Одиннадцать сердец

Глава 15. Хардавальда и Лиобронд

Алан вошел в довольно шумное место, где встречались гарпии самых разных цветов. Можно было невольно затеряться в таком фонтане красок. Помещение напоминало грот, здесь эхом разливалась музыка барабанов, которую исполняли гарпии-музыканты в углу. За стойкой стоял мужчина-гарпия, он разливал желающим разные напитки.

Хардавальда сидела в дальнем углу с большой кружкой, ее внимание было как будто полностью приковано к музыкантам, но голубые глаза словно смотрели сквозь соплеменников. Алан узнавал этот потерянный взгляд, он встречал его иногда в отражении воды.

— Налейте мне чего-нибудь, — обратился Алан к гарпии, работнику этого места. Тот выразительно уставился на него, и потер когтистой лапой барную стойку.

— А есть чем платить?

— Ты не видишь, это гости? За них платит совет! — сказал кто-то рядом. Алан обернулся и узнал ту самую гарпию, что показывал им город сегодня днем. Он сидел в компании друзей, и на лице была какая-то не совсем доброжелательная улыбка. Алану это выражение лица не понравилось.

— Ах, гости! Тогда для вас только лучший напиток! Пещерный Грог!

На стойку опустился стакан, наполненный какой-то вязкой пахучей жидкостью. Алан постарался не показывать на лице никаких эмоций.

— Спасибо, — проговорил он, и взял стакан в руку. Гарпии выразительно посмотрели ему вслед. Авеликус прав, эти точно могли выклевать печень и не подавиться.

Он не собирался это пить, а скорее использовать как прикрытие. Алан больше волновался за Айрин, которая войдет вслед за ним. Зря она за ним увязалась, в этом месте ей нечего делать. И если с ней что-то случится, то Эшер, наверное, убьет его.

Волнение проступило на лице Алана, но окружающие гарпии приняли это на свой счет и усмехались над ним, провожая взглядом до столика, где сидела Хардавальда. Когда он подошел ближе и уже было собирался спросить, можно ли присесть, та, не поднимая головы, бросила:

— Следил за мной от самого храма?

Алан сел напротив нее и покачал головой.

— Нет, я…

— Ненавижу, когда мне врут, — она подняла голову, ее глаза были уверенными, взгляд изучающий. В «Жерле» она была в своей тарелке, в отличие от храма. Да и ее кружка уже опустела наполовину.

— Прости, — вздохнул Алан, отодвигая свой стакан в сторону. — Просто ты сказала, что твой отец великан, и я…

— Дай угадаю, твой папочка тоже великан? — она посмотрела ему в глаза недовольно.

— Да, но я никогда его не знал, — Алан пожал плечами. И на что он надеялся? Что если Хардавальда полукровка, то у них обязательно найдется общий язык? Как глупо.

Хардавальда сделала глоток из своей кружки и вытерла рот рукавом. Затем посмотрела в сторону стакана Алана и поморщилась.

— Богиня, что они тебе налили! — она возмущенно глянула в сторону стойки. — Эй, Раун, иди быстро сюда!

Алан удивленно посмотрел на гарпию-бармена, который сразу же растерялся после окрика Хардавальды.

— Что? Повторить? — он вышел из стойки и подошел ближе к столику Хардавальды. Женщина взяла стакан Алана и бросила в стену. Стакан разбился со звоном, оставляя на сером булыжнике темное пятно. Музыка тут же смолкла, и больше дюжины гарпий затихли, глядя на Хардавальду.

— Я сейчас тебе повторю! Возьму вот эту соломинку и вытащу твой мозг через ухо. Ты думаешь, это смешно?

— Я не… — гарпия бледнел на глазах.

— Это потому что он полукровка, да? Что он не может, подобно вам, подняться в небо и полететь?

— Я не хотел тебя обидеть, Харда! — крылья Рауна поникли, как и он сам.

Хардавальда встала в полный рост и нависла над гарпией как скала. Ее взгляд вгонял под кожу холодные иглы.

— Обращайся с гостем подобающе. Сейчас ты принесешь ему сладкую пену из лучших запасов. И даже не смей думать плюнуть в кружку, иначе ты потом замучаешься счищать свои сопли со стола. Понял?

Она злобно чеканила каждое слово. Раун поспешил выполнить ее просьбу и удалился. Несколько гарпий поспешили покинуть «Жерло».

— Я… — Алан не знал, что сказать, когда Хардавальда села на место. — Эти гарпии тебя уважают…

— Боятся, ты хотел сказать? — усмехнулась Хардавальда. Она заметно успокоилась. Наверное, ей нужно было выплеснуть все эти эмоции после храма. — Потому что я редкое существо на этой горе с руками. Гарпии умеют справляться своими лапами, но я более ловкая и быстрая. Но это не спасло меня теперь. Меня хотят отдать вам, чужакам, для каких-то ритуалов.

— Все не совсем так… — попытался сказать Алан, но Хардавальда перебила его.

— Моя мать была гарпией. Лучшей охотницей. Но однажды она попала в бурю и упала. И погибла бы, если бы не великаны. Они выходили ее и спасли жизнь. Там она встретила моего отца, и они полюбили друг друга. Однако они не могли жить вместе, они принадлежали разным мирам. И мама забрала меня собой, когда мне исполнилось шесть. Отец присылал мне подарки, пока не погиб…

Алан умолк, ожидая, что Хардавальда скажет что-то еще, но и она замолчала. Ее взгляд впился в пятно от отвратного напитка на стене.

В дверях появилась Айрин, но после выступления Хардавальды ее появления никто и не заметил. Девушка пристроилась в дальнем углу и стала наблюдать за Аланом, и тот постарался сделать вид, что беседа идет по плану.

— И… гарпии приняли тебя?

— Да, — кивнула Хардавальда, все так же разглядывая пятно. — Мне возносили почестей не меньше, чем Избранной. Я была избалованным ребенком, и считала, что все это заслужила, хоть и сильно скучала по папе. А потом моя мать умерла, и никому не стало до меня дела. Тогда-то я и поняла, что все любили ее, а не меня. И мне заново пришлось завоевывать любовь гарпий. Но меня знают только ближе к подножью. А совет… они не знали о моем существовании до этого дня.

Алан смотрел на Хардавальду, пытаясь переварить услышанное. Он не заметил, как на столике появился стакан со «сладкой пеной», как ее назвала полукровка. Хардавальда оказалась совсем не похожей на Алана.

— Ты хотела завоевать любовь и славу этих гарпий? — тихо спросил Алан, глядя в ее глаза. — Зачем?

— Что значит, зачем? — удивилась Хардавальда, затем посмотрела на его кружку. — Пей давай, или я выпью.

Алан поспешил сделать глоток, чтобы не расстраивать ее. Жидкость оказалась приятной, похожее на эль, что он пил в человеческих городах.

— А твое детство каким было? — спросила она. — Как ты оказался среди древних?

Полувеликан никому не рассказывал всей своей истории. Но почти никому никогда и не было интересно. Древние пытались быть тактичными и не задавали много вопросов о его прошлом, понимая, что там явно что-то было сложное, раз Алан сидел в королевской тюрьме.

— Ты что, дар речи потерял? — требовательно смотрела на него Хардавальда. — Я тебе всю свою историю рассказала, твоя очередь. Не смей отмалчиваться.

У Хардавальды было какое-то свое понятие об общении. Алан глубоко вздохнул.

— Даже не знаю, с чего начать…

Хардавальда сокрушенно вздохнула, быстро разочаровываясь в своем собеседнике.

— И за тем ты шел за мной? Чтобы сидеть тут, надувшись? И портить мне настроение в последний день, когда я дома?

— Я… — Алан снова постарался что-то сказать, но Хардавальда продолжила.

— Послушай, я бы тебе вмазала как следует, может это тебя бы сделало более общительным, и меня напрягает та шпионящая девица за моей спиной!

— Но…

— Да, собеседник из тебя так себе! — Хардавальда допила кружку до конца и поставила ее на стол. Она явно уже собралась уходить.

— Постой, — Алан привстал, пока Хардавальда не ушла. — Да, я могу рассказать о себе.

— Ну, расскажи, — Хардавальда устроилась поудобнее и попросила повторить заказ.

Алан еще с минуту пытался придумать, с чего начать, но увидев, что у Хардавальды кончается терпение, выпалил:

— Я был когда-то очень известен…

Алан потом будет думать, почему начал именно с этого. Хотел впечатлить Хардавальду, которая жаловалась на недостаток внимания и славы в своем детстве? Или даже собирался поддеть ее: «Я выходил на сцену и люди приветствовали меня, а в тебе видели пустое место», пытаясь скрыть за этим всю свою боль. Хардавальда ему не понравилась, и он невзлюбил ее. Не так, как своего главного врага жизни Мартина, но как того тыкающего в него зонтиком клоуна, всегда умело находящего больное место. Потом он понял, что просто хотел быть на ее месте. Знать отца, и получать подарки. Иметь мать, которую любят и уважают, а не называют варваркой и не плюют в спину на рынке. Тихо и незаметно расти. Он не думал в тот миг, что и Хардавальде было нелегко. Что потеряв обоих родителей, ей было одиноко и ей хотелось получить хоть немного внимания. В тот миг Алану хотелось, чтобы Хардавальда завидовала ему.

— Был известен? Ты брешешь! — не поверила она.

— Нет, правда, — покачал головой Алан. — Я путешествовал с цирком. Много людей в разных городах собиралось на наши выступления. Мое имя было на плакатах. Наверное, и сейчас кто-нибудь говорит: «жаль, что Алан больше не выступает»…

Ему быстро стало стыдно за свои слова, особенно когда он увидел взгляд Хардавальды — отстраненный, будто направленный в глубь себя. Он сам стал клоуном с зонтиком. Ему захотелось взять свои слова назад.

— А потом что случилось? Почему ты ушел из цирка? — Хардавальда и завидовала ему, и была увлечена его словами. И от того Алан чувствовал себя плохим человеком. Айрин ошибается, он не заслуживает ничей доброты. У Хардавальды даже не возникло мысли, что он покинул сцену, потому что его могли выгнать, или, например, что его в кандалах отправили на рудники. И, что самое ужасное, ему опять предстояло солгать, ведь не скажешь, что он убийца.

— Да как-то мне это надоело…

— Чепуха, — Хардавальда словно раскусила его ложь. — Не может такое надоесть! Было что-то еще… Дай угадаю, ты влюбился!

— Что? — Алан замер, чувствуя, будто его видят насквозь.

— Судя по твоей реакции, я угадала! — Хардавальда радостно хлопнула в ладоши. — И из-за нее тебе пришлось покинуть цирк, да?

— В каком-то смысле так и было, — кивнул Алан, радуясь, что не нужно вдаваться в подробности. — А потом я встретил Айрин и ее компанию. В той стране, где я… остановился, правит королева, которая нашла такую силу, которая может разрушить наш мир. И я решил помочь Айрин. Мою кровь, как и твою, используют, чтобы разрушить сильнейшее заклинание.

— Вот как. Ты так говоришь, будто вы на полном серьезе спасаете мир, — протянула Хардавальда.

— Возможно, потому что так и есть, — Алан посмотрел в свою кружку, к которой он едва притронулся. — Но вообще, я это делаю, потому что обязан Айрин жизнью. Я хочу исправить прошлое, доказать себе, что я могу стать хорошим человеком. Пока я вижу, что удивительно далек от этой цели.

Хардавальду совсем не смутила такая откровенность:

— Знаешь, желание спасти мир из чувства вины не сделает тебя хорошим. А вот желание помочь другу — очень даже.

Алан впервые улыбнулся за их беседу, улыбка правда вышла слабой.

Хардавальда поднялась из-за стола, словно получила все, что хотела из этой беседы. А Алану больше не о чем говорить не хотелось. Только спрятаться где-то наедине со своими самоуничижительными мыслями.

— Ну и как все прошло? — спросила Айрин, когда они с Аланом покинули «Жерло». Хотя она и так все прочитала на его лице. Зачем спрашивать? Но Айрин к нему хорошо относилась, поэтому он объяснил.

— Могло бы и лучше. Возможно, с ней стоило говорить тебе, а не мне…

И Алан поспешил уйти, оставляя растерянную Айрин одну.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

На следующее утро маскарен Нерак разбудил нас. Мне ужасно не хотелось покидать объятья Эшера, но мысль о том, что завтра мы уже проснемся не в этой пещере, придала сил и заставила собираться.

— Я, надеюсь, вам у нас понравилось, — говорил маскарен, встречая нас у выхода, когда мы несли свои вещи. — Человеку сложно жить среди птиц, думать, что он забрался так высоко, но все равно гарпии могут подняться выше него.

— Как хорошо, что я боюсь высоты, и меня не мучают эти мысли, да, Айрин? — отшутился Эшер, сжимая мою руку. Я сомневалась, что он действительно боится высоты.

— Нет ничего лучше, чем возвращение домой, — на распев сказал Нерак. — И, все-таки, если захотите вернуться, мы с Етинед постараемся организовать куда более достойный прием.

— Возможно, мы когда-нибудь вернемся, — улыбнулась я искренне. Поселение гарпий мало чем отличалось от других городов обычных людей. Зачастую странные нравы, объяснимые нашим отличием в традициях. Что-то, что могло показаться нам грубостью, для них было в порядке вещей, и наоборот. Если бы не вся эта история с камнями, я, возможно, пожила бы на этой горе годик другой, написала бы книгу о гарпиях, о их традициях и нравах, а потом читала бы в столичном университете лекции, а студенты глядели бы на меня как на ополоумевшую старуху, перенявшую некоторые привычки от гарпий, и тем сильнее убедились бы в своих взглядах, когда я начала бы есть сырую печень во время перерыва…

— Я был рад встретить вас снова, — так же искренне ответил Нерак. — Я буду в каждой песне желать вам удачи в вашей миссии.

На этом мы простились с Нераком. Остальные тоже покинули свои пещеры. Мы еще раз посетили утреннюю песню. Во второй раз это зрелище было не менее впечатляющим, чем в первый. После наш сопровождающий Жан сообщил нам:

— Лиобронд и Алис живут у подножья горы. Если вы не сможете уговорить Лиобронда, то мы с Хардавальдой вернемся на гору, пока вы не найдете кого-то другого.

Так Жан нам достаточно прямолинейно сообщил, что не собирается с нами путешествовать по горной гряде в поисках отпрыска гарпии и подземника. Я понимала его, меньше всего на свете хотелось сейчас лезть куда-то под землю. Я уловила решительный взгляд Риливикуса, который был готов применить любые методы, чтобы уговорить Лиобронда последовать с нами.

Дорога до жилища Лиобронда заняла два часа, спускаться с горы было гораздо сложнее, чем подниматься. Жану этот спуск давался легко, он все это время провел в воздухе, летая вокруг нас, словно насмехаясь над тем, что у нас нет крыльев. В самом деле, он просто летел вперед и возвращался к нам, чтобы предупредить, есть ли на пути дикие животные или прочие опасности. Так я убеждала себя, хотя помнила, что в день нашего подъема никаких зверей не было.

Хардавальда, которая позволила себя называть просто Хардой, преодолевала этот спуск тоже достаточно легко. Для нее это был не первый спуск с горы. Во время нашего пути она отвечала на вопросы Реливикуса и Ренефрии, которые пытались дружелюбно расспросить Харду. Наверное, я зря думала, что нашей новой знакомой будет нелегко, она вполне уверено рассказывала о себе. Я хотела спросить у Алана, что же такое случилось у них вчера, потому что чувствовала от него напряжение всю дорогу. Сама я ничего не смогла услышать из их разговора в «Жерле» из-за стуков барабанов.

— Я с матерью несколько раз спускалась с горы, чтобы встретиться с отцом, — рассказывала о себе Харда. — Но потом в племени великанов началась война, и больше он не мог прийти к нам, и даже оставить послание. А потом я спускалась с горы, чтобы помочь добыть какие-нибудь ресурсы. Но я никогда не уходила слишком далеко от гряды, не была в вашем лесу, и, тем более, в мире, где живут люди. Только слышала разные сказки. Наверное, и мы для людей сказочные создания.

— А ты никогда не хотела отправиться туда, на восточные земли? — интересовалась Ренефрия. Харда качала головой с таким видом, будто ничего глупее в жизни не слышала.

— Для чего? Я там ничего не знаю, и меня никто не знает. Я всегда в первую очередь старалась думать о племени. Я и людей с древними до сегодняшнего дня не встречала, только слышала, что первые необычайно грубы, а вторые творят темные вещи. Но, — она засмеялась, увидев наши вытянутые лица, — я не особо в это верю.

— А зря, — сказал Ходжекус, посмеявшись.

В какой-то момент, когда мы уже практически дошли до подножья горы, нам на встречу вышла девочка. Ей было около двенадцати, худенькая, немного не складная, с длинными руками. Все ее лицо и руки были усыпаны веснушками, карие глаза светились любопытством. На ней были обноски, перештопанные множество раз вещи, а волосы длинные и запутанные походили на воронье гнездо. За ее спиной был лук и колчан со стрелами, а на бедре висел такой большой моток веревки, что мы удивились, как она не заваливается под его весом на бок.

— Привет! — крикнула она и помахала рукой. Жан приблизился к ней первый и пригляделся.

— Алис?

Девочка кивнула, затем бросила любопытный взгляд в нашу сторону. Она встала на носочки, чтобы за спиной гарпии разглядеть всех.

— А ты Жан? — девочка посмотрела на гарпию. — Я видела тебя наверху пару раз.

— Ты бывала наверху? — Хардавальда подошла следом. — Что-то не припомню тебя…

— Я помню, — ответил ей Жан, затем повернулся к Алис. — Ты приходила обмениваться с нами каждую неделю. Но я не видел тебя полгода, думал, что-то случилось.

— Случилось, — девочка опустила голову. — Мама умерла, и мне нужно было приглядывать за отцом.

Жан явно расстроился из-за этой новости, но старался не забыть о своей миссии.

— Сочувствую. Этим древним как раз нужно поговорить с твоим отцом. Ты наверняка уже знаешь о чем.

Девочка кивнула, на ее лице снова появилась улыбка.

— Да. Надеюсь, он согласиться пойти с вами. Он всегда мечтал о чем-то подобном, пока…

— Алис? — раздался крик вдалеке. Девочка выпрямилась и тут же побежала на крик.

— Бегу! — крикнула она, а затем подмигнула нам, прежде, чем скрыться за поворотом.

Не успели мы обсудить увиденное, как пройдя немного вперед, обнаружили неплохо выстроенный дом. Здесь был огород, вокруг важно ходили куры. Чем-то мне этот дом напомнил жилище спятившего Норберта. Но не своей причудливостью, а тем, что тоже находился в глуши, рядом с обрывом.

На пороге дома сидел невысокий мужчина, чей возраст недавно перевалил за четвертый десяток. У него были густые светлые волосы и достаточно неаккуратная пышная борода. Одежда на нем тоже была довольно заштопанная и поношенная, а на одном ботинке виднелся через дырку большой палец. Его серые глаза были очень грустными, как будто он уже успел и за Чертой побывать, и встретиться с Аквилегией, и пережить несколько битв. Глядя в эти серые глаза, я почувствовала такое уныние, будто никогда больше не взойдет солнце, и все человечество обречено на смерть. Вокруг его запястий желтыми браслетами росли обрубки перьев, которые он явно самостоятельно обрезал, оставив недавно зажившие шрамы. Выглядело это ужасно. Глубоко вздохнув, я подумала о том, что в нашем отряде как будто мало людей, переживших в прошлом трагедию и несчастье.

Он лениво переводил взгляд от одного древнего к другому, задерживая его ровно на столько, чтобы заразить унынием каждого. Немногие могли выдержать его взгляд и сохранить на лице улыбку. Алан вообще как-то опасно подошел к краю обрыва, и я на всякий случай приготовилась его ловить каким-нибудь заклинанием.

— А вот и вы, — сказал он таким голосом, словно мы пришли к нему с кандалами, чтобы отвести на казнь.

Все повернулись к Риливикусу, давая ему слово. Предводитель нашего отряда, окрыленный тем, что он покинул вершину горы и больше не встретиться с Тиарред, которой он так и не смог проникнуться, выглядел бодрее многих, поэтому подошел к мужчине ближе и протянул руку.

— Меня зовут Риливикус. А вы, как я понимаю, Лиобронд.

Лиобронд не протянул ему руку, вместо этого просто кивнул. Он позвал Алис, чтобы она «принесла что-нибудь для гостей, что там принято», и уставился на нас, ожидая, что скажет Риливикус.

Риливикус, убрав руки за спину, начал пересказывать историю про камни, про необходимость остановить королеву и уничтожить камни, пока те не уничтожили весь мир.

— Ваша кровь очень поможет нам и многим существам на этой планете. Пожалуйста, отправьтесь с нами, это путешествие не займет больше месяца.

Я ждала, что Лиобронд скажет, что ему нет дела до других людей и этой планеты. Но вместо этого он обратился к Алис, которая в это время разливала чай по кружкам.

— Как думаешь, мне стоит согласиться?

Алис отложила чайник, потому что дальнейшие слова сопровождались насыщенной жестикуляцией.

— Конечно, папа, соглашайся! Ты же станешь героем, увидишь мир. Потом вернешься и все мне подробно расскажешь. И я смогу на вершине всем говорить: «мой папа путешествовал на восток, он встречал королей и королев, сражался со злом и спасал мир»!

Ее голос был так наполнен вдохновением и энтузиазмом, что любой бы от этих слов наполнился энергией, которой бы хватило, чтобы повернуть землю вспять. Но Лиобронду этого хватило лишь на слабую улыбку.

— Но что будет с тобой? Меня долго не будет, а ты останешься одна.

— На вершине горы обо мне позаботятся. Да и за хозяйством я смогу присмотреть, — Алис ничуть не пугало то, что она останется в этом доме одна.

— А… если я вдруг не вернусь? — он посмотрел на Риливикуса. — Ведь я могу и погибнуть, так ведь?

Риливикус застыл, не зная, лучше солгать или сказать, как есть.

— Да, погибнуть может любой из нас, — все-таки сказал честно древний.

— Ты не умрешь, — качнула головой Алис, положив отцу руку на плечо. — Не думай об этом. Это путешествие, напротив, сделает тебя живым.

— Не знаю… — Лиобронд с недоверием смотрел на нас. Но скорее он не верил себе, что хоть что-то в этой жизни способно вернуть его к жизни. — А что ты думаешь об этих людях, Алис? Точнее древних.

— Я думаю, их намерения чисты, — ответила Алис, улыбаясь.

Лиобронд еще некоторое время задумчиво смотрел на дочь, потом сделал глоток чая и тяжело вздохнул.

— Ладно. Я соглашусь отправиться с вами. Но чем раньше я смогу вернуться домой, тем лучше.

Риливикус пообещал, что сделает все возможное, чтобы приблизить день возвращения. Лиобронд отправился собирать вещи в дом, а мы остались пить чай и общаться с Алис. Она оказалась не по годам умной и проницательной девочкой. Оглянувшись на дом, та прямо сказала нам:

— Это путешествие может заставить его снова стать тем человеком, каким он был до смерти мамы. Поверьте, он был совсем другим человеком. Я хочу, чтобы он снова мог быть счастливым.

Она поведала нам, что до смерти своей жены, Лиобронд часто делился со своей семьей мечтами о том, как они втроем отправятся в путешествие. Он хотел этого с самого детства, это подтверждали все его рассказы о попытках в детстве научиться определять сторону света по звездам и по мху. Я смотрела на эту девочку, и думала, как и многие в нашем отряде, что не могу подвести ее. Теперь, среди прочего, мне хотелось, чтобы Лиобронд в конце концов вернулся к дочери, и на его лице, впервые за эти долгие месяцы появилась в глазах улыбка.

Потом из дверей дома вышел совсем другой человек, и если бы не та же вселенская грусть в серых глазах, то я бы и не узнала Лиобронда. Он сбрил бороду и отрезал волосы, и теперь мы заметили, что у него крупный нос, круглое лицо и ямочка на подбородке, которая, наверняка, добавляла ему привлекательности в молодости, но сейчас терялась на фоне осунувшихся черт лица и бледной кожи. Так же он надел удобную одежду и более менее целую обувь. И хорошо, иначе до Лигнесы он бы скорее добрался босиком, чем в тех обносках. При себе мужчина имел небольшую сумку, в которой уместился весь его скарб.

Он еще долго прощался с дочерью, раздавал ей указания, и пару раз был близок к тому, чтобы всех послать и вернуться в дом и не выходить из комнаты месяц. Но, все-таки, мужчина пересилил себя, и, поцеловав в макушку Алис, он сказал дочери:

— Если я не вернусь, не выходи замуж за гарпий.

Алис только рассмеялась.

К вечеру того дня громадная гора осталась за нашими плечами. До нашего главного испытания оставалась только одна встреча. Ануир, еще сам того не зная, ждал нас.