Огонь

Всего же у Привратной и Сырой пещер в этот день недосчитались двадцати четырех человек.

Редар без сил ввалился к себе в комнату. Он, как и обещал, зашел к Кире, но девушки дома не оказалось. Да там вообще никого не было. Мать Киры наверняка помогала мастеру ран – она славилась умением унимать самую сильную боль.

А где же сама девушка? Тоже помогает раненым? Но искать ее по многочисленным переходам и туннелям пещерного города не было сил. Юноша почти не беспокоился за нее – так разве, самую малость.

Он знал уже, что у Сырой пещеры едва не случилась катастрофа. В одном месте муравьям удалось расшатать и частично обрушить заграждение. Лишь своевременно подошедшая подмога от Кенгара – опытные, закаленные в драках охотники – сумела отразить натиск врагов. Ни один муравей внутрь пещер так и не прорвался.

Остальные выходы прятались в глубине скал, и насекомые не смогли их отыскать. Да и ничего бы им это не дало – еще накануне все выходы, кроме трех на верхней галерее и Открытом Пятачке, были надежно перекрыты. Мастер Харлен умел не только высекать в камне новые жилища, он еще и знал толк в искусственных обвалах.

Редар поднял с пола скорлупу для воды, потряс. Булькнуло. Значит, немного осталось. Надо бы рану промыть…

В горячке боя он даже не заметил, что муравей исхитрился-таки содрать конвульсивно дергающейся лапой изрядный кусок кожи с правого бока. Кровь уже запеклась, но любой охотник знает: грязь в ране лучше не оставлять. Он содрал коросту, зашипел от боли, потом стиснул зубы и плеснул на рану воды.

– Реди! Ты жив! Ой, ты что…

В комнату набилось сразу столько ребят, что стало тесно: Кира, Ликка, Ремра, еще какая-то девушка – Редар помнил ее смутно, видел пару раз, не больше. Все четверо уставились на кровоточащую рану на его боку и моментально забыли все, что хотели сказать… Первой опомнилась Кира:

– Реди, ты что, ранен? Больно?

Она спросила таким голосом, что было понятно: большего горя на свете не существует. Все, страшнее уже ничего и быть не может.

– Да нет, ободрался немного. Муравей попался несговорчивый, умирать просто так не захотел, ногами размахивал. Вот и задел. А ты где была? Я заходил после… ну… заходил к тебе – никого не было.

– Мы с Вилей помогали у Зубодер… ой, у Кивинары. Там столько раненых! А Виля – ученица мастера ран…

За разговором Редар не забывал про рану. Он тщательно промыл ее, оторвал от старой рубахи полосу, приложил так и этак – неудобно.

– Дай помогу, – вдруг сказала Виля мягким уютным голосом. – У тебя не получится.

Кира тут же встрепенулась.

– Давай вместе.

Когда Редар был перебинтован – рана побаливала, но не сильно, – все четверо прямо-таки вцепились в него: расскажи, как все было. Он как мог отнекивался:

– Ребята, сил нет, давайте завтра, а? Дайте отдохнуть!

– А ты не напрягайся, – ответила за всех Ликка, – ложись, мы сейчас тебе еды какой-нибудь из кладовой притащим. Вот и отдохнешь. А чтобы языком работать – много сил не нужно, – добавила она тоном знатока под общий смех. – Рассказывай!

Ничего не поделаешь, пришлось говорить. Слушали юные пещерники, открыв рты. Кирины глаза попеременно то сияли восхищением – это когда он рассказывал про свои подвиги с пращей или про очередного мураша, принятого на копье, – то тревожно оглядывали Редара в поисках новых ран. Ремра, кроме всего прочего, слушал с некоторой обидой и завистью. Еще бы! Ему в битве так и не довелось поучаствовать. Сначала он таскал камни в галерею Привратной пещеры, после почти весь день просидел в резерве, нервно теребя рукой древко, а к вечеру его послали разбирать кучу муравьиных трупов перед завалом Сырой пещеры. Там он изрядно насмотрелся на шестиногих, но ни одного хотя бы наполовину живого ему так и не попалось…

Наконец друзья разошлись. Юноша уже почти засыпал, как в проходе снова послышались чьи-то шаги. Эту походку он теперь узнавал сразу. Кира!

– Реди, не спишь? Я принесла тебе поесть.

Он уже перекусил сушеным мясом из собственных запасов, но девушку обижать не хотелось. Да и отказываться от угощения, когда слюни текут при одной только мысли о еде… Он приподнялся на локте:

– Чем угощаешь?

– Нет, нет, ты лежи… Ты же у нас раненый. А я, – Кира солнечно улыбнулась, – буду кормить тебя сама.

Редар усмехнулся уголком губ – ну-ну, мол, это что-то новенькое.

Девушка принялась резать мясо тонкими ломтиками. Пустынник наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Кира скинула сандалии, забралась на его лежанку с ногами. Как-то по-детски мелькнули ее голые пятки. Она прислонилась спиной к боку Редара – хорошо, не к раненому – вытянула ноги и повернулась к нему:

– Открой рот, закрой глаза…

Вот еще! С нее станется вместо еды что-нибудь подсунуть. А то и просто поцеловать… Впрочем, это было бы неплохо. Ладно, сделаем так, как она просит.

Сытый, разомлевший от тепла Редар засыпал, глаза слипались, но непослушные губы все пытались растянуться в глупую улыбку – Кира сидела рядом, положив ему на лоб свою узкую прохладную ладошку. Она все никак не могла насмотреться, как он улыбается.

– Реди, – неожиданно спросила она, – а мы никогда-никогда не расстанемся, правда?

«Если меня завтра не убьют», – чуть было не ответил он, но вовремя осекся. Пустыня приучает к смерти, там она в порядке вещей, но у пещерников все по-другому. Ляпнешь что-нибудь в этом роде, а она – в слезы. «Накличешь», – скажет. Глупости! Это же на самом деле так – завтра или послезавтра муравьиные жвалы могут достать и его, вон сегодня сколько народу полегло. Он что, какой-то особенный. И что? Хорош он тогда будет со своими обещаниями…

– Ты что молчишь? – голос Киры дрогнул. – Ведь не расстанемся же!

– Нет, конечно, нет…

– Знаешь, – сказала девушка тихо, – а мне совсем не страшно.

– В смысле? – Редар от такого даже проснулся.

– Не боюсь я этих муравьев, не боюсь завтрашней битвы, вообще ничего не боюсь!

– Почему?

– Потому, что ты рядом, вот почему! Эх, вы, мальчишки! Все-то вам объяснять приходится…

Увы, пустынный охотник так и не понял, что имела в виду девушка. Ведь для защиты города ему придется уйти из своей пещеры к завалам, и она все равно останется одна. А если Кира отправится сражаться рядом с ним – то это как раз лишний риск… Он ненадолго провалился в дремоту, потом снова открыл глаза. Девушка по-прежнему сидела рядом, ежась от пробирающейся в город вечерней прохлады.

– Забирайся под одеяло, замерзнешь, – предложил Редар.

– К тебе, что ли?

– Но я меня нет другого, – пожал плечами охотник. – Или ты собираешься возвращаться к себе?

– Но ведь я не могу оставить тебя, раненого, одного? – удивилась Кира. – Вдруг что-нибудь случится? Вдруг тебе станет хуже?

– Теперь уже не станет, – покачал головой он. – Теперь я только выздоравливать буду.

– Ну, хорошо, – согласилась с его доводами Кира. – Отвернись.

Пустынник не очень понял, зачем это нужно делать, но выполнил ее просьбу. Послышался шорох опадающей на пол ткани, потом дернулось одеяло, и он ощутил мягкий толчок в спину. Девушка, забравшись в постель, повернулась к нему спиной и замерла.

Сквозь повязку молодой человек ощущал тепло, исходящее от обнаженного девичьего тела. Пожалуй, даже не тепло, а жар, как от полуденного солнца. Редар и не подозревал, что вдвоем под одним одеялом может быть настолько горячо.

Вдобавок, у охотника сильно затек бок, на котором он лежал. Некоторое время юноша боролся с болью, потом откинулся на спину. Левая рука его случайно попала девушке на бедро. Кира ощутимо вздрогнула, но ничего не сказала. Пустынник тоже не торопился убрать руку, ощущая под ладонью мягкую сухую кожу, и то, как от нее исходит какое-то странное, непривычное тепло – невероятно приятное, но настолько обжигающее, что все тело бросает то в жар, то в холод, сердце бьется, словно он полдня улепетывал от черного скорпиона, а низ живота скручивает болью, одновременно и острой, и томительной, и сладостной.

Его неожиданно передернуло, он убрал с Киры руку, повернулся на левый бок, сильно изогнувшись, чтобы одеревеневшая плоть не упиралась девушке в спину, но при этом как-то само собой получилось, что правая его ладонь оказалась все на том же месте – у нее на бедре.

Гостья затаила дыхание, не шевелясь и ничего не говоря. Редар тоже замер, чтобы случайно не разбудить ее, не обидеть неловким движением или поступком. Он только провел рукой снизу вверх по ее боку, отчего Кира неожиданно изогнулась почти так же круто, как он.

Ладонь скользнула вперед, оказавшись у нее на груди, и охотник явственно ощутил пальцами упругий выступ соска. Девушка застонала, словно он причинил ей боль, – но тут его тело внезапно вырвалось из повиновения разума и сделало несколько резких толчков бедрами вперед, а с губ сорвался жалобный стон. По лицу скользнули жесткие волосы, он ощутил под губами ее ухо, тихонько сжал его губами, борясь с неожиданным желанием сжать свою гостью со всей силы, смять, подломить, изничтожить, как загораживающие дорогу заросли колючего кустарника. И он действительно стиснул ее за плечи, но Кира не закричала от боли, а наоборот, откинулась на спину, метнулась навстречу, покрывая поцелуями его лицо. Девушка так же сильно стискивала его, прижимала к себе, а тело ее, словно сведенное судорогой, выгибалось, опираясь на постель только пятками и плечами, а бедрами рвясь куда-то в высоту. Казалось, она пытается разорваться, оставив верхнюю часть тела у него в объятиях, а нижней – подняться в небеса, умчаться прочь. Она билась, как линяющая саранча, застрявшая в своем старом покрове и всеми силами рвущаяся наружу, в новое будущее.

Редар, еще сохранявший остатки разума, попытался удержать ее. Он опустил руку к низу ее живота, накрыв ладонью растущие там волосы, с удивлением почувствовал там горячую влагу. Кира громко закричала, снова забившись в судорогах. Она падала спиной на постель, потом вновь выгибалась, пытаясь столкнуть удерживающую ее руку, мотала головой из стороны в сторону и тяжело дышала, окончательно потеряв рассудок.

Охотник навалился на нее сверху всем телом, обнимая руками за плечи, а бедрами прижимаясь к бедрам – но его тело тоже заразилось исходящей от девушки сладостной и страшной болезнью.

Он снова с силой рванулся бедрами вперед и почувствовал, как плоть его, словно прорвавшийся сквозь пелену черных туч поток дождя, неожиданно устремилась вперед, оказавшись в обжигающе горячем и влажном, но нестерпимо желанном месте.

Кира тонко вскрикнула, вцепилась в его плечи ногтями, раздирая их в кровь – но тут уже Редар не мог больше ничего с собой поделать, продолжая раз за разом наносить удары своей окаменевшей плотью в открывшиеся перед ним врата.

Девушка больше не кричала. Она округлила глаза, широко распахнула рот и тяжело дышала, при этом запустив пальцы Редару в волосы и с неожиданной силой удерживая его голову прямо перед собой. Тело ее рвалось навстречу ударам охотника, иногда попадая в такт, иногда срываясь в собственный ритм, и тогда Кира с болезненным стоном прижимала пустынника лицом к своей шее.

– А-а-а! – Редар окончательно потерял контроль над своим телом, над эмоциями, желаниями, поступками, ломился в подругу со всей силой, на которую только был способен, нисколько не соизмеряя это с тем, что его ночная гостья – слабая девушка.

Внезапно внизу живота возникло еще более жесткое напряжение, которое внезапно разорвалось неизъяснимым наслаждением.

Странное бешенство мгновенно исчезло, сменившись мгновенной слабостью. Некоторое время он лежал, совершенно обессилев, прямо на Кире. Потом, сделав над собой немалое усилие, скатился набок и лег рядом.

Прошло немало томительных мгновений, прежде чем измученная девушка тоже смогла шевельнуться, негромко закашлялась. Охотник думал, что сейчас, собравшись силами, она обрушится на него со словами ненависти, что без жалости отругает за жестокий и бессмысленный поступок, но Кира, повернув к нему голову, неожиданно мягко улыбнулась:

– Редар… Как хорошо с тобой…

Охотник удивленно приоткрыл рот, но тут же вспомнил, как хорошо в этом безумии было ему самому, поэтому ничего не сказал, а просто нащупал ее ладонь и крепко зажал в своей. Девушка ответила несильным пожатием, снова улыбнулась.

– Наконец-то мы вместе, Редар. Я уж думала, этого никогда не случится. Думала, тебе нравится другая.

– Лучше тебя нет никого в целом свете, – искренне ответил охотник.

Кира повернулась на бок, подперев голову рукой, и выражение на ее лице неожиданно сменилось ужасом:

– Редар, да ведь ты же ранен! Какая я глупая! Наверное, тебе было ужасно больно?!

– Больно? – удивился охотник, прислушиваясь к своим ощущениям. – Нет… Ты знаешь, нет. Мне наоборот, стало намного легче.

– Правда? Ты не обманываешь? – Кира протянула руку и погладила его по груди, по пропитавшимся кровью тряпкам. – Ты в этом совершенно уверен?

– Да, боль почти совсем отпустила.

И Редар сделал то, чего никогда и в мыслях не мог допустить? Он погладил кончиками пальцев ее розовый, призывно выступающий вперед сосок, потом накрыл ладонью всю грудь. Девушка никак не противилась его смелым действиям, прикрыв глаза и как бы прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Охотник отпустил грудь, погладил ее плечи, шею, снова прикоснулся к небольшой упругой груди, скользнул рукой по боку, по бедру, по ноге, дотянувшись до самого колена – и снова вернулся к груди, завораживающей его одним своим существованием.

– Кира, ты знаешь… Ты очень, ты невероятно красивая. Ты самая прекрасная во всем мире!

Девушка немного приподняла левую ногу, и Редар не смог удержаться от того, чтобы не потрогать растущие у нее внизу живота темные густые волосы, проникнуть сквозь кудри своими пальцами. Кира опять тяжело задышала – а он, ощутив под пальцами горячую влагу, ласково погладил ее, заставив гостью тряхнуть головой, потом слегка нажал, проникая внутрь тела.

Кира жалобно стонала, крутила головой, кусала губы, иногда мелко вздрагивала, и охотник никак не мог понять: причиняет он ей нестерпимую боль или доставляет столь же сильное наслаждение. Однако она никак – ни словом, ни жестом – не пыталась остановить его, а потому Редар продолжал свои ласки.

Ему казалось немного странным то, что он находится внутри самой прекрасной девушки города, и она полностью согласна с его действиями, полностью, без остатка, отдается его власти и желаниям, в чем бы они ни заключались.

Плоть пустынника снова напряглась, и он, теперь уже с полной ясностью представляя смысл своих поступков, опрокинул Киру на спину, слегка раздвинул ей ноги и проник внутрь ее тела.

Бедра девушки рванулись навстречу, а ее руки сомкнулись у него за спиной:

– Да, Редар, еще, еще! – зашептала она. – Сильнее, Редар, сильнее, желанный мой, еще, еще!

Охотник осознал, как внутри него снова нарождается уже знакомое напряжение, означающее скорое прекращение столь приятной телесной близости, он попытался ослабить свои удары, замедлить их, но тут уже девушка схватила его за бедра и сильными рывками заставила продолжить так, как хотелось именно ей. И снова его тело полыхнуло от невыразимого наслаждения, от ощущения полного, всеобъемлющего счастья, а потом навалилась слабость.

Проснулся от острой боли в пораненном боку. Заворочался, пытаясь принять более удобную позу, нащупал рядом посапывающую спиной к нему девушку. В голове моментально вспыхнуло воспоминание того, что произошло вечером.

Охотник придвинулся, погладил Киру по боку, скользнул рукой вперед, нащупал ее грудь.

– Ну, что ты, Редар? – сонно откликнулась девушка. – Поздно…

– Болит… – пожаловался юноша.

– Бедный мой… – Она закинула руку себе за спину, нащупала его волосы и запустила в них проворные пальцы. – Что же делать?..

Редар опустил руку ниже, тоже проникнув пальцами в короткие густые кудри.

– Редар-Редар, – вздохнула она. – Где же ты раньше был? Ты хоть понимаешь, как много мы потеряли? Вместо ответа он стал целовать ей сзади шею, плечи, спину, а пальцами опять проник внутрь.

– Ой! – испуганно вскрикнула Кира и резко дернула бедрами назад. Как раз туда, где уже успела напрячься плоть юноши.

Он легко вошел в нее, но в этот раз уже не позволил гостье превращать близость в стремительную гонку. Он двигался не торопясь, замедляя свои движения, когда понимал, что внутри нарастает неодолимое напряжение, и ускоряя толчки, когда оно притихало. Он ласкал ее грудь, целовал плечи, шею, покусывал мочку уха.

Кира быстро сдалась и теперь полностью отдалась его воле, жалобно постанывая и подлаживаясь всем телом под его ритм, иногда она поворачивала голову и пыталась поймать губами его губы. Редар тянул мгновения близости сколько мог, но внезапно его тело в очередной раз за эту ночь взбунтовалось, вопреки его воле сорвалось на стремительные удары и – полыхнуло наслаждением.

– Ну как, тебе стало легче, мой хороший? – на губах Киры заиграла ехидная улыбка.

– Можешь смеяться сколько хочешь, – с наслаждением вытянулся во весь рост Редар. – Но сейчас у меня снова ничего не болит.

– А знахарка, дурочка, травами всех лечит, – еще шире улыбнулась Кира. – Надо обязательно ей рассказать, что есть более простой и приятный способ.

– Нет, – замотал головой охотник. – Если знахарка, то пусть лучше болит.

– Редар, милый мой, – рассмеялась девушка. – Нет, лечить тебя я не доверю больше никому и никогда. Я стану делать это только сама.

Она придвинулась и крепко его поцеловала.

– Только сама!

– Я согласен, – кивнул юноша. – Мне не нужен больше ни один лекарь, кроме тебя…

– Вот и хорошо, – Кира обняла его и прикрыла глаза. – Давай тогда спать. Но если тебе станет хуже… ты меня обязательно разбуди…

Странное Жилище. Голые, безжизненные скалы, почти нет пищи, что понадобилось тут этим мягкотелым? Он недоумевал. Бессмысленный выбор. Может, это Жилище бродячих двуногих, которые из-за примитивности своего разума не смогли выбрать место для дома получше? Почему ж тогда они так сопротивляются? Что ими движет?

Нет, нельзя отступать, решил он. Нужно взломать их бесполезное сопротивление, уничтожить до последнего существа и обыскать скалы. Если внутри найдется какой-нибудь источник пищи, то для контроля над этой местностью можно будет подселить сюда Младшую Семью.

Проснувшись утром, юноша осторожно, чтобы не потревожить Киру, снял со своей шеи ее руку, выскользнул из-под одеяла. Девушка вздыхала во сне, ночью с ее ног сполз краешек одеяла, и они замерзли. Кира так трогательно поджимала под себя свои тонкие босые ножки, пыталась спрятать одну под другой, что Редар чуть не расхохотался. Бедняжка! Он получше накрыл ее одеялом и пошел умываться к Белому проходу.

К завалу он пришел самым первым. Солнце еще даже не взошло – но день пустынника начинается еще до восхода, с солнцем надо выходить в пески. От старых привычек Редар так и не избавился. На гребне зевали пятеро бывших дозорных. С ними охотник был мало знаком, поприветствовал кивком, прислонился к стене на то же место, что и вчера. Пламя сторожевого костра отвлекало от мыслей, Редар просто бездумно смотрел на живой огонь.

За ночь натаскали новых зарядов для пращи, поднесли копий. Наверху, в галерее, тоже то и дело что-то громыхало – похоже, для муравьев заготовлено немало полновесных сюрпризов. Еще вчера кто-то из смекалистых защитников придумал сдирать хитин с мертвых муравьев, обтачивать его о камни и делать себе страшные на вид, но довольно удобные и прочные щиты – пяток таких лежал сейчас у самой стены. Редар решил, что непременно тоже сделает себе нечто подобное.

Вдруг в глубине пещерного города звонко разнеслись тревожные удары.

– О! – сказал один из дозорных. – Било! Побудка. Ну, значит, скоро начнется…

Постепенно к заграждению стали подтягиваться и другие бойцы. Все уважительно здоровались с Редаром – своим вчерашним поведением в битве он, оказывается, заслужил немалое уважение охотников. Одним из первых его хлопнул по плечу Аваллит:

– Э-хой, пустынник! Как ночь, отдохнул или… – он едва заметно подмигнул. – Ладно, ладно. Ваше дело молодое. Ну что, как думаешь, покажем сегодня шестиногим?

Редар улыбнулся:

– Думаю, покажем!

Аваллит присел рядом, положил копье поперек колен. Потом неожиданно помрачнел, сказал угрюмо:

– Я вчера к Умаду зашел, проведать…

– Как он?

– Он-то ничего, выкарабкается. На следующий дождь танцевать будет. Но знаешь что, парень, посмотрел я на пещеру Кивинары, и стало мне нехорошо. Столько искалеченных! Кто без ноги, а то и двух, кто руки по локоть лишился… И это все охотники, разведчики. Я и подумал: вот мы все поляжем завтра, а кто город-то кормить будет?

И, правда. Редар о таком даже не думал. Вчера потеряли лучших охотников – если и не погибли, то стали навсегда калеками. Да даже если и не стали! Как тот же Умаду. Все равно на какое-то время в пустыню ему пусть заказан: хромой он там и до полудня не проживет. Кто же пойдет на охоту?

Аваллит продолжал:

– На первое время запасов хватит – кладовые, хвала нашей предусмотрительной Правительнице, полны. А дальше. Тропу эти рыжие твари перегородили, из пустыни к нам никто не придет. Да и им, наверняка, не до мены сейчас. Через луну-две что есть-то будем?

В голове у Редара крутилась какая-то мысль, но прежде, чем он успел ее поймать, один из дозорных на гребне внезапно закричал:

– Дым!

И началось. Во второй раз муравьи лезли на штурм заграждений уже не такими плотными рядами. То ли резервы у них поиссякли, то ли просто учли вчерашние ошибки. Ведь плотные скопления – лучшая цель для каменных громадин с верхней, недоступной шестиногим галереи, причем цель такая, что и особенно выбирать не надо. Впрочем, на узкой площадке перед Привратной пещерой муравьям все равно приходилось сбиваться вместе, строить живые пирамиды. Тут-то и летели сверху здоровенные булыжники с убийственной точностью. Пращники не отставали, воздух просто стонал от десятков пронзающих его зарядов. Шестиногие валились целыми рядами.

Бывало, подраненные насекомые начинали биться, кататься из стороны в сторону, вносили неразбериху в рыжие хитиновые шеренги. Порядок нарушался, муравьи скучивались, и – на галерее не зевали – точно в этот клубок живых тел падал, круша все вокруг, очередной камень.

Опробовали и новое оружие. Его подсказал один из стариков-сказителей, знаток древних легенд. Кипяток! «Железных котлов», о которых говорилось в старой легенде об Иваре, в пещерах, естественно, не было. Да и вообще, железо было штукой таинственной, во многом легендарной, в Угрюмых скалах не было не единой вещи из этого материала. Но суп здесь готовить умели, как и сотни лет назад. В большом камне аккуратно выбивали впадину, заливали водой, потом добавляли мясо, травы, а дальше разогревали на огне чистые плоские камни, пока не раскалятся, и бросали их в суп. Через короткое время вода закипала, и суп был готов.

Так же получили и легендарный кипяток, только камень и впадину пришлось сделать побольше. А потом защитники черпали из впадины пузыристую, исходящую паром, воду. Лучше всего для этого подходили скорлупы от яиц гигантской сколопендры – большие, с голову человека, да и скорлупа крепкая, выдержит и бурлящий кипяток.

И на муравьиные отряды полились блистающие на солнце потоки. Кипяток оказался страшным оружием. Покалеченные, ошпаренные муравьи с набухшими волдырями вместо глаз, обезумев от боли, рванулись назад. Некоторые размозжили голову о скалы, большинство просто переломало ноги на рытвинах и камнях. Снизу потянуло вкусным ароматом свежесваренного мяса.

Снова, как вчера, копья вступили в бой сами последними, но было видно, что муравьиная атака уже выдыхается, хотя до конца дня оставалось еще немало времени. Пригодились и щиты – муравьиные жвалы лишь тщетно скребли по мертвому хитину, бессильные пробить его.

– Держимся, а? – скалил зубы Аваллит.

Редар кивнул, примерился, и меткая праща на-чисто срезала щупик показавшемуся из-за гребня шестиногому.

– А-а-а, зверюга, что, мало? – зарычал охотник и обрушил на муравья сильнейший удар. Пригвожденный к скале, тот еще пытался шевелиться, но Аваллит провернул копье, вытащил и ударил снова – теперь точнее. Редар чуть не зазевался, наблюдая за ним – обернулся на шорох. Солнечный зайчик прыгнул с хитиновой брони в глаза, но руки все сделали сами. Острие точно под жвалы, поднять – тварь беспомощно сучит ногами – и отбросить. Тут подоспел разъяренный Аваллит, вспорол одним слитным движением мягкое подбрюшье. На камень хлынули внутренности.

– Фу, ну и мерзость!

Охотник ногой сбросил муравьиные кишки вниз, вслед за их бывшим обладателем. Вдруг снизу вынырнула новая бестия, щелкнула жвалами, цепко ухватила Аваллита. Он вскрикнул, упал:

– Редар!

Не раздумывая, парень бросился на помощь. Точный удар в затылок – муравей замер, конвульсивно вздрогнул, затих. Но, уже мертвый, он под собственным весом все равно продолжал сползать вниз, сжав челюсти в последней судороге. Пустынник быстро вставил между жвалами древко копья и, как рычагом, разомкнул их.

Отцовское копье треснуло, но выдержало. Шестиногий полетел вниз, на головы сородичей, а Аваллит шумно перевел дух:

– А-а-а! Спасибо, парень… Если бы не ты – смертуха бы мне настала.

Редар кивнул, мельком глянул на свое копье и обмер – трещина змеилась вдоль всего древка. Память об отце…

Он свесился вниз, крикнул что было сил:

– Копье!

Паренек из подающих тут же протянул ему оружие. Тоже крепкое, удобное, привычно тяжелое, но это было не то. Старое, отцовское Редар пока осторожно положил за камнем – пусть подождет.

Его войска несли слишком большие потери. Даже слишком. Конечно, запас яиц велик, армию можно дополнить в любой момент, стоит только отдать приказ, но… надо ли. Почему эти мягкотелые так яростно защищаются? Что у них там, внутри? Может, сам Великий Восьминог-Повелитель? Не похоже… В умах допрошенный им людей четко присутствовал образ Большой Воды, на берегу которой стоит Жилище Повелителя. А где вода в этих безжизненных серых скалах? Скорее всего, в глубине пещер просто прячутся несколько младших разумов, черных восьминогов. Они-то и командуют мягкотелыми. Просто так до них не добраться, сначала придется убить всех двуногих. А это – новые потери.

И он решил применить другую тактику, уже опробованную. Надо осадить Жилище в скалах, не давать им выйти наружу, не давать запасаться пищей. Тогда через какое-то время внутри не останется ни одного боеспособного защитника. Некому будет сопротивляться его армии. И он снова победит.

Опять муравьи отступили как-то все сразу, будто по команде: только что лезли на завалы – и вдруг развернулись, побежали назад. Усталые люди разразились радостными криками.

Вот и второй штурм отбит. Не такой яростный, как накануне, он говорил о том, что силы шестиногих не бесконечны. Может, будет передышка? Время покажет.

Ночь прошла спокойно, а наутро воины зря простояли на заграждениях почти до полудня – работы копьям сегодня так и не нашлось. Новый штурм не начался. Похоже, шестиногие отступили, но надолго ли?

Айрис оставила на завалах стражу, Салестер разместил на открытых скальных площадках дозоры. Пещерный город затаился, но был готов к худшему. Вечером Правительница вызвала к себе всех мастеров. Редар сидел в своей комнате, пытался приладить к сломанному копью новое древко. Получалось не очень хорошо. Он подумал, что придется, видно, обращаться за помощью к мастеру Игнару.

Без стука, взметнув покрывало, в пещеру влетел Ремра. Хотя то, что для него обозначало «влетел» – для кого-то другого значило бы просто «спокойно вошел». Но парень выглядел запыхавшимся.

– Редар, пошли скорее, тебя Правительница зовет!

– Что-то случилось?

– Случилось. Муравьи никуда не уходили! Они просто окружили скалы и ждут. Никому не выйти теперь! Ликка говорит, что мы все тут с голода подохнем!

В Приемной пещере было много людей. Кенгар, Римал с перевязанным предплечьем, естественно, Салестер, мастера Ован и Харлен, даже усталая и измученная Кивинара.

Еще в прошлый раз Редар подумал, что был поначалу к Айрис несправедлив. Конечно, он умела управлять людьми, властная, сильная духом, когда надо жестокая, но она руководила одна. Или, если быть точным, поначалу ему так показалось. У себя на Солончаке он привык к другому. Был общий, единый для всех свод законов – пустынный уклад, нарушить который считалось тягчайшим преступлением. Если же требовалось что-либо изменить в нем или разрешить спор (обычно из-за охотничьей территории), то со всей округи под старым высохшим деревом собирались наиболее пожилые и уважаемые люди – старейшины. Они и принимали решение.

Айрис же руководила в одиночку, и Редару сначала это очень не понравилось. Потом он понял, что прежде, чем что-либо решать, Правительница выслушивает мнения опытных людей, обычно мастеров, советуется с ними, и только потом приказывает.

Ремра идти в Приемную пещеру испугался, так что пустынник вошел один. Айрис сразу же повернулась к нему:

– Редар, несмотря на твой возраст, ты успел показать себя опытным бойцом и прекрасным разведчиком. Кроме того, ты сейчас в городе единственный, родившийся в песках. А нам еще предстоит немало испытаний, в том числе и в пустыне. Я хочу, чтобы ты помогал мне своими знаниями. Ты будешь кем-то вроде, – она усмехнулась, – мастера пустыни!

Юноша ошеломленно моргнул. Он – мастер?! В восемнадцать дождей! Ничего себе… В голове крутилась лишь одна мысль: интересно, а девчонки подслушивают?

– Готов служить тебе, Правительница! – Эту фразу Редар слышал в легендах.

Все рассмеялись. Нечто вроде такого сказал в свое время Лот Верный Ивару Сильному. Клятва верности древних времен.

Кенгар опустил руку Редару на плечо.

– Клянусь песками, верный выбор, Правительница! Этот парень нас всех еще удивит!

Юноша ответил вполголоса, тихо, чтобы не слышала Айрис:

– Спасибо, мастер. Скажи, правда, что муравьи осадили скалы? Что никого не выпускают наружу?

Но Кенгар неожиданно ответил в полный голос:

– Ха! Что, опять Ликка уже все знает! Слышишь, Правительница, то, что мы тут только собрались обсудить, давно уже известно всему городу!

Айрис улыбнулась, но глаза ее остались суровыми.

– От них никуда не денешься! В любую щель пролезут!

– А на самом деле, – продолжил Кенгар, – было вот что. Мы еще с утра решили послать в пески охотничий отряд. А то кладовые-то не бездонные. Когда-нибудь исчерпаются. Тем более что пустынники пока к нам вряд ли смогут ходить…

– Мне сегодня то же самое Аваллит говорил.

– Вот-вот. Охотники всю проблему первыми схватывают. Так я послал троих. Они вышли через верхнюю галерею, обогнули Укушенную скалу, спустились вниз и тут же наткнулись на муравьев.

– И что?

– Ничего, отбились, одного парня в руку подранили, но шестиногих всех положили. Думали, все – путь свободен. А нет, смотрят, еще рыжих набежало, целая толпа. Какая-то связь у них между собой есть, что ли? Пришлось отступить… Потом еще двое ходили – та же картина: стоило им только спуститься со скал, как сразу со всех сторон сбегались рыжие.

– Вот так. Мы в осаде. – Правительница Айрис обвела всех взглядом. – Вода у нас есть, дожди только начались, источник еще лун пять точно не пересохнет. А муравьям до него вовек не добраться, исток в скальных ледниках. А вот с пищей дела обстоят намного хуже. Я просила Римала подсчитать наши запасы. Что скажешь, мастер охоты? Римал почесал плечо под повязкой, ответил неторопливо:

– Немного, Правительница. Сушь кончилась, добычи в песках вот-вот должно было стать больше, и мы не делали серьезных запасов. На осаду мы, естественно, не рассчитывали. Пищи немного. Если вычесть тех, кто погиб вчера и сегодня, если предельно сократить норму, то максимум дней на двадцать.

– Вот такое положение, мастера. Что будем делать?

Все молчали. Чувствовалось, что невеселые вести прямо-таки придавили людей. Никто не решался заговорить первым. Редар знал ответ, но все как-то стеснялся высказать его. Ему все казалось, что он тогда будто пролезет впереди всех, словно выскочка, старающийся выслужиться. Все же он решился:

– Надо выходить и возвращаться, когда шестиногие спят. И обходить их стоянку. Незадолго до рассвета, например, охотники покидают пещеры, проводят весь день в песках, глубоко в пустыне, а ночью, после захода солнца возвращаются обратно.

Первым отреагировал Салестер:

– Неплохо придумано, парень, клянусь мертвыми песками!

Весть об уничтожении поселка Ют привела Младшего Повелителя Фефна в ярость. Он почти не сдерживал своих чувств, гнев и раздражение так и выплескивались из него. Ная даже начала опасаться за служительниц. Они и полдня не могли выдержать рядом с Повелителем – буря его эмоций едва не убивала их. Нае пришлось даже организовывать смены: до полудня дежурили одни девушки, а с полудня до заката – другие. И все равно служительницы то и дело падали в обморок, у них шла кровь из носа, а потом еще несколько дней не унималась головная боль, сколько ни старались знахари-врачеватели.

Вечером прошедшего дня в комнату Наи в слезах прибежала Лези:

– Я так больше не могу! Я этого не вынесу! Повелитель… Он… – Рыдания душили юную служительницу. – Всякий раз, когда он ко мне обращается, словно удар грома ударяет меня в голову! Ная! Пожалуйста! Я не хочу больше прислуживать Повелителю, отправь меня, куда хочешь – чесать шелк, носить воду, пасти этих противных, скользких мокриц, только не к нему!

Ее с трудом удалось уговорить. Нае даже пришлось прибегнуть к угрозам. Дело в том, что больная мать Лези не могла больше работать, а по распоряжению Повелителя бесполезных слуг, пожилых или увечных, обычно убивали. Если, конечно, они не были ценны своим опытом, своими советами. Но что такого нового могла поведать пожилая ткачиха, всю свою жизнь горбатившаяся над мотками паучьего шелка? Лишь положение Лези спасало ее от смерти. Служительницы пользовались у Повелителя определенными привилегиями, и Фефн лично разрешил оставить мать Лези в живых, благо девушка получала достаточно еды, чтобы кормить и ее.

Угроза подействовала. Слезы Лези мгновенно высохли, она яростно мазнула по Управительнице взглядом и выбежала из комнаты. Ная вздохнула: только что еще один человек возненавидел ее навсегда. Конечно, она никогда бы ничего подобного не сделала, наоборот защищала бы старую Кириан перед Фефном, но не объяснишь же этого молодой девчонке! Не дело Управительнице оправдываться перед слугами, иначе перестанут слушаться. Впрочем, какое это имеет значение? Главное – благополучие Повелителя.

А он отнюдь не собирался успокаиваться. Дозоры и гонцы из дальних поселений приносили нерадостные новости. То тут, то там стали бесследно исчезать люди: рыбаки, лесорубы, охотники. Иногда, спустя много дней, пропавших людей все же удавалось найти, точнее их останки. Управители Левеса и Валега запретили своим слугам отходить далеко от стен поселка, гоняли по окрестным лесам и оврагам всех охранных бураков, но исчезновения не прекратились.

Тогда они запросили подмоги. Хишшут, Управитель Левеса, в послании, вложенном в голову гонца, прозрачно намекал, что в этот раз, без должной поддержки Младшего Повелителя, он не соберет в верховьях Ителеи ни одной икринки. Трое рыбаков уже исчезли, на месте стоянки бураки наткнулись на пару треснутых человеческих костей, обглоданных кем-то из лесных хищников, да пятна засохшей крови на листьях.

Посылать ловцов под охраной бураков? А кто тогда останется защищать поселок? Судьба Юта была слишком свежа в памяти…

Младший Повелитель отослал в Левес подмогу: десять бурых пауков и двоих смертоносцев на шарах. Но через день подкрепления запросил Валег: там недалеко от поселения заметили бурную активность шестиногих, и Фефну снова пришлось распылять свои силы.

Тогда он приказал каждое утро поднимать в небо на патрулирование все исправные шары, чтобы найти муравьев, выследить и уничтожить.

Мастер полетов Калем принимал у себя Наю почти каждый лень, прекрасно отдавая себе отчет в том, зачем она здесь. Младший Повелитель требует отчета, хочет знать, как идут дела – вот и посылает Управительницу. Калем объяснял ей:

– Мои подмастерья выбиваются из сил, работают по ночам. Люди сделаны не из камня. Скоро они начнут делать ошибки, а в нашей работе это грозит обернуться смертью.

Ная улыбнулась:

– Я давно тебя знаю, мастер Калем. Ты начинаешь жаловаться и предостерегать только, когда хочешь что-нибудь попросить. Что же на этот раз?

– Скажи Повелителю, Управительница, пусть даст еще людей. Иначе я не могу ничего обещать. Никакие наказания не заставят усталого мальчика со слипающимися глазами разглядеть на оболочке мельчайшую дырочку!

– Сколько же тебе нужно людей, мастер?

– Сорок, – не задумываясь, ответил он.

– Так много?

– Считай сама. Надо разводить новых порифидов? Вшивать их в паутину? Латать поврежденные шары? Сорок, не меньше. И лучше пусть половина будет из ткачей, чтобы умели работать с шелком – это дело тонкое, не для грубых рук, привыкших к лопате! А то знаю я: пока плоды гнерр еще не созрели, Повелитель с легкой душой пришлет мне собирателей урожая. И что я буду делать с ними? Кроме мозолей на руках, у них еще и мозоли на разуме – больших примитивов я не встречал в жизни! И им я должен доверить тончайшую работу по раскройке шелка для новых шаров! Никогда!

Фефн дал мастеру полетов две дюжины ткачей, а в помощь, для грубой работы – всех колесничих.

Все равно в ближайшее время ни Ная, ни сам Младший Повелитель не собирались покидать город.

Старый Калем поворчал, но в душе обрадовался и этому. Он не рассчитывал и на пятнадцать, да, видать, крепко понадобились Повелителю небесные летуны. Зато недовольными остались немногие оставшиеся при старой работе ткачи. Они ворчали:

– Летать, летать! А после дождей в чем ходить будем, а? Новые накидки да плащи шить-то некому, нас на всех не хватит.

– Ага, а спросят потом с нас. Почему накидок мало? Кушаете плохо? Может, надо еще меньше, чтобы побыстрее поворачивались?

Но даже после этих мер шаров все равно не хватало катастрофически. Перекрыть весь юго-запад сплошной сетью дозоров не получалось. А муравьи продолжали красть людей, счет пошел уже на десятки. Пришлось снять половину патрулей с юга, где они были поставлены следить за пустыней – не крадется ли по пескам, озираясь, беглый двуногий слуга? Слежка пока могла и подождать – пока не до этого. Пусть бегут, если жить надоело. Там-то, в песках, муравьи их и поджидают…

Все равно мало. Слишком мало. Да еще совершенно некстати начались дожди – дозорам приходилось целыми днями отсиживаться на земле, пережидать ненастье. Намокшие шары трудно было сушить. Да и сразу после дождя летать оказалось тяжело: густой, как намокший шелк паутины, воздух удерживал шар, не давал развить хорошую скорость даже при попутном ветре.

А еще Младшему Повелителю требовался хотя бы один пленный муравей. Сообщение единственного выжившего смертоносца после битвы у Юта о том, что проверенное веками безотказное ментальное оружие пауков не действует, прозвучало как гром среди ясного неба! Срочно следовало проверить, изучить мозг хотя бы одного шестиногого. Все выяснить и найти в нем слабое, уязвимое место.

На рыжих не действуют волны паники? Почему? Может, они вообще не испытывают страха? И это чувство им просто не знакомо. Значит, надо узнать, чем вообще можно сломить волю рыжих врагов: голодом, болью, наслаждением… неважно чем! Главное – найти эту уязвимую струну в их разумах. И тогда месть за унизительное поражение у Юта не замедлит последовать.

Дозорам был отдан приказ: не пропускать ни одного муравья, брать в плен живыми и срочно везти в Акмол.

Бураки не подкачали. На исходе второго дня, заметив с высоты пробирающийся через дюны небольшой муравьиный отряд, бойцовые пауки опустили шары впереди и позади него, зажав шестиногих в клещи. Рыжие пытались сопротивляться, но справиться с могучими бойцовыми пауками им было не под силу, пятерых бураки уложили на месте, одного, парализовав ядом, замотали в паутину. И к закату дня с попутным ветром в Акмол примчалась связка из двух шаров. На ней восседал Фахиш, старый опытный бойцовый бурак. Между его лап покоился плотный увесистый кокон. Внутри слабо шевелился плененный шестиногий.

Удача! Младший Повелитель не замедлил войти в мозг муравья… и поразился его ограниченности. Выходило так, что соображать самостоятельно это насекомое вообще способно не было, а могло лишь бездумно повиноваться приказам. Инстинкты его были просты и примитивны: своего – защити, Жилище – охраняй, чужого – убей.

Шестиногий был предназначен только для одного – для битвы, ничего больше он не умел. Лишь опрокидывать врага ударом мощной хитиновой груди, сбивать с ног, рвать на части мощными жвалами. Муравей даже не умел самостоятельно принимать пищу. В мозгу у Младшего Повелителя отчетливо отпечаталась поразительная картина: другой шестиногий, немного не похожий на солдата, видимо рабочий, несет ему корм, аккуратно передает капельку меда.

Фефн был изумлен: если бы шестиногий остался в пустыне один, то он не смог бы прокормить себя и попросту умер бы голодной смертью! Он даже охотиться не умел! Только убивать – все в нем было подчинено этой задаче.

Становилось понятно, почему на муравьев не действовали волны паники и убийственные ментальные плети смертоносцев: рыжие просто не замечали их. Куцые рассудки шестиногих были слишком просты.

Но Младшему Повелителю все же удалось найти слабину в мозгу муравья – тот бездумно подчинялся любым приказаниям. И стоило Фефну мысленно повелеть шестиногому: «Умри!» – как ноги у того подломились, он упал, словно сброшенный кокон, и больше не шевелился. Правда, мощь ментального приказа пришлось несколько раз усиливать. Волна получилась довольно сильной и вышла из-под контроля Фефна: в поле ее действия попал совершенно случайно проходивший недалеко от дома Младшего Повелителя Керел, помощник мастера деревьев. Каменная стена нисколько не смогла ослабить ментальный удар – человек скончался мгновенно, словно кто-то разом выдернул из него жизнь.

Решение было найдено. Фефн усилил все поселения несколькими смертоносцами – мысленной мощи одних только бураков было бы явно недостаточно. И все же это было не лучшее средство. Младший Повелитель прекрасно понимал, что такое оружие – обоюдоострое, может и против своих же двуногих обернуться. Одиночных муравьев теперь можно было выследить с шаров и уничтожить, просто приказав умереть, но что делать, если рыжие бестии снова нападут на какой-нибудь поселок? Один подобный удар – и внутри не останется защитников, весь поселок моментально обернется большим могильником.

Ничего не поделаешь – придется вооружать и обучать двуногих. Это было очень опасно, особенно учитывая местную «специфику», но ничего не оставалось. Шестеро бураков и сотня рабов с примитивным оружием все же сильнее, чем просто шестерка бойцовых пауков. Фефн приказал отыскать среди слуг бывших охотников пустыни. Обычно это были самые забитые и бесправные двуногие, но теперь их опыт и умение сделались важнее старых обид. Пусть учат своих сородичей владеть копьем, а чтоб не помнили прошлого, Младший Повелитель приказал назначить их мастерами воины, дать такие же привилегии, как и остальным умельцам, переселить из затхлых подземных нор в каменные дома, кормить лучшей пищей, от которой они явно отвыкли, вычищая отхожие места и убирая за мокрицами. Тех же, кто не соглашался, припугнули, особенно строптивых умертвили прилюдно. И все равно находились бунтари: слишком ненавидели смертоносцев простые пустынники, с младых ногтей воспитанные на легендах, которые рассказывали, как пауки отняли у людей мир и чуть не уничтожили их самих…

– Понял, Сарамет, что с тобой будет, если не послужишь Повелителю, как я? Видел, что они с Замашем сделали?

– Видел…

– Тогда не противься. Я же тебе добра хочу. Смотри сам. Стоило мне согласиться – мастером назначили, поселили не здесь, в грязи и сырости, а в каменном доме, жратвы вдоволь, женщины из низших – все твои. Чего еще надо?!

– Свободы! Ты давно в песках был? Когда тебя пауки схватили?

– Да почитай дюжину дождей назад, может больше… сейчас и не упомнить, давно это было.

– Вот видишь! Ты уже забыл, что такое свобода, что значит для пустынника это слово – бескрайнее море песка, ветер, солнце. И все это принадлежит тебе. Только тебе, никакой раскорячий Повелитель над тобой не стоит!

– Замолчи! – В глазах собеседника мелькнула тень сожаления о былом, но быстро пропала, остался только гнев и подлый, рабский страх: как бы кто не услышал, не донес Повелителю…

– Вот, вот… Ты уже так привык целовать раскорякам брюхо, что и слушать не хочешь правду! Никогда, слышишь, никогда я по доброй воле ничего не сделаю ни для мохнатых твоих хозяев, ни для их рабов!

В Акмоле создавалось ополчение. Вчерашние ткачи, рыболовы, охотники и лесорубы взялись за копья. По образу обычных охотничьих гарпунов и рыбацких острог работники мастера деревьев Лехмаса в срочном порядке ладили оружие потяжелее, чтобы не сломалось при сильном ударе. Готовые древки сотнями сушились у стен мастерской Лехмаса. По комнатам расхаживали новоиспеченные мастера войны, бывшие охотники песков и теперь уже бывшие чернорабочие. Кое-кому из них понравилась привольная, сытая жизнь, и они прислуживали паукам, чтобы не потерять новых привилегий, чтобы, не приведи случай, снова не оказаться на заднем дворе у отхожего места. Эти не очень старались проявить себя – трудились больше для виду, когда мимо проходила Ная или кто-то из ее младших служительниц. Но были и такие, кто обзавелся в Акмоле семьей, детьми, новой жизнью. Им не так нужны были дополнительные куски еды и теплая лежанка. Они скорее желали защитить своих детей, понимая, что, если в новой войне смертоносцы проиграют, то и их людям-рабам тоже не поздоровится. Они-то как раз следили за работой древорезов тщательно, давали советы, находили остроумные решения.

– Стой, стой, не срезай этот сучок!

– Почему?

– Смотри, где он расположен – у самого конца, там, куда ты будешь крепить жало…

– Ну. Мешать же будет.

– Э-э, нет. Наоборот. Это же самый настоящий упор, лучше не придумаешь. Вот посмотри. – Охотник взял «копье» наперевес, сделал движение, будто втыкает свое оружие во врага. – Видишь? Острие вспарывает хитин, уходит в рану, но недалеко – мешает упор. Тогда копье не провалится внутрь и его легко будет вытащить. Понял?

– А-а-а…

Наконечники старались делать попрочнее. Хрупкий прибрежный песчаник, на котором стоял Акмол, для этого не годился. Потому жала, в основном, точили из костей морских животных и гигантских рыб, что иногда выбрасывало на берег разбушевавшееся море. Пытались делать и из хитина, но он, чрезвычайно твердый, плохо поддавался обработке, а при сильном нажиме – ломался. Да и недолговечным получился бы такой наконечник. Хитин тверд и прочен, только пока насекомое, что носит такие доспехи, живо – мертвый же, он быстро приходит в негодность, особенно на солнце, становится хрупким, трескается. Мастер Лехмас знал, что у Младшего Повелителя для особых нужд хранится немного легендарного металла Прежних – железа. Нынче никто уже не знал, как его изготовить. Старики говорили, что железо раньше «варили», как суп. Мало кто этому верил, но металл оставался недосягаемой мечтой многих мастеров. Тележники мечтали делать из него оси, ткачи – иглы и резаки для раскройки тканей… А еще – лесорубы, деревщики, рыбаки, всех не перечислишь.

Лехмас решил попросить разрешения использовать железо для изготовления наконечников. Но Фефн совершенно неожиданно отказал. Ответ принесла Ная, она же и объяснила раздосадованному деревщику положение вещей.

Железо использовалось только для ремонта кораблей – укрепить вырванную ветром мачту, крепче прошить расшатавшиеся доски бортов. Собственно, на этот случай его и прислали в Акмол из быстро тающих запасов Старого Гнезда. Тяжелые бруски хранились в специальном ящике, предохраняющем от сырости. Драгоценный металл ждал своего мгновения.

– Ходят слухи, что Великий Найл, Правитель из Старого Гнезда, проник в Белую Башню и вынес оттуда секрет изготовления железа, – рассказывала Ная. – Если это так, то, возможно, скоро мы получим много «металла Прежних». Тогда и ты сможешь работать с ним, мастер. А пока запас трогать нельзя.

– Корабли тоже делают из древесины, а считаются чуть ли не главным сокровищем Старого Гнезда, – ворчал Лехмас. – И корабельщики всегда вперед нас, деревщиков, все получают, да еще нос задирают: вы тут, мол, чашки-ложки точите, крысы наземные, а мы вон каких красавцев по морю гоняем.

На центральном дворе Акмола спешно обучались новоиспеченные воины. Многие из них впервые в своей жизни увидели настоящее оружие – смертоносцы косо смотрели на тех, кто держал дома охотничье копье или острогу, постоянно проверяли их, «просматривали» мысли: не замышляет ли сей двуногий смертоубийства? Оружие находилось как бы под негласным запретом. И лишь рыбакам и охотникам было позволено пользоваться им, иногда еще лесорубам.

Теперь, прожив столько лет спокойно в малообременительном рабстве у пауков, сугубо мирные люди, никогда не умевшие сражаться, да и не слишком страдавшие то этого, вынуждены были учиться правильно держать копье. Как гласила древняя поговорка, запретный плод сладок. Может быть. У людей Акмола оружие вызывало лишь страх и недоверие.

– Я тебе говорю, это все проверка!

– Ой, ладно! Вечно тебе мерещится…

– А вот увидишь. Просто так ничего не происходит. Муравьи там или нет – я их не видел, а вот то, что от ворот за нами пятеро бурых во все восемь глаз наблюдают – это точно. Сам посмотри…

– Действительно.

– Вот-вот. Кто палки эти схватит да начнет ими махать направо-налево, сразу попадет смертоносцам на заметку! А потом – и на стол. Так что я их трогать не буду и тебе не советую…

Двор, выложенный обтесанными плитами песчаника, был переполнен людьми. Некоторые еще недоуменно щупали новенькие копья, но большая часть слушала наставления седого крепыша с застиранной матерчатой повязкой на глазу. Велиман-охотник был захвачен дозорами пауков совсем недавно – три дождя назад, но уже успел изведать прелестей жизни у пауков.

Он пытался дважды бежать – оба раза его ловили, жестоко карали. В последний раз, подчиняясь ментальной воле смертоносца, он сам, своими руками выколол себе глаз. Себе в наказание, в назидание другим.

Лишь неожиданно женившись на молодой ткачихе, Велиман почти перестал с тоской смотреть единственным уцелевшим глазом на пустыню. Теперь в Акмоле подрастал его сын, и охотник, в песках слывший нелюдимом и одиночкой, примирился и с долей слуги, и с самим городом. Только добрые чувства к смертоносцам Велиман все никак не мог в себе пробудить, даже когда распоряжением Фефна его назначили мастером войны.

Навыки пустыни еще не успели забыться, и Велиман щедро делился ими с учениками. Только что-то они попадались все больно бестолковые – и копье-то не знают с какого конца держать. Горы мышц – это, конечно, хорошо, но без должного умения и сноровки они помогут своему обладателю разве что красиво умереть в бою. Люди паучьих городов и поселений выглядели мощнее сухих, жилистых пустынников, прокаленных неистовым солнцем и иссушенных сотнями горячих суховеев. Мускулистые тела героических пропорций нравились смертоносцам – они считали, что их рабы должны быть сильными, здоровыми. Главное, чтобы не умными.

Надсаживаясь, Велиман вопил, в сотый раз пытаясь вдолбить в них простейшую истину:

– Ну, куда?! Чего тыкаешь своей ковырялкой ему в лоб, криворукий! Сколько раз можно объяснять – прямо в голову бить бесполезно, все равно не пробьете, хитин слишком крепкий – даже ваших мускулов не хватит. Зато из-за такого глупого удара можете попасть муравью прямиком на жвалы. Копье соскользнет с головы, уйдет в сторону, и вас потянет вперед, точно к его морде. Уяснили? Попробуйте еще раз! Что? Что… Куда?! Сто-оп!

Здоровенный рыбак смущенно сжимал в руках обломки копья – сильный, но неумелый удар увел наконечник в землю, а рыбак продолжал по инерции наваливаться на копье всем телом. И вот результат – оружие в щепы!

– Не надо пытаться бить слишком сильно – все то мясо, что ты нарастил на себе, в бою не нужно, забудь! Бей точно! Вот сюда, видишь?

– Угу.

– Сюда и бей. И не надо лупить с такого замаха – пока ты будешь водить руками туда-сюда, шестиногий с тобой уже десять раз разберется. Согни руку в локте! Вот так. А теперь с правого боку… Бей! О-о-о, мертвые пески… За что мне такое наказание!..

Когда ополченцы сносно научились самым что ни на есть простейшим ударам, посреди двора установили грубо сработанное чучело муравья. Теперь новоиспеченные воины отрабатывали приемы борьбы наглядно. Выходило с трудом.

– Ну, что ты возишься? Ты воображаешь, что настоящий муравей так же будет стоять олухом и ждать, пока ты огреешь его копьем?

– А что, разве нет?

И неизвестно, шутил этот дебелый ткач или говорил всерьез? Вполне может быть, что он и на самом деле так думал. От природной ограниченности. Привыкнув за многие сотни дождей и десятки поколений подчиняться паукам, их слуги почти утратили собственную волю, инициативу, даже иногда обычный здравый смысл. Велимана это бесило.

Охотники пустыни вообще очень трудно привыкали к общению с рабами пауков. Вялые, заторможенные мысли, простые желания и незамысловатые шутки не раз приводили Велимана в ярость. Даже обзаведясь в Акмоле женой, прожив с ней больше десятка лун, он все никак не мог привыкнуть к ее речам. Иногда как ляпнет!

– Быстрее! Быстрее бей! Не спи! Спать дома будешь… Ладно, уйди с моих глаз. Теперь ты. Давай по команде. Рази! Еще раз… Рази! Ну, это уже лучше.

И все же постепенно люди усваивали нелегкую науку. Хотя учителя еще презрительно щурились, хотя успехи какого-нибудь бывшего лесоруба или деревщика вызывало у них лишь снисходительную улыбку, все же… Время торопило. Фефн приказал отобрать самых умелых, разбить на десятки.

Дозоры пауков охотились за муравьями-одиночками, изредка удавалось уничтожить небольшую группу, скорее всего разведчиков. Но перекрыть полностью границы Третьего Круга не удавалось, и подкрепление из Акмола было им как нельзя кстати. Младший Повелитель дополнительно выслал в Валег, Левес и еще два таких же приграничных поселка по пятьдесят обученных слуг и по десять бураков. А еще – по одному мастеру войны, чтобы научили сражаться и местных.

Велиману достался Валег. Небольшой поселок гудел, как потревоженный осиный рой, – минувшей ночью не вернулись домой еще два лесоруба. Смертоносцы по приказу Управителя прочесывали окрестности. Наконец от них пришла весть: обнаружен большой отряд муравьев, спешно двигающийся на запад, в обход поселка. Управитель выслал им наперерез ополченцев Велимана и пятерых бураков.

Люди не могли передвигаться с такой же скоростью, как пауки, но зато они заметно сократили путь, переплыв приток Ителеи. Буракам же пришлось идти к броду, что находился за полтысячи перестрелов. Бурак Шисшт постоянно держал ментальную связь с патрульным на шаре, и к полудню стало ясно, что отряд даже немного перегнал муравьиное войско. Велиман этому не удивился. Давно было известно, что муравей в коротком рывке намного обгонит человека, а вот на большие расстояния шестиногие передвигаются размеренной трусцой, чтобы сберечь силы.

Поджидая муравьев, люди спрятались в зарослях буйно разросшегося кустарника на склоне близлежащего холма. Место для засады было выбрано исключительно удачно – широкая тропа, проложенная неизвестно кем и когда, в этом месте оказалась зажатой с двух сторон. Слева противно воняло тиной и тухлой рыбой заросшее ядовитой зеленью озерцо, а справа поднимался холм. Бураки поначалу хотели укрыться вместе с людьми, но цепкие, колючие ветви не давали им места. Пришлось паукам спуститься с холма и притаиться за поворотом тропы.

Шестиногие появились с сухим дробным топотом. Их было довольно много – около полусотни, широкая цепочка хитиновых бестий, – так что в узкое место тропы пришлось втягиваться, перестраиваясь на ходу.

– Вперед! – во всю силу своих легких заорал Велиман и сам первый бросился вниз с холма.

Застигнутые врасплох, рыжие поначалу растерялись. Муравей почти неуязвим в лоб благодаря крепкому хитину головы и мощным жвалам, но совершенно беззащитен сзади и с боков. Люди вломились в стройные ряды шестиногих, разя направо и налево. Копья безошибочно – сказались-таки упорные тренировки! – проламывали броню в самом уязвимом месте, в затылочной части головы. Острое жало било точно в муравьиный мозг, и рыжий, судорожно дернувшись, валился на землю. Ополченец выдергивал копье из раны, отпихивал ногой труп и разил следующего. Мощные удары сворачивали насекомым головы, начисто срубали лапы.

Твари валились как подкошенные, судорожно скребли землю обрубками, пытаясь встать, и тут подбрюшье протыкали сразу два или три копья.

– Смотреть в оба! Опасайтесь жвал! Не зевать! – громогласно командовал Велиман.

Тут он заметил, что один из его людей с трудом отмахивается сразу от двоих муравьев. Оба рыжих были смяты в первом ударе – у одного из разрубленной груди сочилась какая-то слизь, у второго на месте фасеток зияли ужасные раны, – однако твари остались в живых. Ополченец неосмотрительно оставил их за спиной, увлекшись боем, а теперь жвалы полосовали его ногу, норовя ухватить покрепче. Слепой толкал человека грудью, и тот все никак не мог примериться для точного удара.

Велиман налетел на рыжих карающим убийцей.

– Н-на! Получи! – И первый шестиногий отчаянно забился со вспоротым брюхом. Слепой почувствовал щупиками новую опасность, попытался обернуться, но острый наконечник с двух ударов невероятной силы отсек ему голову.

– Не зевать! – прокричал Велиман незадачливому бойцу. – Добивать тварей! Берегите спину!

И все же надо отдать должное муравьям. В этой неразберихе, в кровавой резне, когда за считанные мгновения были вырублены боковые ряды, шестиногие сумели сориентироваться и развернуться жвалами к врагу. И пришлось бы туго неопытным бойцам Велимана, но тут в спину муравьям ударили бураки. Мощные хелицеры с треском перекусывали хитин, мощнейшие удары передних ног опрокидывали, переворачивали муравьев, чтобы тут же растоптать. Люди тоже усилили напор, слитно ударили копьями, и вот уже рыжие трупы покатились в затхлую зеленоватую воду. Начался разгром. Зажатые с двух сторон муравьи даже не успевали сопротивляться. Стоило рыжему разинуть жвалы против людей, как его брюшко с хрустом отрывали паучьи хелицеры. А если какой-то чрезмерно смелый шестиногий безрассудно вцеплялся в лапу бурака, то тут же получал копье в затылок. Ослепленные боевой яростью бураки, мстя за погибших в Юте сородичей, рвали муравьев на куски. Скоро сражаться стало не с кем. Все до единого муравьи были мертвы. Велиман приказал своим людям обойти поле сражения и на всякий случай проломить голову каждому шестиногому, подраненному или мертвому – не важно.

Потом он занялся подсчетом потерь. К его удивлению, неопытные «криворукие» – он часто так именовал учеников про себя, да, впрочем, и вслух тоже, – в первой серьезной стычке показали себя настоящими бойцами. Пятеро погибших, раненых четырнадцать, причем тяжелых только двое. Этих придется отправить на сдвоенных шарах в Акмол – только там есть по-настоящему опытные врачеватели, – а остальные к новолунию снова будут в строю. Пока можно пополнить отряд новобранцами из Валега, не зря же их гонят, как пескозубов, уже десятый восход.

Однако не везде все выходило так удачно. Отряд из Левеса при обычном прочесывании округи случайно натолкнулся на значительные силы муравьев.

В тот день с утра небо закрыли тучи, которые то и дело проливали коротенькие дождики, – поднимать в небо шары с дозорами было опасно. Как иногда говорил, смеясь, мастер Калем, погода была нелетная. Потому и отряд, что вышел из ворот поселка с восходом, остался без разведки с воздуха.

Муравьи, казалось, были ошеломлены внезапной встречей не меньше людей, но опомнились первыми.

Отряд шестиногих разделился на две части, зажимая ополченцев в тиски. Место было ровное, без естественных преград, которые в крайнем случае можно было бы использовать как укрепления. Люди впервые столкнулись с муравьями в голой степи. И здесь успех сразу же начал клониться на сторону шестиногих.

Имея преимущество в численности, муравьи окружили ощетинившихся копьями людей и ринулись на них сразу с двух сторон. Ополченцы отбивались с отчаянием обреченных, прижавшись спиной к спине.

– Мика, сзади!

– Бей его, бей!

Два муравья, вцепившись в ноги, вырвали из плотного строя могучего Мику-лодочника. Он отчаянно кричал, вслепую отбивался древком сломанного копья. Ему бросились на помощь, одного из рыжих подняли на копья, но другой уже рвал на части податливую человеческую плоть.

К сожалению, отряд отправился в степь не на битву, а для прочесывания местности, то есть для охоты за одиночными муравьями. Поэтому ополченцам не придали в усиление, как обычно, нескольких бураков. И некому было теперь послать в Левес просьбу о помощи.

Зажатые с двух сторон, люди почувствовали, что смерть близка. И вмиг забылись боевые навыки, еще недавно сплоченный отряд превратился в медленно редеющую толпу. Слишком долго восьминогие истребляли в своих слугах смелость и воинственность, слишком долго прожили люди-рабы без забот и тревог.

Они сроднились с тем, что пауки непогрешимы, привыкли им повиноваться. Защищая смертоносцев, люди бросились бы на впятеро превосходящее войско и полегли бы все до единого, потому что им так приказали. Но когда угроза смерти коснулась их самих, они тут же превратились в обезумевшее стадо. Поддавшись панике, ополченцы бестолково метались, пытаясь скрыться от разящих жвал. Муравьи убивали и убивали, кровь заливала тропу, а позади хитиновых фаланг оставались лишь обезображенные трупы и бившиеся в предсмертной агонии калеки.

И не было бураков, что смогли бы силой ментального внушения заставить людей сражаться, влить в них мужество.

В Левес не вернулся никто. На следующий день, когда дождь перестал моросить, Управитель выслал на поиски дозоры. Они нашли место битвы – залитый кровью пятачок и бездыханные изувеченные тела. На останках пировали падальщики всех пород, прилетели даже грифы, редкие для этих мест птицы.

Еще одна стычка, произошедшая двумя днями спустя, не принесла победу ни одной стороне. Дозорная группа муравьев напала на одинокого бурака. Снесенный неожиданным порывом ветра, его шар попал в полосу грозового фронта и получил серьезные повреждения. Пришлось сесть на землю и остаток пути до поселка проделать пешком. Тут-то и навалились на бойцового рыжие бестии. Он послал сигнал помощи и долго сопротивлялся, надеясь дождаться сородичей. В конце концов, муравьи свалили его и уже начали рвать на куски беспомощное тело, как на них с дикими криками налетели двуногие. В хаотичной битве, когда никто уже не мог разобрать, где враги, а где свои, все шестиногие были уничтожены. Но и ополченцы понесли страшные потери, в поселок вернулись человек десять, не больше.

Так продолжалось еще примерно дней десять. В коротких битвах, засадах и кровопролитных сражениях ни одна из сторон не обретала явного преимущества. Потери муравьев были большими, однако…

Он мог себе позволить терять в ежедневных столкновениях на западе по сорок, даже по пятьдесят особей. Такие потери были для него не страшны. В любой момент он мог на место каждого уничтоженного врагами солдата выставить двоих, для этого достаточно было отдать соответствующий приказ муравьям-нянькам. И они вынесут заснувшие до поры до времени яйца в теплые Родильные пещеры, где из них с неимоверной скоростью вырастут новые облаченные в хитин воины.

Плохо было другое. Ему никак не удавалось захватить ни одного человека, который бы знал точное место, где живет Великий Восьминог-Повелитель. В головах двуногих был лишь некий расплывчатый образ: белые стены, широкая лента реки, бескрайнее море. Где же это? И он продолжал гнать на запад все новые и новые разведывательные отряды, в надежде на то, что главная цель этой войны, наконец, будет найдена.

А вот положение войск Младшего Повелителя становилось все более неприятным. Ему приходилось держать отряды в каждом мало-мальски значимом поселении, а значит, его силы были чересчур распылены. Погибли еще семеро бураков, не считая тех, что были растерзаны муравьями у стен Юта. И эти потери были невосполнимы – Фефн все никак не мог решиться сообщить о своих проблемах в Старое Гнездо.

Он не хотел вызвать новое недовольство Смертоносца-Повелителя: только-только заслужил благодарность, и тут – на тебе! – опять какие-то неприятности в подконтрольном Третьем Круге. В Старом Гнезде тоже было не все спокойно, доходили слухи о какой-то военной угрозе с Юга. Никто ничего точно сказать не мог, знали лишь, что опасность велика. Вряд ли в таких условиях Смертоносец-Повелитель мог прислать значительную помощь.

Редели отряды ополченцев. Война уносила самых обученных, наиболее способных обращаться с оружием. А в Акмоле скапливались раненые и искалеченные, проедали запасы, которые некому было возобновить: город работал на войну. Пришлось даже раздавать слугам заготовленную для Старого Гнезда рыбу, икру, сладкие плоды пальмы гнерр. А если за ними придет корабль? Что на него грузить тогда?

Фефн хотел было отдать приказ уничтожать тяжелораненых и увечных – все равно работать без рук, ног или с пробитым легким они не способны. Нае едва удалось его переубедить.

Однажды нечто подобное пытались осуществить и в Старом Гнезде. Дело едва не окончилось большим бунтом, и остановить его удалось с превеликим трудом. Там среди людей-рабов в свое время была очень популярна одна легенда. Рассказывали, что, если кто-то будет хорошо трудиться на смертоносцев, то в старости Повелители ему позволят отправиться в великий счастливый край, где вроде бы и работать необязательно. Многие верили. А потом люди узнали, что никакого такого края не существует, а достигнувших предельного возраста людей просто убивали, хорошо, если не съедали. Люди же очень не любят, когда прекрасная сказка, в которую можно верить, оборачивается кровавой былью.

А название «великая счастливая страна» осталось, рассказчики и ходоки разнесли его по всем, даже самым дальним и укромным уголкам подлунного мира. Только обозначало оно теперь совсем другое – цинизм и коварство пауков.

Прежде чем прийти к Повелителю, Ная решила посоветоваться. Она поговорила с мастером войны Альриком, выложила ему планы Фефна, но запретила раскрывать их кому бы то ни было под угрозой смерти. Он угрюмо выслушал, сплюнул себе под ноги. Потом яростно зашептал:

– Так всегда будет, пока смертоносцы над нами! Мы для них – ничто, убойный скот! Так вот, послушай, что будет, когда ты отправишь первый десяток увечных, – тут его губы искривила усмешка, – в великую счастливую страну. Сначала, узнав об этом, женщины начнут прятать раненых мужей и сыновей по домам, в лесных землянках недалеко от Акмола, в скалах прибрежных лагун. Если их не искать, то люди перестанут верить в могущество смертоносцев. А кто будет искать? Все шары в небе, все бураки сидят по речным поселениям… Но это еще полбеды.

Ная пыталась вставить хоть слово в эту зажигательную речь, но Альрик не давал ей и рта раскрыть.

– Слушай, не перебивай! Сама спросила. Так вот. Это начало, дальше будет хуже! Знаешь, что произошло, когда велели снять часть дозоров с юга? Люди стали бежать. Сначала ушли трое, потом еще пятеро, и еще… Готов поклясться, что этой ночью мы снова недосчитаемся кого-нибудь. И это при том, что все еще относительно спокойно. А если наступит голод? А это, между прочим, неизбежно, если война затянется. Поверь, чем дальше, тем меньше будет нравиться людям в Акмоле. Да, мы готовы быть рабами у кого угодно, кто даст нам пищу, спокойствие и иногда что-нибудь веселенькое. Изведи Богиня всех на свете пауков, мы бы нашли себе еще кого-нибудь, кто бы нас кормил, развлекал и наказывал. Среди мокриц, скорпионов или себе подобных. Но! Когда хозяин слабеет, когда кончается пища, когда пищевые склады пусты, а дома забиты оружием, когда в каждой семье есть кого оплакивать… Что скажет твой Повелитель, когда никто не пойдет сражаться за него?

– Почему?

– А-а-а… Почему? Да просто все. Сейчас люди знают: да, ополченцев убивают, но это их не пугает. Обычно все говорят себе: «Ну, этого со мной не случится!» Зато – хорошая кормежка для него самого и всей семьи, хорошие комнаты, не землянки, заметь, – комнаты! А если, не приведи пески, ранят… Весь поселок вокруг тебя прыгает, икра, рыба соленая – все твое. Придешь в себя немного, тоже красота: работать больше не надо, сиди себе перед домом, грейся на солнышке. Низшие женщины чуть ли не сами ноги раздвигают…

Ная покраснела:

– Придержи язык!

– Да?! А что ты думала? Так не бывает? Идет по двору вдовушка какая-нибудь – глядь: вот он, герой из героев, защитник, за Повелителя пострадавший. Как тут не отдаться?

– Перестань…

– Ну, ладно. Представь теперь, что будет, когда Повелитель наш, чтоб ему повылазило, прикажет всех раненых извести? Понимаешь? Да никто в ополчение больше не пойдет! Узрев воочию, чем служба военная чревата, никто не захочет такой судьбы. А как же? Народишко в Акмоле-то хоть и тупой, но иногда соображает… Начнут бежать десятками, сотнями. А те, что не убегут, уж лучше будут корпеть всю жизнь со швейной иглой в руке, спать в общем доме и есть тухлое мясо мокриц, чем сначала без ноги остаться, а потом и вовсе буракам на завтрак загреметь! Скажешь, не прав я? Вон, вчера один рыбак копье сломал. Якобы не нарочно. Дали другое, и та же история. Спрашивают: почто оружие ломаешь, дорого ведь стоит? А он отвечает: мол, не возьму я копье в руки и воевать не стану. Не за что мне, говорит, воевать… Да-да, так и сказал. С ним-то смертоносцы поработали, вбили в башку, что он должен идти на войну. Так что научат парня и копье держать, и ударам хитрым обучат – только, думается мне, выйдет из него рыбак с копьем, а не воин. Чтобы воевать, надо знать: за что. Пусть даже за комнату и шматок рыбы. Так уж мы устроены.

Ная была с ним согласна, потому, наверное, и подействовали на Фефна ее доводы. В ее мозгу он обнаружил лишь опасение за судьбу города, да и всех земель Третьего Круга. Кто будет биться с муравьями, если в ополчении не останется ни одного бойца? Конечно, можно людей согнать туда и силой, и ментальным принуждением. Но стоит им только освободиться от мысленных оков, как они тут же сбегут. Хорошо, если не в пустыню.

А с юго-запада приходили вести одна тревожнее другой.

Снова отличились ополченцы Велимана под Левесом. Искусной имитацией отступления они вынудили муравьев разбиться на две части и перебили всех до единого. Обычная тактика шестиногих обернулась против них – распыление сил не всегда помогает в бою. Велиман даже захватил нескольких пленных и прислал их Младшему Повелителю в дар. Потери: двенадцать человек, раненых трое.

Дозорный отряд из Валега был разбит наголову и почти полностью истреблен превосходящими силами муравьев. Потери: сорок три человека, один бурак, раненых нет, шестеро пропали без вести, скорее всего, бежали.

После двух незначительных стычек у Рычащего порога на Ителее муравьи оказались отброшены. Рыбаки продолжили лов. Потери: семь человек, раненых пятеро.

Велиман с полудня и почти до заката гонял по степи муравьиных разведчиков, наткнулся на пустующую ночевку и затаился. К ночи на стойбище вернулись несколько групп шестиногих, рыскавших по окрестностям. Внезапный удар смял рыжих, которые даже не успели организовать никакого сопротивления. Потери: пять человек ранены.

В верховьях Ителеи муравьи неожиданно напали на маленькую рыбачью заимку. В живых не осталось никого. Погромщиков пытались выследить с дозорных шаров, но неудачно.

Недалеко от Левеса Велиман отследил странную процессию: длинная цепочка рабочих муравьев несла пищу куда-то в глубину паучьей территории. Ополченцы пристроились следить за фуражирами и совершенно неожиданно наткнулись на большую группу муравьев-строителей. Охрана состояла всего из десяти рыжих. Велиман уничтожил всех шестиногих (рабочие даже не сопротивлялись), но так и не смог понять, что же делали муравьи-строители так глубоко в долине Третьего Круга. Может, готовили место для нового муравейника?

Успехи Велимана заставили Фефна отозвать бывшего пустынного охотника обратно в Акмол и поставить над всеми отрядами ополчения. Кто знает, не течет ли в его жилах кровь кого-нибудь из великих полководцев Прежних? Не хранит ли он в себе тот талант, что многие века назад люди называли военным искусством? Только в пустыне, среди людей, чью жизнь на протяжении десятков поколений не отравляет рабская покорность, этот дар мог сохраниться в целости, передаваясь от отца к сыну.

И Фефн не прогадал. Умелое руководство Велимана, четкая и быстрая перестановка отрядов, привели к некоторому затишью в войне. Муравьям больше не удавалось безнаказанно шнырять по территории смертоносцев, а у Младшего Повелителя не хватало сил ни для глубокой разведки – поиска вражеского гнезда, – ни для сколько-нибудь серьезного сражения, где можно было бы разгромить основные силы муравьев в открытом бою. Казалось, война затянется на долгие, долгие годы, и Фефну таки придется просить подмогу у Смертоносца-Повелителя.

Но в один из ненастных дней бурак с дальнего дозора принес совершенно неожиданную весть. Шары в это день подниматься не могли, и бойцовому пришлось проделать весь путь пешком – однако новость того стоила. Дозорный передал отчетливый образ: двуногие, укрывшись за каменной перегородкой, уничтожают несметные орды муравьев морем растекающегося огня! Картинка была не очень четкая – с такой высоты паукам вообще сложно что-либо увидеть. Вроде, поначалу муравьи наседали, но потом один из людей взмахнул рукой, бросил в шестиногих какой-то черный шар. Он ударился о песок, и тут же в воздух взметнулись языки яркого пламени! А двуногий все бросал и бросал свои странные ядра. Мгновенно разлившееся огненное озеро охватило почти всех муравьев. Выскочить из гибельного жара не удалось никому.

Фефн даже не порадовался тому, что найден наконец ненавистный пещерный город на краю пустыни. Младший Повелитель сразу понял, сколь опасное и смертоносное оружие находится в руках у свободных людей. Его нужно было немедленно захватить, желательно вместе с изобретателем. А город сей, столько дождей отравляющий ему жизнь, уничтожить – потом, когда будет покончено с муравьями. А пока…

Но на следующее утро снова зарядил бесконечный ливень. Охоту за изобретателем огненной смерти пришлось отложить. Только через день шары смогли подняться в воздух. Фефн отправил на юг, к Серым скалам сразу двадцать бураков, приказав захватывать всех двуногих, не причиняя им вреда.

Осада – пугающее, незнакомое слово, дошедшее из легенд. Ныне уже даже самые седые старики сразу не припомнят его смысл. А ведь когда-то это слово было на устах всех оставшихся в живых людей. Последняя надежда людей, Ивар Сильный много дней оборонялся от атак смертоносцев в своем укрепленном городе. Пауки осадили его, перекрыли все входы и держали в кольце блокады от одних дождей до следующих, но взять так и не смогли. Лишь спустя одиннадцать лун измученные бесконечной войной люди запросили мира, но и тогда не покорились смертоносцам.

История повторялась здесь, в Угрюмых скалах. Пещерный город истекал кровью. Муравьи, хоть и не нападали теперь на охрану заслонов всеми силами, все равно прощупывали оборону людей почти ежедневно. Небольшие отряды в одну-две дюжины муравьев то и дело атаковали входы, проверяя силу защитников. Айрис была вынуждена держать самых опытных людей на заграждениях. Дежурили посменно. В коротких, яростных стычках рыжие неизменно бывали побеждены и отброшены, но и люди несли потери.

Места для раненых и искалеченных воинов в пещере Кивинары уже не хватало. Некоторых разобрали по домам семьи, но большинству требовался уход, перевязки, и Кивинара настояла на том, чтобы тяжелораненых оставляли в ее пещере: помощницы мастера ран и так выбивались из сил, еще не хватало, чтобы они целыми днями бегали по бесконечным коридорам и туннелям города в поисках пациентов.

Между тем, раненые прибывали после каждой стычки с муравьями, и скоро все пространство пещеры оказалось заполненным. Тогда Правительница Айрис распорядилась освободить все расположенные рядом помещения. Жившие в них люди временно поселились у друзей и родственников. Никто не роптал, не жаловался – все понимали, что это необходимая мера и, к счастью, временная.

Пустые комнаты застелили паучьими одеялами, в центре выложили камнями очаг. Новых раненых приносили уже сюда, и скоро запахи лекарственного отвара пустоцвета, несвежих перевязок и гниющей плоти заполнили близлежащие коридоры. По утрам здесь часто можно было видеть похоронную команду со скорбными лицами. Проходящие мимо люди вздыхали, женщины смахивали непрошеные слезы: еще один раненый не пережил ночи. Искусство Кивинары не могло спасти всех, слишком уж тяжелые увечья наносили людям чудовищные жвалы муравьев.

В эти дни в пещерах почти везде звучали одни и те же разговоры:

– Как твой?

– Да ничего, вроде вытянет… Или:

– Мертвые пески! Что с тобой!

– Талик-то мой…

– Что? Что с ним?

– У-умер… ночью.

Каждое утро тайными тропами на лов выходили охотники – самые искусные, самые опытные. Послать в пески необученную молодежь – это значит наверняка отправить на смерть. У горячих молодых парней не хватит сноровки обойти стороной муравьиные дозоры, и, кроме того, совершенно точно не хватит терпения таиться от них, пережидать, отсиживаться в укромных местах по полдня.

Охотники весь день проводили в песках и возвращались с добычей лишь следующей ночью. И не только из-за муравьев. Дичи поблизости от Угрюмых скал становилось все меньше. То ли шестиногие тоже промышляли себе еду, то ли, напуганная небывалым нашествием, пустынная живность просто покидала эти края. Все глубже и глубже в сердце пустыни прятались песчаные крысы, бегунки, пескозубы, чтобы добыть хоть немного мяса, ловцам приходилось промерить шагами не одну сотню перестрелов. Однако добычи на всех не хватало, и постепенно – медленнее, конечно, чем могло бы быть, – но все равно таяли запасы в пещерных кладовых. Угроза голода отступила лишь на некоторое время.

Обычно Редар до заката находился у загражденного входа в город, а на ночь глядя отправлялся в пустыню вместе с Кенгаром, Аваллитом и вечно угрюмым Бегалом. Еще день полагался на отдых, но обычно никто из охотников им не пользовался – люди были нужны везде: и в Привратной пещере, и в Сырой, и в дозоры на Укушенную скалу и Открытый Пятачок. Да и муравьи не давали отдыхать.

Такой ритм выматывал, многие охотники от недосыпа и усталости ходили измученные, с черными кругами под глазами, и это было опасно: слабость и невнимательность в бою приводила к новым жертвам. Кенгар и Римал это понимали и до хрипа кричали на своих людей, почти силком гоня их отдыхать.

Пустынник и сам держался только силой воли и выносливостью. Пустыня приучила его к лишениям, и пока он выглядел свежее многих пещерников, но понимал, что это ненадолго.

С Кирой он виделся урывками, то по пути к завалу, то в полутьме переходного туннеля. Они не успевали даже насмотреться друг на друга, взяться за руки, как Редару снова надо было куда-то бежать.

– Реди, ты как? Я тебя с позавчерашнего дня не видела…

– Прости, Кир… Я до заката на Привратном заслоне стоял, а потом сразу ушел на лов. Только утром вернулся.

– А вечером сегодня будешь? – Не знаю еще, но я постараюсь, обязательно постараюсь!

Кира грустно смотрела на него, будто хотела запомнить каждую черточку его лица.

– Я так скучаю без тебя.

– Я тоже, Кир. Но ты же видишь…

Ночью, когда измученный город спал, Редар продолжал опыты с нефтью. Приходилось, правда, экономить: запасы были невелики. В тот памятный поход в муравьиную долину он принес совсем немного – всего пару глинянок. Торопился домой, да и измотал его изрядно бесконечный двухдневный переход – не смог унести больше. А теперь жалел: нефть заканчивалась…

И ведь как некстати! Потому что вчера… Вчера случилось удивительное. Он смешал в новых, никогда не использованных ранее Креггом, пропорциях нефть и масло земляных орехов, а потом, подчиняясь какому-то наитию, добавил немного вязкой смолы пустынной пальмы уаугу. Получилась густая, вялотекучая жидкость, которая вспыхнула, как степной пожар, едва не подпалив Редару брови, стоило только поднести к ней тлеющую лучину. И долго горела жарким, коптящим пламенем.

Пустынник смочил в ней куски старой паутинной ткани, привычно ссучил из мотка старой шерсти нитку-фитилек, привязал к заряду. Поджег и метнул в стену. Ткань ослепительной звездой вспыхнула еще в полете, ударилась в стену и… прилипла – плавящаяся от огня смола надежно прикрепила комок к стене. Горящая смесь пылающей дорожкой потянулась вниз. Сам заряд продолжал полыхать, роняя со свистящим шумом огненные капли. Потрескивая, разлетались во все стороны искры, а на камень стены ложились жирные черные хлопья сажи…

Только прогорев почти до конца, обугленный комок отцепился и упал, в последний раз осветив комнату фейерверком искр.

И такой эффект на отвесной стене! Что же говорить о хитине на спинах шестиногих! Полыхающая смесь затечет под панцири, проникнет в любую щель. Сбросить же пылающий комок будет не так-то просто даже на бегу!

Редар пока решил никому ничего не говорить, даже Кире, но в душе он ликовал. Вот оно – смертоносное оружие, призванное истребить любых врагов, будь то муравьи, пауки или кто-нибудь еще… Оружие, способное вернуть людям утраченное многие века назад могущество. Сбылась мечта его Учителя – жаль, Крегг не дожил до ее осуществления.

Чтобы точно выверить пропорции смеси и сделать опытные образцы, нужна была еще нефть. Охотник прикинул: одной оставшейся глинянкой не обойдешься, мало. Только теперь за «кровью песков» так просто не сходишь – муравьиные дозоры шныряют вокруг Угрюмых скал, да и он сам теперь принадлежит не только себе.

Поздним вечером Редар постучал в Приемную пещеру. Правительница Айрис была одна, отдыхала – нечасто ей это удавалось в последнее время. Приходу молодого мастера пустыни она если и удивилась, то не показала виду. Прости, Правительница, если прервал твой отдых. Но ты знаешь: я бы не явился просто так.

– Рассказывай, – лаконично прервала она извинения.

Редар сказал гордо и просто:

– Я раскрыл секрет Крегга.

– Что?

– Я знаю, как убить смертоносцев! И муравьев, если хочешь.

– О-ох, опять ты этой галиматьей голову забиваешь! Я уж решила, ты давно всю эту чушь забросил, одумался…

– Выслушай, Правительница. Только что я сделал первую огненную смерть…

– Ты ее так называешь?! – в голосе Айрис проскользнул сарказм.

– Неважно, как ее назвать. Важно, что она сожжет все, что хочешь. А насекомые, муравьи ли, пауки – сама знаешь, как они боятся огня.

– Знаю. Так ты что, предлагаешь костер перед ними разжигать? Тоже мне – огненная смерть! Ну, двух-трех опалишь – остальные разбегутся, а то и просто обойдут стороной твой костер.

– Нет, Правительница, не костер. Зажигательный заряд, который можно бросить рукой или метнуть из пращи. Муравьев можно просто забросать, а вот в смертоносцев лучше целиться с большого расстояния, чтобы своим волевым ударом не достали. Заряд разбивается и заливает все кругом сплошным морем огня!

Глаза Редара разгорелись, он говорил возбужденно, чересчур уверенно. Айрис засомневалась:

«Может, парень и вправду от Крегга чего-нибудь такого набрался? Не зря же старый безумец где-то пропадал столько времени?»

Вслух она лениво, без интереса, чтобы еще больше подзадорить малого, спросила:

– Море? Большое море-то? И сколько нужно людей, чтобы тот заряд поднять?

– Одного хватит. Заряд будет небольшой – с глинянку для воды, может, чуть больше. А для пращи – с кулак.

– Ну, тогда не море получится, – лужа, в лучшем случае. И что помешает муравью выскочить из огня, пока он не успел заживо поджариться?

– Внутри будут куски ткани, смоченные в смоле уаугу, тогда все это намертво прилипнет к хитину и будет гореть прямо на спинах шестиногих. Впрочем, если ты не веришь, Правительница, разреши послезавтра тебе доказать.

– Почему не завтра?

– Я за этим к тебе и пришел. У меня не хватает одной составной части для приготовления смеси. Ее можно найти в пустыне, за долиной Ущелий – это жидкая земляная смола, называется нефть, кое-кто зовет ее «кровью песков». Разреши мне сегодня после заката не ходить на охоту. Я обернусь за ночь и утро, день пережду в песках, а заодно надо бы Богвара проведать, тревожно мне что-то…

– Принесешь нужную часть – и что дальше?

– Сготовлю смесь, заряды и утром покажу тебе. Муравьи каждый день, ближе к полудню, на заграждения лезут, неугомонные, будто там, откуда они пришли, их девать некуда. Ну, а я их своей огненной смертью успокою. А ты, если не веришь – посмотришь. С верхней галереи над Привратной пещерой, например.

– Почему не с заслона? Редар просто ответил:

– Там может быть опасно, Правительница. Муравьи могут тебя убить…

– Позволь мне самой решать, где я буду стоять! – глаза Айрис гневно сверкнули. – Там, где гибнут воины, не зазорно встать и Повелительнице! Иначе цена ей – пригоршня песка в суховей!

Встреча с родственниками прошла на удивление бурно, у Редара даже потеплело на душе, – немало благодаря энергии и голосу Баи, которая вопила от радости на всю пустыню. Богвар пустыннику очень обрадовался, а Раймика даже всплакнула от облегчения – они-то уже мысленно давно его похоронили. Оказывается, среди пустынников разошелся удивительный слух. Будто пещерный город захвачен несметными ордами муравьев, пришедших неизвестно откуда. Все жители Угрюмых скал, мол, погибли, заживо съеденные ужасными рыжими чудовищами.

– Да откуда вы это взяли?

– Мы же не знали ничего. После того, как Зинвал побывал у вас, все как-то затихло, нападения прекратились. Правда, кто-то видел в песках неизвестных насекомых – тогда мы еще не знали про муравьев, – но значения этому особенного не придали. Ну, видел и видел, мало ли в пустыне всяких тварей водится. А потом кто-то из одиночек пошел в пещеры на мену. Дожди-то начались, холодно по ночам, покрывала нужны, накидки, горючий камень… И не вернулся тот человек. Думали, опять смертоносцы. Снова затаились. Но у Кисмы жена на сносях, уже вот-вот должна разродиться, чем дите-то согревать. Деваться некуда – вот он и решился. С ним еще вызвался один парень не из самых трусливых – Местак, Кребуса младший брат. Ну что, собрались, пошли.

– И что? Нарвались на мурашей?

– А то! Кисма один примчался, рука, как ветка обломанная, болтается, слова сказать не может. Мы уж тут Крегга помянули, тот тоже… а, да что вспоминать… Прямо у отрогов их муравьи и поджидали, рыжие выползни! Налетели, точно ветер из-за дюн. Парни-то наши, конечно, не промах, да слишком много их было, муравьев-то. Местака подранили, он упал, и его мигом на куски разорвали, прямо у Кисмы на глазах. А тот ничего и сделать не смог, сам с трудом отбивался. Пришлось отступить. Отбился, прибежал к нам. Ну, мы так и порешили: нет больше пещерного города. Бая, вон, полночи по тебе проплакала. Я, Ззар, Кребус, да и Зинвал пару раз потом ходили к отрогам, следили за шестиногими. Они у тропы прямо так и вьются, не счесть, сколько их! Покалеченных видали много – без ног, без брюха, туловища исцарапаны. Зинвал тогда сказал, помнится: пещерники-то просто так не сдались, похоже. Только много их, рыжих… – Да, мы поначалу тоже со страхом на них глазели. А теперь ничего – приноровились их бить. С охотой только тяжело – запасы в кладовых на исходе, скоро вот-вот голод начнется. А выйти шестиногие не дают, следят. Стоит за пределы пещер сунуться – они тут как тут.

– А ты как же пробрался?

В этот момент в нору ввалились Зинвал, Кребус, Ззар и еще двое охотников, которых Редар раньше не видел. Они шумно приветствовали его, касались предплечьями. Юноша уже почти отвык от этого способа и промахнулся несколько раз, чем вызвал взрыв веселого смеха. Посыпались вопросы. Снова пришлось рассказывать о нашествии, о стычках на завалах, о кипятке и каменных глыбах, о первом и втором штурме, осаде… Охотники помрачнели, слушали молча, лишь изредка прерывали вопросами. Когда гость закончил, долго никто не нарушал тишину, наконец Зинвал сказал:

– Да-а, невесело. В наших краях ничего подобного не случалось со времен Великой Войны. Но вот еще один вопрос мне непонятен. Я когда к лазу подходил, услышал, о чем вы тут говорили. Да-да, вас за пять перестрелов слышно. Ну, хорошо, хорошо – за два. Так вот. Как ты, Редар, смог через мурашей пройти?

– В самом деле, как? – спросил и Кребус.

– Ну, это просто! Я прошел их стоянку ночью, когда они не двигаются, спят. А тех немногих, что охраняют, можно легко обойти стороной – на холоде они хуже слышат, почти не замечают ничего на расстоянии, да и передвигаются медленнее…

– Гм, отлично сделано! Кто это у вас такой умник? Способ отличный. – Зинвал восхищенно покрутил головой. – Кто додумался? Салестер, небось…

– Да нет, я.

– Ты?!

– Давайте лучше вот что обсудим. – Богвар поднялся, сделал пару шагов по норе, вернулся. – Редар сказал, что у них там, в пещерах – голод, нечего есть…

– Не так плохо, на самом деле. Пока еще еда есть. Но к новолунию запасы кончатся.

– А что охота? – спросил Ззар.

– Помогает, но плохо. Много охотников погибли в стычках, многие ранены, искалечены. Большая часть оставшихся вынуждены постоянно дежурить на заграждениях. Так что в пустыню ходит лишь десятка два ловцов. Сами понимаете, столько же дичи, как раньше, они не добудут. Вот и сидим на голодном пайке. Некоторые наши с горечью смеются: скоро, мол, на подножный корм перейдем, мох и лишайники будем жрать.

Говорили долго. Редар то и дело вылезал из норы, бросал взгляд на солнце. Богвар спросил его:

– Чего ты там высматриваешь?

– Да жду, когда солнце полдень перевалит.

– Зачем? Ты же сказал, что лишь к ночи обратно в пещеры пойдешь?

– Да мне надо еще в пустыню сходить, к Близнецам, кое-какое креггово барахло забрать.

Редар умышленно не сказал ничего про нефть, не хотел открывать тайну раньше времени. Узнают, когда придет время, когда все будет готово. А так его появление с пахучими глинянками на шее не вызовет удивления и подозрений – вот, мол, крегговы штуки с собой тащу. На память.

Раймика долго не хотела его отпускать, плакала: «Куда же ты пойдешь прямо в лапы к этим чудовищам! Оставайся лучше с нами». Пришлось сказать, что он идет ненадолго, в свою старую нору, и сразу же вернется.

За его спиной продолжался разговор. Что-то они там затевали…

Шестиногих он по дороге не встретил, да и вообще пески выглядели вымершими – ни одна пустынная зверюга мимо него не пробежала. Редар привычной дорогой прошел лабиринт, долину Ущелий и без всяких осложнений, если не считать палящего солнца над головой, добрался до цели. Нефтяная лужа за время его отсутствия немного разрослась, напитала вязкими маслянистыми разводами весь песок вокруг. Редар наполнил шесть прихваченных глинянок – самое большее, что мог унести без риска сломать себе шею в ущельях.

Назад он, нагруженный, шел чуть медленнее, но все равно к богваровой норе добрался задолго до заката. Он вспомнил, как они с Креггом в первый раз чуть ли не полдня шли туда и полдня обратно, и усмехнулся. Теперь он стал повыносливей, привык к пустынной жаре, к долгим переходам. Разве можно сравнить эту почти что прогулку с изнурительной погоней за шестиногими!

У Богвара прибавилось народу: в норе сидело уже человек десять пустынников. Они заняли собой все жилище, оттеснив бедных Раймику и Баю в самый угол. Мужчины о чем-то яростно спорили, да так, что не замечали ничего вокруг. Редар свалил у входа свою перевязь, вошел никем не замеченный, присел рядом с Ззаром. Тот обернулся на звук, кивнул юноше немного неласково.

«В чем дело? Что такого случилось за мое отсутствие?»

– О чем речь? – шепотом спросил он охотника.

– Да вот, – отвечал Ззар несколько неохотно, – Богвар призывает твоим подземникам-пещерникам жратву просто так отдать, задаром, а то, говорит, перемрут все иначе, а наши не соглашаются.

– А, – понял Редар. – И ты тоже?

– И я? А что? – сразу взвился охотник. – С чего это я вдруг должен все запасы отдавать? Тем более, когда дичь уходит – сам говорил. Чем я свою семью кормить буду? Песком? А у меня, между прочим, четверо подрастают!

Ззар не заметил, как перешел от шепота на крик. Все затихли, обернулись к нему и заметили Редара. Некоторые охотники выглядели смущенными, Кребус и Зинвал кивнули ему, Богвар одобряюще подмигнул, встал, оправил пояс.

– Пещерный город не просил нас о помощи. Так, Редар?

– Да. Богвар, я…

– Подожди. Не просил. Но мы должны помочь тем, кто заперт сейчас в Угрюмых скалах. Вы спрашиваете: почему? Так я отвечу. Потому что они там сражаются не только за себя, а и за нас тоже. Если пещерный город падет, то вся эта тьма шестиногих разбредется по пустыне в поисках корма. И набросится она на нас! Это во-первых. А во-вторых, там живут люди, такие же, как мы. А люди всегда должны держаться друг друга – вспомните легенды. Нас и так мало осталось, спасибо раскорякам, а тут еще новая напасть! В общем, вы как хотите, а мы с Кребусом и Зинвалом сегодня ночью идем вместе с ним, – Богвар кивнул на Редара, – в пещерный город.

Раймика глухо охнула, уставилась на мужа большими испуганными глазами.

– И, – продолжал Богвар, – возьмем с собой весь запас мяса, что у нас есть. Мы можем уходить далеко от Кромки, они – нет. Для себя мы всегда набьем добычи, а вот простишь себе ты, Ззар, или ты, Каверра, если в пещерах начнут умирать от голода дети. Простишь?

– Не строй из себя великого героя, – угрюмо промолвил Ззар. – И не надо тыкать нас чужими детьми. У нас есть свои. И чего я себе точно никогда не прощу, если от голода начнут пухнуть они. Как я жене в глаза смотреть буду?

– А что ты будешь делать, когда муравьи полезут к тебе в нору?! Тоже жене в глаза смотреть?

– Богвар прав, – неожиданно сказал седой охотник со шрамом через весь лоб. – И дело не в голоде. Пока они оттягивают муравьев на себя, шестиногие нас не трогают, а стоит только пещерникам пасть – мы тоже протянем недолго. Нас меньше, и мы не организованы. Так что я пойду в пещеры!

– И я!

– И я тоже, – послышались голоса.

Ззар остался в одиночестве. Он злобно оглядел всех исподлобья, сплюнул в сердцах и выскочил из норы.

– Ну, Редар, тебе сегодня командовать. Когда пойдем?

– После заката. Нужно пробраться к отрогам где-то к первой звезде. Там засядем в скалах и немного подождем, пока муравьиные стражи совсем не окоченеют. Тогда и двинем. Посему возьмите теплую одежду, накидки меховые.

Первый муравьиный заслон прошли почти без помех.

Правда, почти на половине дороги, в самом опасном месте на них совершенно неожиданно наскочил рыжий. То ли он слишком переохладился, то ли просто не увидел опасность. Редар без всякого труда отработанным ударом вбил копье в затылок насекомому. Муравей умер беззвучно и мгновенно.

– Неплохо сработано!

– Пойдемте быстрее! А то он мог на подмогу кого-нибудь вызвать!

– Да он же пикнуть даже не успел!

– Пески его знают, как они друг с другом общаются! Всякое говорят. Легенду о Великом Найле помните? Там говорится, что муравьи могут мыслями обмениваться, как пауки… Миновали отроги, поднялись по ущелью к скальной стене. Здесь уже можно было не опасаться муравьев.

Редар спросил шепотом:

– Дорогу запомнили?

Богвар и старый Каверра зашипели в один голос, правда беззлобно:

– Ну, ты еще поучи! Дали волю! И сами же рассмеялись.

– Тихо!

Но самая большая опасность, как выяснилось, подстерегала их впереди. Редар не знал, известно ли охотникам пустыни про потаенные входы на верхней галерее, но все же решил их не показывать. Не его тайна, не ему и раскрывать ее. Он решил провести свою команду через Сырую пещеру. А там их не ждали.

Плохо, когда на дороге ждут, притаившись в засаде, враги, – но когда в конце пути не ждут свои, то может случиться непоправимое.

Удивительно, как стоящий на страже молоденький паренек из салестеровых дозорных, увидев вынырнувшие из-за камней темные молчаливые фигуры, не шарахнул по ним со страху из пращи, не заорал в полный голос и не сделал еще какой-нибудь подобной глупости.

Нагруженные мясом, сушеными кореньями, семенами и прочим, охотники в темноте действительно мало походили на людей – толстые, угловатые, с малюсенькой головой. Спросонья действительно можно за жука какого-нибудь, вставшего на задние лапы, принять.

Надо было тихо и незаметно поднять тревогу, растолкать задремавших возле завала напарников и встретить незнакомцев частоколом копейных жал. Нет, дозорный этого не сделал.

Он совершил еще большую глупость. Он спросил негромко:

– Кто идет?

Редар прыснул – этот идиотский вопрос, более уместный в безопасной глубине пещер, он никак не рассчитывал здесь услышать. Сзади Каверра пробормотал себе под нос:

– Странные тут у вас порядки.

– Чего ржете? Отвечайте. – Заслышав смех, страж, видно, понял, что имеет дело с людьми, и малость осмелел. Пустынник узнал его по голосу: Малик.

– Малик, ты? Это Редар. Со мной люди из пустыни. Помогите нам забраться.

Сам он уже карабкался на заграждение. Малик даже не успел открыть рта, чтобы ответить или разбудить товарищей, как Редар уже стоял рядом с ним. За прошедшее время Малик так и не вырос – остался таким же щуплым и высоким, как скалистый пик.

– Если и в этот раз захочешь нас к Правительнице под конвоем вести, – вполголоса бросил ему Редар, – то я тебя лично с завала вниз переправлю, чтоб не повадно было.

Малик гневно встрепенулся, хотел было что-то сказать.

– А если и тогда этой идеи не оставишь, то подниму обратно и сброшу еще раз. Понял?

Айрис была тронута мужественным шагом пустынников, они же – ее горячей благодарностью. Редар оставил их в Приемной пещере предаваться взаимным восхвалениям и уверениям в вечной дружбе, и пошел к себе. Дни выдались нелегкие, требовалось поспать хоть немного, тем более что с утра надо было заняться приготовлением смеси. И, кто знает, если мураши не обманут надежд и снова нападут, то завтра – великий день, первое боевое применение «огненной смерти». Редару очень хотелось повидать Киру, но она уже, наверное, видела сны, тоже намаявшись за день.

Девушка действительно спала – свернувшись комочком на редаровой лежанке. Покрывало у головы было немного влажным.

«Плакала», – понял Редар и сразу почувствовал себя негоднейшим подлецом на свете. Он же ей ничего не сказал, мало того – пообещал быть с ней вечером. И вот – пропал почти на два дня. Редар, стараясь не шуметь, снял накидку, поставил в углу перевязь с нефтью. Глинянки глухо звякнули.

Кира проснулась мгновенно, словно от удара.

– Кто здесь?

– Я, Кира…

– Реди? Ох, Реди, я тебя сейчас убью! Где тебя носило?!

Она соскочила с лежанки, бросилась ему на шею, принялась без остановки целовать губы, щеки, лоб, что-то бессвязно бормоча.

– Чем это от тебя пахнет? Опять гадость свою притащил? Где ты был? Я тебя обыскалась… Куда ты ушел, где ты – никто не знает, даже Ликка. Хорошо, бабушка мне сказала… А то бы я не знала, что делать. Ты далеко ходил, да? Ну, рассказывай…

– Кир, прости, я…

– Не прощу! Ну, ладно, прощу, но только если про все-все расскажешь, хорошо?

– Я в пески ходил, к пустынникам. К Богвару, к Раймике… Они решили нам помочь, еды принесли. Сейчас они все у Правительницы – я туда их отвел. Ну, что еще тебе рассказать… За нефтью вот сходил.

Кира слушала, жадно ловила каждое его слово, каждый жест.

Нет, он больше никуда от нее не уйдет. Хватит вчерашнего дня, когда она не знала, куда себя девать, что делать, чем отвлечься, лишь бы не думать… Еда – это хорошо, бабушка будет довольна, она только об этом и думает… Что? А Малик-то здесь при чем? Ах, вот в чем дело…

– Зачем ты так с ним? Ты же его обидел.

– Ничего. Когда я в первый раз сюда пришел, он меня под конвоем вел, да еще всю спину копьем истыкал. Я подумал, если он то же самое с пустынным народом сделает, то позору потом не оберемся. Вот и припугнул его. Пусть…

Кира сложила руки на груди, приняла надменный вид – ну, вылитая Айрис.

– А теперь – извиняйся. Если мне понравится, то я, так и быть, не буду на тебя обижаться.

– Прости, маленькая, я… – Как ты меня назвал?

– Маленькая…

Девушка вздрогнула, каким-то испуганным зверьком уставилась на Редара. От этого слова веяло нежностью, удивительной незнакомой нежностью, не материнской, какой-то другой.

– Я не маленькая, – прошептала Кира, – я очень даже и большая…

– Неужели большая? – Редар подошел ближе, быстрым движением сгреб ее к себе в объятия. – Смотри, целиком помещаешься!

– Я тебя тоже так могу сграбастать, – парировала девушка и обхватила охотника за плечи. – Вот!

Юноша воспользовался случаем и, опустив руки, скользнул ими девушке под тунику. Та испуганно пискнула, сжалась, отскочила назад.

– Вот видишь, смотри, какая маленькая стала! – рассмеялся Редар.

– Большая, – расправила она плечи. Охотник тут же без труда задрал ее тунику до самых плеч и припал губами к розовому соску.

Кира, больше уже не споря, обняла его голову, прижимая плотнее к себе. Руки охотника легли ей на плечи и затем по бокам медленно опустились вниз, на бедра.

Редар всегда очень хорошо относился к девушке, ему всегда приятно было ее видеть, он всегда скучал, пока ее не было рядом – но теперь, после давнишнего ранения он тосковал не только по ней, но и по тем мгновениям сладости, того наслаждения, которое она способна дать.

Кира подхватила задранную тунику за края и сама сняла ее через голову, оставшись перед своим избранником полностью обнаженной.

– Как ты красива! – восхищенно выдохнул он.

– Как невероятно красива…

Об этом говорили не только его губы, но и руки, проникшие в согревающий врата наслаждения мех, нащупавшие заветную щель, осторожно тронувшие ее.

Девушка схватила и с силой сжала его руку – но не ту, что ласкала ее снизу, а другую. Редар нажал пальцем немного сильнее, раздвигая нижние губы, ощутил горячую влажность.

– Я твоя, долгожданный мой, – прошептал Кира. – Я твоя и всегда буду только твоей. Возьми меня, единственный. Возьми.

Охотнику не меньше, чем девушке, хотелось слиться с ней в единое целое, но он помнил, как до обидного быстро заканчиваются эти мгновения счастья, а потому пытался оттянуть конец как можно дальше, растянуть наслаждение близости до бесконечности. К тому же, ему нравилось просто смотреть на обнаженное тело внучки здешней Правительницы.

И он не поддался первому порыву, нет – он стал целовать ей груди, живот, глаза, губы, одновременно продолжая ласкать ее рукой, не позволяя своей плоти захватить власть над разумом, любуясь принадлежащей ему девушкой.

Она действительно более не принадлежала себе – она отдавалась ему целиком и полностью, послушно откликаясь на прикосновение губ, на более сильное или легкое нажатие пальцем, на его скольжение. Ее тело билось, словно в судорогах, – но она ни единым словом или движением не оспаривала его права делать с ней все то, чего он только пожелает. И это ощущение своей власти, сопереживание ее наслаждению и покорности доставляли ему никак не меньше счастья, чем просто проникновение в нее своей окаменевшей плотью.

Временами девушка обмякала, словно упавшая на пол туника – и даже дыхание ее исчезало почти полностью, а зрачки закатывались под веки и не реагировали ни на движения перед лицом, ни на свет. Впрочем, под его поцелуями она снова оживала и, наоборот, становилась буйной – рычала и металась, трясла головой, кусала его за плечи, выкрикивала что-то невнятное.

Однако, как ни хотелось охотнику растянуть эти прекрасные мгновения до бесконечности, он начал испытывать в своем теле, отрезанном от желанной цели, самую настоящую боль. И тогда он тоже скинул одежду, опустился рядом с Кирой и осторожно, нежно вошел в нее.

Впрочем, нежно все равно не получилось – девушка огласила пещерный город громким криком, вонзила ногти в его бедра и рванула их к себе, еще и еще раз, словно собираясь прибить себя его окостеневшей плотью насквозь. Второй раз из уст девушки вырвался крик, когда его тело выплеснуло из себя горячую волну, – она крепко-крепко обняла Редара и прижала к себе с такой силой, что он даже вздохнуть не мог, и так застыла на очень, очень долгое время. У него уже потемнело в глазах, когда объятия разжались, и он смог с огромным облегчением вытянуться на постели.

Немного придя в себя, Редар испугался, что девушку может обидеть его холодность – получил все, чего хотел, и отвалился. Он придвинулся к Кире, повернулся на бок, положил руку ей на грудь – но она уже спала. Да так крепко, что ни на какие прикосновения не реагировала. Пожалуй, случись сейчас в городе пожар – даже он не сможет разлепить внучке Правительницы веки.

– Спи, Кира, спи, – кивнув прошептал Редар. – Но я все равно хочу сказать тебе, что в этом мире ты самая прекрасная, ты невероятная, ты неповторимая. И мне не нужен и никогда не будет нужен никто, кроме тебя. Клянусь…

Утром Редар первым делом взялся за изготовление смеси. Кира, обняв руками колени, сидела на покрывале и наблюдала за ним. Сейчас она выглядела удивительно домашней, хотелось подхватить ее на руки, прижать к себе и остаться так навсегда.

– Реди, ты опять будешь с этой черной гадостью возиться?

– Да, маленькая, – со вчерашней ночи ему очень понравилось ее так называть. – Ой, да я же тебе не сказал! Кира, ты не поверишь!

– Поверю, – твердо сказала она. – Тебе – поверю.

– Я сделал, Кира, сделал! – Кого?

– Креггову мечту. Погибель смертоносцев и муравьев.

Кира досадливо поморщилась. Опять он со своей фантазией! Вот что значит почти целые дожди прожить с безумцем. Сам заразился. Хотя…

Редар понял все по ее глазам, но не расстроился – сегодня такие пустяки не могли его огорчить, – а лишь азартно бросил:

– Не веришь? Ну, сейчас увидишь.

Он быстрыми, точными движениями растер в скорлупке молодой побег уаугу. Тягучие капельки смолы заблестели на дне. Редар придвинул поближе светильник. Он до последней капли выверил состав, потом слил нефть и ореховое масло в одну большую скорлупу. Отщипнул от комка истрепанной паутинной ткани кусок, старательно измазал его в смоле, подтерев все до капли. После чего погрузил в состав, подержал, пока комок не впитал в себя достаточно смеси. Аккуратно присоединил фитиль.

– А теперь – смотри!

И снова огненный заряд прочертил полутьму комнаты, прилип к стене, засверкал яростным пламенем, поток горящего состава устремился вниз, искры летели во все стороны. От стены потянуло жаром. Наконец, комок догорел, прибавив еще одну черную дорожку из сажи, упал вниз.

Кира молчала. Такого ей еще никогда видеть не доводилось. Она поверила, сразу и бесповоротно. Редар, ее Редар, победит всех муравьев, а потом прогонит всех смертоносцев и освободит людей! И станет царем, великим правителем, таким же, как легендарный Найл!

– Видела?

Не сразу к девушке вернулся дар речи.

– Вот это да! Реди, это просто здорово, огонь, искры, дым… Ты показывал бабушке?

– Пока нет, обещал сегодня, когда будет все готово.

– Ух, ты! А мне можно посмотреть?

– Нет, Кир, не надо. Мы будем пробовать на настоящих муравьях, наших врагах. Если что-то пойдет не так, и они успеют взобраться на заграждение… Не хочу даже и думать.

Кира поняла, что спорить бесполезно. Впрочем, хитрости и умения управлять людьми ей было не занимать – наследство от бабушки. Внешне равнодушно она спросила:

– А где?

– Что где? А, испытание! На Привратном заслоне. Как раз после полудня шестиногие обычно проверяют нашу бдительность. Вот мы им и покажем.

Сначала Редар наведался к Правительнице. Айрис была в хорошем настроении – вчерашняя беседа с охотниками песков заметно приободрила ее. Они пообещали и впредь снабжать пещерный город мясом, причем без всяких условий. Айрис пыталась настаивать на оплате, но никто из них не согласился, хотя и видно было, как некоторые колеблются. Договорились – в долг.

На исходе ночи Римал проводил их за цепь муравьиных дозоров. Все снова прошло благополучно, на этот раз ни один муравей не заступил им дорогу.

– Я сделал смесь, Правительница, – сказал Редар в конце разговора. – Жду твоих распоряжений.

– Тебе нужно что-то еще?

– Я хочу сделать закрывающуюся посудину с пробкой и дыркой для фитиля, куда будет наливаться смесь. Она должна легко разбиваться при ударе и не пропускать влагу. Скорлупа – неплохой вариант, но все же она слишком прочная. Я думаю, лучше всего подойдут сосуды из необожженной глины.

Айрис кивнула.

– Ясно. Тогда тебе прямая дорога к мастеру Овану. Объяснишь ему, что и как, – скажешь, я приказала.