Огонь из пепла

— Ты видел его на моем корабле, да? — ответила я. — Видел яркую одежду и слепящую корону. Думаешь, он не считает себя выдающимся?

— Что делает богомол, чтобы впечатлить? Расправляет крылья и машет дурацкими лапками, — он изобразил мизинцем. — Думаешь, он верит, что он в десять футов высотой? Нет, это напоказ. Вряд ли Селено так заблуждается. Он обычный человек, от которого много ждут, но у него этого нет, — он опустил ладонь на мандолину и поиграл немного. — Я не оправдываю его, я не говорю, что он мне нравится. Но я вижу в нем Свет. Ему сложно. Кому не было бы?

Я нахмурилась.

— Я родилась в похожих обстоятельствах, Ро. Мои родители были старыми, когда я родилась. Здоровье уже подводило отца. С первого дня родители знали, что умрут, когда я еще буду ребенком. Меня ожидали на троне до двенадцатого дня рождения.

Он улыбнулся.

— Ты отлично справилась. Что важнее, ты не Селено. Твоя сила и слабость не такие, как у него. Мы — не клоны в разных обстоятельствах. Даже те, кто выглядят одинаково, — добавил он, коснувшись струны.

Я смотрела на реку. Словно кто-то задул свечу, небо потемнело, и золото реки сменилось сумеречной синевой. Он играл на мандолине, а потом взглянул на меня.

— Все еще беспокоит?

Я вздохнула и покачала головой.

— Просто не понимаю.

Он приподнялся на локтях и поднял мандолину.

— Не мучай себя. Это не традиция твоего народа.

— Но даже мой народ… — я потерла лоб. — В детстве я поворачивалась к Частоколу каждую ночь, чтобы увидеть, как солнце ударяет по водопадам, по привычке. Но я никогда… я не верила во что-то свыше. Я не понимаю, как другой народ может быть так уверен в чем-то абстрактном.

Он прижался спиной к подлокотнику, сидел боком на скамейке лицом ко мне.

— Ты когда-нибудь думала, что Свет можно видеть где-то еще? Может, в другой форме он был бы к тебе ближе?

Я повернула голову к нему. Он наигрывал мелодию на мандолине.

— Нет, — сказала я. — Я никогда не слышала, чтобы кто-то видел Свет не так, как их народ.

Он пожал плечами.

— Я тоже. Свет связан с культурой, мы верим в него так, потому что нас такими вырастили. Но, как я и сказал, мы не одинаковы. Думай об этом так: свет ведь бывает разной яркости и цвета, да? Даже две свечи бок о бок будут отличаться. Потому Свет не будет одинаковым для всех. Может, тебя по-другому тянет к нему, и ты просто не знаешь, как.

— Ты слышал когда-то о таком?

Он улыбнулся.

— Может, ты начинаешь это направление.

Я посмотрела на реку, едва заметную в сгущающейся темноте.

— Не знаю, где еще его видеть.

— Вы мне кажетесь довольно практичным человеком, леди королева.

— Как это понимать?

— Может, вам нужно поискать Свет в практичных вещах, — сказал он, перебирая струны. — Подумайте, ваш народ видит Свет в отражениях. Морской — в рассвете, а люди холмов — в луне. Лесной народ видит его в светлячках и этих… сияющих грибах.

— Фосфоресцирующий свет.

— Да, это. Люди каньона видят Свет в звездах. Люди острова — в молнии. Я слышал, что народ деревьев видит его в радуге, не знаю, правда ли это, — он перебирал струны. — А мы видим его в огне. Чем отличается огонь?

Я посмотрела на него. Он играл аккорды. Его пальцы двигались, я уловила блеск его кольца. Ах.

— Мы можем создать огонь, — сказала я.

— Верно. Можем создать и использовать. Если мы осторожны, им можно управлять, — он заиграл снова. — Потому кремень и огнесталь — символы Света у нас. Их польза не затмевает их священности. Это нас усиливает. Может, это тебе понятнее, — он пожал плечами. — В любом случае, это мысль.

Я посмотрела на реку.

— Это мысль.

Мы молчали. Ро играл на мандолине. Словно в ответ, лягушки у реки завели вечернюю песнь. Мой блокнот лежал на коленях закрытым. Ночь опустилась вокруг нас, он перевязал мою руку, и мы разошлись. Я долго не спала в чужой кровати в чужом доме, смотрела на тени на потолке.

Думала.

Я проснулась рано следующим утром, но не только из-за записей. Я бродила по дому, пока не нашла окно с видом на реку, где был привязан «Болотный заяц». Ро стоял босиком на пристани, крутил пои вокруг пальцев. Я устроилась у подоконника, стараясь оставаться скрытной. Я все еще не была уверена, что он хотел бы, чтобы я это видела, но и не хотелось, чтобы он перестал это делать из-за меня. И я пряталась за занавеской, блокнот лежал пустым на коленях, пока он не ударил сталью по кремню. Пои загорелись, и он начал крутить золотые кольца в воздухе.

* * *

Мы попрощались с лордом Комуа и встретились с Рыбьеглазом в назначенном месте, нам сообщили, что за Огнетопью следят алькоранцы.

— Сток лучше, — сказал он, почесывая Мирабель за ушами. — Северный канал, а не южный. В реке несколько странных суден.

— Юг на три часа быстрее, — сказал Ро, склонившись над картой. — Иначе нас заметят раньше поворота канала. Мы будем быстрыми. Можно проплыть мимо пары лодок алькоранцев. Им нет смысла выделять нас.

— Не говори, что я не предупреждал. После Стока можно отправиться через Туманные топи и ручей Темпер.

— Мы не поплывем через Темпер, — снова заявил Ро, хмурясь. — Мы пересечем Сток и попытаем удачи в Бельмере.

— Там толпы, балда.

— Тогда подплывем с другой стороны к Мрачному лугу.

— С востока туда не пробраться, слишком густо, а за рекой следят.

— Но нам нужно туда, нас ждут Бенуа. У них наш заказ на жженую известь.

Рыбьеглаз плюнул.

— Так доберитесь туда с запада.

— Я говорил, я не поведу дам через ручей Темпер.

— Идиот, Робидью. Почему ты вообще меня не слушаешь? — он дернул за веревку, что привязывала его к дереву. Он прошел к носу лодки и опустил шест в воду. — Не глупи, слышишь? Глупости хватает самой по себе.

— Почему ты не хочешь плыть через ручей Темпер? — спросила я, когда мужчина поплыл прочь.

Ро свернул карту.

— Потому что это зараженная подмышка позора.

— Ты там часто бывал? — спросила я, он схватил шест.

Он опустил шест в воду.

— Я там вырос, — он оттолкнул лодку, направляя нас чуть в другую сторону от выбранной Рыбьеглазом. — А еще это не по пути, это еще день пути, а нам нужно быть в Низинах до конца Первого огня. И там самый ненадежный контакт, наш дядя. Он старый, но немного тронутый. Боюсь, он может нечаянно сболтнуть лишнего.

Я посмотрела на Джемму, сидящую у борта с толстой стопкой пергамента на коленях. Хотя она была заперта в одной из комнат лорда Комуа, они много времени обсуждали разницу в их методах и материалах, когда он принес ей ужин. Наверное, ему с ней было интереснее, чем со мной. Мы собирались уходить, и он подарил ей книгу и чернила. И теперь она держала книгу и какой-то болотный сорняк, что сорвала на берегу, на коленях, но не рисовала. Она смотрела на воду, сжав губы в тонкую линию.

Она все еще была в том нижнем платье. Изящное кружево не подходило грубому стилю путешествия. Края рукавов испачкались и обтрепались, в нескольких местах платье почти стало дырявым. Я села на ящик напротив нее. Она посмотрела на меня, перевела взгляд на реку.

— Как вы? — спросила я, надеясь звучать дружелюбнее, чем до этого.

— Хорошо, — коротко сказала она.

— Выглядите обеспокоено.

— Так и есть. Хотелось, чтобы вы послушали, когда я говорила, что план — ошибка.

— Уже поздно, — сказала я. — Ничего не поделать, хорошо это или плохо. Если бы вы послушали, вы бы нашли плюсы в том, что восточный мир станет сильнее вашего мужа.

Она отвернула голову, пальцы сжались на пергаменте и растении, сминая пару листьев.

— Я слушаю, королева Мона. Я слушала всю жизнь. Но я вам сказала, что эти старания очень не вовремя, и последствия будут хуже, чем вы ожидаете.

— Меня учили ожидать разное, — холодно сказала я. Ее губы сжались, я с трудом остановила себя от продолжения. Может, стоит не говорить и о Селено, чтобы настроить ее на хороший лад. Я указала на ее грязные рукава.

— Мы можем найти вам подходящее нижнее платье, — сказала я. — Зачем носить только одно?

— Они не достаточно длинные, — сказала она, все еще отводя взгляд. — Не достают до шеи.

Я задумалась, пытаясь понять, было ли это обычаем алькоранцев, прикрывали ли люди кожу. Все алькоранцы в Лилу носили болеро с высокими воротниками, но я подумала, что это часть формы. Я не знала о них так много, как думала, и это меня беспокоило. Кольм это знал? Или этого не было и в их книгах о культуре?

— Я смогла бы пришить воротники к платьям в вашем сундуке. Тогда вы будете их носить?

Она посмотрела на меня.

— Это вас беспокоит?

— Да, если честно. Мы с вами уже выглядим как пара тряпичных кукол. Не стоит ухудшать вид, если этому можно помешать.

Ро посмеивался со своего места. Джемма посмотрела на рвущийся рукав.

— Если платье было бы достаточно длинным, я бы его носила.

— Отлично. Ро, у тебя есть швейный набор на борту?

— Есть, леди королева.

— Принеси, пожалуйста.

Он опустил шест и пересек палубу, пропал в палатке.

— Вы, кстати, выглядите неплохо, — тихо сказала Джемма.

— Я слышала про опаленные волосы и короткие платья. Моя рука закутана, как младенец. Простите, но я не согласна с вами.

— Никто не засомневается в том, что вы — королева, — сказала она.

Я разглядывала ее. Она смотрела на реку, ее материалы все еще были сжаты на коленях.

— Поза, — сказала я. Один из ранних уроков. Я постучала пальцами под подбородком. — Сядьте прямее. У вас красивые глаза, Джемма, не отводите их, словно провинились. Плечи назад, подбородок выше, — я повторяла слова матери. — Показывайте уверенность, и люди вам поверят.

Она не слушалась, а закрыла глаза медленно, почти с болью. Я услышала, как она выдохнула носом.

Палатка зашуршала, и Ро вышел с плоской коробкой в руке. Он вручил ее мне.

— Швейный набор для леди.

— Благодарю, — я взяла его и выждала немного, но Джемма не открыла глаза и не заговорила. Она запомнила мой совет, как я надеялась. Но мне не было дела до того, последует ли она ему.

Я без слов оставила ее с чернилами и ушла в палатку к ее сундуку. Там было четыре нижних платья. Я вытащила их на палубу и почти все утро разрезала одно на полоски, подгоняла их форму и пришивала. Мимо проносились болота, кипарисы и тупелы, со временем их становилось все меньше. Влажный воздух значительно потеплел.

— Ты мне соврала, — сказал Ро около полудня.

Я подняла голову. Поток был теперь быстрее, и он опирался на свой шест и наблюдал за мной.

— Когда?

— Вчера. Когда ты сказала, что у тебя нет тайного таланта.

Я посмотрела на почти законченный воротник в руках. Осталось только пришить пуговицу, сняв с одного платья для другого.

— Пение тебя не впечатлило.

Он молчал минуту, и я подумала, что он продолжил грести. А потом он сказал:

— Прости.

Я снова подняла голову.

— За что?

— Я не хотел тебя расстроить. Мои шутки, видишь ли, не всегда удачны.

— Я заметила. И мы договаривались, что ты держишь их при себе.

Он улыбнулся.

— Я пытаюсь, честно. И я хотел бы услышать твою песню. Споешь сейчас?

— Нет, я занята, — мы врезались в бревно. Лиль выругался сзади. — И тебе стоит. Займись делом.

— Ладно. Я спою, — он поднял шест, оттолкнул лодку от бревна и запел длинную сложную и странную песню про гуся, крокодила и кошмарный большой банкет. Я склонилась над работой, чтобы не показать свое веселье.

Он почти добрался до одиннадцатого куплета, когда его голос вдруг оборвался.

— О, — сказал он. — Выше по каналу.

Я подняла голову. Деревьев почти не осталось, и впереди был просторный открытый водный путь, такой широкой реки я еще не видела. Ближайшие деревья были в четверти мили, а то и дальше, отделенные от нас мутной водой.

— Тут грести не выйдет? — удивленно спросила я. Я не знаю, что ожидала — еще одну реку, наверное. Но река была шириной с расстояние между Черным панцирем и островом Грейраен, тут пролезло бы несколько кораблей.

— Нет, тут слишком глубоко. Придется взять лодку с веслами. Они там. Хм, придется, наверное, немного подождать, — он вздохнул. — Королевы, боюсь, придется вернуться в палатку. Знаю, жарко. Простите.

Я собрала свою работу и швейный набор. Джемма ушла в палатку. Я — за ней. Там было не просто жарко. Там было душно, пахло нагретой тканью и солоноватой водой. Я приоткрыла вход в палатку и села на пол.

— Что думаете? — спросила я, поднимая первое законченное платье для Джеммы. — Это подойдет?

Она посмотрела без энтузиазма.

— Да, неплохо. Спасибо.

Я посмотрела на грязный воротник платья на ней. Кожа над кружевом была красноватой, словно ткань душила ее.

— Наверное, высокие воротники неудобны, — бодро сказала я. — Особенно в жаркую погоду.

Она пожала плечами и отвела взгляд.

— Смотрите, кто приплыл, — сказал снаружи женский голос, мы напряглись. — Пара Робидью не к добру. За буксиром?

— Да, мисс Розалина.

Я выглянула и увидела, как Ро бросил нашу веревку женщине на длинной узкой пристани. Она поймала веревку и прикрепила узлом к тросу, ведущему к каналу параллельно к пристани. Лодки двигались по воде впереди нас, все были в очереди и ждали лодку с веслами. Я пыталась рассмотреть канал, увидеть такую лодку, но обзор закрывали другие судна и оставшиеся кипарисы.

Ро порылся в кармане.

— Два серебряника?

— Не играй, Робидью. Ты знаешь, что четыре. Но сегодня могу сделать десять. Великий Свет, что за утро.

— И вы не возьмете шесть сверху, чтобы пропустить вне очереди? — спросил он, считая монеты в ладони.

— Не могу, прости. И не льсти мне, я не в настроении.

— Восемь?

— Не могу, Ро. Алькоранцы проверяют пересечение, каждую лодку, и процесс длится в три раза длиннее необходимого. Люди уже устали. Надеюсь, у тебя на борту нет ничего про выборы, час назад в воду высыпали все из ящика с памфлетами сенатора Анслет…

Монеты посыпались с руки Ро на палубу.

— Обыскивают лодки?

— Были тут пару часов назад, все задержали. Ты же не везешь контрабанду?

— Великий пылающий Свет! — он взмахнул шестом. — Отвязывай нас, нужно убираться отсюда!

Я не успела увидеть больше. Без предупреждения меня оттолкнули в сторону сзади. Я выпала из палатки, тяжелая ткань захлопала над моей головой. Джемма выбежала на палубу.

— Помогите! — услышала я ее вопль. — Ради Света и Седьмого короля, помогите!

Я убрала ткань с головы и встала на ноги. Ро прыгнул к ней и схватил Джемму за запястья, но она извивалась, кричала. На лодке перед нами из каюты выглянула любопытная голова.

Я посмотрела за лодки на берег.

Он был очень далеко.

Я бросилась и схватила Джемму за талию, вырвала из хватки Ро и толкнула к лодке. Мы ударились о низкий борт с силой и вывалились в мутную воду.

Великий Свет, так я тащила Кольма за собой из озера Люмен в день нападения алькоранцев. Она билась в моей хватке, боролась зубами и ногтями. Но она была меньше Кольма, и парочкой сильных ударов я направила нас под рядом лодок. Вода была такой же отвратительной, что и раньше в этих краях, теплая, с гадким вкусом и полная растений. Ил и гниль делали воду у дна мутной от борьбы Джеммы. Но я привыкла плыть ногами, хотя обычно в руках была корзинка моллюсков, а не борющаяся королева. Но я плыла быстро под лодками, пытаясь зажать руки Джеммы за ней по пути.

Дно сменилось, пропали оставшиеся деревья. В воде появился слабый поток, он толкал нас справа. И тут борьба Джеммы изменилась. Она впилась в мое предплечье — к счастью, левое — и сжала крепко, ногти впились в кожу. Я слышала скуление в воде.

«Сейчас всплыть нельзя», — подумала я, злясь на нее за маленький запас воздуха. Я ускорилась, вырвала левую руку из ее хватки и загребла ею перед собой. Мы обогнули бревно в слизи, торчащее из ила. Только когда из тени выплыли рыбки тусклого цвета, я вспомнила об угрозе аллигаторов и змей. Я несла нас вперед, убеждая себя, что река слишком широка и глубока для таких зверей.

Я поняла, что мы под лодками Алькоро, когда цепи якорей потянулись к речному дну. Их суда были круглее, чем плоские лодки Сиприяна, и мне пришлось опуститься ниже. Ил лез в глаза. Запах воды ударял по носу. Джемма скулила. С тремя мощными ударами мы проплыли под блокадой и выбрались на солнечную сторону.

Джемма резко дернула за прядь моих волос. Молясь, чтобы алькоранцы смотрели на деревья, а не на канал, я поплыла к свету. Я прижала ладонь под ее подбородок и подняла ее голову над поверхностью.

Она ужасно громко дважды вдохнула и оглушительно закашлялась. Она не успела закричать, я потянула ее под воду. Она боролась с новой силой, но я успела лучше схватить ее. Сжимая ее обеими руками, я плыла по каналу все дальше так быстро, как только могла.

Вода тревожила, я едва видела пальцы, когда выставляла перед собой руку. Мы всплыли на поверхность и оказались на расстоянии крика от берега, окруженные водой цвета грязи. Джемма кашляла и отплевывалась, вдыхая.

— Ты плавать умеешь? — спросила я.

Она не ответила, отклонила голову, вбирая воздух с хрипом.

— Думаешь, добралась бы до лодок своего народа? — спросила я, кивая на берег, откуда мы уплыли.

Она и дальше молчала, я отпустила ее и поплыла, отдаляясь на пару футов в воде. Как я и ожидала, она пошла ко дну. Может, я не знала многого о культуре и политике Алькоро, но понимала, какие они, если выросли в пустыне. Она всплыла с плеском, откашливая грязную воду.

— Погоди, — прохрипела она. — Я не могу… не так далеко. И платье, туфли… не бросай меня.

Я подплыла к ней и придерживала над поверхностью.

— Тогда слушай, — сказала я, тяжело дыша, удерживая нас на плаву. — Река большая. Я дотяну нас до другой стороны. Но будет проще, если ты перестанешь бороться со мной. Если выскользнешь из хватки, не обещаю, что смогу найти тебя в воде. Ясно?

Она закашлялась.

— Хорошо… ладно.

Ее корона съехала на голове из-за мокрых волос.

— Вот, — я отцепила ее и сжала ее пальцы на короне. — Держись так, — я надеялась, что так будет занята хоть одна ее рука. — Хорошо. Глубоко вдохни.

Она вдохнула, и я потащила нас под воду.

Да, без ее барахтанья было проще. Я плыла вперед, поток направлял меня. Но просто было не всегда, приходилось всплывать чаще, чем хотелось, чтобы убедиться, что мы не сбились. Я один из таких случаев я увидела, как от дальней пристани по реке плывет лодка с веслами. Весло было длиной с человека, двое речных людей работали такими по сторонам. За лодкой тянулось судно на тросе. Мы проплыли под ним, погрузившись, колесо в воде вызывало пузырьки и пену.

Я плавала дальше и дольше раньше, от этого зависела моя жизнь, и не раз, но тащить человека было утомительно, и длинная одежда не помогала. Я выбрала платье с бусинами на подоле, и оно тянуло меня в глубины. И сапоги были грузом, но в сундуке были только они, и я не хотела встречаться с Ассамблеей шести босой. Я отбивалась изо всех сил, тянула нас по бесконечной реке.

Алькоранцы проверяли лодки у берега, и я скрылась под водой. Я обрадовалась, увидев над водой первые стволы деревьев. Я направилась к большому кипарису, корни ниже ствола напоминали платье. Я впилась в дерево и потащила Джемму за собой. Мы тяжело дышали минуту, цеплялись за скользкую кору. Правая рука болела, но я игнорировала, смотрела на воду. Лодка повела еще одно судно, но «Болотный заяц» был дальше в очереди. Ро и Лиль будут ждать не меньше часа. Нам нужно найти укрытие, лучше не в воде, но чтобы было видно канал.

Джемма вдруг завизжала и забралась по дереву, чуть не сев мне на плечи. Я оказалась под водой, но не успела всплыть и отругать ее, когда заметила большой силуэт во мгле. Я столкнула ее колено со своего плеча и вырвалась на воздух.

— Что-то коснулось ноги! — прохрипела она.

— Вылезай из воды, — сказала я, толкая ее по корням дерева. Я залезала за ней. Платформа была не удобной, но мы прислонились к коре и вытащили ноги из воды.

— Что это? — слабо спросила она. — Аллигатор?

Я посмотрела в воду. Если бы это был аллигатор, то даже маленький решил бы поесть…

— Великий Свет! — воскликнула я. — Это рыба.

Она подплыла к поверхности, серые ее губы попробовали кусочки коры и слизи, что отвалились из-за нас.

— Сом, — сказала я.

— Большой, — выдавила она, сжимая корону в кулаках.

Он был больше тех рыб, что я видела, в пять футов длиной. Сом сделал пару глотков и уплыл призраком на дно.

Джемма судорожно выдохнула.

— Уж лучше не знать, что живет в воде.

— Мм, — сказала я, повернув голову, чтобы не улыбаться ей. — Я предпочла бы остаться в лодке.

Она вздохнула и прижала голову к коре.

— Королева Мона, я говорила. Это не сработает. Чем раньше я доберусь до своего народа, тем скорее уменьшу ущерб.

— Уменьшишь? — повторила я. — Удерживая хватку на Сиприяне? Захватив Пароа, а потом и Виндер? Что это исправит? Это вряд ли подвинет ваше Пророчество хоть на дюйм. Это не принесет процветание, это разрушит вас и всех других.

Она закрыла глаза.

— Пророчество исполнится, как бы мы ни вели себя. Я пытаюсь найти способ, который не уничтожит моего мужа.

Я уставилась на него с гневом.

— Ты понимаешь, что из-за одного человека рискуешь странами? Этого никто не стоит.

— Я и не ожидаю, что ты поймешь.

— Я многое понимаю, — резко сказала я. — Ни один не стоит блага страны, думать иначе — злоупотребление властью и привилегиями. Это я знаю. Я давно это выучила.

Она открыла глаза, вдохнула, словно хотела возразить, но замолкла. Она посмотрела на канал.

— Это они?

Я посмотрела на реку, лодка с веслами приближалась к деревьям. За ней покачивался «Болотный заяц» с палаткой на борту. Они были еще в нескольких футах от берега, узнаваемая фигура спрыгнула с канатом от судна.

— Они вышли без очереди, — сказала я. — Идем. Нужно попасть туда, где они нас увидят.

Она быстро вдохнула и посмотрела на воду.

— Но…

— Или голодать под деревом, — раздраженно сказала я. — Сом людей не ест, — я надеялась, даже если размер их был большим. Я постаралась изобразить холодное безразличие.

Она нервно скулила, но шла за мной, пока я не спустилась в воду. Я потянула ее глубже в деревья, пыталась увидеть пристань, оставаясь достаточно далеко, чтобы она не начала кричать своим. Как только глубина стала уменьшаться, я попыталась встать, но ноги погрузились в ил. Мы поплыли дальше, тщетно пытаясь не смотреть на воду. Я два раза видела змей, но они прятались от нас, скользили в воде со зловещей грацией. Стрекоза размером с мою ладонь опустилась мне на голову, и я отпустила Джемму на миг, чтобы согнать насекомое. Она не была готова и глотнула воды. Мне было все равно. Из-за нее мы попали в беду.

Когда стало видно край пристани, мой желудок сжимался от отвращения и тревоги. К счастью, лодок там было мало, конец был тихим… кроме Ро, который согнулся и бежал изо всех сил, пока тянул «Болотного зайца» за собой. Он не замедлился, добравшись до конца, прыгнул на палубу, покачнув судно, и вонзил шест в воду. Лиль взял свой шест.

— Глубоко вдохни, — сказала я Джемме. — Мы снова нырнем. Будет быстро.

Без леса на пути было бы быстрее. И все же через полминуты я оказалась рядом с «Болотным зайцем», услышала, как братья спорили на борту. Я всплыла и чуть не попала под шест Ро. Он вскрикнул при виде нас.

— Пылающий огненный Свет и летающие искры! — он пришел в себя, бросил шест и рухнул на колени. Он склонился и поднял Джемму на палубу. Я выбралась за ней, истекая водой. — Пылающий Свет! — снова сказал Ро, рухнув на палубу. Его глаза были большими, как блюдца, на щеке был свежий порез. Он схватился руками за голову. — Вы в порядке?

— Да, — сказала я. Хотя правая рука ужасно болела, конечности гудели от усталости. Джемма сидела на палубе, обнимала себя и глубоко дышала.

— Вы не ранены? — спросил он, склонившись, чтобы увидеть лицо Джеммы. Она покачала головой. Он посмотрел на меня и взял за обожженную руку. — А ты?

— Нет. А твои руки дрожат.

— Я был уверен, что придется откачивать вас или собирать кусочки из пасти крокодила! — сказал он. — Великий Свет, королева!

Лодка стукнулась о дерево, Лиль бросил шест и обошел палатку. Он рухнул перед Джеммой.

— Вы плохо поступили, — рявкнул он, глядя на нее. — Если хотите, в одном из ящиков есть оковы и кляп.

Она подняла голову и вытерла глаза.

— Все это… все, что вы делаете, ошибка. Это не сработает так, как вы задумали. Если отпустите меня сейчас, я не расскажу о вас или Ассамблее. Я скажу Селено, что сбежала, не зная ничего о вас.

— Ложь, — прорычал Лиль.

Ро вздохнул и покачал головой.

— Нет, королева Джемма. Мы так не сделаем.

— Люди умрут, — прошептала она.

— Люди уже умирают, королева, — сказал Ро. — Алькоро Сиприян нужен по двум причинам: торговля и литье стали. Вы смотрели на отчеты цехов за последнее пятьдесят лет?

— Продукция увеличилась, — тихо сказала она.

— Да. Знаете, что еще увеличилось? Раны на работе и смерть, — он склонился, чтобы видеть ее лицо, скрытое за мокрыми волосами. — Я работал там, леди королева. А потом еще долго доставлял по округе послания. Люди стали беспокойными, и, если мы не попытаемся решить это дипломатично, вы получите восстание злых угнетенных людей, а вы помните, к чему это привело в Люмене. Слушайте. Путь будет быстрым и спокойным, если будете сотрудничать. И в Сьере я обеспечу вам встречу с Ассамблеей. Может, вы их уговорите изменить стратегию, если есть идея лучше. Но нужно сотрудничество.

Она всхлипнула, провела большими пальцами под глазами. Без слов она уползла на четвереньках в палатку. Ткань закрылась за ней. Ро провел руками по лицу и прижал к глазам.

— Кто-то видел? — спросила я.

Он выдохнул и опустил руки.

— Только Розалина и парень с лодки перед нами. Но ничего, она привыкла проводить людей под носами алькоранцев, а он оказался контрабандистом. Не верен народу каньона.

— Помогло, что мы дали им болванки, стоящие серебра, — мрачно сказал Лиль.

— Да, невелика потеря, — устало сказал Ро.

— Что с твоей щекой? — спросила я.

— Ударили, — сказал он. — Контрабандист.

— Ударили?

— Не сильно, — быстро сказал он. — Но он был в стали.

— Почему…

— Спасал наши шкуры, — сказал он. — Больше никто не видел, что случилось, но многие слышали вопль Джеммы и плеск. Люди побежали смотреть, что за шум. А потом и алькоранцы прибыли бы. Я пытался объяснить Розалине серьезность ситуации, не выдав нас окружающим, и контрабандист ударил меня по лицу, запрыгнув к нам. Я упал как камень, — он посмотрел на Лиля. — Что он мне кричал?

— Что ты обозвал его мать, — сказал он.

— Ага, я так и догадывался. И Розалина поняла нас и оттащила в начало очереди, чтобы прервать драку. И дальше оставалось миновать алькоранцев.

— Они обыскивали ящики? — спросила я.

— Нет. Они искали Джемму, а не незаконный груз. Они проверяли места, где может влезть человек. Постучали по палубе, подвигали ящики, но ничего не открывали, — он выдохнул и провел руками по лицу еще раз. А потом посмотрел на меня со странным видом.

— Что? — спросила я.

— Ты проплыла канал.

— Да…

— С другим человеком.

— Да.

Он покачал головой.

— Больше ни разу не скажу, что сила людей озера в дреме на пляже. Что это было?

— Реакция на опасность, наверное, — я выжимала волосы. — Сразу в воду. И подальше, чтобы не поймали.

Он открыл рот, потом закрыл. Провел рукой по волосам. Он почти выглядел смущенно. Наконец, он кашлянул и сказал:

— Ты в порядке?

— Ты уже спрашивал.

— Да, и ты явно соврала. Как рука?

— Немного болит.

— Ясное дело. Я ее промою, но не здесь, — он встал на ноги. — Нужно сначала отплыть от людей Селено, — он протянул руку. Я обхватила его ладонь и встала, но он не отпустил. Его рот снова открылся, словно он пытался подобрать слова.

— Что? — спросила я.

Он отпустил мою руку, тряхнул головой и вернулся на место.

— Ты хорошо плаваешь.

— Конечно, — сказала я.

Он отвязал канат. Лиль ушел за палатку, и Ро повел нас подальше от деревьев. Я покачивалась на палубе, смотрела на спину Ро и думала, что он хотел сказать.

Глава 8

Джемма не выходила из палатки остаток дня. Я сидела на палубе, прислонившись к борту, с блокнотом на коленях. Пора было расспросить Лиля, и я держала решительно перо в руке. Но я устала от плавания в канале, ветерок был теплым, лодка покачивалась… и в следующий миг Ро сидел передо мной, сжимал мою руку и тихо звал по имени. Небо было розоватым. Кто-то свернул плащ и подложил мне под голову.

Кто-то. Точно не Джемма, да и Лиль вряд ли это сделал бы.

— Прости, что разбудил, — сказал Ро.

— Не разбудил, — прохрипела я. Горло было в иле, от меня воняло болотом. Я обхватила его ладонь и поднялась на ноги. Я, пошатываясь, прошла к дому. Джемма шагала перед Лиллем с опущенной головой.

Мне стало лучше после купания и в чистой одежде, на которой не было засохшей грязи. Поразительно, как чистота поднимает дух. С новыми силами я пошла искать Лиля с блокнотом в руке. Но его нигде не было — ни в лодке, ни на пристани, ни в столовой или на крыльце. Я нашла его у склада, его перо летало над пергаментом. Ро позвал меня на ужин.

— Он меня избегает, — сказала я возмущенно.

— Это приятнее всего, — сказал он, подставляя мне локоть.

— Но почему? — спросила я, беря его за руку. — Почему он не хочет поговорить?

— Потому что ты живой человек, который потребует его эмоций.

— Я не хочу болтать с ним. Я пытаюсь продумать соглашение с Ассамблеей, а у него есть нужная информация.

Ро вздохнул.

— Я скажу ему, когда он вернется. Он не послушает меня, но, если я буду ему докучать, может, он сдастся.

Нас этим вечером принимали Брассью, милые пожилые люди, которые скромно делали шляпы, а в тайне рассылали по водным путям товары Ассамблеи. Они взяли у нас прототипы поджигателей Лиля и пообещали доставить их народу, которых мы не могли встретить по пути. Они уговорили меня примерить дюжину шляпок, чтобы скрыть мои пострадавшие волосы. Они целый час прикрепляли кружева и шелк к полям, чтобы скрыть опаленные волосы за моим ухом. Я никогда не носила шляпы, кроме снежных дней, на моей голове всегда была корона, но было весело слушать их суету. Ро сидел в кресле в углу, рассеянно наигрывал на мандолине и улыбался мне, пока вокруг ходили хозяева дома. Его веселье было заразительным, и я склоняла послушно голову, пока дамы снимали мерки. Я улыбалась полу.

Следующим утром я оставила блокнот в сумке и спустилась. У Брассью не было слуг, и мне не нужно было объяснять кому-то, почему я сидела у окна с видом на реку. Я опоздала, Ро уже зажег пои, когда я села на диван и отодвинула шторы. Я смотрела, как он начинал с медленных арок по сторонам от тела. На пристани были бреши между досками, и я видела отражение огня на поверхности реки. Что-то в этом было для меня особенно прекрасным, и он ступал по пристани, а казалось, что он шел по сияющим углям.

Часть меня ощущала себя глупо. Я видела, как Кольм вскидывает брови, слышала едкие слова Арлена. Я ощущала тычок локтя Мэй ребрами. Но мне было все равно. Все те случаи в жизни, когда я плакала или смеялась из-за пустяка, всегда были тщательно скрыты от других глаз. Те моменты помогали мне держаться в споре с советом. Они помогали мне сохранять разум, когда я выражала сочувствие семьям. Тихая радость от выступлений Ро помогала мне держаться, если разговор затрагивал Селено. Я прогнала глупости, уперла подбородок в руку, следила за изящными движениями огня Ро над рекой.

Я наблюдала, пока солнце не нагрело воду, пока он не погасил пои. Он убрал их в сумку, и я ушла в комнату. Я сложила вещи в сундук, спрятала и шляпку с перьями и кружевом, которую мне подарили Брассью. Я расчесала волосы, коснулась обожженных за ухом. Те пряди выглядели ужасно, но я не могла себя заставить остричь их. Я упрямилась, мои волосы всегда были длинными. Я была худой и долговязой, и волосы были одной из немногих черт, что я считала красивой. И это было модно. Я любила носить их распущенными или изящно заплетать. Мне нравилось украшать их заколками с жемчугом и серебряными гребнями. И я не могла вот так этого себя лишить.

Я спрятала гребешок в сундук, в дверь постучали, и я открыла ее и увидела Ро с аптечкой под рукой.

— Утро, — сказал он. — Пора проверить ожог.

Я села в кресло у окна, и он сел на подставку для ног и отцепил край бинта на моей руке.

— Хорошо спалось? — спросил он.

— Да, спасибо. А тебе?

— Спал как камень, лягушки заглушали храп Лиля. Я говорил с ним, кстати, просил не показывать наш народ как надутых бук, а рассказать все тебе.

— И?

— О, он начал сухо рассказывать, как его карьера и репутация зависят от его нынешней работы, и что мир сможет подождать пару дней, пока он не закончит. Ему всегда нравилось представлять себя героем. Он, в принципе, таким и есть, — проворчал Ро. — Но это не значит, что он не мог бы хотя бы вести себя как человек. Я попробую уговорить его сегодня. Он не может тебя отгонять.

Он размотал бинт на моем запястье. Я вдохнула, когда бинты прилипли к одному из ожогов. Он подул на больное место, и жалить стало меньше.

— Прости, — сказал он. — Знаю, это больно.

— Не так плохо, — сказала я, кривясь, пока он убирал последние витки бинта.

— Вчерашнее все ухудшило, — он нежно придерживал мою руку за локоть и запястье, разглядывал кожу в волдырях в свете утра. — Заражения нет. Это хорошо. Я снова нанесу мед, но не бегай с ним всюду, как в первый день.

Я скривила губы, чтобы скрыть улыбку, пока он вытаскивал пробку из горшочка с медом. Его ладонь двигалась в свете, я заметила старый след ожога на его руке.

— У тебя шрам от ожога, — сказала я.

— Где?

— На руке. На большом пальце. Откуда это?

— О, точно, — он посмотрел туда. — Это старый. И он двойной. Два в один день, — он повернул правое запястье, где другое светлое пятно выделялось на его темной коже. — Разбивание брусков.

— Что?

— Железные бруски, куски железа из печи нужно разбивать топорами, пока они раскаленные, чтобы избавить от мусора. Кусочки отлетают часто. Повезло, что мне попало по руке. Многие слепли наполовину, когда попадало им в глаз. Ох, болит это ужасно, и это нужно перевязать. А позже тем вечером я крутил пои, сбился и ударился своим же инструментом, — он повернул левую руку и посмотрел на шрам на большом пальце.

— Ох.

Он склонился над моей рукой.

— Бывает хуже.

— Это ты делал на заводе?

— Порой. Я работал у печи и помогал всюду, когда были нужны дополнительные руки.

— Это было на ручье Темпер? В городе, который ты не хотел проплывать?

— Да. Посреди ничего.

— Как ты стал дипломатом Ассамблеи шести? — спросила я.

— О, хороший вопрос, — он кашлянул. — Если вкратце, я помогал Лилю с его приборами. Ассамблея хотела его навыки, и я попал к ним как бонус.

— А если полный ответ?

— О, — он мазал медом мою руку. — Мне не нравилось работать на заводе. Всем не нравится, но я был вообще не в восторге. Может, нетерпелив, не знаю. Алькоранцы забрали все места в правительстве Сиприяна, сама знаешь. И мы были лишь людской силой. Глава на заводе все повышал продукцию, но ему не нужно было бегать безумно с раскаленным железом с огнем, как у дракона. Тот, кто работал когда-то как все, лучше понимает рабочих.

— Я не понимала, — сказала я. — Про индустрию. Я знала, что работа сложная, но…

— Это не худшая работа, но близка к этому. Мой брат был в этом лучше меня. Он опустил голову и работал, после того как я ушел для других работ, — его руки замерли, пальцы были у моего локтя. Я склонила голову, чтобы проверить, не смотрит ли он на жуткий ожог, который упустил до этого. Но, когда он увидел мое движение, он тряхнул головой и продолжил. — Дольше всего я разносил почту. Бегал по городам с посланиями. Когда Лиль ушел работать на Ассамблею, они не знали, что делать со мной, так что оставили гонцом.

— И ты хочешь это продолжить? — спросила я. — Или выбрал бы что-то другое?

— О, нет, мне нравится. Нравятся люди. А людям нравлюсь я. И мои уловки пригодились. Я могу делать нечто ценное.

— Как крутить пои.

— И это, хотя, наверное, это единственный мой талант, что я не считаю глупым.

— И я, — сказала я и подозревала, что покраснела. — Когда ты научился?

— Давно. Шестнадцать, семнадцать лет мне было, не помню. Не сразу научился.

— Это очень сложно?

Он размазал остатки меда на моем запястье.

— О, немного, но долго я учился, потому что времени на это было мало. К счастью, ночью этому учиться можно, и я мог делать это после работы и школы.

— А твоя семья? Есть еще кто-то?

— Только Лиль. Но этого хватает. Обо мне нужно знать лишь, что я могу стоять на голове и люблю выпечку. Расскажи о себе. Потому что ты уже оказалась не такой королевой, как я ожидал.

— Ты ожидал королеву, какой я была четыре года назад, — сказал она, он закрыл горшочек меда. — Но в нашем изгнании многое изменилось.

— Понятное дело. Готовясь принять тебя, сенатор Анслет думала, что ты заказываешь новое платье из шелка из Самны каждое солнцестояние.

Я посмотрела в окно.

— Так было. Но в свете произошедшего мои прошлые стремления кажутся… глупыми.

— Жарче пламя, крепче сталь. Так моя мама тебе сказала бы.

— Да? Какой она была?

— Человечной. Но сейчас мы говорим о тебе, — он размотал чистый бинт. — Ты заботилась о братьях?

— Немного. Они уже не дети. Но Кольм, средний брат, горевал по жене, а у младшего брата Арлена буйный характер. Да, мне пришлось тянуть их за собой. И нам часто попадались странные работы.

— Ныряли?

— Порой. Я работала портнихой в Санмартене почти год. Меня были готовы взять в напарники, — я улыбнулась, вспомнив тот забавный разговор. — Хозяйке понравились мои лидерские качества.

Он рассмеялся, заматывая мое запястье.

— Кто бы мог подумать?

— Я бы работала там, если бы не пришлось убегать на север, когда Арлен выдал наши личности посреди зимы. Я могла задушить его, но, если бы он это не сделал, мы бы не встретили Мэй.

— Эту историю я хотел бы услышать, — сказал он, закрепляя бинт. — Но я чую яйца, не хотелось бы мешать дамам повздыхать из-за твоих волос, — он встал на ноги. — Ты не решила, хочешь ли их обрезать?

Я провела рукой по опаленной части, грубой и спутанной, хотя я их хорошо расчесала.

— Не уверена. Я избегала зеркала. Но стоит сделать что-то до встречи с Ассамблеей. Все так ужасно?

— Леди королева, из вашей головы могли расти камыши, но вы бы выглядели величественно. Но если по теме… — он посмотрел на приоткрытую дверь. — На заметку, когда кто-то рядом собирается зажечь гранату-вспышку, мы кричим «слепой». И все, кто понимает это, прикрывают глаза.

— Слепой.

— Да. Надеюсь, в пути это не потребуется, но на всякий случай я сообщил, — он вытянул руку. — Завтрак?

Я вложила ладонь в его и встала, размышляя, стоит ли озвучивать просьбу. Он закрывал аптечку, я сказала:

— Ро.

— Хм?

— Мне понравилось, как ты крутил в Лилу. Может, я смогу увидеть это еще раз?

Он сунул аптечку под руку и подставил мне локоть.

— Если выйду с пои, дам тебе знать. На это сложно найти время.

Я не стала упоминать, что часто просыпаюсь до рассвета. То, что он это не сказал, говорило, что он не хотел бы, чтобы я видела его утром. Почему? Не хотел выступать для остальных? Я вспомнила, как он жонглировал для детей, как наигрывал на мандолине, как пел в лодке, так что отмела боязнь сцены. Нет, это было то, что я не могла понять, и я не знала, как спросить, не выдав себя. Это нужно обдумать.

Я обхватила его локоть. Мы вместе прошли к двери в коридор, следуя за запахом жареных яиц и ветчины.

* * *

Джемма выглядела лучше в чистом нижнем платье. Я все еще не смогла понять, почему она предпочитает закрытую одежду — было ли это из-за их культуры или моды. Она провела утро на «Болотном зайце» со своими чернилами, заполняла страницы иллюстрациями растений, игнорируя остальных. В пути Ро поймал на борту насекомое — вроде, стрекозу — и принес ей. Она на миг оживилась, тишина сменилась восклицаниями про размер и радужный цвет, забрала стрекозу из его рук, не дрогнув, и начала разглядывать. Я поежилась, все еще не понимая алькоранскую королеву. Она уже доказала, что у нее острый ум, есть навыки стратегии, познания. Но она со слепой странной верой цеплялась за Пророчество. Что же там было, и, что важнее, как привести ее в чувство?

Мы встретили Рыбьеглаза, который снова посоветовал западный путь по ручью Темпер. Он ругал Ро за упрямство, его усы дрожали от раздражения.

— Мы завтра срежем, — сказал Ро, перебивая его. — Завтра пересечем реку и к Мрачному лугу.

— Нельзя там плыть с востока, дубина! — воскликнул яростно Рыбьеглаз, и Мирабель на его плече покачнулась.

— Мы сможем. Дожди были хорошими. Ручьи будут полными.

— Ха! — он топнул по лодке. — Если тебя схватят люди Селено, я буду стоять в толпе и кричать, что я тебе говорил, — он ткнул берег шестом и уплыл.

Ро обещал, что остановка в Туманной топи будет приятной.

— Хорошая семья, — сказал он. — Тоссенты. Их старшая дочь, Элоиз, увлечена мной, так что с нами обойдутся хорошо, — я вскинула бровь и подавила выражение, поражаясь внезапной вспышке раздражения в себе.

К счастью, он не заметил.

— Они живут на холме, — продолжил он, — так что будет видно немного Первого огня в деревне, — он вздохнул. — Там дает лучшие представления мастерица с посохом, хотелось бы, чтобы ты ее увидела, королева Мона. Там много зрелищ. Ходящие по углям, дышащие огнем, еще и еда, — он застонал и прижал руку к животу. — Жаль, что мы все пропустим.

— Может, я смогу приплыть в следующем году, — услышала я себя.

— Не пожалеешь. И тогда будет лучше. Мы покажем тебе лучше города на линии «Уголь», и ты сможешь по пути съесть все праздничные пироги и выпить весь кофе со специями.

— Осторожно.

— Прости, я перегибаю…

— Осторожно, — повторила я и указала.

Мы отскочили от корней кипариса, пока он прислонялся к шесту. Тихий вскрик, чернила Джеммы вылились из флакона. Темное пятно перекрыло иллюстрацию, над которой она работала, но она смотрела на рукав нового платья, который теперь был в черных точечках.

— Ах, простите, — сказал Ро, спешно отодвигая нас от корней. — Я идиот.

Я хотела парировать, но кое-что заметила. Джемма протирала рукав — левый, который все время теребила. На миг он задрался, и я заметила метку на ее запястье. Лиловую. Заметную. Очень темную.

Как синяк.

Мое сердце сжалось, веселое настроение пропало. Я вспомнила, как она сжалась, когда я предложила ей помощь с платьем в первое утро вместе. Я вспомнила, как она тянула за рукав, чтобы скрыть след. И высокие воротники… там тоже были следы?

Что за раны оставляли такие следы?

Почему она при своем статусе так хотела скрыть их?

Руки впились в колени, желудок сжимался. Все в озере Люмен знали, что я не терплю домашнее насилие. К счастью, мой народ был спокойным, но раз или два в год мне поступали жалобы на пьяные побои, и я разбиралась с этим жестко. Я разглядывала Джемму краем глаза, она пыталась навести порядок. Все кусочки терпения по отношению к Селено испарились. Я вспомнила, как она вздрагивала от повышенного тона, как тревожно говорила о последствиях путешествия. Мог ли ее муж, что считался самым достойным в истории Алькоро, быть всего лишь трусом?

Я хотела поделиться мыслями с Ро, но, конечно, шанса поговорить лично на лодке не было. Остаток дня я пыталась завести обычный разговор, но все время смотрела на рукав Джеммы в чернилах. Я пыталась анализировать ее движения, ее поведение в прошлом. Я пыталась понять, как это скажется на нашем деле.

Потому что, если подумать, возвращать ее жестокому мужу я не хотела.

— Мне так понравилась твоя корона, — сказала я вечером. Это была правда, и я решила озвучить это. — Так красиво ловит свет.

Она убрала руку от блокнота и коснулась ее.

— Такие у всех алькоранских женщин.

Это было новостью для меня.

— Все они ходят в коронах?

— Мы зовем их звездными обручами. Мой просто другого качества. У обычных женщин они из стекла, у аристократок — бриллианты.

Я вспомнила камни в волосах женщин Алькоро на пристани в Лилу.

— Это не должны быть призмы?

— Нет. Хотя сейчас значение часто связывают с ними, но в ранней истории так почитали звезды. Когда Седьмой король был лишь идеей будущего, люди тянулись к звездам сильнее, чем к словам Призма.

Я издала невольно смешок. Она опустила голову, плечи напряглись от моего ответа.

— Нет, — я попыталась взять себя в руки. — Нет, прости. Я не смеюсь над тобой. Я смеюсь над своим братом.

— Братом?

— Кольм, мой средний брат. Он изучает историю и культуру. Перед моим отправлением в Сиприян он переводил текст про женские украшения Алькоро. Он сказал, что это важная часть культуры.

— Он прав. Наши ранние записи петроглифами точно это показывали. Так различали фигуры мужчин и женщин, — она прижала перо к пергаменту и нарисовала круг, а потом палочку и ветки — фигурку. Над головой она нарисовала три точки. — Во всех записях петроглифами женщины изображались с точками над головами. Мы в современной истории придумали обручи звезд, чтобы этому подражать.

— Как вы поняли, что это женщины? — спросила я. — Почему не решили, что это носят мужчины или лидеры?

— Потому что многие фигурки делали женские дела. Рожали, например, — она нарисовала фигурку с ногами, что были широко расставлены, между ними появился кружочек и линия. — Рождения были событиями для наших предков, каждое рождение они отмечали такой меткой на доме. Были и беременные фигуры, — она нарисовала третью фигурку с кругом посередине. — Или кормление грудью. Или менструации. И у всех были точки над головами. Мы считаем, что предки уважали то, на что способны тела женщин.

— Я слышал, что оттуда и началась идея внутреннего Света, — сказал Ро с носа лодки, тыкая берег шестом.

Я посмотрела на него.

— Ты слышал об этом.

— У нас есть немного общего прошлого. Граница между Алькоро и Сиприяном не всегда была там. Народ у Сьеры был ближе к песочному цвету, как народ каньона, не такие темные, как мы внизу, — он указал на свою руку.

— Ваш народ сохранил больше старых практик, — сказала ему Джемма.

— Как так? — спросила я.

— Например, матриархат.

— Матриархат? — я посмотрела на Ро. — Вы берете фамилию матери?

— А потом наших жен, — сказал он, ткнув шестом берег. — Мой отец из Жюля Жежюна стал Жюлем Робидью, когда женился на моей матери.

Я начинала задаваться вопросом, внимательно ли изучала международную историю, или нам просто не хватало информации.

— Я не знала, — я посмотрела на Джемму. — А у вас не так?

Она посмотрела на свою иллюстрацию.

— Не так. В теории пара решает, какую фамилию возьмут в браке, но заканчивается все чаще именем мужа.

Я посмотрела на ее рукав снова. Я тихо кашлянула.

— Джемма, ты… многое могла высказывать в браке с Селено?

Она слабо улыбнулась пергаменту.

— Нет. Не много, — она поняла, что сказала, потому что посмотрела на меня. — Но я не расстроена, конечно. Ни капли.

— Конечно, — холодно сказала я. Она сглотнула и взяла перо, перевернула страницу.

Алькоро была страной, где короновали женщин, но королевой там была эта женщина — тихая, странная. Под пальцем у мужа, но готовая отдать все, чтобы спасти его.

Я докопаюсь до ответа.

* * *

У Тоссентов был большой бом с балконами на всех трех этажах, окруженный красивым садом. Я застыла, когда открылись двери, и все поверхности и стены были в цветах флага Алькоро. Призма и семь бирюзовых звезд пыли на темном баннере над лестницей. Джемма с надеждой подняла голову.

— Мы так рады вас видеть, леди королева! — воскликнула леди Тоссент мне, а не Джемме. Она кивнула дворецкому. — Покажите… ей… ее комнату, прошу, Юстис, а потом заприте дверь, — дворецкий послушно повел Джемму к лестнице, и ее надежда увяла. — Ужасно, да? — тихо сказала леди Тоссент, обхватив мою руку своими руками. — Красно-коричневые элементы с мебелью моей матери.

Ро услышал, как я лепечу первые вопросы, пока она вела меня к гостиной.

— Прости, — крикнул он мне. — Я должен был объяснить.

Им принадлежало много земли в Туманной топи, и они внешне изображали поддержку Алькоро.

— Алькоранцы стараются делать так, чтобы у местных было мало своей земли, — рассказывала леди Тоссент, усадив меня. — Мы изображаем поддержку, чтобы платить всего шестьдесят процентов.

— Вы не теряете деньги? — спросила я.

— Каждый год, — она выдавила бодрость. — Люди платят больше, когда могут, и мы получаем помощь от Ассамблеи, но их не хватает. Не заглядывайте в комнаты наверху, многие опустели за годы компенсаций. Вещи семьи… — она взмахнула рукой. — Но мы умудрялись сохранять вид уже несколько лет, — она тепло улыбнулась Ро и Лилю, они шли в гостиную. — Как насчет Инесс Дечампс, мальчики? Такая индустрия…

Улыбка Ро дрогнула, нас вели в столовую.

Нам подали впечатляющий ужин — устрицы на раковинах, креветки в красном соусе, жареного сома, хлебный пудинг, заварной крем и пирожные. Я заметила, что дворецкий еще и подавал еду, и леди Тоссент отпустила его к семье на Первый огонь после десерта.

— Он здесь не живет, — объяснила она, поймав мой взгляд. — Он приходит, когда у нас гости.

Старшая дочь Тоссентов, Элоиз, была подозрительно разодета, на ней было платье бежевого цвета в кружевах и лентах. Похожие украшения были вплетены в ее черные волосы, которые были замысловато заплетены. Она сидела за ужином рядом с Ро, внимала его словам, смеялась с ним, находила возможности касаться его — весело постукивая по плечу, когда он говорил что-то остроумное, прижимая пальцы к его руке, когда она обращалась к нему. К моему раздражению, он поощрял ее, склонялся ближе, когда она говорила тихо, обильно хвалил ее. Я не знала, почему это так меня злило, если не упоминать противно высокий смех Элоиз, что терзал мои нервы весь вечер.

— Ты пойдешь на Первый огонь сегодня, Ро? — спросила она, когда мы переходили в гостиную. — Прошу, скажи, что пойдешь. Они смогли привезти труппу жонглеров, и это будет невероятно…

— Ах, — Ро вздохнул и похлопал ее ладонь на своем локте. — Я бы с радостью, Элоиз. Но Лиль одичает один вечером, и у меня есть парочка заданий Ассамблеи, что нужно сделать в ближайшее время. Сходи за меня и опиши мне завтра жонглеров.

Она расстроилась, просила его за кофе, но он отказался. Когда Ро обращался ко мне, она поджимала губы и смотрела на мои многострадальные волосы презрительным взглядом. После кофе я смотрела в окно из гостиной, как она плелась по холму за братом и сестрой, сжимая маску в руке.

Я вернулась в комнату поздно вечером, намереваясь загнать Лиля в угол и потребовать ответы. Но, как только я собрала материалы, я обнаружила, что кончик пера треснул за последние пару дней. Я раздраженно взяла чернила и блокнот и пошла на лестницу. Лиль говорил о библиотеке на последнем этаже, просил леди Тоссент пустить его туда для какой-то работы. Там должно быть запасное перо, и, может, я найду и его. Я пошла по лестнице и добралась до конца коридора.

Дверь была приоткрыта, я открыла ее и обнаружила то, что когда-то было красивой комнатой с деревянными панелями и украшенным камином. Теперь полки были почти пустыми, и два кресла с тканевым покрытием грустно стояли в углу. Но я тут же посмотрела на стеклянные двери в дальнем конце, открытые ночи. Они вели на балкон с видом на реку, небо сияло золотым светом Первого огня. Свет озарял силуэт, склонившийся над перилами. Ро.

У дверей был старый стол, и на нем валялось много перьев. Я пошла туда. Но вместо пера я опустила там блокнот. Я прошла к открытым дверям.

— Привет, — сказала я.

Он повернул голову, его кудри озаряло сияние.

— Здравствуй, леди королева, — ниже нас земля сменялась рекой, и деревья, покрытые мхом, покачивались в мерцающем свете. Музыка и голоса доносились с берегов.

Я присоединилась к нему у поручня.

— Не в лодке?

— Порой мне нужно побыть одному.

Я замерла и осознала его слова.

— О, — сказала я. К счастью, темнота скрыла мой румянец. Я повернулась к двери.

Он коснулся моего локтя.

— Нет, я не о тебе…

— Все хорошо, мне все равно нужно записать…

— Я не о тебе, — повторил он. — Это Лиль. Он меня выводит. Прошу, останься. Мы сможем посмотреть жонглеров.

Я замерла, а потом снова подошла к нему у перил.

— Ты видишь их отсюда?

— Ниже у пристани. Думаю, это они. Сложно сказать из-за всех факелов.

Я смотрела на вспышки огня в ночи.

— Вообще-то ты не обязан запираться в доме. Уж точно не ради меня. Почему ты не пошел с Элоиз?

— Леди королева, пытаетесь подбить меня на нарушение субординации?

— Нет, — сказала я. — Просто не понимаю причины.

Он рассмеялся.

— О, мне лучше оставаться здесь. Завтра нас ждет серьезная гребля, и я не хочу быть уставшим. А еще, хоть мне и нравится Элоиз, но не так, как ей нравлюсь я. Не стоит ее обнадеживать. Тогда мне пришлось бы покупать ей напитки, а она поила бы меня, а пьяным я очень болтлив. Я мог бы случайно пригласить ее замуж.

— Такое часто бывает?

— Раз или два в день.

Я отвела взгляд, кривя губы от веселья.

— Зачем ты это делаешь?

Я повернулась к нему.

— Что делаю?

Он склонился на локоть и чуть склонил голову.

— Скрываешь свои улыбки. Ты всегда отворачиваешься или поджимаешь губы.

Я посмотрела на сияющий берег.

— Еще один урок мамы. «Не показывай то, что испытываешь на самом деле. Показывай то, что позволит управлять».

Я ощущала его взгляд. На реке вспыхнуло над деревьями огонь, и все завопили.

— Я был бы ужасным правителем, — сказал он.

Я слабо улыбнулась, глядя на берег реки.

— Наверное. У меня было строгое воспитание. Если твоя мама была человечной, то моя — высокомерной. Чаще всего она говорила мне: «Ты страна».

Он залепетал:

— Но… это… не так. Ты — управление страны.

Я посмотрела на него краем глаза, еще улыбаясь.

— Нет, Ро. Я — озеро Люмен. Я не могу действовать независимо от него. Мама знала это, и она знала, что ребенку это сложно понять. Несмотря на повторение и строгость обучения. Она знала, как мне было тяжело.

— И с озером Люмен это сработало чудесно, — сказал он. — Но я думаю лишь о том, что мама говорила девочке не улыбаться.

— Отец исправлял это, — сказала я, глядя на реку. — Даже когда он не мог встать с постели, мы с Кольмом ложились рядом с ним. Мы прятались под одеялом, и он рассказывал нам сказки, — я помнила безопасную тьму под одеялом с резким травяным запахом лекарства отца. — Он прятал под подушкой кукол на пальцы, чтобы рассказывать истории.

— Когда он умер?

— Мне было восемь, но он болел годами, — я вспомнила его изображение на портрете родителей, художница устала скрывать бледность его лица, еще и изобразила впавшие щеки и редеющую бороду. К счастью, она уловила живой блеск его голубых глаз.

— Что с ним было? — спросил Ро. — Чахотка?

— Рак.

— Ох, — он вздохнул. — Чертов рак.

— Да, — я заправила пострадавшие пряди за ухо. — И вот еще. Перед похоронами мама привела меня в комнату и сказала: «Если хочешь плакать, плачь сейчас».

Ро тряхнул головой.

— А ты?

— Часами рыдала.

Мы молчали минуту. Над деревьями вспыхивали огненные волоски, вызывая аплодисменты.

— Помню, когда прибыли корабли, — сказал он. — Военные корабли Алькоро. Когда они двигались в Люмен.

Я посмотрела на него в тусклом свете.

— Да?

— Они двигались по каналу с берега. Мы не знали, куда. Думали, что в Лилу, но не понимали, зачем. А потом они проплыли, все двенадцать, и мы начали подозревать, что происходит. И когда прибыли вести, что озеро Люмен пало, в стране было странное затишье. Помню, в Лилу люди шептались весь день после новости.

Я повернула голову к празднику у реки, потому что горло вдруг сдавило, а глаза горели. Я сморщила нос, пытаясь прогнать незваное чувство.

К счастью, он не заметил. Он тоже смотрел на реку.

— Я еще никогда не доставлял столько посланий. Сенаторы были безумны, потому что власть Алькоро на западе и севере лишала шансов вернуть независимость. Селено укрепился. Люди, что помнили Сиприян свободным, старели. Еще лет десять, и их не станет. Многие переживали, что мы забудем о жизни под своим знаменем.

Я повернула голову, изобразив кашель, и вытерла глаза.

— Я плыла через Лилу, — сказала я. — Когда мы сбегали в Матарики.

— Я был там, — сказал он. — Может, увидел тебя и принял за русалку.

— Мы не задерживались, — сказала я. — Хотя Арлен явно украл для нас тот пирог.

— Мой пирог! — воскликнул он.

Смешок вырвался раньше, чем я смогла остановить его, и он прочистил мое горло. Ро вздохнул, уголок рта был приподнят, пока он смотрел на берег реки.

— Жарче пламя, крепче сталь, — сказал он.

— Да, — я вытерла глаза еще раз. — Что случилось с твоей мамой, Ро?

— Умерла в эпидемии чахотки, — сказал он. — Шесть лет назад.

— Мне жаль.

— И мне. Это ужасная болезнь, проклятая. Высасывает все силы человека, — он склонился на оба локтя. — Было… сложно смотреть, как она так уходит. Она всегда была стержнем семьи.

— А отец?

— Давно ушел.

— Умер?

— Ушел. Через год после моего рождения. Я его вообще не помню.

— Но знаешь имя. Ты сказал, что его звали Жюль.

— Да. Мама не притворялась, что его нет. Она хотела, чтобы мы понимали, что он сделал.

Я посмотрела на реку. Мысль крутилась в голове.

— Ты видишь Свет и в нем?

Он улыбнулся, не глядя на меня.

— Никак это не отпустишь?

— Да. Ты понял его ситуацию и нашел достоинства?

— Достоинства? Не так говоришь, куколка. Прости, леди королева. Свет не живет в человеке из-за достоинств. Он просто есть. Просто там. Он не связан с тем, хороший человек или плохой. Это мы судим доброту человека и не видим ее в других. Жюль Робидью был трусом, он не достоин носить фамилию моей матери, но Свет живет в нем, где бы он ни был. Если я столкнусь с ним, я отыщу Свет в нем.

Я посмотрела на него. Золотой свет берега мерцал на его коже. Он взглянул на меня краем глаза и улыбнулся.

— Чувствую, как ты меня осуждаешь. Наверное, считаешь сентиментальным котенком.

— Вообще-то, я думала, что, если в ком и видела бы Свет, то это в тебе, — сказала я. — Ты добрее и открытее всех, кого я встречала. Ты видишь его во всех.

Улыбка пропала с его лица, он отвернулся к реке.

— О, смотри, — сказал он. — Они подожгли пристань.

Я посмотрела. Фигуры суетились среди огня, поливали пристань водой и хлопали плащами.

— Не лучшие жонглеры, — он почесал щетину. — Хотя раненых, вроде, нет. Это хорошо. Надеюсь, белое платье Элоиз не испачкает сажа.

Я тут же вспомнила платье Джеммы и синяки. Я впилась в перила балкона. Я не хотела говорить сейчас об этом, но другого шанса на лодке не будет.

Я кашлянула.

— Кстати, Ро. Я хотела кое о чем с тобой поговорить.

— О чем?

Я вдохнула, глядя на активность внизу. Я поняла с трепетом, что его реакция сильно повлияет на мое отношение к нему.

— Сегодня, когда мы врезались в корни, и Джемма испачкала рукав чернилами…

— Хочешь, чтобы я был аккуратнее и не портил одежду?

— Нет. Ее рукав задрался, пока она его оттирала. Левый, который она всегда одергивала. На ее коже следы. Темные. Как синяки.

Он медленно повернул ко мне лицо.

— Может, она пострадала, когда мы взорвали корабль Селено?

— Боль она скрывать не смогла бы, — сказала я. — Она уже была в странном платье, еще до нападения. Нижнее платье не подходило верхнему. Она пыталась прикрыть кожу.

Он молчал, я продолжила:

— Ее могли побить, Ро. Она не хотела пускать меня к себе, пока переодевалась, и она все время прятала ту руку. Ты видел, как она реагирует на угрозы, как сжимается и пытается закрыться. Думаю, Селено ее бьет.

Снова миг тишины. Когда он заговорил, он подбирал слова осторожно:

— Это серьезное обвинение. Я бы не спешил с выводами, пока мы не будем уверены.

Разочарование вспыхнуло во мне. Так он решил защитить Селено? Я повернулась к нему. Он уловил напряжение и посмотрел мне в глаза.

— Я такого не потерплю, Ро, — сказала я. — Я сажаю людей в тюрьму за домашнее насилие.

— Ты не можешь ворваться и обвинить Селено в избиении жены, — сказал он. — Подумай о последствиях. Нужно быть осторожнее.

— Последствия? Это избитая женщина! Как можно так говорить? — желудок сжался от гнева. — Даже если пророчество Алькоро верно, и Селено был спасителем людей, я этого не потерплю…

Он вскинул брови.

— Я не о Селено, — сказал он. — Я о Джемме. Для нее эта тема эмоциональная. Она привыкла защищать Селено, так что будет отрицать, даже если ты закатаешь рукав. Нужно делать это тихо и осторожно. У нее уже стресс. И твои замечания насчет брака заставят ее замкнуться полностью.

— Мне нужно узнать, Ро. Это сильно повлияет на мои планы переговоров с Селено. Я не хочу возвращать ее к жестокому мужу.

— И я. Но нам нужно сначала проверить, а для этого нужно быть добрыми. Нельзя ворваться к ней в комнату и потребовать снять платье. Если это так, ей нужен друг, что выслушает ее, а не чужаки-похитители, решающие ее судьбу.

Я ощутила облегчение из-за его согласия, а не нежности, как я пыталась себя убедить. Я ждала шуток, чтобы развеселить, но этого не было. Он посмотрел на реку, сжав губы в раздумьях.

— Не буду отрицать, это сильно изменит нашу стратегию.

— Но, может, если она будет на нашей стороне, если мы покажем, что не обязательно возвращаться к нему… она станет для нас полезнее, как союзница.

— Может, — он провел рукой по лицу. — Но начать нужно с малого. Никаких заявлений. Никаких копаний. Это мы уберем. Нам нужно тревожиться из-за ее состояния и показывать это, — он приподнял уголок губ. — Может, улыбаться ей.

Я отвела взгляд, скривив губы, понимая, что делаю, и посмотрела на него. Его улыбка стала шире.

— Ничего, — сказал он. — Так я хоть знаю, что тебе что-то кажется забавным.

— Ро, — сказала я. — Спасибо, что отнесся к этому серьезно. Я переживала, что ты не посчитаешь это важным.

Он заерзал и посмотрел на реку.

— Это очень важно. Я тоже не терплю домашнего насилия. Но мое мнение не важно. Я — лишь гонец. Тебе нужна Ассамблея. На одной ли я стороне с Джеммой, не важно.

— Это не так, — сказала я.

Он посмотрел на меня. Уголок его рта снова приподнялся. Я хотела отвернуться, но остановила себя. И улыбнулась в ответ.

Он кивнул на реку.

— Скоро будут фейерверки. Притащим кресла и посмотрим?

Улыбаться было проще, потому что к такому я привыкла. Эта улыбка сглаживала эмоции внутри.

— Спасибо, — я выпрямилась. — Но я искала Лиля. Мне нужно с ним поговорить.

Его улыбка чуть увяла, я повернулась к двери.

— Спасибо за разговор, Ро, — сказала я поверх плеча. — Хорошего вечера.

Миг тишины, я прошла в библиотеку.

— И тебе, — сказал он.

Я забрала блокнот, выбрала перо, пошла по библиотеке в коридор, не оглядываясь. Я спустилась и прошла в комнату. Закрыла за собой дверь. Сегодня я уже не выйду. И Лиля искать не стану. Мне нужно составить пока другие части, без оружия.

Я прислонилась на миг к двери, вдыхая. А потом прошла к столу, села и открыла блокнот. Я откупорила баночку чернил, обмакнула новое перо. Занесла над страницей.

Я сидела так пять минут, перо наготове, чернила сохли на кончике. Разум был пустым. Я не могла придумать, что включить в документ. Я не помнила даже, почему было так важно его составить. Вдали я услышала хлопок и треск фейерверка.

Я захлопнула блокнот и убрала в сундук. Резкими раздраженными движениями я переоделась для сна, укуталась в одеяло под слабые звуки Первого огня.

Я ощущала, что ночь будет такой же, как перед встречей с Атрией Кокотцли, когда разум мешал уснуть мыслями. Но в этот раз я не ощущала странную тревогу. Разум был полон пугающего бреда. Потому что тепло, которое я ощущала к Ро, было непонятным.

Нелогичным.

* * *

Когда я смогла уснуть, мне приснился такой сон, какой проносится быстро, и остается вопрос, прошло ли вообще время. В нем Мэй лежала уютно в постели, где должна спать я. Я расхаживала по полу перед ней. Она выглянула из-под одеяла.

— Это не ошибка, — сказала она, зевая. — Испытывать симпатию к кому-то.

— Тихо, — я нервничала. — Я не допущу этого снова.

— То, что в первый раз все прошло плохо, не значит, что это повторится. Ты уже не ребенок.

Я повернулась к ней с кулаками.

— У меня нет на это времени. У меня есть дела важнее.

Она сонно почесала нос.

— Ага.

— Я не могу тратить силы. Не могу отвлекаться.

— Точно, — она натянула одеяло до подбородка. — Мм. Кровать теплая.

— Это было бы ужасно по отношению к озеру Люмен. К союзникам. Я — страна, Мэй.

Она рассмеялась.

— У него хорошая улыбка.

— Тихо, — выдавила я.

— Близость означает тебя без защиты, — прошептала она, закрывая глаза. — Означает уязвимость. Но это не ошибка, Мона. И не слабость.

— Я этого не хочу.

Она не ответила. Она спала, а я осталась, раздраженная, посреди комнаты.

Потому что я была уверена, что врала себе.

Глава 9

Меня поймали следующим утром.

Я надеялась, что усталость вечером заставит меня поспать дольше, но глаза открылись с первыми признаками света. Разум снова был полон тревоги, и, чтобы не терзать себя, лежа в кровати, я спешно оделась и посмотрела в окно с видом на реку.

Было приятно видеть Ро с огнем. Я не знала, почему он делал это в тайне, почему он, любящий представления, двигался так красивой и изящно в тайне. Его навык не был секретом, я видела, как он выступал для толпы в Лилу. Я прижала подбородок к рукам, вспоминая, что он видел Свет иначе. Я пыталась следить за узором огней, но взгляд приклеивался к нему. Это не помогало сбавить тревогу, я закрыла глаза, а огонь все сиял за веками.

Когда он закончил, я пошла по лестнице, половицы скрипели в тишине дома. Я добралась до площадки и попыталась по коридору шагать тише, но у закрытой двери услышала тихий стук.

— Простите, — позвал робкий голос.

Я растерянно повернулась, а потом поняла, что это была комната Джеммы. Она была заперта. Я подошла к двери.

— Ты в порядке, Джемма?

— Мона? — ее голос зазвучал из скважины. — Можешь позвать слугу?

— Вряд ли они есть в этом доме. Что-то нужно?

— Битны.

Я присела.

— Ты в порядке? — с тревогой спросила я.

— Да. Просто цикл начался ночью.

Тревога сменилась сочувствием. Как давно она не спала, ожидая, что дверь откроют? Я встала.

— Я принесу.

— И ключ тоже.

— Да, — дворецкий отдал его Ро и Лилю вечером. — Я сейчас.

Она тихо поблагодарила, и я поспешила по лестнице.

Ро ушел с пристани, когда я добралась до лодки, но Лиль двигался по палубе. Он заметил меня и настороженно выпрямился.

— Это не лучшее время… — начал он.

— Я не за этим, — сказала я и сняла крышку с одного из ящиков. — Хотя и до этого потом дойдем. А сейчас мне нужен ключ от комнаты Джеммы. И где бинты?

— Зачем? — спросил он.

— Джемме нужны бинты.

— Для чего?

Я села на пятки, хмуро глядя на него.

— Ночью у нее начался цикл. Она была заперта в комнате без бинтов.

Я слышала, как он неловко бормотал, но не отводила взгляд. Он подвинул в мою сторону ящик, ушел в палатку и порылся там. Я нашла в ящике бинты, меня раздражало его поведение. Он вышел из палатки, дал мне ключ, а потом скрылся на задней стороне лодки, чтобы я уходила. Покачав головой, я выбралась на пристань и пошла к ступенькам, оставив Лиля с его неловкостью.

Я пришла в дом, взяла на кухне подогретый чайник у сонного повара. Я поспешила по лестнице, повернула ключ в замке Джеммы. Она напряженно сидела на деревянном стуле у окна. Рядом с ней лежала простыня в крови, но аккуратно сложенная.

— Прости, Джемма, — сказала я, подойдя к ней и дав бинты. — Эти идиоты не подумали бы добавить в сундук бинты.

— Боюсь, я испортила простыни, — тихо сказала она, взяв бинты.

— Ты не виновата. У Тоссентов есть дочери. Они поймут.

Она встала и осторожно прошла к ширме, ее одежда уже висела на заслонке. Я налила горячую воду из чайника в чашу и поставила вместе с куском ткани на стул у ширмы.

— Тебе помочь? — спросила я.

— Нет, я справлюсь. Не нужно оставаться.

— Передай мне ночную рубашку через верх, — сказала я. — И я отстираю ее перед отплытием.

— Не нужно, — тихо сказала она. Сделала паузу. — Почему ты была в коридоре так рано? Ро проснулся?

— Нет… что? Не знаю, — неловко сказала я, краснея из-за ее вывода. — Я всегда рано встаю, — я пыталась сменить тему. — Со мной такое тоже случалось. В гостинице в Пангапе. Место чуть не сгорело, так хозяин гостиницы выл из-за простыней.

Она издала тихий смешок и притихла. Она опустила ночную рубашку на ширму правой рукой и осторожно.

— Удивлена, что вообще началось, — сказала она так тихо, что я ее с трудом услышала.

— Ты думала, что беременна? — это изменило бы все.

— О, нет. Нет, я принимаю травы, — она потянулась к чаше правой рукой. — Просто подумала… что была на взводе.

— Со мной такое тоже бывало, — сказала я, хотя не стала упоминать, что это длилось месяцами во время вторжения Алькоро. Голод, отчаяние и гнев повлияли на тело. — У тебя уже бывал пропуск цикла?

— Однажды, — сказала она почти шепотом. Взяла нижнее платье с ширмы. — Пару месяцев назад.

Пару месяцев назад. Она уже была в браке с Селено.

— Почему так получилось? — спросила я как можно бодрее.

— Это было… личное.

Личное последние пару месяцев. За это время из Люмена выгнали алькоранцев. Может, стресс поражения вывел ее мужа из себя. Может, он сорвался впервые, и это было сильным срывом.

— Тебе было… плохо? — осторожно спросила я.

— Нет, — ответила она, надевая второе платье. — Я была в порядке. Физически. Просто… это был стресс.

Хм.

Я хотела задать ей больше вопросов, но вспомнила, что Ро сказал о том, кто не нужно лезть глубже. Но этот разговор был началом. Я встала и свернула испорченную одежду.

— Я пойду стирать. Тебе что-то еще нужно?

— Нет, нет, я в порядке, — она вышла из-за ширмы, застегивая пояс поверх платья. Она взглянула на меня, а потом поправила платье. — Спасибо, Мона.

— Не за что, — я пересекла комнату, открыла дверь и чуть не столкнулась с кулаком на пороге.

Ро собирался стучать. Он опустил кулак, отошел, и я присоединилась к нему в коридоре, закрыв за собой дверь.

— Лиль рассказал, — сообщил он. — Я не понимал…

— Конечно, нет, — я отдала ему ключ. — Даже если она ощущала приближение, она постеснялась бы просить бинты. Но, если ее запирать, то кто-то должен утром проверять, не нужно ли ей что-то.

* * *

— Я знаю Альберио! — воскликнула она. — Его сестра была моим учителем!

— У тебя был алькоранский учитель? — спросила я у Лиля, перо замерло над страницей.

Он вел нас мимо кустов.

— Какое-то время.

— На ручье Темпер?

Он фыркнул.

— Нет. Беллемера. Я покинул ручей Темпер в десять.

— О, — я оглянулась, хотела продолжить, но тут вскинула голову. — Десять? Великий Свет, в каком возрасте дети начинают работать на литейных заводах?

Он взмахнул шестом, стряхивая воду.

— Обычно около десяти. В десять.

— О… — я нахмурилась. — Тогда… когда ты работал там? После Беллемеры?

— Я не работал на заводе, — сказал он.

— Нет? — Ро говорил, вроде, что работал.

— Нет.

— Никогда?

— Никогда, — нетерпеливо сказал он. — Я учился у Альберио шесть лет, а потом работал на Ассамблею, — он склонился на шест, мы протиснулись мимо корней кипариса.

Я смутилась. Я не поняла Ро? Нет… он четко говорил, что брат работал и после того, как он ушел. Я посмотрела на Ро, было видно только его волосы над палаткой. Он насвистывал. Я повернулась к носу.

— Лиль… — я медленно начала.

— Эй, Ро, — недовольно бросил он через плечо. — Мы почти у пристани, поднажми.

— Да, мой лорд.

Пара сильных толчков, и мы вырвались на открытую воду. Старая пристань сгибалась среди камышей, рядом была хилая хижина с двумя окнами.

Ро выпрямился.

— Эм…

У пристани не было лодки. Рыбьеглаза там не было.

— Мы же договаривались? — сказал Ро, присоединяясь на носу лодки.

— Может, он опаздывает, — предположила я.

Лиль обвязал веревку вокруг столбика. Ро вышел на доски.

— Подождем, наверное, — сказал Лиль, опуская шест.

— Стой, — сказал Ро и пошел вперед. Он пригнулся и поднял грязный пергамент, который удерживал ржавый гвоздь. Он развернул записку.

— Это от него? — спросила я.

— Судя по неразборчивости, да, — он прищурился. — Да, его подпись. Или его схватила судорога, пока он держал перо.

— Что там?

Он нахмурился.

— Почти ничего. Говорит, что пути вокруг Беллемеры не чисты, и что мы должны — он несколько раз подчеркнул — двигаться на запад, хотя бы до Спейдфута, если не по ручью Темпер. Он говорит, что ручей — все еще самое безопасное место — что бы это ни значило — и что мы должны дождаться его в доме Грис, на что может уйти пара лишних дней.

— Пара дней? — повторил Лиль. — Почему? Где он? Почему не здесь?

Ро покрутил пергамент.

— Не написал, — он поднял голову. — Может, проверяет путь к Мрачному лугу?

Лиль нахмурился.

— Мы не можем терять время в ручье Темпер.

— Это лучше, чем слепо набрести на блокаду Алькоро, — Ро посмотрел на записку. — Но мы всегда знали, что в Беллемере будет риск. Думаю, мы проберемся, если двигаться тихо ночью.

— Если река у Беллемеры перекрыта, это повлияет на путь к Мрачному лугу, — сказал Лиль. — Мы можем там застрять на несколько дней.

— Тогда нужно пропустить Мрачный луг — мы встретим повозку в паре миль за городом. Бенуа — просто один из вариантов домов.

— Мне нужно забрать жженую известь.

— Она никуда не денется, — сказал раздраженно Ро. — Заберешь после того, как мы побываем в Сьере.

— Нет! — сказал Лиль с удивительной силой. — Другого шанса не будет. На кораблях Бенуа меня ждут два прототипа, и, если переговоры с Селено провалятся, они понадобятся Ассамблее.

— Так отправь туда кого-нибудь, — сказал Ро резким тоном. Он указал на лодку. — Для нас важнее было доставить королев через Низины до Первого огня, а не твоя жженая известь.

— Думаешь, через Беллемеру двигаться безопаснее, чем обходной путь? — Лиль стукнул шестом по лодке. — Ты снова ведешь себя глупо. Нет разумной причины не плыть по ручью Темпер, кроме твоей странности. Ты уже ослушался совета Рыбьеглаза, и мы чуть не попали в руки алькоранцев. Ты знал, что королева Мона проплывет по реке до чистой части? — Ро открыл рот, но Лиль перебил его, повысив голос. — Молчи. Ты не думал о безопасности. Хватит притворяться, что ты думаешь о чьей-то выгоде, кроме своей.

Звенящая тишина прерывалась только звуками болота — гудением, стрекотом, тихим плеском. Мы с Джеммой сидели по краям лодки, смотрели на братьев. Я не слышала Лиля таким за пять дней вместе. Как и не видела Ро таким напряженным, его челюсть работала, он сверлил близнеца взглядом. Я взглянула на Джемму, она на миг посмотрела на меня, ее плечи были опущены вперед, словно она закрывалась от их жаркого спора.

Ро смял записку в кулаке и пошел к лодке. Он запрыгнул, лодка покачнулась.

— Ладно, — едко сказал он из-за палатки. — Мне остается лишь толкать?

Лиль сорвал веревку со столбика и оттолкнул нас от пристани. Мы скользили по воде в тень кипарисов.

Двигались мы утром тихо и мрачно. Лодка резко дергалась. Ро быстро отталкивался шестом. Он больше не свистел. Лиль вел нас мимо препятствий, к которым мы приближались все быстрее. Я пыталась заговорить, но ответила лишь тишина.

К середине утра мы попали к речке, соединяющейся с основной. Надбитая табличка торчала на берегу под углом. Спейдфут, ручей Темпер. Лиль, не колеблясь, последовал за стрелкой. Слов вне палатки не было. Ручей был с небольшим течением, но не в ту сторону, и братьям приходилось напрягаться, хотя работа Лиля была проще. Он был напряжен и не оборачивался, чтобы не пересечься ни с кем взглядом.

Мой блокнот лежал закрытым на коленях. Я снова не могла писать. Я думала о кусочках, что знала о семье Робидью. Это было не важно, я повторяла себе это. Если не думать о встрече с Ассамблеей, стоит хотя бы подумать о Джемме. Но не удавалось. Все мысли были сосредоточены на наших с Ро разговорах.

К полудню я вытащила флягу и пошла за палатку. Ро стоял на палубе, широко расставив ноги, двигал шестом в напряженном ритме. Его лоб был в каплях пота, рубашка была наполовину расстегнута.

И мышцы у него были хорошими.

Я боролась с жарким румянцем, протягивая флягу.

— Скажи Лилю, что пора поменяться, — тихо сказала я.

— Все равно, — сухо сказал он, но, несмотря на сдавленные слова, он забрал флягу и сделал большой глоток воды.

— Прости, что нам пришлось выбрать этот путь.

— Я бы не хотел это обсуждать, — он вернул мне флягу и подвинулся к другому краю. Я с неохотой развернулась, чтобы уйти. — Но, — сказал он, взмахивая шестом, — ты можешь остаться, — он вонзил шест в воду. — Расскажи об озере Люмен. О братьях, о походе через Сильвервуд. О новой горной королеве.

И я сидела с ним до вечера, рассказывала, как мы встретили Мэй в Тиктике, как я уговорила ее — точнее, она меня — пройти по горам Сильвервуд. Рассказывала о светлячках, тюрьме, о кораблях на озере и правде, которую скрывала Мэй. Когда я закончила, он начал задавать вопросы о плавании, Черном панцире, о Кольме и Арлене. Я хотела задать ему много вопросов, но он не давал времени, и было приятно рассказывать ему о своей стране. Это отвлекало от противной неспособности сосредоточиться на важном.

Под вечер я отвечала на его вопросы о Надводном пире, но замолчала. Дома без предупреждения появились на берегах. Я не ожидала, на воде не было других лодок, никаких признаков города, пока дома не появились из-за деревьев. Мы плыли среди них, и я поняла, что они заброшены. Красивые когда-то фасады теперь обваливались, перила гнили. Окна и доски были выломаны. Скелет лодки рассыпался на палубе.

— Где мы? — спросила я.

— Спейдфут, — сказал он. — Один из пострадавших городов. Во многих местах чахотка была лишь на паре улиц или кварталов, но в маленьких городах пострадали все. Выжившие уехали. Это была одна из главных моих остановок гонца.

— И Рыбьеглаз сказал нам остаться?

Он скривился, отчасти улыбаясь.

— Ах, куколка, я не заставлю тебя спать в этом старом городе-призраке.

— Я спала и в худших местах, — сказала я.

— Леди королева.

— Что?

— Я сказал куколка. Надо было сказать леди королева.

— Ох, — я чуть покраснела, радуясь, что он все еще исправлял себя. Я пыталась вспомнить, о чем был разговор, и указала на развалины вокруг. — Точно… Если ты не хочешь двигаться по ручью Темпер, не продолжай только из-за меня.

— Нет, все хорошо. В заброшенном доме, если заночевать, можно ночью оказаться в реке из-за обвала. Мы близко, можно будет остаться в доме дяди, — он поджал губы. — Конечно, он немного не в себе. Хочет добра, выходит не всегда. Наполовину слепой. Думает, что мы с Лилем — один человек.

Через пару минут руины остались позади. Деревья на берегах были толстыми и кривыми, тянулись арками над водой, мох свисал с них над нашими головами. Еще пятнадцать минут, и мы заметили первую лодку на ручье.

— Леди королевы, — утомленно сказал Ро. — Лучше в палатку. На пару минут.

Мы с Джеммой забрались в палатку на матрасы внутри.

— Как ты? — спросила я. — Прости, что оставила тебя с Лилем почти на весь день.

— Я в порядке, спасибо. И Лиль оказался интересным.

— Интересным?

Она убрала прядь волос за ухо.

— Он — потрясающий ученый, настоящий академик. Ты знала, что он хочет придумать, как быстрее разжигать огонь? Щепки в сере и побывавшие в банках с фосфором. Но этого пало, он думает, что их можно зажигать без фосфора. Видела бы ты его записи. Он мог бы написать кучу статей только про зажигание огня. А это лишь часть его работы.

— Удивлена, что ты так сильно его разговорила, — сказала я. Разговор с Ро так меня затянул, что я не замечала другую сторону лодки.

— Он теплеет от правильных вопросов. Он очень гордится образованием, — она обвила руками колени. — Они с Ро разные, верно?

— Да. Разные.

— Забавно, как два похожих внешне человека могут быть такими разными.

— Да, — я не хотела говорить ей, что, кроме черт их лиц, я не видела сходства между близнецами. Лицо Ро было открытым, легким, этого не было у Лиля. Темные янтарные глаза сверкали, когда Ро говорил, но были холодными и замкнутыми на лице его брата. И его движения были легкими и плавными, когда он шагал, жонглировал и кружил… один.

Я прижала ладонь к глазам.

«Перестань, — ругала я себя. — Прекрати, бесполезный луноголовый ребенок».

Из-за стен палатки слышался шум, я видела в щель на входе дома и магазины среди деревьев. Но это место отличалось от шумных городов, где мы побывали. Краски были приглушенными, здания — простыми. Люди двигались медленнее, у многих были схожие вещи, покрытые сажей и шляпы. В воздухе слабо пахло дымом. Несмотря на уставший вид города, берега были с яркими лентами. Люди ставили столы и тележки с едой на пристани, несколько музыкантов настраивали инструменты.

— Это последняя ночь Первого огня, — тихо сказала Джемма, выглядывая наружу. — Интересно, какая она?

Мы не поплыли дальше, Лиль вонзил шест и повернул нас. Мы попали в узкий ручеек, втиснулись между берегов. Мох задевал палатку, камыши шуршали о борта. Когда я задумалась, далеко ли еще, мы остановились.

— Чисто, — сказал Ро.

Мы с Джеммой вылезли и увидели старый двухэтажный дом, почти скрытый магнолией. Когда-то он впечатлял, но теперь все было заброшенным. Не так, как в Спейдфуте, но верхние окна были в паутине, нескольких ставен не хватало.

— Это будет не лучшая ночь путешествия, — сказал Ро, привязывая лодку, хотя она была на песке. — Дядя Грис не самый аккуратный, и никто не остался помогать ему. Но он — наш старый друг, и он вряд ли вспомнит наши имена завтра утром.

Путь к дому был без части камней, доски скрипели под нашими ногами всю дорогу к двери. Ро смахнул паутину и постучал. Они с Лилем все еще не смотрели друг на друга.

Дверь заскрипела на петлях, старое лицо в морщинах появилось в трещине, глаза скрывались за толстыми очками.

— Привет, дядя Грис, — сказал Ро. — Думаю, Рыбьеглаз сообщил, что мы прибудем?

— Робидью! — он открыл дверь шире и обнял тощими руками Ро. — О, мальчик, какая радость… мне говорили, что ты мертв!

— Но я жив, как и прежде, — сказал ему Ро, похлопывая по плечу. — Мы привели важных гостей. Надеюсь, пара комнат у тебя найдется?

— Всем твоим друзьям тут рады, Робидью, — сказал Грис, протирая глаза серым платком. — Заходите, давайте.

Мы прошли в дверь. Он посмотрел на меня, моргая, как сова, я прошла мимо него в прихожую.

— Великий огонь и дым! — он убрал с моего лица обгоревшие пряди. — Что они сделали с твоими волосами?

Я отпрянула от него как можно вежливее.

— Это было случайно.

— Как ужасно, — с сочувствием сказал он, словно печальнее события не найти. Он похлопал по моей руке. — Может, мы найдем тебе шляпу.

Чтобы не показывать смятение, я оглядела комнату. Там была лестница, гобелены на стенах выглядели так, словно их не отряхивали десятки лет. Лестница была заставлена книгами и свитками, и оставалась только узкая тропа посередине.

— Нам придется, возможно, задержаться на пару дней, дядя Грис, — сказал Ро. Он прошел мимо Лиля, тот хмурился сильнее обычного. — Мы ждем, когда сообщат, какой путь безопасен. Ты ничего тут не слышал? Про похищенную королеву и награду за ее возвращение?

— Ничего, мальчик. Тут вы в безопасности, — Грис закрыл дверь и пошел впереди нас. Он остановился у лестницы. — Вы простите… — начал он, склонившись на столбик.

— Мы отведем дам наверх, — сказал Ро. — Не переживай. Какие комнаты готовы?

— Думаю, Сесилия открыла две южные и угловую комнаты.

— Идеально, — он поманил нас. — Леди.

Мы поднялись за ним, ступеньки и столбики скрипели под нами. На площадке был выцветший лиловый ковер, потершийся посередине. Но лампы на стенах были без пыли, три двери были открыты, и солнце падало оттуда.

— Ваш дядя живет здесь один? — спросила я, мы с Джеммой прошли за Ро к первой двери.

— К нему кто-то приходит из города дважды в неделю, чтобы убрать и приготовить ему еды, — сказал он, заглядывая в первую комнату. — Но да, он живет в большом доме один. Он не может подняться по лестнице, гостиная стала его спальней, — он указал на комнату. — Королева Джемма, возьмете эту комнату? Тут хороший письменный стол.

— Спасибо, — прошептала она, пройдя в комнату мимо него. Лиль прошел за нами с ее сундуком и ключами.

— Кем он работал? — спросила я, идя за Ро в другую комнату. — Как получил такой хороший дом?

— Наша семья управляла литьем стали до вторжения Алькоро, — сказал он. — Ручей Темпер был одним из последних городов с заводами, которые захватили алькоранцы, потому что этот город далеко. Они прибыли спустя тринадцать лет. Люди уже не боролись, ведь главные города были во власти Алькоро, голосование было сломлено. Алькоранцы держали дядю рабочим, но они сместили бабушку с должности управляющей. Мама забрала бы завод, когда выросла бы, но вместо этого хранила книги, — он прислонился к двери, выглядя уставшим. — Наша семья распалась за годы. Теперь дядя Грис — единственный Робидью в ручье Темпер.

— Грис был братом вашей мамы?

— Да, — он подвинулся, пропуская Лиля с моим сундуком. Он опустил его с шумом и пропал в коридоре. Ро устало потирал лицо. — Меня назвали в честь него Теофилием Грисом, раньше Робидью.

Я замерла на миг, глядя на него. Он вяло улыбнулся, даже это выражение было теплым и невинным, несмотря на вес его слов. Я замешкалась, а потом пошла к своему сундуку. Я открыла его и вытащила швейный набор, каким делала воротники Джемме.

— Тебе что-то нужно? — спросил он. — Тут условия скромнее.

— Да, — сказала я, выпрямившись. Я вытащила из набора ножницы и протянула ему. — Обрежь мне волосы.

Он вскинул брови.

— Не уверен, что смогу…

— Это не сложно, — твердо сказала я. — Я стригла волосы братьев три года. Если можешь крутить огонь, то и волосы обрезать сможешь, — я протянула ножницы. — Мне надоели слова людей о них.

Он медленно отошел от порога.

— Какой длины ты хочешь?

— Чтобы не было обгоревших. Ровные, — я вложила ножницы в его руку и прошла к столику и села перед зеркалом, но быстро развернулась, чтобы не видеть отражение. Я не хотела смотреть.

Он неспешно подошел. Я сжала прядь волос пальцами и подняла.

— Режь вертикально, — сказала я, показав. — Не криво. И не начинай сразу с коротких. Подравнять всегда успеешь.

— Уверена, королева Мона? — он коснулся моих волос и убрал руку. — У тебя много хороших волос, будет обидно…

Я взяла гребешок со столика и вручила ему.

— Да. Я уверена.

Он взял гребешок и убрал ножницы. Он осторожно расчесывал мои волосы.

— Ты их хоть раз стригла коротко?

— Никогда, — я разгладила юбку на коленях. — Я слышала, так делают в некоторых частях Самны. Может, начну моду.

— Ты могла бы.

Наступила тишина, он расчесывал мои волосы. Его пальцы задели мою шею… о, я и не думала, что буду ощущать, когда он так близко и трогает мои волосы. Я впилась в юбку, чтобы не дать глазам закрыться от удовольствия.

Я кашлянула, чтобы прояснить голову.

— Лиль сказал кое-что, что меня смутило.

Он расчесал еще одну длинную прядь волос.

— Главное сменить тему, пока он не начал углубляться в жаргон.

— Не про поджигатели, — сказала я. — Я спросила его про работу на заводе, — вопросов было слишком много, чтобы думать, приятны ли они ему. И я уже с ним поделилась кошмарами своей жизни. — Он сказал, что не работал там. Но ты явно говорил, что твой брат работал у печи.

Его рука на секунду замерла, а потом продолжила расчесывать.

— Я работал, да?

— Что он имел в виду, Ро? Что ты имел в виду?

Он долго молчал. Я не знала, собирается ли он с мыслями или не собирается отвечать. Он разгладил волосы за моими плечами, отложил гребешок и взял ножницы.

— Короткие, значит?

— Короткие, — сказала я.

Без предупреждения его пальцы оказались в моих волосах, он подхватил их ладонью.

— У тебя красивые волосы, — сказал он.

Я сглотнула, жар растекся по телу.

— Спасибо.

Он поднял ножницы и раскрыл их рядом с прядью.

— Мы с Лилем не всегда были близнецами.

Ножницы медленно сомкнулись. Волна жара стала льдом, но не от пряди золотых волос, упавшей на пол.

— О чем ты?

— Мы были тройняшками, — сказал он, обрезая еще одну прядь. — Родились друг за другом у Зелины Робидью в жутко жаркий летний день. Грис рассказал бы, если бы мог вспомнить. У нее был большой живот, а роды — ранние, и многие думали, что у нее близнецы, а потом после Лиля родился третий. Элои.

Он сомкнул ножницы. Прядь упала на пол.

— Работа на заводе не лучшая, но многим землям хватало, чтобы покрыть расходы. И хорошо, когда старшие дети могут работать, пока родители растят малышей. У нас такой роскоши не было — три мальчика одного возраста, им нужно было в три раза больше еды, одежды и заботы. А работал один отец. Пока в нем что-то не разорвалось, и он не решил уйти, а не заботиться о трех малышах.

Он отрезал еще.

— Тетя и дядя Грис помогали, как могли, но даже их сбережениями, спрятанными до прихода алькоранцев, они не были богатыми, им нужно было заботиться и о моей бабушке. Но детство как-то миновало, хотя я сбился со счета, сколько работ сменила мама, чтобы заработать деньги, — он вздохнул. — Воплощение человечности. Ты слышала, сколько женщин выживают, когда рожают тройню?

— Нет, — сказала я. Я не знала, были ли женщины, пережившие двойню.

— И я. Она была сильной. И бесстрашной, почти как ты.

Я приподняла брови, но он не мог увидеть.

— Забавно, — продолжил он, убирая волосы с моей шеи. — Когда внешность схожа, люди путают. Для меня и Элои так и было. Мы были близнецами, которые всегда баловались, но нас прощали за очарование. Он был моим лучшим другом. Лиль был в стороне. Пока мы с Элои бегали за курицами и рыбой в реке, Лиль закрывался в доме с книгами. Мы не понимали его, да и не хотели. Он не был веселым, он всегда хмурился, особенно, когда мы дразнили его, мешая читать. А потом мы пошли в школу, и стало ясно, что мы с Элои были на уровне других детей, а Лиль — впереди всех, даже учителя. Мама увидела шанс спасти хоть одного от завода, наскребла медяков, где могла, мы продали ее гитару, лучшие платья, все ненужное. Как только нам исполнилось десять, она отправила Лиля учиться к алькоранцу в Беллемеру. Он мог учиться и в Лилу, но мы не могли это оплатить. А мы с Элои, как ожидалось, пошли на завод.

Он взмахнул ножницами у моей головы.

— Это не так и важно. Лиль ушел. И все, что можно было, отдавалось на его обучение. И когда я говорил, что брат был лучше меня в этом, я говорил об Элои. Это… вырвалось. Но это правда, он всегда был крепче меня. Я презирал Лиля за то, что он ушел от завода, не страдал каждый день, как я ради денег для него. Я не унаследовал твердости характера мамы, если не заметила. Наверное, пошел в отца. В то время я начал крутить пои. Мне нужно было отвлечься, чтобы не убежать, как он.

Он отрезал еще немного, провел пальцами по моим волосам. Я ощущала, как воздух щекочет мою обнаженную шею.

— При работе у печи вопрос не в том, убьет ли тебя работа. Вопрос: когда она это сделает. Везучие погибали сразу. Ужасно, представь, несколько дюжин детей бегает среди раскаленного железа. Лишь вопрос времени, когда что-то взорвется или кто-то сгорит. Невезучие страдают всю жизнь от проблем с легкими и ожогов, пока их тело не сдается. Я решил, что не хочу такого. Это было эгоистично, другой надежной и неплохо оплачиваемой работы в Темпере не было. Но я хотел уйти с завода. И стал гонцом, как и говорил.

Он замолк, расчесывая оставшиеся пряди волос. Он коснулся моей шеи сзади, у основания черепа.

— У тебя тут веснушки, знала?

— Нет.

— Похоже на перевернутую С, — он провел пальцами по месту и раскрыл ножницы. — Наверное, у этого есть глубокое значение.

— Возможно, — тихо сказала я.

Он отрезал еще прядь волос.

— Элои и дальше работал на заводе, — сказал он. — Начал у печей, но его переставили на домну, когда рабочий задохнулся и умер от ядовитого газа, вылетевшего из печи. Так все при алькоранцах. Они просто двигают людей на свободные места. Как только печь растопят, она работает месяцами. Они закрываются по расписанию. Некоторые предпочитают закрывать их как можно чаще.

Он пригладил мои волосы.

— Алькоранец на нашем заводе был знаменит производительностью. Два десятка лет он был во главе, и печь ни разу не закрывали. За двадцать лет. О, он был в ужасе, когда облицовку печи нужно было заменить, но это означало, что горны будут работать сильнее. Даже во время Первого огня редких отпускали с работы. Ничто не останавливали. Никто не уходил. И, если кто-то не знал, как работает печь, они быстро учились.

Он снова замолчал, ножницы замерли у моей головы. Он осторожно отрезал обгоревшие пряди. Когда он заговорил снова, его голос был сдавлен.

— На башне завода есть гадкий колокол. Все его терпеть не могут, потому что он звенит, когда происходил несчастный случай. Так его называли. Я всегда не понимал, почему именно так мягко, — он взмахнул ножницами. — Прости. В общем, колокол сообщает рабочим о смене, но и оповещает Темпер о чьей-то гибели или травме.

Он резал уже быстрее.

— Глупая вещь. Одно дело, когда кого-то убивает взрывом в печи или обломком — это часть непредсказуемости печей. Но некоторые… вещи не должны происходить. Не должны, — он замолк. — Знаешь о домнах, леди королева?

— Они похожи на кричный горн? — я бывала в кузнице Люмена до вторжения Алькоро. Они изменили место во время оккупации, ведь им нужно было железо в Сиприяне. Недавно я была с Мэй у горнов Сильвервуда, оттуда нам пока и поставляли железо. Их были на углях, ведь дерево пускать на топливо они не хотели. Я покраснела, вспомнив маленькие очаги и скрипучие мехи. Конечно, в Сиприяне это было куда крупнее, чем у лесного народа.

— Похожи, — сказал он раньше, чем я исправила вопрос. — Концепт и механизм похожи, но больше. Мехи больше, обычно сразу две штуки, их питает водное колесо. Больше жаровни, жарче пламя. Больше результата. Они годами разрастались под властью алькоранцев, смешивали известняк и руду, чтобы найти идеальный баланс производства и качества. Больше железа, стали, быстрее производить. А потом кто-то из людей каньона понял, что можно заряжать баллисты железом, а не только стержнями, чтобы разрушение было сильнее. В тот год заказов было очень много, им нужно было повысить скорость. Не за счет больших железных стержней, чтобы бить ими по стали. А маленькими шарами железа. Того размера, что подошел бы кричному горну, а уж точно не домне. Знаешь, почему?

— Нет.

— Потому что домну нужно выключить, — сказал он, проводя пальцами по моим волосам, чтобы убрать длинную прядь. — Большие мехи должны перестать качать воздух, и печь должна остыть, чтобы рабочий мог протянуть руку и залить раскаленное железо в заготовки. Это большая трата энергии, жара, водной силы. Но им нужен был результат, и они это сделали. И какому же заводу повезло? Тому, что меньше и дальше всех. Они не пострадали бы, если бы Темпер остался на пару дней без результата.

Его ладони двигались все быстрее.

— В тот раз было необычно. Никто не слышал, что это происходит, потому что никто не лезет к печи близко, пока она горит. Но Элои поручили разлить железо в формы, но тут алькоранец во главе приказал включить печи.

Мои пальцы прижались к губам.

— Ох…

— Зажарился, — мрачно сказал он. — Как сосиска на палке. Одежда сгорела. Чертов черпак слился с костями ладони.

— Как…

— Действительно, как? Управляющий заявлял, что проверил очаги, что звучал предупреждающий колокол. Даже если так было, на заводе полно другого шума — звон и грохот. Мехи так редко выключали, что Элои и не заметил бы предупреждающий звук. И если управляющий проверял очаги, то плохо. Нужно было спуститься. Узнать, не заливаются ли еще формы. Он мог выждать. Но у него было ограничено время, и когда оно вышло, он включил, не думая, что один из рабочих в середине печи.

Он кашлянул. Ножницы со скрипом раскрылись.

— Хуже всего то, — сказал он, — что кто-то должен был опознать тело. Что глупо, потому что там было нечего опознавать. Мама сделала это сама, меня не пустила. Я помню ее лицо, когда она вернулась домой… эта женщина родила трех детей сразу, вырастила нас, когда убежал ее муж. Она не была хрупкой. Но она не могла забыть вид моего обгоревшего брата.

Он вытянул правую руку, где на мизинце было толстое кольцо.

— Это огнесталь Элои. Только это не сгорело на нем. Мама принесла это домой с собой. Засечки на нем от ударов по кремню, но цвет…

Я смотрела на неровную поверхность. Он убрал руку из виду и обрезал последнюю длинную прядь без промедления. Он водил пальцами по моим волосам, отыскивал неровные пряди, подравнивал стрижку. Я закрыла глаза, борясь с желанием прижаться к его ладоням.

— Лилю пришлось вернуться, — сказал он. — Мы не могли оплачивать учебу без зарплаты Элои. Но Темпер был не местом для него. Он был слишком умным для того захолустья. Мама увезла нас в Лилу. Она думала, что Лиль найдет там подходящую работу, и не ошиблась. Он оказался тем, кого искала Ассамблея, чтобы повысить шансы изгнания Алькоро из страны. Я был бонусом, без полезных умений, но радовался, что покинул Темпер. Вот только я застрял с Лилем. Вместо Элои, лучшего друга, делившего со мной детство и неловкие годы после, я столкнулся с другим братом, который выглядел так же и иначе. Было сложно исцелиться, когда всегда хотел, чтобы брат был другим, а потом корил себя за такие мысли.

Он отошел, разглядывая, не пропустил ли пряди.

— Потому мы с Лилем терпеть друг друга не можем. Он знает, что я думаю, а я знаю, что он это знает. Он всегда злился, что не смог закончить обучение, хотя он поднялся выше, чем смог бы в пыльной библиотеке. Я всегда мучился, что он — не Элои. Но мы остались вместе, и я у него на хвосте, потому что люди считают, что мы неразлучны.

Он опустил ножницы на столик и провел ладонями по моим волосам.

— Вот и все. Это была история о том, какой я гнилой. А вот твоя стрижка.

Я медленно развернулась и посмотрела в зеркало. Золотые длинные пряди сменились короткой стрижкой, как у Арлена. Он оставил челку чуть длиннее, она прикрывала мой лоб и задевала брови. Обгоревшей части почти не было видно. Я провела рукой по волосам, воспринимая новые ощущения. Голова казалась легче.

Я посмотрела на Ро. Он прислонялся к стене у столика с руками в карманах.

— Может, тебе подравняют их в Сьере, — сказал он.

— Ты хорошо постарался, — сказала я. — Спасибо.

— Что думаешь?

Я посмотрела на отражение.

— Нужно время, чтобы привыкнуть. Я похожа на своего брата, — я провела рукой снова. — А ты как думаешь?

— Я думаю, что у тебя могла быть опоссум Мирабель на голове, но ты была бы прекрасна.

Я с трудом не дала себе опустить взгляд, краснея, я не понимала, когда волна жара перестанет меня обезоруживать. Я бесцельно пригладила ткань юбки в сотый раз, а потом посмотрела на него.

— Твой дядя, — сказала я. — Ты сказал, что для него вы с Лилем — один человек.

— Проницательная, — утомленно сказал он. — Он считает, что мы — Элои. Он звал всех нас Робидью. В детстве я думал, что это шутка, но, наверное, он не мог различить нас. Он был разбит, когда умер Элои, как и вся семья. Они, конечно, знали опасность завода, все эти жертвы. Мама проверила бы все, очистила бы печь, только потом бы включила. Она не рисковала бы людьми ради результата. Смерть Элои не была нужной. В этом и разница между теми, кто истекает кровью у печи, и теми, кто видит в мечи просто механизм, — он пожал плечом. — И теперь уже дядя забыл, что нас было трое.

— Мне жаль, — сказала я.

— Все не так плохо.

— Мне жаль за все это, — не сдавалась я. — За произошедшее, за то, как ты несешь в себе это. Я думаю, Ро, ты жесток к себе. Многие люди хранят горе и вину в себе. Редкие стараются преодолеть их.

Он поднял прядь моих волос, упавшую на столик, и погладил пальцами. Было странно видеть, как он гладит то, что пару минут назад было частью меня.

— Я работаю не так усердно, как должен.

— Ты крутишь пои по утрам, — сказала я. — Я тебя видела.

Его пальцы замерли.

— Да?

— Случайно сначала, — сказала я и теперь, черт возьми, краснела. — Но потом… мне нравится смотреть. Я такого никогда не видела, и это… не знаю, это очень успокаивает, — хватит болтать. Замолчи сейчас же. Скажи ему уйти, ложись спать. Возьми себя в руки.

Он выдохнул и прислонился к стене, улыбаясь почти с благодарностью.

— Ты могла бы выйти.

— Хотела, — сказала я, не успев закончить ругать себя. Слова повисли в воздухе, я смотрела, как его тело меняется с ними — грудь поднялась на резком вдохе, взгляд стал ярче. Я быстро вдохнула, но слова были сказаны. И я продолжила, пытаясь изменить их значение. — Но не хотела, чтобы ты остановился, чтобы решил, что выступаешь. Знаю, все время выступать сложно, — я хотела заправить прядь волос за ухо и вспомнила, что пряди нет. — Это помогает? Кручение? Потому ты это делаешь?

— О, я мог бы сочинить трактат, как это связывает меня со Светом, но это скорее повод уйти от Лиля, — в его голосе была различима печаль. — Мы лучше всего по отдельности, — он провел пальцами по пряди волос, как по шелку. Я подавила трепет.

Его пальцы замерли, я перевела взгляд на его глаза. Эта его открытость была не честной. Кто-то должен был научить его скрывать эмоции. Я видела, когда он принял решение, его поведение чуть изменилось. Он отодвинулся от стены. Он опустил прядь на столик.

— Идем на Первый огонь, — сказал он.

— Что? Сейчас?

— Да. Это последняя ночь. Это будет зрелище, Мона, фейерверки, жонглеры, танцы… музыка и невероятная еда.

— Я… — я посмотрела на него. Усталость его пропала, глаза горели сдержанным восторгом. — Не знаю, что… ты не устал?

— Я возьму пои, — уговаривал он. — Покручу для тебя. С радостью. Покажу тебе город, почту, где работал, дорогу в свой старый дом. Ты увидишь голосование, Мона. Я смогу проголосовать за сенатора Анслет.

— Разве не ты говорил о несоблюдении субординации пару дней назад?

— Она не приказывала мне это, да? Если Дечапмс так озабочена голосованием, то сенатору Анслет нужны все возможные голоса.

— Люди меня не узнают? Я выделяюсь, — я указала на свою бледную кожу.

— Они будут заняты. И вряд ли кто-то тебя активно ищет здесь. Ты слышала Гриса, здесь даже про Лилу не знаю. Даже если бы они слышали, для всех ты сбежала в Люмен, — он подошел к моему сундуку. — Ты можешь нарядиться в платье с длинными рукавами и в шляпу, что дали тебе Брасью. Ты смешаешься. И тут нет алькоранцев, нет сторожевых псов. Алькоранец только во главе завода, и он ненавидит Первый огонь, как и многие люди каньона. Он не будет рядом с деревней.

Он выпрямился, сжимая платье цвета баклажана с бусинами, расшитое золотом. Что-то отчаянное мелькало в его медовых глазах.

Я должна была отказаться, не пустить и его. Это был большой бессмысленный риск. Нам нужно было покрыть большое расстояние, и он активно греб весь день. Нам нужно было отдохнуть. Ничего хорошего из такой глупой идеи не вышло бы.

И я встала.

— Да, — сказала я. — Мне очень это нравится.

Он ослепительно улыбнулся.

Глава 10

Мы шли по тропе к деревне, моя рука в его руке. Он был невероятно весел, нарядился в изумрудный жилет с золотым поясом. Мы были в масках, которые он нашел в гардеробе дяди. Они были золотыми, как и остальные вокруг, но на его маске были черные блестки, а на моей — лиловые бусины на нижнем крае. Пернатая шляпа была на моих обрезанных волосах, кружево скрывало почти всю прическу. Я скрывалась за маской и шляпой, стараясь не привлекать внимания.

Ро был энергичен, почти до лихорадки, мешок с пои раскачивался на его поясе, и энергия была заразительной. Он оживленно говорил, пока мы шли, указывал на дома друзей детства, тропы к лучшим местам для плавания. Я шагала рядом с ним, задавала вопросы, хотя не стоило соглашаться на эту рискованную прогулку. Мое фиолетовое платье шуршало и развевалось от движения, украшения на нем подпрыгивали от быстрых шагов. Юбка была длинной — наконец-то — ее можно было закрепить к манжете на запястье. Я переживала из-за шеи, вырез открывал горло, и было удивительно пусто без волос, но Ро нашел мне шелковый шарф в доме дяди. Он не подходил платью, зато был изумрудным, как его жилет, и это меня даже радовало. Вся одежда была слишком яркой для меня. Я выглядела так, словно меня наряжали дети, которые не могла договориться о цвете.

Мне было все равно. Особенно, когда Ро повязал мне шарф, улыбаясь.

— Как магнолия в мае, — сказал он, отойдя, чтобы окинуть меня взглядом.

— Шутки при себе, — сказала я.

— Не шутка, леди королева.

Фонари появлялись по пути. Впереди сияние мерцало среди деревьев. Музыка и веселые голоса доносились до нас, а еще запахи пряностей и дыма. Мы присоединились к другим людям на тропе, смеющимся за масками.

— Я знаю этих людей, — тихо сказал Ро мне, когда мы добрались до толпы. — Я узнаю их всех.

— Ро…

— Не переживай, — приободрил он меня, похлопав мою ладонь на его локте. — Я не буду заводить разговор. Иначе мне пришлось бы представить тебя, стало бы неловко. Все хорошо. Я буду анонимен, как ты.

Я сжала его руку.

— Спасибо.

Мы вышли из-за деревьев, и я снова поразилась тому, что все было в огне. Факелы горели на каждом столбе, искры вылетали в воздух. Костры пылали на улицах. Дети бегали вокруг, размахивая палочками с лентами, похожими на ту, что мне дала Анук.

На берегу выступали люди с огнем. Ближе всех к нам была женщина с огненным обручем вокруг ее тела, что двигался по бедрам, рукам, за головой, не останавливаясь. Я очарованно смотрела, но мы не успели подойти ближе, Ро прошел к ближайшей торговке, заинтересовавшись, казалось, ее товарами. Я прошла за ним.

— Приняли решение? — сказала торговка, когда мы встали перед ней.

Я посмотрела на ее товары. Она продавала кремень, и это было странно — Ро он не требовался. Еще и кусочки выглядели одинаково, почти идентично. Я не понимала, как принять решение.

Но Ро не смотрел на кремень.

— Да, — сказал он, посмотрев ей в глаза. Она кивнула, потянулась под стойку и достала флакон масла размером с мой мизинец.

— Веера, — сказала она, вручив ему флакон.

— Спасибо, — он повернулся и пошел со мной прочь с флаконом в кулаке. — Прости, — сказал он. — Забываю все объяснять…

— Тут никому не нужен кремень, — сказала я. — Даже если не все его носят, тут все в огне. Только чужак подойдет к этому лотку купить что-нибудь. Остальные знают, что там продают масло для жаровен.

Он радостно рассмеялся.

— И как мы узнаем, какие правильные?

Я посмотрела на берег реки, где жаровни стояли у каждого человека, выступающего с разными приборами с огнем.

Я кивнула на женщину, танцующую с пылающими металлическими веерами.

— Веера.

— Исключительно верно, — улыбаясь, он пошел к танцовщице с веерами, сжимая мою руку на сгибе его локтя.

Мы подошли к женщине, которая исполняла рядом с двумя жаровнями. Только один человек стоял и смотрел на нее, сжимая что-то, похожее на чернильницу и кисть. Ро отпустил мою руку и подошел с флаконом к жаровням. В мерцающем свете я увидела буквы на каждой.

И. Д.

Ю. А.

Инесс Дечампс и Юлали Анслет.

Оба огня были яркими, было не ясно, кто побеждает. Ро не мешкал, вылил флакон для сенатора Анслет. Он отдал пустой флакон зрителю, и тот спрятал флакон в карман, обмакнул кисть в чернила. Он нарисовал черное пятно на ладони Ро.

— Чтобы не смог проголосовать дважды, — сказала я, когда он подошел.

Он взял меня за руку, склонился, снова улыбаясь.

— Леди королева, вы затмеваете свою репутацию.

— Может, ты не так умен, как думаешь.

— Или я умен, а ты еще умнее.

— Теперь, после голосования, тебе стало лучше?

— Да. Иначе это терзало бы меня, особенно, если сенатор Анслет проиграет, — он посмотрел на что-то за мной, его глаза загорелись за маской. — Ах! Пряный кофе, Мона! — он спешно устроил мою руку у себя на локте и потащил меня к торговцу, роясь в кармане. — Лучшее ночь и не начать!

Он передал пару медяков торговцу, тот спрятал их и помешал содержимое в металлическом графине. Я не смогла сказать Ро, что не люблю кофе. Я не успела подумать, сколько в чашке выпить вежливо, как продавец поднял оранжевую шкурку из миски щипцами и сунул в огонь. Она загорелась синим пламенем.

— О! — сказала я. Ро рассмеялся. Торговец опустил смесь в графин вместе со шкуркой, зажигая все. Он поднял чайник кофе и налил на огненную смесь, а потом разлил результат в две маленькие чашки. Ро взял их и передал одну мне.

— Новое пламя очищает, — сказал он тост, стукнув своей чашкой о мою.

Напиток был сладким, необычным, с оттенком ликера. Я пила мелкими глотками, едва замечая горечь кофе за гвоздикой, корицей и апельсином в карамели. Вскоре я поняла, что не только кофе речной народ поджигал. Ро водил меня от лотка к лотку, радовался от моего удивления каждый раз, когда торговцы зажигали фрукты в ликере или пироги.

Дома я знала, сколько бокалов вина могу позволить. Я знала, сколько могу выпить на пустой желудок, сколько сделает меня слишком болтливой, а от какого количества будет клонить в сон. Я не теряла хватки. Но в этом параде сладостей и ликера не было счета. И вскоре голова приятно загудела, тревоги улетучились.

Когда мы допили кофе, Ро купил нам какой-то коктейль, который загорелся розовым огнем, когда его подожгли. Я держала его в руках, когда мы шли к лотку рядом с мужчиной, крутящим огненный посох. Пока я смотрела на огненные круги в воздухе, Ро принял мешочек из ткани от торговца. Он протянул покупку мне.