Естественно, из имевших шансы пробиться в третью думу. Потек ручеек средств от состоятельных граждан. С этими людьми можно было говорить без обиняков, и Зверев говорил:

— Господин Столыпин прав, нам не нужны большие потрясения, нам с вами нужны большие деньги. Россия на глазах становится парламентской республикой, и уже сегодня этим механизмом можно и нужно пользоваться. Покажу на примере Русского Радио, в котором я имею пай. Россия покупает радиотелеграфные станции у Маркони. Огромные средства, проплывают мимо моей кассы. Как отреагируют чиновники, если в Думе их начнут хлестать за потерянные державой деньги? Учтите, мой парламентарий стесняться не будет, ибо от преследования он защищен. Такой правдоруб напомнит, сколько детишек русских рабочих умерло из-за какого-то чинуши, вспомнит о лихоимстве.

Вы скажете отмахнутся? Да, для первого раза отмахнутся, но в среде чиновников конкуренция не меньше, чем на рынке, и воспользовавшись «гласом народа», того чиновника быстренько сожрут с потрохами. А его последователь пакостить поостережется.

— Чем плохи кадеты?

— Кадеты люди прекрасные, но припомните хоть одно выступление в поддержку конкретного российского предпринимателя. Таковых нет, а политические болтуны приносят одни расходы. К тому же, за КД стоят слишком разноплановые силы. Вы обратили внимание, что среди вас нет непримиримых конкурентов? Объединяться надо по корпоративному признаку, отбирая заказы у противника.

— Но социалистические лозунги?

— Таковы правила жанра. Для рабочих и крестьян мы должны выглядеть выразителями их интересов.

Кроме того, господа, кому как не вам, очевидно, что попади средства в ваши руки, выиграют все — вы, ваши рабочие, и корона, поэтому ничего крамольного в этих лозунгах нет. Одним словом, я предлагаю вносить средства на содержание нашей партии, а дивиденды делить пропорционально вкладу.

И еще, господа, о нашей спонсорской деятельности распространяться не стоит, но контроль за денежкой должен быть идеальным, поэтому ревизионная комиссия только из ваших представителей.

Как это ни странно, но демагогия действовала, и в партийную кассу средства потекли, а вместе с ними агитаторы начали свою незаметную работу.